Оле Альго : другие произведения.

Свет Улыбки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЖИЗНЬ И ЛЮБОВЬ НА ФОНЕ УХОДЯЩЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ. Повесть о семечке умирающем, чтобы родился новый любующийся солнцем подсолнух (с дюжиной вариантов поворотов сюжета и с пятью эпилогами)


Оле Альго

СВЕТ УЛЫБКИ

ИЛИ

ЖИЗНЬ И ЛЮБОВЬ НА ФОНЕ УХОДЯЩЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Повесть о семечке умирающем,

чтобы родился новый любующийся солнцем подсолнух

(с дюжиной вариантов поворотов сюжета и с пятью эпилогами)

....И лучом спустился свет

К мирам, в черном пространстве пустом...

Появилось место, где могут

создания и творения существовать.

Ари из книги "Дерево жизни"

Слава храбрецам,

которые осмеливаются любить,

зная, что всему этому придет конец.

Слава безумцам,

которые живут себе,

как будто они бессмертны...

Е.Шварц "Обыкновенное чудо"

   Посвящается Лидии Корс

Содержание страницы

   Пролог. Физтех.--------------------------------------------------------------- 1
   Гл.1. Репатриация. Обретение статуса. Рождение мальчиков.-------8
   Гл.2. Рождение девочек. Покупка дома с нагрузкой. Дети.----------12
   Гл.3. Спор об авторстве Зогара.--------------------------------------------17
   Гл.4. Феномен Роз и перформанс.-----------------------------------------22
   Гл.5. Диспут о каббале и иудаизме.-------------------------------------- 24
   Гл.6. Дискуссия о феномене времени.------------------------------------29
   Гл.7. Взрыв в Пкиине.--------------------------------------------------------33
   гл.8. Диспут о цветных революциях, машиахе и судьбе евреев.----35
   гл.9. Взрыв в автобусе. Точки бифуркации. Роз - мэр Пкиина.----- 39
   гл.10.Роз и г-жа министр.----------------------------------------------------44
   Гл.11.Судьба евреев.-------------------------------------------------------- 46
   Гл.12.Сергей-счтстливец.----------------------------------------------------48
   Эпилог-1. Прогноз Сергея.------------------------------------------------ 49
   Эпилог-2-1.Разрыв с детьми. Разбился сосуд.------------------------- 50
   Эпилог-2-2.Философия сосудов.-------------------------------------------54
   Эпилог-2-3.Трагедия героев повести.-------------------------------------57
   Эпилог-2-4.Актерство. Уход.-----------------------------------------------58
   ПРИЛОЖЕНИЕ.
   Список спорных гипотез, выдвинутых персонажами повести.------61

ПРОЛОГ

   Этот анекдот Сергей придумал за много лет до того, как он стал популярным. Он навсегда запомнил свою глупую шутку, ибо именно после нее его жизнь, да и сам он, круто изменились, причем в лучшую сторону.
   Как это произошло? Поступив на Физтех, на первом же практическом занятии он оказался за одним лабораторным столом, рядом с ней, с Розой Альтман. В институте ее называли Роз, реже Альт. Сидя она действительно напоминала альт, стройной очень женственной фигуркой, маленькой гордой головой на длинной изящной шее.
   Она не была блондинкой. Она была жгучей брюнеткой. Но, ни в физике, ни в математике она, по крайней мере, на взгляд Сергея, не понимала ровно ничего. Справедливости ради нужно признать, что только на взгляд суперпродвинутых физтековцев Роз ничего не понимала в точных науках, уровню среднестатистической московской студентки она вполне соответствовала.
   Что ее занесло на Физтех, он до сих пор до конца так и не понял. Но это была (как позже оказалось) судьба. Его судьба. Фортуна, направляющая действия всех людей на земле, и Сергея и Роз тоже.
   Впрочем, как посмотреть. Роз всегда вела по жизни ее удивительная интуиция. Нельзя сказать, чтобы она очень задумывалась о своем будущем. Она его предчувствовала. И всегда поступала так, как ей подсказывала интуиция никогда ее не подводившая. В тот раз не задумываясь, нисколько не сомневаясь в том, что поступает правильно, она уселась рядом с этим ничем не примечательным парнем.
   Сергей Сомов был в то время, и впрямь ничем особенно не выделялся. Был он тогда пареньком, в меру жилистым, физически довольно крепким, среднего роста, неплохого, но как-то очень среднестатистического сложения, с неширокими, но отнюдь не узкими, плечами, с чистым довольно правильным, но каким-то очень уж невыразительным лицом. Еще в школе из-за своей невыразительности он не имел успеха у одноклассниц. Из-за этого он окончил школу и поступил в вуз, так и не потеряв невинность.
   А среди его одноклассниц были не только скромницы и недотроги, которые, кстати, тоже весьма его интересовали. Но особенно мешали ему учиться, и даже нормально жить, девчонки поведения вольного, даже распущенного. Такая красавица могла, нимало не смущаясь, усесться на перемене на колени мальчишке. И ему садились на колени, и довольно часто. Но продолжения это никогда не имело. Девица тут же пересаживалась на другие колени.
   Уже к девятому классу все его одноклассники стали мужчинами. Первыми обрели мужской статус длинноногие и широкогрудые молодцы. Потом хилые отличники и нестерпимые зануды. Последними потеряли невинность коротконогие и неловкие толстяки-троечники. Девственно невинным оставался он один, причем не только среди мальчишек.
   В десятом даже девчонки-недотроги и бывшие скромницы стали усиленно интересоваться мальчишками и по очереди (сначала гордые недотроги, а за ними и бывшие скромницы) терять невинность. Но на Сергея, ни одна из них так и не обратила внимания. Ни в школе, ни на улицах их города, где тоже было много стреляющих глазами очаровательных девиц. Но никто из них так и не проявил к нему, сколь ни будь серьезного интереса.
   Это очень мешало учиться. К десятому классу он стал нервным, легко возбудимым, плохо спал по ночам, а потом весь день ходил полусонным. Что тоже не способствовало успеху у другого пола. Но, несмотря на все эти трудности, он, окончивший среднюю школу в Кинешме, причем с далеко не отличными отметками, без всякого блата поступил в Москве на Физтех. И начал он учебу в вузе тоже очень неплохо.
   Единственно, что его тяготило, это сокурсница Роз Альтман, которая на всех занятиях почему-то всегда оказывалась рядом с ним. Он старался заходить в аудиторию последним. Но Роз норовила придти позже него, чтобы обязательно подсесть к нему.
   А рядом с ней всегда устраивалась ее закадычная подруга признанная институтская красавица Марина Чернова, яркая блондинка, девица поведения более чем вольного, но при этом человек редких (особенно среди прекрасного пола) математических способностей, ставшая впоследствии профессором в Принстоне и одним из самых глубоких знатоков нового головоломного раздела математической физики.
   Что привлекало умницу-отличницу, к тому же необыкновенно яркую красавицу, к конкурентке, девице красоты пусть менее яркой, но гораздо более тонкой и изящной, Сергей понял только спустя много лет. Видать экстравагантность Марины была во многом напускной, и она без поддержки человека с тонким вкусом чувствовала себя не совсем уверенно.
   А рядом с Мариной обычно усаживался ее очередной поклонник, любезности которого мешали слушать лекцию. Поклонник умолкал, только после недвусмысленной угрозы Марины навсегда прекратить с ним всякие отношения.
   Сергей обычно сидел на лекциях, нахмурившись, а Роз всегда беспечно улыбалась. Сказать, что Роз была хороша собой, значит не сказать почти нечего. Она была чудо, как хороша. Всегда скромно, но с большим вкусом одетая, изящная, очень стройная, с карими, чуть раскосыми широко раскрытыми глазами, и всегда гладко зачесанными черными, как воронье крыло, волосами, она на всех, и на сокурсников, и на преподавателей производила неизгладимое впечатление.
   Даже рядом с Мариной, ослепительно яркой, всегда одетой по последней моде, причем подчеркнуто экстравагантно, с вызовом устоявшемуся вкусу, Роз выглядела неотразимо привлекательной.
   Именно эта привлекательность позволила Роз успешно сдать вступительные экзамены по физике и математике, в которых она плавала еще в школе. Плавала она, это правда, но ей все же удалось закончить московскую школу с математическим уклоном.
   Что ее занесло в эту школу, кроме того, что она находилась рядом с их домом, тоже непонятно. Ее родители, скромные служащие, понимавшие, что у их дочери начисто отсутствуют способности к точным наукам, отнюдь не стремились к тому, чтобы их чадо приобрело в дальнейшем техническую специальность.
   Школу с математическим уклоном десятилетняя Роз (к этому времени ее родители получили новую квартиру в районе, где она находилась) выбрала сама. Училась она из рук вон плохо, хуже всех в классе, но, как не странно, без задержек добралась до десятого.
   И во всем ей помогали внешность, природное чувство гармонии (позднее сформировавшее ее тонкий, даже изысканный, но лишенный малейшей экстравагантности, вкус) и спокойный уравновешенный характер.
   Это даже слегка оскорбляло влюбленного в физику Сергея:
   - Неужели - думал он - привлекательности, пусть даже неотразимой, достаточно для того, чтобы оказаться достойным изучения Ее Величества Физики?
   Впрочем, возможно, что неотразимой, Роз выглядела только в глазах Сергея. Большинство его однокурсников, признавая неоспоримую красоту и удивительную элегантность Розы Альтман, все же не могли оторвать глаз от Марины.
   А для Сергея Роз была лучше всех. Он хотел бы вообще не отрывать от не глаз, но, чтобы не быть разоблаченным в своем тайном чувстве, почти никогда не смотрел в ее сторону. Ее тончайшая элегантность и удивительная соразмерность в сочетании с откровенной ничем не прикрытой женственностью вызывали в нем бурю чувств, неистовую юношескую страсть. Что было вполне понято, если учесть его до сих пор неудовлетворенные естественные сексуальные потребности.
   Но страсть была далеко не главным, что влекло, так неудержимо влекло Сергея к Роз. В этой страсти ничего удивительного не было. Роз была хороша. Чудом была ее улыбка.
   Слово улыбка в данном случае ровно ничего не выражает. Ну, улыбка. Да, это ярко, красиво. Ну и что? Но когда улыбалась Роз, в привычной полутьме лекционного зала, и даже в ярко освещенных лабораториях и аудиториях для практических занятий, казалось, становилось светлее.
   Ее улыбка освещала все вокруг. Сергей почти никогда на нее не смотрел, но ее улыбку он чувствовал щекой и даже затылком. Он норовил занимать место на занятиях так, чтобы оказаться между неизменно садящейся рядом Роз и кафедрой. Слушая лекцию, Роз смотрела на преподавателя и постоянно чему-то своему улыбалась, при этом Сергей оказывался в лучах ее улыбки.
   Сергей, крепкий парень и суперрациональный человек (только таким должен быть настоящий физик), оказался болен Роз, болен навсегда (как впоследствии показалось, что все же не навсегда). Сергей с самой первой встречи заболел ею. У него поднималась температура от постоянных мыслей о ней. Жар со временем прошел. А ощущение того, что он болен, счастливо болен, осталось. Это было, как наваждение. И это наваждение было постоянно с ним. Роз, свет ее улыбки освещал его жизнь.
   Он уже с преждевременной, вроде бы, тоской думал о том еще достаточно далеком времени, когда они окончат институт и разбредутся по жизни. И не будет ни лекций, ни практических занятий, не будет единственного времени, когда ему выпадает счастье быть рядом с Роз, наслаждаться светом ее улыбки.
   Так продолжалось почти весь первый семестр. Сергей и Роз на занятиях, как, впрочем, и после них, почти между собой не разговаривали. Обычно они обменивались только самыми необходимыми фразами. Но вот однажды Роз без всякой видимой причины пожаловалась, что отстает не только в точных науках, но и в английском. И тут Сергей, вконец измученный ее красотой, решил отплатить ей за муки, которые доставляла ему ее откровенная женственность.
   Неожиданное и достаточно безумное желание отомстить ей не казалось ему в тот момент проявлением черной неблагодарности той, в лучах, чьей улыбки, он грелся. Ибо наслаждаясь светом и теплом улыбки Роз, он не считал себя чем-то ей обязанным. Ведь улыбалась она чему-то своему, не имевшему к Сергею ровно никакого отношения, а свет и тепло лучей ее улыбки доставались ему просто потому, что он выбирал в помещении выгодную позицию, позволявшую ему в них греться.
   Как всегда насупленный и серьезный, он посочувствовал ей, сказав, что и другие не больно-то подкованы в английском. Большинство просто делает вид, что знает его.
   - Попробуй - сказал он ей тогда, - попроси любого перевести фразу: " I don't know". Посмотрим, у кого это получится.
   Он хотел обидеть ее, причем как можно сильней. Но из этого ничего не вышло, Роз вообще не любила задавать вопросы. Ибо обращаться к кому ни будь с любым вопросом, ей всегда представлялось неловким, выглядело в ее глазах, по меньшей мере, дурным тоном. А таких ситуаций Роз инстинктивно избегала.
   Зато на его глупую подначку повелась признанная институтская интеллектуалка, почти математический гений, но в обыденной жизни обычная, даже классическая, блондинка, Марина, у которой были тоже нелады с английским. В школе она учила французский, который сама выбрала, но в котором тоже не блистала. А уж обязательный в вузе английский ей совершенно не давался.
   То, что произошло дальше, вошло в анналы физтеховского фольклора. Почти каждый, спрошенный Мариной студент (Физтех, все-таки), отвечал:
   - Я не знаю.
   А Марина ровно также, как блондинка из будущего анекдота разочарованно говорила:
   - И никто не знает.
   Над ней потом долго потешался весь Физтех. Позже, через много лет, анекдот пошел по стране. Не рассказывали его только на Физтехе. Когда преподавателям и старшекурсникам кто-то пытался его пересказать, те презрительно щурились и говорили, что им надоели старые анекдоты.
   Студенты младших курсов под влиянием старших товарищей тоже стали считать это анекдот бородатым. А Сергей до сих пор не знает, то ли он придумал этот анекдот, и тот много лет набирал силу, чтобы потом стать популярным, то ли его заново придумал кто-то другой, и уже из тех уст шутка облетела страну.
   Когда над Мариной начали откровенно потешаться, Сергей с тревогой подумал, что теперь он обретет в красавицах-подружках врагов на всю жизнь. Но случилось иначе. Марина действительно потом не разговаривала с ним почти два года. Что не помешало им в дальнейшем плотно сотрудничать, хотя находились они на разных континентах.
   А от Роз он получил в тот же день при всех по физиономии. Но сделала она это так быстро и ловко, что никто ничего не заметил. Зато продолжение этой истории в корне изменило всю его дальнейшую жизнь.
   Оказалось, что только после этой глупой шутки Роз впервые его разглядела. До сих пор она садилась рядом с ним на занятиях только потому, что он был на их потоке самым скромным парнем, а она всегда сторонилась навязчивых.
   И только, когда он проявил излишнее, в его собственных глазах, остроумие, Роз призналась себе в том, зачем она собственно поступила на Физтех. Поняв, как жестоко этот, якобы скромник, задумал над ней поиздеваться, она, подавив обиду, сказала себе:
   - Он не так прост, как на первый взгляд кажется.
   Дальше, как всегда сработала ее безошибочная интуиция. Она поняла, а точнее угадала, хотя в то время к этому не было ровно никаких предпосылок, дальнейшую научную судьбу Сергея. С этого момента решилось и ее, и его будущее. Она сказала себе, как всегда четко и безальтернативно:
   - Это он.
   Дальнейшие события развивались стремительно. Какая бурная радость наполнила душу Сергея, когда красивая, гордая, но, как оказалось, совсем не обидчивая Роз на занятиях стала, не отрывая глаз, задумчиво глядеть на него.
   До сих пор он, как бомж в чужом парадном, грелся, попав в лучи ее не ему предназначенной улыбки. А теперь она улыбалась ему. Вот это было настоящее счастье. От этого хотелось петь, прыгать до потолка, стоять на голове.
   Завороженный ее несколько отстраненным, но, тем не менее, пристальным мечтательным взором, он, в конце концов, не выдержал и, в общем-то, ни на что не надеясь, пригласил ее в кино. После фильма она сама попросила его проводить ее домой. И первая его поцеловала. Для него это был первый в жизни девичий поцелуй, который чуть не свел его с ума.
   На другой день она сама напросилась в следующее воскресенье пойти с ним в лес по грибы. Стояла тогда в Подмосковье поздняя, но на редкость сухая и теплая осень. А Сергей был, о чем знали сокурсники, заядлый грибник. В Москве, как и прежде в Кинешме, все выходные он проводил, бродя по окрестным лесам.
   В то воскресенье в лесу он, с большим опозданием, стал, наконец, мужчиной. Произошло это как бы само собой. Ни тогда, ни в последующие годы (вплоть до глубокой старости, когда после и вследствие трагедии понадобится самостоятельно принимать решения) Сергей не осознавал, что его ведет по жизни безошибочный инстинкт и нежная, ласковая, но, несмотря на мягкий и вроде бы уступчивый характер, сильная воля Роз.
   Об интимной стороне жизни у Сергея были самые фантастические представления. Школьником, он никак не мог понять, как люди целуются, почему им не мешают носы.
   А уж когда он задумывался о вещах более интимных, то недоумевал, как все это происходит, хотя бы чисто физически. Не говоря уже о чувстве неловкости, которое, по его мнению, обязательно должны были испытывать при таких отношениях мужчина, и женщина.
   А тут все произошло не просто ловко, а удивительно естественно, и не вызвало никакого стеснения. Сергей сразу понял, что Роз в этих делах опытна. По всему видать у нее уже были до него интимные отношения с мужчиной. И это было к лучшему. Она была достаточно проницательным человеком, чтобы понимать, что он в этих делах - младенец. Поэтому иначе и быть не могло. Сергей даже предположил, что если до того, как она положила на него глаз, у нее не было такого опыта, она, раньше, чем вступить с ним в интимные отношения, просто вынуждена была его приобрести. Не могла же она допустить, чтобы в их отношениях возникла неловкость, и они из-за этого стали бы грубыми и неэстетичными. А так в их отношениях все было до такой степени естественно, что ему показалось, что он постоянно занимался любовью всю свою прошлую жизнь.
   Более того, он недоумевал, как жил прежде на свете без ее объятий, без той ласки, без той теперь абсолютно необходимой ему нежности, которую излучало все ее существо. И прежде всего без ее лучезарной улыбки.
   Он и раньше восхищался ее удивительным вкусом. Теперь же она казалась ему идеалом женщины. Ее одежда, повадки, голос, вся она была воплощением соразмерности и непередаваемой грации. Она была поистине удивительным существом. Женщиной, прежде всего женщиной. В ней поражали грациозность и безупречный вкус, которые не приобретешь ни при каком старании, они рождаются только при строгой и четкой соразмерной миру естественности.
   Но она была не просто женщиной, естественной во всех своих проявлениях, она была еще и произведением искусства, плодом ее собственного искусства демонстрировать себя.
   Была она невелика ростом, а ее бедра были чуть более полны, чем требовал вкус того времени. И, тем не менее, она почему-то казалась высокой, даже очень высокой, удивительно длинноногой, и в соответствии с модой, даже слегка ломкой, как театральная кукла на чрезмерно длинных и тонких ногах.
   И при этом ее полные женские ноги отнюдь не исчезали из внимания, а наоборот продолжали привлекать мужские взоры, но не грубо плотски, что, несомненно, имело бы место, если бы ее тонкий журавлиный абрис не уводил ваше внимание в сторону. Точно также как ее птичья стать не казалась очень уж экстравагантно-ломкой, ибо уравновешивалась ее уютной чуть полноватой женственностью.
   И все это достигалось скромной, неброской, но тщательно продуманной удивительно элегантной одеждой; строгой, но вместе с тем вычурной прической, и очень простой, но со вкусом подобранной обувью.
   Такое удивительное сочетание богатых природных данных и тончайшим искусством одеть, причесать и продемонстрировать себя, казалось, не встречались более нигде.
   Но самым важным для Сергея было то, что уже после первой близости Роз оказала на него поразительно благотворное влияние. Их дальнейшие интимные отношения оказались для него еще благотворней.
   Если до близости с ней Сергей с трудом учился. Бессонница делала его во время занятий рассеянным, полусонным. А давление неудовлетворенной плоти постоянно отвлекали его от учебы. То после того как Роз сделала его мужчиной, он коренным образом изменился.
   Из него неожиданно для окружающих сформировался очень неплохой физик-экспериментатор. И преподаватели вуза это заметили. Уж очень разительно отличался Сергей Сомов от своих сокурсников. Казалось бы, какое особое искусство может проявить студент, выполняя обычные лабораторные работы. Но Сергею это удавалось. Его учебные, обусловленные программой, опыты, почему-то всегда проходили с удивительным просто театральным блеском. Обычно он проводил их с помощью сначала несложных, позже достаточно изощренных, но всегда остроумных, собственного изготовления приборов и вспомогательного оборудования, уже на первых курсах приводивших его преподавателей в совершеннейший восторг.
   Но важней всего, что не просто влияло, а оказалось главным фактором, способствовавшим профессиональному взлету Сергея, была улыбка Роз. Теперь она была постоянно направлена на него. И это не просто вдохновляло его. Ее улыбка позволяла ему, буквально, летать. Все, что прежде казалось сложным, даже неосуществимым, теперь давалось ему просто, очень просто. И он, обуянный необыкновенным вдохновением, осуществлял почти невозможное.
   У Сергея, несомненно, был характер ученого, ученого-физика. Физика-экспериментатора, а отнюдь не классификатора. В противном случае он обязательно классифицировал бы, разложил бы по полочкам сотни, даже тысячи разных улыбок и полуулыбок Роз.
   Нет, каждая ее улыбка была своеобразна и не похожа на другие. Но общие черты у них, несомненно, были, и классификации они поддавались. Но смысла в такой классификации не было никакой. Ведь каждая ее улыбка доставляла Сергею отдельное наслаждение, отдельное ни с чем не сравнимое удовольствие. Ими он жил, благодаря ним проявлялись, выходили на свет божий, его способности. Им, улыбкам этим, он был обязан своими успехами.
   Заметив талант своего сокурсника, самые крутые красавицы-интеллектуалки, чада потомственных интеллигентских московских семей, начали на него последовательную тщательно спланированную охоту. Однако, Сергей, до того жадно на них засматривавшийся, теперь не проявлял к ним ни малейшего интереса. Нет, девицы интересовали его, но только как собеседницы. Ведь с Роз он почти не разговаривал - не было общих тем. Но интеллектуализм московских девиц привлекал только его ум. Его чувства теперь всецело принадлежали Роз. Более того, чем большее желание очаровать его проявляли модницы-интеллектуалки, тем меньше он находил в них элегантности, так поражавшей его в Роз, тем больше видел он в их макияже, прическе, одежде и поведении прямых сбоев вкуса. А их улыбки совершенно не грели его.

* * *

   На четвертом курсе Сергея приняли в штат института в качестве старшего лаборанта. Причем со специальной дополнительной доплатой из фонда ректора (так высоко оценивал ректорат его талант экспериментатора). Эти, даже по тем временам весьма скромные, но все же реальные деньги, плюс постоянно получаемая им повышенная стипендия, а также выделенная ему в общежитии отдельная комната, позволили юным влюбленным создать семью. Впрочем, достаток молодой семьи недолго ограничивался скромными доходами Сергея. Роз, став его женой, не раздумывая, бросила вуз и устроилась в Дом Моделей.
   Там ее природный вкус был ко двору и настолько расцвел, что уже через год она стала одним из перспективных специалистов Дома. Там Роз подвизалась и как модельер, и как модель. На всех вернисажах с ее участием Сергей неизменно присутствовал и на правах мужа модели усаживался на первый ряд. Причем усаживался так, чтобы ее обращенные залу улыбки доставались прежде всего ему.
   Но вернисажи были редки. А вне этих праздников для обоих (она очень любила демонстрировать себя, а ему очень хотелась ловить все ее улыбки) виделись они теперь только по вечерам и в выходные. Долгими будними днями Сергей скучал, очень скучал без своей Роз. Без ее улыбки, без ее ласки.
   Нет, он не ревновал жену. Никогда не ревновал, даже тогда, кода догадался об ее опытности в интимных делах. Он просто очень не любил, когда ее улыбка доставалась не ему, а кому-то другому. Без разницы мужчине или женщине.
   Учась в вузе, Роз улыбалась, в основном, своей подруге Марине, с другими сокурсниками и сокурсницами она мало общалась. А кому она улыбалась в Доме моделей, Сергею было неведомо. Не то, чтобы он очень по этому поводу переживал, но все же он явно чувствовал себя скупым рыцарем. Все улыбки Роз, которые доставались не ему, Сергей воспринимал, как невосполнимую потерю.

* * *

   Прошли, пролетели годы учебы. Сергей, окончил вуз и был оставлен при кафедре. После окончания аспирантуры он не сразу (у руководства неожиданно возникли сомнения относительно национальности своего женатого на еврейке сотрудника), но все же защитил кандидатскую диссертацию. Ее тема представилась руководству вуза настолько интересной, что в его распоряжение предоставили одну из институтских лабораторий. Это было престижно, но совершенно неплодотворно. Ибо он, еще работая над диссертацией, понял, что его дальнейшее пребывание в России абсолютно бесперспективно.
   Тему, которой он заинтересовался еще во время учебы и по которой он написал диссертацию, разрабатывать всерьез на отечественном оборудовании было совершенно нереально. А командировка на Запад ему, женатому на еврейке, не светила.
   Тоска овладела Сергеем немыслимая. Даже улыбка Роз перестала спасать его от меланхолии. Он забросил дальнейшие исследования (которые, по сути, были только видимостью, профанацией настоящей работы) и целыми днями бродил по лесам, собирая грибы. И даже стал выпивать.
  

ГЛАВА 1

   Выход из положения нашла Роз. Выход непростой и не быстрый, но реальный. После долгих (почти трехлетних) усилий она добилась разрешения на эмиграцию в Израиль. Решение это было для их семьи судьбоносным. А для Сергея почти единственным выходом из профессионального тупика. И то, что не он, а Роз нашла выход, вовсе не осознавалось им как то, что он ведомый в их семейном союзе.
   Поначалу они раздумывали, не отправиться ли им из Вены в США или еще куда. Но тут Сергей узнал, что в университете Хайфы занимаются как раз интересующей его проблемой. И недавно этот университет приобрел необходимое ему новое оборудование. Выбор был сделан. Они отправились в Хайфу.
   Что поразило и Сергея, и Роз, буквально, с первого дня их пребывания в Израиле - это полная внутренняя свобода людей, здесь проживающих, и их поистине удивительная доброжелательность. Конечно, Сомовы не были приняты с распростертыми объятиями. Здесь свою квалификацию и профессиональные знания необходимо подтверждать, и достаточно долго. Поначалу Сергею пришлось убирать улицы, а Роз (здесь ее все называют Рейзл) - мыть полы в учреждениях и частных домах.
   Собственно им обоим пришлось начинать все сначала. Однако никакого внутреннего дискомфорта они при этом не испытали. Оказалось, что в стране полностью отсутствуют социальные перегородки (по крайней мере, в моральном плане) - здесь просто не существует постыдных, всеми презираемых профессий, все люди в равной степени ценны перед Г-сподом, в которого верят далеко не все, но именно из такого невиданного демократизма Вс-вышнего в него невольно хочется поверить каждому.
   Что особенно удивляло Сергея - это выходящие за пределы обычного человеческого понимания изменения в индивидуальных характерах, в менталитете его бывших соотечественников. Казалось бы, с чего это бывшие советские люди, вконец замотанные бытовыми проблемами и прочно зомбированные идеологическим штампами, попав на землю предков, неожиданно обретают раннее совершенно не свойственные совкам моральные и духовные качества.
   Вместо чувства ложного коллективизма, превращавшего совка в бездумное безынициативное существо, у репатриантов неожиданно, причем неизвестно откуда, появляется разумный индивидуализм, способность уважать себя, а уже в силу этого с не меньшим уважением относиться к другим.
   Вместо агрессивной озлобленности, которой неизбежно полны души всех без исключений граждан стран с тоталитарным режимом правления, бывшие советские евреи вдруг оказались крайне доброжелательны к окружающим.
   А вместо привычной бесплодной жуликоватости, что скрывать, долгие столетия бывшей отличительной чертой некоторых из наших сородичей, у этих людей вдруг появляется невиданная креативность. И они прочно занимают места в соответствующих социальных нишах общественного организма.
   Поневоле вспоминаются "Марсианские хроники" Рэя Брэдбери. Правда олимы, в отличие от героев "Хроник", попав в Израиль, не очень меняются физически (хотя здоровый тропический загар внешне меняет человека), но ментальные изменения поистине разительны.

* * *

   Итак, моральная атмосфера в Израиле оказалась такова, что исполнение несложных и по советским меркам не престижных служебных обязанностей здесь нисколько не унижает человека. Тем не менее, препятствия на пути самореализации для людей уже сложившихся, определивших свои профессиональные приоритеты, цели и задачи своей общественной и личной жизни, здесь, безусловно, существуют.
   Однако молодость Сомовых, их трудолюбие и усердие, а главное неизбывный оптимизм Роз и ее освещающая жизнь улыбка, помогли преодолеть все препятствия. Через два года после приезда Сергея приняли, наконец, на работу в Хайфский университет, а Роз стала моделью, в одном из самых престижных в Хайфе ателье мод.

* * *

   Прошло еще три года, и положение их упрочилось. Сергей стал ведущем специалистом своей лаборатории, а Роз - успешным и очень востребованным модельером. Наконец-то семья Сомовых обрела достойный социальный статус. А работа начала приносит доход, позволявший обзавестись потомством.
   Роз забеременела, и в предусмотренные природой сроки родила мальчика. А еще через год - двойню мальчиков. Здесь, в Израиле во всей полноте стали проявляться удивительные особенности ее натуры. Дети не заставили Роз оставить службу.
   Как она ухитрялась справляться со служебными обязанностями и одновременно уделять много внимания мужу и детям, до сих пор остается для их друзей и знакомых и для самого Сергея неразрешимой загадкой.
   Тем не менее, так оно и было. Как известно, дом без хозяйки - просто место для жилья, муж без непрерывной заботы любящей жены - запущенный холостяк, а дети без материнской ласки - просто сироты. В данном случае все было иначе. Роз, несмотря на занятость, оставалась полноценной хозяйкой, преданной женой и любящей матерью. Всем, и Сергею, и детям доставались свет и тепло ее улыбки. Любимым занятием Сергея стало наблюдать то, как Роз смотрит на детей, как они, буквально, расцветают в лучах ее любви.

