Шершень-Можин Владимир : другие произведения.

Марсианские яблоки - 16

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рука Лиудау была теплой, податливой, однако на пожатие Ооста ее пальцы не ответили: словно бы она покорялась его воле, но не более того. Он отпустил руку. Они шли по узкой полоске голубоватого песка, тянущейся вдоль воды. Пещера, в которой располагалось озеро, была широкой, с высокими сводами. Тягучая жидкость, смесь воды и марсианского стекла, заполняла ее почти полностью, оставляя лишь тонкую полоску берега, которую перекрывали кое-где валуны. Чтобы обойти их, приходилось ступать в воду. Подол платья Лиудау намок и отяжелел, облепив тонкие стройные икры.
   Глава пятая
  
   - То, что вы сейчас сказали, - произнес Даруэт тихим голосом, таким тихим, что Ооста напряг слух и затаил дыхание,- может иметь только одно объяснение. И для меня оно совершенно понятно: вы в силу своего благородства и в знак полного доверия предлагаете совершить обряд усыновления. Сознаюсь, я бы счел высочайшей честью для себя быть возведенным в достоинство вашего сына. Но существуют обстоятельства, препятствующие этому. Мой отец жив, а слухи о его смерти распространяют или мои недоброжелатели, или же люди невежественные, питающиеся слухами и пробавляющиеся домыслами. Я думаю, хорошо, что мы объяснились по этому вопросу, потому что, чем меньше между друзьями и союзниками недомолвок, тем крепче их единство.
   Он протянул Оосту ладонь и тот ответил на его пожатие той самой рукой, которой только что готов был дать команду к нападению.
   - Хорошо,- подумал Ооста, - я возьму его с собой. В конце концов я замышлял его убить, он же спас нас обоих. Неважно, что ему нужней наш союз, важно, что он нашел лучший выход.
   Теперь была его очередь делать шаг навстречу. - Вот так и рождается зависимость, - подумал он с грустью, а вслух сказал:
   - Достойный Ю, я собираюсь совершить восхождение к верхним озерам, наполненным чудесной водой, закрепляющей плоть моих созданий. Каждые сто дней я прихожу, чтобы возвести к ним тех, кого только что создал, чтобы мои создания могли закалиться в их водах и испарениях. Озера эти расположены в той стране, где я нашел девушку, о которой вы слышали. Я был бы рад, мой достойный друг, если бы вы поддержали меня своим советом и оружием в этом трудном путешествии.
   Лучше было им дождаться утра и начать восхождение на рассвете. Но теперь отступать было поздно. Впереди уверенно карабкался по каменным россыпям один из воинов-бессмертных, Ооста шел за ним след вслед, доверяясь интуиции и памяти проводника. Он и сам хорошо знал дорогу, но в каменных россыпях все способно было измениться в одну минуту, и монолит, пролежавший в удобной ложбине тысячи дней в силу непонятных причин мог потерять опору и зависнуть в точке критического равновесия. Даруэт шел следом, движения его были уверены и точны, словно он часто занимался восхождением. А, может быть, и, действительно, занимался.
   Они добрались до плато, когда внизу уже расстелилась фиолетовая мгла. Небо теперь было совсем рядом, и ровный голубоватый мерцающий свет покрывал лица необычайными, непривычными бликами. Время от времени ярко сверкали в полумраке белки глаз или зубы. Белые одежды сияли так, словно сами источали свечение.
   Сделав небольшой привал, вошли в туннель. Длинный коридор вел вглубь скалы. Стены, пол, потолок были ровные и гладкие, камень чисто обработан. Так не обрабатывались даже стены грандских крепостей. Даруэт-Ю, однако был не очень этим удивлен, и оттого Ооста понял, что он уже не в первый раз здесь, что все это видел и успел всему этому подивиться не спеша и в уединении, а теперь он шел не за этим, он шел, чтобы узнать секрет волшебной двери, дальше которой проникнуть не мог. А вот и она. Огромная, сияющая, неприступная и непреодолимая.
