Аннотация: Писателя Владимира Арсеньева, верного друга таёжного охотника Дерсу Узала, чекисты сочли великодержавным русским шовинистом и японским шпионом по совместительству. Доказательство обнаружилось позднее - фильм Акиры Куросава.
Гольд написан Вами отлично,
для меня он более живая фигура, чем "Следопыт".
Более художественен. Поздравляю Вас.
Максим Горький
О сложных взаимоотношениях нашего знаменитого писателя и исследователя Дальнего Востока с чекистами, что началось практически сразу с приходом к власти большевиков, отныне можно прочитать в различных источниках. Вот что пишет об этом журналист Игорь Козлов в краткой, но интересной статье "Владимир Арсеньев":
"...Новое правительство России назначило Арсеньева комиссаром по инородческим делам Приамурской области. Чтобы узнать, как живет коренное население, Арсеньев отправился в глухие места к северо-востоку от Амура. В его отряде было всего три человека. Один из них - недоучившийся студент Куренков. Позже обнаружилось, что его настоящая фамилия Липский, а основная его задача - пристально следить за Арсеньевым и обо всем докладывать в ЧК..."
Речь идёт о назначении уже хорошо известного в России исследователя Дальнего Востока в апреле 1917 года комиссаром по инородческим делам, ещё в период Временного правительства. Точнее - в период "двоевластия" между Февральской революцией и Октябрьским контрреволюционным переворотом, когда второй властью считался пробольшевистский Петросовет. Разумеется, бывший студент Альберт Липский, присвоивший себе личность татарина Куренкова, чтобы уклониться от фронта (многих татар в "тюрьме народов" на войну не призывали, тюрьма ведь...), не мог тогда работать на чекистов, поскольку ЧК было создано только 20 декабря 1917 года, да и не до сексотов им было в первые месяцы после переворота. Но автор прав в том смысле, что будущий советский этнограф Липский, он же Куренков, впоследствии известный клеветник на Арсеньева, уже к началу Олгон-Горинской экспедиции 1917 года наверняка имел крепкие связи с влиятельными большевиками, которые во главе с Лениным и Троцким готовились тогда смести Временное правительство и захватить в стране власть в обмен на сепаратный мир с Германией. Боевые дружины Красной гвардии, их кадровый и командный состав, в целом были сформированы ещё в период первой русской революции 1905 года. По стилю и методам они практически не отличались от боевой организации эсеров. У российских революционеров были свои люди в разных регионах России, и впоследствии многие из них пополнят ряды ЧК. Можно сказать, что террористический прообраз ЧК существовал задолго до официального создания этой организации в декабре 1917 года, поэтому не надо удивляться их методам. Видимо, кто-то из будущих чекистов, возможно это был Терентий Дерибас, за небольшие информационные услуги помог молодому Липскому стать Куренковым, и не только в этом... Отсюда столь быстрый карьерный рост последнего, едва ли соразмерный с реальными талантами в науках.
После смерти В. К. Арсеньева в 1930 году Липский-Куренков, штатный и платный сексот ОГПУ с 1920 года, принимавший живейшее участие в жестоком подавлении нескольких антибольшевистских восстаний коренных народов и русских староверов, и даже побывав в 1931 году председателем внесудебной расстрельной "тройки" ОГПУ, будет награждён именным "маузером" и станет почётным работником органов ВЧК - ОГПУ - НКВД... Во время "чисток" 1938 года его слегка (по тем временам) репрессируют на 5 лет абаканских лагерей, что, впрочем, не помешает пережить Арсеньева на 43 года. Да, по всем признакам мистической реальности, заслуженный чекист и этнограф Липский-Куренков, откосивший некогда от фронта под видом томского татарина, был настоящим "чёрным человеком" писателя Арсеньева.
Подробнее о чудовищных злоключениях нашего знаменитого исследователя российского Дальнего Востока и его уничтоженных родственников, друзей и сотрудников можно прочитать в содержательной книге А. А. Хисамутдинова "Владимир Клавдиевич Арсеньев. 1872-1930".
Чем же заслужил столь пристальное внимание большевистской власти один из самых экологически и этнически образованных людей своего времени? Ведь только злобным идиотам могла прийти в голову мысль, что писатель, чьи произведения проникнуты беспредельным уважением к коренным таёжным народам, является великодержавным шовинистом. Исследования последних лет, в основном журналистские, позволяют немного прояснить этот вопрос в пользу версии о дореволюционных истоках проблем Арсеньева с чекистами. Это связано с секретными мероприятиями Российской империи в Дальневосточном крае.
