Уж скоро август, а Демидова всё нет! Не торопится что-то Инженер своему новому начальству показаться. А ведь наказывали Лопухину поспешать в столицу и Никиту обязательно везти. Шлют лишь гонцов к матушке с просьбами позволить им ещё задержаться в Туле. Что они там затеяли? Никто не говорит. Опять мне блокаду информационную устраивают! Майор, змей, вернулся весь такой ободрённый, переполненный энтузиазмом, но ничего существенного о причинах своего настроения не рассказал. Нехотя сообщил, что вытащили Демидова из ямы, да долги его оплатили и от обвинений в умышлении на здоровье государя оградили. Лопухин-то не один приехал, а с дьяком Сыскного приказа. А тот довольно хитро дело повёл к тому, что доносчик, который "слово и дело" кричал, сознался в клевете, да с тем и умер на дыбе. Помог таки нам Федор Юрьевич, показал свою преданность матушке и мне. Его посланец доброго шороху навёл в Тульской избе и теперь те с Демидова разве что пылинки не сдувают. Но всё равно, не стремится Инженер ко двору ехать. Воевода, после общения с ним, да с Майором тоже зелёный свет Инженеру зажёг - конкурентов попридержал, да церковников осадил. Тот видно на радостях и застрял там, да ещё и Строителя при себе оставил.

Кравчий провизитировав московских влиятельных шишек, занялся приказными делами. Зотов мечется между Лыткарино и Богородицким, везде нужен хозяйский догляд. Брюса законопатили в Черкизово - мозги моют. Капитан всецело погрузился в потешные дела, да ещё Голицын его привлек себе помогать. Говорит, что экспедицию за серой готовят. Это ресурс по нынешним временам жутко дефицитный и на Руси целиком импортный, посему пара рудознатцев из Швеции едут в Поволжье за казённый счет и с охраной немалой. Борис же Голицын пытается их дополнительно грузануть поиском селитряных озер и содовых месторождений в низовьях. Они с Зотовым долго спорили и рассматривали различные земельные чертежи. И те, что были в Кремле, и те, что я пытался изобразить по памяти. Капитан иногда подключался - выносил мозг, как это мы подданным потенциального противника стратегические места выдаём. БАГ же на это только ухмылялся - будут стучать поедут золото на Колыме искать. Я с тяжёлым чувством ожидал, что ещё и карты Сибири рисовать придётся. Нашли блин, понимаешь, бесплатный гуглмэп. Как только Майор осознал, что я могу виденные мной в прошлой жизни изображения довольно сносно зарисовывать (подготовительные курсы в НАрхИ таки даром не прошли), так сразу и засадил меня за корректировку карт. Голова от этого болела - ППЦ! А те изверги иновремённые внимания не обращали - думали цену набиваю. Только освободили царя от вечерних занятий с "потешными" - вот и всё послабление.

А с "робятами" Капитан показал себя настоящим зверем. По возвращению из Кремля врубил такую нагрузку, что буквально на второй день пришлось перейти им на казарменное положение. До города ездить сил не оставалось. При этом ничего кроме строевой и физической подготовки молодой потешный подполковник не давал. Одна сплошная "шагистика", марши и кроссы. А мне как официальному зачинателю приходилось ещё довольную рожу делать.

Апраксин заставил царя распорядиться о постройке на пустыре, где Брюс пытался меня ракетами удивить, полосы препятствий по его проекту. Помимо стандартного набора, что я помнил из своей молодости, он добавил ещё пару снарядов связанных с предполагаемой подготовкой к морской службе: качающееся бревно, и "пьяные ванты" - пятиметровая мачта с марсовой площадкой, куда надо было забираться, устроенная на качающейся платформе. Загнать туда знатных недорослей было трудновато. Но самодержавие рулит! Правда, пришлось самому первому испробовать полосу прямо вслед за Апраксиным. Чуть не обмочился наверху, когда Капитан качнул слегка платформу. Но, слава Богу, никто этого снизу не заметил, а я спустился уже с улыбкой и принудил Петра благодарить Капитана за такие придумки.

В общем, через две недели таких занятий, я отбивал серьёзный наезд. К нам явились многие бояре, что отправили своих чад в "потешные робяты". Оказалось, что почти все хотят "избыть" этой напасти, но боятся опалы и гнева. Поэтому стали сами выговаривать, что родовитым людям невместно сим забавам предаваться, как обычным солдатам, хоть и с государем во главе. Собрали в кучу всё - и утреннею гимнастику, на которую выгоняли царскими тумаками, и обязательное обливание, и даже избыточное, по их мнению, мытьё рук. На Капитана такую телегу-челобитную накатили, что в пору на дыбу его тащить и ката для четвертования подыскивать. Каждый его окрик записали и оттрактовали по всем мыслимым в этом веке изветам. На него даже брательник родной наехал. Зело удивлялся Пётр Матвеевич, откуда у Федора такие задумки срамные взялись. Пришлось впрягаться и выставлять царя самодуром, желающим делать это для своей потехи. А постельничий мой вроде и не причём. В результате всех тёрок выбили из государя обещание, что кто из робят похочет, тот может свободно от двора царского уйти, и в опале ему за это не быть. В тот же вечер мы недосчитались на поверке двух десятков недорослей, в основном из знатных боярских родов. Собственно это и ожидали, когда просили дополнительных "потешных". Кстати на следующий день с повинной вернулись все Голицыны. Ну, те, которые из ветви Майора - понятно почему. Борис Алексеевич стесняться не стал и пистона им видно вставил знатного. И брат его, и сыновья разве, что пол хвостами не мели как упрашивали меня вернуть их в казарму. Но самое странное, что вернулся и сын Василь-Васильича Голицына. Это Ж, как говорил один забавный медвежонок, неспроста! Рановато ещё Оберегателю большой печати яйца свои по разным корзинам раскладывать.

Вот и сидел теплым вечером царь на краю плаца и тупо пялился, как дворовые мужики сооружали новые снаряды по краям площадки. И чудилось тех устройствах ему что-то смутно знакомое, но уж совершенно невероятное для этого века.

- Скучаешь, государь? - "Блин, даже не заметил, как подкрался Апраксин".

- Охреневаю, постельничий! Достало всё. И меня, и ребёнка. После твое муштры ничего в голове не остаётся. Хоть бы чему интересному научил, ножики кидать или кониках покататься. Скоро не смогу Петра держать и изображать мазохиста. Кто такой курс расписал ты или Майор?

Федор, услышав такое обращение, мельком глянул по сторонам. Но рядом кроме молчаливого оберегателя никого не было. Потешные развалились на траве у начала полосы препятствий и наслаждались отдыхом. Ни шума, ни шуток с той стороны не слышалось. Денщики тоже не суетились, не тащили квас, не махали полотном над распаренными барами. Все ждали ставший уже традицией вечерний кросс.

- Курс ещё Генерал составлял. Борис только немного адаптировал. Чуть снял нагрузки - всё-таки не солдаты, а школяры. Есть совсем мальцы ещё. Ты, например, государь.

Пётр вроде вскинулся, услышав такое сравнение, но быстро угас, приняв мои уверения, что умаления государева имени в этом нет.

- Ну а зачем? Что толку так дрючить? Ведь последние мозги можно на плацу оставить.

- Не скул... не терзайся, государь. Методика испытана не одним поколением. Вначале тяжко, потом свыкнешься. Зимой, небось, ащо тосковать по плацу будешь. - На мой вопросительный взгляд ответил. - Да, Пётр Алексеевич, этот замес только до сентября. Пускай самые слабые сбегут. Вот посмотри ещё через неделю с десяток уйдёт. Зато на оставшихся сможешь вполне положиться.

- Так просто? - Апраксин ничего не ответил, кивнул. - Ладно, мне чего сегодня опять можно не бегать? Головка уже который день вава. Не боитесь, что от ваших карт двинется государь окончательно - с обоих своих умов съедет.

- Сегодня, может, ты и сам захочешь побегать. Филька, подь сюды!

От задних ворот дворца подбежал подросток с небольшой корзиной.

- Держи, государь! - Апраксин, окинув рогожку, достал футбольный мяч.

- Мяч? Но... как?

Фёдор Матвеевич рассказал как. За неимением каучука мяч сделали из свиного пузыря и обшили кожей. Это, конечно, было очень сильное приближение к моему привычному представлению о качестве футбольного мяча. Но, тем не менее, это был мяч! А значит, будет и футбол! Футбол! Как говорил один мой знакомый дятел* (обозначение иностранных менеджеров в РФ, эквивалент нецензурному долобо-бу) из Альбиона: "Playing football like sex, never bad! Even if you lose, you play!", то есть игра может быть удачной или не очень, но футбол плохим не бывает и ты всегда в игре. Конечно, утверждение во многом спорное, но только по формальным признакам, а не по духу. Стало сразу понятно, что это такое знакомое смастерили мужики - ворота. Даже и сетку не забыли!

А пока Капитан рассказывал, я легонько накатил и носком поднял мяч с земли. Правда, смог набить не больше пяти раз. Тяжеловат мяч, да и ноги не совсем мои, а сапоги чересчур мягки. Пётр выглядывал из подсознания пытаясь понять, чему так обрадовался вселенец. Времени объясняться с ним не было - только чуток приоткрыл память об игре. А сам уже нетерпеливо бросил Капитану:

- Фёдор, встань, не томи! Дай разок ударю.

Тот скинул летний кафтан и, оставшись в одной рубахе, потрусил к ближайшим воротам. Я подвёл мяч на позицию, приноравливаясь. Тоже скинул верхний кафтан прямо на землю. Ещё немного подкатил и метров с десяти пробил. Ворота были вроде как немного меньше стандарта. Не помнил - почувствовал. Попал я ровненько в девятку, а Капитан сумел дотянуться, только не удержал. Мяч, скользнув по его ладоням ударился в перекладину и отскочил в ещё не натянутую как следует сетку. Блааа!!! Как хорошо-то! Вот чего мне здесь для счастья не хватало!

***

Радость настолько переполняла меня, что я даже потерял контроль над сознанием носителя. Хорошо, что быстро спохватился. Возможно, ребенок что-то и подсмотрел из моих воспоминаний, только это не как не отразилось на нашем сосуществовании. Я же впервые с момента появления в этом мире полностью отдался нахлынувшему чувству. Пробил ещё пару раз пока смог обуздать эмоции.

Наши с Апраксиным упражнения естественно не остались незамеченными. К "полю" потянулись "робяты" с удивлением высматривая, чему так обрадовался государь. Мужики тоже столпились недалеко за воротами, нахмуренно ожидая, когда им дадут возможность завершить работу.

Капитан подошёл ко мне, неся в руках мяч.

- Нет, без перчаток всё же не постоишь. Даже от подростка прилетает хорошо.

- А почему поле не на траве, Фёдор Матвеевич? - поинтересовался я.

- Так государь, сам оцени качество мяча. Да и ненадолго местная трава будет на поле. Пока так побалуемся.

- А мяч не лопнет? Ещё один есть?

- Мы десяток сделали. Этот самый удачный. Ну что попробуем играть, государь?

- Спрашиваешь! Дай рассказывай "робятам" что и как.

И капитан, подозвав личный состав, объяснил правила игры. Потешные насторожено слушали. Вопросов не было. Кое-как распределили всех по командам. Народу хватило почти на два состава и мне, и Капитану. Апраксин опять повторил краткий инструктаж и развёл игроков на поле. Лишних расставили по кромке. Кинули жребий, и я ввёл мяч в игру.

"Нда-аа. Можно было в одиночку с Капитаном гонять. Как телята за мамкой стадом ходят за мячом!" Я поначалу старался не выбиваться из общей толпы. То же самое делал и Фёдор. Минут с двадцать так топтались гурьбой. Счёт скоро стал 7:1 в пользу царской команды. И это не мудрено, все противники, кроме Апраксина, старательно избегали столкновения с государем, а вратарь вообще чуть ли не пыль перед мячом сметал, когда я бил по воротам. Удовольствие от игры быстро пропало. Сложностей никаких - основной задачей было дойти до ворот и ударить. А ещё и некоторые из игроков стали выделять противников по родовым признакам. Пришлось озвучить повеление быть в игре без чинов и родами не считаться. Второй тайм пошёл чуть лучше. Но вратари и у меня, и у Капитана хлопали ушами. Зато Апраксину удалось почти догнать меня по голам - я дал поиграть ребенку. Появилась первая травма: Лешка Одоевский мимо мяча промахнулся, да в ногу Андрею Голицыну попал. Тот взвыл диким бегемотом. Снова остановка матча. Капитан сам осмотрел травму. По причине того, что сапоги были у нас не такие и тяжёлые, а бил Лёлик слабо, серьёзных последствий не возникло. После этого занятие перешло в стадию "индивидуально-груповой" тренировки. Опять царю пришлось ассистировать, показывая как бить, как пасс отдавать, как вести и как отбирать мяч. А потешные уже разбившись в кучки по 4-5 человек стали пытаться повторить. Через часок, уже на закате еще немного поиграли. Ну, стало чутка получше, но всё-таки я осознал, что ещё понадобится много времени, для обучения местных недорослей великой игре хотя бы на уровне дворовых команд.

***

С этого дня каждый вечер, если не было дождя, мы играли в футбол. Свободные от игры робяты тренировались на прилегающем к дворцу лугу. Постепенно новая забава захватывала потешных. Выявились лидеры игры. Ими стали Никита Хрущёв и Петька Ржевский. Оба достаточно рослые на фоне остальных, оба предпочитали роль опорного защитника, при этом, не стесняясь ходить к чужим воротам. Их игра уже как-то напоминала то, что удаётся школьникам 5-6 классов моего времени.

Где-то к концу футбольной недели к полю вышла царица с дочерью. Дворцовая свита Натальи Кирилловны стала совсем малочисленна - лишь три старых боярыни и пара дворянок-приживалок, все больше какие-то непонятные бабки из худых, малоизвестных фамилий. Все они, и благородные, и худородные, дружно не одобрили такого пустого времяпрепровождения, что и не преминули выразить громким нашептыванием государыне. Отметил для себя, что та от них просто отмахнулась. Видно полагала, раз сыну нравилось забава, то и ладно. Царица глядела на топтавшихся на поле потешных растерянно, не находя государя и не проявляя интереса к новой забаве. Наташка же, напротив, следила за игрой очень внимательно, всем видом выдавая знакомство с правилами. Хорошо, если это было заметно только мне и Капитану. А сестра даже пару раз вскрикнула в особо острые моменты, за что и получила осуждение от матушкиной компании. Царевна обиделась, отошла в сторону. Тут я заметил, что она слишком часто подглядывает на разминавшегося у края поля Хруща, и поспешил замениться.

- Аникита, дуй за меня! Притомился. - Отправил я того в игру.

- Как скажешь, Пётр Алексеевич. - Он легко поклонился мне, потом царевне и выбежал на поле.

Я устало подошёл Наташе.

- Поздорову ли, сестрица?

- Поздорову, Петя.

- Что это ты, свет моих очей, на Никитку глаз положила?

Царевна тихонько фыркнула:

- Вот ещё! Мне только десятый годок пошёл. Рановато ещё. Да и на кого? На Никитку? Он же глуп.