   Ооста коснулся пальцами гладкой прохладной поверхности и, ощутив знакомое почти неуловимое биение, замер в сладкой истоме. Он стоял так некоторое время, прикрыв глаза и готовясь к чуду, наслаждаясь мыслью о том, что он один из немногих, а может быть, единственный, кто посвящен в это таинство. Даруэт-Ю молча стоял рядом. Наверное, он воображал, что приникание к двери - часть обряда открывания. В конце концов кому-то надо будет передать тайну, иначе дверь закроется для человечества навсегда. Ооста стряхнул оцепенение, поднял руки, положил их на выпуклые камушки и начал надавливать на них в той последовательности, в которой научил его старый Ипп - величайший ваятель всех времен. В привычном порядке он нажимал камушки, и они мягко тонули под его пальцами. Тонули с приятной упругостью, и уже поэтому их хотелось нажимать. Надо будет утопить все, сколько есть, но в определенном порядке, нельзя ничего перепутать... И он не перепутал, поэтому дверь, как только он закончил ритуал, медленно поползла в сторону.
  
   Глава шестая
  
   Ооста был в коридоре много раз и привык к виду этих гладких на ощупь, идеально ровных стен, исчезающих во мраке впереди и сзади. Чудо перестает быть чудом, когда становится обыденностью. Даруэт долго ощупывал рукой гладкую прохладу облицовки, сдержанно удивлялся тому, что свет, льющийся от стен и потолка, двигался вместе с ними. Он настороженно всматривался в непроглядную даль, отступавшую перед ними. И только гордость не позволяла ему оглянуться и всмотреться в темноту, подступающую сзади. Ооста отлично понимал, что Даруэта одолевают те же страхи, что одолевали и его, когда он впервые вступил в этот коридор. Ему чудилось, что из темноты кто-то смотрит на него спокойным холодным взглядом, а когда световая волна приближается к скрывающемуся во мраке настолько, что вот-вот начнет высвечивать контуры фигуры, уходит вглубь туннеля или ныряет в потайной ход. Несколько раз Ооста даже казалось, что он улавливал отблеск одежды на границе света, неясное движение, ведущее в темноту, но усилием воли отгонял это наваждение. Потому что... Если даже так, другого пути все равно нет.
   Даруэт негромко сказал:
   - Досточтимый Ю, я хочу пройти вперед и осмотреть коридор.
   Он собирался сделать то же, что сделал сам Ооста много дней назад, когда спустился в туннель вместе со старым мастером Иппом. Только он тогда поступил иначе - не пошел вперед, а отстал.
   - Мой благородный друг, - отвечал Ооста, - я могу сказать, что, как только вы отойдете от нас, тотчас вокруг вас образуется точно такое же свечение, которое станет освещать ваш путь. Так бывает всегда, когда в туннеле движется человек.
   Даруэт взглянул пытливо и пронзительно.
   - А если это не человек? - спросил он, выделяя голосом конец фразы.
   - Тогда свет не зажигается. И если это неодушевленный предмет, тоже не зажигается.
   Даруэт резко подобрался и неожиданно метнул в темноту свое копье. Было слышно, как оно ударилось где-то далеко впереди о пол, отскочило и вновь ударилось и, зашумело, скользя по гладкой поверхности. Свет там, куда оно упало, даже не мигнул. Ооста понял, о чем собирался попросить его Даруэт и не стал дожидаться просьбы.
   - Шестой,- велел Ооста одному из бессмертных, - принеси копье.
   Воины у Ооста не имели имен. Он присваивал им номера, по мере того, как создавал. Шестой секунду помедлил, словно осмысливая приказание, потом поклонился Ооста и, притопывая, побежал вперед. Звук шагов его становились все глуше и, наконец, замолк. Воин не топтался в поисках копья - темнота не преграда для бессмертных: они видят не глазами. Да и видят ли? Просто непонятным образом знают, что происходит вокруг. И для этого им совсем не нужно вертеть головой. По шуму было ясно, что воин копье поднял, однако, подняв копье, почему-то не возвращался. Казалось, он затаился в темноте. Это озадачило Ооста.
