Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Бесплодные усилия любви

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  БЕСПЛОДНЫЕ УСИЛИЯ ЛЮБВИ
  
   По мотивам комедии В. Шекспира
   LOVE'S LABOUR'S LOST
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  
   ФЕРДИНАНД, король наваррский
   БИРОН, ЛОНГВИЛЬ, ДЮМЕН, приближённые короля
   БОЙЕ, МЕРКАД, приближённые французской принцессы
   ДОН АДРИАНО ДЕ АРМАДО, испанец-чудак
   НАТАНИЭЛЬ, священник
   ДАЛЛ, констебль
   ОЛОФЕРН, школьный учитель
   КОСТАРД, шут
   МОФ, паж Дона Адриано
   ЛЕСНИЧИЙ
   ПРИНЦЕССА ФРАНЦИИ
   РОЗАЛИНА, МАРИЯ, КЭТРИН, придворные дамы принцессы
   ЖАКНЕТТА, сельская девушка
   Вельможи, слуги короля принцессы
  
  
   Место действия: Наварра.
  
  
   АКТ ПЕРВЫЙ
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Парк короля наваррского.
  
   (Входят король наваррский Фердинанд, Бирон, Лонгвиль и Дюмен.)
  
   КОРОЛЬ:
   Пусть слава, за которой мы охотимся всю жизнь, блестит на глади склепов золотыми письменами и восхваляет наши имена, презрев нелепость неотвратной смерти. Мы, обменяв на время жизнь, уходим в вечность - над нами время более не властно. Воители бесстрашные мои, а в этом я не сомневаюсь, поскольку объявили вы войну своим привычкам и страстям, несметной армии мирских желаний... Указ последний остаётся в силе: мы превратим Наварру в благостный оазис, двор - в Академию искусств. Бирон, Дюмен и вы, Лонгвиль, мне клятву дали на три года единомышленниками быть в делах и помыслах моих, закону следуя, изложенному в свитке. А клятву дав, печатью подписи своей её скрепите, чтоб даже в малости обет сей не нарушить. Свою готовность подписью заверьте и в рамках клятвы долг свой соизмерьте.
  
   ЛОГВИЛЬ:
   Три года попоститься я согласен:
   Душа насытится, а тело отдохнёт.
   Обжора тем, друзья, опасен,
   Что ест, а думать - сил не достаёт.
  
   ДЮМЕН:
   Дюмен, властитель мой, смирился,
   Мирские наслаждения забыл,
   Он от любви и злата открестился,
   И философии досуг свой посвятил.
  
   БИОРН:
   В отличие от них, мой государь, я верен остаюсь тому, чему я клялся раньше.
   Учиться здесь и жить три года,
   Про ласки женские забыв,
   Забыв про сладкую свободу,
   Себя науке посвятив.
   В неделю раз сидеть голодным,
   А в остальные - скудно есть,
   Мне это, лично, не угодно,
   В уставе ж строк таких не счесть.
   Коротких три часа на сон,
   К чему я просто не привык,
   Ах, до чего устав смешон,
   Когда в суть оного я вник.
   Ни сна тебе, ни женщин, ни еды,
   Недалеко здесь, господа, и до беды!
  
   КОРОЛЬ:
   Приняв обет, ты обретаешь новый свет.
  
   БИРОН:
   Позвольте, государь, вам возразить, ответив: "нет".
   Двор королевский мне обещан для науки,
   А он грозит кнутом трёхлетней муки.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Ты этому поклялся, а клятвы надо исполнять.
  
   БИРОН:
   А коли так - примите всё за шутку. Так в чём же суть учения всего?
  
   КОРОЛЬ:
   Познать непознанное надо умудриться.
  
   БИРОН:
   Что скрыто от посредственных умов?
  
   КОРОЛЬ:
   Да. В этом волшебства науки суть.
  
   БИРОН:
   Коль это так - клянусь я изучать
   Всё то, что недозволенно мне знать:
   Как при запрете на пирушки
   Питаться на гурманов вкус;
   Лежать с милашкой на подушке,
   Смеясь, покручивая ус.
   Как строгий обойти запрет,
   И не нарушить свой обет.
   Коль в этом заключается наука,
   То это - замечательная штука.
   Без промедления и слов
   На это присягнуть готов.
  
   КОРОЛЬ:
   Любая, даже мелкая утеха,
   Науке - настоящая помеха.
  
   БИРОН:
   Согласен, что в утехах пользы - ноль,
   Но разве лучше боль менять на боль?
   Искать в писании заветы между строф,
   В сомнениях мучительно блуждая,
   Срывать с загадок мудрости покров,
   Сияния вокруг не замечая.
   Пока ты у науки шанса просишь,
   Глаза свои до времени износишь.
   Ты научи, как усладить мой жадный взор
   Другим неведомым доселе знаньем,
   Расширить, углубить мой кругозор
   И ослепить невиданным сияньем.
   Наука - свет негаснущих небес,
   Источник для дерзающих талантов,
   А мы познать пытаемся прогресс
   Из старых и забытых фолиантов.
   Коль дашь звезде название иное,
   Она на небе ярче не сияет.
   Увы, воображение больное
   По сути существа не изменяет.
  
   КОРОЛЬ:
   Начитанный начитанным глаголет!
  
   Д,ЮМЕН:
   Его теперь ничто не остановит!
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Пшеницу сеет, а сорняк лелеет.
  
   БИРОН:
   Весна на то права свои имеет.
  
   ДЮМЕН:
   И что из этого выходит?
  
   БИРОН:
   Жизнь место и момент всему находит.
  
   КОРОЛЬ:
   Подобен ты жестокому морозу, который губит по весне мимозу.
  
   БИРОН:
   Пока в кустах птенец не запоёт,
   Не может лето день отметить розой.
   Ничто до срока тон не задаёт.
   Я в рождество букета не приемлю,
   Лишь то - что мне сезон преподнесёт,
   Как в мае - снегу я не внемлю,
   Как не терплю вещей переворот.
   Пора учёбы минула теперь,
   Учиться мне - что с крыши отворять входную дверь.
  
   КОРОЛЬ:
   Свободен в выборе своём ты.
   Так иди же - дом не за горами.
  
   БИРОН:
   Нет, государь. Я клятву дал и буду с вами.
   В защиту варварства я многое наплёл,
   Не дав вам ангела науки возвеличить,
   Казните! Я кладу себя на стол,
   Чтоб все свои запасы обналичить.
   Не будет вам, друзья, самоотвода
   Я подписью скреплю обет свой на три года.
  
   КОРОЛЬ:
   Ну что ж - сыграем мы тебе в угоду.
  
   БИРОН (читает):
   "Параграф.
   Не может женщина в пределах мили приближаться к дому".
   Параграф этот обнародован уже?
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Четыре дня тому назад.
  
   БИРОН:
   Какое ж наказание грозит?
   (Читает):
   "Под страхом вырвать женщине язык".
   И кто ж такое выдумать сумел?
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Чёрт подери! Я сам.
  
   БИРОН:
   Зачем же нам подобный срам?
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Чтоб на дистанции от нас держал их страх
   БИРОН:
   Для светских отношений - это крах.
   (Читает):
   "Параграф.
   Коль кто-то из мужчин в течение трёх лет замечен будет в разговоре с дамой, то двор позора вынести не сможет - вельможи с потрохами негодяя сгложат".
   Параграф этот, государь, нарушите вы сами,
   На днях из Франции посольство прибывает,
   Принцесса встретиться, я полагаю, и с вами
   Она вопрос насущный обсудить желает:
   Ей Аквитания нужна от вас в подарок,
   Чтоб дряхлому папашке угодить,
   Не быть Уставу нонче без помарок:
   Параграф этот надо исключить.
  
   КОРОЛЬ:
   О, господи, об этом я забыл.
  
   БИРОН:
   Наука требует и времени и сил.
   Пока она стремится к главной цели,
   Всё более желанием горя,
   На месте топчется она на самом деле:
   Усилия потрачены, но зря.
   Повержен бастион - горит в огне,
   Успех и жизнь - подарены войне.
  
   КОРОЛЬ:
   Необходимость мне велит Устав нарушить.
   Необходимость, сударь, надо всё же слушать.
  
   БИРОН:
   В три года триста раз Устав нарушим,
   Необходимостью одной руководясь.
   Так рождены мы, так сложились души,
   Не можем мы иначе, отродясь.
   Когда ж в Уставе мною брешь пробита,
   Необходимость - мне надёжная защита.
   Я ставлю подпись и с тех пор:
   (Подписывает.)
   Кто вдруг осмелится обет нарушить,
   Тот обречён на муки и позор.
   Мне это, как и вам, противно слушать,
   Таков, однако, други, договор.
   Я в этом деле буду крайний вор.
   А как же развлечения? Забыты?
  
   КОРОЛЬ:
   Здесь учтены все ваши аппетиты.
   Есть при дворе один испанец,
   Его остроты знамениты,
   И зажигательны, как танец.
   А музыка его речей
   Полна гармонии на деле,
   Снимая груз обид с плечей
   Людей враждующих доселе.
   Испанских рыцарей вояжи
   Неподражаемый Армадо
   Нам и покажет и расскажет:
   То для познания всё надо.
   Оцените ль его - не знаю,
   Но врали все его я обожаю.
   Пусть будет он придворный менестрель.
  
   БИРОН:
   Из той Армадо, видимо, породы:
   И на язык остёр и не отстал от моды.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   С шутами славно время проведём:
   Три года пролетят - и глазом не моргнём.
  
   (Входят Далл с письмом и Костард.)
  
   ДАЛЛ:
   Где герцог собственной персоной?
  
   БИРОН:
   Что нужно? Он перед тобой.
  
   ДАЛЛ:
   Я сам его величество собою представляю в лице констебля, но мне, однако, плоть и кровь его нужны.
  
   БИРОН:
   Они перед тобой.
  
   ДАЛЛ:
   Синьор Ам... Ам... своё почтение высказывает вам. Случилась за пределами беда: в письме изложены детали.
  
   КОСТАРД:
   Меня несчастия коснулись также, государь.
  
   КОРОЛЬ:
   Достопочтенный пишет нам Армадо.
  
   БИРОН:
   Каким бы низким не было посланье, даст бог изложено оно высоким штилем.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Высокий слог всегда ничтоже, пошли терпения нам, боже!
  
  
   БИРОН:
   Прослушать? Или воздержаться от смешков?
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Смиренно слушать, сударь, сдержанно смеяться, а, может, просто воздержаться. от того и от другого.
  
   БИРОН:
   Весёлость нашу стиль письма подскажет.
  
   КОСТАРД:
   Речь - обо мне, касательно Жакнетты. А дело а том, что был застигнут в деле.
  
   БИРОН:
   В каком же это деле?
  
   КОСТАРД:
   На самом деле - в деле три причины: во-первых, в замке с нею видели меня, затем - как я вокруг неё крутился, и, наконец - с ней в парке очутился. Здесь - три в одном, как говорится. Теперь, по форме говоря, мужчина - форменный дурак, формально выражаясь.
  
   БИРОН:
   И что же следует из этого теперь?
  
   КОСТАРД:
   Зависит от того, что мне припишут. Всегда господь на стороне закона!
  
   КОРОЛЬ:
   А не хотите ль выслушать внимательно письмо?
  
   БИРОН:
   Мы, как оракулу, внимаем.
  
   КОСТАРД:
   Таков уж человек - внимать позывам плоти.
  
   КОРОЛЬ (читает):
   "Великий государь и повелитель, Наварры полновластный господин, моей души и тела властелин".
  
   КОСТАРД:
   Пока ни слова обо мне.
  
   КОРОЛЬ (читает.):
   "И образом таким...."
  
   КОСТАРД:
   Быть может и таким. Но раз он говорит таким, то это так и было.
  
   КОРОЛЬ:
   Спокойно!
  
   КОСТАРД:
   Любой спокоен, в том числе и я, кто не желает в передряги лезть.
  
   КОРОЛЬ:
   Ни слова больше!
  
   КОСТАРД:
   О чужих секретах я - ни-ни.
  
   КОРОЛЬ (читает):
   "Гонимый чёрной меланхолией и мрачным настроеньем, решил поправить я здоровье - целебным воздухом немного подышать, прогулку предприняв, как надлежит любому дворянину. Случилось это около шести, когда на пастбищах животные пасутся, а птицы в гнёздах, радуясь, несутся, мужчины собираются за ужином в домах. Всё и случилось в это время. Теперь о месте действия скажу: всё приключилось в вашем парке. Случилось быть свидетелем столь непристойной сцены, что белое перо моё и чёрные чернила, которые сейчас ты созерцаешь, не в силах выразить всей гнусности поступка. То место - северо восток к востоку западной границы чудо-сада. Вот там я и увидел огольца..."
  
   КОСТАРД:
   Меня?
  
   КОРОЛЬ (читает):
   "... этого невежественного, малообразованного..."
  
   КОСТАРД:
   Меня?
  
   КОРОЛЬ (читает):
   "... жалкого вассала..."
  
   КОСТАРД:
   Ужели же меня?
  
   КОРОЛЬ (читает):
   "... настолько помнится - зовут его Костард..."
  
   КОСТАРД:
   Конечно, это я!
  
   КОРОЛЬ (читает):
   "... и в позе и в манере, противоречащим декрету государя ... я просто слов не нахожу, с кем всё происходило это..."
  
   КОСТАРД:
   С бабёнкой.
  
   КОРОЛЬ (читает):
   "...с дитяти прапрабабки Евы, пола женского особой, а проще говоря, монарх мой - с бабой.
   Я, руководствуясь высоким чувством долга, направил вам его на справедливый суд в сопровождении служаки Далла, прекрасной репутации констебля, высокого достоинства и в свете не последнего жандарма.
   ДАЛЛ:
   Позвольте вам заметить - это я.
  
   КОРОЛЬ (читает):
   "А что касается Жакнетты, так называю я порочный тот сосуд, застигнутый в руках у сельского невежды, то я храню его для строгости закона и при малейшем повелении монарха готов всё содержимое сосуда вам излить. Примите уверения в высоком к вам и страстном уважении. ДОН АДРИАНО ДЕ АРМАДО.
  
   БИРОН:
   Не так прекрасно, как я ожидал, но лучше чем когда-то слышал.
  
   КОРОЛЬ:
   Да - лучшее из худшего. А ты, что скажешь, братец?
  
   КОСТАРД:
   Насчёт бабёнки, государь, не отпираюсь.
  
   КОРОЛЬ:
   Ты слышал о законе, я надеюсь?
  
   КОСТАРД:
   Ушами слышал, а умом не внял.
  
   КОРОЛЬ:
   Любой застигнутый врасплох с бабёнкой, посажен будет на год в каталажку.
  
   КОСТАРД:
   Не с бабой был застигнут, а с подругой.
  
   КОРОЛЬ:
   И о подругах есть статья в законе.
  
   КОСТАРД:
   Да не подруга вовсе, а - девица.
  
   КОРОЛЬ:
   И девственнице место есть в законе.
  
   КОСТАРД:
   Ну, коли так, то девственность её я отрицаю. Я просто с девушкою был.
  
   КОРОЛЬ:
   И девушка вам, сударь, не поможет.
  
   КОСТАРД:
   Она ещё мне службу добрую сослужит.
  
   КОРОЛЬ:
   Я объявляю приговор: поститься целую неделю на воде и на мякине.
  
  
   КОСТАРД:
   Уж лучше - месяц на баранине и каше.
  
   КОРОЛЬ:
   А Дон Армадо будет сторожить вас. К нему, Бирон, его сопроводите. А мы на практике применим то, чему торжественно клялись.
  
   (Король, Лонгвиль и Дюмен уходят.)
  
   БИРОН:
   Даю любому голову свою на отсеченье, что клятвы и законы эти - курам на смех. Идём же, братец.
  
   КОСТАРД:
   Страдаю я за правду, сударь. Жакнетту и меня застали вместе - это правда. И правда, что Жакнетта целомудренной была. Да здравствует поэтому моя хмельная доля! Однажды снова невезенье улыбнётся. Пока же мне подругою - печаль.
  
   (Уходит.)
  
  
  
   АКТ ПЕРВЫЙ
  
   СЦЕНА ВТОРАЯ
  
   Там же.
  
   (Входят Дон Адриано Де Армадо и Моф.)
  
   АРМАДО:
   Что меланхолия творит с великим духом, нежный мальчик?
  
   МОФ:
   Великий дух пленит великая печаль.
  
   АРМАДО:
   Что меланхолия, чертёнок, что печаль - одно и то же.
  
   МОФ:
   Да нет же, сударь, нет.
  
   АРМАДО:
   Какое ж видишь между ними ты различие, мой мальчик?
  
   МОФ:
   Различие их в действии различном, старец мой суровый.
  
   АРМАДО:
   А почему суровый я? Ну. Почему суровый?
  
  
   МОФ:
   А почему я нежный? Почему же?
  
   АРМАДО:
   Ты - юн годами, юность с нежностью всегда сопоставима.
  
   МОФ:
   Суровым вас назвал я потому, что бремя лет вас сделало суровым.
  
   АРМАДО:
   Удачно и умно.
  
   МОФ:
   Как понимать вас, сударь? Умён я и удачен? Или удачен и умён?
  
   АРМАДО:
   Удачен, потому что мал.
  
   МОФ:
   А почему ж умён?
  
   АРМАДО:
   Умён ты потому что очень уж смекалист ты и изворотлив.
  
   МОФ:
   Вы говорите это в похвалу, хозяин?
  
   АРМАДО:
   Её ты заслужил, мой мальчик.
  
   МОФ:
   Я на такой манер угря расхваливать готов.
  
   АРМАДО:
   А разве же угрю смекалка характерна?
  
   МОФ:
   По изворотливости равных ему нет.
  
   АРМАДО:
   Достойнейший ответ, который кровь мою быстрей по жилам гонит.
  
   МОФ:
   Спасибо, сударь за ответ.
  
   АРМАДО:
   Я не люблю, когда меня перебивают.
  
   МОФ (в сторону):
   Ты, может, и не любишь, а желаешь.
  
  
   АРМАДО:
   Обрёк себя я на трёхлетний срок учёбы с королём.
  
   МОФ:
   Да вам достаточно и часа для учёбы.
  
   АРМАДО:
   Такое невозможно.
  
   МОФ:
   Ужели дважды два вам не по силам?
  
   АРМАДО:
   Я в арифметике профан, душа моя буфетчику не ровня.
  
   МОФ:
   Но вы же - дворянин, а значит и игрок.
  
   АРМАДО:
   Замешано во мне и то, брат, и другое. Без этого на свете невозможно.
  
   МОФ:
   Тогда вы туз и двойку можете сложить.
  
   АРМАДО:
   В итоге будет: двойка и один.
  
   МОФ:
   Как говорят в народе: тройка.
  
   АРМАДО:
   Точно.
  
   МОФ:
   Вы на лету науку познаёте. Моргнул три раза - сосчитал до трёх. Прибавил слово "годы" к слову "три", а в результате двух простейших слов - три года обучения в итоге. Под силу это даже лошади, танцующей под счёт: от одного до трёх.
  
   АРМАДО:
   Вот это класс! Вот это обученье!
  
   МОФ:
   Вот так пустяк творят из пустяка.
  
   АРМАДО:
   Тебе открою тайну: я влюблён. Солдат влюблённый падает так низко, как низко пала женщина моя. Ах если б мог мечом сразить я сей недуг и бросить под ноги его французскому вельможе в обмен на превосходный комплимент. Мне не пристало охать и вдыхать, во власть сдаваясь Купидону. И знаешь ты кого-то из великих, как я, поверженных любовью?
  
   МОФ:
   Да тот же Геркулес, мой сударь.
   АРМАДО:
   Могучий Геркулес! Ты вспомни, мальчик, имена и прочих почитаемых мужей.
  
   МОФ:
   Самсон, хозяин. Он был весом, и не боялся веса , взваливши на спину ворота городские, он, как котомку, их играючи унёс. Но даже он не справился с любовью.
  
