Новиков Владимир Александрович. Мера за меру

Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Мера за меру

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Оставить комментарий © Copyright Новиков Владимир Александрович (twowings@mtu-net.ru) Размещен: 15/09/2012, изменен: 15/09/2012. 168k. Статистика. Пьеса; сценарий: Переводы		Ваша оценка:

МЕРА ЗА МЕРУ

По мотивам комедии В. Шекспира

MEASURE FOR MEASURE

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ВИНЧЕНЦО, герцог

АНЖЕЛО, наместник Герцога

ЭСКАЛЬ, пожилой вельможа

КЛАВДИО, молодой дворянин

ЛЮЧИО, шалопай

Два дворянина

ПРОВОСТ

ФОМА, монах

ПЁТР, монах

Судья

ВАРРИЙ

ЭЛБ, придурковатый констебль

ФРОТ, дурашливый дворянин

ПОМПЕЙ, слуга миссис Овердан

АБХОРСОН, палач

БАРНАРДИН, беспутный арестант

ИЗАБЕЛЛА, сестра Клавдио

МАРИАНА, невеста Анжело

ДЖУЛЬЕТТА, возлюбленная Клавдио

ФРАНЦИСКА, монахиня

МИССИС ОВЕРДАН, сводница

Вельможи, военные, гражданские, мальчик, слуги.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Апартаменты во дворце герцога.

(Входит герцог ВИНЧЕНЦО, ЭСКАЛЬ, вельможи и слуги.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Эскаль.

ЭСКАЛЬ:

К услугам вашим, герцог.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Вам излагать о сути государства считаю я занятием пустым. Мои советы - вашим знаниям помеха. Вам власть передаю и сказано всё этим. Все качества свои вы воедино соберите и творите. Характер нашего народа, уклад столицы, свод законов, известно мне, усвоили вы лучше остальных. Вот полномочия на власть. Границы оной нарушать не дозволяю.

Пусть явится сюда Анжело.

(Один из свиты удаляется.)

Как полагаете: достойная замена? Должны вы знать, что выбор этот сердце подсказало. Облёк его я в гнев и милость нашу, чтоб представлять в отсутствие своё всю полноту мной переданной власти. Что скажете на это?

ЭСКАЛЬ:

Не знаю в Вене я достойнее такой великой милости и чести.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А вот и он.

(Входит Анжело.)

АНЖЕЛО:

Всегда во власти ваших повелений. Явился внять и выполнить немедля.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Анжело, у кого намётан глаз, тот видит путь, предписанный тебе самой судьбою. Чем обладаешь ты - тебе и всем должно принадлежать. Огонь, который небо зажигает в нас, не только нам светить и греть обязан. Не поделившись тем огнём, ты сам сгоришь бесследно в нём. Умы нацелены на важные дела, её Величество природа даром ничего не тратит, кто у богини в должниках, тот трижды платит. Советы адресую я тому, кто на советы знает все ответы. Поэтому, Анжело: в моё отсутствие яви собой меня. Пусть в Вене смерть и милость опираются на ум и справедливость. Эскаль, по опыту и службе первый, помощником твоим является теперь. Бери же полномочия на власть.

АНЖЕЛО:

Чтоб столь достойную персону на монете отчеканить, прошу вас прежде, государь, металл на прочность испытать.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Я пробу снял. Отказ - не принимаю. И власть тебе свою передаю. Отъезд внезапный мне не позволяет решить весь лист первостепенных дел. Мы письменно общение продолжим по мере времени и сил. От вас же - обо всём подробных жду отчётов. Прощаюсь и надеюсь на успех. Я, опираясь - на надежды, а вы - на полномочия мои.

АНЖЕЛО:

И всё же, государь, дозвольте вас сопроводить.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Нет времени на это и нужды. От имени меня творите в рамках власти и, коль того диктует обстановка, меняйте и законы и права. Народ я обожаю свой, но отбываю тайно: излишние восторги и помпезность - ни к чему, и мне они не по душе. А те, кто это обожает, меня, признаюсь, раздражают. Итак, прощайте.

АНЖЕЛО:

Храни господь вас, государь!

ЭСКАЛЬ:

Вам доброго пути и славного возврата!

ГЕРЦОГ ВИЧЕНЦО:

Благодарю. Прощайте.

(Уходит.)

ЭСКАЛЬ:

Хотел бы, сударь, с вами молвить слово о сущности и роли в государстве собственной персоны. Я властью наделён, но в чём же суть и сила этой власти я не знаю.

АНЖЕЛО:

Равно как и я. Давайте ж вместе с этим разберёмся.

ЭСКАЛЬ:

Я - весь вниманье, ваша честь.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Улица.

(Входят Лючио и два дворянина.)

ЛЮЧИО:

Коль компромисс не будет найден с королём венгерским, придётся герцогам пойти войной на короля.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

Даруй нам, господи, покой не под пятой венгерского монарха.

ВТОРОЙ ДВОЛРЯНИН:

Аминь.

ЛЮЧИО:

Ханжу-пирата ты напоминаешь: лишь девять заповедей чтишь, одну - стираешь.

ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:

Не укради?

ЛЮЧИО:

Да, эту именно и стёр.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

Противоречит заповедь пиратской сути, как и солдату в предобеденной молитве - слова о мире и покое.

ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:

Солдата я такого не встречал.

ЛЮЧИО:

Нисколько я тому не удивляюсь, поскольку ты молитве этой не внимал.

ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:

По крайней мере раз двенадцать приходилось.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

В стихах ли?

ЛЮЧИО:

В любых трактовках и наречиях любых.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

И в духе всех исповеданий.

ЛЮЧИО:

А почему бы нет? Как не крути и не верти: молитва - есть молитва. Молись ты, не молись, к примеру, ведь независимо от веры и идей, ты есть отъявленный злодей.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

С тобой - сапог мы пара.

ЛЮЧИО:

Хорошая намётка: я - голенище, ты - подмётка.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

Ты - голенище наизнанку. Уж лучше быть английскою подмёткой, чем голенищем из французского быка. Понятно излагаю?

ЛЮЧИО:

Понятно. И сочувствую тебе. Ведь в каждом твоём слове - боль. Хочу глотком вина недуг твой излечить, но буду пить всегда вслед за тобой.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

Я в этом маленьком спектакле сам навредил себе, не так ли?

ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:

Других ты лучше знаешь. Диагноз сам себе поставишь.

ЛЮЧИО:

Смотрите-ка, смотрите! К нам следует Мадам Услада. Я под шатром её услуг бесчисленное множество болезней приобрёл, потратив...

ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:

Потратив что?

ЛЮЧИО:

Смекни.

ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:

Да прорву денег за год.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

А более того.

ЛЮЧИО:

Набором всех французских штучек награждён.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

Коль хочешь ты быть в роли ревизора, то знай: меня любовь не отмечала орденом позора.

ЛЮЧИО:

Ты, как бочонок, звонок и смешон - любовью ты опустошён.

(Входит миссис Овердан.)

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

Как поживаете, царица? Болит ли снова поясница?

МИССИС ОВЕРДАН:

Да будет, будет вам болтать. Не вам под стать сейчас в тюрьму отправили детину.

ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:

Так не томи: скажи, кого же?

МИССИС ОВЕРДАН:

Синьора Клавдио, конечно.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

Как можно! Клавдио в тюрьму?

МИССИС ОВЕРДАН:

Сама я видела: его арестовали и под конвоем отвели. Всего же хуже то, что через трое суток ему грозятся голову отсечь.

ЛЮЧИО:

Да ладно чушь болтать - такого быть не может! Сама-то этому ты веришь?

МИССИС ОВЕРДАН:

Уж мне-то этого не знать! Причиною всему - беременность Джульетты.

ЛЮЧИО:

Боюсь, что так оно и есть. Уж два часа, как жду его, а он всегда ко времени являлся.

ВТОРОЙ ДВОРЯНИН:

Всё это, между прочим, к теме наших разговоров близко.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН:

Особенно к последнему указу.

ЛЮЧИО:

Идём немедленно узнаем, в чём же дело.

(Лючио и дворяне уходят.)

МИССИС ОВЕРДАН:

Война, разбой, петля и нищета - вот кто лишает средств к существованию меня.

(Входит Помпей.)

Что нового сказать ты хочешь?

ПОМПЕЙ:

Того мужчину отвели в тюрьму.

МИССИС ОВЕРДАН:

Как грех его зовётся?

ПОМПРЕЙ:

Женщина.

МИССИС ОВЕРДАН:

А в чём проступок?

ПОМРЕЙ:

Чужую рыбку выловил в пруду.

МИССИС ОВЕРДАН:

Он сделал женщине ребёнка?

ПОМПЕЙ:

Он сделал женщиной ребёнка. Вы об указе что-нибудь слыхали?

МИССИС ОВЕРДАН:

Что, парень, за указ?

ПОМПЕЙ:

В предместьях Вены все бордели будут снесены.

МИССИС ОВЕРДАН:

А те, что в городе, как с ними?

ПОМПЕЙ:

Пойдут на семена. Была бы та же участь и у них, но здравые умы ошибку упредили.

МИССИС ОВЕРДАН:

Уже ли в пригороде злачные места порушат?

ПОМПЕЙ:

До основания, мадам.

МИССИС ОВЕРДАН:

Такие новости во власти не к добру! Что станется со мной?

ПОМПЕЙ:

Уж вам-то нечего бояться. Не может адвокат без страждущих остаться. Квартиру смените, профессия - при вас. А в человеке - пятну родимому подобно ремесло, оно - на веки. Я верен вам, как пьяница трактиру, идите и владейте миром. Вам нету равных в ремесле , а значит - нет позора.

МИССИС ОВЕРДАН:

Ну, что ж, трактирщик Томас, убедил. Идём отсюда.

ПОМПЕЙ:

Смотрите-ка: синьора Клавдио провост повёл в тюрьму, а с ними рядом и мадам Джульетта.

(Уходят.)

(Входит Провост, Клавдио, Джульетта и стражники.)

КЛАВДИО:

Зачем меня ты, парень, водишь напоказ? Веди в тюрьму, коль я виновен в чём-то.

ПРОВОСТ:

Не волей собственной, а волею Анжело намеренно по городу вожу.

КЛАВДИО:

Поступки наши все - на небесах, увы: их взвешивает власть на собственных весах. И, обрядившись в тогу, казнит и милует, себя ровняя богу.

(Возвращаются Лючио и два дворянина.)

ЛЮЧИО:

За что свободы, Клавдио, лишился?

КЛАВДИО:

Я слишком этой женщиной упился. Свободу лишнюю и слово украсят жёсткие оковы. Она ведь, как отравленный напиток, ты пьёшь и пьёшь, не ощущая пыток.

ЛЮЧИО:

Ах, если бы и мне так говорить красиво, то было бы и впору отпор словесный бросить кредитору. Но буду лучше идиотом на свободе, чем гением, закованным в тюрьме. В чём, Клавдио, виновен ты?

КЛАВДИО:

Одно название уже тюрьмы достойно.

ЛЮЧИО:

Ужель кого убил?

КЛАВДИО:

Да нет же.

ЛЮЧИО:

Предался, видимо, разврату.

КЛАВДИО:

Есть в этом доля правды.

ПРОВОСТ:

Пошли, синьор! Пора уже идти.

КЛАВДИО:

Минуту, парень. Лючио, на два слова!

ЛЮЧИО:

Хоть сотню слов, коль все они помогут.

Уже ли за разврат уже сажают?

КЛАВДИО:

Признаюсь я, прости мне, боже, грехом я осквернил святое ложе, Джульеттой овладев до свадьбы. Её ты знаешь, мне - она жена. Обряда свадебного нам недостаёт всего лишь. Намеренно его мы отложили, чтоб сундуки с приданым нам открыли. Теперь любви запущены часы: невеста поднимется, как тесто.

ЛЮЧИО:

Сейчас не к месту это тесто?

КЛАВДИО:

К несчастью, это так. Наместник герцога, во власть вступивший, то ль по ошибке, то ль новизною удивить народ пытаясь, вскочив в седло, но не познав команд, решил использовать лишь шпоры. А, может, столь присущей власти заболел он тиранией, обрушив на меня весь хлам до основания истлевших дедовских законов, чтоб имя нового правителя прославить.

ЛЮЧИО:

Да,так оно и есть. Теперь любую голову снести любая девушка способна. Такая власть для девушек удобна. Вот и проси теперь прощения у власти.

КЛАВДИО:

Просил уже, но власть не слышит. Поэтому ты должен оказать мне малую услугу. Моя сестра послушницей вступает в монастырь сегодня. Скажи ей об аресте и незавидной участи моей. Пусть навестит сурового наместника и вымолит прощения у власти. На это очень я надеюсь. Ведь юность слов не расточает, но очень быстро убеждает. К тому же есть у девушки талант, не устоит перед которым и Атлант.

ЛУЧИО:

Я так надеюсь, что таким, как ты, она подарит утешенье. Тебе же - предоставит шанс и дальше наслаждаться жизнью. И будет искренне обидно, коль ты её так глупо проиграешь в нарды. Итак, спешу я к ней.

КЛАВДИО:

Благодарю тебя, мой друг.

ЛЮЧИО:

Не более, чем через два часа.

КЛАВДИО:

Идёмте ж, офицер!

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Монастырь.

(Входит Герцог Винченцо и брат Фома.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Святой отец, отбросьте эту мысль. Стрела любви меня бессильна ранить. Причина, по которой я убежища прошу и прозаичней и важнее всех стремлений и желаний юности кипучей.

БРАТ ФОМА:

В чём, ваша милость, заключается причина?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Святой отец, ведь вам известно, как жаждал я уединенья и ненавидел жизнь, в которой роскошь и безумство затмевают разум . Отныне властью и правами в Вене мною наделён барон Анжело, надёжный человек и строгий. Он полагает - я уехал в Польшу, как и велел я всех оповестить. Конечно, спросите, зачем я это сделал?

БРАТ ФОМА:

Хотелось бы спросить.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Крепки уставы в государстве и строги законы. Они, как шпоры, для упрямых лошадей необходимы. Но вот уж девятнадцать лет законы - без движения на полках, подобно старому беспомощному льву, лежащему в пещере, очередную жертву не способному убить. Как розги сердобольного отца, которыми не порют, а пугают, становятся посмешищем для всех, так и, бездействуя, законы отмирают. Фемиду за нос водит ложная свобода, младенец поучает старца, за ширмой блага - бездна беззаконья.

БРАТ ФОМА:

Но было бы, поверьте, справедливей и суровей ожесточить закон или ослабить по вашей воле, государь, а - не наместника Анжело.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Боюсь суровости своей. Никто иной, а - я народу своему дозволил перейти разумные пределы. Карать народ за то, что я позволил, было бы кощунством. Не покарав же, мы преступность множим. Вот почему я эту ношу возлагаю на Анжело. И милует от имени меня он и карает. Народ же - не меня, его за это упрекает. Но чтобы власть с маршрута не сбивалась, мне надо корректировать её. Так, обрядившись в скромную хламиду, народ и власть я буду посещать. Но чтоб монахом истинным казаться, прошу меня одеть в сутану и обучить манерам монастырским. Есть и иные для сего причины, но об этом - после. Анжело - истинный наместник, он ревностно к законности подходит, его правление высокое волнует, в нём кровь особая течёт, не хлеб он, а скорее камень предпочтёт. Любому власть - надёжная проверка, она уму и эгоизму мерка.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

Женский монастырь.

(Входят Изабелла и Франциска.)

ИЗАБЕЛЛА:

Других же привилегий у монахинь нет?

ФРАНЦИСКА:

А разве этого тебе не достаёт?

ИЗАБЕЛЛА:

Не помышляю вовсе о свободе большей, чем это есть в уставе мученицы Клары.

ЛЮЧИО (за сценой):

Эй, люди! Мир вам!

ИЗАБЕЛЛА:

Кто кличет там?

ФРАНЦИСКА:

Мужчина это, изабелла. Открой и расспроси, чего он хочет. Не я, а ты пока имеешь право это делать. Кода же ты обряд пострига примешь, то говорить с мужчиной более не сможешь. А только лишь, закрыв лицо, в присутствии сестры. С лицом открытым говорить ты права не имеешь. Опять зовёт. Ответь ему, прошу я.

(Уходит.)

ИЗАБЕЛЛА:

И мира вам и процветанья! Не вы ли звали?

(входит Лючио.)

ЛЮЧИО:

Привет вам, дева! Дева ль вы - не знаю, но щеки пламенем цветут моё предположенье подтверждая. Нельзя ли повидать мне Изабеллу? Она послушницею здесь в монастыре. Меня сюда послал её несчастный брат.

ИЗАБЕЛЛА:

Но почему, простите, он несчастный? Мне это знать необходимо, ведь я и есть его сестрица Изабелла.

ЛЮЧИО:

Прекрасное и милое созданье, ваш брат передаёт вам искренний привет, но радости от этого, поверьте, нет. Он арестован.