   - Подойди ко мне, Шестой, - позвал он. Ответом на его слова была тишина. Тревожная тишина. Нехорошо начиналось это путешествие. Может быть, Ушедшим не понравилось то, что Ооста вел с собой Дуэрт-Ю? Но раз они позволили ему войти в коридор, значит причина не в этом. По сигналу Коут-Я трое бессмертных выдвинулись вперед, прикрыв их своими телами, двое других встали сзади и повернулись лицами туда, откуда отряд только что пришел. Кто знает, что происходит в темноте? Соратник-побратим так же, как и Ооста, имел власть над воинами, потому что именно он выводил их из мастерской...
   Темнота не имеет очертаний, темнота не имеет формы, в ней свои законы, свое пространство, которое сжимается и растягивается, пользуясь тем, что этого никто не может увидеть. Что происходит под ее покровом? Даруэт-Ю сделал знак своим воинам, и те встали вдоль стен коридора. Потом он повернулся к Ооста и склонил голову, приложив руку к груди, совершая ритуал подчинения. Так он демонстрировал свою готовность принять верховенство Ооста. Это было естественным шагом, потому что Ооста, как руководитель экспедиции и как имеющий под командой наиболее сильный отряд, в минуты опасности обретал право вождя.
   По команде Ооста медленно двинулись вперед. Люди вглядывались в темноту, пытаясь рассмотреть очертания заупрямившегося бессмертного. Вот прошли расстояние полета копья, но коридор был пуст. Даруэт взглянул на Ооста, словно желая услышать от него разъяснения. Но что он мог сказать? Он и сам не понимал происходящего.
   - Где он? - спросил Даруэт, стараясь выглядеть спокойным, однако лицо его потеряло обычную невозмутимость, единственное выражение, которое имеет право владеть лицом воина.
   - Значит, у него свой путь, - сказал Ооста. Туннель Ушедших преподал ему еще один урок. Не отпускай здесь от себя бессмертных, ибо можешь лишиться их. Вдруг в воздухе свистнуло и сзади них что-то гулко ударило оземь. Ооста обернулся: по полу в их сторону, прогромыхало тяжелое копье. Потеряв скорость, оно остановилось у ног Даруэта. Его воины, прикрывшись щитами и ограждая от опасности господина, выставили в сторону невидимых нападавших копья. Бессмертные же повели себя удивительно беспечно, совершенно не обратив на случившееся внимание. Из глубины коридора все отчетливей слышались звуки размеренной тяжелой поступи. Кто-то невидимый в темноте шел к ним. Спокойно и неторопливо. Еще мгновение и в дальних слабых лучах светового кольца слабо замаячила обнаженная фигура бессмертного. Это был Шестой. Он подошел к лежащему на полу копью, поднял его, и не глядя ни на кого, словно не видя, повернулся и ушел в темноту.
   Как он, уйдя вперед, оказался сзади них? Почему, взяв копье, ушел? Куда ушел? И тут шаги послышались уже с другой стороны коридора. Они обернулись. На границе света появился Шестой, неся перед собой копье Даруэта. Но подошел он, как и полагалось, к Оосте и с поклоном протянул ему оружие. Ооста вернул копье Даруэту. Но тот копья не взял. И правильно сделал: неизвестно еще, чье это было копье... Ооста поставил его у стены. А Шестой, как ни в чем не бывало, занял в построении свое место.
