Аннотация: Попытка рассказа в жанре хоррор. Имеет, впрочем, отчасти историческую основу.
ПОДЖИГАТЕЛЬНИЦА
Иван Петрович Коромыслов задумал построить дом в деревне, Не "домик в деревне" из назойливой рекламы, где немецкого вида аккуратная дама в белом переднике заправляtт хозяйством и в положенное время потчует внуков аппетитным парным молоком, а настоящий современный крутой особняк. "Мой дом - моя крепость" - вспоминал он. Кажется, английская поговорка. Вот пусть будет "моя крепость", времена нынче не простые, криминал не шуточный.
Он поговорил с женой, а за ужином поделился замыслом с остальными домочадцами.
-Ага,- хмыкнула престарелая теща, - "моя крепость". Тут, Ванюша, более глубокий смысл заложен, нежели ты думаешь. "Нежели, нежели, - с привычным раздражением отметил про себя хозяин дома, - стара барыня на вате...
Она продолжала:
- "Почтенный замок был построен, как замки строиться должны..." Ну-ка, ребята, откуда это?. Ребята, в лице взрослой дочери Ивана Петровича Маргариты и ее мужа Сергея, молчали, не знали.
- Эх вы, - не унималась теща, - "Евгений Онегин"!
- Ну, ладно, Ольга Владимировна, - вернулся к существу дела Иван Петрович, - Вы-то как на этот проект смотрите?
- Я? Конечно, одобряю, Ванюша. Помнишь, у Цветаевой: "За этот ад, за этот бред пошли мне сад на старость лет..."?
Иван Петрович Цветаеву не читал, но сказал:
-Да, сад - это обязательно".
Теща продолжала:
- И потом я всегда мечтала - ну, хоть раз в жизни провести на природе круглый год, наблюдать ее круговорот. А?
- Ну, хорошо. А ты, Рита, как? Сергей?
Муж Риты Сережа молчал, размышляя о том, как запрягут его в работу. Маргарита вздохнула и сказала только :
- Да ладно, пап, ты уже ведь все решил. Говори, что делать нужно.
Иван Петрович, действительно, вопрос уже всесторонне продумал, от зятя помощи особой не ждал, а на Ритку очень рассчитывал.
- Ты разведку проведешь, - сказал он. - Место я вроде уже подобрал, Тверская область.Деревня Горелово. Туда Киселевы прошлым летом ездили отдыхать. Там уже почти и живых-то людей нет, одни старухи.
Теща громко кашлянула и покачала головой. "Деревня Горелово"... Маргарита вдруг вздрогнула. Что-то зазвенело в самой глубине ее существа, непонятное и тревожное. И холодок быстрой струйкой пробежал по позвоночнику.
- Деревня гибнущая,- продолжал отец, - есть избы заколоченные, а некоторые уже на дрова растаскивают. Вот такую развалюху купим, а на ее месте свою "крепость" и возведем. Ты, дочура, поедешь и все посмотришь хозяйским глазом. Поедешь на автобусе, а так, конечно, на машине добираться будем. Это километров сто по Рижской. А я тут уже начну проект проталкивать, о материалах думать и о рабочей силе. - Маргарита кивнула. - Вроде бы всё, договорились, - с облегчением вздохнул Иван Петрович и встал из-за стола.
Маргарита Никольская - выходя замуж, она, конечно, рассталась с ужасной фамилией Коромыслова, хотя отец и уверял ее, что гордиться надо - он из деревни Коромыслы был, и полдеревни носило эту простую и, по его мнению, выразительную фамилию - и сама не понимала, что заставило ее вздрогнуть, когда отец сказал "Горелово". Да, что-то зазвенело.
Впрочем, тихая музыка постоянно звучала в косметическом салоне, где работала Рита. Тонкие или, наоборот пряные ароматы лосьонов, кремов, загадочность масок, которые до неузнаваемости меняли лица клиенток, зеркала, гламурные журналы на низких столиках, - все это была атмосфера их салона. Маргарита любила свою работу, любила эту атмосферу и именовала ее "аурой".