   АРМАДО:
   О, славно скроенный Самсон! Я шпагою владею в совершенстве, но вряд ли унесу, как ты, ворота на себе. Ведь оба мы с тобою влюблены. А кто же был возлюбленной Самсона?
  
   МОФ:
   Всё та же женщина, мой сударь.
  
   АРМАДО:
   А темперамент женщины каков?
  
   МОФ:
   Всех четырёх, а, может, трёх, а, может, двух, а, может, одного из четырёх.
  
   АРМАДО:
   Ты точно назови мне.
  
   МОФ:
   Морю он подобен.
  
   АРМАДО:
   Один из четырёх?
  
   МОФ:
   Он самый лучший, судя по по тому, что я читал когда-то.
  
   АРМАДО:
   Где море чувств, там море и страстей для всех влюблённых, но у Самсона не было на то причин. Умом её он был, наверняка, сражён.
  
   МОФ:
   Как море ум её блистал.
  
   АРМАДО:
   Моя любовь - на белом фоне красною гвоздикой.
  
   МОФ:
   Укрыты мысли чёрные под этими цветами.
  
   АРМАДО:
   А, ну-ка, образованный мой мальчик, скорее поясни мне смысл своих речей.
  
   МОФ:
   Помогут же мне ум отца и колкость материнского словца.
  
  
   АРМАДО:
   Так мило всё со стороны дитяти!
  
   МОФ:
   Плетут интриги красный с белым:
   Прочёл одно, а смысл - в ином,
   Девицы действуют умело,
   Не разгадаешь всё равно.
   Бледнеют щеки в страхе, злобе,
   В грехе краснеют и стыде,
   А. ну-ка отгадать попробуй,
   Где грех и злоба, правда где.
   Так алый с белым и сдружились
   И каждой женщине сгодились.
  
   АРМАДО:
   Слыхал ли ты когда-нибудь о короле и нищем славную балладу?
  
   МОФ:
   Три сотни лет тому назад балладу ту мусолил мир, теперь она потеряна на веки, случись найти её сейчас, то ни слова, ни музыка её нас тронуть не смогли бы.
  
   АРМАДО:
   По-новому хочу ту тему осветить и оправдать своё преступное влечение к девчонке. Ведь я действительно влюбился в сельскую простушку, которую застал с Костардом в парке. Она заслуживает ...
  
   МОФ (в сторону):
   Хорошей порки и лучшей пары, чем мой хозяин.
  
   АРМАДО:
   Спой, мальчик, мне. Сними тяжёлый груз любви с души моей.
  
   МОФ:
   От лёгкой женщины душа отяжелела.
  
   АРМАДО:
   Да пой же, не тяни.
  
   МОФ:
   Придётся с пением пока повременить.
  
   (Входят Далл, Констант и Жакнетта.)
  
   ДАЛЛ:
   По воле герцога направлен вам под стражу Костард. Вам не лелеять, не тиранить пленника не надо, а только содержать три дня в неделю на мякине и воде. Девицу же держать молочницею в парке. Честь имею.
  
   АРМАДО:
   Я сам не свой - вы в стыд меня ввели!
  
   ЖАКНЕТТА:
   Вы что-то мне, мужчина, говорите?
  
   АРМАДО:
   Я навещу тебя в сторожке.
  
   ЖАКНЕТТА:
   А найдёшь ли?
  
   АРМАДО:
   Я знаю, знаю это место.
  
   ЖАКНЕТТА:
   О, боже, до чего же вы умны!
  
   АРМАДО:
   Я вам такое расскажу!
  
   ЖАКНЕТТА:
   С такою рожей?
  
   АРМАДО?
   Я вас люблю.
  
   ЖАКНЕТТА:
   Не новые слова.
  
   АРМАДО:
   Пока, красавица.
  
   ЖАКНЕТТА:
   Хорошей вам погоды.
  
   ДАЛЛ:
   Пора, Жакнетта, нам, пора!
  
   (Далл и Жакнетта уходят.)
  
   АРМАДО:
   Поститься будешь, негодяй, за свой проступок, пока прощения от бога не получишь.
  
   КОСТАРД:
   Но прежде чем поститься, надо угоститься, сударь.
  
   АРМАДО:
   Тебе придётся нелегко.
  
   КОСТАРД:
   Обязан буду вам гораздо больше, чем прислуга, с которой вы обходитесь легко, не утруждаясь с ними расплатиться.
  
  
   АРМАДО:
   Заткните рот ему и уведите.
  
   МОФ:
   Идём, преступный раб, идём же!
  
   КОСТАРД:
   Не запирайте в клеть послушную скотину, позвольте ей на пастбище пастись.
  
   МОФ:
   Поститься и пастись - ни есть одно и то же. Отправишься в тюрьму.
  
   КОСТАРД:
   Ах, если снова я увижу весёлых дней печальную канву, то все увидят...
  
   МОФ:
   И что ж увидят все?
  
   КОСТАРД:
   Ведь люди смотрят, а не видят, славный Моф. Ворота узника и рот закрыты - я молчу. Спасибо господу: терплю и повинуюсь.
  
   (Моф и Костард уходят.)
  
   АРМАДО:
   Я даже обожаю землю, где она ступает. И ножки лёгкие, что туфельки несут. Я, полюбив, нарушу клятву и солгу. Любовь и ложь несовместимы. Любовь дерзка и дьявольски коварна, она же - ангел зла, а не иначе. Любовь сразила силача Самсона и Соломона мудрого соблазном одолела. Ни геркулесова дубина, ни испанский меч не могут стрелы Купидона отразить. Он, даже будучи ребёнком, любовью взрослого любого поражает. Прощай же, доблесть, шпага - в ножны, в угол - барабан! Хозяин ваш сражён любовью. Она теперь владычица его. О, боги рифмы, дайте силы! Я на сонет уже готов решиться. Твори же, ум, пиши, перо, вершитесь, фолианты!
  
   (Уходит.)
  
  
  
  
  
   АКТ ВТОРОЙ
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Там же.
  
   (Входят Принцесса Франции, Розалина, Мария, Кэтрин, Бойе, вельможи и свита.)
  
   БОЙЕ:
   Теперь, мадам, черёд настал призвать на помощь всё великолепие своё. Кого король-отец послал, куда послал и наделил какими важными делами вам известно. Он, зная признанный за вами в свете ум, вам предоставил право эту миссию возглавить, вступив в переговоры с Королём Наваррским, единственным наследником и обладателем всего, что на земле зовётся совершенством. Речь о приданом королевы - об Аквитании идёт, ни больше и ни меньше. И нет нужды скупиться на любые чары. Их предостаточно у вас, благодаря природе, которая на многих экономя, так расточительно вас одарила красотою и умом.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Мой уважаемый Бойе, моя неброская краса похвал не требует излишних. Красу оценивает взгляд - не бисер щедро даренных речей. Не столько вы хотите угодить принцессе, сколь наплести узоры собственных речей витиеватых. Однако, перейдём к делам. Уже молва гуляет за границей, что дал король Наварры клятву себя наукам посвятить, отрёкшись на три горда от всего на свете, не допуская даже женщин ко двору. И прежде чем ступить на тот порог запрета, должны вы выяснить возможность таковую у самого властителя Наварры. И оценив достоинства все ваши, я возлагаю эту миссию на вас. Долижите ему, что дочь французского монарха, обременённая намереньем серьёзным, желает с ним увидеться немедля. Спешите. Я же - жду смиренно воли короля.
  
   БОЙЕ:
   Ценю доверие, спешу исполнить волю.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Вас ценят потому, что цените себя вы.
   (Бойе уходит.)
   Кто сотоварищи по клятве короля?
  
   ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
   Один их них - Лонгвиль.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Вы знаете его?
  
   МАРИЯ:
   Я с ним знакома. Встречались мы в Нормандии на свадьбе двух особ. Он славен в области искусств, прекрасно сложен, храбр в бою, великолепен и хорош во всём, за что бы он не взялся. На солнце этом есть, однако, и пятно, не исключает пятна даже солнце - его изящный искромётный ум с его, порою, необузданною волей. Ум - режет, воля - низвергает того, кто на пути становится его.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Не более, чем господин-насмешник он, не так ли?
  
   МАРИЯ:
   Все так о нём и говорят, кто знает этого повесу.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Жизнь коротка у гениев таких - по мере роста увядают. А кто ещё?
  
   КЭТРИН:
   Прекрасный молодой Дюмен. Он добродетелен и люб за добродетель. И как бы зло Дюмена не снедало, им овладеть оно не может. Умом своим он правит вещь простую, которая блистает, как алмаз, при этом ум его сокрыт за гранью такта. Имела честь его увидеть у Алонса, но оценить его достоинства по праву не могу.
  
   РОЗАЛИНА:
   В то время с ними был ещё один из названных студентов по имени Бирон. Таких весельчаков ни разу видеть мне приходилось, который балагурил в рамках этикета. Его часами слушать я не уставала.. Что глаз увидит - ум уже оценит и обратит в весёлый каламбур, Да так, что давятся от смеха старики, а молодёжь - любое слово ловит с восхищеньем.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Спаси вас бог! Ужели все влюбились? Иного быть не может, судя по тому, как вы хвалили каждого избранника своих сердец пленённых.
  
   ПЕРВЫЙ ВЕЛЬМОЖА:
   Вот и Бойе явился.
  
   (Входит Бойе.)
  
   ПРИНЦЕССА:
   Каине вести принесли?
  
   БОЙЕ:
   Наварра был уведомлен о вашем появлении с посольством. Он сам и сотоварищи его по клятве готовы были вашу светлость встретить уже до моего прихода. Но как узнал я: предпочтительней ему, чтоб вы остались за пределами владений, как будто замок осадить его решили, а он к вам вышел выяснить причины вашего визита, а потому и клятву, принятую им, нарушил. Но вот и сам Наварра перед вами.
  
   (Входят Король со свитою, Лонгвиль, Дюмен и Бирон.)
  
   КОРОЛЬ:
   В мой королевский двор добро пожаловать, прекрасная принцесса.
  
   ПРИНЦЕССА:
   "Прекрасная" оставьте при себе, "добро пожаловать" - сейчас совсем не к месту: свод этого двора, простёртый до небес, владеньем вашим быть не может, а в чистом поле принимать принцессу - не пристало.
  
   КОРОЛЬ:
   Мой двор всегда к услугам вашим.
  
   ПРИНЦЕССА:
   А коли так - идёмте ж. Что же медлить.
  
   КОРОЛЬ:
   Я клятву дал, прекрасная принцесса.
  
   ПРИНЦЕССА:
   О, матерь божья! Да нарушьте клятву.
  
   КОРОЛЬ:
   Я клятвы воли собственной не рушу никогда.
  
   ПРИНЦЕССА:
   На то способна только ваша воля.
   КОРОЛЬ:
   Не помышляете о том, чего хотите.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Уж лучше в мудром пребывать незнанье, чем на науку уповать в невежестве своём. Весть о затворничестве вашем облетела свет. Смертельный грех давать такой обет, как и нарушить клятву эту. Несдержанность мою и дерзость извините. Учителя учить мне просто не пристало. Извольте ознакомиться с прошением моим и дать ответ без лишних церемоний.
  
   КОРОЛЬ:
   Немедленно отвечу, коль смогу.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Ответ - отъезду равнозначен. Задержка - нарушению обета.
  
   БИРОН:
   Не с вами ль мы в Брабанте танцевали?
  
   РОЗАЛИНА:
   Не с вами ль мы в Брабанте танцевали?
  
   БИРОН:
   Не сомневаюсь: с вами танцевал я.
  
   РОЗАЛИНА:
   Коль так - вопрос ваш неуместен!
  
   БИРОН:
   Не спешите.
  
   РОЗАЛИНА:
   Поторопили вы меня своим вопросом.
  
   БИРОН:
   Горячность ваша вас поторопила.
  
   РОЗАЛИНА:
   Она наездника в канаву угодила.
  
   БИРОН:
   Не назовёте час?
  
   РОЗАЛИНА:
   Сей час - дурацких тем огласки.
  
   БИРОН:
   Сей час - весь я под вашей маской.
  
   РОЗАЛИНА:
   Хранит меня она от вас и дерзких ваших слов.
  
  
   БИРОН:
   Но не спасёт она от женихов.
  
   РОЗАЛИНА:
   Надеюсь: вас средь них я не увижу.
  
   БИРОН.
   Я ухожу. Вас больше не обижу.
  
   КОРОЛЬ:
   Отец ваш, госпожа, сто тысяч крон в уплату предлагает, что составляет половину суммы всей, затраченной отцом моим на войны. Допустим: я ли он ли эту сумму получили, хотя она и не оплачена ещё, то остаётся долг в сто тысяч крон и - Аквитания в залоге, хотя она совсем не стоит этих денег. Когда б отец ваш заплатил мне половину должной суммы, от Аквитании готов я от отказаться в вашу пользу и дружбой сделку завершить. Отец же ваш желает от меня сто тысяч получить и Аквитанию оставить мне навеки. А мне же выгодней и проще с ней расстаться , деньги получив, чем тратиться на этот клок земли. Будь предложения его не столь обидны здравому уму, я согласился бы на всё, а вы бы, получив своё, отправились довольные домой.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Вы осрамили королевское достоинство отца и репутацию свою не пощадили, не признавая выплаты долгов, исправно нами погашаемых доныне.
  
   КОРОЛЬ:
   От вас впервые я об этом слышу. Коль это так - я деньги либо Аквитанию верну.
  
   ПРИНЦЕССА:
   На слове вас ловлю. Бойе, представьте королю квитанцию, подписанную нашим казначеем на указанную сумму.
  
   КОРОЛЬ:
   Премного буду благодарен.
  
   БОЙЕ:
   Пакет с квитанцией и прочими делами будет вам доставлен завтра, ваша милость.
  
   КОРОЛЬ:
   Меня устраивает это, что и позволит на разумные уступки согласиться. Меж тем вам предлагаю я торжественный приём, который не затронув вашей чести, достоин будет царственной особы. Ворота моего дворца для вас закрыты, но широко распахнуты ворота сердца моего и в этом вы сполна сегодня убедитесь. Надеюсь, что в добре, дарованном от сердца, претензии высокой гостьи растворятся. Прощайте, завтра встретимся мы снова.
  
   ПРНИЦЕССА:
   Здоровья вам и благ!
  
   КОРОЛЬ:
   Чтоб сбылись все желанья ваши!
  
   (Уходит.)
  
   БИРОН:
   Позвольте сердце вам своё, сударыня, представить.
  
   РОЗАЛИНА:
   Я позволяю это сделать вам. Мне на него хотелось бы взглянуть.
  
   БИРОН:
   Желал бы я, чтоб к стонам вы его прониклись.
  
   РОЗАЛИНА:
   Шут нездоров?
  
   БИРОН:
   Сердечком занемог.
  
   РОЗАЛИНА:
   Дурную кровь спустите.
  
   БИРОН:
   Вы наказать меня хотите?
  
   РОЗАЛИНА:
   По крайней мере, так все говорят.
  
   БИРОН:
   Я чувствую его глаза твои пронзят.
  
   РОЗАЛИНА:
   Ножом его готова распороть!
  
   БИРОН:
   Благослови, её, господь!
  
   РОЗАЛИНА:
   А вам желаю я не многих лета!
  
   БИРОН:
   Не смею вас благодарить за это!
  
   (Отходит в сторону.)
  
   ДЮМЕН:
   Не скажете ли, сударь, кто та девушка, стоящая поодаль?
  
   БОЙЕ:
   Наследница прямая Алансона по имени Кэтрин.
  
   ДЮМЕН:
   Ах, как галантна! Вам моё почтенье.
  
   (Уходит.)
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Не скажете ли мне, кто в белом платье так неотразим?
  
   БОЙЕ:
   Вы эту женщину, по-моему, встречали.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Я в белом свете белую такую не встречал. Не терпится мне имя девушки узнать.
  
   БОЙЕ:
   Есть имя у неё, но разглашать не гоже.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   И чья же дочь она?
  
   БОЙЕ:
   По слухам всем - дочь матери она.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Вам бог такую шутку не простит!
  
   БОЙЕ:
   Не обижайтесь, сударь, на меня. Она - наследница, представьте, Фальконбриджа.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Теперь я не сержусь. Само очарование она.
  
   БОЙЕ:
   Возможно, так оно и есть.
  
   (Лонгвиль уходит.)
  
   БИРОН:
   Как в капюшоне девушку зовут?
  
   БОЙЕ:
   Зовут, мой сударь, Розалина.
  
   БИРОН:
   А замужем ли Розалина?
  
   БОЙЕ:
   Ответ на это у неё спросите.
  
   БИРОН:
   Как дома будьте и прощайте.
  
   БОЙЕ:
   И вам того же, до свиданья.
  
   (Бирон уходит.)
  
   МАРИЯ:
   Последний был из них Бирон - шутник по случаю и воле:
   Любое слово в шутку превратит.
  
   БОЙЕ:
   Любая шутка - слово и не боле.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Вы бой достойный выдержали в поле.
  
   БОЙЕ:
   Я на борту во всеоружии противника встречал.
  
   МАРИЯ:
   Упрямых два барана.
  
   БОЙЕ:
   Как судна два, готовых для тарана. А не бараны на пастбище речей обильных ваших.
  
   МАРИЯ:
   Я - пастбище, а вы - бараны. Баранами все шутки ваши завершились.
  
   БОЙЕ:
   О, пастбище прекрасное моё!
   (Хочет поцеловать.)
  
   МАРИЯ:
   На этом пастбище пастись не каждому барашку суждено.
  
   БОЙЕ:
   Кому ж оно принадлежит?
  
   МАРИЯ:
   Судьбе моей и мне.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Сразились два острейших языка в междоусобной драке,
   Не похвалы вы заслужили, а по крайне мере, кары,
   Не ранив острым словом короля Наварры.
  
   БОЙЕ:
   Глаза мои меня не подвели
   Я в душу короля сегодня заглянул
   В ней первые побеги расцвели,
   Меня мой острый глаз не обманул.
  
   ПРИНЦЕССА:
   И что ж увидел глаз?
  
   БОЙЕ:
   Безумно он влюбился в вас.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Какие доказательства на это?
  
   БОЙЕ:
   Весь мир для глаз его немедленно померк,
   Одно желание светилось лишь поверх.
   А сердце, именем блистая, как агат,
   Ничто не жаждало, а только - милый взгляд.
   Язык в поспешности, порою, заплетался,
   А взгляд же - образом любимым наслаждался.
   Все чувства взгляд сумел преодолеть,
   Чтоб самую прекрасную на свете лицезреть.
   Глаза же дивными каменьями блистали,
   Как будто на продажу их принцессе выставляли,
   Купить красавице каменья эти должно,
   Их не заметить просто невозможно.
   Он вами очарованный стоял,
   Саму любовь его восторг ваял.
   Пока восторг его любовь ваяет,
   На поцелуй он Аквитанию меняет.
  
   ПРИНЦЕССА:
   В шатёр идёмте. Полно вам.
  
   БОЙЕ:
   Я взгляды соизмерил чувствам и словам.
   Уста его глазами обернулись,
   Мои прогнозы здесь не обманулись.
  
   РОЗАЛИНА:
   Ты, сводник, мастер, чтоб сердца не разминулись.
  
   МАРИЯ:
   Он дед мальчишки Купидона и знает все его секреты.
  
   РОЗАЛИНА:
   Венера - мать его, отец - урод, как не смешно всё это
  
   БОЙЕ:
   Вы слышите меня, мои мегеры?
  
   МАРИЯ:
   Нет, не слышим.
  
   БОЙЕ:
   А видите ль меня?
  
   РОЗАЛИНА:
   Не слышит и не видит - заблудился.
  
   БОЙЕ:
   Мне с вами - сущая беда.
   (Уходят.)
  
  
  
  
   АКТ ТРЕТИЙ
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Там же.
  
   (Входят Армадо и Моф.)
  
   АРМАДО:
   Журчи, ребёнок песенкой своей. Порадуй слух мой, жаждущий отрады.
  
