Было раннее утро. Сумерки еще заполняли комнату, но окно, вернее тот проем, что выполнял его роль, уже отчетливо светился голубизной. Наружи что-то происходило. Несколько голосов сливались в единое песнопение - чистое и высокое. Антон вынул из кармана рубашки, сложенной на прикроватной тумбе, коробочку, раскрыл ее и сунул горошину-переводчик в ухо. И тотчас железный голос в левом ухе забубнил:
"О небесный Солнце-бог, пастырь всех людей!
Ты возносишься из моря, небесное Солнце!"
Что за ерунда! Причем тут море? В центре пустыни, в окружении гор... Антон подошел к проему, и переводчик в ухе тут же осекся и замолчал. Ну да, понятно, расстояние от пуговички больше полуметра. Внизу, у башни собралась толпа, четко разделяющаяся на три группы. Нетрудно было понять: пестрая и небольшая - нобили, одетая победней - дворянство менее родовитое, а самая многочисленная и серая - дворня. Все глаза были устремлены к верхушке башни. Ритуал пробуждения Солнца... Антону наблюдать его пока не приходилось. Знал только, что Игорь Валентинович тоже совершал подобные восхождения и отзывался о них как об обременительной и утомительной повинности. Но отказаться от этой великой чести и докучливой традиции не мог, поскольку это нанесло бы существенный ущерб его репутации покровителя вверенных ему обитателей замка и окрестностей. Откуда возьмутся сила и удача, если не дружить с Солнцем? Сзади неслышно подошла Марина, прижалась к нему, прикрывая свою наготу.
- Что это они, Антошка?
- Обряд пробуждения солнца. Так они, кажется, его называют. Каждое утро самый старший из рода поднимается на башню и касается неба. Считается, что так они побуждают светило выйти к людям.
- А если не коснуться, то не выйдет? - прошептала она в ухо, обнимая его за шею.
- Не знаю, мне кажется, они не пробовали не коснуться, - отвечал он, накрывая ее пальцы ладонями. Постояли, ожидая продолжения, но действо затянулось, поэтому он подхватил ее на руки и отнес к ложу.
Пристроив голову у него на груди, Марина тут же уснула, а он продолжал прислушиваться. Но гимнов больше не звучало. Напротив, воцарилась тишина, в которой явственно угадывалась интонация тревожного ожидания. И вдруг едва слышный мелодичный звон пронесся за окнами. Звучание было удивительно красиво, и Антон пожалел, что Марина его не услышала. Но тут же утешил себя мыслью: услышит еще не единожды. Теперь это будет для них ежедневным привычным ритуалом.
За завтраком узким кругом - сам Даруэт, Антон, Марина и Александр, который присутствовал скорей как переводчик, чем равноправный столующийся - разговор поначалу не выходил за рамки ритуального официоза. Марина была в длинном, просторном платье из легкого, покрытого изящным растительным узором материала. Переплетение цветов, листьев и стеблей притягивало взгляд изяществом рисунка. Даже Антону, вдоволь насмотревшемуся на растительность в реальности иной раз трудно было отвести взгляд от причудливых переплетений, что уж говорить об аборигенах, проживших всю жизнь в пустыне.
Деловой характер завтрака подчеркивал и антураж - не было ни танцовщиц, ни музыкантов, ни прислуги: только пожилой, неслышно передвигающийся лакей, распорядившись с сервировкой, стоял подобно изваянию в сторонке. Только яркое платье Марины нарушало атмосферу чопорной деловитости. Впрочем, это было не единственное излишество. Не должна была здесь присутствовать и сама Марины, о чем она, впрочем, не догадывалась. Но Антон с самого начала решил следовать далеко не всем местным традициям и предписаниям этикета аристократического общежития. Поэтому несколькими намеками поставил Даруэта в известность, что жена его достойна такого уже уважения, как и он сам, а потому на почести, предназначенные ему, имеет равные с ним права. Даруэт принял это как данность. Однако, приняв, не отступился и от своих принципов, а потому присутствия Марины за столом словно бы не замечал и во время беседы обращался только к Антону.