В глубине души она отцовской идее не сочувствовала - не избежать в земле копаться. Но, во-первых, она знала, что с папой спорить бесполезно, а, во-вторых, представляла себе, как она будет сидеть в красивом полосатом шезлонге у бассейна с ярко-голубой водой, намазав лицо и плечи лучшим кремом для загара. И еще, вспомнила она, - вот эта музыка. В ней что-то бесовское было. А, может быть, это все книжкой навеяно, которую я читаю? Одна пожилая клиентка ей посоветовала. Сказала, улыбаясь: "Это, может быть, про тебя? Смотри: "Мастер и Маргарита".
В субботу утром Рита села в "Икарус". Через полтора часа пришлось пересесть на самый что ни на есть простой старый автобус и еще час трястись - уже без всякого комфорта - по проселочной дороге, а потом идти еще пешком, правда, недолго, минут 20, до деревни Горелово.
У входа в деревню Риту встретил запах гари, обгорелые развалины, среди которых возвышалась закопченная русская печь. Прямо как в военном фильме,- подумала она. Но рядом с погорелым местом была припаркована машина Ауди красного цвета, а за ней виднелся недостроенный особняк, близ которого за столом сидело несколько человек и раздавались веселые голоса. Риту, одетую в легкие цветные крепдешиновые брючки и яркую блузку, на голове кокетливо повязанный платочек, глаза закрыты темными очками, тотчас заметили. "Девушка, Вы не к нам приехали?" "Присоединяйтесь!" - раздались призывы. Рита, демонстрируя полную незаинтересованность, не ускоряя шага, прошла мимо. Отметила, что строительство шло в деревне полным ходом; один двухэтажный "замок" с высоким шпилем и четырьмя башенками по углам красной крыши, был уже окружен высоким забором.
Деревенских домов здесь было всего пять или шесть, и Рита не поняла, все ли они обитаемы. Дойдя до конца деревни, она увидела на самом краю высокого обрыва над речкой приземистую, как будто вросшую в землю полуразвалившуюся избушку со слепыми, крест накрест заколоченными окнами. А у соседнего дома на лавочке сидели две старушки и с интересом разглядывали приезжую. Рита подошла, поздоровалась, присела рядом. Старушки охотно заговорили. Но когда она объяснила, что на месте соседней развалюхи предполагается строительство особняка, обе умолкли.
- Да в чем дело, бабушка, - обратилась Рита к той, что казалась ей помоложе и более разбитной, - Вы что, против строительства? Так ведь у вас уже строят, я видела. Да и Вам какую-никакую, а все помощь горожане могут оказать.
- Не в том дело, дочка, да и какая помощь? Нам ничего не нужно, и так доживем.
- А что же?
Баба Даша помолчала, потом наклонилась к Рите и сказала почему-то почти шепотом:
- Ты видела - там печка торчит посреди угольев?
- Ну, видела.
- Так вот, изба эта третьего дня сгорела, хорошо, баба Маня успела выскочить.
- Ну и что?
- А ты не нукай, - вдруг рассердилась баба Даша. - Мы-то, девушка, знаем, что место здесь нечистое, то и дело что ни-то вспыхивает, вот увидишь, и дворцы энти заполыхают.
Маргариту вдруг охватил жгучий, ей самой непонятный интерес.
- Бабушка, а Вы все подробно расскажите.
- Ой, не знаю, не знаю...
Рита потянулась к сумке, стала вытаскивать бутылку.
- Ну, ладно, заходи в дом, там поговорим.
