Осокинъ Дмитрий : другие произведения.

"Подменыш" (рабочее назвние)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 3.40*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это как бы И ФЭнтази и немного Альтистория, хоть и с магическими возмущениями, - поэтому, к событиям, происходящим в 2000 годах просьба не слишком придираться. Ну а развилка - мой копирайт, сыну Ивана Третьего, Иван Иванычу, удается спастись от ядов Софьи и сбежать с женой к тестю, на Днестр, в тогдашнее Великое Молдавское Княжество. Прошло 30 лет, на Москве правит, как и в РИ Елена Глинская и рождается будущий Иван Террибль, ну а в Берладе, между Литвой и Московской Русью - формируется Златая Русь... Чему противится сама Земля - появляются магические существа всяки :)
ПОВЕСТЬ БЕЗВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
  

ПОДМЕНЫШ.

  
  

Том Первый:

  

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПРАВИТЕЛЯ

  
  ПРОЛОГ.
  Год 7041
  1
  
  Прекрасная молодая женщина была готова УБИВАТЬ. Нет, слишком хорошо она, эта лесная чародейка, помнила недавно расшифрованное мудрыми 'Пророчество О Дважды Рожденном', чтоб не проявить в нужный момент всей своей энергии. И радикальной решительности. Впрочем, убивать сама она не собиралась. Не к лицу это принцессам, пусть и лесным, колдуньям, в, конце концов, просто красавицам! Для убийства она предпочитала использовать чужие руки. Конечно же, - магически контролируемые.
  
   Исполнителей, элегантная как в красивых грациозных движениях, так и остроумных решениях, она легко поймала в сеть из двух простейших заклинаний на южной стороне Кодринского леса, где уже появлялись первые разведчики армии пришедшего из степей Императора и поддерживающих его гобболинов. Вот ведь тоже - угроза Лесу ГвЭльфов! Но пока что дисциплинированные полки гобболинских 'орт' занимали территории лишь по берегу моря, изредка высылая разъезды к Лесу, где и подстерегла один из отрядов пригожая юная чародейка.
  
  Теперь, с загадочной улыбкой на чувственных губках, молодая девушка в зеленом с серебром плаще наблюдала за действиями опутанных её чародейством двух гобболинов. Отвратительно мускулистых, кривоногих и волосатых созданий. Впрочем, остальные люди, с её точки зрения, казались лесной волшебнице не краше!
  'Зло истребляет зло! - пустилась она в свойственную гвэльфийской расе эстетическую умозрительную философию, - как же это прекрасно!'
  
  Два пленных гобболина, пойманных в подступавшей к Лесу с императорского Юга лесостепи и сразу же зачарованных заклятьями повиновения и забвения, так и не заметили, как оказались на опушке, вдававшейся в Великий Лес уже с Севера. Теперь они, словно и не произошло с ними ничего чудесного, деловито устанавливали свой хитрый дротикомет, последнюю разработку имперских оружейных Коллегий, в высоких приднестровских травах. Вообще-то, цель - одного из всадников в приближающимся к водам лимана небольшом кортеже, - проще было бы поразить из гвэльфийского лука, но тогда даже и не волшебникам стало бы ясно, 'чьи уши' торчали по ту сторону тетивы.
  
  Припомнив эту людскую поговорку, волшебница-гвэльфка невольно опустила капюшон, скрывший ее не слишком типичные для лесной чародейки иссиня-черные, лишь с легкой прозеленью, кудри и куда более типичные ушки, удлиненные, с рудиментарными кисточками на заостренных краях ушных раковин. Ничего, это гобболинское изобретение, которое колдунья и лесная лучница и стрелой-то назвать не могла, эта... коряга, это бревнышко, всё равно, должно будет принести смерть так же неотвратимо, как и гвэльфийский лучник.
  
  Необходимую всему Миру смерть.
  
  А ведь в кортеже, - лесная колдунья без нужды прищурилась, но она привыкла движениями век активировать дальнозрение, - да, одним из всадников кортежа и в самом деле оказался соперник, колдун, коФей!
  
  ГвЭльфов и КоЩеев еще в стародавние времена разъединила, нет, не смертельная вражда, нечто худшее, - некоторые новые философские концепции. Обе группы магов стояли за сохранение Мира в Великом Равновесии. Если гвэльфы придерживались доброй старины завета первых чародеев, ПЕРВОДЕЕВ, 'чтобы сохранить равновесие Мира, его необходимо удерживать в состоянии статиса', то коЩеи, впоследствии, объединившиеся с 'КОвеном Фей', не так давно (по эльфийскому пониманию течения времени) приняли какую-то новомодную теорию. Что-то насчет равномерных толчков со всех сторон. - Если, по новой их философии, изменения будут проникать в Мир, как со стороны Света, так и со стороны Тьмы, то, дескать, они-то дополнят и уравновесят друг друга. Причем они - то бишь Кощеи, сами себя охотно называвшие и КоФеями, - эти изменения, готовы были принимать любыми. И к добру, и к злу! Мол, так мир и нужные изменения примет, и в желанном Равновесии всё же останется. А чем больше будет таких разносторонних 'толчков' со сторон зла, добра, даже безразличия - тем, якобы, устойчивей будет Фигура Мира. Ересь какая!
  
  Конечно, гвэльфы ни понять, ни принять такой вздорной установки не смогли. И тогда разразились Чародейские войны. Между ГвЭльфами и Ковеном Фей с Кощеями во главе. Только недавно, почти вчера, с точки зрения гвэльфов - лет триста назад, - закончившиеся сложным Перемирием. Сегодня гвэльфы и КоФеи соблюдали нейтралитет. Но оставались врагами - войны эти разделили волшебников Мира.
  Впрочем, к сегодняшнему, тщательно спланированному гвэльфской колдуньей убийству, они не имели отношения. Если только... Что там за всадник в разноцветном плаще? Определенно, КоФей!
  И сейчас гвэльфскую чародейку меньше всего интересовали те, трехсотлетней всего лишь давности, философские расхождения. Она попыталась вспомнить сложные, путаные условия недавнего Перемирия. КоФей появился очень некстати! он мог разгадать её игру! Но - мог ли? Да еще - как знать!? - хорошо, если он присоединился к свите молодого господарича русского случайно...
  
   -'Быстрей, наводите точней!' - послала магичка мысленный приказ пленным гобболинам и поспешила к Лесу. Те потуже затянули цветные кушаки на широких своих шароварах и послушно довернули на треноге станины ложе дротикомета. На ложе лежала уже толстая, непригодная для благородного лука, стрела. Еще одно изменение. Еще одна новинка - такую 'стрелу' гвэльфийка назвала бы, скорее, окованным железом колом! Или - коротким и толстым суком с мертвого дерева... 'Вот вам, получите ваши 'нужные изменения со стороны зла' в структуре Мира' - успела подумать гвэльфка...
  
   2
  
  Кортеж был небольшим. Конечно, встречать сына владетеля Белгородской марки после годового подвижничества в воинском монастыре витязей Святого Пересвета полагалось бы большему количеству оружных воинов, но молодой Юрий Казимир Волк-Ряполовский, Юрко для отца-матери, был всего лишь вторым сыном. Майорат, Белгородскую марку с ловлями, лиманом, крепостью и изрядным куском побережья Русского моря (вместе с необходимой войной с Ордкой Буджака) он не наследовал.
  Порты из ипского сукна под богатой ферязью, наброшенной на кафтан, высокая горлатная шапка тонкого меха с белым пером, уверенно покачивающееся в сдле тело в этих облачениях: Юрий Казимир, младший сын держателя Белгородской марки, господаря Волк-Ряполовского, возвращался домой по низкому берегу Днестра. Давно осталась позади сложенная из известняковых плит обширная ограда и возвышающаяся за ней к небу боевая башня воинского монастыря. Только знак послушника Ордена монахов-воинов, посеребренная стальная пластина над зерцалом кольчуге, с червленой надписью, словами апостола: 'Царствие Небесное Силой Берется'(*), только эта тамга, выданная ему архимандритом Павлом и напоминала сейчас Юрию о годичном обучении.
  (* - Евангелие от Матфея , 11. 12)
  Малиновые кафтаны немногих свитских, с порою поблёскивающими под ними кольчатыми рубахами, легконогие турские кони или купленные в Огрии стройные жеребцы - не из тех, что выдержали бы век назад тяжелых рыцарей, легко теперь гарцевали под слугами или боевыми холопами с ручными пищалями или луками за спинами. Слуги, да и вся свита, молодые охранники да девки прислужницы, беззаботно радовалась (за исключением присоединившегося к ней недалеко от святой воинской обители всадника в разноцветном плаще, - странствующего целителя и предсказателя), - ликовала и веселилась. Было с чего: путь подходил к концу, сейчас же в потомственных владениях Ряполовских им и вовсе ничего не угрожало. Более того - по возвращению младшему Волк-Ряполовскому предстояла свадьба! Да не с какой-нибудь смуглявой тощей иностранной принцессой - с единственной наследницей знаменитого князя Холмского! - Ибо бежали теперь на Златую Русь, в каменный город Берлад, не только с Москвы, но и из Литвы, - чему же удивляться, что вот и тверской господарь перебежал со своего Холма с немалым скарбом и дружиною. Понял потомок Михайлы Святого, что недолго уж княжеству Холмскому оставалось меж Литвой и Русью Московской пробыть!
  Сам младший наследник - насколько это слово применимо к зрелому мужу двадцати трех лет, - сам младший наследник, юноша с красиво вьющимися каштановыми волосами и мечтательными серо-голубыми глазами, был странно задумчив. Не такими выходят просветленные Святой Церковью воины из монастырей воинских! Однако, даже сидя в седле, на игреневом походном коньке, выделялся Юрий высотой роста и могучим разворотом плеч.
  Святой Сергий Радонежский первым, еще на родной Залесской Руси, подготовил и благословил первый отряд иноков для жуткого, лоб в лоб, без командира, спрятавшегося где-то в рядах полков, побоища с татарами-ордокуэнами. Иноки пали все, но немало узкоглазых богатуров успели побить. Битву же только и спасли литвины Андрей да Борис Ольгердовичи, волынянин Боброк, да князь Владимир Андреевич Донской.
  Но подвиг иноков в народе запомнили. Запомнила и Церковь. И, уже после смерти Радонежского Святого, преподобный Пафнутий Боровский продолжил готовить и далее иноков для битв за веру. А после его смерти воинствующим братьям ордена пришлось, после неравной схватки с византийскими ядами и из Кремля насаждаемым латинством, бежать. Бежать вместе со многими князьями и боярами. Бежать сюда, в Златую Русь.
  
  Ни господарь Стефан Великий, ни дочь его Елена, ни внук его нынешний Господарь и Великий князь Дмитрий Иванович, не забыли, тех, кто помог бежать от козней Софьи-католички и ядов ее приспешников Великому князю Ивану Ивановичу с детьми и супругой. Так что здесь, в Руси Златой, на тех же общежительных основах святого Сергия, орден развернулся. И уже обязательным считалось посылать на год в послушничество к опытным инокам-воинам детей всех владетелей.
   + + +
  
  .. Странно задумчив был Юрко-Казимир из рода Ряполовских. Трое ближников молодого господаря - опытный боец, оружничий Батька Куява, молодой стремянной Сенька Мишук, и самый опытный, воспитатель молодого княжича, матёрый думный боярин господарича, Иван Фотеевич Соболь, вглядываясь в лицо господина, скрывали недоумение свое.
  Муж зрелый, боярин Соболь, потому и позволил примкнуть к кавалькаде бродячему лекарю в цветастом плаще, встреченному на перекрестке у спуска к Днестру. Благо, тот тоже - комонный. И неплох конь под ним был, вывез, видно, из ляшской али угорской земли: спокойный статный иноходец. И сам лекарь под стать: молчалив, смирен, хоть сила в нем некая так и чудится. И на западный манер, лицо обрито. 'Ну да - вздохнул Иван Фотеич, чьи волосы по-старинке были увязаны в узел на затылке, - ведь и половина молодежи из свитских, даже дружинники, благо что бород и усов не бреют, а на голове волосы - или обриты на степной манер, или локонами завиты, как у Литвинов и Новгородцев!'.
  Боярин еще раз взглянул на Юрко, нет, не то что-то с молодым господином! Перевел взгляд на лекаря, успокоил себя: если что, пригодиться знахарь. Вообще-то, лекарей таких порой опасались - ибо неясны даже и боярам были их отношения со Святой Церковью: на молитвах не увидишь, а вот в монастыри на таинственные беседы часто ездили эти нехристи. Впрочем, нехристи ли - если с ними и Митрополит Берлада Вассиан порой советы заводит? Вон, едет - лицо сухое, обветренное, уверенное.
  
  Да и не о нём думать надобно было. Боярин подмигнул Мишуку, и Сенька, понятливо кивнув в ответ, в который раз уж попытался оживить путь первой пришедшей на ум историей:
  - В монастыре-то, поди, господарич, вестей последних с Москвы и не слыхал? Наказал бог византийца Василья Ивановича! Если правда то, что литвинка Елена от придверника Овчины-Телепнева понесла - все, пресекся род корня Александра Невского на Москве! Василий-то Иванович, Софьин сын - это 'Софьин сын' уже полвека звучало на Златой Руси непотребно, потому любили тут, особенно молодые, оскорбить покойную северную государыню хоть этак, - двадцать лет с Соломонией Сабуровой заделать дитя не мог...
  - Ведаю про то, - скривил в сторону Мишука губы молодой господарь, - что про известное толковать? Дела давние... Еще до монастыря говорили в Ряполове.
  - А и два года с молодой литвинкой тоже пусты прошли! - не унимался Мишук, - про то, тебе. Господарь, тоже ведомо. Потом вдруг детки-то пошли. А вот о том, что умер Василий Иваныч, пока ты в монастыре дело ратное изучал, знаешь ли?
  - Игумен поведал.
  Не вязалась беседа, но была еще новость у Сеньки, хотя боярин Соболь и хотел было потянуть того за рукав ферязи, речь придерживая - не для веселья те новости:
  - Неужто и о том, что едва Кир Василий отошел, литвинка Елена обоих его братьев - Юрия Дмитровского да Андрея Старицкого голодом в темнице уморила, тебе сказывали?
  - О как, и впрямь, не осталось, стало быть, софьиных детей и Ивана Грозного семени на Москве?
  
  (напомним - Грозным называли Ивана Третьего, по высказываемой Мишуком версии, предпоследнего из потомков Александра Невского на московском престоле)
  
  - Да и в государстве московитов во всем - другие Ивановичи-то от Софьи, Дмитрий Углицкий да Семен Калужский с десяток весен, как представились! - с нелепой радостью продолжил Сенька Мишук
  - Да кто ж там правит теперь? - заинтересовался, наконец, молодой господарь.
  Остро глянул Иван Фотеевич на лицо его: не то, да и новость не из веселых! Но и заинтересовался Юрко НЕПРАВИЛЬНО: без азарта юности, но и без зрелого понимания, к чему может привести возможное пресечение рода государей Московских. А ведь этот блуд три государства - Литву, Московию и Златую днестровскую Русь в немалую замятню ввести может.
  - Да Телепнев-Овчина из Оболенских княжичей вместе с Еленой напрямую и правят. От лица Ванюшки малолетнего. До того доправились, что наилучшего Рыцаря Европейского, Михайлу Глинского-князя - уморить успели. А Литва с ляхами, слышно, опять на Смоленск собираются.
  - Ишь ты, не пощадила дядю родного! - с укором и тусклой улыбкой покачал головой Юрко, и затанцевало перо на его шапке, - а ведь лишь на год меня старше женка. Так, Фотеич?
  - Языки-то... распустили. - проворчал Соболь, укоризненно головой покачав, - ну, Мишуку, пожалуй, и к пользе пойдет, коль укоротит его на голову за такие слова московлянин какой мимоезжий, но не тебе бы, Юрко, - попенял боярин на правах пестуна, - на людях, на дороге иноземную государыню 'женкой' лаять. Чей бы отпрыск у государыни Елены не народился - а за разговоры об этом на Москве языки болтунам рвут, - супруга-то она Великому Князю Василию законная.
  - Куда законней! После развода-то! - перебил в запале боярина стремянной.
  Тема была сложная, развод на Руси Святой был делом неслыханным и до сих пор люди духовные спорили - можно ли было князю, пусть и ради продления рода, при живой жене, пятнадцатилетнюю девочку с Литвы за себя брать. Митрополит Вассиан в Берладе, еще будучи боярином Патрикеевым, - осуждал яростно. Но многие кивали на запад, на разводы Императоров германских. С одной стороны - прелесть латинская, но, здраво рассуждая, - нельзя же, чтоб без наследника? Хотя - были тогда живы братья, и случалось на Руси прежде - хоть при князе Симеоне Гордом, живых детей по себе не оставившем, - когда власть переходила от бездетного старшего брата - к младшему. Но уж - никак не к вдовице! Хотя сам Князь Василий на смертном одре не сомневался - его сын! Потому и назначил бояр и мать младенцев - опекунами. А ныне - где те бояре?
  'А и лестно ему было, на втором полувеке жизни, считать, что сына зачал! Поди Овчину-Оболенского и не замечал, все литвинку юную слушал! - хмыкнул было собственным раздумьям Иван Фотеич Соболь, но тут же отогнал эту мысль. Стыдоба-то: сам же только что внушение отеческое господаричу делал!
  Ну а что срам из такого брака вышел - всем понятно уже. Но все равно - уж больно сложно, да и не развеселишь господарича таким рассказом! Теперь вот что - со стремянным лаяться? Боярину невместно. Хорошо хоть сам Юрко, молодец, вопросом пресек загоревшегося было спорить стремянного:
  - Ну, не 'женка', - государыня, прости боярин, кто речью не грешен. А вот ты мне, Иван Фотееич, лучше скажи - обоих братьев Государя уморили, князя-рыцаря Михайлу Глинского тож, - как же бояре-то на Москве сие допустили?
  Вопрос был хорош. Не бывало такого на Руси - хотя, могло бы и случится - с отцом нынешнего государя в Берладе, Дмитрия Иоанновича, внука Грозного, - чтоб родню умерщвлять. Но Иоанну Иоанновичу давали яды тайные, братьев же государя Василия Ивановича хватали тайно, быстро - и в каменную клеть, в оковы тяжкие.
  - Да не осталось мужей меча и совета на Москве, - высказал свое мнение Соболь, - почтиай, все, кто мог возражать - к нам отъехали. И Шуйские, поди, - и ободряли тайно, как-никак отец казнимых их Новгород прибрал, да и богатых земель их же лишил. Шуйский-Немой, покойным государем первым боярином назначенный - он рук-то сам не замарал, отстранился. Думаю, свое возьмет еще. А кто еще в силе на Москве, помысли, Юрко?
  - Бельские?
  - Верно - опять же литвины. Как и государыня. А Овична-Обленский, как ни хаять его, воевода дельный - полки собрал, Да и хватали князей - тайно. После смерти их - до бояр известие довели. Многие, мнится мне и подумали: раз уж посуда побита, что крик поднимать.
  - Никогда у нас, на Руси Златой, того не будет!
  - Не зарекайся. Помни, как царская семья с Москвы отай бежала. Ночами шли, почитай. С одними дружинами.
  - Так тогда Великий Князь Иван Васильевич, батюшка князь Иван Иваныча жив еще был - не бунтовать же! Ушли от суда неправого - и ладно.
  - Вот и я о чем, 'ушли', - горько, заражаясь настроем питомца, повторил Иван Фотеевич, - а этим, Юрию да Андрею Ивановичам - не удалось.
  - Потому что ближних бояр с дружинами у них не было! - с гордостью за давнишний 'уход', опять влез Сенька Мишук. Словно не деды его, а сам он скакал в ночь, собирая дружины и отсекая дозоры оставшихся на Москве в воеводах Басенка да Образца! Добавил с той же похвальбой:
  - Не было у них, у князей-Ивановичей ни своих Ряполовских с кованой ратью, ни верных Патрикеевых с легкой литовской конницей их! Верностью ближних бояр силен государь!
  - Вот... влез! - не сдержался боярин, - а о том, КУДА уходить им было, подумал ты? Это государь Иван Иваныч с княгинею Еленой Стефановной и дитём, правителем нашим нынешним могли сюда, к тестю, уйти! А тем.. - куда бежать? В Литве их не приняли бы, у нас - только нам софьиных чад и не хватало - тоже! А к Ляхам или Венграм - так это веру менять надобно, понимай!
  Озлившийся боярин огляделся и только сейчас увидел, что, за исключением передовых, остальная свита, даже дружинники, сбились вокруг, прислушиваясь. С бОльшим интересом прислушиваясь, чем молодой господарь.
  - Куява! - гаркнул маститый боярин на оружничего, - что за воинами не смотришь? Сбились, как бараны...
  - Виновен, Иван Фотеич... Хотя, правду говоря, четыре стрельбища всего до Ряполова, безопасно тут, разбойников господарь повывел. Десятник! Никола! - пять человек лесом проехать, пятеро на дороге остались. А ты, Кузьма, - начал шерстить десятников Куява, - дозор передовой смени, да пятерку берегом реки пусти... Сало! Васька! Ты к господаричу тело хранить приставлен или уши чесать? Ближе коня подай...
  В результате этих распоряжений, засуетились дружинники, поскакали кмети по обе стороны дороги, прочие свитские - прислуга, монашек, пара прислужниц (поход-то не боевой - вот и взяли девок), - подались назад. И вокруг молодого господарича остались только четверо самых близких людей, - обиженный отповедью стремянной Мишук, боярин Соболь, сам оружничий, приподнявшись на стременах, приглядывающий - как исполняются приказы его.
  Четвертый близкий молодому господарю Ряполовскому человек, - его молочный брат и телохранитель, боевой холоп, Васька Сало, - хоть и одет был почти так же красовито, как первые трое, да и жеребец под ним знатный чуть ли не танцевал на неспешной рыси, думал разве о том, как счастливо сложилась его жизнь крестьянская. Вовремя добрые люди напомнили молодому господину, чья мамка его выкармливала! А там уж и - по такому-то случаю! - и смерду, сыну крестьянскому, сдружится с боярским сыном незазорно! С восьми лет вместе - для начала, деревянными мечами, затем и саблями вострыми играли! И правильно он поступил, заложившись в холопы к своему же господину, молочному брату! Отец, ругал, конечно: мол, - 'на земле ты пахарь свободный!' А нужна та свобода - в грязище-то век на карачках ковыряться? Теперь же - и служит за кормы богатые, и одежда барская, а верно службу будет справлять, так тогда, как это заведено в обычае, молодой господарь его на волю отпустит - за подвиг ли воинский, по духовному ли завещанию... И с немалой наградой отпустит!
  Васька, конечно, свято верил, что до той поры, пока его господину придется духовную составлять, он, Василий Сало, отличится на рати. Может, тогда уж его дети будут сыновьями свободного дружинника, а то и десятника, а не жалкого вольного пахаря! Вот только, как бы и впрямь - не оженили Юрия сразу по возвращении. Молодой хозяин о том не догадывал - а Васька не только знал, что отец господарича сговорил уже Юрия уже с внучатой племянницей бывшего тверича, Холмского князя, но видел и саму княжну: дите еще, но величава: кожа, вестимо, белая, фигурка невысокая, где надо - пухленькая, а до писанных красавиц далеко... Собственными глазами видел! Но с такой женой - чуяло сердце - легко позабыть о битвах и геройстве. А если господарь в замке каком под Белгородом или даже в столице с молодой женой засядет, то так и быть Ваське в его холопах-телохранителях до самой смерти.
  Так что Васька тоже, как и его господин, пребывал слегка в расстроенных чувствах, не огрызался даже весело на Куяву, вполголоса напоминавшего, что, де, телохранителю надлежит со стороны реки ли, степи, хозяина телом загораживать. Но, как все, на молодого господаря посматривал. А охранять - откуда здесь ей взяться, беде, опасности-то, пара поприщ до грозного родительского замка! А что молочный брат и хозяин невесел, так у всех заботы свои! Для порядка, Васька Сало все ж окинул присоединившегося к свите господаря целителя тяжелым взглядом, чтоб не думал замышлять чего! Ну, подозрительны ведь вчерашнему оседлому земледельцу эти шатуны-лекари, места жительства определенного не имеющие!
  Хотя приказ оружничего исполнил, подал коня ближе, чтоб загородить собой молодого господина на случай шальной стрелы лесного разбойника...
  
  Ехавший же со стороны лимана боярин чуть придержал коня: и разговор вышел нелепый, такое бы в думной комнате обсуждать, да и Юрко оставался задумчив. Может, все дело в прощальном (всегда - тайном) напутствии игумена-мечника молодому господаричу? Эти 'напутствия' - вот уж бесо.. - но не след суесловить зря, они, напутсвия этим, многими почитались как наивернейшие ПРОРОЧЕСТВА. А легко ли жить, зная судьбу свою? 'Напророчили, поди, мнихи...' - подумал Иван Фотеич, сам не замечая, как придерживает коня...
  
   + + +
  
  Дождавшиеся момента, когда 'цель' будет не так заслонена свитой, гобболины весело довернули винт. Один, в синей войлочной шапке, еще раз выверил направление и поправил огромную, окованную железом стрелу, второй начал яростно крутить рычаг лебедки, натягивающий ужасную тетиву на мощных концах усиленного стальными пластинами 'лука'. Колдунья понимала, что её волшбе помогает тот факт, что, убивать людей (конечно, по слову Императора), казалось им занятием привычным. Оба этих уродца в ярких шароварах, полагали это своё нынешнее занятие даже и правильным, не задумываясь - где находятся, в кого целятся.
   Гвэльфийка с легкой тревогой оглянулась на далеко вытянувшийся к реке клин родного Леса. До того было не меньше стрельбища. Учитывая порожденный привычкой к войне с людьми энтузиазм очарованных гобболинов, и неожиданное присутствие в кортеже наследника враждебного чародея, ей стоило бы уже немедленно сменить позицию. Сместиться ближе к дарующим силу родным деревьям. Все же, вдали от Леса её чары слабнут. Сейчас её сил хватит, чтоб удерживать заклятие забвения и повиновения на уродцах-стрелках, но для магического боя их может оказаться недостаточно. Вот если она сейчас же переместится хотя бы к самым кустарникам на краю Леса.
  Переместиться? И не удостовериться, что гобболины попадут верно!? Что пророчество о перерожденьях будет разрушено!?
  Нет, на такой риск прекрасная гвэльфийка пойти не могла. Опять же, колдун может оказаться и слабее её. А тогда вообще всё кончится замечательно!
  
  
   3
  
  Боярин-пестун Иван Соболь, приотстав, продолжал буравить лик своего воспитанника взглядом. Нет, Юрий заматерел, в плечах раздался, стал настоящим бойцом, это сразу видно, но что так печалит молодого господаря? Ужели монахи-воины, славные не только военным искусством, но и проникающие порой духовным взором в пути будущего, что-то напророчили?
  Двое, стремянной, сын боярский и думный боярин, - один с алым, второй с лазурным султанами на белых, тончайшего руна, низких папахах, - терялись в догадках. Оба ехали рядом, на полкорпуса придерживая своих коней, нет-нет, да переглядывались с тревожным интересом. И, невзирая на чуть было не случившийся глупый спор, несмотря на разницу в возрасте - конюшему боярину Соболю, пестуну господарича, было далеко уже за сорок, стремянному Сеньке Мишуку, сыну боярскому, как и холопу Ваське, как и самому господину - еще и четверти века не отмеряло, оба были одинаково встревожены. Только суровый оружничий Куява, получив незаслуженный нагоняй от боярина и разослав по дозорам дружинников, не тревожился. Он зорко приглядывал за кметями, разглядывал разросшиеся по обоим берегам Днестра камыши, осот, заросли дрока да карликовые ивы.
  
  
  Между тем, настоятель монастыря и впрямь огорошил Юрия Казимира - перед самым прощанием. Молодой господарь ехал, не глядя ни на реку, ни на друзей-служителей, вспоминал сцену прощания с архимандритом, к которому, сразу вместо традиционного напутствия, провел его игумен ближнего боя.
  Старик-настоятель, по слухам, бывший еще в Залесской Руси подвижником одной из обителей Святого Сергия, и прибывший в Русь Златую к митрополиту Вассиану Патрикееву с вестью от Максимилиана Гречанина, сейчас, после службы, показался Юрию и строг и суров:
  'Ведаешь ли, чадо, что монастыри наши воинские по обету святого всей русской земли Сергия-чудотворца, здесь, на новой родине ставлены? Недаром святой иноков на битвы, отнюдь не духовные, благословлял. Но и то помнить надлежит, что видел чудотворец святой Сергий Свет Фаворский, многое в грядущем прозрел, и то умение молитвы-исихии нам передал. Заглянул и я по скромным силам своим и в тоё будущее. Мужайся же и готовься. На грани смерти будешь, там, где ошуюю - лики дьяволовы, а одесную - ангелов сияние. Так, смерть по грани пройдя, жив останешься, но не в божий вертоград попадешь, и не в адский пламень. На грани смерти будешь, но чудным образом не погибнешь. Из сего мира исчезнешь, в иной мир придешь. Не в божий, но и не в дьявольский, чадо! Совсем в иной, недоступный и взору моему духовному, за грехи мои, в некий чуждый сему мир придешь. И не будет у тебя там ни заступника, ни покровителя, кроме Господа, на коего уповаю, и мужества твоего духовного. Козней же злых - стерегись. Молитву же - и в том мире не забывай! Да прости меня, что не смог тебя яснее об опасности упредить. Святым и то, порою, не дано такого, сам знаешь, как сказал Апостол Петр во втором своем послании о речениях Святого Павла: 'возлюбленный брат наш Павел, в премудрых посланиях которого есть нечто неудобовразумительное' И старец-архимандрит невесело рассмеялся, провожая молодого господаря.
  Где уж, после такого напутствия, было думать о карьере! Хоть воинской, в мощных пограничных с Литвой, с турскими Омманами, с Полонией крепостях, таких, как Сорока-крепость, - придворной ли - в Берладе, при дворе стареющего Дмитрия Ивановича. Даже о том, что по окончании послушания отец обещал подобрать 'невесту добрую', забылось, не вспоминалось.
  Но ближним своим Юрий-Казимир так и не объяснил ничего. Зачем пророчествами смутными пугать? Вообще - зачем то пророчество и поминать зря? Не накличешь - авось, и не сбудется! Вон, едва не полаялись боярин со стремянным, а свитские теперь где-то позади веселятся: шутят, мол, не силой ли молитвы у византийца Василия, что на Москве заместо законного Дмитрия Иоанновича, сидит - вторая жена, литовка, за год до смерти Великого князя понесла!
  А ближние не больно и веселились: больше вид делали. И ближний боярин, и стремянный, оба слышали, что отец и брат предлагали Юрке, Юрию (второе, 'европейское' имя в быту за пол столетия почти так и не прижилось на новой Златой Руси): или в столицу, в Берлад; или послужить на литовской границе в грозной крепости Сороке, в исконно кантемировой марке.
  Оно так: стольный град Берладный, к господарю поближе! Там и жизнь, особенно молодым - слаще. Но в столице уж больно силен у трона клан Патрикеевых, одновременно с Ряполовскими и семейством государевым, ушедший от царя Ивана к его зятю, Господарю Стефану. Ну, а, к примеру, в Сороке-крепости... Граница. Крепость с толстостенными круглыми башнями, сила грозная. - Там ведь то же житье, что в приграничной марке недавно отвоеванного у буджакских ордакуэнов Белгорода-на-Устье, новой вотчине рода Ряполовских. Да только теперь Литва чаще Москву с Берладом, а не Кракова с Варшавой слушается, нет ей резона, Литве-то, себя в клещи зажимать между двумя побегами семени Ивана Грозного, Третьего. - Между внуком от римской византийки Зои, только что народившимся на свет Иваном Московским, и между внуком того же Князя Московского от государыни Елены, Дмитрием Иоанновичем 'Берладником'. Литва не нападет... Если и дальше разговоры о незаконном происхождении малолетнего Иван Васильевича ширится не будут. А произойдет такое - всё возможно станет!
  Да, правители оба, - одного корня, государя Ивана Васильевича Грозного Третьего, Покорителя Ганзы и Новгорода. На реке Угре Русь залесскую отстоявшего! Конечно, на Москве, может, и позабыли, да на Днестре помнят: если кто и стоял, так это отец нынешнего Господаря Дмитрия, Иван Иванович младший, да старый Холмский, да Ряполовские с Патрикеевыми, еще, может, Василий Образец... Ну, тот и позже на Москве остался. А князя Великого Иван Васильевича вся церковь увещевала, когда тот с Угры, ордакуэнов увидев, на крайний север, едва ль не на Белоозеро бежал. Уж епископ Вассиан Рыло и срамил его - даром что тот ВЕЛИКИМ князем сам ся прозвал! Испил позора Великий Князь Иван Васильич тогда. Уж не потому ли, едва византийка потравила Ивана Ивановича римским ядом, готов был за ереси выдуманные тех же: Ряполовских, Патрикеевых, воевод, на Угре не дрогнувших, едва ль не на кострах палить! Тех, чьи отцы - его отца, слепого князя Василия Темного спасли!
  Насилу ушли тогда - с византийскими аль римскими ядами потравленным, больным князем-соправителем Иваном-младшим в волокуше, с его женой да княжичем Дмитрием! Оздоровел тут, на благостном юге, было князь великий Иван Иванович, но недолго прожил все же: сильно было византийское зелье, в Москве поднесенное! А тогда, по первым дням, одними дружинами и ушли с Москвы: позже уж, года господарь Стефан объявил своим наследником Дмитрия Ивановича, внука своего, побежали все с Руси Залесской не в Литву, как прежде гнева великокняжего бегали, а на Днестр, на возрождающуюся Золотую Русь!
  Ну и бегут теперь с Москвы - сюда: и дети боярские, и дьяки думные, даже и княжата Залесские. Продолжают Овчина с Еленой и ближних бояр губить. И князей, и воевод известных.. раз уж родных дядьев малолетнего Ивашки не пожалели! А пока на Москве да в Литве разброд, здесь, на старинной земле, поднимается Русь Днестровская, древняя, Святославова, Золотая Русь... - Дунай, где князь Святослав свой град Переславль основал, у кочевых ордакуэнов Буджака отбили, и гобболинам турским не уступили.
  - Юрий Михайлович, - решившись на прямой вопрос, отвлекся от сплетен о московском младенце и ковах московских молодой стремянный Мишук, - не томи ты нас, Бога ради! Вон, уже и Фотеевич, пестун твой, изволновался. Понятно, первый ответ - отцу и брату, господарям нашим, но двум то слугам вернейшим можешь ли сказать... Это из-за Пророчества прощального так лицом смурен?
  Кавалькада всадников как раз приблизилась к луком изогнувшемуся руслу Днестра. Васька Сало, словно очнувшись, подбодрил шенкелями коня, раздвинул его широкой грудью высокие, в рост человека заросли рыжего уже дрока и еще зеленого камыша с бурыми колосьями. А не скрывается ли там какая вражина?
  - Да. Мне, Сенька, - Фотеич, поближе, что отстал? - напутствие тайное было, - очнувшись, начал молодой господарич, - и таково, что до сих пор не пойму и какой смысл в нем. Но архимандрит Павел...
  И в этот момент в зарослях камыша страшно заорал дикий желтый кот, а в воздухе прогудела короткая толстая стрела, ударила Юрия-Казимира в грудь, скинула мощью своей под невысокую кручу, да в самую воду.
  Кошачий крик. Стрелы посвист. И - удар. Мощный удар в зерцало на груди. И вот уж на убранном в золотисто-медную кольчугу красавце-коне (хвост жемчужной нитью украшен, черпак малиновой парчи) - в мгновение одно, - нет никого, лишь слышно, как тело сбитого всадника, грузно, шумно, как не могло бы катиться живое тело, катится по камышам к водяной кромке.
  Кляня себя, матеря холопа - хотя, что тот мог заметить, сиволапый, с другого берега дротик машиной пустили, - Батька Куява послал коня прямо в реку, в руке - уже взведенный арбалет. Но и он понимал: поздно! Но хоть отомстить...
  - Кот! Санёк! Тимоха! - кликнул дружинников, - на тот берег, стрела-то для лука толста была! Гобболины, не иначе! Со станка стрелометного били! Живыми брать! Васька, ёъ-твою, господаря вытягивай!!
  - Там!!! - заорал стремянный, указывая рукой на густые плавни другого берега. 'Там', куда указывал зоркоглазый Сенька Мишук и впрямь мелькали над высоким камышом характерные цветастые войлочные шапки с 'рукавами' на них. - Гобболины и есть, их колпаки!
   Каким образом гобболины со своим большим стрелометом пробрались сквозь гвэльфский Лес, никто и не подумал поначалу-то.
  Зато об этом подумал всадник в цветном плаще целителя и бродячего предсказателя. Что-то, словно листья под ветром, листья осенние: такие же разноцветные! - закружилось на его месте в кавалькаде, скрыло, одного цвета с плащом вьюга листопадная, укрыла от взглядов фигуру лекаря... Мгновенье - и всадник исчез вместе с конем.
  Впрочем, на исчезновение случайно приставшего к кортежу попутчика никто не обратил внимания. Ведь беда-то какая: молодого господаря не уберегли! Кто головой перед господарем белгородским не ответит, тот созовет теперь ватагу на кровную месть! По морю минуют осиротевшие дружинники злой Кодринский лес, запылают деревни гобболинов...
  - Кто без дольнобоя, вниз к реке, тело искать, вздымать! - распорядился, укрываясь, на случай новой злой стрелы за лошадью, боярин Соболь. Понимая уже, что поздно... Горячили лошадей дружинники, разбрызгивая мелководье и стремясь на другой берег, кто-то разматывал аркан, кто-то оскорблял коня ударами плетки. Сомневаться не приходилось - поймают стрелков! Но - поздно! Пыхтел где-то, у самого уреза воды Васька Сало, так и не совершивший свой подвиг, не спасший жизни молодого господарича - о мощи стрел с машин гобболинов знали все, - но пытающийся сейчас спасти хоть его тело: Юрий-Казимир безвольной тяжестью тянул своего телохранителя к себе, в мелкую прибрежную серую воду. Всё - поздно...
  И две мысли долбили пыхтящего Ваську Сало - каждая в свое ухо: 'Не спас, не уберег, как же я так, неужели совсем никчемушный!?' И тут же, вторая: 'Что же, а ведь предупреждал меня отец, оставался бы пахарем свободным, подался бы в заграничный поход, с прибытком вернулся б... - Теперь что же, Господи, век мне в холопах вековать!?'
  И он, яростно, со всей своей немалой силой, - за ровно разлитые по всему огромному телу мускулы Ваську и нарекли Салом; - тянул, тащил как можно быстрее своего господина из воды, выше с вязкого берега. Понимая, что - всё, хапец, поздно! Странным образом, не на неведомо как подобравшихся злодеев, - на себя злился! Оставался б лучше селянином, деревенщиной, непутевый сын отца мудрого!
  