Известно, что пехотный офицер В. К. Арсеньев был откомандирован из Царства Польского во Владивосток 1 мая 1900 года в чине поручика. Принимал активное участие в подавлении Боксёрского восстания 1990 года, за что был награждён серебряной медалью "За поход в Китай", которой награждали только тех, кто принимал участие в боевых действиях. Война России с Японией застала будущего писателя и путешественника уже опытным офицером армейской разведки. Его биограф Г.Г. Пермяков, автор книги "Тропой женьшеня", пишет об этом периоде в своём очерке "Пропавшая карта":
"...Русско-японская война, непродолжительная, но кровопролитная, стала серьезным испытанием профессиональных качеств офицера русской армии Арсеньева. В годы войны он стал командиром батальона разведки, так называемого Летучего отряда. За проявленные мужество, завидную выдержку и умелые действия Арсеньев был удостоен нескольких наград. Надо полагать, что проявить в полной мере свой талант боевого офицера ему помогли прекрасное знание местности и умение ориентироваться в сложных условиях Приморья ..."
Весной 1911 года в Санкт-Петербурге штабс-капитан, исследователь и путешественник Владимир Арсеньев во время своей лекции в Генштабе лично встречался с императором Николаем Романовым, и через несколько дней, 9 апреля, был принят закон о создании контрразведывательных отделений. К этому времени в Приморье возникла острая необходимость борьбы с массовым проникновением выходцев из Китая, резко возросшая осенью того же года в связи с Синьхайской буржуазной революцией. После свержения ига маньчжуров, их родовые таёжные территории на севере страны, в прошлом ревниво оберегаемые маньчжурскими чиновниками, стали легко доступны многим предприимчивым и не всегда законопослушным китайцам. Разнородный криминальный поток, хлынувший из Поднебесной, стал широко захлёстывать и сопредельные российские территории, оживлённые строительством Транссибирской магистрали. Постреволюционное китайское правительство негласно стимулировало данный процесс. Так обозначился откровенный вызов российским властям, сильно рефлексирующим после недавнего поражения в Русско-Японской войне. Реализацией секретного противодействия китайскому нашествию и стал заниматься штабс-капитан В. К. Арсеньев под началом и покровительством Приамурского генерал-губернатора П.Ф. Унтербергера. С 1911 года его деятельность стал курировать Н. Л. Гондатти, сменивший Унтербергера на губернаторском посту. При непосредственном полевом руководстве Арсеньева секретные военно-экспедиционные мероприятия продолжались с 1911 по 1915 год, и в Приморье не было офицера более информированного в вопросах незаконной этнической экспансии, в этом можно не сомневаться. Особенно результативным стал второй "Особый поход" 1912 года, когда его отряд, часто с применением оружия, задержал и выдворил сотни хунхузов: браконьеров, производителей опиума и просто бандитов, занимавшихся рэкетом в стиле традиционных китайских триад.
Фотография из сентябрьского номера журнала "Природа и Охота" за 1905 год.
Вот здесь возникает ряд вопросов. Не этот ли этот "пролетарский" контингент из сопредельного революционного Китая, уже адаптированный в российских реалиях, через несколько лет вольётся в состав многочисленных китайских наёмников, воевавших на стороне Красной армии? По российским источникам их было порядка 30, а по китайским - порядка 70 тысяч. Ведь это целая армия восточных интервентов! Но каким образом они оказались в европейских районах России, тем более в столицах, о чём писала Зинаида Гиппиус в своих "Чёрных тетрадях", шокируя современного читателя темой людоедства. Перебросить по железной дороге с Дальнего Востока столько военнослужащих в условиях гражданской войны было совершенно невозможно, поскольку основные военные действия как раз и разворачивались в районе Транссиба.
Ответ на заданный вопрос будет неожиданным: китайских пролетариев во время гражданской войны никто не привозил с Востока, потому что они уже давно находились в северных регионах России, кстати - рядом с Петроградом. Последний в истории начальник Генштаба старой России, Владимир Владимирович Марушевский, арестованный большевиками после Брест-Литовского мира за саботаж против Германии, затем сбежавший из заключения и ставший в Архангельске командующим войсками Северной области, отметил в своей книге "Белые в Архангельске":
"...Мобилизация в безлюдном Мурманском крае давала ничтожные результаты. Попадавшие по призыву в войска пришлые люди из состава рабочих "Мурманстройки" (Мурманской железной дороги) были в состоянии постоянного брожения и сильно пониженной нравственности. Кстати сказать, в составе этих прежних рабочих партий была масса китайцев, которые остались в виде бродяг на всем протяжении железнодорожной линии. Эти элементы были просто страшны..."
