Одинец Ива : другие произведения.

Бестии. Глава 28

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  ГЛАВА 28
  
  Без малейшего сопротивления я позволила вывести себя из здания.
  
  Теперь только б дождаться, пока Сергей с ментурой отстанут со своими допросами, или что у них там по плану...
  
  Странно, что не видать ни одного. И машина одна на весь двор - чёрная Серёгина "Мицубиши Лансер". Ну раздолбай, ничему-то тебя жизнь не учит... И в тот раз тоже в одиночку меня брать пришёл. А сейчас и наручники не взял. Надеешься на сотрясение и т.д.? Надейся. Тебя уже, считай, нет. Да не трону, не трону. Остальных тоже нет. Никто уже не помешает. Не остановит. Не догонит. Лети, моя душа... Не оставайся... Побыстрей бы формальности ваши закончились... Чтобы сосредоточиться... У меня получится. Просто должно. Притяженья больше нет...
  
  Проклятое солнце... Хоть бы стёкла затонировал, что ли. И очки нигде не валяются. Ну и ладно.
  
  Я откинулась, закрыла глаза. От особо злостного потока лучей слева защитил капюшон. И этого хмыря заодно не видать, всё польза.
  
  - Разбуди, когда приедем.
  
  Ноль реакции.
  
  Как и на звонок.
  
  Похож на мой. Но телефон не мой точно. Мой, видимо, где-то к вещдокам приобщённый...
  
  Невольно покосилась на Сергея. Да возьми ж ты трубку, статуй... О, наконец-то.
  
  - Да, Тём? Да нет, близко... А что? Что-о?! Ну, мудачьё! Нет, не звони. Не надо звонить, я сказал! Я сам. Стой там, уже еду.
  
  При всём желании сохранить невозмутимость (после удара головой о стекло на вираже) не вышло.
  
  - Т-твою мать, Шумахер! Кто тебе права продал?!
  
  Ноль реакции. Лишь набирает лихорадочно номер. Закусил губу. Матерясь, набрал ещё номер. Опять безответно. Швырнул телефон на приборную панель.
  
  Ещё поворот. Солнце теперь сзади. Можно безболезненно поднять глаза и...
  
  ЧТО?!
  
  Знакомая эстакада - на фоне отдалённых очертаний очистных. В полсотне метров за ней ещё поворот и...
  
  - Тормози, кретин! Не впишешься же!
  
  Вписался. Чудом. Оставив на стеле с эмблемой "НовоивЗИП"
  
  (это судьба)
  
  добрую половину краски с крыла.
  
  Вся надежда на то, что в субботу к вечеру в управе даже трудоголиков не должно остаться. Если на подъезде окажется хотя бы пара встречных... Так даже под кайфом не водят. Пожар там, что ли?
  
  Машин не оказалось ни на дороге, ни на забитой обычно стоянке. Так что Сергей сбросил скорость в последний момент. Точненько перед главным входом. Не хуже шаховского водителя. От визга тормозов заныли зубы и челюсти. Обратно на дисках поедешь, бездарь.
  
  Однако. Бросить опасную преступницу вот так - в машине нараспашку? Даже не рявкнув для формы: "Сидеть здесь!"?
  
  Странно.
  
  Странно в с ё.
  
  А самое странное - не слыхать моей зверушки, правильно Тиг сказал. Поля нет как не было.
  
  Вот это жаль. Как бы дотянуть его до холла, или где там Сергей... Чуть-чуть бы придержать. Пока не доберусь, а там уже... Только бы добраться...
  
  У иномарок - свои недостатки. С этих кресел вставать - как из гамака, особенно в моём состоянии... Завалилась обратно раз, и другой. С третьей попытки, вложив в рывок все силы, выбралась-таки наружу. Будь это джип с их высокими подножками - точно б грохнулась.
  
  Постояла, держась за открытую дверь. Хорошо в бинтах, совсем не горячо. Середина марта - а солнце бешеное по-летнему, тучи оттянуло за гору, на бампере, наверное, хоть мясо жарь. А может, и нет. Прохладно-то не по-летнему, хоть и ветра нет... или это мне так...
  
