Аннотация: История о чернильных драконах и их неописуемо значительном влиянии на нашу жизнь
Мастер чистописания и каллиграфии хмуро вычерчивал круги по комнате и явно был очень расстроен.
- Уже год, - говорил он своему коту, - Вот уже год как я совершенно не могу работать в нормальном темпе. А все из-за чего?
Тут он сделал паузу. Сидевший на краю стола кот, лениво потянувшись, поглядел на него вопросительно.
- А все из-за проклятых чернильных драконов! - он всплеснул руками. - Кажется порою, что все идет как надо... ведь я никогда не ошибаюсь в дукте, никогда я нигде не сбиваюсь, мои линии всегда таковы, какими они и должны быть... я, черт возьми, мастер своего дела, я совершенствовался очень много лет, я могу копировать или создать что угодно... и что теперь? Сперва кажется, что на сей раз мастерство не подведет меня, но тут, откуда ни возьмись, - чудовищная клякса. Я сотню раз перепроверял свои перья. У меня всегда прекрасные чернила и тушь высшего качества. Я до одури внимательно слежу за тем, как и что я делаю. Но черт подери, чуть вдруг что, чуть вдруг кажется, что все в порядке - как вдруг клякса. И ведь не было такого прежде. Никогда ведь не было.
Кот задумчиво глядел на хозяина. Ему было и правда жаль несчастного каллиграфа. И никто в этом доме, в этом городе, да и во всем мире никогда не смог бы докопаться, отчего берутся кляксы там, где быть их не должно. А между тем, и это было уже почти доподлинно известно мастеру, винить во всем следовало чернильных драконов. Эти существа, хоть и жили не в каждой, но могли быть - в любой из чернильниц. Возможно, они обладали способностью незамеченными путешествовать по текстам в рукописях, перескакивая со строки на строку. Но главное - и тут уж и сам каллиграф не знал никакого предположительного ответа - было то, что совершенно неясна была природа этих драконов. Откуда взялись они, как появились в скромном кабинете мастера, зачем напали на него и почему именно год назад - все это была тайна, покрытая мраком густо-чернильного цвета, не иначе.
- Я более не могу так жить. Я устал. Я повешусь, - решительно заявил мастер. Кот вздохнул и лениво подошел к шкафу, на верхней полке которого покоилось несколько склянок.
- Аааа, тебе бы только валерьянку лакать, - махнул рукой каллиграф, скорчив обиженную мину. Кот посмотрел на него крайне серьёзно. Он совершенно не то имел в виду. Но мастер не видел себя со стороны, а потому не понял прозрачного - с точки зрения кота - намека.
- Настойка корня валерьяны в малых дозах и мастерам полезна в любых количествах, - хотел было заметить кот, так сказать, ad hoc, но увы, говорить с людьми он не умел. То ли потому, что действительно был неприспособлен к тому его речевой аппарат, то ли просто потому, что такова была натура старого кота - не уметь говорить с людьми так, чтобы они вполне и совершенно его понимали.
Мастер тем временем становился все мрачнее. Его занимали самые разные вопросы. Наконец он не выдержал и заявил со всей ответственностью:
- Это всё в моей голове. Это всё мои безумные фантазии. Я давненько не наносил им визита, уже почти год, с тех пор как уронил спичку, она укатилась под шкаф итальянской работы, я тогда не смог зажечь свечей, чтобы поднять себе настроение и погрузиться в свои фантазии, а потому крайне расстроился и решил о них больше не думать. Они разобиделись, видимо, и теперь проявляют себя таким вот образом. Но я разберусь. Я обязан с ними разобраться. Все нужно приводить в порядок, не только рукописи, но и голову.