В июле 1919 года генерал-лейтенант В. В. Марушевский отправился по Мурманской железной дороге в Финляндию, на встречу с генералом Маннергеймом, тщетно надеясь на финскую военную помощь, увы, уже заблокированную руководством Антанты...
"...Поезд тронулся. Замелькали бесконечные леса и озера богатого Мурманского края. Линия была пустынна. Лишь повсюду встречались шайки китайцев - строителей всей Мурманской линии. И вновь наблюдая эти страшные физиономии из окна вагона, у меня заныло сердце за судьбу тыла маленькой Мурманской армии, тыла, брошенного на произвол судьбы за недостатком сил для его охраны..."
Мурманская железная дорога была введена в строй почти одновременно с вводом в строй Мурманского морского порта, в ноябре 1916 года, и строили эту дорогу в основном пленные австро-венгры и китайские гастарбайтеры. И те и другие после Октябрьского переворота станут иностранными наймитами большевистской власти. Любопытный факт: в строительстве Транссибирской магистрали корейцы принимали активное участие, а вот китайцев вообще не было, несмотря на их массовое присутствие в Дальневосточном регионе. Данная политика проводилась при Николае II из опасениями перед нарастающей китайской экспансией, о которой подробно писал Фритьоф Нансен в свой книге "В страну будущего", изданной в Петрограде 1915 года (в советском издании 1969 года обширная глава об этом была изъята). Но в результате нехватки рабочих рук после начала Первой мировой войны меры в отношении китайского пролетариата изменились, став одним из факторов успехов большевизма.
Фактически, большевики после Октябрьского переворота и Брест-Литовского мира стали причиной не только оккупации России с запада германцами и австро-венгерами, но также и интервенции с востока китайцами. Были или не были среди этих красных манзов отпетые хунхузы в большом количестве - вопрос второстепенный. При любом раскладе у чекистов ДВР имелись весомые причины настойчиво преследовать Владимира Арсеньева, сочиняя скаски про его иностранный шпионаж.
Дело в том, что сам факт массового участия китайцев на стороне РККА периода Гражданской войны впоследствии был тщательно сокрыт в СССР официальной пропагандой. Если про латышских стрелков иногда и вспоминали добрым большевистским словом, то о китайских стрелках, которые своей жестокостью не уступали латышам, молчали до самого последнего времени. И ни в одном фильме, ни в одной книге про Гражданскую войну вы не встретите развёрнутых эпизодов с их героическим революционным участием. Про китайских наёмников застенчиво промолчали даже в период максимального сближения СССР и КНР после Великой Отечественной войны. Объяснение этому лежит на поверхности, но оно не связано с упомянутой жестокостью, столь же обычной для азиатов, как и для большевиков. Дело в другом. Массовое присутствие китайцев в событиях не позволяло советским историкам и пропагандистам создать представление в стране и мире, что своей победой в Гражданской войне КПСС обязана исключительно "восставшим народам России", которые в борьбе против царизма и буржуазии победили не только белогвардейцев, но и проклятых интервентов! А к интервентам советские историки приписывали даже бывших пленных чехов и словаков, в то время как немецких оккупантов армии кайзера Вильгельма II, захвативших в 1918 году примерно те же территории России, что и армия Вермахта в 1941 году, интервентами в СССР никогда не называли. Про красных латышей вопрос вообще не возникал. Все прибалты были, можно сказать, свои да родные, - вот они рядышком, где-то за Нарвой, - угнетённые батраки остзейских баронов, пришли с бывшими угнетателями разбираться в дворянстве российском... Это любой школьник мог понять. Но как объяснить тем же школьникам присутствие десятков тысяч китайцев, воюющих на стороне Красной армии? Вопрос был серьёзный. А вдруг какой-нибудь талантливый писатель возьмёт, да и распишет, словно Бабель, чем этот пролетариат на Дальнем Востоке промышлял до революции. Затем возникнет вопрос: почему хорошо вооружённых китайцев не отправили завоёвывать Польшу, а послали туда своих российских "бумбарашей", наспех собранных да плохо вооружённых.
В абсолютно лживой советской концепции Гражданской войны манзы мазали красный революционный лубок краской неподходящего оттенка. Поэтому все, владевшие максимальной информацией об этом - разумеется, не из числа своих с подписками да доппайками - становились неугодными для большевистской власти. Среди таких людей на российском Дальнем Востоке первым в списке стоял писатель Владимир Арсеньев, хорошо информированный о любых больших перемещениях и действиях китайцев, благодаря личным связям, сохранившимся с дореволюционного периода. Арсеньев просто не мог не знать об этих наймитах кремлёвских вождей; как не мог не догадываться, насколько данная тема взрывоопасна в контексте так называемой "жёлтой угрозы", о которой в Европе и дореволюционной России говорили и писали открыто, но глухо молчали в России коммунистической.
