Я стою у входной двери. Дом кажется мне знакомым, даже слишком, но я здесь впервые. Помню, как сошел с поезда и вот я здесь. Холодный ветер завывает промеж деревьев, точно медные трубы. Где мой багаж? За дверью слышится какая-то суматоха, наверное, меня заметили, попробую улизнуть.
- Куда это ты собрался? - я только попытался ответить, что не знаю где я, как услышал - Сынок, мы так долго тебя ждали! Скорее заходи!
Разделяя дверной проём на два, стояла какая-то женщина, а из-за её спины выглядывали несколько мужских голов разного возраста и одна девичья. Они смотрели на меня не то со злостью, не то с невероятной радостью.
- Простите, мне нужно найти свой багаж...
- Ничего тебе не нужно! Быстро в дом. Мальчики!
Из-за спины женщины выскочило двое парней и, схватив меня под руки, внесли в гостиную. Пахло едой, очень вкусно пахло. Голубые обои в цветочек, множество различных китчевых изображений, фигурок собак и кошек - всё это напоминало мне дом моей семьи, вывернутый наизнанку, будто мать таки дорвалась до создания "китчевого рая". Двоица, держащая меня, не казалась очень здоровой - не выше и не сильней меня на вид, а я среднего роста и толстоват - но держали они меня без каких либо усилий.
- Скажи братьям спасибо за помощь. - проговорила женщина. Я только сейчас смог рассмотреть её. Она казалась и высокой и низкой, затянутая в чёрное платье, она постоянно сутулилась. Лицо густо покрыто белилами, точно у мима, как и у всего её семейства - они все были в чёрном с белёсыми лицами. Нечёткие, размытые, точно это лишь воспоминания на песке, смазанные речными языками.
- Как хочешь, неблагодарный! Усадите его вон там, раз он такой хам! - указывая толстым пальцем обрамлённым кольцом с каким-то зелёным камнем.
Меня усадили в конец стола - "место для непослушных".
Всё это до странного веселило меня. Эта семейка не казалась опасной, потому я решил дождаться подходящего момента, чтобы сбежать. Обыкновенная домашняя суматоха. Девушка, наверное, лет семнадцати, постоянно поглядывала в мою сторону с каким-то сожалением, будто сочувствовала тому, что меня "наказали". Забавно, мне уже тридцать семь, а меня всё ещё могут наказать. Что-то в лице этой девушки было мне знакомо, как и в лицах всех здесь присутствующих.
Начался ужин. Да, пожалуй, ужин. На дворе темно. Либо это очень раннее утро. Не помню, в котором часу я сошел с поезда. Надеюсь, на работе обо мне не беспокоятся. Комнату в общежитии приготовили, а меня всё нет. Неловко как-то.
- Простите, я не хочу. Мне вообще нужно идти. - как-то неожиданно для самого себя: я вроде хотел дождаться более подходящего момента. Как-то грубо получается. Они меня в гости пригласили. Хотя нет, я не хотел в гости, так что всё верно.
- Сынок! Что ж ты такой неблагодарный?! Вот посмотри, что ты из своего сына сделал! - обратилась женщина к своему мужу. Мужчина, молча поднял глаза. Они казались полыми, точно две дырки в стене. Странное впечатление, видимо у него какие-то проблемы с глазами. И вообще, почему эта женщина называет меня своим сыном. Наверное, всё же, стоит её поправить, или это будет очень грубо? Судя по всему, она очень любит или любила этого "сына". Не могу вспомнить, как выглядел мой отец. Только силуэт, стоящий у окна и размытый профиль его лица. Почему я сейчас думаю о нём? Он сейчас не так важен.
- Простите, но я не ваш сын. Может похож...
- Вы только послушайте его! Что ты со мной вытворяешь-то?! Это так ты к своей матери. - она тряслась от крика. Чёрная тушь начала стекать по её щекам, но менее белыми они от этого не стали. Вдруг, она резко упала на пол и начала по нему ползать, извиваясь на манер какого-то насекомого. Для своего возраста она оказалась очень гибкой, может танцами занималась. Мужчина и двое парней вяло повставали со своих мест и также вяло поднялись на стулья. Девушка более энергично залезла на кресло.
- Та. - медленно проговорил мужчина. - Стань на стул, туда она может забраться.