  
   Глава седьмая
  
   Что здесь вообще происходит? Только Ушедшие, создавший Мир и Пути, знают истину. Но их, кроме Оставшегося, которого, если говорить честно, тоже по-настоящему нет, не найти и не встретить. Ушедших никто из живущих ныне не видел. Остались только рассказы о них и их поучения, записанные знавшими их в книгу мудрости. Ответы Оставшегося - темны и непонятны. Да и что взять с мертвого, который, хотя и остался, не уйдя с Созидателями, но в свой черед покинул людей, окончив свой жизненный путь в незапамятные времена? А загадок много. Вот и туннель этот... Зачем он? Куда ведет? Не в тот ли мир, куда направились много дней назад Ушедшие? А если они не ушли совсем? Если бродят по этим коридорам, смотрят из темноты? Может быть, и сейчас они остановились, прервали свои дела, ожидая пока Ооста и его спутники пройдут мимо? А Даруэт бросил копье. В них. Терпеливо ждущих, когда люди пройдут и перестанут мешать им творить предначертанное. Конечно, Ушедшим, у которых копья пылающие, летящие за много сотен шагов, человечье копье не страшно. Однако не оскорбление ли это для них, не оскорбление ли их жилищу? Если бы к Ооста в дом пришел кто-то и бросил копье, пусть не в него, а в стену, разве бы он оставил такое оскорбление без отмщения?
   А если бы так поступил ребенок? Если бы несмышленый малец бросил свое игрушечное копье в его доме? Ооста бы ограничился внушением. Вот и ушедшие грозно сдвинули брови и погрозили пальцем, чтобы люди не забывали, чье это все и помнили, как следует себя вести в их пределах. Надо идти. Осталось немного. Ооста оглядел свое небольшое войско, сгрудившееся вокруг него, вздохнул и махнул рукой в темноту, предлагая продолжить движение. Даруэт взглянул на него удивленно.
   - Ты предлагаешь вернуться, достопочтимый Ю? - спросил он осуждающе.
   - Вернуться? - в свою очередь удивился Ооста. - Почему ты решил так? Мы пойдем вперед и достигнем цели своего похода.
   - Но идти следует в другом направлении. Мы шли туда. - Даруэт показал рукой в противоположную сторону. Ооста взглянул на него с подозрением: что с ним? И вдруг почувствовал, что сам уже сомневается в правильности выбранного направления. Впереди и сзади была непроглядная тьма, слева и справа совершенно одинаковые стены. Легкая паника охватила его, уверенность Даруэта сбила с толку. И он, поколебавшись, уступил. И тем самым отказался от верховенства. Впрочем, и неважно, кто был прав, не важно, правильное направление они выбрали или нет - ничего страшного, если сегодня их постигнет неудача, и они вернутся на взгорье. Экспедицию можно повторить и завтра. Но Ооста не стал спорить и проиграл лидерство. Он не стремился к нему, как к возможности накормить честолюбие, которое, как известно, всегда голодно. Но быть ведомым здесь, на пути Ушедших, к которому он был допущен и долгое время ходил по нему один, ему было стыдно, а зависимость ограничивала его действия. Впрочем, ответственность вождя - тоже. Они двинулись в темноту. На сердце в Ооста было тяжело. Сегодня все было не так. И это "не так" - он чувствовал - еще не кончилось. И это чувствовал не только он.
   Воины притихли. Их спокойная твердость сменилась неуверенностью и надеждой на мудрость вождя, которая всегда разгорается в душах людей, попавших в безвыходное положение. Но вождь, с которым они были уверены в бою, сейчас не внушал полного доверия. Они бы не сознались в том себе никогда, однако тревога и волнение выдавали сокрытые в глубинах сознания опасения. Ооста в этом качестве был бы для них сейчас предпочтительней. Отряд меж тем шел и шел, а коридор не кончался. А ведь, куда бы ни вел путь, они уже должны были упереться в стену. Ооста понимал, что это неправильно, что в этом проявляется какая-то закономерность, а может быть даже и недобрый умысел. Не хочется даже предполагать - чей. Темнота, отступая шаг за шагом, открывала и открывала перед ними свободный путь. А потом они увидели копье. То, что Ооста поставил у стены. Пока все, кто способен был удивляться и пугаться, пребывали в легком замешательстве, Ооста, не говоря ни слова, повернулся и пошел в другую сторону. Бессмертные двинулись за ним так же спокойно, как если бы он продолжал путь по прямой. Даруэт замешкался, хотел что-то сказать, но понял, что ему сейчас правильней промолчать, потому что сегодня он уже совершил две оплошности и потому потерял право командовать. Он молча повернул вслед за Ооста, даже не взглянув на своих воинов. Те двинулись за ними. И почти сразу же свет выхватил из темноты стену, перекрывающую коридор. Будто бы и не шли они долгое время в обратную сторону.