Фотография из августовского номера московского журнала "Природа и Охота" за 1908 год.
Было бы ошибкой думать, что борьба с незаконной китайской экспансией в Приамурском крае началась только после Русско-Японской войны, с инициативы генерал-губернаторов Унтербергера и Гондатти, а офицер Арсеньев со своим отрядом оказался единственным рыцарем на таёжном поле сражения. Известно, что сильные военно-политические шаги со стороны европейских держав были предприняты после кровавых событий "Варфаломеевской ночи в Пекине", произошедших с 23 на 24 июня 1900 года и имевших откровенно националистическую антиевропейскую и антихристианскую направленность. Однако самые первые антироссийские погромы произошли ещё в первой половине 1898 года в районе юго-восточного ответвления Транссиба - Маньчжурской дороги, будущей КВЖД, строительство которой началось в 1896 году, а закончилось в 1903. Ещё задолго до Пекинских событий "боксёры"-ихэтуани, поощряемые китайской армией и правящей маньчжурской монархией, повели широкомасштабную войну на уничтожение строителей этой железной дороги, что имело, безусловно, экономическую подоплёку: закрыть России выход к Жёлтому морю. В целом так называемое Боксёрское восстание, оно же Ихэтуаньское, всколыхнуло тогда всю мировую общественность и привело к сильным ответным мерам со стороны правительств восьми мировых держав. Россия в стороне не осталась, быстро мобилизовав на своих восточных границах Забайкальское и Уссурийское казачество, усиленное терцами и уральцами. Об этой крепко забытой войне можно прочитать в очерках командующего Забайкальской казачьей пешей бригадой генерал-майора Николая Александровича Орлова. Обзор военно-политической обстановки и ход войны в целом дан в очерке "Борьба с Китаем", написанном Петром Николаевичем Красновым, будущим белогвардейским генералом, служившим в период подавления Ихэтуаньского восстания военным корреспондентом. Предыстория событий рассказана в замечательных очерках Александры Ивановны Соколовой "Воспоминания о погроме в Маньчжурии по линии Восточно-Китайской железной дороги в 1898 году", изданных журналом "Исторический Вестник" за 1906 год.
Война по усмирению "боксёров" длилась до сентября 1901 года... Затем, когда остатки банд ушли в сопредельные с Россией таёжные районы, в Приамурском крае были неофициально организованы охотничьи команды на основе опыта завершённого Китайского похода. Об их полувоенной и во многом скаутской деятельности сильно не распространялись, но кое-что обиняком публиковали в открытой печати. В Санкт-Петербурге с 1892 до декабря 1917 года существовал военно-литературный еженедельный журнал "Разведчик", издававший наградные приказы участников боевых действий на территории Поднебесной. А в московском журнале "Природа и Охота" печатали свои замечательные очерки два русских офицера, страстные поборники правильной охоты. Один из них, Петр Иванович Ветлицын, и по сей день россиянам почти неизвестен, но фактически именно он подарил научному миру знаменитые Амурские петроглифы Сикачи-Аляна, впервые им открытые и кратко описанные задолго до академика А.П. Окладникова и других. Второй публицист, Николай Аполлонович Байков, впоследствии стал одним из самых читаемых и переводимых писателей русского зарубежья, оставаясь практически неизвестным в СССР. Их очерки и книги об Уссурийском крае во многом созвучны произведениям Арсеньева. Однако заслуга Владимира Клавдиевича состоит в том, что тему незаконной китайской экспансии он стал рассматривать не столько с позиции гражданской или политической, сколько с позиции этнической и даже экологической, усматривая надвигающуюся катастрофу, как для природы, так и для этносов малых сибирских народов Дальнего Востока. Его подход оказался строго научным, всеохватным и, как оказалось, с большим предчувствием нашей печальной современности. В 1914 году В. К. Арсеньев издаёт в Хабаровске книгу "Китайцы в Уссурийском крае", а через два года в Харбине книгу "Этнографические проблемы на востоке Сибири". Приход к власти большевиков ничего не изменил в его взглядах. Но изменилось отношении к данной проблеме со стороны вождей: экзотический китайский пролетариат оказался им классово ближе несознательных удэгейцев.