ИЗАБЕЛЛА:

О, боже! Но за что же?

ЛЮЧИО:

Будь я судьёй, его бы не тревожил. Он человечество умножил.

ИЗАБЕЛЛА:

Да, что вы мне такое говорите?

ЛЮЧИО:

Одну лишь правду и не более того. Хоть водится грешок: мне воду чистую с девицами мутить, но данном случае нет повода шутить. Вы - неземное существо и не чета всем смертным, как со святою с вами говорю.

ИЗАБЕЛЛА:

Вы богохульствуйте, тем самым оскорбляя.

ЛЮЧИО:

Да, нет же. Правда состоит лишь в том, что братец ваш с любимою своею настолько увлеклись утехами постели, что оглянуться не успели, как семя, брошенное в почву, уже живой росток пустило и его не скрыть.

ИЗАБЕЛЛА:

Ужели всё случилось это с кузиною Джульеттой?

ЛУЧИО:

Она кузина ваша?

ИЗАБЕЛЛА:

Всё это дань лишь школьной дружбе, где девочки играют в имена.

ЛУЧИО:

Да, именно с Джульеттой.

ИЗАБЕЛЛА:

Так пусть он женится на ней.

ЛЮЧИО:

Оно бы так, но герцог наш от дел изволил удалиться, меня и многих озадачив этим. Но те, кто знает тайны государей, считают, что задумал он иное. Наместником же полной власти посажен им барон Анжело. То человек с холодной кровью, порывов сердца и движения души не испытавший. Начало всех начал науку он считал, характер свой тачал умом трудом и воздержаньем. И дабы устрашить свободы продвиженье, которая, как мышь металась меж законов, как меж львов, он на свободу выпустил закон, который, как петля, на шее брата затянуться может. Он взят под стражу и в пример другим закона этого суровость испытает. И нет надежды на спасенье, коль не испросите вы милости Анжело. Вот, собственно, и всё, что братец передать просил вам.

ИЗАБЕЛЛА:

Намерен жизни он его лишить?

ЛЮЧИО:

Суровый приговор наместник прочит, палач ко дню топор свой точит.

ИЗАБЕЛЛА:

Ах, как ему помочь не знаю!

ЛЮЧИО:

Но попытаться всё же надо.

ИЗАБЕЛЛА:

Где силы взять? Прискорбно это, сомневаюсь я...

ЛЮЧИО:

Сомнения - предатели в делах. Они лишают нас возможности побед, не позволяют выбраться из лабиринта бед. Немедленно к Анжело обратитесь. Мужчина - бог, когда девица просит, а если уж, склонив колени, заливается слезами, то и желание её как волю собственную государь трактует.

ИЗАБЕЛЛА:

Я выхода иного не предвижу.

ЛЮЧИО:

Но времени совсем уж не осталось.

ИЗАБЕЛЛА:

Немедленно иду, лишь доложусь игуменье о цели своего похода. А вас благодарю смиренно. Поклон мой брату передайте. Сегодня к вечеру пришлю о результатах весть.

ЛЮЧИО:

Я ухожу. Прощайте.

ИЗАБЕЛЛА:

Спасибо. До свиданья.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Зала в доме Анжело.

( Входят Анжело, Эскаль, судья, Провост, стража, слуги и другие участники свиты.)

АНЖЕЛО:

Мы умудрились уподобить пугалу закон. Закон - не пугало, его не клюнешь слёту, на нём не место птичьему помёту.

ЭСКАЛЬ:

Конечно, так, но всё же лучше ранить, чем убить. Ведь жертва, за которую прошу, наследник благороднейших кровей. Но, зная вас и вашу добродетель, надеяться хочу, что вы суровому закону не дадите хода. Пусть даже по ошибке, в плену любви и чувств высоких пребывая, подобное случайно совершить могли и вы, за что сегодня порицаете и судите сурово.

АНЖЕЛО:

Быть искушаемым - одно, предаться искушению- другое. Не удивлюсь, что средь двенадцати присяжных найдутся воры, более виновные, чем нами осуждаемый на казнь. Лишь осуждённых суд карает.. Ведь каждый знает: ворюгу вор осудит, а закон - признает. Не очевидно ль, что, увидев драгоценность, её мы с пола поднимаем, а не заметив, мимо следуем, не думая о ней. Его вину с воображаемой моей равнять не буду. И если я, его судья, когда-нибудь такое совершу, как он, то и меня по тем законам пусть осудят и смерти предадут без сожаленья. Он должен умереть.

ЭСКАЛЬ:

Да будет так, как вам диктует мудрость.

АНЖЕЛО:

Провоста пригласить.

ПРОВОСТ:

Я - рядом, ваша честь.

АНЖЕЛО:

Чтоб завтра в девять по утру был Клавдио казнён. К нему священника ведите, пусть обречённого на смерть готовит он к финалу странствия земного.

(Провост уходит.)

ЭСКАЛЬ (в сторону):

Прости же, господи, прости его и нас,

Грех одному - беда, другому - спас.

Один от смерти каждый раз уходит,

Другой её без времени находит.

(Входят Элб, стража с Фротом и Помпеем.)

ЭЛБ:

Ведите их скорей сюда. Коль эти господа, себя считая главными средь прочих, творят такие беспорядки в государстве, то я не знаю, что такое истинный закон. Ведите их скорей сюда.

АНЖЕЛО:

В чём дело, господин? И как вас величают?

ЭЛБ:

Коль ваша милость мне позволит, я - герцога несчастного констебль. Зовут же меня Элб и всё тут. Опора главная моя - Фемида, ваша честь. Пред ваши ясны очи двух отъявленных молодчиков представлю.

АНЖЕЛО:

Молодчиков? Какие же молодчики они? А, может быть, налётчики они?

ЭЛБ:

Я, ваша честь, не знаю, кто они, но точно знаю, что мерзавцы. И нет в них ни единой чёрточки, достойной христианскому началу.

ЭСКАЛЬ:

Отлично сказано. Вы умница, констебль.

АНЖЕЛО:

Что замолчал? Давай же, говори!

ПОМПЕЙ:

Он, ваша милость, говорить не может. Он слишком беден, чтобы с вами говорить.

АНЖЕЛО:

А ты откуда взялся?

ЭЛБ:

Трактирщик он в борделе. Служит вредной бабе, чьё заведение, по их словам, снесли в предместье. Теперь же завела она парилку с дурною славою, как сломанный бордель.

ЭСКАЛЬ:

Откуда ты об этом знаешь?

ЭЛБ:

Об этом мне поведала жена, которую особо презираю...

ЭСКАЛЬ:

Как может быть? Твоя жена?

ЭЛБ:

Да, сударь, да. В правдивости ей, слава богу, не откажешь.

ЭСКАЛЬ:

За что ж тогда её ты презираешь?

ЭЛБ:

Себя я презираю также, как она. И если этот дом не сводни, то очень жаль, что это дом не сводни, а дом терпимости всего лишь.

ЭСКАЛЬ:

Откуда ты, констебль, это знаешь?

ЭЛБ:

Откуда ж знать мне, как не от жены. И будь она податлива на ласки, давно бы там разврату и потехам предалась.

ЭСКАЛЬ:

Стараниями бабы вредной той?

ЭЛБ:

Да, сударь, происками миссис Овердан. Жена же плюнула обидчику в лицо, и этим дело завершилось.

ПОМПЕЙ:

Да нет же, ваша милость, всё не так.

ЭЛБ:

Так докажи перед лицом злодеев, что ты честный человек.

ЭСКАЛЬ:

Несёт он бред, не кажется ли вам?

ПОМПЕЙ:

Представьте, сударь, дама на сносях приходит в дом и требует подать ей чернослива.. А в доме-то всего два чернослива в тот момент и было. Лежали на дешёвенькой тарелке за три пенса. Вы, ваша светлость, видели такие. Они, конечно, не фарфор, но все же...

ЭСКАЛЬ:

Довольно же, довольно о тарелках.

ПОМПЕЙ:

Вы правы. Заявляю смело - не в тарелках дело. Ведь миссис Элб, как я и говорил, была уже с огромным животом и пожелала чернослива на тарелке. Но я же говорю, что на тарелке было два несчастных чернослива, поскольку остальные Фрот себе уже засунул в рот. Да вот и сам он - Фрот. За всё он уплатил сполна, иначе я не пытался бы ему отмерить сдачу. Ты помнишь, Фрот, три пенса не хватило у меня на сдачу?

ФРОТ:

Да, не хватило.

ПОМПЕЙ:

Как раз тогда, когда ты хрумкал костью чернослива.

ФРОТ:

Да, так оно и было.

ПОМПЕЙ:

Ты помнишь, как я истину изрёк о том, что лучшего лечения на свете нету, чем строго соблюдать диету.

ФРОТ:

Ведь это так и есть.

ПОМПЕЙ:

Ну, что ж, тогда...

ЭСКАЛЬ:

Ну, хватит, дурень, перейдём же к делу. Скажи же, наконец, что с женщиной стряслось и, чем её супруг так недоволен? Да не тяни же, что случилось с ней?

ПОМПЕЙ:

Нам до неё пока не дотянуться.

ЭСКАЛЬ:

Вот уж чего совсем мне не хотелось.

ПОМПЕЙ:

Но до неё вы, сударь, всё же доберётесь. Прошу вас, посмотрите-ка на Фрота. В День всех святых отец его скончался. Не правда ль, Фрот ? Доход наследнику от папеньки достался. В День всех святых, не так ли, мистер Фрот?

ФРОТ:

Да, накануне.

ПОМПЕЙ:

Ну, вот и славно. И в этом кроется вся суть. Он, сударь, как и говорил, сидел на стуле в "Виноградном зале", где часто сиживать любил, не так ли?

ФРОТ:

Конечно же любил. Тепло там и светло зимою.

ПОМПЕЙ:

Вот, видите: всё - истинная правда.

АНЖЕЛО:

Так утомительно и длинно, как в России ночь, мне некогда - я удаляюсь прочь. Надеюсь, обоснуете причину - всех выпороть по долгу и по чину.

ЭСКАЛЬ:

На этот счёт, барон, не сомневайтесь. Всех вам благ.

(Анжело уходит.)

Который раз я спрашиваю вас, что сделали с женою Элба?

ПОМПЕЙ:

Который раз и первый раз с женою Элба не случилось ничего.

ЭЛБ:

Но всё же вы его спросите, сударь, что он с моей женою сотворил.

ПОМРЕЙ:

Спросите же меня, спросите.

ЭСКАЛЬ:

И что же этот господин ей сделал?

ПОМПЕЙ:

Взгляните, сударь, человеку этому в лицо. Любезный Фрот, взгляни-ка ты на господина. Не зря я это говорю. Лицо его вы, сударь, рассмотрели?

ЭСКАЛЬ:

Да, рассмотрел.

ПОМПЕЙ:

Нет, нет, внимательней смотрите.

ЭСКАЛЬ:

Гляжу, гляжу я, ну и что?

ПОМПЕЙ:

Дурное видите чего-нибудь в лице?

ЭСКАЛЬ:

Нет. Не вижу.

ПОМПЕЙ:

Клянусь на библии - уродливей лица на свете не бывает. С таким лицом плохого женщине не сделать! Желал бы мнение от вас услышать, сударь.

ЭСКАЛЬ:

А он ведь прав, констебль, что скажете на это?

ЭЛБ:

Во-первых, во-вторых и в-третьих: о доме много разговоров, о Фроте разговоров тьма и море сплетен о хозяйке.

ПРОМПЕЙ:

А потому и о супруге Элба разговорчиков не меньше.

ЭЛБ:

Ах, негодяй ты и презренный лжец! Ещё не наступило время, когда бы о моей жене носились сплетни по округе из уст мальчишек и бродяг.

ПОМПЕЙ:

И до замужества её о ней уже ходили разговоры.

ЭСКАЛЬ:

И кто ж правее правого, скажите? Мне истину скорее назовите.

ЭЛБ:

Ах, негодяй! Ах, ты злодей! Ах, каннибал несчастный! Какие и куда ходили разговоры до замужества её? И если были таковые разговоры, то, сударь, я - не не герцогский констебль. Извольте, каннибал, всем это доказать, иначе буду вынужден к ответу вас призвать.

ЭСКАЛЬ:

А если бы он по уху заехал, была бы и причина и потеха.

ЭЛБ:

Ах, ваша честь, благодарю. Но, как же, сударь мне злодея наказать?

ЭСКАЛЬ:

По правде говоря, я полагаю, что если человек грехами переполнен, то по пути он их всегда роняет, а вслед идущий в торбу собирает и, как ни странно, все их повторяет. Иди же собирай и познавай.

ЭЛБ:

Спасибо вам за это, сударь. Вот видишь, как все просто, негодяй! Иди же и греши, а я - вслед за тобою грешки твои попробую на вкус и оценю.

ЭСКАЛЬ:

Откуда родом вы, приятель?

ФРОТ:

Да местный я - из Вены.

ЭСКАЛЬ:

А правда ль, что доход у вас солидный?

ФРОТ:

И это истинная правда, сударь.

ЭСКАЛЬ:

А вы чем промышляете, любезный?

ПОМПЕЙ:

Служу трактирщиком у вдовушки одной.

ЭСКАЛЬ:

Как величать твою хозяйку?

ПОМПЕЙ:

Зовут хозяйку миссис Овердан.

ЭСКАЛЬ:

А много ли мужей сия вдова имела?

ПОМПЕЙ:

Девятый муж последним был по счёту.

ЭСКАЛЬ:

Ну, надо же - девятый! Идите, Фрот, сюда. Вам, мистер Фрот, с трактирщиком водиться не годится: он вас загонит в - угол, вы его - в петлю. Ступайте-ка отсюда прочь. Я чтобы более о вас не слышал никогда.

ФРОТ:

Я, ваша светлость, вам признателен весьма. Меня в трактир никто не тянет - тяну я сам в трактире пиво.

ЭСКАЛЬ:

Довольно же об этом, мистер Фрот, прощайте.

(Фрот уходит.)

Теперь же, господин трактирщик, подойди ко мне. Как величать тебя, трактирщик?

ПОМПЕЙ:

Помпей.

ЭСКАЛЬ:

Фамилия?

ПОМПЕЙ:

Мне проще показать, а не назвать (показывает на свою задницу).

ЭСКАЛЬ:

Уж это точно, что она - в твоей фигуре значащее место. И в этом смысле ты - Помпей Великий, хотя я полагаю - сводник под прикрытием трактира. Чтоб хуже не было, мне правду говори.

ПОМПЕЙ:

То правда, господин, но как же мне бедняге жить?

ЭСКАЛЬ:

Ты жить, Помпей, намерен этим? Что мыслишь ты об этом ремесле? Ты полагаешь, что закон тебе позволит это делать?

ПОМПЕЙ:

Ах, как хотелось бы надеяться на это, ваша милость.

ЭСКАЛЬ:

Закон, Помпей, такого не позволит в Вене.

ПОМПЕЙ:

Но если это запретить, придётся в евнухов парней всех обратить.

ЭСКАЛЬ:

Не так, Помпей, не так.

ПОМПЕЙ:

Без нас и вправду невозможно. Скажу вам, сударь, я без лишних шуток: не нужен сводник, коль не будет проституток.

ЭСКАЛЬ:

На это мы и делаем упор - петля поборется за это и топор.

ПОМПЕЙ:

За десять лет топор с петлёю сравняют город весь с землёю, придётся головы другие нанимать. Готов я с вами, сударь, спорить: такой закон забудут вскоре. И вот тогда-то, думать смею, вы, сударь, вспомните Помпея.

ЭСКААЛЬ:

Помпей-пророк, возьми совет мой впрок и повода для жалоб не давай. Иначе я, как Цезарь гнал Помпея вспять, из Вены вышвырну тебя и выпороть велю прилюдно. На этот раз прощаю, будь здоров.

ПОМПЕЙ:

Вас, сударь, за совет благодарю,

(В сторону)

скажу я смело: как поступать - решат мои душа и тело.

Когда и где, скажите, было,

Чтоб ездока порола сивая кобыла?

(Уходит.)

ЭСКАЛЬ:

Ваш, мистер Элб, пришёл черёд ответить. Как долго вы к констеблях честь имеете служить?

ЭЛБ:

Семь с половиной, сударь, лет.

ЭСКАЛЬ:

Я так и думал - вы не новичок. Семь полных лет вы говорите?

ЭЛБ:

К тому ж ещё и половинка, сударь.

ЭСКАЛЬ:

Вам не по силам эту службу выносить. Замены надо бы просить.

ЭЛБ:

Замена - есть, достойной - не находят. Не долго люди в чине ходят: лазейки ищут службы избежать. Приходится служак за деньги уважать. Вот и выходит - нету перемены, служить до гроба мне без отдыха и смены.

ЭСКАЛЬ:

Полдюжины способных мне найдите и завтра список лично принесите.

ЭЛБ:

Домой прикажете тот список принести?

ЭСКАЛЬ:

Конечно же домой, прощайте.