- Зато ростом вышел, спаситель твой. С того ли дня, с пожару, приметила?

- Эку нелепицу ты сказываешь, братец. Что ж с того, упала я тогда на него? Постой? Не ревнуешь ли ты часом?

- Ну уж нет, сестрица. Только ты таким взглядом его одарила... - Даже не понял, я это сказал или Пётр. Решил опять отстраниться, давая ребенку волю пообщаться.

- Молчи! Сам посидел бы в тереме! Играешься со своими потешными, а меня позабыл! На реку не зовёшь, нового ничего не рассказываешь! Кругом меня одни старухи. Дочек бояре своих мне вовсе не шлют. Только тетка Евдокия боле по возрасту сродна, да тупа она как пробка - совсем на матушку не походит. Будто и не сестра вовсе! Матушка всё кручинится - по Кремлю скучает. Сидит с приживалками своими сплетничает. И меня никуда не пускает. Вот насилу уговорила её на луг выйти - на игры ваши смотреть.

Царь, ошарашенный её напором, виновато потупил взор. "Да, действительно Пётр забыли мы с тобой о сестре". Но не прошло и минуты, как он встрепенулся:

- Ладно, полно дуться, Наташка! Мне тоже не сладко - загонял вконец постельничий!

Та чуть заметно улыбнулась.

- Так ты царь или не царь, повели отставить. Разве ж не хозяин ты в своих потехах?

Мысль так и поступить молнией пролетела у меня, но Пётр сам отказался от неё.

- Не можно, Наташа, сейчас уже поворотить. Невместно мне свои решения менять столь часто. А ты ведь думала домоводству учиться, чего ж не получается?

- Получится тут! Всех домашних дел только вышивание, да ткачество. Видел бы тутошний станок - просто орудие пыток какое-то: пыльно, шумно и совсем не интересно. Вышиванием все пальцы себе исколола! Крючком пробовала плести - не получается. Вязание скучно. Бабки всё пристают со своими россказнями - там глупости одни. А ещё по три раза в церкви стоять, ходить плавно, говорить тихо, на людей других смотреть прямо нельзя! Одно слово тюрьма! Как представлю, что так всю оставшуюся жизнь - выть хочется. Очень я сейчас Софьины мотивы понимаю. А ты как в солдатиков играть начал, так и на завтрак к нам не выходишь и в церковь только с "робятами". Хоть по воскресеньям выходил бы к матушке.

- Бабки, сестрица, говоришь? Скучно? Так ты, Наташа, сказки записывай и собирай! - Тут я немного посуфлировал. - Вот и будет памятник тебе нерукотворный. Можешь ещё казначеев да ключников пошерстить. Инвентаризацию помнишь? - Наташа кивнула - Вот и сделай, можешь не только во дворце, но и на стройке учёт поправить.

- Бог с тобой братец! Не в мои лета этим заниматься. Царевну едва читать выучили.

- Ну, тогда готовкой вот займись. Или ты в той жизни и кулинарию не любила?

- Да нет, готовить любила и люблю, только выматывало раньше стоять каждый день у плиты. Видно прав ты, Петруша. Я подумаю, может и схожу проведать поварню. А что, тебе наскучили разносолы царские? Кормят-то качественно.

- Качественно, да больно однообразно. Мне пюре картофельное уже давно снится, да котлеты по-киевски. Давай, придумай мне их! И никто тебя торопить не будет - свободное творчество. А с матушкой коли надо - переговорю.

- Не надо, сама попробую. Это ныне не запрещено. - Она отвернулась, пытаясь опять следить за игрой. - А вот и Федор Матвеевич к нам пожаловал.

Подошёл разгорячённый от игры Апраксин.

- Ну, что доволен, Пётр Алексеевич? Видел, как Никитка в одно касание восьмерочку оформил?

- Да видел. Удар у него пушечный, только кто бы ещё ему ассистировал грамотно. Остальные так толпой и бегают. Может, надо было для начала регби вводить?

Заметив, что окружающие начали прислушиваться к нетрадиционным оборотам в речи государя, Апраксин оставил этот вопрос без ответа.

- Не сумлевайся, государь, научатся! Наталья свет Алексеевна, а тебе-то люба игра наша новая?

- Люба, Фёдор Матвеевич, люба. Странно только называется она - по-немецки фунтбалом. Почто так?

Капитан понял, что Наташа тоже перестроилась и играет сейчас больше на местных.

- Не фунтбалом, а футболом. Название это Яшка Брюс предложил, и по-аглицки оно значит нога-мяч, а Петру Алексеевичу зело понравилось.

- Нога-мяч? Чудно. А почто сам Брюс не играет? Ужели до сей поры не позволено ему во дворце быть?

Пётр ответил быстрее:

- Он, сестрица, изрядно в деле ныне - под присмотром святых отцов и мастера Гриммана готовит новую потеху огненную. Пойдёшь ли с нами завтра смотреть?

- Пойду, Петя, коли зовёшь. Только у матушки спрошусь.

- А мы и матушку позовём.

И царь поспешил к Наталье Кирилловне. Я же, окончательно отстранившись от контроля, стал просто "смотреть кино".

- Матушка! Матушка! Завтра в вечор немец мой Гримман будет новый фейерверкус устраивать. Очень я желаю, что бы вы с сестрицей увидали сиё чудо!

- Постой, Петруша, не горячись. Всё бы тебе потехи. Да не опасна ли такая забава? Ну, как и в том разе, дурное с ферверкусом окаянным приключится? Погорим все.

- Нет, Матушка, мы шутих пускать с новым зельем не будем. И не Яшка Брюс потеху готовит, а Фриц Гримман. Делал он такой уже три седмицы назад, но ты не изволила смотреть. Я же зело желаю, чтобы ты видела, как красива забава сия. Да и сестрицу, прошу, с собой возьми. Почто ей киснуть среди мамок?

Наталья Кирилловна слегка улыбнулась.

- Хорошо, посмотрим мы с Наташей, коли ты так просишь. Поведай лучше, что за игру вы с Фёдором Матвеевичем удумали. Вон потешные твои который час уже бегают гурьбой, а те что стоя кричат, да ярятся. На что така потеха надобна?

Пётр растерялся, как объяснить. Я демонстративно отстранился: "Сказывай, Петя, как можешь, как сам видишь". Апраксин улыбнулся царю ободряюще. К моему удовольствию, ребенок справился вполне прилично:

- Сия забава матушка для того надобна, чтобы каждый познал себя среди другов к одной цели идущих, да чтобы стоял не только для себя, но и для всех своих товарищей, навык. К тому же понимал, что одной только силой победу не имать, а надобно и разум применить.

- Так это ж и чернь творит, когда в кулачных боях тешится. Нешто пристало царю такие забавы? Кто ж из самодержцев такое творит ещё?

- Да... Да просто любо мне это! - почти крикнул, не найдясь, что добавить к своим аргументам Пётр.

Царица покачала головой, вздохнула.

- Вот и бояре сказывают, мал ты ещё и не царского образа жизнь правишь. А Иван да Софья в Кремле обустраиваются.

Её голос слегка дрогнул и Пётр опять начал поддаваться накатывающейся волне жалости к матери.

- Не кручинься, государыня Наталья Кирилловна, - помог Апраксин. - Богатырь-сын растёт у тебя. Не стоит его с прочими царями равнять. Не только для потехи мы игрой этой забавляемся. Те робяты, кто привык в игре за Петра стоять, и в жизни с ним будут помощниками не за страх и награды. Пусть с дружиной тешится, пока есть время тешиться. А будет час и станут его робяты кругом него в споре с Милославскими. Иван в тереме чахнет-болеет, а наш свет-государь на вольном воздухе мужает и силой растёт.

Ничего не ответила на это царица. Покачала головой, перекрестила сына и повернула обратно в покои.

- Ну, довольно, утомили вы меня. Пора и почивать. Уж и звезда вечерняя взошла. - Через пару шагов обернулась. - Фёдор Матвеевич, не знаешь ли где Зотов Никита ноне? Неужто опять ему нездоровится?

- Он, матушка, в заботах всё о строительстве кирпичного заводика и бумажного тож. Да царски лампы сейчас для патриарха тщится сделать. Заказал владыка их три десятка для монастырей, а за ним и бояре московские ещё с полста на круг просят. Вот, во хлопотах своих и не поспевает он у царя бывать. Но завра фейерверкус посетить обещался непременно...

Царица не дала ему закончить:

- То тоже не дело для наставника государева, думного дьяка ако купчине метаться, корысть свою заводами выгадывать. Али жалуем мы его мало? Поезжай, князь, к нему, да укажи быть завтра до обедни у государя.

"Опа! Вот так номер! Мало что отправила моего же постельничего, будто своих стольников нет, так и временем учителя и моим распоряжается. Чего-то этого уже как месяц не было" - мысли совпали у обоих личностей, однако Пётр успел возразить первый:

- Матушка, в сём совершенно нет надобности! Поутру идём мы полком в Богородицкое, смотреть на новый завод Зотова. Там и повидаюсь с Учителем. А постельничий мой обещался сказ в вечор рассказать. Да и отбыть ему, без моего на то позволения не можно.

Царица поджала губы. Взгляд её Пётр встретил уже вполне спокойно и без волнений. "Хех, растем, однако!"

- Ну, коли у вас всё уже говорено, то поступай, Петруша, как знаешь. Мне видно только помолиться остаётся за здравие твоё. - Грустно произнесла Наталья Кирилловна и продолжила свой путь к дворцу.

Мы же с Апраксиным ещё с полчаса поразбирали игру потешных, пока сгущающаяся темнота не прогнала нас во дворец. Там под свет керосинки ещё немного поговорили о делах полка. Нужна была какая-никакая футбольная форма. Трусы нам явно ввести не дадут, ну хоть штаны просторные надо измыслить. Опять же стал вопрос рубахах. Остановились пока на красных, зеленых и синих. Капитан, вполне ожидаемо для меня, хотел сделать сине-красные, но местные технологии окраски такого авангардизма не предполагали. Ещё проблема была с обувью. Пока играли в том, что есть, но от игры в футбол она должна была сноситься быстрее. И если для родовитых, да знатных робяток было не проблемой добыть новые сапоги, то для остальных игроков столь частая обновка могла статься в существенные траты. Договорились заказать на подворье что-то подобное бутсам. Пока как получится, а потом, даст бог, получше. У них можно на носке использовать более прочную и грубую кожу. Шипы не нужны, а остальное вполне реализуемо. Конечно, это будет не олимпийский класс и дорого, но деваться некуда - царская забава затратная штука. Это опять влекло расходы и тяжёлый разговор с Измайловым, который не упустит случая настучать матушке-царице.

10

Утром, после ставшей стандартной разминки, и лёгкого завтрака потешный полк, в котором состава и на роту не набиралось, выдвинулся скорым маршем вверх по берегу Яузы. Дорога шла вдоль живописного берега среди высоких сосен, часто пересекая впадающие в реку ручейки. Солнце блекло глядело сквозь утренний туман. Было зябко. Командующий походом Головкин дал команду перейти на бег и уже через двадцать минут мы выбежали к холму с Богородицкой церковью. По его склону к реке сбегала единственная улица села. Завод поставили выше по течению, у перекрытого старой плотиной ручья. За прудом начинался дремучий бор, который сохранился в моем мире под названием Лосиный остров. Там стучали топоры, раздавались крики людей, лошадиное ржание. Богородицкие мужики валили лес на нужды строительства. У берега реки желтели первые три венца нового корпуса. Длинный барак тянулся от плотины вверх по течению Яузы. Там частоколом городили большую плотину и возили в неё глину с камнями. В

На стройке распоряжался долговязый мастер, трубка во рту которого выдавала его иноземное происхождение. Рядом с ним учился и переводил шестнадцатилетний Василий Никитич - старший сын дьяка. Неделю назад при распределении должностей по проекту Академгородка царь пожаловал его в стольники и подмастерья по приказу строительных дел. Увидев пришедших, он поспешил самолично пойти искать Никиту Моисеевича.

Ждали старшего Зотова недолго. Ровно столько, сколько понадобилось Ваське добежать до дальнего конца вырубки и вместе с отцом пришагать обратно, а нам гуськом перейти Яузу по шаткому мостику.

Продолжая вчерашнюю лень, я опять оставил всё управление телом на царя, надеясь, что встревать мне особо не понадобится. Учитель вел разговор совершенно в официальном стиле, обращаясь к царю исключительно с подобающим именованием и поклонами. Моё недовольство этим скоро передалось и носителю. Пётр, ни мало не тушуясь, поломал всё церемонию велев говорить по-простому и дельно. Неизменный наш соглядатай от царицы - Родион Стрешнев - было закряхтел, заворочался в седле, боясь открыто выставить свое недовольство, но тотчас же смягчился, как только заводские поднесли ему чарку "Зотовки".

Потешные тоже не были обойдены вниманием. Им был предложен холоднючий квас. Однако ребятки не повелись на предложение испить с дороги, а стали ждать команды от Капитана. Он же не торопился распорядиться, ожидая, когда подростки остынут от 3-х километрового кросса. Царь этим не возмущался - ему ещё в начале занятий объяснили, что пить холодное сразу после физических нагрузок это короткий путь к тому, чтобы посадить сердце.

В общем, дисциплину показали - теперь было не то, что в начале июля. Все выстроились в три колонны по капральствам и по очереди подошли к мужикам на телеге, привёзшим бочку с квасом. Капралы отрядили дежурных на раздачу. Пётр не стал злоупотреблять своим исключительным положением, а вполне привычно занял свое место за Автоном Головиным. Похвальный взгляд от Учителя был наградой не только мне, но и самому Петру. И почему-то не был я уверен, что такая "демократичность" есть следствие исключительно моего подселения.

После приветствий и утоления жажды мы пошли "на экскурсию". Учитель и долговязый Иоганн Шихтмейер показывали устройство завода. Тут уже царь не выдержал - вышел на передний план и засыпал мастеров и Зотова вопросами. Я старался чуток подсказывать ему темы - понимая, что учитель больше будет присматриваться к "робятам", выделяя, у кого больше душа будет лежать к заводскому делу.

