Как хотите, а я считаю, что мы плохо относимся к северянам. Многие даже и не представляют, что, как люди, эти симпатичные северные оленеводы намного лучше нас. Да, они пьют, и пьют по черному, но какие же они замечательные люди! Условия жизни у них такие суровые, что для выживания нужно быть готовым в любой момент прийти другому на помощь. Нужно все время думать о других, ведь завтра тебе придется звать на помощь... Поясню простым примером.
Было мне тогда лет четырнадцать. Я собирался поехать на весенние каникулы в Мурманск, к родственникам. Впервые я, уже "совсем взрослый мужик" отправлялся в далекое путешествие в одиночку. Правда, половину дороги я, все-таки, ехал "под присмотром". Дело в том, что за неделю до этого, в Москве гостили наши родственники из Питера - троюродная сестра с мужем. Она училась в институте народов севера (был такой в Ленинграде) и там познакомилась со своим мужем - эвенком по имени Лазарь. Лазарь был симпатичный, безобидный тихий парень, у которого был только один недостаток. Как и все северные люди, он попивал. Потом начал пить больше и наконец... В общем, брак их распался, но это было уже потом. А тогда Лена и Лазарь были в самых лучших отношениях.
Так вот, они возвращались домой, и мои родители попросили присмотреть за "неразумным чадушком" хотя бы до Питера. Разумеется, Лена и Лазарь согласились и мы, загрузившись в одно купе, помахав на прощание остававшимся на вокзале, отправились в путь...
Уже через пару часов после отправления Лазарь предложил всем пойти в вагон-ресторан. Лена почему-то отказалась, но разве я мог не принять приглашения взрослого мужика? В ресторане Лазарь выпил водки, а мне взял десертного вина. После пары бокалов меня ощутимо повело - много ли надо четырнадцатилетнему пацану? Лазаря тоже пошатывало, но мы отважно пустились в обратный путь.
Надо заметить, что на моем троюродном зяте были уж-жасно модные в то время чешские мужские сабо. Эту обувку ему прислали родственники. За такими туфлями в те времена гонялись, но для северных народов существовали какие-то собственные завозы, сформированные по никому не известным принципам. Не могу себе представить оленевода, управляющегося с оленями в сабо, но, возможно, у сотрудников потребительской кооперации фантазия была более развита...
Так вот, проходя через очередной переход между вагонами, Лазаря качнуло основательно. Он с трудом удержался на ногах, но одна из его сабо защемилась между плитами пола. Вагоны тряхнуло, плиты снова разошлись и моднючая чешская туфля улетела на рельсы.
Вид Лазаря, стоящего в одной туфле меня развеселил, но засмеяться я не успел. Осознав, что туфля улетела, Лазарь мгновенно снял второй и швырнул его вслед за первым! После чего спокойно развернулся и потопал дальше. В носках!
Первым моим впечатлением было: "Лазарь рехнулся!" Вторым: "Я рехнулся!" Произошедшие было на столько непонятным, что я мгновенно догнал родича-эвенка, и спросил: что это, собственно говоря, было? От ответа я протрезвел и дал себе зарок: в будущем относится к северянам лучше, и не считать их чукчами. Не останавливаясь, Лазарь спокойно сказал: "Мне одна не нужна, а человек найдет две - носить будет"... Вот кто из нас поступил бы так же? То-то...
Но рассказ будет о другом. Вернее, о другой. Училась со мной в институте девушка-чукчанка. Не красавица, не слишком умная, но северянка до мозга костей. Если у нее оставались последние три рубля, то она могла одолжить два пятьдесят. Да еще извиниться, что полтинник нужен ей самой. Если кому-то требовалась комната, то она могла мужественно гулять до утра по коридору, уступив страждущим свое ложе. А уж если на последние деньги была куплена водка - иди к ней! Хоть в три ночи она встанет, соберет нехитрую закуску, и будет сидеть вместе со всеми, тихая, словно мышка. Звали эту замечательную дочь заснеженных тундр Снежана...
Студенты - народ эгоистичный, и гостеприимством Снежки пользовались беззастенчиво. Иногда к ней приходили сразу две компании, и тогда Снежа ужасно переживала: вдруг она кого-то обидела? В ее комнате собиралась самая различная публика, иногда дело могло дойти и до драки, но существовало одно табу: у Снежаны НЕ РАССКАЗЫВАЮТ анекдоты про чукчей! НИКОГДА!!! И правило это соблюдалось неукоснительно!
Но однажды в ее комнату завалились две компании, причем почти одновременно. Нас было четверо, во второй компании - пятеро. Не то, чтобы мы враждовали или не любили друг друга, просто не общались. Бывает...
Увидев сразу девять гостей, Снежа засуетилась. Вытащили все свои харчи, и кинулась на кухню, приготовить горячее. На всякий случай: часы в тот момент показывали полдвенадцатого ночи.
Компании расположились с удобством, заняв все имеющиеся места для сидения. Хозяйка устроилась в уголке, получила от обеих сторон по полстакана водки и примолкла. Разговор, который поначалу не клеился, постепенно разошелся. Сами знаете: водка, она для того и нужна, чтобы языки развязались.
С обсуждения новостей студенческой жизни мы плавно перешли к новостям спорта, политики и, наконец, к анекдотам. Вот тут-то и случилась беда...
Кто-то, уже не очень соображая, где находится, рассказал "запрещенный" анекдот. Пришел чукча на вокзал, подошел к поезду и шмяк башкой об вагон! Постоял-постоял, подошел к следующему вагону снова - шмяк! Постоял-постоял и к следующему... Его спрашивают: "Чукча, ты что делаешь?" А он отвечает: "У тюкти билета в мягкий вагона. А эти, однако, твердые..."
Водки к тому времени было выпито знатно, так что сначала посмеялись. Потом вспомнили: где находимся. Обернулись... Господи! Сидит Снежа в своем уголке, губки трясутся, на глазах слезы... Надо ж ее успокоить!
В общем, "весельчака" тут же показательно поколотили (к чести его скажу: он и не сопротивлялся), а потом кинулись Снежку утешать. Мол, да плюнь ты на дурака, да вот он и сам извиняется (он очень извинялся!), да мало ли что в анекдотах рассказывают! Джем Кикава, наш пламенный грузин сам два анекдота про грузин рассказал, причем из тех, за которые в обычной обстановке он бы зарезал, я нашу северянку обнял, ласковое ей что-то воркую... Успокоили вроде. Еще водки ей налили - вроде повеселела...