   МОФ:
   Тра-та-та ...
   (Напевает.)
  
   АРМАДО:
   Неповторимая мелодия твоя! Иди же, юности прекрасное созданье, ключом вот этим отопри-ка пастуха и приведи его сюда. Я должен поручить ему письмо к моей возлюбленной доставить.
  
   МОФ:
   А не хотите ли вы милую свою завоевать французским способом, хозяин?
  
   АРМАДО:
   Французским способом? А что всё это значит?
  
   МОФ:
   А это, властелин мой, значит: присвистнуть надо язычком, притопнуть резво каблучком, глаза от чувства закатить, вздыхать и от любви вопить, ловить все запахи любви, гуляя по любимой носом, прикрыть глаза своею шляпой, скрестить на тощем пузе лапы, как кролик держит их на вертеле, а, может, просто руки запустить в карманы, как на портретах старых рисовали. Изобретательным старайтесь быть и ловким - весь арсенал приёмов сих не терпит остановки. Девицы с улицы клюют на эти штучки, хотя и без того они податливы, как сучки. Понятно вам? Таким вот образом мужчины дурят дам.
  
   АРМАДО:
   Где опыта такого ты набрался?
  
   МОФ:
   Копеечным терпением своим.
  
   АРМАДО:
   О, боже мой!
  
   МОФ:
   Забыли про свою коняшку.
  
   АРМАДО:
   Любовь мою коняшкою зовёшь?
  
   МОФ:
   Нет, господин, коняшка - жеребец, любовь же ваша - попросту кобыла. Ужели о любви своей забыли вы?
  
   АРМАДО:
   Почти забыл
  
   МОФ:
   Ах, нерадивый ученик! Её на память зарубите.
  
   АРМАДО:
   И в сердце и на памяти она, мой мальчик.
  
   МОФ:
   И сердцем крутит. Берусь вам это доказать.
  
   АРМАДО:
   И что же ты докажешь?
  
   МОФ:
   Я, не моргнув, вам это докажу не быть мне живу. Она на памяти у вас, поскольку слышите её ещё не видя, а в сердце потому, что глубоко засела в нём и сердцем крутит, поскольку вы не можете девчонкой обладать.
  
   АРМАДО:
   Все три - как на лицо.
  
   МОФ:
   Хоть тридцать три - и никого толку.
  
   АРМАДО:
   Веди же пастуха, его с письмом пошлю я.
  
   МОФ:
   Прекрасно: лошадь в качестве посла от самого осла.
  
   АРМАДО:
   Что ты несёшь?
  
   МОФ:
   Осла на лошади верхом послать вам следует, хозяин, иначе он задержится в пути. А я пошёл.
  
   АРМАДО:
   Путь недалёк. Иди же.
  
   МОФ:
   Бегу стремительней свинца.
  
  
   АРМАДО:
   Что ты придумал? Ведь свинец тяжёл, к тому ж - неповоротлив.
  
   МОФ:
   А вот и нет! Совсем наоборот.
  
   АРМАДО:
   Свинцу ли в скорости тягаться !
  
   МОФ:
   А с этим надо разобраться:
   Свинец из пушки вылетит быстрее, чем гонец.
  
   АРМАДО:
   О, красноречие, тебе предела нет! Я - пушка, ты - снаряд, я выстрелил тобою в пастуха.
  
   МОФ:
   Уже лечу снарядом.
  
   (Уходит.)
  
   АРМАДО:
   И молод и в словесности изящен,
   Лишь я в своих желаниях несчастен,
   Ужели мой порыв души напрасен?
   Но вот и мой гонец поспел.
  
   (Входят Моф и Костард.)
  
   МОФ:
   Хозяин, казус приключился: башка башкою надломился.
  
   АРМАДО:
   Опять ко мне с шарадами явился?
  
   КОСТАРД:
   Ни загадки, ни шарады, ни посыла ни посылки, в голове - одни опилки.
  
   АРМАДО:
   Всё это чепуха, как мне сдаётся. Моё нутро не хочет, а смеётся. О, небо, он запутался совсем:посылку путает с посылом, с посыл - с посылкой.
  
   МОФ:
   А разве по другому думает мудрец?
  
   АРМАДО:
   Нет, этот эпилог даёт возможность нам понять мудрёный слог. К примеру, шмель, обезьяна и лиса нечётное число собою представляют - три. То есть - мораль, а не посыл.
  
   МОФ:
   Я посыл добавлю. Повторите мне мораль.
  
   АРМАДО:
   Шмель, обезьяна и лиса нечётное число собою представляют - три.
  
   МОФ:
   Коль к ним прибавлю я гуся - ломается нечётность вся. Не три уже - четыре. Добавлю я мораль , а вы - посыл. Шмель, обезьяна и лиса неч1ётное число собою представляют - три.
  
   АРМАДО:
   Прибавили гуся - картина изменилась вся: нечёт преобразился в чёт.
  
   МОФ:
   И я не обманулся: посыл гусём ко мне вернулся.!
  
   КОСТАРД:
   Мальчишка провернул прекраснейшую сделку,
   Заполучив гуся к обеду на тарелку,
   Умно и быстро действовал он. Браво!
   Посыл его заслуживает славы.
  
   АРМАДО:
   С чего всё началось и что случилось?
  
   МОФ:
   Чего-то где-то поломалось, надломилось. Вы этому присвоили название "посыл".
  
   КОСТАРД:
   Я дураком в беседе умной той прослыл. Потом, я утверждать берусь - был не посыл уже,а жирный гусь. На том и завершилась сделка.
  
   АРМАДО:
   Но как же всё-таки случился перелом?
  
   МОФ:
   Я с чувством расскажу о том.
  
   КОСТАРД:
   Не чувство здесь сыграло злую шутку, а посыл:
   Я так спешил исполнить ваше порученье.
   Не смог себя от рока уберечь я
   И в результате получил увечье.
  
   АРМАДО:
   Оставим эту тему.
  
   КОСТАРД:
   И разрешим проблему.
  
   АРМАДО:
   Тебя намерен я освободить.
  
  
   КОСТАРД:
   Не всё мне - хлеб жевать, да воду пить.
   Могли бы мне помыл гусиный предложить.
  
   АРМАДО:
   Моей возвышенной душе угодно вас освободить и выпустить на волю из темницы.
  
   КОСТАРД:
   И вправду, как слабительное вы запор невыносимый мой сломали.
  
   АРМАДО:
   Дарую вам свободу, из тюрьмы освобождаю, а в замен прошу лишь об одном:
   (вручает письмо)
   вы деревенской девушке Жакнетте это передайте от меня. А вот и гонорар - так принято по правилам моим вознаграждать всех поданных своих. Моф, следуй-ка за мной.
  
   (Уходит.)
  
   МОФ:
   Как нитка за иголочкой иду. Прощайте, сударь Костард.
  
   КОСТАРД:
   О, человека эталон! Бесценный самоцвет моей души!
   (Моф уходит.)
   Мне хочется взглянуть на гонорар. Цена заблудшей фразе из латыни - грош.
   "Так сколько стоит эта лента? - Грош." - "Нет, гонорар вам заплачу!"
   Выходит: гонорар - важнее денег. Хорошая расплата при продаже и покупке. Плати всем словом "гонорар" и будешь квит. Придётся положить его в карман для будущих расплат.
  
   (Входит Бирон.)
  
   БИРОН:
   Привет, плутище, Костард! Вот ты-то мне и нужен.
  
   КОСТРАД:
   Скажите, сударь, сколько лент могу купить на "гонорар"?
  
   БИРОН:
   А что такое "гонорар"?
  
   КОСТАРД:
   Чёрт подери, да просто - грош.
  
   БИРОН:
   Ну, значит и на грош всего приобретёшь.
  
   КОСТАРД:
   Спасибо. Да хранит господь вас!
  
   БИРОН:
   Постой же, раб, нанять тебя хочу. Ты просьбу должен выполнить мою, прохвост.
  
   КОСТАРД:
   Когда прикажите исполнить?
  
   БИРОН:
   Сегодня днём.
  
   КОСТАРД:
   Исполню, сударь. До свиданья.
  
   БИРОН:
   Да ты же не узнал ещё, о чём прошу я.
  
   КОСТАРД:
   Исполню - и узнаю.
  
   БИРОН:
   Сначала надо знать, что делать, обормот.
  
   КОСТАРД:
   С утра пораньше завтра к вам приду.
  
   БИРОН:
   Сегодня днём ты это сделать должен. Вот, парень, в чём твоя задача состоит: Сегодня в парке для принцессы обустроена охота. А в свите у неё есть девушка прелестная одна, от имени которой расцветает всё вокруг, и это имя - Розалина. Ты непременно отыщи её и в руки белые вложи сей клад, печатью сердца моего скрепленный. А это - за труды твои вознагражденье.
   (Даёт ему шиллинг.)
  
   КОСТАРД:
   Вознаграждение моё, вознагражденье! Уж лучше гонорара во сто крат. Исполню, сударь, как и приказали! Да здравствует моё вознагражденье!
  
   (Уходит.)
  
   БИРОН:
   Сомненья нет - я по уши влюбился. Влюбился тот, кто так с любовью бился: любовных вздохов не терпел,
  
  
   АКТ ТРЕТИЙ
  
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Там же.
  
   (Входят Армадо и Моф.)
  
   АРМАДО:
   Журчи, ребёнок песенкой своей. Порадуй слух мой, жаждущий отрады.
  
   МОФ:
   Тра-та-та ...
   (Напевает.)
  
   АРМАДО:
   Неповторимая мелодия твоя! Иди же, юности прекрасное созданье, ключом вот этим отопри-ка пастуха и приведи его сюда. Я должен поручить ему письмо к моей возлюбленной доставить.
  
   МОФ:
   А не хотите ли вы милую свою завоевать французским способом, хозяин?
  
   АРМАДО:
   Французским способом? А что всё это значит?
  
   МОФ:
   А это, властелин мой, значит: присвистнуть надо язычком, притопнуть резво каблучком, глаза от чувства закатить, вздыхать и от любви вопить, ловить все запахи любви, гуляя по любимой носом, прикрыть глаза своею шляпой, скрестить на тощем пузе лапы, как кролик держит их на вертеле, а, может, просто руки запустить в карманы, как на портретах старых рисовали. Изобретательным старайтесь быть и ловким - весь арсенал приёмов сих не терпит остановки. Девицы с улицы клюют на эти штучки, хотя и без того они податливы, как сучки. Понятно вам? Таким вот образом мужчины дурят дам.
  
   АРМАДО:
   Где опыта такого ты набрался?
  
   МОФ:
   Копеечным терпением своим.
  
   АРМАДО:
   О, боже мой!
  
   МОФ:
   Забыли про свою коняшку.
  
   АРМАДО:
   Любовь мою коняшкою зовёшь?
  
   МОФ:
   Нет, господин, коняшка - жеребец, любовь же ваша - попросту кобыла. Ужели о любви своей забыли?
  
   АРМАДО:
   Почти забыл
  
   МОФ:
   Ах, нерадивый ученик! Её на память зарубите.
  
   АРМАДО:
   И в сердце и на памяти она, мой мальчик.
  
   МОФ:
   И сердцем крутит. Берусь вам это доказать.
  
   АРМАДО:
   И что же ты докажешь?
  
   МОФ:
   Я, не моргнув, вам это докажу не быть мне живу. Она на памяти у вас, поскольку слышите её ещё не видя, а в сердце потому, что глубоко засела в нём и сердцем крутит, поскольку вы не можете девчонкой обладать.
  
   АРМАДО:
   Все три - как на лицо.
  
   МОФ:
   Хоть тридцать три - и никого толку.
  
   АРМАДО:
   Веди же пастуха, его с письмом пошлю я.
  
   МОФ:
   Прекрасно: лошадь в качестве посла от самого осла.
  
   АРМАДО:
   Что ты несёшь?
  
   МОФ:
   Осла на лошади верхом послать вам следует, хозяин, иначе он задержится в пути. А я пошёл.
  
   АРМАДО:
   Путь недалёк. Иди же.
  
   МОФ:
   Бегу стремительней свинца.
  
  
   АРМАДО:
   Что ты придумал? Ведь свинец тяжёл, к тому ж - неповоротлив.
  
   МОФ:
   А вот и нет! Совсем наоборот.
  
   АРМАДО:
   Свинцу ли в скорости тягаться !
  
   МОФ:
   А с этим надо разобраться:
   Свинец из пушки вылетит быстрее, чем гонец.
  
   АРМАДО:
   О, красноречие, тебе предела нет! Я - пушка, ты - снаряд, я выстрелил тобою в пастуха.
  
   МОФ:
   Уже лечу снарядом.
  
   (Уходит.)
  
   АРМАДО:
   И молод и в словесности изящен,
   Лишь я в своих желаниях несчастен,
   Ужели мой порыв души напрасен?
   Но вот и мой гонец поспел.
  
   (Входят Моф и Костард.)
  
   МОФ:
   Хозяин, казус приключился: башка башкою надломился.
  
   АРМАДО:
   Опять ко мне с шарадами явился?
  
   КОСТАРД:
   Ни загадки, ни шарады, ни посыла ни посылки, в голове - одни опилки.
  
   АРМАДО:
   Всё это чепуха, как мне сдаётся. Моё нутро не хочет, а смеётся. О, небо, он запутался совсем:посылку путает с посылом, а посыл - с посылкой.
  
   МОФ:
   А разве по другому думает мудрец?
  
   АРМАДО:
   Нет, этот эпилог даёт возможность нам понять мудрёный слог. К примеру, шмель, обезьяна и лиса нечётное число собою представляют - три. То есть - мораль, а не посыл.
  
   МОФ:
   А я посыл добавлю. Повторите мне мораль.
  
   АРМАДО:
   Шмель, обезьяна и лиса нечётное число собою представляют - три.
  
   МОФ:
   Коль к ним прибавлю я гуся - ломается нечётность вся. Не три уже - четыре. Добавлю я мораль , а вы - посыл. Шмель, обезьяна и лиса нечётное число собою представляют - три.
  
   АРМАДО:
   Прибавили гуся - картина изменилась вся: нечёт преобразился в чёт.
  
   МОФ:
   И я не обманулся: посыл гусём ко мне вернулся.!
  
   КОСТАРД:
   Мальчишка провернул прекраснейшую сделку,
   Заполучив гуся к обеду на тарелку,
   Умно и быстро действовал он. Браво!
   Посыл его заслуживает славы.
  
   АРМАДО:
   С чего всё началось и что случилось?
  
   МОФ:
   Чего-то где-то поломалось, надломилось. Вы этому присвоили название "посыл".
  
   КОСТАРД:
   Я дураком в беседе умной той прослыл. Потом, я утверждать берусь - был не посыл уже,а жирный гусь. На том и завершилась сделка.
  
   АРМАДО:
   Но как же всё-таки случился перелом?
  
   МОФ:
   Я с чувством расскажу о том.
  
   КОСТАРД:
   Не чувство здесь сыграло злую шутку, а посыл:
   Я так спешил исполнить ваше порученье.
   Не смог себя от рока уберечь я
   И в результате получил увечье.
  
   АРМАДО:
   Оставим эту тему.
  
   КОСТАРД:
   И разрешим проблему.
  
   АРМАДО:
   Тебя намерен я освободить.
  
   КОСТАРД:
   Не всё мне - хлеб жевать, да воду пить.
   Могли бы мне посыл гусиный предложить.
  
   АРМАДО:
   Моей возвышенной душе угодно вас освободить и выпустить на волю из темницы.
  
   КОСТАРД:
   И вправду, как слабительное вы запор невыносимый мой сломали.
  
   АРМАДО:
   Дарую вам свободу, из тюрьмы освобождаю, а в замен прошу лишь об одном:
   (вручает письмо)
   вы деревенской девушке Жакнетте это передайте от меня. А вот и гонорар - так принято по правилам моим вознаграждать всех поданных своих. Моф, следуй-ка за мной.
  
   (Уходит.)
  
   МОФ:
   Как нитка за иголочкой иду. Прощайте, сударь Костард.
  
   КОСТАРД:
   О, человека эталон! Бесценный самоцвет моей души!
   (Моф уходит.)
   Мне хочется взглянуть на гонорар. Цена заблудшей фразе из латыни - грош.
   "Так сколько стоит эта лента? - Грош." - "Нет, гонорар вам заплачу!"
   Выходит: гонорар - важнее денег. Хорошая расплата при продаже и покупке. Плати всем словом "гонорар" и будешь квит. Придётся положить его в карман для будущих расплат.
  
   (Входит Бирон.)
  
   БИРОН:
   Привет, плутище, Костард! Вот ты-то мне и нужен.
  
   КОСТРАД:
   Скажите, сударь, сколько лент могу купить на "гонорар"?
  
   БИРОН:
   А что такое "гонорар"?
  
   КОСТАРД:
   Чёрт подери, да просто - грош.
  
   БИРОН:
   Ну, значит и на грош всего приобретёшь.
  
   КОСТАРД:
   Спасибо. Да хранит господь вас!
  
   БИРОН:
   Постой же, раб, нанять тебя хочу. Ты просьбу должен выполнить мою, прохвост.
  
   КОСТАРД:
   Когда прикажите исполнить?
  
   БИРОН:
   Сегодня днём.
  
   КОСТАРД:
   Исполню, сударь. До свиданья.
  
   БИРОН:
   Да ты же не узнал ещё, о чём прошу я.
  
   КОСТАРД:
   Исполню - и узнаю.
  
   БИРОН:
   Сначала надо знать, что делать, обормот.
  
   КОСТАРД:
   С утра пораньше завтра к вам приду.
  
   БИРОН:
   Сегодня днём ты это сделать должен. Вот, парень, в чём твоя задача состоит: Сегодня в парке для принцессы обустроена охота. А в свите у неё есть девушка прелестная одна, от имени которой расцветает всё вокруг, и это имя - Розалина. Ты непременно отыщи её и в руки белые вложи сей клад, печатью сердца моего скрепленный. А это - за труды твои вознагражденье.
   (Даёт ему шиллинг.)
  
   КОСТАРД:
   Вознаграждение моё, вознагражденье! Уж лучше гонорара во сто крат. Исполню, сударь, как и приказали! Да здравствует моё вознагражденье!
  
   (Уходит.)
  
   БИРОН:
   Сомненья нет - я по уши влюбился. Влюбился тот, кто так отчаянно с любовью бился: я томных вздохов не терпел, влюблённых, не колеблясь, разносил и в пух и в прах , стоял констеблем ночью на часах, и, словно, с мальчиком боролся с чудом, пред которым смертный восставать не в праве! Ему я восставал, упрямому, плаксивому ребёнку, чей возраст от младенца исчислим до старика, Дон Купидону, властителю объятий и творцу любовных рифм, отцу всех вздохов и стенаний, лентяев и бездельников владыке, штанов и юбок королю, великому монарху всех прелюбодеев. О, сердце бедное моё! Ужели мне судьба на этом поле битвы быть капралом, носить его цвета, как обруч акробата! Я иск в любви себе же предъявил! Я - в поисках жены! Той женщины, которая починки просит, как немецкие часы.
   Как их не заводи - они то сзади времени, то впереди! А хуже прочего, что свой обет, нарушил я, влюбившись в самую из худших трёх красавиц: на белом полотне лица два сизые крыла бровей над смолью чёрных глаз взметнулись. Пленить её желаний не способен и стоглазый Аргус! Тоскую и тащусь за нею я! Она ж - неотвратима, как чума. Месть Купидона, видимо, обидчика настигла за небрежение к его божественным забавам. Ну, что ж - судьба писать сонеты и любить, вздыхать и умолять. Кому-то барыню любить, кому-то - и лакея.
   (Уходит.)
  
  
  
  
  
  
   АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
   ЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Там же.
  
   (Входят Принцесса со свитой, Лесник, Бойе, Розалина, Мария и Кэтрин.)
  
   ПРИНЦЕССА:
   А не король ли так пришпорил лошадь, взбираясь на высокий холм?
  