  4.
  
  Бросив одурманенных ворожбой гобболинов с их страшным стрелометом в прибрежных зарослях камыша и дрока, сама волшебница бежала к лесу. Попадутся - её не вспомнят! Но сама она - она опаздывала, безнадежно, безысходно опаздывала! Гвэльфка поняла, что - поздно, что не успеть ей добраться до сулящего спасительный избыток сил леса, в тот злой миг, когда чужое СЛОВО СИЛЫ, словно арканом оплело её стройные ноги, притянуло руки к телу. И потянуло чародейку-убийцу в сторону от подступивших было стволов Леса. Обратно, на открытое место, подальше от источника Сил. Чародейка распознала магию КоФей, приготовилась дорого продать свою жизнь... Но, к её изумлению, нападение откладывалось.
  Пытаясь непослушными руками добраться до колчана, красавица-чародейка заозиралась по сторонам. Но уже приходила к ней и горечь понимания. Понимания того, что мало помогут ей в ЭТОМ бою те самые стрелы, которые люди и прочие ПРОСТЫЕ расы ославили волшебными: всего волшебства-то - яд на остриях наконечников! Не для таких противников! Но где же...
  Гвэльфийка вновь почувствовала СЛОВО принуждения, еще раз обернулась, замечая, КАК УЖОМ СПОЛЗАЕТ ЗАГОВОРЕННАЯ ТЕТИВА с её лука. И только теперь, в полном смятении увидела вдруг - шагах в десяти от себя, - медленно спускающего ногу с коня КоФея. Тот был невероятно стар, несмотря на моложавое лицо и волосы, лишь на висках тронутые сединой. Уж возраст бессмертных она различать умела! Лицо бесстрастное, голое: не только борода, по модам Запада, с подбородка снята, но и усы, черные, с седоватыми кончиками, - ровной ниткой подбриты. Наверняка непростой чудодей, а из тех, древних, кто еще раньше гордо звались коЩеями, такой же бессмертный, как и любой из гвэльфов! От такого противника пощады ждать не приходилось!
  Хотя выглядел он и не так уж свирепо, уж и посмеялась бы молодая гвэльфийка над его видом (в ДРУГОЕ ВРЕМЯ, на БЕЗОПАСНОМ расстоянии): плащ, который людские владыки велят носить лекарям да предсказателям, угла своего не имеющего, а под ним - серый с золотой нитью наряд диковинный. Так и кажется, что меняется все время фасон. Но как бы не менялся, одна странность в наряде оставалась: оружие к такому платью не прицепишь, в куртке с такими узкими рукавами с плеча не размахнешься! И не пояса широкого, ни перевязи оружейной!
   Впрочем, ВИДИМОГО оружия у волшебника и не было, отсутствовал даже пресловутый посох. От этого становилось только страшней. Потому что наиболее опасен изготовившийся к бою БЕЗОРУЖНЫЙ ВОЛШЕБНИК, без видимых артефактов силы. Вот почему гвэльфийке сразу же стало не до размышлений о несуразностях фасона одежд КоЩея.
  Позже, на суде Гвэльфов, и эта её ошибка будет, как говорят Лесные Владыки Дивного Народа, 'учтена, взвешена и вменена'!
  Однако, пока что, этот, когда-то присоединившийся к КОвену ФЕЙ, бессмертный колдун, на неё не напал, а сказал голосом спокойным:
  - А ведь ты совершила серьезную ошибку, юная гвэльфка, - как в душу плюнул.
  - В чем же, старый ты горшок, КО-телок скисших ЩЕЙ?! - спросила волшебница, она и впрямь была молода. И могла оскорблять врага даже и перед гибельной для нее схваткой.
  - Поймешь со временем. Но, если б не твое покушение, на этот раз пророчество о Рожденном в извне могло б и не исполниться!
  Молодой гвэльфийке показалось, что она вот-вот поймет что-то страшное, на что явно намекал Враг:
  - Неужели ты собираешься вмешаться!? - она надеялась, что в ее голосе прозвучал праведный гнев, но предательские нотки страха выдали её с головой.
  - А что только что сделала ты? Хорошо же ваше хваленое гвэльфийское невмешательство: убить невиновного юношу! Да еще так, чтоб возмездие пало на столь же - на этот раз! - ни в чем не виноватых гобболинов Юга!
  - И те, и те терзают наш Лес! - огрызнулась молодая волшебница, - проведи они сквозь него хоть одну дорогу, в Лес начнет терять своё могущество, гвэльфы начнут гибнуть, а в Лес придет война!
  - А насадить новый Лес? - мягко поинтересовался коФей.
  - Это кощунство!
  - Почему только два народа: люди, и гвэльфы, - сознательно бросил оскорбление бессмертный волшебник, - самый тяжелый и необходимый для будущего труд СОЗИДАНИЯ - так часто называют кощунством?!
  - Равнять ГвЭльфов с обезьянами...
  - Хватит, - презрительно бросил коФей, незримый сгусток уплотнившегося вдруг воздуха, словно кляп запечатал рот неосмотрительно отдалившейся от Леса колдунье, - просто передай своим князьям, что первой совершила преступное вмешательство ты. Именно ты, гвэльфка. И за мной, по всем законам магии, в том числе и по законам вашего прославленного Равновесия Мира, - теперь только ответный удар.
  Закружилась воронка палых листьев - еще одно оскорбление, ведь такие листья мертвы для Леса Гвэльфов, - и КоФей исчез.
  
   + + +
  
  Исчез, чтоб объявится через пару минут на берегу, где плачущий нежданно-старческими слезами боярин Соболь бабой причитал над вытащенном с малой воды телом Юрия-Казимира Волк-Ряполовского, никого не стыдясь уже из свитских. Рядом стояли пойманные за рекой, двое ошарашенных гобболинов в цветных шароварах, - они всё еще не понимали, как оказались за Лесом, как попали в руки православных воинов, а изловившие их дружинники, по приказу озлобившегося Батьки Куявы, обтесывали два бревна для последних их посиделок. Литвины так казнили, сейчас и русским подойдет! Невысоко, да долго, посидят на тупо сточенных кольях проклятые убийцы!
  Васька Сало, вытащив господина, занимался тем, на что толкали его мысли о скорбной своей несостоявшейся судьбе: деловито, но стервенея, лупил гобболинов своими господскими сапожками - хозяина подарок! - по срамным местам.
  - Остановитесь! Глупцы, как гобболины сами могут пройти зачарованный чуждым им колдовством Лес ГвЭльфов?! - странник в цветастом плаще предсказателя и целителя подошел к телу. Потянул за плечи Ивана Фотеевича:
  - Уймись и ты боярин, магия лечения ведома мне.
  - Да он же мертв, мертв! - расплескал по лицу стариковские слезы из выцветших бесцветных глаз Фотеевич.
  - Не мертв! - только и возразил странный спутник. - Спасти еще многое можно!
  - Свят-свят, - перекрестился старый боярин, - тело спасешь, душу погубишь?
  Пристально вгляделся он в оголенное на заморский лад, лицо целителя: неясного цвета глаза смотрят уверенно, ПРЕЛЕСТИ бесовской в них не посверкивает.
  - А хотя бы и так? - поинтересовался незваный лекарь.
  - Нет! - решительно возразил боярин, - ТАК никак не можно. Мой грех останется: не уберег.
  - Так что же, пусть и тело погибает?
  - Если души не спасешь, не ругайся и над телом! - тихо запретил черное колдовство старый пестун, боярин Соболь. Смирился с утратой воспитанника и собственной - не казнью, так злой опалой.
  - Смел ты боярин, в вере своей тверд. И, Бог позволит, - спасен будешь, а то и свят станешь. Ничего с душой твоего господина не сделается. Искушал я тебя. Вот только помнить он, очнувшись, немногое сможет. Очень мало твой господарич будет помнить; на коне вряд ли сможет первое время усидеть, а в храм Божий первым делом отправиться по-любому исходу не повредит. Ну!? Лечить мне твоего господина!? Али так бросить - что б уж окончательно умер под стоны твои бесполезные?!
  - Крест мой, в обители святого Стефана освященный, на шею надень, и лечи, колдун, - последнее слово боярин Иван Фотеевич Соболь произнес так, чтоб никто иной не услышал, незачем было соблазны множить. Его это решение. А прочим и знать незачем, что подозревает он в бродячем целителе - колдуна. Опять же, вдруг вернет жизнь колдун господарю, - нужны ему, Ивану Фотеевичу, да и самому Юрке, коль оживет он, всякие досужие сплетни да поклепы - мол, колдовством исцеляли!
  Прохожий (в смысле - проходил бы мимо!) попутчик не улыбнувшись, ПРИНЯЛ КРЕСТ Ивана Фотеевича, возложил - то ли боялся, всё же, нечестивец, что к телу прикоснется, то супротив того, напоказ действуя, - изукрашенный изумрудными зернышками серебряный боярский тельный крест прямо на грудь расписной синей рубахи, укрытой до того плащом и легким серым полукафтаньем. Затем опустился у тела молодого господаря на колени. И не поймешь такого - молитву ли творил, прислушивался ли к току жизненных сил. Затем вдруг рявкнул:
  - Ну, тяжко будет... Все! Разойтись! Раздайся на полет сулицы и ближе не подходи никто! Тяжелое лечение предстоит, - скосил глаз на Ивана Фотеича, добавил столь же уверенно, будто и рожден повелевать слугами господарскими:
  - Все, все - отойдите! И ты, боярин. Вы, охранители, своё сделали, злоумышленников словили. Не вздумайте пытать их или убивать, неужели не ясно, что гобболинам сквозь лес ГвЭльфов хода нет! Зачарованы! А терзать их станете, - новоявленный лекарь незаметно усмехнулся, не краем рта даже, кончик губы вздернул, - если пытать их станете, кто знает, какое чародейство вырвется на волю! Может мне в лечении помешать! Ну, во имя Отца и святого Духа!
  Одна из служанок, что тоже ехали вместе со свитскими, - дура-девка, из тех, что годны и заплату на прореху случайную наложить, и кашу вечером подать, - сунулась было к целителю с корпией да горячей водой, тот и внимания не обратил. Недовольно повел бровью. Батька Куява, первым, видно, что-то сообразивший, отволок непутевую за круг в тридцать шагов. Там, - как раз на расстоянии пущенной не слишком умелой рукой сулицы, - уже столпились и прочие.
  - Так, голова цела, но мозг, чую, - ушиблен, - пробормотал целитель, - в легких вода, но сердце - сердце еще работает. Да и мозг поправить можно, не здесь, конечно! Проклятый запрет на коренное колдовство, всё - Перемирие это... Ребра поломаны, что и понятно, с этакой силой дротик ударил! Ну, гвэльфийская дева, - пробормотал он себе под нос, в аккуратные, отнюдь не пышные усы, - сама, считай, собрала меня в путь-дорогу! И быстро обернуться надо, - подходящую замену найти не сразу можно!
   Ближний боярин Иван Фотеевич, стремянной Мишук, оружничий, дружинники, даже непутевая служанка смотрели на исцеление во все глаза. С указанного расстояния, вестимо. Васька Сало ('а ну, оживит господина!?') сурово распихивал своими могучими холопскими ручищами и дворян, и родовитых: не мешали чтоб лекарю! В этой сгрудившихся вокруг потрясенных рядах спешившихся свитских не услыхать было ничего, кроме жадного, взволнованного дыхания, - стихли даже звонкие затрещины да смачные пинки, которыми угощали пленников самые упертые дружинники.
  Тем не менее, врачеватель недовольно зыркнул, и, внезапно его фигуру, склонившуюся над телом, даже и от самых проницательных глаз укрыла взметнувшаяся круговерть желтых, не по сезону, листьев. Ничего не видно стало. Только - будто бы - лежит кто-то, разноцветным плащом странствующего целителя укрытый.
  - Молчать об этом! - поняв, что без некоей ворожбы лечение молодого господина всё же не обошлось, зверем рыкнул на обеспокоившихся дружинников и руспустех прислужниц боярин Иван Фотеевич Соболь. - Крест он взял! Все ли видали!? То-то!!! Имя Отца и Духа Святого призвал!! Все ли слышали!? Чтоб потом разговоров никаких не было. Если явит Господь милость, если оживит господаря целитель-то!
  А за круговертью листьев даже не разглядеть было, что целитель-то - исчез, исчез мгновенно. И странное марево кружась, сгустилось над укрытым лоскутной разноцветной плащаницей одним лишь телом, по меркам иных веков, - еще живым, - молодого господаря.
  
  
  
  Год 2015.
  
  1.
  
  Старый солдат - ведь уже пару месяцев назад четверть века разменял, - лейтенант-контрактник Миша Калинкин, был готов УБИВАТЬ. Нет, никакого 'огня в глазах', 'злой гримасы на лице', - пока брел человек тихонько по темной улице родного города. Миша Пиво - а что поделаешь, если у не чаявших благ капитализма предков была фамилия Калинкин и ты, с этой фамилией в 18 лет оказался в военном училище? А потом и в армии, где, отслужив положенный минимум, позже подписывал контракт за контрактом? - Какую кличку (а затем и вполне уважительные позывные, но это уже в Туркестане) тебе еще могли дать!?
  Сейчас Миша шел именно убивать. На сердце было беспросветно пусто, впрочем, эмоции, как и перед 'поисками' в Горном Бадахшане или за Пянджем, Миша Пиво вытравил в себе сознательно. Он просто шел убивать. Возможно - и умирать. Но только бы не сразу, только бы успеть узнать...
  Лейтенант Калинкин холодно улыбнулся своей сумасшедшей идее: да, хорошо бы, с этими вот объектами, вновь оказаться там, на границе. В Туркестане, как называли не только контрактники, но и старшие офицеры группы пограничных дивизий, границу суверенно Таджикистана. Да, хорошо бы туда! Там, с одной стороны, у разведчиков дивизии, у погранцов были всякие 'супертоналы', в которых сам Миша пусть и не разбирался почти, но, с другой (что Михаилу было милее и понятней), всегда можно было попросить у одного из замиренных, пусть и на час, амиров или беев 'подержать человечка в темнице'. Уж там бы Калинкин справился бы с добычей правды из забоев дерьма и подручными средствами, - а темницы там были на славу! Он и сам сидел в одной - только бежал в ту же ночь. Не то бы его служба там и закончилась. - Освободившиеся от гнета СССР бывшие председатели наркодельческих колхозов и первые секретари, 'полевые эмиры', басмачей в первую голову обзавелись виллами - типа 'вольфшанце'; - и кровными скакунами, то бишь хорошими, способными передвигаться и в условиях высокогорий, внедорожниками для своих боевиков. Ну а при каждой вилле имелся глубокий бункер. В бункере же - еще и подвал с ямой. Последнее необходимое вилле каждого бея украшение и называлось - зиндан. И вот сейчас, вместо того, чтоб идти убивать, Миша Пиво не отказался бы поместить в подобное место одного из своих объектов - хоть на пару часов. Большего и не надо!
  Но, увы, виллы эти - с басмачами и зинданами, - остались далеко на юго-востоке, тысячи километров до них. Впрочем, если повезет, и не сразу поднимется шухер, то - и из умирающего, даже здесь, экстренную информацию вытянуть не сложно. Пику в печень, - и - говори, рассказывай, - хорошо расскажешь, доктора вызову. Может, даже клинок выну. А человек ведь слаб, болью контужен уже, в шоковом состоянии, - и даже не подумает, что пропоровший печень и кучу жил нож, это и есть то единственное, что не дает ему умереть сразу, но как только рану освободить... - доктор может уже не спешить.
  Отгоняя от себя мысли о мрачных подземных тюрьмах с безумными, для начала загружающими жертве именно психику бесноватыми палачами зверского вида, Миша Пиво вдруг насторожился. Ему внезапно показалось, что его самого кто-то рассматривает. Едва ли не мысли подслушивает. Нет, даже прямо-таки изучает их - с ироничным несколько интересом. Какая-то эзотерическая волна одобрения, типа: 'правильно, парень, как же - без палачей зверовидных!' накрыла Мишин мозг. Интересно, что Михаил четко осознал одновременно две вещи: сам он еще умом не подвинулся... но мысль, эта вот накрывшая его сейчас мысль, - не его, откуда-то извне.
  Разведчику, да что там, любому профессиональному вояке, подобные ощущения знакомы. Нет, это не признак выдуманных гуманистами 'синдромов', вообще не все военные - люди сумасшедшие. Но к такому вот невнятному, чуждому давлению на мозг, хороший боец, особенно диверсант, разведчик, или боец 'антидиверсинной мобильной офицерской группы' просто обязан относиться серьезно, без скидок на возможные профессиональные заболевания. Миша знал, что у армии США, например, имеются на вооружении излучатели инфразвука, еще какие-то - чуть ли не 'пси-волн', не обработав которыми местность, янкесы в атаку не ходят. И хотя представлялось маловероятным, что ЦРУ одолжило бы местным ментам такой излучатель (к слову, мусора и спереть, а, судя по сети магазинов, просто купить нечто подобное тайком могли!), Миша не мог оставить без внимания этот штурм его мозга. Точней, не штурм пока что, - видел он, что творит излучатель ИЗ с людьми, - так, именно что легкое (опять же - пока что!) внешнее давление. Может, это и не ЦРУ с ментами, а зеленые человечки с летающей тарелки его 'поймали', зафиксировали и изучают? - Еще менее правдоподобно! Но менты?!
  'Неужели нашли меня? Вели от самого дома, от безымянной чужой квартиры?' - высокая, ширококостная фигура на темном тротуаре плавно перетекла с улицы да в переулок. Ощущение отпустило. 'Нет, куда там, они обо мне и не могут знать пока. Иначе, раз тут такая хитропляска со смертью, как и в последние два месяца, меня бы угробили еще по прибытии, не отпустив и от таксофона,' - Миша еще раз подивился собственному везению.
   А, может, не в счастье дело, а в естественном нетерпении возвратившегося с войны человека побыстрее обрисоваться перед друзьями милыми. И он сделал первые звонки еще с вокзального автомата, воспользовавшись карточкой, которую и безжалостно сжёг после второго же ответа. И сам резко ушел в подполье. Неожиданные итоги мирных месяцев, что прошли за его спиной на гражданке, требовали осмысления.
  И вот теперь он шел убивать. Нет, возможно, до какой-то степени Миша Пиво, двадцати пятилетний лейтенант, тоже испытал шок от новостей и собственных ответных планов. Но, честно попытавшись с шоком этим бороться, он решил, что, все же эти его первые, предстоящие этой ночью, убийства - оправданы и рациональны. Итак, нынче вечером он только начнет. Дальше не придется мочить уже всех без разбору. Нет, найти верхнего, отследить, может, добыть оружие получше, чем насаженный на деревянную рукоятку заостренный стальной сорокасантиметровый напильник. Да и самого верхнего, скорее всего, придется гасить из 'винтореза', или вернуться на время на границу, подыскать хорошую пятидесятую МОНку... Но это всё потом. Сейчас важно завалить хотя бы двоих, кого Бог послал, да разум вычислить позволил. И чтоб хоть один из них слово сказал связное, ну, в те самые, последние секунды-то.
   Неплохо было б и самому не спалиться за такими развлечениями, но об этом сейчас Миша Пиво беспокоился меньше всего - всё было продуманно, теперь он просто шел делать свою работу, как уже не раз ходил.
  
  Он убивал на таджикской границе. Убивал в обезумевших рабовладельческих узбекских городках. Убивал и новых беев и атабеков и их послушных рабов: когда-то дехкан-колхозников, скопом переквалифицировавшихся в басмачи.
  Но вот сознательно убивать 'простых русских парней', да еще находящихся на службе у того государства, чьи границы он защищал в Таджикистане, Миша шел впервые.
  С другой стороны, вернувшись в родной мирный город, он и первый раз в жизни столкнулся с потерями - такими потерями. Они именно что - ужасали! Нет, во время боев на витой речке Пяндж, во время рейдов в Горный Бадахшан, он привык терять приятелей и даже друзей. И даже считал, что фронтовая дружба чем-то выше той, предвоенной, оставленной дома.
  Но лишь вернувшись по окончании очередного шестимесячного контракта домой, в одну из столиц странной страны Эр-эФ, объявившей когда-то свою гордую независимость от всех тех русских же, других своих граждан, тех, кого он вытаскивал из зинданов или уводил с полей новоявленных беков, Миша Пиво испытал шок.
  И все первые дни он подсчитывал потери.
  