Начали осмотр со старого здания. Оно примостилось на нижнем берегу ручья, между плотиной и Яузой. При входе, меня поразил громоздкостью деревянный привод из цельного бревна, который пронзал стену старого корпуса. Рядом с ним через отдельное окно внутрь шёл водоводный короб. В помещении бумажной фабрики было душно, жарко и очень влажно. Журчала вода, поступающая от плотины, топились под котлами печи, стучал механизм под деревянным бункером, в который жилистый мужик периодически закидывал какое-то рваньё. Мерзко воняло чем-то непонятным. С десяток работников под руководством ещё одного немца обеспечивали текущий выпуск бумаги. Единственным более-менее механизированным участком был размол первичного сырья. В дубовом барабане железными ножами крошилась старая ткань, льняные и конопляные волокна и даже немного макулатуры. Вся эта масса через нижние отверстие выталкивалось в корыта, которые руками опрокидывались в большой парящий чан. Отдельный чановый постоянно перемешивал бумажную массу. Работа его была адова - среди испарений крутить веслом тяжёлую кашу. К тому же от него требовалась и некоторая квалификация - определять густоту смеси. В случае необходимости надо было звать мастера или самому распоряжаться добавлять воду, массу и ещё какие-то химикаты. Потом два мужика выталкивали готовое варево в большую ванну, тоже подогреваемую небольшой печкой. Там уже специалисты черпали бумажную массу и скалками раскатывали её по сетке в листы бумаги, отжимая оставшуюся воду. Затем откидывали их на сукно, и молодые подмастерья осторожно несли это в сушильню или дальше, где бумага мазалась кистью каким-то белым раствором. В углу избы, на небольшом постаменте за конторкой скрючился помощник Иоганна - полноватый немец Яков. Он сразу спустился к гостям и принял живейшее участие в общении с робятами. При этом умудрялся внести в разговор такую долю подхалимажа, что становилось до тошноты омерзительно. Не выдержав этого, я повернул к выходу, но не тут-то было. Носитель явно захотел сам помешать кашицу и раскатать лист бумаги. Желание было это для меня достаточно неожиданным, поэтому я даже не заметил, как оказался возле котла. Царь медной длинной черпалкой потащил варево к сетке. Руки подростка не выдержали тяжести, и кашица хлюпнула неровной кляксой мимо следующего чана. Положение спас сам Иоганн, умело поймав массу и начав откатывать её ручной скалкой по сетке. При этом он не выпускал изо рта любимой трубки и не переставал на корявом русском пояснять свои действия.

Неудача погасила интерес царя, и он поспешил вон. У двери я заметил, что тряпкорубка стала стучать звонче, а мужичок, который питал её, устало сидит в углу.

- Никита, - позвал я Учителя, - а сырья-то хватает? Из дерева целлюлозу варить не пробовал?

Он шепотом одернул меня:

- Государь, не дело сейчас о секретах говорить. - А вслух сказал - Сырья, слава богу, великий государь хватает. Не велик выпуск новой бумаги. Вот поставим новые бумажные машины - тогда прошу тебя прислать мне Яшку Брюса в помощь для розмысла над бумажным делом. Чаю, может помочь сей отрок мне добрым советом. Больно светлая у него голова.

- А когда поставить сии машины думаешь? - Я не повелся на желание царя пообещать выполнить просьбу Учителя и поменял тему. - Уже ли сделать их успел?

- Даст бог, к зиме и поставим. Машины эти сделать не успел, но задумку уже в роспись воплотил. Коли ещё людишек дашь, государь, может и быстрее получится. За нового твоего мастера из Тулы хлопочу. - Пояснил Зотов. - Игрушки у него изрядно сделаны, так может своими руками золотыми и мне грешному поможет тот мужик.

- Не обнадёжу я тебя ныне, Учитель. Надобно мне с кравчим своим да с постельничим совет держать. Тот тульский мастеровой один, а желаний, что делать ему у них изрядно. Но пошли на воздух, Никита Моисеевич - видишь, как мои робяты притомились. Не интересует их бумажное дело.

Зотов разочарованно покачал головой на мой отказ обещать ему ресурс Инженера, но тему разговора таки поменял.

- Не все равнодушны, Пётр Алексеевич. Заметь, как у Тишки Мальцева глаза горят, как он слушает пояснения Иоганна. Так что, его мне на практику потом оставь. И может быть Одоевского ещё.

- Добро, Учитель! Как только - так сразу! С Апраксиным сиё обрешим в вечор сегодня. - Тут царь почувствовал лёгкий укол голода. - Айда, подкормишь нас чем-нибудь. Больно лёгким был завтрак.

И мы выбрались наружу. Там на берегу Яузы уже поставили стол и разложили для потешных по куску хлеба с холодной телятиной. У больших медных котлов стояли слуги, готовые потчевать знатных отроков горячим сбитнем. "Ловко, ловко у них всё организовано. И когда успел?" - подивился я расторопности местного старосты.

Вступив вновь в управление телом, я садиться со всеми за общий стол не стал. Взял мясо и кружку и отошёл к берегу реки, где на обрубке бревна устроился подкрепиться. В процессе питания я пытался повнимательнее присмотреться к кустам на том берегу - ждал нужного мне человека из местных - Фролова Глеба.

Глеб - это бывший шут царя, изгнанный за компанию с другими карлами после майских событий. Он прорвался ко мне с челобитной в последний мой вечер в Кремле. При этом смог выбрать момент, когда отлучились и спальники, и охрана. Даже вечные мои сопровождающие Матвеев и Головин проспали его появление. Я тогда сильно удивился и испугался такой пронырливости этого горбуна. Не смотря на увечие, полученное в детстве, Глеб отличался необычной подвижностью. Движения его были быстры и резки, но по особенному точны. И если бы не память Петра, узнавшего его, я непременно посчитал бы, что Милославские решились на радикальное решение проблемы двоецарствия.

Ростом горбун был не выше царя, но, пожалуй, втрое шире в плечах. На обезображенном шрамами и заросшим курчавыми черными волосами лице его выделялись пронзительным блеском глаза. Именно их умный взгляд удержал тогда меня от немедленного поднятия тревоги. Глеб кинулся в ноги и скороговоркой отбил просьбу дать ему пропитание и не оставить милостью. Глухой рокот его голоса был понятен в каждом звуке, не смотря на скорость речи. Это так же заинтересовало меня, так как указывало на хорошее развитие мозга этого калеки.

- Хорошо, в милости не оставлю тебя, Глеб. Токмо матушке сказаться надобно. Почто к ней не пошёл прямо.

- Прости государь, за слова мои, но не возлюбила меня государыня-царица. Али не помнишь ты, что только твоим заступничеством был взят. Зело ты любил потешаться над моими плясками. Над тем, как я бояр кажу.

Я со стыдом вспомнил, как Пётр ребенком действительно забавлялся, заставляя шута танцевать, что, при увечиях того, получалось весьма карикатурно.

- Прости, был мал, да не разумен!

- Что ты, что ты государь! Зачем же ты винишься перед шутом? То дело господское над шутом потешаться.

В его словах я увидел столько затаенной грусти, что мне остро захотелось исправить несправедливость.

- Всё равно, прости, грех смеяться над увечьем. Будь покоен, тебя не забудут. Утром матушку упрошу тебя вернуть.

Глеб пронзил меня своим взглядом.

- Другой ты стал, царь-государь. Совсем другой.

- Пришлось меняться, шут. Такая жизнь настала.

- Правду народ баит, что дух в тебя вселился. Токмо спорят люди, каков дух, добрый, али худой.

Меня заинтересовала возможность узнать немного больше о том, как Пётр выглядит в глазах обычных людей. Узнать из независимого источника, так сказать. Что бы там не докладывал Майор о настроениях москвичей, как бы ни старался выглядеть беспристрастным аналитиком, не было у меня к нему абсолютного доверия.

- Расскажи, Глебко, как народ сказывает. Только правду говори!

- Шож царь-батюшка сказывать? Ты уж сам вопрошай, а я ничего не утаю, не скрою.

- Про всё рассказывай. Что думает простой люд про смуту, про царский двор, да по меня и матушку мою.

И Глебушка рассказал! Не ожидал я, что так заметны вселенцы. Казалось, что благодаря моей шизофрении удаётся не сильно выпячиваться, а все изменения прикрывать переживаниями. Думал, что специально готовившиеся к переносу темпонавты, так же смогли вжиться в новый мир. Но не тут-то было! Острый народный глаз подметил, а молва-сорока разнесла, что круг царя-младшего полнится странными, будто не русскими людьми, которые и молятся не по-московски и умения у них многие появились. Дворяне и другие ближние к царям про это ничего не говорят и удивления не выказывают. Всё списывают либо на суровость предков, что воспряла в юном царе, либо на монарши причуды, коим оказывается и дед, и отец Петра чужды в подобном возрасте не были. И неметчиной увлекались, бывало, и церковными службами по малости лет манкировали, только у них наставники были не в пример Натальи Кирилловне, держали их в суровости и страстям не потакали. А народ ещё глубже видел, особенно дворцовые служки. Доставалось не только царю. Малые, повседневные привычки выдавали и Капитана, и Майора и молодого Лопухина. Только Учитель был пока более прикрыт. А так "срисовали" всех попаданцев. Глебушка мне подробно обсказал, кто "не от мира сего" и почему Учителю прощается чудачество, а Ивана Нарышкина едва терпели, почему так доброжелательно приняли изменения в поведении Петра. Большое значение сыграли добровольная передача власти старшему брату и спасение родной сестры. Очень польстила мне народная молва, что царь по совести живёт и для правды народной более радетелен, чем Кремлёвские, кровь по-напрасну не льёт, но и себя в обиду не ставит. Может и Борис Голицын, здесь подыграл, но всё равно приятно было узнать, что считают и Петра, и всех Нарышкиных неправедно обиженными.

Подробно рассказал Глеб о бунте старообрядцев, о его усмирении верными Софье стрельцами. Последних жутко ненавидели посадские и мелкие служивые, а сторонников старой веры среди них, напротив, было много. Теперь получалось, что и старообрядцы относились к царю с жалостью. Считали, что выслали его Милославские с Патриархом из Москвы, дабы не был он за них. Софья-то в беседах разговаривала с царицей придерзко, и это так же не укрылось от взора народного. Странно только, что на Майора это отношение не распространялось. Напротив, его считали главным сподручником своего брата, который держит младшего царя под стражей и воли не даёт ни ему, ни царице.

"Интересно и неожиданно. Вовсе не рассчитывал на такое отношение к Петру. Как же многих разочаровать придётся! С церковью рвать никак нельзя, да и со стрельцами надо отношения выстраивать положительные, а такую народную любовь, такой имидж терять не хочется. В реале-то его не было. Или было? Пётр и тогда был гоним, и стрельцов вряд ли сильней любили. Может эта жалость и спасла его в нашем мире. Антихристом-то уже потом нарекли!" Тут меня затопил испуг проснувшегося ребенка: "Антихрист? Как? Почто? Меня?" Пришлось успокаивать: "Спи, спи дальше Петя, я для того и живу с тобой, что бы этого не было". Однако мальчишка спать уже не хотел. Он узнал Глеба, обрадовался, захотел, чтоб тот сплясал - потешил царя. "Нет, Пётр, подожди. Да и недостойна сия забава государя!" - одёрнул я ребенка.

Видно мой внутренний разговор стал заметен шуту, хотя к тому времени научились уже мы с царём скрывать свою шизу. Это добавило ещё поинтов Глебу. Захотелось мне задержать его при себе. Очень приглянулся мне этот калека.

- Постой Глеб, уж скоро комнатные мои проснутся. Надобно к матушке идти просить за тебя. Пойдёшь ли ко мне опять шутом, али писарем. - Вспомнил я о его хорошем почерке.

- Пойду, государь, чего б и не пойти. Мне без твоей милости и не жить вовсе. Кем позовёшь тем и буду. Яко пёс у ног твоих спасть буду!

- Вот и добро. - Увидев его покачивание головой, улыбнулся: - Да не тушуйся, Глеб, сам говоришь, я сильно поменялся. Только больше мне таким унизительных слов не сказывай. Не любо мне сиё, помни!

Он ответить не успел. От могучего пинка дверь распахнулась, едва не слетев с больших кованных петель, и я увидел влетающего в мою спальню Капитана. Моргнуть глазом я не успел, как он пробил шуту ногой прямо в ухо. Тот отлетел к окну, но быстро вскочил и набычившись рыча попёр на Апраксина. "Ну, Силён, черт. У другого бы давно головёшка от такого удара отвернулась бы!" Фёдор не стал ждать своего противника и пробил ему второй раз уже просто прямым. Но Глеб оказался тоже не прост. Он резко поднырнул под удар и попытался боднуть противника в корпус. Капитан, видно, не ожидал сопротивления и такого приёма, поэтому словил Фроловским лбом прямо в солнечное. На секунду схватка прекратилась. Горбун тряс головой от удара в кольчугу, а постельничий мой пытался восстановить дыхание.

- Стоп! Брек! Отставить! Бл...! Всё собрал! Прекратить! - не сразу я нашёл правильное по времени слово. - Спокойно, Фёдор! Мне ничего не угрожает! Это лишь шут мой!

- Не угрожает! Да этот Квазимодо и Дюшу, и Антоху завалил! Сука! На дыбе сдохнешь, смерд! Быдло! Пёс! - Из Капитана полез боярин Апраксин.

- Не злобись понапрасну, боярин. Живы царски постельники. Водой отольёшь и будут здравы.

- Ты! Ты, тать, к царю, обманом шёл! - Пошёл было опять в атаку постельничий. - Подсыл!

Мне пришлось уже вставать между ними.

- Охолоди, боярин! При царе лаешься на слугу его! Сам не уберёг государя, так чего яришься по-пустому? Не званным ко мне влетел, да боем решил ближнего моего бить! Али невежда ты, без поклону царю на его слугу пенять!

- Государь, Пётр Алексеевич, - с видимым трудом Капитан преклонил предо мной голову - вели на дыбу свести сего вора. Не ближний он тебе, а ворог злейший! Надобно поспрошать его крепко, каких бесов ему в царских покоях надобно, да кто подослал его!

- Я здесь говорить буду, кто ворог мне, Фёдор Матвеевич, а кто человек ближний! Коли велю, так и ты на его месте шутом будешь! - Увидев яростный взгляд Капитана, я сбавил обороты. - Впрочем, благодарю тебя за службу верную. Вижу о здравии моём печешься более, чем о чести. Не ярись на Глеба боле.

Насилу успокоился боярин. Однако шум схватки услышали караульные стрельцы и вломились в палату чуть не десятком человек. Царя они знали, Апраксина - тоже, а вот, горбун может и был им знаком, только ведь надо кого и схватить. Поэтому поволокли его вниз на двор, и меня слушать не стали. Что им слова царствующего отрока, если царица-мать уже в передней грозится всех их с семьями со свету сжить, коли вора не добудут. Вот и было потом от меня задание ребенку - упросить мать не казнить Глеба, а напротив, вернуть его ко двору. Удалось первое, но не второе. Отделался горбун плетьми у ссудного приказа и неделей в холодной.

Я заходил к нему, перед отъездом. Сам принёс помилование, всё-таки выпрошенное мной у матери. Дал и один стянутый мной угорский из именинных подарков. Велел на прожитие стать в Черкизово, при Якове Брюсе, но каждый день быть у меня.

***

С тех пор я старался часто пересекаться с Глебом. Капитан пытался мешать, грузил занятиями. Даже ставил во фрунт царя, за нарушение режима. Ведь не подчиниться своему же уставу потешного полка я не мог. Поэтому шут часто не успевал много рассказать.