(Элб уходит.)

Который час?

СУДЬЯ:

Уже одиннадцать пробило, сударь.

ЭСКАЛЬ:

Прошу вас отобедать у меня.

СУДЬЯ:

Покорно, сударь, вас благодарю.

ЭСКАЛЬ:

Я искренне о Клавдио печалюсь. Печалью здесь, однако, не поможешь.

СУДЬЯ:

Барон Анжело слишком уж жесток.

ЭСКАЛЬ:

Конечно, так оно и есть, но что же делать: ведь милость порождает зло, умноженное многократно на прощённую вину. Ах, бедный Клавдио, я выхода не вижу! Идём, идём скорее, сударь.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Там же в другой комнате.

(Входят Провост и слуга.)

СЛУГА:

Сейчас он слушает доклад. И сразу выйдет, как закончит. Ему я доложу о вас.

ПРОВОСТ:

Надеяться хочу.

(Слуга уходит.)

Соизволения его осмелюсь испросить, быть может, всё же он смягчиться. Охваченный любовным сном юнец, грешил, не ведая о том. Не избежать такой улики всем людям всех исповеданий от мала до велика. Как можно смерти предавать за то, что хочешь жизнь зачать!

(Входит Анжело.)

АНЖЕЛО:

Зачем пожаловал, Провост?

ПРОВОСТ:

Так завтра Клавдио приказано казнить?

АНЖЕЛО:

Довольно чётко я приказы отдаю. Причин не вижу задавать вопрос повторно.

ПРОВОСТ:

Я вашей воле покорюсь, но, как всегда - не тороплюсь из-за боязни: свою ошибку суд признает после казни.

АНЖЕЛО:

Идите, занимайтесь делом. Другого вам не остаётся - замена ведь всегда найдётся. Свои заботы я улажу сам.

ПРОВОСТ:

Простить покорнейше прошу. А что с рыдающей Джульеттой делать? Она же ожидает с нетерпеньем.

АНЖЕЛО:

Куда-нибудь устройте поудобней, да не не медля.

(Входит слуга.)

СЛУГА:

Сестра приговорённого желает видеть вас.

АНЖЕЛО:

Есть у него сестра?

ПРОВОСТ:

Да, ваша милость, славная девица, принять монашество готовая на днях

АНЖЕЛО:

Просите же её.

(Слуга уходит.)

Необходимым падшую снабдите и отсюда уберите. Приказ получите на это.

(Входят Лючио и Изабелла.)

ПРОВОСТ:

Храни вас бог!

АНЖЕЛО:

Прошу вас задержаться здесь.

(Обращается к Изабелле):

Добро пожаловать. Чего изволите просить?

ИЗАБЕЛЛА:

Едва несу я бремя скорби и выслушать меня поэтому прошу.

АНЖЕЛО:

Чем ваше бремя разрешить могу я?

ИЗАБЕЛЛА:

На свете есть порок, мне более других он ненавистен и наказания жестокого достоин. Не смею я просить, а не просить - нельзя. Не смею я просить, а сердце просит и приговор жестокий не выносит.

АНЖЕЛО:

И что же?

ИЗАБЕЛЛА:

Мой брат приговорён и ожидает казни. Я милости прошу - не более того: казните грех - не брата моего!

ПРОВОСТ (В сторону):

О, силы неба, милость ниспошлите!

АНЖЕЛО:

Как грех карать, виновника не тронув? Грех до зачатия законом осуждён. Когда бы стал вину карать, виновников на волю отпускать, то власть моя бы обратилась в нуль.

ИЗАБЕЛЛА:

Жесток, но справедлив закон - не стало больше брата у меня. Храни вас бог.

ЛЮЧИО (В сторону Изабеллы):

Нельзя же так! Просите снова! Бросайтесь ниц, цепляйтесь за одежды. Вы - холодны, как-будто просите его о безделушке до боли заурядным языком. Прошу, не упускайте шанс!

ИЗАБЕЛЛА:

Так он умрёт?

АНЖЕЛО:

От смерти мне лекарство неизвестно.

ИЗАБЕЛЛА:

Лекарство есть. И будут все довольны, не оскорбив ни бога ни людей.

АНЖЕЛО:

Неведомо мне это.

ИЗАБЕЛЛА:

Коль было бы желание - узнали.

АНЖЕЛО:

Что не желаю знать, того и знать я не могу.

ИЗАБЕЛЛА:

Но вы могли бы без вреда всему иному души порывам благостным отдаться, как и я, и просьбе о пощаде внять.

АНЖЕЛО:

Он осуждён и шанса нет.

ЛЮЧИО(в сторону Изабеллы):

Нет страсти в голосе совсем.

ИЗАБЕЛЛА:

Нет шанса говорите? Вам не верю. Любой, сказавший слово "да", имеет право равное на - "нет". Должна вам, сударь, я признаться: ни власть, ни меч и ни Фемида ни вправе с милостью ровняться. Ведь если б он на вашем месте был, а вы - на месте брата, он не был бы жесток, как вы.

АНЖЕЛО:

Прошу вас, уходите.

ИЗАБЕЛЛА:

О, если б боги мне вручили власть, представив вас передо мною Изабеллой, то я бы показала на примере, что значит быть судьёй и осуждённым.

ЛЮЧИО (в сторону Изабеллы):

Вот это пыл! Вот это жар!

АНЖЕЛО:

Напрасно тратите слова - уже отпала голова.

ИЗАБЕЛЛА:

Людей безгрешных не бывает, один господь об этом знает, не ровня вам, но - их прощает. Хотите ль вы, иль не хотите - небесной кары вы не избежите. Пусть эта благостная мысль вас милостью овеет и сердце столь холодное немного отогреет..

АНЖЕЛО:

Довольствуйтесь, чем есть, за сим имею честь. Не я - закон карает брата. Да будь он братом или сыном мне - отдал бы я приказ, не мучась, любого бы ждала такая участь. Он завтра должен умереть.

ИЗАБЕЛЛА:

Прошу, прошу вас, пощадите! Совсем он к смерти не готов. Цыплят - и тех для кухни потрошат к сезону. Уже ль себе в угоду служим рьянее, чем богу? Ведь этот грех на каждом без разбора. Убить за то, чтобы зачать! Что это может означать?

ЛЮЧИО (в сторону Изабеллы):

Правдивее не скажешь!

АНЖЕЛО:

Закон не умер - просто спал. Он от безделия устал и первого виновника карает, пусть каждый виноватый это знает. Теперь, проснувшись, как пророк он в зеркале времён увидит все грехи: что были ранее, что множатся сейчас и те, которые зачаты, но в утробе зла им более не жить.

ИЗАБЕЛЛА:

И милосердие вы всё-таки явите.

АНЖЕЛО:

Всё милосердие моё являет справедливость. Страдаю я за тех, неведомых мне лиц, кто мог бы пострадать от слабости моей. Когда я головы преступника лишаю, другие головы - бесчисленно спасаю. Решения иного быть не может. Довольствуйтесь лишь этим. Ваш брат умрёт и этим кончим.

ИЗАБЕЛЛА:

Ваш первый приговор и жертва первая - мой брат. Быть великаном суть - не велика. Не силой великан являет свой талант - силён великодушием гигант.

ЛЮЧИО (в сторону Изабеллы):

Вот это да!

ИЗАБЕЛЛА:

О, если бы вручить Юпитера и молнии и громы всем жаждущим греметь и устрашать, Юпитер выглядел бы жалким забиякой перед судьёй, себя возвысившим над всеми. Скорее молния разрушит дуб могучий, чем мирту мирную своей грозою тронет. Но человек, накинув на себя гордыни маску, забыв, что хрупок, как стекло, подобно сумасшедшей обезьяне так изгаляется и пляшет, что плачут ангелы на небе. Но если б ангелы в их сути разобрались, они бы до смерти смеялись.

ЛЮЧИО (в сторону Изабеллы):

Дави же, девица, дави! Он отступает. Он начинает сознавать.

ПРОВОСТ (в сторону):

О, небеса, вступитесь за неё!

ИЗАБЕЛЛА:

И в свой кафтан других не загоняйте. Великие, святое всё пороча, святотатство остроумием зовут, однако, прочие кощунство в этом видят.

ЛЮЧИО (в сторону Изабеллы):

Всё верно, девочка, смелее.

ИЗАБЕЛЛА:

Солдату понукание в бою - простому богохульству равнозначно.

ЛЮЧИО (в сторону Изабеллы):

Откуда с этим ты знакома? Продолжай же.

АНЖЕЛО:

При чём здесь я и эти изреченья?

ИЗАБЕЛЛА:

При том, что власть, порою ошибаясь, как и все, таит в себе ещё и исцеленье. Нарыв безгрешности вскрывая, коснитесь вы глубин своей души и отыщите в них подобные пороки. И, отыскав, не в праве будете позволить повернуться языку, чтоб вымолвить сей смертный приговор.

АНЖЕЛО (в сторону):

Её слова меня готовы тронуть.

Прощайте.

ИЗАБЕЛЛА:

Прошу, барон, не уходите.

АНЖЕЛО:

Подумать надо мне. Вы завтра приходите.

ИЗАБЕЛЛА:

Постойте же, мой свет-барон, я вас пленю.

АНЖЕЛО:

Меня плените чем?

ИЗАБЕЛЛА:

Дарами неба, от которых невозможно отказаться.

ЛЮЧИО (в сторону Изабеллы):

Уже ли всё пошло насмарку?

ИЗАБЕЛЛА:

Ни золотом червонным, ни камнями, которым зависть цену назначает, а чистым словом, обращённым к небу из уст постящихся монахинь непорочных, отрёкшихся от всех земных соблазнов.

АНЖЕЛО:

Ну. хорошо же, завтра приходите.

ЛЮЧИО (в сторону Изабеллы):

Начало есть. Теперь пойдём отсюда.

ИЗАБЕЛЛА:

Храни же вас господь, светлейший!

АНЖЕЛО (в сторону):

Аминь! Я близок к искушению - молитва не поможет.

ИЗАБЕЛЛА:

Когда позволите мне завтра навестить вас?

АНЖЕЛО:

В любое время до полудня.

ИЗАБЕЛЛА:

Храни вас небо, сударь!

(Изабелла, Лючио и Провост уходят.)

АНЖЕЛО:

О, ты и целомудрие твоё!

Как это объяснить?

Её вина во всём, моя ли?

Кто грешен более сраженный или воин?

Ах, нет!- она ни соблазнитель!

Это - я, как гниль, с фиалкой яркою в лучах светила млею,

зловоние вокруг распространяя.

Возможно ли, чтоб скромность в женщине прельщала больше, чем доступность?

Как можно под шатром священным пороку властвовать позволить?

Как отвратительно всё это!

И кто и что ты в данном случае, Анжело?

Уже ли хочешь главного лишить, чтоб более она не защищалась?

Пусть брат останется в живых!

Когда судья продажен - оправдан и разбойник даже.

Уже ли так её люблю, что быть хочу я снова рядом,

внимая музыке речей, в лучах волнующего взгляда растворяясь.

Куда меня уносят грёзы?

О, хитрый враг, святого святостью ты манишь!

Бывает кроется соблазн под тогою невинности самой.

Ни чары и ни прелести блудниц меня ни разу не пленили,

а эта дева чистая сразила.

Не скрою: до последней же минуты

считал, что все влюблённые свихнуты.

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Помещение в тюрьме.

(По отдельности входят Герцог Винченцо, переодетый в монаха и Провост.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Мир вам, провост! Я не ошибся?

ПРОВОСТ:

Он самый. Что, брат смиренный, вам угодно?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ведомый милосердием и долгом я пришёл в темницу ниспослать на раненые души луч надежды. Позвольте мне их повидать, но прежде расскажите, в чём они повинны, чтоб миссию свою исполнить в должной мере.

ПРОВОСТ:

Я б сделал более того, чем нужно,

(Входит Джульетта)

Смотрите, вот одна их молодых дворянок, сгоревшая в пылу любовной страсти, лишившись чести, обрела дитя. Отец ребёнка - юноша безусый и ожидает смерти, когда б ему пристало сеять завтра.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Когда он должен умереть?

ПРОВОСТ:

Я думаю, что завтра.

(Обращаясь к Джульетте):

Немного подождите, всё я приготовил. Вас скоро отведут.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Сознала ли ты грех паденья своего?

ДЖУЛЬЕТТА:

Раскаялась. Позор свой терпеливо я снесу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Как совесть испытать свою я научу вас, к тому же истину раскаянья проверить.

ДЖУЛЬЕТТА:

Как мне бы этого хотелось.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ты любишь ли виновника позора своего?

ДЖУЛЬЕТТА:

Люблю как женщина, обрекшая любимого на казнь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Закон вы преступили обоюдно?

ДЖУЛЬЕТТА:

Обоюдно.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Тогда твой грех серьёзнее его.

ДЖУЛЬЕТТА:

И каюсь в этом я и сознаюсь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ну, хорошо же, дочь моя, но если же позор тебе греха страшнее, то эта скорбь обращена не к небу, а к самой себе, где только страх, а не любовь к всевышнему тобой руководит.

ДЖУЛЬЕТТА:

В грехе я каюсь и позор свой вынесу достойно.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И впредь так поступай.

Сообщник твой, как мне известно, завтра примет смерть. Намерен я его утешить. Да будет мир и будь благословенна.

(Уходит.)

ДЖУЛЬЕТТА:

Он примет смерть! Закон - не справедлив: щадит того, кому милее жизни смерть.

ПРОВОСТ:

Мне жаль его.

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

Комната в доме Анжело.

(Входит Анжело.)

АНЖЕЛО:

Молюсь ли думаю ли я - не сознаю я ни молитв, ни дум. Слова без смысла к небу обращаю, не слыша их, воображение моё - на якоре прекрасной Изабеллы. Устами господа зову, а сердцем обращаюсь к страсти. Наука править, так увлёкшая меня, сейчас, подобно старой доброй книге, прочитанной не раз, оскомину набила. А значимость свою, по правде говоря, которой я гордился (чтоб кто-нибудь об этом слышал не хотел бы) я с лёгкостью сменил бы на перо, гонимое свободным ветром. О, положение и почесть! Как часто вы своим нарядом плените дураков и умных увлекаете обманом. Кровь - остаётся кровью. Ведь если на рогах у черта написать что "ангел", то он от этого свой облик не изменит.

(Входит слуга.)

Кто там? Что надобно тебе?

СЛУГА:

Желает видеть вас сестрица Изабель.

АНЖЕЛО:

Так проводи же.

(Слуга уходит.)

О, небо! Сердце рвётся из груди, лишая члены воли и движенья. Так любопытных скопище свободный воздух закрывая, вкруг в обморок упавшего теснится, так чернь толпой к монарху ревностно стремиться, желая выказать почтенье, что более на взрыв негодования похоже.

(Входит Изабелла.)

Что молвить собираетесь, прекрасная девица?

ИЗАБЕЛЛА:

Пришла узнать о вашей воле.

АНЖЕЛО:

Приятней было бы, коль вы о нём уж знали б. Не может жить ваш брат.

ИЗАБЕЛЛА:

Пусть будет так. Храни вас бог!

АНЖЕЛО:

Но мог бы жить, как можем ты и я, и всё-таки умрёт.

ИЗАБЕЛЛА:

По вашей воле.

АНЖЕЛО:

Да.

ИЗАБЕЛЛА:

Как долог срок, отпущенный ему на очищение души перед уходом в вечность?

АНЖЕЛО:

О, мерзкие пороки! Ведь всё-равно простить того, кто отнимает существо живое у природы и пощадить того, кто образ божий в сладострастии своём фальшивкой гнусной подменяет.

Казнить и выбора здесь нету, чем отчеканить ложную монету.

ИЗАБЕЛЛА:

Не на земле, на небесах такое право!

АНЖЕЛО:

Ну, что ж, а если, скажем так, что выберешь сама: погибнуть брату от меча правдивого закона иль дать ему возможность выжить, а телу твоему в объятиях позора умереть, подобно той, которую твой братец обесчестил.

ИЗАБЕЛЛА:

Скорее душу сохраню чем тело, мне поверьте.

АНЖЕЛО:

Душа здесь ваша ни при чём. Да и потом - грех принуждённый не считается грехом.

ИЗАБЕЛЛА:

Что говорите вы?

АНЖЕЛО:

Нет, впрочем, не ручаюсь, поскольку против этого имею, что сказать. Я именем закона брата вашего решил казнить. Когда ж помиловать его решу, скажите, не будет ли та милость уподоблена греху?

ИЗАБЕЛЛА:

Спасите только, грех я на душу возьму. Ведь это милосердие - не грех.

АНЖЕЛО:

Грех с милосердием в душе не уживутся.

ИЗАБЕЛЛА:

Коль грех - за жизнь его молить, то я прошу у неба сил на искупленье! А если это грех для вас, то я умножу силы замолить его, причислив к собственным грехам.