  Единственное, он знал и раньше, так это то, что Динка, красавица Диана как-то непонятно сбросилась с крыши. Но - пусть жаль молоденькую яркую девочку, - но, однако, в этом грустном итоге короткой красивой жизни, еще могли быть замешаны любовь или другие, близкие к подобному безумию, чувства.
  Но, при всем при том, дальше он узнавал только тяжкие, опасные и... абсурдные новости. Если так можно выразиться о смертях двух-трех месячной свежести. Друга молодости, музыканта Федора, видимо, с крыши скинуть не успели. Его просто 'нашли' там, объявили, что, мол, передозировка. - Федор был великим 'тусовщиком', и - с огромным допущением, так как шесть месяцев назад ничего сильней анаши он не употреблял принципиально, - с большой-большой натяжкой эту смерть тоже можно было счесть 'естественной убылью'. Вроде того солдата-срочника, молодого салабона, который умер под минометным обстрелом: все поначалу думали, что, раз осколками его не зацепило, то, возможно, контузило мозг. А у паренька был просто невыявленный своевременно порок сердца. Однако дело со смертью Федора, пролежавшего мертвым на крыше три долгих жарких августовских дня, всё было не так однозначно.
  Прежде всего, Миша Калинкин знал, что сильной наркоты его друг не употреблял. И он нашел этому подтверждение - тогда еще были живы другие люди, верные друзья. И Миша отыскал не слишком скупую статью. 'Нет, наркотиками он не интересовался!' - немного греша против истины, говорили в интервью знакомцы музыканта. Затем, лейтенант Калинкин по опыту знал, что такое - жара. И что означает - труп на жаре. И не представлял себе, как вообще можно было обнаружить подобную наркотическому отравлению причину смерти по прошествии, трех, минимум, дней, если тело пролежало на самом пекле. Жара - редкая для северных столиц, стояла под тридцать, плюс влажность, какой не бывает и на Арале, - нет, при помощи аутопсии ответов на 'наркотические' вопросы вряд ли можно было добиться. Как и установить другие малозаметные причины смерти. Добро бы, голова пробита! - ха-ха, черный юмор русского разведчика. Ну, а главное, видимо, эти же вопросы задали себе трое оставшихся 'на гражданке' друзей Феди и, соответственно, - самого Михаила. Именно после этого, по подсчетам лейтенанта Калинкина, и начался какой-то более упорядоченный танец смерти. Хачатурян, так сказать: 'танец с заточками и кувалдами'.
  А тут и дальнейшие 'неувязки в сценарии' этого загадочного триллера с нелепыми убийствами!
  Еще два друга: Борька с Димоном, бизнесмен и журналист, ближайшие друзья Миши Пиво, после смерти Феди, видимо, составили неплохой следственный дуэт: Борис предоставил машину и связи в финансовом мире, Дмитрий - опыт журналистских расследований и, опять-таки, связи, но в несколько иных кругах. Тамара, девчонка покойного музыканта, помогала новоявленным розыскникам, опрашивая 'рок-тусовки' района, в котором - неизвестно почему, за три (а точно ли за три? - жара не слишком много оставляет патологоанатомам!) дня перед смертью оказался Федор. Но 'расследование' высокой рыжеволосой манекенщицы, чей портрет украшал одну из выпущенных у нас бесчисленными издательствами бесчисленных же книг Виктории Хольт, расследование этой энергичной девушки внезапно оборвалось. В том же, натурально, районе. И почти 'тем же образом' - так и не смирившаяся исследовательница... 'от краха личной жизни и тоски по своему любимому', в свою очередь, не слишком оригинальничая, спрыгнула с крыши двеннадцатиэтажки.
  Да, да, она - по официальной версии, от скорби по погибшей любви, - от полной (и как-то внезапно и резко охватившей ее) скорби и безутешности, сбросилась с крыши. Это уже не катило на совпадение. Это вообще не катило - ни в какие ворота! Это ужасало: полная энергии девушка, жаждущая разобраться лишь в том, почему никто не знал 'что Феде стало плохо' и почему тот умирал без всякой помощи, за один день, нет, за полдня, за несколько часов вдруг превращается в истеричную кретинку и... - и вот он, так странно дополняющий очередь к смерти прыжок.
  И все эти смерти происходят в одном районе и без свидетелей.
  За следующий инцидент можно было бы ухватиться: друг-бизнесмен Боря, которого Миша знал как очень осторожного водителя, врезается в дерево напротив районного - всё того же района! - отделения милиции. Журналиста по чистой случайности - тот как раз хоронил Тамару, которую, похоже, знал лучше многих других расприятелей, - с другом в момент 'аварии' не было. Позже выяснится, что, в ночь перед этим аварийным днем, водитель Бориса, Дима Шеремет, утонул в пьяном виде в одном из озер за городом,
  Но Боря, друг детства, его Миша Калинкин знал очень хорошо, хоть и не дотягивал еще в своем денежном эквиваленте чуть-чуть до 'олигарха', то уже и кретином он точно не был: пьянствующих ночами перед ответственными поездками водителей он не стал бы держать и из дружбы. Да и сам умел свои тачки водить аккуратно.
  Просматривая доставшиеся ему скудные документы, Миша ловил себя на мысли, что, если бы не весь СУМРАЧНЫЙ последующий ужас, он бы уже в голос хохотал над всеми этими 'совпадениями'. Неувязки накладывались на несостыковки! Врезаться в тоненький тополек, так, чтоб с аварийной стоянки 'вольво' не стали и забирать ввиду полной невозможности его восстановления! А тополек на следующий день Дмитрий - ну, тот друг-журналист, - сфотографировал. Ствол не толще щиколотки танцовщицы! И след виден, фотографии четкие: кора еле-еле содрана. И это деревце отправило 'вольво' последней модели на свалку, 'выставило' усиленное полимерными пленками лобовое стекло, а водителя - в нейрохирургию и реанимацию с ушибом мозга средней тяжести!
  Подбираясь прогулкой бездельника к сияющему в сгустившихся уже сумраках магазину, Калинкин вспомнил про судьбу Бориса, и в тот же миг к нему вернулось то самое странное ощущение. Неужели его ведут? Никаких признаков, но, если подобное чувство возникает раз от раза - лучше ему поверить, и отложить акцию на день-другой. В конце-концов, он, Миша Пиво, никуда не спешит. Первое убийство - дело несуетное, начать убивать можно и завтра. Он взглянул на магазин, не забывая, что строить из себя зеваку в этом районе и в этом месте вовсе не обязательно. Нет, не зевает человек, просто не спеша возвращается с работы.
  Так и есть, ментовский форд - а хорошо живут в отделении этого района простые патрули! - форд с погашенными огнями и отключенной 'синеглазкой' стоял за квартал от лабаза. Водитель, несомненно, внутри машины. Зато вот пара сержантов, которым, собственно, и принадлежит этот ночной маркет, уже, наверняка, в своем магазине. Наслаждаются побочной профессией совладельцев и бизнесменов.
  На этих двух сержантов Калинкин вышел, несмотря на то, что последние документы его лучшего, школьных времен еще друга Димы, были уничтожены - как те, что находились при журналисте в день его гибели, так и те, что он оставил своему, очевидно, не в меру трусливому шеф-редактору. И всё же Калинкину было легко отыскать этих вот двух, первых. Хоть сперва и пришлось потрудиться, разыскивая наследство безвременно ушедшего журналиста.
  Да-да, вся история так и кончилась, как заканчиваются дурные анекдоты или пошлые комедии: 'ну, короче, все умерли'.
  Самое удивительное, что - сказалась, видно, власть денег, - Борису удалось выбраться живым из нейрохирургии, и он - уже с новым шофером ехал на дачу к некоему покровительствующему ему Человеку. Тот был уже могучим, реальным, вхожим в коридоры Власти олигархом. На то же вилле Борис собирался встретиться и с известным адвокатом. О, у него было что им рассказать! Однако встречный грузовик с усиленным бампером совершил таран так удачно, что сидевшим внутри буквально оторвало головы... потом их машина вспыхнула.
  Журналист, оставшись в одиночестве, отнюдь не гордом, но жутко опасном, решил сам разговорить ментов этого странного района со смертельными крышами и жутко опасными топольками.... - Ведь, пусть тополек тот и срубили через день, уличающая деревце фотография осталась, а главное, имелся нотариально заверенный рассказ Бориса, как его выманили из машины, а затем жутко избивали, под мудрым приглядом некоего капитана вот эти вот сержанты... Верил он, Димка-друг, что ли, в его-то разумном возрасте, в силу 'четвертой власти'?! Или просто отупел от 'случайных' смертей с их убийственными (вот уж верное слово!) несостыковками? - Сейчас Михаилу этого было не узнать. Но раньше бы его друг-журналист так глупо не подставился бы.
  Ага! Один из хозяев ночной 'точки' вышел на черный ход покурить. Начнем? Второй еще внутри магазина, третий, шофер, далеко, и вряд ли при делах....
  Хотя, кажется, именно он, этот шофер при патруле, 'подготовил декорации'. По крайней мере, в том случае - с неудачным столкновением с топольком. Конечно, официально 'водитель был пьян и пострадал при аварии'. Но, на самом деле, тогда избитый в полусмерть Борис, уже теряя сознание, решил загадать прибывшему 'за алкашом' доктору со спецскорой этическую загадку:
  - Вас не смущает, что на мне места живого нет, а машина цела?
  - Вот пьянь! - 'огорчился' добрый доктор, - да только что я видел твою машину: радиатор всмятку, лобового стекла вообще нет! Вот тебе при аварии и досталось!
  И жизненный путь удачливого в коммерции, но провалившегося на карьерной стезе следователя Бори, мог быть закончен уже тогда - лечило намеревался запихнуть часов на двенадцать 'пьяного автолюбителя' в вытрезвитель. С учетом полученных травм, в том числе и черепно-мозговых, такая задержка с медицинской помощью однозначно привела бы к летальному исходу уже тогда. Но - детская привычка носить заначку в носке спасла: мусора, конечно же, 'реквизировали' у человека, с которым вряд ли рассчитывали еще раз свидеться, все его карманные деньги, этак с полторы тысячи евро. Однако еще сотня баксов (из носка) заставила лекаря изменить маршрут его 'хмелеуборочного комбайна' в направлении Нейрохирургического института. Где и врачи нашлись, и лечение.
  Так что погиб Борис уже прооперированным и почти исцеленным, - в той, новой и невероятной автокатастрофе. Что же, теперь, поскольку, пусть и нотариально заверенная, но не ссылающаяся на могучих свидетелей или на доказательные, неопровержимые улики, исповедь потерпевшего (еще и покойного теперь!) юридической силы не имела, теперь вот пришла пора поквитаться за обоих друзей. И за бизнесмена, так и не ставшего олигархом. И за журналиста, не сумевшего разговорить начальство отделения, но пошедшего, в надежде хоть на какую-то информацию, в баньку с чинами того же РУВД помельче. Как бы не вот с этой парой сержантов... - после той бани журналиста живым никто не видел. А найден был Димон на одной из общегородских свалок со множественными колотыми ранениями. Так сказать, с неаккуратно спущенной кровью.
  Нельзя сказать, что Миша Пиво вспоминал все эти страсти перед своей собственной акцией специально, - такого непрофессионализма он позволить себе не мог, - просто, в памяти непроизвольно всплывали факты. Странные воспоминания! Вроде того, как он, почти чудом, отыскал третий экземпляр материалов журналиста - где вся информация и отлежалась, словно специально для Михаила. Почти полный объем недоказуемых фактов этого страшного дела. Без заключительной справки о почти кошерной кончине самого автора. Не обращайте внимания, опять юмор контрактника. Адресок 'почтового ящика' отыскался просто. Как и мог ожидать друг детства, но не опер или кто там изъял у трясущегося импотента главреда второй экземпляр журналистских документов, - адресок, ключ к 'почтовому ящику', 'закладке' находился на сайте любителей 'СТРАТЕГИИ Х11+', - неувядающей игры их общей молодости. На этом чате любители игры часто обменивались всякой идиотической информацией, а то и просто вежливыми и галантными отзывами друг о друге. И, покопавшись по сайтам, Михаил в конце концов нашел объявление: 'Пиво в Дмитров день ищи в на втором уровне развития. Пи-Гас.'
  Видимо, несмотря на глупое расследование, приведшее к неумной смерти, журналист правильно высчитал того, кто еще оставался в живых и мог вскоре прибыть в Город: Миша Пиво!
  Кафе 'Пегас', одно время место их 'коллоквиумов', отличалось, в частности, знакомыми официантками и охранником. У девочки "Ксаны-Оксаны", обслуживавшей второй уровень, то есть этаж, этого кафе, Пиво и нашел документы от 'Дмитрова дня'. Прочел. Изучил, сделал выводы. Что всех, кто умерли - убили, сомнений не вызывало. Оставалась неясной разве что судьба Дины - первая в ряду, или случайная смерть? Остальных явно кто-то гасил сознательно. Вот только зачем, за что? Главное: кто приказал!?
  Эти вопросы Миша Пиво и собирался теперь начать задавать умирающим. Почему именно - 'умирающим'? А стремно было лейтенанту похитить живого мента - и где-то его еще и держать, здорового такого. По любому - здоровье потерял бы, рассказы рассказывая. Да и все равно гасить пришлось бы. Нет уж - экспресс-допрос именно УМИРАЮЩИХ представлялся Мише в этой ситуации наиболее безопасным ходом. Но поскольку все предполагаемые 'ответчики' были здоровеньки, их требовалось сперва подготовить вот в этому... предсмертному состоянию.
  А как без подходящей подземной темницы иначе выйти на того, кому вся эта круговерть смертей была для чего-то нужна!? А уж с ним, этим верхним, разговор будет особый, вдумчивый. Крайних же пока можно - нужно - не щадя, отрабатывать в самом жестком и быстром стиле. Ну, наконец, начали!?
  Мент в штатском спокойно курил на ступеньках заднего входа в свой магазинчик. Миша - тоже в штатском, уже подходил к нему с таким расчетом, чтобы резко сдернуть того с крыльца и...
  ..И, - СТОП! - не выйдет, охранная видеокамера работает: прошлый раз, когда лейтенант проводил здесь разведку, она была отключена. Что же, уловка номер два - в тень, в мертвую зону камер мент уйдет по своей воле, с интересом даже потопает. Всё обдумано... - но да чего же кстати тут, позади магазинчика, этот скверик!
  Итак, сейчас отвлечем курильщика, он же мент - начинающий нувориш, заинтересуем его на миг. И - пика в подбрюшье.
  Миша по-особому перехватил напильник: в левую руку, - а то у ментов привычка смотреть на ударную, правую, будто сложно научится работать обеими руками! Заточенное лезвие под рукавом яркой куртки почти касается локтя, но даже если мент приглядится именно к этой, а не к правой руке, то заметит всего лишь сжатые на деревянном колабыше пальцы...
  Миша уже почти разинул рот для стандартно-глупого зова: 'ой, глянь, мужик, там, в акациях, на скамье, ну просто супер-герл, а - пьянущая..!' Как внезапно ощущение чужого присутствия стало настолько явным, что он, промолчав, сам, словно пьяный, шатнулся в тень небольшого сквера. Там он не привлек бы ничьего внимания. На самом деле узкий клин расположенного между двух сходящихся улиц скверика был пуст, но вокруг Миши вдруг неожиданно завертелся листопад. Листья акаций, отнюдь не душистые... - Что за полтергейст! - все эти листья, маленькие скукожившиеся листочки, почти заключили его, здоровенного верзилу, в ростовой кокон! И впрямь пришельцы, что ли, 'зеленые человечки'!? Да, это вам не коррекция плана, как с внезапно включившейся камерой слежения, для этого есть слово хуже, гораздо хуже:
  'Внештатная ситуация, однако!' - ухмыльнулся (но и насторожился!) лейтенант Калинкин. Действовать в условиях песчаных бурь он привык - ну а тут листочки.
  Нельзя сказать, чтоб он так уж верил в 'зеленых человечков', но если какая-то хрень, пусть даже с НЛО, 'ловит' его в какой-то листопад и явно собирается помешать жить и работать, - то эта вот хрень (пусть она и с НЛО!) должна быть нейтрализована!
  И, шайтан-рахман, все боевые рефлексы мгновенно обострились, Миша ощущал подобные адреналиновые ускорители только или перед неожиданной сшибкой с неизвестным противником... или, еще один раз, когда буквально предчувствовал, предугадал сель во время патрулирования отрогов Кураминского хребта. Облако листвы еще кружилось, что называется, в полный рост, - а лейтенант уже провел четкий удар в направлении проявляющейся, буквально из ниоткуда, фигуры. Получи, фантом из 'блюдца', и не серчай, что так сразу огреб - появляешься тут в вихрях листвы, бог знает, что у тебя на уме! Так что не хрен, в общем, вылезать ИЗ НИОТКУДА! - Миша Пиво был уверен в том, что просмотреть приближение этого нового персонажа он не мог. Тот вылез - если не как человечек из тарелки, то, как чертик из табакерки. Глупая мысль. Но Миша не мог и промахнуться по мгновенно возникшей мишени, - а его удар получился достаточно жестким!
  Но беда, вместе с этим оппонентом, беда невезения пришла с ним к Калинкину: черная, еще не слишком четко видимая фигура немыслимо изогнулась. Похожим, таким вот Макаром, могла бы выгнуться с детства изуродованная профессиональной гимнастикой школьница, а не здоровый мужик, и Мишин удар чуть на 'завис', чуть не 'повел' лейтенанта за собой. Однако, мы не кабаны из ДШБ, мы - разведка, мы - и ужас и антитеррор! Или террор и анти-ужас. Михаил тоже провернулся вокруг оси градусов на девяносто, чтоб не выпускать выступающего из вихря монстра из под ударов. Наметил второй удар, не так, чтоб реально достать, нет, для начала просто проверить, понять уровень 'рукопашки' у этого, кем бы он ни был, 'Человечка из Тарелки'. Как и чему их учат на Альдебаране?
  Выяснилось, учат на уровне норм. И стандартов.
  - Отличная реакция. Прекрасный удар, - раздался слегка насмешливый голос, - однако, может статься, вам не стоит сразу продолжать нападать? Возможно, нам с вами вместе стоит продолжить нашу случайную войну иными средствами, - я имею в виду политику.
  Михаил незаметно остановил второй, уже готовый пойти в дело коронный удар, пригляделся: 'принесенный вихрем' мужик уже не казался акробатом. И этот второй, 'проверочный' удар, пришелец готов был погасить старым как мир, наверное, приемом: рука чужака легла на изгиб Мишиной кисти. Теперь ему требовалось совершить лишь резкое движение вбок и вниз - и кисть, как бы не натренирована она была, ломается о выставленное колено. Нет, таких пришельцев нам с ходу не завалить. В смысле - не завалить без шума! С другой стороны, 'зеленый человечек' (ха! человечек! мужичище тертый!), если судить по его словам, здесь и сейчас шума тоже не желал. - Михаил поверил не столько его туманной фразе насчет 'политического диалога', сколько тому, что свой контрприем мужик тоже лишь обозначил. И Миша тормознул, вглядываясь в пришельца. Прикинут по фирме: костюмчик-двоечка из материала стального цвета с золотой нитью, усики стильные, пусть не слишком модные. Благородная седина на висках. Фигура поджарая, верткая. Как можно было убедиться. Но и силой этот гондурас не обижен. Лицо вот чем-то странное: не ниточкой усиков, подстриженных по моде кинофильмов середины прошлого века, не 'сединою на висках', а - неопределенным каким-то выражением. Именно что - кто его знает, что у такого на уме может быть. Похоже, опасный тип, с НЛО он или нет, так сразу его не заломаешь. Да еще - мент на ступеньках, которого Миша всё это время продолжал держать боковым зрением, - мент этот уже прямо на них смотрит, таинственная листва-то опять улеглась, как ей положено, будто и не кружилась-вертелась 'антигравитационным' каким-то вихрем секунду назад. Что же - отложить операцию по 'гашению мусора' ввиду внештатной ситуации, разобраться, для начала, с этим мужиком? Не сразу и не здесь, а, понятно, в сторонке.
  - Правильно, я как раз хотел вам повторить: не стоит нам с вами сейчас борьбой заниматься! Нам следует поговорить о мире. О судьбе одного мира, если уж быть точным.
  После этих диких слов Мишина тревога - а не розыскник ли перед ним, не словили ли его местные менты на 'живца', как-то мгновенно испарилась. Не станут оберуполномоченные угрозыска в таком стиле - и о судьбах мира, - в подобный момент поговорить предлагать! Псих, просто псих. Свидетель-инопланетянин, не в том месте из дурдома удравший. Но тогда этот обыватель (или обитатель Альдебарана?) становился несносно назойлив. Даже - навязчив опасно... - опасно, как для себя, так и для самого Миши.
  Голос - 'выдержанный, нордический'. Стоп, он что, мысли читает? Ну-ну. А так как мысли Миши Пиво насчет этого мужика были б крайне тому неприятны, то, если он и впрямь их прочел... - но не гасить же дядю в стильном костюме на глазах у мента. И не мочить же мусорка на глазах у малопонятного свидетеля!
  А мент взял и сошел с крыльца - что и требовалось Мише! Вот только - чуть раньше бы, до того, как он пересекся с этим стильным инопланетянином. Или - экстра-сексом. А мент-то прямо в руки к нему идет:
  - Мужики, или как вас там, кто в скверах такими сладкими парочками уединяется, - мент, вспомнив, что он в штатском, лениво достал корочки, помахал, - за использование общественного места в интимных целях надо бы доплатить представителю районной власти. Так что, по сотне баксов с рыла, для первого раза, голубые вы мои голуби.. - и не наглейте так уж впредь.
  - Ты, мужик, исчезни-ка, откуда взялся, если на своей летающей тарелке люк не задраил, а в дурдоме дверь не захлопнулась, о судьбах мира потом поговорим. Сейчас, неплохо бы ты развлекся:, укрыл бы нас с этим ментом опять своим лиственным вихрем, от посторонних, - решившись, Миша пробормотал сквозь зубы совет инопланетянину, сам, всё так же 'пьяно', шагнул мусорку навстречу, - лучше б и тебе не видеть, как я его сейчас делать буду.
  Мише было хреново от катастрофического капремонта всех его планов. По уму, сейчас следовало бы удирать. Но - не от почуявшего же запах денег мента! Это - дело последнее, при виде УБЕГАЮЩЕЙ ПРЕМИИ крышу почти любому менту сносит напрочь. И врубается мощный инстинкт преследования, что им, юным курсантам, в учебке в Стрельне еще вбивают. Инстинкт столь мощный, что мент может запросто о деньгах забыть и пальнуть вслед. Оно нам надо? А работать мента на глазах у крутого свидетеля? Лучше все же - второй вариант. Всяко бывает - убежит свидетель или тоже огребет..Но шансов больше, чем -удирать. Эх, отложить бы всё дело ТИХО - но уже не выйдет. Если мент корочки достал, то может и ствол вытащить.
  - Но ведь больше можно узнать и впрямь в хорошей темнице. С умелыми палачами, - небрежно бросил инопланетянин.
  - Ага, - радостно, пусть радоваться и нечему было, процедил Миша, уже примеряясь перехватить удобнее левой рукой свой модернизированный 'напильник' (а правой рвануть мента на себя, в тень), - ага! Всё же мысли читаешь? Ну, прочти тогда мне этого дядю по быстрому, зачем он тут мирных людей губил. Ну! Или я его сейчас мочу, - Миша перешел на злой шепот, подобравшись для смертельного броска, - или ты все-все его воспоминания об двух-трех убийствах мне быстро напечатаешь, я ему тогда только подписать дам. Лист с его показаниями.
  - К сожалению, быстро я могу читать только явные мысли, то есть, лишь те, которые преобладают в данный момент, - сознался в своей убогой экстрасенсорности лунатик с лун Альдебарана.
  - Вы что, охренели? - с искренней растерянностью в голосе спросил старший сержант Коноплев, 'голубая парочка' к которой он так уверенно направлялся, мечтая о небольшой премии, почему-то не спешила стыдливо выворачивать карманы и опустошать толстые 'лопатники'.
  - Совсем охренели? Думаете, демократия вам все спишет? Ну, граждане гомосеки ... - мент уже в красках представил себе, как, с помощью двух свидетелей (Леха в магазине, да Игорек в машине сидит) он 'оформит' наглым гомикам целый букет: от приставания к малолетним до злостного эксгибиционизма. Конечно, делиться придется, но уж тогда и сотней баксов с носа эта парочка не отделается.
  БОЛЬШИЕ быстрые ДЕНЬГИ розовым миражом замерцали перед 'третьим глазом' скромного работника милиции Новой России. Он почуял их ВСЕМИ ЧАКРАМИ.
  - Та-ак! - зловеще прорычал он, медленно (специально, чтоб запугать) потащив штатный пистолет 'макаров' из дорогущей итальянской наплечной кобуры, - ну, руки в гору! Будем разбираться...
  От удара самодельной 'пики' сержанта спасли два удивительных обстоятельства.
  Калинкин был уже готов достать мусорка одним движением и перехватить так и не снятый с предохранителя ствол, но 'зеленый человечек' в стильном костюмчике, в улыбке обнажив под черными усами прекрасные перламутровые зубы, вновь положил руку Мише на запястье, скорее удерживая, чем угрожая... 'Простейшие мысли мы читаем', - повторил инопланетянин, словно успокаивая. А перед ментом возник (вновь из подобия странного листопада) беспредельно дорого упакованный, модный парень лет двадцати:
  - Господин сержант! Господин сержант! А с меня милиционер там, в форме, только что плащ снял!!
  Само безумие подобной нелепейшей жалобы неминуемо должно было отвлечь мента. Внимание старшего сержанта Коноплева в великой досаде переключилось на этого олигофренического заявителя. Подлинный даун! Сержант окинул этот стильно обернутый дорогими тряпками и увешанный как бы не золотыми аксессуарами кусок кретина оценивающим взглядом:
  - Ет-то, между прочим, клевета! - задумчиво определил он статью, и добавил, оценив прикид парня:
  - Да если б с тебя мент плащ снимал, он бы на тебе и курточки такой не оставил, поди, баксов пятьсот стоит! И часы бы... ого, да это у нас вообще 'лонжин'! Так, вообще давай-ка, снимай живо модные свои штанишки и - в кучу, к тем двум, ну! - лениво помахав еще раз корочками, второй рукой сержант наконец вытащил ствол, взмахнув им, как подлинный маэстро - дирижерской палочкой:
  - Заяву на этих двух пидоров для меня напишешь, штаны вернем! - великодушно пообещал он.
  
  Однако в следующий миг он с артистизмом отвесил челюсть: на месте 'пидоров' уже лишь опадала жалкая кучка палой листвы. А, когда успев уж в хлам разозлившийся из за незапланированных убытков сержант Коноплев, вновь перевел ствол и взгляд на наглого заявителя, то обнаружил, что и 'модный парень' исчезает прямо в сиреневом полумраке вечера. Буквально растворяется в воздухе, становясь все более прозрачным. Часы - тысяча с лишним ('НЕЛИШНИМ! НЕЛИШНИМ!' - орало внутри нечто профессиональное) долларов, курточка, штанишки - по триста-пятьсот!.. Все 'чакры' и 'третий глаз' сержанта работали исключительно на предчувствие прибыли, и в этот момент милицейский почти физически ощутил, как они с лязгом прихлопнулись.
  Добило же исполнительного старшего сержанта то, что, когда он попытался ('А, попадетесь вы мне еще раз!) вспомнить тех двух мужиков из сквера, то со словесными портретами у него ничего не вышло. Будучи фанатиком своего дела, сержант, тем не менее, прошел по скверу, внимательно разглядывая примятую траву и осклизлые листья - 'хоть следы срисовать!' - обнаружил, что парочка не только не оставила никаких следов на мягком дерне, но и не обронила ничего ценного. Ну, хоть бы кошелек потеряли, жадные гомосеки!
  Возвращаясь в свой магазин, сержант Коноплев стряхнул с переносицы тыльной стороной ладони две скупые слезинки подобающие и сильному мужчине: 'дело не в деньгах, - попытался уверить он сам себя, - дело в исполненном долге... ах, на какие бабки можно было бы развести этих...'
  
  2
  
  Волшебнику все больше нравился этот... подменыш. Нет, даже не подменыш, временный заместитель молодого господаря Волк-Ряполовского. Он действительно мог читать - и почти без труда, - сиюминутные сильные мысли, поэтому, обнаружив в сознании этого молодого военного образ страной, маленькой квартирки, недолго думая, СИЛОЙ ВИХРЯ, перенес их из сквера по 'подслушанным' координатам. И вновь поймал себя на том, что едва ли не восхищен вот этим конкретным представителем сего мира, мира, в общем-то, банального и пошлого. Но молодой солдат его продолжал потрясать, отреагировав на волшебное перемещение внешне спокойно. Казалось бы, в этом мире все построено на пошлом рацио, однако, обнаружив вокруг себя, вместо деревьев скверика привычную обстановку квартиры, парень ни на миг не потерял душевного равновесия. Даже не покачнулся. И даже голос у него не дрогнул. И только в глазах появилась не наигранная (а КоФей и впрямь легко читал сиюминутные мысли), подлинная укоризна:
  - Это вы ловко, батя, вот только мусорить-то зачем? - только и произнес Калинкин, внезапно обнаружив, что они с его 'зеленым человечком' вместо сквера, где ситуация начала развиваться непредсказуемо и потому опасно, мгновенно очутились даже не у него дома, а на снятой им на время своего расследования 'подпольной' квартире. Что и говорить, сильна у мужика техника, и... вовремя снял он их с места происшествия. И как только адресок вычислил? Во дает ЦРУ!
  Воистину, псих из дурдома, или человечек из тарелки, - но этот мужик слишком много знал. Да и умел многое, вынужденно согласился, оценив мгновенное перемещение, Миша Пиво. Все его 'тревожные' инстинкты верещали, но он их пока умело сдерживал, предпочитая выяснить: на что этот хрен с бугра (или, в случае с CIA, из-за бугра) еще может оказаться способен. И ведь Бог знает, что у него на уме! Впрочем, Калинкин уже почти отказался от мысли, что чувак из CIA, может и оттуда люди могли бы агентов как-то так перетаскивать... вот только точно не вышло б у них ничего без того, чтоб захламить все техникой, компьютерами, пультами и лазерами. Но тогда - увы, оставались две альтернативы. И Миша еще раз внимательно пригляделся к мужику: 'зеленый человечек' из инопланетной 'тарелки' или доморощенный гений телекинеза из ближайшего дурдома? Телепат и полтергейст в одной оболочке? На всякий случай, Калинкин решил мужика утешить:
  - Ну да намусорил, и ладно. Всю эту срань древесную, я может, позже подмету. - Калинкин еще раз оглядел ворох мертвых листьев на линолеуме, пошел к холодильнику.
  - Присаживайтесь, скиталец. Дернем винишка, да поговорим за мир, как вы и хотели!
  КоФей молча отхлебнул налитого из пятилитровой банки вина, узнал букет винограда бухарской впадины. Подивился. Итак, воин, и не из последних, - попивая вино, волшебник разглядывал хозяина. Одержим местью, что хуже: придется торговаться. Поскольку мстить он намерен ЗДЕСЬ. А, впрочем, почему бы и не сделать так, как он сгоряча пообещал: устроить проход в мир Золотой Руси для его кровных местников. С такой реакцией - впервые в жизни парень столкнулся с мощным колдовством, а ведет себя как ни в чем не бывало, - его враги недолго пробегают (голышом-то) в прибрежных днестровских зарослях. Опять же, воин, успевший, несмотря на молодость, много где побывать, многое увидеть. - О последнем говорило не только бухарское вино, но и образы диких гор, то и дело мелькавшие на втором плане его воспоминаний. КоФей с удивлением узнавал порой знакомые отроги: родина ариев!
  Но выбранный им парень был хорош! Расчетлив, невозмутим. Что еще важнее, несмотря на молодость - не рядовой воин, что особенно существенно, ведь ему предстоит заместить господаря, 'командира', по-здешнему. Ну и, конечно же, сама его молодость! Успев за короткий срок - не будет же тяжелораненый долго ждать там, на берегу того Днестра! - осмотреть этот пошленький и... слегка сумасшедший вариант будущего, КоФей успел найти пока только одного, но зато такого подходящего объекта для своего вмешательства. Почти схожий облик, одинаковый возраст, документы такие, что с ними, не задавая неприятных вопросов, молодого Юрия-Казимира можно будет устроить здесь к лучшим врачам! И главное - одной крови!
  Волшебник покосился в ясное, пусть и припорошенное пылью запустения, зеркало. Если быть честным с самим собой, то его смущали два момента. Первый: этому его кандидату, человеку с таким характером, придется рассказывать всё, как есть, предлагать сделку, или, как говорят здесь, сыграть с ним с открытыми картами. И второй: в своих ясных, ярких мыслях, абсолютно не сдерживаясь, молодой воин костерил его, довольно-таки импозантно выглядящего (во всяком случае, сам КоФей, постоянно заботясь о своем людском облике, сам так всегда считал) бессмертного волшебника, почему-то 'зеленым человечком'!
  'Зеленым', это древний КоФей еще бы стерпел, цвет кожи у него за века действительно иногда непроизвольно менялся. Но, последнее тысячелетие в особенности, он старательно подбирал себе личину солидного, знающего целителя, поэтому уничижительный, уменьшительный 'человечек' в мыслях простого смертного задевал его неожиданно сильно.
  - Итак, - Калинкин постучал по бокалу ногтем, - чем вы, дорогие товарищи, по разуму, я имею в виду, господа Пришельцы реально мне можете помочь, и что в обмен потребуете от меня? Предупреждаю сразу: Родину ельцинисты отгайдарили и распродали уже так, что мне и остатков-то ее, родины этой, не наскрести, чтоб на сделку хватило. Душу? Душа у меня не ароматна, да и малость зачерствела, вряд ли вы, черти зеленые, в такой субстанции нуждаетесь. Ах да, военную тайну еще можете потребовать! Опять таки, сколько угодно, кроме оперативных тайн Туркестанского военного округа. На разглашение последних, увы, не уполномочен. Ну, в бой, пришелец, ваши предложения!
  - Ты, кажется, мечтал о подземельях с палачами, для допросов? - отсалютовал, в свою очередь, бокалом КоФей. - так я могу предоставить тебе два замка с подобными помещениями. Как минимум, два. Еще - слуг верных. Один торговый город. Власть. Но...
  - Ага, но... Вот оно! НО для начала подмахни подписку о сотрудничестве со спецслужбами Веги-Капеллы и прочего свободного демократического космоса. Нет, это вряд ли... я ваш свободный демократический космос еще отрихтую гафелем, только вот здесь, на этой земле проблемы улажу.
  - А почему, - разобравшись наконец в 'зеленых человечках' и названиях звезд, позволил себе дружелюбно улыбнуться бессмертный волшебник, - почему ты решил, что я с этого... летающей тарелки... Что, если я вовсе и не из космоса, а с Земли, немного с другой, правда, Земли?
  - Ох. ЦРУ Я НА ВАС И НА ВАШ МОССАД! - разочаровался в госте Калинкин, - слышали мы басни о той другой земле вашего такого другого, но свободного мира! Бывали и в ваших Штатах, лет через тридцать, штатам этим самым, как Союзу когда-то, пэц по той же программе: негры да латиносы развалят. Допивай, мужик, вставай и иди. И иди, и иди, и иди... Короче, понял, куда. Души моей тебе не видать, фраер.
  'Да что ж это!?' - Могучий чародей на миг был действительно обескуражен. Затем, оценив причины непонимания, внутренне посмеялся игре слов и упорному сопротивлению кандидата:
  - Я бы и встал, и пошел, но вот беда: там, откуда я, ни разведок, ни милиций еще вообще не существует, - волшебник, наконец-то решил для себя, как нужно говорить с таким странным собеседником:
  - Позвольте мне всё до конца объяснить. Я не агент - я волшебник, как, вы, наверное, могли убедиться, если вас хоть чем-то заинтересовало наше перемещение в эту квартиру. Чудодей из сопряженного прошлого этого мира. Как меня там, в том, недоступном вам пока еще, мире, зовут - КоФей бессмертный...
  Странно! Речь почему-то не задалась. Его прервали в самом начале объяснений: Калинкин радостно заржал:
  - Бессмертный кофей!? А я смертное ПИВО!!! Как меня зовут в этом доступном мире, ха-ха-ха...
  - Ну... В этом мире нас называли КоЩеями, - чуть ли не впервые за многовековую жизнь испытывая неловкость, неудачно попытался оправдаться чародей, понимая, что - чуть-чуть еще, и он, по непонятной ему, великому волшебнику, причине, как говорят в этом мире, 'провалит' эти переговоры!
  И осекся, оборвав оправдания: в его горло глубоко воткнулся ловко брошенный, коварно заточенный тяжелый напильник. Вонзился, обрывая жилы, сминая гортань, пресекая артерию.
  - Вот как я попал хорошо! Бессмертный, стало быть, зеленый человечек из ЦРУ, - жестко произнес Калинкин, глядя на фонтанирующего кровью экстрасенса; громкого, задорного смеха как и не звучало. Он специально заводил себя на этот хохот: проверить реакцию шпиона, взглянуть, успеет ли тот переместиться. В смысле, переместиться так же ловко, 'телекинетично', как из сквера - на эту хату. Ну, еще и для того, чтоб тот не думал о себе много: надо же, еще и бессмертный кофей! Девочки, чтоб на них не влезали, а только целовали-обжимали, гордо врут, что больны триппером или СПИДом, так что ж удивляться, что мужики начинают объявлять себя бессмертными: чтоб и мысли их замочить ни у кого не возникло.
  
