Вы спрашиваете, какой самый удивительный случай в моей практике? Хм... Есть такой случай, есть. Удивительный случай. Хотя он, не то что бы удивительный... скорее он самый обычный, потому, что такое определение для него, как "удивительный", не вполне подходит для нашей профессии, коллеги, ибо удивляться в работе мы должны меньше всего. Но случай, о котором я хочу рассказать - такой странный, очень-очень странный, что до некоторой степени я всё-таки считаю его действительно удивительным (без преувеличения), ибо удивляться здесь есть чему. Такой вот парадокс.
Это было в 2016 году. Глубокой осенью.
Вы знаете, коллеги, что я человек достаточно пунктуальный - во всех отношениях, дисциплинированный (не зря, видимо, у меня фамилия немецкая - чувствуется кровь предков, великой любовью к порядку создавших могущественное государство), ответственный, да, никогда никого не подводил, на работу не опаздываю. А в тот день...
В тот день я опоздал. Сам не знаю, почему так произошло. Как лёгкое затмение нашло на меня. То ли ночные сны - сплошь сущие кошмары... Помню, по коридорам лечебницы меня преследовали огромные в грязных халатах санитары с оголёнными волосатыми руками. Я просыпался весь мокрый, холодный и мокрый, затем, словно проваливаясь в бездну, опять засыпал... просыпался и засыпал... и преследование, как необратимость, всё продолжалось... Ночь прошла беспокойно, и неудивительно, что я проспал. То ли само это хмурое утро подействовало на моё пробуждение отрицательным образом так, что проснувшись, я нашёл себя сломленным и разбитым, моё состояние было таким, как будто сам мир в это утро подействовал на меня удручающе. В общем, к стыду своему, я опоздал на работу.
Кажется, я повторяюсь, да?.. Ну, может быть рассказ мой будет сбивчивый, непоследовательный, путаный, - не судите строго, коллеги, потому что, сами знаете, рассказчик я плохой и... И потом, сам случай этот, как мне представляется, хотя бы немножко должен оправдать моё неумение передать, рассказать его вам. Затрудняюсь я отчасти. Но обещаю вам: постараюсь делать как можно меньше отступлений от моего рассказа.
Конечно, в то утро я остался без завтрака. Но не беда. Я сел в холодный троллейбус, - этакое ископаемое прошлого века - динозавр! - пристроился на задней площадке у окошка и сразу же сунул руки в карманы, ибо в салоне троллейбуса было холоднее, чем на холодной осенней улице. Проехав пару остановок, я вдруг понял, что вовсе не переживаю о том, что проспал и опоздал на работу, хоть это опоздание и было для меня необычно. (Опять, повторяюсь.) Я был спокоен. Созерцательно спокоен. Холодный ясный ум, забывший ночные кошмары и неприветливое утро, теперь был чист и свободен для приёма и обработки любой информации любого характера и свойства. Да, я был спокоен, тем более что в утренние часы, обычно, у меня не бывает посетителей.
Когда я проходил парадную, в вестибюле я заметил одного человека. Я, собственно, не старался его рассмотреть и вообще не обратил на него внимания, так только - меньше даже, чем на самую малость. Но он сам как-то (конечно случайно) попал в поле моего зрения. И я понял, что этот человек довольно странен. Я, понятное дело, не остановился, прошёл мимо, но одним мимолётным взглядом я профессионально определил, что этот странный человек пришёл сюда "излить душу".
Я поднялся на свой этаж. В коридоре, как и ожидалось, посетителей не было.
Я зашёл в кабинет, поздоровался с Ириной Сергеевной (то была моя прежняя помощница, медицинская сестра), сел на кушетку возле шкафа с препаратами, и как всегда, мы о чём-то поговорили с добрых полчаса. Я невольно поглядывал на дверь и прислушивался: не услышу ли приближающихся шагов того человека, стоявшего внизу в вестибюле. О чём шёл наш разговор с Ириной Сергеевной я, само собой (за давностью), не помню, Это был какой-нибудь пустяк. Но я чётко помню, что всё время при этом гадал: придёт ли этот странный человек ко мне или не придёт? Я как будто чего-то ждал.
И вот, в дверь кабинета постучали.
С Ириной Сергеевной мы, молча, посмотрели друг на друга, как заговорщики, потом оба - на дверь. Через несколько секунд дверь скрипнула и осторожно приоткрылась, показав нам того странного человека из вестибюля. Он стоял в полной нерешительности. Я попросил его войти. Он чуть помедлил, затем робко переступил порог и также робко вошёл в кабинет.
На вид он был лет шестидесяти. Я сразу определил, что передо мной скромный, тихий, замкнутый человек, из "породы" тех людей, которые не причиняют никому вреда. Но вот делает ли он кому-нибудь добро? - это ещё предстояло выяснить. Заметно было, что этот человек не хотел сюда идти. Но что-то ведь привело его, что-то должно быть серьёзное и важное заставило его прийти, - может быть даже вопреки его воле, через силу, через сопротивление. Какая-то тоска стояла в его глазах. Какая-то безнадёжность присутствовала во всём его облике. Весь вид его был - чистый ужас. Его лицо... его лицо... нет, оно словом неопределимо, оно не поддаётся описанию. Его одежда... эта одежда, это такая одежда, о!.. Он был похож на бомжа, от него пахло... - вы знаете, этим запахом вокзала, неустроенности... Плохой запах. Больше всего меня поразили его чёрные глаза, вернее - взгляд. В этих чёрных глазах был пустой взгляд. Ненормальный взгляд. Но безумия в нём, кажется, нет, - подумал я, - во всяком случае нет того безумия, под понятием которого мы подразумеваем действительное настоящее безумие и для борьбы с которым, собственно, и призвана наша профессия. Я не увидел в нём больного душою человека. Профессиональным опытом и чутьём я сразу же определил, что это не наш пациент. Потом это и подтвердилось: он никогда не был душевнобольным человеком.
Для порядка я надел халат, сел за стол и пригласил его присесть на стульчик рядом.
(Не обращайте внимания на мою часто повторяющуюся фразу "я определил". Да, это мой бич. Сколько раз мне делали за неё замечания! Но, коллеги, я и нахожусь-то здесь, вы же понимаете, именно для того, чтобы: во-первых, определять - определить, выявить больного среди здоровых людей, а во-вторых... опять же - определять и определять насколько в процессе лечения и наблюдения за больным его состояние улучшилось или ухудшилось. И это моё "я определил" у меня уже, можно сказать, в крови как нация, так что, коллеги...)
- Я слушаю вас. Что привело вас ко мне? - спросил я его.
- Доктор, я хочу... я хотел бы... - с запинкой начал он. - Моя фамилия Сергеев. Я уже не знаю, что мне делать, куда идти... Я попал в какой-то абсурд. Мне нужно, доктор...
- Ну-ну, успокойтесь, не волнуйтесь. Я вас очень внимательно слушаю. Рассказывайте.
Он посмотрел на медсестру.
- Я хотел бы поговорить только с доктором. Наверное, у вас так не положено, не принято, но... Не могли бы вы оставить нас одних?.. Иначе... иначе я, кажется, не смогу ничего... рассказать.
Ирина Сергеевна удивлённо посмотрела на него, потом на меня. Я кивнул:
- Ну, хорошо. Пусть будет по-вашему. Ирина Сергеевна, я попрошу вас...