  Как смогла, закуталась плотнее в разрезанное платье. Зря я это на ступеньках, один раз уже здесь навернулась... Хотя... тогда-то на шпильках, а сейчас...
  
  Надо же, а... Лишь сейчас заметила, что босиком.
  
  Не почувствовала. Увидела.
  
  Да по фиг.
  
  Остатки равновесия донесла-таки до двери. Забинтованные ладони глухо шлёпнули по тонированному, цвета морской воды на глубине, стеклу. Так... кажется, стою. Интересно, если передвинуть руки выше, чтоб отсечь свет - может, хоть что-нибудь рассмотрю?
  
  Отвлекла новая мысль. Почему никто не выходит? Снаружи стёкла зеркальные - но изнутри-то видно. День не будний, мало ли кто шастает - да и вообще, после нашей вылазки... вернее, влазки...
  
  Даже на стук никто не вышел.
  
  Не на этих ли нерадивых ругался Сергей?
  
  О'кей. Тогда войду я.
  
  Если, конечно, справлюсь с доводчиком. Я и в нормальном-то состоянии эту дверь могла открыть только от себя. Т.е. изнутри.
  
  Открыла с пятого рывка. Точнее - приоткрыла. Только и успела закинуть себя в проём, как дверь на возврате ударила всей массой. Слабей, чем ожидалось - но с ног сшибла.
  
  Первое, что я увидела, поднявшись на колени - пустую будку КПП. Дверь закрыта, но будка целиком стеклянная - и вся на просвет.
  
  Что-то там ещё... отсюда, с пола, не видно. Надо встать, перенести центр опоры на столик перед окошечком... только осторожно...
  
  Дотянулась до ручки двери.
  
  Закрыта.
  
  Готова спорить - не заперли. Сама захлопнулась.
  
  Что-то заставило дежурных покинуть пост. Сразу всех, что само по себе - из ряда вон.
  
  ЧП? Тогда почему так тихо в здании?
  
  А куда делся Сергей? Как понял, куда идти?
  
  Не здесь ли его ждал Тёма?
  
  Внутри на столике - журнал регистрации посетителей. Видимо - свеженачатый, не разломленный ещё как следует. Упавшая на место обложка прикрывает что-то.
  
  Чтобы рассмотреть это что-то, надо его вытащить. А прежде ещё дотянуться - и не потерять сознание от усилий. Ну бестолковки, кобуру, что ль, бросили... Или...
  
  Или.
  
  Радиотрубка. Даже пикает.
  
  Куда ж они сорвались, что и отбой не дали? И почему с собой не взя...
  
  Секунду я тупо смотрела на четыре цифры на дисплее.
  
  Медленно, не стукнув, положила трубку у окошечка. Так и держа глазами цифры.
  
  8 5 1 4
  
  Номер приёмной офиса Љ219.
  
  
  
  Всегда презрительно фыркала, когда в кино преступники оправдывались: "Ей-богу, сам не помню, как я это сделал. Не в себе, видно, был". А теперь вот, осознав себя стоящей перед нужной дверью, куда неведомо как добралась по лестнице, скользкой, мраморной, рискуя двадцать раз навернуться через безобразно низкие перила, вяло подумала - надо же, не отмазки, бывает.
  
  Офис запечатывали от души - и лентами, на западный манер, и печатью на ниточке. Судя по следам клея на светло-ореховой поверхности. Но лент больше нет - одни клочки на полу. И срывали их в спешке. В неистовстве. Один обрывок повис даже на ветке мясного деревца в десяти шагах.
  
  Нет смысла стоять, соображая - открыто ли.
  
  Эта дверь не может быть закрыта т е п е р ь.
  
  Меня ждут.
  
  
  
  Тишина. И образцовый порядок в приёмной. Как неделю назад (насколько могла разглядеть в потёмках).
  
  Чего угодно ожидала - но не этого. Воображение рисовало сорванные со стен картины, размётанную на запчасти корпусную мебель, расколотые стеллажные стёкла, металлические ножки стульев, перекрученные, как собранные с расчёски волосы... На секунду даже грохот словно услышала.
  
  Правильно, а как ещё можно было заманить дежурных?
  
  Но не всех же сразу. Один должен был остаться и держать связь. Чтоб в случае чего вызвать подкрепление.
  