  3
  
  Оберуполномоченный Кетаев кивнул прапорщику Артеменко и тот вывел заплаканную официантку в характерно растрепанной униформе, взятую три часа назад в кафе 'Пегас', из его кабинета. 'Или обратно в 'обезьянник', или просто в кабинет свободный, насиловать дальше', - безразлично подумал Кетаев, набирая внутренний номер:
  - Николай Петрович? Копия-то была у журналиста еще одна, но ее, к сожалению, забрали уже. Опять же, простите, но официального расследования не было, - переждав мат угроз, продолжил ОБЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ, - вот и не смогли все связи отследить в свое время. А тут парень вернулся с Таджикской границы. Нет, господин подполковник! Нет, господин начальник полиции по работе с личным составом! Не срочник, офицер. Да, контрактник. Адрес мы его установили, но там пусто, явно, квартиру снял. Ну, где уж, с нашими... в смысле, нет, силами одного отделения милиции мы его не накроем, нет, что вы. - Кетаев отстранил мембрану от уха, хотя он и был любителем фольклора, но Николай Петрович ругался без выдумки, одной силой легких брал. - Но, может вы прозвоните РУОП, там.. Отдел Наркотиков в главке? Конечно, я и думаю. Если парень с таджикской границы - наверняка мешок наркоты приволок. Пусть озаботятся. А если дать понять, что - тип озлобленный, вооружен... Что - 'в самом деле'? - иногда шеф проявлял такую, гм, 'упорность' мысли, что Кетаев реально надеялся в ближайшем будущем занять его место, как того только спишут по мозговой недостаточности, - ну, а вы как думаете, офицер из, - оберуполномоченный скосил глаза на лист с данными, - из 'мобильной офицерской группы разведывательно-диверсионного назначения'. Да. Конечно, ваххабит! С террористами связан, явно. Так и скажите вашим дру... то есть так в УБОП и Наркотики и заявите. - Ух, козел! - Кетаев подпрыгнул, но убедившись, что трубка положена плотно еще раз от души повторил: 'КОЗЕЛ!'
  И вообще, сыскарю, оберуполномоченному районного угрозыска Кетаеву не слишком нравилось это мутное дело. Длилось оно уже не первый месяц, текло - он даже удивлялся - предсказуемо-глупо. Однообразно: его просили что-либо узнать о человеке, он узнавал, а тот, через несколько дней, оказывался в мертвецкой. И эти ухмылки сержантов, того же прапорщика Артеменко, доказывали оберу, что даже сержантский состав отделения (не розыскники!) понимает в происходящем больше него.
  Хотя, Кетаев, конечно, знал, что дочка начальника районного отделения уже два с половиной месяца, как находится в 'санатории'. И больше всего его бесила мысль, что, сделав одно, очень даже небольшое усилие, связав дату отправки любимого дитятки шефа на принудительное лечение от наркомании с датой первой смерти из длинного списка, он, Кетаев, понимал бы смысл происходящего не хуже наглых патрулей. Но вот этого усилия - совсем небольшого, Кетаеву делать решительно не хотелось. Потому что... Потому что, не будучи полным идиотом, в конце-то концов, он осознавал: если он поймет подноготную странного дела, то автоматически станет соучастником. Потому что не ему, с его опытом работы на 'земле', идти потом в 'несознанку'. Придется пойти или свидетелем или обвиняемым.
  Ни того, ни другого ему не хотелось. А, что дело это хорошо не кончится, теперь Кетаев это мог бы сказать шефу, если бы не боялся оказаться повязанным: вот, пожалуйте, только всех успокоили, приехал со службы офицер. И подозрительно быстро оказался в теме. Ну, допустим, его тоже замочат, как ту Рембу. Но жизнь - это вам не игра С Таллоном! И смысл - не в том, чтоб замочить нелепого офицера. Суть этой игры перекрыть путь собранным покойным журналистом сведениям. Но кто помешает тому же офицеру, пусть и перед смертью, передать некие, назовем их так, данные - сослуживцам, скажем? Или вообще - в сеть выкинуть? Журналист собирался, наверное, в последний момент холуи подполковника Груздева успели. И теперь бы понять ослам - если приезжий, левый чувак так быстро оказывается в теме, то означает это одно: сразу не отработали связи, и поезд теперь упущен, самолет утонул.
  'Да и кому было отрабатывать? - все больше раздражаясь, подумал Кетаев, - если розыскники, оперативники, в большинстве, были не в теме дела? Шеф РУВД давал им отдельные задания: 'установить личность, место работы', потом действовал, не иначе как через любимых 'стариков': заказ обозначал лично и наедине, те передавали задания простым патрулям. А все жадность - оберу или розыскнику за 'мокруху' и платить надо больше, чем молодым пацанам'.
  Нет. Дело ему все меньше нравилось! Придя от последних мыслей в полное расстройство чувств, Кетаев вдруг пожалел эту девочку. Что только что допрашивал: 'фирменная черная юбка и так чуть выше колена, завернули бы и всё! Рвать-то зачем?'. Не то, чтобы его охватило непреодолимое желание сделать доброе дело, или сделать ХОТЬ ЧТО-ТО в пику Шефу, но дальше сидеть тут и размышлять вдруг стало отвратно. Кетаев решительно прошел по пустому коридору, пинками распахивая двери в незапертые кабинеты, в дальнем конце просторной 'комнаты отдыха' заметил Артеменко, как лягушонка, распяливавшего ту молоденькую официантку, решительно рявкнул:
  - Отставить! Девушка, спасибо за показания. Я вас, если хотите, отвезу до дома, - мрачно предложил он.
  Потому что - что же? Эту потом - тоже в расход? Нет, хоть они и представители демократической власти, подобного позволять себе нельзя. Даже милиционерам. Блин, как же звать-то? Оксана Игоревна Трифонова, вспомнилось из допроса.
  Да есть ли ей восемнадцать? Что это с ним твориться, ведь только что допрашивал - конечно. Без протокола по форме, как и всех, кто связан с этим делом, но склероз-то откуда? От внутреннего неприятия? - Кетаев покачал головой: в такие дебри он лезть не любил. Вроде бы, семнадцать гражданке Трифоновой. Впрочем, секс разрешен с четырнадцати...
  Девчушка в шоке запахнула на груди фирменную же белую блузку - теперь уже без пуговиц, , кое-как, под злобным взглядом отвалившегося прапора, кое-как наладила юбку, пытаясь скрыть место разрыва.
  - Не закаятся бы тебе, обер! - проворчал огромный Артеменко.
  - Она - одного возраста с дочкой Николай Петровича, как думаешь, Алёша, если я ему распишу, как ты ей засаживал, долго ли тебе блатовать? - тихо, чтоб не услышала девчушка, спросил Кетаев.
  Угроза в глазах прапора сменилась подобием испуга на изъязвленном прыщами лице:
  - А, и ты что-то понимаешь? Но она прятала...
  - А что прятала и сама не знала, - насмешливо сказал Кетаев, усаживая девчушку в свою 'ладу' и решительно отъезжая от отделения...
  ...И как выяснилось несколькими минутами позднее - от огромных неприятностей, произошедших чуть заполночь в этом типичной постройки бастионе законности.
  Потому что бойцы УБОП совместно с 'Наркоманами' городского главка вычислили после звонка его пока еще шефа 'квартиру наркоторговца и террориста' достаточно быстро, - Калинкин и не подозревал, что противостоять ему будут такие силы, - и, подъехав на двух автобусах, уже готовились к штурму.
  
  4
  
  Миша Пиво стоял и смотрел на поток привычно-алой артериальной крови. Только вот уходила она не в мутную воду Пянджа, не в серый песок: скапливалась на клеенке. Вена у мужика тоже была порушена, Калинкин мог бы поклясться, но кровь из неё такими толчками не выплескивает. Конечно, придется замывать, и едва ли только перекисью, к счастью, артериальная струя, в основном, бьет в стол, на нем - клеенка. Брызги во все стороны... Напакостил. А что делать было? Как не привыкай, а убийство всегда опустошает, хотя с таким... экстра-сексом, пожалуй, расслабляться рано, надо ему добавить. Кто его знает, что у него на уме. 'Бессмертный'! - а за базар свой ответить не хочешь?
  И только в этот момент, решившись нанести 'удар милосердия', Михаил почувствовал, как сжимается вокруг него - нет, не листопад, как в том сквере, сам воздух. Заработала всё же проклятая заграничная техника: руки было не поднять. Он перевел взгляд на 'психа с летающего блюдца': тот массировал себе шею, стягивая кожу с краев раны. И рана на глазах закрывалась.
  'А вот это я уже попал хорошо!' - успел подумать Миша, но эту его мысль тут же вытеснили чужие, теперь уже жестко вторгшиеся в его мозг императивы:'Власть и замки, и возможность отомстить. Но - в другом, пусть и чем-то похожем, мире. И - в другое время. Но ты сможешь перемещать людей из одного мира в другой, не слишком часто, а главное, поддерживать статус воина и владетеля. Младшего сына господаря Волк-Ряполовского...'
  Эта - херня какая-то! - нет, эти ЧУЖДЫЕ мысли буквально впивались в мозг, ИЗЪЯЗВЛЯЛИ ИЗВИЛИНЫ. Но все же и такому давлению обученный офицер мог кое-что противопоставить, таджикские душманы, когда он им сдуру попался, играли с ним еще жестче... но он выдержал. И ушел. Правда, ушел с яростью отчаяния, потому, что понимал тогда, - еще одного такого допроса просто не выдержит.
  Тогда, против грубой физической силы он применил силу. Во время пыток - главное не сдерживать ИЗНАЧАЛЬНО ЗАЛОЖЕННЫХ, естественных эмоций. Единственно натуральных реакций. Боль - ори, ори, ОРИ!!! Не проговоришься. Но сейчас, против НЕИЗВЕСТНОЙ ментальной МОЩИ, следовало противопоставить слабость, принцип айкидо. Или суть изнасилования для дам: 'расслабься и получи удовольствие'. И Миша расслабил мышцы - он стоял, а вышло так, что тряпичной куклой мягко упал в древнее кресло; вроде бы как элегантно сел. Затем, щурясь от головной боли, попытался сказать:
  - Всему верю! Верю-верю! Но в чем смысл? - первое слово вылезло с трудом, остальные пробормотались легче, боль в голове как-то удивленно отступила, стало можно выдавливать и не такие короткие фразы:
  - Смысл-то в чем? Какие еще РЯБО-Ловские? Не жалко курочку Рябу им? Чтоб мы с вами, уважаемый мой бессмертный кофе, окончательно обо всем договорились, поясните мне все поподробнее. Какой и как именно вы мне прикажете 'поддерживать статус', и где в вашем предложении ловушка? Потому что, о почтеннейший и нетленный волшебник Мокко, я по чужим правилам не играю. И - лучше уж сдохнуть! Или ищите себе другого фраера, или правила в этой игре будут нашими общими!
  КоФей был и в самом деле вновь поражен. Удивлен просто... невероятно: этот... смертный обладал сильнейшей защитой! После вероломного покушения на его здоровье (нет, конечно, не на жизнь), на его энергию (пришлось таки потратить СИЛЫ КРОВИ, чтоб быстро восстановиться) волшебник забыл обо всех своих либеральных идеях 'играть с открытыми картами' и собирался просто продиктовать свои условия прямо в мозг напавшему на него воину. Сделать с ним то же самое, что та гвэльфка, давеча, - с гобболинами. Но - тот на удивление легко противостоял мощнейшим заклинаниям: не погружался в транс, даже вот, бормоча жалко, но - условия свои выставил. - Да он вообще не должен быть способен не то, что пары слов, пары мыслей связать!
  'Должно быть, этот мир настолько чужд магии, что, по одному из основных законов, те, кто вовсе не имеет в душе даже зачатков созидающего волшебства, становится, или - может стать, - неуязвимым и для магического вмешательства со стороны', - в буквальном смысле любуясь отсутствием волшебной ауры у молодого воина, мельком сделал важный вывод КоФей. - 'Что же, это очень пригодится этому моему подменышу в том, моем мире!'
  Волшебник ослабил магическое давление, - сил на него уходило много, а толку явно не было, лучше употребить магию для самолечения, сломанный кадык он себе вправил, но яремная вена всё еще никак не желала нормально срастись, капли драгоценной крови чародея просачивались из каких-то невидимых глазу прорех. Этот кинжал, тот, что пробил ему горло (сам виноват, не ожидал - не выставил защиты!), обладал не только немалым весом и заточенным острием, по краям острия чувствовались какие-то мелкие зарубки, стальные заусенцы, нечто вроде насечки.
  - Уф! - тело вновь починялось, шуруп из мозга исчез, но Михаил теперь уже опасался действовать первым. Нет! С этим несостоявшимся покойником следовало поболтать. Слишком уж эффектно он избавился от страшной раны: глядите, люди недобрые, кровь-то уже почти не течет. А какой фонтанчик был - Миша мог бы поклясться, что какую-то артерию, и, похоже, что яремную вену, он своим броском мужику разворотил. А тот сидит, горло уже почти целехонькое поглаживает, смотрит.
  Если человек способен не только мгновенно перемешаться в пространстве, но и так вот, легким поглаживанием, избавлять себя от смертельных ранений, с ним придется договариваться. И, во всяком случае, не злить его больше. Псих он или разведчик, но впечатления производить умеет, - вынужденно согласился с очевидным Михаил. Да, надо менять линию поведения. Такой тип - опасен. И - кто знает, что у него на уме!
  - Это просто невежливо, собирались мне объяснить про судьбы мира, про мои замки, а теперь молчите! Это невежливо! - С веселой укоризной сказал лейтенант, позабыв о том, что разрывать горло собеседнику, как только что он сделал сам, пожалуй, еще менее вежливо... чуть более бесцеремонно.
   - Говори дорогой, рассказывай! - невесть почему развеселился Миша.
  Хотя - понятно все: раз из его мозга убрали это жуткое - в самом деле, жуткое! - ДАВЛЕНИЕ ЧУЖИХ ПРИКАЗОВ, то, стало быть, или не так и силен этот кофей мокко, или же САМ НЕ ХОЧЕТ так грубо с ним, Калинкиным, поступать. Чем не повод для веселья
  КоФей понял, что пора ступать в торг, заговорил деловым языком этого мира:
  - Итак, я предлагаю вам новый мир, где вам будет принадлежать власть, вы будете владетелем не из последних. Господарем. Ситуация там похожа на исторические реалии вашей земли века пятнадцатого, так что у вас, как офицера, будет свои вассалы, арьер-вассалы, минимум, два замка и большой торговый город в полном владении. А отчитываться вам придется лишь перед двумя сюзеренами - Великим князем и господарем Дмитрием Ивановичем, и.. собственным отцом. Господином Белгородской марки.
  - Милейший мой бодрящий кофей! 'Марки', 'вассалы', - вам не кажется, что вы путаете страны? - окончательно охамел Миша, знакомый с историей родины отнюдь не на уровне студентов советских исторических вузов, покойный дед - военный историк, вдруг вспомнился, его рассказы, больше похожие на страшные сказки - куда там нынешним писателям до подлинной истории Витовта или Олега Рязанского!
  Так что то, что ему впаривают какую-то ересь Калинкин, хоть и позабыл половину дедовских 'сказок'. Сообразить смог: 'великие князья' с 'аррьер-вассалами' никак не сочетались.
  А, впрочем, не столь важно - учитывая недавно продемонстрированные перемещения и воскрешения, мужика, пусть он и называл себя кофеем, раздражать недоверчивостью не следовало:
  - .Да что это я так не гостеприимно, - спохватился Калинкин, милостиво разрешив:
  - Говорите дальше. Интересней другое: почему я? И что получите от нашей сделки вы, а что останется мне? Скакать на лошади под Казань? Так я и на коне-то два раза в жизни ездил. Пока что, несмотря на 'торговый город' под моей властью, ваше предложение меня мало привлекает. О! Хотите совет? Подступитесь с таким предложением к умирающему инвалиду, почти уверен, любой с радостью захочет прожить еще одну жизнь!
  КоФей похвалил себя за то, что не поленился узнать, как в этом мире ведутся деловые переговоры. Новый тон работал лучше, чем ощутимые доказательства собственного волшебного могущества.
  - Видите ли, инвалид уже имеется. По крайней мере, я распознал тяжелую контузию и ушиб мозга. Это, вам должно быть понятно, поопасней какого-нибудь сотрясения. Увы, пострадавший - сам Юрий Волк-Ряполовский, молодой господарь. И поскольку излечить его своими... ну, вы же не станете отрицать, - волшебник коснулся сухой ладонью переставшего саднить горла и с радостью убедился, что собеседник понимает, - так вот, теми силами, которыми я владею, что вы не можете теперь отрицать, исцелить я его могу... в принципе. Однако мне этого не позволит проклятый закон волшебного равновесия, рана была нанесена не магическим оружием. А вот по вашей страховке, ваши врачи - думаю, за месяц-другой на ноги его поставят.
  - То есть, вы хотите перекинуть меня - туда. А его - сюда. Но, по моему, вы кое-чего не учли. Даже если я соглашусь - а не скрою, мне хочется согласиться, хотя бы для того, чтоб заполнить темницы моих замков парой-тройкой человечков отсюда. Но, кофей Хоттабыч, неужели вы хотите сказать, что, вдобавок ко всему, мы с вашим контуженным, - близнецы?!
  Волшебник в очередной раз восхитился - умение схватывать мысли вот так, на лету - ценное качество для Господаря.
  - Небольшая магическая коррекция - и вы будете как близнецы, - отмахнулся от вопроса КоФей.
  В переговорах наступила непредусмотренная волшебником пауза. КоФей клял себя за то, что потратил собственную волшебную сущность на исцеление, теперь мысли читались не так отчетливо. А предполагаемый 'РОЖДЕННЫЙ В ИЗВНЕ', этот молодой воин все молчал. Наконец неожиданно засмеялся, - не тем фальшивым (как это понимал сейчас волшебник), отвлекающим смехом, что предшествовал дерзкому покушению на здоровье бессмертного, - а тихо, даже - удовлетворенно:
  - Простите, мэтр кудесник! Вы только что меня убедили. Убедили в том, что вы и впрямь... не из этого мира. Или - не от этого. Допустим, выглядеть мы будем одинаково, но, но, дорогой мой чародей! Я даже готов согласиться, что там, в пятнадцатом веке местная контрразведка меня не расколет, как- никак, вы обещали мне некоторую власть. Да и, допустим, вести я себя буду первое время как контуженный...
  КоФей понимал, что все это вступление ничем хорошим для договора не закончится, но пока даже не мог и предположить, к чему ведет речь воин. Но хоть перестал звать его непонятными словами типа 'мокко' или 'Хоттабыч'. Поэтому счел чародей нужным подольстится (к смертному, позор-то!):
  - Вы прекрасно поняли ситуацию. Я сам хотел вам предложить первое время изображать последствия контузии, ведь господаря Юрия-Казимира и стрелой в кольчугу знатно ударило, а основной ушиб он, падая, получил. Тем более, вы говорите, что вам придется приучиваться к лошадям... Но насчет того, что вас могут опознать многочисленные родичи, - ведь это в этом мире вы сирота, а в том у вас и отец, и старший брат и сестры, - беспокоится не стоит. Молодой господарич год занимался искусством боя в воинском монастыре Св. Пересвета...
  - Ого! Да, дядя, воинские монастыри, это круто, - странно взглянул на волшебника (а допустим пока, что он - волшебник!) Калинкин, - чегой-то мне начинает казаться, что наши миры разошлись в этом твоем прошлом по-крупному! Шаолинь?
  - Так ты не в Христа веруешь? - поразился КоФей
  - А причем тут это? - офигел Калинкин
  - А причем тут буддистские монахи? - начал впадать в ступор кудесник.
  Упс. То ли 'тихий ангел пролетел', то ли 'корова пукнула'.
  После некоторой паузы, оба посмотрели друг на друга СТРАННО. И, оба решили опустить пока этот удивительный фрагмент их разговора.
  Причем Калинкин думал приблизительно следующее (если убрать маты, которыми он порой тоже ДУМАЛ):
  'Хрен с ними - и Христом - прости Господи! - и Буддой, чтоб мою карму. С монастырями позже разберемся. Да, допустим пока, что этот Кашпировский - волшебник, допустим, что он предлагает мне... контракт, да еще по совместительству я смогу в этом его мире - да-да, допустим, что чудной мир с воинскими монастырями существует, - по совместительству смогу заняться своим дорасследованием. Но если то, что мужик - волшебник из параллельного мира, это допущение, так уж то, что он лопух - это факт'.
  - Но что же вас не устраивает? - КоФей вновь закипал от злобы: пытаясь восстановить силы для чтения мыслей, случайную мысль про 'лопуха' он прочел явственно.
  - И чем я смог вас убедить в существовании волшебного мира? Вот этим? - КоФей, чтоб заставить смертного забыть об оскорбительных мыслях, гордо указал на свежую молодую кожу на месте страшной рваной раны.
  - Да нет, батя, - покачал головой Калинкин (ну, бессмертный ячменный кофей!), - нет-нет, не этим. Мало ли какие таиландские лекари на земле случаются. Тем, что план ваш уж больно хорош...
  От такого смертного и похвала приятна!
  - ..во всем хорош, что касается меня - там, у вас. - представляя, что он играет в покер, бесстрастно продолжал Миша Пиво, - и совсем не годится для вашего протеже, - у нас, здесь.
  КоФей был слишком могущественным волшебником, чтобы в его долгой жизни хоть раз случилось нечто подобное принудительному купанию в нужнике. Но сейчас... Сейчас он испытал приблизительно такое же, должно быть, чувство. Однако колдун сдержался: хоть время в мирах текло по-разному, и молодой господарич, укрытый вихрем, за последний час пролежал, одиноким и брошенным, не больше минуты, переговоры нужно было быстрее довести до конца.
  - Чем же он не годится? - удивляясь собственному спокойному любопытству, спросил КоФей, - ведь вы - сирота. Опознать вас некому. А если вы насчет операции, то кое-что я знаю!
  КоФей не удержался и похвастался:
  - Медицинских сложностей возникнуть не должно. Вы с ним, молодым господарем, - одной крови!
  - Так ты меня по 'группе крови на рукаве' еще отслеживал? Хвала! Но, ведь этим сложности не кончаются, - мило улыбнулся Калинкин, - Вот-вот, дядя, этим ты меня и убедил. В своей... колдонутости ты меня убедил. Госпиталь военный. В который иномирянина положим по моим документам. Так?
  - Ну, да. С твоими бумагами он в него и попадет, - волшебник решительно не понимал, в чем подвох.
  - А справочку от командования о ранении, э? Кто будет составлять? - устало спросил Миша, понимая уже, что перед ним, в лучшем случае - Хоттабыч из тех, что раздвигал футбольные ворота.
  - Представь сам себе такую справку, со всеми подписями, - улыбнулся наивный псих.
  И Миша, хоть и сразу понял - то есть, если допустить, что с ним за столом сидит настоящий волшебник, - просто в момент предугадал, что именно сейчас произойдет, все же не поленился. Даже глаза закрыл, печати, подписи, плотность бумаги... 'во время рейда от ... лейтенант Калинкин Михаил Павлович... тяжелая контузия с подозрениями на ушиб головного мозга... отправляется в ?-ский госпиталь...'
  - Ну, а теперь смотри сюда! - КоФей приготовился торжествовать победу, но в мыслях собеседника прочел лишь... жалость, да обрывок мысли 'точно, полный наив!'
  - А что смотреть, - махнул рукой смертный воин, как-то незаметно начавший вдруг поучать бессмертного волшебника, - допускаю, подписи подлинные. Номер, вот, вряд ли, я же не знаю, под каким номером подобное отношение пойдет... Но по номеру и не раскроют... быстро не раскроют. Но через день вашего Ивана Васильевича из больнички в тюрьму вышибут.
  - Почему 'Ивана Васильевича'? Вас - Миша зовут, его - Юрий-Казимир Семенович Ряполовский, князя Ряполовского Семена Младого сын ... И... почему вышибут? И - почему в тюрьму!? - полностью растерялся КоФей.
  Волшебник и не догадывался, что услышанные им слова 'Иван Васильевич', 'вышибут в тюрьму', дикостью и несуразностью своей оказали на него такое же ошеломляющее воздействие, как и 'господари', 'Волк-Ряполовские' и 'марки' - на его собеседника парой минут ранее.
  - Насчет Ивана Васильевича это я так, фильм у нас есть, как царь Иван Террибл из того примерно времени, что вы мне сватаете, в нашем оказался. Хоть бы просмотрели. А вышибут, по простой одной причине: возьмут эту бумажку, что вы нарисовали, неплохой, кстати, факс в вас заложен, да ответ пошлют: 'Лейтенант Калинкин, согласно страховым документам и рапорту санчасти дивизии, госпитализирован', что-нибудь в таком духе. Уже начинаете понимать, да? Потому что через еще денек, получат корректный ответ армейских врачей: 'Какой, к фуям, Калинкин! Он в отпуске, а если получил травму в отпуске, лечению согласно страховому полису 'N..' не подлежит. И вообще, бумаги с таким исходящим мы вам не посылали, рейда такого-то числа не было, сами и разбирайтесь, кто вам душу мотает'. Дальше - в госпитале все озвереют, снимут у вашего, у моего, то бишь, 'близнеца' пальчики.. - хоп и человек-то другой, оказывается! Вот тут и начнут его мотать: куда дел настоящего Калинкина, откуда при тебе его бумаги? Ну, а после подобного лечения и здоровый человек инвалидом окажется. Так-то, Хоттабыч, чтоб в футбольный матч выиграть, ворота раздвигать не нужно: накостыляют.
  Волшебник почувствовал себя уничтоженным:
  - Что за кровавая мера, для установления личности снимать пальцы! Потом вас обратно не подменить...
  - Что? А? А!! Ну, волшебник, ну, потешил! - несмотря на овладевшую им странную подавленность, КоФей не мог не отметить, что так вот бросить: 'распотешил!' волшебнику, смог бы лишь властный правитель. 'Неужели мой план не осуществится? А какой в этом воине славный господарь пропадает!'
  - 'Снимать' пальцы, можно и не отрезая их, - начал было Миша объяснять дремучему кудеснику основы дактилоскопии, а заодно и кое-что из генетики, ведь генетический анализ так же ясно, как любое волшебство, различил бы 'близнецов'. Внезапно Калинкин резко оборвал свою лекцию:
  - Хорошо, стоп, в том мире тебе вылечить парня запрещает какой-то ваш закон, но в этом-то ты можешь...
  - Увы, нет! Я имею право лишь доставить его сюда. Закон перемирия гласит, что раны, нанесенные простым оружием, без применения магии, нельзя излечивать волшебными энергиями. Так что затем мне нужно будет вернуться вместе с тобой.
  - А кто там, у тебя - узнает?
  - Узнают, - неопределенно вздохнул кудесник.
  Поглядывая на огорченного Кофея, как тот сам себя обозвал. Миша Калинкин постепенно начинал изумляться. Телекинез, телепатия - всё, что мужик продемонстрировал раньше, его не так впечатлило, как это вот огорчение. Да и разговор у них - дикий. Не тем, что с 'ты' на 'вы' перескакивает, а тем, что - Калинкин тихонько ущипнул себя за локоть, - волшебнику можно было бы помочь. Оставалось быстро решить для себя проблему - самому ему, лейтенанту Калинкину, надо подписывать контракт на службу 'молодым господарем' в дикой какой-то стране с 'воинскими монастырями'?
  - Погоди, чудодей. А я-то как вообще там выживу, если там меня всяк, кому не лень магически шпынять будет?!
  - Похоже, ты невосприимчив к магии, то есть, в мире магическом сам колдовать не сможешь, но и тебя ничье колдовство не возьмет, - с горя преждевременно выдал один из главных своих козырей КоФей.
  - Эт-то хо-ро-шо! - задумчиво проговорил Миша, уже заинтригованный условиями нового 'контракта', - хорошо. Но, знаешь, чудодей, этого, пожалуй, мне мало. Сам посуди, достопочтенный: допустим, меня лично ничье колдовство не возьмет, но КАМЕНЬ НАД МОЕЙ ГОЛОВОЙ? И моих людей, мои замки, моих пленников, наконец? Их ведь там любой шибанутый кофе-какао заколдовать сможет?
  - Сможет! - грустно подтвердил КоФей, еще раз подивившись истинно господарской заботе о своих людях, которую уже начал проявлять этот молодой офицер.
  - А как насчет, это в том случае, если я сейчас быстренько соглашаюсь, приставить ко мне на время контракта... в смысле, на время моего пребывания там, у вас, в службу и в дружбу чародея покруче?
  - Значит, вы считаете, что мы сможем поместить господарича в госпиталь здесь? - КоФей впился всеми ощущениями в мысли собеседника. Тот, вроде бы честно соглашался подменить Юрия-Казимира, но вот дальше его мыслои становились непонятными...
  - Э! Батя! Даже если ты меня сейчас отчумачишь, в смысле, идею прочтешь в моих мозгах, так ведь напутаешь без детального руководства-то! Не пытайся! Была комедия! Лучше - хотел сделку? - соглашайся: я смогу перетягивать в тот мир людей отсюда, причем помогать мне там, по жизни, будет еще и волшебник. А мы тут твоего раненого бедолагу устраиваем с понтами.
  - С ними не надо, лучше в отдельную палату, - попросил КоФей: мысли подменыша и впрямь были ему непонятны.
  Калинкин - уже решившись 'поконтрабасить' Господарем, впал в азарт и даже не улыбнувшись, усилил натиск:
  - Ну что - скрепим договор кровью, святым словом, как у вас принято?
  - Но... - осторожно отстранился могучий волшебник, - я еще не понял твоего плана, как нам устроить...
  - Ну за кого ты меня держишь? - 'обиделся' Калинкин, - не обману же. А если вдруг обману, - ты же - Кофей великий, меня по подпространствам параллельным размажешь. Да не обману, зачем мне тебе пули лить. План у меня хороший.
  - Но служить тебе на Златой Руси я не смогу... вот разве, мой ученик....
  - А ученик что смогет?
  - Многое! - улыбнулся почти состоявшейся сделке КоФей. - главное - проверять будет, вокруг тебя: нет ли на людей атаки магической, не заколдован ли, как ты сказал, 'камень над головой'. Или - под ногой. Это он возможет. Еще и целитель, пусть и не такой. Как я...
  - Ну и по рукам тогда?
  Но в этот момент в картонную дверь 'конспиративной' хрущевки интеллигентно позвонили.
  'А вот это менты... - огорчился Калинкин, - больше некому-с... Черт! И свет включен в хате, не скажешь, что никого нет!'
  В дверь забарабанили. А чуть позже - подтвердили способность простого парня Калинкина магически прозревать будущее:
  - Откройте, полиция!
  - Управление по борьбе с организованной преступностью! Хата под контролем,!
  - Выходи без лишнего шума, летяга!
  'Это блин какой-то хор Пятницкого!' - Миша Калинкин бы и вышел, но жить ему еще хотелось. Даже если предположить невероятное, и на него вышли честные менты - хотя почему тогда он сразу - 'организованная преступность?', - веселья такая фантастика не прибавляла. Он и в самом деле привез кое-что с границы, и это кое-кто - АКМС'У в разобранном виде, трофейный 'Хеклер и Кох USP', снятый с чернокожего душмана и родной 'Стечкин', заныканный во время 'инвентаризаций складов, - в готовом к употреблению.
  - За тобой пришла стража? - с отстраненным, академическим интересом спросил КоФей, - разве ты не воин, не дашь стражникам бой?
  Откатившийся к батарее Калинкин, как раз уже почти решил этот вопрос, доставая оба пистолета. Но от тона своего странного компаньона Миша озлился:
  - Ты лучше колдуй, чудило, опять перенос какой! Если тут 'бой давать' в тебе столько дыр наслесарят, что и не срастишь!
  - Но - заклинание требует времени на концентрацию, и лучше всего перенестись в завтрашний полдень, к Древу.
  - Ты мне про древа потом, сколько тебе времени надо? - зашипел Калинкин: сейчас должны были начать штурм. А у него был весьма прискорбный арсенал, если и впрямь - УБОП приехал. С тоской Миша вспомнил один из самых страшных боев на одной из застав, в котором он почти сроднился с очень пригодившимся бы сейчас агрегатом...
  . ..В армии Миша последнее время обходился или снайперским 'винторезом', или снятым со станины при помощи пилы по металлу ДШК (он читал в 'Живых и Мертвых', что у Симонова мужик с таким убоищем НА СТАНИНЕ - БЕГАЛ), разысканным где-то в хозчасти и проданным ему прапором за пятьдесят долларов. Да, чего было завались на той границе - так это таких вот, позабытых и бесхозных складов. Вот этот пулемет бы ему сейчас пригодился. С пистолетами он не отобьется. Мише явственно припомнился ТОТ бой, и агрегат в его руках: неожиданно удобные плечевые упоры, две рукоятки на затыльнике, спусковые крючки и выплевывающий пули, красиво оребренный ствол...
  От неожиданного веса Миша чуть не свалился. Йог-твою... тот самый! Длиннющая металлическая лента полна и даже заправлена в барабан. Вот это сюрприз. Причем - Миша покатился по полу, лег, чтоб тело не отшвырнуло отдачей о стену, привычно приник плечами к упорам. Только потом с подозрением посмотрел на КоФея:
  - На ЭТО, у тебя, значит, сил хватает?
  - Открой или начинаем штурм, Калинкин Михаил Вадимович! - Дверью ошиблись! - прикалываясь над оговорившимся или просто упоровшим фигню ментом,заорал Калинкин, все еще надеясь оттянуть штурм на заветные пять минут, - Вадимычи идут на Север. Я-то Калинкин. И Михаил, только - Павлович. Ща докУмент под дверь просуну, сами убедитесь, ошибочка у вас вышла, не того споймали!
  - Это - просто: у тебя яркое воображение, а оружие - не материально. - завел лекцию волшебник, - а для того чтобы перенести нас, мне понадобиться пять-шесть минут концентрации.
  - Управление по борьбе с наркотиками! - предупредил еще один голос за бумажной, почитай, дверью, - офицерик, ты там не чертей с 'флеша'* ловишь? Открывай, а то вынесем дверь к хвостам собачьим!И похрену нам Вадимович ты Павлович или Явлинский-Яблоков!
  
  
  ---------------------------------------------------------------------------------
  *'флеш' здесь - комбинированное угощение из кокаина и героина внутривенно. Популярно для обретения 'бесстрашия' и кратковременной нечувствительности к боли. ---------------
  
  
  
  Ну вот причем тут наркотики?!Или это они так за неизвестного "Вадимыча" обиделись? И кто тут тогда больше укурен?
  Миша даже не выматерился. Пять-шесть минут - это очень мало, когда ты играешь в шахматы, но при огневом контакте, каждая из этих минут - это несколько жизней. Он скосил глаз - Кофей, мать его, честно пытался сконцентрироваться. Причем сидя на том же стуле.
  - На полу концентрируйся! - зашипел ему Калинкин, и, в наджежде все же отсрочить месилово, заорал в сторону двери:
  - Да иду я иду! Сейчас открою! В чем дело-то!?
  Возможно, во Внутренних Органах приняли какое-то новое лекарство... то есть руководство для подобных ситуаций. Потому что реакция последовала не совсем адекватная. А впрочем, если принять во внимание все сюрреалистические события этого долгого вечера - самая та реакция?
  
   Загрохотало. Картонную входную дверь разметало вышибным зарядом, в квартиру в облаке белесого дыма запрыгнули первые два автоматчика в фантомасках.
  - Ни с места! - заорал усиленный динамиками голос теперь уже с улицы, в окна уперлись слепящие лучи прожекторов, один из автоматчиков внутри квартиры, так, для души, прошелся очередью по потолку, второй прыгнул к КоФею.
  