   БОЙЕ:
   Не знаю я, но, видимо, не он.
  
   ПРИНЦЕССА:
   И кто бы ни был там, всё говорит о том, что он - возвышенных стремлений. Итак, пока дела - в гостях мы остаёмся, в субботу же, закончив их - во Францию вернёмся. Теперь, лесничий, покажи нам сцену, где мы в убийство с господами поиграем.
  
   ЛЕСНИЧИЙ:
   Совсем недалеко, вон там у рощи. Прекраснейшее место для охоты.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Ваш выстрел в цель направлен точно: прекрасное прекрасного достойно. Прекрасною охотою заняться есть охота.
  
   ЛЕСНИЧИЙ:
   Пардон, мадам, не то хотел сказать.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Как понимать?
   Сначала подарить, а после отобрать?
   Такой у гордости короткий срок! Скупы на похвалы вы.!
  
   ЛЕСНИЧИЙ:
   О. боже, как же вы красивы!
  
   ПРНЦЕССА:
   Ведь как изъяны портретист не правит,
   Оригинал же - только бог исправит.
   Вот зеркало моё - в нём правда,
   Вот плата за слова - награда.
  
   ЛЕСНИЧИЙ:
   В наследство вам досталась только красота.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Смотри-ка побеждает взятка - жизни суета!
   Краса сегодня, как наряды на балу! -
   За деньги расточают похвалу.
   Подайте лук, добром хочу убить,
   Чтоб было вам за что его корить.
   Случись - по цели промахнусь,
   На сострадание сошлюсь.
   А если и убью,
   То ловкость выкажу свою.
   Но многие, и это надо знать:
   Горазды ради славы убивать.
   Порою, так нас ранят слава и награды -
   Самим себе становимся не рады.
   Вот так и я сражу стрелою лань,
   Победно возложив на рану длань.
  
   БОЙЕ:
   Не славы ль ради толпы жён сварливых своих мужей лишают власти над собой?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Любая женщина достойна похвалы,
   Где муж притих, боясь её хулы.
  
   БОЙЕ:
   А вот и представитель стороны.
  
   (Входит Костард.)
  
   КОСТАРД:
   Да ниспошлёт господь вам всем привет! Кто голова всему в компании честной?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Коль головою не страдаешь, средь безголовых с головою ты узнаешь.
  
   КОСТАРД:
   И кто же всех главней и выше?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Кто толще всех и выше крыши.
  
   КОСТАРД:
   Дородна мэм и высока - ответ от правды недалёк.
   Коль ваша талия была бы так тонка, как мой намёк,
   Её сравнить бы с талией осиной смог.
   Вы главная? - ведь вы дородней всех.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Ну. что там, что там, сударь?
  
   КОСТАРД:
   Письмо имею от Бирона в адрес некой Розалины.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Давайте же письмо! Оно от друга. Посланник, встаньте в стороне. А вы, Бойе, разделайте цыплёнка.
  
  
   БОЙЕ:
   Спешу исполнить, но прошу прощенья: оно написано не нам, а женщине по имени Жакнетта.
  
   ПРИНЦЕССА:
   И всё-таки: печать немедленно срывайте и читайте вслух.
  
   БОЙЕ (читает):
   "Свидетель небо - ты красива и это истина, правдивей нет которой. Ты, кто прекраснее прекрасного, красивее красивого, правдивее правдивого найди сочувствие вассалу своему! Ведь Кофетуа, славный и великий государь свой взор остановил на падшей нищенке девчонке Зенелофон. А он бы мог и просто приказать девице: 'veni, vidi,vici',что в переводе на язык толпы с латинского всего лишь означает, как один учёный объяснил: "пришёл, увидел, победил". Пришёл - раз, увидел - два, победил - три. Кто пришёл? Король. Зачем? Увидеть. Для чего? Победить? К кому пришёл? К нищенке. Кого увидел? Нищенку. Кого победил? Нищенку. Случилось что? Победа. На чей стороне? На стороне короля. На чьей обогащение явилось стороне? На нищей стороне. А брак явился катастрофой. Для кого? Для короля. Нет - для обоих катастрофа, как и в каждом друг для друга. Я в данном случае - король, ты - нищенка по сути и рожденью. А мог бы приказать любить? И мог взять за право это делать? Мог бы. А умолять вас о любви? Вот это сделать это я сегодня и намерен. Что на свои лохмотья ты в обмен получишь? Платья. На унижение? Почёт. В обмен же на себя - меня. Я лобызаю ваши ноги в ожидании ответа, глазами пожираю образ милый, а сердцем растворяюсь в вашем теле.
  
   Твой в высшем понимании всего произведённого на свете.
   ДОН АДРИАНО ДЕ АРМАДО
  
   Немейский Лев взревел: его все слышат,
   Тебя он ищет , бедная овца,
   К тебе зверюга сей неровно дышит,
   Иди сама, забава, на ловца.
   Смотри же не противься великану,
   Чтоб не бывать ни смерти, ни капкану.
  
   ПРИНЦЕССА:
   И кто ж пожертвовал крыло
   На столь кручёное перо?
   Какой поэт такое начертал?
   Из вас подобное сему когда-то кто-то где-то прочитал?
  
   БОЙЕ:
   Я стиль подобный у кого-то уж встречал.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Боюсь, что в памяти у вас провал - ведь автор опус сей, должно быть, подписал.
  
   БОЙЕ:
   Испанец местный Дон Армадо - двора любимец и монарха.
   Такой же идиот и фантазёр, как и Монарко.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Пойди сюда и удостой ответом. Кто дал тебе письмо?
   КОСТАРД:
   Хозяин мой послал меня с приветом.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Кому ж отдать велел, скажи?
  
   КОСТАРД:
   От сударя сударыне просили передать.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Какой сударыне от сударя какого?
  
   КОСТАРД:
   Ах, до чего же все вы бестолковы.
   От сударя Бирона, молодого господина,
   Француженке по имени богиня-Розалина.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Ты адресом ошибся, парень. Где же свита, почему господ не слышу?
   (Обращаясь к Розалине):
   Не хмурься душка, и тебе напишут.
   (Принцесса со свитой удаляется.)
  
   БОЙЕ:
   В чём истина? Скажи мне ты.
  
   РОЗАЛИНА:
   Секрет открою другу.
  
   БОЙЕ:
   Да, кладезь, красоты.
  
   РОЗАЛИНА:
   Да в ней самой: она спорхнула от испуга.
  
   БОЙЕ:
   Охотится девица за рогами. Случись же браком охмурить мужчину, клянусь петлею я, она рогов ему наставит целую корзину.
  
   РОЗАЛИНА:
   Теперь позвольте выстрел сделать мне.
  
   БОЙЕ:
   А кто же жертвенный олень?
  
   РОЗАЛИНА:
   Уж коли о рогах заговорили, то лучше вам укрыться в тень.
   Они у вас действительно торчат!
  
   МАРИЯ:
   Бойе, вы всё ещё бранитесь, уж лучше вы её поберегитесь.
  
   БОЙЕ:
   Ведь и она от ран моих страдает. Меня вы не боитесь?
  
   РОЗАЛИНА:
   Как в детстве говорят:" Ты сначала догони-ка!"
  
   БОЙЕ:
   А в нашем детстве говорили: "Мало попало? Ещё попадёт!"
  
   РОЗАЛИНА:
   Догони-ка, догони-ка, дорогой!
  
   БОЙЕ:
   Коль я не догоню, догонит кто-нибудь другой!
  
   (Розалина и Кэтрин уходят.)
  
   КОСТАРД:
   И стрелы метки и стрелки искусны!
  
   МАРИЯ:
   Цель - бита, результаты - грустны.
  
   БОЙЕ:
   Да что о цели говорить - она пред вами! Не пораженная ни словом, ни стрелами.
  
   МАРИЯ:
   Уж слишком широко вы замахнулись.
  
   КОСТАРД:
   А потому и промахнулись.
  
   БОЙЕ:
   Коль не с руки - то в руку.
  
   КОСТАРД:
   Ты прямо в цель направил штуку.
  
   МАРИЯ:
   Язык ваш груб, уста покрылись грязью.
  
   КОСТАРД:
   Вам не - стрелять, а заниматься вязью.
  
   БОЙЕ:
   Хотели нас сразить, да не сразили. Прощай мой добрый филин.
  
   (Бойе и Мария уходят.)
  
   КОСТАРД:
   Я, деревенщина, простак и скоморох, но похвалиться мне, признаюсь вам, не грех - ведь барина с девицами разделал под орех. Какие шутки! Прямо из народа! И слово - меткое, и брани площадной - свобода! Каков Армадо, право! И машет веером пред дамами и пляшет, браво, Целует руки и в любви клянётся, что верным им на веки остаётся! А паж его - всего-то - вошь, а как он, сволочь, в остроумии хорош!
  
   (За сценой слышится шум, создаваемой охотой.)
  
   (Костард убегает на шум.)
  
  
  
   АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
   ЦЕНА ВТОРАЯ
  
   Там же.
  
   (Входят Олоферн, Натаниэль и Далл.)
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Я заявляю от души: охота выдалась на славу.
  
   ОЛОФЕРН:
   Олень (отряд парнокопытных), на взлёте к небесам сражён был меткою стрелою и, истекая кровью смотрелся как рубиновый брильянт, воздетый в ухо голубого неба (эфира или атмосферы), и падая на землю ( терра, иначе говоря, на почву) на тверди распластался, слово, краб.
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Вы, Олоферн, нам лекцию прочли, учёными словами выражаясь, а ведь по сути это был молоденький олешек..
  
   ОЛОФЕРН:
   Haud credo, дорогой Натаниэль.
  
   ДАЛЛ:
   И не хед кредо, а олешек.
  
   ОЛОФЕРН:
   Невежды утверждение сие! Сие инсинуации подобно, когда она встречается in via, по сути ничего не понимая, по крайней мере, пробуя facere. Возможно, ostentare, как термин очень старый, чтоб показать, на самом деле, необразованность свою и не учёность или скорей невежество, подобное безумству или бреду, чтобы сравнить оленя с haud credo.
  
   ДАЛЛ:
   Да не хед кредо, а олешек.
  
   ОЛОФЕРН:
   Bis coctus - глупость, сказанная дважды! О, монстр невежества, твой лик незнанием основ наук обезображен!!
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Он не вкушал деликатесов книг прекрасных, не пил чернил, как говорят, на белой скатерти бумаг, а потому сей индивид на уровне животного и бдит и мыслит. И эти дикие ростки, нам всходам благородным, дают возможность расцвести во всём великолепии и чувств и вкусов, за что должны быть благодарны все мы.
   Как не резон казаться мне мальчишкой,
   Так и глупцу сидеть за умной книжкой.
   Я omne bene истину отцов провозглашу:
   "Кто бури, скажем, не боится,
   Порой, от ветерка спешит укрыться".
  
  
   ДАЛЛ:
   Вы, два учёных мужа, дайте мне ответ на мой вопрос. Кому был месяц отроду, когда родился Каин, а он и по сей день не может постареть?
  
   ОЛОФЕРН:
   Диктина, милый Далл! Диктина!
  
   ДАЛЛ:
   Диктина? Что это такое?
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   То - Фебе, луны и месяца название такое.
  
   ОЛОФЕРН:
   Когда Адам отметил сотый юбилей,
   Не более, чем месяц было ей.
   Название меняется, а суть всё та же.
  
   ДАЛЛ:
   Хоть лбами стукни, а они туда же.
  
   ОЛОФЕРН:
   О, господи, дай разума ему! Названия иные - суть одна.
  
   ДАЛЛ:
   И я о том же: месяц пережить луну не может, как и то, что зверь, которого принцесса подстрелила был олешек.
  
   ОЛОФЕРН:
   Почтенный мой Натаниэль, вы не хотите ли услышать эпитафию, экспромтом мною сотворённую по случаю кончины бедного оленя, принцессою поверженного зверя, в простонародье говоря, олешка?
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Давайте ж, Олоферн, давайте, о чувстве такта всё же вы не забывайте.
  
   ОЛОФЕРН:
   Позволю я себе играть словами, которые украсят опус мой.
   Стрелой принцессы поражён телёнок,
   Но сожалея, не жалела дикого восторга,
   Был голос госпожи и строг и звонок,
   Как эхо от охотничьего рога.
   И поздно или рано рану видит знать,
   Давая знати смысл события понять.
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Да, истинный талант!
  
   ДАЛЛ (в сторону):
   Уж коли он хватает, то хватает крепко.
  
  
   ОЛОФЕРН:
   Судьба меня талантом наделила, а суть до неприличия проста: до дури дух экстравагантный, забитый формами, фигурами, идеями и прочим мудрым хламом. Всё это бродит, будоражит ум и память, гуляет в недрах pia mater, для мысли выбирая правильный фарватер, чтоб вылезти наружу и сразить. И чем талантище острее, тем результат его виднее. Я, слава богу, в этом преуспел.
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Я также господа за вас благодарю. Все прихожане кланяются вам за воспитание сынов и дочерей, кто так в науках преуспел по вашей воле. Вы- славный член общины нашей.
  
   ОЛОФЕРН:
   Я Геркулесом вам клянусь: и сыновьям и дочерям - ученье в пользу. Кто мало говорит - работает умом. Нас посетить желает женская душа, похоже.
  
   (Входят Жакнетта и Костард.)
  
   ЖАКНЕТТА:
   Я вас приветствую, отец.
  
   ОЛОФЕРН:
   Отец, но мнимый. Как может мнимый быть отец отцом?
  
   КОСТАРД:
   Чёрт подери, учитель. Он походит более на бочку.
  
   ОЛОФЕРН:
   Ты откупорил бочку, полную вина! Великолепный образ из глубин народа! Какой искрится кремний, бисер мечется свинье. Так мило это и отлично.
  
   ЖАЕКНЕТТА:
   Отец почтенный, будьте так любезны, прочтите мне письмо, которое прислал мне Дон Армадо, а Костард передал. Я умоляю вас, прочтите.
  
   ОЛОФЕРН:
   Fauste precor gelido quando pecus omne sub umbra Ruminat, - и так далее. Ах, добрый старый мантуанец! Я о тебе скажу, как о Венеции восторженно зеваки говорит:
   Venetia, Venetia,
   Chi non ti vede, non ti pretia.
   О, старый мантуанец! Старый мантуанец! Кто не познал тебя, любить тебя не может. Ut, re, sol, la, me, fa. Прошу прощения, а что же в том письме? Как у Горация в строке: "Каким стихом изложена душа?"
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Стихом и писанным не дурно.
  
   ОЛОФЕРН:
   Порадуйте наш слух какой-нибудь строфой.
  
   НАТАНИЭЛЬ (читает):
   Как клясться мне, коль мой обет нарушен?
   Пленён красою - ей одной послушен.
   Себя предал я, а тебя - не смею,
   Могуч, как дуб, а пред тобой - робею.
   Не книги вижу, а глаза любимой,
   А в слове каждом - тембр неповторимый.
   Твоею неземною красотой.
   Не восторгаться может лишь слепой.
   Огонь из глаз и гром твоих речей,
   Как музыка - душе и радость - для очей.
   Прости мне, небо, что высоким слогом
   Земною красотою восхищаюсь, а не богом!
  
   ОЛОФЕРН:
   В словах не соблюдая ударенья, вы нарушаете размер стихотворенья. Позвольте мне взглянуть на канцонетту. Здесь стоп число соблюдено, однако вот изящества, кадансов золотых, скажу вам, нет. Здесь видим мы поэзию caret. Овидий же Назон был мастер в этом деле. Назон же потому, что обонял благоухание неведомых цветов, творил из образа великие портреты. И что не говори, а всё же imitrari не стоит ничего, как вторит пёс хозяину всегда, мартышка - вожаку, а лошадь - ездоку. Скажите, damosella девственная, мне а вам ли адресовано письмо?
  
   ЖАКНЕТТА:
   Да. сударь, от Бирона, придворного принцессы иностранной.
  
   ОЛОФЕРН:
   Что на конверте там начертано посмотрим: "Моей прекрасной Розалине в розовые ручки". Ещё разок взгляну на стиль письма и подпись написавшего проверю. "Ваш верный и покорнейший слуга. Бирон". Натаниэль, так это ж короля один из сотоварищей по клятве . Письмо же адресовано одной из фрейлин иностранной королевы. Не по значению письмо попало, сударь. Беги-ка, душенька, скорее во дворец и в руки королю конверт сей передай. Письмо имеет значимость большую. Беги скорее, не прощаясь.
  
   ЖАКНЕТТА:
   Идём скорее, Костард. Хранит вас всех господь!
  
   КОСТАРД:
   К твоим услугам, пава.
  
   (Костард и Жакнетта уходят.)
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Ведёте вы себя согласно правилам святой богобоязни. Как говорил один святой отец....
  
   ОЛОФЕРН:
   И всё же - пусть слова святого старца слух мой не тревожат. Уж лучше о стихах поговорим. Понравились ли вам стихи, Натаниэль?
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Прелестное письмо!
  
   ОЛОФЕРН:
   Сегодня приглашён я на обед отцом студента своего. И если перед трапезой вы явитесь туда благословить и дом и домочадцев, то будет уготован вам в ту самую минуту от имени родителей дитяти ben venuto, где докажу вам, что стихи пусты, не поэтичны, и не блещут остротой и творческим азартом. Надеюсь, что компанию разделите со мною.
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Как в божьем слове говорится: "грустить в компании нам всем и веселиться".
  
   ОЛОФЕРН:
   От божьих слов не можем отступиться.
   (В сторону Далла):
   И вы, почтеннейший, пойдёте вместе с нами. Отказов я не принимаю, pauca verba, как я понимаю. Вперёд, друзья! Монархи - на охоте, а мы же - отдохнём на собственной работе.
  
   (Уходят.)
  
  
  
   АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
   ЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
   Там же.
  
   (Входит Бирон с бумагой в руках.)
  
   БИРОН:
   Король настигнуть пробует оленя, а я - себя себя настигнуть не могу. Они смолят силки для дичи, а я - в смоле увяз по горло и мундир запачкал. Звучит: "запачкать" унизительно до боли! Ну что ж, печаль, присаживайся рядом! Говаривал так шут и я так говорю. Иначе и не скажешь - шут я! И в этом суть всех рассуждений. Я господом клянусь - любовь безумна, как Аякс. Любовь меня в барана превратила. Во мне она меня безжалостно убила. И это рассуждение бесспорно! Любить не буду больше - лучше пусть повесят. Но что мне делать с милыми очами - от них мне никуда не скрыться. И снова лгу я сам себе. О, небо, ведь я знаю, что люблю, а потому стихами мыслю и в тоску впадаю. А вот и образец моих стихов и настроений. Один сонет ей передан уже: дурак - послал, а шут - отнёс и передал немедля. Один - дурак, другой - шутник и милая девчонка! Коль были б трое остальные также влюблены, меня бы это, бог свидетель, так не волновало. А вот один из них с бумагою в руках идёт навстречу. О, боже, награди его страданием подобным!
   (Отходит в сторону.)
  
   (Входит Король с бумагой в руках.)
  
   КОРОЛЬ:
   О, господи!
  
   БИРОН (В сторону):
   Клянусь! Сражён!
   Не медли, Купидон, рази его стрелою в сердце!
   Он что-то сокровенное читает!
  
   КОРОЛЬ (читает):
   Лобзает Солнце розы лепесток,
   Лучами золотыми обнимая,
   Как взор любимой катит с бледных щёк
   Росу ночную, взглядом обжигая.
  
   Луны серебряной унылый лик
   Не так на глади чёрных вод печален,
   Как рок, который в суть мою проник,
   Я плачу, не смыкая глаз ночами.
  
   Моя слеза - твоей победы след,
   Душа болит, на слезы не скупится,
   Мне жизни без тебя сегодня нет,
   Владычица моя, моя царица.
  
   Пока себя в моих слезах не видишь - плачу,
   Увы, в любви не может быть иначе.
  
   Царица всех цариц! И молния и гром!
   Ни словом описать и не объять умом.
  