  Не он ли позвонил Сергею?
  
  Нет. Сергею звонил Тёма. А Тёма, это я точно помню, дежурит на ближней проходной. Максимум, сменившись, мог заскочить к ребятам в управу - и, не увидев никого, тут же набрать бывшего старшего... что тоже странно, тут своя вертикаль...
  
  Набрать - и дождаться.
  
  И если не остался внизу...
  
  Взгляд упёрся в телефон.
  
  Селектор - такой же, как в приёмной Шахова. Стоит на краю стола, рядом с монитором. Где и всегда, только чуть сдвинут. И трубки на месте нет. Провод тянется куда-то за столешницу, от двери не видать.
  
  Дверь в кабинет плотно прикрыта. За ней - ни звука.
  
  Лишь доковыляв и надёжно привалившись, позволила себе обернуться. Взглянула вперёд - и вниз. Туда, где кончается стол.
  
  Угол стола - и чья-то рука на полу. Ладонью кверху. Рядом болтается трубка. Гудков уже нет.
  
  Лица не видно. Да и неважно. Какая разница...
  
  Ни очередного приступа вины, ни желания броситься на помощь.
  
  Есть лишь один способ помочь.
  
  Сделать то, зачем пришла.
  
  Кто ещё жив - жив и останется. Если у меня получится.
  
  Если нет - будет уже всё равно.
  
  Всем.
  
  
  
  Дверь в кабинет подалась так же легко, как и первая.
  
  Но лишь приоткрылась.
  
  Я нажала сильней. Удивляясь противодействию. Что может...
  
  Кто, а не что.
  
  Рудик весит не больше меня. В боксе это категория superlight-weight. В нормальном состоянии сдвинула бы его в сторону вместе с дверью. Сейчас же от усилия темно в глазах. Тяжело осела на колени, приподняла его голову, вывернутую как-то странно. И - ничего, кроме ощущения тяжести в руках. Ноль эмоций. Будто сторонний наблюдатель.
  
  Позвонки целы. И даже пульс есть. Живой. Если состояние, как у Панкова, можно так назвать.
  
  Сергей и ещё двое валяются в центре кабинета. В жутких по нелепости позах кукол, брошенных с размаху. Лицом вниз, кроме ближайшего - незнакомого мне. Кожа цвета старой бумаги. Точно как у Панкова. Насколько видно в полумраке.
  
  Странно. На улице же белый день.
  
  Остальное - как неделю тому оставили, удирая, Тиг и я. Поваленные стулья, следы пожара, повсюду битое стекло, а окно...
  
  Окна не видно за чем-то, похожим на серую занавеску. Непрозрачную и неподвижную. Во всю стену.
  
  Ещё бы. Чистый воздух ей не на руку. Не смертельно - но неприятно. Даже болезненно. Это щупальца можно и на улицу распустить, а тело, привязку надо беречь.
  
  "Занавеска" - часть её. Даже отсюда видно тоненькие ниточки от неё к подсобке.
  
  Готова спорить - там такая же. Слишком хорошо помню, как взорвалось от чудовищного жара окно...
  
  И сама она - там. Отступила в точку привязки.
  
  Собираясь для удара.
  
  (не стоит, девочка моя)
  
  (я не воевать пришла)
  
  (тебе понравится)
  
  А холодно здесь...
  
  Тяжёлый холод. Душный, как жара в оранжерее - и сухой. Горло и ноздри леденит при каждом вдохе, при выдохе разлетается облачко пара - и тает быстрей обычного.
  
  Дышать трудно.
  
  Воздух.
  
  Здесь не проветривали неделю. С того дня, как опечатали дверь.
  
  Но даже запаха гари не осталось.
  
  Разбитое окно ни при чём. "Занавеска" сформировалась той же ночью. Не поздней утра. Готова спорить.
  
  То, что здесь обитает, давно забрало из воздуха всё, что в нём было живого или несущего жизнь. Мельчайшие обрывки энергетик.
  
  Совсем как в интуитивном пространстве... той части, что осталась мне доступной...
  
  Представляю, как она тут оголодала... моя девочка...
  
  - Кс-кс-кс...
  
  Зашлась смехом.
  