- Да-да, конечно, - сказала Ирина Сергеевна и удалилась за дверь.
Вот что рассказал мой необычный посетитель:
"Не удивляйтесь, доктор... рассказ мой будет нелепый. Но то, что вы сейчас услышите - правда. Нелепая, ужасная... но - правда. Поверьте, доктор, истиннейшая правда, которую не поймёт, наверное, никто. Как трудно бывает в наше время в нашем мире понять правду! Я и сам в этом ничего не понимаю. Ведь подумать только что со мной произошло! Ещё вчера - всего только вчера! - я был счастлив... ну, относительно счастлив, имел спокойную мирную жизнь, во многом беззаботную, устроенную, а во многом - и безрассудную, что, впрочем, не мешало мне считать себя благополучным и даже самодовольным, самодостаточным человеком. Я был мещанин. У меня была семья, работа (кстати, любимая работа), был определённый круг друзей, увлечений и интересов... Добавлю: хорошая квартира, дача в два этажа, семейные праздники и торжества, многочисленные родственники и прочее и прочее... Да, я был мещанин, ибо жил в мещанском окружении. Но сам мир, в котором мы живём - разве он не мещанский?.. Ведь мещанский же! И мира этого мещанского я не отвергаю. Это был мой мир. Этот мир был мне в радость. У меня было всё. Я, конечно, не буду перечислять всех элементов, составлявших благополучие моей жизни, - это долго, да и незачем; главное понять саму мысль, саму мысль, ... что ещё только вчера у меня было всё хорошо. Но вот ведь существует же в мире истина, истиннее самой правды, эта истина гласит: нет в мире счастья, которое длилось бы долго. Всему приходит конец. И моё "всё хорошо" вдруг круто перевернулось чудовищным образом и оказалось моим "всё плохо", ибо сегодня... Ибо сегодня... посмотрите на меня, доктор, посмотрите, на кого я похож, посмотрите на моё лицо, на мою одежду, на мои ноги... вообще - на весь мой облик. Не дико ли в современном мире я выгляжу? С какого я века? С какого столетия меня к вам занесло?.. Кто скажет, что перед вами благонамеренный человек, добропорядочный семьянин и незаменимый работник с ответственного секретного производства?.. А послушаешь меня, что я говорю - так вообще с ума сойдёшь! Зовут меня Сергеев (да я уж говорил). Я живу, доктор... я живу в 1995 году. Вы понимаете это?.. Как такое может быть!?.. Вы живёте в 21-ом веке, а я - в 20-ом. Все люди - правые и неправые, больные и здоровые, богатые и бедные - все-все! - живут в 21-ом, а я - в 20-ом!.. Сейчас объясню, что это такое... Сейчас, сейчас... Это "тяжёлая" проза.
Мы поехали за грибами. Мы - это: моя мать, брат, моя дочь и я. Назад возвращались, когда уже начинало темнеть. За рулём сидел брат. Проезжали через татаро-башкирскую деревню. В тот вечер деревня "гуляла" - национальный праздник, кажется, Ураза-байрам. Впрочем, и без праздников эта деревня "гуляет" всегда. Освещение её единственной улицы, по которой проходит дорога, было слабенькое, но достаточное для того, чтобы видеть, как здесь полно было разных татар. Детвора по улице гоняла свору собак. Но, возможно, это сами собаки гоняли детвору. Местный люд, - те, кто постарше - все сплошь неприглядного, а некоторые, даже отвратительного, вида - пьяны́ по-татарски, иначе не скажешь. А ведь вы посмотрите, ка́к они живут. Вместо того чтобы по-человечески позаботиться об улучшении своего быта... - вы посмотрите, какие у них дома́... - это ж чудовищные сараи, скособоченные и кривые развалины, где-то без крыш, без дверей... грязь и разруха... А местный люд всё пьёт и пьёт.
Любопытная деталь, - (возможно, как предвестница всего случившегося в дальнейшем) - какая-то мистическая "абракадабра" пьяной деревни зави́делась нам впереди. По нашей стороне дороги навстречу нам - прямо на нас! - двигался совершенно вздорный механизм на одной широкой гусенице. Механизм размером был как грейдер, длинный и высокий. Конструкция невозможная! Брат еле-еле успел отвернуть, иначе б чудовище разжевало бы нас, как здоровые зубы котлету. Мы чудом избежали столкновения. Тогда это чудище выбрало для себя другую жертву - оно прямиком въехало в галдящий татарский двор, и упёрлось в дом, который теперь был, конечно, обречён. Я услышал плач и скрежет зубов. Это был полный абсурд, который может явиться лишь в пьяном сне.
Но ещё больший абсурд случился дальше. Когда мы подъезжали к городу, нашу машину остановил с проверкой ОМОН. Оказывается, омоновцы проверяли все машины в поисках банды чеченских боевиков, объявившихся в наших краях. Это было весьма удивительно. И можно добавить, что это было уж сли́шком! Дорога в город была перекрыта. И поэтому мы заехали в пригород - в посёлок Озёрский, и остановились на автовокзале, где, как оказалось, стоял ещё один пост ОМОН. В посёлке живут наши родственники. Это хорошо. И мы решили, что переночуем у них. Но так как автовокзал в это время оказался самым безопасным местом во всей округе (это нам объяснил подошедший на автовокзале офицер милиции), то мы решили не заезжать к родственникам, а до утра остаться здесь.
Мы припарковали машину к ряду других машин, также попавших в этот неожиданный "переплёт" и вынужденных оставаться здесь до утра. Родные остались в машине, а я вышел пройтись по вокзалу и вокруг него в надежде что-нибудь разузнать. Вы увидите, доктор, что это вечное моё любопытство "подведёт меня под монастырь". Везде ходили, стояли и сидели вооружённые солдаты и милиция, точно это был военный городок. Я прогулял в поиске сведений, да и просто дыша свежим воздухом, почти всю ночь, благо ночь была тепла и спокойна. А под утро пошёл дождик, стало свежо.
И вот этим утром, которое к моему удивлению наступило довольно скоро, я не обнаружил на том месте, где была наша машина: ни родных, ни машины. Они словно исчезли. Это было для меня ещё большим удивлением, чем рано пришедшее утро. На соседней стоянке было много машин. Но и там я их не нашёл. Что за чёрт! Я обошёл весь вокзал. Вокруг вокзала обошёл несколько раз - нигде их не было. Я не мог понять, куда они подевались. У кого спросить? У офицера?.. Но я видел, что и офицера здесь никакого теперь не найти. Ни военных, ни милиции - нет никого!.. Может быть, родные поехали домой без меня? Но это бред, так поступить они не могли. Это совершенно исключено. Но где, тогда, они? Где машина? Что это значит?.. Я снова ходил по автовокзалу и вокруг - искал и искал... Но не нашёл. Я испугался, я отчаялся.
Поехать что ли, домой - в город?.. Видимо, больше ничего не остаётся. Но я решил, что сначала зайду к родственникам, живущим в Озёрском, спрошу у них, может, знают что.
Странная мысль явилась мне, пока я добирался до родственников. Ещё вечером и ночью я испытывал напряжённое состояние, связанное с бандой чеченцев, которое к тому же подогревалось присутствием солдат и милиции. А вот теперь - утром - как ни бывало. Как будто и не было ничего в помине. А было только: спокойный мир, мирный посёлок, спокойные люди. И никаких признаков терроризма, никаких проклятых чечен! Как будто я спал, а теперь вот проснулся.