* * *

   ... Так прошло еще десять лет, наполненных счастьем и любовью. Научные успехи Сергея были грандиозны. Теперь он был признанным лидером перспективной группы молодых физиков в одной из лучших научно-исследовательских лабораторий мира. А Роз в своем ателье стала ведущим специалистом.
   Теперь прочное материальное положение давало возможность приобрести собственный дом. О загородном доме они задумывались с самого приезда в Израиль. А когда появились для этого реальные возможности, Роз свозила Сергея в Цфат (в котором она уже неоднократно бывала), чтобы он насладился целебным воздухом этого места и захотел приобрести дом именно здесь.
   Их добровольным гидом по Цфату была Эстер Блюм, художница, жена Марка Левита, друга и члена Сергеевой исследовательской группы. Эстер повела Сомовых по старинным синагогам, рассказывая о каждой из них полные очарования легенды, и по выставкам современного искусства, историй о которых (правда современных) было не меньше.
   Побывали они и на тусовке, собравшейся по поводу приезда в Цфат группы питерских художников. И приезжие, и местные, конечно, толпились вокруг очаровательно улыбающейся Роз с блокнотами, наперебой прося ее разрешить им запечатлеть ее образ.
   Роз великодушно согласилась и, не меняя выражения лица, невозмутимо уселась на крышку, стоящего в зале рояля. Мастера кисти и резца дружно заскрипели карандашами, пытаясь ухватить непередаваемую естественность Роз. Ее грацию им действительно удалось отобразить, позже несколько рисунков и созданных на их основании полотен успешно выставлялись и в Цфате, и в Иерусалиме, и даже Петербурге.
   А свет ее улыбки никому из них не удалось ухватить. Сергей еще раз осознал, что свет этот отнюдь не физического, а психологического свойства. И скорее всего, рисовавшие Роз, никакого света, так ясно им ощущаемого, не видели вовсе.
   На этой тусовке Сергей лишний раз убедился, что нисколько не ревнует Роз. Также как в вузе, его нисколько не тревожили взгляды (иногда неприкрыто жадные), которые бросали на нее многие. Он здесь (как и тогда на физтехе) проявлял гобсековскую жадность только тогда, когда Роз смотрела на других и дарила им свои улыбки. Поэтому и на цфатской тусовке он привычно держался несколько впереди, так чтобы улыбка, которая она дарила обществу, наряду с другими освещала и его.

* * *

   Сергея при первом посещении Цфата поразило своеобразие города. Мощный культурно-исторический пласт действовал здесь на человека так, что тот больше не мог и не хотел оставаться на земле робинзоном, первым на нее пришедшим, не имеющим предков, либо не помнящим их. Даже в Израиле, где древности встречаются на каждом шагу, это чувство преемственности, чувство родства с поколениями предков здесь, в Цфате, было не в пример более сильным и вдохновляющим. Особенно удивляло и одновременно радовало то, как историческая аура органически сочетается с современным изобразительным искусством, до краев заполняющим Цфат. Живописцы Израиля (и не только) облюбовали этот волшебный город и сделали его художественным центром Земли Обетованной. Все это вместе делало маленький город подлинным чудом.
   Но главное чудо было не в этом. Цфат - сосредоточие иудаизма, который и в других местах Израиля оказывает благотворное воздействие на нравственное состояние людей. А это в свою очередь влияет на экономику, обеспечивая стране здоровое и устойчивое развитие. Но в Цфате это влияние наиболее ярко выражено.
   Интерес людей к религии здесь сильней, чем в других частях страны. И нравственность населения, его сердечность, благорасположенность друг к другу и к окружающим, отсутствие агрессивности, нежелание ограничивать свободу другого, - здесь также выше, чем в других местах Израиля. Люди здесь существенно иные, они морально чище, душевно спокойней и как-то возвышенней.
   Оказавшись в Цфате, человек обычно не хочет покидать его. Уж больно здесь уютно его душе. Причем эти впечатления были столь сильны, что Цфат представился Сергею каким-то своеобразным лечебным центром, способным избавлять людей от душевных недугов.
   После посещения Цфата остро хотелось работать, хотелось продолжать труд людей на земле, а главное думать и чувствовать глубоко и страстно. Хотелось познавать мир нас окружающий, чувствовать биение времени и распознавать те корни, из которых мы произрастаем, осознавать небо, к которому мы стремимся.
   Так, сам себе удивляясь, сформулировал Сергей, может чересчур поэтично, для самого себя то чувство, что овладело им во время пребывания в Цфате. И Сергею захотелось жить именно здесь, в этом городе, в котором легко дышится, где, наверное, легко и вместе с тем глубоко и серьезно думается, и, скорее всего, будет постоянным желание страстно и со вкусом работать.
   Да, он, Сергей, не еврей. Он, вроде бы, не должен был так сильно чувствовать свое единство с этой культурной традицией, с иудейской религией. Но, это как не странно, он чувствовал единство с этой древней землей, праматерью народов, стоявших у истоков цивилизации. Чувствовал свою связь с ее корневой, как бы изначально культурной (именно культурной, а не культовой), религией, матерью главных религий мира. И это чувство вдохновляло, делало его еще более целеустремленным в любимой работе, никакого, казалось бы, отношения не к теизму, ни к гуманитарным дисциплинам, не имеющей.
   Еще задолго до поездки в Цфат, Сергей понял, что завидует своим коллегам-евреям (других коллег у него здесь не было). Именно так, пусть белой завистью, но, несомненно, завидует.
   Чуть ли не с первого дня своего здесь пребывания он, невзирая на занятость, несмотря на свою все растущую, а нынче просто неистовую увлеченность любимым делом, остро заинтересовался иудаизмом. Само по себе это было достаточно странно. Вера, как таковая, никогда не влекла его. Может быть для людей слабых, для тех, кто испытывает трудности, для несчастливцев, - это необходимо, это выход. Но ему-то, человеку на своем месте, это зачем?
   Еще студентом он потешался над наивными глупостями современных эзотериков. К адептам традиционных религий он относился, по крайней мере, с уважением. Но совершенно не представлял себя на их месте. Правда, позже он стал относиться ко всему этому несколько иначе. Ибо осознал, что человек - отнюдь не механическое устройство. Человек очень сложная информационная система. А потому самый эффективный метод воздействия на человека, на его организм, - программное.
   Тут, в Израиле, Сергей, поняв, насколько категоричен ортодоксальный иудаизм, осознал глубочайший смысл такой бескомпромиссности. Другие религии постоянно толкуют о воздаянии:
   - Ты поверь, и тебе воздастся, Господь поможет тебе.
   Это привлекает простодушных. А у скептиков вызывает сомнения. А там, где сомнения, программа укрепления душевного здоровья (а это - основная функция любой религии) перестает действовать. А иудаизм полностью отказывает верующим в воздаянии. Он требует от своего адепта, чтобы тот верил без всяких надежд на воздаяние. Поэтому у верующего, даже самого скептически настроенного, не возникает подспудной мысли, что его надувают. И тут приходит воздаяние, подлинное и полное. Душа верующего, которую не гложет червь сомнения, укрепляется. Душевное здоровье приходит к человеку.
   Тот же феномен - суперэффективность врачей-евреев. Она бессчетное количество раз отмечена мировым общественным мнением, начиная с Маймонида и кончая современной израильской медициной. Удивительная эффективность врачей-евреев вызвана не только их неоспоримо высоким профессионализмом. Немалую роль играет их суровый рационализм, который начисто исключает всякие сомнения пациентов в том, не морочат ли им голову, не подсовывают ли им совершенно бесполезные плацебо, вместо действительно действенных лекарств. И именно эта серьезность и непреклонно суровый рационализм вызывает у пациента полное доверие, которое оказывает на него сильное психологическое воздействие, весьма и весьма способствующее излечению.
   Все это Сергей понял не без помощи мягкого, почти незаметного, но, тем не менее, весьма существенного влияния своего друга и сотрудника, Марика Левита. Марк еще школьником был привезен родителями из Украины. В Иерусалимском университете он получил кроме физико-математического, еще и богословское образование.
   Сухой и немногословный, Марк вообще человек необычный. Объем его сведений о самых разных областях человеческих знаний на порядки превосходит то, что мы называем стандартным интеллектуальным багажом, так называемого, интеллигентного человека. И обо всем на свете у него имеется свое мнение, чаще всего совершенно не совпадающее с общепринятым. Что крайне важно в научном поиске, которым собственно и занимается их группа. А природная склонность Марка к абстрактным размышлениям очень помогает в построении так называемых "рабочих гипотез", без которых экспериментаторам трудно двигаться дальше.
   Кроме реальной пользы от Марка в лаборатории, Сергей уже просто не мог отказаться от удовольствия обсуждать с ним отвлеченные, не связанные с их физикой, проблемы. Сергей склонен считать их философскими, но Марк, с подозрением относящийся и к современным "философствующим мудрецам", и самому этому понятию, предпочитает называть обсуждаемые ими проблемы мировидением.
   Способность Марка на все на свете смотреть со своей, ни с кем не схожей точки зрения, к тому же до предела иронично, буквально на грани фола, вылилось однажды в серьезную размолвку между ним и другим членом исследовательской группы, Давидом Штерном, придерживающемся идеологии "вязаных кип".
   Дело было так. Однажды, в ходе очередной дискуссии на вольные темы, Марк заявил:
   - Рав Кук интереснейшая фигура. Он первый из религиозных деятелей иудаизма "дал Б-гу шанс - купил лотерейный билет". В противоположность герою из анекдота, который только молил Б-га о выигрыше, Кук не только молился о возрождении Израиля, но и реально помогал сионистам создавать государство.
   Давид, услышав кощунственные, явно ернические слова Марка, всерьез возмутился:
   - Во-первых, Кук не был первым. Первым ортодоксальным модернистом (какой, однако, великолепный оксюморон) был рав Калишер, живший в XIX веке в Пруссии. Именно он положил начало религиозному сионизму. А во-вторых, неужели детское хулиганское сознание все еще так сильно в тебе, Марик? И ты не в силах его преодолеть? Неужели у тебя не нашлось иных, более приличных слов, выразить свою, в общем-то, верную мысль?
   И в этом Дов был полностью прав. Шутка о равви Куке была только невинной детской шалостью по сравнению с тем, что Марк позволял себе в отношении многих и многих авторитетов иудаизма.
   Школа свободомыслия была, несомненно, поучительна для Сергея. Но постепенно его интерес начал дрейф, от строгого бескомпромиссного рационализма иудаизма и часто парадоксального свободомыслия, присущего его другу Марку Левиту, к романтически таинственному мистицизму каббалы.
   Поездка в Цфат окунула Сергея в интеллектуальную атмосферу, до предела насыщенную густой смесью ортодоксального рационализма и магического мистицизма. В Цфате строгий рациональный иудаизм удачно сочетается с мистикой каббалы. Умом Сергей понимал, что рационализм слишком сух и не содержит необходимой человеческой душе поэзии мистицизма. Но ему лично поэзия каббалы (наверное, очень высокая) была совершенно недоступна. По приезде Сергей, как и положено репатрианту, прилежно изучал в ульпане иврит. Но его познаний в языке было явно недостаточно для понимания поэзии, особенно столь высокой, как поэтическая мистика каббалы.
   - Ладно - решил он про себя - удовлетворюсь теми радостями, что дарует мне русская поэзия. Это тоже немало.
   Но визуальное воздействие магия каббалы на него все же оказывала. И через архитектуру Цфата, и через саму мистическую атмосферу этого святого для иудеев города и окрестных Галилейских гор.
   Сергей осознавал, что его размышления:
   - и о стране, в которой он, по сути, новосел,
   - и о народе, с которым он связан только через жену,
   - и о древней истории, в которой он не был профессионалом,
   возможно, слишком дилетантские.
   И он ими ни с кем не делится, держал их при себе.
   Что же касается понимания мира, в котором он волей судеб оказался, то его не очень смущал собственный дилетантизм. Как физик он привык в своих контактах с реальностью пользоваться рабочими гипотезами. И не беда, что многие из них впоследствии оказываются недостоверным. Без осознания картины реальности, которая сегодня представляется ему верной, человеку трудно существовать.

ГЛАВА 2

   После поездки в Цфат было решено покупать дом именно в этом городе. Но судьба распорядилась иначе. На тот дом в Цфате, что привлек их внимание, у них просто не хватило средств. Можно было, конечно, взять кредит, но обязательства по нему (из-за высокой стоимости покупки) были непомерно велики.
   К тому же Роз, детородный возраст которой был уже на исходе, решила, что пока не поздно, нужно рожать. И не тратя времени даром в течение двух лет родила троих. Сначала двойню девочек, а через год еще одну девочку.
   Обзаведясь такой большой семьей, она решила оставить свой пост. Однако Салон, где она трудилась, не захотел полностью отказываться от ее услуг, оставив за ней должность консультанта, не требующую от нее присутствия на рабочем месте более двух дней в неделю, с сохранением, однако, ее прежнего оклада.

* * *

   Ко времени, когда последний ребенок вышел из грудного возраста, им предложили жилище гораздо более интересное, чем то, которое раньше они хотели приобрести в Цфате, причем за вполне приемлемую для них цену.
   Дом был расположен в поселке еще более древнем и не менее знаменитом, чем Цфат. В Пкиине, где они, после недолгих раздумий, купили себе жилище, население - в основном друзы и арабы. Но немногочисленные евреи живут здесь непрерывно еще со времен римского владычества.
   Поселок знаменит еще и тем, что рядом с ним находится пещера, в которой великий иудейский мудрец Шимон бар Йохай вместе с сыном тринадцать лет скрывался от римлян, питаясь одними только плодами рожкового дерева. Кстати, знаменитое рожковое дерево тут же рядом.
   Облик поселка и архитектура самой покупки (стоящей на отшибе, в некотором отдалении от других построек) поразил их воображение настолько, что восторги от Цфата потускнели и даже несколько забылись.
   Старинный дом, который они купили, был не только красив, но и обширен. Их разросшаяся семья не просто удобно в нем расположилась, а будто бы вписалась в него, причем настолько органично, что, казалось, их предки веками занимали это жилище.
   У Сомовых начался новый этап жизни, жизни домовладельцев. Этап в целом счастливый, но не без сложностей. Так купленное ими жилище, хоть и стоящее на отшибе, оказалось отнюдь не тихим и безлюдным местом.
   Выяснилось, что дом, чудо средневековой архитектуры, по сравнительно новой, по крайней мере, нигде не зафиксированной легенде, некогда принадлежал рабби Акиве , самому знаменитому из древнееврейских мудрецов, идеологу восстания против римского владычества под руководством Бар-Кохбы. Верней жене Акивы, Рахели. Этот дом был, якобы, получен ею от отца, богатого иерусалимского землевладельца, в качестве свадебного подарка, запоздавшего, правда, на целых четверть века.
   Из-за этой легенды (о рабби Акиве известно всем, и не только в Израиле) их дом был объектом туристского интереса. Хотя, как объяснил им знаток еврейской истории, друг и сотрудник Сергея Давид Штерн, для этого интереса нет ровно никаких оснований.
   По мнению Давида маловероятно, чтобы иерусалимский землевладелец владел домом в далекой Северной Галилее. А специально купить для дочери и зятя в этом краю дом богачу-тестю тоже не было никакого расчета. Ибо рабби Акива с женой все годы проживали в центральной части Иудеи, сначала в Лоде, а в конце жизни в Бней-Браке. В обоих городах рав Акива стоял во главе расположенных там академий.
   Так что дом в Галилее им был совершенно ни к чему. Да и архитектура дома полностью противоречит легенде, ибо в римские времена так не строили. И если легенда хоть отчасти правдива, то речь может идти лишь о фундаменте, на котором стоит дом.
   - Возможно, что легенда эта - предположил Давид, - родилась именно потому, что пещера, в которой скрывался Шимон бар Йохай, любимый ученик рабби Акивы, расположена неподалеку.
   Впрочем, как это иногда бывает в Израиле, об одном и том же событии или памятном месте существует несколько легенд. Так было и с их домом. Другая легенда (она, также как и первая, явно недавнего происхождения и также ни кем нигде не записана) утверждает, что их жилище некогда принадлежало родителям другого древнего мудреца, рабби Йонатана бен Узиэля. Его могила расположена тоже в этих местах, недалеко от могилы Шимона бар Йохая.
   Давид объяснил им, что в Израиле слава учителя (особенно если учитель велик и славен) прибавляет известности ученику, тем более любимому ученику. Шимону бар Йохаю прибавляет славы то, что он был любимым учеником рабби Акивы. А рабби Йонатан, переведший Тору на арамейский, знаменит прежде всего тем, что был любимым учеником легендарного мудреца рабби Гиллеля.
   Того самого Гиллеля, который первым произнес великие слова о личной ответственности:
   - "Если не я, то кто?"
   Гиллель, как известно, согласился обучить Торе иноверца ускоренным методом:
   - "Не делай другому того - сказал он, - чего не хочешь, чтобы сделали тебе. А все остальное комментарии".
   Кстати о Гиллеле. Гиллель был, наверное, первым в мировой истории либералом. Поэтому в XX веке у него нашелся последователь. Изобретатель эсперанто Лазарь Заменгоф на основе идей Гиллеля пытался основать религию, претендовавшую на универсальность. Но из этого ничего не вышло. Не нарос необходимый пласт культуры, который только и образуется нелепыми с точки зрения рационального сознания иррациональными эзотерическими фантазиями. А именно против иррационализма и был направлен главный идейный заряд гиллелизма Заменгофа.
   Почти одновременно с гиллелизмом возникла теософия, тоже претендовавшая на универсальность. Но безудержный эзотеризм последней помог ей нарастить необходимый культурный бэкграунд и обрести последователей.
   Перевод торы на арамейский, а особенно ученичество у великого Гиллеля - безусловный пропуск в пантеон великих мудрецов древности. Кроме того, Рабби Йонатан нынче весьма популярен еще и тем, что он, умерший холостяком и перед смертью сожалевший об этом прискорбном факте, всех неженатых призвал на свою могилу молиться, обещая им, что в течение года каждый найдет свою половину.
   Стремящиеся найти счастье в браке и сегодня приходят к его могиле. И говорят небезуспешно. А люди старшего возраста идут не к могиле рабби бен Узиэля, дорога к которой небезопасна, а в предполагаемый дом его родителей.
   Легенда о принадлежности их дома родителям знаменитого раввина древности до сих пор не получила документального подтверждения. Однако в нее верят многие, и поэтому стремятся посетить жилище семьи Сомовых.
   Впрочем, эти две малодостоверные легенды не противоречат друг другу. Один и тот же дом мог бы в принципе в разное время принадлежать двум персонажам еврейской истории, тем более что время их жизней на земле отстоит одно от другого, примерно на век.
   Когда Сергей и Роз сначала примеривались к покупке, а потом совершали сделку, поток туристов к дому был временно перекрыт специальным соглашением, между его бывшим владельцем и туристическими бюро.
   И хотя в договоре купли-продажи черным по белому стояло, что владельцы дома, представляющего художественную ценность, обязаны два раза в неделю по шесть часов в день бесплатно пускать в него туристические группы, ни Сергей, ни Роз не придали этому факту серьезного значения. Ибо хотя снаружи дом был, несомненно, красив, изнутри он никакой эстетической ценности не представлял.
   А о том, что среди туристов в ходу даже не одна, а две ничем не подтвержденные легенды, связывающие дом с двумя древними мудрецами рабби Акивой и бен Узиэлем, покупатели не ведали. Официально эти неподтвержденные легенды как бы и не существовали. Поэтому они не упоминались в договоре купли-продажи.

* * *

   Купив дом с такой отягощающей нагрузкой, Роз не пала духом. Опять сказались удивительные особенности ее характера.
   - Ну что же - сказала она себе, поняв, во что они вляпались, - за все нужно платить, дом достался нам дешево, поэтому двенадцать часов в неделю он принадлежит не нам.
   И она взяла на себя заботу ежемесячно расписывать график семейных путешествий, загородных пикников, посещений театров, концертных залов, музеев Тиверии, Хайфы, Тель-Авива и Иерусалима, дабы в часы посещений их дома туристами, хозяева в нем отсутствовали. Таким образом, угроза спокойному семейному быту со стороны назойливых "гостей", коими чаще всего бывают туристы, была решена.

* * *

   Были еще проблемы, связанные с жизнью в поселке рядом с арабским населением. Поначалу она казалась острой, ибо новоселов приняли не очень любезно. Ситуация еще осложнилась бы. Но двое из молодых жителей поселка, друзы, работали охранниками их лаборатории. А их родной брат служил в поселковой полиции.
   Этот брат и рассказал местным жителям, что новый хозяин дома и трое его друзей прилежно занимаются в Хайфе боевыми искусствами и даже преуспели в изучении специфически израильского искусства ближнего боя Крав-мага. Что было чистой правдой.
   Но охранники, не так давно охраняющие их лабораторию, не знали, а потому их брат не рассказал местным жителям, что Сергей и его друзья начали заниматься боевыми искусствами только после того, как Сомовы решили купить дом в Пкиине. И по существу еще новички в единоборствах. Однако внешний вид друзей, особенно тяжеловеса Ильи, был необычайно грозен. И это не могло не вызвать уважение местных жителей.
   Так или иначе, но, узнав об увлечении Сергея и его друзей, местные задиры посчитали опасным враждовать с теми, кто владеет искусством айки-крав-мага, о котором они были наслышаны. Местный фольклор утверждает, любое столкновение с мастером израильского ближнего боя обязательно кончается для противоположной стороны смертельным исходом.
   Однако никаких конфликтов не было. И постепенно настороженность и враждебность местных жителей сменилась любезностью. Не считая эту любезность вполне искренней, Сомовы и их друзья, тем не менее, отвечали соседям сдержанной ответной любезностью. Так продолжалось до тех пор, пока неожиданная трагедия в корне не изменила ситуацию.

* * *

   Но оставалось еще немало проблем, с которыми сталкивается большая семья. Казалось бы, семья, где муж и жена, не только работают, но и увлечены своим делом, шестеро детей, не просто энергичных, а пульсирующих избыточной энергией, должны родителям порядком досаждать. И это должно было бы создавать в семье невыносимо нервную, до предела напряженную изматывающую всех атмосферу.
   Однако ничего этого не было и в помине. Конечно, если бы не разумная семейная политика Роз, большой дом и шестеро детей вносили бы в жизнь Сомовых большие сложности. Но Роз все устроила наилучшим образом. Дом держала в чистоте приходящая прислуга, а дети отдавали избыточную энергию в многочисленных спортивных клубах и художественных курсах. Возвращались они домой изрядно уставшими. Так что дома сил им оставалось только на то, чтобы принимать родительскую любовь и ласку, которой всем шестерым доставалось в избытке.
   К тому же Роз всегда удавалось так спланировать и организовать быт дома и свободное время его обитателей, что обеды и ужины семьи проходили при полном составе ее членов. И всегда в теплой атмосфере, наполненной улыбкой Роз, воздухом любви и взаимопонимания. Дом и семья не только не напрягали занятого серьезной исследовательской работой Сергея, но и давали ему дополнительный заряд энергии. Причем, подпитка энергией происходила и тогда, когда Роз улыбалась ему, Сергею, и тогда, когда она с улыбкой смотрела на детей.

* * *

   Дети радовали родителей. Старший Яаков с детства был дисциплинирован и серьезен. С ранней юности он подавал надежды со временем стать высококлассным менеджером. Близнецы Натан и Антон, чуть ли не с пеленок увлеченные техникой и унаследовавшие от отца страсть к изобретательству, своим неугомонным нравом доставляли родителям немало хлопот. Однако они с детства привыкли беспрекословно подчиняться старшему брату, строгому и последовательному в своем настойчивом стремлении к порядку.
   Поэтому шустрые близнецы, неистощимые на каверзные проделки, несмотря на свою более чем чрезмерную активность, все же не становились для родителей источником непрерывных неприятностей.
   Все девочки семьи Сомовых с раннего детства, буквально, заболели музыкой. И это несмотря на усилия Эстер Блюм увлечь их живописью. Такими же, как и близнецы-мальчики, чрезмерно активными с раннего детства были близняшки Лиз и Мэри. Чуть научившись ходить, они пристрастились мучить старинный, оставшийся от прежних хозяев дома, рояль.
   В удивительной какофонии, им издаваемой, как это не странно всегда слышалась некая скрытая гармония (как тут не распознать наследственность Роз). Впоследствии близняшки научились очень нестандартно исполнять на нем в четыре руки музыкальные произведения, в том числе и те, что на такую интерпретацию вовсе не были рассчитаны.
   Мечтательная, всегда задумчивая, красавица Хана не расставалась со скрипкой, купленной ей еще тогда, когда она едва могла держать инструмент в руках.
   Дети у Сомовых росли замечательные. Родители их любили, и они любили родителей. Вообще семья была дружная. Но дети были иными. Это обстоятельство, казалось бы, второстепенное, особенно в такой дружной семье, как Сомовская, тем не менее, было невозможно не заметить.
   Еще до того, как подросли его собственные дети, Сергей заметил эти различия в других семьях. У родителей олимов рождались дети сабра. Они были иные, не лучше и не хуже своих родителей, просто иные, и все. Вспомнились "Волны гасят ветер".
   Сергей не сразу, но осознал трагизм ситуации. Трагизм этот имел жизнеутверждающий оптимистический окрас, но все же оставался трагизмом. Как у Стругацких людей сменят людены, так в Израиле олимы с их культурой постепенно вымирают, уступая место своим детям - сабра.
   Сергей, Роз, их друзья живут полноценной наполненной жизнью. Их жизнь, их культура - богаты и разнообразны. Но она, культура эта, обречена - она уйдет вместе с ними, у нее нет продолжения. И это трагично.
   Отцы и дети - извечная проблема. Дети всегда немного иные, чем их родители. Но одно дело немного иные. В классическом случае преемственность остается. Иное дело в фантастике Стругацких и в израильской реальности - здесь разрыв преемственности полный. И это понимали не только Сергей и Роз, но и их холостые и бездетные друзья.
   Да и как, живя в Израиле, этого не понять. Что-что, а это понятно каждому. Сабра иные, они по-другому смотрят на жизнь, у них иные чаяния, стремления и интересы. Так дети Сомовых никогда, даже когда подросли, не начали участвовать в бесконечных дискуссиях взрослых. А ведь эти дискуссии очень важны для родителей-олимов. Они, ведь, наследие знаменитых советских кухонь, так много сделавших для формирования мировоззрения советского интеллигента.
   С точки зрения взрослых, темы дискуссий не могли не волновать молодое поколение. Однако волновало это их как-то не так, возможно как-то иначе, чем старших Сомовых и их друзей. Именно это (хотя и не только это) служило причиной скрытого трагизма, что проглядывало в дискуссиях сомовской компании постоянно, даже когда они спорили о чем-то веселом оптимистичном. Да и как могло быть иначе. Рок вымирающей интеллектуальной русско-еврейской культуры постоянно висел над ними.
   Сергею до конца жизни так толком и не удалось понять, в чем собственно инаковость его детей. Вроде бы все: и характеры, и взгляды, и привычки детей не очень отличались от их с Роз характеров, взглядов, привычек. Тем не менее, различия были, и были в самом существенном - во взгляде на мир, в их с ним отношениях. Причем различия эти были столь существенны, что казалось, что они и их дети - люди с разных планет.
   Нет, теоретически Сергей понимал причины этих различий. Дети были как раз тем "непоротым поколением", о котором много писали, о котором мечтали в России. Теоретически все это очень красиво. Но человеку с "поротой задницей" понять человека, на которого никто и никогда не смел поднять руку, было решительно невозможно. Любить таких было здорово, тем более, если это твои собственные дети. Любить - да, а понять - нет.
  

ГЛАВА 3

   Ко времени покупки дома Сергей, хоть поверхностно, но уже был знаком и с ортодоксальным иудаизмом, и с каббалой. Еще до того, как Роз привезла Сергея знакомиться с Цфатом (с чего, собственно говоря, и началась эпопея покупки собственного дома), его погрузили в иудейскую тематику бесконечные дискуссии между его друзьями-коллегами, с которыми он вместе штурмовал еще непокоренные вершины современной физики.
   Его исследовательская группа невелика, кроме него самого, в ней всего три человека. Но какие это ребята! Физики они все замечательные, "рукастые" (без этого хорошим экспериментатором не станешь), и с выдумкой - чего-то добиться сегодня в физике могут только люди оригинально мыслящие. И его друзья отвечают всем этим требованиям.
   А кроме того... Рядом с ними Сергей остро чувствует свою ущербность. Он только физик, и все. Только недавно начал он понимать - узко это. Физика интересна, сложна, головоломна. Но это только сегмент того, что может (и должно) познавать человечество.
   Это студентом он думал, что гуманитарные дисциплины, философия, богословие - просто болтовня. Теперь он понимает, как наивен он был. Его ребята, двое из них младше его, поняли это раньше. И теперь ему впору учиться у них.
   А учиться у них есть чему. Илюша Ройзман, например, свой, физтеховский. Он учился одновременно с Сергеем и Роз, но на два курса младше (были они тогда шапочно знакомы).
   Вместе с родителями он выехал в Израиль намного раньше их с Роз, и доучивался уже в Иерусалимском университете. Теперь он верующий иудей, адепт каббализма. Причем глубина его убежденности в истинах каббалы поразительная.
   Однажды, в самом начале их сотрудничества и дружбы, когда Илья с особо утомительными подробностями повествовал Сергею о "дереве Сефирот" (это было в самом начале знакомства Сергея с Израилем, когда многое было непонятно и казалось утомительным), тот искренне и вполне доброжелательно удивился:
   - Ты, что всерьез веришь во всю эту хрень?
   После чего добродушный гигант моментально принял боксерскую стойку (Илья когда-то занимался боксом). Сергей, человек отнюдь не из робкого десятка, и сам не дурак помахать кулаками.
   Но тут он оказался зажат между стеной и лабораторным столом, да и вид у бывшего боксера был необыкновенно грозен, а главное - жаль было нового, очень нужного для предстоящих исследований лабораторного оборудования.
   И Сергей поспешил принести извинения. Более он Илье на эту мозоль не наступал. А позже у самого Сергея изменилась отношение к каббале.