С этими словами он решительно отпер книжный шкаф итальянской работы и принялся в нем копошиться. Достав несколько томов с одной из полок и уложив горкой на стол, он пробрался ко второму ряду книг, невидимому на первый взгляд. От недостатка помещения, а также от нежелания привлекать внимание досужего посетителя кабинета к некоторым томам, дабы ещё и не пришлось извиняться, что-де и такое вот у него стоит (а то мало ли какого мнения об иных изданиях придерживаются иные почтенные мужи), он выставлял их во второй, задний ряд. Там же хранил он и рукописи своих - никчемных, впрочем, по его же словам, - сказок, да дневники его фантазий и сновидений.
Но не они сейчас привлекали его внимание. Решительно толкнув одну из книжек, он вдруг - к собственному удивлению - пронаблюдал, как она упала прямо куда-то туда, за шкаф. Хотя шкаф стоял вплотную к стене, а главное, имел заднюю стенку, отчего-то за выпавшей книгой образовалось некоторого рода окошко, как будто бы в какую-то другую комнату. Пораженно замерев, он прислушался. Кажется, в той комнате, куда вело окошко, кто-то разговаривал сам с собой, периодически прерываясь и начиная скрипеть пером по бумаге.
- Простите, - кашлянув, проговорил мастер кому-то, кого он не видел, но ясно слышал, - а Вы, собственно, кто?
- А? - раздалось в ответ.
- Я говорю, кто Вы? Мы что, соседи? Не может быть, чтобы мы были соседи. Да и вообще, что Вы делаете в моем книжном шкафу? - крикнул он в своеобразное слуховое окошко.
- Ах, это Вы... простите, сразу не узнала по голосу, - ответили ему. - Сейчас отопру. Отойдите от шкапа.
Послышались легкие шаги, затем как будто поворот ключа, и тут вдруг та часть книжного шкафа, где проковырял среди книг странное окошко мастер каллиграфии, приоткрылась, словно створка двери. С обратной стороны это и впрямь выглядело как самая настоящая дверь, только с укрепленными на ней книжными полками. Дверь вела в слабо освещенный кабинет наподобие того, в котором проводил вечер мастер. Слабый свет от настольной лампы проливался теперь и через дверной проем, а в дверном проеме стояло существо студенческого возраста в черном костюмчике и шляпе и глядело из-под этой шляпы внимательными глазами. Отдаленно это существо напоминало светловолосую девушку.
- Простите мне мою шляпу. Мне в шляпе лучше работается, - решительно заявила она. - А Вы что же не заходите?
Мастер чистописания несколько растерялся, но по некотором размышлении все-таки проследовал в чужой кабинет. Дверь со скрипом закрылась за его спиной сама собою.
Он огляделся и наконец отметил, что они находились вовсе не в кабинете, но в похожем на кабинет закутке небольшой библиотеки.
- Милое дитя, Вы из моих фантазий? Из какой-то сказки? Побочный персонаж? Я никак не могу точно припомнить Вас, - спросил мастер, стараясь быть как можно вежливее.
- О, я ничуть не милое дитя, как раз наоборот. Мне кажется, это я насылаю на Ваши рукописи чернильных драконов... - она кивнула на свой письменный стол. На краю его лежали несколько листов с рисунками драконов. Рисунки были как будто заляпаны капавшими на них слезами.
- Ах, это вы плачете над портретами драконов, вот они и убегают с горя привлекать моё внимание?
- Возможно, возможно, что и так. Впрочем, ведь я нечасто плачу...
- Но слезы часто капают сами? - возразил, прищурившись, каллиграф.
- Да не то чтобы... впрочем, не знаю. Последний год все совершенно пошло не так. А Вы садитесь, садитесь, - указала она на один из стульев. - Так вот... Последний год наш милый принц вконец обезумел. Кажется, будто бы мы потеряли его... год назад он обидел меня, но это не главное, главное то, что... в общем, не важно.
- А что же за принц? - заинтересовался мастер. - Не помню, чтобы я придумывал принцев... я придумал библиотеку, преподавателей и студентов, ну, сознаюсь, ещё несколько духов и фей, но принцев...