Лишь с началом игр в футбол Капитан немного ослабил диктат. Вот вчера, наконец, когда искали сбежавшего Ваську, я в овраге поговорил с Глебом обстоятельно. Он верный данному обещанию следить за Борисом Голицыным донёс мне о его афере с кладом в Китай-городе. Видно Майор из того времени узнал, где будет зарыт клад на Варварке, вот и попытался купить нужный дом. А когда хозяин, гость суконной сотни, отказал ему, он подослал поджигателей. В огне погиб сам купец и почти все слуги, с десяток душ, спаслись лишь его жена и дочь. Голицын уже у них купил пепелище, куда потом с неделю не пускал никого, даже приказных из Кремля. Глеб, помня мою просьбу следить за кравчим, смог разузнать кое-какие обстоятельства покупки пожарища через убежавшего от купца пацанёнка. Потом отыскав и подпоив беглого Голицынского холопа, Фролов выведал, от чего так трясется над пожарищем боярин. Бывший дворовый Бориса Алексеевича боялся за свою жизнь и топил свой страх в хлебном вине. Ведь всех холопов и приказчиков, кто копал и вывозил найденное серебро, Майор либо утопил, либо сослал в дальние свои деревни в степном крае, вырвав языки. Шут обещал беглому царское покровительство и защиту. Теперь и пацанёнок, и горе-кладоискатель хоронились среди нищих у Фроловских (Красных) ворот земляного города, но готовы были на дыбе подтвердить свои показания.

История для меня показалась дикой. Я в неё не особо поверил сразу - Майор, всё-таки был свой человек, из моего времени. Но шут заранее догадался привести холопа, который и показал мне монетку, один в один походящую на те, что получил от Голицына на именины. На вопрос насколько велик был клад - рассказали царю о пяти горшка полных монет. У меня в голове не укладывалась, как мой современник за серебро решился на убийство стольких людей. Если оно нужно для прогрессорства, то достаточно было сказать мне и царской властью клад смогли бы изъять легально. Начитанный Глеб подтвердил мне, что была в Уложение лазейка на это. Неужели только ради денег Борис убил? И не словом, ни взглядом не выдал себя.

Стало страшно - показалось, что при необходимости Майор так же пожертвует и мной. Не дай боже стать на пути его! С того момента царь стал подозрительно посматривать и на Капитана с Химиком, и даже на Учителя. "Ведь все они в одной команде, а я здесь случайно. У них цель есть, они готовились, планировали, а теперь вынуждены исправлять игру незваного в попаданцы дилетанта". Вспомнились странные взгляды Майора на царя, непонятные переглядывания с перемигиванием вселенцев, когда я вроде не должен был то заметить. А ведь думал, что они меня приняли, что я в команде.

Распалил себя так до полного испуга Петра. Его сознание стало сразу подкидывать варианты уничтожения остальных попаданцев. Чрез силу утихомирился. "Нет, хватит мозги себе размножать. Мало шизы, ещё и паранойю заработаю с детства. Надо бороться, Петя! Надо. Нужны они нам все. А что до использования - пусть! Пусть думают, что играют меня. А мы будем играть их! Будем, дядь Дим!" - я потряс головой - "Вот, теперь уже по-настоящему с сам собой разговариваю, не деля сознание!"

Хлебнул ещё сбитню и стал дальше ждать. Но напрасно я вглядывался в кусты. Не пришёл ко мне мой верный шут.

11

После небольшого перекуса настало время отправляться нам обратно во дворец. Зотов же засобирался в Измайлово на государев стекольный завод. После короткого совещания решили идти туда всем полком и там оставаться до вечера. Апраксин ускакал в Преображенское предупредить матушку, обещая вскоре нагнать нас. Походом остался командовать один Головкин.

До Черкизово добрались довольно быстро, срезали угол через поля. Там на заливном лугу, где в моем времени располагался стадион "Локомотив", устроили привал. Заходить в село и, особенно на летнее подворье к Крутицкому митрополиту, мне совершено не хотелось. Был он близок к новому главе посольского приказа и, следовательно, царевне Софье. Помогать нам он не сильно горел желанием - только заступничеством патриарха и спаслись.

Навстречу с Брюсом я пошел один, с малым караулом потешных. На крутом берегу Сосенки, там, где она делала резкий поворот на юг и вливалась в пруд, стоял небольшой дом, огороженный низким, не выше человеческого роста, частоколом. С запада от деревни его отделяла вода и обширный луг. К востоку от него начиналась небольшая роща, за которой вдали виднелись крыши измайловского дворца и главы достраивающегося собора. Само село и митрополичья усадьба находились от обиталища Брюса на восточном берегу обширного пруда по обеим сторонам Стромынки.

Пошли пешком и напрямик. Добираться на противоположный берег пришлось по шатким мосткам из пары тонких бревен. Отмахиваясь от августовских оводов, чуть было не свалился в речку. Хорошо один из робяток вовремя спрыгнул в воду и поддержал царя. Пока поднялся на берег, я основательно упарился.

Обойдя острожек, вышли к воротам. Там, сидя на самом солнцепеке, дремал один из приписанных к Яшке монахов. Признав в подходящей к нему группе дворовых царя, он вскочил, дернулся было предупредить кого-то, но потом, видно, решил, что уже не успеет, и просто замер в поклоне. На шум из-за забора вышел здоровенный детина и пробурчал, что в острожек позволено кроме государя входить только по пропускной бумаге от князя. Пришлось подчиниться. Проходя внутрь частокола, бросил сопровождающим:

- Тута поскучайте.

И тут же внутренне сконфузился - уж очень наигранно прозвучала иновременная фраза. А Пётр ещё добавил мне воспоминанием, откуда я мог её подцепить. "Вот на таких мелочах и сыпятся все попаданцы"

Брюса в острожке я не нашел. Зато нашёл Глеба. Они с Фрицем снаряжали порохом и смолой небольшие ракетки по краям двухсаженного колеса. Увидев входящего царя, работу не бросили. Только осторожно поставив в сторону колесо и перекрестившись, Глеб на образа, а мастер просто обратив взор на потолок, поклонились мне.

Первым заговорил Гримман:

- Ваше Величество, позвольте выйти на двор. Здесь не есть доброе место для вас. Много, ошень много плохой дух.

Действительно, чем-то химическим явственно несло от дальнего угла, где под большой вытяжкой стояли различные склянки. "Всё-таки не выдержал Антон, а ведь я просил делать только на текущем уровне технологий!"

- Пустое волнение Фриц, сейчас уйду. А где помощник твой главный? Где Яков?

- Тут есть мой помощник. Сегодня ваш шут есть мой помощник. А герр Яков взят господином Зотовым для его нужда. Но не извольте тревожится, фейерверкус ныне будет больше и красше прешнего. Глеб есть хороший и умный. - Видя мой удивлённый взгляд, повторился - да-да умный. Несмотря на увечье он весьма ... аккурасьон.

- Ясно, делай дальше, только я у тебя шута своего заберу.

Мастер возражать не смел, вздохнул и позвал.

- Роберт, ком цу мир.

Из-за дальнего верстака, из какой-то тени робко выглянул худющий юноша. "Вот это новости! Как это без царского указу нового работника, да ещё немца, на секретный объект устроили. А из меня Майор душу вынул пока Глеба сюда прописал". Злость мгновенно охватила меня.

- Кто таков? Почто здесь? Кто позволил? - мой окрик буквально пригвоздил мальца к месту.

Мастер поспешил на выручку.

- Ваше велитчество, прошу простить, сей мальшик сирота, сын моего доброго знакомого - капитана Штольц. Капитан погиб на последний война с турка. Бедный мальчик должен работать, чтобы держать свой больной мутер и маленький систер.

- Мне плевать, сирота он или нет! Отвечай, кто позволил на режимный объект нового человека взять. - Распаляясь, я даже прекратил фильтровать слова. - Почему без указу? Грамота от Голицына с допуском имеется? А дозволение от отца Кирилла? На что он тебе нужен?

- Я, я, ваше велитчество, грамота от коназа имею - и что-то быстро-быстро на немецком юноше.

Тот засуетился, метнулся обратно к верстаку и с какой-то полки взял листок.

- Вот, ваше велитчество, сей манускрипт подтверждает...

- Давай сюда, - я нетерпеливо перебил его и вырвал грамоту прямо из рук Роберта.

Стал читать.

"Сим удостоверяется право Петра Штольцева (Robert Shtolz) осьмнадцати лет..." - чего-то он не выглядит на этот возраст... - "православного" - хм... - "работать с мастером Фрицем Гриманном в потешной избе и помогать ему в устройстве огненных забав. БАГолицын." Ниже подписи Майора раздел с особыми приметами. Быстро сверил описание лица с оригиналом и не найдя особых отличий. Вернул грамоту Фрицу.

- Но без моего указу нет ему жалованья от казны, и быть он здесь не должен!

- Извольте, ваше велитчество, на обратной стороне князь сам начеркал и велел вам особо показать.

- Где? Там нет ничего!

- Князь Борис наказал на словах вам передать, что письмо тайно, и великий государь понимать, как его читать. Он сказал "пароль", особо слово, для вашего царского величества.

"Блин, развели тайнопись!"

- Говори!

Гримман указал глазами на Роберта и Глеба.

- Вон! Все вон.

Когда мы остались, Фриц сказал пароль - "Ленин" - и я слегка тормознул, не сразу въехал. Потом догадался и спросил огня. Гримман испуганно сказал, что ныне огня здесь нет, так как они зелье к фейерверку готовят, и надобно иди в другую избу.

Там подержав письмо над пламенем свечи, я разобрал сообщение Майора:

"Дим, волну не гони, парень дельный, я в курсе. Вадим" Всё это выглядело формой тонкого издевательства. И тоже пошло в копилку паранойи.

- Так Фриц, грамоту я сию у тебя забираю. Роберт или Пётр, неважно, здесь ночует и никуда не отлучается, пока указ мой не привезут.

Тут я услышал топот копыт и голос Капитана, которого караульный из оберегателей не пускал внутрь. Пришлось поспешить на выход, ибо по доносившимся до меня крикам, Апраксин включил боярина по полной.

Да, картина маслом, как говорил один персонаж из Одессы! Бледный, замерший истуканом монах, охранник, схватившийся за бердыш, и буквально наезжающий на него конем, да в придачу матерящийся со всей своей военно-морской изощренностью, Капитан.

- Фёдор Матвеевич, не полно ли тебе лаяться? Али не по глазам - служивый в своем праве. Едем, есть тебе, что занятное показать. Слазь - это я уже сопровождавшему ему Головкину - далее один веди полк в Измайлово. Мы с князем опричь едем.

Повернулся, отыскивая шута:

- Глеб, все готово? - тот кивнул в ответ. - Сегодня будь у потехи непременно. Там и поговорим.

Приказав охране не выпускать из острога до указа нового работника и подождав пока подгонят под мой рост стремена, я взобрался на самое скоростное средство передвижения текущего времени. Собственно царь не любил передвигаться верхами, но сейчас уже очень хотелось посмотреть наедине на реакцию Капитана.

Как только пересекли торную дорогу, и пошли по широкому склону долины, я вынул из-за пазухи и показал Апраксину тайнопись.

- Видал, хохму?

Тот сразу ответить не успел, так как смирная кобылка подо мной дернулась, и Капитану пришлось ловить царя, который на лошади держался не многим лучше собаки на заборе.

- Видал. А что Дим, не оценил?

- Нет. Зачем было мне мозг выносить ответственностью, если вы сами решаете все вопросы?

- Не было возможности указ получить, а парень аккуратный, грамоте выучен - Вадим его сам спрашивал. Яшка нам нужен для других дел - незачем такого специалиста на забавы тратить.

- Ну и чем он занят? Я ведь патриарху говорил, что он мне только на потехи нужен. Как от обвинений в алхимии и колдовстве при случае отмазываться будем?

- Официально он помогает ламповое масло из земляного делать. На это Учитель добыл разрешение у церковных кураторов.

- А реально?

- Реально пытается при имеющихся ресурсах организовать производство серной кислоты, да Зотову по хозяйству помогал. В прошлый понедельник водой пришёл караван из Персии. Тонн десять нефти пригнали купцы. Это помимо шёлка, хлопка и ещё каких-то минералов. Вот пока размещали, сортировали, он и не успевал с Гримманом работать. Хорошо этот Роберт подвернулся. Шут твой конечно шустрый малый, но на работе его почти не бывает. Я считаю вообще Яшке лучше работать в Лыткарино. Вопрос с перегонкой и очисткой нефти также надо закрывать. Может параллельно и чего другого доброго придумает!

"А другое это должно быть непременно зажигательным" - закончил я за Капитана фазу. Понятно, что они с Майором стремятся оборонные технологии быстрее развить. Учитель воспользовался каникулами и коммерцией занялся. Инженер, Строитель и Химик непонятно чего хотят. Вроде как признают лидерство военных. "А я? Чего я хочу? Пётру тоже милитари-стайл по душе, а я привык доверять Учителю. Интересно, насколько царское слово что-то решает сейчас? Насколько я независим в выборе? Судя по последним ходам Майора, по тому, что рассказывает Глеб, мне просто находят игры." Стало обидно, пусто на душе от собственной ненужности.

Некоторое время ехали молча. Очнулся я от внутреннего разговора только когда нас рыся обгоняла колона "робяток".

- Фёдор Матвеевич, от меня, что ещё надо? Указы я подпишу, если с церковными или царицей будет разговор, лады, возьму всё на себя. Дальше как будем?

- Сегодня Борис Алексеевич будет вечером на потехе. Поговорим. А так всё по-прежнему. Распорядок дня пока не меняем. Ждем появления Инженера, и если кто ещё объявится.

Через некоторое время он продолжил:

- Да, государь, совсем забыл, БАГ хотел новую мельницу пороховую поставить.

"И почему про мельницу я не удивлён!"

- Кто поставить хочет?

- Борис Алексеевич Голицын, короче - БАГ.

- Зачем, дядя Фёдор? - Апраксин усмехнулся, поняв намёк - Те, что есть, совсем плохой продукт дают?

- Говорит плохой. Надо несколько новых, неосвоенных в этом времени этапов обкатать.

- Расскажи подробнее.

И Капитан рассказал! Я даже и не подозревал, что для производства простого дымного пороха необходимо так много. Казалось, если он уже используется и давно, то можно обойтись малыми улучшениями. Ну, там руки пацанам помыть, образно говоря. Однако для нормальных ракет, чтобы они летели туда, куда мы хотим попасть, и технология должна быть на уровне как минимум начала двадцатого века. Причём прямое копирование для неё не подойдет. Подогреваемые паром гидравлические прессы, например, взять было негде. Вот и решили ставить специальную опытовую пороховую мельницу, искать обходные пути. Пока она будет небольшой объём рассчитана, но с обязательной возможностью масштабирования.

***

Так за беседой незаметно и добрались до Измайлово. Здесь по жаркому времени бытовал и царь Иван с сёстрами и тетками. А вот то, что Наталья Кирилловна прибыла со своим поездом, стало для меня неожиданностью. Так резво собраться было не в обычае для царициного двора, да ещё прихватить и родных братьев, и сестру государыни. К счастью матушка не оставила скучать в Преображенском и Наташу. Всё ж девчонке развлечение. В общем, в Измайлове собрались почти все Романовы царствующего дома, кроме правительницы и царевны Татьяны Михайловны. Софья оставалась в Кремле, как она сказала "для дел государевых", а тетка "по нездоровью" от которого, по слухам, её лечил особый певчий из малороссийских черкас.