   Как о печали ей моей узнать? Оставлю здесь я исповедь свою. Пусть дерев; укроют мой порыв. Кто там идёт?
   (Отходит в сторону.)
   Смотрите-ка: Лонгвиль. Читает что-то! Послушаем и мы!
  
   БИРОН:
   Похоже, что ещё один дурак явился!
  
   (Входит Лонгвиль с бумагой в руке.)
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   О, боже, я - клятвопреступник!
  
   БИРОН:
   Подобен он преступнику - читает приговор.
  
   КОРОЛЬ:
   Похоже, он влюблён. Надеюсь, что в позоре буду не один.
  
   БИРОН:
   У собутыльников всегда найдётся тема.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Ужели первый я нарушил свой обет?
  
   БИРОН:
   На этот счёт тебя я успокою: таких уже в природе двое. Триумвират тобою завершён - ты стал последним кирпичом позорного столба, который для себя же мы и возвели.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Стихи мои плохи - не тронут сердца милой. Мой эталон любви, моя Мария! Иначе я проблему разрешу: порву стихи и прозой напишу.
  
  
   БИРОН:
   Стихи, как говорят, мальчишки Купидона украшенье, не порть его наряд.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Вот и стихи.
   (Читает):
  
   Риторика небесных глаз
   Всех остальных сильнее сил,
   От казни и позора спас
   Себя я - жребий так решил.
  
   Нельзя изменника казнить,
   Забыл я про позор и страх,
   Я смог богиню полюбить,
   А всё земное - только прах.
  
   Обет, как выдох после грёз,
   А ты мне - солнцем в небе стала,
   Тот выдох ветерок унёс,
   И клятвы, словно, не бывало.
  
   А коль помеха клятва раю,
   То я иное выбираю.
  
   БИРОН:
   Здесь божество печёнка лепит из девчонки.
   Творят богиню из гусыни.
   Идолопоклонство да и только!
   Помилуй, господи, во что мы превратились?
   С пути мы истинного сбились.
  
   ЛОГНВИЛЬ:
   А с кем же отослать? Сюда идут! Пойду-ка спрячусь.
  
   (Отходит в сторону.)
  
   БИРОН:
   Здесь в прятки детская затеяна игра.
   А я, как бог, взираю с неба,
   На всю людскую непотребу.
   Ещё на мельницу добавили мешок!
   О, боже, ты моё желание исполнил!
   (Входит Дюмен с бумагой в руках.)
   Вот и зажаренный Дюмен!
   Четыре кулика на блюде!
  
   ДЮМЕН:
   О, самая божественная Кэтрин!
  
  
   БИРОН:
   О, самый хлыщ позорный!
  
   ДЮМЕН:
   Ты глазу смертному - небесная отрада!
  
   БИРОН:
   Себя обманывать не надо!
  
   ДЮМЕН:
   Янтарь её волос - как золото короны.
  
   БИРОН:
   Янтарь на голове растрёпанной вороны.
  
   ДЮМЕН:
   Подобно кедру: и стройна и величава.
  
   БИРОН:
   А я бы так не говорил.
   И плечи не изящны.
  
   ДЮМЕН:
   Так вдохновенно бог её творил.
  
   БИРОН:
   Бог сотворил, не доведя до совершенства.
  
   ДЮМЕН:
   Мечта моя близка!
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   И близок я к блаженству.
  
   КОРОЛЬ:
   И я от цели не далёк. Ах, помоги мне, боже!
  
   БИРОН:
   Аминь, о, господи, аминь!
   И мне везёт, похоже.
  
   ДЮМЕН:
   Забыть бы мне о ней, но сей недуг в крови моей ютится,
   Не можно от него освободиться.
  
   БИРОН:
   А коль в крови - спусти ту эту дрянь,
   Забудешь боль, жизнь зарубцует длань.
  
   ДЮМЕН:
   И всё-таки прочту, что написал.
  
   БИРОН:
   Куда ж теперь нас Купидон послал?
  
   ДЮМЕН (Читает):
  
   Май резвится и гуляет,
   Всех любовью заражает.
   Обнимает ветерок
   Полюбившийся цветок.
  
   Бархат лепестков стыдливых
   Лобызает ветр счастливый
   И цветок, вы мне поверьте:
   Умирает томной смертью.
  
   Ветерок обетом связан,
   Путь иной ему заказан.
   Подразнил и... улетел.
   Строг обет. А ветр хотел...
  
   Ветерок - пока не ветер
   Но любовь уже он встретил.
   Как некстати сей обет:
   Без любви-то меркнет свет.
  
   Ведь бывает, что и боги,
   С нами схожие во многом:
   В смертных превращаются,
   Когда в людей влюбляются.
  
   Стихи пошлю и объясненье,
   Как я страдаю от томленья.
   Ах, если бы король, Лонгвиль и наш Бирон
   Смогли бы так любить, как я влюблён!
   Тогда бы наш совместный грех
   Нам опустился сразу бы для всех.
  
   ЛОНГВИЛЬ (выходя на сцену):
   Ни милосердия ни жалости, Дюмен, не понимаешь,
   Коль в сотоварищи в любовных муках призываешь.
   Здесь не бледнеть бы надо, братец, а краснеть,
   Когда б в таких вещах свидетелей иметь.
  
   КОРОЛЬ (выходя на сцену):
   Красней же, сударь, ты - не скромен,
   Коря другого - сам виновен.
   Вины твоей, конечно, нет
   Коль не слагал Марии твой сонет.
   И видя свой кумир, спокойным оставался,
   За сердце ты, конечно, не хватался.
   Из-за кустов за вами наблюдал,
   Краснел, бледнел и искренне страдал.
   Я слышал все рифмованные страсти,
   И вздохи и притворства разной масти.
   "О, боже!" восклицал один
   Не спорю - мастера вы в похвалах,
   В любви преуспевая на словах.
  
   (Лонгвилю):
   Ты клятву раю предпочёл.
  
   (Дюмену):
   Юпитер бы себя так не повёл.
   А что Бирон, друзья, на это скажет?
   И за предательство вам честь окажет?
   Он лезвием ума и шпагой языка
   Вам пощекочет, братия, бока.
   Не пожелал бы я такого и врагу
   И позавидовать вам в этом не могу.
  
   БИРОН:
   Пришла пора притворство наказать.
   (Появляется на сцене.)
   Простите, мой король, хочу сказать!
   Вы, порицая двух влюблённых червяков,
   И сами от любовных не спаслись оков.
   Во взоре вашем я увидел беса:
   В нём властвует французская принцесса.
   И в царственной душе уже успели
   Ужиться словоблуды менестрели.
   Не стыдно вам копаться в сей трухе? -
   Замешаны три чёрта во грехе.
   Сучки в глазах иметь нам всем обидно.
   В своём глазу-то и бревна не видно.
   Каких я только сцен не повидал,
   Где каждый от любви по-своему страдал,
   Когда король вдруг становился гномом,
   А Геркулес плясал пред Соломоном.
   А Нестор, сидя на лесной опушке,
   С Тимоном забавлялся в детские игрушки.
   Дюмен, в чём прячется печаль?
   Лонгвиль, мне истинно вас жаль.
   Чем болен наш король?
   У всех - одна и та же боль!
  
   КОРОЛЬ:
   Горьки твои остроты. И чем твой холод к нам прикажешь объяснить?
  
   БИРОН:
   Не я, а вы ко мне остыли. Да что тут говорить!
   Я честен и соблазну не поддался,
   От клятвы нашей я не отрешался.
   Вы клятву предали и тем меня предали,
   Найду я с вами общее едва ли.
   Кто может молвить о Бироне плохо,
   Винить в стихах меня и томных вздохах?
   Ни линия бедра, ни прелесть силуэта
   Не трогали в моей душе поэта.
  
   КОРОЛЬ:
   Куда спешишь ты, слово, вор?
   Ужели скрыть пытаешься позор?
  
   БИРОН:
   Скрываюсь от любви. Позволь уйти, любовник.
   (Входят Жакнетта и Костард.)
  
   ЖАКНЕТТА:
   Благослови вас бог, король!
  
   КОРОЛЬ:
   Какую весть несёшь?
  
   КОСТАРД:
   Измену.
  
   КОРОЛЬ:
   А что ей делать здесь?
  
   КОСТАРД:
   Да ничего.
  
   КОРОЛЬ:
   А коли так - идите-ка с изменой прочь отсюда.
  
   ЖАКНЕТТА:
   Прошу вас, ваша милость, прочитать письмо. Священник мне сказал: там кроется измена.
  
   КОРОЛЬ:
   Ну, что ж, Бирон, читайте.
   (Передает письмо Бирону.)
   Кто передал его?
  
   ЖАКНЕТТА:
   Да Костард.
  
   КОРОЛЬ:
   А кто вручил его тебе?
  
   КОСТАРД:
   Его вручил мне Дон Армадо. Дон Армадо.
  
   (Бирон рвёт письмо.)
  
   КОРОЛЬ:
   Что сделал ты? Зачем письмо порвал?
  
   БИРОН:
   Я большей глупости, монарх мой, не знавал.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Взволнован он, а значит - есть причина.
  
   ДЮМЕН:
   Рука Бирона здесь, к тому же - подпись личная его.
   (Подбирает клочки разорванного письма.)
  
   БИРОН (отвращаясь к Костарду):
   Ах, сукин сын! Безмозглое отродье! Явился ты на свет для моего позора!
   Виновен, государь, виновен я!
   Готов признаться.
  
   КОРОЛЬ:
   В чём же?
  
   БИРОН:
   Вам, трём глупцам, четвёртого глупца недоставало.
   Все четверо из нас - любовные воришки,
   Казнить нас следует за подлые делишки.
   Нам лишние свидетели - ни к месту.
   Вам, государь, готов я всё поведать.
  
   ДЮМЕН:
   Любви угоден чёт
  
   БИРОН:
   Да, нас уже - четыре.
   А что же черепашки в панцири головки не укрыли?
  
   КОРОЛЬ:
   Идите прочь!
  
   КОСТАРД:
   Народ уходит, а изменники - на месте.
  
   (Костард и Жакнетта уходят.)
  
   БИРОН:
   Друзья, сраженные любовью, я не могу вас не обнять!
   И плоть и кровь нам не дают покоя,
   Прилив не может брег не целовать, а солнце - не сиять,
   Жизнь льётся полноводною рекою.
   И вопреки всем клятвам и обетам
   Любовь и жизнь не подлежат запретам.
  
   КОРОЛЬ:
   Ты строки уничтожил, а любовь жива?
  
   БИРОН:
   Когда божественную вижу Розалину -
   Подобен дикому и страстному индусу.
   Склонить главу пред нею не премину,
   И предан ей и верен, как Иисусу.
   Красою ослепленный, лобызаю,
   Как матерь-родину от краю и до краю.
   Кто в очи лучезарные заглянет,
   Тот час же ей, как я, покорным станет.
  
   КОРОЛЬ:
   Откуда страсть такая и огонь?
   Предмет моей любви подобен свету золотой луны, твоя же - звездочке небесной, едва приметной рядом с нею.
  
   БИРОН:
   Мне без любви - не гоже и не в мочь:
   Померк бы день и превратился в ночь.
  
   Таких ланит природа не ваяла,
   Лицо, как роза поутру цветёт,
   Найдётся всё, что мне недоставало,
   В ней сокровенное моя душа найдёт.
  
   Не хватит недр любого языка
   Достойных слов отыщется в нём мало,
   Творил господь шедевр наверняка,
   Используя отменные лекала.
  
   Чудесный взор её святых очей,
   И дряхлого отшельника встречая,
   Снимает груз годов с его плечей,
   В мальчишку озорного обращая.
  
   Она и солнце ходят рядом.
  
   КОРОЛЬ:
   Да что ты говоришь! Любовь твоя чернее тучи.
  
   БИРОН:
   За тучей свет божественный сокрыт.
   Прекрасный свет - моя отрада.
   Я о жене такой мечтаю.
   Поклясться я на библии готов:
   Моя любовь - особый случай,
   Ужели не понятно и без слов:
   Там солнце ярче, где чернее туча.
  
   КОРОЛЬ:
   О. парадокс! Со мраком связан ад.
   Ему лишь чёрное присуще.
   Ведь чёрное прекрасному - не в лад.
  
   БИРОН:
   Бывает же и дьявол ложным светом нас влекущий.
   Её лицо мрачнеет, негодуя,
   Когда самой природе вопреки
   Себя другие краскою малюют,
   Лишают свежести и прячут в парики.
   Всё быть должно естественно и мило.
   Она презрела моду наших дней,
   Есть в этом красота, достоинство и сила.
   Да будут подражать ей, следовать за ней!
  
   ДЮМЕН:
   И будут все мрачнее трубочистов.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   С её подачи будут образцом.
  
   КОРОЛЬ:
   И негры все запишутся в артисты.
  
   ДЮМЕН;
   И свечи не нужны. Что толку в том?
  
   БИРОН:
   Красу малёванную ваших дам
   Способен даже дождик уничтожить.
  
   КОРОЛЬ:
   А вашу мрачную мадам
   Под тем дождём умыть бы надо всё же.
  
   БИРОН:
   Она дороже всех сокровищ мне.
  
   КОРОЛЬ:
   Ведь чёрта самого она страшнее.
  
   ДЮМЕН:
   Дрянной товар не может быть в цене.
  
   ЛОГВИЛЬ:
   Как пыль под башмаком. А, может, и грязнее.
  
   БИРОН:
   Под вашим башмаком ей не резон ютиться.
   Она свободна в выборе своём.
  
   ДЮМЕН:
   Под вашим башмаком резон ей очутиться.
   Что мы и наблюдаем все втроём.
  
   КОРОЛЬ:
   Что спорить! Все мы влюблены!
  
   БИРОН:
   И все свой предали обет.
  
   КОРОЛЬ:
   Что делать мы теперь, Бирон, должны,
   Как доказать нам, что греха в том нет?
  
   ДЮМЕН:
   Чёрт подери, придумай что-нибудь!
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Уловку некую из рая или ада,
   Чтоб дьявола соблазна обмануть.
  
   ДЮМЕН:
   Их много?
  
   БИРОН:
   Более, чем надо.
   О, пленники любви, давайте разберёмся поначалу в сути клятвы.
   Забыв про женщин, мы должны поститься и учиться. Сей постулат - измена государству. Как при желудке молодом поститься можно?
   Иметь здоровой молодежь правителю любому должно.
   Когда в желудке пусто то в гвардии бойцов - не густо.
   Мы поклялись учиться, не заглядывая в книгу, мечтать и размышлять, а видеть только фигу. А как постигнуть можно красоту, не вняв всем прелестям красавиц?
   Из женских глаз я это почерпнул, как сам великий Прометей, извергнув из вулканов этих и огонь, и Землю, и истоки всех наук.
   Мы, не давая волю чувствам, себя сжигаем тем огнём, учёному обману предаваясь.
   От женщины отрёкшись, мы от познания природы отреклись, а значит - от учения, которому обет давали.
   Найдётся ли писатель на Земле, очей прекрасных глубину познавший?
   Нам всем в науке этой надо преуспеть.
   Себя увидев в море женских глаз под парусом любви летящих к берега науки, мы клятвой были все обречены над книгой засыпать от серости и скуки.
   Истоки постигать прекрасное заложены в прекрасном.
   А кто же как не женщина прекрасному нас учит?
   Свинцовый взгляд в её глазах мгновенно тает и силу страсти в наших членах обретает.
   Науки прочие вращаются в мозгу, как мельница скрежещут жерновами, сбирая скудную идейную муку, куда её употребить пока ещё не зная.
   Энергия любви в мозгах не утаится, она стрелой к вершине чувств стремится и, умножая наши совершенства, ведёт к познанию успеха и блаженства.
   Глазам любовь орлиный придаёт прицел, а уху - бдеть малейшие нюансы: любимую угадывать по шороху ресниц.
   Тонка любовь и очень деликатна, тихонько, ненавязчиво приходит, по вкусу и изяществу, как Вакх, по доблести - Титана превосходит.
   И яблок золотых достанет, и Сфинкса превзойдёт, и Аполлона с лютнею затмит. Когда ж заговорит, то боги, слушая её, гармонией чаруют небеса.
   Когда ж поэт, любовью вдохновленный, чернилами своих сердечных ран себя выпрастывал на белый лист бумаги, то даже дикари и властные тираны трепетали.
   Источник знаний этих в женских кроется глазах. И пламя Прометея в них неугасимо. В их недрах зарождаются науки и искусство, в их глубине секрет вселенной всей.
   Большая глупость с нашей стороны в угоду клятве отказаться от любимых. Обет не может быть барьером к совершенству.
   Во имя мудрости, присущей всем мужчинам,
   Любви, необходимой всем, во имя,
   Мужей, без женщин ничего не значащих во имя,
   Во имя женщин, что мужчин боготворят.
   Себя во имя клятву мы нарушим,
   Спасая клятву - мы себя похерим.
   Религии потворствуя, обет мы нарушаем,
   Противоречий узел разрубаем: религия любовию сильна.
  
   КОРОЛЬ:
   Да здравствует святой наш Купидон! Солдаты, нас труба зовёт!
  
   БИРОН:
   Так развернём знамёна, други,
   Держитесь, милые , подруги!
   Пусть нам сопутствует успех,
   За нас - любовь , за нами - верх.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Вперёд к француженкам за нашею любовью!
  
   КОРОЛЬ:
   Захватим лагерь их и победим весельем.
  
   БИРОН:
   Сначала каждый кавалер проводит даму до шатра.
   А к вечеру устроим шумный бал.
   Пусть мир цветов средь масок, танцев и пиров
   Благоухает весело над нами:
   В любовь тропа всегда усыпана цветами.
  
   КОРОЛЬ:
   Идём же, наступил сей час!
   Судьба - его использовать сейчас.
  
   БИРОН:
   На ярмарке любви товар негодный
   Всегда горазд дешёвкой соблазнить.
   Верны мы только цели благородной:
   Любить! Любить!
   По-настоящему любить!
  
   (Уходят.)
  
  
  
  
  
   АКТ ПЯТЫЙ
  
   ЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   Там же.
  
   (Входят Олоферн, Натаниэль и Далл)
  
   ОЛОФЕРН:
   Satis quod sufficit. . "Довольно и того".Лат.)
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Я благодарен господу за вас. Вы так блистали за столом нравоучением своим и острым словом, не позволяя грубостей и пошлостей в речах, учёностью своей не обижая и ересью наш слух не оскверняя. На днях случилось мне беседовать с одним из королевских приближённых по имени Дон Адриано де Армадо.
  
   ОЛОФЕРН:
   Novi hominen tanquam te. ("Я знаю этого человека так же, как тебя". Лат.) Высокомерен он и нетерпим в беседе, язык - напыщен, взгляд - надменен, а поступь - генерала самого. При этом чопорен и франт отменный, к тому же - соткан весь из иностранных, чуждых нам привычек.
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Как точно и прекрасно выразились вы.
   (Записывает в книжке.)
  
   ОЛОФЕРН:
   Нить красноречия его так часто рвётся аргументами тупыми. Фанатиков таких и фантазёров не терплю и собеседников таких я ненавижу, которые, подобно мяснику, кромсают орфографию нещадно и язык корёжат. Он говорит мне: "Шорты", в виду имея "Чёрт ты!" О Боже! Что же можно с грамотея взять, когда он вместо "ложе" всем заявляет про Прокрустову кровать! И добавляет: "На чужой кровать свой рот не разевать"! Я от такого красноречия бешусь и крайне отрицательно к персоне отношусь.
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Laus Deo, bene intelligo. ("Я вас отлично понимаю". Лат.)
  
   ОЛОФЕРН:
   Bon, bon, forth bon, Priscian! Досталось грамотею Присциану по заслугам.
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   Videsne quis venit? ("Видишь кто идёт"? Лат.)
  
   ОЛОФОРН:
   Video, et quadeo. ("Вижу и радуюсь". Лат.)
  