- Как? Вы не помните принца спичечного коробка?! Полноте, ведь его знают почти все... он худой, как спичка, и часто носит светлое. А ещё у него очень темные волосы. А ещё он вечно носил с собою спутника-спичку - такой же тонкий и длинный зонт. Подобный есть и у меня, но мой - это другое. Мой длинный зонт - это уж скорее черная ручка с металлическим пером, я настаиваю. Совсем ничего общего со спичкой. Как и у меня.
- Ой, кажется, я вспомнил, Вы, верно, фея черной чернильницы! - воскликнул мастер чистописания вдруг.
- Если Вам будет угодно, - кивнула она. - Но ведь я фея крайне сомнительная. Точнее даже почти и не фея. Посмотрите на эти волосы. Где это видано, чтобы у феи черной чернильницы были волосы такого неправильного цвета? Нет-нет, я и правда совершенно не годилась ни на что с самого начала...
- Тем не менее, Вы пытались стать ученицей старшей голубоглазой феи...
- Той самой феи, которая ненавидит латинский язык и как бы невзначай учила иных из своих учеников, как правильно сказать, например, по-ирландски "на латинском языке не говорит никто из людей", но сама при этом, надо отдать должное, говорит на диковинных наречиях диковинных людей, а возможно, не только людей, но и некоторых растений? Да, несомненно, однажды я попала под искушение... не потому что ирландский, а потому что это настоящая фея. Видите ли, не всякий день встретишь на дороге живую фею. Особенно с такими глазами. Особенно когда такая фея ещё и читает сказки, знаете ли, даже некоторым бумажным цветам. Мне всегда было одиноко без нее. Но потом появился наш принц! Вот это было событие...
Все это время мастер чистописания напряженно размышлял, как же быть. Тут вдруг он встрепенулся.
- Однако мне пора! Время работать! - он взглянул на стенные часы и тут же осекся. - Эти часы вроде показывают верное время... Но разве они ходят? - спросил он после некоторого раздумья, - Не припомню, чтобы я слышал тиканье...
- Пришлось остановить их, потому что тиканье порою навевает грустные мысли об уходящем времени. Но я люблю их, эти часы, и мы с ними подружились. Потому если смотреть на них долго, очевидно, что они стоят. Да и тиканья не слышно теперь по той же причине. Но если случайно обернуться на них с твердым намерением узнать, который час, стрелки будут стоять именно там, где и нужно, показывать точнейшее время. Так они благодарят за то, что я время от времени с ними беседую, не утруждая их работать.
- Бесподобно, - ответил он, уже не дослушивая толком до конца, и ретировался к себе, совершенно не заметив и позабыв, как сам же закрыл за собой дверь и расставил все книги по местам.
- Так-с. Что же делать, что же делать... ага! - сообразил он и полез под шкаф. Долго силясь дотянуться рукою до спички, пролежавшей под шкафом почти год, он наконец-таки извлек ее оттуда с торжествующим видом.
- Вот ты какой, принц, - усмехнулся каллиграф, рассматривая спичку. Потом он снова полез в шкаф и выудил оттуда один из своих дневников. Открыв его, он и впрямь обнаружил там небольшую историю о том, как этот человек, похожий на спичку, умел зажигать сердца тех, кто сталкивался с ним и некоторое время общался. Даже сейчас ленивый кот так странно смотрел на спичку, а потом вдруг принялся весело прыгать по комнате и гоняться за воображаемыми мышами, а также с визгом убегать от воображаемых собак. Этот самый человек, похожий на спичку, помимо прочего, был ещё и молод, а главное - занимался латинским языком. Но судьба сделала с ним что-то странное. И всякий раз, сгорев, он превращался в нечто чудовищное. Но потом как будто возрождался вновь, всё та же длинная каминная спичка, в сущности, обреченная на одиночество в своём роде. Хотя фея черной чернильницы сразу влюбилась, потому что всегда ценила уникальное и таящее в себе способности к воспламенению, это совершенно ничего не означало. Чувства есть чувства, судьба есть судьба, и если судьбе нужно что-то разрушить, она разрушит даже дружбу, символом которой получились нарисованные драконы.