Через несколько минут Маргарита сидела за столом. Бутылка "Посольской" сделала свое дело. "Пожары у нас неспроста - начала свой рассказ баба Даша. - Их Грушка на деревню наводит. Вот уж, почитай, лет 100, как ее в живых нету, а все никак не угомонится. Здесь места при царской власти были глухие, всяких разбойников много было, мне бабушка моя, Царство ей Небесное, рассказывала. Особо конокрады гуляли, ну, конечно, цыгане, но и православные тоже. Наши сами с ними расправлялись, на власть не надеялись. Ну, засудят вражину, он свое отсидит и опять сюда гадить явится. А в деревне соберут сход, посоветуются и назначат кому-нибудь конокрада этого прикончить. Так и делали. А иногда поймают, каленым железом жгут, глаза выколют, или яйца оттяпают - по-всякому. Ну, кто-то уряднику донесет, тот приедет, денег соберут, водки ему поднесут, и все шито-крыто.
А один раз такое дело вышло. Видала, рядом с нами изба заколоченная стоит? Так эта уж, наверное, четвертая на этом месте выстроена. Чуть построят или даже не достроят еще - горит. А мне бабушка говорила, что на этом месте жила женщина одна, одинокая, Аграфеной звали. Про нее все знали, что она ворожейка и на кого хочешь может порчу навесть. Болезнь какая в деревне или град посевы побил - всё на нее думали. Говорят, видели, как она ночью за околицу голая выходила. Разведет костерик и перед ним пляшет. Раз как-то попросила она у соседки чашку творогу, та не дала, а через неделю у дочки ее падучая приключилась. Забилась в припадке-то и, как у нас говорят, "выкликает" Аграфену: "Грушка, Грушка!" Мать ее и поняла, что это Аграфена порчу на дочку навела. А потом еще одна соседка заболела, опять Грушку выкликала. Аграфена будто попросила ее сына дров наколоть, а она не разрешила. Ну, тут уж все ясно стало.
Собрали сход и решили Аграфену эту сжечь. Староста впереди, за ним мужики прямо со схода к ее избе пошли. Она дома была, да ее не выпустили, дверь колом приперли, потом гвоздями забили, окна досками заколотили. В сенях ее же веники разложили, соломы притащили и, перекрестясь, подожгли. Так и полыхнуло. Тут все сбежались, ребятишек много, и бабка моя тоже была, все видела. А когда потом зашли в избу, никого не нашли. То ли дотла она сгорела, то ли... Да Бог его знает! Ну, с урядником дело уладили, вроде все затихло.
А через сорок дней, ночью - пожар в деревне. Староста горит. Вытащить ничего не успели, сами только в исподнем выскочили. Дальше целый год все тихо было. А потом опять пожар, одним летом даже три раза было. И деревню нашу Гореловом прозвали, а она в документах-то вовсе не так пишется, а - Мешково. Тут все Мешковы жили. Вот третьего дня опять пожар - у бабы Мани, разумеешь? А она раз теленка искала в лесу, поздно вышла на опушку, видит, там костерик разведен и баба голая пляшет. И баба эта увидела Маню, как дунет на нее, ту в деревню как ветром снесло. Вот она и погорела теперь. Вот, детка, ты и подумай и с папой своим обсуди, стоит ли здесь строиться".
А для Маргариты вопрос был решен. Отцу она сказала, что место живописное, на высоком берегу речки, лес недалеко, говорят, грибной и ягодный, воздух, тишина деревенская. Особняки строят, так это хорошо. Строители эти уже асфальт прокладывают, дорога будет хорошая.
- А та изба, - спросил отец,- она как?
- Да просто в землю вросла, стоит заколоченная.
Но о бабе Даше и ее предупреждениях Маргарита не сказала ни слова.
"Почтенный замок был построен" через год, в начале лета, на месте, где прежде стояла крайняя изба. Рита в день сноса приехала в Горелово, рядом стояла. И когда стали доски от окон отдирать, стоны раздались в избе, и какая-то тень заметалась внутри. Маргарита оглянулась - кроме нее никто ничего не заметил.
Работы были почти завершены. Теща неважно себя чувствовала, доктор рекомендовал ей свежий воздух и свежее молоко по утрам. Иван Петрович решил отправить ее и жену в деревню. Была середина лета, сам Коромыслов рассчитывал приезжать туда на уик-энды. Тайная мысль на время избавиться от интеллигентной критики Ольги Владимировны по поводу его образа мыслей очень подогревала его инициативу.