АНЖЕЛО:

Да нет же, всё не то. Простушкой кажетесь, а ,может быть, хитрите, что более ужасно для меня.

ИЗАБЕЛЛА:

Пусть я простушка, ничего не стою, что же в этом?

АНЖЕЛО:

Желает мудрость ослепить, когда является простушкой. Как лик красавицы под маской чёрною нам кажется милее в десять раз, чем он на самом деле есть. Скажу вам проще и грубее: брат умрёт

ИЗАБЕЛЛА:

Поняла я.

АНЖЕЛО:

Закон карает и винит по праву.

ИЗАБЕЛЛА:

Мне известно.

АНЖЕЛО:

Представьте же себе - нет способа иного спасти его от смерти, кроме одного, под чем я подписаться не могу, а привожу лишь в качестве примера. Вы, осуждённого сестра, предмет любовных притязаний одного вельможи, влияние и власть которого на судей и закон всесильны, и ради вас готов он брата обречённого спасти. А способов других не существует - лишь положить к его ногам сокровища бесценные свои в обмен на жизнь родного брата. Как повели бы в данном случае себя вы?

ИЗАБЕЛЛА:

Для брата, для себя ли - всё едино: когда б угроза смерти над мной витала, когда б рубинами от розг спина моя блистала, я б обнажилась перед смертью, не стыдясь, но тело на позор не отдала бы.

АНЖЕЛО:

Тогда ему не жить.

ИЗАБЕЛЛА:

Есть в этом истина своя: уж лучше брату умереть, чем, жизнь его спасая, сестре по жизни умирать ежеминутно.

АНЖЕЛО:

Вы одинаково жестоки, как закон, который вас столь сильно раздражает.

ИЗАБЕЛЛА:

И можно ли сравнить позорный выкуп и прощение от сердца. Позорной сделке милосердие - не ровня.

АНЖЕЛО:

Творите вы тирана из закона, проказы брата шуткою считая.

ИЗАБЕЛЛА:

Да, сударь, ваша правда в этом есть. Но часто так бывает, когда себе самим противоречим, желая невозможного достичь. Так и сейчас - мне ненавистный грех преуменьшала, чтоб человека дорого защитить.

АНЖЕЛО:

Да, все мы уязвимы.

ИЗАБЕЛЛА:

Мужчины все слабы, а виноват - лишь брат.

АНЖЕЛО:

О слабых женщинах не забывайте тоже.

ИЗАБЕЛЛА:

Всё зеркалу в себе увидеть удаётся, но хрупкое оно, и часто бьётся. О, небо, женщину помилуй! Мужчины собственной печатью нас клеймят, доверчивость и нежность нашу сокрушая.

АНЖЕЛО:

Вот и славно. В ошибках пола своего признались вы. Но только ведь и мы - не более сильны. И нас ошибки тоже потрясают Не побоюсь сказать, на ваши же слова и опираясь: быть тем, чем есть - всегда мудрее прочего на свете. Так будьте женщиной и оставайтесь ей!

Быть большим - значит быть ничем. Когда вы - женщина, а этого отнять не можно, то и ведите же себя, как это должно. Откройте же себя объятиям судьбы.

ИЗАБЕЛЛА:

Ваш стиль общения становится туманным, просила бы яснее говорить.

АНЖЕЛО:

Куда ж яснее? Я люблю вас..

ИЗАБЕЛЛА:

Мой брат Джульетту полюбил и должен заплатить за это смертью.

АНЖЕЛО:

Отдайся, Изабель, и брат останется в живых.

ИЗАБЕЛЛА:

Я вижу добродетели уловку: себя на время замарать, чтоб истину на прочность испытать.

АНЖЕЛО:

Поверь мне! Честью я клянусь: слова и помыслы - едины.

ИЗАБЕЛЛА:

И честь ничтожна, да и помыслы черны! Ах, лицемер ты и притвора! Теперь же берегись, Анжело, приговора моего! Мои уста весь свет оповестят о том, что есть на самом деле ты, коль не подпишешь брату о прощении указа.

АНЖЕЛО:

Кто, Изабель, тебе поверит? Меня по должности и аскетизму мерят. Анжело обвиняя, сама увязнешь ты в словесной дряни, и грязная молва потащится вослед. Теперь все чувства вырвались наружу. Их обуздать я не могу и не желаю. Дай утолиться голоду любви. Румянец твой стыдливо прячет похоть. Своей прелестной наготою любовь мою вознагради, а брату право подари на жизнь. Иначе он умрёт, но смертию жестокой, на что толкаешь ты его своим упрямством. Намерен завтра от тебя ответ услышать. В противном случае - тиран во мне проснётся. Рассказывать же можешь всё, что хочешь, но ложь моя сильней сегодня всякой правды.

(Уходит.)

ИЗАБЕЛЛА:

Кому поведаю я исповедь свою? Кто искренне поверит повести моей? Одни уста, один язык и ложь и правду мелют без разбора, скупы - для похвалы, вольны - для приговора. И милосердие и смертный приговор творят не по закону, а по воле самодержца, поди-ка разберись: где правда, а где ложь. Пусть грешен брат, но я к нему пойду. Он согрешил любовию влекомый, не замарав своей высокой чести. Он двадцать казней вынесет, не дрогнув, но никогда позор сестры на жизнь не обменяет.

Не миновать ужасного - я знаю:

Ценою жизни целомудрие спасаю.

Господь решит, чему свершиться:

То ль наказать, то ль заступиться.

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Помещение в тюрьме.

(Входит Герцог Винченцо в монашеской одежде, Клавдио и Провост.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

На милость ты барона уповаешь?

КЛАВДИО:

Надежда - лучшее лекарство от невзгод. Хотел бы жить, и умереть - не дрогну.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Готовься к смерти - думы все отступят. Скажи, о жизни рассуждая так: "Коль близок избранной конец, об этом пусть печалится глупец. Подвластна ты капризам всех стихий, которые тебя и дом твой разрушают. Ты не живёшь, а лишь бежишь от смерти - итог надменным кукловодом предрешён. Твои потребности святому - не сродни. Ты бесхребетного червя боишься пуще смерти. Во сне - блаженствуешь, а смерти - избегаешь, хотя она, подобна сну - ты знаешь. Сама ты - просто образ, сотканный из мириад отдельных мелочей. Ты гонишься за призраком по имени удача, но стоит прикоснуться к ней, и тут же ты об этом забываешь. И лик и образ твой не устают во времени меняться. Богатство копишь - бедной остаёшься, ослом нагруженным ты смерти достаёшься. Не знаешь ты друзей и даже дети, отпрыски твои, тебя клянут за те недуги, что им в наследство ты так щедро надраила. Ни старости, ни юности не знаешь, лишь в дрёме ты о них мечтаешь. В своём начале - опираешься на старость, подати прося, состарясь,

можешь всё скупить, но не имеешь силы обладать. И в чём же смыл всей этой жизни? Ведь тысячи смертей нас в жизни поджидают, они любого смертного пугают, придя же - все противоречия мгновенно разрешают."

КЛАВДИО:

Покорно вас благодарю. Творя живое - обретаю смерть, а смерти отдаваясь - жизнь обрящу. Пусть приходит.

ИЗАБЕЛЛА (за сценой).

ПРОВОСТ:

Кто там? Входите с миром.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Я навещу вас вскоре, сын мой, снова.

КЛАВДИО:

Благодарю, святой отец.

(Входит Изабелла.)

ИЗАБЕЛЛА:

Поговорить мне надо с братом.

ПРОВОСТ:

Конечно.

К вам пришла сестра поговорить.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Провост, прошу вас на два слова.

ПРОВОСТ:

Всегда к услугам вашим.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Мне надо спрятаться, чтоб слышать их беседу.

(Герцог Винченцо и Провост уходят.)

КЛАВДИО:

Несёшь ли мне, сестрица, утешенье?

ИЗАБЕЛЛА:

Одна благая весть. В ней утешение и честь. Анжело с небом сделку завершает, тебя навеки он послом на небо назначает. Отбытие намечено на завтра, готовься, братец, в путь.

КЛАВДИО:

Иного не предвидится, похоже?

ИЗАБЕЛЛА:

Иное есть, но голову щадя, придётся разорвать на части душу.

КЛАВДИО:

Так всё же есть оно?

ИЗАБЕЛЛА:

На жизнь надеяться ты можешь. В судье созрела дьявольская милость. Попросишь - он освободит, но сам себя на пытки обречёшь до самой смерти.

КЛАВДИО:

Мне срок пожизненный грозит?

ИЗАБЕЛЛА:

Да, срок пожизненный и вечные оковы, хотя весь мир - перед тобой, но он - не для тебя.

КЛАВДИО:

Как это всё понять?

ИЗАБЕЛЛА:

А так: коль милости попросишь - с себя покровы чести сбросишь и миру явишься нагим.

КЛАВДИО:

Да объясни же толком, наконец.

ИЗАБЕЛЛА:

Боюсь и трепещу от страха, за тебя. Уже ли вечной чести ты готов лишиться ради нескольких желанных лет земных? Уже ли ты боишься смерти? Не смерть - предчувствие для нас её ужасно. И жук, раздавленный ногою, и умирающий гигант - равны в своей агонии смертельной.

КЛАВДИО:

Ты почему меня стыдишь? Иль полагаешь, что на чувства опираюсь только? Уж коли должен умереть, то тьму грядущую я встречу, как невесту, и заключу в объятия свои.

ИЗАБЕЛЛА:

Я слышу брата моего. В нём твёрдость и решительность речей почившего отца. Придётся умереть. Такой, как ты, честь на позор менять не может ради жизни. А тот - святоша-перевёртыш, в парик притворства обрядившись, разя мудрёными словами, стращает молодость, как сокол воробьёв. Под тиною пруда скрывает дьявол омут ада.

КЛАВДИО:

Святой Анжело!

ИЗАБЕЛЛА:

Пустая ложь, одно притворство. Расшитый золотом кафтан скрывает дьявола пороки! Суди-ка сам, насколько муж сей благороден: дарует он тебе свободу в обмен на девственность мою.

КЛАВДИО:

Не может быть такого, боже.

ИЗАБЕЛЛА:

Позволил бы за этот грех тебе грешить он бесконечно. Сегодня ночью я должна отдаться, чтоб с жизнью мог ты завтра повстречаться. Отказ мой - смерти равносилен.

КЛАВДИО:

Ты этого не сделаешь, сестрица.

ИЗАБЕЛЛА:

Не более булавки жизнь свою ценю, коль только жизнь - спасение для брата.

КЛАВДИО:

Спасибо, дорогая Изабель.

ИЗАБЕЛЛА:

Мужайся, Клавдио. Твой день последний - завтра.

КЛАВДИО:

Вот и его не пощадила страсть. И он - в закон, который возродить пытался, вонзил свои ужасные клыки. Из смертных всех грехов мой грех - пустячный.

ИЗАБЕЛЛА:

Ничтожный.

КЛАВДИО:

Когда бы был великим грех, ума бы у него хватило - за миг блаженства не обречь себя на ада вечное страданье. О, Изабель!

ИЗАБЕЛЛА:

Я - вся внимание мой брат.

КЛАВДИО:

И всё же - сметь ужасна.

ИЗАБЕЛЛА:

А жизнь постыдная - ужасней.

КЛАВДИО:

Да. Умереть - отправиться в ничто. Лежать и обращаться в прах. И всё, что двигалось желало и горело по воле зла умрёт, землёй сырою становясь от года к году. А в радости витавшая душа утонет в огненных потоках иль забредёт в торосы вечных льдов. А, может быть, в плену ветров безмолвных носиться будет вкруг земного шара и страдать безмерно, о чём предположить не можно даже. Ужасно это! Пусть жизнь печальна и полна недугов разных в старости своей, но рай - она пред тем, что сметрию зовётся.

ИЗАБЕЛЛА:

Увы, увы!

КЛАВДИО:

Позволь же мне, сестрёнка, жить. Ведь весь твой грех природа обратит во благо, поскольку он - ценою в жизнь сегодня.

ИЗАБЕЛЛА:

Ты в шкуру зверя, брат мой, обрядился! И в труса тут же обратился! Отличен чем от негодяя ты? Свою защиту из позора строишь собственной сестры. Инцесты хуже предложение твоё. Себя ты чистишь, а сестру мараешь! Что мне прикажешь думать? Уже ль неверность матери моей сокрыло небо? Не мог же мой отец кровь благородную свою такому выродку оставить. Моё презрение - тебе! Умри! И во спасение твоё я даже глазом не моргну! Теперь молитвы все мои от малой до великой - просить у бога будут смерти трусу. И не единого прошения о жизни.

КЛАВДИО:

Нет, нет! Послушай, Изабель.

ИЗАБЕЛЛА:

Какой же стыд! Какой позор! Выходит, грех твой - не случайность, а уловка. А милость - уличная девка. Уж лучше умереть тебе скорее.

КЛАВДИО:

Я умоляю, выслушай меня!

(Возвращается Герцог Винченцо.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ах, соизвольте мне, сестрица, вам единственное слово молвить.

ИЗАБЕЛЛА:

Что от меня угодно вам?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Хотел бы с вами я поговорить, коль вы найдёте время. Полезно это будет и для вас.

ИЗАБЕЛЛА:

Я не имею времени совсем. Моя задержка здесь - другим делам помеха. Но я готова вам вниманием ответить.

(Отходит в сторону.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Я слышал весь ваш разговор с сестрою. Не замышлял Анжело никогда и в мыслях посягнуть на честь сестры твоей. Хотел он только испытать на прочность добродетель человеческой натуры. Он получил ответ достойный целомудрия её. Являюсь я духовником Анжело и в этом я, конечно, убеждён. Не утешай себя напрасною надеждой. Коленопреклонённый смерти ожидай.

КЛАВДИО:

Позвольте у сестры прощенья испросить. Меня отвергла жизнь, и я, её такую, отвергаю.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Да будет так. Прощай.

(Клавдио уходит.)

Провост, мне надо вам сказать два слова.

(Появляется Провост.)

ПРОВОСТ:

Что вы хотите, падре?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Уйдите и оставьте нас наедине. Мой сан и образ мыслей не позволят девушку обидеть.

ПРОВОСТ:

Извольте, коли так.

(Провост уходит. Выходит Изабелла.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не только красотою наделил вас бог, но и прекрасною душою. Когда же красота не ценит добродетель, то увядает безвозвратно. Но благодать, достоинством являясь вашим, даёт вам право быть красавицей всегда. Анжело посягал на вашу честь и я бы этому поступку удивился, однако, есть немало этому примеров в жизни. Уступите ли вы, спасая брата?

ИЗАБЕЛЛА:

Иду к нему сказать о том, что пусть умрёт мой брат, наказанный законом, чем я рожу ребёнка вне закона. Как жаль мне герцога, который обманулся, наместником Анжело объявив. Случись, что герцог всё же возвратится, к нему должна я объявиться и о делах неблаговидных герцогу поведать.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Конечно, это было бы неплохо, но всё сегодня обстоит иначе: ведь ваши обвинения он спишет на проверку девичьей морали. Поэтому прислушайтесь внимательно к совету. Нашёл одно я праведное средство. Не сомневаюсь я, что вы в манере доброй благодеяние окажете несчастной девушке одной, смерть отведёте от родного брата, не запятнав позором собственную душу, и герцогу доставите великое блаженство, когда вернувшись, он узнает о поступке вашем благородном.

ИЗАБЕЛЛА:

Так молвите ж, отец, скорее. Позора кроме, я на всё готова.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Всегда отважна добродетель, великодушие - бесстрашно. Слыхала ль ты когда-нибудь о Мариане, сестре отважного солдата Фредерика, погибшего в пучине моря?

ИЗАБЕЛЛА:

Слыхала я о девушке такой и доброй славе, что о ней ходила.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Она предназначалась в жёны нашему Анжело. Помолвлена была и день счастливой свадьбы был уже назначен. Но так случилось, что корабль Фредерико, груженный сестриным приданым, до свадьбы утонул. Судьбы одним безжалостным ударом она лишилась знатного и любящего брата, привязанность которого была неоценимой, всего приданого, ушедшего на дно, и наречённого супруга, на вид столь безупречного Анжело.

ИЗАБЕЛЛА:

Возможно ли такое? Как мог Анжело девушку оставить?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

В слезах оставил, не пытаясь даже бедую утешить. Отрёкся от своих же обещаний, свалив на девушку вину, в неверности невесту обвинив. Короче говоря, в глубоком горе и унынии она поныне пребывает. Не точат слёзы образ мраморный его, а только омывают.

ИЗАБЕЛЛА:

Была бы ей наградой даже смерть, чем принимать мучения такие! А подлый человек живёт себе во благо! Но как мне пользу для неё из этого извлечь?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не только сей недуг ты можешь исцелить, но этим же спасёшь от казни брата, не замарав при этом собственную честь.

