Сколько себя помню, я всегда была трусихой. У четырехлетнего ребенка, оказывается, может быть много страхов, хотя некоторые слишком умные взрослые люди утверждают, что до некоторого возраста ребенок просто не знает такого чувства.
Враки.
Не знаю, может это я была такая уникальная, но страх во мне вызывало много чего - пустые комнаты, стрекозы, толстые мухи... А особенно собаки, которых я боялась просто до колик в животе. Особой причины для этого не было - в детстве они никогда не кусали меня, да и не приближались достаточно близко, чтобы иметь возможность это сделать.
При всем при этом у нас была своя собака. Огромная, мохнатая, абсолютно черная зверюга по кличке Цыган.
По другому было никак, ведь жили мы в "поселке городского типа", а попросту в слегка обустроенной деревне, где были и коровы, и козы, и лошади, и курицы с петухами. Кстати говоря, от них всех я тоже не раз убегала с криками и вся в слезах.
Приходя в сарай вместе с дядей и родителями, я всегда отчаянно жалась к забору, чтобы Цыган не услышал и не увидел меня. Это сейчас я знаю, что собакам не нужны глаза, ведь, чтобы видеть, им достаточно и носа, а тогда я искренне была уверена - если меня не видно, значит, никто не знает, что я здесь.
В том году зима была снежная, с огромными сугробами, из-за которых порой приходилось или сидеть дома, или брать лопату и идти откапывать подъездную дверь. А так как жила я в двухэтажном кирпичном доме с двумя подъездами, то часто получалось так, что уборкой снега мы занимались всем двором.
Наверное, общее дело все же сплочает, потому что между жильцами нашего дома никогда не возникало дрязг и раздоров и каждый старался помочь нуждающемуся соседу, чем мог. А тогда мы все нуждались, настолько, что иногда в холодильнике оставался только маленький и очень старый кусочек сала.
Помню, как-то ближе к вечеру мама и дядя собрались сходить до сарая покормить свиней, ну и меня, как всегда, взяли с собой. На улице было свежо и морозно, шел снег, поэтому я, проваливаясь в сугробы по самую грудь, была вполне довольна. Даже мамино ворчание на протяжении всего пути о том, что я так обязательно промокну, простыну, а потом ей придется меня лечить, не умаляли моего хорошего настроения.
Наконец показались кособокие деревянные строения, которые мною гордо именовались "сарай". Смысла этого слова я по малости лет не понимала, но само звучание было очень таинственным, особенно в моих устах, потому что букву "р" я тогда не выговаривала.
И так уж вышло, что в какой-то момент я осталась без присмотра. Цыгана видно не было, стоять и бояться оказалось очень скучно, поэтому я побежала к забору играть - лепить снеговика. Снег под ногами скрипел, я языком ловила вкусные снежинки и не заметила, как подкралась беда.
В какой-то момент оторвавшись от игры, я встретилась с глазами Чужой Собаки. Они были черные и злые, шерсть стояла дыбом, а с оскаленой пасти капала слюна. Как сейчас помню эти медленные тягучие струйки, оставляющие в снежном насте влажные дырочки. Собака была такая страшная, что у меня пропал голос. Я могла только попискивать, каким-то десятым чувством ощущая, как близко подкралось что-то страшное, не в силах ни вздохуть, ни сдвинуться.
Наверное, она уже собралась броситься прямо на меня, но тут откуда ни возьмись выскочил Цыган, с оборванной цепью, всклокоченный и совершенно ужасный, и, опрокинув меня в снег, лапами закатил себе под брюхо. Ощерился, прижал уши, стал рычать и лаять на незнакомую собаку. Та немного отступила назад, присела на задние лапы, впрочем, не переставая огрызаться. Лежа у него между лап, я наконец решила, что меня пока не съедят, и отчаянно заревела. Полумертвая от ужаса, но все же во всю мощь своих легких высказывая миру все что я о нем думаю.
Собака, заслышав такую какофонию и, я думаю, оценив размеры противника - а мой защитник был в два раза ее больше - поджала хвост и убежала, проваливаясь по грудь в еще рыхлый снег. Несмотря на это, скрылась из виду она довольно быстро, и только хвост ее рыжей баранкой еще некоторое время мелькал среди белых сугробов.
Я попыталась вцепиться Цыгану в шею, в бессознательном порыве благодарности, но ничего не получилось - мешали толстые колючие варежки
Когда прибежали мама и дядя, они застали странную картину - ревущая девчушка, закутанная в зимнее пальто и шарф до самого носа лежит под брюхом у пса, а тот снисходительно вылизывает ее мокрые от слез щеки и тыкается носом в сжатые в кулачки пальчики.
Так началась наша дружба, продолжавшаяся до того, пока в прошлом году Цыгана не застрелили любители охотиться на собак. Он всегда сидел на цепи, и врядли был похож на бродячую собаку, но им это не помешало.
Узнав об этом, я долго плакала, потому что вместе с Цыганом от ушла и капелька моего детства.
Я до сих пор не люблю собак, и по-прежнему страшная трусиха, но иногда, когда страх перед жизнью накатывает так, что болит в сердце и хочется выть, я вспоминаю Цыгана и чувствую себя хоть и чуть-чуть, но храбрее.