Давненько я не повязывал галстук. Но узел получился что надо. Как у Кларка Гэйбла в лучших его картинах. На любимца женщин и великого актера я не похож. В зеркале отражается обычный человек, с которым давно ничего не происходило. Это я. И я надеюсь на чудо.
Вот и дождался своего часа пиджак. Однобортный на двух пуговицах. Такие теперь мало кто носит. В кармане маленькая коробочка с кольцами. Улыбаюсь про себя: все как в классической мыльной опере старомодно и неправдоподобно.
Улица встречает меня снегом и электрическим светом гирлянд. В Ленсвете работает мой старый друг. Он сидит за большим замысловатым пультом и отвечает за свет. Над снегом и всем остальным работает Господь Бог, но за результаты не отвечает. Я с ним никогда не встречался, но говорят, что есть люди, которым везет больше. Эти двое, человек и нечеловек, прилагают свои усилия к тому, что бы сегодня ночью, как полагается, закончился старый и начался Новый год.
На улице меня поджидает разрисованное в черно-желтую зебру такси. Я сажусь сзади, и, расстегивая пуговицы пальто, называю адрес. Ехать нам далеко: через весело подсвеченный богатый убранством Невский, прямой и угрюмый, как постовой, пролетарский Московский, потом по неубранной трассе в аэропорт.
Людская суета на улицах больше обычного. Люди спешат приготовить дорогим и любимым сюрпризы, со скидками в пять, десять, а то и пятьдесят процентов. Владельцы магазинов, гибкие как щупальца спрута, ведут гибкую политику, особенно в праздники. Люди в общей массе мало отличаются друг от друга, а мне хочется представить, чем же они сейчас заняты взятые по отдельности. Мне хочется немного отвлечься от мыслей о цели моей поездки. Или я встречу тебя или нет. Я закрываю глаза и вызываю в воображении картинки из бытовой жизни. Я просто придумываю, но очень возможно, что все это происходит на самом деле.
Вот на углу Литейного за ближайшим от входа столиком престижного пищеблока точит корейскую лапшу с каракатицами потный круглолицый субъект, какой-нибудь спекулянт или манипулятор общественным мнением, а может быть простой не обремененный сомнениями владелец нелегального массажного кабинета. Его чудо стоит не менее двадцати тысяч долларов за одну ночь. Тут самое важное: правильно провести соответствующие переговоры. Кажется, у него есть все, кроме возможности выспаться без помощи снотворного. Крепкий сон - это для него настоящее чудо. На противоположной стороне улицы возле батареи в полутемном парадном глотает пожухлые очистки картофеля лицо бомж в женском пальто. Его чудо стоит одиннадцать пятьдесят. Оно запечатано под колпачком аптечной настойки боярышника. Других же чудес с ним не случается. И меньше всего на свете он хочет думать про завтра. Я устроен также: сон мой некрепок, и не всегда есть желание проснуться. Но мое чудо другое.
У входа в недорогой клуб курят и смеются молодые ребята с гитарами. Это их первое выступление. И никто, кроме них не знает, что они настоящие звезды, разве что сами звезды. Те, что смотрят с неба. Ребята посвящают песни своим девушкам, а девушки любят музыкантов, но не за песни, а за их молодость. В это же время на шестом этаже пятизвездочного "Невского Палласа" запускает очередную дорожку тот, кого многие считают суперзвездой. У него приторно сладкий голос. Он бисексуал поневоле. Он тоже поет о любви, но давно не верит в любовь. Да и девушки его любят за деньги и песни ему пишут за деньги. И под кроватью в дипломате у него деньги. И кажется ему, что он уже мертв. Мне тоже не хочется быть живым мертвецом и я заставляю себя верить в чудо.
Четырехлетняя девочка приплясывает от нетерпения у двери в спальную комнату и подслушивает разговор родителей. Желание жизни в ней таково, что энергия выплескивается наружу, и она не может так просто стоять. Девочке хочется поскорее узнать, какой наутро ее ожидает подарок. Девочке не терпится выяснить, сбудутся ли ее желания. Ей так нужна живая собака. Ей так нужно поскорее стать взрослой. По другую сторону улицы, в наполненной тишиной и нафталиновым духом комнате сидит полуживая старуха. На комоде еловая лапа и баночки с таблетками клофелина и пургена. На коленях восстановленный портрет бравого красноармейца, который двадцать лет назад приказал ей долго жить. Вот она и живет, хотя временами даже дышит с большим трудом. Старуха читает святые книги и просится к Нему. Это единственное, чего она хочет. Я же опять загадал себе, чтобы ты всего лишь вернулась.
Такси едет так медленно, и я опять, чтобы побороть нетерпение, представляю. По одну сторону дороги, на Елагином острове, под прикрытием биомассы охраны и древних стен итальянского особняка, кружатся в вальсе взяточники, взяткодатели и другие подонки, сжимая в цепких объятьях силиконовые контуры своих спутниц, подобных хитроумно устроенным механическим манекенам. Идеальным в своей красоте и бездушности. А по другую - на Турухтанных, спят вповалку, одурманенные дагестанским спиртом и усталостью одушевленные предметы невольничьего рынка, наши бывшие братья, приехавшие из Таджикистана, Узбекистана и Молдавии. Мне не так важно, по какую из сторон я бы мог оказаться. Главное, чтобы ты была там.
Мы обгоняем каменную стрелу памятника Победы и выезжаем на трассу. Слева лес, справа - поля. Слева трясется пораженный паркинсоном Запад, справа аллюром несется дикая свирепая Азия. Запад страдает одышкой и периодически отрыгивает демократией на геополитическую карту мира. Он гордится своими либеральными шортами, открывая всему миру дряблые ляжки в паутине варикозных вен. К нему в гости спешит такой же нездоровый на вид Святой Клаус с рождественскими соевыми утками (уточнение для "зеленых") в бездонном мешке. Восток прячет упругое ненасытное тело зверя в черную паранджу. Он желает от Деда Мороза кровяных колбас, штофа водки и самонаводящихся петард. А в кармане моего пиджака два старомодных кольца. У меня нет никаких оснований считать, что ты прилетишь ко мне самолетом. Но я надеюсь: ты все же вернешься сегодня. Все-таки Новый год.