Я пришёл к родственникам. Это был двухэтажный дом старинной постройки, - наполовину каменный, наполовину деревянный. Таких старых домов, наверное, больше нигде и не встретишь. Всё снесено современными застройками. Я поднялся на второй этаж. Как ни стучался я в дверь их квартиры - никто не ответил. Мне не открыли. Зная своих родственников как вечных домоседов и гостеприимных хозяев, я был в лёгком недоумении. Они-то - куда делись?.. Простояв немного возле двери, и затем, потоптавшись во дворе около подъезда, мне явилась мысль о не перспективности моего ожидания. Я сказал сам в себе, что и родственников я не нашёл, и, кажется, уже не найти.
Но я нашёл их соседей. Вернее, одного соседа - из квартиры напротив. Это был давний знакомый моих родственников. Он был знаком и с моей семьёй. Он ужасно изменился, постарел, стал даже настоящим стариком. Впрочем, я не видел его уже года три или четыре, а ведь ещё тогда он казался мне довольно пожилым. Меня он, как я понял, не узнал. Он сказал мне, что на днях он выписался из больницы и что его сосед из квартиры напротив (то есть мой родственник Виктор) лежит теперь в той же городской больнице - в хирургическом корпусе - с проломленной ломом головой, и как будто бы чуть ли не под капельницей. Сосед добавил, что к Виктору, который уже ничего не понимает и никого не узнаёт, меня не пустят. Затем он осмотрел меня с головы до ног и усмехнулся. Я его не понял. Остальные родственники: жена Виктора (моя родная тётя) и двое их детей - "давно уж неживые, - случайно попали под перестрелку милиции с бандитами", - сказал сосед, и опять с недоверием посмотрел на меня, как на подозрительного человека. Что за бред? - подумал я, и решил, что сосед, верно, сошёл с ума. Я оставил его с его сумасшествием - одних наедине, и ушёл из этого дома.
Надо возвращаться в город, домой, подумал я, - к семье... Да, но всё-таки, почему же они уехали, оставив меня одного?..
В ожидании городского автобуса, я пробыл в Озёрском ещё с пару часов, прохаживаясь по нему в надежде, всё-таки, найти машину и родных. Не нашёл. Но нашёл другое. А именно - у меня появилось сомнение в реальности происходящего. Вот находка моя: сомнение в происходящем. Я наткнулся на такие вещи в посёлке, на такие странные вещи, которые понудили меня пока не уезжать из посёлка, отложить возвращение домой, а вернуться... к кому бы вы думали?.. - к сумасшедшему соседу моих родственников, чтобы узнать и понять, что здесь происходит. Вы спро́сите, какие же это были странные вещи?.. ну, это вам, доктор, не должно быть интересно, это сугубо личный взгляд на мир...
У соседа я узнал невероятное, которое невозможно понять. Сосед с трудом, с большим трудом (он даже кряхтел при этом), всё-таки вспомнил меня. И мы поговорили. Он сообщил мне, что... родители мои умерли в одну неделю после того, как моя дочь, будучи санитаркой, погибла на чеченской войне, а брат и его семья бесследно исчезли, при не выясненных до сих пор обстоятельствах, года через два после окончания той страшной войны. Вот так это помнил сосед. Но может он что-то путает? Он сказал, что ничего не путает. И сказал мне, чтобы я лучше посмотрел бы на себя, мол, на кого я похож...
Я попросил у него зеркало. У него не оказалось зеркала. "Такой старик как я, не нуждается в зеркале" - сказал он и усмехнулся, видимо, с намёком на то, что и мне, мол, такому же старику незачем спрашивать о зеркале. Он давно уже разбил своё зеркало. Но если я действительно хочу посмотреть на себя, то мне надо обратиться к кому-то другому, например, к другим соседям или в тот магазин, что за углом, в "маркет", - там, сказал сосед, есть большое витринное зеркало, а ещё лучше, чуть дальше, в парикмахерскую - там вообще много зеркал. Я выбрал последний вариант и пошёл смотреться в зеркало.
До парикмахерской я не дошёл - не хватило терпения. Хотелось поскорее посмотреть на себя, чт́о я есть такое. Я забежал в "маркет", как назвал магазин странный сосед Виктора. Там я оказался в просторном зале. Я кинул взор в большое зеркало... На меня смотрело чужое лицо. Это был не я. Это был другой человек. Я пошевелился - он показал мне, что он тоже живой. Я приподнял руку - он сделал то же самое. Я топнул ногой - и он повторил! Негодяй! - вскричал я в сердцах... Я подошёл ближе - и он подошёл ближе. Неужели, это безумие, подумал я про себя. Неужели те сомнения мои в реальности происходящего и слова соседа оправдались?.. Но ведь это ужас! Неужели, это правда? Неужели, на самом деле каким-то невероятным образом, мистическим образом, сам не заметив того, я оказался в будущем и так постарел? Ка́к я постарел, если судить по картине в зеркале, выходило из рамок моих представлений о старости. Это галлюцинация. Это сон. Что касается будущего, то... это бы ещё ничего, пусть... если бы я, как был, молодым попал бы в будущее - это ещё ничего. Но не старым же!.. Выходит, что я забыл... забыл огромный кусок моей жизни, так что ли? Целый период жизни выпал в небытиё! Бывает ли так? Возможно ли такое?.. А зеркало... Вы знаете, доктор, когда смотришься в зеркало как обычно, то есть ежедневно, всякий знает это: ты не видишь изменений в своём лице, не замечаешь процесса старения, ведь сама старость наступает незаметно для нас, не рывком, а медленно, постепенно. Поэтому, думаю, когда естественным образом приходит эта "старуха-старость" - она не страшна. Видимо та́к и должно быть в сознании любого старика. Но, впрочем, может быть я и ошибаюсь, потому как... я ведь не старик. Я не старый. Не смотрите на мой вид, на самом деле я не старик. Вот... Да, это когда видишь себя в зеркале ежедневно. Ну, а если не смотреться в зеркало несколько лет, что тогда?.. Какой будет удар!?.. И я увидел это! Да... - принял этот удар. Из 95-го сразу в 2016-ый! Двадцать один год "коту под хвост"! Я осознал, что это не бред, что это страшная действительность. Я увидел это лицо! Подойдя ещё ближе, я рассмотрел его... О, ужас! Горе мне... Бледно-синее лицо с фиолетовым оттенком. Лицо, которое не может быть в природе, фактически принадлежит мне. Лоб измождённый морщинами в дряхлую гармошку. По бокам - редкие засаленные и седенькие волосики, которые прилипли к голове и ниспадают, чуть ли не, до плеч. Но эти волосики до того жалкие - жалкие-прежалкие, что даже не прикрывают ушей. Уши торчат как... Да это не уши - это ухи... - пропеллеры. Одно ухо наполовину кем-то откушено, видимо какая-то змеюка подколодная безжалостно оттяпала кусок моей плоти. Должно быть, очень больно это было, но я не помню. Болотного цвета глаза приобрели жуткое выражение вследствие того, что в них появилось что-то красное и болезненное. Ко всему этому - прыщавый, картошкой нос, весь израненный, из-под которого торчат чёрте что - усы не усы - не понять никому. Один ус жидкий, второй как будто частично выщипан, а вернее всего - его нет совсем. Ужас!.. Не закрывающийся рот. Я чувствую отвратительный запах, извергающийся из глубин моего желудка. Это смрад. Этот запах нельзя сравнить ни с чем, даже с самым гнилым запахом, - до того он мерзок. Да, смрад... Я помню, раньше меня беспокоили дёсна - они всегда кровоточили, это было очень неудобно. Но не так как теперь. Теперь гораздо хуже. Теперь кровь на зубах, кровь на губах. Более того, она вот-вот тонкой струйкой начнёт капать на пол, если я её не проглочу. Ну, а зубы... зубы торчат как у лошади. Это не мои зубы. Приоткрыв рот, я обнаружил, что это вставные зубы, вставная челюсть, но, чёрт возьми! - это не моя челюсть! это не мои зубы! Что же это такое?!.. Откуда она? Кто и когда воткнул её в мой рот?.. Люди где-нибудь в Европах или Америках ещё в тридцатилетнем возрасте обзаводятся прекрасными фальшивыми зубами, и довольны ими до старости, а эта чуждая мне челюсть... с фальшивыми зубами... она мешает мне. Она мешает мне говорить. Мешает - во всём. Мешает - быть. Подбородок острый, плохо выбрит... Из зеркала на меня смотрел утомлённый жизнью старик. Увядший чёрствый ствол, бывший когда-то здоровым телом. Теперь я - негатив, я - галлюцинация, я - аномалия. Всё это на секунду почудилось мне ненастоящим. Но только на одну секунду, потому что, повторяю: я сознавал, что это страшная правда. На весь магазин я прокричал: "Нет! Не может быть! Это не я!.." И тут же в негодовании я отскочил от зеркала, как от проказы, перепугав покупателей и продавцов. Больше я не буду смотреться в зеркало - никогда! - также как и сосед моих бедных родственников. С позором перед самим собой я бежал из этого "маркета"...