   ( Входят Армадо, Моф и Костард.)
  
   АРМАДО (обращаясь к Мофу.):
   Блятец!
   ОЛОФЕРН:
   Quare ("Почему", Лат.) блятец, а не братец?
  
   АРМАДО:
   Приветствую мирян.
  
   ОЛОФЕРН:
   И воину салют.
  
   МОФ (в сторону Костарда):
   Как видно: с пира языков явились с объедками от жирного стола.
  
   КОСТАРД:
   Набрав отходов на словесной свалке, стараются скормить их всем вокруг. Я удивляюсь, как хозяин твой не съел тебя , приняв за модное словечко. Ведь ты гораздо аппетитней, чем абра-мара-ката-хара. Тебя гораздо легче проглотить, чем паклю огненную с порцией вина.
  
   МОФ:
   Прошу внимания! Обедня началась.
  
   АРМАДО (обращаясь к Олоферну):
   Вы, сударь, видимо к учёности причастны?
  
   МОФ:
   Он объясняет человеку "ни бе ни ме ни кукареку".
  
   ОЛОФЕРН:
   Бе, pueritia ("Детство" Лат.), быть должно с рогами.
  
   МОФ:
   С рогами и бараньими мозгами. Вы слышите - учёность блеет и бодается рогами.
  
   ОЛОФЕРН:
   Quis, quis, ("Кто, кто", Лат.), ужели здесь согласные одни?
  
   МОФ:
   И гласных здесь достаточно, мой сударь.
  
   ОЛОФЕРН:
   Позвольте, повторю.
  
   МОФ:
   Вы весь букварь нам декламировать готовы, Баран останется бараном, слово - словом.
  
   АРМАДО:
   Не даст соврать мне Море средиземное - ума, малыш, тебе не занимать! Попал, не целясь в самую средину! Твой острый ум мой разум восхищает!
  
   МОФ:
   Остроты старика - для юности потеха.
  
  
   ОЛОФЕРН:
   Ах, что за форма? Что за форма?
  
   МОФ:
   С рогами, сударь.
  
   ОЛОФЕРН:
   Какие детские суждения я слышу..Иди-ка, парень, погуляй.
  
   МОФ:
   Отдайте мне свои рога, а я пойду и пободаюсь ими circum circa ("Кругом", Лат.)
  
   КОСТРАД:
   Имей копейку я в кармане, и ту бы я отдал на пряники тебе. Возьми-ка вот, что дал мне твой хозяин. Ты - кладезь остроумия и мудрости исток! Хотел бы я, чтоб небеса послали мне тебя приёмным сыном! Каким бы радостным моё отцовство было! Как говориться, в уме - как по уши в дерьме.
  
   ОЛОФЕРН:
   Запахло здесь дурной латынью. Навёз сей неуч хлам в латынь и превратил в навоз.
  
   АРМАДО:
   Вы, всех искусств знаток, preambnulate ("Проходи мимо", Лат.), покинем сборище невежд. Не вы ли в школе на вершине той горы науки ребятне преподаёте?
  
   ОЛОФЕРН;
   Холма, хотели вы сказать.
  
   АРМАДО:
   Как будет вам угодно.
  
   ОЛОФЕРН:
   Преподаю sans question ("Вне всякого сомненья, Фр.).
  
   АРМАДО:
   Угодно королю, мой сударь, внимание принцессе оказать в ея шатре и на задворках дня, как вырождаются в народе "вечерком".
  
   ОЛОФЕРН:
   "Задворки дня" , как выразились вы, любезный, соотнести желательно с той частью дня, которая зовётся временем вечерним. И это, как нельзя точнее и удачнее придумать, относится к вечерней части суток, что, сударь, уверяю вас, точнее выразить нельзя.
  
   АРМАДО:
   Король, мой сударь, благородный джентльмен, и мой приятель. У вас нет права в этом сомневаться. Он - друг мой настоящий. И отношения меж нами так близки, что он, ко мне любезно обращаясь, мне говорит: "прошу вас, ах, оставьте эти предрассудки, себя, вас умоляю, берегите". И говорится это всё в моменты государственных свершений, когда решаются глобальные вопросы. Сейчас, однако, не об этом я. Позволю вам заметить, что плечо моё для государя в трудные моменты - настоящая опора, а царственным перстом,при этом он гладит экскременты - мои шикарные усы. Однако, и не это главное сейчас. Клянусь, что я не басню сочиняю. Армадо - путешественник, солдат и гражданин, видавший на своём веку немало, великих почестей монарха удостоен. Однако, и не в этом дело. Прошу вас, сударь, содержать в строжайшей тайне, что государь мне поручил развлечь принцессу, употребив и стол, и зрелища, и праздничный салют. Прознав, что вы с викарием большие мастаки на эти штуки, решил я с вами завести знакомство и о помощи просить.
  
   ОЛОФЕРН:
   Представить, сударь, я советую принцессе все "Девять знаменитых персонажей мира". Поскольку, сударь, речь идёт о развлечении принцессы, как говорится, на задворках дня и по велению монарха и сего галантного вельможи, то наилучшим в данном случает сыграть нам "Девять знаменитых персонажей мира".
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   И где же мы найдём людей, достойных представлять героев?
  
   ОЛОФЕРН:
   Вы будете Христом, а я или галантный джентльмен - представимся Иудой. Пастух с фигурою своею богатырской предстанет пред принцессою Помпеем, а паж - сыграет Геркулеса...
  
   АРМАДО:
   Простите, сударь, он мизинца Геркулесова не стоит - величиною с палицу его.
  
   ОЛОФЕРН:
   Извольте терпеливым быть и слушать. В младенчестве представит он героя Геркулеса, когда змею ручонкою задушит. Апологию я на этот случай сочиню.
  
   МОФ:
   Прекрасная, скажу я вам, находка! Коль кто из зрителей змеёю зашипит, вы крикните в ответ: "Души её, души, мальчишка Геркулес!" Так осуждение предстанет похвалой. А это редкое явление, скажу вам.
  
   АРМАДО:
   А кто ж представит остальных героев?
  
   ОЛОФЕРН:
   Я за троих один сыграю.
  
   МОФ:
   Вы трижды удостоились героя!
  
   АРМАДО:
   Вы мне позволите заметить ?
  
   ОЛОФЕРН:
   Мы все - внимание.
  
   АРМАДО:
   Коль это не пойдёт - придумаем почище. Умоляю вас, идёмте.
  
   ОЛОФЕРН:
   Всё это время вы ни слова не сказали, уважаемый наш Далл.
  
   ДАЛЛ:
   Что говорить, когда ни слова я не понял.
  
   ОЛОФЕРН:
   Allons! Тебя используем мы тоже.
  
   ДАЛЛ:
   Мне танцевать придётся, в барабаны бить,
   Чтоб всех героев мира ублажить?
  
   ОЛОФЕНРН:
   Да будет славный Далл удал! Пора готовиться к спектаклю!
  
   (Уходят)
  
  
   АКТ ПЯТЫЙ
  
   ЦЕНА ВТОРАЯ
  
   Там же.
  
   (Входят Принцесса, Кэтрин, Розалина и Мария.)
  
   ПРИНЦЕССА:
   Ну, что же, душечки, похоже, до отъезда нас подарками задарят. Посыпались алмазные дожди! Смотрите, как король влюбленный щедр.
  
   РОЗАЛИНА:
   Сопроводил ли он сии дары посланьем?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Он обернул дары любовной рифмой, обёртки этой не жалея, скрепив печатью Купидона.
  
   РОЗАЛИНА:
   Пять тысяч лет мальчишка-бог на воске вензель ставит.
  
   КЭТРИН:
   К тому же и отъявленный негодник.
  
   РОЗАЛИНА:
   Во веки не сдружиться вам. Ведь он сестру твою не пожалел.
  
   КЭТРИН:
   Он отравил её печалью и сестра зачахла. Ах, если бы она была легка и весела, как ты, она бы дожила до старости глубокой, как можешь до неё сама дожить ты. У сердца лёгкого всегда в кармане старость.
  
   РОЗАЛИНА:
   Ты мнишь под словом "лёгкое" оттенок мрачный.
  
  
   КЭТРИН:
   Да, лёгкий нрав, собою заслонивший красоту.
  
   РОЗАЛИНА:
   Недостаёт нам света высветить идею.
  
   КЭТРИН:
   Чтоб не обжечь, костёр я раздувать не буду.
  
   РОЗАЛИНА:
   Иначе и не может быть. Твоя стезя - потёмки.
  
   КЭТРИН:
   Твоя же - с лёгкостью парить над всеми.
  
   РОЗАЛИНА:
   Тебя я легче и стройней и веселее.
  
   КЭТРИН:
   Мои достоинства ты взвесить не способна, а значит и судить о них не в праве.
  
   РОЗАЛИНА:
   Весы суждений наших так разнятся, что лучше невесомыми остаться.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Турнир острот достоин восхищенья: в нём обе стороны блеснули. Теперь же, Розалина, поделитесь, кто вам и что прислал в подарок?
  
   РОЗАЛИНА:
   Таиться я не буду и скажу. Но будь я внешностью прекрасна, как принцесса, то и подарок был бы равный по цене, а не такой, как этот. Бирон мне написал стихи, где страстию пера и рифмы я признана богиней, которой равной на земле сыскать нельзя, сравнив и с тысячью красавиц. За созданный портрет его благодарю.
  
   ПРИНЦЕССА:
   С оригиналом есть ли сходство в том портрете?
  
   РОЗАЛИНА:
   Перо почти что угадало, а вот хвалы ему, порой, недоставало.
  
   ПРИНЦЕССА:
   И если слову верить - чернил достаточно твою красу измерить.
  
   КЭТРИН:
   Прекрасна девица, как буква "Б" в тетрадке.
  
   РОЗАЛИНА:
   Не думай, что в долгу останусь! Ведь карандаш судьбы не раз твоё лицо весною щедро метил буквой "О".
  
   КЭТРИН:
   Да будет оспою на личике твоём дурная шутка.
   ПРИНЦЕССА:
   А что же, Кэтрин, вам Дюмен прислал в подарок?
  
   КЭТРИН:
   Перчатку эту, госпожа моя.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Ужели не сподобился на две?
  
   КЭТРИН:
   Перчатки две, мадам, и кучу лирики любовной. Образчики глупейших переводов и примеров лицемерья.
  
   МАРИЯ:
   Меня же мой Лонгвиль усыпал жемчугами и выстелил дорогу из стихов до горизонта.
  
   ПРИНЦЕССА:
   А ты б хотела нитку жемчугов до горизонта и строчку незатейливых стихов.
  
   МАРИЯ:
   Тогда бы стала я жемчужиной сама.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Ума нам всем не занимать, смеясь над кавалерами своими.
  
   РОЗАЛИНА:
   Нам шутки продавать свои резон,
   Вот, например, мой ухажёр Бирон.
   Коль на недельку бы его заполучить,
   Как собачонку я могла бы приручить
   И рифмой тявкать, и лизать мне руку,
   Остротами своими разгонять мне скуку.
   Мои ж насмешки почитать за честь,
   Когда такая дама рядом есть.
   Меня б устроила такая половина:
   Он - мой чудак, а его - судьбина.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Порой, мудрец похож на дурака,
   И быть им продолжает он, пока
   В сетях любовных пребывает.
   Там мудрость - чахнет,
   Дурь - благоухает.
  
   РОЗАЛИНА:
   Не столь к любовным шалостям мальчишки склонны,
   Сколь взрослые в таких вещах бесцеремонны.
  
   МАРИЯ:
   Безумие глупца не столь нас удивляет,
   Как глупость мудреца, которая сражает
   Своим умом разить и удивлять,
   Что дураку - невмочь, а умному - под стать.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Сияющий Бойе изволили явиться.
  
   (Входит Бойе.)
  
   БОЙЕ:
   Умру со смеха! Где моя царица?
  
   ПРИНЦЕССА:
   И что ж стряслось?
  
   БОЙЕ:
   Немедленно готовьтесь, дамы, к бою,
   Конец приходит вашему покою.
   Любовь в поход великий снарядилась:
   В подарки, речи, рифмы обрядилась.
   Точите ум и когти, кстати,
   Иначе бой закончится в кровати.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Святой Денис сошёлся с Купидоном!
   Поведай нам, разведчик, что там за кордоном.
  
   БОЙЕ:
   Вздремнуть хотел я под раскидистым платаном,
   Но не судьба была моим решиться планам:
   И не успел глаза усталые я смежить,
   Как голоса донёс до уха ветер свежий:
   Король и сотоварищи поблизости присели
   И слышал я про всё, что их сердца напели.
   Одни идут сюда, герольдом избран паж,
   Он мал, но в играх у него солидный стаж,
   Он знает, что сказать и как себя держать,
   И не сконфузят пажа даже знать.
   Король сказал:
   "Увидишь ангела, мальчишка, не смущайся
   К нему обыкновенно обращайся."
   Ответил паж:
   "Меня, монарх, сие не беспокоит:
   Ведь ангел же не чёрт - рогами не уколит".
   Кругом раздался дружный смех:
   Так мальчик позабавил всех.
   Мальчишку тискали и дружно все смеялись,
   Довольные мальчишкою остались.
   И уверяли, что не ведали острот,
   Которые дарил им обормот.
   Один без устали смеялся,
   "Таких острот не слышал!": клялся.
   Другой кричал: "Повержен враг!
   Ты мальчик - балагур и маг!"
   Четвёртый тут же за живот схватился
   И будто замертво на землю повалился.
   Такая чехарда тут завязалась,
   Что слёз от смеха не осталось.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Ужели к нам они спешат с визитом?
  
   БОЙЕ:
   Спешат. Спешат в костюмах нарочитых:
   По духу - русские, по платью - московиты.
   Готовы танцы половецкие плясать,
   И по дарам своим избранниц выбирать,
   Есть разница великая меж вами:
   Вы все отмечены особыми дарами.
  
   ПРИНЦЕССА:
   А коли так, то нам скорее надо
   Гостей незваных встретить маскарадом.
   При этом меж собой договориться
   Не открывать свои под маской лица.
   Пусть Розалина, носит золото принцессы,
   И волочиться пусть за ней король-повеса.
   А золото её на мне блистает,
   Бирона ложным блеском привлекает.
   И вам резон конфуз изобрести,
   Чтоб кавалеров в заблуждение ввести.
  
   РОЗАЛИНА:
   Пусть привлекательны и ярки сияют на балу подарки.
  
   КЭТРИН:
   В чём смыл обмена этого, скажите?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Их выдумку своею упредить
   И шутников на шаг опередить.
   Пусть думают они, что хороши,
   Над ними посмеявшись от души.
   Они же - языки свои развяжут:
   Секреты сокровенные расскажут.
   Когда же обо всём узнают гости:
   Мы со смеху умрём, они - от злости.
  
   РОЗАЛИНА:
   А как же с танцами? Ужели им откажем?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Нет, нет ! Не помышляйте даже!
   На комплименты и восторг иной
   Не реагировать, встречая их спиной.
  
   БОЙЕ:
   Таким презрением ораторов убьёте
   Вы кавалерам память отобьёте.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Вот и прекрасно! Вот и мило!
   Забывши роль, актёр теряет силу.
   Да будет этот миг благословен и свят,
   Когда воителя оружием воителя разят.
   Мы шутников их шутками убьём
   И восвояси их с позором отошлём.
  
   (За сценой слышен шум фанфар.)
  
   БОЙЕ:
   Сигнал фанфар - начало маскарада.
   Надеть всем дамам маски надо.
  
   (Появляются играющие музыканты-мавры, входят Моф, Король, Бирон, Лонгвиль и Дюмен в масках и русских костюмах.)
  
   МОФ:
   Земным красавицам мы славу воздаём!
  
   БОЙЕ:
   Краса перед парчою - жалкий блеск.
  
   МОФ:
   Вы, небожители, закованные в злато,
   (Дамы разворачиваются спиной.)
   Презрели смертных, став спиною к ним.
  
   БИРОН (В сторону Мофа):
   Глаза, негодник, про глаза скажи.
  
   МОФ:
   Когда-нибудь вы очи к смертным обращали? Из...
  
   БОЙЕ:
   Да-да, конечно, из.
  
   МОФ:
   Из золотых нарядов не созерцать небесными очами...
  
   БИРОН (в сторону Мофа):
   Напротив - созерцать, дурашка.
  
   МОФ:
   Да, созерцать очами, равными светилу... светилу, равными очами....
  
   БОЙЕ:
   На сей эпитет девы не ответят. Уж лучше бы назвал их девами с красивыми очами.
   МОФ:
   Они меня не слушают. И я теряюсь.
  
   БИРОН:
   И это ты талантом называешь? Пошёл, негодник, вон!
  
   (Моф уходит.)
  
   РОЗАЛИНА:
   Кто эти странные пришельцы? Что им нужно? И если говорят они на нашем языке, спросите их Бойе, о цели их прихода.
  
   БОЙЕ:
   Что вы хотите от принцессы?
  
   БИРОН:
   С визитом вежливости к вам явились мы.
  
   РОЗАЛИНА:
   И что ж они желают?
  
   БОЙЕ:
   Лишь мира и любезного приёма.
  
   РОЗАЛИНА:
   Визит их состоялся. Могут уходить.
  
   БОЙЕ:
   Визит окончен. Можете идти.
  
   КОРОЛЬ:
   Скажите ей, что сотни миль преодолели мы, чтоб на зелёной травке с ними в танце покружиться.
  
   БОЙЕ:
   Они сказали, что сотни миль преодолели, чтоб на зелёной травке с вами в танце покружиться.
  
   РОЗАЛИНА:
   А если так, то сколько дюймов в каждой миле их спросите, коль столько им уже пришлось измерить. Я полагаю: это им не трудно сделать.
  
   БОЙЕ:
   Коль в милях счёт вели, то хочет знать принцесса, а сколько дюймов в каждой миле насчитали.
  
   БИРОН:
   Скажите ей, что не на мили счёт вели мы - на страданья.
  
   БОЙЕ:
   Она вас слышит.
  
  
   РОЗАЛИНА:
   Тогда скажите, как вы настрадались и сколько же страданий в каждой миле.
  
   БИРОН:
   Что ради вас творим не поддаётся счёту. Нет этому конца и нет начала. В итоге одного желаем - увидеть свет божественного лика и преклоняться оному подобно дикарям.
  
   РОЗАЛИНА:
   Мой лик - луна. Над ликом бродят тучи.
  
   КОРОЛЬ:
   Ах, как завидую я туче!
   Но, силы неба, разорвите мрак ночей,
   И ниспошлите свет на влагу очарованных очей.
  
   РОЗАЛИНА:
   А стоит ли отчаянно сражаться,
   Чтоб диску лунному во влаге отражаться?
  
   КОРОЛЬ:
   Оставим слово. Пусть струна звучит.
   Всё остальное - внемлет и молчит.
  
   РОЗАЛИНА:
   Пусть музыка звучит! Мир в ожидании прекрасного притих.
   (Играет музыка.)
   А танцам - нет. Изменчива луна в желаниях своих.
  
   КОРОЛЬ:
   Вы не хотите танцевать ? И от чего ж такая перемена?
  
   РОЗАЛИНА:
   "Да" полнолуние на фазу "нет" сменило.
  
   КОРОЛЬ:
   Луна с небес пока что не исчезла, а музыка играть не перестала и не даёт покоя пляшущим ногам.
  
   РОЗАЛИНА:
   Ушам покоя не даёт.
  
   КОРОЛЬ:
   Пусть и ногам не даст покоя.
  
   РОЗАЛИНА:
   Поскольку по всему - вы чужестранцы,
   Вот вам рука, но вовсе не для танцев.
  
   КОРОЛЬ:
   Зачем же вам рука?
  
  
   РОЗАЛИНА:
   С друзьями попрощаться.
   На этом, дорогие гости, танцы завершатся.
  
   КОРОЛЬ:
   Не равной мерой платит сторона.
  
   РОЗАЛИНА:
   За сей товар - приличная цена.
  