* * *

   После их переезда в новый дом Илья в подробностях рассказал Сергею и Роз о Шимоне бар Йохае, близ пещеры, в которой тот скрывался, им предстояло жить.
   А история эта небезынтересна. Вечером, когда Роз, уложив детей спать и принарядившись, вышла к гостям, Илья на протяжении получаса увлеченно рассказывал ее во время очередных посиделок.
   Сергей и раньше знал, что Илья неравнодушен к его жене (кто знает, может еще с тех далеких физтеховских лет). Но теперь ситуация позволила ему распушить хвост и хоть немного походить павлином перед втайне любимой женщиной.
   Сергей был уже, хоть поверхностно, но в курсе дела, а Роз до того почти ничего не знала, ни о книге под названием "Зохар" ("Сияние"), ни об ее предполагаемых авторах.
   Илья воодушевленно (ведь он сам каббалист) рассказывал о том, что в этой пещере, скрываясь от римлян, рабби Шимон написал самую главную книгу каббалы - Зохар. Эту книгу в "золотой век Цфата" изучали, ее изучению посвятили свои труды, все переселившиеся из Испании и других мест великие мудрецы, которыми сегодня гордятся и Цфат, и весь Израиль.
   Сами имена этих ученых-раввинов: Ицхак Лурия, Моше Кордоверо, Иосиф Каро, Шломо Алькабец - даже у не очень осведомленного человека не могут не вызвать священный трепет. Почему? Непонятно, тем не менее - это так.
   Сергей наблюдал за выражением лица Роз во время этого рассказа. Его жена человек довольно закрытый, сдержанный, она умеет скрывать свои чувства.
   Но...
   - Ей Б-гу, она излишне возбуждена - в сердцах подумал Сергей.
   Дальше Илья от рабби Шимона перешел к рассказу об его учителе рабби Акиве, которому легенда приписывает владение их домом во II веке н.э.
   А когда Илья стал в подробностях рассказывать о жизни рабби Акивы, в частности о том, что тот был, идеологом самого Шимона бар Кохбы, вождя восстания против Рима, (Илья процитировал Маймонида, который называл Акиву "оруженосцем" знаменитого воина), Роз, даже зарделась от возбуждения. Глаза ее и без того всегда яркие, говорящие, засверкали, как звезды.
   - Неужели его Роз, такой спокойной и уравновешенной, настолько близка военно-патриотическая тематика? - вернулся Сергей к мыслям о жене.
   Но тут, как всегда решительно, вступил в разговор другой Сергеев коллега, Давид Штерн. Он тоже из российских репатриантов. Давид, бывший питерец, он старше всех в исследовательской группе, но до сих пор не женат. Когда-то он крестился у отца Меня. Но позже православие отверг и, чтобы честно без обмана попасть на свою историческую родину, еще в Питере прошел гиюр. Теперь он ортодоксальный модернист, последователь рава Кука, и носит вязаную кипу. Давид - историк-любитель и большой знаток еврейской истории.
   Они с Ильей друзья - не разлей вода, но это не мешает им без конца по любому вопросу бешено, до драки, спорить. На работе Сергей этот дискуссионный энтузиазм всячески поощряет. Ибо лучше заранее детальнейшим образом обсудить все варианты возможного исхода экспериментов, чем двигаться вслепую. Здесь же, в доме Соиовых скрытая подоплека их споров та, что Давид, как и Илья неравнодушен к Роз. Это за ее внимание они так страстно сражаются.
   Сергей уже кое-что знал о том, кто был истинным автором Зохара, однако предпочитал помалкивать.
   - Пусть Давид как следует ущучит этого павлина Илью - думал он - уж больно его рассказ увлек мою Роз.
   И маленький, но, подобно своему знаменитому тезке, полный боевого задора, Давид вступил в словесную баталию. Сергей знал, как хитер и коварен в спорах тезка великого царя Израиля. К тому же сегодня преимущество явно на его стороне. В интеллектуальной праще нового Давида два весомых аргумента, два имени. И он не преминул ими воспользоваться.
   - Дорогой Илья - начал Давид - как ты относишься к Гершому Шолему, уважаешь ли его мнение? Если да, то, как ты объяснишь, почему уважаемый профессор утверждает, что подлинный автор Зохара, не мудрец времен римского владычества Шимон бен Йохай, а средневековый испанский каббалист Моше де Леон, первый издатель этой книги.
   - Я хорошо отношусь к Гершому Шолему, но и уважаемые люди могут ошибаться - ответил нахмурившийся Илья. - Профессор Шолем искренне заблуждался, а многочисленные демагоги пользуются его ошибкой и сознательно наводят тень на плетень.
   - Какая тень, какой плетень? - быстро парировал Давид - Да, в Средние века, когда жил де Леон, евреи на арамейском уже не говорили. А Зохар написан именно на этом языке. Все дело в том, что рабби Моше пытался загримировать свой текст под время, когда жил рабби Шимон, под второй век новой эры.
   - Но он элементарно прокололся - уверенно продолжил Давид, - не учел, что некоторые обороты арамейского, что он использовал, во втором веке не употреблялись.
   - Ну, это далеко не доказано - ответил на выпад Илья. - Трудно поверить, что уважаемый профессор так глубоко разобрался в словесных оборотах арамейского. В XX веке трудно понять, какие из них были в ходу во втором веке.
   - Профессор Шолем - высокий профессионал. Он вряд ли стал бы выносить на свет Б-жий необоснованные гипотезы. Но есть еще и главный аргумент. Рукописи, написанной, как ты считаешь, бар Йохаем, никто так и не видел.
   - Моше де Леон обещал показать подлинник приезжему из Акко Ицхаку бен Шмуэлю, ученику самого Нахманида.
   - Знаю, знаю. По легенде именно Рамбан собрал разрозненные листы этой рукописи и передал их Моше де Леону. А листы эти якобы были найдены пастухом-арабом здесь в горах Верхней Галилеи в какой-то пещере. Эта легенда с большой точностью предвосхищает историю с Курманскими рукописями. Но почему ученик ничего не знал об этой находке учителя? И узнал о ней только в Испании. Странно и неправдоподобно - прервал друга Давид.
   - А главное Моше так и не показал рукопись приезжему - победно закончил Давид свой монолог.
   - Не показал, так как внезапно умер.
   - Не показал, тогда как доказать, что эта рукопись существовала?
   - Не показал, но это не значит, что ее вообще не было, неужели де Леон решился бы на обман. Ведь он не знал, что внезапно умрет.
   - Есть в России такой экстрасенс Грабовой. Он "оживляет" мертвых. Он обещал оживить детей, погибших в Бесланской школе. И матери погибших ему поверили. Неужели наш Моше был глупее Грабового? Неужели он не смог бы разными отговорками заморочить голову молодому Ицхаку бен Шмуэлю? Так долго морочить, пока тот не плюнул бы и не вернулся в свой Акко?
   - Тогда не было таких высококвалифицированных мошенников, как нынешний Грабовой.
   - Откуда мы это знаем?
   - Они тогда умные книги писали, не чета Грабовому.
   - Дорогой Давид, ты сам себе противоречишь. Ты утверждаешь, что Зохгар написал Моше де Леон. Человек, который ловко провел всех каббалистов. Он заставил их поверить в несуществующую рукопись. Неужели ты действительно веришь, что такую великую книгу, как Зохгар, мог написать мошенник?
   - Дорогой Илья, я всегда подозревал, что у тебя с моралью неладно. Как ты посмел Большого Поэта назвать мошенником?
   - Ты отчасти прав, дорогой, если Моше был действительно автором Зохгара, то он больше чем поэт, - он "композитор". Причем каждый читающий его "ноты" играет по ним свою "мелодию". Но ты сам называешь его мошенником, ибо ты утверждаешь, что он приписал другому свой труд.
   - Эх ты, у тебя не только с моралью, но и с логикой проблемы. Реб Моше сделал это ради денег, об этом говорила его вдова. Семью нужно было кормить. Он был мало кому известен, и его труд плохо бы раскупался. А книгу, написанную великим мудрецом и к тому же любимым учеником рабби Акивы, оруженосца великого еврейского воителя, раскупили, как горячие пирожки. Военно-патриотическая подоплека - всегда хорошая реклама. Вот и наша миролюбивая Рейзл слушала тебя, развесив уши - не преминул Давид высказать обиду на Роз, только что восторженно глядевшую на его соперника.
   - И самое главное. Если бы поэт Моше для заработка выдал бы чужой труд за свой, тогда его действительно можно было бы назвать мошенником. А так все наоборот, он остался в истории не только Поэтом, но и порядочным человеком.
   И тут Сергей понял, что Давид выиграл словесное единоборство. Роз слушала его вдохновенные слова о Высокой поэзии Зохара, о самоотверженном Поэте Моше, который, чтобы было чем кормить семью, отдал свой труд другому, а сам остался в безвестности, - и глаза ее теплели, а ее необыкновенная улыбка, казалось, обволакивала рассказчика.
   Стерпеть такого Сергей, естественно, не мог. И ринулся на защиту обиженного и с горя нахохлившегося Ильи. И хотя воины, а тем более их идеологи, не были его идеалом, он начал снова возводить на пьедестал всю троицу - Шимона бар Йохая, его учителя рабби Акиву и великого воина Шимона бар Кохбу.
   Борьба предстояла серьезная. Сергей знает еврейскую историю очень уж поверхностно, а его оппонент Давид углубленно ее изучает. Тем не менее, Сергей начал атаку позиций противника.
   Дабы отвести восхищенный взгляд Роз от Давида, ставшего от счастья пунцовым, он стал рассказывать жуткую историю о том, как римляне сдирали кожу с живого рабби Акивы.
   А когда Сергей привел слова казнимого:
   - Всю жизнь не давало мне покоя заповеданное нам: "Люби Г-спода всей душою твоею". Что значит: "Люби Г-спода даже в ту минуту, когда Он отнимает у тебя душу". "Когда же, наконец, придется мне исполнить это?" - думал я. И вот сподобил меня Г-сподь осуществить мечту мою! Так мне ли теперь роптать против Г-спода? - у Роз даже глаза повлажнели.
   Но неистовый спорщик Давид не сдавался. Он стал излагать подробности из жизни рабби Акивы Сергею до той поры неизвестные:
   - Мне, как ортодоксу, пусть и с уклоном в модернизм, не пристало - уверенно и обстоятельно вступил в полемику с Сергеем Давид - сомневаться в моральных качествах великого мудреца рабби Акивы. Но учитель наш рав Кук заповедал нам, не склонятся перед авторитетами, даже перед авторитетами Талмуда. В отличие от Моше де Леона, великий Акива не был образцовым семьянином. Он оставил без всяких средств существования свою молодую жену и 24 года изучал Тору. А его жена Рахель была дочерью самого известного богача древности. И без средств она осталась, когда отец отказался от нее из-за того, что она полюбила Акиву.
   - Кстати, знаете, как звали ее отца, который был Ротшильдом тех времен? Калба-Савуа, что означает Сытый Пес. Это прозвище его предка. Всякий человек, который заходил в двор Калба-Савуа голодный, как собака, выходил сытый.
   - Ты все же плохо знаешь материал, учи матчасть, дорогой - вместо Сергея ответил ему Илья - не Акива бросил жену, а она сама дала ему слово выйти за него замуж, если он - неграмотный пастух, пойдет учиться Торе.
   - Это правда, уважаемый, но непорядочно на 24 года оставлять жену в нищете.
   - Гордиться мы можем, что такими бывают еврейские жены. Да, двадцать четыре года в нищете - зато ее муж стал величайшим из мудрецов Талмуда.
   - Женами, да, но не такими их мужьями - тут же ловко парировал Давид выпад противника.
   Но могучий воин Илья решил не сдаваться. Он, вернувшись прежней теме спора, стал доказывать древность каббалы, как косвенное доказательство того, что Шимон бар Йохай вполне мог быть автором Зохара.
   - Дорогой Дов - вдруг необычно ласково заговорил он, - как ты думаешь, почему рабби Акиве понадобилось 24 года на изучение Торы? Ведь, чтобы ее выучить даже наизусть больше двух- трех лет не понадобится.
   - Художественное преувеличение это - спокойно, не ожидая подвоха, ответил Давид.
   - Художественные преувеличения встречаются в Талмуде, но они всегда чем-то оправданы. А чем может быть оправданно это? Естественней предположить, что наш Акива был каббалистом и изучал Тору криптографически, то есть искал в ней зашифрованные смыслы. А если каббалистом был рабби Акива, то тем более им был его любимый ученик Шимон бар Йохай.
   - Неубедительно это, милейший - ответил ему Давид, - вряд ли рабби Акива был каббалистом. Не стал бы каббалист, ищущий тайные смыслы слов и тем более имен, восхищаться Бар-Кохбой, а тем более считать его Машиахом. Как следует из Талмуда, Бар-Кохбу на самом деле звали Бар Козива - Сын Лжи. Каббалсты, во всем ищущие тайный смысл, не проходят мимо таких знаков судьбы.
   Тут неожиданно вступил в спор третий Сергеев друг и член его исследовательской группы, обычно молчаливый Марик Левит. Впрочем, выражение "вступил в спор" не про Марка. Он только сквозь зубы пробурчал:
   - Мне вообще несимпатичен Акива, мои симпатии на стороне проповедника из Галилеи Иешуа Га-Ноцри, на стороне незаконнорожденного сына римского солдата Пантеры.
   Такое неожиданное (и, прямо скажем, не по существу) вмешательство обидело и даже оскорбило почти всех присутствующих.
   Илью и Давида противопоставление любимому герою еврейской истории того, кого евреи считают самозваным машиахом.
   Сергея, предки которого на протяжении веков были православными христианами, оскорбило то, что Сына Божьего Марк назвал незаконнорожденным сыном римского солдата.
   И Роз выплеск эмоций Марка не оставил равнодушной. Но по-другому. Она внимательно посмотрела на Марка и ободряюще улыбнулась ему. Что за этим крылось? Что одобряла Роз в оскорбительных для других речах Марка, так и осталось для Сергея загадкой.
   Хотя все, кроме Роз, обиделись на Марка, спор не прекратился.
   - И во что выродилось учение проповедника из Галилеи? Христианство удивительно похоже на марксистскую экономику - заносчиво ответил Марку Илья. - Все, что было в экономической науке до Маркса, марксизм принимает. Все, что родилось при нем и после него - ересь.
   - Точно также и христианство - уже спокойней продолжил он, - все в иудаизме до Иисуса - свято, все возникшее при жизни Христа и после его смерти - ересь. Благородно гуманистическое в теории, христианство оказалось узко догматичным на практике.
   - Все это так - согласился с другом Давид. - Вот если бы христианство был о религией для избранных, тогда его положения имели бы смысл.
   - Мир земной стал бы раем - продолжил он, вдохновляясь, - если бы каждый или хотя бы большинство из живущих на земле любили не только ближних, но и врагов своих. Но, к сожалению, на такое способны только святые, люди с сильной положительной харизмой. Нам же, обычным людям, не всегда удается любить даже ближних своих.
   - Обвинив фарисеев в лицемерии, христиане сами в нем погрязли. Погрязли, когда стали учить любви к врагам простых смертных, людей, не наделенных сильным духом.
   - Для обычного человека, для души его, полезней - завершил свою мысль Давид - не мечтать о недостижимой любви к врагам, а выполнять минимальное моральное требование Гиллеля: "Не делай другому того, что ты не хочешь, чтобы делали тебе".
   - Но заповедь Гиллеля - вступил в разговор Илья - бесполезна против шахидов. Убивая еврейских детей, они были бы не против, чтобы какой-то сумасшедший еврей стал бы убивать их детей.
   - Ты прав Илья - задумчиво ответил ему Марк, - против террористов действенна заповедь о любви к врагам. Проповедник Иисус - это, в сущности, мать Тереза для тех, у кого болеет не тело, а душа. Для тех, у кого душа больна злобой. Сила любви-сострадания к этим душевнобольным могла бы их излечить.
   - Имело бы смысл, если бы иудаизм принял в свое лоно христианство в качестве моральных установок для Машиаха и пророков. А для обычных людей достаточно идей Гиллеля - неожиданно завершил свою мысль Марк.
   ...После спорили еще долго. Борьба шла с переменным успехом. В спор о христианстве Сергей не встревал. А когда Илья и Давид вернулись к противоборству, он, каждый раз меняя позицию, оказывался на стороне проигравшего.
   Глубокой ночью Марк, ссылаясь на необходимость утром продолжить эксперимент, отправился на своем разбитом "форде" в Хайфу, а Давид и Илья, как обычно, остались гостевать у Сомовых.
  

ГЛАВА 4

   Ночью Роз сказала Сергею:
   - Дурачок, чего ты бычился? Я тебя одного люблю, ты лучше всех - при этом ее улыбка светилась в полной темноте.
   - Ничего я не бычился, что ты выдумываешь - глухим голосом ответил Сергей.
   - Не нужно врать. Когда ты рядом, то изменение твоего настроения я предчувствую, еще до того, как оно наступит. А твою ревность чую, когда нахожусь в другой комнате, и даже через три-четыре стены.
   Что оставалось Сергею ответить? Его жена все же чудо.
   На другое утро невыспавшаяся Роз, когда вчерашние спорщики, стали наперебой хвалить ее дом, его тепло, в сердцах, сказала:
   - Оправились бы вы, ребята молиться к могиле раби Йонатана бен Узиэля, благо она здесь недалеко. Он ведь обещает, что после молитвы на его могиле в течение года каждый найдет свою пару.
   - Тогда у каждого будет свой дом, свое тепло - закончила она со своей обычной доброй улыбкой.
   На что Илья и Давид, чуть не хором, начали возражать Роз, что найти пару еще не означает создать теплый дом:
   - Марк и Эстер давно в браке, однако, живут хуже холостяков.
   В этом друзья были на сто процентов правы. Эстер постоянно в Цфате. Она или увлеченно работает над своими новыми инсталляциями, или кайфует на тусовках. А Марк ночами экспериментирует в лаборатории, либо вместе с коллегами гостит у Сомовых.
   Все трое почти безвылазно гостевали у Сергея и Роз. Благо работы по компьютерному анализу предыдущего и обдумыванию нового эксперимента можно проводить вне лаборатории.
   И Сомовы не были против, так как, не без участия друзей-коллег, они постепенно осваивалась в горах Верхней Галилеи, набиралась знаний об этом месте, об иудаизме, об истории Израиля.
   Сергея это радовало. Радость была кругом. Здесь же поблизости, у подножья горы Мерон, находится могила рабби Шимона бар Йохая, о котором рассказывал Илья. Ежегодно в день его смерти к ней из Цфата направляется процессия, чтобы отметить этот день песнями и танцами, ибо мудрец завещал не оплакивать его уход, а, наоборот, веселиться.

* * *

   Жизнь в окружении исторических памятников не может не вдохновлять, не заставлять человека равняться на тех, чьи имена постоянно напоминают нам о человеческом достоинстве. О подлинном величии этого свойства человеческой натуры. А именно примерами личного достоинства человека полна иудейская история.
   Какую роль в становлении его, Сергея, нового понимания играет Роз? Это Сергею было плохо понятно. Ведь в иудаизме и каббале она смыслит столь же мало, как прежде в физике с математикой. Но...
   Сергея всегда удивляло, почему евреем считается тот, у кого не отец (как это принято у других народов), а мать - еврейка. Ведь к философским глубинам религии женщин даже не подпускают. Почему же именно по ним определяется наследственная причастность к иудаизму?
   Размышления на эту тему подвигли Сергея на более глубокое понимание сущности женщины, особенно еврейской женщины, и прежде всего самой женственной женщины на свете - его жены.
   То, что мужчины познают путем анализа, познают мучительно трудно, в чем без конца ошибаются, путаются (отчего каждый раз начинают анализ сначала), женщина, особенно это присуще еврейским женщинам, познает интуитивно и разбирается в сути проблемы сразу, и без особых усилий, причем разбирается в ней во всей ее полноте и своеобразии.
   Точно также как, каким-то невероятным чутьем, Роз в молодости инстинктивно поняла красоту и значимость физики с математикой, теперь она нутром чует интеллектуальную, моральную и художественную высоту ортодоксального иудаизма и мистической каббалы.
   Также как в молодости она тянулась к точным наукам, чтобы найти в этой среде спутника жизни, отвечающего современным на тот момент требованиям высокого вкуса, теперь Роз, инстинктивно понимая ценность иудаизма, настойчиво стремится жить в самой гуще его исторических корней и современных проявлений.
   И делает она это отнюдь не интуитивно. Сегодня Роз вполне сознательно стремится к тому, чтобы их дети, выросли в насыщенно интеллектуальной и художественной атмосфере, и тем самым могли бы впоследствии отвечать самым высоким требованием современного мира.
   - Не повторяет ли Роз моральный подвиг Рахели, жены рабби Акивы? - неожиданно спросил себя Сергей.
   - Ведь та тоже вряд ли разбиралась в Торе? Тем не менее, она поставила условие своему избраннику, неграмотному сорокалетнему пастуху Акиве, что будет его женой, если он станет знатоком Торы.
   Такая общность стремлений еврейской женщины II века н.э. и его жены заставили Сергея задуматься еще глубже. Об этом, и еще о многом размышлял Сергей в связи с феноменом Роз, его любимой жены. Много размышлял, и многое понял. Но и эти прозрения оказались всего лишь верхушкой айсберга, составляющего характер его жены. Что понял он значительно позже.

* * *

   Роз, по мнению Сергея, со временем изменилась. Ее улыбка стала еще ярче, лучилась еще сильней. Сама Роз стала еще красивей, еще изящней. Ее красота по-прежнему обрамлялась изысканно скромной одеждой и дорогими, но с виду неяркими предельно для несведущего глаза простыми украшениями.
   Она по-прежнему демонстрировала себя, как некое явление Высокого Искусства Моды, но не статически неизменное, а медленно, но непрерывно, меняющее рисунок, и, примерно, ежемесячно резко изменяющее весь свой облик.
   А став матерью и хозяйкой дома, Роз начала демонстрировать не только себя, но и свою семью, свой дом, его убранство, интерьеры и пр. Причем эта демонстрация себя, семьи и дома, с каждым разом становилась все органичней, все более естественной.
   Ее любовь к мужу и детям, неизменно сильная и страстная, но сдержанная, для постороннего взгляда даже несколько приглушенная, окрашивали отношения в семье, весь ее быт, каким-то не особенно ярким, но ровным светом, создающим непередаваемую словами теплую и уютную атмосферу.

* * *

   Сергею не показалось удивительным, что феномен его Роз заинтересовал сначала продвинутую художницу Эстер Блюм, а затем и художественную общественность Израиля.
   А началось все с того, что Эстер внезапно, без всякой видимой на то причины, зачастила к ним в дом, часто оставаясь с ночевкой. Частенько гостящий у них Марк был счастлив лишний раз увидеть ее, а иногда и разделять с ней ложе.
   Увлеченная творчеством, Эстер не часто баловала мужа своим вниманием, даже когда он являлся к ней в Цфат. Она почти всегда была занята, или своими инсталляциями, или бесконечными тусовками, в компаниях с жадными до развлечений художниками.
   Поначалу Сергей, на сто процентов уверенный в своей жене, все же не мог понять, чем вызван внезапный интерес к ней Эстер. Но когда художница попросила Сомовых принять у себя группу художественных критиков, приехавших в Цфат на семинар, посвященный проблемам перформанса, а через некоторое время притащила ворох искусствоведческих журналов, со статьями побывавших у них в гостях искусствоведов, все разъяснилось.
   Статьи были о Роз. Правда, в них не называлась ни ее фамилия, ни адрес их дома. Авторы называли искусство Роз демонстрировать себя, свою семью, свой дом новой оригинальной формой перформанса.
   Сергей ровно так видел свою жену. Но он не ведал, что это называется перформансом. Собственно все на свете женщины так поступают. Только у Роз это получается не просто лучше, чем у других, у нее это превращается в подлинно Высокое Искусство.
   Эстер своим тонким художественным чутьем подметила это и первая в мире выдвинула новую концепцию перформанса, новое направление в этом сегменте художественного творчества.
   Статьи с анализом искусствоведческого открытия Эстер Блюм еще долго обсуждались в мире искусства. Радовало то, что их фамилия ни разу не появилась в СМИ в связи с этим шумом. Хотя многие в Цфате догадывались, о ком на самом деле шла речь в многочисленных искусствоведческих дискуссиях. Еще раз удивило Сергея, что ни Эстер, ни искусствоведы не заметили главного в Роз, ее освещающей окружающее улыбки. Может быть свет ее улыбки, действительно, видит он один?