Ну, а что же жена? Где она? Что с ней? Ведь я не знаю! Что с ней стало за эти годы? Самое главное: жива́ ли? - вот вопрос!.. Я побежал назад к соседу... К счастью, оказалось, жива! Хоть в одном сосед порадовал меня. Более того, он сказал мне, что после моего исчезновения, она стала считать себя вдовой, замкнулась, никуда не ходила, ни с кем не общалась... одним словом, ушла от всего, словно в тень. Конечно, то, что она стала вдовой, это несколько оскорбительно для меня, - ведь я же живой! Но в чём-то она была права, без сомнения права, ибо пропал я на такой внушительный срок, что не только "носить по мне траур", не только продолжать по мне вдовствовать, но и само вдовство "потерять" можно, то есть найти нового мужа. Конечно, она права. Её правота победила этот чудовищный отрезок жизни, этот чудовищный срок её одиночества. Вот глубина женской преданности! Овдовев, моя жена совершила подвиг.
Её подвиг заключался в том, что она "оставила" этот мир ради вдовства. Она заточила себя дома как монахиня в келье. За эти годы, как говорил сосед, к ней несколько раз приходили сваты и ухажёры, но она не допустила - ни одного. Даже после гибели дочери, оставшись совсем одна, она всех этих сводников и блударей (к моему величайшему восторгу!) выставляла и выпроваживала за дверь... да что там! - даже на порог не пускала! Вот вам глубина женской преданности! глубина женского сердца!.. А говорят, что неисследима глубина женского сердца.
Я побежал звонить ей. По дороге к телефонной будке я распрощался с чуждой для меня челюстью - выплюнул её вон из себя... взял да и выплюнул как плохую слюну на асфальт.
...Когда я вернулся домой, перед дверью я нашёл свою кошку. Не удивляйтесь, доктор, это была действительно моя кошка, без сомнения моя, ошибки здесь не может быть. Мне ли не узнать моей Чернушки! Тем более что по моим понятиям, по моему отсчёту времени, ещё не прошло и суток, как я отсутствовал. Как же я мог за сутки её забыть? Но сколько же лет ей теперь стало?.. Тогда ей было девять, теперь значит... о, ужас! - теперь ей тридцать лет! Возможно ли такое?.. Я понял, что с моей Чернушкой что-то плохо. Наверное, она уже не ходит и всё время лежит? Она прижалась к коврику и не обращала ни на что внимания. Я приподнял её. Она никак не реагировала на происходящее. Ей было трудно стоять, она повалилась набок. Я взял её на руки и посмотрел ей в глаза. Мне показалось, что она тоже посмотрела на меня. Но это не так. Вернее сказать: она хотела посмотреть, но не могла. Но, на самом деле, скажу я вам, доктор, она, действительно, посмотрела на меня, но... такими печальными, такими пустыми глазами, что я тут же понял, что Чернушка моя теперь без ума. Она не узнала меня. Я опустил её на пол, и она еле-еле прижалась к двери. Бедная, бедная моя Чернушка..."
Здесь мой посетитель прервал свой рассказ. В полнейшем обречении он опустил голову и несколько минут не проронил ни слова. Невооружённым взглядом видно было, что он очень устал. И устал не физически, а больше психически. Он был ранен, сражён, так сказать, в самую главную точку души.
Потом он продолжил...
"Той ночью... в 95-ом... мои родные стали заложниками, - их вместе с машиной захватили чеченские боевики - проклятые бусурманы. Надо сказать, доктор... это моё личное мнение, а оно для меня дороже всего и правдивее любой другой инстанции... Вы, конечно, уже далеки от того времени, ваша эпоха ушла вперёд, но для меня... для меня всё это моё, моё, как моё больное... Для меня всё это было только вчера, поймите!.. Я чувствую это каждой клеткой тела! За одну только ночь, за одну единственную ночь для меня прошёл двадцать один год!.. Но, истинная правда, я бы смирился с этим, если бы не... если бы не родные. Они-то вообще пострадали ни за что!.. Кто это такие? что за выродки такие на земле? - вы понимаете... это моё мнение, моё личное мнение... эти чечены... Или как там их правильно называть... - не важно! Это не люди, это самая паразитирующая нация в мире, они ничего не делают, ничего не производят, они живут за счёт других народов, грабя, воруя и убивая. Это бандитская нация! Чеченец с детства - уже потенциальный уголовник, бандит. У него у ребёнка в руках камень, чуть старше - кинжал. У взрослого - пулемёт. Если где-нибудь в мире... ну, например, в Бразилии - ребёнку чуть ли не в колыбель кладут футбольный мяч, то ребёнку в Чечне - гранату и автомат. А когда подрастёт, учат убивать. Я не призываю к межрасовой вражде, упаси Бог. Но ведь это - правда! - любой здравомыслящий русский знает эту Чечню. Во всём виноват проклятый ислам. И, по истории государства, бед от ислама для русского человека было не меньше, чем от фашизма или коммунизма. А вы не знаете, доктор, когда и чем закончилась та война?..