- Конечно, конечно, - молвила Ольга Владимировна, - если и Машенька со мной будет. Только с молоком как же?
- Решим эту проблему, - без колебаний соврал Иван Петрович, знавший, что в Горелове ни одной коровы нет.
Муж Маргариты Сергей наотрез отказался от деревенского проекта, а Маргарита обещала приезжать к бабушке очень часто и попросила отца обязательно купить шезлонг. "Только пусть полосатый будет", - попросила она. Шезлонг купили, яму для бассейна выкопали, бетоном залили, напустили воды. И Маргарита, вдруг как-то особенно полюбив дачную жизнь, взяла отпуск и часами сидела в полосатом шезлонге у края бассейна. И иногда в те минуты, когда солнце укрывалось за облаками, к ней возвращалась та странная музыка, которую она впервые услышала, когда папа сказал "Горелово". По вечерам пили чай на веранде, беседовали о том, о сем. Потом Рита лениво поднималась и шла в свою комнату на второй этаж, распахивала окно, прикрывала его тонкой тюлевой занавеской, ложилась и принималась чего-то ждать....
Поставили забор и сделали две калитки - одну около ворот, а другая открывала выход на высоченную лестницу, проложенную по обрыву для спуска к реке. И вот однажды, когда день уже клонился к вечеру, в эту калитку постучали. Стук услышала только Рита, сидевшая в своем шезлонге, не торопясь, встала и пошла посмотреть, что там такое. Открыла калитку и отшатнулась - перед ней стояли мужчина и женщина. Они протягивали ей руки, замотанные окровавленными тряпками, Женщина крикнула: "Мы вены себе вскрыли, помогите!" Рита захлопнула калитку и побежала к дому, не зная толком, что делать. В домашней аптечке схватила бинты и - обратно. Но, подойдя к калитке, увидела, что та заперта. Открыла - никого! Она не испугалась, а только насторожилась, медленно вернулась домой, положила на место бинты и снова вышла к бассейну.
Она никому не рассказала об этом происшествии, и вечер прошел, как обычно. Приехал усталый Иван Петрович. Поужинали, рано разошлись и легли спать. Только Рита в странно-сладкой тревоге сидела у окна, всматриваясь в угол участка, где едва виднелась в темноте та калитка. Собиралась гроза, молнии сперва безмолвно вспыхивали и гасли вдалеке. Потом зазвучали отдаленные раскаты грома, и вот, наконец, громыхнуло прямо над замком Коромысловых. В ярком свете молнии Рита увидела, как распахнулась калитка, и две неясные белые фигуры, непомерно растянувшиеся в воздухе, пролетели по направлению к дому. И почти тотчас же затряслись входные двери в доме. Дверей было две, и обе, казалось, вот-вот сорвутся с петель. Потом затихло, но через несколько минут кто-то снова начал дергать то одну, то другую дверь. Марья Никитична проснулась. Ничего не понимая, растолкала мужа, а сама побежала к матери. Ольга Владимировна, однако, спала, не слышала. Иван Петрович, вскочил, схватил со стены свою двустволку, заглянул к дочери, крикнул "Ты что же, Ритка, сидишь?", бросился по узенькой винтовой лесенке наверх в башенку, где была устроена затейливая бойница, и выстрелил в воздух. Все стихло.