- Судя по всему, это все оттого, - заключил по-своему каллиграф, - что я уронил спичку, а залезть за нею сразу было лень. Вот положу его на место - сразу, небось, прекратятся эти рыданья... и не будет наконец-таки наказания на мою голову, этих чудовищных драконов.
Радостно уложив спичку в коробок, а коробок положив на дневник, отправился он спать.
Однако наутро его разбудили жуткие крики и переполох, словно бы за стеной.
Спешно натягивая штаны, мастер бросился к шкафу, кое-как вывалил оттуда книги и принялся барабанить в дверь... дверь поддалась сама, и он очутился в той же самой библиотеке, но на сей раз - рано утром, и там уж собралась целая толпа, и все они смотрели на принца спичечного коробка, а тот как ни в чем не бывало держал в руке спичку и безумно улыбался. В другой руке он зажал конец шнура, видимо, чем-то пропитанного. Шнур этот как бы несколько раз на разной высоте опоясывал библиотеку по периметру.
- Напра-асно меня сюда вытащили. Я ведь и правда подожгу!! - крикнул наш принц, - Что Вы думаете, мне жалко весь этот бред? Ахаха.
Собравшиеся испуганно глядели на него и не знали, что и думать. Вдруг через толпу пробралась фея черной чернильницы. Она стремительным шагом подошла к принцу и со всей силы влепила ему затрещину.
- Всему есть предел, - взорвался он, пораженно глядя на неё.
- Вот именно, - рявкнула она и, выхватив спичку, сломала её пополам.
Принца вывели за руки. Толпа последовала за ним, только фея осталась в библиотеке.
- Черт меня подери, хороший ведь человек, по сути-то! - она пнула стоявший неподалеку стул и уселась на пол, понурив голову.
- Не видать мне, значит, покою от чернильных драконов? - грустно спросил мастер чистописания.
- Слушайте... ведь этот человек был и моим другом... ведь он написал историю, два героя которой так напоминали мне меня... Я сейчас покажу... - она всхлипнула и, кое-как собрав себя с пола, повела каллиграфа к одному из окон. Там расположились в ряд по подоконнику растения в горшках.
- Вот, кажется, вот здесь оно росло... никто не замечал, разумеется, потому что им и не положено... вот она, эта замечательная история про фокусника и его импресарио... - она грустно оглядывала листья.
- Ой... - воскликнула она вдруг и взгляд ее остановился на одном из дальних горшков.
- Что там? - спросил мастер.
- Да вот, смотрите, какие замечательные наблюдения над письмами Цицерона тут расцвели... неподалеку от Горация... это, видимо, профессор постарался... Вы ведь знаете нашего профессора? - неожиданно живо заговорила фея.
- Я знаю много ваших профессоров, как Вы понимаете, друг мой...
- Да, да, разумеется... но тут особенное дело. Видите ли, я не могу не уважать человека, который не просто читает по-латински, но еще и пишет. Я всегда так мечтал понимать все, что писали некоторые носители латинского языка... Знаете, вот уж кто действительно прав, так это наш профессор... Ну да мне пора.
С этими словами она спешно удалилась в самом черном настроении, а бедный мастер весь вечер не мог работать из-за напавших драконов.