Да, на чём я остановился?.. Родные... родные... Ах, да - машину захватили боевики, бандиты.... В ту ночь в окрестностях Озёрского погибли люди, десятки людей. Кто-то пропал, я потом узнавал... Среди пропавших, в списке двадцатилетней давности (в органах ещё хранятся такие списки), оказался и я. Я сказал господам в строгом учреждении, что это, мол, я, - живой, вычеркните из списка. Но они посмеялись. Ну, это неважно... Мои родные, слава Богу, тогда не пострадали. Сосед сказал, что бандиты забрали у них машину, а самих высадили недалеко от посёлка. Когда они вернулись к автовокзалу, они думали, что я погиб, потому что тут велись боевые действия - раз много погибших среди мирного населения, и меня не было среди живых. И потом, когда опознавали трупы - меня не нашли. Значит, я оказался среди пропавших без вести. Среди захваченных в плен в качестве заложника, увезённого в неизвестном направлении, ибо эти проклятые дудаевские "волки", причинившие столько бед, так и не были найдены - они ушли, ушли, как всегда по какому-то мифическому "коридору" без наказания.
Сколько же времени меня искали - год? два?.. А может быть, совсем не искали?.. Ну, если сразу не нашли - зачем же искать? ведь ясно ж - значит, погиб в плену или убит при попытке к бегству. Так или иначе - я пропал без вести.
Подумать только: когда я разговаривал с соседом, всё случившееся со мной было не далее как прошедшей ночью! Ночью я был ещё в моём времени, а утром у соседа - уже в другом. Из одного времени меня выбросило в другое. Из одного мира я попал в другой мир.
Доктор, я пропал, меня нет, но... я есть, я существую, я живой. Я ничего не помню. Я помню только моё "вчера". Больше ничего не знаю. Где я был все эти годы?.. Где?.. Не знаю. Чёрт знает где! Если всё это сон - то я умер, но так как я не умер, вы же видите, - это не сон, и значит... значит... у меня пропало полжизни. Что это такое? Кто скажет? Почему? Зачем?.. Объясните мне!
Меня терзали сомнения: что мне делать? куда идти? Сначала я подумал: может надо пойти к священнику? искать защиту и прибежище у Бога?.. Но я отверг эту мысль. Это не то. Зачем? Ведь я не верю в Бога... не хочу верить. Не хочу, не могу, не буду верить!.. Религия - это заблуждение для человека, она не для меня, хотя теперь я сам весь в заблуждении. Ещё со школьных лет, от самого отрочества у меня сложилось ясное представление о том, что религия и церковь тесно связаны с кладбищем, с усопшими, это что-то страшное, нехорошее, непонятное, и я думал, что это губит человека. Нет, в Бога я не верю. Может быть, такое негативное отношение к религии я имею от того, что там, где я рос, единственная городская небольшая деревянная церквушка была на территории кладбища?.. Да, в Бога я не верю. Я верю только во вчерашний мой день, в моё прошлое. Зачем, скажите мне, Бог допустил такое превращение со мной? За что? Кому и для чего это нужно?.. Ему?.. Бред! Этого не может быть. Бог мне не поможет. Тем более не поможет какой-то там священник - самый обыкновенный человек, ибо все, все человеки, кого я только не встречал, кому ни говорил о своей беде - не верят... не верят мне... не верят, что я ничего не помню: будто я лгу.
Двадцать один год прошёл, двадцать один год я отсутствовал!
Моя жизнь - как поставленные часы с песком. Песочек сыплется в горлышко, сыплется - это время уходит в небытиё, моё время. Я - горлышко, через меня течёт и проходит время, вся жизнь. Почему этот дар, данный мне... кем? - Богом?.. слепым случаем?.. гонкой отцовых сперматозоидов к яйцеклетке моей матери? (кстати сказать, эту гонку я, ещё будучи сперматозоидом - я сперматозоид! ха! - выиграл у других таких же из трёх сот миллионов подобных мне сперматозоидов! - моих конкурентов, вот как!.. я - победитель, я чемпион!.. но это было ещё в предзародышевом состоянии)... почему этот священный дар - моя жизнь не зафиксировал двадцать один год моей жизни в моей памяти? Это же так много! У меня просто украли целый кусок жизни! Что это? Зачем так? Необходимо перевернуть песочные часы, запустить их снова, тем самым восстановив в отношении меня справедливость! Повторить этот срок! Так будет правильно и честно, если конечно тут замешан Бог, а не слепой случай и не гонка сперматозоидов. Но хочу ли я этого возврата? хочу ли? - я не знаю... А если всё - случай или гонка, то зачем же тогда повторять?.. Не достаточно ли будет с меня, если мне останется только гадать и гадать о том, что со мной произошло? Не находя ответа, я переберу в голове все мыслимые и немыслимые варианты, которые привели меня к потере памяти и, может быть, остановлюсь на какой-нибудь одной... на какой-нибудь одной самой нелепой мысли, что и произносить её самому себе будет страшно.
Доктор, может быть, все эти годы я находился в тюрьме или содержался в психушке, а?.. А может быть всё-таки я был в чеченском плену? - сидел там в какой-нибудь яме, с другими такими же рабами, как я, горбатившимися за кусок хлеба в непосильном рабском труде на этих иждивенцев? - ведь не исключено же, да?.. Ничего не знаю! Заберите меня, поскорее заберите к себе, - так будет лучше. У вас мне будет спокойнее. Я прошу вас... Правда, и у вас я о себе, скорее всего, ничего не пойму - не узнаю, но для меня здесь самое подходящее место. Самое достойное место. Я сам прошу, ни кто-то за меня, а сам. Изолируйте меня от внешнего мира! Посадите в камеру, чёрт... в палату, в какой-нибудь отдельный изолятор... или куда там ещё? Иначе - в мире, мои страшные думы разорвут меня в клочья, разнесут по ветру и разбросают где попало так, что моим атомам не удастся собраться воедино; не оставят "камня на камне" - фигурально! - я стану прахом... О, Боже! Где я был все эти годы - эти двадцать с лишним про́клятых лет? Где?.. Я теряюсь, я в затруднении. Мне не ответить на этот вопрос, даже примерно предположить не могу. Может быть, меня похитили гуманоиды, сделали там у себя со мной, что им надо, да и выбросили, как отработанный биоматериал за ненадобностью, напоследок стерев мою память, а? Если я галлюцинация и аномалия, то такое предположение, верно, не исключено, ведь правда, как вы думаете? Кстати, в вашем веке ка́к решается проблема НЛО?.. Или может быть я стал объектом испытания новейшего оружия, разрабатываемого в секретных лабораториях военного ведомства? Меня превратили в полу-личность, в полу-зомби... и даже в полного зомби, в окончательного зомби, я стал субъектом, и спецслужбы эти годы прятали меня от мира, а мир от меня - что если так?.. А может быть, меня просто убили? О, это вернее всего - ведь я галлюцинация, меня нет - я мёртв! Меня, как бешеную русскую собаку, пристрелил грязный бородатый чурек. Но, через двадцать лет я, как христианин, вдруг чудесно воскрес (назло всем врагам!) не дожидаясь Второго Пришествия, встал из гроба и пошёл себе, ничего не помня?.. Так что ли?.. Но нет, нет, я же не христианин, я - язычник. До конца дней моих я лучше останусь просто негативом, чем верноподданным своему государству и его официальной религии. Мне не нужна правильная вера, да и никакая другая тоже. И нынешняя правильная жизнь мне не нужна. Я ортодокс только в части того, что касается моего прошлого.
