На самом краю каменного леса стоял дом, и жила в том доме девочка.
Каменный лес под заклятьем ведьмы столетиями безмолвствовал, но в доме девочки жили звуки. В окна стучали ветви жакаранды, увешанные большими фиолетовыми цветами, солнечные зайцы звонко перепрыгивали со склянки на склянку, мыши скребли ножки сложенного из булыжника стола, требуя свежего сыра. Трещала задорным огнем печь, а за стенами дома тявкали шакалы.
То были не простые шакалы.
В далекие-далекие времена лес был шумным и веселым, жизнь кипела в нем. Но однажды в лес пришли люди, и захотели его погубить. Стали рубить деревья, жечь костры, топтать зеленые подушки мха, а животные, исконные лесные хозяева, превратились в еду и потеху.
Тогда разгневалась лесная ведьма, и превратила лес в огромные неприветливые каменные глыбы, чтобы не достался он никому; а людей, что пытались его сгубить, сделала облезлыми шакалами, вынужденными поедать самих себя в каменных дебрях, чтобы выжить.
О том, что шакалы когда-то были людьми, не трудно было догадаться. Кто-то сохранил приметы прежней жизни, девочка видала и шакала в капоре, и шакала в портах, а однажды видела даже шакала, увешанного драгоценными камнями. Но в этом новом мире ни самоцветные камни, ни дорогая парча не могли спасти их от голода и холода. Днем шакалы устраивали свары, по ночам выли на ледяные, равнодушные звезды.
Девочка жила в доме столько, сколько себя помнила и, казалось, всегда была девочкой. Она не вела счет годам, и потому не знала, что должна повзрослеть, состариться и однажды умереть. Каждое утро она впускала солнце в дом и улыбалась его лучам, поэтому озорные морщинки собрались лишь в уголках глаз, не тронув за столетия ни рук, ни лба.
Потом она умывалась колодезной водой, звонкой, как десяток маленьких колокольчиков, и отправлялась доить корову. Девочка рассказывала корове о своих снах, пришедших накануне ночью. Сны были о дальних странах и других мирах, о бурных реках и спокойных морях, о заснеженных горах и сочных лугах, диковинных животных и птицах, поющих на все лады.
Иногда девочке снилась ее первая встреча с шакалом.
Тогда девочка варила сыр. Она вкатила готовую сырную голову в кладовую, отерла ладонью пот со лба, и услышала тихое поскуливание. В распахнутой двери стояла, поджавши хвост, тощая самка шакала с провисшей кожей на животе. Рубиновая серьга покачивалась в рваном ухе. Самка дрожала от страха, но не уходила.
Девочка осторожно отломила большой кусок сыра, оставила подле порога, и ушла.
К вечеру вокруг жакаранды собралась стая. Девочка заглянула в кладовую и вздохнула. "Вас так много, а у меня совсем ничего сыра. Ну да ладно, поделим как-нибудь".
С тех пор каждое утро она вставала еще до солнца, и принималась за сыр.
Однажды, в день, когда знойное марево окутало каменный лес, и даже мухи утомились махать крыльями и попрятались в темные уголки дома, на пороге возникла маленькая седая женщина в платье из светлого льна. На плече ее сидел стриж, а худые руки опирались на отполированный временем посох.
Девочка поднесла страннице воды и пригласила переждать зной в своем доме, а вечером, по обычаю, отправилась кормить шакалов.
- Почему ты кормишь их, доброе дитя? - спросила странница, когда с наступлением темноты девочка принялась зажигать свечи.
- Мне неведомо, за какие грехи им выпала участь скитаться в каменном лесу, пожирая друг друга от голода и холода. Но на мой порог однажды пришла самка, бросившая где-то в логове маленьких щенков в поисках пропитания для себя и для них. Дети не должны страдать за грехи отцов и матерей, кто знает, может, именно они призваны исправить ошибки, сделанные по недомыслию и недальновидности.
К утру странница исчезла, будто и не было ее никогда, а взошедшее солнце озарило совершенно новый мир.
Каменный лес преобразился, принял иную форму. Каменные коробки наполнились множеством геометрических пещер, соединенных между собой коридорами и лестницами. Между коробками пролегли твердые черные дороги, на обочинах которых неуверенно пробивались молодые деревья. Впервые за столетия в каменном лесу родился новый звук - робкое чириканье стрижа. Тихо шуршали разворачивающиеся на березах листья.
Девочка ступила в новорожденный город.
По улицам бродили люди - потерянные, будто очнувшиеся от долгого сна, неловкие на своих двух ногах, заново пробующие на вкус человеческую речь.
А за границей города все так же цвели жакаранды, мыши скребли ножки стола, требуя угощения; солнечные зайчики имели голоса, каждый - свой. Слова безгрешного существа тронули душу ведьмы. Уходя, она спрятала исконный мир от нового, зная, что в самой природе человека заложено нести гибель; но дети получили шанс искупить грехи отцов, и девочка, надежно спрятанная магией своего мира от чужих глаз, смотрела, как малышня разбрасывает по земле семена палисандровых деревьев.