Появились мы как раз ко времени обедни, и царь был вынужден стоять рядом с братом и его ближними в соборе, да делать вид, что молится. Иван заметил эту неискренность и после службы попенял на слабое усердие младшего брата.

- Ты ж, брате Иван, вдвойне за благо Российского царства молишься. Мне просить господа - только надоедать. Право слово, нет времени - дела ждут.

"Занятно, как он испугался, как забегали глазки, ища поддержки среди бояр и попов на такое смелое высказывание. Ничего, толи ещё будет!" Петру так же понравилось задирать брата и пришлось сдерживаться, чтобы под такое настроение донора не наговорить лишнего.

- Позволь, брате, осмотреть сады тутошние и погулять в них с сестрой.

За Ивана ответил его дядька - князь Прозоровский.

- В том вас с царевной, великий государь, никто неволить не может.

Я же, игнорируя боярина, опять обратился к Ивану:

- Вели тако ж покормить моё воинство, да определить им место для сна дневного.

И снова мне за брата его кравчий сообщил, чтобы я не беспокоился - уже обо всём распорядились. А Иван так и простоял, хлопая ресницами. Убогий!

Обед, прошёл довольно занудно, так как царь был вынужден оставить потешных на Апраксина и присоединиться к брату. Царица с сестрой, падчерицами и дочерью кушала отдельно в соседней палате. Робятам повезло - им накрыли на берегу пруда, окружающего дворец, а царское семейство вынуждено было париться в душной трапезной.

После еды я не отправился почивать как все родственнички, а пересек пруд и углубился в сад. Наташке, видно, тоже не спалось. Царевна прогуливалась у входа в оранжерею в компании с мамкой - Марфой Залеской. Она немедля потащила брата смотреть теплицы, где поспевали лимоны и апельсины, считавшиеся в этом времени весьма дорогим лакомством. "Хм, а я и не подозревал, что с каждой чашкой чая годовое солдатское жалование перевожу!"

В царском саду, превосходившим по размеру и Кремлевский, и Преображенский раза в два-три, было множество фруктовых деревьев, обширная бахча и огороды, откуда на царский стол приносились овощи и зелень. Теплицы по площади занимали, по моей оценке, соток десять-пятнадцать. В них росло много теплолюбивых сортов - цитрусовые, виноград, черешня, айва, абрикосы и персики, даже две финиковые пальмы были, правда, совершенно засохшие. Вообще царские оранжереи произвели на меня впечатление. Я не ожидал увидеть что-то подобное, а носителя расспрашивать о такой мелочи не додумался.

Постепенно мы загулялись от позёвывающей Марфы и забрели в дальнюю часть сада на берегу Серебрянки. Здесь прогуливаясь между сливами и грушами, Натуся-Лидуся рассказала, как утром уговорила матушку, чтобы ей о дворцовом хозяйстве всё рассказали, да показали. Царица сильно удивилась подобной акселерации, но навстречу любимой дочери пошла. Первой и пока единственной целью инспекции стала поварня. Несмотря на жару, чад и открыто выражаемое мамками недовольство малолетка-царевна осмотрела все закутки и все процессы. А потом закатила легонькую истерику из-за увиденной антисанитарии. На беду дворовым, они решили в тот момент в готовящуюся ушицу долить сырой воды, а Наташка возьми и загляни в пустой бак. Зазеленевшая медь и явный осадок мути с плавающей мушкой довел её до белого каления.

Полчаса она просто орала о покушении на здоровье государя, а потом, не снижая громкости и напора, Наташка надавала поварам распоряжений, как содержать поварню и строго наказала всю воду варить. В ответ на ропот "блажит царевна" постращала царевым гневом за возможное нерадение и пообещала пожаловаться матушке. Это, с её слов, как-то помогло сбить первоначальную волну недовольства. Сопровождавший девочку матушкин дворецкий Семён Измайлов постарался уверить, что теперь всё будет так, как царевна хочет - все баки, котлы и сковороды песком вычистят и всю воду, что для готовки используют, впредь варить будут.

Во время рассказа я смотрел на неё и не мог себе приставить как эта пигалица "стращала" дворцовых поваров. В ответ на прямой вопрос, сестрица улыбнулась:

- Знаешь, сорвалась. Уж сильно меня зло одолело, как они на одном столе и рыбу, и мясо и хлеб режут. При этом на тех же досках и ножи не меняют, а помойные лохани в одном месте с припасами стоят. А уж чистота того котла, в котором воду носят - брр...

Вот так нажаловалась царевна брату по полной программе. Теперь, наверное, и есть не смогу нормально, то, что мне приносят.

Я, слушая рассказ Наташи, не оставлял мысли о кладе, Голицыне и складывающейся ситуации во взаимоотношениях с попаданцами. Пытался понять терзает ли меня паранойя по отношению к царской сестре. Формально Лида была из той же команды темпонавтов, что и Майор, но обстоятельства вселения роднили со мной - предыдущая личность Наташи не исчезла. Недоверие и подозрительность волнами прокатывались в сознании обеих личностей, и у обеих находили себе подкрепления. Но всё-таки братская любовь пересилила нарождавшуюся подозрительность. Пётр сразу же захотел рассказать ей о сообщении Глеба, но, к счастью не успел убедить меня. Вскоре нас нашёл почётный конвой - сёстрины мамки и няньки. Пришлось перевести разговор на тему погоды:

- Последний жаркий день сегодня, Наташка. Скоро сентябрь.

- Почему думаешь последний? Может завтра, ещё будет солнце.

- Нет, барометр упал...

- И намного?

- На два метра, я мячом в него попал.

Царевна недоуменно посмотрела на меня.

- Извини, вспомнилось чего-то. - Почти прошептал: - Это, кажется, Барто. Детям читал... - Мгновенный укол тоски, заставил меня склонить голову. Наташка ободряюще пожала руку. Встряхнулся, попытался улыбнуться. "Нет! Не стоит подозревать её!"

Ещё немного для вида погуляли по берегу пруда, послушали причитания, да сюсюканья мамок и пошли обратно во дворец.

У моста меня ждали робяты уже во главе с Капитаном. Памятуя рассказ Наташи, настоял, чтобы сегодня ужинать сделали на воздухе отдельно. Послали за местным дворецким и ключниками, за поварской старшиной. Царь изъявил желание заняться готовкой шашлыка - именуемого здесь верченым мясом. Разумеется, Петра с этим обломили - руками ничего трогать не позволили, ибо "невместно". Но стремившиеся угодить государю дворовые Измайловского, видно слух об утреннем разгоне царевной преображенских поваров дошел и до них, моментально нашли специалиста-шашлычника. До переезда в царский терем и крещения он был челядином Ахметкой из крымского полона прошлой войны и говорил, что служил на кухне у Кафского паши. Тут же из царских хлевов пригнали нескольких овец. Какие-то мальчишки побежали ловить кур.

Я стоял среди шума и гама и наблюдал, за работой Степана. Выбрав трех жертв сегодняшнего ужина, он быстро зарезал их, освежевал и подвесил сцеживать кровь. Царь следил за убийством все глаза.

"Дядь Дим, а почему ты зол, что я смотрел на убой, ты ведь тоже хотел этого?" Я смутился, действительно вид кровавой работы притягивал взгляд не только носителя. А ещё: "Мне не понравилось Петя, что тебе захотелось так же человека на части разъять". "Почему? Ведь ты рассказывал мне об устройстве тела, значит, кто-то так смотрел на человека уже". Вспоминать виденный мной анатомический театр не хотелось, да только невольно пара картин всплыла перед глазами. Сознание ребенка оживилось, проявляя интерес. Усилием воли прекратил внутричерепное шоу, но объяснять, что меня особенно испугало то, что Пётр хотел разделать конкретного человека, почему-то не решился. Заблокировался, предоставив свободу управления подростку, и стал ждать вечера.

Чтобы скоротать время до фейерверка Пётр с робятами пошёл смотреть стекольное производство. Правда, особо нам ничего не показывали. Заводик, как и бумажная мельница, не поразил масштабом. Всего две печи. От одной делали посуду, а в другой, более новой, занимались экспериментами с зеркалами и оконным стеклом. Объём производства и так был небольшой, а в тот день печи стояли холодными. Учитель уловил настроение подопечного и постарался увлечь его объяснениями. Даже пообещал, что в Лыткарино царь сможет увидеть больше занятного. Тем не менее, и здесь без подарков не обошлось. Перед уходом потешных одарили калейдоскопами. Простые пятигранники в тканевой оклейке достались всем, но царской семье дали эксклюзив в деревянном футляре с серебряным узорочьем. Как ни удивительно, но особого ажиотажа диковинка не вызвала. Может быть, виной этого был задумчивый вид государя, наблюдая который, остальные так же постарались не выражать бурных восторгов. Хмурое настроение одной личности влияло на другую.

Даже попытка сыграть в футбол на ближайшей поляне, организованная Апраксиным, не развеяла пасмурный вид царя. Он играл как-то неуверенно, без особого желания, всё время зависая в своей зоне. В конце концов, хмурясь, царственный подросток вышел из игры, уселся на поваленное бревно и погрузился в свои думы.

На самом деле пришлось бороться с желанием Петра, окончательно "закрыть вопрос" с другими попаданцами. Искра моего недоверия в сознании ребенка, породила бурю разнообразных эмоций. Там были и страх, и гнев, и даже отчаянье. Требовался какой-то нестандартный выход, что-то выходящее за рамки привычной для царя обстановки.

Из подсознания меня вытащило появление Брюса.

- Здрав буде, велики гсударь! - он поклонился, кажется больше со смехом, чем с почтением. - Давно тебя не видел! Як жизнь монарша?!

- И тебе не хворать, Яша! Всё хохмишь? Может тебя шутом взять наверх?

- Ага! Пётр Лексеич, возьми на пару Глебушке. Уж лучше в твоих ногах шутом, чем у монасей на воспитании! Брр.. достали!

- Всё упорствуешь? Не хочешь веру истинную принять?

- Всяка вера для себя истина! Не вижу преимуществ.

- Монахи надоедать не будут.

Он только отрицательно покачал головой и сменил тему:

- Ладно, где будем шоу делать?

- На лугу за Яузой, напротив Преображенского. Разве никто тебе не сказал?

- Да сказали, не очень там удобно мои фонтаны делать...

На этих словах Химика меня кольнуло недоброе предчувствие.

- Чего-то новое задумал? Заешь, что царица с царевной будут? Не облажаешься как прошлый раз?

- Сплюнь! - он сам исполнил своё пожелание. Мотнул головой. - Да, нет. Всё нормально будет! Зуб даю.

- Ну-ну. Зуб рвать не умею. Возьму с головой. - Царь хмуро ухмыльнулся и переменил тему. - Чем ты занимался в Лыткарино, Яков?

- Заходи, посмотришь. Хотя наверно для вас это далеко маршем-то.

- А всё-таки на словах скажешь?

- Ну, базой я занимался, базой! Тебе ведь, я чай, Капитан сказывал.

- Намекал. Как там в Лыткарино?

- У Зотова там все реально круто. Новый терем, просторные мастерские. Да ещё вокруг на строительстве народу столько, что кажется, у дьяка в деревнях зимой жрать нечего будет. Всех своих крестьян собрал, да, наверное, и соседских прихватил. - Брюс криво усмехнулся. - Настоящий крепостник-помещик. Обвыкся тут. Развернулся широко. Он тихоня тихоней, говаривал, что старается делать только минимум улучшений, а цехов заложил с размахом. Лес там и в наше время был большой, так он едва не половину уже свёл. Приказчик его толковый парень, из могилевских литвинов, крепко дело ведет. На стройке без дела никто не сидит. А вот с производством часто обломинго пролетает. Сырье у Зотова всё сложное и покупное. От того и работа неровная. День аврал, два лёжка. Затыки частые и по металлу, и по химии. Он попросил меня подумать над установкой для непрерывного производства серной кислоты, да над производством соды. Знаешь метод Леблана? Чё в школе спал на уроках? - Он разочарованно махнул рукой. - Хрен, с тобой, царска морда, осенью в классе со всеми узнаешь. С нефтью опять что-то решать надо. Куб сифонит. Выход полезный мал, как кошачий кал. Качество очистки отсутствует как класс. Сам видел, как коптят керосинки? Или нет? Дьяк, поди, тебе эксклюзив эксклюзивный отливает во дворец.

- Слушай - не выдержал я, - тебе может и язык укоротить? За морду и по морде вполне легко оформлю.

- Ты? Сам? Малец ещё!

- Слушай, я серьёзно, услышит кто - опять висеть на дыбе будешь.

- Гы, то в шуты зовёшь, то в цензуру врубаешь! Шутам всё можно.

- Конечно, Яша, но многое только раз в жизни. Лады, что там с хлебом промышленности?

Брюс улыбнулся, взглянув на меня. Продолжил:

- Ещё не решил дьяк, где и какое будет брать сырьё: пирит или прямую серу, а уже место выделил на берегу Москвы под химзавод. Литьё ему из Каширы везут доброе, вот я и экспериментировал с бочками-ретортами. Может к зиме отладить и получится. Если на сере будем работать, то платина нужна, на железе выход - слёзы, да и температуру надо держать повыше. Если пирит найдём, то попроще будет, но опять же кто чистить будет продукты. Электрофильтры в ближайшее время не светят. Сашка ванадий нам не обещал? Да ты слушаешь ли меня, царь-государь?

- Да-да. Только ещё пояснять донору приходится. А на какой выпуск рассчитываете? Большая установка будет? Денег хватает?

- Где там большая! Людей-то нет следить за ней - я, да Олег. Денег собственно хватает, но специалистов, кто потянул бы текучку, нет. Так, то я, то он, побалуемся немного и притормозим. Пока местных не натаскаем хотя бы температуру поддерживать, непрерывность будет условная.

- А реально это, натаскать-то?

- Не знаю, не пробовал. У нас такое любой химик-второкурсник потянул бы. Только у того ещё десятилетка за плечами, а тутошние хорошо, если читать умеют. Немцев надо брать! Иначе все будет на фортуну рассчитано.

- Немцев! Ты про немцев особо не заикайся, пока сам не перекрестился. Так что, кислоты совсем не будет?

- Почему совсем? На эксперименты, думаю, наскребем, а вот для стабильного производства соды пока сомнительно. Придётся докупать за бугром. Да и я ведь тоже не супер-технолог для здешнего уровня.

- Не прибедняешься?

- Нет. С хорошими реактивами и нормальным оборудованием я тебе очень много чего сбацать могу. Да, даже с тем, что в Лыткарино у Зотова в лаборатории есть, можно достаточно кунштюков накрутить. Вот только объем будет на грани уникальности. И слабо он масштабируется. Придётся начинать с более привычных для аборигенов вещей. Тебе дядя Федор, государь, про новую пороховую фабрику рассказывал?

"Ишь, блин, прикарманил моё погоняло для Апраксина!"

- Так, заикался, что де надобно. А где делать-то будем и на какие гроши?