Где я был все эти двадцать лет? Я не знаю. Ведь вы верите мне?.. Я, правда, не знаю, где был. А мне не верят. Мне никто не верит. Я говорил... Даже мой последний родственник Виктор, когда я таки навестил его в больнице... мы с трудом узнали друг друга, ка́к он изменился за эти годы! - из чистого убеждённого трезвенника он превратился в злостного человека и горького пьяницу (и пострадал-то он, как выяснилось, по пьяному делу от своих собутыльников-дружков)... так вот, он сказал мне, что я, мол, всё вру, что я, мол, придумываю, что ничего не помню, по его словам двадцать лет я "был в бегах", прятался от семьи, от алиментов и прочее. (Дурак этот Виктор: зачем мне прятаться? - ведь я не герой произведений Макса Фриша, чтобы мне скрываться от близких людей). Ещё он сказал, что я жил у другой женщины, или даже у других женщин, и вот теперь, мол, набегался, блудный муж, и на старости лет, когда стал никому не нужен, вернулся домой, где, разумеется, "получил от ворот поворот", - так и сказал с полупьяной усмешкой мой родственник Виктор.
Мне никто не верит. Никто. В этом мире у меня не осталось человека. И, кажется, мне не найти такого человека, который смог бы поверить мне.
... Когда-то давно... давно-давно... - словно это было в другой жизни, - у меня был друг. Это был славный друг. Вот он поверил бы мне! Я расскажу вам о нём. Он всё время думал. Думающий человек, размышляющий. Ходил по комнате и думал. Обычно ночью и чтобы был чай. Ничего другого не пил! Он думал: "Кто я такой? Откуда пришёл и куда иду? Для чего я родился, и почему именно в это время? Не сто лет назад и не тысячу! Зачем живу?.. Для чего нужен сам этот мир, и я в этом мире?.. Кому всё это надо?.. Или всё это просто бессмыслица?.." Такие вопросы преследовали моего друга, сколько я его знал. Я сразу скажу, что идею Бога, как первопричину начала и конца всех вещей, он отвергал напрочь, категорически, не принимал ни на йоту, ибо это был очень трезвый человек. Он понял, что напрасно родился, напрасно жил, понял, что и дальше, значит, ему незачем жить. А ведь как глубоко думал. Мыслитель! Мудрец!.. - Я докажу вам это. Действительно, посмотрите на себя и вокруг... Я сейчас обращаюсь не к вам, доктор, а вообще - отвлечённо, к абстрактному собеседнику. Посмотрите: кто мы такие? для чего пришли в этот мир?.. - не ответишь. Кругом суета сует, всем некогда, у всех дела и прочая чепуха, а отниму эту суету у человека - всё равно не скажет. Мой друг был самый умный, самый умнейший и интеллигентнейший из всех, кого я только знал и видел в этом, по его словам, "бессмысленном мире". И пусть он и не ответил на свои вопросы, но он хоть поставил их. Впрочем, на такие вопросы, как он говорил, нет ответа, и не должно быть. Он больше всё молчал, молчал, всё думал... он был, действительно, настоящим мыслителем. Он был "мыслителем без представлений". Понимаете, так называют иногда мыслителей, которые не "ударяются"... ну, в религию, в мистику, - мыслитель без представлений. Он мыслил как математик - без образов и представлений, для него важна только голая суть, какая бы ни была она неприятная. И в этом деле он был выдающимся виртуозом, без преувеличения, грандиозным. Никаких трудов и учения после себя он не оставил. Даже со мной он редко делился своими идеями, мыслями и планами, так только, иногда... самую малость. Но даже из этой малости я делаю заключение, что это был гениальнейший человек. Необычный и гениальный. Я неправильно сначала сказал, что он не ответил на свои вопросы. Нет, он ответил на них, ответил, но только... сам в себе, глубинно, не на показ. Объяснить их невозможно, как говорил он, но внутри самого себя он их понимает. А вот я - не могу понять, убогий я человек. Для мыслителя без представлений, если он не оставляет после себя учения, внутреннего понимания вещей вполне достаточно.
Он сам себя во всё винил, даже до "самобичевания", как мазохист, как нравственный мазохист. Его терзала совесть. Но никаким мазохистом, тем более нравственным мазохистом он конечно не был. Что касается его совести, так это... ну, вот взять хотя бы его семейный вопрос (а это, согласитесь, много), то он не был виноват перед своей женой сколь-нибудь больше, нежели она перед ним, она, которая постоянно упрекала его в будто бы многочисленных его "чрезвычайно ужасных и подлых грехах", она сама была гораздо хуже, бессовестливая баба, эта несимпатичная женщина, эта певичка, известная в городе эстрадная попса́ Машка Булгакова, может быть, слыхали о такой?.. нет? - тем и лучше, дело-то прошлое. Я сначала не понимал, что же это за вина такая, которую он взял на себя. Но потом понял, правда не до конца, что это что-то... что-то родственное тому, что он считал себя ненужным в мире человеком, то есть абсолютно бесполезным и лишним. Вот так, не меньше. Он постиг, что ему нечего делать в этом нежелательном для него мире, и я добавлю, что не ему (самому) делать нечего, не только ему, а вообще делать здесь не́чего каждому человеку, в особенности - здравомыслящему, - вот, доктор, мысль его. Примерно та́к думал мой друг. А когда человеку, здравомыслящему человеку, атеисту, не помешанному на религиозных предрассудках, не́чего делать в нежелательном мире, то недалеко и до того, что... поневоле задумаешься о самоубийстве. Однажды он сказал мне: "Бессмыслица, какая! Я не свободен от своих мыслей. Разум мой зовёт меня к смерти. То есть, конечно, не к самой смерти (ибо, что же в ней хорошего!), а к небытию, к настоящему порядку, к истинному порядку, ибо порядок, полный порядок, истинный, только в небытии, а значит... в смерти! Моё бытиё - по ту сторону небытия. Без всякого там рая или ада, чистилищ и небес и прочей чепухи". Это о его мыслях. В другой раз он сказал: "Ты думаешь, что я не хочу жить? О, нет. Я хочу жить. Ещё как хочу! Но... не имею права!" Ещё он говорил, что "хочу свободу, ищу и жду её как дорогую суженую. Но свобода, сама свобода как таковая - это химера, её нет и не может быть. Для материалиста свобода - только в смерти. Уйди из мира, убей себя - и станешь свободен! Только так. Если материалист рассуждает о свободе как о самом высшем, мечтает о ней, и если в результате своих реалистичных рассуждений, в результате, так сказать, своего реализма он придёт к заключению, что истинная свобода - только в смерти (а он к этому обязательно придёт, не может не прийти), ибо, действительно, полностью свободным станешь только когда умрёшь, и если после этого он не убьёт себя, то он не материалист, а сумасшедший. Могу ли я допустить, что я сумасшедший? Нет, не могу. Значит, я убью себя". Это об его идее. Вот - совесть, мысли и идеи моего друга. Мысли и идеи, как вы видите, "созвучны" меж собой (они об одном), впрочем, совесть, кажется, тоже об этом, и они - "доконали" моего друга. В последний раз, когда я видел его живым, он сказал мне: "Жизнь есть, она необходима, и потому я должен жить, Но я знаю, что не имею права жить, и значит, я не должен жить. Должен и не должен... Это абсурд. Неужели человеку с такими мыслями, с таким раздвоенным сознанием можно оставаться в живых?.."