   Ооста подавил вздох облегчения. Черная гладкая стена вбирала в себя их отражения, словно испытывала, проверяла, что-то решая для себя. Как всегда, в стене отразились только люди. Сначала Ооста. Отчетливо и сразу. Затем почти одновременно воины Даруэта, а затем, через какой-то промежуток и он сам. Стена словно раздумывала, словно решала, пропускать ли его в тот мир. Видно, в отношении Даруэта у нее были сомнения. Однако, наконец, и отражение юного спесивца медленно всплыло из темноты, заполняющей гладкую поверхность. Но вот еще чья-то фигура медленно проявилась в отражении. Лиудау! Стена признала ее равной по сути людям! Или спутала с людьми? Правда, отражение Лиудау было неясным, нечетким, мерцающим. Но оно было. И тотчас преграда исчезла: пропал коридор с гладкими ровными стенами и полом. Они стояли у входа в небольшую пещеру, освещенную слабым голубым мерцанием, струящимся от стен. Ооста занялся вдавливанием камешков, и глыба, преграждающая выход, отвалила в сторону. В глаза плеснули лазоревым свечением, пряный запах озер защекотал ноздри.
   Первыми, чтобы осмотреть побережье, из пещеры вышли воины. Осторожность не бывает лишней. Ооста находил неподалеку от входа в пещеру прозрачные лоскутки непонятного материала с остатками пищи. Здесь его бессмертные убили чужого. И с тех пор он не спешил выходить из коридора, не проверив безопасность. Воины разошлись и исчезли за валунами и выступами. Некоторое время пришлось подождать. Но вот Шестой подал знак людям - путь свободен. Как он узнал, что обход закончен, если не видел других воинов? Да и те не общались ни с ним, не между собой. Казалось, они даже не замечали друг друга.
   Путь - хотя и не трудный, но заставивший поволноваться - был завершен. Радостное волнение охватило Ооста. Обомлевший от чудесного сияния и необычного, дурманящего благоухания, идущего от воды, Даруэт опустился на колени и вознес руки. Его воины последовали за ним. Казалось: еще мгновенье и слезы восторга побегут у них по щекам. Ооста отвернулся и сделал вид, что занят бессмертными. Они тоже, пусть и по-своему, переживали близость влаги. Движения бессмертных стали более резкими, нескоординированными, излишними сверх необходимого. Они поднимали и опускали руки, переступали ногами. Что-то человеческое появилось в их лицах. И Ооста понял, что - мимика. Женщины бросали на воду жадные, предвкушающие взгляды, словно их охватила любовная истома. Они были в этот момент удивительно привлекательны. Люди тоже изменились. Разомлевшие от паров, как от веселящего напитка, воины-мужчины бросали жадные взгляды на кукол. Было бы жестоко отказать им в том, что требовала природа и чего она лишила их в силу непонятых людьми причин. В конце концов, для этого он и создал кукол. Да и общение с новыми мужчинами пойдет им только на пользу.
  
   Глава восьмая
  
   - Достопочтенный Ю, - обратился Ооста к Даруэту, - я должен осмотреть побережье, вы же можете пока отдохнуть в обществе женщин. У меня к вам только одна просьба: не покидайте этого места до моего возвращения.
   Он подошел к Лиудау, взял ее за руку и повел за собой, почти физически ощущая на спине горячий взгляд Даруэта. Ничего. Без пары он не останется, а Лиудау принадлежит только ему. Два телохранителя последовали за ними, четверо бессмертных заняли привычное расположение на валунах, окружив пятачок пляжа. И дозор, и конвой.
   Рука Лиудау была теплой, податливой, однако на пожатие Ооста ее пальцы не ответили: словно бы она покорялась его воле, но не более того. Он отпустил руку. Они шли по узкой полоске голубоватого песка, тянущейся вдоль воды. Пещера, в которой располагалось озеро, была широкой, с высокими сводами. Тягучая жидкость, смесь воды и стекла, заполняла ее почти полностью, оставляя лишь тонкую полоску берега, которую перекрывали кое-где валуны. Чтобы обойти их, приходилось ступать в воду. Подол платья Лиудау намок и отяжелел, облепив тонкие стройные икры.