  И тут же надломившись, отлетел в небытие с оторванной рукой: басом Второй Мировой зарокотал крупнокалиберный ДШК, выметая тринадцатимиллиметровыми почти пулями гостей, разрывая направленными снизу верх очередями наиболее неудачливых.
  На этот рев неслышно отозвался снайпер: но как повелось с 1993-го еще года, снайперы при разборках в городе, даже из спецназа полиции Эр-Фэ - вечно целят в Бабурина, а попадают в старушку за окном. Поэтому КоФею повезло отделаться аккуратной дырой в предплечье.
  Сам он, впрочем, ЭТО везением не посчитал. - 'Да сколько ж можно!' - ощутив очередную дыру в собственной оболочке и- вновь! - истечение собственной крови, вознегодовал бессмертный волшебник, понимая, что силой вихря ветра в такой обстановке мало чего изменишь. Придется прибегать к вихрю огня...
  Калинкин не знал еще, кто и - каким образом вышел на его, блин, 'конспиративную квартиру', но понимал, что тонкий слой бетона под подоконником его защитит ненадолго. Впрочем, работал он автоматически: короткая очередь в коридор, ДШК это не АКМС, стены прошибает на раз, так... теперь уже три жмура, - два в комнате и третий в прихожей. Исхитриться бы, загасить прожекторы, а то колдуна заколдобило - сидит, и не мух, пули ловит. Но больно уж не по правилам: указывать корректировщикам снайперского огня еще и свое расположение. А, чего не сделаешь во имя отдохнувшего и полного сил, свежего КоФея!
   Чудовищный обрубок огромного ствола выдавил остатки стекол, длинный язык пламени облизнул ночь. Короткая очередь, а один прожектор сразу погас. И снайпер, - где-то там, на крыше пятиэтажки напротив, - кажется, растерялся. Тут же, не глядя, Калинкин снова дал очередь вглубь прихожей, туда, где на лестничной площадке, он знал, готовился очередной штурм квартиры.
   Он совсем забыл про КоФея, а тот, наконец, достигнув нужной концентрации, вдруг сообразил, что придётся еще на день - пока вновь накопит сил, две-три попавшие ему в плечо и корпус - оставаться здесь, в этом пошлом мире. Если, по договорённости с подменышем, делать все правильно - открыть путь сквозь ближайшее Древо, по которому смогли бы перемещаться кровники молодого офицера. Да и о том, как вылечить Юрия-Казимира без ненужного 'снимания пальцев' тот не успел ему поведать.
   Но бесконечно манипулировать временем Колдун не мог! Те сутки, что он искал 'подменыша', общался с ним, - волшебник недовольно потёр рукой зажившее горло и зашипел: ладонь ему тут же пронзила разбившая окно очередная пуля с улицы, - то еще общение, энергоёмкое, поначалу вышло!
  
   Эти, прошедшие сутки он успел, манипулируя древними законами Невероятности, он смог вместить в одну или две минуты в мире Златой Руси, но если переместиться туда немедленно... Заглаживая 'вихрем крови' очередное ранение в грудь - теперь свинец прилетел от входной двери, и, по ощущениям, разнёс левое легкое, - колдун с сомнениями посмотрел на, как ЗДЕСЬ говорят, 'клиента'.
  
   Миша как раз откатился в пока еще непростреливаемый снайперами с улицы угол разгромленной квартиры, и вновь выдал очередь патронов на пять - прямо сквозь стену. Штукатурка, куски дерева и бетона летели во все стороны в воздухе повисло на миг привычное бойцам в городских условиях кружащееся крошево. Пулемет басил грохотом, от которого закладывало уши, но кто-то - там, на лестнице - своим воплем перекрыл весь этот грохот. А как пулемет стих, с лестницы кто-то возмутился:
   - Ты что же творишь, тля, удило обское! На пожизненное работаешь?
   Что же, воин сражался отважно. Против превосходящего числом врага - похвальное качество. Но, если сделать все по их договоренности - следующие сутки здесь для мира Золотой Руси растянутся уже до получаса, а за это время беспокоящийся боярин или сам к 'целителю' в листвяной вихрь сунется, или пошлет кого. А лекаря-то и нет. Нехорошо может выйти. Да и для жизни наследника лишние полчаса это уже рискованно. А что если?
   Почти затянув рану в легких, колдун ухмыльнулся. Никто и не поймет ничего, а подменышу будет сюрприз: мир посмотрит. Недолго. Да и Ученика он обещал к нему приставить - магию отводить. Вот сразу и вызовет. Там же и расспросит про задумку - как господарича тут лечить, риску 'снятия пальцев' не подвергая - КоФей так и не совсем понял, что это за пытка? А сам потом обратно - к Древу, иначе воин будет возмущен. И вполне может отказаться выполнять уговор. Прикинется 'полностью контуженым' - а именно эту мысль Калинкина колдун успел считать среди других вариантов поведения - и тогда все напрасно.
   Вот только сил у колдуна оставалось немного. Силу вихря ветра он использовал, укрывая в листьях господарича, да и здесь она в том сквере пригодилась. Силу вихря крови - смешно говорить, полностью потратил, залечивая сперва почти смертельную и для бессмертного рану в горле, затем на эти вот неаккуратные дырки, оставляемые вертящимися в полете пулями. Вихрь воды применить было невозможно - нет источников рядом. Хотя, так называемый 'водопровод' давал шанс, но КоФей решил содеять чары наверняка и прибегнуть к опасной, разрушающей силе вихря Огня. Машинально проверяя в последний раз, хорошо ли он залечил грудь, наткнулся на серебряный крест с мелкими самоцветами, выданный давеча ему боярином Соболем. И, с цинизмом тысяч прожитых лет ухмыльнулся: 'что ж, молитва, она любому доброму делу помощница!'
  
   И приступил.
  
   Калинкин - с синяками на плечах от эпилептически бьющегося в руках пулемета, загасив еще один прожектор, фактически отвлекал на себя и снайперов, и тех, на лестничной клетке. Впрочем, судя по вою раненого, трупам в квартире, и неприцельной пальбе с лестницы, сосредоточившаяся там первоначально штурмовая группа была частично им, Калинкиным, уничтожена: этак на четверть от первого состава. Впрочем, деморализованы там были, похоже, все. Ну еще бы!
   Однако лейтенант чувствовал, как убегает его время. Наверняка уже едут автобусы с подкреплениями, а то, что за все - он мельком глянул на часы, - за все вот уже почти пять минут огневого контакта никто не применил спецсредств, ни светошумовых, ни газовых гранат, лейтенант списывал не только на своё везение или идиотизм штурмующих. Банально офигели: 'вежливо постучались' в квартиру, а оттуда, сквозь стены, в ответку - пулемет, причем такой, про которой менты разве в книгах читали. Кстати, колдун вроде бы говорил, что за пять минут успеет что-нибудь намагичить. Так пора бы уже!
   И в этот момент его закружило - уже почти привычно! - в смерче... но не листвы, огня! Калинкин едва успел отбросить плавящийся у прямо него в руках старинный пулемет... и над его головой вдруг пролетела птица. Голубь в квартире? Нет. Серый стриж. В голубом-голубом небе. Запахло рекой, камышами, а прямо под головой оказалась молодая светло-зеленая трава. Мокрая, почему-то. Вообще, он успел почувствовать: запах свежих трав и одуряющий аромат чего-то вроде багульника (но не в Сибири же он?), чистый воздух, близкую воду... Неужели? Он попытался подняться, но кто-то уронил его обратно в траву.
  
  
   ГЛАВА 2
  
   1
  
   Всё так же сияло в высоте солнышко, да струился, шурша осотом с камышами, Днестр.
   Сновали в ясно-синем небе птицы разные, в высоте парили два коршуна. У самой земли мелькали стрижи да чёрно-белые ласточки.
  
   Не минуту, не две выжидал Иван Фотеевич Соболь. Пожалуй, до пяти раз по двадцать ударов сердца уже насчитал, ожидая, чем закончится лечение. Но всё так же кружилась, невесть каким ветром поднимаемая листва над телом господаря, и не разобрать ничего было с того расстояния, на которое потребовал отойти приблудный целитель.
   Уже и Васька Сало, холопская его душа, успокоился, перестал, по лекареву повелению, годных людей распихивать. Встал, смотрит в одну точку. Да вот не видно ничего. А минуты текут: уж и пяток их, быстролетных, поди, отстучало. И все сильнее хотелось - подойти. Глянуть, жив ли еще Юрко, молодой господарич. Но даже он, боярин, опасался нарушить строгий запрет целителя.
   И Иван Фотеевич Соболь, как и стоявший рядом с ним сын боярский Сенька Мишук только беззвучно шевелили губами, творя молитву.
  
  Молитва, она любому доброму делу помощница. И ожидание - добродетель есть.
  
   2
  
   Там, где засел - похоже на танке на четвертый этаж 'хрущобы', если по потерям судить, въехал! - бешено отстреливающийся из какого-то 'крупняка' террорист, вдруг что-то вспыхнуло, слепя даже сквозь изрешеченную стену.
   "Кто-то додумался кинуть светошумовую"?
   Но тут раздался и ужасающий грохот, стена частично обвалилась, пыхнуло нестерпимым жаром.
   Капитан антитеррористического подразделения городского управления по борьбе с организованной преступностью Семен Каратаев только беззвучно шевелил губами. Распластавшийся рядом с ним на лестнице капитан отдела по борьбе с распространением наркотиков, Антон Ширенко, матерился в голос. Оба они, как и их оставшиеся в живых бойцы, с ног до головы были засыпаны штукатуркой. Почти половина была в крови. Не своей, сами они были целы, - раненые тут долго не жили, не тот калибр и расстояние, для раненых! Ужас был в том, что почти все они были в крови товарищей - когда отлетает оторванная пулей конечность, кровь, знаете ли, не 'течет', она брызжет, как под напором!
   Какой козел распорядился с ходу штурмовать квартиру, не проведя хотя бы визуальной, чисто агентурной хотя бы уж разведки! Да и радиотехническое обеспечение операции оказалось не на высоте! Что уж мечтать об электронной разведке! А все, ежкин кот, неясный звонок их шефу домой, да такой, что тот сразу ринулся в Городское управление: ах, срочно-срочно, наркотики провез, террорист! Скорее уж, бронетранспортер ПРИВЕЗ! - по защищенным лишь легкими стандартными бронежилетами членам 'совместной штурмовой группы' ответный огнь открыли из чего-то, мощностью не уступающего КВПТ (крупнокалиберный пулемет Владимирова, танковый). Отсюда и потери. А неожиданный, только что отгремевший взрыв!! - нет, это не простой террорист на БТРе, а террорист на танке с полной боеукладкой. Которая и рванула. ПереЪб твою...
   - Какие, мать-ипать в звиздень и в нос и в пятку, наркотики! - прохрипел, наконец, Тоша Ширенко, они с Каратаевым давно знали друг друга и по работе, и лично, ну а в такой обстановке стесняться выживших подчиненных было и вовсе глупо, - это, в рот его и в уши, ипанутый в усрачку шахид какой-то ездокрылый, бля, с пулеметом 'максим', ёгтытть!
   Шквальный ответный огонь из крупнокалиберного пулемета застал всех врасплох. В итоге - Каратаев с Ширяевым потеряли троих - уже четверых, - и не самых худших, - бойцов.
   - Как только он на своем танке в хату въехал? И что там такое могло звездохрякнуть... взорваться, что до сих пор полыхает?
   - Это не пластид, - закашлялся Каратаев. - Какой, к ерам, шахид? Это, тля, больше похоже на объемно-детонирующий заряд.
   - Ну-ну, нарки с ОДАБами! Ефимыч, честно колись, кто тебе стукнул, что там террорист с наркотиками? На его ж совести наши парни... Какой там террорист, склад боеприпасов! Я его...
   - Шеф, шеф мне 'стукнул'! - перестав беззвучно материться, в голос заорал капитан Семен Ефимыч Каратаев, - а ему из N-ского района информацию слили: наркоторговец, мол. Вооружен и опасен.
   - И что теперь делать будем?
   - Экспертизу вызывать, четверых наших, в смысле тела, как-то в этом аду определить надо. Потом, может, эксперты разберут, что это так рвануло. И - ёгтыть, нам бы хоть след после такого взрыва найти. Что это за Калинкин такой Михаил Вадимович.
   - А я знаю? Он, вообще-то, кричал, что 'ошибка, 'Павлович' я!' - похоже, Антона Ширенко реально контузило. Но Каратаев только больше озлился на друга:
   - А тут не все - ошибка? Срать нам сейчас Вадимовичи там или Павловичи ОДАБ взорвали! Нам бы найти - после такого то взрыва, - что там вообще хоть кто-то был! А прикинь - не найдем, что.. - Семен закашлялся, выплюнул грязь изо рта, - Если следов-улик, хоть малейших, не найдем, как бы нам не вставили за 'бой с тенью'-то! И молись, чтоб нам еще, за 'непрофессионально подготовленную операцию', крайними не оказаться!
   Молитва - она всякому доброму делу помощница... Но оба офицера прекрасно понимали, что после такого взрыва найти что-либо смогут разве генетики с микробиологами.
   - Пожар, кстати, как бы не распространился, - скучно сказал Каратаев, увидев, как там, уже этажом выше их, сквозь задымление пробиваются языки пламени.
   Ширенко недобро посмотрел на друга из 'террор'-управления:
   - Я к таким смертоубийствам непривычный, хоть к наркотическим безумиям типа шприца в жопе и гандона с герычем в брюхе притерпелся, но кто мне за пару моих покойников ответит? Шеф твой?
   - Ну... нет, однозначно, - зло задумался и Каратаев, - и мне, по понятиям-то, за Смирнова с Гармашом надо бы рассчитаться. Вот Гармаш был - хохол, а - не укроп, Человек!
   - Я тоже хохол, - намекнул Ширенко, - но есть идея. У меня... - оба офицера уже поднялись со ступенек, яростно отплёвываясь и отряхиваясь, спускались, позади своих бойцов, вниз от опаляющего жара из проклятой (знали бы - что на самом деле!) квартиры:
   - У меня пара верных людей выжила, не особо и ранены. Да и за друзей погибших злы.
   - Ага, - 'влёт' поймал мысль друга Каратаев, - предлагаешь узкой компанией, оставив отчеты на 'попозже', продолжить выявление сообщников? И заглянуть в N-ский РУВД. А кого мы там найдем среди ночи? С другой стороны, завтра будем уже заняты: от клизм задницы прятать.
   - Поехали, - решительно махнул рукой Ширенко, дежурный же там должен быть-существовать? Вот и расспросим, кто там у них умный такой, честных борцов с наркотиками под танковые пулеметы подставлять.
   - Согласен! - решительно оскалил белые зубы на почерневшем от пороха и известки лице Семен Каратаев отнюдь не в толстовской улыбке знаменитого персонажа, - с тобой двое? И со мной трое, на двух машинах живо слетаем туда-обратно.
   И офицеры, приняв приободрившее их решение, бодро побежали по лестнице вниз.
   Мстители созывали бойцов, молясь, чтоб не нагрянуло раньше времени начальство, молясь, чтоб в дежурке РУВД N-ского района оказался хоть кто-нибудь компетентный.
  
   Молитва - она и в добром деле помощница, а, если, о злом молиться дерзаешь, можешь обмануться в ожиданиях твоих.
  
   На свою беду, в дежурке N-ского РУВД, мирно храпел вкусивший-таки официантки прапорщик Алексей Артеменко. Во сне седоусый гигант злился, что не удался 'второй заход на тело' из-за обера Витьки Кетаева. А тот, в свою очередь, на счастье своё не спал и даже и домой еще не доехал, а все в том же сумеречном состоянии мозжечка, отвез сперва 'фигурантку' Трифонову Оксану на место её работы - в круглосуточный бар 'Пегас', и теперь, сам себе удивляясь, ждал пока она с подругами не приведет в божеский вид разорванные юбку с блузкой. Конечно, ему поднесли, и он пообещал себе отвезти "фигурантку" (она, оказывается, предпочитала, чтоб её завли "Ксаной") до дома. И вообще - проследить, чтоб никакие скоты её больше не тягали.
  
   А что вы хотите от гипоталамуса, вступившего в спор с гиппопотамом тяжкой логики?
  
   И уж точно - по злосчастью своему, вернулся в родное РУВД патруль с горемычным сержантом Ленькой Коноплевым во главе, так и не сумевшим нынче выполнить свой долг по наполнению кошелька в том скверике... И Ленька с напарником - сержантом Дюшей Конфетным, заливали неудачный конец рабочего дня прихваченным в их магазинчике коньяком, отпустив водилу на 'профилактику техники'.
  
   И мчались в ночи две хищные машины - фирменный 'форд' управления по борьбе с наркотиками и незаметный (ну, на фоне 'бентли' - незаметный) 'УАЗ-патриот' с усиленным бампером, выбитый лично Каратаевым у руководства УБОП, ради мощи и понтов. И злые бойцы в автомобилях становились все злее, пока офицеры рассказывали, из-за какой мелочью вызванной спешки потеряли они сегодня своих товарищей. Пластиковые 'вязки', изделия ПУС-2 'Аргумент', другие, более 'увесистые' аргументы - пистолеты и 'ксюхи' сурово мелькали в темных салонах обеих тачек.
  
  
   3
  
   Прекрасен неожиданный отдых на природе - небо голубое-голубое, ласточки, чижи сигают, - Калинкин давно хотел провести отпуск на деревенской речке, по всему судя - чертов кофейный колдун исполнил молитву его. Он уже врубился, что подниматься пока не следовало, - впрочем, когда попытался и КоФей толкнул его обратно, заметил до изумленья знакомую завесу из кружащихся листьев. За ней, очевидно, раненого героя поджидали его подданные. Любопытно будет познакомится. И КоФея спросить - как сюда 'клиентов'-то таскать?
   В 'героях' Калинкин числил не себя. В траве, на маленьком примятом пятачке он лежал не один: совсем рядом, бронзовея загорелой кожей, лежал как бы не бездыханный паренек в театральных одеждах. Впрочем, большинство одежд валялись рядом с тушкой, - кафтан подозрительно синего цвета, с длиннющими рукавами, кольчуга со стальными пластинами на груди, спине и низко по бокам, в районе почек, и какая-то еще хламида: длинная, узорчатая. Видимо, то, что в исторических романах ферязью? Летником? В башке упорно вертелось еще слово 'опашень', но Миха сомневался: не сам ли он его придумал. Не так уж внимательно, выясняется, слушал Калинкин деда-историка.
   Разоблаченное до портов из какой-то крепкой ткани зеленоватого цвета и тельной рубахи - из ткани белой тонкой, тело оказалось ничего таким. Встреть лейтенант этого мужика в Туркестане, определил бы как волчару молодого, но уже опасного. МышцА в нужных местах накачана, явно накачана делом, а не гирьками, шея крепкая - благодаря ей и не помер, как с коня полетать решил. Ага, вот куда его - шнуровка на рубахе была распущена, видно было: на груди тела уже наливался, цвел всеми цветами, прежде чем стать окончательно черным, здоровенный синячище. А вот интересно: Мишка быстро приложил свою руку к руке тушки: опа, а запястья-то у них почти одной толщины, хоть этот тут железом больше махал. Видимо, рукопашка развивает так же... а вот мозоли на ладонях - совсем на разных местах. Обратят ли аборигены на это внимание? Или колдун 'подгонит', как и лица?
   Лицами Миша интересовался меньше, чем мускулами, но тут его ждал сюрприз. Рожами они даже были чуток похожи - и не только из-за загара. Широкие скулы, просящий кирпича упрямый подбородок: все это Калинкин видел и в зеркале. Нос вот у типа этого не совсем... э... славянофильский. С горбинкой. Волосы, конечно... - Михаил чуть не заржал в голос, представив себя с такими - вроде бы и 'под горшок' стрижены, а довольно длинные, на концах как бы не завиты. И чернее, чем его 'темнорусые'. Эх, похоже, быть ему брюнетом с носом 'кавказской национальности'!
   Отходняк после квартирного 'Сталинграда' на этой чудной природе почти прошел, Миша даже успел забеспокоится - дальше-то что, - но до него, сквозь не унимающие вихри листьев, донеслись голоса. Он прислушался:
  
   - Не томи, колд... не томи нас, Лекарь! - едва не допустил промашку маститый боярин Иван Фотеевич Соболь, уставший подсчитывать удары собственного сердца, и потому суетно заголосивший, едва проступила из листвяной бури фигура целителя, - будет ли жив молодой господарич?
   - Велик был труд мой, но опасность смерти отступила от господаря-княжича! - напыщенно высказался КоФей, ругнувшись про себя: как бы не сглазить, нужно было срочно узнавать у офицера, как и где он придумал лечить Юрия, и - с телом вместе, - обратно в тот мир.
   - Однако, не завершена еще работа, и не вовсе отступило от господарича твоего гибельное небытие! - отверг радость боярин и свитских КоФей, мысленно прислушиваясь: сразу по возвращении в сей мир, памятуя о договоре с Подменышем, послал он по эфиру зов своим ученикам. И вот он - отклик! Хорошо, что это фей Ызергин, молодой, но смышлёный - переместился к лесу с осликом своим, скоро появится.
  - Что же делать ты будешь? - в гневе нахмурил брови Иван Фотеич.
  - А моя работа свершена уже, теперь поеду в место потайное, хвалу богам воздавать, что попустили мне с лечением справиться: господарич ваш в чувство пришел.. Куда!? - осадил КоФей ринувшегося было прямо в Танец Вихря листьев молодого свитского в богатых одеждах и какого-то верзилу, - куда!? Никому не сметь пересекать черты! В Листья не входить! Сейчас ученик мой, лекарь Филантий, подъедет, выведем мы с ним вам господаря! И не бить гобболинов! Не примучили их еще, боярин?
  
   - Повязали только крепко. А что в синяках все, да рожи разбиты, так то до твоего, лекарь, воспрещения сталось, - проворчал боярин Соболь, и ту же ахнул:
   - Каким-таким еще богам 'хвалу воздавать пойдешь'? Господу молись, коли не совсем язычник!
  
   Недовольно нахмурился грозный боец Куява, еще более гневно побурел лицом боярин. КоФей понял, что, как сказал бы его Подменыш, 'лажанулся' он опять - на этот раз с 'богами'. Немудрено: в том безумном мире о Господе триедином и не поминали. Разве - всуе. Ошибку следовало быстро выправлять, крест боярский оказался кстати:
   - Во Имя Отца, и Сына и Святого Духа, прими обратно, боярин, - протянул он чуть погнутый мимолетной пулей из 'ксюхи' крест Ивану Фотеевичу, - всё искусство мое не помогло бы, не будь со мной твоего креста.
   - А что-то он словно закопчен? - недоверчиво разглядывая погнутую 'ножку' креста, спросил боярин.
   - Да протри его платком, - рассмеялся КоФей, - это не геенна огненная след оставила, то он на себя черные слабости из болезненного тела господарича вытянул.
  
  
   Васька Сало был и обрадован, и разобижен: пришел брат молочный, Господарич Юрий, в чувства и в разум, а его, холопа верного, лекарь к телу не допустил. Хорошо - не одного его осадил - вон, Сенька-то Мишук, хоть и боярский сын, а вместе с холопом отослан от тела прочь был с позорищем. Стоит теперь, шапку свою красовитую в руках мнет - вот и султан малиновых перьев поломал. Все гордыня боярская!
   Васька в расстроенных чувствах погрозил кулаком пришедшим в себя гобболинам - поначалу-то те и не сопротивлялись и не слова не говорили. А теперь уж поздно, связаны крепко. Хоть и не примучены - а следовало бы! - но тот же целитель запретил. Эх! Чем бы заняться покуда? А кто это там из леса ломится? Уж не новый ли враг господаря, клятыми эльфами зачарованный?
  
   Будущий боевой холоп господарича Мишки Калинкина решительно вскочил на дареного щедрым господином коня - тот аж ноги подогнул от неожиданного прыжка в седло, поухватистей сжал в кулаке кистень на цепочке - вот господская мода на долгие рукава чем хороша - хоть нож прячь в рукаве, хочешь - кистень, - и поскакал встречь ворогу.
  
   И не видел он, как поманив батьку Куяву пальцем, сказал что-то ему Целитель. Но мощный голос оружничего его догнал:
   - Молодец, Сало! Хвалю! Но раз уж первым ученика лекарского заприметил, то и проводи его сюда со всем вежеством, да пусть понукает осла своего!
   'Ворога' Васька разглядел уж только вблизи: мальчишечка еще совсем худенький на сером ослике. Ишь, 'ученик лекарский'! И тут подраться не удалось!
  
   Так и не сведал Васька Сало, что не встреть он младого лекаря Филантий с непроизносимым тайным именем, мог бы и настоящего врага найти. Правда, неизвестно - справился бы, али лежал бы, что вероятнее, как ствол поваленный, из своей плоти древесные побеги выпуская. - Гвэльфка-чародейка, немного оправившись от вытянутых из неё КоФеем сил, поняла, что проклятый кудесник будет использовать силу Древ - у них же, гвэльфов, украденная магия! - и незамеченной перейдя Днестр, пустилась в долгий пути к одному из старейших Дубов древесной паутины. Едва-едва не нашел в тот счастливый для него день Васька Сало причину подраться! Только вот день его - несчастнейшим бы тогда стал.
  
   От нечего делать, слушая и запоминая цветастые обороты доносившихся до него кудрявых речей КоФея и некого, Миша Калинкин еще раз обследовал тело (мужика надо было срочно госпитализировать, ну да КоФей деньги достанет, вообще - его это дело), 'прихапсил', как говорил знакомый серб, неплохой кинжал, на всякий неприятный случай. Если честно - он был в некотором раздрае. С одной стороны, зла от колдуна он пока не видел. Изображать с неделю или месяцок контуженного жизнью овоща - тоже не велик труд. Наверное. Никогда он такого не пробовал, но было интересно - как быстро заскучает? Отпуск у него или нет, в натуре!
  
   С другой стороны - они так и не договорились, каким образом ему будут доставлять в этот мир пациентов для пыточных подвалов. Судя по тревоге голосов за Листвой о 'своем господариче', тут колдун не соврал, и пыточные у него будут. И палачами он, пожалуй - опять с Калинкиным чуть не приключился нервный смешок, - возьмет этих 'гобболинов', кем бы они не были. Существа они тут явно бесправные, любой обидеть норовит, вон как о 'рожах разбитых' буднично помянули. Да и слово смешное. Миша беззвучно хмыкнул: а ну как эти забитые 'гобболины', раз уж слово какое-то ... фэтазийное, окажутся вдруг толстенькими жадными хоббитами с их мохнатыми пятками? Хороши у него будут палачи - 'пациенты' от смеха ничего на допросах не скажут!
  - Лежишь? - спросил вернувшийся кудесник.
  Интересный у него плащ, однако, - ни фига под ним не видно, сейчас вот, вернувшись скинул - опять костюмчик-двойка стильный. Мише вспомнились витиеватые фразы только что подслушанных разговоров, он решил попрактиковаться в местном стиле:
  - Так притомился я и десницей и шуйцей, тебя, чародей могучий, в нашем мире от налета стражи злоковарной защищаючи, вот и разговляюсь! - засмеялся Калинкин свойственным ходившим за речку воякам тихим смехом, сообразив, что последнее слово не из той оперетты.
  КоФей не обратил внимания: был он деловит, явно спеша:
  - Переодевайся живо! - кивнул он на одежды тушки, - и лучше бы тебе первую хоть седмицу рта не раскрывать на людях. Сейчас мой ученик подъедет, истинное имя его знать ни к чему тебе, зови Филантием, обращайся уважительно. Он тебя и насчет условий просветит, под видом продолжения лечения, и от чуждой магии оберегать будет, как договорились. Рассказывай - куда деть господарича мне в твоем мире?
  - Не так быстро, шеф, - в штаны, 'порты', по здешнему, Миша влез легко, нижние надевать не стал - и брезгливо, да и вдруг 'господарич' попачкал? Ткань была удивительно крепкой, вообще, 'порты' напоминали джинсу без швов. Сходство усугубляли кожаные вставки с внутренней стороны бедер - для верховой езды, вероятно.
  
   Ох, блин. Кони - это хреново. Падать высоко, тормоза отказывают - здесь это называется 'понести'. Правда, оба те раза, что Калинкин ездил на лошади в своем мире у него обошлось без падений. Ну да один раз - на ученой лошади на свадьбе друга рысью пару кругов, вот тогда он страха натерпелся: высоко и тряско, оказалось. Со вторым разом было правда, еще непонятнее - скачки случились в тот раз, когда он сам побывал в зиндане у одного из бывших председателей исполкомов маленьких городков Туркестана. Миша тогда, едва выбравшись из ямы и придушив сонного декханина с помповым дробовиком, посчитал стрёмным заводить ночью машину, а, как говорится 'охлюпкой' - без седла, - запрыгнул на конягу, выбрав самую маленькую, мохнатую какую-то лошадь. Он так и не понимал до сих пор - как не убился тогда - под его почти 80 килограммами лошаденка устроила в ночи такое дерби, что он едва живой - но живой. Спрыгнул с неё уже на серпантине шоссе, где и реквизировал тачку.
  
   Борясь с неприятными воспоминаниями, Миха снял с тела рубаху, - нормально, даже зашнуровал, скосил глаза на кольчугу:
  - Не надевать мне, наверное? Если я чуть живой, то глупо получиться с лишним грузом-то? Не ты же на меня напялишь?
  - Не надевай, - махнул рукой волшебник, - почему 'не так быстро'? Мне надо спешить!
  - А кто мне объяснит, каким удом... то есть чудом, - прикололся Миша, - мне тут темницы заполнять именно теми, кто мне нужен?
  - Выставишь стражу у Древа, - махнул рукой куда-то от реки колдун, подробностей древней магии, существовавшей еще тогда, когда были еще уживающиеся мирно Эльфы и Кощеи, человеку знать не следовало, хотя в его мире существовало нечто подобное:
   - Образы тех двух сержантов, кого ты поймать хотел, я давно уже впечатлил, как вернусь - наведу на них заклятие, сами к Древу в твоем мире пойдут - а выскочат тут.
  - В каком виде выскочат? С автоматами наперевес? И что тогда вся моя стража? - резонно проявил недоверчивость Миша.
  - Это вряд ли... - КоФей ненадолго задумался, затем дал минимум пояснений:
  - Во первых, на них будет еще остаточное заклинание подчинения. Так что, даже если и с огнестрелом выскочат, будут.. как у вас говорится? Тормозить, да. Тут их вязать и надо. А во вторых, нельзя предсказать даже и мудрым старейшинам реакцию Древ на заведомо чуждые миру, где стоят они, вещи. Людей-то они переносят, на кого заговорены, порой и иных, случаем попавшим под ворожбу, могут перенести, - вдруг как-то 'не в образе', шкодливо хихикнул КоФей, - да вот в каком виде? Иной раз древо ткани ваши алхимические не пропускает, так человек может и голышом выскочить. Куда, стой!
  - А что? - Миша, кое-как заправив украшенную дорогой вышивкой с бусинами верхнюю рубаху в порты, примеривался к оружейному поясу с саблей в ножнах (неожиданно лёгкой), ножнах для уже прибранного к рукам кинжала и еще какими-то кольцами. Вероятно - как раз глубокомысленно думал Миша, - эти кольца для местных дубинок-демократизаторов. Феодализаторов, как там они звались: шестопер, булава, палица?
  - А то, остолоп, что этот пояс поверх кафтана надевался. Оставь пока, на осла навьючишь. И рубаху вынь из штанов, срамота! Такие рубахи навыпуск носят. Вон, поясок узорчаты на талии подвяжи.
  - На какого осла? - выполнив указания КоФея, удивился Миша.
  - А вот на этого! И, вот, знакомься. Мой ученик, Филантий.
  'За что же так тебя, ослом-то пацанчик?' - по-простому протягивая руку молодому совсем, тонкокостному пареньку с большими глазами на узком лице, изумился Миша, - 'значит, тебя слушать мне надо будет? Не молод ли мой первый министр магической обороны и средневекового образования?'
  - Многие знания вложил в меня мой Наставник, - светло улыбнулся 'пацанчик', - а 'ослом' не меня он зовет, но моего Беляка.
  Тут только - листья-то продолжали кружиться, - разглядел Миша за спиной паренька в таком же. из цветных лоскутов 'непростом' плаще, как и у Кофея, самодовольную ослиную морду.
  Конфуз вышел - ученик читал мысли как бы не лучше учителя.
  - Филантий. Значит, Фил, не будешь возражать? На а я или Мишка или.. как там, КоФеич, - Юрий-Казимир Ряполовский?
  - Волк-Ряполовский. Ибо два мужа сей фамилии вывели тогда, вместе с государем, с Руси на Молдавскую землю к Стефану III Великому роды и дворских, и дружины свои - Волк-Ряполовский и Ряполовский-Мних. И забудь уже имя Михаила! - осадил КоФей развеселившегося подменыша.
  - А что ученик-то твой покраснел?
  - Филантием зови его, 'Любитель' или уж 'Любимец Античности', в переводе. Станешь 'Филом' кликать - невесть что про вас подумают, - не дождавшись ответа от сбруснявившего щеками ученика, пояснил КоФей.
  - Ну, а теперь! - прекратил игру в смефуёчки старый Колдун, - клянись сему мужу, Филантий. Что покажешь Древо, объяснишь устройство стран ближних в мире этом, и от магических ударов защитишь! А ты, рассказывай, давай, свою придумку, как Господарича в мире твоем лечить!
  
   Такого тона ослушаться не очень и хотелось. Дождавшись все же клятвы - ничего красочного, упал юнош краснеющий на одно колено, ладошку узкую между двух мишиных 'лопат' вложил, выдохнул: 'Клянусь, МОЙ господарь!' и пошел осла грузить: пояс оружейный с саблей, кафтан, кольчугу, стеганку какую-то (Калинкин подозревал, что пресловутый 'гамбезон', но мудро промолчал), Миша устало сказал:
  - Да на самом-то деле просто все, Мокко Кофеич. Проблема лишняя теперь только в том, что после того, что я, с сотворенным тобой агрегатом...
  - Перенесенным! - поправил КоФей.
  - .. хай так будет. Словом, после такого чуда на Висле, мля, теперь обозленные менты с хвоста не слезут - будут искать всех Калинкиных: и Вадимычей, и Павловичей. Но - помнишь, как ты мне справку о ранении, тьфу ты, о 'травме на службе в армии', согласно всем приказам Шойгу и аж 565-ого постановления правительства нашего родного нарисовал качественно? А вот паспорт с тем же качеством - сможешь?
  