Женщина всё ползала по полу между ножками стола, точно сороконожка. Я последовал примеру остальных и забрался на стул. Та, видимо так звали девушку, вжалась в кресло, боясь пошевелиться. Может помочь ей?
- Не рыпайся. Может пронесёт. - обратился ко мне мужчина. - А может и нет.
Пожалуй, он прав, лучше не лезть. Стул подо мной был очень шаткий, так что мне постоянно приходилось балансировать, чтобы не упасть на женщину. А она всё ползала и стенала. Мужчина и его сыновья стояли, вяло свесив руки, и куда-то отстранённо смотрели. На счёт мужчины я не уверен. Мне кажется, что он слепой, хотя двигался очень уверенно.
Неожиданно, ножка моего стула всё же решила сломаться, и я с грохотом рухнул на пол. Падая, я заметил, как Та испуганно на меня посмотрела и рванула в мою сторону. Я упал и сильно ударился головой об пол. Та аккуратно подняла мою голову.
- У тебя кровь. - нежно проговорила Та. Не понимаю, зачем она это делает. Женщина уже мчалась в нашу сторону, но мне показалось, что комната стала больше, потому что ползла она как-то слишком долго для такой небольшой гостиной. Налетев на нас, он схватила Та за волосы и оттащила от меня.
- Эй! Вы какого чёрта вытворяете! Отпустите её!
- Заткнись, мальчишка! - я не заметил, как двоица парней меня уже держали за руки.
- Отведите их в кладовую. Пускай посидят там! - она снова стала более человечной. Мужчина уже сидел и медленно кушал куриную ножку. Наверное, мне всё же не стоило отказываться от еды. Но, пожалуй, из кладовой я точно смогу удрать, двери не должны быть там шибко тяжелыми.
Та тихо всхлипывала, пока нас вели в кладовую. Коридор был короткий и увешанный всякими фотографиями, которые меня раздражали. В семейном доме тоже так было, постоянно выставляли личную жизнь напоказ.
Когда я увидел дверь в кладовую, план побега очень быстро сгорел. Это была огроменная, тяжелая, стальная дверь. Подобной закрывают бункер, но никак не кладовую.
В кладовой было сыро. Даже слишком сыро. Будто это землянка. Где-то в глубине темноты, к которой мои глаза никак не хотели привыкать, хныкала Та. Теперь она казалась не семнадцатилетней, а куда моложе, может лет десяти. В принципе, я тоже ощущал себя ребёнком. Я, ориентируясь на слух, пополз к Та. Она сама упала мне на руки и стала громко плакать. Комната кладовой оказалась очень маленькой, но, судя по эхо, с очень высокими потолками. Порой, между всхлипами Та, мне слышались взмахи крыльев и приглушенный гул.
Что-то во всём этом было неправильное. Нет, это, конечно очевидно. Меня заперли незнакомые люди в кладовой вместе с их дочерью. Не знаю, как давно мы здесь сидим, Та, похоже уснула у меня на коленях. Теперь я был уверен, что гул мне не причудился. Редкие хлопки крыльев становились то громче, то тише, но мне всё же кажется, что это какие-то лопасти. Очень большие лопасти. Но откуда им тут взяться?
Я обнимал Та так, будто должен её оберегать, помочь ей, не знаю, правда, чем. На мгновенье, мне почудилось, что она моя сестра. Эта мерзкая женщина со своим "сыном" оказала на меня странное влияние.
Неожиданно, дверь в кладовую открылась. Свет ввалился в комнату, и я заметил, что она совершенно пуста. Не знаю, почему я не заметил этого, когда меня завели сюда. Двоица разбудила Та и снова подхватили меня. Мне уже надоедает чувствовать себя поклажей, но я не в том положении, чтобы подраться с ними. Я всё силился посмотреть на потолок, но света была недостаточно, чтобы осветить что-либо больше, чем небольшой треугольник пола и немного стены.
- Сыночек. Прости меня. Я не хотел. Пойди прими ванну, а я пока приготовлю тебе спаленку. - женщина очень изменилась. Говорила со мной так, будто мне восемь лет. Не знаю может она хочет меня так оскорбить.
- Эта негодница Та ничего тебе не сделала? - она, прищурив глаза, посмотрела на Та. Теперь я видел, что ей однозначно не семнадцать, а, как минимум, пятнадцать. Она тоже переменилась в лице: оно стало чуточку полнее, а глаза темнее, хотя я точно не помню, какие они у неё были, то ли чёрные, то ли тёмно голубые. Не знаю, что в этом случае отвечать:
- Да нет, чего она могла мне сделать?