- Мой дорогой друг, - сказал Даруэт, как только они, обменявшись уже ставшим для него привычным рукопожатием, уселись за стол, - хорошо ли вы и ваша супруга отдыхали в стенах моего замка?
Обращение "мой дорогой друг" стало в их общении удобной формулой, заменяющей длинные формы титулования. В то же время оно было и показателем особого расположения, ибо больше никто в пустыне не удостоен был чести так обращаться ни к Даруэту, ни к Антону. А рукопожатие, неизвестное среди аборигенов, стало отличительным знаком общения избранных с посланцами Ушедших. Если не богов, то представителей богов. При этом Даруэт старался не выказывать признаков своей меньшей значимости в это общении. Хотя и равенства, которое якобы существовало между ними, не выпячивал.
- Мы прекрасно провели ночь, мой многоуважаемый друг, - отвечал ему Антон. Он собирался закрутить что-нибудь высокопарное, но тут в разговор вступила Марина.
- Милый, не мог бы ты передать гостеприимному хозяину этого прекрасного замка, что я просто очарована тем приемом, который нам здесь оказан. Мы замечательно отдохнули после трудной дороги. - и добавила с милой улыбкой, - особое ему спасибо за то, что он велел установить в нашей комнате черный зеркальный камень.
Александр, наклонившись к Даруэту бормотал ему на ухо перевод. Антон через горошинку проверял точность формулировок. Выждав некоторое время, обратился к Даруэту:
- Мой высокочтимый друг, моя уважаемая супруга просит передать тебе, что восхищена тем приемом, который нам оказан. Покои, в которых мы поселены - обеспечены всем необходимым и весьма располагают к полноценному отдыху. Ну а за зеркало она просила поблагодарить особо.
Александр пошел по второму кругу, споткнувшись на слове "зеркало". Однако, вспомнив о черном блестящем камне, упомянутом Мариной, в конце концов справился с переводом.
Даруэт с неподвижным лицом выслушал оба варианта и ответил в том смысле, что для высокочтимых гостей, которым ранее несомненно приходилось в силу своего особого положения пребывать в более роскошных апартаментах, чем его скромное обиталище, он стремился создать насколько возможно условия, которые бы соответствовали их высокому статусу. И что эта благодарность для него - приятна, поскольку нет ничего более важного для поддержания чести гранда, чем исполнения наложенных богами правил закона гостеприимства.
- Мой досточтимый супруг, - вновь вступила в разговор Марина, - не мог бы ты спросить у своего дорогого друга и нашего гостеприимного хозяина об утреннем происшествии, - она старалась говорить серьезно, но глаза ее смеялись. Видно было, что она откровенно развлекается, пытаясь довести ситуацию, возникшую за столом в силу местных гендерных традиций, до абсурда.
- Дорогой друг, - подхватил ее игру Антон, - сегодня утром мы были свидетелями величественного ритуала, смысл которого нам не совсем понятен. Ты вошел в башню и поднялся на самый верх. Что означает это восхождение? И что за гимны пели, находящиеся внизу люди?
- Что такое гимн? - переспросил его Александр.
- Ну это такая песня... Восхваление.
Выслушав оба перевода, Даруэт ответил, что им довелось наблюдать древний обычай, возникший в те времена, когда его предки были перенесены богами из мира людей в свое обиталище. В горах, окружавших страну, названную переселенцами "Нева Текан Кархемиш" - новая земля Кархемиша - люди впервые сумели дотронуться до неба. В древних текстах говорилось о лучезарном небесном куполе, но только здесь они сумели по милости богов, выделившим нам райский уголок своего обиталища, коснуться небесной тверди. И расселившись в отведенных им землях, предки несситов постановили в знак благодарности богам воздвигнуть в каждом родовом замке башню, достигающую небес, и ежеутренне на восходе светила совершать ритуал благодарения.