И ведь Арсеньев никогда не прятался: всегда шёл с открытым забралом. В 1928 году, то есть за два года до своей смерти, являясь делегатом Владивостокского окружного съезда Советов, он подготовил Доклад, кратко изложив в нём масштабное видение нарастающих проблем Приморья. Он был заслушан на заседании Далькрайкома ВКП(б), но широкой огласки не получил. (Документ в буквальном смысле засекретили, спрятали на долгие десятилетия, опубликовав вместе с докладом С. Д. Меркулова лишь в 1996 году во Владивостоке по инициативе главы администрации города. Ещё через год текст доклада войдёт отдельной статьёй "Условия нашего будущего. Секретный доклад" (См. список литературы) во второй том двухтомника В.К. Арсеньева, изданного в Хабаровске в 1998 году тиражом 5 000 экз.) Острее всего деликатное отношение властей к китайской теме прочувствовала жена писателя, Маргарита Николаевна. Во второй половине 20-х годов несколькими наездами в московские редакции она тщетно пыталась издать в центральной печати книгу своего Мастера "Китайцы в Уссурийском крае", всегда наталкиваясь на глухую стену. И как знать, быть может, именно эта настойчивость впоследствии определит её трагическую судьбу...
Ситуация обострится как раз в середине 20-х, когда кремлёвское руководство после бурной идеологической подготовки начнёт большую игру, вмешавшись в назревавшую в Китае очередную гражданскую войну. Главными советниками Сунь Ятсена туда отправят коминтерновца Михаила Бородина (Грузенберга) и будущего маршала СССР Василия Блюхера. Их основной задачей станет вооружение за советские деньги Гоминьдана, партии националистического толка. Её духовный лидер, всесветлый китайский Ленин - Сунь Ятсен, умрёт вскоре после прибытия наших советников; и фактическим лидером Гоминьдана с 1925 года, и на полстолетия вперёд, станет знаменитый милитарист-долгожитель Чан Кайши, изрёкший в это время своё главное политическое кредо: "Фашизм - это то, что Китаю сейчас необходимо больше всего". Конкурируя с кремлёвскими советниками, в эти же годы возле Чана усердно трудились и немецкие коллеги, военные советники Рейхсвера, заскучавшие в Веймарской республике под занудным версальским оком. На фоне таких глобальных событий в дружественном Китае, сотрудники НКВД в Дальневосточном регионе максимально усилили бдительность на местах: великодержавный русский шовинизм не пройдёт!
Владимир Клавдиевич недооценил тогда политическую ситуацию с точки зрения негативного развития событий в плане личном. НЭП расслабил многих русских интеллигентов надеждами на возвращение былой жизни, пусть и опошленной донельзя, но хотя бы приблизительно той, что была когда-то. Несколько раз отказавшись от эмиграции, в основном по научным соображениям, он фатально обрёк себя и многих своих близких на подлую травлю и уничтожение.
В "революционно-китайском" подтексте основных причин преследования знаменитого писателя и путешественника, закомплексованный сексот Липский, поляк по происхождению, с его профессиональной завистью и, быть может, затаённой русофобией, был для чекистов лишь подручным средством, камуфляжем для отвода глаз. Собственно, сам Арсеньев его всерьёз никогда не воспринимал, и даже после конфликтных разногласий во время их единственной совместной экспедиции в низовьях Амура, о которой упомянуто выше, он даст "студенту Куренкову" (т.е. Липскому) по его просьбе рекомендацию для приёма в Приамурский отдел РГО. Невольно создаётся впечатление, что и некоторые современные исследователи судьбы Арсеньева зациклены на фигуре Липского больше, чем фигура того заслуживает: камуфляж продолжается.
В расхожих представлениях о сталинском периоде телегу часто ставят впереди лошади. Доносы ("телеги") могли годами, порой десятилетиями, лежать в чекистских столах, дожидаясь своего часа. Их тогда писали в количестве неимоверном: от страха, "по велению сердца", по глупости, по убеждению, по принуждению, по службе и по дружбе, в ответ на такие же доносы и прочее, прочее... Российские спецхраны до сих пор забиты этим мусором, счёт идёт на миллионы единиц хранения, - и если бы "карающая десница" действовала только по доносам, то страна давно бы осталась без населения. Для органов доносы совграждан являлись средством подстраховки перед себе подобными, но вышестоящими; а также формальным поводом для начала делопроизводства, - почти декоративным элементом репрессивной машины, которая в целом работала согласно существующим реалиям тоталитарного государства в каждый конкретный исторический момент. Нельзя забывать, что после XV съезда ВКП(б), проходившего в конце 1927 года, СССР стал страной с плановым хозяйством. Так и людей в нашей стране сажали и убивали по плану, а не по доносу. Донос был условием необходимым, но не обязательно достаточным. План, спускаемый сверху, был условием и необходимым и достаточным. В конце 20-х этот "план" состоял в том, чтобы избавиться от тех, кто знал слишком много о недавнем революционном прошлом и был носителем старых ценностей. Мало того, что осуждённых расстреливали или отправляли в ссылки и лагеря на длительные сроки, - при этом обычно изымались и уничтожались их семейные архивы: рукописи, альбомы с рисунками и фотографиями, письма и дневники... Тем самым производилась тотальная манкуртизация населения. Чтобы жить, надо было забыть. Позднее в КНР данный процесс назовут "культурной революцией". Однако "Союз нерушимый" и здесь оказался впереди планеты всей, опередив даже "Рейх тысячелетний".