Снова гулянка наша загудела, уже и забыли обо всем. Вот тут-то все и случилось...
- Я все-таки не пойму...
На Снежанин голос обернулись все. Больно уж необычно: чтобы она - да в разговоры вмешивалась...
- Вот не пойму я: почему вы все нас такими дураками считаете? Зачем ему надо было головой биться? Он же мог рукой пощупать...
Что после этих слов было - представьте сами. Мы, сталкиваясь друг с другом и застревая в дверях, вылетали из комнаты, и уже там катались и визжали от смеха...
Нам не дано предугадать...
Рассказ о том, что земля - она круглая
Началась эта история много лет тому назад. Мой отец служил в той самой организации, которую тогда боялись, потом критиковали, а теперь превозносят. Короче, в КГБ. И вот однажды один из сослуживцев пригласил отца в гости. Вместе с семьей, то есть - с женой и сыном - со мной.
Пригласивший был в немалых чинах и потому проживал в здоровенной квартире где-то в центре. Вместе с женой и дочкой лет шести - примерно моей ровесницей. Кроме нас были и еще приглашенные. Тоже коллеги хозяина. И тоже - с семьями. Так что в конце концов по огромной квартире носились шестеро "вождей краснокожих" дошкольного возраста, вопя на весь дом о своем безмятежном блаженстве.
На какое-то время нас удалось успокоить, усадив за стол. Но аппетит в столь юном возрасте утоляется быстро, так что уже минут через двадцать мы полезли из-за стола, дабы продолжить наши шумные, подвижные игры. Чем привели своих родителей в "абсолютный восторг"...
В тот день хозяин пригласил в гости кроме сослуживцев одного артиста. Не то, чтобы начинающего, но тогда еще не очень известного. Хотя, безусловно, талантливого. Вот его-то и попросили последить за беспокойными чадами. Ну, временно, пока кого-нибудь не пришлют на смену.
Артист взялся за дело рьяно. Он лихо сорганизовал всю нашу ораву, устроил какие-то ужасно интересные игры, показывал нам этюды, предлагая угадать, что это такое: чайная чашка, индюк или "во поле березка стояла"? Короче "дядя Валя" покорил нас всех, навсегда, окончательно и бесповоротно.
Но время шло, а смена - нет. И чем дальше, тем яснее "дядя Валя" понимал, что его роль на сегодня - забытый мальчик-часовой из замечательного рассказа "Честное слово". То есть там, за дверью, шло веселое застолье, а здесь шестеро спиногрызов пытаются раздергать его на мелкие ниточки.
Но "дядя Валя" не был бы великим артистом (вернее, не стал бы им впоследствии), если бы не придумал, как ему выкрутиться из этой ситуации. Немного поразмыслив, он организовал из нас, малявок-дошколят, хор. Почти настоящий...
После раскладывания по голосам, определения солиста и десятка спевок наш хор парадным маршем выдвинулся в гостиную, выстроился, поклонился, "дядя Валя" взмахнул руками, как заправский дирижер, и мы запели:
Папа едет в Ленинград -
Мамин хахаль будет рад!
Ладушки-ладушки,
Станем жить у бабушки...
Услышав эту ораторию, гости и хозяева пороняли рюмки-вилки и уставились на нас. К чести хозяина, он понял, что означало это выступление, и, усадив "дядю Валю" за стол, тут же отправил заняться нами жену. Так и не дав нам допеть второй и третий куплеты этого бессмертного шедевра.
Следом за хозяйкой потянулись и другие женщины. Которые начали выколачивать из нас выученные слова. Но так до конца и не выколотили. Лично мне за эту песню влетело еще три раза: за исполнение ее в метро по дороге домой, за исполнение ее дома бабушке и за попытку исполнения ее во время прогулки во дворе. Так что я на три недели был лишен мультиков, неделю не ходил гулять во двор и новых солдатиков мне тоже не купили...
... Прежде чем произошла вторая часть этой истории, прошло довольно много лет. Я успел вырасти, окончить школу, поступить в институт, сходить в армию и вступить в партию. И вот в один прекрасный день, в самый разгар того бардака, который носил гордое название "Перестройка", меня вызвал к себе секретарь парткома нашего института.
Нужно сказать, что с парткомом у партийных студентов отношения были вполне ничего себе. Партком особо не напрягал нас, так как, во-первых, партийных студентов было немного, а во-вторых, у парткома было куда больше дел среди куда более многочисленных партийных преподавателей. Вместе с тем, партком всегда мог защитить в случае каких-нибудь там форс-мажорных обстоятельств: зачет там получить, экзамен пересдать, стипендию повышенную пробить... Так что жили мы, молодые коммунисты, с нашим парткомом, как говориться, душа в душу...
Вот почему я явился по вызову, не опасаясь никаких напастей. И оказался прав. Партком поручал мне и еще нескольким партийным студентам, по странному стечению обстоятельств - исключительно москвичам, непонятное, но совершенно несложное дело...
Прохаживаясь перед нами, секретарь парткома вещал:
- И вот когда наша страна переживает новый сложный момент, когда гласность и перестройка стали отличительной чертой нового времени, когда новое мышление уверенно входит в каждый дом, находятся отдельные личности, готовые погреть руки на громких именах и несознательной активности неподготовленных масс...
Короче, дело было вот в чем. В Переделкино, в дачном поселке писателей, семья одного детского писателя, очень известного, поэтому называть его буду просто - Писатель, так вот его семья отказывалась освободить дачу, в которой они создали нечто вроде частного музея. Союз писателей несколько раз пытался эту дачу отобрать, но каждый раз наследники Писателя только что не баррикадировались в доме и выезжать категорически отказывались...
В конце концов, у Союза писателей кончилось терпение, и он обратился за помощью в милицию. Тогда родственники Писателя обратились за помощью ко всей "прогрессивной" общественности. И прогрессивная общественность помогла. Куча людей от искусства, в том числе несколько действительно известных писателей и артистов явилась на дачу Писателя и заняла круговую оборону. Вместе с ними прибыли студенты разнообразных "творческих" вузов, которые устроили вокруг дачи некое живое кольцо.
Милиция растерялась. Приказ надо выполнять, но как? Ну, студентов еще можно было бы поколотить, но не будешь же ты народного артиста в обезьянник тащить? То есть сейчас - это запросто, но тогда...
Как говорили древние латиняне: "Необходимость обостряет разум". И под действием обстоятельств обострился он у милиции весьма. Мудрые головы в серых фуражках думали-думали и додумались...