"Войти хотят. А этот...Мать твою так!", - вдруг грубо выругалась Рита, услышав выстрел. В жизни не употребляла она таких слов и сама удивилась, почувствовав, что в ней что-то неуловимо меняется. Какие-то перемены происходили и за окном. Откинув занавеску, она увидела, что странный голубоватый свет широкой волной разливается там, снаружи. А между тем, гроза продолжала бушевать. "Сейчас папаша явится, - подумала Рита и быстро заперла свою дверь. - А мне готовиться надо". Вытянутая белая тень метнулась к ее окну: "Пора, Маргарита. Мы тебя ждем". "А не зря меня все же Маргаритой назвали", - с гордостью подумала она и принялась стягивать с себя одежду. "Как это там, в книжке, - она кремом намазалась? Ну, у меня такого крема нет, меня "эти" понесут". В дверь стучался отец. "Да пошли вы все!",- крикнула она и высунулась из окна, погружаясь в голубую волну света. И тотчас с обеих сторон подхватили ее чьи-то руки и понесли...
Полет был совсем недолгим. Риту опустили у маленького костерка на опушке леса. Из-за разлапистой ели вышла женская фигура. У нее были черные обугленные руки и обугленное лицо без носа, только глаза сверкали в обведенных красной полоской глазницах да алели распухшие губы. "Груш-ка, Грушка", - прошептала Маргарита, то ли в ужасе, то ли в восторге. "Ну что, девушка, - промолвила Грушка, - к нам захотелось, да? Ну, это не так просто. Сначала давай спляшем с тобой, чтоб костерок наш не погас". Рита встала и услышала, как зазвучала та мелодия, про которую, значит, не зря она думала, что бесовская. "Вот здорово", - подумала она и, повторяя движения обугленной женщины, закружилась в странном танце. Танец ускорялся, ускорялся и перешел, наконец, в какую-то дикую пляску вокруг разгоравшегося все сильнее костра. Вскоре Рита почувствовала, что силы ее на пределе, но тут Грушка остановилась. Остановилась и Рита.
Грушка заговорила. "Ты что думаешь, это все? Нет, голубушка. Зачем избенку мою снесли, дом мой потревожили? Тебе что старухи говорили про это место? Не послушала? Ну что ж, расплатиться придется, тогда и узнаем, наша ты или нет. Бери головешки". Маргарита все поняла без объяснений.. Не колеблясь ни секунды, она выхватила из огня две пылающие головешки, и руки у нее тотчас обуглились, как у Грушки. Боли, однако, не было. А две длинные тени (тут она разглядела, что руки у них в крови и тряпками замотаны) снова подхватили ее под мышки и понесли. Гроза утихла, головешки на ветру пылали все ярче, оставляя на небе длинный огненный след.
Долетели в одно мгновение. Окна в доме Коромысловых были темные и тихие, все, видно, успокоились. "Давай, Маргарита, - шипели тени, - давай! Снизу надо, от самой земли ..." Рита бросилась ко входу в подвал, где у отца хранились канистры с бензином, рванула дверцу. Не прошло и минуты, как высокие яркие столбы пламени вырвались из-под дома с разных сторон, лопнуло от жара стекло в окне спальни супругов Коромысловых. "Горим!" - закричала внизу теща. Путаясь в длинной ночной рубашке, кое-как выбралась она во двор и упала рядом с бассейном, ненароком столкнув в воду Риткин шезлонг. Следом за ней успели выбежать супруги. "Риточка где? - кричала Марья Никитична истошным голосом,- где Рита?" У ворот стояли жильцы соседнего особняка и баба Даша. Она часто-часто крестилась и бормотала: "Говорила я ей...".
Когда явились пожарные, все было уже кончено. Стали искать Риту. Когда вошли в подвал, Марья Никитична упала без чувств. На полу лежало нечто дочерна обуглившееся, настолько не похожее на человеческое тело, что Иван Петрович высказал удивительное предположение, что это обезьянка сюда забрела. "Она это, она", - заголосила пришедшая в себя мать, и ее еле увели из подвала.
А Маргарита с обуглившимся безносым лицом и черными руками, счастливая и свободная, летела, купаясь в голубом сиянии, впервые увиденном ею за окном спальни, слушая странную и упоительную бесовскую музыку, которую навевал ей ветер. Муж, родители, бабушка, косметический салон с его "аурой", полосатый шезлонг у бассейна вспомнились и забылись навсегда.