А забывать было что, особенно личностям творческим, таким как Арсеньев. В 1913 году, уже в чине подполковника, он встречался в Хабаровске с Фритьофом Нансеном, о чём тот вскоре расскажет в своей книге "В страну будущего", про путешествие по Сибири и Дальнему Востоку. Они оба скончаются в 1930 году и до конца сохранят дружеские отношения и переписку. Через десять лет, после знакомства в 1913 году, Нансен поможет Арсеньеву с изданием его книг в Европе, где их по достоинству оценят: Свен Гедин, Альфред Вегенер и другие всемирно известные учёные. Подобно Арсеньеву, Нансен был встревожен агрессивностью китайской экспансии, рассматривая дореволюционную Россию в качестве фронтира европейской цивилизации на Дальнем Востоке:
"...Если бы Россия была побеждена в борьбе с желтой расой, - рано или поздно помериться силами им все-таки придется! - и лишилась части своих владений на Дальнем Востоке, быть может, вплоть до Байкала, - престижу России, как мировой державы, был бы нанесен тягчайший удар, и всякую возможность этого необходимо предотвратить не только в интересах самой России, но и всей Европы. Подобное поражение могло бы иметь роковые последствия для всего европейского культурного мира. Поэтому так и велика задача России на азиатском Востоке, и, пожалуй, важнейшей задачи у нее нет на всей остальной ее границе, как ни длинна последняя. Но разрешение задачи представляет большие трудности даже для такого мощного государства и в течении длинного ряда лет потребует напряжения лучших сил нации..."
Тревога будущего лауреата Нобелевской премии мира была вполне оправдана именно из соображений гуманизма:
"...В смысле эксплуатации туземцев ни один европеец не может сравниться с китайцами. Они спаивают их и отравляют своею ужасной водкой - ханшином, отравляют и опиумом, и за бесценок выманивают у них драгоценные собольи щкурки и другие меха, а свои товары сбывают им по самым высоким ценам, опутывают их неоплатными долгами и обращают в своих крепостных поставщиков пушнины. Кроме того, они внушают туземцам страх и ненависть перед русскими, как к врагам, себя же выдают за друзей и спасителей..."
После прочтения этих двух цитат, а ещё лучше - всей дореволюционной книги "В страну будущего", - Фритьофа Нансена можно с полным основанием отнести к великодержавным русским шовинистам и присудить ещё одну Нобелевскую премию, посмертно. Его книга была переведена с норвежского и опубликована в Петрограде в 1915-м, на второй год после путешествия. В советский период её переиздали только в 1969 году, да и то в далёком Магадане и "с небольшими сокращениями"... Действительно, если сравнить два издания - дореволюционное и советское, - то можно легко обнаружить, что в последнем значительно сокращена Глава XIII и полностью отсутствует Глава XVI, которая называется "Россия на Востоке. - Желтый вопрос", состоящая из 24 страниц текста. Глава XVI в советском издании тоже есть, но она соответствует Главе XVII издания дореволюционного, и общее количество глав на одну меньше. Это и есть "небольшое сокращение" в стиле типично советского цензурного рукоблудства, разумеется, не магаданского происхождения. Вот перечень подглав означенной главы, согласно дореволюционному изданию 1915 года:
Великая задача России на Дальнем Востоке. - Перемены последних лет. - Серьезность положения. - Русское владычество на азиатском Востоке. - Медленность сообщения с востоком. - Колонизация. - Переселение и народные массы. - Затруднения. - Прилив желтых: корейцев, китайцев (манз), японцев. - Желтая опасность. - Без желтых не обойтись. - Враждебное настроение китайцев. - Серьезная угроза в будущем.
Страница с портретом Фритьофа Насена из его книги "В страну будущего"
Можно не сомневаться, что в ЧК очень внимательно изучали дореволюционное издание книги "В страну будущего", и Нансену сильно повезло, что он, при всех своих симпатиях к России, даже коммунистической, не имел, как Владимир Арсеньев, советского гражданства. Что норвежцу в Европе здорово, то для великоросса в Советской России...