- ...Так что, товарищи, вам задание. Подберите каждый человек пять-десять покрепче, обязательно из среднеазиатских республик. По возможности, чтобы даже не знали этого Писателя.
- Это неграмотных, что ли? - не удержавшись, уточнил один из нас.
- Можно и неграмотных. Главное, чтобы ребята были надежные. Объясните им, что нужно освободить дачу от тех, кто незаконно ее захватил. В общем, проявите партийную активность, смекалку, дайте комсомольцам пример.
Идея милицейских была проста как апельсин и незатейлива как "Чижик-Пыжик". Пусть "живое кольцо" из "творческой" молодежи прорвет молодежь нетворческая, но физически крепкая. Дабы они не натворили чего особенного, мы, коммунисты, придавались "нетворческой" молодежи в качестве командиров и комиссаров. В общем, за выезд в Переделкино было обещано два отгула и бесплатная кормежка, как за донорство...
- Если все понятно, то вперед товарищи! С богом, - несколько нелогично напутствовал нас секретарь парткома. И мы двинулись. "С Лениным в башке", хотя и без маузера в руке...
Сорганизовать нескольких хлопкоробов не было для меня проблемой. Алимжан, Нурмамат, Хильдус, Юсуп - четверо лихих узбекских джигитов, которые, как и я, занимались в секции дзю-до, были идеальными кандидатурами. По-русски эти дети Востока научились говорить в армии, в институт попали за успехи на хлопковых полях, со мной были в прекрасных отношениях. Пятым ударным бойцом в группу попал Норик - славный витязь из Туркмении. Русский язык он знал ровно на столько, чтобы понимать предложение выпить (как он поступил в институт и доучился до диплома мне неизвестно, но когда я видел его в последний раз, Норик возглавлял цех на нефтеперерабатывающем заводе в Туркмен-баши. Хотя я вроде бы слышал потом о какой-то аварии...). На всякий случай, для преодоления языкового барьера, в штурмовой отряд были добавлены двое казахов: Ернас и Булат. Они хорошо говорили по-русски, прекрасно знали творчество Писателя, но два отгула и бесплатная кормежка... Их сердца дрогнули, и устоять они не смогли ...
В день операции мы загрузились в автобус, где кроме нас уже маялись бездельем десятка полтора здоровенных жлобов из Горного института, той же национальной принадлежности, что и большинство наших бойцов. Кто-то из них завел прихваченный магнитофон, и под душераздирающие звуки зажигательных восточных песен мы отправились "делить и отнимать".
По прибытии на место мы встретили такие же команды из других технических вузов. Отдельно стояли "гвардейцы" - ударный отряд, укомплектованный среднеазиатскими студентами Института физкультуры. Перед началом операции с нами был проведен краткий инструктаж двумя "товарищами в штатском". Товарищи коллеги моего отца убедительно просили нас довести до сведения наших бойцов, что нельзя грабить дачу, насиловать взятых в плен девушек и поедать поверженных врагов. Поджигать дом тоже не рекомендовалось. После чего товарищи в штатском пожелали нам удачи, мы построили своих бойцов в несокрушимые когорты и двинулись на штурм с разных сторон.
Увидев наши железные ряды, "живое кольцо" занервничало. Драки между студентами разных вузов случались не очень часто, но и не слишком редко, внося приятное оживление в монотонные серые будни студенческой жизни. И как дерутся "технари", "гитики", "строганина" и "вгикнутые" представление имели. Поэтому, при нашем приближении, они тут же сориентировались и послали гонцов за "тяжелой артиллерией" - заслуженными писателями и народными артистами.
И вот тут-то я второй раз в жизни увидел вблизи "дядю Валю". Он вышел к нам на встречу, каким-то очень барским жестом поднял руку:
- Стой!
Словно останавливал понесшую тройку.
Не то, чтобы наши хлопкоробы знали, кто стоит перед ними, но голос у "дяди Вали" был настолько уверенным, что они невольно остановились. Командиры и комиссары тоже встали.
"Дядя Валя" подошел к нам поближе, прошелся, точно кавалерийский ротмистр вдоль строя застывшего эскадрона, и обратился именно к нам:
- Что ж вы, негодники, творите? Ладно, вот они: они же не понимают что делают, но вы?! Вы?!
Он сокрушенно махнул рукой и опять зашагал вдоль строя. Надо отдать должное его актерскому мастерству: у нас проняло всех. Даже казахов и узбеков.
А "дядя Валя" меж тем продолжал:
- Ведь вы же подучили людей, которые вам доверились, сделать глупость, пакость! Подумайте, каково вам будет, когда через много лет вы вдруг вспомните этот день. Разве можно так обманывать тех, кто тебе доверяется? Ну, скажите мне: по-человечески ли обратить доверие человека в свою выгоду? Ведь они же, - широкий жест в сторону ничего не понимающих хлопкоробов, - они же, как дети! Вы понимаете, что вы обманули детей?! Ради своей сиюминутной выгоды вы обманули детей!
Наверное, он был прав, но мне вдруг вспомнились три недели без мультиков. Я сделал шаг вперед:
- Дядя Валя... - и запел. Негромко, но отчетливо:
Папа едет в Ленинград -
Мамин хахаль будет рад!
Ладушки-ладушки,
Станем жить у бабушки...
- А?..
Ни до, ни после я никогда не видел, чтобы у человека так менялось лицо. Только что это было лицо уверенного в себе человека, большого артиста, сильного, волевого... Почти героя. И вот это выражение слетело, точно обертка с конфеты, и остался растерянный, разве что не испуганный, самый простой человек...
- А?..
- А меня за это на три недели мультиков лишили...
Кто-то из "живого кольца" хихикнул, но, тут же, смолк. "Дядя Валя" посмотрел на меня, затем резко повернулся и убежал...
Нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется...
P.S. А дачу в тот день так и не штурманули. Какое-то постановление вышло...
Часы, или о вреде дальтонизма
Рассказ о том, что точная оперативная информация необходима всегда
Рассчитывая, что потомок пойдет по его стопам, мой отец настоял на том, чтобы меня отдали в спецшколу с изучением английского языка. Так как то, чем он занимался у себя на службе, не знаю, как называлось официально, но, по сути, представляло собой технический и научный шпионаж. Для чего углубленные знания языка были просто необходимы. Собственно, наверное, я оправдал бы его доверие, если бы Империя не потерпела сокрушительного поражения и не развалилась. Но история не об этом...