  Ну не маразм ли, а?
  
  Хотя... я даже собак так подзываю - и ничего, подходят. И вообще: "Я к вам пришла - чего же боле"?
  
  Так что это ещё ничего. Маразм будет, если выдать что-то вроде: "Мамочка пришла". Вот то уж точно...
  
  Дверь за спиной пришла в движение. Мягко задела по локтю - и впечаталась в коробку. Дубовая, массивная, как стена.
  
  А надёжные эти новомодные натяжные потолки... Рухни на голову - не успела б ни Рудика прикрыть, ни сама отклониться...
  
  Это я отметила не сознанием - чем-то отдельным от себя.
  
  Цепенящее спокойствие и ясность.
  
  Ничего кроме.
  
  Осторожно опустила голову Рудика на пол. Цепляясь за край стола для заседаний, кое-как подняла себя на ноги. Мюнхгаузен в болоте отдыхает.
  
  Задерживаться возле Сергея и остальных не стала. Ещё раз присяду - или хотя бы задержусь на месте - и к подсобке придётся ползти. А так - хотя бы пока не кончится стол... а его длины - как раз до...
  
  Но прежде...
  
  Перебирая руками по отполированной поверхности, опираясь чаще на левую (намокший ещё в больнице от крови бинт не так скользит, как сухой), обогнула стол с торца.
  
  На стене - белая доска. На которой пишут маркерами. Наполовину исписана.
  
  (ещё Панковым)
  
  Но мне места хватит.
  
  И маркер тут же, на подставке.
  
  Кое-как, помогая левой, зажала маркер в правой.
  
  Медленно, с оглушительным в здешней тишине скрипом вывела на доске:
  
  "Серджио, я та, кого ты ищешь. Сообщница Э. Ремез. Других не было."
  
  Не смогла себя заставить написать имя Эльги.
  
  Отступила на шаг.
  
  Вот так.
  
  Надеюсь - поймёт.
  
  (если выживет)
  
  Лишь бы не вспомнили про описание Тига, что дал Толик. А хотя если и вспомнят... ЭЭГ всей четвёрки к делу тоже подшиты, так что тогдашняя их вменяемость - ба-альшой вопрос.
  
  Всё так же перебирая руками по столу, почти падая грудью, добралась до проёма двери.
  
  Выпрямилась.
  
  Что бы я ни сотворила - я могла это слепить лишь из того, что есть в памяти. Даже не отличается от виденного неделю назад в коридоре. Та же разносерая муть, сквозь внешнюю толщу угадывается множество странно замедленных маленьких смерчиков. А в целом ещё больше похоже на постройки Чужих. Только стала осязаемей. Даже на вид. И уровень... выше моего роста, а насколько - лучше не смотреть, если поднять голову - закружится.
  
  Инстинктивно зажмурилась, как перед прыжком в воду, прижала голову к плечу. Ожидая прикосновения холодного к лицу. Чисто по-человечески морщась.
  
  И шагнула вперёд.
  
  На этот раз нет ощущения, что забрела в болото по грудь (или выше). Нет реакции ни на шаги, ни на движения разведённых рук. И нет того особого, болезненно-знобкого, тошного ощущения, что во всех мирах означает утечку жизненной силы.
  
  Чего она ждёт, почему не ест?
  
  Медленно открыла глаза.
  
  Мне кажется? Или...
  
  Нет.
  
  Рукам стало прохладней. Особенно левой ладони. Может, из-за намокшего от крови бинта. Я шевелю рукой - и он охлаждается. И остальным мелким ранкам прохладно. Правда, не так, но...
  
  Ещё один холодок обозначил себя.
  
  Царапина от ножа на бедре изнутри. Уже позабытая.
  
  Открылась.
  
  Серая муть мешает рассмотреть - да это и рискованно. Если скосить глаза - голова окончательно закружится.
  
  Да и смотреть незачем.
  
  Медленная, автопилотная улыбка.
  
  Последнее звено в логической цепочке. О чём я непростительно забыла.
  
  Ну конечно...
  
  Ей надо помочь. Совсем чуть-чуть.
  
  - Моя зайка... Я сейчас... Я быстро.
  
