Не такая люлька-носогрейка, что издавна забавляется ею брат-сичевик, а такая, что не всякий ее и в зубах удержит.
Хороших две пригоршни спертодуха входило в нее, а когда Петро Очерет рассердиться на кого-нибудь хотел, то и три набивал.
Сам ее смастерил из основания черешни, которую еще его дед, прозванный на Сичи Салива-ном-чародейником, посадил около хаты, сказав: "Пусть растет! Будешь есть когда-то ягоды, а козаком станешь - добрую люльку из нее будешь иметь".
Сам Петро и золотом оковал ее, и цепочку серебряную приладил к ней.
Как пустит дух, бывало, Петро Очерет из своей люльки, так паша в Трапезонте семь дней и семь ночей чихает. А маршалек Пшепшецкий в Кракове, то так на стену и лезет, и фыркает, как суслик.
Вот такая была люлька!
Но больше всех через нее пострадал, в печенки ему засела, кто бы вы думаете?... Черт. И не ка-кой-нибудь там чужой, а таки наш, родной черт - голопузый, рогатый и хвостатый - черт переяс-лавский...
Уже черт и следил за козаком, и комаров в плавнях чертомлицких кормил не день и не месяц - вот же нет, - не расстается нигде Петро Очерет со своей люлькой.
Аж увидел однажды черт: едет козак наезженным путем по степи и песенку мурлычет:
Мне бы спозаранку
Горелочки склянку
Табаку и люльку
Дивчину Ганульку...
Только-то допел до Ганульки, сразу ж потянул повод налево да и завернул к корчме Насти Ка-башной. Зашел в корчму обычно, челом всем поклонился, потому что обычай таки знал, да и сел себе в углу. Настя вилась-увивалась возле богачей-серебренников, а на Петра без внимания.
Глядел-глядел Петро Очерет на то неподобство да и взял себе в рот люлечку неторопливо. Вот выкресал огонь. Как не пыхнет лишь из нее, то все, что только не пило да не шумело в корчме - за шапку да из корчмы - " А не сбесился бы ты со своим табаком!" - ноги в стремена да и айда в степь подальше.
Вот тогда-то и опознала Настя Кабашная козака. И глянула на него. Да еще как глянула! А Петро и себе ей черными своими очами грудь - а была ж то не какая грудь! - так и прожег аж до самого сердца. Настя Кабашная аж задохнулась... Эге, не умеют теперь козаки так смотреть на молодух и девчат, как то издавна было!
Закрутилась, завертелась волчком хозяйка корчмы перед козаком. Да извиваясь, изгибаясь!... Очи говорят, брови говорят, а уж округлые бедра, то так тебе откровенно и изъясняются...
Видел все это черт, стоя под окном, видел. Большая злость взяла его на Петра, да ревность горячая напала, потому что черт сам, бывало, ухаживал за Настей. Но увы - где уже черту с Настей Кабашной управиться. Не вышло из него любовника.
А уж когда месяц над могилой стал, видит черт: хорошо окропил Петро Очерет душу свою. Настя его к светлице провожает, на постель укладывает и сама ж каганец гасит.
Где-то аж перед рассветом, когда уже и прохладой из Дикого Поля повеяло и все затихло в светлице, черт видит: мертво спит Настя Кабашная. И молодка - не враг бы ее взял, а ведь умаялась. Лежит, бесстыдница, - грудь ее голая, ноги ее голые ... Да что там - вся голая. А под глазами у Насти Ка-башной сине-голубые круги, а изнутри будто бы светом каким-то вся светится - чуть ли не святая тебе и непорочная! Черт только чмокнул да и сплюнул, где ж - Петро Очерет еще не спал: люльку свою, не стопроклятый, посасывает, будто в насмешку.
Когда ж уже и он заснул с люлькой в зубах - нечистый шасть в дом да к люльке... Тянул ее, тянул, а вырвать, хоть козак и спал себе, не может. Уж черт и копытами упирался в лоб козацкий, и в подбородок упирался, упрел, пот с него льет - нет дела.
Вышел бедолага в степь, блуждал себе там, блуждал, что-то соображал, а через какое-то время вернулся к корчме под окно. А козак сидит уже в конце стола, кружкой самой лучшей водкой угощается. А Настя Ка-башная возле него чуть ли не танцует, так уж угождает да самые лучшие блюда подает.
"Пора!" - мурлыкнул черт да и обернулся турком, чтоб испугать Петра Очерета, люльку у него отнять, а самого из корчмы вытурить.
Вошел и начал:
- Я, султан, сын Мухаммеда, брат солнца и месяца, внук и наместник божий, властитель царств - македонского, вавилонского, иерусалимского ...
Тут Петро Очерет только - пах! люлькой. Полная корчма дыма. А когда дым развеялся - султана уже ... как корова языком слизала.
Через какое-то время заходит в корчму хан крымский.
Петро Очерет только - пах! - люлькой... За ханом крымским курева куревой.
Сидит козак, самой лучшей водкой угощается, люлечкой своей забавляется. Аж заходит в корчму король лядский:
- Мы, божьей милостью, король польский, великий князь литовский...
- Тьфу ты! И где вас у беса на мою голову набралось! Не даете козаку - нетязе по божьему и опохмелиться, - наконец рассердился Петро Очерет. - А подойдите-ка, ваша великая ясновельможность, поближе.