ИЗАБЕЛЛА:

Откройте же секрет мне, падре.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

В той девушке жива ещё былая страсть. Несправедливая жестокость жениха должна бы схоронить все чувства брошенной невесты, но как запруда на пути потока, она всё более те чувства возбуждает. Идите же к Анжело и скажите, притворясь искусно, что согласны уступить его напору при обязательных условиях таких: во-первых, не должно свидание быть долгим, во-вторых, всё в полной тишине должно свершиться в полном мраке и, чтобы место было подходящим для подобной встречи. В конце-концов он согласится, а тогда - мы Мариану вместо вас к нему отправим. Когда же истина уловки обнажится, ему придётся с фактами смириться. Чиста в итоге ваша честь, оправдан осуждённый на смерть брат, неразделённая любовь блаженство пригубила, изобличён зарвавшийся наместник. Берусь я девушку к спектаклю подготовить. И если согласитесь вы, то нарекания от этого обмана - ничтожны по сравнению с ценой благодеяний. Что скажете на это?

ИЗАБЕЛЛА:

Подумала об этом, и надеюсь на заслуженный успех.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

От ваших действий всё зависеть будет. Идите же к Анжело поскорей. А если в эту ж ночь он умолять вас будет ложе разделить с ним, то обещайте. А я в предместие Луки Святого отправляюсь, там обитает Мариана. И вы туда же приходите, уладив все свои дела с Анжело.

ИЗАБЕЛЛА:

Благодарю за утешение и помощь, падре.

(Расходятся.)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Улица перед тюрьмой.

(С одной стороны входит Герцог Винченцо, одетый как и прежде, с другой - Элб, Помпей и стража.)

ЭЛБ:

Уж коли с этим нету слада и будет продолжаться торг людьми скоту подобно, тогда весь мир сопьётся самогонкой.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

О, боже! Что здесь происходит?

ПОМПЕЙ:

Не видеть больше миру озорства. Укоротили жизнь весельчаку, а проходимцу - присудили шубу с лисьим верхом на бараньей шкуре. Чем откупиться - есть всегда обману, невинности ж- молчать, как глупому барану.

ЭЛБ:

Иди-ка ты своим путём.

Благослови вас бог, отец благочестивый.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И вас пусть бог благословит. Чем вас, почтенный, этот человек обидел?

ЭЛБ:

Он оскорбил закон, к тому же он и - вор. При нём отмычка найдена была, которую наместнику послали.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ах, выродок, стыдись! Стыдись же, гнусный сводник!

Ты совершаешь величайшее из зол.

Подумай сам, как можно ремеслом позорным себя кормить и одевать.

Скажи себе: я пью и ем, и одеваюсь на мерзкие подачки от разврата.

Клоаку эту жизнью называть не можно. Очисти же себя от грязи.

ПОМПЕЙ:

Да, господин, попахивает здесь. И всё же докажу я...

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Доказывать на пару с чёртом будешь. В тюрьму его немедленно ведите. Физический и нравственный наказы таких скотов преображают сразу.

ЭЛБ:

Его наместнику доставить, сударь, надо. Он предварительно его предупреждал. Наместник сутенёров ненавидит. И если сутенёр он есть на самом деле, то эта встреча раем не покажется ему.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Обманчив наш цветущий вид,

Когда недуг души сокрыт.

ЭЛБ:

Верёвка шею негодяя стянет, как сутану праведного падре.

ПОМПЕЙ:

А вот и помощь быстрая поспела - порука верная моя. Он - дворянин и верный мой товарищ.

(Входит Лючио.)

ЛЮЧИО:

Как поживашь, титулованный Помпей? За колесницей Цезаря умчаться хочешь? Иль за его триумфом? Пигмалионом ваянные девы где же? Исчезли все? - опорожнив карманы наши. Не слышу я ответа что-то. Что скажешь и ответишь ты на эту песенку и простенький мотив? Уже ли всё до основания последний ливень смыл? Что скажешь, старая карга? Уже ли мир совсем не изменился? А если изменился, то куда? Всё грустно и уныло стало. В чём же суть?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Всё то же и, возможно, хуже!

ЛЮЧИО:

Как киса милая живёт, твоя хозяйка? Всё ловит кошечек котам своим на радость?

ПОМПЕЙ:

Всё мясо съела и сама в котёл попала.

ЛЮЧИО:

Ну, вот и славно! Всё - по праву. Пока ты телом молода - полна твоя сковорода, как только подурнела, чужое предлагаешь тело. Ведь так оно и происходит. Так ты, Помпей, в тюрьму решил?

ПОМПЕЙ:

Куда же, сударь, мне ещё?

ЛЮЧИО:

Прощай, Помпей, всё это к месту. Скажи им, что прислал тебя я за долги. Ведь за долги, не так ли? А, может быть, Помпей, за что-то и другое? А?

ЭЛБ:

За сутенёрство, сутенёрство.

ЛЮЧИО:

Тогда по праву и сажайте. Коль сутенёру есть в тюрьме местечко, замолвлю я за узника словечко. Тревожит сводничество род его с далёких пор, он был уже в утробе сутенёр. Прощай, Помпей, привет тюрьме-старушке. Ты у неё теперь надёжный муж, сбежать из дома эта дама не позволит.

ПОМПЕЙ:

Уже ли, сударь, на поруки не возьмёте?

ЛЮЧИО:

Помпей, на это не надейся - теперь такое не пройдёт. Я помолюсь, чтоб срок тебе продлили.

Чем терпеливее ты будешь, тем больше проживёшь. Прощай, Помпей. Благословит господь вас, падре.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И вас благослови, господь.

ЛЮЧИО:

Скажи-ка мне, Помпей, Бриджит румяна всё ещё наводит?

ЭЛБ:

Иди, чего разинул рот!

ПОМПЕЙ:

Так вы меня возьмёте на поруки, сударь?

ЛЮЧИО:

Какие там поруки? Никогда! Что нового на свете, падре? Какие новости умы тревожат?

ЭЛБ:

Иди же, говорят

ЛЮЧИО:

Иди, собака, в конуру собачью.

(Элб, Помпей и стражники уходят.)

А нет ли новостей о нашем герцоге, священник?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Известных мне пока что нет. Вы, может быть, поделитесь вестями.

ЛЮЧИО:

Одни болтают - он у русского царя, другие - в Рим его направили с визитом, хотелось бы и вашу выслушать молитву.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не знаю, где он, но молюсь о здравии его.

ЛЮЧИО:

Ну, что за выходка нелепая такая - оставить свой престол и тайно удалиться. Рождён он государством заниматься, а не по весям странником скитаться. В отсутствие его барон Анжело правит. Он с ног на голову нас всех поставит.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Преуспевает он во всём.

ЛЮЧТО:

Любовь его, похоже, сильно задевает, внимания он этому большое уделяет. Уж больно, падре, строг он к этому вопросу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Растёт распущенность и возрастает кара.

ЛЮЧИО:

По правде говоря, порока этого и связи и родство всесильны, а потому - нельзя его искоренить, как невозможно запретить и есть и пить. Анжело, говорят, на свет произведён не таинством любовных игр, не так ли?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А как же может быть иначе?

ЛЮЧИО:

Одни болтают: мать его - русалка, другие полагают, что - треска. Поэтому он холоден, как рыба. Медузой движется, а чувствам неподвластен.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Вы, сударь, с выводом торопитесь напрасно.

ЛЮЧИО:

Безжалостность закона иль наместника небрежность, когда ценнее головы - промежность? Уже ли герцог, будучи на месте, позволил бы такому совершиться? Не стал быть он проказника казнить за сотню им настроганных детишек, а прокормил бы тысячу подобных милостью своей. Он в этом деле знает толк, а значит и сочувствие имеет.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не слышал никогда, чтоб герцог к женской половине проявлял особый интерес. За ним такое, брат, не наблюдалось.

ЛЮЧИО:

На этот счёт вы заблуждаетесь, отец.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Да это просто невозможно.

ЛЮЧИО:

Всё потому, что герцог? А вот представьте: нищенке одной всегда он жаловал дукат. Есть и у герцога огрехи. А уж какой он пьяница, каких не видел свет. И у меня на этот счёт сомнений нет.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Уж точно - вы его оговорили.

ЛЮЧИО:

Я, сударь, был в его кругу и должен вам сказать, что он всегда был скрытным. И даже знаю о причинах бегства государя.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И в чём же заключается причина?

ЛЮЧИО:

Пардон, но тайну эту за семью печатями держу. Одно могу лишь намекнуть - считали все его разумным государем.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А разве есть причины в этом сомневаться?

ЛЮЧИО:

Могу вам за него ручаться - пустой, невежественный, неуч.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

То ваше заблуждение на пару с завистью и глупостью твердят. Всему порукой герцога деяние и жизнь. Его заслуг в науке, управлении страной, ведении сражений боевых не может умалить завистник даже. Все ваши выпады опоры не имеют, они на почве чёрной злобы зреют.

ЛЮЧИО:

Я знаю герцога и искренне люблю.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Любовь и слово, слово и любовь - должны друг другу искренне внимать, а не перечить.

ЛЮЧИО:

Что знаю, знаю только я.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Пусть знаете вы то, что говорите, а я поверить в это не берусь. Но если герцог, нашим благостным молитвам вторя, вдруг вернётся, то очень вас прошу в присутствии его все это повторить. Коль это правда, мужество имейте эту правду высказать ему. Я непременно вас к ответу призову. Прошу назвать мне ваше имя.

ЛЮЧИО:

Лючио. Герцогу моё известно имя.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Он, сударь, вас узнает лучше, коль доживу до этого момента.

ЛЮЧИО:

Нет у меня причины вас боятся.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Вы либо верите, что герцог не вернётся, а, может, недостойного противника увидели во мне.

А, впрочем, нечего бояться, коль вы откажитесь от высказанных слов.

ЛЮЧИО:

Скорее уж меня повесят, чем будет всё наоборот. Довольно же об этом говорить. Скажи, умрёт ли, нет ли завтра Клавдио на плахе?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

За что он, сударь, должен умереть?

ЛЮЧИО:

Интересуешься за что? Залил пустую форму смыслом. Желал бы я, чтоб герцог возвратился, пока его наместник-импотент не запретил в провинции зачатие законом. Ведь скоро воробьёв к семейству сладострастных отнесут и запретят под крышею дворца развратные устраивать жилища. Что благо - в темноте, на свет бы герцог выносить не стал. Как нам недостаёт его. О, Клавдио! Одним движением застёжки ты протянул на веки ножки! Прощай же, падре. За меня молись. А герцог, снова говорю - по пятницам не брезгует ветчинкой, своё он время упустил и впору с нищенкой ему теперь лобзаться, которая пропахла чесноком и хлебом. И передай ему, что это я сказал. Прощай же!

(Уходит.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

От клеветы ни власть, ни масть нас не спасает,

В дитя невинное она свой нож вонзает.

Не знаю я пока клеветника,

Которого б лишили языка.

Но кто идёт там?

(Входят Эскаль, Провост, и стража с миссис Овердан.)

ЭСКАЛЬ:

В тюрьму её, немедленно в тюрьму!

МИССИС ОВЕРДАН:

О, сударь, будьте милосердны. Всем милосердие известно ваше. Любезный господин.

ЭСКАЛЬ:

Уж сколько раз тебя предупреждали, уже мы, право, от тебя устали! Страдает благонравие - числа не счесть её глубоким ранам, само здесь милосердие становится тираном.

ПРОВОСТ:

Десяток лет исполнится сегодня, как промышляет ремеслом своим вот эта сводня.

МИССИС ОВЕРДАН:

Лючио, клеветник, напраслину возводит на меня. Он у Кипдаун Катерины её облюбовал перины, ребёнка ей соорудил, да, видно, быстро всё забыл. Ведь было-то при герцоге ещё. И прежде, чем в постель ложиться, на ней, конечно, обещал жениться. Ребёнку уж годочек с лишком, кормлю я и пою мальчишку, а папа-негодяй со мной такое вытворяет.

ЭСКАЛЬ:

Уж больно этот парень волен. Велите-ка молодчику явиться.

В тюрьму её и хватит разговоров.

(Стража и миссис Овердан уходят.)

Провост, Анжело наш неумолим. И завтра Клавдио умрёт. Устройте всё по христианскому обряду. Ах, если б сострадание моё со мною разделил Анжело, иначе б обстояло дело.

ПРОВОСТ:

Напутствия предсмертные он получил у этого монаха, ваша милость.

ЭСКАЛЬ:

Вам, падре, я добра желаю

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И вам того же, добрый человек.

ЭСКАЛЬ:

Откуда вы?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не местный я, пришёл сюда по собственным делам. Принадлежу я к братству милосердных

и настоятелем епархии направлен с порученьем.

ЭСКАЛЬ:

Что в мире нового творится?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ничего, коль не считать, что добродетель чахнет с каждым годом и только смерть её избавит от страданий. Один лишь спрос - на новизну. Идти по избранной тропе уже - не модно, а постоянство уж совсем - не добродетель. Чтоб общество спасти, на правду уповать уже не можно, а безопасность на доносах процветает. Проблемы эти движут нашим миром. Конечно, эти новости - не новы, но будут новостями во все веки. О герцоге мне вашем расскажите?

ЭСКАЛЬ:

Относится он к тем, кто сам себя старается познать.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Чем душу тешил он свою?

ЭСКАЛЬ:

Любил он радовать других, себя, порою, забывая. Умеренность во всём - его критерий. Оставим же его на волю судеб, успехов и здоровья пожелав. Хотелось бы мне знать, готов ли Клавдио достойно смерть принять. Ведь вы его недавно навестили.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Смирился он с суровым приговором, но всё же уповал в душе на милость. Надежду эту мне пришлось рассеять и он готов смиренно умереть.

ЭСКАЛЬ:

Вы перед небом, перед узником обряд свой совершили. Я до последнего момента из цепких лап закона пытался юношу изъять, но мой собрат по правосудию мне не позволил сделать это послабленье. Во истину - он воплощение сурового закона.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Коль жизнь его строга, как сам закон, то он велик в своём поступке. Но если он оступится когда-то, то этот приговор его же голову снесёт.

ЭСКАЛЬ:

Пойду проведать выключенного, прощайте.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Мир вам!

(Эскаль и Провост уходят.)

Мечом владеющий небесным,

И праведным обязан быть и честным.

Являть собою образец

Для доблестных и пламенных сердец.

И свой проступок и чужой

Одною мерить равною виной.

Позор тому, кто нас казнит

За грех, который в нём сокрыт.

Чужой сорняк Анжело удалил,

А свой обильно кровию полил.

Ведь внешность ангела, бывает,

Пороки мерзкие скрывает.

Как часто лицемерие простое

Нам очень дорого в жизни стоит.

Забыв про бдительность на свете,

Стремимся мы в паучьи сети.

Под чёрным пологом небесным

Любовным зелием чудесным,

Собрав себя из боли и протеста,

Пленит Анжело бывшая невеста.

Случится это поздно или рано -

Обман достоин нового обмана.

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Окружений рвом хутор у церкви Святого Луки.

(Входит Мариана с мальчиком.)

Мальчик поёт:

Уста без поцелуев увядают,

Как без ухода редкостный цветок,

А очи, словно звёзды, угасают,

Сосёт их обезумевший Восток.

О, поцелуи, возродитесь,

С любовью прежнею вернитесь,

Печать любви - безумный поцелуй,

Даруй блаженство мне,

Даруй.

МАРИАНА:

Не надо песен, уходи отсюда. Я вижу - утешитель мой идёт. Он слово доброе мне на душу положит и сердцу бедному поможет.

(Мальчик уходит. Входит Герцог Винченцо, одетый монахом.)

В печали собственной я, сударь, пребываю

Не музыке, поверьте, я внимаю,

А той тоске, которую мотив наводит,

И отклик в раненой душе моей находит.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Различны в музыке мелодии и звуки:

Одни - на радость, прочие - на муки.

Способна музыка и грешника спасти,

И в блуд невинного ввести.

Скажите, спрашивал ли кто меня сегодня? Я встречу здесь назначил в этот час.

МАРИАНА:

Я целый день сегодня дома, но вас не спрашивал никто.

(Входит Изабелла.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Я верю вам, но час настал и я прошу вас удалиться. Я снова позову вас, чтобы сообщить вам нечто интересное, поверьте.

МАРИАНА:

К услугам вашим я всегда готова.

(Уходит.)

ГЕРЦОГ ВИЧЕНЦО:

Рад встрече с вами. Новости какие от наместника у вас?

ИЗАБЕЛЛА:

Была в его саду, он обнесён кирпичною стеною. Где виноградник, там - калитка и ворота. Вот - два ключа: большой ворота открывает, а малый - от калитки. Дала я обещанье к нему явиться ровно в полночь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А хорошо ли вы запомнили дорогу?

ИЗАБЕЛЛА:

Два раза он меня по ней водил, от слов греховных задыхаясь. Не придавая тем словам значения совсем, дорогу я подробно изучала.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А нет ли что-нибудь такого, что очень важно, только ты о том забыла?