  Кружился вокруг них, теперь уже четверых, считая одного полумёртвого - и не считая осла, листвяной вихрь, пыхтел юный чародей, таская тяжести, закатывал к небу глаза КоФей, концентрируясь, а Миша Калинкин понимал все яснее - ляха-муха, подписал он краткосрочный контракт 'господарича' какого-то в стране неведомой!
  
  ** *
  
  ИНТЕРМЕДИЯ: 'НОЧНЫЕ ЗВОНКИ'
  
  
  'Обозленные менты' аж из двух подразделений покидали слегка разбомбленный ими N-ский РУВД уже несколько подобрев. Ничего особенного - выносить двери и совать тупые головы то в противогазы, то в воду, пришлось лишь из-за невменяемости местных кадров.
  На город ложилась ночь.
  
  В том мире и времени, куда попал Калинкин, (которого сейчас в Городе слишком многие поминали недобрыми и непечатными словами), непременно сказали бы: 'темные, таинственные дела вершатся, когда ночь черна, словно пасть волка!'
  
  Но в Городе, где ночь была особой, где, в высоте, вместо темного неба, до серых утренних сумерек висело желто-лиловое от огней на небоскрёбах и прожекторов зарево, где вымирали узкие улочки и изогнутые бульвары, а по изукрашенным всеми цветами подсветок широким прямым авеню лишь увеличивался поток шикарных машин, в Городе ночь была временем телефонных звонков. По преимуществу - срочных и деловых. Хотя случались и исключения:
  
   ***
   - Гаррик? Это Андрей Диведев!
  - Наше вам, с кисточкой. Два часа ночи и все бухаешь? Завал у меня, Андрюха, сегодня какая-то невероятная пальба в переулке Вали Матвиенко, это что у проспекта Малышева, была, а я еще фишку полностью не просёк. Прикинь, там из крупнокалиберного пулемёта по штурмовой группе УБОПа садили, а потом самовзорвались! - возбужденно кричит он в трубку.
  Андрей Диведев - кинозвезда российского масштаба, Георгий Алферов, предпочитающий, чтоб его звали 'Гарриком' и с ходу способный дать в табло за 'Гошу' или 'Жору', звезда всего лишь городская. Ему придется выслушать актера:
  - Ты как насчет завтра? - просительно намекает Великий Актёр, ему нет дела до пальбы и 'самоподрывов'.
   Алферов гордо называет себя 'криминальным журналистом', он способен взять интервью и у босса какой-нибудь 'норильской' мафии, но в дела с особо сильным запахом - типа подозрительного самоубийства того рок-музыканта, на котором закончил свою карьеру его коллега Димка, он интуитивно не лезет. Зато платные услуги по ПИАРу оказывает всегда. Но только друзьям. Еще, конечно же, 'полезным приятелям'. Диведев - где-то посередине этих двух категорий.
  - Ну... - лихорадочно прикидывает Гаррик, статью про взорвавшегося пулеметчика нужно дописать! - хочешь, я к тебе Илюху Лагина пошлю?
  Институтский еще друган Алферова Лагин, пару лет как завязавший с 'криминалистикой' потому что 'столько пить с метами и бандитами я больше не могу!', как раз последнее время специализировался на искусстве. Казалось бы самое то для Диведева...
  - Хочу, Лагин красиво пишут. Но ты тоже подъезжай, там ключевая сцена! - упрямится актер и Гаррик его понимает: Илюха Лагин, пишет, может, и красивее даже самого Алферова, но, после того, как он перестал выдавать 'жареные' заметки про маньяков или там 'оборотней в погонах', даже самые хвалебные статьи за его подписью не имеют такого веса, как хоть несколько фраз за Алферовской подписью. Но самому Гаррику всё же важнее пулеметчик:
  - Слушай, он мне все расскажет, я с его слов, ну, как раньше бывало, - предпринимает последнюю жалкую попытку отмазаться Алферов.
  - - Ты меня, что, не ценишь совсем, да? Простой просьбы не уважишь?! И потом, Лагин твой, при всем к нему почтении, клеймит последнее время 'актерские династии'. Лиза Поярская до сих пор при звуке его имени театрально за виски хватается. Намек понял?
  - Понял, обреченно вздыхает гаррик. В конце коцов, планшетки на что? Допишет в дороге, если не на своей поедет:
  - Все я понял, Илюха будет хвалить тебя, я - юную звездочку экрана, так?
  - Я знал, я знал! Ты меня поймешь!
  
   ***
  
  - Алло, Александр Ильич?
  - Да... кто... О, Анна Станиславна! Кто кроме богемной писательницы может звонить в такое время! Впрочем, - рад! Душевно рад слышать твой волнующий голос.
  - Врун, - как положено по моде, эротично-хриплым голосом смеётся знаменитая, 'ТОПовая' писательница исторического фэнтази. Анна Бархатова, - и подлый врун притом! Саша, завтра съемки, не забыл?
  - Гм... Анна. Так у вас, там, вроде бы теперь официальный 'исторический консультант' имеется, я - зачем?
  - Ну, Сааашка, - тоном имеющей право на интимные просьбы подруги говорит 'богемная дама', - Саш, всё равно будет лучше, если ты тоже покритикуешь.
  - Что за эпизод снимаете-то? - увы, Александр Ильич Кудрявцев порой ходил.. на поводу желаний, и писательница имела все права на самые интимные просьбы и обращения. Пока что - имела. Какой 'эпизод', он помнил прекрасно, потому и не хотел приходить, но, раз уж не отмажешься уже, похоже (сама! Первая! Ночью интимно позвонила - уж не с намеком ли на возобновление сно... отношений?), надо хоть интерес показать:
  - Как раз то, в чем ты спец - битву между бароном Переяслвским и Герцогом Тверским. Так что рассчитываю на тебя, мастер! И Настю приводи, девочка же, вроде бы, со всеми, даже с Алиной Диведевой, подружилась!
  - Угу. - Александр Кудрявцев мучительно соображал: с одной стороны, его старинная подруга и первая любовь была не против, чтоб он водил её старшую дочь на эти съемки, сама Настя - приятный подросток, да и с мамой её по этому поводу лишний раз встретиться, несмотря на её мужа, - до сих пор... душещипательно, вот. С другой стороны - съемки 'бреда по Бархатовой' (как он про себя называл её супер-пупер сагу 'герцогства Залесья'), его давно утомили.
  - Саш, не дури, пожалуйста! - вот как это понимать? 'Не дури!' - вроде бы приказ. Если не угроза. И тут же жалобное 'пожалуйста'. Ладно, что он потеряет? Нервные клетки - так будет поддакивать и несуразицам. А может, те клетки от общения с Наськой, а, главное, после вечернего рассказа о проведенном девочкой дне её матери за стаканом чая - пусть и при муже, любые потери нервов компенсируют?
  - Да ради вас, Анна, я же завсегда! - стараясь сдержать вздох, говорит в итоге Александр Кудрявцев.
  - Прекрасно! Встретимся в Лемболово или прямо на нашем месте? И что ты на 'вы' опять?
  Натурные съемки проводились киностудией 'Ламия-фильм' в Васкеловском Лесопарке, там еще можно было найти и 'красный бор', и пригодную для боя 'елань' и 'дерезу-чапыжник', где могли бы укрываться лучники, да и деревья-старожилы. 'Наше место', собственно и означало небольшой пригорок у одной из таких 'красовитых еланей' с безумно древним, неохватным дубом на нем.
  
   Симпатично, конечно, посидеть там вдвоем до съемок. Выяснить, что у них с продолжением - да не саги, секс-воспитанием. Но он же поедет с Настей.
  - Анна, сама же сказала, что можно вместе с Настей приехать, - укоризненно говорит Кудрявцев.
  - Ах да, - уже не так эротично выдыхает в трубку знаменитая писательница, - тогда встречаемся в том ресторанчике в Лемболово. Присоединимся ко всем, вместо доедем...
  
  * * *
  - Николай Петрович! Николай Петрович! - голос хриплый, усталый. Хотя, если знать, что обладателя этого голоса только что с полчаса продержали в старинном противогазе, периодически зажимая шланг, а в промежутках подолгу держали голову под водой - ничего в этом удивительного.
  А номерок - трубки исключительно для ближних людей, поэтому только и не отключен на ночь. А заместитель начальника УМВД по N-скому району, начальник полиции по борьбе... простите по работе с личным составом, подполковник Николай Петрович Груздев только лег под бок жены после пьянки, ничего удивительно, что не сразу врубается в ЧП, лень даже посмотреть, кого там высвечивает экран:
  - Это хто?
  - Николай Петрович, это Леха Артеменко, неприятности.
  'Не всем же ментам быть офицерами' - философски думает о старом друге, без высшего образования так и остающегося в прапорщиках. Если вот в деле поможет - сразу станет старшим прапором, для такого - потолок. Потом только подполковник врубается:
  - Неприятности?
  - Вам Витька Кетаев звонил, что он офицерика ФИО определил, через лахудру из бара?
  - Ну. Я уже передал его имя-фамилию знакомому в УБОПЕ, - с бодунища Груздев и позабыл, что эту идею подкинул ему тот же 'обер', но тут на него накатывает праведный гнев:
  - Да ты что - меня - допрашиваешь? Не обозрел? Докладывай, Лёха, что случилось!
  - Да блин, у ссссук этих, УБОПовцев, не задалось что-то с гадёнышам тем, - по красноречию Артеменко было далеко до Кличко, но он старается подражать кумиру, - нам, естественно, не сказали, чем дело кончилось. Но приехали, падлы, очень злые. Вот вам фамилии: Ширенко из Наркотиков и Каратаев из УБОП. С ними еще бойцы были, но это так, разговор поддержать.
  - Били? - деловито осведомляется Груздев.
  - Да точно так же, как и мы с клиентами, поработали: противогаз старый, ведро с водой, - откровенно говорит Артеменко.
  - Кроме тебя - кого еще расспрашивали?
  - Да 'молодые' как раз вернулись, Конфетный с Коноплёвым.
  - И насколько вас раскололи? - холодеет где-то под сердцем у Николая Петровича, он срывается на крик:
  - Небось, все выложили, твари разъёмные?!
  - Да что, Петрович! - с трудом хмыкает почти потерявший голос Артеменко, - очень кстати Кетаев свалил. Он ведь не при делах? - вспомнив об отнятой у него вкусной девке, с опаской уточняет прапорщик: а вдруг у шефа - новый фаворит?
  - Кетаев - за болвана. Говори, тля, о чём ты им пел, и на чём петь закончил? И эти, салабоны, - они что, молчали?!
  - Да удачно относительно все вышло, Петрович, - косясь на три пустые коньячные бутылки, утешает шефа прапорщик, - они ушли в несознанку, да их и не кололи особо. Патрули же! Ну а мне пришлось сказать, что, мол, по сигналу с места, оберуполномоченный Кетаев В.В. провел оперативно.. оперативные и розыскные действия, и установил, что на земле... что в районе замечен офицер, торгующий наркотиками и оружием. Я правильно сказал?
  - Правильно! - машинально хвалит шеф, но ужас от него не отступает: теперь что же, до кучи и Кетаева валить? Или - позвонить ему, срочно предупредить?
  - Пришлось, правда, про Кетаева сказать, что точно я не знаю, но тот и Вам мог доложить...
  - ...! ...!
  
  ***
  
  - Илюха? - в трубке абонента гремит музыка, Илья Лагин, очевидно и натурально, погружается в глубины культуры. Ночной клуб или нечто более пристойное?
  - Че те, Гаррик? - Илья изо всех сил пытается доказать, что нисколько не потерял ни в статусе, ни в деньгах, бросив 'бухать расследования журналистские'. Хотя на самом деле это, конечно, не так.
  - Ты завтра за руль сможешь сесть в районе дести утра? А, Илюха!
  - Я-то Илюха, да ты - с дуба рухнул? И вообще, десять часов утра это уже сегодня. Завтра, может, смогу.
  - А нас Диведев лично на съемки пригласил. Сказал, что-то крутое будет.
  - Меня он 'лично' не приглашал, - обижается коллега, потом заглатывает наживку, - стоп! Диведев? Этот наш Рэмбо 90-ых, который сейчас свою пигалицу запихнул в 'наш ответ властелинам колец и играм подстОлом'? В 'Герцогства' эти? Я пошел трезветь. Да, а ты сам-то? У тебя же тачка круче моей?
   Гаррик Алферов открыто ржёт, друг его понимает. Что же, Диведев получит свой ПИАР во всем спектре - белый от Алферова. И черно-белый, в стиле 'еще один большой артист нашего кино пришёл к оригинальной мысли, что актерское мастерство передается половым путем через гены', - от 'И. Лагина', как любит подписываться Илюха.
  - Да тут такое дело, не слыхал ли ты нынче по городу пулеметных очередей?
  - А что, были? - все же 'криминальная журналистика' выхолащивается сложно.
  - Какой-то пулеметчик 'наркоманов' и 'бандитов' положил человек пять, а потом дом взорвал вместе с собой. Это - что я сейчас знаю.
  - Занятно, - хмыкает Илюха, - кто же их так подставил?
  Опа! А вот об этом Алферов не подумал! Ишь, не может он 'бухать расследования'!
  - Да вот это и выясняю сейчас, а с утра статью допишу, пока ты рулить будешь.
  - Х с тобой, золотая рыбка! Где у них сейчас съемки, ага, знаю. В Васкелово?
  - Ну...
  - Пну! Не сгори на работе, раз мне вечер обломал, пошел я трезветь...
  
  
  
   4.
  
   Как всё же просто, хоть и низменно, решается всё в этом пошлом, приземленном мире! КоФей до сих пор не мог прийти в себя. Самым сложным и энергозатратным вышли прыжки же мирами с бесчувственным телом господарича. И его маскировка на первом этапе. Когда КоФей, совершенно официально менял по указанным Мишей адресам 'золотой лом' на подозрительно тонкие, непрочные бумажки. Конечно, от при этом пользовался отводом глаз, скупщики видели перед собой разные лица, разные данные на одном и том же документе. Но бумажки выдавали. Затем снова прыжок с телом - уже по этому миру, молодой офицер уверял его, что частная платная клиника располагается в 'санаторной курортной' зоне, но собой разницы во вкусе воздуха я ядовитым городом КоФей не ощутил. Да весь этот мир пропах какими-то маслами, даже в парке у клиники колдуну казалось, что где-то рядом мастерские кольчужников и бронников. Так и смердело - будто тайными их составами для червления
  
   Он задержался, контролируя разум местного целителя, считывая его мысли. КоФею было немного лестно, что подтвердился его диагноз: ушиб мозга некоей 'средней тяжести'. Как тут они различали эти степени, колдун не знал, но лечить, получив мзду, собирались честно. Причем в мыслях врача явно читалось: 'опять, что ли, сынок какой шишки пьяным затылком об асфальт уедЕнился? Рядовой случай, в общем-то, не будет осложнений - и будет премия, вылечим тогда в полтора счета'.
  
  Так что сейчас, не слишком ранним уже утром. КоФей ехал к Древу, чтоб его активировать малыми требами. Что? Да, именно 'ехал' - во чреве длинного, изгибающегося железного змея, именуемому 'электричкой'. Не всё же тратить энергию, надо и концентрировать её когда-то! Сиденье во чреве змея непритязательного КоФея устраивало. Посидеть минут 50, выти в "Васкелово", потом можно будет и переместится. Тонкая улыбка приподняла усики сидевшего с приспущенными веками как бы человека: всё равно он доберётся к Древу раньше их. КоФей успел исполнить первый пункт договора с 'господаричем' Калинкиным, он знал, что те двое уже устремились в должное место.
  
  / - Дюха, слухай! - рыгнув, поднял палец куда-то на уровень заплывших (не только из-за пьянства, вот клятые УБОПовцы, больно бьют!) глаз, неожиданно сказа Коноплев Л.М., сержант полиции, своему напарнику:
   - Тебе не кажется, что мы заслужили сегодня большой отпуск? Отрихтовали нас вчера псы режима капитально!
   - Знаешь, Ленька, - с удивлением ответил младший сержант Конфетный А. В., - сам только сейчас подумал: а не устроить ли нам чисто мужской пикник на природе! Где-нибудь в Васкеловском лесопарке!
  - Оба-на! И я что-то о Васкеловском лесу подумал! - непритворно изумился Леонид Коноплёв. - Там красиво, наверное! Интим с природой!
  - А ты там был?
  - Да не, но точно говорю: хорошо там!
  - А разве я спорю? - восхитился единодушием с другом Андрей Конфетный, - я там тоже не был, но вот знаю там один пригорочек, да дубок на нем. Сядем, закиряем на природе!
   - Ишь ты? Знаешь? - восхителся Коноплев, - значит,сиживал там?
   - Да не, когда мне. все служба да бизнес, из города не выехать, - пригорюнился младший сержант, - но знаю точно!
   - Антона водилой возьмем? - как-то безынициативно спросил Коноплев.
   - Да ну его! Молодой! Пусть трудится! - возмутился Конфетный и обосновал:
   - Да и не физдили его полночи, как нас! Не заслужил!
   - Точно! Не физдили - не заслужил! Ну что, едем?
  Ни одного из господ сержантов не удивило, откуда оба они, в жизни не бывшие в Васкеловском лесопарке, не только твердо были уверены, что там - хорошо, но и оба думали об одном конкретном пригорке. И - да, обязательно с деревом! /
  
  Так что КоФей знал, - поступят скоро к Калинкину первые 'клиенты' для пытошных. Ну, как скоро? Сейчас КоФею приходилось расплачиваться за те сутки ЗДЕСЬ, которые он втиснул в пару минут ТАМ. Поэтому, в мире Золотой Руси, на этот раз, согласно закону Сохранения Невероятности, пройдет около недели, прежде чем под дубом в центре поляны в лесу недалеко от городка Ряполова появятся эти двое. Судя по всему - без оружия, но с ящиком дрянного вина. Но то, что оба сержанта уже спешат к Древу, он знал.
  
  При всем его могуществе, кудесник не знал - да просто не мог и предположить, полюбопытствовал бы, узнал бы! - что, ближе к полудню вокруг местного Древа появится до фига самого разнообразного народа!
  
  ... чуть ли не повизгивая от восторга, рассказывала что-то своему кумиру 'дяде Саше' пятнадцатилетняя Настя, задумчиво мечтала о чем-то на заднем сиденье предоставленного киностудией 'почти лимузина' 'Toyota Camry' писательница Анна Бархатова, в старенькой 'ауди' тоже царило молчание: смурной с бодуна Илья Лагин едва ли не с ненавистью мониторил дорогу, стараясь не смотреть на невыспавшегося Алферова, лупившего по клавишам на 'сиденье смертника' рядом. Только в новеньком 'вольво сх' весело переговаривались и шутили отец и дочь - Андрей и Алина Диведевы. 'звездная фамилия'.
  
  День обещал быть интересным.
  
  Не знала ничего о грядущем интересном дне и заварившая всю эту кашу на Золотой Руси, юная чародейка и лучница ГвЭльфийка, почти дошедшая, наконец, по следам врага-КоФея до Древа под городком Ряполовым - в который и доставили томно постанывающего господаря с юным целителем слуги верные.
  
  Мироздание трепетало и дрожало, предчувствуя, что кто-то да упорет гигантский косяк.
  
  5.
  
  Яростной круговертью общей, свальной битвы, воевод с ближними дружинниками вынесло в сторону от основной сечи. Их это не смутило: каждый в тот миг увидел кровного врага, местника. Витязь в вороненой кольчуге взметнул над головой яро сверкнувшую саблю, пришпорил буланого коня...
  
  Видел, видел он эту саблю - отнюдь не 'сверкающая', но, да, отливающая серо-синим цветом, тяжелая полоса железа с елмалнью ( *). Кило на четыре. Ну, может, меньше.
  
  (* елмань - 'утяжеление' ближе к концу клинка сабли, для увеличения силы рубящего удара. Не путать с голоменью - незаостренной стороной сабли. А 'удар голоменью' не путать с 'ударом плашмя', и уж вовсе не стоит писать, как часто любят 'исторические фантасты': 'ударил обухом сабли"' - примеч. ред., очень злого ред.)
  
   Но сейчас, эта сабля, в руке обвитого иссиня-черной кольчугой витязя на огромном буланом коне, - мелькнула словно молния из стремительной темной тучи. Звон и искры, и просверк стали. Да, сейчас эта сабля не казалась игрушкой! Хлынула кровь из-под сочленений доспехов...
  
  Наблюдателя аж передернуло: на душе стало не то, чтоб зябко, но - неприятно так! - Кровь быстро взметнулась вверх и в стороны мелкими брызгами. Это позже уже можно было разглядеть 'место поражения', когда, разбрызнутая сначала ударом, кровь, успокоившись, медленно потекла из сочленения нарукавного доспеха. Стальной, по идее, нарукавник, был посечен! И кровь стекала по серому от пыли доспеху на шкуру коня, на землю...И выглядело это... - ну нет, не гуманно выглядело!
  
  Мощно и хищно ударившая еще раз сабля витязя в черной кольчуге, выбила прямой тяжелый меч из руки его противника. Вот это и называется: 'саблей крестить, - всё верно, - подумал наблюдатель: 'Пока тяжеленный меч рыцаря вздымается, чтоб упасть - зато, если уж раз попадет, завещания писать поздно! - его противник так и мелькает саблей: и с оттяжкой, и на прямом выпаде, и на обратном движении...И рыцарю становится все хуже и ху...'.
  
  Из-под забрала закрытого шлема у рыцаря была видна лишь полуседая борода. Полный, на немецкий манер, разве что без "горшка", с одном лишь шлемом-хундескуглем луковицей, доспех делал фигуру рыцаря лишь еще более грузной. Однако рыцарь этот, утратив меч, умело развернул своего черного, с белой гривой жеребца почти на месте. Не обращая внимания на то, что один из его юных телохранителей рыбкой спрыгнув с коня, уже нашел в траве и готов был подать ему меч, рыцарь успел, здоровой рукой, сдернуть с крюка на высоком седле тяжелый воеводский шестопер.
  
  Витязя же его буланый конь пронес вслед за его ударом, так что, когда он сумел заворотить коня к своему врагу, тот ожидал его уже вновь готовый к бою. На открытом, защищенном только носовой стрелкой лице всадника с саблей лишь вспыхнул усмешка, неприятная и злая...
  
  Эти двое сражались, не обращая внимания на то и дело валившихся с седел дружинников, лишь стремянные да личные телохранители оберегали поединщиков от ударов в спину. А рубка вокруг кипела. Вот уже один из молоденьких телохранителей витязя получил дротик в бок, где кольчатая броня особо слаба, медленно начал сползать под копыта своей лошади, в лужу уже успевшей набежать крови. Его собственной крови. Без лекарей - без магии медицины ХХ1 века, - этому юноше было уже не выжить.
  
  А его хозяин словно и не заметил потери. Поединщики вновь сшиблись.
  
  Буланый конь по-кошачьи скакнул к вороному, воин с саблей фантастически ловко изогнулся в седле, уходя от губительного удара острогранного шестопера, способного повалить и всадника с коня, и саму лошадь с седоком вместе. Витязь ловко привстал на стременах и обрушил тяжелую саблю на единственное легко уязвимое для нее в полном рыцарском доспехе место: под шлем, там, где тот сходился с мощными литыми наплечниками. Стоит обрубить завязки шлема, повредить клёпку из мягкого железа - и победа почти обеспечена!
  
  Вот тут и стало заметным, что воин-то с седой бородой выдохся уже: то ли полный рыцарский доспех гасил его скорость, то ли начала сказываться рана, кровь продолжала медленно сочиться из-под налокотника да на серую сталь зарукавника. И пока рыцарь поднимал второй раз руку с шестопером, одним - но только попробуй-ка попади с первого раза в крутящегося вместе с конем черта! - одним ударом которого можно было б расправиться с врагом, витязь в кольчуге еще раз опустил саблю на то же, намеченное им место, и успел послать коня в сторону, уходя от ответного удара шестопера. Тот и сквозь кольчугу мог переломать ему все кости! А если задел бы хоть краем по голове, локтю даже - поединок сразу завершился бы! Но уже победой противника.
  
  Удар! Шестопер ухает в пустоту, словно молот кузнеца - мимо наковальни. Удар! Сабля вновь выбивает искры из-под глухого шлема рыцаря. И видно уже и новоуку в делах воинских, что застежки, ремни да пряжки, которыми крепится шлем к наплечникам и зерцалу, почти перерублены.
  
  Танцует буланый конь вокруг вороного!
  
  Еще удары! - И сноп искр! - И тяжкое уханье! Это вновь тяжело провалился в пустоту, не встретив врага, шестопер, едва не стянув своей массой с коня и самого рыцаря. Удар! - а сабля, перерубив уже завязки шлема, тяжело опустилась на подшлемный кольчужный воротник. Конечно, голову одним ударом воину в таком защитном снаряжении не снесешь! Для того секира нужна, или тот же пудовый меч типа фламбрега двуручного! Но рыцарь покачнулся, однако, похоже, что его ключица всё ж онемела. Да и тяжелый шелом с узкими смотровыми щелями сдвинулся: с выработанной годами сноровкой всадник резко посылает вороного в сторону, хочет подвинуть левой рукой шлем...
  
  Но не успеть ему сделать три дела за выигранные ему конем секунды: поправить шлем, откинуть шит переложить шестопер из онемевшей руки... Поэтому надо спешить. Щит падает, падает из правой руки наземь шестопер с огромными изумрудами в рукоятке, шлем приходится просто сорвать... и схватить в левую руку меч, что давеча подобрал один из телохранителей. А враг уже летит навстречу...
  
  И неожиданно заворачивает коня:
  
  - Вот таким ты хорош! - кривит губы в усмешке витязь на буланом.
  
  - Пес! - шипит в ответ второй, бородатый. Сивобородый, точнее: сейчас, без скрывавшего его лик шелома, видно, что рыцарь перешагнул порог зрелости. Хотя теперь, видно, что не так он уж и стар: борода, скорей, не седая, а сивая, а вот в черных волосах над красным распаренным духотой лицом, лишь две-три пряди отливают серебром. Правда, они сейчас настолько мокры, что непонятно даже: седина это, или соль пресловутых 'семи потов'.
  
  Но поединок достиг уже такого накала обоюдной ненависти, что становится всё яснее: этот бой близится к чьей-то смерти, эта схватка честным пленом не кончится. Не те люди сошлись - видно, примешалась к вражде воюющих сторон и личная давняя злоба, - остаточно взглянуть на выражение лиц бойцов.
  
  Но тут с удивлением понимаешь, что на поле для поединка, том, куда вынесло сечей для смертного боя обоих воевод с телохранителями, точней, полянке с краю поля брани, воюют не только мечи. В бою явно присутствует магия!
  
  Иначе с чего бы большинство ударов, из тех, которыми обменивались поединщики, выходили глухими, - словно не сталь сталкивалась со сталью и железом. И неслышны почти лязг и грохот недалекой общей битвы панцирных, 'кованных' дружин супротивников. Да и это презрительное 'ты хорош' сказано вроде бы было вполголоса, однако едва слетевшие с искривившихся губ слова звучат неожиданным громом, слышны далеко...
  
  И телохранители обоих воинов лишь проложили обоим стремящимся встреч друг другу воинам путь друг к другу, в сам поединок не вмешивались, готовые лишь подать копье или новый щит... Не Божий Суд, битва - оружие можно и заменить.
  
  Но - только сейчас становится ясно, как неестественно тихо было на смертной полянке. Ни вскриком, ни яростного звона - один или два удара из всех отдались лязгом стали о сталь и всё. Тихо всхрапывающие кони, неестественно молчащие молодые телохранители, редкий и робкий звон кольчуг и сбруи на топчущихся конях... Даже раненные - не кричат, ополоумев, от боли, но неестественно медленно и тихо соскальзывают с коней...
  
  И не один из конников не отогнал, не раздавил конем маленькую ведьмочку - а кем еще может быть едва созревшая девица, гуляющая по опушкам в длинном зеленом платье, украшенном золотыми с рубиновыми жилками осенними листьями, изумрудными весенними травинками, сплетенными в стоячий воротник?!
  
  Но еще удивительней - не отогнал, потоптал боевым конем ни один из конников и мужицкую семью: мощного мужлана, у которого и рубахи-то поверх темно-синих штанов не нашлось, женку его в сером платье, да дочку или холопку чумазую. Все трое - наглость невиданная, - на холмике, хоть и дальше чем ведьмочка, но с удобствами расселись, недалеко от древнего дуба, глаза таращат на смертный бой. Велика наглость черни!
  
  Может, юная колдунья и сделала мужицкое семейство для кметей и их воевод невидимыми: иначе б оружия марать не стали, конями затоптали бы: знать должны смерды свое мужичье своё место.
  
  Но нет, сидят, любуются на смертный бой все трое, и рожи-то у взрослых, мужика с мужичкой, недовольные.
  
  - Вот таким ты хорош, таким я тебя и хотел видеть, - говорит кольчужный витязь бородачу, - а то под горшком немецким рожу похабную прятал, а я страх хочу на ней увидеть.
  
  - Не увидишь, пес! Не дамся в полон! - хрипит бородач и посылает своего вороного вперед, норовя так подойти к ворогу, чтоб левой рукой почти полупудовый меч на него опустить.
  
  И снова слова обоих неестественно громко разносятся над полянкой смерти.
  
  - Гей! - вскрик, которым витязь подбодрил своего коня, по сравнению с другими звуками на поляне, новым громом звучит. Его конь взлетает в прыжке, тяжелая сабля с огромной высоты падает на то же место в доспехах, где уж был прорван кольчужный капюшон. Бородач ничего не успевает: брызжет черно-синяя кровь, вздернутый было меч вновь летит вниз, валится с коня и сам поединщик. Его вороной, чуя беду, пролетает мимо телохранителей, кого-то из них сбивая своей массой, уносится прочь с пустым седлом.
  
  Витязь бросает окровавленную саблю стремянному, ловко спрыгивает с коня, выдергивает нож, - длинный прямой кинжал с самоцветом на конце рукояти. И пока его небольшая дружина дружно ударяет на растерявшихся врагов (вот и дротики полетели, и стрелу за стрелой пускает один из конников), хватает поверженного противника за бороду, яростно сует под неё лезвие в локоть длиной. Но и таким ножом мощную шею враз не перепилишь.
  
   А победитель именно пилит, срезая голову. Кровь бьет из-под спутавшейся бороды фонтаном, руки витязя, кольчуга его - всё в крови. И в этот момент неестественно громкий, жуткий голос (не Богов ли!?) разносится, кажется, над всем миром:
  
  -ДУБЛЬ ВОСЬМОЙ, СНЯТО!!! ЗАКОНЧИЛИ!!!
  
  
  
  2
  
  Мертвый рыцарь - и не помеха ему перерубленная шея! - ловко ухватил победителя под колено, повалил на себя, и, хоть у того в кулаке и осталась его борода, пару раз ударил уже возомнившего себя победителем красавца головой о землю... Тот, красавец, гримом расписанный, отшвырнул свою знаменитую саблю прямо к ногам Кудрявцева.
  
  Да уж, видел он. Александр Кудрявцев эту саблю! - И не то чтоб в гробу он её видел, но на съёмки её, отреставрированную, притащил странный тип в белых болгарских, 'мейд ин USA', мокасинах. Получивший за это подношение звание (и ставку, само собой!) главного исторического консультанта. Что и дало повод киношникам с цифровыми камерами (сериал снимали по старинке, на ленту, но частично сходу дублировали на цифру), повод для бесчисленных шуточек. Ну, всем понятно: игрушка для 'ролевиков', орудие смерти, и, - тип в белых тапочках.
  
  Оба поединщика давно уже в голос гоготали дуэтом. Причем рыцарь с едва ли не откромсанной башкой смеялся вовсе не загробным смехом. И - между прочим, доставал из-под доспехов серебряную фляжку модной формы: по типу эсэсовской. К мужицкой семье на холмике подошел человек в джинсовом костюмчике:
  
  - Похоже, наконец-то получилось прилично. Шеф говорит, больше дублей не будем делать. Да и солнышко... А такую натуру юпитерами и прочей подсветкой только портить. Ну-с, наш автор доволен? Наш шеф-консультант доволен? Исторический-то консультант в восторге!! - Сидорович, главный оператор, был давно уже не мальчиком, но кипел юношеским восхищением. Впрочем, он постоянно вел себя 'как молодой' - просил называть 'Сашей', на пьянках употреблял такие дозы, к которым привык в расцвете сил. Что дня на три выводило его затем из процесса. Гадости (а как без них в кинобизнесе?) делал исключительно втихаря, но восхищался всего задорно и громогласно:
  - Слыхал, чемпион! Слышала, Анна Станиславна? Режиссер доволен, исторический консультант доволен, я - в восторгах! Какой ты, Анна, всё же мир изумительный придумала!
  