- Да что же я делаю не так? - спросил он у кота. - Что? Что ещё там может развеселить это существо, которое по неведомой причине может влиять на ход моей работы, а? - он уже не на шутку был разозлен и готов на самые крайние меры. Тут вдруг его как осенило. Он потянулся к дневнику с историей и бодро нарисовал на свежей странице голубоглазую фею, подписал там: "И подобных нам не будет уже никогда" ("Agus ní bheidh ár leithéidí arís ann") на самом что ни на есть ирландском языке, а главное - изобразил неподалеку Морского Кота. Впрочем, это уж сделал не совсем и он. Его кот просто решил поучаствовать и, наступив сначала в баночку с зеленой тушью, потом ляпнул своею лапою по бумаге так, что очертания поразительно напоминали знаменитого Морского Кота - чудовище, внешними контурами являющее карту острова Ирландия, повернутого как будто на бок.
Каллиграф был доволен неожиданной находкой, но сам его кот как-то подозрительно косился на собственное детище. В конечном итоге он как-то совсем уж неодобрительно отвернулся от этого рисунка и отправился соснуть часок-другой, от греха подальше.
- А то вот так вот ляпнешь не глядя, а там карта Ирландии, так сказать, проявится из глуби, так сказать, веков, так сказать, угнетения, так сказать... впрочем, они славно сохраняли латинский язык. Потому и ляпнулись моею благосклонной лапой, вероятно, - рассуждал кот, отходя ко сну.
Уже через несколько часов к нашему каллиграфу прямо из чернильницы выпрыгнула фея и уселась на стол, возмущенно скрестив руки на груди.
- Что это такое происходит?!
- Опять недовольны?! Вы же сами говорили, что соскучились...
- Ну и что же, что я что-то там сказал, что, теперь сваливать все это мне прямо по голове? Вы мне шишку набили.
- Простите.
- Немедля нарисуйте меня в другой компании, или я даже не знаю, чем это все закончится, - буркнула девушка и исчезла в чернильнице.
Несколько часов сладко спал каллиграф, находясь в глубоком раздумье о сути происходящего. В этом многие усмотрели бы некоторое подражание его коту, и не ошиблись бы. Кот и впрямь значительно повлиял на развитие его личности.
Затем, проснувшись, мастер чистописания сел было за работу и что-то вдруг заглянул в чернильницу. Там он увидел свою фею, доставившую ему столько совершенно неуместных забот и треволнений своими глупыми проблемами.
Фея сидела в полном одиночестве и плакала над каким-то текстом, но драконов специально отодвинула подальше от себя, чтобы слезы на них попадали как можно менее.
Каллиграф глубоко задумался, но потом увлекся какими-то посторонними делами.
К вечеру он увидел необыкновенное оживление чернильных драконов, но все они отчего-то как будто слетались все вместе, кружили вокруг стола и ждали кого-то. Чернильные драконы самых разных мастей, красивые, блестящие, яркие обратили свои взоры на мастера чистописания и смотрели на него выразительно и необыкновенно умно. И тут на него снизошло то, что в поэзии называется вдохновением.
- Ах, ну конечно, ведь голубоглазая фея совсем ей не подходит... Ведь человеку нужен учитель, который будет не просто прекрасен и обладать глубокими познаниями в чем-то похожем на интересное, но - будет знать именно то, что нужно его ученику... вечно я пропускаю очевидное! - воскликнул он, схватил чистый листок и нарисовал там прекрасную магистру.
Прекрасная светловолосая магистра говорила по-латински и знала все нужные рукописи получше любого из чернильных драконов, постоянно путешествующих по закорючкам самых разных почерков.
- Когда учитель существует - дело за малым... чтобы ученик дошел до своего учителя. Но ведь рано или поздно дойдёт, правда?
Тут мастер вздохнул облегченно и решил взять себе отпуск.
* * *
Может ли спичка гореть, как свеча? Или как лампа?
А старая фея с голубыми глазами все так же читает сказки своим ученикам. И бумажные цветы слушают ее, и даже, наверное, что-то отвечают.
Старые часы не ходят, но стрелки идут своим чередом.
"Какая несусветная глупость!" - воскликнет кто-то и будет по-своему прав.