   - Лиудау, - окликнул он. Лиудау остановилась и совсем по-человечески взглянула вопрошающе. Ооста оробел под этим взглядом. Как тогда. Много лет назад, когда смотрела на него настоящая Лиудау. Но та смотрела по-иному - испуганно и непонимающе. Эта - внимательно и даже, кажется, с интересом. Он залюбовался ею, и она засмущалась, потупила взгляд.
   - Теплая вода, - произнесла Лиудау певуче и чуть неуверенно, будто бы испытывая свой голос. - Я хочу купаться.
   Надо же - "теплая". Прочие бессмертные к этому не чувствительны.
   - Иди, - ответил он. И махнул воинам. Те быстро, словно только и ждали этой команды, не оставляя копий вошли в воду, шаг за шагом погружаясь все глубже, пока не скрылись с головой. Лиудау обернулась и с удивлением посмотрела на него, спросив вдруг:
   - Они утонули?
   От этого детского, но такого некукольного вопроса Ооста засмеялся. И ответил сквозь смех:
   - Гуляют. Иди посмотри.
   Лиудау взялась было за платье, но обернувшись на него, передумала и вошла в озеро одетой. Ооста уселся на валун. Мало ли что. Кто-то должен быть на страже. На пятачке слышался шум возни, прерываемый иногда тягучими восклицаниями. Воины еще не насытились общением с куклами. Интересно, почему вода в их стране, и в этих озерах так не похожи? Та вода не вызывает ни радости, ни возбуждения. Эта - словно дурманящий напиток. Он сам еле сдерживался, чтобы не броситься в ее подсвеченные голубым сиянием пучины. Но назад пути нет. Невозможно освободиться от тягучей вязкости этих вод. Зачерпнул пригоршню и медленно выпил, смакуя тягучую, пряную влагу. Легкий туман заполнил голову, приятная истома наполнила тело. Дрогнуло голубоватое марево над гладью. И словно проступили из противоположной стены очертания удивительных строений. Они едва угадывались, словно складывались из бликов и полутеней, рожденных свечением камня и отблесками воды, менялись, но в то же время сохраняли неулавливаемое глазами единство. Это был город или, может быть, какое-то причудливое огромное сооружение.
   Ооста стряхнул оцепенение. Сколько он находился под влиянием чар? Пора вызывать бессмертных. Что они делают там, под водой? Стоят в неподвижном оцепенении, бродят по дну, водят хороводы? А Лиудау? Все-таки правильно, что воины у него без мужских особенностей. Ооста подошел к краю берега и ударил три раза ладонью по поверхности озера. Вода была плотной, и шлепки получились звонкие. Некоторое время ничего не происходило, потом вдруг темное пятно замаячило в глубине, чуть поодаль - другое. Потом из воды вынырнули острия пик. Воины вышли на отмель. Они были бодры, и даже, кажется, радостны. Лиудау с ними не было. Ооста внимательно всматривался в глубину, стараясь уловить ее приближение. Он уже начал беспокоиться, как вдруг услышал всплеск слева. Лиудау, укрываясь за валуном, пыталась подкрасться к нему незаметно. Увидев, что всплеск ее выдал, она, уже не скрываясь, выбежала из укрытия и, смеясь, окатила Ооста из обеих пригоршней.
   Тонкое платье плотно облегало фигуру. Тело ее было прекрасно. И он подумал, что настоящая Лиудау не была столь грациозна и безупречна в сложении. Но зато в ней было что-то такое, чего не было в этой ее идеализированной копии. И смотрела она не так, как эта. Что-то безвозвратно ушло, и от этого грустно сжималось сердце. Но и одновременно радость трепетала в нем: это была та Лиудау, о которой он мечтал, какую бы он хотел видеть рядом с собой.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"