  Доктор исторических наук, тот самый тип в белых мокасинах, всегда всем был доволен - суточные ему шли приятным дополнением к весьма печальной, из-за лихорадившего третий год страну кризиса, государственной зарплате. А вот кандидат исторических наук, когда-то в молодости чемпион Питера по боям без правил, а не так давно еще и вице-чемпион мира по кэндо, скандально известный медиевист Александр Ильич Кудрявцев, молча кивнул и набросил на прямо голый торс тертую джинсовую куртяшку, по простому запихнув майку в необъятный карман, - позагорал и ладно! Вид, впрочем, у него был далеко не такой восторженный, как у 'доцента в белых тапочках'. Оператор же явно просто трепал языком на нервной почве, а этого Алекс не любил. С него хватило этих - в стороне, за 'их с Анной' дубом, собралась странная компания, попортившая немало крови перед первым еще дублем: два пьяных молодых мента, настроенных, впрочем, вполне добродушно, и два - что удивительно - трезвых, со злыми невыспанными рожами, журналюги. И тех и других едва отогнали за дуб, чтоб не попали в кадр. Зато Анна Станиславна, желавшая как раз обязательно в кадр попасть - по примеру Хичкоков и Рязановых, не иначе, - сумела убедить главрежа, что застигнутая на поле боя семья деревенских жителей никому не помешает. И не будет стоптана конями. В последнее Кудрявцев не верил, но, раз уж женская логика одержала победу, сел изображать из себя праздного пахаря (ну, это только в фэнтазийных мирах такие бывают), вместе с Анной, накинувшей на свою ярко-пунцовую блузку какую-то 'дерюгу' из костюмерной, сели почти на 'заветном месте', отпустив Настю 'проконтролировать' Алину Диведеву.
  
  Да, девочки сдружились - ну, это пока Алина не ощутила себя звездой. Вот и сейчас, как только мегафоны проревели об окончании дубля, 'фея Залесья' - отнюдь не эпизодическая роль! - спешила не к папе, рубившему на поляне голову 'тверичу', а поднималась на холм.
  
  С другой стороны холма, как бы вовсе не навстречу ей, небрежной походкой пошел один из журналистов - тот, что потолще и повыше. Однако директория была выбрана верно - их пути должны были, как будто невзначай, пересечься. 'Вот так и штампуют звезд!' - брезгливо подумал Кудрявцев, неосведомленный о взглядах господина И. Лагина на 'актерскую преемственность'. Жилистый и худой журналист трусцой рванул к главным 'звездам'. Забавно выглядели эти корреспонденты - с ног до головы увешаны телефонами, ай-падами и невесть еще какими гаджетами. И рожи у обоих - олицетворение 'и хочется выпить, но пока нельзя!'.
   А вот менты по-простому вышли из-за дуба, на миг заценили зрелище на поляне, и вновь сели, откупоривая винные бутылки. Дюша Конфетный привалился спиной к дубу, проталкивая пальцем пробку внутрь бутылки, пока там Коноплев ковыряется со штопором ...
  
  При всей наблюдательности, Кудрявцев не заметил еще одного присутствовавшего, - впрочем. Кофей был в своем знаменитом плаще, магия РЕАЛЬНО работала в этом мире, просто она была никому не нужна. Наставников тут не было. Но не эта проблема занимала колдуна из Ковена Фей со Златой Руси. Он был удивлен и растревожен, даже обеспокоен. Слишком много собралось народа у сакрального древа, и он не знал, начинать ли ему требы свои... могло зацепить посторонних, хотя оба 'клиента' сели очень удачно.
  
  Так начинать - или? КоФей решил погодить - милицейские явно уселись надолго, один из посторонних уже убежал, второй тоже отошел - пусть и недалеко, - а мужчина со своей дамой тоже должны бы были идти туда, к фургончикам и гигантским машинам. Конечно, можно приступить к делу прямо сейчас - никто его не накажет, что тропой Древа пройдет несколько лишних 'невольных посетителей'. КоФей тихо и радостно засмеялся - пьянит все же энергия от древ, чьи семена из изначальных миров разносили тысячи лет по иным мирам Перводеи - Кощеи Эльфы и Феи, и не было между ними нелюбья. Но КоФей любил работать аккуратно. Да и зачем его - будем называть вещи своими именами, - партнеру по сделке, - лишние люди? Как там он, интересно? - Расходовать энергию, хоть он и был ей переполнен, на межмировой шпионаж КоФей не то, чтоб поленился, просто он в Подменыша верил. Да и, если бы тот допустил крупный прокол Ызергин-'Филантий' сумел бы пробить времена и пространства Зовом к учителю. А, раз этого не случилось, все там должно быть нормально. Разве что времени прошло не в пример больше. Чем тут - поди, седьмица целая. Но кто же знал, кто мог знать, что у тайного сакрального Древа соберется столько народа!?
  
  Насыщаясь невидимо глазу смертных, наслаждаясь истекающими от Древа энергиями, КоФей предпочёл еще выждать время малое.
  
  3.
  
  
  Миша Калинкин невыразимо тосковал, изнывал, да и просто скучал на пуховой - мать, мать, мать! - натурально ведь, пуховой! - мягчайшей перине в своём замке в Ряполовском остроге. Выйти, поразмяться - нельзя было и думать! Ё! Ну кто же знал!? Кто ж мог знать!?
  Он всем телом рухнул с перины на 'почти паркет' (поверх грубых досок пол был уложен слой деревянных плашек, подогнанных друг к другу достаточно точно и тесно, и называемых отчего-то аборигенами 'деревянной плинфою', хоть у него это слово ассоциировалось больше с новгородскими кирпичами), отжался раз двадцать на левой руке. Затем - раз двадцать - на правой. И всё это под сочувственным взглядом юного КоФейка, без плаща казавшимся вообще школьником-андрогином в 'юбке' своей бесформенной рясы. Ну, если не 'андрогином', то, просто - не оформившимся еще совсем подростком. Нет, Калинкин, на уровне слухов, знал, что супермены в его ситуации отжимались бы на пальцах, но он не умел. Сейчас учиться - боялся, нельзя было даже и попрыгать - разве что, ту же клятскую перину положить на пол. А то на грохот сбегутся все обитатели Замка. Впрочем, ненавистную перину портить был нельзя. Фотеич опять мог решить, что 'господарич в смятение впал'. - А ведь в той жизни Калинкин спал только на твердом, даже когда продавил своим весом пружины старенького диванчика дома - недолго думая, вместо нового матраца купил тонкий подматрасник и положил поверх ростового деревянного прямоугольника.
  Ну кто ж знал, кто мог знать, что отдыхать, изображая тяжело контуженный кавун, будет так тяжко? Ну блин...
  Весь первый день Калинкин, намаявшийся своим следствием и приключениями в том мире, а так же струхнувший после выхода в этот мир, бессовестно продрых. Второй - тоже. Когда-то он ржал над подругой, восхитившейся дамским романом: 'сэр Треваньян отвечал томным слабым голосом', это что же за переводчики 'тихий' голос, небось, а? Именно этот 'слабый томный голос' ему и выпало тут освоить. Еще с первых минут:
  - Иди, да делай вид, что на Филантия всем телом опираешься, а ты, Филантий, сразу слуг господарича зови в подмогу! - толкнул его в спину исчезающий КоФей.
  И он вышел. Мандраж был, Миша его не стыдился. Все ж таки, новый мир, а визажистов к нему так и не позвали - кудесник только провел перед лицом ладонями. Если скосить глаза, можно было заметить непривычную горбинку на носу...
  - Юрий Иванович! Счастье-то! Господарь! - с ходу облапил его мужик в малиновом кафтане, да накинутом поверх него синем... ну, том самом - 'то ли ферязь, то ли охабень'. - 'Ага, ферязь с рукавами долгими, летняя, крашеное у фрягов ипское сукно, на рукавах опушка лишь меховая' - транслировал в его мозг мелкий КоФеёк. Миша невольно на него цыкнул. Мысленно: 'мелочи быта потом, представь мне их всех, осел! Начиная с этого!'
  Тискавший и лапавший со свей силы нестарых ещё мышц, мужик напоминал полковника нестроевой части перед пенсией. Брюшко, рожа округлая, румяная, борода с усами сединой мечены. Но сила в руках есть, о, как прижимает. Ага, а под кафтаном-то - кольчуга! Не слишком ли он с раненым? Что там Филантий инфу на него задерживает?
  Ага, пестун и даже боярин и аж воевода в молодости? Да ему и сейчас не больше полтинника! И обжимается.. крепко. Как там у Мэла Брукса Маленький Джон пел: 'мы вовсе не Геи, мы бродим по лесу ища, кому сделать хорошо!'. Но - нет, не из таких. В этом мире пока - нет .
  Вот тогда Мише и пришлось осваивать 'слабый томный голос', хоть КоФей и советовал 'молчать первые дни', предупреждая, что лингвистического запаса пресловутого 'Иван Васильича с его профессией' может и не хватить:
  - Ох, Юрий Фотеич, не мни меня так уж, - 'слабым томным голосом', чтоб его, рискнул Калинкин:
  - Томно мне, боярин мой и вельми муторно, будто со смертью беседовал, - и тут же устроил боярину 'подлянку': тот его прижимает? Хорошо же! И Миша Калинкин повис на руках Иван Фотеича всем своим немалым весом - без дураков, думал, боярин не удержит, падать приготовился мягко. Однако боярин выдюжил (силен оказался), да и от слов 'господарича' не насторожился, видно, Миша в цвет попал даже и с 'муторно'.
  - Васька! Сало! - помоги отнести господарича!
  Подскочил какой-то бугаище ('такому шею, пожалуй, только сонному сверну' - профессионально оценил Миша), тоже разряженный в кафтан с серебряной капторгой (слово всплыло само, видно КоФеёк юный уловил настроение босса и начал подсказывать) и тоже в кольчуге. Одно утешало: рожи у всех были приветливые, у 'полковника'-боярина аж слезы на глазах, у молодого бугая улыбка до ушей, глаза прям-таки счастьем светятся! - Миша долго ждал, когда же его начнут лечить салом, потом допёр, что это - такая же 'погремуха', как и 'Пиво', едва не хмыкнул, и, это - 'воззрел на холопа верного взглядом милостивейшим', во! 'Сало к Пиву - это вкусно!'
  Затем вновь напрягся, безошибочно выделяя самого опасного: мужичок лет тридцати. Одни жилы, ни грамма лишнего веса. Хмурый, покрикивает на дружинников, возящихся с какими-то жердями. Каждое движение экономно, отточено, - вот оплеух выдал, вот подхватил один жердину, что двое тащили, силой не обижен. Обтесал в несколько уверенных ударов укороченной секиры (топора?). Впрочем, оглянувшись на Мишу, мужик раздвинул пересеченное шрамом лицо в улыбке:
  - Жив, господарич, то и славно! Хвала Богородиче! Что нам, молодчам, бояцца - смерть не укор! Не омманул нас лекарь, стал быть? И тебя, Юрко, вылечил, и сам утёк уже в потайное место?
  (' Это - новгородский говор, скрывает происхождение из рода великих бояр Новгородских Торопковых, сосланных Великим Князем Иоанном Грозным на Низ. 'Ц' им сложно выговаривать, а здесь известен под именем батьки Митяя Куявы, оружничий твой' - начал капать на мозги кофёек-Филантий, подводя ослика с поддоспешником и кольчугой господарича к 'опасному мужику'.)
  'Оружничий', что бы ни означало слово, был явно более важным 'персом', чем просто 'оруженосец'. Но, по видимому, господаричу своему он был предан. И - признал... пока что: 'Юрко!'. И то - слава богу! Но держать, держать этого 'оружничего Куяву' в поле зрения постоянно! - пока предан, а что неладное в Калинкине заметит - только игра на опережение и остается.
  - А мы, вишь, княжич-господарич, люльку тебе мастерим, на коня-то ведь воссесть не сможешь?
  Если чего и хотелось сейчас Мишке Калинкину менее, чем 'воссесть на коня', так это того, чтоб этот самый Куява что-либо заподозрил, проще было поддакнуть. Хотя в люльке он себя представлял с трудом. Но - повезло. Мишка едва успел кивнуть головой, - а понимай потом, как хочешь, когда на Куяву накинулся боярин:
  - Что ты, что ты, о каком коне речь ведешь! Лекарь-странник смерть едва отогнал, зри! - и что-то подсунул Куяве прямо под нос. Любопытный Мишка скосил было глаз, но Иван Фотеевич, впав на нервной почве в недержание речи, словами и пояснил:
  - Видишь, потемнел как крест? Лекарь баял, что болезни черные господарича на себя принял!
  Миша внутренне хмыкнул, он-то знал, при каких обстоятельствах потемнел крест: пороховая копоть от ДШК плюс взвесь из частиц штукатурки и бетона, в которую превратилась снятая им квартира. И это не говоря о том, что Калинкин так и не разобрался - а пулемёт в руках ведь реально начал плавиться, руки обжёг! - что за 'бурю огня' устроил колдун, прикрывая их отход и перемещение сюда.
  Жесткий дядечка Куява (не обмануло первое впечатление!), тоже не прост оказался. Достал из кармана ферязи (тоже малиновой - родовой цвет, что ли? Или наиболее доступный краситель?' - Мишка не разбирался пока, что легко получаемый из березы желтый цвет не в почете, как 'холопский', а вот насыщенные красный, синий, зеленый цвета - были почитаемы, как последние изыскания алхимиков Западной Европы), огромный платок, как бы не шелковый, аккуратно плюнул на него на ткань, протер крест:
  - Странные то болезни, коли известь и копоть угольная на кресте осела. Прими назад, боярин, не
  гневай, что протер. Крест-то как новенький, вся сажа с копотью на платке моём и осталась, надо будет в сих делах прознатчику показать.. Только гнут неведомой мощью, яко от удара сильного. Эвон, камковый плат глянь: окромя черноты от сажи, будто с пищали палили, еще и известь творёная.
  'Ну ни хрена себе, Шерлахолмс! С седла вычислил!' - восхитился Калинкин и моментально записал ничего не подозревающего Куяву в 'сособо опасные, подлежащие ликвидации при малейшей угрозе раскрытия'.
  - Поговори ещё! - Мишка не знал, но его спасало, что уж послан бы гонец к грозному воеводе-окольничему Князя Великого Димитрия Иваныча, отцу реципиента - Ивану Семеновичу Волк-Ряполовскому. И надо было срочно добираться до городка Ряполова, с раненым в люльке скоротьс кортежа падала так, что немудрено и ночь захватить в дороге!
  А возков действительно в дорогу не взяли - не за невестой ехали, да и не столь долг путь был. По подсказанному Куявой новгородскому навычаю, вборзе соорудили люльку - де не 'одвуконь', что годилось для перевозки раненых к лекарю на землях Терского берега, а промеж четырех лошадей - две спереди, две сзади, жерди к стременам, промеж жердей ветки, на них - плащи богатые, которые с опушкой по рукавам, которые и вовсе - меховые...
  Мишка с 'сомнением великим' заценил взглядом получившийся 'паланкин', решил рискнуть - улёгся на плащи. А ничего, приятно, жесткая ребристость 'основы' этого импровизированного ложа могла бы заставить позавидовать многих топ-моделечек, требующих от кровати, 'чтоб были ребра жесткости, чтоб я их чувствовала!'. - Калинкин отогнал неуместные воспоминания, вспомнил, что его заинтересовали сказочные 'гобболины'. Неужели и впрямь - хоббиты с мохнатыми пятками? Обязательно надо глянуть, прежде чем 'сознание потерять':
  - Иван Фотеич! А покажь-ка мне злодеев, что стрелу метнули!
  Филантий - рядом с 'полевым паланкином', на ослике своем, - поморщился, видно Миха опять ляпнул что-то не так. Покачал головой и Иван Фотеич-'полковник':
  - Казнить хочешь? Так лекарь-ведун упреждал, что не своей волей оне...
  'Надо отметить - 'казнить сразу' - это, видимо, в духе моего реципиента', - сообразил Калинкин, как мог, убрал 'томность' из слабого голоса. Нахмурил брови:
  - Мне лекарь чай, поболее, чем тебе открыл! И то помни, боярин, что мне и игумен монастырский пророчество дал! - 'не переборщил ли ты с динамитом, Джо? - и, понизив голос, Калинкин обессилено упал на гору драгоценных тканей и мехов, всего того, что называлось в этом веке просто и ёмко: рухлядью!
  И какое же разочарование он испытал, когда к нему, вместо таинственных 'гобболинов', которых он воображал уже то ужасными ограми, то бесполезными чаевниками-хоббитами с мохнатыми пятками, - двух натуральных янычар, с разлохмаченными в кровь и мясо рожами.
  - Кто смел!? - позже выработаем 'томный голос', сейчас надо явить себя товарищам янычарам их заступником, е д и н с т в е н н ы м з д е с ь заступником.
  Да и на речке, Миша считал, что пленных пытать нужно и даже необходимо - но только в том случае, если хочешь получить разведданные. А избиение - даже пойманного снайпера после успешно выстрела, - считал вредным.
  - Кто посмел!?
  К удивлению Михаила, ответил не боярин, а тот же оружничий (нет, не мог он вспомнить, что значит эта должность и её значение! Местный колорит?) Куява с неистребимым 'новгородчким' своим говорком:
  - Не гневай, господарич, тута все молодчи постарались, уж больно искусно вороги стрелу бросили, тебя. Почитай, Васька-то Сало мёрт... - и запнулся под взглядом боярина, понимая, что слухи о колдовском вмешательстве - никому и ни к чему:
  - ...почитай, полумёртвым из водицы-то вытянул на раменах своих жирных, - ловко скрыл оговорку Куява, выталкивая того самого амбала.
  - Небось, он и бил? - всё еще продолжал хмурить брови Мишка. Сложно, блин, ругаться и раздавать приказы 'томным' голосом!
  - Виновен, господарь!
  Опа! Молодой парень оказался единственным, кто назвал его полным титулом. 'Из твоих боевых холопов способнейший, молочный брат - прояснил ситуацию КоФеёк Филантий, - лично тебе заложился, ты лишь ему и господарь!'.
  Интересно, но холоп не испытывал ни малейшего желания рухнуть в пыль, только 'покаянно повесил голову'. Как это в фильмах...
  - Ну, Васька! - вот теперь можно говорить томным голосом, теперь все на ближайшие дни, пока он будет выполнять контракт 'контуженного овоща', продумано, - и что ж, с тобой теперь делать? За то, что с воды меня вытащил, надо бы наградить (упс? А какие тут деньги-то?! Нуу, КоФеи...) портами крепкой ткани да платком для кормилицы моей... Но что ж ты гад .... Ох... Но за то, что пойманных гобболинов бил, лекареву прещению вопреки, пороть бы нещадно!
  'А деньги тут ходят разные, - сразу же включил мыслесвязь тормознувший на миг ученик Лекаря, - из особо крупных флорины генуэзские, кафинские, злотые польские, флорины венгерские, гривна Новгородская, московски гривны поменьше, 'копейки' московские же, местные дукаты золотые и 'всадники' серебряные..'
  'Позже!' - оборвал неуёмного Миша.
  Васька молчал, лишь отчаянно мотнул головой, не пойми в каком жесте.
  - А посему, видеть тебя близ себя не хочу! Ты их бил, ты за ними и проследишь! В.. э.. Ряполов прибудем, их в яму, да и сам туда же... А что, Фотеич, - наконец коснулся заветной своей мечты Мишка, - порубы подземные, забыл, есть ли в Ряполове?
  - Как не быть. Пять комнат подземных для дорогих гостей, да яма там же общая для простых, вроде этих, - хмуро кивнул на гобболинов Иван Фотеевич .
  - Нет, Иван Фотеич, мне тут гостей иных ждать надо, Лекарь рассказал - не забыл ли ты, чьим научением, эта пара злыдней сквозь Кодринский лес пробралась, по чьему наущенью стрелу метнула? - Миша радостно заметил, что этим вопросом заинтересовались и безучастные до того янычары. Веки-то на раскосых - раскосых? Ну, пусть будут 'гобболины', - распахнулись!
  - Гиблого дела не затевай, молю тя, господарич! - вдруг внезапно повысил голос боярин Соболь, - виданное ли дело с бессмертными гвЭльфами воевать? Погибель то будет роду Волк-Ряполовских! И Патрикеевы порадуются и Мних-Ряполовские - тебе ведь на юной Холмской жениться, к Великому Господарю в родню выходить!
  Эта деталь в контракт не входила, но - стыдно.. да нет, не стыдно сказать! - Мишу почти не заботила. Над ним довлела заветная мечта: 'зинданы, зинданы, сержанты по зинданам!!'.
  Хотя... Холмского он знал только одного - спасибо, дедушка-историк, - того, что одержал победу на Шелони над десятикратно превосходящими новгородцами, и резко засомневался, столь ли 'молода' наследница. Но всё - потом, потом! Заветная мечта - вот что главное в жизни контрактника. А она, как выяснилось, не совсем соответствует...
  - Что ты, что ты, Иван Фотеевич? - фиксируя лица гобболинов (крепкие мужики), но внимают, понимают, стало быть. Хотя... Янычар из пленных славян и набирали...
  - Разве осмелюсь я, - слабым томным голосом начал вещать Калинкин, устраиваясь поудобнее в 'люльке', - разве посмею супротив ГвЭльфийского волшебства или самих гвэльфов идти? Вон, вьюнош, лекарь мой, едва ли и чары их уловить сможет... - ОЙ! блиаааа, явно не следовало об этом, и Миша зачастил:
  - Да и разве сказал я - супротив гвЭльфов? А вот пособников их, из числа людишек, дурным чарам поддавшимся, похватать хотел бы! Ужели не поддержишь? - Миха едва сдержал смех, представляя, как объявляет того сержанта 'эльфийским пособником', но надеялся, что плечи его трясутся, словно в рыданиях бессильной злобы.
  - Не слыхал о нечисти такой среди человечей, - влез Батька Куява (проницательный ты мой, кончать, непременно, - кончать, несчастный случай или ночная гвэльфийская стрела!), - но ежели и впрямь есть выродчи таковые, присмотр да наказание им надобны, тут я с тобой, княжич. Да ты никак оздоровел поцти? Как борзо баешь!
  И шепнул все еще раздумывавшему боярину:
  - Что, Фотеевиц, тоже не слыхал о таких? А соглашайся, эвон, в господариче нашем надежда на отмщение жизнь и поддерживает. Нехорошо это, конецно, злой мечтой жить, да потом епитимья - и делу конечь.
  - Поступай, как знаешь, господарич! - махнул рукой боярин Соболь, - поди, Лекарь тебе о тех людишках нашептал, а Юрко?
  Свалить все на КоФея было соблазнительно, но в мозг пришла волна возмущения от юного Филантия, а врать, что о таком могли сказать в монастыре воинском (вот ведь - так и не узнал пока, что такое!) - смертельно опасно. Поэтому Мишка (ох, 'Юрко', 'Юрко', чтоб не спалиться) в полном изнеможении сил откинулся на меха и парчу:
  - Сие я пока сказать не могу, но... - перевел становящуюся опасной беседу он, 'утомленно' ткнув 'перстом' в гобболинов:
  - Всё разумели, что я говорил?
  А вот эти не подкачали - бухнулись в пыль:
  - Всё, все, господине, разумев и вашу молвь и литовскую и польскую!
  Литовскую? Это - в смысле язык жемайтов? Или - русский, 'русинский'? Но Миша уже реально настроился оставить все непонятки на потом, важно было додавить 'янычар'. Отдать приказ и... и еще один приказ, и.... И у него реально заболела голова - невыносимо! - то ли от, казавшегося уже давним, 'режима расследования', то ли от 'межмирового прыжка', то ли от боя в Городе. А, скорее всего - просто усталость, перенос этот и чистейший воздух этого мира после токсинов прошлого, - всё вместе.
  - Своею ли волей в меня стрелу метали?
  Гобболины, так же на четвереньках, переглянулись, но соврать не посмели:
  - Император приказал убивать неверных ему в зоне войны!
  Отлично! Хоть чем-то эти миры аналогичны. А гобболины - схожи с правоверными. Великолепно! Правильно ли он только понял про ГвЭльфоский Кодринский Лес?
  - А скажи-ка мне, да им, Иван Фотеевич, - умирающим лебедем (отвратительные они издают звуки, когда подстрелишь!) вопросил Калинкин, - мы-то где сейчас находимся?
  С уважением - впервые! - посмотрел на него и Куява и боярин:
  - Да аккурат за Кодринским лесом, в зоне мира, - небрежно переступив копытами коня над головами вскинувшихся было гобболинов, как о незначительном, сообщил боярин Иван Фотеевич Соболь, задрав бороду к солнышку, чтоб скрыть от плененных усмешку:
  - Не верите? Эвон, одесную Днестровский лиман, - мастерски 'добил' пленников Куява, - Буджак на Дунае, что мы прошлый год отбили, далеко к югу! 'Угол-крепость', по-нашему...
  - И что, - Калинкин чуть не сказал 'правоверные', но побоялся совсем уж почувствовать себя 'как за речкой' и расслабиться. К тому же, тут мог существовать другой термин:
  - И что, о почтеннейшие осквернители зоны мира и воли... - в этом мире, скорее всего, опять-таки, не будет ошибкой употребить немного другое слово? - и воли Императора, делать мне теперь с вами?
  
  (Уважаемые читатели! Понятия Ислама о 'зоне войны и зоне мира' или гуглите или я дам в глоссарии, как войду в 'зону здоровья' и примусь за этот глоссарий, его составлять начал было, - но это все равно, что не лишний том О лилиан ДО вселения Али написать))
  
  - Император справедлив и грозен, - унылым хором откликнулись распростертые ниц гобболины.
  - А цто, если еще узнает, что Кодринским лесом прошли... - подливая масла в огонь, хохотнул Куява, заставив Мишу призадуматься: 'может, не сразу того ликвидировать? Больно ловко с ним на пару работать!'.
  Посеревшие гобболины сорвали с шапок своих войлочных знаки чести - матерчатые рукава, в ж а л и с ь в грязь дороги, олицетворяя собой безнадежность.
  - Но, я, я - господарич в моём наделе, - проинформировал их о своём 'новом' статусе Калинкин. - А вы уловлены моими людьми! Мне, и только мне решать: выдать ли вас головами Императору, самому ли казнь свершить, или в яму подземную бросить.
  - Выдай нас, господарич, Императору! Справедлив, скор и жесток суд его, доволен будешь! - возопил правый.
  - Воистину, сладка смерть по его велению! - ожидаемо подтвердил второй.
  - Да я и хочу вот, - простодушно соврал Миша, - Очень уж уважаю справедливость суровую императорскую! Только что же вы с дыбы или под маслом кипящим на хребтинах, рассказывать станете о том, как Кодринский лес прошли?
  Выпучивший было, на первых словах господарича, глаза Иван Фотеевич Соболь, дернул щекой и только еще выше к уходящему солнышку задрал бороду: 'Ох, обучили мнихи премудрости скрадывания Юрко моего! И разумом не повредился, после стрелы окаянной! Бога Славим! Да и лекаря того надо будет возблагодарить по случаю!'
  После наивного вопроса господарича с обоих гобболинов можно было писать картину 'полное ничтожество в вакууме'. И, будь здесь Малевич - но от того бог миловал. Чем и воспользовался Миша, всё так же простодушно спросив пленников:
  - Ужели самим не интересно?
  - Колдунья проклятая... - пробурчал правый, определенно отличавшийся более быстрым умом. Оба были славянской, скорее всего, национальности, но за эту вот резвость мысли Калинкин мысленно пометил для себя 'правого' - 'Фархадом' - в честь балеруна. После того как 'гобболины' оказались банальными янычарами, пусть с раскосыми глазами, но вполне европейской внешности, экзотики Калинкину в них уже не хватало, поэтому второго, более медлительного, он тут же 'окрестил' Фарухом, в честь знакомого, основательного шеф-повара в 'Континенте'.
  - Колдунья, оно, конечно... - протянул он, - не нам, сирым, с ней бороться. Но ведь помогает таким колдуньям кто-то из людишек и на вашей стороне Леса, да и в моей... марке!
  - 'Удел' пока у тебя пока цто только господарич, - опять поймал его Куява, - вот с приданым Холмской полная марка будет!
  - А что, если, - вновь приподнялся на 'смертном одре' Калинкин, взмахом руки попытавшись утишить Куяву (получилось!), - что, если не велю вас казнить а велю - отслужить? А потом, вдруг да повезет, сможете Императору рассказать, как простые гобболины ГвЭльяфским лесом ходят?
  Основательный и осмотрительный 'Фарух', смирившийся уже с тем, что его кожа смягчит травинки под ступнями Императора, ожидаемо смолчал. Зато мыслей прыгающий 'Фархад' не подвел:
  - Не поймем, что изволишь говорить, Молодой Господарь!
  - Ну а что тут непонятного? - весело изумился Михаил, - вон, я холопу своему верному Василию (Сало аж надулся от важности, услышав, как господарич обозвал его полным, 'царским', как, бают, говорят теперь на Москве, именем) обещал за вины его тяжкие недельку подземных работ? А вы, поди, знаете, как Император велит в подземельях пленников по одному содержать? Вот, вместе и потрудитесь, Васька Сало, может, еще кого привлечет. Но чтоб пара особо глубоких квартир ('ЁЁЁ!!! Что несу!!!').. подземных помещений класса зиндан люкс ('ой, блииииаа!') на одну персону каждая, были бы готовы к заселению! То есть, - молотя себя невидимой кувалдой по лбу, срочно поправил свой приказ Мишка ('латынь-то тут каждый благородный знает, а уж что 'люкс' это 'свет', даже и я!), - нормальные должны быть одиночки. Тёмные и глубокие. И чтоб звуки не особо - поняли?
  Михаил реально считал тупым содержать ментов (ментов!) в местных 'темницах', представляющих собой настоящие комнаты - разве что в самом глубоком подвале, как тут держали знатных, но опасных пленников. А уж держать мусорков - не иначе, чтоб сговориться смогли! - в 'общей' яме, где основными постояльцами, к тому же, были люди полицейским 'социально близкие' (ворье, убийцы, грабители, проштрафившиеся мытники), - было бы и вовсе верхом идиотизма. Мало того, что менты всю жизнь с такими типами по долгу службы или велению сердца якшаются и вербуют их с полувздоха, так еще бунта ему недоставало. Сержанты - оба, - на Разина и Пугачева не тянули, но мало ли какие таланты пробуждает межмировой перенос. И - да, их же еще поймать надо! Что там с этим Древом?
  Неожиданно быстро пришел полный, красивый и развернутый ответ от Филантия. Не просто слова, еще и карта. Миша аж прибалдел - вот, оказывается, с каких пор существует идея (и воплощение на уровне переноса материальных объектов) Мировой Сети! 'Покопаться бы в родословной тех, кто на самом деле соорудил интернет, - криво улыбнулся Калинкин, - наверняка в предках и ГвЭльфы с эльфами и КоФеи с феями!'
  - Не вели казнить! - завопил вдруг 'верный боевой холоп' Васька, - господарич, неужто и впрямь на целую неделю с этими нехристями колдунскими под землю шлешь раба верного!
  - А ты не только трудиться будешь. Дело у тебя будет важное, подойди позже, - на этот раз не соврал Миша, - батько Куява, охолони его! (это я красиво, современно сказал: 'охолони!', успел погордиться Калинкин, прежде чем Куява с тем же 'охолони, Васька!' не вытянул того страшного вида плеткой поверх кафтана. Мда, лингвистический конфликт. Впрочем, бескровный - от Васькиного кафтана даже и лоскутка не отлетело, хоть шельмец и делал теперь вид, что и больно ему и обидно).
  - Фотеич, передай потом Ваське от меня денежку малую и платок его матушке, - пробормотал Калинкин в никуда.
  - Да ему, ухорезу, доверие оказали, а ты, Юрко, еще и деньгой уронить себя хочешь: будто откупаисся! - снедовольничал боярин. А Калинкин опять ничего не понял. Но голова раскалывалась все сильней и Калинкин решил отдать последний приказ:
  - Мишук!
  - Рад видеть во здравии Юрко! - это как 'Юрко'? собутыльники мы с ним что ли еще? Но - 'непонятки - потом', главное - дело.
  - Ну, спасибо тебе за твою радость, - огорошил замысловатым ответом верного стремянного (и о да, собутыльника и сопричастника проказам юным), - прости, долго не звал, но именно тебе хочу поручить дело наиважнейшее. Знаешь, что нужно, чтоб владеющего чарами гвэльфийскими человечка словить?
  - Ну... Сзади нужно! И мешок на голову! А тебя, господарич, - это покосившись на недовольно засопевшего на соседнем коне Соболя, - разве о том в воинском монастыре не наставляли?
  - Вестимо, - вот, оказывается, чему меня учили! - проверял я тебя Сенька. Всё так, только, мыслю я, нужен пяток конных с арканами, ну и ловчая сеть в том месте, где людишки эти появятся, это уж само собой. А главное - сразу же по всем членам, даже и пальцы вязать им, да рты затыкать как можно быстрей. А то прикинется красавицей-гвэльфийкой и обольстит, - идиотски пошутил Калинкин.
  - Ужели знаешь, где эти подлые ведуны появиться могут? И мне - мне поручаешь? - глаза стремянного, сына боярского Арсения, Мишукова сына, прозвищем Сенька Мишук, загорелись восторгом.
  - После монастыря? (а, раз там все равно таким вещам учат!), а, главное - после сегодняшней встречи? Мне лекарь этот непростой много поведал! Сам выберешь людей, поедешь к дубу что у самого раменья Ряполовской пущи стоит...
  
  / 'раменье' - в данном контексте тот ноголомный 'чёртолес' (обычно смешанный), что многие из читателей, наверняка, матерясь, (в душе) - преодолевали, чтоб войти с опушки в настоящий уже лес. В более широком смысле - поросшее кустарниками, деревцами 'плечо' леса/
  
  
  + + +
  
  - Мне такое дело надо было поруцать, княжич-господаричь! - хмуро сказал Куява...
  - Будет и тебе дело, боярский сын Дмитрий Торопков, - не отводя взгляда, ответил Миша, - а ты что думал? Род древний, в Новом Городе до сих пор известный, а ты сын человека не из последних! Мнихи мне и о тебе, и о твоём родителе рассказали. Вот и хочу теперь сперва тебя выслушать...
  