А вы знаете, кем по профессии был мой друг? Он был психоаналитиком, он работал сразу на двух работах: в больнице и на консультациях в нашем НИИ. К нему за советом обращались многие известные люди: музыканты, конструкторы, спортсмены. Приезжал даже один известный столичный поэт. Мой друг уверял меня, что у него "не бред самообвинения", что он "не больной". Но вот, сознание своей вины перед всеми и перед самой жизнью и прочие его "проблемы психологического характера" оказались для него до того нестерпимыми, что ему не оставалось ничего иного, как... Да, он покончил с собой. "Вырвался". Покончил с собой по убеждению, а не по разочарованию. Глубокой ночью он шагнул в пропасть с крыши двенадцатиэтажного дома. Его самоубийство идеологично. Здесь какая-то ужасная "достоевщина". "Самоубийство, - говорит писатель Достоевский, - при потере идеи о бессмертии становится совершенно и неизбежно даже необходимостью для всякого человека, чуть-чуть поднявшегося в своём развитии над скотами". Как это подходит для моего друга, убеждённого материалиста, как подходит! Он разочаровался не в жизни, а в себе, и поступил так, как будто он... великий грешник, который в результате религиозного раскаяния принёс себя в жертву. В этом есть нечто высшее, нежели нравственный мазохизм. Потому-то и нельзя считать его мазохистом - ни нравственным, ни физическим, - никаким другим.
Для чего я рассказал вам о моём друге? Сейчас поймёте. Я оказался, некоторым образом, в тупике, почти что в такой же ситуации, что и мой друг. Само собой, хоть мы и были закадычными друзьями, мы были, естественно, людьми разными. Он оказал на меня влияние, да, бесспорно, факт, чрезвычайное влияние. Но я никогда не забывал и говорил ему при случае, когда он на меня "давил" своими идеями, что я не он, что я не такой, я другой. Мы были разными людьми, но теперь, после случившегося со мной, я начинаю думать также. То есть не о самоубийстве конечно, - эту страшную мысль, как изуверскую для меня, я отвергаю сразу! - а о разных таких вещах, как... совесть, вина, ну и прочее. О самоубийстве я не думаю. Самоубийство это не то. Впрочем, это было бы, может быть самым лучшим для меня, было бы выходом из тупика... но я не могу, я хочу жить... хочу быть, существовать, просто быть. И быть - здесь, у вас. Примите меня к себе... Оставьте у себя. Не гоните... Я согласен стать сумасшедшим. Согласен быть сумасшедшим. Стать и быть сумасшедшим - ка́к это подходит мне, ибо я уже не тот человек, что был, не тот, не прежний Сергеев. Я - не Сергеев! Я - это не я... Возможно, я самый несчастный, ничтожный, про́клятый миром и жизнью человечишко, нуль на двух тонких ножках, а даже и без ножек, у меня нет настоящего и никогда не будет будущего, у меня есть только прошлое... а вернее всего, вернее всего у меня вообще нет ничего - никакой жизни, потому что: прошли столетия, и жизни не осталось для меня. Но я хочу жить! Это инстинкт. Животный инстинкт, который в отличие от моего друга, у меня есть. Он есть потому, что я мещанин, я плотский по духу человек. Мой друг был высоконравственный человек, он совершил подвиг. А я плотский человек, я хочу жить, хочу быть, хоть где! - но быть. Хочу, но ничего не имею: ни жизни, ни веры во что-то сто́ящее. Вся моя жизнь - только в прошлом, и только в это прошлое я ещё способен верить.
Порой мне кажется, что я заснул и вижу сон, но никак не могу проснуться. И мне страшно. Любой сон умирает с пробуждением, теряет свою силу, и мой сон умрёт тотчас же с моим пробуждением. Может быть, мне надо только проснуться? Как это сделать?.. Но сама моя реальность, понимаю, насыщена куда более безумными событиями, чем самый фантастический сон, хоть я её и не помню. И поэтому, альтернативы нет: во сне - страшно, но ещё страшнее, когда сон прекращается. О, ужас мне! Как сбежать от этого кошмара? Помогите мне, доктор..."
Вот такая история. Очень странная, в чём-то неправдоподобная история. Вскоре я проверил о принадлежности его к душевнобольным: этот человек, действительно, никогда прежде не был "нашим" пациентом. Где он был все эти годы? - я не знаю. Да и как я мог знать, вы же понимаете, коллеги. Если он сам не знает, то не знает никто. Здесь - трагедия, не меньше. Трагедия жизни, трагедия жизни отдельного человека, великая трагедия личной жизни, непонятная и необъяснимая, как и сама жизнь. Вам, коллеги, может быть, кажется, что это обман? абсурд? бессмыслица? нелепица?.. какая-то невозможная выдумка, например, для того, чтобы скрыться в нашей лечебнице от правосудия?.. Кто-то, возможно, подумает: а не врёт ли всё ваш Сергеев? Может он совершил злодеяние и притворяется в своём беспамятстве?.. Ничуть. Я опытный специалист. Я вижу человека. Я понимаю. Это страшная и, по-моему, великая быль, то есть правда. Без преувеличения, на мой взгляд, да и надеюсь, на ваш взгляд, тоже, коллеги, это есть подлинная трагедия человека. Но, разумеется, что та́к трагично всё это, естественно, только есть в личностном плане, в индивидуальном; со стороны-то, кажется, и не увидишь здесь трагедии, не разберёшь - не находите, а?..
Когда на пороге своего дома Сергеев обнаружил старую безумную кошку, зашёл ли он к своей жене? хватило ли у него смелости и духа переступить черту, разделяющую его прошлое и настоящее? - ведь он об этом не сказал ни слова, в этом месте он оборвал свой рассказ, и как вы помните, перешёл на другое. Как будто нарочно прервал, словно давая мне возможность подумать и самому найти продолжение того, что там дальше у них произошло...
Как вы считаете, коллеги, может быть он не стал заходить домой? Может быть, он испугался?.. - Ведь он вернулся не в свой мир. Тот мир, с которым он расстался двадцать с лишним лет назад, уже перестал быть, он умер, его нет, он разрушен временем, заменён другим, незнакомым и чужим для него миром. Этого боятся многие люди, которые возвращаются, например, из длительного тюремного заключения, ну, или из вынужденной продолжительной эмиграции. Может быть, он вспомнил известный фильм давно ушедших семидесятых годов прошлого века "Райские яблочки", где герой-солдат, погибший на войне, спускается с неба (кажется, чуть ли не на пару с самим Сократом) и приходит домой к жене и сыновьям, чтобы... увидеть, как они живут, разочароваться и уйти скитаться по большому и уже чужому городу?.. Возможно, Сергеев и вспомнил сюжет этого фильма, кто знает? И не стал искушать судьбу и побежал прочь от порога своего дома... В этом новом, чужом мире - для него нет места.
Можно, конечно, предположить, что его жена незадолго до его возвращения неожиданно умерла, - это весьма вероятно, потому как, сами посудите, прошёл такой большой срок его отсутствия, она устала ждать и в отчаянии отошла в мир иной, соседи и смотритель ЖЭКа опечатали квартиру, кошку выставили вон, она и сидела возле двери... А может быть, его жена сошла с ума, что тоже очень вероятно, потому что проживи-ка такой срок один одинёшенек и не тронься умом?.. Или она просто не поверила ему, что это он: не узнала и прогнала его вон, и он боится в этом сознаться даже перед самим собой?.. Но скорее всего она узнала его, но не поверила его рассказу о том, что он ничего не помнит, и не пустила своего "блудного мужа", не простив ему возможной, а для нее, безусловно "очевидной измены"? - действительно, подумать только: ведь двадцать с лишним лет отсутствовал!.. а где? - так ведь любая на её месте скажет, что жил с другой, где ж ещё!..