  Мой нож бы сюда... Так и не нашёлся. Уже в ночь диверсии его не было. Ничего, здесь должен быть канцелярский... только где его искать... Нет, лучше осколок бутылки. Или оконного стекла. Точно. Их же в лабораториях используют - готовят срезы тканей толщиной в микрометры... И искать не надо - весь пол засыпан. Но все - за порогом. Дойти бы только, а там...
  
  - Ты меня выпустишь, да? Я быстро. Туда и обратно.
  
  Нечто холодное, почти влажное, как кисельно-плотный туман, сгустилось, прилегло к телу так, будто нет одежды.
  
  Лишь руки свободны.
  
  Неужели не выпустит? Как же ей объяснить...
  
  Не пришлось. Неловкий поворот - и почти падение - внезапно сменился ощущением чего-то вроде воздушной подушки. Так плывущего на спине держит спокойное течение.
  
  Не держит. Поддерживает.
  
  Всё правильно. Если я её создала - она и должна понимать меня.
  
  Интересно, если попросить
  
  (послать образ)
  
  поднять осколок на завитке - поймёт?
  
  А зачем? Это я и сама смогу.
  
  Правда, тогда уже не встану.
  
  (а зачем?)
  
  Действительно - зачем?
  
  Я перешагнула порог.
  
  Не стараясь ступать осторожно. Не более, чем всегда.
  
  Хруст битого стекла под босыми ногами.
  
  Гораздо тише, чем должен быть.
  
  Острые края вдавливаются в кожу. Отчётливо до боли.
  
  Но крови - ни капельки. Ни здесь, под ногами, ни вдоль стола для заседаний.
  
  (как будто уже перешла...)
  
  Чушь собачья. Я всегда так, хоть и не йог. Стекло меня щадит.
  
  Если не прикладывать усилий.
  
  Опустилась на колени. Привалившись к ящикам стола, осела. Прямо на осколки. В подъём стопы, кожу голеней, а потом и выше колена сбоку впились в десятке мест, стало влажно - и почти сразу возник знакомый холодок.
  
  Много маленьких.
  
  Хорошо...
  
  Всё правильно. Как и должно...
  
  Осколок подойдёт любой, они все острые, лишь бы крупный, держать удобно. Крупных как раз мало... вот этот вроде ничего, пойдёт. И ещё один - на запас. Длинный, от стенки бутылки - и с частью горлышка. Пусть пока полежит.
  
  Бинты лишние. Да и мешают.
  
  С какой бы начать...
  
  Начала в итоге с левой. Просто потому, что осколок в правой. И едва первый кусок бинта спланировал на пол - его что-то схватило. Не дав коснуться ковролина.
  
  Прикольно. Как в рекламе: ткань, укрупнённая до сеточки, "молекулы" чудо-средства, выбивающие
  
  (выедающие)
  
  частички краски. Нервный бы решил, что видит особо изощрённый экспонат по анатомии. Модель процесса пищеварения или что-то вроде...
  
  Сфокусировала глаза. Сощурилась.
  
  Серое, конечно, плотное - но не настолько, чтоб не просвечивало красное. Если красного не видно - значит, оно исчезло.
  
  Обесцветилось.
  
  Словно в подтверждение, медленно ползущая по левому запястью кровь
  
  (да-а, ладошку шить придётся заново...)
  
  (н е п р и д ё т с я)
  
  начала медленно тускнеть. Прозрачнеть.
  
  Секунд через десять осталось нечто похожее на слизь. Прозрачное, слабоокрашенное. Плазма, что ли? Не скрывает ни родинки, ни голубизны вен под самой кожей. А обесцвечивание медленно двинулось вдоль струйки крови вверх по руке - к развороченной ладони.
  
  А-атлично. Что и т. д.
  
  Локоть только прижать к бедру, чтоб от слабости рука не дрожала...
  
  Узкий, как скальпель, конец осколка повторил линию вены от запястья до сгиба локтя. Неотрывно, безошибочно - благодаря силе нажима. Нарочито сосредоточенно - чтобы не смотреть в дверной проём - словно вычерчивая сложную деталь, вернулась к запястью, где вена троится, образуя рисунок, как на значке USB-порта. Короткими сильными движениями обозначила и его. По памяти - кровь залила уже всю руку. Расползается быстрей, чем теряет цвет. Но всё ещё недостаточно... давление же низкое...
  