Школа, в которую я поступил, находилась вблизи от престижного кооперативного микрорайона, в котором проживали "те, кто ездит". В смысле - за границу. Невысокого ранга, но все же... Внешторговцы, девятые секретари посольств, представители Аэрофлота и Союзтрансавто, и прочая, прочая, прочая... И посему учителя в нашей спецшколе постоянно получали сувениры и подарки "made in...": косметику, зажигалки, импортные сигареты, а то и что посерьезнее - короче, были мои учителя "зажравшимися".
Отец мой тоже постоянно мотался в разные страны загнивающего Запада, но если что и привозил из поездок, то только документацию с грифом "top secret" и какие-то подозрительные образцы. В самом лучшем (для меня) случае к этим служебным грузам добавлялась пачка жевательной резинки. Но это случалось редко... Так что ни о каких подарках и "презентах" от моего родителя учителям и речи быть не могло.
В форме и при орденах отец почти никогда не ходил. Не надел он форму и в тот день, когда повел меня записываться в школу. К тому же, в анкете он указал местом работы какую-то безликую в/ч или п/я с длиннющим номером, который, естественно, ничего не говорил непосвященным в хитросплетения "большой политики". Так что, с точки зрения моих преподавателей, ребенком я был бесперспективным. В смысле: ничего с них не получишь. Ну, а раз так...
Если бы можно было создать шкалу градации подонков и мрази, то на первое место я бы поставил тех, кто может гнобить детей. И не важно - в связи с чем. Пьешь ли до беспамятства, педофилией ли страдаешь, выслужиться ли хочешь, выгоду какую-то с этого можешь поиметь - без разницы! Все равно: такое существо человеком называться недостойно! И даже для животного сравнение с этим созданием будет оскорбительно...
Короче: в нашей школе учились не только детишки "тех, кто ездит". Еще имелось некоторое, правда, очень не большое, число обычных детей. Тех, чьи родители вкалывали на заводах или в НИИ и не могли делать подарки "made in...". Вот на этих-то детишках учителя и отыгрывались за тех, кому нельзя было поставить лишнюю двойку или вызвать в школу родителей без риска остаться без очередного "презента". "Отверженным", то есть мне и моим товарищам по несчастью, доставалось же по полной программе. Даже с лишком. "За себя, и за того парня"...
Было и еще одно. Ну, не могла советская школа набирать детей только по принципу "где родители работают". Имелась квота на детей, живущих рядом. Но ведь такой ребенок занимает место, которое вполне мог бы занять сын уборщицы из посольства СССР в Обезьянии, или дочка водителя ассенизационной машины советского торгпредства в Мартышкании! Которые постараются обеспечить своим отпрыскам повышенное внимание педагогического состава славной спецшколы скромными, но прочувствованными подношениями. И что нужно сделать, чтобы это осуществилось? Правильно: освободить место для детей, чьи родители не разгибаясь пашут в три смены без отпуска на просторах негостеприимных, отсталых и загнивающих Черномазий и прочих Негритосий! И привозят оттуда эти символы буржуазного разложения: джинсы, магнитофоны, французские духи и прочую дрянь, которую потом станут назойливо совать отнекивающимся и отбрыкивающимся высокоморальным, добродетельным педагогам...
Именно поэтому количество двоек у меня превышало мыслимые пределы уже в первом классе, а наш классный руководитель (заслуженный учитель РСФСР!) прозрачно намекала моим родным, что мое место - в школе для умственно неполноценных.
Но мои родители решили не сдаваться. Мама, уже тогда кандидат наук, рьяно взялась за мое образование, и в результате я знал столько, что ставить мне двойки было бы просто неприлично. А то ведь можно и напороться, что в советские времена было делом простым: явится комиссия из РОНО и - привет! И тогда - до свидания, а вернее - прощай замечательная школа, презенты и вообще. Можно даже и с Москвой попрощаться: в сельских школах был вечный некомплект персонала...
Так что жизнь моя несколько успокоилась и упорядочилась. Отличником я, правда, не стал - презентов-то нет, но с троек на четверки перебивался и ладушки.
Оставалась, правда, еще одна проблема. Взаимоотношения с классом. Ведь большая часть моих одноклассников была из этих, из "полезных". Очень быстро "элита" сообразила, что если, скажем, поколотить безответного Саньку всем классом, или затолкать не менее безответную Ленку в мужской туалет, то ничего особенного за это не будет. Даже замечания в дневник не запишут. Так, пожурят и все. А вот если Санька, сопротивляясь, кому-то нос расшибет, или Ленка, отчаянно брыкаясь, кому-то что-то порвет или расцарапает, вот тогда можно смело бежать к учителю и жаловаться. Тогда на следующее утро Санькин отец - плотник в районной больнице, или Ленкина мать, которая на заводе Войкова трудится, явятся пред светлые грозные очи педагога. И будет после этой воспитательной беседы Санька еще неделю садиться осторожно-осторожно, чтобы не повредить ненароком место приложения воспитания, а Ленка еще пару дней слезы глотать...
Но со мной нашему классу не повезло. Нет, я не был самым сильным в классе, и особо крутым бойцом тоже не был. Постоять за себя мог, но против всего класса... Да бестолку! Только вот дом, в котором я жил, был от кирпичного завода и ребята в нашем дворе между собой дружили крепко. И получалось так, что вот поколотили меня дети оч-чень ответственных товарищей, бескорыстно трудящихся на благо Родины "взагранице", а на следующий день - надо же какая незадача! - совершенно случайно повстречались в своем дворе с хмурыми отпрысками рабочих кирзавода. Которые на несколько лет постарше и изрядно посильнее... Больно, обидно, а главное - жаловаться не на кого! В первый раз увиделись. И теперь только о том и мечтают, чтоб в последний...
Хотя "элита" и не отличалась большим умом и сообразительностью, но два и два она сложить все же могла, и сделать вывод о мистической взаимосвязи коллективных избиений моей скромной особы с неприятными встречами в своих дворах сумела. Пусть не сразу, но сумела. Так что через некоторое время меня оставили в покое, справедливо рассудив, что себе дороже. Но ведь в детском коллективе ребенок не может зависнуть "между небом и землей". Так что постепенно я оказался, ну, если не среди "элиты", то, по крайней мере, в числе допущенных...