- А песнопения, о которых спрашивала твоя благородная супруга, - тут Даруэт будто бы впервые заметил Марину, обратив к ней взгляд, - принесены нашими предками из старых мест обитания. Они как нельзя лучше подходят к этому обряду.
Марина вдруг пропела слышанное утром, и Антон удивился тому, что она запомнила слова и мелодию. Даруэт пристально посмотрел на нее. Значение этого взгляда было трудно понять. За ним могло скрываться и приятное удивление, и недовольство тем, что кто-то из непосвященных осмелился исполнить фрагмент священного гимна. Однако уже через мгновение лицо его смягчилось, и он улыбнулся Марине. Но ничего не сказал.
- Многоуважаемый друг моего мужа, - продолжила атаку Марина, - мне интересно побольше узнать о вашей семье. Кто ваша жена, много ли у вас детей? Могу ли я познакомиться с вашей супругой? Мне кажется, мы бы подружились, если дружат между собой наши мужчины.
Антон, поняв, что его посредничество больше не нужно, с интересом стал ожидать результат этого феминистского эксперимента. И Даруэт, который, видимо, уже сам тяготился необходимостью следовать нелепой традиции, сдался и ответил напрямую.
- Я не знаю, сколько у меня детей, уважаемая жена моего дорогого друга, - ответил он, приняв манеру общения, предложенную Мариной.
Александр было замешкал, почувствовав подвох и попытавшись выстроить фразу в заданных аристократических традициях, но мысленно махнул рукой и перевел дословно.
- Наверное, у вас, высокочтимый гранд, много жен, если вы не ведете счет детям?
- Сакувасар у меня одна, - отбросил Даруэт всяческое манерничанье, - но есть еще несколько наптарту и есирту. Их дети не являются моими прямыми наследниками и потому я их плохо знаю. Но все они входят в мой род, и я отвечаю за то, чтобы они получили надлежащее воспитание.
- Но кроме них, есть и другие родственники? И что за прелестное дитя Анелла? Я слышала, что все местные благородные мальчики готовы ради нее на подвиги.
- Кто же не знает Анеллу? - улыбнулся Даруэт. - Это дочь моего двоюродного брата, погибшего в битве у Взгорья. В моем доме много детей погибших родственников. И тех родственников, кто не имеет своего крова и живет с нами. А сколько их всего... Вы задаете умные вопросы, Мариэнна, - впервые назвал он ее по имени. - Александ-Я составит полный отчет, и я с удовольствием преподнесу его вам. Позвольте и мне, - обратился он к Антону, - поинтересоваться, сколько у тебя, дорогой друг, жен? Все ли они достоинства сакувасар или среди них, как у нас, существует разделение по статусу?
- Вот моя единственная сакувасар, - смеясь ответил Антон, и сжал в ладони руку Марины. - И других мне не надо...
- В каждой стране свои обычаи, - ответил Даруэт уклончиво. Было видно, что слова Антона его озадачили.
Некоторое время они молчали, обдумывая услышанное от собеседника. Антон прервал молчание.
- Дорогой друг, я хотел посоветоваться с тобой вот по какому поводу. - Он вынул из кармана пульт телетранслятора. - Не нарушим ли мы какой-нибудь из местных обычаев, если покажем во время приема несколько изображений?
Он пощелкал клавишами и посреди комнаты возникло свечение, внутри которого маячило темное пятно. После некоторых манипуляций с кнопками свечение усилилось, и пятно, стремительно увеличиваясь, оформилось в легко узнаваемую человеческую фигуру. Это был никто иной, как сам Даруэт, запечатленный во время произнесения речи на переговорах несколько дней назад. Александр, который уже видел это, хотя и побледнел, но сохранил спокойствие. А вот о стоявшем в стороне слуге никто не подумал. Бедняга потрясенный увиденным, грохнулся в обморок.