27 января, 1837 года состоялась дуэль Пушкина c Дантесом.
Снег был по колена...
при выборе места нужно было вытоптать в снегу площадку,
чтобы и тот и другой могли удобно стоять друг против друга.
Оба секунданта и Дантес занялись этой работою.
Пушкин сел на сугроб...
Смотрел на приготовления с равнодушием.
Была вытоптана тропинка в аршин шириною и в двадцать шагов длиною.
Плащами означали барьеры.
Несмотря на ясную погоду, дул сильный ветер.
Морозу было градусов пятнадцать.
Закутанный в медвежью шубу, Пушкин молчал...
Когда Данзас спросил его,
находит ли он удобным выбранное им и д`Аршиаком место,
Пушкин ответил:
- мне это решительно всё равно, -
только, пожалуйста, делайте всё поскорее.
Отмерив шаги, Данзас и д`Аршиак отметили барьер своими шинелями
и начали заряжать пистолеты.
- Eh bien! est ce fini? (Ну, что же! Кончили?)
Противников поставили, дали им пистолеты, и по сигналу, который
сделал Данзас, махнув шляпой, начали сходиться.
Пушкин первый подошел к барьеру и, остановясь, начал целиться.
В это время Дантес, не дойдя до барьера, выстрелил,
Пушкин, падая, сказал:
-Je crois que j`ai la cuisse fracassee - кажется, y меня раздроблено бедро.
Пушкин упал на шинель, служившую барьером, и остался неподвижным, лицом к земле.
Секунданты бросились к нему, и, когда Дантес намеревался сделать то же,
Пушкин произнёс:
- Attendez! Je me sens assez de force pour tirer mon coup.
- Подождите! Я чувствую достаточно сил, чтобы сделать выстрел.
Дантес возвратился на место, стал боком и прикрыл грудь правой рукою.
Пистолет Пушкина упал в снег, и потому Данзас дал ему другой.
Приподнявшись и опершись на левую руку, Пушкин выстрелил.
Пуля пробила руку и ударилась в одну из металлических пуговиц мундира Дантеса..
Дантес упал, его сбила с ног контузия...
Пушкин, увидев падающего врага, бросил вверх пистолет и закричал:
- Браво!
Когда тоска и боль его одолевали, он крепился сильно и на слова:
"терпеть надо, любезный друг, делать нечего,
но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче",
отвечал отрывисто:
- Нет, не надо стонать... жена услышит и смешно, чтоб этот вздор меня пересилил, не хочу.
Матрешки: -
Пушкин, сетр и Че Гевара
Москва, столица, кремль, Манежна площадь
Вся запаршивела ларьками - волдырями
Над башнями алеют звезды Люцифера
Христосссеее воскресееее...
Из дорогой акустики несется
Борзая тетка перлюстрирует народ
И цепким взглядом шарит по карманам
Гони монету,- и проваливай урод!
Румянами намазаны зубасты стены
Белилами набелены окошки, флюгера
В музее революции дежурит мент
Обряжен под стрельца Петра
Здесь кремлядь затворилась от забот
Здесь поп торгует сальными свечами
Здесь над проклятым Зиккуратом Сатаны
Змеиного завета дух Кощея обитает
Ах, Александр...
бретёр и рыцарь томных дам
Ты не стерпел насмешек и наветов
Над Чёрной речкой выстрел прозвучал
Сигналом штурма иудейских содомитов
![[]](/img/o/odinec_o/over-the-black-river/as--poet.jpg)
Когда тоска и боль его одолевали, он крепился сильно и на слова:
"терпеть надо, любезный друг, делать нечего,
но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче",
отвечал отрывисто:
- Нет, не надо стонать... жена услышит и смешно, чтоб этот вздор меня пересилил, не хочу.
Матрешки: -
Пушкин, сетр и Че Гевара
Москва, столица, кремль, Манежна площадь
Вся запаршивела ларьками - волдырями
Над башнями алеют звезды Люцифера
Христосссеее воскресееее...
Из дорогой акустики несется
Борзая тетка перлюстрирует народ
И цепким взглядом шарит по карманам
Гони монету,- и проваливай урод!
Румянами намазаны зубасты стены
Белилами набелены окошки, флюгера
В музее революции дежурит мент
Обряжен под стрельца Петра
Здесь кремлядь затворилась от забот
Здесь поп торгует сальными свечами
Здесь над проклятым Зиккуратом Сатаны
Змеиного завета дух Кощея обитает
Ах, Александр...
бретёр и рыцарь томных дам
Ты не стерпел насмешек и наветов
Над Чёрной речкой выстрел прозвучал
Сигналом штурма иудейских содомитов
![[]](/img/o/odinec_o/over-the-black-river/as-poet-2.jpg)