ГЛАВА 5

   Чем дальше, тем ясней понимал Сергей, что ему в его жизни встретились три загадки. Три бездны неизведанного ему предстоит познавать, в трех феноменах ему необходимо разобраться, причем разбираться ему предстоит на протяжении всей его жизни. Эти бездны, эти загадки, эти феномены - Роз, Израиль и физика.
   Разгадывать третью загадку ему оказалось проще всего - в физике он преуспел. Сложней всего было разбираться с феноменом его жены Роз. Понять Святую землю, ее историю, ее религию, ее искусство, ее людей - тоже непросто. Но со временем это давалось ему все лучше.
   От первоначальных неумеренных восторгов по поводу Израиля, его духовных основ. Сергей постепенно перешел к более тонкому, и часто трагическому, восприятию фактической родины своих детей и исторической - своей жены, земли, где ему предстоит жить до самой смерти. Этому немало послужили дискуссии, которые часто возникли в их доме.
   Особо запомнилась одна. Началась она с неожиданного монолога Ильи Ройзмана. Сейчас уже не вспомнить, с чего он начался, но запомнилась его кульминация, когда Илья, в сердцах заявил:
   - Ты что Серж, всерьез держишь меня за наивного эзотерика? Я, как и ты, физик. Что-что, но отличать физическую реальность от виртуальной мы, физики, умеем.
   - То, что мы в России называли эзотерикой - уже спокойно продолжил он, - было интересно 300-500 лет назад. Мистики, занимались алхимией - открывали химию, занимались астрологией - создавали астрономию. Но делали они это методом тыка. Сегодня это кажется смешным. Научный поиск нынче ведется осмысленно. По крайней мере, мы склонны так думать.
   - Иное дело каббала - продолжал он с увлечением. - Она интересуется не физической реальностью, а виртуальной, причем в ее знаковой форме.
   - Я, конечно, не психолог, не семиолог, не лингвист. Но, нутром чую, интересного здесь кладезь. Каббала занимается даже не семотикой, а криптологией. Но не в узком, а в самом широком смысле слова. Занимается интерпретацией текстов. Причем это делается не просто так. Такие занятия уникальным образом воздействуют на психику - завершил Илья свой монолог.
   - А как психологическое воздействие влияет на физическую реальность - это отдельная тема. Мне пока еще рано говорить об этом - задумчиво добавил он. - Может быть, когда ни будь расскажу и даже покажу кое-что странное, более чем странное - уже совсем уйдя в себя, закончил он.
   На это заявление Ильи тогда никто не обратил внимания. Дискуссия тогда пошла по иному руслу.
   - И что, тебе нравятся современные квазинаучные интерпретации библейских текстов с вольным использованием терминов из современной физики? - недоуменно спросил его Сергей.
   - Разумеется, нет. С точки зрения физических смыслов каббалисты несут несусветную чушь. Как, впрочем, и все другие эзотерики, Еще спасибо, что пока эзотерики не перешли на язык Стивена Хокинга. Ведь сколько можно наговорить эзотерической чуши по поводу "темной материи". Но каббала, к счастью, не занимается физической реальностью.
   - Как же не занимается? - возразил Илье его вечный оппонент Давид, - это о человеке в ней мало, толкуют только об его исправлении. А о Космосе только и пишут каббалисты, причем все без исключения.
   - Все, что каббала толкует о мироздании - попытался уточнить свою мысль Илья - это глубоко антропоморфные суждения. Обсуждают они не мир, а человеческое его видение. Мистикам, в том числе и каббалистам, кажется, что они, углубившись в себя с помощью наркоты, холотропного дыхания, или манипуляции символами, познают высшие миры. Это ошибка. Они познают нечто не менее сложное - самих себя. То есть познают самое уникальное, что есть во Вселенной - человека.
   - В том то оно и дело - опять возразил Илье Давид, - что с познанием окружающего мира у каббалистов, как и у прочих эзотериков, большие проблемы. И не только у них. Возможно, если человечеству потребуется глубже понять окружающий мир, нужно будет отказаться от нашего понятийного языка. Ибо он держит нас, наше сознание в плену сложившихся традиционных представлений. И придется пересмотреть основы и богословия, и даже философии. Мне кажется, что не только богословие, но и современная философия гоняют шайбу в своей зоне, в зоне, ограниченной специфически человеческими представлениями.
   - А я думаю - возразил ему Илья, - что явная чушь каббалистов по поводу физического космоса, с лихвой искупается виртуальной составляющей их философии. А любые виртуальности интересны. Мы, люди XXI века отличаемся от материалистов прошлых веков, мы воспринимаем виртуальную реальность не менее реально, чем физическую. Тем более что именно она мощно влияет на психику.
   - Все это так - согласился Сергей. - Но почему каббала использует эту странную "емкостную" терминологию? У каббалистов не только человек хочет наполнить свою душу Б-жественным светом, но даже пустая бутылка "желает" быть наполненной жидкостью.
   - И самое непонятное - продолжил Сергей - это космология Великого каббалиста Ицхака Лурии. Почему разбились сосуды? Почему они не выдержали давления Божественного Света? Что имел в виду Ари? Что стоит за его аллегорией?
   Тут в разговор вступил Марк. Нужно сказать, что он в последнее время сильно изменился. Из угрюмого молчуна он превратился в нервного, временами непомерно резкого спорщика. По нему было видно, что какие-то назойливые, не очень приятные мысли постоянно гложут его.
   И только дискуссии по отвлеченным чисто философским вопросам, смягчали его нынешнюю неумеренную задиристость и превращали Марка в прежнего немногословного, но неутомимо креативного созидателя интеллектуального поля дискуссий, равно умеющего, как родить новую идею, так и поддержать оригинальную мысль своего оппонента.
   - С емкостной идеологией, с тарой под Божественный свет - это как раз ясно - уверенно заявил он. - В Средние Века почти вся торговля, и внутренняя многих стран, и международная, были в руках евреев. А основной инструмент торговли - мера объема. Вот и использовался язык торговли в мистических рассуждениях. Что тут такого?
   - Да, но нигде - возразил Сергей - ни в какой религии подобного нет На мой вкус это несколько мелкотравчато. У индусов - величественные Абсолюты, у китайцев - гармония равновесия инь и янь, а у каббалистов - какие-то жалкие емкости, жаждущие быть заполненными. Странно все это.
   Совершенно неожиданно его поддержал Марк:
   - Я, друзья, дольше вас всех нахожусь здесь, на земле своих предков - явно волнуясь, сбивчиво заговорил он.
   - Меня родители привезли сюда еще школьником. Я получил здесь серьезное богословское образование, ортодоксально-иудаистское образование. Однако должен признаться, что я до сих пор так и не понял основного. Не понял мировоззрения своих предков.
   - В семье я, так сказать с молоком матери, и позже в школе впитал рационализм - метод мышления европейской цивилизации. Но наша мысль была насквозь пропитана начетническим долбоебским марксизмом. Позже, уже здесь в Израиле, мне удалось это долбоебство преодолеть. А рационализм остался. Он сродни ортодоксальному иудаизму.
   - Еще позже я осознал прелесть мистики. Я научился оценивать ее достоинства и важность для человеческой психики. Более того, мне удалось понять генезис и структуру мистических построений. Думаю, что мне удалось разобраться в том, как возникают в наших головах мистические конструкции. И это касается не только христианской мистики. Вроде бы совершенно чуждые мистики, индуистская и буддистская, хоть с трудом, но понятны. По крайней мере, в своих основах. Даже о смысле китайских и японских мистик, уже совсем, казалось бы, инопланетных для нашего европейского мышления, и то можно догадаться.
   - Но я так до сих пор не понял того, как, на основании каких предпосылок, родилась иудейская мистика. А она близка мне не только по крови, но и как человеку европейской цивилизации. Ведь в основе европейской цивилизации - христианство, а оно генетически связано с иудейством, - с тоской в глазах закончил он.
   Потом, внезапно оживившись, опровергая самого себя, заявил:
   - С другой стороны, все это ничуть не странно. Мы, евреи, если не избранный, то, безусловно, особый народ. У нас завет с Вс-вышним.
   - Все народы выдумывали своего Б-га - с воодушевлением продолжил он, - но только мы, выдумав Его, заключили с Ним контракт. А договорные отношения подразумевают если не полное равенство, то, по крайней мере, уважение достоинства младшего партнера. А потому мистика наша не столь, как мистики иных народов, благоговеет перед величием Божественного Абсолюта.
   - Эге, теперь многое стало ясно - неожиданно подхватил Сергей. - Израиль вполне Западное государство. И не только потому, что его заселили в основном выходцы из Европы. Не только ашкенази, но и сефарды осознают свое достоинство свободного человека. Ведь все иудеи состоят в контрактных отношениях с Вс-вышним.
   - Ты все правильно понял, Серж - ответил ему удовлетворенный Марк, - у нас демократическое и одновременно теократическое государство. Такого феномена нет больше нигде. А все потому, что наша вера - религия не подчинения Вс-вышнему, а контракта с Ним.
   - И еще - развил свою мысль Сергей, - благотворное воздействие иудейского Завета схоже с влиянием, которое оказал средневековый вассалитет на рождение демократии в Европе. И тут и там был контракт, хоть и неравный. А контракт воспитывает в людях чувство собственного достоинства. В Европе исчезли сюзерены - и договоры стали равными. У нынешних евреев возникли сомнения в существовании Вс-вышнего. А достоинство, воспитанное древним Заветом, осталось.
   - Все это так, но это совершенно не объясняет, почему язык емкостей стал языком каббалы? - снова вернулся к своему прежнему сомнению Сергей.
   - А все потому же - уже спокойно и даже несколько отрешенно ответил ему Марк. - В диаспоре достоинство народа, живущего в чужой земле на птичьих правах, постепенно утрачивалось. Поэтому язык торговли заменил язык контракта. А величественный язык Абсолюта и напыщенный язык властной вертикали у евреев отсутствовал и до рассеяния. Так откуда ему появиться?
   - Гершом Шолем считал - вступил в разговор Давид, - что уникальная сущность иудаизма в демифологизации религиозного дискурса. А откровенный фашист Дугин вообще говорит о десакрализации мира иудаизмом. И оба правы. Поэтому неоткуда появиться в иудейской мистике величественно-напыщенному языку Властной Вертикали и Б-жественного Абсолюта. Правда мистика Меркавы этому противоречит. Ведь Меркава не только Колесница, но и Трон. И по Гершому Шолему в этой мистике основное - это преклонение перед величием Вс-вышнего.
   - Насчет десакрализации мира иудаизмом это верно - согласился Марк. - А мистика Меркавы была давно в прошлом даже для средневековых каббалистов. Что в нашей истории вечно - это гуманизм. Наш иудейский гуманизм, он несколько иной, чем христианский.
   - Другой русский фашист Проханов - перебив Марка, продолжил свою мысль Давид - часто, и вполне обосновано обвиняет иудаизм в бездуховности, в приземленности, в том, что для него человек важнее "высокой идеи". А на самом деле, не только иудаизм, но и раннее христианство в этом смысле "приземлены и бездуховны". Иисус называл себя сыном человеческим и любить он призывал людей, причем не только ближних, но и врагов.
   - И только когда христианские идеи - продолжил он - стали развивать эллины, которые по природе склонны к философским обобщениям, родился гностицизм. Он ставит идею выше человека. А самые радикальные из гностиков призывают вообще уничтожить человека, ибо он в их глазах "ничтожен и жалок" в своей материальной оболочке. Уничтожить человека, чтобы в мире оставались одни лишь "высокие духовные сущности".
   - Все верно - подтвердил Илья. - Под влиянием эллинов у евреев родилась каббала. Но ее гностицизм принципиально отличается, от греческих образцов. Космология каббалы привязана к образу человека. Ни в какой другой продвинутой религии вы такого не встретите. Только в каббале возможен такой космологический феномен, как Адам Кадмон, обобщенный первочеловек. Части тела его - Сефироты, одновременно это обобщенные человеческие качества.
   - Есть два принципиально разных подхода и к философии, и к жизни - снова начал гнуть свою линию Марк. - Для одного главное - это человек. Для другого - идея. Даже неважно какая, религиозная или социальная. Иудей не скажет подобно персонажу стихов Ганса Магнуса Энценсбергера: "Люди только мешают".
   - Вообще кризис христианского гуманизма - продолжил он свою мысль - это не метафора. Слишком много в христианстве намешано гностицизма, в котором "высокие идеи", пресловутая античеловеческая "духовность" противостоят гуманизму. А истинная человечность - как раз в "приземленности и бездуховности" иудаизма.
   - Итак. Две философии: примат человека, и примат идеи. Сравним самых агрессивных из наших харедим и исламистов - неожиданно отозвался Давид.- За недостойным, прямо скажем позорным, поведением некоторых из харедим не стоит "высокая идея" уничтожение иных, чем они сами. Нет этого в иудаизме. Поведение харедим - следствие затхлой глупости, дурного нрава. Иногда в них играют старческие гормоны, и они обрушиваются с руганью и оскорблениями на европейски одетых женщин. Иное дело исламские экстремисты. Ими движут "высокие идеи" ненависти. Идеи в исламе важнее человека.
   - Христианский гуманизм в глубоком в кризисе - снова перехватил инициативу Марк. - А иудейский Закон - нет? В действительности кризис религиозного иудаизма не меньший. Но преимущества нашего Закона в том, что он - это пункты Завета, пункты нашего контракта с Б-гом. Важны не пункты, а сам факт контракта. Кто сейчас интересуется конкретными пунктами вассальных договоров?
   - Александр Воронель когда-то сказал, что "гуманизм не сможет победить в мире, не отыскав свою фундаментальную опору, которая казалась бы людям столь же несомненной, как мусульманам слова их пророка". Может ли иудейский Закон быть такой опорой? Наверное, да. Ибо Закон сформировал наше чувство собственного достоинства. Это достоинство позволяет без надежды на Вечную жизнь и на Спасение оставаться человеком - закончил Марк, и глаза его загорелись каким-то необыкновенным блеском.
   - Вопреки разуму - резюмировал Давид - интеллигенты других народов на старости лет впадают в богоискательство, часто маразматическое. С евреем-интеллигентом этого не происходит, выручает чувство собственного достоинства.
   - У всех народов сомнение в Б-жественном мироустройстве - продолжил он - вызывает панику: "Если бога нет, то какой я штабс-капитан?" А еврейская интеллигенция продолжает упорно и с оптимизмом трудиться.
   - Интересно и другое - развернул разговор в другую сторону Марк, - как изменилась каббала после Святого Ари, Ицхака Лурии. Ты спросил, Сергей, почему в учении Ари сосуды разбились, и искры света разлетелись по миру? По Аризелю произошла космическая трагедия рассеяния - оптимистическая трагедия. Евреи, гонимые повсюду, с одной стороны они до дна испили трагедию рассеяния, а с другой - среди них усилились мессианские настроения. Достоинство людей, заключивших контракт с Вс-вышним, отошли на второй план. Осталось горячее желание собрать вместе разлетевшиеся по миру искорки света. И страстное чаяние прихода Машиаха, который осчастливит не только евреев, но и все человечество.
   - Не очень все это убедительно - разочарованно протянул Сергей.
   - А может быть - задумчиво произнес Илья - Святой Ари имел в виду не рассеяние евреев по миру? Может быть разбитые сосуды - это души человеческие, единственные в мире приемники Божественного света? Может быть, это они разбились, не выдержав духовного напряжения?
   - Фантазируешь ты, Илья - одернул друга Давид. Космическая трагедия, описанная у Аризаля - это, безусловно, галут. А деятельность учителя нашего рава Кука была направлена на исправление положения. И эта деятельность дала плоды. Искорки в основном собраны в Земле Обетованной. И автоматически к нашему народу вернулось чувство собственного достоинства. Посмотрите на нашу молодежь. Они совершенно непохожи на затурканных евреев диаспоры, от которых все мы происходим.
   - Теперь - продолжил он - все ухищрения каббалистов более не нужны. И теоретическая каббала, и практическая магия нынче превратились в чистую экзотику.
   Тут вновь подал голос Илья:
   - Э, не скажи - неожиданно твердо заявил добродушный гигант - сегодня, как и прежде человеку необходимо живое эмоциональное восприятие мира, а его дает только каббала.
   Спорили еще долго... Успокоиться, как всегда, когда разговор заходил о судьбе иудейского племени, было трудно. И осадок от этих споров оставался неизменно горький.
   Роз молча слушала эти споры, всегда досиживая до самого их конца. Что она в них понимала? Однако ее интерес к этим спорам не уменьшался.
   Эти многоаспектные и часто в достаточной степени путаные дискуссии были Сергею очень интересны и серьезно повлияли на его мировосприятие. Но отношение к ним Роз не было до конца понятно Сергею.
   - С точки зрения обыденного сознания, не все ли равно - осмысливал впоследствии этот диспут Сергей - интерпретировать ли каббалу в семиотических или физических терминах? Или вообще не интерпретировать никак, а воспринимать ее, как данность? И есть ли смысл докапываться до того, зачем и почему каббала использует язык торговли?
   - Почему же Роз так интересуют, более того, волнуют эти диспуты? Почему такими глазами она смотрит на Илью, Дова, Марка? Что она понимает в этих сложнейших беседах? Неужели ее интуиция так глубока и настолько сильна, что она способна различать такие абстрактные сущности?
   На эти вопросы не было ответа и Сергею пришлось примириться с тем, что он не всегда и не во всем понимает то, как думает и чувствует его Роз. Ясно одно, дискуссии об Израиле, о судьбе евреев неизбежно вызывают горечь в душах самих дискуссантов, и также неизменно вызывают интерес Роз. Иное дело, если речь заходит о высоких философских абстракциях. Тут каждый спорящий отдается дискуссии всей душой, спорит отчаянно, до хрипоты. Но всегда весело, с подъемом, с неизбежным в этих случаях юмором, постоянно поддевая друг друга. И остается после таких споров радостное чувство, удовлетворение возможностью проникнуть в философскую глубину, в самую суть сложнейших проблем бытия.
   Роз же к этим спорам нельзя сказать, что равнодушна. Просто ее интересует в них практический аспект. Ей близка и понятна практическая, так сказать, магия. Она, если не знает, то, несомненно, интуитивно чувствует свою силу, магию своей улыбки. А все без исключений самые, казалось бы, никак не связанные с живой жизнью абстрактно-теоретические споры неизбежно возвращаются к практическим возможностям человеческой психики. Ибо именно она является мотором, движущей силой всех на свете, якобы, чудес. К обсуждению которых, пусть в предельно обобщенной форме, обязательно возвращаются и наука, и философия, и богословие, и самые изощренные эзотерические и теософские концепции.
   То есть все на свете теории и квазитеории так или иначе обсуждают ее, Роз, способности, и оценивают практические возможности ее магической улыбки. Об одном Сергей, ни тогда, ни позже, так и не догадался. А ведь все проходившие в их доме дискуссии, и социально-политические, и абстрактно-теоретические, исподволь, но настойчиво и последовательно, инспирировались Роз. Той самой Роз, которая, по мнению интеллектуала-рационалиста Сергея, ровно ничего в них не понимала. Почему? Просто Роз активно способствовала созданию в их доме насыщенной интеллектуальной атмосферы, которая, как она совершенно справедливо предполагала, будет полезна их детям.

ГЛАВА 6

   Особо интересная для Сергея и его коллег-друзей дискуссия произошла после неожиданной для всех демонстрации Ильей Ройзманом своих каббалистических достижений. Причем показывать их Илья вызвался сам, без каких бы то ни было сторонних понуждений или внешних причин.
- Я, конечно, еще только учусь каббале - однажды, без всякого на то повода, заявил он, - и дается мне эта наука не очень легко. Физика дается проще. Но я, кажется, уже кое-что умею. Посмотрите. Может, я ошибаюсь, но, кажется, я чему-то научился.
Он сосредоточился, поднял лицо к небу и принялся что-то шептать. По шевелению губ можно было догадаться, что это иврит. При этом лицо его приобрело совершенно удивительное, непередаваемое словами выражение.
   Он как бы обращался к Б-гу, и душа его будто стремилась туда, в горние пределы. Однако его усилия явно не приводили к желаемому результату. Тогда он повернул голову к Роз, и взглянул ей прямо в глаза.
   Она ободряюще ему улыбнулась. И он неожиданно для всех подпрыгнул. И к всеобщему удивлению его стокилограммовая туша надолго повисла в воздухе, причем в довольно-таки нелепой позе, - слон, висящий в воздухе, да и только.
   Все затаили дыхание. Когда гигант с грохотом приземлился, раздались аплодисменты. Первым, инициативу в начавшейся дискуссии, захватил Давид:
- Ведь это, брат, левитация. Ты что ее освоил с помощью "Железной кровати" из реховотской крепости, что описал Яков Шехтер?
- Ну, ты даешь, дорогой - смущаясь, ответил Илья. - Ты принимаешь художественный вымысел за истину?
   - Пусть "Железная кровать" - шехтровский вымысел. Ну а как ты, Илюша, относишься другой мысли писателя? Он утверждает, что эскадрилья бомбардировщиков, разгромившая иракский атомный центр была послана только для маскировки. Что, мол, в действительности разрушили атомный центр каббалисты. Шехтер называет их психометристами. Причем, как утверждает писатель, поработали там каббалисты за добрый десяток боевых эскадриль.
- Ну да - вмешался Сергей, - это, как с китайскими ихэтуанями, вождями Боксерского восстания. Черт бы подрал это странное самоназвание - ихэтуани. Впрочем, в Китае были ИХ этуани, а каббалисты - НАШИ этуани.
   - Так вот, ИХНИЕ этуани, лидеры Боксерского восстания, говорили, что они ночами летают над Лондоном и Парижем и им ничего не стоит разгромить вражеские столицы.
- Вполне допускаю - завершил свою мысль Сергей, - что они действительно чувствовали себя летящими над городами Европы. И те, кто их слушал, тоже были уверены, что так оно и есть.
- Да-да, - поддержал Сергея Давид - если бы у этих боксеров была хоть одна эскадрилья и она способна была бы долететь до Европы, разрушения тоже поражали бы воображение. Ибо они намного превосходили бы все расчетные параметры.
- Но поскольку у них самолетов не было - подхватил Марк, - получился пшик. То есть мы опять возвращаемся к старому еврейскому анекдоту: "Чтобы Б-г помог тебе, нужно дать ему шанс - купить лотерейный билет". В противном случае не следует надеяться на Его помощь.
- Необходимо уточнить - завершил мысль коллеги Давид, - что под Б-жественным воздействием в данном случае мы понимаем деятельность неких экстрасенсов, способных влиять на человеческую психику. Помощь летчикам со стороны экстрасенсов (каббалистов в Израиле или возможная помощь дзен-буддистов Китае) была в том, что они укрепляли психику пилотов. Человек под воздействием особых методик становится способным на то, что в обычном состоянии представляется ему совершенно невозможным.
- Ты прав, Дов, но чего вы пристали к парню? - счел нужным заступиться за Илью Марк - Ясно, что "боевая магия", силой мысли разрушающая военные объекты противника, - это из арсенала харьковских фантастов Олди. А воздействие каббалистов - это не фантастика. Они, скорее всего, действительно работали с психикой пилотов израильской эскадрильи. И добились того, что каждый пилот так прицельно точно проутюжил иракский атомный центр, как будто, его бомбили десяток боевых эскадриль.
- Можно даже предположить, что каббалисты работали с психикой пилотов бесконтактно - неожиданно вставил Сергей.
- Да, достаточно того - подхватил Марк, - чтобы пилоты поверили в то, что каббалисты помогают им и своими методами увеличивают разрушительную силу их бомб.
- Вы оба правы, такое вполне возможно - тут же поддержал их Давид, - стоит вспомнить индийский эксперимент с трансцендентальной медитацией Махариши. Совместная медитация религиозных авторитетов, о которой знало население, существенно снизила уровень преступности. Потенциальные преступники знали, что об их душах молятся святые люди. Это удерживало, по крайней мере, большинство из них от новых преступлений.
Потом посыпались конкретные вопросы. Смущенный Илья только успевал отвечать:
- Конечно, это более похоже на фокусы йогов. Но другие опыты мне упорно не даются. А этот, видите, получился.
- Как я это делаю? Произношу секретные Имена Б-га. Повторяю их в особом ритме, а главное в состоянии особой углубленной сосредоточенности и одновременно душевного подъема.
- Откуда я знаю эти имена? Я же объяснил - они секретны. Я заслужил того, чтобы мне их раскрыли, раскрыли вместе с методикой их произнесения.
   - Но сейчас этого оказалось мало. Когда экспериментировал один - получалось, а на людях этого оказалось недостаточно. Тогда я вспомнил то, чему учил Ицхак Лурия. Чтобы подняться над землей, нужно собрать несколько, разлетевшихся по миру, искорок Божественного света. Вот я и взглянул на Роз. Она Звездочка - в ее улыбке целый пучок этих искр.
   Сергей, мгновенно задумался над тем, что Илья видит в Роз тоже, что и он. Между тем Илья продолжал отвечать на вопросы:
- Нет, сфотографировать это мне так и не удалось. Как только настрою камеру, ровно ничего не выходит. Получается обычный тяжелый довольно неловкий прыжок. Что при моем весе неудивительно.
Тут Сергей, рассмеявшись, спросил:
- Выходит, если бы ты знал, что я фиксирую этот диспут, то ничего бы не вышло?
- Посмотрим, что покажет нам камера - сказал он, вытаскивая из-за вазы с цветами, стоявшей на подоконнике, как раз напротив Ильи, небольшую цифровую камеру.
Просмотрев то, что зафиксировала цифра, Сергей дружески укорил покрасневшего от всеобщего внимания Илью:
- Да ты жулик, брат. Оказывается, ты всех нас тут загипнотизировал, ввел нас в транс. Съемка показывает, что ты и доли секунды не висел в воздухе, а плюхнулся на пол, как только чуть-чуть над ним поднялся.
- А вот тут нет. Категорически нет - вступился за бурого от смущения Илью внезапно посерьезневший Марк.
- О том, чему мы были свидетелями - продолжил он, оживляясь - можно трактовать по-разному. Можно предложить две равновероятные рабочие гипотезы. Одну изложил на Серж. Но не менее вероятна и противоположная. Возможно, наш знатный каббалист каким-то непонятным нам способом научился замедлять ход времени. Причем, только для живых особей, то есть для нас с вами. Кстати, и для самого себя тоже - он же сам чувствует себя висящим в воздухе. Причем замедляет он время ровно на период своего нахождения в прыжке.
- А косная материя камеры - подхватил мысль друга Сергей - этого замедления не фиксирует, время для нее движется с обычной скоростью.
Но тут на Сергея ураганом накинулся Давид:
- Не такая уж косная природа у этой камеры - горячо возразил он коллеге и другу.
- Природа веб-камеры очень уж примитивна, у нее ограниченное число обратных связей - возразил Сергей - ввести в транс можно только сложную биологическую особь.
Они еще некоторое время спорили. Потом пришли к консенсусу:
- Согласен, природа камеры отнюдь не косная. Тем не менее, воздействовать на ее время наш Илья не умеет - миролюбиво согласился Сергей, но тут же резко сменил тему:
- Я настаиваю - ввести в транс живое существо - это и значит остановить для него время.
- А ведь Серж прав - неожиданно поддержал его Марк, - время измеряет скорость процессов.
- Но тогда верно и обратное - подхватил Давид - время измеряется скоростью процессов.
- Введя нас в транс - продолжил Марк - Илья замедлил индивидуальное время каждого из нас, да и свое тоже. Он ведь и сам чувствует себя долго висящим в воздухе. Это гипноз. Гипнозом вводят живое существо в транс. С петухом это сделать очень просто - нужно провести черту на земле возле его клюва.
- Только, замедлив нашу высшую нервную деятельность - подхватил Давид, - Илья не затронул биологических процессов внутри наших организмов. Мы с той же скоростью продолжали переваривать обед, столь искусно приготовленный милой Роз.
- А у птиц тоже есть высшая нервная деятельность - недоуменно осведомился Илья?
- Не только у птиц, но даже у рыб - успокоил его Давид.
- Но бывают и более глубокие трансы - задумался Марк. - Например, феномен бурятского ламы Итлегова. У того вся жизнедеятельность замедлилась. Хотя он что-то чувствует, как-то реагирует на окружающее, т.е. не полностью мертв. Но время для его организма резко замедлилось.
- А существует ли это индивидуальное время? - вдруг усомнился Сергей. - Не выдумка ли это? В транс, в летаргический сон вводится живая особь. Все это работа с психикой. А время? Можно ли говорить об индивидуальном времени? Ведь время - феномен сугубо физический.
- А вот и нет - тотчас возразил Марк - задержка индивидуального времени - это тоже работа с психикой.
- А ты ведь прав - тотчас согласился Сергей. - Но тогда смерти нет, друзья. Поздравляю вас, дорогие, никому из нас, также как никому из ранее живших, живущих нынче, и тех, кому предстоит жить после нас, не доведется (как и не доводилось раньше) встретиться с этой дамой с косой.
- Но почему так? - недоуменно спросил Давид.
- А потому, что почувствовать, а, следовательно, осознать свою смерть, невозможно. Чувствовать может лишь живой. А поэтому индивидуальное время умирающего должно растянуться до бесконечности. То есть он никогда не почувствует своей смерти.
- То есть - загораясь мыслью, подхватил Марк - Наше солнце потухнет, планета Земля обратится в пыль, звезды нашей Галактики разлетятся в разные стороны, а для тебя, Дов, время остановится, ты все еще будешь ощущать последний миг своего существования.
- Говорят - задумчиво заговорил Илья, - в последние мгновения жизни все самые страшные боли проходят, и человек чувствует облегчение. Если это ощущение длится вечно, то это и означает, что его душа в раю, хотя тело его давно сгнило.
- А в ад попадают те - подхватил Давид, - у кого предсмертная боль не прошла, и он испытает вечные муки. Наше солнце потухнет, а несчастный все еще будет пребывать в аду, и черти будут продолжать поджаривать его на сковородке.
- Наверное - в свою очередь перехватил инициативу Сергей, - предсмертная боль не проходит у людей очень злых, у тех, кого злоба не оставляет и на смертном одре. И если не хочешь обречь себя на вечные муки, нужно научиться прощать, научить свое сердца доброте.
Но короткое согласие по поводу рая и ада вскоре сменилось непримиримыми препирательствами по множеству других вопросов. Ожесточенно спорили еще долго. К середине ночи рукопашная схватка с помощью собственных аргументов (часто переходящая в совместный мозговой штурм) сменилась поединком рыцарей, вооруженных мнениями философов.
Когда один из бойцов ловко прокалывал насквозь аргументацию противника острым афоризмом одного уважаемого философа, другой боец наотмашь рубил его неопровержимым тезисом другого мыслителя, а третий боец, защищаясь от своего противника сверхпрочным тезисом третьего философского авторитета, одновременно разил своего противника веским доводом четвертого мастера философского анализа.
   Роз сразу нашла свое место в этом рыцарском турнире. Из Звездочки, дарующей Божественный свет, она превратилась в Прекрасную даму, благосклонно взирающую на отчаянно сражающихся рыцарей. Сергей, хуже других экипированный к такому турниру, сражался не жалея сил. И Прекрасная дама чаще других награждала его своей лучезарной улыбкой. Победителя каждого этапа турнира она безошибочно определяла по выражению лиц участников, когда те по-детски радовались своим промежуточным победам.
   Разошлись по своим комнатам уже к утру, уставшие, но все еще радостно оживленные. Что характерно, но, ни сам каббалист, показавший друзьям свой магический эксперимент, ни его друзья-коллеги, нисколько не заинтересовалась мистическим его смыслом (как сделали бы, например, герои Я.Шехтера), а увлеклись философскими играми с понятием времени.
   ...Больше Илья своих каббалистских экспериментов не показывал. Однако возможности свои однажды в критической ситуации проявил. Кстати, именно от этой магической активности Ильи многое пошло иным путем. И в жизни Сомовых, и в будущем Израиля. И даже, в какой-то степени, в судьбах мира.
  

ГЛАВА 7

   Так и жили. Счастливые возможностью напряженно и страстно работать. И мыслить, широко и независимо. Жизнь Сергея была интересной и очень насыщенной. Причем не только радостью познания, но трагичностью жизни на Земле Обетованной. Но из всех сложнейших и часто неразрешимых вопросов более всего его интересовала собственная жена, особенности ее, до сих пор не до конца понятого им, удивительного характера. Ему было интересно не только, что она, на самом деле, понимает, или, наоборот, не понимает в его с друзьями дискуссиях. Важно было то, как она в тех или иных обстоятельствах действует.
   Уже здесь в Израиле Сергей понял о своей жене нечто для него совершенно новое. Ее мужество и стойкость. Эти качества традиционно считаются мужскими. Но мужики больше теоретизируют, а женщины - действуют. В Израиле Сергею поневоле пришлось увидеть свою жену в острых критических ситуациях. И он не мог не отдать должное ее, вроде бы, мужским чертам характера, ее мужеству и стойкости.
   Пока не наступает критическая ситуация, Роз в пандам к своему природному вкусу, который ей никогда ни при каких обстоятельствах не изменяет, постоянно ведет свои художественно наполненные эстетические игры. Она постоянно прикладывает к этим играм немалые усилия. И этому не мешает ни их большая многодетная семья ни немалые, хотя и нерегулярные, служебные обязанности. Она непрерывно демонстрирует себя самое, свой дом, своих детей, и даже сопротивляющегося ее усилиям мужа, в глубоко эстетичном и динамичном, постоянно меняющемся виде. И эта непрерывная игра, по-видимому, доставляет ей удовольствие, граничащее с наслаждением. Но как только в ее жизни наступает критическая ситуация, всякая эстетическая игра заканчивается. И начинается строгая жизнь, впрочем, как всегда наполненная ее природным эстетизмом.
   Только столкнувшись с испытаниями, вызванными критическими ситуациями, Сергей понял, почему в израильской армии служат не только мужчины, но и женщины. Он давно заметил, что душевная стойкость присуща женщинам, особенно еврейским женщинам, даже в большей степени, чем мужчинам. И совершенно непонятно, почему по-русски душевная стойкость именуется так, будто она присуща только мужчинам?