   КОРОЛЬ:
   Какую вы себе даёте цену?
  
   РОЗАЛИНА:
   Немедленный уход шутов со сцены.
  
   КОРОЛЬ:
   Такому не бывать.
  
   РОЗАЛИНА:
   И нас купить цены у вас не хватит, потому прощайте,
   Адью вам, маска, господину же - приветишко отдайте.
  
   КОРОЛЬ:
   Коль танец вам не в радость - пусть язык попляшет.
  
   РОЗАЛИНА:
   Попляшет лишь наедине.
  
   КОРОЛЬ:
   Такая пляска по душе и мне.
   (Отходят в сторону, продолжая беседу.)
  
   БИРОН:
   О, тонкорунная овечка, даруй одно лишь сладкое словечко.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Мёд, молоко и сахар - сразу три.
  
   БИРОН:
   Тогда кидай из сладкой горсти
   Две тройки - как кидают кости!
   Полдюжины сластей.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Седьмую получи - тебя я покидаю.
   С мошенником я больше не играю.
  
   БИРОН:
   Ещё одно словечко по секрету.
  
  
   ПРИНЦЕССА:
   В нём сладкого, надеюсь, нету.
  
   БИРОН:
   Только горечь.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Уже я чувствую её.
  
   БИРОН:
   Ну и прекрасно.
   (Разговаривая отходят в сторону.)
  
   ДЮМЕН:
   Словечком переброситься мечтаю.
  
   МАРИЯ:
   Бросайте. Я ловлю.
  
   ДЮМЕН:
   Вы так прекрасны.
  
   МАРИЯ:
   Вас за красавицу красавцем называю.
  
   ДЮМЕН:
   Ещё словечко по секрету и прекратим беседу эту.
   (Разговаривая отходят в сторону.)
  
   КЭТРИН:
   Отсутствует язык под вашей маской?
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Я знаю, почему так говорите.
  
   КЭТРИН:
   Скорей же! Требую огласки!
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Два языка под маскою храните.
   Один из них хотите уступить.
  
   КЭТРИН:
   Телячий вам хочу я подарить.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Ну, что же, тёлочка, дари!
  
   КЭТРИН:
   Нет, мой телёночек прекрасный.
  
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Как шпагами словами бьёмся.
  
   КЭТРИН:
   Быть битой вами не согласна.
   Я вижу: споря, вы становитесь быком.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Себя вы раните своим же языком.
   Меня же - наделяете рогами.
  
   КЭТРИН:
   Умрите же телёнком и бог с вами.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Но прежде чем умру, позвольте мне сказать вам по секрету.
  
   КЭТРИН:
   Прошу вас громко не мычать. мясник услышит и прикончит песню эту.
   (Разговаривая отходят в сторону.)
  
   БОЙЕ:
   Остры, как бритвы, языки насмешниц,
   Стригут противника любого наголо,
   И без труда штурмуют ум, без лестниц,
   Себе - во славу, а врагу - назло.
   Крылаты фразы и разят, как стрелы,
   Как амазонки, девушки отчаянны и смелы.
  
   РОЗАЛИНА:
   Окончим спор, сударыни, довольно.
  
   БИРОН:
   Нас отстегали поделом и больно.
  
   КОРОЛЬ:
   Адью! Умишки ваши плоски.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Адью вам, московиты-отморозки.
   (Король, свита и мавры уходят.)
   И это ум, которому дивятся?
  
   БОЙЕ:
   Одним дыханьем вашим сбито пламя жалких тех лучин.
  
   РОЗАЛИНА:
   Умишки их заплыли жиром.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Как беден, ненаходчив ум мужчин!
   Пойти им и повеситься всем миром.
   А, может, больше масок не снимать,
   Не быть Бирону более кумиром.
  
   РООЗАЛИНА:
   Да впору им от злости было зарыдать.
   Король без слова доброго томился.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Бирон запутался весь в клятвенных сетях.
  
   МАРИЯ:
   Дюмен за честь мою, как будто бы, на шпагах бился.
   Сказала: "нет" И он остался на бобах.
  
   КЭТРИН:
   Лонгвиль назвал меня воровкой сердца.
   К тому же - обозвал.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Возможно, от растерянности это.
  
   КЭТРИН:
   Он растерялся - я нашлась.
  
   ПРИНЦЕССА:
   И задала, надеюсь, ты нахалу перца!
  
   РОЗАЛИНА:
   Порой под шапкою простою более ума,
   Чем под короной золотою.
   К тому я, что король в любви признался.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Бирон же - о помолвке умолял.
  
   КЭТРИН:
   В любви и услужении Лонгвиль мне клялся.
  
   МАРИЯ:
   "Как береста с берёзкой неразлучны"! - говорил Дюмен.
  
   БОЙЕ:
   Принцесса и сударыни, даю вам слово:
   Король со свитою сюда прибудут снова.
   И, облачась в реальные одежды,
   Заявятся за новою надеждой.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Уже ли же придут?
  
   БОЙЕ:
   Придут побитые буяны,
   Позорные свои не зализавши раны.
   Глазам придайте блеск, забудьте про угрозы
   И распуститесь, словно, утренние розы.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Как распуститься? Прошу вас изъясняться без намёков.
  
   БОЙЕ:
   Лицо под маской, будто на замочке,
   Как роза нераскрывшаяся в почке.
   Коль маску сбросите вы прочь,
   Прекрасным утром обернётся ночь.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Долой же глупости! Теперь не до сатиры,
   Когда пред нами явятся мундиры.
  
   РОЗАЛИНА:
   И маски не нужны. Послушайте совета:
   Ведь нам не занимать острот чужих у света.
   Расскажем им как были нами биты
   Посмевшие явиться к нам балбесы-московиты.
   Зачем они являлись расспросите.
   А всё, что было балаганом окрестите.
   Как не дурачились, скажите, не глумились, -
   Не солоно хлебавши удалились.
  
   БОЙЕ:
   Сударыни, уж свита на поляне.
  
   ПРИНЦЕССА:
   В шатры свои спешим быстрее лани.
  
   (Принцесса, Розалина, Кэтрин и Мария уходят.
   Появляются Король, Бирон, Лонгвиль и Дюмен в своих обычных одеждах.)
  
   КОРОЛЬ:
   Храни вас бог! Скажите, где принцесса?
  
   БОЙЕ:
   Она в шатре. Желает ли монарх ей что- то передать?
  
   КОРОЛЬ:
   Хотел бы с нею я поговорить.
  
   БОЙЕ:
   И я и госпожа готовы вам служить.
  
   (Уходит.)
  
   БИРОН:
   Цитаты он клюёт, как голубок зерно,
   Потом их продаёт ревниво и умно.
   Торгует в розницу ворованным товаром,
   Ни подворотни не гнушаясь, ни базара.
   А мы - что оптом продаём остроты,
   Продав за грош, сидим без денег и работы.
   И к девкам сей развратник вхож и к дамам.
   Он соблазнил бы Еву, будучи Адамом.
   Одна рука для церемоний у халуя,
   Другая - для воздушных поцелуев.
   Мартышка нравов, щёголь с тростью,
   Игрок азартный в карты, кости,
   Прекрасным тембром он и слухом обладает,
   Поёт отлично и на музыке играет.
   Его увидев, дамы, словно, пни,
   Готовы целовать его ступни.
   Цветком в улыбке расцветают губы,
   И жемчугами ослепляют зубы.
   Все, кто его поближе знают,
   Бойе медовым называют.
  
   КОРОЛЬ:
   Типун бы на язык сему халую надо.
   Из-за него же роль забыл мальчишка - паж Армадо.
  
   БИРОН:
   Вот и они, смотрите!
   Непостижимый женский эгоизм, и сумасшествие в тебе и артистизм!
  
   (Входят Принцесса в сопровождении Бойе, Розалины, Марии, и Кэтрин.)
  
   КОРОЛЬ:
   Салют прекрасной даме в день прекрасный!
  
   ПРИНЦЕССА:
   Я полагаю для салюта нет причин.
  
   КОРОЛЬ:
   Слова мои толкуете превратно.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Так выражайтесь более понятно.
  
   КОРОЛЬ:
   Визит наш объясняется желаньем
   Вас пригласить любезно во дворец.
  
   ПРИНЦЕССА:
   А как же клятва? Как же обещанье?
   Накажет и меня и вас творец.
  
   КОРОЛЬ:
   Вам не резон меня за это упрекать:
   Глазами вашими надломлена печать.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Нельзя порок достоинству причислить,
   Ему с пороком не ужиться.
   Иначе не могу ни жить, ни мыслить.
   Мне непорочность девичья - венец.
   Гляжу и вижу всё с небесной выси
   И гостьей не явлюсь я во дворец.
   Не смею потакать причине
   Клятвопреступнику мужчине.
  
   КОРОЛЬ:
   Вы в полной изоляции сейчас,
   Общенья лишены и светских развлечений.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Всего достаточно у нас:
   Весёлых игр и даже приключений,
   Возьмём, к примеру, русские забавы.
  
   КОРОЛЬ:
   Забавы русские! Откуда!
  
   ПРИНЦЕССА:
   Да, мой король. И позабавились на славу.
  
   РОЗАЛИНА:
   Да будет вам манерничать, принцесса,
   Пора разбойничков нам выволочь из леса.
   Четыре пугала в хламидах русских ряс
   Пытались веселить нас целый битый час.
   Наговорили дряни целый ворох,
   На том в пороховницах завершился порох.
   Как в умной фразе - умного ничтожно,
   Так и в богатстве мнимом - всё богатство ложно.
  
   БИРОН:
   Меня ввергаете вы в шок:
   Ваш ум, как жернова, всё мелет в порошок.
   Свет ваших глаз, как солнце, ослепляет,
   Я в них смотрюсь и мир весь исчезает.
   Всегда найдёте для ума вы пищу,
   Где мудрый - глуп, богатый - нищий.
  
   РОЗАЛИНА:
   Так вы, выходит, и богаты и мудры. К тому же...
  
   БИРОН:
   Я и дурак и нищий.
  
  
   РОЗАЛИНА:
   В своих догадках я была права,
   Вы, словно, с уст моих срываете слова.
  
   БИРОН:
   Я не срываю, а отдаюсь всецело.
  
   РОЗАЛИНА:
   Вся эта дурь моя?
  
   БИРОН:
   Берите смело.
  
   РОЗАЛИНА:
   Признайтесь мне: в какой вы были маске?
  
   БИРОН:
   Где и когда? Какая маска? Что за чушь?
  
   РОЗАЛИНА:
   Та маска, что урода закрывала,
   Благое же - наружу выставляла.
  
   КОРОЛЬ:
   Умеют женщины и целиться и бить. С пути теперь их более не сбить.
  
   ДЮМЕН:
   Уж коли путь такой неотвратим, давайте же всё в шутку обратим.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Похоже, замешательство у вас. И отчего высочество взгрустнуло?
  
   РОЗАЛИНА:
   На помощь!
   Помогите!
   Обморок случался! Он бледен, словно, лунь - в дороге притомился.
   Ведь от Москвы и нуден путь и труден.
  
   БИРОН:
   Нам звёзды с неба ниспослали муки,
   Лишь медный лоб сей выдержит напор,
   Главой поник я, опускаю руки,
   Готов снести презренье и позор.
   Кинжалом острым слова я повержен,
   Признаться должен - это поделом.
   На па не приглашу, я буду сдержан,
   И в русском платье не явлюсь послом.
   Речей плести заранее не стану,
   Как школьник перед свечкою в ночи,
   Не маску я одену, а сутану,
   Не гоже рифмой более строчить.
   Вплетённые в парчу слова и фразы
   Блистали золотом, искрились на свету,
   Прошла пора и вот - сменилась фаза:
   Забыл про всё, презревши суету.
   Ты прошлым настоящее не мерь,
   Мне бог в надежде не откажет.
   И "да" и "нет" решают всё теперь.
   Что сердце милое на это скажет?
   Лишь ты решаешь - ад мне или рай.
   Любовь - струна: порви или играй.
  
   РОЗАЛИНА:
   Сплошное отрицание всего, простите.
  
   БИРОН:
   От прошлого избавиться хочу, но не умею.
   Вы потерпите - я переболею.
   И остальные трое - безнадёжны,
   Их излечить теперь уже не можно,
   Они в глаза бездонные нырнули
   И навсегда, поверьте, утонули.
   И вам от них избавиться нельзя,
   Такая уж дарована стезя.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Да нет! Они свободны. Забирайте.
  
   БИРОН:
   Лишились мы всего. Нас жизней не лишайте.
  
   РОЗАЛИНА:
   Неправду говорите вы. Как можно вас лишить того, чего нам не давали?
  
   БИРОН:
   Молчите! С вами буду говорить едва ли.
  
   РОЗАЛИНА:
   Я рада, что вас больше не услышу.
  
   БИРОН:
   Что ж - говорите меж собой. Я из ума, по-моему, уж вышел.
  
   КОРОЛЬ:
   За наш проступок нам назначьте наказанье.
  
   ПРИНЦЕССА:
   От вас хотелось бы услышать мне признанье.
   Не вы ли здесь под маскою рядились?
  
   КОРОЛЬ:
   Да, благородная принцесса.
  
  
   ПРИНЦЕССА:
   И были искренны в словах своих?
  
   КОРОЛЬ:
   Конечно.
  
   ПРИНЦЕССА:
   И что же, будучи под маской, вы даме говорили с лаской?
  
   КОРОЛЬ:
   Что нет милее сердцу моему на свете.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Вы и сейчас тверды в своём ответе?
  
   КОРОЛЬ:
   Клянусь вам. В этом нет сомненья.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Прошу вас не спешить!
   Однажды вы нарушили обет. Другой вы грех хотите совершить.
  
   КОРОЛЬ:
   Презреть меня вы в праве, коль нарушу. Не вижу клятву нарушать причину.
  
   ПРИНЦЕССА:
   А мы об этом спросим Розалину.
   Что на ухо шептал тебе поклонник из России?
  
   РОЗАЛИНА:
   Как хорошо, что вы меня об этом попросили.
   Сравнил меня он с редким самоцветом,
   Которому нет равных на Земле,
   И стать его женой просил при этом.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Твой суженый - король.
   Господь благословляет.
   Король ведь слов на ветер не бросает.
  
   КОРОЛЬ:
   Подобного удара не знавал!
   Я этой даме клятву не давал.
  
   РОЗАЛИНА:
   Давали клятву. Перед богом заявляю.
   Но за ненадобностью клятву возвращаю.
  
   КОРОЛЬ:
   В любви принцессе я признался.
   Ужели в собственном подарке обознался?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Подарок ваш блистал на Розалине. А мне - Бирон и жемчуга достались.
   Меня возьмёте или жемчуга?
  
   БИРОН:
   Мне ни одна из двух щедрот ни дорога.
   Про наши планы, видимо, прознали
   И, как мальчишек, нас же разыграли.
   Как в Рождество и праздники бывает
   Об этом каждый ведает и знает,
   Какой-то сплетник,
   Полу-франт,
   Полу-шутник,
   Дадим затейнику простое имя Дик,
   О праздничных секретах разболтал
   На всю округу, весь квартал.
   Чтоб кавалеры в дураках остались,
   Девицы - шмыг под маски и дарами обменялись.
   За нашими дарами, не узрев обман,
   Другому преступленью ход был дан:
   К числу уже имеющихся бед,
   Мы снова свой нарушили обет.
   (Обращаясь к Бойе):
   Затею милую свели вы к балагану,
   А верность нашу обернули в ложь.
   Ни бога не страшитесь и ни веры,
   Вы дамам угождаете без меры.
   Одна моргнёт, махнёт другая ножкой,
   А вы уж к жертве подобрались кошкой.
   Настолько с женщиною вы тесны в союзе,
   Что впору хоронить вас в женской блузе.
   Как шпагой колите уже меня глазами.
  
   БОЙЕ:
   Как скор и ловок он, однако.
  
   БИРОН:
   Подумать только! К схватке он готов!
   А я, сказав всё, умолкаю!
   (Входит Костард.)
   А вот судья наш мудрый объявился.
   Добро пожаловать! Ты спор наш разрешишь.
  
   КОСТАРД:
   А я пришёл узнать, героев трёх мне звать или не звать.
  
   БИРОН:
   Как! Их только трое?
  
   КОСТАРД:
   Но уверяю вас - один троих достоин.
  
   БИРОН:
   А трижды три - все девять. Будь спокоен!
  
   КОСТАРД:
   Не знаю, сир, я что-то сомневаюсь. Считаю я, никак не досчитаюсь. Я уверяю вас, что трижды три, как ты на них не посмотри, а....
  
   БИРОН:
   Не девять, хочешь ты сказать?
  
   КОСТАРД:
   Хочу я и пытаюсь посчитать.
  
   БИРОН?:
   Клянусь Юпитером, что это будет девять.
  
   КОСТАРД:
   Не дай вам боже счетоводом быть - вам хлеб насущный этим не добыть.
  
   БИРОН:
   И всё же - сколько будет?
  
   КОСТАРД:
   О, господи, актёры сами все покажут и расскажут, сколько и чего там будет. Лишь я - один единственный Великий Помпион.
  
   БИРОН:
   Так ты один из тех "великих"?
  
   КОСТАРД:
   Решили все - я Помпион Великий, но я, не зная подвигов героя, его намерен место занимать на сцене.
  
   БИРОН:
   Иди. Пусть все готовятся к спектаклю.
  
   КОСТАРД:
   Не сомневайтесь. Постараемся на славу.
  
   (Уходит.)
  
   КОЛРОЛЬ:
   Бирон, стыда не оберёмся. Не допускай позора.
  
   БИРОН:
   Не может быть стыда ужаснее и пуще,
   Который нам уже сполна отпущен.
  
   КОРОЛЬ:
   Я повторяю: им не место здесь!
  
  
   ПРИНЦЕССА:
   Поверьте, государь, что в деле неумехи -
   Источник истинной забавы и потехи.
   Где рвение без меры должной тщиться,
   Не может диво истое случиться.
   И как потуги не смешны смешить,
   Гора способна только мышь родить.
  
   БИРОН:
   Как верно вы затею расценили:
   К позорному столбу нас пригвоздили.
  
   (Входит Армадо.)
  
   АРМАДО:
   Помазанник господний разрешите мне пару слов из ваших королевских уст услышать.
   (Разговаривая, отходит с королём в сторону и передает ему бумагу.)
  
   ПРИНЦЕССА:
   Сей господин духовное лицо?
  
   БИРОН:
   А почему вы так решили?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Уж больно речь витиевата.
  
   АРМАДО:
   Это всё равно, мой прекраснейший, мой всепочтейнеший монарх, ибо я апеллирую к вам относительно школьного учителя, лица весьма неординарного и не в меру тщеславного. Но мы всё-таки положимся, как говорят, на fortuna de la guerra ("Военная удача", итал.). Всему семейству королевскому добра и мира.!
  
   (Уходит.)
  
   КОРОЛЬ:
   По видимости всей, сейчас появятся "великие герои". Троянский Гектор тот, что был сейчас. Пастух представит нам Великого Помпея. Священник сельский - Александра, а паж Армадо - Геркулеса. Учитель же - Иуду Маккавея .
   И эти четверо, а попросту - невежды
   Других представят , поменяв одежды.
  
   БИРОН:
   Их пятеро - согласно сцены.
  
   КОРОЛЬ:
   Наверное, назрели перемены.
  
   БИРОН:
   Учитель, остолоп, священник, шут и мальчик.
   Всех сосчитал, загнув последний пятый пальчик.
  
   КОРОЛЬ:
   Ну, что ж, смотрите сами - корабль уже под парусами.
  
   (Входит Костард, изображая Помпея.)
  
   КОСТАРД:
   Смотрите, я - Помпей...
  
   БОЙЕ:
   Быть этого не может.
  
   КОСТАРД:
   Я - Помпей...
  
   БОЙЕ:
   С главою леопарда не колене.
  
   БИРОН:
   Шутник отменный- вне сомнений.
  