- Ой, ты мой бедный глупыш! - воскликнула женщина. - Ты даже не понял, что она с тобой сделала. Порочная девка.
- Да что здесь вообще происходит?! Вы что свою дочь так оскорбляете?! И прекратите ко мне так обращаться! - не знаю, может не стоило мне так кричать, но я совершенно ничего не понимаю.
- Тебе ещё расти и расти. Потому не кричи на мать. Отведите его в ванную. А её к себе в комнату -пускай подумает, что она с братиком делает.
Двоица подняла меня над ступеньками и, точно чучелу, понесли на верх. Наконец-то я смог рассмотреть их лица. Они тоже переменились: на месте глаз была гроздь маленьких отверстий, точно подсолнечных семечек с белыми кончиками. Держали они меня крепко, так что страх вырваться мне не помог и тело быстро обмякло. Я снова принялся рассматривать их лица. Правую щеку одного из них - того, что слева от меня - покрывало множество родинок. Похоже на грязь. Никогда не любил всякие дефекты кожи. Потому и стал дерматологом. Отец так хотел. Это единственный раз, когда он покинул свою комнату, чтобы поговорить со мной, а потом снова пропал, уже до собственных похорон. Обычно, всё решала мать. Вообще странно, что я его послушал. Не помню, кем он работал, вроде процентщиком, а может и бухгалтером. Во всяком случае, к нему приходили какие-то люди. В кабинет я попал только после его смерти. Конечно, в детстве я заглядывал в него, но мельком. Каждый раз как я заглядывал, он сидел в профиль среди груды газет, книг, чучел птиц, пойманных иголкой и запечатанных за стекло в аккуратные ряды бабочек. Он казался таким маленьким в лучах приглушенного солнечного света. Порой я грезил, будто его кабинет - это древнее место, а он его архивариус. Когда отец говорил мне о моём будущем, то сидел ко мне боком, так что я видел только его профиль, то ли левый, то ли правый, не помню точно. Он сидел как статуя и размеренно говорил мне, не со мной, а именно мне. Каждый раз, когда я пытался сесть перед ним, он отворачивался. Я даже не помню, почему он хотел, чтобы я стал именно дерматологом. А может он и не это говорил. Я уже не знаю, скорее всего, компания очень расстроилась, что я так сильно задерживаюсь. Надеюсь, меня не уволили. Не могу вспомнить, кем я работаю.
Мы остановились у двери, один, который правый, открыл её. Они внесли меня туда и поставили посреди комнаты и ушли. Это была просторная ванная комната. Ничего особенного. Я решил оценить позицию для побега и выглянул в окно. Там было очень темно и высоко, пускай это и второй этаж, но место для приземления не самое лучшее и спуститься никак нельзя. Из-за всеобщей черноты, я не мог различить, где небо начинается, а где заканчивается. Может, я вообще на лес смотрю. Прислушавшись, я снова услышал гул и хлопки. Наверное, это вокзал, так будет более логично. Похоже, я отсюда никуда не сбегу: дождусь, когда все уснут и потом, так что я начал раздеваться.
Ванна была наполнена приятно горячей водой, а я довольно-таки устал после всего сегодняшнего и успел пропотеть, что отчётливо слышу свой запах, так что помыться и расслабиться - неплохая идея. Я постепенно залезал в ванную - всё-таки вода была достаточно горячей, чтобы в неё просто так прыгнуть. Когда я наконец-то погрузился в воду, моё тело перестало меня слушать и я, точно мочалка, впитавшая много воды, пошел ко дну, только лицо торчало из водной кромки. Немного воды попало мне в рот. Она оказалась солёной, но не так, как от солей для ванн, а как будто вода морская. От теплых потоков воды, меня стало медленно клонить ко сну.
Я снова задумался о семье. Мама была строгой, но я понимаю её - она заменяла нам отца. Как-то раз, она заперла меня в спальне, не помню за что. Я лежал в кровати и плакал. Дверь тихо пискнула впустив мою сестру. Не понимаю, почему не могу вспомнить их имён? Не то чтобы это было так уж важно, просто не люблю, когда мысль застревает на кончике языка - из-за этого очень чешется нёбо. Она тихонько подошла и легла рядом со мной. Она была тёплой. Это было очень странно. Такое необычное чувство, может даже, не правильное. А потом она ушла. Я был озадачен. До сих пор не понимаю почему. Сестра просто полежала со мной, чтобы успокоить. Маму это очень рассердило. Мало того, что она её отчитал, так через месяц сдала её в приют.