* * *

   Критических ситуаций, в которых Роз в полной мере проявила мужество, было две. И обе они были вызваны исламским терроризмом и сопровождались большим количеством жертв, и еще большим числом тяжело раненных, требующих неотложной помощи. И оба раза Роз оказывалась на высоте.
   Первый раз трагедия произошла приблизительно через год после их поселения в собственном доме. Роз была в доме одна. Сергей с друзьями-коллегами, несмотря на субботу, завершали в своей лаборатории важный эксперимент, а дети были на своих музыкальных и спортивных занятиях.
   В субботу прямо в центре арабской части поселка Пкиин большой взрыв разрушил несколько домов. Сначала все были уверены, что это большой снаряд залетел из Ливана. Но специалисты, исследовавшие впоследствии разрушенные жилища, отвергли это предположение. Разрушения были очень велики. Таких больших снарядов из Ливана ни раньше, ни позже не залетало. Да и среди скрученных обломков металла не удалось распознать остатки снаряда. Но, если это был не снаряд, то каким образом и за какой срок удалось накопить в доме, оказавшимся в эпицентре взрыва, такое количество взрывчатки?
   Сергей был шапочно знаком с любезной, очень симпатичной и с виду вполне миролюбивой семьей, обитавшей в этом доме. Получается, что их показное миролюбие было обманом. Выходит, эти люди готовили теракт, и случайно сами себя подорвали.
   Сам взрыв и его последствия были ужасны. Услышав со стороны поселка необычно сильный громоподобный звук и последующий грохот (это падали на землю поднятые взрывной волной обломки зданий), Роз, уже достаточно информированная о террористах, об их обычных действиях, сначала попыталась дозвониться до скорой помощи в Цфате, но телефонная линия оказалась поврежденной. И мобильный телефон почему-то не работал. Тогда она вывела из гаража семейный джип и на большой скорости подъехала к поселку.
   Взрыв произошел в самом центре арабской части поселка. Развалины представляли собой страшное зрелище. Из-под них слышались стоны раненых. Другие раненые стонали, лежа на земле вперемешку с убитыми. Оказалось, что в поселке на момент взрыва вообще не было мужчин. Евреи в это время молились в синагогах Цфата, а все арабы и друзы находились на своих рабочих местах вне поселка.
   По поселку в ужасе металась толпа обезумевших арабских женщин. У каждой из них (вся арабская часть поселка состояла из породнившихся между собой семей) под развалинами были родные и близкие. Еще более печальную картину представляли собой потерявшие от страха дар речи дети. Меж развалин, будучи не в силах ничем помочь стонущим, с причитаниями бродили немощные старики.
   В этих условиях Роз в полной мере проявила свой сильный характер, настойчивость и волю. Ей удалось организовать из еврейских и друзских женщин и их более взрослых детей спасательную команду, которая начала оказывать первую помощь раненным, лежащим на земле и растаскивать обломки, доставая из-под них других раненых.
   Но команда эта из-за своей малочисленности не могла в должной мере решить задачу помощи страждущим. А раненые под обломками стонали, прося помощи. И Роз удалось привлечь к работе по спасению раненных обезумевших от горя арабских женщин.
   Это трудно себе представить, но молодая женщина буквально заставила эту полубезумную толпу вести себя более или менее разумно. Жестким, не терпящим возражений тоном, она приказала женщинам под началом бессильных, но остающихся в разуме стариков, принять участие в разборе завалов, под которыми стонали раненные. Сама же она с помощью джипа взялась растаскивать крупные обломки зданий.
   Под ее руководством вытаскивали из-под развалин раненых, сначала тех, кто проявлял признаки жизни, и при этом к ним было проще подобраться, а уже потом и всех остальных. Не имея ровно никаких медицинских познаний, используя только аптечку из джипа, она сумела оказать первую помощь особо тяжело раненым. В результате до появления врачей никто из раненых не умер.
   Когда через два часа после взрыва к поселку подлетели (дорога к нему оказалась разрушенной взрывом) вертолеты с врачами и специалистами по растаскиванию завалов, бригада, руководимая Роз, также как и она сама, отказались покидать место взрыва, считая, что они могут оказать помощь раненым не хуже, чем специалисты. После долгих препирательств их всех насильно увезли в больницу вместе с пострадавшими.
   Позже из разговоров с жителями поселка, раннее знавшими Роз, Сергей выяснил, что и в этой трудной ситуации его жена внешне осталась прежней. Ее природная грация и гармоничность во всем остались при ней. Что благотворно действовало и на раненых, и на женщин, их из-под развалин откапывавших. Но главным было то, что в этой отчаянной ситуации улыбка Роз была для пострадавших светом в беспросветной ночи боли и страданий, а сама она - воплощением доброты и милосердия, которое было так необходимо людям. Одновременно она воплощала твердость и непреклонную уверенность в правильности своих действий, что в тот момент было не менее необходимо.
  

ГЛАВА 8

   После взрыва в Пикине Роз еще целую неделю держали в больнице, дабы привести в порядок ее нервную систему. Когда она вернулась, окончательно успокоенная и даже помолодевшая, в доме на ее день рождения, как раз к этому времени поспевшему, собралась вся их компания.
   Засиделись допоздна. Вино, привезенное Давидом, вернувшимся из проведенного в Испании отпуска, было прекрасно. Выпили изрядно. Эстер, приехавшая позже всех, сидела в углу и расправлялась с громадным куском торта "наполеон", который, в исполнении Роз, был, как всегда, великолепен.
   День рождения, конечно праздник радостный, но все неотрывно думали о произошедшем. Между Ильей и Давидом завязался обычный спор. На этот раз по поводу исламского терроризма и ответов на него Израиля. Тогда еще не было окончательно доказано, что взрыв в Пикине - это не снаряд, прилетевший из Ливана, а результат неаккуратного обращения с взрывчаткой, хранившейся в арабском доме. И все ожидали ответного удара израильской артиллерии по Ливану.
   Того что в спор вступит Марк, не ожидал никто. В тот день он был мрачен и угрюм. И дело было не в отношениях с женой. Марк ее преданно любил, несмотря на то, что она явно не уделяла ему достаточного внимания. Его мучило то же, что и его друзей. Незащищенность, и прежде всего незащищенность женщин и детей.
   Но у Марка восприятие окружающего и реакция на него, как всегда, отличались необычностью, мягко говоря, нестандартностью, буквально на грани фола. И на этот раз его друзья, познакомившись с его видением ситуации, не то чтобы удивились (знавших его, удивить уже не могло ничто), но изрядно озаботились его душевным настроем.
   Итак, Марк, вдруг, разговорился. Он неожиданно чистым и необычно звучным голосом, обычно он говорит хрипло и неразборчиво, спросил (конечно, прежде всего, самого себя):
   - Сколько можно наступать на одни и те же грабли? Ведь силовым способом ничего не решить.
   - А что ты можешь предложить? - запальчиво спросил его Давид.
   - Я, знаете ли, последовательный сторонник пацифизма - не то чтоб спокойно, но твердо, заявил Марк.
   - И как ты будешь проповедовать пацифизм исламистам? - включился Сергей.
   - Не знаю, - грустно ответил Марк.
   - Но уверен в одном - продолжал он, оживляясь, - будущее за Бескровными Революциями. Их называли Бархатными, а нынче зовут Цветными.
   - Ну и что дали Цветные революции в наших краях? - вступил в разговор Илья. - В результате свободных выборов здесь повсюду побеждают исламисты.
   - На смену авторитаризму здесь всюду к власти приходит теократия. Мало не покажется никому. И это уже проблема не только Израиля, теократия - это тоже идеократия, но покруче, чем коммунизм и фашизм - поддержал друга Давид.
   - Кто вам сказал, что здесь настоящие Цветные революции? - вскинулся на друзей Марк. Использование твиттера и относительно малое количество пролитой крови, еще не делает революцию Цветной.
   - Мы не первые жители земли - возбужденно продолжал он, - революции, что нынче именуются Цветными, были на земле и раньше.
   - Ну, и какие революции ты называешь Цветными?
   - Первую и успешную Цветную революцию устроил в Индии принц Гаутама, прозванный Буддой. Позже вокруг его идей все забронзовело, но отказ от насилия его последователи соблюдают и поныне.
   - Вторую Цветную революцию затеял - продолжал Марк, еще больше воодушевляясь - наш земляк, проповедник из Галилеи. Здесь в Израиле у него ничего не вышло. Победили зелоты, победили рабби Акива с Бар-Кохбой. Не важно, что воинственность потерпела поражение в сражениях, она победила идейно. Но последователи Галилеянина победили там, в Европе, в мире язычников. Правда, вскоре идеи Га Норци там извратили с точностью до наоборот. Однако его идеи, пусть не полностью, но выжили. И сегодня они родили либеральный гуманизм Западного мира - закончил свою горячечную речь Марк.
   - Почему процессы формирования новых религий ты называешь революциями, да еще цветными? - спросил Давид.
   - Возникновение религии, безусловно, резкое изменение существующей ситуации, то есть революция - уже спокойней ответил ему Марк.
   - Ну, если распятие или сожжение на костре считать бескровным, тогда да - ехидно улыбаясь, вставил Сергей.
   - Революция бескровна, когда не революционеры льют чужую кровь, а льется их кровь - резко и даже зло парировал Марк.
   Потом он задумался. Глаза его загорелись. И продолжал он уже почти с восторгом:
   - В Средние века здесь, в горах Галилеи, чуть не свершилось чудо. Мир мог бы повернуть в сторону добра и человечности.
   - Это чудо пытались совершить мудрецы Цфата - продолжил Марк, победно оглядев присутствующих - Ицхак Лурия чуть не стал машиахом, жаль только чума встала на его пути.
   - И все окончилось пшиком, пошлейшей глупостью Шаботая Цви - с ожесточением в голосе ответил ему Давид.
   - Но свет мудрости каббалы остался. Искорки Божественного света еще будут собраны вместе - не уступал Марк, - свет Святого Ари еще может разгореться. Собственно они уже сейчас горят. Человечность в отношениях между людьми в сегодняшнем Цфате (ту самую человечность, что в Европе зовется гуманизмом) нельзя не заметить.
   - А я думаю - вступил в разговор Давид, - что Ари только потому и подался болезни, что не хотел принимать на себя роль Машиаха. Своей совершенной интуицией он понимал детскую наивность иудейской идеи машиаха.
   - Не так все это наивно - парировал наезд Давида Марк. - Все чудеса случаются, когда в них крепко верят. Чудо свершается, когда люди, ведомые инстинктом, действуют по команде подсознания, неконтролируемого сознанием. Все по вере дается. Верят люди - вот и сбываются их желания. Но верят они отнюдь не в безжизненные абстракции. Б-г для иудеев - это не космический феномен.
   - Ну это вообще бред - не выдержал до того молчавший Илья. - Где средневековый Цфат со своими мудрецами, а где Шаботай Цви со своей глупостью. И про Ари, убоявшимся стать машиахом, тоже глупость несусветная - Святой Лев ничего в жизни не боялся. Этому он учил своих последователей, которых называли львятами.
   - Про влияние Ари на Шаботая Цви ничего не бред. Общеизвестно, как воздействовала на бедного Шаботая философия Ицхака Лурии. А Аризаль не захотел стать машиахом не из страха, а понимая бесперспективность этой идеи, - в свою очередь спокойно и рассудительно отвечал другу Давид, - наш великий мистик очень рационально мыслил, говорили, что, не стань он каббалистом, из него получился бы выдающийся негоциант.
   - Вы, друзья, сомневаетесь революция ли феномен Ари и Цфата? А то, что мудрецы Цфата посреди кровавого мрака Средневековья, создали в Верхней Галилее философский заповедник мира, добра и любви, это ли не Цветная Революция? - спросил Марк, снова загораясь.
   - А знаете ли, друзья - неожиданно поддержал Марка Илья, - какой могучей харизмой обладал Ицхак Лурия? Он умел наводить массовые галлюцинации, в реальность событий, якобы реально происходящих, сам верил. Однажды он заставил всех молящихся в синагоге увидеть на амвоне последовательно появляющихся там Авраама, Ицхака, Яакова, Йосефа, Моше, Аарона, и Давида. И услышать, как они читают по главе из Торы. Это, возможно, легенда, но дыма без огня не бывает, факт массового гипноза, скорее всего, был.
   - А что он проделывал с психикой Хаима Виталя - продолжал Илья. - Когда молодой ученик пожаловался, что не понимает его учение, Ари отвез его на лодке на середину озера Кинерет, отыскал место, которое он назвал "блуждающим колодцем Мириам", набрал в кружку забортной воды и приказал ученику ее выпить. После чего Хаим Виталь пришел в восторг от красоты мира и мгновенно понял идеи своего учителя. Он сам описывает это в своей книге.
   - И вы сомневаетесь в том, что Аризаль мог бы изменить мир? - обрадованный поддержкой, продолжал Марк. - И сегодня, и в те далекие времена люди жили и живут в основном не в физической реальности, а в виртуальной. В руках Ари было абсолютное оружие - способность воздействовать на психику.
   - Но позволь - вмешался Давид, - человек и тогда, как и ныне сидит на материальном стуле, одет в материю, причем в обоих смыслах, и ест уж точно не духовную пищу.
   - Конечно, это так - сходу парировал Марк. - Но и мебель, а тем более одежда имеют не только практический, но и символический смысл. Ну а еда - это особая стать, здесь важны не только вкусовые, но и эстетические качества. Еда проигрывает, если не сопровождается острыми специями истории ее происхождения. Ну а кроме предметов быта все остальное вокруг человека - вообще чистые символы, порождающие виртуальную реальность.
   - Вернемся к Аризалю - после короткого молчания уже задумчиво проговорил Марк. - Уверен, что если объяснить миру, то можно обойтись без зла. Для этого нужна мощнейшая харизма, а она у Ари была. И мир, если бы он стал машиахом, изменился бы.
   - Ой, сомнительно - покачал головой Давид.
   - А то, что люди могут жить по-другому, свидетельствует опыт Индии. Вспомним царя Ашоку - не унимался Марк.
   - Известно, что Шимон бар Йохай с другими иудейскими мудрецами ездили к римскому императору Адриану. Они уговаривали императора ослабить давление на евреев. И реб Нахман говорил с испанским королем поэтому же поводу. И в обоих случаях гонения только усилились - снова усомнился Давид.
   - Потом наивный юноша Шаботай поехал к султану, чтобы тот передал ему, машиаху, власть - добавил Илья.
   - Им всем нехватало харизмы - парировал Марк.
   - Вот если бы Ицхак Лурия принял сан Машиаха - тут глаза Марка засверкали каким-то необычным блеском, - то и султан, и европейские правители "узрели" бы его правоту. Он умел гипнотизировать людей. И это не было обманом - он верил свою правоту.
   - Я могу показаться вам, друзья, бесплодным мечтателем, наивным фантазером, но возможность такая, скорее всего, была - после недолгого молчания печально заговорил Марк. - Ведь даже выступление в роли Машиаха наивного слабого мальчишки Шаботая временно снизило градус антисемитизма в мире.
   - Вообще-то Марк прав - неожиданно согласился Давид, - феномен сабианства при всей позорности этой жалкой истории, очень поучителен. Мы, евреи, уже несколько тысяч лет с удивлением спрашиваем себя: "Почему и за что нас не любят?"
   - Так было всегда и везде - грустно подхватил Марк. - И на это вроде бы нет ответа. То есть ответов тысячи, но не один не объясняет сути этого странного феномена.
   - Можно предложить другой путь разрешения этой загадки - снова вступил в разговор Давид. - Не станем разгадывать ее напрямую. Давайте изучать ситуации, при которых отношение к нам изменялось хотя бы временно. Идеальный объект такого изучения -это феномен Шаботая Цви.
   И тут для всех совершенно неожиданно в разговор вступила Роз:
   - При всей нелюбви к нам - задумчиво проговорила она - мир подсознательно ждет именно от нас избавления. Может именно потому, что мы не приходим к нему на помощь, мир ненавидит нас.
   От неожиданности все присутствующие на миг потеряли дар речи. Роз еще никогда в таких диспутах не открывала рта. Марк тоже не мог сказать ни слова. Он только с благодарностью на нее посмотрел. Она ответила ему подбадривающей улыбкой.
   - Это означает - через минуту продолжил обретший голос Марк, - что мир на уровне подсознания ожидает прихода Чудотворца, который спасет его от скверны. Это касается и мира христианского. Для него Машиах уже приходил под именем Иисуса Христа. И он ожидает Его Второе Пришествие (естественно под тем же именем). Это касается и мира мусульманского. Тот вообще не верит в приход Машиаха. Казалось бы, что им всем наш иудейский Спаситель? Однако и христиане, и мусульмане хоть на короткое время, но поверили в Шаботая Цви.
   Ответом Марку было недоуменное молчание. Уж больно неожиданным был этот вывод. Только Роз одобрительно ему улыбалась.
   - Но сегодня мир больше не ждет чуда - после продолжительного молчания ответил жене и другу Сергей.
   - Да, ты прав, Серж - отозвался Марк, - долгие десятилетия, даже столетия вообще ничего подобного Цветным революциям не происходило. Нет, какие-то проблески были. И во Франции - Франциск Азисский. И в России - Нил Сорский и Серафим Саровский. Но это только проблески. Ничего существенного.
   - Потом, в конце XIX - начале XX веков, возник бахаизм. Тогда же возник, но так и не проклюнулся, пересекающийся с бахаизмом, гилеллизм изобретателя эсперанто Лазаря Заменгофа.
   - И тогда же в начале в XX века появилось ненасильственное сопротивление злу, но уже отнюдь не как чудо - закончил свой обзор Марк.
   - Начиная с Льва Толстого? - спросил Илья.
   - Нет, категорически нет - опять резко и даже почему-то враждебно ответил Марк, - непротивление злу насилием принципиально отличается от ненасильственного сопротивления.
   - В двадцатом веке произошли успешные Цветные революции. В начале века одну осуществил Ганди в Индии, в середине века другую - Мартин Лютер Кинг в США.
   - И это, по-твоему, революции? - искренне удивился Сергей.
   - Безусловно, революции - подтвердил Марк, - Индия без крови обрела свободу, а в США произошла моральная революция. Вместо сегрегации наступило время политкорректности.
   - После конца Коммунистического господства бескровные революции произошли в Восточной Европе. Особенно успешной была Бархатная революция в Чехословакии. А в конце века более или менее успешные цветные революции прошли в Сербии, Украине и Грузии - продолжал свое Марк.
   - А здесь, в Исламском мире? - задумчиво спросил он сам себя. - Может здесь это вообще невозможно? Нет, бахаи - это как раз то. Но бахаизм - это не ислам. В исламе ни разу не рождалось ничего похожего. Здесь все глухо, нет даже просвета.
   Никто не ответил Марку, никто не стал с ним более спорить. Но настроение у всех было испорчено. И застолье окончилось на редкость быстро.

* * *

   Впоследствии Сергей много думал над сказанным Марком. Причины его эмоционального всплеска понятны. Если сегодня Израиль не только преуспевает, но и успешно побеждает своих многочисленных и потенциально гораздо более сильных, чем он, врагов, то о стратегическом тупике не думает, наверное, только законченный кретин.
   Ясно, что Марк накануне нервного срыва. Безнадежностью веяло от его рассуждений. Прежнее восхищение интеллектом друга, таяло на глазах:
   - Зачем долдонить о проблемах, которые все равно не имеют решения? - разочарованно думал Сергей.
   - Только тоску нагонять? Мы живем, действуем, поэтому полны оптимизма, веселимся в праздники и стараемся не думать о подстерегающей каждого из нас опасности. Если все время об этом думать, с ума можно сойти.
   - Террористы, постоянно угрожают жизни каждого из нас. Они, злобны и коварны, но мелки и ничтожны, а главное - глупы и бездарны. Поэтому не представляют серьезной опасности. Служба безопасности надежно охраняет нас.
   - И если террористы где-то случайно прорывают оборону, то урон это этого прорыва не на много превышает среднестатистический уровень потерь от несчастных случаев или стихийных бедствий в благополучных станах.
   - А что делать японцам? Они живут в сейсмоопасной зоне. - Как должно поступать в борьбе с авариями и стихийными бедствиями? Нужно пытаться их предсказывать, по возможности предотвращать и, конечно, принимать меры по минимизации урона.
   - Так в Израиле и поступают. Так здесь относятся к террору. И это конструктивно. А истерика Марка? Это бездарное и бессмысленное нытье - думал Сергей.
   - Обидно другое - снова вспомнил Сергей о безнадеге в глазах Марка.
   Та же безнадега была в глазах Роз, когда она пристально, не отрываясь, смотрела в глаза Марка. И между ними протянулась незримая нить взаимопонимания. Взаимопонимания в чем? Марк никогда не стремился никому понравиться. За исключением, наверное, собственной жены, которая во время его взволнованной речи, так и не оторвалась от торта.
   Но такие, равнодушные к чарам чужих баб мужики, более всего нравятся женщинам. Что было во взгляде Роз, что он означал? Кто знает? Женская душа - потемки. Марк очень несчастен, а женщины любят жалеть несчастных.
   А может быть это он, Сергей, своим аналитическим умом чего-то недопонимает. Ведь Марк тоже аналитик, причем покруче, чем он, Сергей. А Роз интуитивно чувствует правоту Марка.
   И Сергей все больше склонялся к мысли, что интуиция Роз видит дальше, чем его, Сергея, разум. На фоне этих раздумий Сергея с его женой происходило нечто совершенно новое, необычное.

ГЛАВА 9

   В этом месте нашей повести уместно вспомнить, что история (в том числе и история сообществ, семей и отдельных людей) многовариантна. В ней существуют ясно ощущаемые точки бифуркации, после которых будущее может пойти, может сложиться по-разному.
   После взрыва в поселке и проявленного Роз мужества, возникает несколько таких временных точек. После них история Роз, семьи Сомовых, поселка Пкиин, Израиля, и в каком-то смысле и всего человечества может пойти разными путями.
   Итак, первая точка бифуркации.
   Благодаря систематической дебилизации, из-за постоянного зомбирования простых мусульман радикальным исламом, не исключено, что арабское население поселка никак не отреагировало бы на стойкость и героизм Роз.
   В этом варианте наше повествование оканчивается. Ибо в жизни семьи Сомовых никаких событий, могущих вызвать интерес читателей, более не произойдет.

* * *

   Нас же интересует другой вариант, при котором наше повествование продолжается. Его мы и предлагаем вниманию читателей.
   После проявленной Роз стойкости и даже героизма при спасении раненных, для жителей поселка Пкиин, особенно для арабской его части, она стала вроде святой, оказалась для них в некотором смысле образцом поведения, наставником, учителем во многих жизненных коллизиях.

* * *

   В этом месте нашего повествования возникает вторая точка бифуркации.
   Не исключен вариант (правда, противоречащий характеру Роз, но все же возможный), при котором, подавшись общепринятым в русскоязычной алие настроениям, наша героиня никак не отреагирует на свою популярность среди жителей поселка. И в этом случае наше повествование приходит к концу.

* * *

   Мы же собираемся описывать другой вариант истории, при котором Роз без колебаний примет эту новую для себя роль, и с воодушевлением взвалит на себя связанную с этой ролью немалую нагрузку.
   Нагрузка эта, велика, но интересна. Она увлекает Роз. Теперь в их доме постоянно находятся несколько арабских женщин и девушек, что-то возбужденно щебечущих Роз, которая, уже через пару месяцев такого плотного общения, в совершенстве овладела арабским.
   Арабские мужчины не препятствуют женщинам с ней общаться. А иногда, в особо трудных жизненных перипетиях, сами через жен просят, чтобы Сергей и Роз приняли их и дали совет, как поступить в сложных обстоятельствах.
   И Сомовы, будучи значительно моложе некоторых из своих посетителей, вынуждены разбираться с их проблемами и в меру своего разумения давать своим гостям необходимые тем советы. Словом дружба между Роз и жителями поселка стала - не разлей вода.
Но более всего заинтересовала Роз традиционная одежда арабских женщин. И она начала усиленно экспериментировать, кроя для своих новых подруг все новые и новые варианты традиционной по форме, но новаторской по сути, арабской одежды.
   Затем она перенесла свои эксперименты в ателье, в котором оставалась бессменным консультантом. И некоторые варианты женской одежды еврейских модниц сначала Хайфы, а затем Тель-Авива и Иерусалима попали под влияние арабских традиций. Потом эта мода захватила Париж, и даже прошлась по всему остальному миру.
   Это произошла после того, как Роз с модельерами своего ателье посетила Париж, где ее работы произвели фурор на очередной Неделе Высокой моды. Так имя Рооз Сомоф обошло весь мир и, пусть ненадолго, но было на устах у многих.
Все это не осталось без внимания израильской общественности. Ряд праворадикальных газет обвинили ее в антипатриотизме, зато другие не менее радикальные издания, как правого, так и левого толка, наоборот, с энтузиазмом одобрили ее деятельность.
Иначе отнеслись к этому исламские радикалы. Они, в отличие от евреев, были на удивление единодушны. Ее обвинили в покушении на вековые традиции, и в развращении арабских женщин.
   Но все эти обвинения были только оболочкой, так сказать внешней формой более серьезных к ней претензий. Более всего волновал лидеров радикального ислама тот непререкаемый авторитет, какой обрела еврейская женщина в арабском поселке.
Именно этот авторитет всерьез встревожил лидеров исламских радикалов. В нем они видели прямую угрозу своему влиянию на рядовых мусульман.
   И для устранения этой угрозы лидеры исламских радикалов организовали на Роз дерзкое покушение. Само покушение им не удалось, но вылилось в теракт с серьезными последствиями.

* * *

   Этот теракт случился примерно через полгода после первого. И опять в субботу. На горной дороге неподалеку от их дома террорист (как первоначально предполагалось - смертник) взорвал старенький чиненный-перечиненный автобус.
   К счастью для пассажиров взрыв, с точки зрения террористов, был крайне неудачен. Шахид в одиночестве сидел у задней стенки автобуса (когда он зашел в него, других свободных мест не было).
   Эту заднюю стенку взрывная волна, буквально, выставила и отбросила на несколько метров. Смертник вылетел вместе с ней. Однако другие пассажиры и водитель тоже серьезно пострадали.
   Роз и на этот раз была в доме одна. Уже вечерело. Сергей с коллегами, увлекшись экспериментами, не соблюдали субботу. Дети, как всегда были заняты в своих художественных кружках и спортивных клубах.
   Когда Роз выбежала на дорогу, из искореженного взрывом автобуса валил дым. Она проникла внутрь, и обнаружила десяток раненых, шестеро взрослых и четверо детей.
   Водитель и еще трое мужчин не подавали признаков жизни. Не пострадавших и легко раненых, которые могли бы помочь получившим серьезные ранения, в машине не оказалось.
   Одиннадцатым раненным, самым тяжелым из всех (но, как оказалось, не безнадежным) был сам террорист, лежавший на дороге в метрах десяти от автобуса.
Отыскав в карманах домашнего халата, в котором она примчалась сюда, мобильник, Роз пыталась хоть куда-то дозвониться. Но из этого ничего не вышло, связи почему-то не было. Позже оказалось, что террористы вывели из строя всю систему мобильной связи региона.
   Быстро наступала ночь обещавшая быть морозной. Тогда Роз сначала перетащила в дом плачущих детей, потом в одиночку волоком на взятой из дома большой простыне перетащила взрослых из автобуса. Потом услышала стоны с дороги и поволокла и этого, не представляя себе, кто он на самом деле.
Потом в доме появились женщины из Пкиина, мужчины, как и в прошлый раз, в это время в поселке отсутствовали. Но на этот раз раненным требовалась именно женская забота.
   В доме, превращенном в лазарет, Роз (Б-г весть, откуда пришли ей в голову необходимые знания) вместе с женщинами из Пкиина вовремя оказали тяжело раненным необходимую помощь. Их заботами ни один из них не умер от ран.
   Роз валилась с ног от усталости, но дождалась той минуты, когда (прошел почти час после взрыва) на дороге появился целый караван скорых. Ее, вконец обессиленную, врачи вместе с ранеными увези в больницу восстанавливать силы и приводить в порядок нервы.
Минут за пять до прибытия медицинского каравана на своем новом мощном мотоцикле примчал Илья. Что его заставило бросить друзей, ведущих серьезный эксперимент, и, ничего не говоря ни Сергею, ни другим, вскочить на мотоцикл и примчать к дому Сомовых, никому, в том числе и ему самому, ни сразу, ни по прошествии времени, так и не стало ясно.
   Также осталось до конца непонятным, почему Илья не обратив внимания на других раненных, отыскал наиболее пострадавшего, почти безнадежного (им был, как впоследствии выяснилось, террорист), и оказал ему срочную помощь. Помощь специфическую, помощь внушением с использованием знаний, полученных им при изучении каббалы.
Именно это, как отметили впоследствии медики, позволило террористу выжить. В дальнейшем врачи заинтересовались тем, как удалось Илье вытащить раненного, буквально, с того света.
   Добродушный гигант, вовсе не ожидавший, что его помощь раненому вызовет такой интерес, пояснил, что он просто подошел к уже агонизирующему от нестерпимой боли человеку и, положив ему руку на лоб, сказал:
- Успокойся, тебе совсем не больно, это тебе кажется, что больно, усни и все пройдет.
Террорист действительно уснул. И, что было при его травмах почти чудом, выжил.

* * *

   И в этом месте нашей повести возникает точка бифуркации (уже третья).
   С учетом того, что будущие террористы подвергаются тотальному зомбированию, вполне вероятен вариант, при котором пришедший в себя террорист зарежет наклонившуюся над ним Роз, заранее припрятанным ножом. В этом случае повесть ожидает очень печальное и скорое окончание.

* * *

   Нас же интересует другой вариант. В нем террорист дает показания, которые помогают выяснить заказчиков взрыва.
   Оказалось, что, если бы не преждевременный взрыв, террорист должен был остановить автобус рядом с домом Сомовых, забросать его гранатами (что удобно, ибо дорога проходит над домом) и, угрожая водителю оружием, на том же автобусе скрыться с места преступления.
   Когда выяснились подробности несостоявшегося теракта, арабское население поселка Пкиин окончательно сделало свой выбор. Люди не просто единодушно встали на защиту Роз. Они были столь решительно настроены против организаторов на нее покушения, что это вскоре привело к неожиданным последствиям.

* * *

   И здесь возникает точка бифуркации (четвертая).
   Наиболее вероятен вариант, при котором арабское население поселка, при всем уважении к Роз, все же не пойдет на конфликт с организовавшей покушение Хезболлой. В этом случае Хезболла повторит покушение и Роз, скорее всего, погибнет.

* * *

   Мы же выбираем крайне маловероятный, прямо скажем, почти сказочный вариант развития событий, при котором покушение на Роз вызовет серьезный конфликт между расположенным в Ливане центром исламского терроризма и мусульманской общиной Пкиина.
   Об этом мы и повествуем.
   Как все, случившееся через две недели после теракта, было организовано, так и осталось тайной за семью печатями. Известно только, что двое самых уважаемых старца Пкиина отправились в Ливан проведать своих родственников.
   И на третий день после их возвращения в Пкиин в мировых СМИ появилась информация, что один из самых влиятельных деятелей Хезболлы взорван в собственном доме вместе со своей многочисленной семьей, а его главный помощник у всех на глазах зарезан при переходе через улицу в центре Бейрута.
   Виновники этих убийств так и не были найдены. Известно только, что они сразу после терактов исчезли из Бейрута и скрылись в неизвестном направлении.
   После в интернете появилась информация, что убийства эти были ответом на покушение на жительницу Пкиина уважаемую госпожу Рооз Сомоф. И что дальнейшие попытки покушений на нее или на членов ее семью будут пресекаться самым решительным образом.

* * *

   И в этом месте повести возникает точка бифуркации (уже пятая).
   Гораздо более вероятен вариант, при котором Хезболла мстит Пкиину и Роз. В результате поселок оказывается разрушен, а Роз и вся семья Сомовых убиты. Это печальный конец повести.

* * *

   Мы же опишем крайне маловероятный, почти фантастический вариант, при котором со стороны Хезболлы не последует никаких попыток нанести семье Сомовых хоть минимальный урон.
   А дружба Роз с арабскими соседями все растет. К ней и Сергею за советами приезжают родственники жителей Пкиина из самых отдаленных уголков Исламского мира.
Роз становится очень популярной. Эта диковинная дружба оказывается чуть ли не единственной реальной связью двух миров. К Сомовым зачастят корреспонденты газет и телевидения. Но Роз, несмотря на уговоры, упрямо отказывается от интервью. И визитеры, ограничившись съемкой их дома на фоне гор и беседами с жителями Пкиина (в основном с мужчинами, арабские женщины при этом скромно жмутся в сторонке), уезжают не солоно хлебавши.

