Кофейня на Кузнецком: горько-сладкий аромат, звяканье чашек, монотонный гул голосов. За окном сумерки, снег. Пустые глазницы "Савоя". Металл иномарок.
Нас трое. Говорить не о чем: за тысячи лет все сказано миллионы раз. Но мы время от времени встречаемся в этой кофейне. Просто по привычке. Как будто чего-то ждем. Хотя ждать уже нечего: ни от себя, ни от людей, ни от мира.
Два студента подсаживаются к девицам за соседним столиком. Ржание.
- Вы бы, девушки, короче, отодвинулись. У него вши!
- Да ты не втыкаешь, короче, у меня вши не на репе.
- Дятел, там не вши. Там по-другому называется.
Ржание.
Мы никогда не были такими. Странная тоска начала нас мучить еще в детстве: мы плакали, когда другие хохотали, мы читали книги, когда другие веселились. Мы пытались понять мир, а мир смеялся над нами. Именно поэтому нас выбрали маги или, если хотите, волхвы, тайно собиравшие учеников в разных временах и странах. Маги учили нас находить пути в сумеречном лабиринте, созданном тысячелетия назад между миром живых и бездной, видимой лишь мертвецам. Выстроенные магами тоннели, полные свинцового мерцания, связывают все эпохи.
Снег. За окном топает рябая баба с сумками. Она похожа на одну кухарку из особняка Роганов... Кстати, в сумерках, "Савой" чем-то напоминает тот особняк, где мне пришлось в 1785 году служить у глупца кардинала. Кем мы только ни были, в какие времена не проникали! Но память не радует. Чему радоваться, если, оказавшись в другой эпохе, видишь бабу ничуть не лучше той, что видел столетия назад! И нет в мире силы, способной это изменить. Чего же мы ждем?
За столиком слева - парочка. Любовники. Встречаются тайком.
- Я больше так не могу, - читается по ее губам. - Не могу, понимаешь?
- Подожди, - шепчет он, - ну, подожди чуть-чуть... Рождество отпразднуем, а там...
Любовь глупа. Так глупа, что лучше бы ее не было. Впрочем, ее и нет. Есть только животный инстинкт. Чего же мы ждем? Ведь мы знаем и помним все.
Помним, как маги посвящали нас в великие и беспощадные знания. Для нас больше нет тайн, в которые способен проникнуть разум. Мы достигли предела. Мы знаем, что мир, возникший сам по себе, от начала своего идет к хаосу, к гибели. Но мир можно спасти. Это и было целью магов, которые по сумеречному лабиринту проникали в разные времена и незаметно удерживали правителей и народы от гибельных шагов.
Мы были всегда и везде. Грабили и дарили, убивали и спасали, лгали и говорили правду. Гибель Атлантиды, убийство Эхнатона, победы Александра, Реставрация в Англии, кража ожерелья у кардинала Рогана, разгром иранского шаха, сочинение "Капитала", Вторая мировая, даже изобретение спичек - к чему мы только не причастны! Свершения - великие и никому неведомые, но все - необходимые. Так говорили наши расчеты.
Однако расчеты были не верны. Все усилия лишены смысла, ибо человеческое бытие изначально бессмысленно.
Снег. Хлопья снега, для которых не существует ни времени, ни любви, только холод и ветер. Мы - маги - похожи на хлопья снега. Мы кружимся в пространстве разных времен и бесследно таем. А мир живет, и нет ему дела до нас. Но почему? Почему? О чем молчат знания? Чего мы не видим?
За соседним столиком снова ржут: веснушчатый дебил пролил кофе себе на белые джинсы. Мы же давно забыли, что значит веселиться. Знание уничтожает эмоции, ибо они не нужны. Знание стирает личность, ибо личность тоже не нужна. Нас трое - три безликих тени в оболочке из плоти и крови.
А в дальнем углу стареющая дурочка мечтательно смотрит в снежные сумерки. Ждет чуда. Но чудес нет. Есть лишь наука. И все же наука бессильна, бессмысленна, как само бытие. Почему же этот мир существует, почему он живет жизнью, в которой мы, достигшие пределов знания, не видим ничего, кроме пустоты?
Нет, ждать нечего. Время снова уходить в лабиринт, и не все ли равно куда он выведет? Бытие замкнуто, оно и есть лабиринт, по которому мечутся безликие тени, переходя из эпохи в эпоху. И все лишь для того, чтобы осознать свое бессилие и ненужность.
Другие маги это уже поняли. Одни из них отказались от знания, другие сошли с ума, третьи покончили с собой. Остались мы трое.
Пора. Мы выходим из кофейни под звуки слащавой мелодии.
Снег. Рождественка пустынна. Мы движемся во тьму. Слева возникает церковь Николы в Звонарях, слышится приглушенный хор. Религия! Мы могли бы уничтожить ее, ибо в ней нет ничего, кроме выдумок. Но наши прежние расчеты показывали, что от религии все же была некая польза. Теперь же мы твердо знаем, что ни от чего нет ни пользы, ни вреда.
Я спотыкаюсь о какого-то пьянчугу, пропахшего перегаром и мочой.
- С Ррождеством! - ревет он радостно, как будто ему подарили бутылку.
Странно. Кажется, в нас умерли еще не все эмоции: мы улыбаемся.
- Ззвезда! - пьяница тычет пальцем в небо, щербатый рот растягивается в глупой, счастливой улыбке.
Высоко в небе, чуть правее купола сверкает звезда. Мы переглядываемся. Мы помним все небесные карты. Нам известно, как выглядело небо миллионы лет назад, мы знаем время появления всех комет, астероидов, метеоров, которые приносились или принесутся к Земле из темных глубин Вселенной. Этой звезды не может быть, ей просто неоткуда взяться. Но, вот, она горит, сияет в холодном небе!
Мне не по себе. Я чувствую, что и моим спутникам тоже. Мы видим то, что исключается всеми знаниями, доступными и недоступными людям. Вифлеемская звезда! Одна из выдумок, на которые так щедра Библия, написанная безумцами и глупцами. Вифлеемская звезда, сказка для дурачков! И, однако, вот она, сверкает над нами! Что же это значит? Откуда эта звезда? Ее не могла породить Вселенная, ее не могло породить бытие, изученное нами "от" и "до"!
А звезда светит в мои глаза, и во мне оживает что-то давно уснувшее, как будто тепло разливается по телу и наполняет его болью, и боль эта с каждым мгновением, с каждым ударом сердца становится все сильнее. Эта боль читается и на лицах моих спутников, но все же они улыбаются. И сам я чувствую, как боль понемногу превращается в радость, и в этой радости растворяется мрак, в котором мы бродили тысячелетия... Но если мы способны радоваться, значит, мы больше не тени... кто же мы?! Что нам теперь делать?? Знания, неопровержимые и полные, отказываются нам служить, пространство преображается, Москва с ее огнями тонет в звездной бездне, а перед нами возникает ослепительный белый силуэт, и мы слышим:
"... не бойтесь, я возвещаю вам великую радость: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, который есть Христос Господь; и вот вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях..."
И мы устремляемся вслед за звездой по лабиринту, который теперь полон золотого сияния, и, пройдя сквозь два тысячелетия, выходим на молчащие темные камни предрассветной Галилеи, и спешим в Вифлеем, дабы принести Младенцу свой дар: свои знания. Теперь мы знаем: знания - ничто, если в черном небе не зажглась Вифлеемская звезда.