Дверь в ванную комнату тихо отворилась.
- Сыночек, давай я потру тебе спинку. - я не успел ничего ответить, как эта женщина сидела на краю ванны с мочалкой в руках.
- Вы что это такое делаете?! - она ничего не сказав, нажала мне на голову. Неожиданно, она оказалась чрезвычайно сильной, а ванна глубокой, точно бассейн. Воздуха становится всё меньше, вода щиплет глаза, и я чувствую, как куда-то проваливаюсь. Но потом всё прошло.
Сперва, мне было страшно, неловко. Она убрала руку с моей головы и, постепенно, я начал всплывать. Какое-то странное тёплое чувство начало разливаться по моему телу, такое... уютное, что ли. Не могу подобрать слов.
- Всё хорошо, сынок, мама с тобой.
Мама... Такое странное слово, даже бессмысленное. "МА-МА", точно мычание на каком-то древнем недоязыке. Ну, сейчас не кажется, но ранее казалось. Не знаю, почему поменял мнение не счёт этого слова, обычно, я достаточно последовательно не люблю слова. Слова так легко теряют смыслы.
Я стоял с матерью у реки, что протягивалась, да и до сих пор извилисто тянется подле нашего дома, и смотрел, как мимо проплывают котелки лодок. Они напоминали призраков, снующих промеж живых. Лицо матери скрывала какая-то тёмная пелена, будто она огромного роста. Конечно, я был ещё совсем мал, но тогда она казалась мне исполином. В тот день я впервые увидел её припадок - она обратилась собакой и укусила меня. Я проснулся в своей кровати. Не знаю, как я туда попал. Помню чёрные перья ткани материнского платья и как она, обратившись птицей, клюнула меня. Я одновременно помню, как она стала собакой и птицей. Не понимаю. Я вообще сплю?
Когда я снова открыл глаза, голубая мочалка лежала на краю ванной, а на стуле лежала, аккуратно сложенная светло-синяя пижама. Они скоро уснут, и я смогу сбежать. Пижама была приятной на ощупь. Может шелковая. От неё приятно тянуло лавандовой отдушкой, хотя мне кажется, что запах постоянно менялся от коричного до лаймового. У меня аллергия на корицу. Примеряя пижаму, я услышал, как за окном громко хлопнуло крылом. Что случилось с моей матерью? Она всё чаще ходила в образе птицы, оставляя огромные чёрные крылья, по которым я мог вычислить, где она сейчас, чтобы вновь не быть клюнутым. Несколько раз, я слышал, как отец с кем-то говорил о ней, но кабинет он так и не покинул. Где моя сестра? Она отправила её в интернат до или после обращения? Мне кажется до. Сейчас вспоминается, что ещё тогда у неё было нечто птичье во внешности. Вот-вот все уснут и я сбегу. Надеюсь, начальник не рассердится за опоздание. У меня так много работы, так много бумаг. Правда, я до сих пор не вспомнил, кем работаю. А как же моя невеста? Я совсем о ней позабыл. Или у меня нет не весты. Вроде была. Провожала меня в дорогу.