Чекистов сильно раздражали иностранные знакомства бывшего царского офицера Арсеньева, к тому же и кавалера нескольких орденов Российской Империи. За весь период службы на Дальнем Востоке, в процессе научной и литературной деятельности, у нашего всемирно известного военного востоковеда и писателя состоялось величайшее множество самых что ни на есть "подозрительных контактов" - с иностранными путешественниками, послами и опальными соотечественниками, вплоть до убиенного чекистами императора Николая Романова, - об этой встрече 1911 года они тоже всегда помнили, можно не сомневаться. Существует легенда, что во время очередного этапа научно-чекистской травли, прекрасно понимая, с кем отныне приходиться иметь дело, Арсеньев спрятал свои царские награды в земле, и найти их потом не смог, потому что строение, служившее ориентиром, сгорело. Но Богу было угодно, чтобы последнее пристанище Владимира Клавдиевича после перезахоронения оказалось именно там, где уже находились его ордена.
Помимо темы китайских наёмников, в ОГПУ хватало второстепенных причин для ликвидации Арсеньева: он не числился у них в сотрудниках (страшный грех!), считался великодержавным шовинистом и одновременно, с 1922 года, состоял на учёте в качестве "шпиона", - то японского, то немецкого, то английского... В зависимости от того, куда флюгер наверху поворачивался... Немного смущала всесоюзная известность красивого, энергичного и талантливого человека, находившегося в переписке с великим пролетарским писателем Максимом Горьким и с тем же Нансеном, который стал играть большую роль в советской дипломатии, контактируя с первыми лицами Страны Советов: конец 20-х - это вам не начало 20-х. Ещё недавно большевики тысячами уничтожали безымянных для Истории: тамбовских крестьян, кронштадтских матросов и пленных белогвардейцев в Крыму. Но теперь со всемирно известным интеллигентом им приходилось поневоле считаться. Это скоро закончится, но пока они ещё цацкались, рисуясь картинным либерализмом перед заезжими роменролланами. Похоже, что решение всё-таки нашлось в стиле Чезаре Борджиа и без всяких формальностей. Трудно поверить, что "фармацевтика" появилась в НКВД только с приходом в руководство Генриха Ягоды. Разве восточная медицина в чём-то уступает европейской? Нет, в чём-то она даже превосходит!
После внезапной смерти писателя и исследователя Арсеньева почти вся его семья, особенно от второго брака с Маргаритой Николаевной Соловьёвой, подвергнется репрессиям. Кто-то правильно сказал: словно плотину прорвёт. Жену несколько раз привлекут к суду, застенкам, кафкианским допросам... Затем освободят на несколько лет, чтобы безжалостно расстрелять в Хабаровске по лживому обвинению в шпионаже летом 1938 года после повторного ареста, застенок и десятиминутного заседания Выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР.
Их дочери Наталье изломают жизнь лагерями и их последствиями до самой смерти от туберкулёза в 1970 году, - когда не только улицы, но и целый город давно будет носить фамилию её отца, а книги его станут хрестоматийными.
Почти одновременно с Маргаритой Николаевной расстреляют её сестру Ольгу, проживавшую на Сахалине. Старшего брата Арсеньева, храбрейшего Анатолия Клавдиевича, Георгиевского кавалера Русско-Японской войны, ставшего капитаном парохода "Трансбалт", арестуют в 1938 году прямо на корабле, после чего он бесследно пропадёт: воевал с японцами? - значит завербован... Вслед за ним, как пишет биограф А. А. Хисамутдинов, пропадёт жена капитана и три их взрослых сына. Многие близкие друзья и коллеги В. К. Арсеньева тоже не минуют чашу сию: одних посадят, других расстреляют. Родня по первому браку отделается ссылкой на Алтай, можно сказать, лёгким испугом отделается. Разумеется, исчезнет почти весь неопубликованный научный архив писателя; из страха перед властями частично уничтоженный теми, у кого и хранился, но в основном канувший в пыльных архивах НКВД. Бесследно исчезнут ценнейшие рукописи, среди которых будет и "Страна Удэхе", основной этнографический труд всей жизни Арсеньева. Но самого Владимира Клавдиевича спасёт от расстрела по обвинению в шпионаже только... подозрительно быстрая смерть от простуды и внезапного сердечного недомогания. Это произойдёт во Владивостоке утром 4 сентября 1930 года, после возвращения на пароходе из Николаевска-на-Амуре, где коллеги по экспедиции ещё видели своего начальника энергичным и здоровым. Городская карета скорой помощи по вызову к умирающему человеку не приедет.