   КОСТАРД:
   Я - Помпей, который называется Большим...
  
   ДЮМЕН:
   Великим.
  
   КОСТАРД:
   Да, господин, "Великим"...
   "Помпей по имени Великий,
   Мечом разивший всех врагов и пикой,
   Сюда решил нечаянно явиться,
   Принцессе Франции прекрасной поклониться".
   И если ваша милость соизволит мне сказать спасибо, то роль окончена моя.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Великое спасибо славному Помпею.
  
   КОСТРАД:
   Довольно сносно всё надеюсь в роли было.
   А вот великое меня чуть не сгубило.
  
   БИРОН:
   Готов поспорить, что Помпей из всех "героев" - лучший.
  
   (Входит Натаниэль, изображая Александра.)
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   "Я в пору славы властвовал всем миром,
   Во всех концах планеты слыл кумиром,
   Мой герб - тому прямое подтвержденье..."
  
  
   БОЙЕ:
   Не герб, а горб, что на носу у Александра - вашему не ровня носу.
  
   БИРОН:
   А вашему учуять всё дозволено, как истому барбосу.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Завоевателя смутили! Что ж вы? Продолжайте!
  
   НАТАНИЭЛЬ:
   "Когда я в мире жил, я миром этим правил"...
  
   БОЙЕ:
   И этим уважать себя заставил.
  
   БИРОН:
   Помпей Великий...
  
   КОСТРАД:
   И слуга ваш верный Костард.
  
   БИРОН:
   Гони-ка прочь завоевателя отсюда. Пусть уберётся Александр.
  
   КОСТАРД (обращаясь к Натаниэлю):
   Смирись, завоеватель! Как шкуру с вас сдерут доспехи расписные. А льва, сидящего на троне с топором Аяксу отдадут и он девятым будет здесь героем. Какой же ты завоеватель, когда напуган и не можешь молвить слова! Беги же от позора, Александр!
   (Натаниэль уходит.)
   Он недалёкий, должен вам заметить, но степенный человек и с толку сбить его труда не стоит. При этом замечательный сосед, игрок в шары, скажу вам, превосходный, но Александр - никакой, как все вы убедились. Однако, есть другие персонажи, которые на уровне и скажут, и покажут.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Посторонись, Помпей любезный.
  
   ((Входят Олоферн, в роли Иуды и Моф, исполняющий роль Геркулеса.)
  
   ОЛОФЕРН:
   "Сей Геркулес в младенчестве представлен,
   Он цербера дубинкою убил, трехглавого гиганта Canis?
   Когда ж в младенчестве себе был предоставлен,
   Змею ручонкой задушил, вот этой самой mamus.
   Quoniam он - малец и не умеет говорить,
   Ergo я буду Геркулеса подвиги хвалить".
   Согласно значимости тихо исчезай.
   (Моф уходит.)
   "Иуда я..."
  
   ДЮМЕН:
   Ну, надо же - Иуда!
   ОЛОФЕРН:
   Я, сударь, не Искариот, а Маккавей.
  
   ДЮМЕН:
   То дело не меняет, ты - еврей.
  
   БИРОН:
   Клеймо предателя в печати поцелуя. Как можно быть Иудой?
  
   ОЛОФЕРН:
   Я - Иуда...
  
   ДЮМЕН:
   И тем по стыдней для тебя, Иуда.
  
   ОЛОФЕРН:
   Как это понимать?
  
   БОЙЕ:
   Повеситься Иуде, да и только.
  
   ОЛОФЕРН:
   Прошу вас - старшему дорогу уступаю.
  
   БИРОН:
   Прекрасно сказано и с точностью какою!
  
   ОЛОФЕРН:
   Я оскорбление в лицо не потерплю.
  
   БИРОН:
   Лица не вижу я.
  
   ОЛОФЕРН:
   А это что?
  
   БОЙЕ:
   Похоже - балалайка.
  
   ДЮМЕН:
   В морщинах вся от шила рукоятка.
  
   БИРОН:
   На перстне - смерти мрачная печатка.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Монеты римской стершейся лицо.
  
   БОЙЕ:
   А, может, Цезаря меча эфес?
  
  
   ДЮМАН:
   А, может, рожа на солдатской трубке?
  
   БИРОН:
   Иль пол-щеки Георгия на брошке.
  
   ДЮМЕН:
   Не на простой, а на свинцовой.
  
   БИРОН:
   Какую зубодёры носят на своих уборах головных. Теперь же можешь продолжать, мы личность описали.
  
   ОЛОФЕРН:
   Меня вы личности лишили.
  
   БИРОН:
   Мы столько новых предложили.
  
   ОЛОФЕРН:
   Но все они не стоят уваженья.
  
   БИРОН:
   И будь ты лев, ничто б не изменилось.
  
   БОЙЕ:
   Ослу - ослиная дорога. Что стоишь?
  
   ДЮМЕН:
   Как должно путь свой заверши!
  
   БИРОН:
   Иди, Иуда! Нет пути другого!
  
   ОЛОФЕРН:
   Всё это грубо и жестоко.
  
   БОЙЕ:
   Поддайте огонька Иуде! Темнеет. Может спотыкнуться.
  
   (Олоферн уходит.)
  
   ПРИНЦЕССА:
   Увы, мой бедный Маккавей, тебя нещадно все поколотили!
  
   (Входит Армадо, изображая Гектора.)
  
   БИРОН:
   Скорей укрой своё лицо, Ахилл, сюда идёт сам Гектор весь в доспехах.
  
   ДЮМЕН:
   Меня теперь насмешками не ранишь, хочу повеселиться от души.
   КОРОЛЬ:
   Да сам Троянский Гектор по сравнению с таким - не более, чем рядовой троянец.
  
   БОЙЕ:
   Да разве это Гектор?
  
   КОРОЛЬ:
   Да Гектор этому богатырю не ровня.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Толсты для Гектора, скажу вам, эти ноги.
  
   ДЮМЕН:
   И в икрах слишком велики.
  
   БОЙЕ:
   Великоват для Гектора, скажу вам.
  
   БИРОН:
   Не может Гектором он быть.
  
   ДЮМЕН:
   Он или бог или художник - ваяет рожи каждую секунду.
  
   АРМАДО:
   "Воинствующий Марс из арсенала воинских доспехов подарок Гектору вручил..."
  
   ДЮМЕН:
   Орех мускатный.
  
   БИРОН:
   Нет, лимон.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Украшенный гвоздикой.
  
   ДЮМЕН:
   Лопнувший, похоже.
  
   АРМАДО:
   Молчите!
   "Воинствующий Марс из арсенала воинских доспехов героя Гектора такою львиной силой наделил, что тот с утра до ночи драться мог не уставая, за пределами шатра. Я - тот цветок..."
  
   ДЮМЕН:
   Мята.
  
   ЛОГНГВИЛЬ:
   Лютик.
  
  
   АРМАДО:
   Вы, уважаемый Лонгвиль, язык свой обуздайте.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Скорее разнуздать я должен, чтоб за Гектором угнаться.
  
   ДЮМЕН:
   А Гектор резв, как гончая собака.
  
   АРМАДО:
   Воитель славный мёртв и прах его развеян. Костей его не ворошите, предки. Когда-то он дышал, как мы, и был таким же человеком. И всё же - роль свою продолжу.
   (Обращается к Принцессе.)
   О, ваше королевское степенство, настройте слух на тон речей высоких.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Вещай, отважный Гектор, нам удовольствие от этого большое.
  
   АРМАДО:
   Ах. как изящна туфелька на вас!
  
   БОЙЕ (в сторону Дюмена):
   Любовь его крадётся снизу.
  
   ДЮМЕН (в сторону Бойе):
   Да кто же ей позволит сверху.
  
   АРМАДО:
   "И Ганнибала Гектор превзошёл..."
  
   КОСТАРД:
   Приятель Гектор, дело плохо: два месяца девица не в себе.
  
   АРМАДО:
   Ты этим что сказать мне хочешь?
  
   КОСТАРД:
   Пока играете вы честного троянца, девица ваша пропадёт - она беременна от вас, а юный воин уж в чреве к вылазке готов.
  
   АРМАДО:
   Как смеешь ты меня позорить перед собранием божественных особ? За это ты умрёшь, негодник.
  
   КОСТАРД:
   Придётся порку Гектору назначить за то, что он в Жакнетте жизнь зачал, а за Помпея следует повесить за то что жизнь у воина отнял.
  
   ДЮМЕН:
   Помпей несчастный!
  
  
   БОЙЕ;
   Славный наш Помпей!
  
   БИРОН:
   Великий! Величайший из великих! Гигант из всех гигантов наш Помпей!
  
   ДЮМЕН:
   Уже трепещет Гектор.
  
   БИРОН:
   Помпей уже взведён. Трави же их, Ата, трави!
  
   ДЮМЕН:
   Ему наш Гектор бросит вызов.
  
   БИРОН:
   Коль человеческой не хватит крови, так отхлебнёт блошиной.
  
   АРМАДО:
   Снегами севера клянусь, бросаю вызов!
  
   КОСТАРД:
   Я со снегами не дерусь. Хлестать же буду шпагой! Подайте мне оружие моё.
  
   ДЮМЕН:
   Освободите место для бойцов отважных!
  
   КОСТАРД:
   Долой кафтан! В рубахе буду драться!
  
   ДЮМЕН:
   Решительный Помпей!
  
   МОФ:
   Позвольте мне вас рассупонить. Помпей уже себя распряг для скачек. Ужели вы позволите себя брыкнуть?
  
   АРМАДО:
   Вы, господа и воины, простите, но драться мне в рубашке не резон.
  
   ДЮМЕН:
   Коль брошен вызов - отказаться невозможно.
  
   АРМАДО:
   И рад бы, да не смею.
  
   БИРОН:
   Как это понимать?
  
   АРМАДО:
   А правда голая вся в том, что гол я - нет рубашки.
  
   МОФ:
   И это правда, господа. Он в Риме клятву дал белья не одевать, за исключением Жакнетты, которую он носит, к сердцу пристегнув.
  
   (Входит Меркад.)
  
   МЕРКАД:
   Спаси вас бог, Принцесса!
  
   ПРИНЦЕССА:
   Добро пожаловать, Меркад., хоть и прервал ты славное веселье.
  
   МЕРКАД:
   Я с грустной вестью к вам, мадам, явился. Так тягостна она, что мой язык немеет. Ваш батюшка, король мой...
  
   ПРИНЦЕССА:
   О, господи! Неужто помер?
  
   МЕРКАД:
   Скончался государь. Мне больше нечего сказать.
  
   БИРОН:
   Герои - прочь! Над сценою сгустились тучи.
  
   АРМАДО:
   Вот, наконец, вздохнул свободно я. На день печали я взглянул сквозь щёлочку надежды и получу свое отмщенье как солдат.
  
   (Герои уходят.)
  
   КОРОЛЬ:
   Принцесса, как вы?
  
   ПРИНЦЕССА:
   Бойе, готовьтесь. Ночью уезжаем.
  
   КОРОЛЬ:
   Повремените, вас я умоляю.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Сказала я: готовиться к отъезду.
   За добродушие спасибо, господа.
   И сердцем, опечаленным от горя,
   Прошу вас, мудрость всю употребив,
   Забыть насмешки наши злые.
   Вы мягкостью своей нам повод дали
   Дерзость проявить.
   Прощайте, государь,
   Язык суров, когда на сердце камень,
   И, тем не менее, спасибо за подарок,
   Который вы так щедро поднесли.
   КОРОЛЬ:
   Во времени бывает озаренье,
   Когда оно в последний миг
   Внезапно дарит счастье нам,
   Которое так долго ожидаем.
   Конечно, траур по отцу
   Не может озарить любовь улыбкой,
   Не может он её и обуздать,
   Какие б тучи над любовью не сгущались.
   Улыбок - новые друзья достойны,
   Ушедшие - не стоят даже слёз.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Увы, я вас не понимаю. Невыносимее от этого печаль.
  
   БИРОН:
   Чем слове проще, тем в печали внятней,
   И в этом суть всей речи короля.
   Ведь ради вас мы не жалели время,
   И клятвою своей пренебрегли.
   Себя перекроили вам в угоду
   И превратились в ряженых шутов.
   Любовь вся соткана из странных вожделений,
   Порывов буйных, взлётов и падений.
   Её родит воображенье глаза,
   И глаз пленённый мир преображает,
   Когда мы видим только то, что любо,
   Не замечая больше ничего.
   Всё утонуло в вашем взгляде:
   И клятва и достоинство и честь.
   Спасти нас можете лишь вы,
   Так будьте милосердны.
   Мы предали, чтоб преданными быть,
   Чтоб грех любви с любимой разделить.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Послания любовные направили мы нам,
   При них посланники - подарки.
   Мы в нашем девичьем кругу
   Всё приняли за некую забаву,
   Которой вы себя развлечь решили,
   Украсив свой досуг.
   Чем можно было на забаву нам ответить?
   Забавников забавою и встретить.
  
   ДЮМЕН:
   От шуток письма были далеки.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   И взоры наши далеки от шуток.
  
  
   РОЗАЛИНА:
   Мы этого во взглядах не прочли.
  
   КОРОЛЬ:
   Взгляните же в глаза глазами наших чувств и подарите нам взаимность в миг расставания последний.
  
   ПРИНЦЕССА:
   Боюсь, что времени не хватит
   Нам сделку века заключить.
   Нет, государь, обет нарушен
   И, чтобы искупить сей грех,
   И доказать любовь свою ко мне,
   Должны пройти вы испытанье.
   Без клятв и обещаний
   Отшельником в приют уединитесь,
   Себя огородив от всякого веселья.
   Пусть сторожат вас знаки зодиака
   Двенадцать долгих месяцев подряд.
   И если жизнь в уединеньи
   Горячей крови не остудит,
   И не угасит страсть любовного огня,
   Который в очаге любви
   Поддерживаться будет,
   Лишениям и мукам вопреки,
   Тогда ко мне явись
   И награжденья требуй.
   Рукою этой, что с твоей сплелась
   В прощальном поцелуе,
   Я обниму тебя
   И не расстанусь боле.
   Сейчас же ухожу в объятия печали,
   Чтоб слёзы лить по памяти отца.
   Но если ты на это не согласен,
   То ложный поцелуй ладоней наших
   Прощальным знаком нам с тобою будет.
  
   КОРОЛЬ:
   Я буду искренне стараться.
   Мечта моя - к тебе вернуться.
   Лишь сердце просится остаться:
   В груди твоей два сердца бьются.
  
   БИРОН:
   А что же мне? Что мне, родная, скажешь?
  
   РОЗАЛИНА:
   И вы, мой друг, очиститься должны
   От лжесвидетельства и прочего позора.
   И коль хотите благосклонности моей,
   Должны ухаживать в больнице за больными,
   У их кроватей проведя весь год.
   ДЮМЕН:
   А что же ты, моя любовь, мне пожелаешь? Женю будешь?
  
   КЭТРИН:
   Здоровья, честности и счастья.
   В священной этой троице - любовь моя к тебе.
  
   ДЮМЕН:
   Осмелюсь я назвать тебя женою.
  
   КЭТРИН:
   Придётся на год целый мне замкнуться,
   Чтоб не наставить вам нечаянно рога,
   Когда ж принцесса с королём сойдутся,
   Тогда и вам достанется кусок от пирога.
  
   ДЮМЕН:
   Я буду верен вам и терпеливо ждать.
  
   КЭТРИН:
   Ах, не клянитесь, чтобы снова не предать.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Что скажешь мне, Мария, ты?
  
   МАРИЯ:
   Год в чёрном платье прохожу, пока
   Его я не сменю на милого дружка.
  
   ЛОНГВИЛЬ:
   Хоть срок не маленький. Надеюсь, что вернётесь.
   И вы - не маленький, поэтому дождётесь.
  
   БИРОН:
   Что призадумались, любовь моя?
   Вглядитесь в окна моих глаз
   И вы прочтёте в них мои желанья.
   Ведь более всего желаю я
   Любую волю вашу выполнить немедля.
  
   РОЗАЛИНА:
   Мой уважаемый Бирон,
   До встречи с вами много слышала о вас,
   Насмешником молва вас окрестила,
   Способным и разить, и возвышать,
   Ни меры, ни пощады в том не зная.
   Пора настала вычистить ваш ум
   От той полыни, что его заполонила.
   И чтоб меня заполучить,
   Должны вы каждодневно целый год
   Общаться со страдальцами в больнице,
   И словом вашим на больных устах
   Улыбки сеять, а в сердцах - надежду.
  
   БИРОН:
   Несовместимы смех и смерть!
   Такое невозможно!
   Душа в агонии не может веселиться.
  
   РОЗАЛИНА:
   Я вижу в этом средство обуздать слепую страсть к насмешкам,
   Успех которых мчат по свету мелкие умы,
   Из уха в ухо блажь передавая,
   А автор остаётся в стороне при этом.
   И вот, когда больной сквозь собственные стоны
   Захочет ваши острые пилюли принимать,
   Тогда решусь и я принять вас.
   В противном случае придётся вам от скверны избавляться,
   Коль не хотите с Розалиною расстаться.
  
   БИРОН:
   Пилюлей острых наберу на целый год!
   Надеюсь, мне в больнице повезёт.
  
   ПРИНЦЕССА (обращаясь к Королю):
   Ну, что ж, мой государь, пора настала нам проститься.
  
   КОРОЛЬ:
   Позвольте вас, Принцесса, проводить.
  
   БИРОН:
   У нас конец счастливый не случился:
   Не поженились Джек и Джилл - расстались.
   Над нами в этой пьесе посмеялись.
  
   КОРОЛЬ:
   Конец счастливый просто затянулся на годок.
  
   БИРОН:
   Для пьесы слишком длинный срок.
  
   (Появляется Армадо.)
  
   АРМАДО:
   Великий государь, дозвольте...
  
   ПРИНЦЕССА:
   Похоже, это Гектор.
  
   ДЮМЕН:
   Троянский славный рыцарь.
  
   АРМАДО:
   Я перст ваш царственный облобызать желаю и отбываю, поскольку дал обет Жакнетте за сладкий плуг любви её держаться все три года.
   Теперь же, не угодно ль будет царственным особам и вельможам прослушать диалог, двумя учёными мужами сочинённый совы во славу и кукушки? Что заверением и станет нашего спектакля.
  
   КОРОЛЬ:
   Зови их. Нам угодно будет.
  
   АРМАДО:
   На сцену, господа, вас просят.
  
   (Появляется Олоферн, Натаниэль , Моф, Костард и другие.)
  
   Сюда Hiems - зима, а в сторону другую Ver - весна.
   Одна - сова, другая же - кукушка.
   Ver, начинай.
  
   ПЕСНЯ
  
   Весна.
  
   Когда нарядятся луга
   В оттенки всех цветов,
   А в небе Месяца серьга
   Лишит вас нужных слов.
  
   Споёт кукушка на суку
   Своё волшебное "Ку-ку!"
   И холост ты, женат ли:
   Сбежишь от ласки вряд ли.
  
   Когда свирелью пастушок
   Пернатых в небеса зовёт,
   Поверь мне, миленький дружок,
   Кукушка всех перепоёт.
  
   Споёт кукушка на суку
   Своё волшебное "Ку-ку!"
   И холост ты, женат ли:
   Сбежишь от ласки вряд ли.
  
  
   Зима.
  
   Когда забор сосульками оброс,
   Пастух ладони отогреть не может,
   Когда торопит нас домой мороз,
   Собака, греясь, кость пустую гложет.
  
   Тогда-то, словно, позабыв слова,
   Заводит песнь унылую сова.
  
   Когда пыхтит под вой метели каша,
   А толстая Джоан её мешает,
   Когда кряхтит простуженный папаша,
   А Джон о рюмке искренне мечтает.
  
   Тогда-то, словно, позабыв слова,
   Заводит песнь унылую сова.
  
   АРМАДО:
   Слова Меркурия - не песни Аполлона.
   Идёте вы дорогою одной, а мы - другою.
  
   (Уходят.)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"