У двери никого не было. Похоже, все уже спят или попрятались. Вяло светят коридорные лампы, освещая всё те же фотографии. Мои глаза остановились на приоткрытой двери, точнее на книжных полках. Книг немного, но все очень хорошие. Ну, на мой скромный вкус. Только все они, даже новые, в совершенно отвратительно состоянии - чуть ли не все грибком поросли. Названий не разобрать, но я точно их читал. Это детективы... Опять не могу вспомнить имя. Начинается на Ар... Пускай будет Ар. Ар пишет детективы. Критикам не нравится, осуждают его примитивный слог и грубые сюжеты, а мне нравится. Что-то в этом есть. Смотря на знакомое смуглое лицо, изображенное на обложке, ниже которого написано "Маска Тита", я всеми силами пытаюсь вспомнить о чём книга. Вроде из серии о детективе, расследовавшем убийство, но пойманном в сети, расставленные роковой женщиной. Отчётливо помню часть, про то, как детектив убежал в шкаф, когда муж роковой женщины вернулся домой. Из шкафа он попал в какое-то место с огромной лампой, в которой тот обнаружил дверь, и в лампе за ним начали гоняться алые губы. Потом ему пришлось скрыться из города на какой-то остров в очень странный неработающий отель, в котором, собственно и было совершенно убийство. Помню, что отец много использовал зелёного в этом романе. Не знаю, почему запомнил именно этот момент. Сам роман совершенно не помню. Как и всё остальное. Моя невеста должна помнить. Она чем-то напоминает героиню одного из них. Вроде бы там была девушка в белом, которая напевает песни задом наперёд. Или в розовом? Не суть важно. Не то чтобы моя невеста тоже так делала, просто есть между ними нечто общее. Хотя я не уверен есть ли у меня вообще невеста. Откуда-то потянуло холодом. Я даже не заметил, как здесь холодно. При таком морозе я не смогу сбежать в одной пижаме, это, по меньшей мере, глупо, околеть в неизвестном лесу, но и не красиво. Что на работе подумают? Шатался целые сутки неизвестно где, так ещё и в грязной пижаме приехал. Ну, думаю, что в грязной, по лесу же идти. Нужно найти одежду.
Половицы скрипели от каждого прикосновения моих босых ног. Ещё не хватало подцепить занозу от этих древних, рыхлых деревяшек - это точно поставит крест на побеге. В голубоватых сумерках комнаты дома напоминают рисунки бирюзой, размытые, неточные. Всё кажется каким-то посторонним. Спустившись, я подошел к кладовой. Эта огромная дверь пропускает звук. Из-за толщи стали доносятся всхлипы, и, постепенно, тают в тишине комнаты. Похоже, там сидит Та. Я попробовал отпереть дверь, но, к сожалению, дверь слишком тяжелая. Думаю, это всё же самое безопасное в доме место. За окном снова раздался грохот крыльев.
Обыскивая каждую не запертую комнату, я чувствую себя тайным агентом на задании. В детстве я часто им притворялся, когда выискивал перья и прятался в кладовой.
Немного побродив по дому, я всё такие нашел комнату гардероб - небольшая каморка с одной лампой над дверью, но потолок, как и в кладовой, не разглядеть, будто и нет его. Вся одежда слишком велика. Какие-то огромные балахоны пиджаков и рубашек, вместе с мешками брюк. Эти люди вообще не имеют нормальной одежды, только барахло для великанов.
Хлопки крыльев участились, и дом стал им отвечать. Привалившись к ледяной стене, я стал прислушиваться. Дом что-то неразборчиво бормотал. Я слышал шаги. Кто-то ходит то ли надо мной, то ли подо мной. Вот теперь мне тревожно. Тени, мелькающие в уголках глаз стали всё более настойчивыми. Это явно не ветви. Если меня поймают в этом зловонном гардеробе - странно, что до сих пор я не слышал эту вонь - меня запрут в кладовой. Чем сильнее я вслушивался, тем больше мне казалось, что это не шаги, а бой жестяного барабана. Странный ритм нескольких жестянок и приглушенной тарахтение по дереву, создавал впечатление, будто кто-то тяжело, возможно прихрамывая, бежит. Бой то нарастал, то спадал. Не могу понять, откуда он доносится, потому что весь дом стал подыгрывать, грохоча перекладинами. Вонь становилась всё более невыносимой. Я даже не знаю, что может так вонять. Уже глаза слезятся. Надеюсь, меня не слышно.
Снова в холодном коридоре. В груде вонючей одежды для великанов было куда теплее. Вонь пропитала мою пижаму, но запах лаванды всё равно пробивается. Ориентируясь на деревянную дробь, я направляюсь к месту звука. Неожиданно из какой-то комнаты появляется ма... женщина, и хватает меня за плечо.
- Ты почему всё ещё не спишь?! - строго, но почему-то мило, хотя плечо, она стиснула так сильно, что, по-моему, её ногти прокололи ткань пижамы и мою кожу. Она уже не кажется такой страшной, как в самом начале.
- Я хочу уйти.
- Не можешь отыскать спальню? Так давно не навещал нас, что забыл.
- Простите, но где моя одежда?
- Ничего, давай я тебя проведу и уложу в кроватку. - я что, разговариваю на ином языке, наречии? Почему она меня не понимает!
- Я хочу уйти!!!!