- Она нам нужна будет для практики будущих работников. А лучше понастроить маленьких, но много! Выживать будут только аккуратные! Зотов вроде договорился с церковниками ниже по Сосновке у Меленок ставить. БАГ обещался у кукуйцев бабло занять. Работяг на стройку опять попы дадут, за то, что им стеариновый заводик у Кожевникова поставим. Ну, на крайняк, Никита Моисеевич обещал у тебя попросить из академической суммы. - Увидев возмущение на лице царя, быстро добавил: - взаймы, взаймы. Кстати, ты сам церковникам свечную монополию подарил или это Зотовская идея?

- Сам. Причем тут Учитель?

- Уж больно набожен он для физика. Всё крутится вокруг патриарха - владыка то, владыка сё! Блйаять, противно! Думал он решил ублажить долговолосых.

- Он напротив, недоволен был. Но такова моя самодержавна прихоть! Чай не двадцатый век!

- Ну-ну! Надеюсь эффект будет.

Яков криво усмехнулся. Хотел видно, что-то ещё сказать, но тут пришёл Глеб посыльным от Гриманна, и Химик умчался готовиться к огненной потехе. Не прошло и минуты, как прибежал Лёха Лыков и сообщил, что Апраксин зовёт идти в Преображенское.

Я же сидел как мешком пришибленный. Вот такая колбаса! Много Яков не рассказал, но стало понятно, что кардинальных прорывов в химии ждать в ближайший год не стоит. А Капитан тем временем уже строил потешных выдвигаться к месту вечернего пикника. Солнце основательно склонилось к закату и кровавым цветом успело окрасить собиравшиеся на западе облака. Я вспомнил про показания барометра. Действительно, стоит ждать резкой перемены погоды - успеть бы фейерверк доделать. Оглянулся на Измайловский замок. За прудом у его ворот собирались возки царицыного поезда. Дальше задерживать начало вечернего представления смысла не имело. Конечно, в темноте будет всё выглядеть эффектно, но надо учитывать, что сестра с матерью побудут недолго. Так и протормозил, пока не увидел как у дороги, рядом с робятами, показался на большом гнедом жеребце командир потешного полка - князь Голицын. Те подровнялись. Апраксин вышел докладывать. После доклада Майор оглянулся на меня. Понятно - ждут царскую особу. Мой явный косяк. Поспешил к своим. Не доходя метров десять, перешел на строевой шаг. Подошёл, отдал честь.

- Та-щ, полковник, курсант Романов прибыл в расположение части. Разрешите встать в строй.

Майор зло сверкнул на меня глазами. Я про себя чертыхнулся: "Блин! Надеюсь, робятки ошибку в обращении не заметили!"

- ГОСПОДИН курсант, в чем причина задержки?

- Виноват! Государственная необходимость! - И главное изобразить максимально честный взгляд: "Гы-гы! Вот что ты на это скажешь, Дудыкин?"

Майор молчал. "Мстю обдумывает. Ну-ну!"

- Два наряда, вне очереди! Встать в строй!

- Есть!

На автомате развернулся и отправился на свое место между Воротынским и Мишкой Голицыным. Пока шёл терялся в догадках, в какие это наряды пойдет царь? В уставе их нет как класса. Однако, как только я занял своё место в строю, мысли сами собой улетучились. Привычно исполняя команды, потешные перестроились в колонну и двинулись по дороге в сторону Москвы. Не успели и полста метров пройти - команда:

- Песню запевай!

И тут Волков звонко:

Аты-баты, шли солдаты,

Аты-баты, на войну.

И весь "полк":

А нам бы кралю, нам бы кралю

Нам бы кралю, хоть одну!

Ну, хрен с ним, что может показаться кому-то анахронизмом! Главное - царю понравилось, когда Капитан напел. Потом ребенку и весь фильм вспомнить-показать пришлось. Невзирая на последующую головную боль и новый приступ тоски по потерянному миру.

12

Красочен и ярок был последний фейерверк 7190 года. Место выбрали для него весьма удачно - по берегам неглубокого сухого лога напротив дворцового комплекса, там, где наметили строительство академического городка. На северном, более крутом берегу у берез небольшой рощи полумесяцем разложили скамьи-брёвна. В центре сделали очаг из камней. Метрах в ста к югу, по пологому склону, переходящему в поле, расположились всякие хитрые устройства, посмотреть на которые царя не пустили. Когда мы прибыли на место, подготовка к "огневой забаве" вошла в завершающую стадию аврала. Вокруг суетилось приличное количество дворни. Старый Иоганн охрип и сипел команды на такой архаичной русско-немецкой смеси, что казалось его никто не в силах понять. Однако Яков Брюс переводил и, совершенно забыв о своем иноземном происхождении, отдавал команды на чистом русском командном. Причем пару раз я услышал довольно забористые выражения, от которых Глеб покрякивал, скрывая усмешку, а дворня ржала в голос. "Вот достанется ему от командиров за нарушение конспирации!" - я постарался отойти, чтобы не учить носителя раньше времени особенностям сексуальных отношений людей с огнеопасными предметами. Отошел недалеко, только чтобы мат не слышен был, к стоявшему на окраине поля каравану возков, колымаг и одной кареты, вполне европейского вида, на которых матушка Петра возвращалась в свой дворец.

Наталья Кирилловна, как и обещала, приехала посмотреть на забаву. Но из поезда она не вышла и наблюдала за приготовлениями, выглядывая из-за шторки кареты. Сестру она тем более не выпустила на позор средь стольких новых людей. К моему удивлению, на потеху пожаловали некоторые московские чины из думы, которые как бы случайно проезжали в Измайловское или из него или искали царицу по какому-то спешному делу. Тут был и глава Сыскного приказа князь Ромодановский с караулом своих стряпчих, и командиры пары солдатских полков и даже глава Стрелецкого приказа - дьяк Шакловитый с ротой стременного полка. Специально никого из них я не приглашал и уже готовился высказать дополнительные претензии "дядьям-командирам" за самоуправство. Однако скоро выяснилось, что это я был сам виноват в лишней толпе. К потешной поляне подъехал в окружении ближнего своего двора мой царствующий брат - Иван Недалекий. "Вот же дернул меня черт за язык шуткануть и пригласить его на потеху. А он тоже шутканул и приехал! Не хватало ещё и Софьи с господином госпечати оберегателем сюда заявиться, да патриарха с властьми прихватить!" Планировал ведь посидеть, покушать шашлычка в окружении только своих. Глеб обещался скоморохов позвать, позабавить меня местными веселыми песнями. Теперь точно облом - присутствие обоих царей и доброй половины боярской думы делало выезд почти официальным выходом.

Полчаса я принимал с братом поклоны, еще полчаса смотрел, как их матушке отдают. Потом боярин князь Прозоровский о чем-то переговорил с Майором и Апраксин с поклоном попросил пройти к подготовленным местам. Солнце ещё не зашло, когда верхи смогли устроиться на "трибуне". Перед нами построился стеной стрелецкий караул, и из-за них мне было совсем не видно, а вставать постеснялся. Наконец БАГ дал команду, и Яшка поднес зажженный факел к пороховой дорожке.

Огонь весло побежал, пересек ложбину, разделился и начал подбираться к различным устройствам, установленным среди размеченных фундаментов потешного городка. Там куда он доходил стали подниматься вертикально различные огненные фигуры - звери, цветы, деревья. Пять минут и перед нами пылал красивый сад. "Жаль, что рано запалили - в темноте смотрелось бы лучше!" В конце поля медленно встала большая ветреная мельница. Из её крыльев посыпались искры, засветились сопла боковых ракет и большое колесо, на котором они были закреплены, медленно, как бы нехотя сделало первый оборот. К первым ускорителям подключились другие, горящие зеленым и синим пламенем, и мельница завертелась быстрее. Всеобщий вздох удивления был вызван пуском основного заряда ракет. Со стороны царицыного поезда послышалось испуганное ржание коней и ругань конюхов пытающихся удержать их.

Обычные пороховые шутихи дымными иглами направились в сторону от зрителей. Поднявшись в небо, они почти разом хлопнули большими цветами. Тут же зажглись огненные фонаны. И началось основное действо. Ракеты взлетали попеременно и вспыхивали разными цветами, взамен догоравшим фонтанам зажигались новые, поднимались маленькие и более быстрые братья-сестры донкихотовских великанов, которые к тому же стали добавлять к общему шуму пробирающий до костей визг-свист. По полю побежали новые огненные дорожки, которые уже не потухали сразу, а оставались коптить небо еще долгое время. Под конец с громким всплеском из искусно замаскированного бассейна выплеснулась огненная река и понеслась вниз по склону.

Мой носитель не выдержал, вскочил ногами на импровизированный трон, что бы лучше видеть. Иван тоже встал, за ним с лавок поднялась и свита.

- Иван, глянь как лепо, как красиво! - оставленный без контроля ребенок не сдерживал эмоций. - Право, скажи как здорово! Поди лучше всего!

Старший царь лишь глупо улыбался в ответ. Чуть выглянув из океана чувств молодого царя, я не нашел в подслеповатых глазах у брата хоть какой-то отсвет той радости, что захлестнула Петра.

Тот же ни мало не обращая внимания на мой "шпионаж" резво припустил к логу, расталкивая стрельцов и пытаясь вырваться из цепких рук кравчего.

- Пусти! Пусти князь! - но Майор держал царя за руки крепко. Остановились мы за десяток шагов до огненного ручья.

- Сторожно, государь, опасно вблизи еще. Обожди чутка.

И тут, с большим грохотом, из-под земли высоко в небо стрельнули какие-то пушки. Два огненных снаряда стали стремительно удаляться. Внезапно они вспыхнули и прибавили скорости. Поднявшись ещё выше, ракеты разорвались кроваво-красными шарами.

- Й-ее-с! - громкий крик Брюс и его характерный жест рукой, привлек всеобщее внимание.

- Это чего он так, Майор? - негромко спросил я, осторожно отодвинув в сторону личность ребенка.

- Дистанционный взрыватель Химик тестировал - так же шепотом отвечал Голицын.

- Удачно?

- Как видишь.

- А как же обещание ничего нового не делать?

- Так тут ничего анахроничного нет. Все в пределах текущего века. Но впустую такому количеству пороха пропадать, амфибия душит. Вот и проверили, какие замедлители получаются.

- А риск?

- Какой риск? Риск был только в том, что твое чувство эстетики поранить несимметричным представлением.

- ну... ок. - сказал и повернулся к подходящему Гримману. - Знатно потешил ты меня Мастер! Быть тебе с наградой! Шубу дарю!

Тот только кланялся и шептал "Шпасибо". Яшка довольно улыбался, прячась за спинами свиты.

- Не велика ли братец, будет шуба, что ты жалуешь немцу? - Спросил подошедший Иван.

- Ничего, в самый раз чаю, брате. Ужель тебе не любо?

Старший царь только улыбнулся в ответ, всем своим видом силясь показать, что такие детские потехи ему неинтересны. "Ишь, у самого ещё борода не растет, а уже корчит из себя важного самодержца. Будто лишь потрафить младшему брату сюда приехал!"

- Пора мне Петр, к вечерне торопиться. Знатна твоя потеха, шибко высоко шутихи взошли, да лишь потеха и есть. Ты бы прислал своего немца в Оружейный приказ, пусть поучится в ракетной" избе нешутейные наряды делать.

"Ась? Какая такая ракетная изба? И тут уже Учитель отметился?" Но вслух сказал:

- Нет, брате, мастера не можно дать. Мой мастер ещё твоих вперед научит. Да так, что там и останется. Пусть его ученик - Яшка Брюс глянет поначалу. Не дам я Гриманна в приказ.

Иван покивал головой, посмотрел на Прозоровского, и согласился. "Понятно, с чьих слов пел убогий. Блин, а слюна так и пошла у него с губ!" И мне, и носителю стало так неприятно и обидно, что этот человек-ботва есть старший царь и его мне надобно слушать.

Как ледокол он в окружении дворни пошел через толпу "гостей" к своему поезду. Провожая его взглядом, я заметил у дороги большую черную с золотом карету. Вокруг неё горячил коней конвой богато одетых дворян. "Вот и Софья пожаловала. И чего им всем в Кремле не сидится? Вроде смуту охладили. Стрельцов деньгами да золотом умаслили. Таратуя я на копья давно наладил, кажись и некому ныне бунтовать. Сволочи, про меня говорят, что взбешенный я не по летам, аки царь Иван бояр бью, а сами не понимают, от чего избавились. Мотались бы сейчас по загородным резиденциям, да стращались бы, как Хованского от руки сестрицы-Катьки отвадить. А так мавра я удалил, а они и не причем. Твари неблагодарные!" Распаляясь от таких мыслей, младший царь показал черной карете средний палец. Подумать, что не поймут, опять терпения не хватило.

Когда зашло солнце и, наконец, разъехались все сторонние, остались только потешные в своей самой незнатной половине, вечеря наша приняла камерный характер. Сидели кругом у большого костра, жевали шашлык и пили легкое, типа "Сангрии", вино. Разговор завертелся о недавнем представлении и возможности применения шутих по легкой татарской коннице. Образовалось два лагеря - одни напирали на большую эффективность психологического воздействия, другие приводили в противовес доводы практической применимости. Тон задавал Ржевский в большом уже возрасте - он единственный среди нас видел настоящую битву. Отец "поручика" был последним воеводой в Чигирине, где и погиб при осаде от турецкой гранаты. {Петр} же, став старшим, выводил семью вместе с остальным гарнизоном к русскому войску. На правах ветерана он говорил, какой страх на турок и особенно татар наведут пуски ракет разом. Особенно, если в деланье ракет соединиться с казенным "ракетным заведением", да снарядить их тем чудо-порохом, что Яшка ранее показал. Ржевский сам не был тогда в "потешных" и судил лишь по слухам, которые мощь взрыва сильно преувеличивали. Противостоял ему мой хрен-знает-сколько-юродный дядька Федор Нарышкин. Он утверждал, что от ракет только одна морока. Кони татарские могут привыкнуть и к взрывам, и к вою снарядов, а вот возить громоздкий огненный груз в обозе опасно и неудобно. Сами ракеты же зело дороги и требуют обращения с изрядным мастерством. Дешевле легкую пушку измыслить с гранатой начиненной яшкиным порохом. Майор с Капитаном в спор не мешались, но слушали внимательно. Даже Брюсу позволили с Гримманом присоединиться к ужину. Робятки, ободренные присутствием царя и таких важных вельмож как Голицын с Апраксиным, постепенно вошли в раж и даже начали стараться перекрикивать оппонентов. Большая часть стояла естественно за Петра, сторону Нарышкина держали лишь несколько человек. Когда дошло до того, что потешные в открытую стали требовать мнения от царя и командиров полка, вмешался Зотов. Он напомнил, что столь открыто говорить о чудо-порохе запрещено и изящно развел спорщиков, утвердив правоту обоих. Ракеты действительно могут оказаться эффективнее, чем артиллерия, но не всегда и для этого надо их значительно улучшить. "Не всегда" это относились к тому, что использовать их можно только в стычке большого войска и при осадах. И именно улучшение стало "точкой согласия". Естественно, большинство советов по нему свелось к "строго наказать немцу-Яшке". Лишь двое спросили, как можно собственно это сделать. Зацепившись за вопрос, Учитель дал небольшой вводный курс по естествознанию и привязки его к текущим задачам развития огненного дела. При этом рассказал так занимательно, что даже я заслушался. Да, работал профессионал! Детишки после лекции "смотрели ему в рот" и готовы были хоть сейчас идти в класс и сидеть за уроками всю ночь. Пришлось отвлекать их другими рассказами. Здесь первой скрипкой был Глеб, поведавший о древних временах и богатырях Руси. Помогали рассказу несколько скоморохов с трудом пробравшиеся в царский лагерь.