Каким-то обречённо-прòклятым станет для Владимира Арсеньева левобережный район низовьев Амура, расположенный к северу от современного Комсомольска-на-Амуре. В этой тайге во время Олгон-Горинской экспедиции 1917 года зародится к нему иррациональная ненависть со стороны Липского... Покинув тот же самый район осенью 1930 года после инспектирования своих изыскательских отрядов, он через Николаевск-на-Амуре приедет домой во Владивосток и через неделю умрёт.
Есть удивительное пересечение судеб, пока не замеченное исследователями. В 1931 году в окрестностях древнейшего нанайского поселения Кондон и озера Эворон, куда годом ранее перед своей кончиной как раз и приезжал на катере Арсеньев, будет работать отряд Нижне-Амурской геологической экспедиции под руководством двадцатитрёхлетнего Ивана Ефремова, чья творческая судьба к концу жизни окажется пугающе схожа с судьбой Владимира Арсеньева. Только тогда уже будет не ОГПУ и НКВД, а КГБ... И осень будет не 1930, а 1972 года... Но всё та же тень "шпионажа" и изощрённой травли накроет своим серым крылом ещё одного великого русского писателя, учёного и путешественника. Если в нескольких словах определить оперативную цель любого тоталитаризма, то это: уничтожение самых талантливых и независимых. Предание гласит, что китайский тиран Цинь-Шихуанди - тот самый, что построил Великую Стену и столь же Великую собственную Гробницу, - приказал закопать живьём и вверх ногами 460 конфуцианских философов. Позднейшим тиранам было с кого брать пример.
По воспоминаниям кандидата филологических наук А. П. Путинцевой, Арсеньев умер не своей смертью. В письме дальневосточному краеведу Владимиру Федоровичу Зуеву она напишет:
"...В 1930 году я заведовала Амурской Красной юртой, которая работала в нанайском стойбище Кондон, расположенном на реке Девятке, которая соединяет озеро Эворон с рекой Горюн, притоком Амура. В июле 1930 года в Кондон на катере приехали председатель Комитета народов Севера К. Я. Лукс и писатель-путешественник В. К. Арсеньев. Они ездили на озеро Эворон, где находилась база изыскательской партии Иванова. Геологи проводили обследование будущей железнодорожной трассы Амгунь - с. Пермское-на-Амуре - Советская Гавань. <...> В. К. Арсеньев в тот период был физически крепким и здоровым человеком, очень энергичным и деловитым. <...>
Я очень сильно удивилась и огорчилась, когда узнала о скоропостижной смерти Арсеньева. Долго не верила в это. Но летом 1931 года на озере Болонь, где в то время работала Красная юрта, я встретилась с омерзительным человеком А. Н. Липским. Он считал себя великим этнографом и писателем. А на деле это был бескультурный, хамовитый и бездарный человек, большой карьерист. Он постоянно пил. Однажды в пьяном угаре высказался об Арсеньеве, что смерть его не случайна, что так ему и надо, царскому офицеру и японскому шпиону, что чекисты бы его арестовали, но мешала его огромная популярность в стране и мире. При этом Липский хихикнул, выпил рюмку и сказал, что чекисты помогли Арсеньеву пораньше уйти в страну буни и что он в этом не раскаивается.
Тогда я поняла, что Липский и его друзья умертвили В. К. Арсеньева, а затем оклеветали многих товарищей писателя..."
(В. Ф. Зуев "Первопроходцы восточных магистралей России". - Комсомольск-на-Амуре, 1999).
Упомянутая в цитате "страна буни" - это мир мёртвых тунгусо-маньчжурской мифологии.
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/posledneeputeshestvierycarjatajgi/wladimirarsenxewidersuuzalawekspedicii1906goda.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/posledneeputeshestvierycarjatajgi/wladimirklawdiewicharsenxew1872-1930.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/posledneeputeshestvierycarjatajgi/fotografijaizsentjabrxskogonomerazhurnala22prirodaiohota22za1905god.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/posledneeputeshestvierycarjatajgi/fotografijaizawgustowskogonomeramoskowskogozhurnala22prirodaiohota22za1908god.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/posledneeputeshestvierycarjatajgi/stranicasportretomfritxofanasenaizegoknigi22wstranubudushego22.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/posledneeputeshestvierycarjatajgi/margaritanikolaewnaarsenxewasdocherxjunatashej.png)
![[]](/img/n/nowikow_aleksandr_nikolaewich/posledneeputeshestvierycarjatajgi/w.k.arsenxwwposlednijgodzhizni.png)