Но всё это догадки, одни предположения. На самом деле он как нарочно утаил окончание своего рассказа. Ну, а настаивать я не стал - зачем?.. ему и без того было трудно. Я решил, что пусть для меня это останется загадкой.
Я вспоминаю почти аналогичный случай - совершенно классический, - произошедший сто лет назад. Будучи студентом, я изучал его в институте. Медицинские журналы подробно освещали его на своих страницах. Вообще, как нам преподавали, вся пресса того времени так или иначе отводила этому случаю подобающее место. Был в то время некий больной Качалкин. Он уснул однажды и ... проспал целых двадцать два года. Он заснул в возрасте тридцати пяти лет, а проснулся полысевшим пожилым человеком. За его пробуждением в 1918 году наблюдал сам Павлов - академик - Иван Петрович. Сколько исторических событий он проспал!?.. - первую мировую, две русских революции, приход большевиков... и проснулся нежданно-негаданно в канун гражданской войны. Во как! Понял ли он что-то?.. Вот какая судьба постигла человека!.. Через год он скончался. Это был уникальный случай, выдающийся. Во всех научных и околонаучных кругах фамилия его была слишком знаменитой, чтобы её не знали: больной Качалкин?.. как-же-с, знаем-знаем, слышали-с*... Вот, почти также и мой Сергеев, можно сказать, проспал свою жизнь. Что-то страшное и ужасное случилось в его жизни, выключившее его память, а вместе с ней и его самого из его жизни на двадцать один год.
Как он и просил, я оставил его у себя, при больнице. Разумеется, не как больного, ибо психической болезни у него не было. Никаких симптомов и всего того, что мы называем бредом и галлюцинациями я у него не обнаружил. Более того, у него была вполне осмысленная, живая человеческая реакция на эту "неприятную ситуацию", связанную с потерей памяти и возвращением домой. Он был душевно здоров, но душа его была больна... больна жизнью, ибо, согласитесь, он перенёс всё-таки сокрушительный удар, сильнейшее нервное потрясение. А вот его друг... тот самоубийца... - аналитик... психический аналитик, - был, бесспорно, самый настоящий сумасшедший. Сумасшедший, да ещё и самоубийца. Оттого-то и самоубийца, что сумасшедший; и наоборот - сумасшедший, потому что самоубийца. Здесь помешательство на нравственной почве. Обыкновенный бред самообвинения. "Нравственный мазохизм" - вот мой новый термин для таких душевнобольных. Мой Сергеев не такой. Он правильно сказал, что отличается от своего покойного друга.
Я оставил Сергеева при больнице в должности садовника. Можно было, конечно, на "свой страх и риск" с каким-нибудь "безобидным" для него диагнозом поместить его в отдельную палату-изолятор... да что там "страх и риск"! - пустое это, но я подумал, не надо изолятор, пусть будет садовником, ведь садовник есть лицо во многом творческое. А все мы знаем, что как плохо, когда человек лишён творческого потенциала.
* - о больном Качалкине см. Примечание в конце рассказа
Любое творчество, пусть самое примитивное и даже лишённое практического результата, отличает человека нормального от неполноценного. Конечно, и душевнобольной может быть творческим, одарённым человеком, и создавать даже шедевры искусства - пример искать не будем. Но тот, кто вовсе лишён творчества - он как затворник; и если он не религиозный человек - не имеет никаких шансов... Ну, а Сергеев - безбожник, он сам признался в этом. Безбожник в изоляторе точно сойдёт с ума. Ибо, что ему делать в палате? - голову ломать? залезать на стену? смотреть целыми днями в потолок? пытать самого себя воспоминаниями и искать свою память?.. Нет, пусть будет садовником. Пусть испытает радость творчества. Я считаю, что правильно с ним поступил. И труд для него полезен. На свежем воздухе - настоящая терапия, не лишняя для всякого человека.
С работой он справлялся. Но, к сожалению, был постоянно один, уединялся, кроме персонала больницы, ни с кем не говорил. Всё молчал и молчал.
Что касается само́й его памяти... Известно, что никто не теряет память, она только "закрывается". Существуют разные способы, чтобы приоткрыть её. Самый сильный и действенный способ - это гипноз. Можно ли было в нашем случае применить гипноз, чтобы приоткрыть завесу над его памятью?.. Здесь я затрудняюсь... Есть люди, у которых ослаблена память, их воспоминания туманны и бессвязны, они склонны принимать невозможное за возможное, и вообще все, у кого частичная потеря памяти - излечимы, - таким людям гипноз может помочь. У нас другой случай. У Сергеева - вообще никаких воспоминаний, даже самых смутных. У него нет целого периода жизни. Ведь он не просто забыл большой "кусок" своей жизни, для него не было этого "куска". Он как будто и впрямь ничего не забывал, а только в ту ночь где-то на автовокзале он сделал только шаг... - шагнул из своего 95-го и тут же очутился в 2016-ом, правда, при этом, конечно, постарев. Но конечно это не так. Не может быть таких перемещений во времени... Двадцать один год он ходил по миру, отключенный от разума, словно автомат, машина. Что делал, того он не знал. Через двадцать один год разум вернулся в него, но без всякой памяти о том, чем всё это время занималось его тело. Когда я находился с ним с глазу на глаз - я, не проверите, немного смущался и терялся, я не знал, что он хочет и что надо делать мне. Это, само собой, не делает мне чести. Но я ещё раз говорю, в своё оправдание, что поступил правильно, оставив его при больнице садовником. Я видел, что у нас в больнице этот человек приобрёл мир, покой и уют. Пусть он одинок (после того, что с ним произошло, не больно-то захочется сближаться с другими людьми), но он спокоен, он в мире. Не нужен никакой гипноз. Да кажется, и самый глубокий инвертный гипноз не помог бы Сергееву вспомнить полжизни своей. И лечить его не надо...
Потом он умер от сердечной недостаточности.
Вот это и есть самый необычный случай в моей почти сорокалетней практике, коллеги.
В известной композиции Dissidents, британского музыканта Томаса Долби, отчётливо слышится русская речь - голос Проводника (актёр А.Кайдановский) - центрального персонажа фильма Андрея Тарковского "Сталкер". Проводник излагает мысль древнекитайского мудреца Лао-Цзы в пересказе Н.С.Лескова: "Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и чёрств. Когда дерево растёт, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жёстко, оно умирает... оно умирает..."
Академик И.П.Павлов описывал больного Ивана Кузьмича Качалкина, проспавшего 22 года - с 1896 по 1918 год. Он находился в кататоническом состоянии - "лежал живым трупом без малейшего произвольного движения и без единого слова". Его приходилось кормить с помощью зонда. В последние годы до своего шестидесятилетия он начал постепенно делать какие-то движения, в конце концов он смог вставать в туалет и иногда есть без посторонней помощи. По поводу его прошлого состояния Иван Качалкин объяснял, что "всё понимал, что около него происходит, но чувствовал страшную, неодолимую тяжесть в мускулах, так что ему было даже трудно дышать". Он умер в сентябре 1918 года от сердечной недостаточности.