Так вот. Детишки в нашем классе, где-то классу к пятому, стали уже хвастаться друг перед другом тем, что привезли их предки "оттуда". У кого-то - маленький кассетник, у кого-то - прикольный ранец-рюкзак, кроссовки, ручки, пеналы и тому подобное. Дальше - больше. Нет, все нормально: надо ж похвастать хоть чем-то, особенно если бог силой, красотой или, скажем, умом обделил. Зато вот, кроссовки. Белые...
Однажды пришел такой "счастливец" в класс и показал всем часы. Настоящие Seiko. Водонепроницаемые. Противоударные. С автоподзаводом. Красивые. Отец привез...
В принципе, мне на эти часы было наплевать, но когда он завел свою шарманку, какие, мол, это прекрасные часы в десятый раз, мне вдруг стало как-то обидно. Или завидно. В общем, проняло...
С независимым видом, завоеванным кулаками ребят с нашего двора, я подошел поближе и гордо сообщил:
- У меня не хуже.
И предъявил старенькие часы "Победа", которые в незапамятные времена мой дед подарил моему отцу.
Гордый сейковладелец смерил презрительным взглядом произведение советского точмеха и, самодовольно усмехнувшись, заявил:
- Я свои могу в воду сунуть - и ничего!
В подтверждение своих слов он открыл кран и сунул руку с часами под струю воды.
- Подумаешь. Я так тоже могу.
"Победа" отправилась вслед за Seiko. От воды она, разумеется, защищена не была, но механизм был хороший, да и за тридцать лет своего существования пережил еще и не то. Так что мои часы гордо отсчитывали секунды, наплевав на внешние неблагоприятные условия.
Сейковладелец почувствовал, что престиж его часов падает и сказал:
- Я их могу глубоко под воду сунуть.
Так как на Химкинское водохранилище в разгар зимы идти никто не собирался, а другой глубокой воды поблизости не было, я уверенно соврал:
- Я тоже!
Сейковладелец задумался, но на помощь к нему пришел один из его прихлебал:
- А вы их на урок в стакан с водой положите...
Сказано - сделано. В столовой немедленно сперли стакан, наполнили водой и, точно проверяя на приверженность к нечистой силе, утопили наши часы. Раздался звонок, мы, осторожно чтобы не расплескать, внесли стакан в класс и аккуратно поставили на задней парте.
Весь урок мы с сейковладельцем провели так, словно сидели не на скамейках, а на кактусах. Как там наши часы? Ну как там?..
Но вот, наконец, урок закончился, и все дружно помчались выяснять: кто же победил?
Вытащенные из воды Seiko честно работали. "Победа" - тоже. Правда из нее пришлось тайком вытряхнуть воду, но кого это волнует?! Ничья...
- А я могу свои часы об стену кинуть и им ничего не будет! - подрагивающим голосом заявил сейковладелец.
С этими словами он несильно кинул свои часы в стену. Желающие проверить, тут же подобрали их с пола и убедились, что Seiko работают как часы. Жаждущее зрелищ общество вопросительно повернулось ко мне.
- Я - тоже! - гордо произнес я, и не слишком сильно отправил "Победу" на стыковку со стеной. Поднятая с полу "Победа" уверенно шла. Соревнование явно зашло в тупик, но тут...
- А вы часами поменяйтесь и киньте их об стену!
Не раздумывая о последствиях, сейковладелец схватил мою "Победу" и от всей души запустил ее в стену. Поднятые с полу часы шли, но вот стекла в них не было. Даже непонятно было, куда оно делось...
Но противник рано радовался. Мой отец, заботясь о гармоничном развитии сына, большое внимание уделял моему спортивному воспитанию. Пришло время применить полученную физподготовку на практике...
Seiko врезались в кафельную стену туалета с такой силой, что одна из плиток треснула. Наверное, они были противоударными, но на удары такой силы и злости жители страны Восходящего Солнца явно не рассчитывали. Поднятые с пола Seiko.были мертвее мертвого. И даже еще мертвее...
Обалдевший недавний сейковладелец потряс свои часы, покачал их, а потом с ревом кинулся на меня. Ну, это мы уже проходили. И не раз...
Через пару минут бывший обладатель уникально-замечательных часов был повержен в прах. Полежав во прахе, он поднялся и с воплем "Все расскажу!" смело метнулся в сторону учительской. Я понял, что над моей головой сгущаются тучи.
Прогноз не подвел. Через пять минут после начала следующего урока я был приглашен в кабинет директора. Директриса, монструозная баба с трясущейся головой, долго читала мне нотацию о вреде зависти, о товариществе, о бережном отношении к вещам и о том, что цену вещам надо знать... Затем весь ее спич был изложен в моем дневнике, и было высказано пожелание увидеть завтра моего отца. Дабы он ответил перед отцом пострадавшего за огрехи в воспитании сына...
Домой я вернулся с тяжелым сердцем. Будущее рисовалось мне исключительно в черном и его оттенках. Прощайте мультфильмы, сроком эдак на месяц, прощайте прогулки во дворе и его окрестностях на тот же срок, прощай кино и мороженное. Жизнь казалась беспросветной и бессмысленной...
Отец пришел в тот день со службы поздно. Увидев запись в дневнике, услужливо предоставленную ему моей бабушкой, а его тещей, он задумался и надолго замолчал. Потом попросил меня рассказать все, что произошло. С максимумом подробностей. Выслушав мой рассказ, он странно хмыкнул, потом сказал "ладно", и не наложил никакого взыскания. Что удивило и обрадовало, хотя и не исключало возможности того, что он решил обдумать способ и меру наказания в спокойной обстановке. А уж потом, обдумав все, вывалить мне на голову казни египетские...
Но на следующее утро никаких санкций не последовало, а мой батя, облачившись к моему изумлению в форму, с орденами на груди сказал мне только: "Пошли", и уверенно зашагал вперед.
В школе в столь ранний час было еще тихо. У дверей директорского кабинета уже маялся мужик в дубленке а рядом - его отпрыск, бывший сейковладелец. Отец сказал мне "подожди", постучался в кабинет, и вошел. "Дубленка" рванул за ним, а мы остались у закрытой двери. Из-за нее тут же послышались завывания директрисы и басовые раскаты "дубленки".
Бывший сейковладелец поглядывал на меня злорадно. Его воображение уже рисовало ему сладостные картины моей исполосованной ремнем задницы и прочие, не менее приятные его исстрадавшейся душе зрелища. Я же раздумывал, не сообщить ли ему о том, что его ожидает, когда, по истечении срока наказания, я все же выйду во двор и сообщу своим друзьям о новоявленном Иуде. Но пришел к выводу, что до угроз опускаться не стоит, и старательно пытался сообразить: какие доводы я смогу привести в свое оправдание? Получалось не очень, но я старался...