  Несколько раз с силой сжала кулак - словно готовясь сдать анализ. Кровь из раны на ладони выплёскивается с концов кулака - но остальное без изменений. Анализ... то-очно, до локтя-то не дошла...
  
  Вот теперь больно... видимо, задела мышцу. И хрен бы с ней, уже не пригодится, но ещё ж не всё...
  
  Опасение подтвердилось. Сгибаться рука отказалась. Лишь чуть оторвалась от колена.
  
  Зато крови больше.
  
  Обесцвечивание тоже ускорилось. А может, просто серое, поднимаясь от колен, сгущается, обволакивая руку... да и не так светло здесь...
  
  Из чистого баловства тронула окровавленным осколком границу серого.
  
  Словно в воду опустила. Только в воде кровь бы "дымилась" - а тут исчезла сразу. По длине погружения.
  
  И холод усилился.
  
  Действует...
  
  Но этого мало.
  
  Кончиками пальцев правой вложила осколок между пальцами и ладонью левой, помогла сжаться. Правой же перевернула левую так, чтоб костяшки пальцев упёрлись в колено. Крови так течь свободнее, а главное - выдержит нажим запястья правой...
  
  Вот так... Прямо поверх старого шрама...
  
  Непрошеная мысль - вот теперь правильно, не вдоль, а поперёк...
  
  Хорошо пошла...
  
  Жаль, не критические дни... А пора бы уже, кстати...
  
  За спиной возник звук. Так неуместный здесь - словно в ином измерении...
  
  Эт-то что ещё? Радио? А, ну да, где-то под подоконником... Но оно же разбито вроде...
  
  Музыка, помехами разорванная на отдельные сгустки нот и звуков. Заполняемые памятью пробелы. И наконец голос:
  
  - Словно раньше времени, началась зима.
  
  Фильм окончен - и погас экран...
  
  Собственный смех прозвучал как чужой - высокий, странно соединивший безумие и спокойствие. Вот уж воистину - смех без причины...
  
  Но до чего ж вездесущий...
  
  - Ошибочка, Костя, - выговорила я, зная, что там дальше, и вновь зашлась. - Совсем даже не холодно.
  
  Холод и правда отступает.
  
  Наверное, вот так же перестаёт его чувствовать замерзающий в снегу... даже приятно...
  
  - Холодно... согрей меня - и сойди с ума,
  
  Сделай шаг назад в последний раз...
  
  - Не-е-ет, родной, тебе и так больше всех обломи...
  
  Новый приступ смеха. Перешедший в кашель - сначала надрывный, сухой, а потом...
  
  На грудь выплеснулось что-то тёмное, вязкое.
  
  Совсем как тогда, в июне...
  
  Конвульсивное глотательное движение - и снова...
  
  Вязкое настолько, что от подбородка до груди протянулась ниточка. Уже заметно-алая... и тут же что-то её смахнуло.
  
  Как порыв ветра. Задев холодком по подбородку.
  
  Инстинктивно сжала губы.
  
  Пятно на груди стремительно бледнеет.
  
  Надолго ли - но горло прочистилось.
  
  - Я же здесь, любимая, в шаге от тебя,
  
  Обернись и дотянись рукой.
  
  - Да пошёл ты...
  
  Кашель.
  
  - Не видишь - руки...
  
  - Не печалься, всё пройдёт...
  
  Вновь кашель. Такой, что секунд на пять пропала слышимость... не до неё...
  
  - Небо, небо... как ты высоко...
  
  (какое тебе небо, человечек ты плинтусный...)
  
  - Знаешь, я за тобой, как по краю, хожу...
  
  Замолчи. Прекрати. Не тяни меня обратно, я уже не здесь... почему я ещё в сознании?
  
  Бестолочь. Стоило вены пилить... с моим давлением, да без воды - так и до китайской пасхи можно...
  
  Артерии...
  
  Точно.
  
  Пальцы правой дёрнули осколок, всё ещё зажатый
  
  (врезавшийся)
  
  между ладонью и пальцами левой. Зараза, скользкий... весь в крови и обесцвеченном остатке... и слишком глубоко засел.
  