Да! О существовании такого сказания о донском казаке - Илье Муромце я и не подозревал. По былине оказалось, что легендарный богатырь озоровал и гулял вдоль по Дону и Волге вместе с Ермаком и Иваном Кольцо, бивал Александра, царя греческого и Мамая. Робятки восприняли это развлечение очень благожелательно, а для выходцев из другого времени такой анахронизм был непривычен. Я посмотрел на Капитана, Майора и мне тоже захотелось поучаствовать в эпосном строительстве. Ничего лучше, чем передрать Александра Сергеевича не получилось. Подождав пока все успокоятся, я начал сказ:

Как ныне сбирается вещий Олег,

Отмстить неразумным хазарам...

Ну и далее по тексту...

13

Обсуждение песни длилось недолго. Конечно, все подивились, откуда я знаю столь стройно сложенную быль, но открыто об этом не говорили. Сюжет её так же не произвел ожидаемого мной ошеломляющего впечатления. Наметив себе обсудить потом такую реакцию аборигенов с Учителем, решил отвлечься и удалился от общего круга. Глеб давно делал разные намеки, что все готово к намечаемой разборке. Мне стало стыдно. За потехой я запамятовал, что сам хотел ещё раз допросить того холопа, что на Майора показания готов дать по поджогу. Воспользовавшись тем, что царские воспитатели отвлеклись организацией ночевки, я отловил горбуна.

- Привёл?

Поняв о ком я спросил, шут молча указал на край рощи. Там у костра охранной роты сидел уже знакомый царю высокий человек в хламиде "а-ля-бомж". Идти было не очень далеко и этим удалось успокоить ближний караул, однако один "оберегатель" все ж таки увязался за мной. Присутствие этого "засланного казачка" могло сорвать чистоту беседы - вряд ли бывший закуп будет откровенен при человеке Голицына. Поэтому подойдя к костру служивых и переждав дежурное буханье их в ноги - обратился к солдатам прямо:

- Солдаты, пусть сей холоп княжеский погостит у вас. За мной ему идти не дозволяйте, но и вязать не надобно.

Те восприняли просьбу мальчишки недоуменно. С одной стороны отрок числился царем, с другой ссориться с его опекуном - Борисом Голицыным - им явно не хотелось. Как бы дело не повернулось, а шанс остаться крайними у солдат был не маленький. Видя их нерешительность, я добавил:

- Кравчему моему противоречить не бойтесь! А бойтесь царского слова ослушаться. Не настолько я мал летами, чтоб от слова своего отказаться. И всех вас я твердо запомнил. Кто за старшего у костра?

Вперед выступил невысокий мужичок.

- Так, я за голову в дозоре буду, великий государь. Ты не сомлевайся, холопа этого мы у нас придержим. Ну-ну, балуй! - это он негромко одернул решившего что-то возразить оберегателя. - Токмо ты бы, Пётр Алексеевич, далече не гулял бы, да за наши караулы не выходил. Оно, конечно, место к Москве близкое, однако ж, случись чего, не простят нас ни матушка твоя, ни бояре.

- Хорошо, за дальние караулы выходить не буду, - и я повернул к реке, ожидая, что Глеб сам сообразит взять свидетеля и следовать за царем.

Примерно на равном расстоянии между кострами и рекой находились невысокие кусты, у которых были сложены заготовленные для строительства Академгородка бревна. На них мы и расположились.

- Глеб, глянь-ка кругом, нет ли лишних ушей!

Взошедшая полная луна давала достаточно света, чтобы разглядеть силуэты людей.

- Говори! - повернулся я к холопу. - Давно ли ты с кравчим моим говорил про пожег? Сам ли он подбивал тебя, и что сулил?

Тот привычным для меня уже образом бухнулся в ноги и плаксиво начал:

- Свет великий надежа-государь, бью челом тебе на неправду князя Бориса Алексеевича Голицына. Смертию бил он меня, да грозился со свету божьего сбыть, басурманам поганым продати... Защити-оборони, надежа государь. Помилуй мя, сиротинушку, за ради матушки больной да деток малых. Не попусти неправде жестокой быти.

Такое начало не очень понравилось - что-то откровенно наигранное, неискреннее было в нем. Пошлый раз он более запуганный был и лишь кивал подтверждая рассказы Глеба. Тот разговор довершить не дали, и сейчас надо было наверстать упущенное и самому разобрать показания.

- Стой. Не хнычь. Говори прямо в чем князя неправды к тебе есть.

- В аккурат на Петра то было, великий государь. Звал меня боярин князь Борис Алексеевич в свои покои с приспешником своим главным Гаврилкой Пустовым да давал наказ тайный жечь избу московского гостя Соломона Пешнева со всеми домочадцами и холопями.

- Про сие ты уже сказывал. Но ужели прямо велел Борис Алексеевич жечь дом купца со всеми домашними? - переспросил я.

В своих подозрениях видно не ошибся - глазки "сиротинушки" забегали, это я и в темноте сумел заметить, и беглый холоп пробормотал:

- Так великий государь. Истинно как пред Богом скажу - сказал жечь всех, дабы место то чисто от наследников гостя было.

- Готов и в глаза князю повторить?

Тот склонил голову и ещё тише:

- А то и скажу, государь, истинно не побоюсь и кнута. Князь велел мне - жги дом да смотри, что никого там не осталося.

Согласие подтвердить показание под пыткой было серьезной заявкой на правду. Но я не стал на этом останавливаться - перешел к главной теме:

- Узнал ли, как обещался, куда серебро, что в кладе найдено было князь упрятал? Что про сие ведаешь?

Холоп приободрился:

- Також то, что и говорил давеча - князь повелел серебро тайно откопать да на свой двор ночью свезти. Возчиков да добытчиков сих он с семьями и сжил от дома своего. Более о их никто и не слыхал. А что до иного, то мне неведомо. Ныне все мои дружки-то со двора боярина свезены, а новым холопам боязно мне открыться.

"Боязно? Боязно... Ну да, наверное, если он последний живой свидетель, то оставлять его в живых Майору резона мало."

- Сам, то клад где князем спрятан? Говори - не томи. То велю ужо клещи-то прокалить, им твой язык вынуть.

- Великий государь - почти шепотом он прохрипел, но далее не смог вымолвить ни слова.

Видно холопу в яви привиделось обещанная мной операция и он, побледнев, встал в ступор, чуть слышно бормоча лишь "Помилуй, помилуй, государь раба твоего". Бледность его стала понятна, когда я оглянулся - в свете факелов на берег Яузы спускался сам Борис Алексеевич Голицын. Спускался не один, а в окружении пятерки оберегателей.

Он насмешливо посмотрел на меня и пророкотал:

- Что, царь-государь, как розыск твой идет. Много нового сей смерд успел тебе рассказать обо мне.

- Не много боярин, ровно столько, что тебе на дыбу хватит. Серебро заныкал. Люд московский примучил. Убийство, поджог, рейдерский захват чужой собственности. - Выкладывал я все, что успел узнать от Глеба и от этого же холопа. - Разве мало сего для вышки.

- Кто тебе такое наговорил? Глебушка? Али этот Тишка - холоп неблагодарный. А всё ли он тебе рассказал? Давай-ка по порядку. Рейдерским захватом назвать сиё сложно - я в ваши игры буржуинские не играю. Заклад на имущество купца я честно выкупил, о том и видаки в судебной избе имеются. То, что дом тот сгорел, так на все воля божья. Тишку ставил не для поджога, а для догляда на случай грозы или другого несчастья. Соломоша-то покойный сам по пьяни грозился усадьбу спалить, дабы боярину не осталась. Клад, думаешь, его там был, или он сам дом строил? Усадьбу купчина получил в наследство от отца, купившего его после бунтов в 140м году, в светлой памяти государя Михаила Федоровича царствование. Принадлежала она амстердамскому гостю Кленку, что дела свои суконные вел прямо на Торгу. Уже после бунта против засилья английский да голландских немцев, когда сей немец бежал спешно, один из заводил смуты - батюшка Соломона, его дело себе-то и прибрал. Сын же, знай государь, один из главных посадских смутьянов супротив тебя - народ баламутил Ивана на царство звать, а бояр всех побить. Зело ему не по нраву пришлось, что мы смуту-то и с твоей помощью пригасили. А то что, люди да на пожаре погибли, но это лишь двое из приживал, кто хмельным в погребке спал и угорел. А сам купец еще тем утром помре - пил нечестивец хлебное вино без меры, вот и не выдержало сердце-то. Я ж о том ему говорил. Да хоть и дохтура Данилу спроси! Так что вины моей в смерти купчины нет. Домашние его вдова и дочь живы, но по закупным ко мне отошли в кабалу. Опять же холопы мои из тех, что серебришко перепрятывали, все живы и здоровы, лишь отправлены на дальние новины под Самару и Ставрополь в поволжские степи. На то я и хозяин им по закупным и кабальным, дабы по своему усмотрению вывести их с вотчины на другое место. Там вестимо не рай земной, но и работных людей на Поволжских серных копях кормить надобно. Охрану опять же я им из своих же боевых холопей дал и казачью ватагу для тех же целей на свой кош в Жигулях держу. Не о выгоде своей думаю, государь, а о прибыли в казну твою. Серу добывать нам потребно много и для пороха и для опытов Никитки Зотова, а людишек в тех краях не густо ныне. Вот я своих закупов и направил на новую усадьбу вместе с охраной. Тишке же было сказано, коли огонь займется выводить домочадцев к реке. Почто ты Тишка, сучий потрох, не исполнил моего наказа?

- Да, ведь батюшка боярин... то не успемши я... - чуть слышно залепетал тот.

- Не успемши? Не от того ли не успемши, что барахло купеческое прихватывал, да грузил на свою подводу? Твои подначальные мне повинились и все, что успели из огня вынести к себе - возвернули. Ты же жаден, да украл видать чего ценное, что сейчас юлишь. Чего, говори, у государя вымаливаешь? Подорожную? В Литву к родне сбежать надумал?

Тишка вжал голову в плечи, ещё больше ссутулившись. Глаза его совсем спрятались под спутанными космами, жидкая бородка на груди оттопырилась кустом.

- Повели-ка, государь, волочить его к охранной избушке, там мы с тобой вдвоем его и поспрошаем. Чай, не утаит там подлинную праву-то.

Ответить сразу и не нашел чего, но возражать на то что "оберегатели" схватили Тихона не стал. Раздумывая, где здесь правда, все время крутил в голове детали дела. Кроме этого свидетеля и своей крайней своевременности гибель купца на вину Майора прямых улик не было. Но тут вспомнилась одна деталь из рассказа Глеба о "серебряном деле" - Майор принимал в своем доме старого боярина Ваську Одоевского с сыном и к кузену захаживал, а после у Соломона товар от казны и развернули, и штраф не малый наложили. "Э! А наш командир не чужд административным ресурсом поиграться!" - внезапная догадка дополнила картину "честного изъятия неправедно накопленных ценностей". Посмотрел я Майора, сердито взиравшего на царя, и решил пока попридержать такой козырь.

- Ты князь-боярин откуда про сей клад прознал? Ужель сам сбежавший гость амстердамский тебе то поведал? Может, ты и про другие клады чего знаешь?

- Может и знаю, но сие обсуждать тут невместно. Изволь, государь, пройти в шатер к нам с Федором Матвеевичем.

Добравшись до командирской палатки, мы задержались на контроль как расположились потешные. Собственно, сам "догляд" вершил Голицын, а царь при нем был более для "авторитета" и собственного государева опыта. Когда "робятки" разбрелись по своим шатрам, а периметр "оберегателей" обеспечил беседу государя со своими постельничим и кравчим от подслушивания, попаданцы смогли нормально поговорить.

- Ну, вот видишь, Дим, не всё так однозначно в этом мире. Ты кому-то веришь, а кому-то нет.... Смотри вот и Глеб уже больше мне доверяет, чем ты. Так Глебушка?

Шут, которого я решил не оставлять снаружи, закивал подтверждая. "Хм. Такие перемены неспроста. Чем-то БАГ подкупил и его. Хотя.. Ладно... но присмотр за делами Майора надо вести, а кроме Глеба у меня никого нет". Сам же Голицын начал рассказ "о кладах".

- Ты, царь-государь, как полагаешь, стоит нам еще денег добыть к тем, что выпросили? Пока Сашка с Урала пришлет золотишка или там самоцветов, пока Учитель раскрутится, ведь надо на строительство городка сверхлимитный запас. Мы еще в том прошлом-будущем веке прошерстили архивы на предмет всех кладов, которые нашли до 2010 года. Спасибо Генералу, дал доступ и к закрытым сведениям. При Сталине не всякая находка старинных заначек становилась известна газетчикам. А если и становилась, то как, например, с кладом на Красной площади, что нашли летом 45-го, без особых подробностей. А ведь не зря тутошний век стал зваться "бунташным", и батюшку твоего посадская чернь в пыли валяла, и немцев жгли и били знатно. Вот и зарыто на Торгу и в Белом городе много серебра да узорочья. И то про соломонов клад я узнал не столько в 2010, сколько в прошлом месяце от послуха кукуйского, да когда сам порылся в архивах московских приказов. Там и другие есть интересные наводки. Не одного Кленка силой с Торга согнали и пожитков лишили. Прочие так же могли прикопать неправедно нажитое серебришко. На Москве ты сам уже знаешь лучше сейф от пожаров в земле. Надеюсь еще на пару таких уловов. Нам ведь клады иностранцев предпочтительней - они не копейки хоронили, а зачастую полновесные талеры испанской и римской чеканки. С них и по нескольку пудов серебра В Ипатьевском переулке на былом Великом посаде, где всякое вскрытие земли ниже "крыши уличного асфальта" открывает памятники истории, при строительстве нового здания был обнаружен крупнейший в Москве, на Руси да и во всей Западной Европе клад испанских монет (Љ 30). За земляными работами на строительстве вели постоянные наблюдения археологи Музея истории и реконструкции г. Москвы, что и позволило сразу же расчистить и зафиксировать клад. В широком сосуде красной меди типа таза оказалось 3398 монет - свыше 74 кг серебра. Основную часть монет в кладе составляли крупные песо (8 реалов), но имелись также и половинные (4 реала) и самые мелкие песеты (2 реала). Источник:
Векслер А.Г. Мельникова А.С. 'Московские клады' - Москва: Московский рабочий, 1973

можно поднять.

- Так что, будем копать?

- Будем, но не сразу. Место на Красной площади я примерно определил, надобно оттуда согнать несколько лавок, да только пока злить посад не стоит. Есть еще наводка, что под мостом через ров у Спасской башни штуки три поднять можно, но там тоже не просто откопать. Без санкции Кремля основной выезд не перекроешь.