Увлеченные каждый своими мыслями, мы не заметили, как за дверью все стихло. Дверь совершенно неожиданно распахнулась. Из кабинета вылетел "дубленка", дико огляделся, увидел своего сына, радостно бросившегося навстречу отцу и... отвесил ему такого леща, что даже мне стало его жалко!
- Идиот!
С этими словами "дубленка" развернулся и помчался к выходу. А на пороге появился мой отец в сопровождении директрисы. Она что-то порывалась ему сказать, но он, легко обогнув ее, подошел ко мне. Потрепал по волосам, бросил на прощание "иди, старайся", и зашагал по коридору. Подтянутый, ловкий, в шинели с подполковничьими погонами и синими петлицами...
Я так и не узнал тогда, что произошло в кабинете директрисы. Уже много позже, через несколько лет, моя мать поведала мне о событиях того утра.
В сером сумеречном свете зимнего рассвета, ни директриса, ни "дубленка", не разглядели цвета петлиц на шинели и просветов на погонах. Спутали синее и голубое. Они решили, что неведомая им в/ч или п/я - какая-то авиационная часть. Ну что для них, "хозяев жизни", какой-то военлет?! И они смело бросились в атаку...
Директриса вопила, что таким, как я, место в колонии для несовершеннолетних, что я позорю звание пионера, что все учителя и весь класс стонут от меня и моих диких, безумных выходок... "Дубленка" подпевал, упирая в основном на то, что часы эти очень дорогие, и что он жаждет получить не только моральное, но и материальное возмещение...
Отец молча слушал, давая обоим выговорится. И лишь уловив, что оппоненты пошли по кругу, он поднял руку:
- Секундочку. Я хотел бы уточнить: наши ребята (легкий кивок в сторону "дубленки") решили выяснить, какие часы лучше? Произведенные в СССР или в капиталистической Японии? Как я могу судить, они пришли к само собой разумеющемуся результату: советские часы лучше. Конечно, они могли бы и не проверять очевидные факты, но ведь дети... Что с них возьмешь?...
Первой избавилась от дальтонизма директриса. Она вдруг с ужасом поняла, что еще пара обвинений в мой адрес, и следующим местом ее работы будет школа в Моршанске. Если только (с учетом ее фамилии) не в Биробиджане.
А отец между тем продолжал:
- Мне, конечно, очень неудобно, что мой сын ввел вас в такие расходы. Правда, я не совсем понимаю, почему вместо того, чтобы купить своему сыну лучшие в мире и, кстати, недорогие советские часы, вы решили потратится на сомнительную продукцию капиталистической страны, где рабочие стонут под непосильным игом капитала? Но если это для вас - серьезный расход, то я настоятельно прошу вас передать мне чек на эти часы. Я возмещу вам их стоимость...
"Дубленка", к тому времени тоже "прозревший", вдруг вспомнил, что во Внешпосылторге, где он имел счастье трудится старшим помощником младшего товароведа, есть представительства не только за рубежами СССР, но и в союзных республиках. Потрясенный видением торгпредства РСФСР в Таджикской ССР, он тут же начал бормотать, что никакого возмещения ему не надо, что он, собственно, только хотел попросить, чтобы его сына не наказывали и пр. и т.п. Отец милостиво внимал...
Когда "дубленка", в запале, договорился до того, что пойдет и немедленно накажет сыночка за искажение фактов, отец поднялся:
- Прошу простить. Мне пора на службу. Думаю, машина уже подошла, - и двинулся к выходу.
Проходя мимо "дубленки", он не удержался, небрежно бросил к глазам руку, и продемонстрировал ошалевшему внешторговцу часы "Слава":
- Лучшие в мире. Ведь если бы это было не так, не стал бы Юрий Владимирович ими награждать, как вы считаете?
... Весь оставшийся год моя успеваемость была такой, что если бы не разбитое окно и не раковина в классе, которую я сломал своим одноклассником - быть бы мне отличником!
o.b.
Рассказ о железе, грехе гордыни и мужской дружбе
Лично я не считаю, что эту историю стоило рассказывать. Но один человек, из числа тех немногих, кого я действительно уважаю и к чьему мнению прислушиваюсь, посоветовал мне ее записать. Что я и сделал...
... Когда мне исполнилось пятнадцать, отец сделал мне царский подарок: маленький станочек под названием "Умелые руки". Собственно говоря, это была малюсенькая мастерская для работ по дереву. И не только.
В комплект входили пара стамесок и зажим для токарных работ, небольшая - не более двадцати сантиметров в диаметре - циркулярная пила, шлифовальный войлочный круг и... небольшое электроточило! Может, кто-то не знает, что можно сделать с электроточилом? Зря, я понял почти сразу...
Уже на следующий день, выбрав из ящика с инструментами подходящий плоский напильник, я произвел первый опыт. Получилось, прямо скажем, не очень. Плюс к тому еще и грязи развел не меряно... Но отрицательный результат - тоже результат. К тому времени, как напильник сточился до несерьезных размеров, я уже накопил некоторый опыт. Например, как его правильно держать, чтобы получилось то, что я хочу...
На следующий день я испортил второй напильник. Не рассчитал угол сбегания плоскостей на боковых сторонах будущего изделия. К тому же перекалил режущую кромку... Короче говоря, результатом моего упорного труда и угробления напильника снова стал только бесценный опыт. За счет которого третье изделие оказалось много лучше, и у же практически было готово к применению по назначению. Согласно техзаданию...
На третьем изделии были также опробованы методы изготовления удобной, прихватистой, не побоюсь этого слова, эргономической и эстетически приемлемой рукоятки. Так что через неделю упорных трудов, из четвертого напильника вышло то, что я и хотел получить изначально - финский нож. Натуральный "пукко". Правда, ножен к нему не было - я не шорник, но нож был классным. Полированное (Даром, что ли, в комплекте войлочный круг и паста ГОИ?) лезвие сантиметров в двадцать, наборная рукоятка из оргстекла и буковых вставок, тоже располированная. Короче, не нож - мечта! Особенно для пацана пятнадцати лет...