  А, есть же запасной, от бутылки... где-то здесь, рядом с коленом...
  
  Нашла на ощупь. В глазах уже темно. Стемнело как-то незаметно.
  
  Но сознание ещё ясное.
  
  Обе сонных - разом... Тогда всё кончится быстрее, чем доиграет песня.
  
  - Нет вины ничьей, никакой...
  
  Ну конечно...
  
  Да что за...
  
  Рука - правая, почти целая - отказалась подниматься.
  
  Дёрнула вверх раз, другой. И ещё раз - со стоном бессилия.
  
  На этот раз получилось... и тут же рука упала
  
  (метнулась)
  
  обратно. Ударилась об пол между колен с такой силой, словно под полом включили магнит.
  
  От удара - и новой боли от врезавшегося в ладонь стекла - в глазах ненадолго прояснилось. Ровно настолько, чтоб увидеть, как по вене на правом предплечье бежит что-то... кровь словно выдавливается, как паста из тюбика - и вылетает из раны на запястье. Толчками, почти как из артерии. Край платья уже не зелёный - пурпурный, и ноги тоже... а вот до ковролина кровь долететь не успевает. Словно исчезает в воздухе.
  
  - Девочка моя, пусти... тебе же лучше будет...
  
  Ноль эмоций.
  
  Настолько ей ума не хватает.
  
  Или оторваться уже не может.
  
  Хо-ро-шо...
  
  Больше не пытаясь шевелить рукой, сжала колени. Чуть накрест, как смогла. Чтобы глубже... Как хорошо, что осколок длинный... Не достать до сонных артерий - доберусь до бедренных, они неглубоко...
  
  Уже не больно... всё темнеет... отдаляется...
  
  В тускнеющее сознание ворвался голос - надрывный, на пределе:
  
  - Небо, небо, утоли мою боль...
  
  (о-о боже, ты ещё здесь...)
  
  - Забери всё, что хочешь,
  
  Верни мне мою любовь!
  
  "Скажи, что любишь... Скажи!..."
  
  - Да... Да, всегда любила.
  
  (теперь-то можно)
  
  (всё равно не услышишь)
  
  (как никогда не слышал)
  
  Всё заслонило другое лицо: тонкие черты, светлая улыбка и бесконечная нежность во взгляде.
  
  Голова откинулась, незрячие уже глаза невольно распахнулись шире - такой свет под ресницами... словно потолок исчез...
  
  - Люблю тебя... люблю... солнце.
  
  (ты-то услышишь...)
  
  Тепло
  
  Нежно-живительное.
  
  - Люблю...
  
  Лишь теперь, словно оттаяв, ощутила озноб. Пробравшийся уже во все уголки.
  
  (... но помешать не сможешь)
  
  (поздно)
  
  - Забери всё, что хочешь, верни мне...
  
  Треск помех.
  
  Тишина.
  
  Нет, только не с твоей песней на устах... Достаточно они меня по жизни преследовали...
  
  Губы непроизвольно разлепились.
  
  - Je te rends... ton amour...
  
  C"est plus flagrant le jour...
  "Я возвращаю тебе... твою любовь... это же ясно как день..." (пер. с фр., фрагмент из песни "Je te rends ton amour", исп. Mylene Farmer)
  
  Стоящая в горле кровь не мешает ни словам, ни "р"... надо же...
  
  Порыв ледяного воздуха у лица. Холод вдоль нёба... по языку словно холодная вода струится... от кончика к основанию... прямо в горло...
  
  Да, вот так... моя зайка...
  
  - Ses couleurs se sont diluees...
  "Её краски растворяются... " (пер. с фр., фрагмент из песни "Je te rends ton amour", исп. Mylene Farmer)
  
  Образ на сетчатке под веками тает... нет, затягивается тьмой. Но ощущение взгляда - и тепла и нежности -
  
  (ещё сильнее)
  
  - ещё остаётся... Последнее, что связывает с...
  
  - Redeviens les contours De mon... seul maitre...
  
  "Останусь в очертаниях творения моего единственного... Маэстро..." (пер. с фр., фрагмент из песни "Je te rends ton amour", исп. Mylene Farmer)
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"