- Слушай, Борис Алексеевич, - вступил в беседу Капитан - может, запустим Димона своим любимым делом заняться - пусть он в приказах делопроизводство "поизучает". Может и нароет ещё чего.

- Как ты себе это представляешь, Федор Матвеевич? Не вместно великому государю сему учиться и с дьяками знаться.

- Хм, государю Ивану Васильевичу, значит, вместно было с дьяками знаться, а нашему нет?

- То дело давнее, а ныне у нас византийское благообразие царствующего дома, и нарушать сиё настрого заповедано отцом Петра. Вы итак своим футболом такой шум в думе подняли, что насилу я кравчим остался. Погоди, ещё владыко Иоаким слово своё не сказал.

- Но тогда как? - мне стало интересно, каким образом БАГ получил доступ в архив.

- Как-как? Каком кверху! Дал на лапу (ну не сам, а через поручника) мне их на дом и свезли, да так что и Ромодановский не догадался. Сейчас Федор Юрьевич там гайки-то прикрутил, но при случае достанут и другие свитки.

Тут неожиданно встрял Глеб:

- Народ баит, князь Федор Юрьевич Ромодановский прикупил усадьбицу чрез два дома опричь от Соломонова погорелья у церкви Святого Ипатия. А строил её наибольший купец среди аглицких немцев, коего в том же 140 году чернь побила. Вкруг дома ромодановские дворовые забор великий, чуть не в две сажени, поставили, а унутрь акроме боярина да немногих его ближних никого не пускают.

- Это не та ли усадьба у самой стены, где боярин Федор Юрьевич отсиживался, когда последний раз стрельцы за раскольниками на Кремль пошли? - поинтересовался Майор

- Она сама и есть, батюшка-боярин, - поклонившись, отвечал Глеб.

- Видно не только мы такие догадливые попаданцы, старые усадьбы немецких гостей выкупать да клады в них искать. Не от того ль в мае князь Ромодановский так истова на Сыскной приказ себя ставить челом царице бил... - задумчиво протянул Апраксин.

Майор почесал начавшую вновь прорастать броду и приказным тоном, что даже Глеб испугано присел, сказал:

- Дим! Надо завтра же готовить указ на выкуп еще двух подозрительных домов: на Мясницкой и возле Никитского монастыря. Государь, надо матушку твою уговорить вступиться и к Патриарху так же идти - без них мы дела не вытащим. Дома те на крутицкую епархию ныне писаны.

- Зачем же ждать утра князь-боярин? Вот Глеб нам сейчас его и напишет, а я подмахну.

В шатре нашлись и бумага, и чернила и писчие принадлежности, и мой будущий шут-писарь-сказочник сел за походный столик писать указ. И Майор, и Капитан помогали ему правильно составить документ, иногда в полголоса споря о формулировках. Я пожалел, что с нами нет Зотова - тот хорошо умел выразить мысли в полном соответствии с принятыми традициями изложения при дворе. Пока суд да дело, поторопился озвучить давнюю свою хотелку:

- И позволь, Борис Алексеевич, ему при мне быть неотлучно. Замолви пред матушкой слово. А ещё Глебушка будет мне сказки на ночь читывать - вечера скоро длинные пойдут, скучные. По утру же записывать их в книжицу для академии надобно...

Сказал и подмигнул, надеясь, что Майор правильно поймет подводку к легализации Пушкинских сказок. Тот не подвел - согласился, хотя и без особой охоты. Вероятно, ему всё ещё претила мысль, что у попаданца в царя могут быть какие-то свои доверенные лица. Однако открыто отказывать не стал. Напротив, пообещал Глебушке "вездеход" в Преображенское выписать.

За этой ночной суетой и беседой, прежнее чувство подозрительности притупилось, и я в тот момент более чем других вселенцев, стал бояться склонностей своего носителя к какой-то необъяснимой жестокости. Уверенности, что при сильных эмоциональных взрывах смогу сохранить контроль над телом, не было. Стоял, прислонившись к центральному столбу, и "медитировал" в накатывающихся волнами воспоминаниях: и о видах кровавых бараньих туш, и картинок смерти Хованского да Матвеева на стрелецких копьях, и о нечеловеческих криках сгораемого в огне пожара истопника сестры. Я даже сразу и не услышал, как меня окликает Майор. Встрепенувшись, решил перевести разговор на другую тему.

- Борис Алексеевич, а может, я всё-таки своим прямым делом займусь? Вы все как-то устроились более-менее по специальности, а я всё с потешными играюсь. Как думаешь, пора Петру повзрослеть, да приказы прошерстить, на предмет понимания текущего делопроизводства и реального распределения кэша в казне? Пустит меня Софья в приказ Большой казны?

- Ну, вот опять двадцать пять! Говорил же, что невместно сиё как обучение проводить, а как ревизию, то думский расклад против играет. - С грустной усмешкой Майор продолжил: - Не вели казнить, государь, только ни я, ни матушка тебе такого позволить не можем. Софья, та с радостью даст тебе в приказах играться. Только этим ты больше навредишь общему нашему делу. Вот послушай, каков есть расклад в Думе ныне...

***

Не прошло и часа после разговора с холопом, как я с помощью Глеба добрался наконец до своего шатра. Ребенок заснул, а мне настало время переоценить свои ощущения. Тяжелое чувство стыда от того, что я мог по навету от "ненадежного источника", поддавшись внешним страхам, испортить отношения с Майором и остальными "вселенцами" камнем давило на совесть. Ведь только большим усилием рассудка, я поборол совместные с Петром страхи и положил себе считать, что моя смерть им невыгодна в любом виде. Естественно, если я не буду действовать прямо против и "зарываться". Вся обида, вся подозрительность носила какой-то иррациональный характер и во многом была навеяна чувствами донора, его подсознанием. Больше всего конечно задевало, что я не сам был первой скрипкой и многие мои поступки, хоть и сыграли какую-то роль, но значили чудовищно мало по сравнению с тем пластом черновой работы, что провели с момента появления в этом мире и Майор, и Учитель, и даже Геолог. Система "оберегателей", организованная почти на пустом месте, система агентов среди посада и стрельцов с солдатами, при всем своем возможном несовершенстве от поспешности создания, много помогли для сглаживания катастрофических взбрыков неверной дворцовой судьбы. Именно благодаря им удалось вбить клин между бунтовщиками и большими посадскими людьми, да запустить контро-слухи про боярский заговор Милославских и Одоевского. Я и не знал до рассказа Майора и последующего подтверждения от Глеба, какую роль в событиях хованщины сыграли старый князь Василий Федорович Одоевский и его сын Яков Васильевич. Дудыкин в теле Голицына вместе с Александром в теле Ивана Нарышкина, ещё до приезда Матвеева сумели поправить ход истории. Уж не знаю в новое ли или напротив в старое русло.

На самом деле заговор о недопущении старого Милославского, который автоматически становился первым лицом при восшествии на престол Ивана, и воцарении моего носителя, был поддержан большинством бояр без особого сопротивления. В Думе по смерти царя Федора сложилось четыре основных группировки: Языковы-Лихачевы-Апраксины, свергнутые ими Милославские-Хитровы с примкнувшим к ним Хованским, Одоевские с Голицыными и Нарышкины с Долгоруковыми. Ромодановские колебались, но в основном тяготели к нашему лагерю. Остальные большие роды составляли традиционное "болото", готовое поддержать победителей. БАГ оказался между двумя огнями. Софья Алексеевна ещё при болезни брата увлеклась Василь-Васильичем и сильно тянула в свою сторону блок ВВГ+ВФО. Борис Алексеевич, будучи на хорошем счету у царя Федора был назначен кравчим присматривать за партией вдовствующей царицы, но к удивлению, многих близко сошёлся с её окружением и, особенно с наставником царевича Петра дьяком Зотовым и братом Натальи Кирилловны Иваном. На него и легла основная функция посредника между лагерями двух претендентов на освобождавшийся мономахов венец. Блок ЯЛА от воцарения Ивана терял больше всех. Учитывая злопамятность родни старшего наследника трона, они рисковали потерять не только свое влияние, но и жизнь. Поэтому с подачи младшего Языкова комнатные умирающего царя решились на примирение с "медведицей". Главная их задача была привести в Кремль Матвеева, на благодарность и рассудительность которого вполне можно было полагаться. Авторитет Артамона Сергеевича среди большинства бояр был высок, а сам он известен был своей обходительностью к старым, большим родам. Даже откровенные его враги Милославские и Хитровы относились к старому интригану с уважением и страхом. В 1676 году они смогли свалить последнего фаворита Тишайшего только при помощи Патриарха и блока ЯЛА, воспользовавшись ошибкой Артамона - поспешным проталкиванием на престол Петра в обход обоих братьев. В 1682 году ситуация стала другой: правление Милославских пугало московских бояр своей алчностью и беспардонностью. Думские боярские рода, прежде всего Одоевские с роднёй, согласились на провозглашение царем Петра. Голицыны колебались и по факту раскололись кузенами по разным лагерям. По крайней мере, поначалу никто воцарению младшего брата не противился особо. В прошлом мире Иван Нарышкин своим честолюбием и беспардонностью сумел восстановить против себя старые и сильные роды. Старый князь Одоевский тогда в буквальном смысле расплевался с ним и с большой охотой поддержал усиление Софьи. У нас же, находясь под вселенцем, старший из братьев вдовствующей царицы, напротив, пытался сгладить противоречия, не требуя себе особых должностей и положения. Хотя от упреков и слухов его это не уберегло. Посад и стрельцы считали его выскочкой, временщиком, который для воцарения своего племянника недобро думает на старшего царевича. Таратуй же единственный из родовитых бояр стал прямым врагом Нарышкина, посмевшего напомнить тому упреки Алексея Михайловича в нерадении и глупости. Тем не менее, Хованский по отношению к Наталье Кирилловне сохранял льстивое почтение, и та не могла поверить брату и кравчему сына о враждебности и опасности Таратуя. Старая, ещё от Чигирина, вражда Василия Васильевича Голицына к Григорию Ромодановскому и Долгоруким прочно, сильнее чем любовь Софьи, связала его с Милославскими.

Борис Алексеевич Голицын днями пропадал в своих кремлевских хоромах, недалеко от царского дворца. Там же часто бывал и Иван Кириллович, и Никита Моисеевич, и даже сами ближние царицыны бояре - Стрешневы. Туда в импровизированный штаб нашей партии стекались все сведения о настроении в городе и полках. Конечно, полноценной систему влияния назвать было трудно. У Майора было от силы пара месяцев для её внедрения и развертывания. Благо и донор его об этом же заботился и послухов среди стрельцов и прочего низа прикармливал. Он убедил само правительство начать розыск среди стрелецких полковников, опережая требования бунтовщиков и сдерживая недовольство. Подбиваемые его подсылами стрельцы требовали себе исключительных привилегий против посада, при этом "забывая" о солдатах. В посаде люди БАГа умело тревожили тем, что стрельцы себе льготы выбьют, а посад за то мошной страдать будет. С большим трудом удалось Милославским и Толстым сформировать "тревожное" большинство против Нарышкиных. Им во многом помогло то, что царица не все, что советовал БАГ и старший из её братьев, стремилась претворять в жизнь. Нерешительная, еще не опытная во власти, она с нетерпением ждала прибытия из ссылки своего опекуна и старого друга. Масла в огонь думского раздражения подливал старый Кирилл Полуэктович, более остальных требуя к себе особого уважения. В результате всех этих маневров, как и в нашем мире партия Петра проглядела начало бунта и была захвачена им врасплох. Восстали именно те полки, где у БАГа не было ещё своих ушей и уст. Так же как и у нас, они решительным штурмом овладели Кремлем и стали диктовать свои условия. Много надежд питали попаданцы на вселение в Софью и ВВГ темпонавтов из будущего, но и эти надежды оказались напрасными. Только помешали пустыми ожиданиями и основанной на них малой активностью в противодействии планам Милославских. Утром 15-го мая ситуация оказалась почти так же запущена, как и в нашей истории. Смерть многих примкнувших к лагерю Петра бояр, включая самого Артамона Матвеева, главу Стрелецкого Приказа князя Долгорукого с отцом и одного из самых уважаемых в думе воевод - Григория Григорьевича Ромодановского, поставила планы попаданцев на грань катастрофы. Как ни странно помог вселенец в Петра. Его глупый, неожиданный ни кем поступок - беседа с Софьей и предложение почетной капитуляции, как ни странно, возымели отрезвляющее действие на бояр. Растерянность думы закончилась вместе с речью царя, тогда ещё не ставшего младшим, а стрельцы были удоволены оперативно выплаченным жалованием. БАГу оставалось только вложить в голову двоюродного брата идею наложить дополнительные поборы для стрелецкого войска на посад. Хованский поняв, что его авторитет в полках стал падать, после неудавшегося демарша старообрядцев уговорил Милославского физически ликвидировать конкурентов на трон и влияние. А заодно с пожаром дать повод расправиться с Зотовым и прибрать устроенные им заводы под себя. Испортило игру Таратуя то, что Пётр оказался способным спать частями и успел ускользнуть от огня еще до того как тот охватил весь дворец, да ещё чрезмерная въедливость нового главы Сыскного приказа - князя Ромодановского. Собранных улик оказалось для думы достаточным, чтобы растеряться и не оказать сопротивления, когда младший царь наладил Таратуя в аккурат на стрелецкие копья. С тех пор установилось фактическое полуторавластие. Финансы, внешняя политика и войско оказались под контролем Милославских, но и сторонников Нарышкиных в главе приказов и в думе оказалось достаточно, чтобы не дрожать за свою безопасность. Впрочем, полного контроля над казной родня Софьи по матери не получила. Главой Приказа Большой казны, ведавшего за сбор бюджета, так и остался Василий Федорович Одоевский. Сын его Яков по возвращении из Ухты с бочкой нефти стал судьей в приказе Большого дворца, который обслуживал расходы непосредственно царской семьи. Многие из их родственников так же были назначены по приказам: тесть стал в Хлебном, младший брат в Мытную избу, другие менее близкие по роду люди поверстаны по прочим должностям так или иначе связанным со сбором и распределением средств.

Эта система сдержек от всевластия Милославских позволяла проталкивать через согласование с Софьей финансирование моих начинаний. Сейчас позиция ВФО не позволяла Милославским полностью подмять под себя Думу, как ранее не позволила Матвееву перехватить управление. Страстное мое желание провести дотошный аудит приказа Большой Казны разбилось о мнение рассудка, что именно это будет смертельно опасным мероприятием. Как старина Флинт боялся одноного Сильвера, так Одоевского и поддерживающих его бояр боялся и Василь-Василь, и старик Милославский. БАГ от такой авантюры отговаривал меня особо страстно, не желая ломать хрупкий лед взаимного доверия между ним и ВФО-ом, сложившийся после ссылки Ивана Нарышкина и пострига царского деда.

Все это я понял после ночного рассказа Майора. Заново переживая события долгого дня и затянувшегося вечера, я незаметно для себя уснул.