Вот с этим ножом я и отправился вечерком на старый кирпичный завод, где по вечерам собиралась вся наша компания. Поприветствовал всех присутствовавших и устроился в сторонке. Гордость из меня перла такой мощной волной, что уже минут через пять вся компания обступила меня с требованиями объяснить: чего это я? Помучив своих приятелей неведением еще некоторое время, я достал из-под рубашки нож. Нет, не так... НОЖ! Опять не так... НОЖ!!! Во, теперь правильно...
Нынешнему поколению подростков, которым ничего не стоит купить китайскую железяку любой формы, вида и расцветки никогда не понять, что чувствовали мы тогда, когда в руки нам попадало... даже не оружие, нет - нечто похожее на оружие. Ощущение брызжущей через край силы, эйфория от уверенности в себе, восторг обладания чем-то запрещенным - вот что такое был нож. НОЖ. НОЖ...
После того, как у всех моих друзей-приятелей прошла первая судорога восторга, на меня посыпались вопросы. Они были разными, но, в принципе, сводились к одному и тому же - где взял? Ха, "где взял"! То-то и оно: не взял - сам сделал!
Когда до самого тупого, наконец, дошла простая истина, что ЭТО я могу сделать сам, своими руками, то, после минутного ступора, на меня посыпались заказы. С описанием того, какого типа должно быть лезвие, и какой формы - рукоятка. Особенно порадовал меня один "заказчик", желавший получить ножичек с клинком эдак в добрых полметра и желательно бронзовой крестовиной на рукояти. Пришлось срочно прерывать буйный полет фантазии моих друзей, объяснив им технические возможности станка и оговорив примерные размеры будущих изделий...
Разумеется, ни о какой оплате, хоть денежной, хоть бартерной, и речи быть не могло. В те времена вообще было как-то не принято мерить стоимость чего бы то ни было деньгами. Просто считалось само собой разумеющимся, что если тебе что-то дают, то ты - должник, и при первом же удобном случае отплатишь своему благодетелю. Или не отплатишь, если случай не представится. Ну, так потом как-нибудь. Ты ж - мужик, а мужики долгов не забывают...
Однако после изготовления еще пары ножей, мне все-таки пришлось потребовать кое-какую оплату. Даже предоплату. Дело в том, что количество напильников в нашем доме начало стремительно уменьшаться, и шансов на то, что отец не заметит этой убыли, становилось все меньше и меньше. Поэтому для дальнейшей деятельности моего "ВПК", я потребовал с каждого желающего напильник. И еще - материалы для рукоятки, а то где я столько всего наберу?
На следующий день в мастерских школы, стоявшей в нашем дворе, и расположенного неподалеку ПТУ резко уменьшилось количество плоских напильников, как по дереву, так и по металлу. А на стройке, что "ударными темпами" шла в нашем районе уже лет ...дцать, сгинуло без следа несколько листов плексигласа. Эстет Игорь с пятого этажа притащил откуда-то лист электролитической меди. Понятия не имею, где он его спер, но наконечники на рукоятках после этого стали медными. А у меня вместо старых кличек, типа "Борян", "Борястый" и даже несколько обидного "Бабуина", появилось гордое, ко многому обязывающее прозвище "Точила"...
Вот после моего переименования, то есть примерно на пятом ноже, меня и обуяла гордыня. А, в самом деле: чем я хуже какого-нибудь там Фаберже, который ставил личное клеймо на свои яйца? Ничем! Тем более что я не курица, и не яйца делаю, а ножи!
Вдохновленный подобными рассуждениями, я принялся придумывать себе личное клеймо. И придумал. Замечательное клеймо! Первые буквы имени и фамилии. Только буквы - латинские. о.b. Да вы все его видели: у меня его потом фирма по производству тампонов сперла....
Наносил я "клеймо" очень просто: брал готовый нож и окунал в расплавленный парафин. Потом вынимал и давал остыть. По затвердевшему парафину аккуратно выцарапывал клеймо и травил кислотой. И все! Нож с фирменным клеймом великого Точилы - готов...
Таких ножей с фирменным клеймом я успел сделать четырнадцать. Вернее, отдать в руки заказчиков я успел четырнадцать. А потом... Потом все было очень печально. Отцу что-то понадобилось в моем столе. В мое отсутствие. Ни мало не сумняшеся он открыл тумбу стола и... Перед взором обалдевшего папы предстали два готовых ножа и три полуфабриката.
Я не хочу рассказывать о том, что было, когда я, ничего не подозревая, вернулся домой. Мне больно об этом вспоминать, а потому - опустим занавес жалости над той безобразной сценой, которая не замедлила воспоследовать. Скажу только, что станочек был конфискован до лучших времен, которые наступили лишь после моего возвращения из армии...
И опять прошло много, очень много лет, прежде чем случилось продолжение этой истории. К тому времени я работал инженером на опытном заводе, и однажды был вызван на Петровку, для дачи показаний по делу о хищении на нашем заводе некоторых химикатов. Каких - уточнять не стану, просто кратко поясню: из этих химикатов можно было легко получить другие химикаты, пригодные, ну, скажем, для ловли рыбы... Или для горнопроходческих работ...
Собственно говоря, к этой пропаже-краже я был не причастен, да и не мог быть причастен никаким боком. Не имел я с этим дела и даже не знал, что у нас на складе ТАКОЕ есть. И, надо отметить, следак это понял почти сразу. Был он парнем молодым, парой лет постарше меня, и, после нескольких вопросов, перевел допрос в обычный разговор. Эдакий треп за жизнь. Ну, правда, в процессе этого разговора он пытался развести меня на показания против своих коллег, но я к тому времени был уже маленько ученый и жизнью не то, что битый, но судьбой-злодейкой за разные места троганный. Иногда и за очень чувствительные места троганный... А потому, ни на кого я клепать не стал, а в конце концов просто прямо ему и закатил: давай, мол, дружище, на чистоту. Ты мне скажешь, чего ты от меня хочешь, а я тебе отвечу честно: есть у меня это или нет.
Следователь посмеялся, а потом заговорил со мной обо всяких, не имеющих отношения к делу, вещах. В том числе и про армию. И вдруг выяснилось, что служили мы с ним, хоть и в разное время, да в одних и тех же местах. Ну, тут уж как водится: вспомнили все и всех, и сговорились даже встретиться и посидеть. И встретились, и посидели...