ИЗАБЕЛЛА:

Одно лишь - тайное свиданье должно быть кратким и в кромешной темноте. Ещё добавила, что буду со служанкой, которая меня должна дождаться, пока я, якобы, о брате хлопочу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Прекрасно. Только Мариане об этом надо рассказать.

Иди-ка, девочка сюда!

(Появляется Мариана.)

Хочу тебя я познакомить с этой девой. Она пришла тебе услугу оказать.

ИЗАБЕЛЛА:

Готова я со всей душою.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Вы можете довериться всецело?

МАРИАНА:

Я верю вам. Вы это доказали.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Идите, милые девицы, в дороге есть чем поделиться. Я буду ожидать вас с нетерпеньем. Однако, надо торопится, густой туман уже ложится.

МАРИАНА:

Ну, что ж, пойдём поговорим.

(Мариана и Изабелла уходят.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

О, положение и власть! Вас сверлят взглядами мильоны любопытных, полощут ваши доблести во лжи. На ниве власти тщатся острословы, умы доверчивых фантазией разя.

(Мариана и Изабелла возвращаются.)

Ну, вот и вы! Надеюсь: сговорились.

ИЗАБЕЛЛА:

Коль вы не возражаете, готова Мариана.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не только я не возражаю, а - прошу.

ИЗАБЕЛЛА:

При расставании придётся вам шепнуть ему два слова: "Теперь же не забудьте и о брате!"

МАРИАНА:

Не беспокойтесь. Выполню я это.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не бойтесь, дочь моя, ведь он по праву данного обета - ваш супруг. Не грех тебя соединяет с ним - любовь. Ведь кто обман во благо сеет, тот непременно преуспеет.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Помещение в тюрьме.

(Входят Провост и Помпей.)

ПРОВОСТ:

А ну-ка, парень, подойди сюда. Ты человеку отрубить башку способен?

ПОМПЕЙ:

Коль холост он - проблемы нет. А коль женат - проблема: ведь он - глава своей жены, а женщину лишить главы я, сударь, не способен.

ПРОВОСТ:

Ты, парень, шутки не шути, на мой вопрос изволь ответить. Должна свершиться казнь для узников двоих, назначена она на завтрашнее утро. То - Клавдио и Бернардин. Палач в тюрьме всего один, ему необходим помощник. И если ты помощничек толковый, с тебя падут тяжёлые оковы. А если же откажешься помочь, придётся полный срок в оковах превозмочь и получить на выходе за сводничество порку.

ПОМПЕЙ:

Всю жизнь я вне закона сводником служил, теперь же я - палач в законе. Так пусть же истинный палач мне, палачу, назначенному горькою судьбою, со мною опытом поделится своим.

ПРОВОСТ:

Эй, Абхорсон, куда ты подевался?

(Входит Абхорсон.)

АБХОРСОН:

Меня вы звали, господин?

ПРОВОСТ:

Вот этот человек тебе поможет завтра выполнить работу. Коль гож тебе он - на год нанимай, коль нет - используй завтра и немедля отпусти. С ним церемониться не надо: сводник он.

АБХОРСОН:

Так говорите, сводник он? Дискредитирует он наше ремесло.

ПРОВОСТ:

Да , полно, вам - вы стоите друг друга. И неизвестно, кто из вас страшнее.

(Уходит.)

ПОМПЕЙ:

Хотел бы, сударь, я быть вашим исключеньем... да видит бог, конечно, исключеньем. Вы так милы, но виселицей пахнет за версту. Вы полагаете, что ваше ремесло таит в себе искусство?

АБХОРСОН:

Да , сударь, именно - искусство.

ПОМПЕЙ:

Я слышал, сударь, живопись искусством называют. И те красотки, под моим крылом, что живописно красили себя , искусством занимались. А потому я и себя к искусству отношу. Но как же виселицу к этому причислить? Повесь меня - я не поверю.

АБХОРСОН:

Я говорю же вам - искусство это.

ПОМПЕЙ:

И чем вы докажете мне это?

АБХОРСОН:

Как каждая одёжка вору впору, так и петля для палача - искусство: любому вору петлю погонит впору.

(Возвращается Провост.)

ПРОВОСТ:

Вы сговорились меж собою?

ПОМПЕЙ:

Я послужу ему, поскольку ремесло его под епитемьей, а потому и кается он чаще, чем в сводничестве я.

ПРОВОСТ:

Готовь же, парень, ты свою рубаху, а к четырём утра топор и плаху.

АБХОРСОН:

Идём же, сводник, надо приналечь, ты головы лишал ума, а я лишаю плеч.

ПОМПЕЙ:

Горю желанием такому научиться, ведь, если вас казнить случится, то можете надеяться, клянусь, что мимо головы не промахнусь. За эту вашу полачёву милость так послужу, что и не снилось.

ПРОВОСТ:

Зовите Клавдио и Бернардина.

(Помпей и Абхорсон уходят.)

Жалею одного, другого - ненавижу. Да будучи и братом - убийцу бы нисколько не жалел.

(Входит Клавдио.)

Взгляни-ка, Клавдио, на этот документ. Он смерть твою на завтра узаконил. Сейчас уж полночь, завтра - будет вечность. Где Бернардин?

КЛАВДИО:

Его вы не судите строго - он хочет отдохнуть перед судом у бога. Будить его пытались, но напрасно.

ПРОВОСТ:

Никто теперь ему уж не поможет.

Ну, что ж, иди и приготовься.

(Слышен стук в дверь.)

Что там за шум?

Дай сил тебе, господь!

(Клавдио уходит.)

Иду же я, иду.

Быть может это весть о милости, а может быть, отсрочке казни.

(Входит Герцог Винченцо, переодетый как и прежде в монаха.)

Добро пожаловать, отец.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Да будут благосклонны к вам все духи доброй ночи, мой Провост.!Не приходил ли кто сюда?

ПРОВОСТ:

Никто с тех пор, как пробил комендантский час.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И даже Изабелла.

ПРОВОСТ:

И Изабелла даже.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Наступит время и придут.

ПРОВОСТ:

Ужели Клавдио надеяться возможно?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Толика есть такая.

ПРОВОСТ:

Уж больно строг наместник.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Нет, нет. И жизнь его и строгое судейство никак друг другу не перечат. Владеет им от всех пороков воздержание святое, за что карает он других. А если бы пороки в нём открылись поздно или рано, прослыл бы он воистину тираном. Но ныне он пока что справедлив.

(Слышен стук в дверь.)

Вот и они.

(Провост уходит.)

Провост душою очень добр. В тюрьме такую милость к людям редко встретишь.

(Стук в дверь повторяется.)

Что это, что за шум? Кому не терпится вломиться в эти стены?

(Возвращается Провост.)

ПРОВОСТ:

Придётся подождать, пока привратник встанет. За ним уже послали.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Уже ли нет ещё отмены приговора и будет Клавдио казнён?

ПРОВОСТ:

Пока что, сударь, нет.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

До наступления рассвета новости придут.

ПРОВОСТ (радостно):

Вы что-то знаете, похоже. И всё же я на милость не надеюсь. Таких примеров на моём веку не знаю. К тому же - сам Анжело перед всем судейством объявил решение своё.

(Входит посыльный.)

Наместника посыльный.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А вот и милость Клавдио явилась.

ПОСЫЛЬНЫЙ (вручая послание):

Хозяин мой записку посылает, а на словах мне велено сказать, что всё исполнено должно быть по приказу, не отступая ни на шаг от срока и инструкций. Вам утра доброго, оно уже пришло.

ПРОВОСТ:

Всё выполнено будет.

(Посыльный уходит.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО (в сторону):

Сказал он приговору "нет",

Но сам напакостил во след.

Где власти недугом страдают,

Пороки буйно расцветают.

Когда же милует порок,

Он зло пускает на порог.

И что же пишет он?

ПРОВОСТ:

Барон Анжело здесь письмом напоминает, как мне вести себя по долгу подобает. И это выглядит довольно странно, поскольку ранее такого не бывало.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Прочтите, что написано в письме.

ПРОВОСТ (читает):

"Каких бы указаний вы не получали, противоречивших сему, казнён быть должен Клавдио в четыре по утру, а Бернардин - к полудню. А чтобы мне не сомневаться - пришлёте голову мне Клавдио к пяти часам утра. Всё это в точности исполнено должно быть, поскольку многое от этого зависит. Не дай вам бог ослушаться приказа."

И что вы, сударь, скажете на это?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Что Бернардин собою представляет, которого казнят после полудня?

ПРОВОСТ:

По роду он - цыган, живёт и вырос здесь. Девятый год содержится в тюрьме.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А как случилось, что отбывший герцог его освободить или казнить не повелел? Был заведён такой у герцога порядок дел.

ПРОВОСТ:

До времени сего его друзья отсрочки просят, и только лишь сейчас в правление Анжело вина его доказана была.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Так преступление доказано его?

ПРОВОСТ:

Доказана вина и сам он этого не отрицает больше.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А, будучи в тюрьме, терзался ли раскаянием он? Не дрогнула ль его душа ?

ПРОВОСТ:

Смерть для него - не более похмелья. Он беззаботен, безрассуден и бесстрашен. Нет для него ни завтра, ни вчера, и даже смерть, усевшись на пороге, его уже нисколько не страшит.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Напутствия ему необходимы.

ПРОВОСТ:

Не будет слушать он ни одного. Тюрьма ему - свободы слаще. И если б случай выдался бежать, то он его отверг бы напрочь. Он ежедневно пьян, а то и всю неделю. Его будили иногда, грозя на плаху отвести, и приговором, якобы, пугали, но на него нисколько не влияло это.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

О нём мы после говорить продолжим. Гляжу на вас и на челе читаю прямоту и явную решимость. И если ошибаюсь я, то многолетний опыт мой меня ничуть не научил. Рискую я, но всё же буду с вами откровенен. Не более достоин казни Клавдио, чем сам Анжело, осуждающий его. Для доказательства сего четыре дня необходимо. Сейчас должны вы оказать услугу мне, рискуя собственною жизнью.

ПРОВОСТ:

В чём заключается услуга?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

В отсрочке казни.

ПРОВОСТ:

Как сделать всё в такой короткий срок? Уже назначен казни час и дан приказ под страхом наказания наместнику послать отрубленную Клавдио главу. Я, уклонившись от приказа, за Клавдио последовать могу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Коль вы исполните инструкции мои, то саном собственным клянусь уберегу вас от всего, что может повредить вам. Казнить велите Бернардина утром и голову его Анжело отнесите.

ПРОВОСТ:

Анжело знает их в лицо и заговор раскроет.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Под смертной маской все едины. К тому ж обрейте голову и бороду ему, сказав при этом, что грешник пожелал обряд раскаянья пред смертью совершить. Такое часто происходит. И если не воздастся вам за то, святым угодником клянусь - я жизнею своей не поскуплюсь в защиту вашу.

ПРОВОСТ:

Но это - нарушение присяги, падре.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Наместнику иль герцогу клялись вы?

ПРОВОСТ:

Я клялся герцогу, а значит и наместнику его.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Но вы ж не будете считать себя виновным, коль герцог сам поступок ваш одобрит?

ПРОВОСТ:

А может ли такое быть?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не только может, но и есть. И если сан мой и одежда вас не убеждают, то мне придётся убедить вас кое-чем другим. Смотрите - вот его печать и подпись. Вы узнаёте руку герцога и государеву печать?

ПРОВОСТ:

И то я и другое узнаю.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Письмо - известие о том, что герцог - на пути домой. Вы на досуге прочитайте то письмо, где сказано, что через пару дней наш герцог возвратится. Анжело этого не знает. Он получил другие странные посланья, в которых сообщается, что герцог либо помер, либо в монастырь ушёл и ни единого намёка на известия в письме, которое у вас. Смотрите-ка, звезда заутренняя будит пастухов. Все чудеса нам кажутся простыми, когда их суть становится ясна. Зовите палачей, пусть Бернардина обезглавят. Я отпущу ему грехи и дам напутствия к уходу в мир иной. Я вижу, вы под впечатлением пока, но прочитав письмо, вы обретёте полную решимость. Итак, идёмте. Ведь уже светает.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Там же. Другое помещение.

(Входит Помпей.)

ПОМПЕЙ:

Я здесь освоился, как дома, как будто не тюрьма, а заведение моей хозяйки Овердан. Куда не глянь - её клиенты: вот Раш - довольно рядовой типаж и ни новее был приём - травил старушек имбирём, а Кейпер, что сидит с ним по соседству, прибег к другому средству - ворованным атласом торговал. А вот компания и Дайзи - от проходимца все до лихоимца.

По всей тюрьме, куда не ткни - по паре каждой твари. Кругом увидите посла греховного сегодня ремесла. На милость божию надеются они.

(Входит Абхорсон.)

АБХОРСОН:

Веди-ка, парень, Бернардина.

ПОМПЕЙ:

Вставай-ка, Бернардин, пора настала вешаться, дружище!

АБХОРСОН:

Эй, Бернардин!

БЕРНАРДИН (за сценой):

Чего шумишь? И кто такие?

ПОМПЕЙ:

Не откажите другу палачу в любезности, мой сударь, добро пожаловать на казнь.

БЕРНАРДИН (за сценой):

Пошли вы прочь и не мешайте спать.

АБХОРСОН:

Пусть поднимается, скажи, да побыстрее.

ПОМПЕЙ:

Вы, сударь Бернардин, особо не сердитесь: на казнь лишь вовремя явитесь, а там уж сон ваш вряд ли кто посмеет потревожить.

АБХОРСОН:

Иди-ка приведи его сюда.

ПОМПЕЙ:

Идёт, идёт он. Слышу я шаги.

АБХОРСОН:

Топор на плахе, малый?

ПОМПЕЙ:

Всё, сударь наготове.

(Входит Бернардин.)

БЕРНАРДИН:

Что, Абхорсон, стряслось? С утра какие вести?

АБХОРСОН:

Молитесь, господин, мне приговор поручено исполнить.

БЕРНАРДИН:

Пропьянствовав всю ночь, я, обормоты, не готов к сюрпризу.

ПОМПЕЙ:

Всю ночь - похмелью, утро - плахе, всё остальное время - сну без пробужденья.

АБХОРСОН:

А вот и падре исповедовать явился Бернардина. А ты всё думаешь, что мы с тобою шутим?

(Входит Герцог Винченцо, переодетый священником.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ведомый милосердием явился я к тебе облегчить твой последний шаг и вместе помолиться.

БЕРНАРДИН:

Монах, я пьянствовал всю ночь и не готов сегодня умереть. Пусть мне дубиной вышибут мозги, но не ступлю ногою я на плаху.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ты обречён, поэтому подумай о пути грядущем.

БЕРНАРДИН:

Да ни за что сегодня я на плаху не взойду.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ты выслушать обязан.

БЕРНАРДИН:

Ни слова более, а коль сказать хотите, то в камеру сегодня приходите. Из камеры теперь я - ни на шаг.

(Уходит.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Нет места в сердце каменном ни жизни и ни смерти. Придётся силою на плаху водрузить.

(Абхорсон и Помпей уходят. Возвращается Провост.)

ПРОВОСТ:

Что, падре, скажите об узнике таком?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Застигнут он врасплох и к смерти не готов. Вести на казнь его в подобном состоянии не гоже.

ПРОВОСТ:

Рагозин некий, всем пират известный, в эту ночь в тюрьме от приступа жестокой лихорадки помер. По возрасту он Клавдио ровесник. К тому же волосы и внешность схожи. Так пусть убийца кается пока, а мы наместнику пирата голову представим.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Нам небо этот случай подарило! Быстрее отправляйте, час, назначенный Анжело, близок. А я тем временам преступника покаяться заставлю.

ПРОВОСТ:

Немедленно исполню, падре. А Бернардин сегодня должен умереть. Но как же с Клавдио мне быть? Ведь если кто узнает, что он жив, то это смерти равносильно - для меня.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Пусть Бернардин и Клавдио в секретных камерах пока что посидят. И не успеет солнце дважды миру улыбнуться, как все опасности уйдут на задний план.

ПРОВОСТ:

Всегда готов служить вам.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Представить голову преступника Анжело поспешите.

(Провост уходит.)

Теперь письмо я напишу Анжело. Снесёт его Провост. В письме оповещу о том, что на пути я к дому и по причине очень важной приём торжественный мне должен быть оказан. На подступах ко граду, у священного истока, Анжело встретить государя должен. И там, спокойно всё и взвешенно обдумав, приму я мудрое решение своё.

(Снова появляется Провост.)

ПРОВОСТ:

Вот голова. Я сам её доставлю.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Прекрасно. И быстрее возвращайтесь. Хотел бы я открыться перед вами, но знать об этом кроме вас никто не должен.

ПРОВОСТ:

Я мигом возвращусь.

(Уходит.)

ИЗАБЕЛЛА (за сценой):

Мир вашим душам. Отворите!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

То голос Изабеллы слышу. Пришла она о брате разузнать. Я новости пока ей не открою, чтоб радость с неба птицею слетела, когда она уже и ждать её не смела.