Да хвать за хвост черта сзади, потому что в конце - концов догадался, чьи это проделки. Тут черт как запищит, как заверещит и сразу сам собою стал. Притянул козак чертового хвоста к полу да и наступил сапогом. А сам кружку допивает. У черта глаза на лоб полезли, рогами замотал.
П е т р о О ч е р е т. Ну, теперь говори, чего ты тут околачиваешься и какое дельце - справу со мной намереваешься осуществить?
Ч е р т. Э - э, козаче, славный рыцарь запорожский Петро Очерет, э - э, возьмемся меж собой игры козацкие играть и договор заключать ...
П е т р о О ч е р е т. Какие же козак с чертом игры козацкие может играть?
Ч е р т. А такие: я задам тебе три задания и ты мне три задания. Если ты не выполнишь мои задания, то отдашь свою люльку, а сам не только из корчмы, а и со своей земли исчезнешь. А я не исполню твои задания - поступишь как твоя козацкая душа пожелает.
П е т р о О ч е р е т. Ого - го! (Захохотал на всю корчму и на всю степь, аж эхо в лугах - базавлуках пошло). Что ж, задавай свои задания.
Ч е р т. Первое задание: выпей одним духом вон ту бадью водки.
Выпил козак одним духом бадью водки.
Ч е р т. Другое задание: видишь козаче, в углу железную кочергу толщиной в твою руку? Завяжи кочергу узлом.
Взял Петро Очерет кочергу, поднатужился - завязал кочергу узлом.
Ч е р т. Третье задание ... э - э... развяжи теперь кочергу назад и выправи, чтоб ...
Порядочно - таки пришлось поподнатужиться козаку, и наконец кочерга стала такой, как и была. "Что ж, - говорит Петро Очерет, - подморгнув Насте Кабашной, - а теперь, черт, моя очередь. А затем как схватит снова черта за хвост да как не завяжет одним духом еще и с придухом да протяжкой хвост узлом ... Черту не то что слезы - искры брызнули из очей.
П е т р о О ч е р е т. А теперь ступай прочь, дай мне в покое опохмелиться. А развяжешь хвост - приходи ко мне еще за двумя заданиями.
За чертом только дверь брякнула. А Петро Очерет стал снова водку пить кружками, песни козацкие петь, Настю Кабашную развлекать.
Вот и говорили бывалые люди, что видели не раз то там, то сям, как черт сидит, бывало, на кургане - могиле - худой-прехудющий, облезлый, старый-престарый - и все с хвостом своим возится. Пойти к своим, чтобы помогли в беде, - не может, потому что он уже черт меченный, меченного свои не примут.
А к людям - так люди по узлу узнают, что он такой черт, что умеет и в турка, и в татарина, и в кого хочешь превращаться. Не примут.
То и вы, когда заприметите такого черта, что умеет превращаться - завяжите ему хвост, чтобы все добрые люди о том ведали.
Комментарий.
Отправимся за скрытой информацией, которой в предании оказалось довольно много. За четырьмя строчками песни Петра Очерета открывается мир украинских сказок (слезы красавицы Ганны из сказки "Змей" до сих пор появляются на земле мелкой росой) и козацких песен (о том, как Сагайдачный променял жену на табак и люльку, поют и ныне). Внушительный перечень тех, кого должны были опасаться предки. Однако в рассказе есть то, чего до этих пор еще не бывало. И на эти аппликации, которые умело вплел Косматенко (или автор) в старинный текст, обратим внимание. Ведь живы еще очевидцы того момента времени, какому суждено было стать сказочным. За пыхканием люлькой нетрудно разглядеть время холодной войны и бряцание ракетно - ядерным оружием. Есть и достижение - Земля соединилась с Луной (месяц над могилой стал). Тогда же произошло развенчание культа личности (показ беса с узлом на хвосте).
Нужно также увидеть и оценить задания нечистой силы.
О спаивании козаков спиртным говорить нечего и так все ясно. Былинному идолищу Тугарину Змеевичу в его современном проявлении очень хочется направить народ на путь добровольного сумасшествия. А о кочерге и узле на ней нужно пояснение. Во времена публикации предания уже говорилось, что наша экономика стала на путь массового производства застарелой, простой (примитивной), металлоемкой и энергоемкой продукции (образ кочерги толщиной с человеческую руку довольно точно отражает этот факт). Блюмсы и слябы до сих пор являются одним из основных источников поступления валюты. Производство ради производства - тот запутанный узел, в котором увязла огромная страна. Оно намного превысило все допустимые разумные пределы. Но нужно помнить, что ликвидация этого узла заказана своим бесом. А бесовское отродье (как предостерегал Федор Достоевский) не придерживается ни пропорций, ни гармонии, ни взвешенности. Оно склонно к прямолинейности и резким перегибам, а бережно хранимые святые идеалы бросает под ноги на потеху случайно собравшейся толпы, которой почти всегда верховодит.
Кто мог быть автором сказки, если это действительно предание?
Подозреваю, что за образом хозяйки корчмы, Настей Кабашной, скрыла себя русско-украинско- французская писательница Мария Александровна Вилинская (псевдоним - Марко Вовчок).
Её Тарас Шевченко называл нашей пророчицей. А слово волчок (укр. вовчок) - промелькнуло в тексте.
Николай Косматенко ("Днiпро", N10, 1966)
Перевод с украинского и комментарий - А. И. Романовский