В принципе, нет ничего необычного в том, что два парня встретились, посидели, и вообще... И нет ничего странного, что парни эти, ну, не подружились, а так - заприятельствовали. Вроде бы оба не глупые, и обоим друг с дружкой интересно. Так и пошло: раз в неделю обязательно встречаемся. Пивка, там, попить, или чего покрепче, за жизнь потрепаться, посоветоваться, да и посоветовать, если что. Времена были дурные: начало девяностых. Сложностей - выше головы, а перспективы - самые что ни на есть смутные и неясные. Так что совет хорошего человека очень ко времени прийтись может...
Кстати, с химикатами этими я ему совет неплохой подкинул. Куда их деть можно и как хранить. Вроде бы, когда их нашли - полтонны-то не семечки! - так все и было, как я ему объяснял. После этого он тоже помог мне кое в чем. Сами понимаете: следак - человек не последний...
Но это все - лирическое отступление, которое нужно только для того, чтобы дальше все понятно было. Как-то раз пришел я к своему приятелю - договаривались мы с ним в один кабачок хитрый зайти, а он и говорит:
- Слушай, тут такое дело: я сейчас крепко занят, и раньше, чем через пару часов, не освобожусь. Но переносить запланированное мероприятие мы не станем. Просто, попозже сходим. А ты, чтобы не скучал, пока меня ждешь - на-ка вот, - и бумажку мне какую-то протягивает.
Я его спрашиваю: чего это? А он мне и отвечает: это, мол, пропуск в музей милиции, что на Сретенке. Пойдешь? Ну, ясное дело! Любопытно же, в закрытый музей сходить...
Вот. Приехал я, стало быть, на Сретенку, пропуск предъявил и двинул на осмотр экспозиции. Интересно было, но... Э-эх, мне бы в этот музей лет, эдак, в пятнадцать!
Наганы, которые у бандитов двадцатые годы отбирали, обрезы винтовок, штыки с примитивными рукоятками... Немецкое трофейное оружие, итальянское, редкие экземпляры типа чешских или британских стволов. Все это было бы здорово тогда посмотреть, раньше. А когда ты два года сапогами плац топтал, и с пулеметом через плечо кроссы бегал... по горам... во вполне боевой обстановке... В общем, тебе это железо уже как-то... ну, малость не того. Не впечатляет.
Дальше чуть интереснее стало. На витринах самодельное оружие выставлено. Револьверы, пистолеты... Вроде, даже один пистолет-пулемет затесался. Тоже самодельный. И целое море ножей. С пояснениями: где, когда, у кого отобрали, и какой за этим стволом или клинком хвост тянется. Ну, там: "...при задержании нанес тяжелое ранение сотруднику Московского уголовного розыска Иванову И.И..." или еще что, в таком же роде. Короче иду, читаю, любопытствую. И тут...
Я сперва глазам своим не поверил. Не может такого быть! НЕ МОЖЕТ ТАКОГО БЫТЬ!!!
Прямо передо мной, в аккурат на уровне моих глаз висел нож, на полированном лезвии которого отчетливо читались протравленные кислотой буквы o.b. Табличка сообщала, что этим ножом весной восемьдесят четвертого года преступник нанес смертельную рану сотруднику милиции. Несмотря на ранение, сотрудник задержал преступника, который и получил в дальнейшем по полной программе. Т.е. высшую меру наказания...
Этот нож я помнил. И того, кому я этот нож сделал - Сережку Маркова, по кличке "Заяц", данную ему за торчащие вперед зубы - тоже помнил. Мы с ним через стену жили, балконы рядом. Иногда тихонечко одну сигарету на двоих покуривали, как раз на балконах. Стоим у перегородки, и если кто-то на один из балконов выйдет, то дружок сигарету на свой балкон утащит и спрячет...
Этот нож был первым, на котором появилось "клеймо". Заяц только что не выл от счастья, когда в руки его взял. И ножны для него сумел сделать. Сам сшил из куска старой подошвы и брезента. Ножны ему были нужны, потому как Серега таскал его где ни попадя и куда ни попадя. Однажды, на топталочке - так когда-то называли танцплощадки - он его вытащил и, дико вопя "Попишу, суки!", выручил меня из серьезной передряги, в которую я влетел, совершенно не заметив, что меня окружили молодцы из соседнего района. Они испытывали ко мне непонятную антипатию, и уже вовсю собирались устроить мне сеанс пластической хирургии с целью изменения моей внешности. Однако вид блестящего клинка настроил их на более мирный лад и, в результате начавшихся переговоров, они согласились, что несколько поспешили с предложением хирургического вмешательства, не исчерпав до конца терапевтических методов...
Я стоял у этой витрины так долго, что приятель мой успел разобраться со своими делами, приехать на Сретенку и отыскать меня среди экспонатов. Мы отправились с ним туда, куда и собирались - в тот самый хитрый кабачок, где, по уверениям одного знакомого, были эдакие кабинеты, в которые можно было пригласить... как бы это так объяснить, чтобы и прилично было и понятно? В общем, то был один из первых салонов, по оказанию интимных услуг. Даже со стриптизом. Любопытно ж было...
Но одна мысль не давала мне нормально насладиться зрелищем извивающихся у шеста женских прелестей. Очень уж хотелось спросить у своего приятеля одну вещь, но я побаивался. Парень он был весьма не глупый - вдруг да поймет, что я непросто так интересуюсь?..
Но, в конце концов, я не выдержал:
- Слушай...
- Чего?
- Слушай, можно спросить?
- Ну, валяй, - произнес он, не отрываясь от обозрения крутящейся на подиуме аппетитной девичьей попки.
- Там вот... ну, в музее... Там некоторые самоделки без указания того, кто сделал...
- Ну? - попка заворожила его окончательно.
- А некоторые - с указанием... Это почему так?
- Так значит кого-то из мастеров сдали, а кого-то нет... А что?
- Да я вот думаю: там нескольким "вышку" влепили, а оружие у них - без указания мастера... Чего ж они не сдали? Им бы тогда может и не "вышак" бы обломился, а?
- Может быть, - танец окончился, и мой приятель смотрел уже на меня. - Только раз не выдали, то, значит, не знали. Или боялись чего-то, больше чем "вышки"... Эй, ты чего?..
... Я шел домой и думал. Серега знал меня прекрасно и уж точно не боялся. По крайней мере, не боялся больше чем расстрела. Так чего же он меня не выдал? Вещь-то приметная. Клеймо о.b. ...
в/ч - воинская часть, п/я - "почтовый ящик": принятое в советские времена обозначение закрытых и режимных организаций.
Юрий Владимирович Андропов (1914 -1984) - советский государственный деятель, председатель КГБ.