- Иди сюда, сыночек. - быстрым, что я не успеваю понять что происходит, движением она берёт меня на руки. Я пытаюсь вырваться, но она вцепилась меня. Меня трясёт от злости. Как она может со мной так обращаться? Почему меня не понимают?! Она тёплая. Я думал, что она холодная, но она оказалась тёплой. И мягкой. Гнев, таким же всплеском уходит, как и пришел. Мне становиться спокойно, мягко-мягко, и сонно.
Она несёт меня вверх по ступеням. Вокруг дребезжат невидимые жестяные барабаны, а за окнами хлопают, точно пушки крылья. Она несёт меня через всю эту какофонию, весь этот атональный шум. И мне более не страшно. У двери в спальню, ну, я так думаю, больше здесь дверей нет, выстроилось всё семейство. Они стоят, опустив головы. Их руки, точно подсвечники, спаяны чёрным воском, а оттопыренные большие пальцы горят как свечки. Под их ногами растеклись лужи растаявшего и не успевшего застыть воска. Он стекает по их одежде, заливает босые ноги, из-за жирного блеска, они кажутся восковыми статуями, но чем ближе мы становились, тем больше к ним прибавлялось живости. Когда мы стали совсем близко, они подняли головы, даже Та, которую я до тех пор не замечал. У всех, кроме Та, вместо глаз были отверстия, как те, что я видел на братьях, но у Та глаза были нормальными, только присмотревшись я понял, что она косит, даже не так, её зрачки постоянно метаются по белому озерцу глазного яблока. Проходя мимо неё, женщина, подобно священнику, положила свою правую руку ей на лицо и, ловким и резким, точно отработанным движением сорвала его. Вместо лица Та осталась густая переливающаяся каша, точно глина или воск. Лицо женщина выбросила назад, куда-то в темноту коридора. Та, с воплем убежала за ним. Хотя у неё нет рта крик, кажется естественным.
Мне никогда не был так хорошо. Круглое желтушное лицо моей сестры, точно Луна, мелькнуло в темноте спальни. Не знаю, почему она мне чудиться. Я так давно её не видел.
Женщина... Она так приятно пахнет. Мне даже более не кажется странным, что она несёт меня.
Когда зажегся свет, то я смог рассмотреть тёмно-зелёные стены. Этот цвет всегда меня успокаивал, такой мягкий, такой... дышащий. Что-то понесло меня на метафоры, а я в них не силён. Не люблю неточности в чём угодно. Потому и стал... А я вообще работаю? Здесь и сейчас, на руках у этой женщины... По-моему я тут уже очень давно. Стоп, а я вообще уходил отсюда или приходил? Может я был здесь всегда. Странно, я точно уверен, что пришел сюда недавно. Но откуда? Точно! Я приехал на работу! Женщина кладёт меня на кровать. Кровать очень мягкая, и приятная прохлада расползается по моему телу, точно вода. Она улыбается и начинает меня укрывать, но каким-то особым способом.
- Это чтобы за ножки чудище не ухватило. - она загибает конец одеяла, подкладывает его под ноги. Всё плотнее и плотнее, безопаснее и безопаснее, она меня кутает в это мягчайшее одеяло. Мне так хорошо. Я думаю, что сбегу завтра утром... днём... вечером...
М... Она жалобно смотрит на меня и затягивает одеяло сильнее. Оно такое мягкое, приятное на ощупь, будто это пух, что я люблю жечь. Любил. Уже давно этим не занимался. Пора на работу. Меня там ждут. Она поглаживает меня по голове, и, бесконечное одеяло всё заматывает и заматывает мою грудь, ноги. Мне так тепло. Тихий хруст раздаётся на всю комнату. Она гладит меня по головке, распутывая чёрные локоны. Я и забыл, что у меня такие красивые волосы. У женщины очень изящные пальцы. Почему я ранее этого не замечал? Она очень, аристократически, красивая. Мне так спокойно. Приятное тепло давит на грудь. Дышать становится труднее. Всё затягивает плавная пелена, звуки, отдаляются, но теперь я стал слышать бархатный женский голос. Женщина, до сих пор, беззвучно шевелила губами, но теперь она поёт. Это колыбельная. Я так устал и мне так от этого хорошо. Она смотрит мне в глаза, целует в лоб и, снова раздаётся хруст:
- Мама, я люблю тебя.