(Входит Изабелла.)

ИЗАБЕЛЛА:

Позволите войти?

ГЕРЦОГ ВИЧЕНЦО:

Да будет утро добрым для тебя, прекраснейшая дева.

ИЗАБЕЛЛА:

Из уст святых добро всего дороже. Освобождён ли брат наместником, скажите.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

От мира бренного ваш брат освобождён. А голова - на блюде у Анжело.

ИЗАБЕЛЛА:

Нет, нет! Такого быть не может!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Сказать мне нечего иного. Терпение и мудрость, дочь моя, помогут пережить вам это горе.

ИЗАБЕЛЛА:

Сейчас же я к нему спешу! Бесстыжих глаз его лишу!

ГЕЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И если вы пойдёте даже, к нему вас не допустит стража.

ИЗАБЕЛЛА:

Несчастный Клавдио! Бедняжка Изабель! Жестокий мир! И изувер Анжело!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Его ты этим не заденешь, себя же не утешишь этим. Сдержись и пусть рассудит небо всё.

Чистейшей правдой мой рассказ пронизан. Довольно слёз. Вернётся завтра герцог.

Монах и герцога духовник мне передал благую эту весть. Он прежде упредил Эскаля и Анжело о приезде, которые должны у врат монарха встретить и полномочия сложить. Попробуй же собраться духом и внять совету моему. Ты зло накажешь, герцога уважишь, тяжёлый камень с сердца уберёшь и уважение всеобщее найдёшь.

ИЗАБЕЛЛА:

На вашу милость уповаю.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Возьми письмо и передай отцу Петру, где о государевом приезде говорится. А на словах скажи, что видеть я его хочу сегодня ночью в доме Марианы. Вы под опекою его предстанете пред взором государя, чтоб обличить Анжело с ног до головы. А я, обетом связанный святым, при сём присутствовать не буду. Несите же письмо. Ручьи печали осушите, надеждой сердце озарите и верьте ордену святому - он не лжёт.

Но кто же там идёт?

(Входит Лючио.)

ЛЮЧИО:

Привет, монах, а где же здесь Провост?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Его здесь нет.

ЛЮЧИО:

О, дева дивная, моё немеет сердце при виде глаз заплаканных твоих. Тебе одно терпение поможет. Как я и сам - за ужином, обедом довольствуюсь лишь хлебом и водой. Я думой о еде забить башку не смею, иначе - просто сразу околею. А, кстати, завтра герцог прибывает. Любил я , Изабелла, брата твоего. И уверяю, что живой бы он остался, коль герцог-фантазёр по весям не скитался.

(Изабелла уходит.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Не стал бы благодарен вам за это герцог. И к частью, правды нет в словах, что вы сказали.

ЛЮЧИО:

Монах, как я, ты герцога не знаешь, он - не таков, каким себе его ты представляешь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Прощай. Когда-нибудь за это ты ответишь.

ЛЮЧИО:

Да не спеши ты, я пойду с тобой и расскажу тебе ещё немало баек про монарха.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Я байками твоими сыт, они отбили аппетит. Я все бы их прослушал, дабы какая-то в них суть была бы.

ЛЮЧИО:

Однажды он прислал посла с наказом, чтобы от меня в борделе шлюха понесла.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И вы исполнили наказ?

ЛЮЧИО:

Наказ исполнил, но отверг её прошение - в семейные вступить со шлюхой отношения.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

В речах базарных удовольствия не вижу. До свиданья.

ЛЮЧИО:

И всё-таки по улице с тобою я пройдусь. Оставим пошлости, коль душу задевают. Бываю я, порою, не удобен ни другу, ни врагу, но я репейнику подобен и отцепиться не могу.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

Комната в доме Анжело.

(Входят Анжело и Эскаль.)

ЭСКАЛЬ:

Друг другу письма все противоречат.

АНЖЕЛО:

В какой-то странной и несвязанной манере. Поступки помешательству сродни. О, боже, лишь бы был в уме он здравом! Что за нужда - встречаться у ворот и там же власть ему передавать?

ЭСКАЛЬ:

Я сам не понимаю ничего.

АНЖЕЛО:

И почему должны мы обнародовать за час до возвращения монарха приказ его о том, что всем дозволено прилюдно жалобы свои высказывать властям?

ЭСКАЛЬ:

Желает разом он проблемы все решить, чтоб нас в дальнейшем было не за что корить.

АНЖЕЛО:

Ну, хорошо же, пусть объявят всем об этом. Велите при параде быть вельможам, о государевом приезде упредите. У вас я завтра утром объявлюсь.

ЭСКАЛЬ:

Всё выполню. Прощайте.

АНЖЕЛО:

Доброй ночи.

(Эскаль уходит.)

Меня всё это сильно беспокоит. И я не знаю, право, что мне делать. Лишил невинности девицу! Мечом закона обезглавил я того, кто грешен был не более, чем я. Когда б не деликатная стыдливость, собою заслонившая позор, она бы на меня весь гнев свой яростный извергла. Ей разум это сделать не позволит: настолько мой велик авторитет, что каждого, кто мне грозит хулой, готов он вызвать на смертельный бой. А брат бы мог и жить, но было опасенье, что молодая кровь его заставила бы мстить за тот позор, который он, как непосильный груз, взвалил себе на плечи. И всё же - он бы жил!

И не находит потерявший честь ответ:

Он - существует вроде бы, а вроде - нет!

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

СЦЕНА ПЯТАЯ

Близ города открытое пространство.

(Выходит Герцог Винченцо в государевой одежде и монах Пётр.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Все письма мне ко времени доставишь.

(Передаёт письма.)

Про план и цели ведает Провост. Всё закрутилось, действуй по указу, не отступая от намеченной задачи, хоть и возможны некие поправки по пути. Иди же к Флавию, скажи ему, где я, затем Рональду, Крассу, Валентину, которые к воротам пусть прибудут с трубачами, но прежде должен Флавия я видеть.

МОНАХ ПЁТР:

Без промедления исполню.

(Уходит.)

(Входит Варрий.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Спасибо, Варрий, что явиться не замедлил. Идём со мной. Друзьям не терпится нас вместе увидать.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

СЦЕНА ШЕСТАЯ

У городских ворот.

(Входят Изабелла и Мариана.)

ИЗАБЕЛЛА:

Кривить душою не привыкла я, мне правда, даже горькая, милее. Не мне, а вам - его позорить должно. Но обстоятельства так сделать вынуждают.

МАРИАНА:

Нельзя ослушаться сегодня обстоятельств.

ИЗАБЕЛЛА:

Мне было сказано заранее о том, что может он меня нещадно поносить, но всё снести придётся терпеливо, как зелье горькое в итоге - исцеленье.

МАРИАНА:

Как преподобного Петра нам не хватает.

ИЗАБЕЛЛА:

О, господи, а вот и он.

(Входит монах Пётр.)

МОНАХ ПЁТР:

Идёмте, подыскал я место, где герцог мимо вас пройти не может. Уже фанфары дважды протрубили. У врат все власти городские и вельможи - в сборе. Все в ожидании прибытия монарха. Пора, пора на встречу поспешить!

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

У городских ворот.

(Мариана под покрывалом, Изабелла и монах Пётр стоят в отдалении. Входит Герцог Винченцо, Варрий, придворные, Анжело, Эскаль, Лючио, Провост, стража и любопытные горожане, выглядывающие из дверей.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Привет, достойный мой кузен!

И вас, мой старый верный друг, мы очень рады видеть!

АНЖЕЛО и ЭСКАЛЬ:

Да будет славен день возврата государя!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

От сердца вас благодарю. О власти слухами благими полнилась земля, за что признателен вам очень. Награды по заслугам обретёте.

АНЖЕЛО:

Мой долг значительней от вашей похвалы.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Заслуги ваши требуют огласки и было бы неправильно замалчивать о том. Достойно их увековечить в бронзе, чтоб времени безжалостная поступь их тлену не могла предать. Давайте ж руку, пусть увидят все, как внутренние чувства вырываются наружу. И ты., Эскаль, мне руку протяни. Вы оба - мне надёжная опора.

(Вперёд выступают монах Пётр и Изабелла.)

МОНАХ ПЁТР:

Пора пришла: падите на колени и просите молвить слово!

ИЗАБЕЛЛА:

Молю о правосудии, монарх! Прошу вас снизойти к особе с попранною честью. Я недостойна царственного взгляда, но всё же выслушать меня вас умоляю. Да будет правосудие превыше!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

В чём суть вопроса? Кто обидел вас? Анжело кратко просьбу изложите. Он справедливо вас рассудит. Откройтесь же ему.

ИЗАБЕЛЛА:

Простите, государь, но дьявола просить об искуплении не можно. Вам - слушать и решать. Коль вы решите - ложь в моём рассказе, накажите, коль нет моей вины, то покарайте зло по праву. Я умоляю вас меня послушать!

АНЖЕЛО:

Умом девица тронулась, похоже. Я брата, государь, её казнил по приговору правого суда. Она ж просила о пощаде.

ИЗАБЕЛЛА:

Вы правым этот суд назвали?

АНЖЕЛО:

И боль и странность в этой речи.

ИЗАБЕЛЛА:

Быть может, странные слова, по сути же - правдивы: Анжело - клятвенный преступник и убийца, прелюбодей Анжело и девичьей чести вор. К тому же - лицемер отменный. Не это ли всё странно, господа?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Похоже, странностей здесь всех не перечесть.

ИЗАБЕЛЛА:

Не странно это как и то, что он Анжело, а странно то, что нам не перечесть всего того, что натворил Анжело. И как не действуй осторожно, упрятать правду невозможно.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

О, бедная душа! Велите же убрать - ей рассудок помутился.

ИЗАБЕЛЛА:

Особа царственная, вас я умоляю, коль верите, что есть для утешений мир иной, не отвергайте вы меня, в безумстве обвиняя! Меж невозможным и возможным нету грани. Отъявленный злодей из всех злодеев казаться может скромным и степенным, как Анжело. Вот и Анжело под личиной власти скрывает подлое и злобное нутро. Поверьте, государь, коль не был бы злодеем он, то не был бы во власти. Анжело - более злодей, чем может показаться. Как мне недостаёт словесной скверны заклеймить его позором!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Сказать по чести, коль она безумна, а в этом трудно сомневаться, не лишено её безумство здравого рассудка, какого редко встретишь у безумца.

ИЗАБЕЛЛА:

Великий герцог, полно повторяться - в невероятном смысл безумия искать. Свой напрягите ум и вызволите правду, где ложь ту правду в тайниках скрывает.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Признаться должен - многие не могут сравниться с вами в здравомыслии своём. И что же хочешь ты сказать?

ИЗАБЕЛЛА:

Я Клавдио сестра, которого Анжело, ваш наместник, приговорил к жестокой казни за распутство. И в монастырь, в котором к послушанию готовили меня, пришёл посланник Лючио от брата моего с известием о предстоящей казни.

ЛЮЧИО:

Всё так оно и было, ваша светлость. Я к ней от Клавдио пришёл просить пойти к наместнику Анжело и вымолить прощение для брата.

ИЗАБЕЛЛА:

На самом деле так.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Пока вам слово не давали.

ЛЮЧИО:

Мне слово, ваша светлость, не давали, но и молчать не запрещали.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ну, что ж - теперь я запрещаю. И молитесь, когда придёт черёд держать вам слово за себя. Тогда у бога нужных слов просите в оправдание своё.

ЛЮЧИО:

Я в грязь лицом не упаду.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ну, что ж, посмотрим.

ИЗАБЕЛЛА:

Сей дворянин начало изложил рассказа моего.

ЛЮЧИО:

Да, да. Конечно.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Пусть будет по сему, но впредь, пока вас не попросят, нас не прерывайте. Прошу продолжить.

ИЗАБЕЛЛА:

И я пошла к наместнику-злодею...

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Опять какой-то бред.

ИЗАБЕЛЛА:

Простите, но слова все к месту.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Пусть будет так, но что же дальше?

ИЗАБЕЛЛА:

Для краткости рассказа опущу моменты, как убеждала, плакала, стояла на коленях, как он отказывал и чем я отвечала. Всё это утомительно для слуха. Начну с постыдного, печального момента, который сердце рвёт, клеймит меня позором. Он, похотью и страстию объятый, решил, что целомудрие своё я обменяю на свободу брата. И пала честь под грузом сострадания ко брату - я отдалась. А он же, справив похоть, обещание забыл и обезглавил брата.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Похоже всё на достоверность!

ИЗАБЕЛЛА:

Ах, если б достоверность справедливости равнялась!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

О, боже, что несёшь ты, жалкое созданье. Ты злобной клеветою честь его позоришь. Во-первых, он в поступках безупречен, а во-вторых, карать порок, в котором сам повинен, он не может. Будь грешен он, как твой почивший брат, он не казнил бы, а казнился. Кто надоумил признавайся прямо и по чьему совету жалобу творишь?

ИЗАБЕЛЛА:

И это всё, что можете сказать? О, небеса, терпенье ниспошлите дожить мне до минуты той, когда не будет зло спокойно процветать под покровительством закона! Храни вас бог от бремени позора, который со стыдом отсюда уношу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ушла бы ты охотно, знаю, но стража отведёт тебя в тюрьму. Как можно допустить порочить клеветою мужа, достойного и близкого короне? Здесь происки и умысел того, кто вас сюда направил.

ИЗАБЕЛЛА:

Отца Людовика хотела бы здесь видеть.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Похоже, он духовник твой. Кто знает, как отца Людовика найти?

ЛЮЧИО:

Я, ваша светлость, знаю этого пройдоху. Мне он - не по душе. К тому же - в пору вашего отъезда он недостойными словами вашу светлость обзывал. С каким бы удовольствием его я отдубасил.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Уже ли смел? Ну и монах, однако! Он ненавистью деву зарядил, чтоб вылить на наместника всю грязь. Немедленно его мне отыщите!

ЛЮЧИО:

Ещё вчера я видел их в тюрьме на пару. Монах - наглец. Наглец отменный.

МОНАХ ПЁТР:

Да будет благодать монаршей власти! Я, ваша светлость, здесь стоял, внимая лжи, которой нагло ранили ваш королевский слух. Во-первых, женщина клевещет на Анжело: он также связан с ней пороком, как и она с мужчиной, не родившимся на свет.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И я не менее уверен. Известен ли отец Людовик вам, которого она упоминала?

МОНАХ ПЁТР:

Прослыл он святостью своей и благочестьем. Не подлый он и не пройдоха, как здесь его пытались очернить. И слову моему поверьте: не мог он, сударь, в адрес ваш высказывать хулу.

ЛЮЧИО:

Хулил, вам говорю, хулил.

МОНАХ ПЁТР:

Придёт момент - он сам себя очистит. Сейчас он болен, государь, жестокою охвачен лихорадкой. Прознав, что на Анжело стряпают донос, велел мне к вам, мой государь, явиться и объявить от имени его, где ложь, а где здесь правда. Сам под присягою он это подтвердит и доказательства представит. Сперва об этой женщине скажу. И чтобы обелить достойного вельможу, на чью главу позора тень легла, мы обвиним во лжи другую, и ей от правды этой не укрыться.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ну, что ж, монах, мы выслушаем вас.

(Стража уводит Изабеллу, Мариана выступает вперёд.)

Барон Анжело, не смешно ли это? Тщета глупцов презренных велика! Присесть хочу. Кузен Анжело, будь себе судьёю, а я бесстрастно буду наблюдать. Монах, она свидетель? Так пусть откроет нам лицо и говорит.

МАРИНА:

Простите, государь, лица я не открою, пока мне не позволит мой супруг.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Вы замужем?

МАРИАНА:

Нет, государь.

ГЕРЦОГ ВИЧЕНЦО:

Вы девица?

МАРИАНА:

Нет, государь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Тогда вдова?

МАРИАНА:

Нет, государь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А кто ж тогда, коль вы ни дева, ни вдова и ни жена?

ЛЮЧИО:

Она, должно быть, шлюха, ваша светлость. Они - ни девы, и ни вдовы, и ни жёны.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А ну-ка, парень, замолчи. Тебе ещё придётся за себя ответить.

ЛЮЧИО:

Я повинуюсь, ваша светлость.

МАРИАНА:

Не замужем и не девица я. Признаться в этом, государь, могу я. Как и могу признаться в том, что муж мой мною обладал, но сам того ещё не знает.

ЛЮЧИО:

Он натворил всё это спьяну, ваша светлость. Иначе и не может быть.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Хотелось бы, чтоб дара речи хмель лишил тебя.

ЛЮЧИО:

Согласен, государь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Встать на защиту оскорблённого Анжело я свидетеля не вижу.

МАРИАНА:

Я к этому веду своё повествованье, государь. Та, кто его в интимной близости винит, чернит супруга моего, поскольку в тот момент в его объятиях была сама я, супружескою лаской наслаждаясь.

АНЖЕЛО:

Другого ты кого-то обвиняешь?