* * *

   Размышляя над тем, как и почему арабская община маленького поселка, затерянного в горах Верхней Галилеи, пошла на конфронтацию с могучей Хезбаллой и победила, Сергей, не сумевший найти для этого факта никаких более или менее разумных объяснений, вспомнил великолепный советский фильм "Белое солнце пустыни". Вспомнил любимую поговорку героя фильма товарища Сухова:
   - "Восток - дело тонкое".
- Выходит, что авторы фильма-сказки все же неплохо разбирались в делах Востока - вдруг с удивлением понял Сергей.
В фильме есть сцена, где Саид (его играл Спартак Мишулин) встречает на дороге большой отряд бандита Абдуллы и последний с величайшим уважением относится к одинокому оборванцу-всаднику. А позже храбрый одиночка Саид успешно сражается с отрядом Абдуллы. Нечто подобное произошло и нынче между жителями Пкиина и Хезболлой. Хезболла, потерпев от пкиинцев серьезный урон, не стала мстить и согласилась на перемирие на условиях маленького, но храброго противника. Поистине, Восток - дело тонкое.
   Человек, будучи участником событий, обычно не воспринимает реальную жизнь, как потенциально многовариантный процесс. И то, что иногда реализуются маловероятные, почти фантастические варианты будущего, обычно вызывает удивление, граничащее с шоком. А ведь то, что мы, люди, называем чудом - это всего лишь реализация маловероятного варианта будущего, наступившего после точки бифуркации.

* * *

   Через некоторого время умер мэр Пкиина и его жители единогласно избрали Роз административным главой поселка. Теперь Роз была занята под завязку. Ибо кроме ведения дома, воспитания детей, забот о муже, и очень неплохо оплачиваемых обязанностей консультанта модного ателье в Хайфе, на ее плечи легло, пусть небольшое, но требующее серьезной заботы, поселковое хозяйство Пкиина.
   Однако Роз не согнулась под бременем забот и по-прежнему цвела, как роза в саду. Эта ее способность никогда не унывать, ее умение любое дело распределить между сотрудниками и организовывать его так, чтобы не только ее саму, но и всех вокруг работа не угнетала, а доставляла удовольствие, всегда изумляло Сергея.
   Это удивительно, но ее сотрудники профессионально росли, как на дрожжах. Очень толковый юноша, от природы на все руки мастер, Абу Салех, местный уроженец, окончив Израильский политехнический институт, поступил на работу в мэрию. И, буквально, через год стал ее первым заместителем.
   После выбранных нами полусказочных и полностью сказочных вариантов повествования, читателя не должно удивлять, что в качестве мэра Роз всерьез занялась повышением профессионализма жителей.
   И ей удалось привлечь уникальных специалистов разных профессий. Результатом было открытие в поселке нескольких десятков кустарных производств и даже нескольких среднего размера предприятий.
   После отъезда специалистов, обучавших местным жителей ремеслам, их неизменным консультантом, вплоть до освоения ими вершин мастерства, оставался Абу Салех.
   Но главным успехом своей деятельности на посту мэра Пкиина Роз, считает приглашение самого Зеппа Хольцера, который в сотрудничестве с израильскими агрономами разработал способ приспособления его методов пермакультуры к особенностям Верхней Галилеи. Хольцер вернулся в Швейцарию, а дотошные евреи-агрономы довели его методы до практического применения.
   Когда жители Пкиина засеяли окрестные горные склоны и получили на них значительные экологически чистые урожаи, многие на Ближнем Востоке по-настоящему осознали преимущества дружбы между евреями и арабами. Между деловыми и энергичными евреями и этнически близкими к ним арабами, не менее энергичными, но не имеющими должных профессиональных знаний, и из-за этого бесполезно расходующими свою энергию.
   А ведь это уже было. На первых порах евреи-поселенцы, перенеся на землю Палестины передовой европейский опыт хозяйствования, многому научили своих соседей-арабов. И арабские поселки расцвели не хуже еврейских. Но перед войной 1948 года вожди палестинских арабов настояли на том, чтобы те временно покинули территорию Израиля, дабы не мешать объединенным силам арабских государств расправиться с евреями. В тот раз все окончилось очень уж неудачно. И не по вине евреев.
   В нашем отнюдь не историческом тексте мы повествуем о маловероятном (но все же возможном) варианте развития событий.
   Опять возникает точка бифуркации - уже шестая. Вполне возможно, что опыт мэра Пкиина Рооз Сомоф останется втуне и постепенно сойдет на нет.

* * *

   Нас же интересует вариант, когда опыт Пкиина еще раз покажет миру, что арабы довольно легко подаются обучению и без больших усилий перенимают все новое. Но они, как известно, болезненно горды и поэтому кичатся своей нищетой, происходящей не от лени, а всего лишь из-за отсутствия профессионализма.
   Вообще, то, что сторонний наблюдатель склонен принимать за лень, чаще всего просто отсутствие необходимых знаний и умений, обрекающее человека на вынужденную бездеятельность.
   Успехи способствовали дальнейшему росту популярности Роз. Ее деятельность наглядно продемонстрировала, что нищета районов мусульманского мира, в которых отсутствует нефть, вызвана отнюдь не неспособностью жителей к плодотворной деятельности, а исключительно отсутствием профессионализма, приобрести который не позволяет одна лишь гордыня.
   Но общение с человеком, приобретшим в глазах арабов авторитет, помогает последним преодолевать ненужный гонор и, приобретая профессионализм, вместе с ним обретать новое достоинство. Приобретать самоуважение специалиста, мастера своего дела.
   Это было тем открытием, которое повлечет за собой самые серьезные последствия в будущем. Не исключено, что именно это открытие коренным образом преобразует весь Ближний Восток и страны Маргиба.

ГЛАВА 10

   Но это был еще не пик изумивших Сергея успехов его жены. И вот после большой серии терактов (в Гуш-Эционе, Хадере, Нетании, в районе Хеврона и Туль-Кареме) в их доме появилась солидная делегация правительства Израиля.
   Во главе делегации стоял известный политический деятель, очаровательная женщина, просто красавица, пребывавшая в то время в должности министра юстиции. Делегация привезла Роз предложение Правительства баллотироваться в президенты страны.
   Действующий в то время президент не отвечал даже минимальным требованиям морального порядка и в ближайшие месяцы должен был покинуть свой пост. А политическую элиту, крепко заинтересовал вариант, при котором во главе страны станет президент не только еврейского большинства, но и всех ее граждан.
Но правительственной делегации не удалось добиться успеха. Роз, несмотря на все уговоры, на все попытки убедить ее, что обязанности президента не требуют специальных знаний и не слишком обременительны, что именно она в этой роли будет очень полезна, крайне нужна Израилю, наотрез отказалась.
Она объяснила гостям свой отказ тем, что не хочет прерывать живую связь со своими друзьями - жителями Пкиина, которых она знает лично каждого. А будучи президентом, она чисто физически не сможет наладить такую же связь с каждым гражданином страны. А поэтому для нее лично, становиться президентом, лишено смысла. Может, кто другой сможет почувствовать живую связь с гражданами даже из окна авто, но она на это неспособна.
Когда делегация, поняв бесперспективность дальнейших уговоров, стала прощаться, Роз, внимательно посмотрев на ее руководителя, сказала:
- Госпожа министр, задержитесь на часок. У меня остался кусок креп-жоржета, оттенком подходящий как раз к Вашим глазам. Оставайтесь, я сошью Вам из него платье.
Госпожа министр осталась, и не на часок. После шитья платья дамы, оживленно беседуя, принялись вместе что-то особенное готовить для сомовских детей, которым гостья очень понравилась. Понравилась настолько, что девчонки не отходили от нее ни на шаг. И шумной толпой таскались они вслед за госпожой министром из кухни в комнаты и обратно. Мальчишки (уже юноши) говорили с госпожой министром преувеличенно любезно, так как страшно стеснялись.
К концу дня дамы, созвонившись с Эстер, отправились в Цфат, в какую-то давно облюбованную Роз кондитерскую отведать каких-то особенных пирожных.
   Вернулась домой Роз только поздним вечером. Посещали они в Цфате не только кондитерскую. О чем свидетельствует, в частности, то, что после этого визита г-жи министра в Северную Галилею появилась на свет акварель Эстер Блюм "Г-жа министр и г-жа Рейзл Сомоф на фоне синагоги Ари", которая позже получила несколько премий на израильских и международных выставках.
   О том, что госпожа министр игнорировала очень важное заседание правительства, позже писали газеты, приводя при этом множество причудливых домыслов для объяснения причин столь необычного поведения этого, всегда обязательного политического, деятеля. Какой из них верен, судить трудно.
   Г-жа министр в доме Сомовых более не появлялась. Правда связывается она с Роз по телефону по вопросам, связанным с делами мэрии Пкиина, довольно часто. По крайней мере, гораздо чаще, чем с другими мэриями страны.
Жизнь вообще полна крайне причудливых и совершенно непонятных стороннему наблюдателю последствий событий, казалось бы, с самими этими событиями никак не связанными. Говорят, что, только увидев на выставке именно это полотно Эстер, известный актер театра Гешер вдруг понял, как нужно читать знаменитые стихи из книги Аризеля "Древо жизни".
   Внезапное прозрение знаменитого актера неудивительно. Загадочная акварель Эстер Блюм великолепна и обладает магической силой, вполне способной повлиять на эмоциональную сферу артиста. На фоне старинного здания синагоги изображены две молодые прекрасные женщины. В тени здания г-жа министр, бесконечно уставшая от беспрерывной трагедии своего народа. И Роз, освещенная солнцем, повисшим над крышей синагоги.
   Роз улыбается своей доброй лучистой улыбкой. Свет этой улыбки освещает г-жу министра и та постепенно освобождается от трагической безысходности, вызванной грузом ответственности, лежащей на ее плечах. И прямо на глазах лицезреющего картину обретает новые силы для борьбы со злом. Динамика освобождения от безысходности и обретения новых сил неведомым образом передана на холсте.
   А воздух у синагоги Ари как то по-особенному густ, будто незримо (но вполне ощутимо) заряжен душевной энергией давно ушедшего из жизни Великого каббалиста.

* * *

   Отказавшись от поста президента страны. Роз, тем не менее, оказывала посильную помощь решению общеизраильских проблем. Так она согласилась стать сопредседателем, организованного ее последователями общества "Дружи с соседом. Помоги ему стать профессионалом". Именно это Общество начало последовательную и давшую немалые положительные плоды, пропаганду дружбы и взаимопомощи живущих рядом евреев и арабов. Другим сопредседателем Общества стал известный исламский философ и богослов, депутат Кнессета, до того придерживавшийся весьма радикальных антииудейских воззрений, неожиданно их изменивший после знакомства с делами Роз, а позже с ней самой.
  

ГЛАВА 11

   Обдумывая удивительные события, произошедшие в жизни его жены, нисколько при этом ее не изменившие (Роз осталась ровно такой же, как и раньше), Сергей, в конце концов, понял, до конца осознал, какой месседж несет поведение и вся сущность натуры его жены. Несет, сама того не осознавая. Не осознавая до такой степени, что если ее спросить, Роз не смогла бы даже приблизительно ответить на вопрос о его, этого месседжа, смысле.
   А смысл этот таков. Евреи самая старая из выживших цивилизаций. В сущности, евреи - старшие братья в семье народов земли. Они больше других знают, лучше многих умеют, а главное они нашли то, что делает человека человеком.
   Во всех религиях, проповедующих и монотеизм, и политеизм - главное Бог (боги). А в иудаизме главное - человек. Евреи, по сути, родоначальники гуманизма. Это их мудрец впервые сказал "Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе". Это их проповедник стал и основателем, и основой христианства. Это он принес варварам идею гуманизма. Ее, идею эту, долго не принимали.
   Европейцы прошли через крестовые походы, инквизицию, охоту на ведьм. И евреев они гнобили и убивали долгие века. Пока не поняли, кто для них иудеи, какую роль играют евреи в европейско-христианской цивилизации. И, в конце концов, бывшие варвары пришли к тому, чему изначально учил их проповедник из Галилеи, пришли к гуманизму.
   Сейчас евреи вернулись на Ближний Восток. И их родные браться (европейцы, все же двоюродные братья евреев, а арабы - семиты, т.е. их родные братья) не понимают и не принимают их. Евреи и арабы, в сущности, наиболее близки между собой, и по темпераменту, и по менталитету, и по вере. Но непонимание пока очень сильно, и конца ему не видно. Если бы арабы поняли, что несут им евреи, и приняли принесенное, они, наверное, смогли бы обогнать в развитии все другие народы мира. Но это пока почти фантастика.
   А что несут и всегда несли евреи миру? Это всего две, но фундаментальные ценности:
   1. Во-первых, гуманизм. Но не в привычной для европейского сознания форме христианской добродетели (которая, кстати, по мнению многих в кризисе). А гуманизм в его исконно иудаистской интерпретации, для которого главная ценность - человек.
   2. Во-вторых, профессионализм. Евреи всегда упорно учились, и всегда стремились любое дело делать лучше других.
   Эти две ценности, гуманизм и профессионализм, призваны изменить мир. И, действительно, коренным образом меняют человека, а, следовательно, и мир. Гуманизм - снимает агрессивность, вредно влияющую на человеческую психику. А профессионализм не только позволяет человеку достойно безбедно существовать, но и избавляет его от комплекса неполноценности.
   Почти две тысячи лет евреи упорно несли эти ценности народам Европы. И, в конце концов, донесли. Причем одна из этих ценностей - гуманизм, был донесен в такой глубине и полноте, что нынче сами евреи, вынужденные защищаться от агрессивного ислама, оказались под огнем гуманистической критики, за свои, по мнению европейцев, не всегда достаточно взвешенные и адекватные, силовые ответы на агрессию.
   Снова возник конфликт между европейцами и иудеями. На это раз отнюдь не беспросветно антагонистический. Причина нового конфликта, во-первых, взаимное недопонимание. Основа гуманизма, безусловно, взвешенный адекватный ответ на агрессию.
   Но такой ответ общество вправе требовать только от сильного. Запад считает Израиль сильным и поэтому требует от него супергуманистического ответа на агрессию слабого (хотя и агрессивного) исламизма.
   А Израиль, несмотря на свое явное техническое превосходство, отнюдь не считает себя намного сильней противника, ибо численное превосходство последнего вызывает серьезные опасения. И большие сомнения в том, что будущем это противостояние будет всегда успешном.
   Не менее важную роль в новом конфликте Европы и иудеев играет то обстоятельство, что сегодня европейская политика в руках демократических лидеров, целиком зависящих от мнения избирателей, значительной процент которых в настоящее время составляют противостоящие евреям мусульмане. Не желая терять этих избирателей, политические лидеры Запада оказываются вынуждены вести антиизраильскую политику.

* * *

   Но это только один срез, только один из аспектов проблемы. Не менее важно, что история человечества подвержена влиянию моды. А мода феномен, на сегодняшний день, полностью непредсказуемый. Она, в свою очередь, является результатом влияния сложного комплекса каких-то неведомых, по крайней мере, четко не классифицируемых современной наукой социальных сил.
   Когда-то, анализируя феномен переменчивой французской моды, Илья Эренбург писал, что совершенно непонятно почему в одно прекрасное утро тысячи юных парижанок, до того надвигавших свои очаровательные шляпки на левое ухо, внезапно не сговариваясь начали носить их надвинутыми на лоб.
   То же самое происходит в изменениях настроений масс, приводящих к лавинообразным революционным общественным сдвигам. Кто в России в светлом и радостном феврале 17-го предполагал, что станет со страной в октябре того же года? Кто в затхлой безжизненной атмосфере России ноября 2011 года мог предполагать что уже в начале декабря того же года средний класс Москвы, Питера и других больших городов поднимется и потребует, чтобы власть уважала его достоинство?
   Казалось бы, после трагических событий 11 сентября 2001 Запад не должен был бы ни верить, ни поддаваться на шантаж радикального ислама. Однако на деле мы получили иное. На Западе поднялась волна проарабских антиизраильских настроений. Какой тренд, какой комплекс социальных напряжений этому способствовал? Сегодня наука не может однозначно ответить на этот вопрос. Такова реальность и миру, а в частности государству Израиль, приходится с этим жить.

* * *

   Однако, несмотря на постоянные серьезные угрозы со стороны арабского мира, и явную недоброжелательность Запада, Израиль вовсе не чувствует свое положение безнадежным. Он готов еще две тысячи лет объяснять, теперь уже не европейцам, а арабскому миру, то, что за прошедшие два тысячелетия все же удалось объяснить Западу. Хотелось бы побыстрее. Но это уж как получится. А то, что угрозы постоянны, так живут же японцы на своих сейсмоопасных островах. Живут уже не одно тысячелетие.
   А молодое государство Израиль располагается на своей крайне взрывоопасной земле всего лишь шесть с половиной десятков лет. Но, несмотря на исторически очень краткий срок, к постоянным (и немалым) неприятностям, вызванным агрессивностью радикального исламизма, граждане Израиля вполне приспособилось.
   Впрочем, положение Израиля, расположенного в самом центре мусульманского мира, напоминает скорее не Японию на ее сейсмоопасных островах, а маленького храброго укротителя на спине громадного кровожадного тигра. А израильская армия - это сильные руки храбреца, удерживающие голову зверя, чтобы тот не сожрал его.
   Именно так, армия, только сохраняющая жизнь государству. Армия, не предпринимающая даже попыток расправиться с агрессором. Не имеющая целью отомстить, наказать его за агрессивное поведение.
   Первое не только невозможно, но и недопустимо из гуманных соображений. Ибо как бы не был опасен, причем не только для Израиля, но и для всего человечества, мир агрессивного ислама, он состоит из наших заблудших братьев. А человек, даже погрязший в грехе злобы и ненависти - высшая ценность на земле. А второе - бесполезно, ибо месть только усиливает ярость противника.
   Наличие армии, конечно, отличает нынешнее положение евреев на Ближнем Востоке, от прежнего - в Средневековой Европе. Тем не менее, задача улучшения мира остается. И роль евреев в этом процессе неизменна. А такие люди, как Роз, этому способствуют.
   Сергей полон гордости от того, что его Роз принимает посильное участие в процессе сокращения срока непонимания и неприятия евреев арабским миром. И ее участие в этом не только достаточно плодотворно, но и весьма перспективно.

* * *

   При этом Сергей ясно ощущает трагизм ситуации, в которой находятся его друзья и вся алия, в частности (и, наверное, прежде всего) русскоязычная. Самого Сергея это меньше касается. Он уйдет из жизни, а его культура, культура русского народа, останется. Для русскоязычной алии ситуация принципиально иная. То, чем жили они, уйдет, уйдет в вечность. Не будут их дети-сабра читать Бабеля, не поймут, что такое советские кухни, и еще сотни и сотни казалось бы мелочей жизни, которой жили и живут до сих пор русскоязычные олимы - отцы и матери этих красивых и свободных сабра.
   И у него в мозгу родился образ: олимы - это гусеница, а сабра -бабочка. Что между ними общего (кроме крови, разумеется)? Какие общие интересы, привычки, идеалы, стремления их могут объединять?
   И с этим его друзья и знакомые живут всю свою жизнь в Израиле. С этой горечью в душе, с этим неизбывным трагизмом они упорно и успешно работают. И страна от этих их трудов процветает. Беспечно веселятся они в праздники, отчаянно и весело спорят на посиделках, рождают и воспитывают детей, наконец.
  

ГЛАВА 12

   Но Сергея в меньшей мере коснулись все эти сложности. Он вполне может считать себя счастливцем. И не только потому, что его, Сергея, культура не умрет вместе с ним. Сомовы в полной мере счастливы в семейной жизни. Они растят шестерых детей, трое из которых уже почти взрослые. Он и Роз уже далеко не молодожены. Но он по-прежнему страстно, безудержно любит Роз. Ее строгая красота по-прежнему волнует его. Волнует до такой сте­пени, что он частенько, чтобы побыть с ней наедине, манкирует своими служебными обязанно­стями.
   Что, однако, не только не мешает его работе, а напротив - после каждого такого непланового отдыха он обязательно находит новые нестандартные решения стоящих перед ним и его лабораторией исследовательских задач. Его работа по-прежнему доставляет ему необычное по нынешним временам, изысканное удовольствие.
   В последнее время к его страсти к экспериментам прибавилась еще и неуемная тяга к их осмыслению, т.е. к теоретической физике. И не только тяга. Его голову стали посе­щать доста­точно сумасбродные гипотезы. И по мере того, как он все глубже погружается в теоретиче­скую фи­зику, среди этих сумасбродных гипотез все чаще появляются и такие, что по-настоя­щему безумны. То есть безумны и глубоки до такой степени, что подают надежду со временем превратиться (если не все, то хотя бы некоторые) в серьезные убедительные теории.
   А тщательная эксперименталь­ная проверка (в этом он издавна мастак) способна, он на это очень надеется, ускорить этот процесс. И действительно первые успехи уже налицо.
   Причем все это происходит на фоне предсказаний его друзей и знакомых (предсказаний, не всегда произ­носимых вслух), а также мнений экспертов, оценивающих деятельность его исследовательской группы, о неизбежном закате его научной карьеры.
   Такого не бывает, считают его друзья и коллеги (далеко не всегда артикулируя свои мысли), чтобы до такой степени счастливый, в том числе и в семейной жизни, человек не остановился в своем развитии.
   Только глубоко несчаст­ные в личной жизни люди ищут и продолжают всю жизнь искать новые пути в науке и искусстве, ибо они инстинктивно предполагают, что подоб­ным не­стандартным способом они изменят свою судьбу.
   Таково же мнение ряда независимых экспертов: социологов и психологов, анализирующих проблемы современной фи­зики и на этом основании прогнозирующих ее дальнейшее развитие. Публикующиеся в открытой печати, и в закрытых отчетах данные говорят о том, что среди счастливых в семейной жизни людей очень мало выдающихся ученых.
   Сергей является, в сущности, исключением из правил. Счастливым исключением. В двух смыслах счастливым. Он действительно счастливый человек. И его случай является в положительном смысле исключительным, т.е. счастливым исключением. Своими научными успехами он напрочь опровергает все негативные прогнозы. Его счастливая судьба действительно уникальна.
   Сергей частенько задумывался над неудачной судьбой многих. И он считает, что их неудачи проистекают из-за всеобщего пренебрежительного отношения к "блондинкам".
   Его Роз по харак­теру - блондинка из анек­дота. И в начале их знакомства он от­носился к ней, как к типичной блондинке. Однако ее интуиция создала новую реальность - их семью. А ее улыбка - его счастье.
   Без Роз, без ее улыбки, Сергея ожидала бы не очень счастливое будущее. Руководствуясь стандарт­ным подходом, он, скорее всего, связал бы свою судьбу с интеллектуально близкой себе женщиной, и оказался бы также несчастен, как и большинство мужчин. И все это происходит из-за того, что мужчины никак не могут усвоить мысль, что они и женщины разные. Задача мужчин прокладывать новые пути, их судьба - непрерывные революции.
   Женщина создана для установления в мире гармонии. Гармонии в доме, гармонии ее собственной сущности, гармонии в семье, и прочее, прочее. Задача мужчин - анализ, а задача женщин - синтез. Поэтому они почти всегда говорят на разных языках. Чтобы построить общее счастье, мужчины и женщины должны научиться молчать на одном языке, на языке любви. У Сергея и Роз это получилось.
  

ЭПИЛОГ- 1

   В последнее время Сергей все чаще задумывается над тем, каково его и Роз будущее, что ожидает в будущем всю их семью. И картина рисуется его мысленному взору радостная.
   Пройдет еще тридцать-сорок лет. Супруги Сомовы вступят в новый, завершающий этап своей жизни. "С ярмарки", как называл его Шолом-Алейхем.
   Этот этап будет, скорее всего, продолжительным. Здесь в горах живут долго. Одна из популярных цфатских баек рассказывает:
   "Какой-то посетивший Цфат турист, выйдя погулять, увидел идущего ему навстречу пожилого человека, который горько плакал.
   Турист участливо спросил, что случилось:
   - Меня отец побил - ответил человек.
   - Я хочу увидеть твоего отца - сказал турист.
   Человек показал на синагогу. Возле нее на лавочке сидел старик и грелся на солнышке. Турист спросил его:
   - Правда, что вы сына побили?
   -Да.
   - А за что?
   - За неуважение к дедушке.
   - А дед жив?
   Старик утвердительно кивнул головой и указал на угловой дом. Подойдя к дому, турист увидел старца и спросил:
   - Сколько вам лет?
   Старец, покачав головой, сказал, что точно не знает.
   - Но если это для Вас так важно - добавил он, - пойдите в тот дом, там живет человек, который делал мне обрезание, уж он точно помнит, когда это было".
   Сергей уже сегодня предвидит, какой будет его Роз в старости. Она будет по-прежнему прекрасна, но по-иному. Численность их семьи по самым скромным подсчетам достигнет сорока-пятидесяти человек. И все они, Сергей очень на это надеется, построят себе жилища рядом с домом своих родителей. И их, Б-г даст, многочисленные внуки и правнуки будут расти на глазах деда с бабкой. А нежность и ласка Роз, ее любовь и преданность будут равномерно распределены на всех. И на взрослых (на него, на их детей с их половинами, на повзрослевших внуков) - озабоченных и хмурых. И на еще не ставших взрослыми внуков и правнуков - веселых и замурзанных, и таких родных. И также как теперь, никто не будет обижен, никого она не обделит своим теплом. Она, также как и сегодня, будет искусно демонстрировать себя, свою семью, свой дом. Но эта игра станет еще более органичной, более естественной, как это свойственно величественным, но удивительно скромно держащимся старухам.
   Сергей насмотрелся на этих пожилых дам, особенно здесь, в Израиле. Они удивительно красивы, причем красивы все без исключений. И те, которые, по всему видно, в молодости были скромными дурнушками, и те, кто с юности блистал.
   А его Роз и тут, Сергей уверен, пойдет дальше всех. Та поразительная соразмерность ее натуры, что так удивляет его еще с юности, в новом статусе расцветет новыми красками. Сергей уверен, что его еще ожидают открытия, он уверен, что его Роз еще покажет новые неожиданные грани своей непростой натуры. Но одно ясно, ее гармоничность станет еще тоньше, еще изысканней.
   Ее забота о доме, и обо всех в нем обитающих, станет еще деятельней. Ее любовь ко всем членам семьи станет еще нежней и трогательней. Ее улыбка станет еще лучезарней. Греться в ее лучах будет доставлять еще более изысканное наслаждение. Это ли не счастье, иметь такую жену?

ЭПИЛОГ- 2-1

   Повесть движется к концу. Пришло время "автору" вмешаться в ход повествования. Но не в изложение вчерашнего и сегодняшнего дня ее героев. Это дело непозволительное. Герои живут своей жизнью, грубое вмешательство в течение которой, недопустимо (по меньшей мере, неуместно). Но в финале мой герой задумался о своем и своей семьи будущем. Оно представилось ему прекрасным.
   Однако наше будущее, до той поры, пока оно не станет настоящим, всегда многовариантно и плохо предсказуемо. "Автору" очень хотелось бы, чтобы его герой оказался прав, и мечты Сергея о счастливой старости сбылись бы полностью. Однако у "автора" свое мнение о будущем его героев, и он взял на себя смелость познакомить с ним читателя.

* * *

   Итак, будущее семьи Сомовых по версии "автора". Первое, исходное, и можно сказать решающее различие версии "автора" с вариантом Сергея в том, что их дети, обретя специальности и обзаведясь семьями, построят свои жилища не рядом с домом родителей, а совсем в других местах.
   Следует сказать, что все шестеро их потомков обретут семьи примерно в одно и то же время. Случится это из-за того, что их сыновья, увлеченные работой и карьерой, женятся поздно: Яаков в 33, а близнецы Натан и Антон - в 32 года. Дочери обретут семьи в положенное природой время: близняшки Лиз и Мэри в 20, а Хана - в 19 лет.
   Все шестеро создадут свои семейные гнезда в местах территориально приближенных к их работе. Хотя крохотная территория Израиля и отличное качество дорог позволяют жить в достаточном (по местным масштабам) отдалении от места работы.
   Даже старший сын Яаков, который изберет местом приложения своих сил продолжение дела своей матери и уже по этой причине останется в Пикине, не построит свой дом не рядом с родительским, а выберет местожительством своей семьи выстроенный им же в поселке комплекс Многопрофильных Учебно-производственных мастерских.

* * *

   Эти Мастерские под руководством Яакова будут готовить кадры для реализации серии программ "Стань профессионалом". Креативный от природы и к тому же смелый и настойчивый в реализации задуманного администратор, Яаков поставит перед собой и своим коллективом задачу практической реализации маловероятных вариантов будущего.
   - "Если было возможно - скажет он себе - такое существенное изменение культурного кода нации, как ликвидация взяточничества в Грузии, то почему невозможно гораздо менее глубокое нарушение традиций исламской ойкумены, при котором арабские матери перестанут благословлять своих сыновей на кровавые самоубийственные "подвиги". И, пусть не в полной мере, но кое-что у Яакова несомненно получится.
   - Попытаемся, хотя бы отчасти, но все же понять, что движет матерью шахида, благословляющей сына на теракт - спросит себя Яаков? - Если ее семья так бедна, что у них нет надежды собрать сыну денег на выкуп невесты, и тому придется на всю жизнь остаться холостяком и удовлетворять свои сексуальные потребности с козами, то не лучше ли благословить его на "подвиг веры". С нашей точки зрения "подвиг" этот более чем сомнителен. Но с исламской, к сожалению, - нет.
   И созданная им структура начнет не только помогать молодым арабам становиться профессионалами, но и обеспечивать их кредитами на выкуп невесты. Результат не заставит себя ждать. Отношение многих и многих арабских матерей к самоубийственному "подвигу" своих сыновей медленно, но неуклонно начнет меняться. Вслед за этим начнет меняться экономический облик части исламских регионов.
   Именно трудами Яакова и его сторонников расцветет промышленность и сельское хозяйство на территориях Западного Берега и в Иордании, и одновременно пожухнет и скукожится в глазах населения авторитет радикального исламизма а этих регионах.
   В сектора Газа и Ливане процессы, которые инициирует общество "Дружи с соседом", организованное еще при участии Роз, будут протекать в более сложной и далеко неоднозначной форме. И, по мнению экспертов, их благоприятный для Израиля исход гораздо менее вероятен, чем на территориях Западного Берега и в Иордании. Однако работа Яакова и его людей в этих регионах не только не прекратится, но в надежде на успех (в котором все они будут неколебимо уверены) в дальнейшем примет еще более широкий и разносторонний характер.

* * *

   Несмотря на явную и неоспоримую идейную близость Роз и ее старшего сына, отношения между ними, теплые и даже сердечные, будут, тем не менее, наглядно выявят различия в ментальных установках матери и сына. Собственно и тогда, когда Яаков был сначала подростком, позже юношей, а еще позже неженатым молодым человеком различия были. Но особенно они проявятся, когда сын пойдет по стопам матери. Казалось бы, один жизненный путь должен был сблизить их. Однако именно один путь с особой силой выявляет различия в подходах олимов и сабра. Даже совершенно аналогичные практические действия будут до такой степени по-разному интерпретироваться, что приобретут противоположный смысл.
   После женитьбы, Яаков вообще утратит непосредственную живую связь с матерью. Особенно этому будет способствовать его красавица-жена, улыбка которой даже, по мнению Сергея, по интенсивности света, от нее исходящего, не будет уступать улыбке Роз во времена их молодости.
   Жену Яакова будет звать Резл. И это отнюдь не случайно и даже знаменательно. Может быть подсознательно, но Яаков будет выбирать себе в жены девушку с именем и улыбкой своей матери. Характер Резл Младшей (как ее будут звать в семье) обещает быть далеко не сахарным. Тем более что причин ревновать своего мужа и детей к их матери и бабке будет предостаточно.
   Другие дети Сомовых, пусть в менее радикальной форме, но тоже со временем отдалятся от матери. И здесь опять будут действовать различия в мировосприятии олимов и сабра.
   Увлеченные изобретательством близнецы Антон и Натан по окончании Израильского политехнического и аспирантуры, станут его сотрудниками, и будут днями и ночами пропадать в лабораториях института. И несмотря на территориальную близость Хайфы от Пкиина, они будут редко посещать родительский дом. Особенно после женитьбы, которая состоится (как и многое у близнецов) в один и тот же день.
   Лиз станет успешной концертирующей пианисткой, часто вылетающей на гастроли в разные части света. Она с мужем, тоже концертирующим пианистом, поселятся в Тель-Авиве, поближе к международному аэропорту.
   Мэри, выйдя замуж за увлеченного джазом трубача-любителя, станет его неизменным аккомпаниатором на электрооргане. Они поселятся в Иерусалиме, где будут совмещать скромную жизнь служащих с постоянными бесплатными концертами на улицах столицы.
   Красавица Хана влюбится в неистового в своей страсти к науке физика-теоретика из Ариэля, и будет постоянно при муже, чтобы вовремя кормить, причесывать и одевать его, не давая ему выходить на улицу в домашних шлепанцах.
   И, конечно, своя семья потребует от каждого из их детей создать замкнутую атмосферу любви внутри нее, не распыляясь на отношения с матерью, которые станут в известной мере внешними.
   Все они, относясь с любовью и почтением к родителям, рано или поздно осознают, что их родители по сути чуждые им люди. Любовь - любовью и почтение - почтение почтением. Но инаковость детей отразится и на родителях, и на детях. И будет у родителей по этому поводу много горечи, горечи утраты. Хотя успехи детей будут по-прежнему радовать Сергея и Роз.

* * *

   В итоге Свет улыбки Роз, до того распределявшийся между Сергеем и детьми, (по-своему интерпретируя терминологию великого каббалиста Ицкаха Лурии: "между семью сосудами душ человеческих") станет изливаться на одного Сергея. И когда "сосуды душ" детей закроются, "сосуд души" Сергея не выдержит возросшего давления света улыбки Роз и разобьется. Это будет страшно, и одновременно очень странно. Конечно, он никогда не завидовал детям, не претендовал на свет ее улыбки, предназначаемой им. Более того, он испытывал высшее наслаждение, когда дети купались в улыбке Роз. Однако Сергей всю жизнь ревновал жену ко всем взрослым (и к мужчинам, и к женщинам). Он, как скупой рыцарь, всегда жаждал быть единственным получателем тепла и света, излучаемых ее улыбкой. И когда энергия улыбки, получаемая ранее им и детьми, станет в изобилии изливаться исключительно на него, Сергей вдруг почувствует, что что-то изменилось. Ее улыбка по-прежнему светится, но каким-то холодным светом, и почему-то уже не греет его теплом любви.
   И виновата будет (в этом он уверен) не она. Просто не выдержит давления Света улыбки и разобьется сосуд его души, сосуд до того принимавший этот Свет. Это станет для него истинной трагедией, причин которой он до конца жизни так и не поймет.

* * *

   Читателю удивленному, почему автор уделяет столько внимания женской улыбке, можем посоветовать еще раз присмотреться к наиболее ярким улыбкам представительниц прекрасного пола. Ведь это, действительно, чудо. Ни с чем не сравнимое чудо. Улыбка совершенно преображает женское лицо. Чудесным светом зажигаются глаза. Весь облик улыбающейся женщины несет такой поток положительных, вдохновляющих человека эмоций, какой более нигде никогда не встречается.
   Унылых начетчиков и твердовыйных религиозных догматиков, выше женской улыбки ценящих так называемый Б-жественный свет, можно только пожалеть. Никогда не вкушавшие свежий хлеб живой жизни, они уныло хвалят черствый хлеб абстракций.
   Поэтому внезапно перестать воспринимать свет и тепло улыбки любимой женщины - это действительно трагедия.

* * *

   Эта трагедия станет причиной еще одной трагедии, личной трагедии Сергея. Он вдруг почувствует, что его талант физика внезапно иссяк.
   Он, для которого познание нового, неизведанного, только недавно было насущнейшей потребностью, неистощимой тягой, благодаря которой его мозг постоянно изыскивал способы и методы достижения искомого результата, вдруг утратит интерес к научной работе.
   Он, еще недавно неистощимый на выдумки приборов, облегчающих (а иногда и дающих единственную возможность) проведения экспериментов, вдруг утратит к ним живой интерес, а вместе с этим интересом и прежнее острое желание проводить опыты. И, что самое главное, утратит способность проводить свои эксперименты с прежним блеском.
   Он, который в последнее время все больше обретал вкус к теории, интерес к объяснению причин, вызывающих те или иные результаты экспериментов, к строгому обоснованию своих выводов, неожиданно окажется полностью ко всему этому полностью равнодушным. Ему вдруг окажутся вовсе неинтересны никакие самые строгие и изящные логические обоснования трудно объяснимых физических феноменов.
   А главное, его, которому чем дальше, тем лучше удавалась эта головоломно сложная работа, вдруг совершенно перестанет все это вдохновлять. И он реально утратит прежние способности заниматься этим трудным, и когда-то очень интересным для него делом.
   Все это будет для него, как гром с ясного неба. Почему? Почему его постигла эта участь? Почему именно тогда, когда он вдруг перестал ощущать тепло улыбки Роз?
   Сергея будут по-прежнему периодически приглашать читать курсы лекций по теории и практике эксперимента в крупнейшие университеты мира. Он будет принимать эти предложения и, взяв с собой Роз, не без удовольствия выезжать в такие командировки. И лекции им будут прочитаны блестяще. Но желание самому проводить опыты к нему так и не вернется.

* * *

   Почти в то же время окончит существование их исследовательская группа. Один за другим уйдут из жизни Илья и Давид. Илью в кратчайшее время сожжет рак. Такая его форма, перед которой медицина еще бессильна. За ним уйдет Давид. Ему неожиданно откажет никогда прежде не подводившее его сердце.
   Так случится, что Сергей будет присутствовать при уходе Ильи. Тот уйдет в состоянии почти блаженства, ибо нестерпимая боль в последние минуты оставит его. И Сергей подумает, что некогда высказанное им предположение, об отсутствии индивидуального ощущения смерти у уходящего, верно. И он вспомнит свою старую гипотезу о том, что умершему предстоит вечное пребывание в этом блаженном состоянии (что равносильно пребыванию в раю).
   Дов уйдет во сне в ночь после долгожданного успеха, когда удачно завершится давно задуманный им сложнейший эксперимент. И у Сергея будут все основания предполагать, что его друг, окрыленный успехом, уснул в состоянии счастливой эйфории, в какой он пребывал при жизни, когда ему сопутствовал успех экспериментатора.
   Дай им Б-г вечно пребывать в раю.
   Марка пригласят в очень престижную лабораторию в Беркли. Эстер сначала заупрямится и наотрез откажется ехать в США. Но, то ли так совпадет, то ли Марку помогут какие-то неведомые друзья, но ее неожиданно пригласят на Бродвей оформлять декорации очередного многообещающего мюзикла.
   Марк сообщит Сергею, что уже опух в своем Беркли от пьянства, но ему все же удалось заинтересовать творчеством жены местную богемную тусовку. В результате чего, ее, после окончания бродвейского контракта, пригласят вступить в члены какой-то здешней суперпродвинутой артгруппы.
  

ЭПИЛОГ- 2-2

   Когда Сергей осознает аналогию его частной жизненной катастрофы с космической катастрофой, некогда описанной Ицхаком Лурией, он изрядно удивится, даже немного испугается. Как же так, почему именно с ним, с человеком, который столько лет не мог понять (можно сказать, так до конца и не понял) логику рассуждений Аризаля, произошло то, о чем писал этот великий мистик? Позже, когда удивление и испуг спадут, Сергей сочтет эту аналогию поверхностной и даже случайной. И успокоится.

* * *

   Однако "автор" иного мнения. Он считает, что эта аналогия далеко не случайна. Глубокая связь между общим и частным, между космическим сюжетом из каббалы, описанным Святым Львом, и частной трагедией русского по рождению и воспитанию, и израильтянина (не просто по гражданству, но подлинного сына этой земли по его фактическому мироощущению), безусловно, имеется.
   Найти и объяснить ее внутренний смысл - задача не из простых, но решаемая. Ибо есть в этой аналогии глубокий смысл. Прежде всего, "автор" полностью не приемлет гипотезу наивных эзотериков о том, что Ари просто описывал свое видение космических процессов, за которым не скрывается никаких ассоциаций с волнующими человека житейскими проблемами.
   Надуманное чванство, и ничем не подтвержденное высокомерие сторонников эзотерического взгляда на мир общеизвестно. Для них жизнь и чувства любого человека, страждущего от несовершенства мира, и в частности иудея, страдающего более других людей на земле, - есть нечто незначительное приземленное, а потому недостойное внимания.
   Однако, общеизвестно, что в основе любых самых отвлеченных и, казалось бы, не связанных с житейскими перипетиями фантазий, лежит конкретный человеческий опыт. Как писала великая русская поэтесса, преданный друг и верный соратник двух поколений великих русских поэтов иудейского происхождения (русскую поэзию XX века создали иудеи-мужчины и русские женщины), Анна Андреевна Ахматова:
   - "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда".
   Можно предположить, что своей поэтичнейшей космогонической фантазией о "сокрушении сосудов" (швират хакелим) Аризаль вступал в спор с ортодоксальным иудаизмом, согласно которому разрушение Храма и галут произошли из-за упадка веры избранного народа во Вс-него. По предложенной "автором" трактовке учения Арии, трагедия произошла, наоборот, из-за чрезмерно экзальтированной веры иудеев древности.
   Придуманный ими Б-г наращивал интенсивность излучения Божественного света в полном соответствии с все нарастающими потребностями верующих. И вот однажды (как это бывает в неистовой ненасытной любви) сосуды душ человеческих, предназначенные для восприятия этого Света Любви, не выдержали эмоционального напряжения и разбились вдребезги.
   Может иудеи первых веков отодвинули на второй план завещанное Торой исполнение заповедей, заменив их на неистовую любовь к Б-гу? Ведь у христиан апостол Павел именно это поставил в основу нового вероучения. Может и у иудеев восхищение Б-жественным величием (колесницей Меркавы) на время если не заменило, но сделало менее важным исполнение контракта, который до того обеспечивал их предками душевное здоровье и трезвость, а, следовательно, вел к победам.
   Если трактовка "автора" верна, то это была трагедия. Души людей больше не могли аккумулировать Свет Б-жественной любви. Народ ослаб духом. Храм разрушили враги, а народ оказался в диаспоре.
   Кто прав Ари (по трактовке его учения "автором") или ортодоксы, сказать трудно. Историческая правда скорее на стороне ортодоксов. В их пользу свидетельствуют многочисленные мудрецы - персонажи Талмуда.
   Но Аризаль, как известно, обладал выдающейся харизмой, что позволяло ему формировать виртуальную реальность, которая всегда оказывалась более весомой, чем не освященные его гением, а потому малоубедительные, факты.
   После того, как Ари объявлял, что какое-то безымянное захоронение - это могила некоего мудреца древности, то кто бы на самом деле лежал под этим камнем, отныне и до конца веков это захоронение оказывалось могилой именно этого исторического персонажа.
   Ровно также, как христианские святыни при надлежащей рекламной компании обретают лечебные свойства вне зависимости от того истинна ли рассказываемая рекламистами в сутанах история их происхождения. Каждый кусочек того полувагона леса, что в церквях и монастырях разных регионов мира выдается за обломки креста, на котором якобы распят Иисус, способен помогать страждущим, ровно в той мере, какова сила веры последних.
   Поэтому вариант Аризаля (если это действительно его вариант) несомненно отражает какую-то (может быть, сегодня нам не совсем понятно, какую) сторону реальности.
   "Автор" осознает, что против его гипотезы свидетельствует то обстоятельство, что сам Святой Ари ставит перед своими последователями цель собрать по миру искорки Б-жественного света. Если бы предложенная гипотеза была справедлива, то целью Ари был бы отнюдь не сбор искорок. Ибо это неплодотворно.
   Существует старинная крестьянская мудрость:
   - "Если у крестьянина украдут лошадь - он обеднеет, ибо будет не работать, а ходить повсюду и искать пропажу. А если у него сгорит дом - он разбогатеет, ибо соберет друзей и родичей и они дружно и радостно построят новый дом. И далее он будет работать на поле своем с не меньшим воодушевлением".
   Если бы "автор" был прав, то Святой Лев должен был бы поставить цель вырастить новые сосуды, ибо Б-жественный свет продолжает в изобилии изливаться на мир в нем нет и никогда не будет дефицита. Задача же состоит в том, чтобы его собирать (аккумулировать).
   И "автор" с упорством, достойным, наверное, более рационального применения, берет на себя смелость (а скорее наглость) утверждать, что задача выращивания в душах наших сосудов восприятия Любви не менее важна, чем в основном уже решенная задача по собиранию на Святой земле искорок диаспоры.
   Более того, неугомонный "автор" осмеливается на еще одну невиданную наглость. Он берется утверждать, что поэма Ари уникальна своей необычной для такого рода космологических фантазий "интеллигентностью" Высшего существа. Тот, кого иудаизм называет Эйн Софт (Вечный свет), у Аризеля подвинулся (цимцум), чтобы "уступить место" Материальному миру.
   "Автор" склонен думать, что здесь за кулисами космологических фантазий у Ари проступает идея Завета (контракта) Б-га с иудеями, предусматривающего партнерские отношения между сторонами его заключившими, вплоть до выделения старшим партнером младшему места для жизни (так сказать, жилого помещения). Только так можно объяснить то, что Эйн Софт интеллигентно "подвинулся" (сжался) и уступил место нашему миру.
   В заключение отсебятины, которую позволяет себе "автор", он осмеливается предполагать, что Святой Ари был прежде всего поэт, то есть человек из тех, кого называют чуствилищем мира. И вряд ли такой, как он, мог бы стать машиахом. Он скорее Боль (по-гречески Algos), чем Врач (Рофе), коим должен явиться миру машиах.
   Ну а то, что у Ари очень сильный Б-жественный свет разбил сосуды, а у Сергея интенсивный Свет улыбки его жены разбил индивидуальный сосуд его души, так это старый спор между общим и частным. Философы обобщают, а художественные натуры эмоционально воспринимают индивидуальные особенности в их частных проявлениях.
   Но и философы бывают разные. Эллины хладнокровны, иудеи эмоциональны. На взгляд "автора" есть принципиальная разница между идеальным объектом Платона и Б-жественным светом каббалистов. Хладнокровный эллин, да к тому же еще и философ, Платон под идеалом понимал совершенство (то есть нечто наилучшее, лишенное изъянов). Иудеям такие "совершенства" кажутся безжизненными манекенами.
   "Автор" помнит, как его двух (или трех) месячный сын расплакался из-за того, что не нашел сочувствия безответно улыбаясь красивейшей импортной кукле, посаженной ему в коляску кем-то из родственников.
   Примерно, то же, что его новорожденный сын, испытал сам "автор", попав в "Долину сказок" на окраине Ялты. Сотни ярко раскрашенных, но совершенно безжизненных, дедов морозов, снегурочек, василис прекрасных, коньков горбуньков, и прочее, прочее производили поистине страшное впечатление.
   И только на краю поляны две-три деревянные скульптуры: волка, лисы и кажется зайца, выполненные в явно нереалистической (отдаленно напоминающей стилистику Вадима Сидура) манере, выглядели живыми.
   Эмоциональные иудеи ценят не безжизненное "совершенство", а неповторимые индивидуальные черты. "Автор" склонен думать, что сверхэмоциональный Аризаль под Б-жественным светом понимал не абстрактное совершенство, а (переходя на язык Сергея Сомова, для которого Свет любви воплощен в женской улыбке) гармоническое сочетание миллионов, несущих любовь, неповторимо индивидуальных женских улыбок.
   Чтобы была понятней его мысль, "автор" в качестве примера идеального объекта вместо сократовского "стола", изготовленного идеальным столяром, предлагает взять "яблоко", выращенное идеальным садовником.
   Тогда идеальное "яблоко" по Платону будет самое вкусное, ароматное и совершенное по форме яблоко. А идеальное "яблоко" по Аризалю (пример, конечно, условен - Ари описывал не вкус яблок, а Б-жественный свет) будет гармонически сочетать индивидуальные особенности вкуса, аромата и деталей формы миллионов яблок разных сортов.

* * *

   В заключение этого, якобы "авторского", фрагмента истинный автор повести считает своим долгом оповестить читателя, что тот, кого мы здесь называем именем "автор", на самом деле всего лишь один из персонажей повести.
   Подлинный автор не считает для себя возможным высказывать собственное мнение по поводу богословских, философских, политических и прочих проблем. Он только создает мир, в котором живут и действуют его герои. И несет ответственность только за реалистичность (жизненную правду) мира им созданного, а никак не за взгляды и убеждения персонажей, его населяющих.
   К тому же автор осознает, что его герои не являются в подлинном смысле верующими иудеями, хотя один из них считает себя ортодоксом, другой - ортодоксальным модернистом, а третий - каббалстом. Ибо они выходцы из России, не получившие с детства религиозного воспитания. Поэтому вера их, целиком рассудочная, являющаяся не более чем попыткой обоснования симпатичных такому, с позволения сказать "верующему, религиозных догм. Догм, которые люди воспитанные в вере, приемлют без, какого бы то ни было, рационального обоснования.
   К тому же персонажи повести - физики. Т.е. люди, пытающиеся всему на свете дать рациональное объяснение, в том числе и вере. Последней, как психологическому феномену.
   Тем не менее, автор хотел бы защитить право своих персонажей на вольнодумство цитатой из известного израильского публициста  Эдуарда Бормашенко:
"Жизнеспособность традиции определяется ее способностью отвечать на вызов времени, а не уп
орством в отрицании реальности".

* * *

   Персонаж по имени "автор" появился в повести ровно тогда, когда в нем возникла сюжетная необходимость. К этому моменту дискуссионная группа в доме Сомовых уже распадется. В противном случае он мог бы в качестве виртуального оппонента участвовать в ее дискуссиях.
   Так Марк Левит не согласился бы с мнением "автора" о том, что Аризаль вряд ли мог стать машиахом. Ибо по его, Марка, мнению подлинный рофе (врач) - это тот, кто чувствует algos (боль) пациента.
  

ЭПИЛОГ- 2-3

   Трагедия Сергея станет трагедией Роз. Ибо она сразу же поймет, что ее улыбка более не согревает любовью ее мужа. Сама Роз очень поздно (только из акварели Эстер) до конца осознала уникальность своей улыбки. Нет, она на многочисленных фотографиях неоднократно видела себя улыбающейся. Но фотопленка способна отобразить только холодный свет совершенства, но не теплый свет любви, носящий отнюдь не физический, а психологический характер. Его невозможно увидеть, его можно только почувствовать. А нарциссизм ей никогда не был свойственен.
   Она много раз, и от Сергея, и от других, слышала об особой уникальности своей улыбки. Но всегда почитала эти слова за комплименты. Увидев себя на акварели Эстер, она, поначалу, тоже приняла изображенную на ней светящуюся любовью улыбку за художественное преувеличение.
   Только сопоставив изображенное на холсте (художник, в отличие от фотопленки, способен отобразить психологические феномены) со словами Сергея, она поняла свои способности, а главное свои возможности.
   Возможность положительного психологического воздействия на людей, и прежде всего на близких. И начала она своими способностями пользоваться уже вполне сознательно.
   Она и раньше замечала, что ее дети выздоравливают от ее ласки без всяких лекарств. После знакомства с акварелью Эстер ее возможности многократно возросли. И она ими успешно воспользовалась. Так талант Сергея, как теоретика, проявился только после осознания Роз магической действенности своей улыбки. То есть она сознательно превратила своего Сергея в крупного физика-теоретика.

* * *

   Когда сосуды душ ее ставших взрослыми детей закроются от света ее улыбки - это будет для нее удар, первый удар. С ним она справится, очень болезненно, но справится.
   Справится, ибо, не только ее природная интуиция, но и обретенная с годами мудрость пожилой женщины, подскажут ей, что фактический распад большой семьи Сомовых из-за того что их дети создают свои собственные семьи - процесс естественный.
   Жизнь - есть жизнь. А она, Роз, выполнила свое предназначение. Она воспитала детей хорошими людьми, заслуживших достойную счастливую жизнь. Счастье - это любовь. Умение любить делает человека счастливым.
   А все ее дети по-настоящему любят. Яаков - начатое ею дело. Братья-близнецы - изобретательство. Сестры-близняшки - музыку (и нет разницы, что Лиз дает концерты по миру, а Мэри - на улицах Иерусалима, главное - это любовь к музыке). А Хана - мужа. А то, что ее дети иные, чем она с мужем, то Роз к этой мысли к тому времени уже привыкнет.
   Но когда разобьется принимающий свет ее улыбки сосуд души ее мужа, справиться с этим ударом ей окажется уже не под силу. Ибо муж, в отличие от детей, - одной с ней группы крови, они одной ментальности.
   Нет, внешне, для посторонних, вроде бы ничего не изменится. Для посторонних Роз останется прежней. И только Сергею будет видно, как сдала его жена. Ее красота по-прежнему гармоничная и совершенная, будет еще неотразимей, но ее улыбка, как прежде яркая, полностью утратит прежнее тепло. Как будто солнце остынет, и став блестящим, как луна, утратит способность согревать землю.

* * *

   Тогда же Роз оставит должность мэра Пкиина. Ее заместитель молодой образованный и очень перспективный менеджер Абу Салех будет баллотироваться на должность мэра на следующих выборах и легко победит своих соперников.

* * *

   Эта новая ситуация будет восприниматься обоими супругами трагически. Сергей впервые почувствует себя ответственным за принятие решений. До того он много лет пребывал в уютной колыбели, которую устроила для него любовь его жены Роз. Мужество и сильная воля которой избавляла его от необходимости самому решать как ему следует поступать в том или ином случае. Роз сама все за него решала, и с мягкой настойчивостью всегда добивалась желаемого результата. Но настанет момент, когда ему самому придется не только совершать трудный выбор, но и проявлять мужество и настойчивость дабы добиваться нужного результата.
   Улыбка Роз больше не будет греть его. В своей профессии он более не будет чувствовать себя ассом. Что ему останется? Смириться? Покорно ожидать смерти? Нет, на такое он не согласится. Почему? Что будет двигать им в новой ситуации? Когда наступит время выбора, Сергей покажет настоящим человеком, подлинным мужчиной. Своя трагедия покажется ему мелкой и ничтожной. Особенно по сравнению с трагедией Роз, его Роз. Ей он должен будет, обязан будет помочь. Помочь пережить трагедию внезапного одиночества, пустоту неожиданно пришедшей ненужности.
   Те же мысли придут в голову и Роз. Правда, ей и выбор, и принятие решения, и проявление настойчивости в достижении результата, дадутся гораздо проще, чем Сергею. Скажется многолетний опыт совместной жизни, на протяжении которой всю ответственность она брала на себя.
   Каждый из них будет жалеть другого, от всей души сострадать ему. И искренне желать другому добра. Они изо всех сил будут пытаться помочь один другому пережить внезапную утрату главной цели его существования. Помочь пережить утрату основного ориентира, направляющего каждого по его жизни. И они начнут изо всех сил пытаться развлечь друг друга. И у них это начнет получаться, и чем дальше, тем лучше.
  

ЭПИЛОГ- 2-4

   Так, развлекая один другого, они постепенно превратят остаток своей жизни в театр, в игру, роли в которой они с величайшим тщанием будут разрабатывать для себя сами.
   Вначале они будут разыгрывать небольшие скетчи, репризы и пантомимы. Для чего накупят разнообразной одежды, головных уборов, темных очков, масок, париков и пр.
   Постепенно их репертуар расширится. Они научатся петь и танцевать. Хотя это будет скорее актерский показ песен и танцев. Они научатся показывать особенности исполнения эстрадных номеров, присущие разным народам. И станут беззлобно, но очень смешно, эти особенности пародировать.
   Известно, что евреи живут во всех странах мира. И они освоили, и даже часто олицетворяют, искусство этих стран. Сомовы будут комически изображать игру актеров иудейского происхождения, приехавших из этих стран в Израиль. Причем, каждую неделю они будут представлять дуэт еврейских артистов, приехавших из другой страны.
   Они станут желанными гостями Клейзмерского фестиваля в Цфате и театрального - в Акко.
   Особенно запомнится жителям и гостям Цфата их дуэт, когда они, изображая китайских евреев (говорят, есть и такие, но кто их видел?), будут танцевать "Семь-сорок".
   А в Акко они блеснут, пародируя роли Джульетты Мазины и Марчелло Мастроянни в фильме Федерико Феллини. И даже изобразят нечто вроде степа. До уровня Джинджер Роджерс и Фреда Астера им, конечно, будет далеко, но их исполнение окажется забавным и удивительно органичным.
   Особенно весело для супругов будет проходить время каникул, когда к ним будут надолго приезжать их многочисленные внуки и правнуки. Тут их фантазиям не будет пределов. Они станут без устали импровизировать ежедневные шоу, сочинять все новые и новые мюзиклы, на ходу составляемые из музыки всех жанров, принадлежащей самым разным народам мира.
   Чтобы составить себе хотя бы приблизительное представление о том, что будут ежедневно выделывать Сергей и Роз и их внуки, советуем читателям вспомнить фильм Юрия Мамина "Окно в Париж", где герой Сергея Дрейдена и его класс демонстрируют шоу на парижских улицах. Или фильм Леонида Квинихидзе "Мэри Попинс, до свидания", где героиня Натальи Андрейченко вовлекает детей в свои музыкальные номера.

* * *

   Оставшись одни, Сомовы сразу же возьмут на себя труд самим принимать туристов, два раза в неделю посещающих их дом. Поначалу они будут вести себя с гостями скромно. Но чем дальше, тем сильнее разыграется их творческое воображение. Разыграется до такой степени, что они начнут придумывать все новые и новые детали биографий знаменитостей, некогда якобы владевших этим домом. И биографии друзей и близких этих знаменитостей.
   Сомовы будут рассказывать о рабби Акиве, о его жене Рахели, о ее отце, богатом иерусалимском землевладельце, о знаменитом воине Бар-Кохбе, об ученике рабби Акивы Шимоне бар Йохае. А также о покровителе всех желающих жениться или выйти замуж раби Йонатане бен Узиэле и его родителях, якобы когда-то этим домом владевших. Причем каждую неделю эти рассказы будут чуть-чуть новыми. Ибо будут отражать психологию и особенности мышления евреев тех стран, которыми на этот раз будут представляться туристам Сергей и Роз. Со временем туристский маршрут с посещением дома Сомовых станет столь популярным, что на него будут записываться заранее.

* * *

   Эта странная пара станет очень знаменитой. Всех, хоть однажды видевших их выступления, будет поражать странное сочетание их почти трагической грусти с их же безудержным, бьющим через край весельем. И в этом не будет ничего удивительного. Их оптимизм в сочетании с грустью будет поистине героическим. Ведь они будут выступать под занавес. Выступать, так сказать, на похоронах своей еврейской русскоязычной культуры.
   Кроме того, каждый из супругов, считая другого потерявшим нечто важное, а поэтому очень несчастным, будет изо всех сил стараться его развеселить. Развеселить, но при этом не обидеть. Поэтому веселье каждого из них будет не без грустинки.
   На самом же деле оба супруга вполне найдут себя на новом поприще, и поэтому каждый из них будет чувствовать себя вполне счастливым. Налет трагизма в их выступлениях будет связан исключительно с тем, что каждый из них будет считать несчастным другого.

* * *

   Снова дадим слово "автору". По его мнению, напрашивается аналогия с ситуацией, описанной в сказке "Волшебник Изумрудного города", где Железный Дровосек, вопреки собственным опасениям, обладал добрым любящим сердцем.
   Оказывается, любовь Сергея не испарится, а просто изменит форму. Взамен хрупкого сосуда восприятия любви, сублимированного гормональной экзальтацией (он то, под конец жизни, и разбился), Сергей обретет любовь полную истинно человеческого сострадания.
   А если это так, то, быть может, и наша интерпретация "разбившихся сосудов Ари" не совсем верна. Наверное, возможно иное восприятие космической фантазии Великого каббалиста. Разбились хрупкие сосуды восприятия Б-жественного света, сублимированные экзальтацией молодого народа. А острые обломки (клиппот) этих, сформованных молодым эгоизмом сосудов, являются, по мнению Ари, воплощением зла. Так бывает, когда благая надежда не оправдывается.
   После "разрушения сосудов", восприятие Света Б-жественной любви народом иудейским, испытавшим много трагедий и повзрослевшим, стало происходить без излишней (и ненужной) экзальтации, но с повышенным чувством сострадания ко всем бедствующим и алчущим помощи.