МАРИАНА:

Других не знаю я.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Как не знаешь? Ты ж имеешь мужа.

МАРИАНА:

Имею, государь. Мой муж - Анжело. Уверен он, что тела моего не познавал, а обладал в ту ночь не мной, а Изабеллой.

АНЖЕЛО:

Абсурд полнейший. Покажи лицо.

МАРИАНА:

Не смею мужу отказать. Смотрите.

(снимает покрывало.)

Вот то лицо, которым ты, безжалостный Анжело, не мог никак налюбоваться. Вот - рука, которую сжимал, ведя меня к святому алтарю. А вот - сама я, что пришла под видом Изабеллы к тебе той ночью на свидание тайком.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Вам эта женщина знакома?

ЛЮЧИО:

Да, судя по её словам: знакомства ближе не бывает.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Как, парень, надоел ты!

ЛЮЧИО:

Молчу я, государь.

АНЖЕЛО:

Признаться должен, государь, мне эта женщина знакома. Пять лет назад меж нами был о браке договор, но он расторгнут. За ней приданого достойного не дали , а главная причина - в легкомыслии девицы. С тех самых пор ни разу с ней не говорил, не видел, не встречался. И в этом честью вам клянусь.

МАРИАНА:

Светлейший государь, как свет - от неба, речь - от сердца, а там, где разум - торжествует правда, где правды торжество, там - добродетель правит, так верно, государь, и то, что небом освящён супружеский союз меж нами. И прошлый вторник подтверждает это - его женою, наконец, я стала. Коль правда это, то - с колен я поднимусь, коль нет - я мраморной статуей обернусь.

АНЖЕЛО:

Улыбке всё достойно это. Прошу я, государь, вручить мне полномочия судьи. Лимит терпения исчерпан. Не более, чем жалкий инструмент в руках свирепого врага две эти глупые девицы. Позвольте, государь, распутать это дело.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Конечно, позволяю. Карайте их по собственным законам. Уже ли ты, ума лишившийся монах, и ты, сообщница, упрятанной в тюрьму, решили, что довольно данной вами клятвы, хотя бы в ней на помощь всех святых призвали, чтоб очернить персону столь доверенную мне? И вас, почтеннейший Эскаль, прошу с кузеном вместе в деле преуспеть в раскрытии коварства и его истоков. Замешан здесь ещё один монах. За ним пошлите тоже.

МОНАХ ПЁТР:

Не помешало б, государь, ему на суд явиться! Кто, как не он, прислал тех женщин с жалобой сюда? И где находится монах, Провосту вашему известно. Он может отыскать его.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Немедленно идите отыщите.

(Провост уходит.)

А вы, мой благородный, преданный кузен, которому так важен этот результат, судите и карайте всех по собственному праву. На время вас я оставляю, но вы, истоки клеветы не распознав, отсюда, вас прошу, не уходите.

ЭСКАЛЬ:

Мы, государь, подробно в деле разберёмся.

(Герцог уходит.)

Не вы ли, уважаемый Лючио, утверждали будто бы отец Людовик на руку не чист?

ЛЮЧИО:

Обман - монашеский наряд, когда ты господу не рад. Под благовидною одеждой монарха поносил невежда.

ЭСКАЛЬ:

Прошу остаться до его прихода. Тогда и обвините перед всем народом. А мы рассудим - кто же прав.

ЛЮЧИО:

Даю вам слово: в Вене вы такого не найдёте.

ЭСКАЛЬ:

Зовите Изабель. Хотел бы с ней поговорить.

(Слуга уходит.)

Позвольте мне, барон, девицу допросить. Увидите, как это я умею.

ЛЮЧИО:

Его вы лучше сделать не сумеете, пожалуй, судя по её рассказам.

ЭСКАЛЬ:

Как вы сказали?

ЛЮЧИО:

Коль приставать единолично к ней возьмётесь, то на признание надеяться возможно, при всех же не получиться - конфузно.

ЭСКАЛЬ:

Я дело заведу во мрак и всё раскрою.

ЛЮЧИО:

Во мраке женщина податливей всегда, и раскрывается без лишнего труда.

(Возвращается стража с Изабеллой, Провост и Герцог Винченцо в одежде монаха.)

ЭСКАЛЬ:

Идите-ка, сударыня, сюда. Вот женщина, которая отвергла всё, что вы сказали.

ЛЮЧИО:

Смотрите, сударь, вот и плут, которого вам в красках описал. С Провостом рядом он расположился.

ЭСКАЛЬ:

Ко времени пришли.

Вы с ним переговоров не ведите, пока вас не попросят говорить.

ЛЮЧИО:

Молчу.

ЭСКАЛЬ:

Не вы ли, сударь, посылали этих женщин клеветать на славного Анжело? Они сознались, что затея вам принадлежит.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Это ложь.

ЭСКАЛЬ:

Отчёта вы себе не отдаёте - где вы.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Почёт сему судилищу святому! В аду и дьявол со своею сковородкой бывает к месту. Где герцог? Я с ним желаю говорить.

ЭСКАЛЬ:

В нас государь. И мы готовы слушать только правду.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

По крайней мере, смело. Созданья бедные, беспомощные овцы, пришедшие просить пощады у лисицы! Ночь для расправы - в самый раз! Ваш герцог удалился, с ним удалилась всякая надежда. Призыву вашему не внявший, он в пасть мерзавца судьбы ваши бросил, которого пришли вы обвинять.

ЛЮЧИО:

Я ж говорил, что он негодник.

ЭСКАЛЬ:

Безбожник злостный, лжемонах, не много ль на себя берёшь ты? Двух женщин подослал оклеветать вельможу, дерзнул его же обозвать мерзавцем перед всем честным народом. И более того: на государя нашего несправедливости набросил тень. Схватить его! Вести на дыбу! Пусть кости все пересчитают, пока всей правды не узнают! И в этом будет наша справедливость!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Остыньте, сударь. Пальцем герцог ваш меня не тронет - ему меня пытать едино, что себя. К тому же - я не подданный его, не местный. Я в вашем государстве по делам бываю и в Вене часто наблюдаю, как хлещут через край коррупция и зло, давно уже превысившие норму. Проступку каждому прописаны законы, но они - смешны, поскольку все зависят от мощны. То не законы, а скорее - простые прейскуранты, в лавке брадобрея.

ЭСКАЛЬ:

Клевещет на правительство! Немедленно в тюрьму!

АНЖЕЛО:

Что, Лючио, хотите заявить вы против этого монаха? Ведь этот тот, о ком вы говорили?

ЛЮЧИО:

Тот самый он и есть. Иди-ка, лысый муж, сюда, меня ты узнаешь?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Узнал по голосу тебя. В тюрьме встречались мы. В то время герцог был в отъезде.

ЛЮЧИО:

Да неужели? А помните, что вы о герцоге в ту пору говорили?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ещё бы мне не помнить, сударь.

ЛЮЧИО:

Вот как? Действительно ли герцог сводник, дуралей и трус, как вы его изволили позорить?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Все это правда, но устами не моими - вашими в ту пору изрыгалось. И много в памяти ещё позорных слов осталось.

ЛЮЧИО:

Ах, ты презренный негодяй! Не я ли за такие речи тебя отчитывал весь вечер?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Люблю я герцога, как самого себя и в этом присягаю.

АНЖЕЛО:

Смотрите, как негодник изворотлив и отрекается от брани в адрес государя!

ЭСКАЛЬ:

В тюрьму, в тюрьму! Не будем на него терять мы время. Провост, в тюрьму отправьте этого монаха! Закуйте в кандалы и слушать больше нечего его. Компанию похотливых девиц и их сообщника немедля отправляйте!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО (обращаясь к Провосту):

Повремени немного.

АНЖЕЛО:

Да смеет он ещё сопротивляться? Лючио, помоги ему.

ЛЮЧИО:

Пошёл, пошёл! Пошёл вперёд! Ты, лгун бритоголовый, свой лик скрываешь под поповским балахоном? Открой уродливую рожу, обезображенную оспой! Яви своё поганое лицо! И пусть петля твою обнимет шею! Ты этого, конечно, не желаешь?

(Срывает капюшон с монаха и пред взорами всех присутствующих оказывается сам герцог.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ты - первый проходимец, кто монаха обратил в монарха. Позволь, Провост, троих смиренных взять мне на поруки.

(Обращается к Лючио.)

Не уползай змеёй. Монах с тобою должен расквитаться. Возьмите-ка его под стражу.

ЛЮЧИО:

Страшней петли, пожалуй, будет пытка.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО (обращается к Эскалю):

Сюда вас попрошу присесть.

(обращается к Анжело)

Найдутся ли слова, ума ли, наглости потуги, способные весь грех твой оправдать? А коль найдутся - излагай, пока на обличительную речь я не решился, которой все твои надежды враз порушу.

АНЖЕЛО:

О, строгий государь! Вине подобно оправданье, когда всевышнему я стал бы излагать всё то, о чём ему доподлинно известно. Не тяготите временем позора - пусть казнь моя признанием послужит. Молю меня казнить немедля вслед за приговором.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Прошу я Мариану подойти.

А был ли обручён ты с женщиною этой?

АНЖЕЛО:

Да, государь.

ГЕРЦОГ ВИЕЧЕНЦО:

Иди же с ней немедля обвенчайся?

Святой отец, сей совершив обряд, сюда вернётесь снова. Провост, сопроводите их.

(Анжело, Мариана, монах Пётр и Провост уходят.)

ЭСКАЛЬ:

Всех остальных событий больше его позор меня смущает.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Сюда идите, Изабель. Теперь духовник ваш - монарх. Как и тогда, наставником являясь и советником твоим, я, несмотря на смену сана, в чувствах добрых к вам не поменялся. Готов всегда я и во всём полезным быть.

ИЗАБЕЛЛА:

Простите бедного вассала, что смел он государя утруждать, не распознав величия под маской!

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Тебя я, Изабель, простил. Но, дева милая моя, и ты меня прости. Известно мне, что в сердце кровоточит рана по брату Клавдио, казнённому на плахе. Должно быть, ты себя спросила, почему не спас его, когда бы мог, открывшись, это сделать. О, дева милая, причиною всему - поспешность казни той, которая мои разрушила все планы. Но мир ему! Та жизнь не знает страха смерти и в этом преимущество её. И брат твой счастлив.

ИЗАБЕЛЛА:

Я знаю, государь.

(Возвращаются Анжело, Мариана, монах Пётр и Провост.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Вот появился новобрачный, больное чьё воображенье пыталось крепость неприступную девичьей чести одолеть, но Марианы ради, ты его прости. Да будучи виновен сам, он брата вашего казнил и слова, данного сестре во имя жизни брата согрешить решившей, не сдержал.

Провозгласим же строгим языком закона:

"За Клавдио - Анжело,

Смерть - за смерть,

За веру - вера,

А за меру - мера".

Твоя вина, Анжело, очевидна. И опровергнуть ты её не в праве. Казнят тебя, как Клавдио, на той же плахе и в такой же спешке. Уведите!

МАРИАНА:

Великодушный мой монарх, вы подарили мужа мне без головы.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Он головой своею сам распорядился. Спасал я честь твою - не мужа. Пусть мужа нет, а честь осталась. А кроме прочего, вдове дарую я наследство, которое поможет вам достойного супруга отыскать.

МАРИНА:

О, государь, другого мне не надо.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Просить напрасно - принято решенье.

МАРИАНА:

Но ваша милость...

(Становится на колени.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Напрасно тратите вы время.

Казнить немедленно его!

(Обращается к Лючио.)

Вот, сударь, и до вас мы добрались.

МАРИАНА:

О, государь! О, Изабелла! Помогите! Готова я тебе за помощь, Изабель, служить оставшуюся жизнь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Рассудку вопреки её ты умоляешь. Когда б она о милости просила, её почивший брат восстал бы из могилы и вверг её в ужасные страданья.

МАРИАНА:

Стань, Изабель, со мною на колени, не надо слов - сильнее слова жест. А я скажу, что часто праведник - покаявшийся грешник. Одним из них, быть может, муж мой станет. Ужели, Изабель, меня ты не поддержишь?

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

За гибель Клавдио ответит он.

ИЗАБЕЛЛА:

Великий государь.

(Становится на колени.)

Давайте предположим - жив мой брат. А обвиняемый, пока меня не встретил, держал себя по чести и уму. А коли так - ему даруйте жизнь. Мой брат виновен и наказан по закону. Дурным намереньем Анжело был ведом, намеренье - не дело, а всего лишь - мысль, но заблудилась мысль и умерла.

МАРИНА:

Всего лишь - мысль.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

С колен вставайте. Просьб не принимаю.

Ещё я об одном проступке вспомнил. А как, скажи, Провост, случилось, что Клавдио казнён был ранее намеченного срока?

ПРОВОСТ:

Приказано так было.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

А было ль предписание на это?

ПРОВОСТ:

Нет, государь. Всё на словах мне передал посыльный.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Ты должности лишён за это .Сдавай ключи!

ПРОВОСТ:

И сам я полагал, мой государь, в сомненье пребывая, что то была ошибка. А доказательство тому - доселе не казнённый узник, которого должны бы обезглавить по тому же устному приказу.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Кто?

ПРОВОСТ:

Бернардин.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Хотелось бы, чтоб с Клавдио такое приключилось. Пусть приведут сюда. Его хочу я видеть.

(Провост уходит.)

ЭСКАЛЬ:

Прискорбно мне, что столь учёный и делами умудрённый муж, как вы, Анжело, так низко пал и сердцем и рассудком.

АНЖЕЛО:

Я вашей скорби праведной источник. Так глубоко меня пронзила эта скорбь, что в сердце кающемся лишь одно желанье - умереть. Смерть заслужил и жажду смерти.

(Входят Провост с Бернардином, Клавдио, укрытый плащом, Джульетта.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Который Бернардин?

ПРОВОСТ:

Вот этот, государь.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Монах один рассказывал о нём.

Ты, парень, говорят, душою очерствел и в этой жизни радости не знаешь, а потому и соответственно ведёшь. Ты осуждён, но все грехи земные я тебе прощаю. Пусть будет милость той дорогой, которая ведёт к добру. Наставь его, монах. Тебе его я поручаю.

А кто там под плащом укрылся?

ПРОВОСТ:

Ещё один несчастный заключённый, которого я спас. Он с Клавдио погибнуть должен был. Смотрите-ка и внешностью на Клавдио похож.

(Разворачивает плащ Клавдио.)

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО (обращаясь Изабелле):

Уж если так он с вашим братом схож, придётся мне его простить. Я руку предлагаю вам и сердце, а он теперь мне будет братом, но этому - особый час и день особый. В глазах Анжело вижу проблески надежды на спасенье. Погибло зло в зародыше, Анжело, люби жену и кончим эти дело. Её достоинства тебя облагородят. Настроен я прощать, но всё же одному простить я не могу.

(Обращается к Лючио)

Ты, парень, обзывал меня последними словами, приписывая мерзкие дела, причина в чём такого небрежения ко мне?

ЛЮЧИО:

Вся болтовня, мой государь, - забавы ряди. Достоин я петли, по мне же - порка впору бы сгодилась.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

И порки ты достоин и петли. Велю,Провост, публично объявить о том, что если есть на свете женщина с ребёнком, зачатым от него и брошенного им, мне сам он в этом признавался, то разыскать её и замуж выдать за него. А после выпороть , затем уж и повесить.

ЛЮЧИО:

Я умоляю вас, великий государь, меня на шлюхе не женить. По вашим же словам - я из монаха сотворил монарха, за это чудо не творите из меня верблюда.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Я честию клянусь: ты женишься на ней. И этим жизнь свою спасёшь, и все грехи оплатишь. В тюрьму его. И всё исполнить, как повелеваю.

ЛЮЧИО:

Уж лучше пусть ласкают плети, в объятьях душит смертная петля, чем пожирает эта тля.

ГЕРЦОГ ВИНЧЕНЦО:

Цена за государеву хулу.

(Стража уводит Лючио.)

Ты честь поруганную, Клавдио, обязан воссоздать.

Счастливых дней желаю, Мариана! Люби, люби её, Анжело. Её духовником я был и добродетель мне её известна.

Мой добрый друг, Эскаль, не счесть твоих заслуг, а значит - и наград.

Твоё молчание и мудрые поступки, мой Провост, служебный гарантируют вам рост.

Прости его, Анжело, за обман, - принёс тебе он голову пирата, а не ту, что жаждал ты увидеть. Такой проступок - истинный поступок.

Не смею чувств в себе я удержать, желаю, Изабель, я твой ответ на предложение узнать.

Коль примешь, кратко выражу желание своё: я - твой, а всё твоё - моё.

А потому - идёмте во дворец, и там раскроем все секреты - пусть доброй вестью полетят они по свету.

(Уходят.)

Оставить комментарий
Размещен: 15/09/2012, изменен: 15/09/2012. 168k. Статистика.
Пьеса; сценарий: Переводы

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"