* * *

   Сергей и Роз проживут долго, очень долго, до последних дней сохраняя душевную энергию и физическую подвижность. И по мере того, как будут слабеть их физические силы, все выразительней будет становиться их актерское мастерство. Прелесть их выступлений будет в том, что они научатся сдержанным, но, тем не менее, достаточно выразительным намеком, выражать основной смысл исполняемого номера. Даже когда годы и болезни прикуют их к инвалидным креслам-коляскам, они не угомонятся, и будут продолжать разыгрывать сложнейшие артистически совершенные дуэты.
   Верхом их концертной деятельности будет последний перед смертью обоих номер. Это будет степ гарлемских евреев, который они исполнят на инвалидных колясках. Они покажут его на очередном фестивале кляйзмерской музыки в Цфате.
   Это будет нечто феерическое. Вальс на инвалидных колясках танцевали и до них. Можно себе представить чардаш на колясках, и даже польку. Но степ?! Нет ничего более не совпадающего по ритму, чем мягкий ход коляски и резкие движения чечеточников.
   Однако они сделают это. Перестук каблуков они будут воспроизводить кастаньетами. Резкие порывистые движения колясок будут имитировать характерные телодвижения танцоров, исполняющих степ.
   Бешенный темп, а главное неукротимый задор исполнителей, будет поражать воображение. Вместе с тем зрелище будет окрашено непередаваемым мягким юмором мудрых стариков, предчувствующих свой скорый уход из жизни и таким необычным способом прощающихся с миром живущих. И одновременно с этим их исполнение будет реквиемом по их уходящей в вечность культуре.
   Уйдут из жизни они через неделю после того, как выложатся до последнего на фестивале. Уйдут в один день, даже в один час. Сидя в своих креслах-колясках, они будут мирно беседовать. И тихо уснут, чтобы уже никогда не проснуться.
   Предположить иное, предположить, что один из них уйдет хотя бы на день позже другого, было бы слишком немилосердно для отставшего.

* * *

   "Автор" склонен предполагать, что Сергей и Роз будут вечно пребывать в раю. Ибо гипотеза Сергея об индивидуальном времени и о вечном пребывании умершего в том состоянии, в каком его настигла смерть, скорее всего, верна.
   "Автор" хочет обратить внимание читателей на главное достоинство этой гипотезы. Оно состоит в том, что знакомство с ней полезно для нынче живущих на земле. Ибо принятие предположения Сергея в качестве весьма вероятной гипотезы благоприятно для наших современников ровно также, как вера наших предков в традиционную гипотезу о рае.
   Проблема современного человечества состоит в том, что наиболее продвинутая его часть не в силах отыскать достаточно убедительных аргументов в пользу реальности (или хотя бы достаточной вероятности) традиционной гипотезы о существования рая и ада.
   В то же время гипотеза Сергея, при всей ее видимой экстравагантности, у рационально мыслящих людей не вызывает отторжения, хотя бы потому, что она вполне укладывается в современные представления об устройстве мироздания.

* * *

   Оле Альго, истинный автор повести, не готов согласиться с аргументами "автора". Более того, он уверен, что его герои - люди подлинного мужества, которым нет нужды в душеспасительных сказочках. Они не только не боятся собственной смерти, они не устрашились даже смерти своей культуры. На все века верно правило:
   - Делай, что должно, и будь, что будет.
   Во славу своих героев автор, пишущий под псевдонимом Альго, готов произнести вместе с Евгением Шварцем:
   - Слава храбрецам, которые осмеливаются любить,
   зная, что всему этому придет конец.
   Слава безумцам, которые живут себе,
   как будто они бессмертны...

Конец.

   ПРИЛОЖЕНИЕ.
   Список спорных гипотез, выдвинутых персонажами повести.
   1. В Израиле полностью отсутствуют социальные перегородки (по крайней мере, в моральном плане) - здесь просто не существует постыдных, всеми презираемых профессий. (стр.8, автор гипотезы Сергей)
   2. В Израиле все люди в равной степени ценны перед Г-сподом, в которого верят далеко не все, но именно из-за такого невиданного демократизма Вс-вышнего в него невольно хочется поверить каждому. (стр.8, автор гипотезы Сергей)
   3. В Израиле происходят выходящие за пределы обычного человеческого понимания изменения в индивидуальных характерах, в менталитете бывших совков. Казалось бы, с чего это бывшие советские люди, вконец замотанные бытовыми проблемами и прочно зомбированные идеологическим штампами, попав на землю предков, неожиданно обретают раннее совершенно не свойственные совкам моральные и духовные качества. Вместо чувства ложного коллективизма, превращавшего совка в бездумное безынициативное существо, у репатриантов неожиданно, причем неизвестно откуда, появляется разумный индивидуализм, способность уважать себя, а уже в силу этого с не меньшим уважением относиться к другим. Вместо агрессивной озлобленности, которой неизбежно полны души всех без исключений граждан стран с тоталитарным режимом правления, бывшие советские евреи вдруг оказываются крайне доброжелательны к окружающим. А вместо привычной бесплодной жуликоватости, что скрывать, долгие столетия бывшей отличительной чертой некоторых из наших сородичей, у этих людей вдруг появляется невиданная раннее креативность. И они прочно занимают свои места в соответствующих социальных нишах общественного организма. (стр.8, автор гипотезы Сергей)
   4. Моральная атмосфера в Израиле такова, что исполнение несложных и по советским меркам непрестижных служебных обязанностей здесь нисколько не унижает человека. (стр.8, автор гипотезы Сергей)
   5. Ортодоксальный иудаизм категоричен. Другие религии постоянно толкуют о воздаянии: "Ты поверь, и тебе воздастся, Господь поможет тебе". Это привлекает простодушных. А у скептиков вызывает сомнения. А там, где сомнения, программа укрепления душевного здоровья перестает действовать. А иудаизм полностью отказывает верующим в воздаянии. Он требует от своего адепта, чтобы тот верил без всяких надежд на воздаяние. Поэтому у верующего, даже самого скептически настроенного, не возникает подспудной мысли, что его надувают. И тут приходит воздаяние, подлинное и полное. Душа верующего, которую не гложет червь сомнения, укрепляется. Душевное здоровье приходит к человеку. (стр.11, автор гипотезы Сергей)
   6. Программа укрепления душевного здоровья - основная функция любой религии. (стр.11, автор гипотезы Сергей)
   7. Удивительная эффективность врачей-евреев вызвана не только их неоспоримо высоким профессионализмом. Немалую роль играет их суровый рационализм, который начисто исключает всякие сомнения пациентов в том, не морочат ли им голову, не подсовывают ли им совершенно бесполезные плацебо, вместо действительно действенных лекарств. И именно эта серьезность и непреклонно суровый рационализм вызывает у пациента полное доверие, которое оказывает на него сильное психологическое воздействие, весьма и весьма способствующее излечению. (стр.11, автор гипотезы Сергей)
   8. Рав Кук первый из религиозных деятелей иудаизма "дал Б-гу шанс - купил лотерейный билет". В противоположность герою из анекдота, который только молил Б-га о выигрыше,
   он не только молился о возрождении Израиля, но и реально помогал сионистам создавать государство. (стр.11, автор гипотезы Марк)
   9. Гиллель был, наверное, первым в мировой истории либералом. (стр.14, автор гипотезы Сергей)
   10. Изобретатель эсперанто Лазарь Заменгоф на основе идей Гиллеля пытался основать религию, претендовавшую на универсальность. Но из этого ничего не вышло. Не нарос необходимый пласт культуры, который только и образуется нелепыми с точки зрения рационального сознания иррациональными эзотерическими фантазиями. (стр.14, автор гипотезы Сергей)
   11. Безудержный эзотеризм теософии помог ей нарастить необходимый культурный бэкграунд и обрести последователей. (стр.14, автор гипотезы Сергей)
   12. Христианство удивительно похоже на экономику марксизма. Все, что было в экономической науке до Маркса, марксизм принимает. Все, что родилось при нем и после него - ересь. Точно также и христианство, все в иудаизме до Иисуса - свято, все возникшее при жизни Христа и после его смерти - ересь. (стр.21, автор гипотезы Илья)
   13. Если бы христианство было религией для избранных, тогда его положения имели бы смысл. Мир земной стал бы раем, если бы каждый или хотя бы большинство из живущих на земле любили не только ближних, но и врагов своих. Но, к сожалению, на такое способны только святые, люди с сильной харизмой. Нам же, обычным людям, не всегда удается любить даже ближних своих. (стр.21, автор гипотезы Давид)
   14. Обвинив фарисеев в лицемерии, христиане сами в нем погрязли. Погрязли, когда стали учить любви к врагам простых смертных, людей, не наделенных сильным духом. Для обычного человека, для души его, полезней не мечтать о недостижимом, а выполнять минимальное моральное требование Гиллеля: "Не делай другому того, что ты не хочешь, чтобы делали тебе". (стр.21, автор гипотезы Давид)
   15. Заповедь Гиллеля ("Не делай другому того, что ты не хочешь, чтобы делали тебе") бесполезна против шахидов. Убивая еврейских детей, они были бы не против, чтобы какой-то сумасшедший еврей стал бы убивать их детей. (стр.21, автор гипотезы Илья)
   16. Против террористов действенна заповедь о любви к врагам. Сила любви-сострадания к этим душевнобольным могла бы их излечить. (стр.21, автор гипотезы Марк)
   17. Проповедник Иисус - это, в сущности, мать Тереза для тех, у кого болеет не тело, а душа. (стр.21, автор гипотезы Марк)
   18. Имело бы смысл, если бы иудаизм принял в свое лоно христианство в качестве моральных установок для Машиаха и пророков. А для обычных людей достаточно идей Гиллеля. (стр.22, автор гипотезы Марк)
   19. Почему евреем считается тот, у кого не отец (как это принято у других народов), а мать - еврейка? Почему же именно по ним определяется наследственная причастность к иудаизму? Ответ. То, что мужчины познают путем анализа, познают мучительно трудно, в чем без конца ошибаются, путаются (отчего каждый раз начинают анализ сначала), женщина, особенно это присуще еврейским женщинам, познает интуитивно и разбирается в сути проблемы сразу, и без особых усилий, причем разбирается в ней во всей ее полноте и своеобразии. (стр.23, автор гипотезы Сергей)
   20. Искусство демонстрировать себя, свою семью, свой дом - новая оригинальная форма перформанса. (стр.24, автор гипотезы Эстер)
   21. Каббала интересуется не физической реальностью, а виртуальной, причем в ее знаковой форме. Каббала занимается даже не семотикой, а криптологией. Но не в узком, а в самом широком смысле слова. Занимается интерпретацией текстов. Причем это делается для наилучшего воздействия на психику. (стр.25, автор гипотезы Илья)
   22. Все, что каббала толкует о мироздании - это глубоко антропоморфные суждения. Обсуждают они не мир, а человеческое его видение. Мистикам, в том числе и каббалистам, кажется, что они, углубившись в себя с помощью наркоты, холотропного дыхания, или манипуляции символами, познают окружающий мир. Это ошибка. Они познают самое себя, то есть познают самое сложное, что есть во Вселенной - человека. (стр.25, автор гипотезы Илья)
   23. Возможно, если человечеству потребуется глубже понять окружающий мир, нужно будет отказаться от нашего понятийного языка. Ибо он держит нас, наше сознание в плену сложившихся традиционных представлений. И придется пересмотреть основы и богословия, и даже философии. Ибо эти науки гоняют шайбу в своей зоне, в зоне, ограниченной специфически человеческими представлениями. (стр.25, автор гипотезы Давид)
   24. Почему каббала использует "емкостную" терминологию? Почему у каббалистов не только человек хочет наполнить свою душу Б-жественным светом, но даже пустая бутылка "желает" быть наполненной жидкостью. Ответ. В Средние Века почти вся торговля, и внутренняя многих стран, и международная, была в руках евреев. Основной инструмент торговли - мера объема. Вот и использовался язык торговли в мистических рассуждениях. (стр.26, автор гипотезы Марк)
   25. Евреи, если не избранный, то, безусловно, особый народ, у которого завет с Вс-вышним. Все народы выдумывали своего Б-га, но только евреи, выдумав Его, заключили с Ним контракт. А договорные отношения подразумевают если не полное равенство, то, по крайней мере, уважение достоинства младшего партнера. (стр.26, автор гипотезы Марк)
   26. Иудейская мистика не столь, как мистики иных народов, благоговеет перед величием Абсолюта. (стр.26, автор гипотезы Марк)
   27. Израиль вполне Западное государство. И не только потому, что его заселили в основном выходцы из Европы. Не только ашкенази, но и сефарды осознают свое достоинство свободного человека. Ведь все иудеи состоят в контрактных отношениях с Вс-вышним. (стр.26, автор гипотезы Сергей)
   28. Израиль демократическое и одновременно теократическое государство. Такого феномена нет больше нигде. А все потому, что иудаизм - религия не подчинения Вс-вышнему, а религия контракта с Ним. (стр.26, автор гипотезы Марк)
   29. Благотворное воздействие иудейского Завета схоже с влиянием, которое оказал средневековый вассалитет на рождение демократии в Европе. И тут и там был контракт, хоть и неравный. А контракт воспитывает в людях чувство собственного достоинства. В Европе исчезли сюзерены - и договор стал равным. У нынешних евреев образование вызывает сомнения в существование Всевышнего. А достоинство, воспитанное древним Заветом, осталось. (стр.27, автор гипотезы Сергей)
   30. В диаспоре достоинство народа, живущего в чужой земле на птичьих правах, постепенно утрачивалось. Поэтому язык торговли заменил язык контракта. А величественный язык Абсолюта и напыщенный язык властной вертикали у евреев отсутствовал и до рассеяния. (стр.27, автор гипотезы Марк)
   31. Под влиянием эллинов у евреев родилась каббала. Но ее гностицизм принципиально отличается, от греческих образцов. Космология каббалы привязана к образу человека. Ни в какой другой продвинутой религии вы такого не встретите. Только в иудаистской каббале возможен такой космологический феномен, как Адам Кадмон, обобщенный первочеловек. Части тела его - Сефироты, одновременно это обобщенные человеческие качества. (стр.27, автор гипотезы Илья)
   32. Есть два принципиально разных подхода и к философии, и к жизни. Для одного главное - это человек. Для другого - идея. Даже неважно какая, религиозная или социальная. (стр.27, автор гипотезы Марк)
   33. Иудей не скажет подобно персонажу стихов Ганса Магнуса Энценсбергера: "Люди только мешают". (стр.27, автор гипотезы Марк)
   34. Сравним самых агрессивных из наших харедим и исламистов. За недостойным, прямо скажем позорным, поведением некоторых из харедим не стоит "высокая идея" уничтожение иных, чем они сами. Нет этого в иудаизме. Поведение харедим - следствие затхлой глупости, дурного нрава. А иногда в них играют старческие гормоны, и они обрушиваются с руганью и оскорблениями на европейски одетых женщин. Иное дело исламские экстремисты. Ими движут "высокие идеи" ненависти. Идеи в исламе важнее человека. (стр.28, автор гипотезы Давид)
   35. Христианский гуманизм в глубоком в кризисе. Кризис религиозного иудаизма не меньший. Преимущества иудейского Закона в том, что он - это пункты Завета, пункты контракта с Б-гом. Но важны не пункты, а сам факт контракта. Кто сейчас интересуется конкретными пунктами вассальных контрактов? Александр Воронель когда-то сказал, что "гуманизм не сможет победить в мире, не отыскав свою фундаментальную опору, которая казалась бы людям столь же несомненной, как мусульманам слова их пророка". Может ли иудейский Закон быть такой опорой? Наверное, да. Ибо Закон возвращает нас к Завету, сформировавшему наше чувство собственного достоинства. Это достоинство позволяет без надежды на Вечную жизнь и на Спасение оставаться человеком (стр.28, автор гипотезы Марк)
   36. Вопреки разуму интеллигенты других народов на старости лет впадают в богоискательство, часто маразматическое. С евреем-интеллигентом этого не происходит, выручает чувство собственного достоинства. (стр.28, автор гипотезы Давид)
   37. У всех народов сомнение в Б-жественном мироустройстве вызывает панику: "Если бога нет, то какой я штабс-капитан?" А еврейская интеллигенция продолжает упорно и с оптимизмом трудиться. (стр.28, автор гипотезы Давид)
   38. Все без исключений самые, казалось бы, никак не связанные с живой жизнью абстрактно-теоретические споры неизбежно возвращаются к практическим возможностям человеческой психики. Ибо именно она является мотором, движущей силой всех на свете, якобы, чудес. К обсуждению которых, пусть в предельно обобщенной форме, обязательно возвращаются и наука, и философия, и богословие, и самые изощренные эзотерические и теософские концепции. (стр.29, автор гипотезы Сергей)
   39. Помощь экстрасенсов эскадрилье бомбардировщиков, громящей объекты противника, в том, что они укрепляют, усиливают человеческую психику. Человек под воздействием особых методик становится способным на то, что в обычном состоянии представляется ему совершенно невозможным. (стр.30, автор гипотезы Давид)
   40. Индийский эксперимент с трансцендентальной медитацией Махариши. Совместная медитация религиозных авторитетов, о которой знало население, существенно снизила уровень преступности. Потенциальные преступники знали, что об их душах молятся святые люди. Это удерживало, по крайней мере, большинство из них от новых преступлений. (стр.30-31, автор гипотезы Давид)
41. Илья подпрыгнул и на некоторое время повис в воздухе. А фотоаппарат этого зависания не отметил. Можно предложить две равновероятные рабочие гипотезы. Одна - гипноз. Но не менее вероятна и противоположная. Возможно, Илья каким-то непонятным нам способом научился замедлять ход времени. Причем, только для живых особей. (стр.31, автор гипотезы Марк)
   42. Ввести в транс живое существо - это и значит остановить для него время. Время измеряет скорость процессов. Но тогда верно и обратное - время измеряется скоростью процессов. (стр.32, авторы гипотезы Сергей, Марк и Давид)
   43. Смерти нет. Никому не доведется (как и не доводилось раньше) встретиться с этой дамой с косой. Потому, что почувствовать, а, следовательно, осознать свою смерть, невозможно. Чувствовать может лишь живой. А поэтому индивидуальное время умирающего должно растянуться до бесконечности. То есть он никогда не почувствует своей смерти. (стр.32, автор гипотезы Сергей)
   44. В последние мгновения жизни все самые страшные боли проходят, и человек чувствует облегчение. Если это ощущение длится вечно, то это и означает, что его душа в раю, хотя тело его давно сгнило. А в ад попадают те, у кого предсмертная боль не прошла, и они испытывают вечные муки. Наше солнце потухнет, а несчастный все еще будет пребывать в аду, и черти будут продолжать поджаривать его на сковородке. Наверное предсмертная боль не проходит у людей очень злых, у тех, кого злоба не оставляет и на смертном одре. Поэтому, если не хочешь обречь себя на вечные муки, нужно научиться прощать, научить свое сердца доброте. (стр.32, авторы гипотезы Илья, Давид, Сергей)
   45. Первую и успешную Цветную революцию устроил в Индии принц Гаутама, прозванный Буддой. Позже вокруг его идей все забронзовело, но отказ от насилия его последователи соблюдают и поныне. Вторую Цветную революцию затеял проповедник из Галилеи. Здесь в Израиле у него ничего не вышло. Победили зелоты, победили рабби Акива с Бар-Кохбой. Не важно, что воинственность потерпела поражение в сражениях, она победила идейно. Но последователи Галилеянина победили там, в Европе, в мире язычников. Правда, вскоре идеи Га Норци там извратили с точностью до наоборот. Однако его идеи, пусть не полностью, но выжили. И сегодня они родили либеральный гуманизм Западного мира. (стр.36, автор гипотезы Марк)
46. Возникновение религии, безусловно, резкое изменение существующей ситуации, то есть революция. (стр.36, автор гипотезы Марк)
   47. Революция бескровна, когда не революционеры льют чужую кровь, а льется их кровь. (стр.36, автор гипотезы Марк)
   48. В Средние века здесь, в горах Галилеи, чуть не свершилось чудо. Мир мог бы повернуть в сторону добра и человечности. Это чудо пытались совершить мудрецы Цфата. Ицхак Лурия чуть не стал машиахом, жаль только чума встала на его пути. Все окончилось пшиком, пошлейшей глупостью Шаботая Цви. Но свет мудрости каббалы остался. Искорки Божественного света еще будут собраны вместе, свет Святого Ари еще может разгореться. Собственно он уже сейчас горит. Человечность в отношениях между людьми в сегодняшнем Цфате (ту самую человечность, что в Европе зовется гуманизмом) нельзя не заметить. (стр.36, автор гипотезы Марк)
   49. Ари только потому и подался болезни, что не хотел принимать на себя роль Машиаха. Своей совершенной интуицией он понимал детскую наивность иудейской идеи машиаха. (стр.36, автор гипотезы Давид)
   50. Ицхак Лурия обладал могучей харизмой. Он умел наводить массовые галлюцинации, в реальность которых сам верил. Однажды он заставил всех молящихся в синагоге увидеть на амвоне последовательно появляющихся там Авраама, Ицхака, Яакова, Йосефа, Моше, Аарона, и Давида. И услышать, как они читают по главе из Торы. Это, возможно, легенда, но дыма без огня не бывает, факт массового гипноза, скорее всего, был. (стр.37, автор гипотезы Илья)
   51. Люди живут в основном не в физической реальности, а в виртуальной. Человек сидит на материальном стуле, одет в материю, причем в обоих смыслах, и ест не духовную пищу. Но и мебель, а тем более одежда имеют не только практический, но и символический смысл. Ну а еда - это особая стать, здесь важны не только вкусовые, но и эстетические качества. Еда проигрывает, если не сопровождается острыми специями истории ее происхождения. Ну а кроме предметов быта все остальное вокруг человека - вообще чистые символы, порождающие виртуальную реальность. (стр.37, автор гипотезы Марк)
   52. Если объяснить миру, то можно обойтись без зла. Для этого нужна мощнейшая харизма, а она у Ари была. И мир, если бы он стал машиахом, изменился бы. (стр.37, автор гипотезы Марк)
   53. Если бы Ицхак Лурия принял сан Машиаха, то и султан, и европейские правители "узрели" бы его правоту. Он умел гипнотизировать людей. И это не было обманом - он верил свою правоту. Такая возможность, скорее всего, была. Ведь даже выступление в роли Машиаха наивного слабого мальчишки Шаботая временно снизило градус антисемитизма в мире. (стр.37, автор гипотезы Марк)
   54. Феномен сабианства при всей позорности этой жалкой истории, очень поучителен. Евреи, уже несколько тысяч лет с удивлением спрашивают себя: "Почему и за что нас не любят?" Можно предложить другой путь разрешения этой загадки. Не станем разгадывать ее напрямую. Давайте изучать ситуации, когда отношение к нам изменялось хотя бы временно. Идеальный объект такого изучения это феномен Шаботая Цви. (стр.37, автор гипотезы Давид)
   55. При всей нелюбви к нам мир подсознательно ждет именно от нас избавления. Может именно потому, что мы не приходим к нему на помощь, мир ненавидит нас. (стр.38, автор гипотезы Роз)
   56. Мир на уровне подсознания ожидает прихода Чудотворца, который спасет его от скверны. Это касается и мира христианского. Для него Машиах уже приходил под именем Иисуса Христа. И он ожидает Его Второе Пришествие (естественно под тем же именем). И мира мусульманского. Тот вообще не верит в приход Машиаха. Казалось бы, что им наш иудейский Спаситель? Однако и христиане, и мусульмане хоть на короткое время, но поверили в Шаботая Цви. (стр. 38, автор гипотезы Марк)
   57. В двадцатом веке произошли успешные Цветные революции. В начале века одну осуществил Ганди в Индии, в середине века другую - Мартин Лютер Кинг в США.
   Индия без крови обрела свободу, а в США произошла моральная революция. Вместо сегрегации наступило время политкорректности. (стр.38, автор гипотезы Марк)
   58. Нищета районов мусульманского мира, в которых отсутствует нефть, вызвана отнюдь не неспособностью жителей к плодотворной деятельности, а исключительно отсутствием профессионализма, приобрести который не позволяет одна лишь гордыня. Но общение с человеком, приобретшим в глазах палестинцев авторитет, помогает последним преодолевать ненужный гонор и, приобретая профессионализм, вместе с ним обретать новое достоинство. Приобретать самоуважение специалиста, мастера своего дела. (стр.44, автор гипотезы Сергей)
   59. Евреи самая старая из выживших цивилизаций. В сущности, евреи - старшие братья в семье народов земли. Они больше других знают, лучше многих умеют, а главное они нашли то, что делает человека человеком. (стр.46, автор гипотезы Сергей)
   60. Во всех религиях, проповедующих и монотеизм, и политеизм - главное Бог (боги). А в иудаизме главное - человек. Евреи, по сути, родоначальники гуманизма. Это их мудрец впервые сказал "Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе". Это их проповедник стал и основателем, и основой христианства. Это он принес варварам идею гуманизма. (стр.46, автор гипотезы Сергей)
   61. Европейцы прошли через крестовые походы, инквизицию, охоту на ведьм. И евреев они гнобили и убивали долгие века. Пока не поняли, кто для них иудеи, какую роль играют евреи в европейско-христианской цивилизации. Но, в конце концов, бывшие варвары пришли к тому, чему изначально учил их проповедник из Галилеи, пришли к гуманизму. (стр.46, автор гипотезы Сергей)
   62. Евреи вернулись на Ближний Восток. Их родные браться (европейцы, все же двоюродные братья евреев, а арабы - семиты, т.е. их родные братья) не понимают и не принимают их. Евреи и арабы, в сущности, наиболее близки между собой, и по темпераменту, и по менталитету, и по вере. (стр.46, автор гипотезы Сергей)
   63. Если бы арабы поняли, что несут им евреи, и приняли принесенное, они смогли бы обогнать в развитии все другие народы мира. (стр.46, автор гипотезы Сергей)
   64. Евреи несут миру две фундаментальные ценности. Во-первых, гуманизм. Но не в привычной для европейского сознания форме христианской добродетели (которая, кстати, по мнению многих в кризисе). Гуманизм в его исконно иудаистской интерпретации, для которого: "Главная ценность - человек". Во-вторых, профессионализм. Евреи всегда упорно учились, и всегда стремились любое дело делать лучше других. (стр.46, автор гипотезы Сергей)
   65. Гуманизм и профессионализм призваны изменить мир. И, действительно, коренным образом меняют человека, а, следовательно, и мир. Гуманизм - снимает агрессивность, вредно влияющую на человеческую психику. А профессионализм не только позволяет человеку достойно безбедно существовать, но и избавляет его от комплекса неполноценности. (стр.46, автор гипотезы Сергей)
   66. Почти две тысячи лет евреи упорно несли гуманизм и профессионализм народам Европы. И, в конце концов, донесли. Причем одна из этих ценностей - гуманизм, был донесен в такой глубине и полноте, что сами евреи, вынужденные защищаться от агрессивного ислама, оказались под огнем гуманистической критики, за свои, не всегда достаточно взвешенные и адекватные, силовые ответы на агрессию. (стр.46-47, автор гипотезы Сергей)
   67. Основа гуманизма - взвешенный адекватный ответ на агрессию. Но такой ответ гуманизм вправе требовать только от сильного. Запад считает Израиль сильным и поэтому требует от него супергуманистического ответа на агрессию слабого (хотя и агрессивного) исламизма. А Израиль, несмотря на свое явное техническое превосходство, отнюдь не считает себя намного сильней противника, ибо численное превосходство последнего вызывает серьезные опасения. И большие сомнения в том, что будущем это противостояние будет всегда успешном. (стр.47, автор гипотезы Сергей)
   68. Израиль готов еще две тысячи лет объяснять, теперь уже не европейцам, а арабскому миру, то, что за прошедшие два тысячелетия все же удалось объяснить Западу. (стр.47, автор гипотезы Сергей)
   69. Положение Израиля, расположенного в самом центре мусульманского мира, напоминает маленького храброго укротителя на спине громадного кровожадного тигра. А израильская армия - это сильные руки храбреца, удерживающие голову зверя, чтобы тот не сожрал его. (стр.48, автор гипотезы Сергей)
   70. Армия Израиля не предпринимает попыток расправиться с агрессором и не имеет цели отомстить, наказать его за агрессивное поведение. Первое не только невозможно, но и недопустимо из гуманных соображений. Ибо как бы не был опасен, причем не только для Израиля, но и для всего человечества, мир агрессивного ислама, он состоит из наших заблудших братьев. А человек, даже погрязший в грехе злобы и ненависти - высшая ценность на земле. А второе - бесполезно, ибо месть только усиливает ярость противника. (стр. 48, автор гипотезы Сергей)
   71. Олимы - это гусеница, а сабра - это бабочка. Что между ними общего (кроме крови, разумеется)? Какие общие интересы, привычки, идеалы, стремления их могут объединять? (стр. 48, автор гипотезы Сергей)
   72. Если было возможно такое существенное изменение культурного кода нации, как ликвидация взяточничества в Грузии, то почему невозможно гораздо менее глубокое нарушение традиций исламской ойкумены, при котором арабские матери перестанут благословлять своих сыновей на кровавые самоубийственные "подвиги". (стр.51, автор гипотезы Яаков)
   73. Попытаемся, хотя бы отчасти, но все же понять, что движет арабской матерью, посылающая своего сына на смерть. Если семья так бедна, что у нее нет надежды собрать сыну денег на выкуп невесты, и тому придется на всю жизнь остаться холостяком и удовлетворять свои сексуальные потребности с козами, то не лучше ли благословить его на "подвиг веры". С нашей точки зрения "подвиг" этот более чем сомнителен. Но с исламской, к сожалению, - нет". (стр.51, автор гипотезы Яаков)

* * *

   Читатель вправе спросить:
   - Почему столько спорных гипотез в сравнительно коротком тексте?
   В полном соответствии с национальными традициями автор отвечает вопросом на вопрос:
   - А какие еще мысли могут высказывать молодые отчаянные спорщики в горячих дискуссиях, и не только в них? "Волга впадает в Каспийское море?" или "Лошади кушают овес?" Увольте. На такое способны многие, но уж точно не евреи-физики.
   Читатель может выразить недоумение:
   - Люди, находящиеся на палубе тонущего корабля русско-еврейской культуры и при этом рассуждающие на общие темы, разве это не странно?
   Для ответа вновь обратимся к уже цитированным словам Евгения Шварца:
   - Слава храбрецам, которые осмеливаются любить,
   зная, что всему этому придет конец.
   Слава безумцам, которые живут себе,
   как будто они бессмертны...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   67
  
  
   21
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"