  + + +
  
  Тогда Калинкин все же отрубился, решительно отказавшись от охраны Куявы (Сало и Мишук рьяно занимались каждый своим делом), настояв, чтоб при нем был один юный лекарь, о 'коФейной' природе которого, несмотря на все Мишкины оговорки, похоже что, так никто и не догадался. И вот за пару дней он отоспался, и теперь дьявольски изнывал на этой клятой перине! Правда, КоФей Филантий своё отрабатывал, но как же надоело без движения! Но Калинкин, которому лекареныш на пальцах объяснил - не понадобилось мыслесвязи! - сколько раз за тот первый день 'Штирлиц' был на грани провала, и его 'парашюты и ордена Героя' Соболь с Куявой списали единственно на только что пережитую встречу со смертью. Причем, насчет Куявы Мишка в глубине души не был уверен - волк был матерым. Вот он и отослал его из последних сил - контролировать захват 'эльфийских ментов'. Уржаться можно - чем они с Филантием, быстро изучившим мир Калинкина, порой и занимались.
  Но и сам Мишка теперь учил, учил историю этого мира Золотой Руси. Точнее - странного мира, в котором четыре государства: Литва, Москва, огромный еще, от карельских земель до Урала, Новгород, и, вот Золотая Русь на Днестре, называли себя 'Русью'. И ждал 'посылки' от Большого КоФея, 'натурального', как он теперь его называл, за явное превосходство в колдовской силе над Филантием. Который только раз вдруг замер, затеребил пальцами, потом сообщил: 'сильная гвэльфка Ряполовским лесом прошла!'
  Однако же ни сын боярский Сенька Мишук с аж десятком конных удальцов, ни Куява и Сало, посланные, - каждый в секрете от другого! - проследить: не 'очаруют' ли молодцев Мишука сержанты из табельного оружия, - не возвращались. Разумеется, огнестрел в этом мире был, Калинкин уже сейчас тишком возился в комнате с малой пищалью, едва ли уступавшей по весу тому ДШК, и - хотя стоило ли это делать? - господарич не мог не предупредить каждого из трех 'поимщиков', что 'проклятые гвэльфы придумали пистоли малые'. Но никто не возвращался. А на смену Мишкиной уверенности приходило беспокойство.
  Эх, ему бы дублера! Один здесь сидел бы, про 'мытное, весовое, тамговое, провозное' /виды налогов - прим. Авт/ учил, дело-то нужное. И как бы в условиях контракта! А второй - туда, к Древу Всемирной Сети Телепортаций. Ну и что, что он вряд ли одолеет на саблях местного поваренка? Тот же аркан Мишку на Речке бросать научили. Да он обоих ментов и без аркана - тюк-тюк! - и два нокаута.
  ЭХ, ЕМУ БЫ ДУБЛЕРА!
  
  
  
  4.
  
  - И ведь, что характерно, чудесно обошлись наши звезды без всяких каскадером, без всяких дублеров! Это только добавит реалистичности! И меньше пленку резать придется! - не желал успокаиваться горящий юным энтузиазмом старенький 'Саша' Сидорович
  То же, что актеры в этом эпизоде категорически отказывались от дублеров, но так и не желали усваивать простейших истин, бесило господина Кудрявцева давно. И сейчас - так же, как и раньше. Вместо красивого поединка в круговерти свалки, снова получилась какая-то манерная конная дуэль. Да, почти всё время, пока шли съемки этого поединка, господин Кудрявцев просто тихо злобствовал. Хотя, нет. 'Сгорело - остыло'. Давно перестали бесить огрехи и ляпы, типа 'непринужденного фехтования' пудовым шестопером или речей, произнесенных ранеными героями. На первых порах злило, теперь - смешило скорей, когда мужик с пробитой мечом или копьем печенью, не валится с ног от травматического шока, чтоб скоренько помереть, подрыгав ножками, минут через пять, а начинает разглагольствовать о высоких материях. Помощник консультанта исторического и главный консультант по работе с холодным оружием Саня Кудрявцев посмотрел на Анку..., ах, пардон, Анну Станистлавну Бархатову, автора гигантской серии книг 'Герцогства Залесья', 'о магическом русском средневековье', отстоявшую таки право быть и вторым автором сценария, не сдержавшись, - в общем-то не его это дело, если строго подойти к вопросу-то! - все же зло улыбнулся:
  
  - Да, Сидорович, с исторической точки зрения все верно, - не без намека согласился он и пошел с бугорка, к "замконсультанта N 2". Так сказать, 'второму историческому' - парня, в отличие от доцента в 'белых тапочках', кое-что из происходившего на съемочной площадке еще волновало. А сейчас Кудрявцеву просто стало интересно, заметил ли Базиль, молодой аспирант с истфака, как спец по Руси 12-14 веков то же, что и он.
  
  - Дядя Саша!
  
  - Александр!
  
  О, эти дамы! Алекс быстро повернулся, успев нарисовать на лице улыбку, подхватил Настену:
  
  - Что такое, сокровище? - и впрямь сокровище! Как-никак дочка той самой великой любви, что бывает в жизни единственный раз, и с которой, в большинстве случаев, судьба обязательно и разводит. Не юридически, конечно, хоть и так бывает, но судьба не ЗАГС, - нет, 'разводит', лишь один раз скрестив пути, а затем направляя по строго параллельным, чтоб и не встречаться больше, дорожкам.
  - Ты, Настя с Алиной себя не равняй, - шепнул на ухо, вслух строго спросил: о чем, сударыня, было ваше Интервью?
  
  - Куда ты, дядь Саш? Скучно без тебя!! - вот и говорите о 'трудностях переходного возраста'. Почти шестнадцать девушке, без старого сорокалетнего (опять же 'почти!'), хрыча, ей, видите ли, на съемочной площадке скучно!
  
  - Гм.... Настена, с Алиной поссорилась? - Кудрявцев кивнул на 'залесскую колдунью', роль пришлось отдать дочке главного героя, того удода с саблей. Впрочем, девочка была хороша - длинные серебристые волосы, огромные голубые глаза на продолговатом лице, - в смысле, хороша для подобной роли. Иметь особое мнение не запретишь, и, на взгляд Алекса, эта Настина сверстница куда лучше вписывалась во весь этот бред, чем её прославленный папаша, продолжавший махать тяжеленной саблей, как тросточкой. Правда, на коне он был лучше многих, умел, красавец, но в остальном...
  
  Ну не мог понять человек, что даже герои должны ощущать хоть что-то, если их шарахали по башке пудовым шестопером или по плечу - секирой! 'А у меня шлем заговоренный, не раскалывается! А у меня, сам говорил, кольчуга двойного плетения!!!' - подобных героических возражений Алекс наслушался досыта. Не объяснишь ведь болвану, что секиры-то и сработаны для того, чтоб кольчуги рубить! Или, в любом случае, руку под кольчугой ломать (впрочем, сломанные руки не были заложены в сценарий).
  
  Даже того, что голову под самым заговоренным (если, конечно, под ним нет какого-нибудь антигравитатора из совсем другой, 'космической оперы'), под расчудесным самым шлемом, пудовая железяка булавы или шестопера, летящая на тебя пусть даже с ускорением свободного падения, должна ... гм... ошеломлять, - не объяснить всего этого было Василию CD-CDV, как гордо звучал рабочий псевдоним главного героя. Дочка его, Алина, хоть, в силу юной девической красоты и несколько более робкого отношения к сценарию (но только к сценарию!), по крайней мере, смотрелась. - Ведь все равно никому не понять, что она там 'колдует', а посмотреть на милую мордашку приятно, верно!? Но что там у неё с дочкой "звезды"-то:
  
  - Что, с Алиной поссорилась?!
  
   - Не, мы не ссорились. Но просто задается она иногда, ну, то есть не то, чтоб совсем уж ... но, мы, короче, - взрослый (почти) смешок, - с ней поспорили о некоторых областях практического применения магии. И в теории разошлись. У Анны... Станиславны не слишком подробно магия описана, как именно надо...
  
  - А... Ага. Тогда, - Александр на миг задумался, Настя его смущала, иногда - как сейчас, совсем ребенок, о магии, блин, спорит, но иногда - вполне взрослая юная леди.
  
  - Тогда, - краем глаза Алекс уже засек новую опасность: разобравшись с оператором, прославленная писательница и сценаристка шагала прямо к нему с Настюхой, и наобум предложил - тогда, почему бы тебе, не поиграть пока с гоблинами да эльфами?
  
  Он кивнул на спешившихся 'княжьих отроков'. Черт! 'Княжих' или 'боярских', - это по истории, а по 'увлекающей вас полетом фантазии в мир русских герцогств' книгам Анны Станиславны - благородными оруженосцами, сейчас ведь бились-рубились барон с графом, тверской с переяславским. - Но статистов набрали в каком-то клубе ролевых игр имени товарища Толкиена и это, на взгляд Кудрявцева, было крупнейшей удачей сериала. Или неудачей. Каждое лето штурмующие какие-нибудь 'Цитадели Моргота' парни от 16 до 25 лет, по крайней мере, очень ответственно относились к своему вооружению, да и вошли в новые роли, на взгляд Алекса, лучше многих актеров. Там, где дело касалось рубки и всякого там 'благородного рыцарства'. Неудачным было лишь то, что в работе с тяжелым боевым оружием и эти пареньки тоже, мягко говоря, филонили, как самые знаменитые из актеров, - но хоть старались понимать, что тем же трехкилограммовым мечом больше четверти часа активно не поработаешь... А, что говорить! Эльфы и гоблины - они есть гоблины и эльфы, и оружие у них почти у всех из пластмассы, в игрищах их бесовских! Хотя у двух-трех особо продвинутых доспехи не совсем из дюрали, да и сабли с мечами не 'люминевые' и не жестяные.
  
  - Ну ничего себе! Посоветовал, дядя Саш! Меня, такую робкую, послать развлекаться с гоблинами!? А разве мама не приказала тебе оберегать юную даму от приставаний? - подняла пушистую и изогнутую, почти мамину опять же, бровь Настя.
  
  Степенный господин Кудрявцев, Алекс, едва ли не дрогнул в этот миг тем самым органом первой любви, - сердцем, конечно же. Это позже мы любим мозгами и прочими членами.
  
  Все же чудо первой любви - никогда не кончающейся счастливо, - до сих пор еще хреново изучено фрейдистами и сексопатологами. Вот и сейчас - одно движение брови совсем другого, маленького еще, по сути, человечка - а в памяти ярко вспыхивает красочная эротическая картина из очень частной жизни. И кажется, что - вовсе и из другой жизни. Впрочем, 'чудо первой любви' и некому изучать
   - 'сексопатологи и фрейдисты
   Мыслями сами слишком нечисты'
  - да и что они смыслят в чудесах?!
  Впору плакать и умиляться, но вот не время только:
  
  - Мы с тезкой всегда разберемся, - отмахнулся Алекс, хоть сердце чуть сжало (как над ними шутили разгульные сотоварищи юности: 'Алекс + Алекс' = 'САНДР + САНДРА'... - и как давно это было!) на самом деле.
  
  - Потом, не верю я, что благородные эльфы и гордые гоблины осмелятся оскорбить даму... Ты же сама с ними играла! Для простоты, показала бы ты мне хоть одного приставалу, а то что-то они, похоже, исчезают как-то тоже чудодейно, разбегаются, едва я мимо прохожу.
  
  - Ага. Еще б они не бегали! - перешла на деловой, с легкой издевкой в голосе, тон Настя:
  
  - Ты же герой! Положено гоблинам от героев бегать, - притворно вздохнула юная нахалка, - И потом! Ты тут иногда такие показываешь ударчики, хоть с саблей, хоть без... да и знают они о тебе все-все-все!
  
  - Что еще за 'всё'?!
  
  - Как же! Оганесова в 2001 в 'Юбилейном' голыми руками уделал, а прошлогодний чемпионат мира по этому, с саблями, кэндо которое, вообще, между прочим, по спутниковому 'Спорту' транслировали, а они про сабли всякие всё всегда смотрят! Опять же, дядя Саша, они вообще меня твоей дочкой считают, - невинным тоном продолжила Настена, - и стишок такой есть уже - чемпиона тронешь дочку, руки оторвут и точка... Или прибор...
  
  - Что-что?! - Алекс все еще был зол на актеров, опять же, юниоров он, было дело, воспитывал, а вот дерзких женщин шестнадцати (или - пятнадцати с половиной) лет обучать уважительному отношению ему как-то не доводилось.
  
  - 'Оторвет прибор и точка', так вот! И вот я и думаю, какой прибор, их, приборов разных, на съемках много... Но, может, они правы?
  
  - Конечно, правы! - не подумав, ляпнул Алекс: великая писательница стояла рядом и слушала, ехидно ухмыляясь, - Что?! 'Прибор'?! Не понимаю, о чем речь, но в основном товарищи гоблины правы.
  
  - Ах, значит, признался, я все же твоя дочка? То-то мама замуж так быстро вышла, как с тобой рассталась!
  
  Это был технический нокаут. Так сразу мысли разбежались во все стороны, что и не собрать их быстро: 'ДОЧКА'!? Ну, заявление! Хорошо еще, из опыта поединков Кудрявцев знал: самый невзрачный противник может вогнать в землю зевнувшего чемпиона. Поэтому этот, морально и идеологически, размазавший его удар, он и смог перенести, лишь изумленно подмигнув куда-то ввысь. Ангелу-охранителю. Тот ангел, впрочем. наверное тоже прибалдел и сейчас являл из себя скорее ангела-Охренителя. И все равно, хоть Настену он не назвал бы 'невзрачной', шок он испытал. Но больше на его лице ничего не отразилось. Хотя, интересно - бред юного сердца или... - да нет, не может быть!
  
  - Ты-то откуда знаешь, когда мы расстались? - выдал дурным вопросом свою растерянность Алекс, но тут же попытался контратаковать, - и вообще, Анастасия Игоревна, что за отроческие сексуальные фантазии, чем тебе родной папа нехорош!?
  
  'Отроческие', ах, обидел взрослую девушку! Это и называется, - на этот раз Алекс подмигнул сам себе, - это вот и есть контратака!
  
  - Будто надо стать пенсионером... - 'повелась' было на подначку Настя, но быстро выправилась. И, как ни в чем не бывало, продолжила, с тем же нахально-искушенным видом:
  
  - А я мамин старый дневник нашла, наломали вы дров в свое время! Ты - в Москву не вовремя уехал. Она - ждать не могла. Вдруг задержишься...
  
  Рога и все дьяволы!!! Была, была ведь какая-то бурная сцена с Сандрой! И правда, перед их окончательным 'адьё' лет шестнадцать назад, он должен был ехать в Москву. Она, как ему показалось тогда, отреагировала излишне истерично ('В Москву - тогда обо мне можешь забыть! - У тебя беда какая-то? - Не твоё дело, если в Москву едешь!!'), но он еще уверял (и верил сам!), что вернется быстро. Но Москва затянула и вернулся он через полгода. Сандра к телефону уже не подходила. Её мамаша посоветовала не мешать замужеству...
  
  ..- Ну а папа, родной... не разобралось я еще, чем нехорош, дядя Саша... - спокойно добила непобедимого чемпиона Кудрявцева маленькая девочка, - может, и хорош... К гоблинам бы он меня не отправил, уж это - да! Ладно, пойду с тем орком, что меч Девясилу подает, поболтаю. На коне прокачусь...
  
  Едва ли не разинув рот, Алекс смотрел, как удаляется от него по травке длинноногое (уже!) чудо с серебристо-пепельными волосами, в которых блестели, играя, лучи солнца.
  
  - Получил? А почему Андрея Диведева Девесиловым прозвали?
  
  - Дети. Диведев - это DVD, а DVC, - Девясилов, стало быть, в новомодном сокращении. Потом, и я сам думаю, что такое 'ДИВЕДЬ'? - И никто ж в мире не знает. А девясил, опять же, - вроде травка такая в природе существует. Ну, соответственно, и фамилия.
  
  Писательница совсем не величественно расхохоталась, затем заметила взгляд Кудрявцева, прошептала заговорщицки:
  
  - Неужели и впрямь дочка?
  
  - Мадам, - великая русская писательница Анна Бархатова была на пять младше, за три недели они успели подружиться, переспать, сейчас, похоже, подходила пора поссориться, поводов сегодня хватало, - мадам де Велюр, неужто вам мало дела с плагиатом?
  
  - Что такое? - Анна Бархатова построила ухоженные бровки домиком. К слову, до Настенькиных им было далеко: красивые, подщипанные, но не столь длинные, не так изогнуты.
  
  Обиды в ее глазах Александр не заметил, решился продолжить:
  
  - Да хотя бы эта сцена. Не удивительно, что исторический консультант в восторге. 'Барон Рубец Переяславский убивает старшего графа Тверского герцогства'. Если отбросить весь кал... колорит, то есть, с колдуньями, баронами да герцогами, то это же вы, Анна Станиславовна, переписали своими словами, не особо таясь, сцену из романа покойного Балашова, 'Родион Рубец убивает Акинфа Великого', как будто, из романа 'Младший сын'.
  
  - Из следующего, - подозрительно сладким голосом уточнила Анна Станиславна 'Велюр', - из романа 'Великий стол', цикла 'Государи Московские' Дмитрия Балашова. Всё так. Но и что же?
  
  Алекс имел нахальство считать себя не столько интеллигентом, сколько - интеллектуалом, но безграничная наглость людей творческих продолжала его иногда удивлять.
  
  - Ну, а то, что если вышвырнуть татар - орокуенов, те хоть, допустим, похожи; отбросить магию невесть откуда взявшихся в русском Залесье эльфиек, то большинство чисто исторических сцен, как говорите вы, литераторы, 'целностянуты' у того же Дмитрия Балашова, единственного по настоящему великого русского писателя конца ХХ века. И которого, вместо того, чтоб премиями осыпать, хоть посмертно, раз уж убили; сейчас и не переиздают вовсе. А вы, пардон, покойника еще и обдираете. И что он - великий, - не оправдание.
  
  - Ну и что же!? - вновь повторила уличенная в плагиате великая писательница. - По мелочи я бы поспорила насчет грубости слова 'обдирать'! Я, допустим, считаю, что я популяризирую. Но, Александр, вам просто хочется поругаться с кем-то или вы меня в чем-то страшном уличили, не понимаю! Что происходит?
  
  - Да то, если так уж хочешь знать, - в сердцах бросил Алекс (поссоримся, расплюемся - и ладно!), - что я на эти съемки только потому и подписался, чтоб хоть 'балашовские' сцены красиво в фильм вошли!
  
  - Значит, хорошие я книги написала, - невозмутимо произнесла Анна, ткнув маленьким кулачком в плечо Кудрявцеву.
  
  'Ну, наглость беспредельная! Тогда получи, коза, оценку!'
  
  - Да какие, мадам Бархатова, хорошие, если я всю 'фантазню' вашу пролистывал!
  
  - Ну, кому что, - Анна Станиславна упрямо не хотела ссориться, - но согласись, популяризация такого писателя тоже чего-то стоит! Раз уж такой незаурядный человек, как Александр Кудрявцев, оказывается, книги мои покупал, пусть даже и искал там 'балашовские места'.
  
  - Да? А приписать честно, что, дескать, использованы фрагменты из работ Д.М. Балашова, совести не хватило?
  
  - Ума достало! - впервые огрызнулась Анна, - кто б тогда мою первую книгу вообще издал? А так редакторы ушками хлопнули, им Донцовы свет застят, Балашова они вовсе не знают. А в следующих книгах признания выдавать - просто уж пОшло! Ладно. Оставим пока... или ты до того зол на наших 'звезд', что поссориться и со мной лично уж очень хочешь?
  
  - Я давно уже ничего не хочу. Со второго дубля этой позорухи.
  
  - Хочешь... и я даже знаю, чего! Не смотри на меня как на секс-антиракету, знаю-знаю, чего ты хочешь сейчас! Беги уж, надевай кольчугу, как это вы его, 'Девясила', и, пусть кто-нибудь, хоть Базиль, в панцырь Акинфа влезет. Один черт, это говорят только так, 'дублей не будет', на 'цифру' повторять еще будут, а 'циферникам' прогоны с тобой все равно больше нравятся!
  
  - Тогда мы будем колдовать вдвоем!!! - хор из двух девичьих голосов грянул, как в античной трагедии.
  
  Если б не он, хор этот, Алекс отказался бы, хотя поработать с саблей, пусть и с коня, лишний раз он не возражал. Однако помирившиеся подружки, Алина с Настей, глядели прямо-таки моляще. Да уж - подружки помирившиеся! - Кудрявцев даже не знал, какое из этих двух слов он подумал, как говорится, 'в кавычках', дочь кинозвезды и впрямь, порой 'задавалась'. Однако, сейчас юная 'Девясилова' пожертвовала Настене свой 'боевой' наряд - опять таки зеленый с 'драгоценными' блестками брючный костюмчик, в котором 'эльфийская колдунья' бегала по лесам и метала заговоренные стрелы. 'Элфийский' лук Алины тоже красовался теперь у Настьки за спиной.
  
  - А я буду Акинфом Великим! - закричал второй консультант, тридцатилетний Васька Цветков, - кайф! Я рыцарь с седой бородой и большим... шестопером!!! У-УУ!!! Страшно!? Вот, жаль, бород больше нет, они их в каждом дубле 'кровью' портили.
  
  - Сойдешь и так! - а вот каким образом оказался рядом режиссер-постановщик компьютерной постановки, Олег Генрихович Макаров, Алекс даже не понял. Краем глаза он отметил, что за плечом босса компьютерной индустрии молчаливо переминался крупногабаритный охранник.
  
  Дело в том, что для Олега Генриховича все эти цифровые сериалы являлись, скажем, приятным хобби, отдыхом от основной работы. А поскольку трудился он нефтяным или даже еще и газовым магнатом, более того, сидел и на государственных 'трубах', то стоило удивиться не тому, что за его спиной постоянно маячил охранник, а, скорее, тому, что охранник был всего один. Хотя, господин Макаров наверняка понимал, что, самое страшное, что может случиться среди богемной тусовки - порвет на себе пьяная звезда платье и с поцелуями полезет. Или звезда мужского пола, 'пульсар', так сказать, наестся водки до изнеможения и потери инстинкта самосохранения, и вдруг драться попрет. Для всех, этих и подобных этим, коллизий и одного охранника должно было хватить. Тем паче, все операторы кинутся на помощь, а совсем осложнится обстановка - так недаром у охранника и рация. - Всё это Кудрявцев прекрасно понимал, но где-то чувствовался подвох.
  
  Затем только Кудрявцев заподозрил отгадку:
  
  - Так это заговор?
  
  - Скорей, сговор!
  
  - С какой же целью?!
  
  - Дя-дя Саш!
  
  - Алекс!
  
  - Действительно, Александр Ильич, - Олег Макаров уже отослал помощника, оператора с цифровой камерой, 'строить' толкиенистов, - просто мне нравятся книги Анны Станиславны, нравятся те несколько дублей, которые уже вошли в мою версию сериала, те, где именно вы трюкачите. Давайте снимем дублик с вами и Василием! От Базиля ведь требуется только едва отбиваться, вы ему разок объясните, он не Венгеров, сразу поймет. Да и две интересные девушки вместо одной, в кадре - как раз то, что доктор прописал! Даже лучше... словом, мне нужно!
  
  - А интересная женщина вам в кадре не нужна? - Анна Бархатова с вызовом посмотрела на Макарова, - как, Олег Генрихович?
  
  - Ой! А давайте с нами! - Алина ухватила великую русскую писательницу за рукав, - вы же снимались когда-то! В этих, в 'Мореманах, вперед!'... Заодно наш с Настькой спор про ваше колдовство...
  
  - Про технику колдовства! - вставила Настя.
  
  - ... да-да, рассудите! Мы так и будем, ну двумя эльфийскими принцессами, а вы, теть Анна, настоящей королевой эльфов у нас станете! Там, в костюмерной красивые юбка с жакетом и курка эльфийская с блестками под ваш размер!
  
  - Стоп! Пока я резко не отказался, - уже заражаясь общим настроением подурачиться, завопил 'дядя Саша', - считайте, 'на всё согласная', если объясните мне, тугодуму, откуда в родном Волго-окском междуречье эти самые эльфы!
  
  - Позор! Позорище!! - басом 'Акинфа' неожиданно выдал Вася Цветков.
  
  Все радостно заулюлюкали, кто-то (кто-кто, Настенька, золотце!) по-хулигански свистнул.
  
  - В самом деле, Александр Ильич, - хохотнул Макаров, - от молодежи я бы ожидал, но мы-то с вами родились еще в державе обязательного образования и так, сказать, в самой читающей в мире стране. Должны уметь строить гипотезы и протягивать гипотенузы, хэ-хэ-хэ!
  
  - Это, вы, Саша, пропустили, - довольно ухмыляясь, начал специалист по княжеской Руси, Василий Цветков, - это в самом первом томе было, типа пролога, по-моему, в сериал только несколько начальных кадров вошло.
  
  - Ну, ладно-ладно, так откуда они!?
  
  - Переселились. Иммигранты. Причем идея переселения очень логична. В Британии эльфы вдруг исчезли. У нас - появились. Когда? Да с падением саксонской династии. А, внимание - подсказка: куда та династия делась?
  
  - Кажется, догадываюсь, - окончательно повеселев, перевел взгляд на Анну Бархатову Александр, - все мономашичи - полусаксы? А эльфов Мономах в свите принцессы Гиты экспортировал!?
  
  - Точно!! - захохотал довольный Базиль Цветков, - эльфы охраняли последнюю королевну Англии саксонской династии, принцессу Гиту, а, когда товарищ Мономах на ней женился, прибыли на Русь в её эскорте. Наши дебри им очень понравились, они даже реально расплодились! Очень приятная и обоснованная реальными фактами и логикой добротная попытка воссоздания истории эльфийского народа!
  
  - Да, логика железная, моё почтение, Анна Станиславна. Очень изящное решение эльфийской проблемы. А орки с монголами пришли, все понял. Или вместо монголов, но понял, всё равно. Пошли, Василий, в кольчуги облачаться. И помни, всё то, что тебе нужно знать о шестопере, чтоб им правдиво махать. Я объяснял.
  
  - А ты повтори, повтори, то есть, я, конечно, слышал, но...
  
  - Ясно. В двух словах: штука охрененно тяжелая, так что 'фехтовать' ей нельзя. Недаром появилось чисто русское выражение 'гвоздить врагов'. Так вот поскольку боевые молоты у нас особого распространения не получили, гвоздили именно шестоперами, булавами. Кстати, делали их настолько тяжелыми, что на Руси, не в пример Западу, эти 'шесть перьев', те, что по бокам, даже не затачивали. Главное, чего наша звезда, Венгеров, всё понять не мог, так это того, что шестопер поднимают с неким усилием. Да! А ты не смейся. И пойми еще, что когда ты эту дуру реально воздымаешь вверх, над головой, а у простого крестьянина на такой замах все силы без остатка уйти могут, то потом ты её буквально швыряешь вниз. Хоть и муляж у тебя будет, а помнить, главное, понимать ты должен: если попадешь, твой враг в могиле - неважно куда, угодил по корпусу - сразу в гроб, никакие доспехи не спасают, по руке - нет руки, месиво из косточек и мышц. Зато и если промазал, тебе надо в прямом смысле вновь все силы собрать, чтоб вслед за ударом с коня не слететь. Этого вот, какого напряжения стоит после промаха с колоссальной инерцией удара справиться, гражданин Венгеров вообще ни в одном дубле так и не показал.
  
  - А мой папа чего не понял? - нет, хорошо, Набоков давно помер: не то сейчас набросился бы! Глаза огромные, шея высокая, вокруг кудри поблескивающих волос - светлое золото с серебром, ножки длинные, нервные: это от нетерпения уже Алина пританцовывала.
  
  - А твой папа, всё, наверное, понял, - подмигнул 'юному открытию экрана' Алекс, - потому как он герой, но забывать, что монгольская, точнее даже уже 'монголо-русская' сабля 14 века это еще не казацкая шашка ему всё же не стоило.
  
  - М-да? Отличаются они, как же! - оскорбила знатока Алина и пошла готовиться к 'сеансу магии'.
  
  - Вот... дитё! - выразился Алекс и выбросил пепельноволосую 'звездочку'-задаваку из головы, хоть и красива та была для своих пятнадцати необыкновенно. Но Настя ему нравилась больше.
  
  - А честно, чем они отличаются? - спросил Базиль, когда они уже подходили ко 'своим' дружинникам.
  
  - Настя всего на полгода старше, а естественней...
  
  - Э! Э! Э-кхм... Я, вообще-то про шашку с саблей, д-да.
  
  - А, - принужденно рассмеялся Кудрявцев, - ну шашка чуть легче. Считается, что первые сабли весили до четырех кило, но реально, все же - вряд ли больше двух с половиной: железо просто было хреновое, вот и тяжесть. Потом, острие неизвестно точили или нет сначала, впрочем, в 14 веке уже саблями кололи. Ну, и если просто, - у шашки центр тяжести ближе к острию, у сабли - к рукояти. Потом, шашка - легче, без гарды. Сталь, по идее, лучше, заточка уж точно, если саблями рубили, ну, почти как дрова, то шашками в 17-18 веках именно 'протягивали', вспарывали, типа как уже бритвой. Ты же бритвой рубить не станешь, надеюсь. Это если в двух словах, почитал бы в инете. Так! Идея.
  
  Они остановились, глядя на дружинников в седлах: молодцы как на подбор, кто-то курит 'Беломор'... Хотя, судя по цивильным прикидам этих 'гоблинов и эльфов', скорей, 'Данхилл'.
  
  - Взвод! Кончай курить, парни. Вы уже в курсе?
  
  - Ур-ра!
  
  - С вами дубль!?
  
  - Всегда готовы!
  
  - Ладно, парни, давайте поближе... не затопчите резвыми конями... - Александру после слов Насти помстилось, что смотрят на него 'отроки боярские', тьфу, ты, 'телохранители баронские' как-то странно, чуть ли не с боязливым таким обожанием.
  
  - Так, орлы! Вам самим-то странным не кажется, что бароны дерутся, а вы, такой толпой (у обоих 'звезд' было по пятнадцати 'кметей ближних'), только смотрите? Ну, кто-то один догадался меч подать, остальные же, флегматики эдакие, только в седлах покачиваются, даже не ругают врагов плохими словами. А, как вам? Ничего странного в такой сцене? У вас же у каждого по две-три сулицы, сабли, кистени, опять же, кони боевые, ножи засапожные. У тебя, на сером, не знаю, эльф ты, наверное, после этого, - вообще лук.
  
  - Ну, это ведь так в сценарии, - сказал стременной 'Акинфа Великого', - и потом, рыцарский поединок. Это такое дело. Ну, словом, мешать нельзя. Нам двадцать раз объяснили.
  
  - Ну вот пусть два-три телохранителя и в этом дубле, как и раньше, следят, чтоб никто этому самому поединку не мешал, - крякнул Саня, - но остальные-то!
  
  'Остальные' пока молчали. В революционную идею не въезжали, даже на предоставленных 'Локомотивом' лошадях.
  
  - Ну же! По десять человек остается с той и другой стороны! Вот сейчас, в новом дубле, если не слабо, по-другому, по жизни, - подраться попробуем? - начал провоцировать юниоров солидный господин Кудрявцев.
  
  - А как?! - это уже 'свой' оруженосец. - В смысле, как конкретно драться?
  
  - Да ведь ясно как, сшибаемся толпой, по два-три человека с каждой стороны, тех, кто с конями лучше умеет обращаться, джигитовать, там, может, 'повышибаем' из седел сулицами, потом только по одному-другому оруженосцу у каждого барона под рукой, не дерутся, мечи-щиты-арканы подают. Остальные - друг с другом саблями звенят. Кто умеет - с коня красиво падает, опять же, если кто сможет быстро самого коня наземь положить - еще лучше. В реальных битвах коней тоже, чуть ни в первую очередь, били. Спешил врага - и он в твоих руках... И так далее. Как вам такая линия актерского мастерства? - вовсе уж заговорился Кудрявцев.
  
  Теперь загомонили уже все, не только неформальные лидеры обоих дружин:
  
  - Это дело!
  
  - Уж не то, что тупо в седлах сидеть!
  
  - Дротики, дружина, метать в землю перед Пашкой и Лехой, они коней так положат, будто их копьями истыкало, - распорядился некий вьюнош с задатками лидера.
  
  - Крови, крови надо!
  
  - КР-РОВИ! - это уже в несколько глоток боевой вопль настоящий, - БЕЙ-КРУШИ!!!
  
  - Точно, пузырьков с краской побольше попросить!
  
  Алекс усмехнулся - идея вошла в массы:
  
  - Теперь пара слов телохранителям, кстати, ребята, назвались бы...
  
  - Сергей... Андрей... - представились оруженосцы тверского 'герцога'
  
  - Ленчик, ваш преданный стремянный, - ухмыльнулся парнишка лет восемнадцати.
  
  - Боромир! - с иронией в глазах назвал явно 'игровое имя' парень постарше, пожалуй, ему было и под четверть века уже, - это по нашей игре, а по фильму - безымянный оруженосец барона Родиона Рубца Переяславского.
  
  Остальная троица помрачнела: игровые, столь же звучные имена явно имелись у каждого, и теперь парни явно жалели, что сразу не представились 'покрасивше'.
  
  - Отлично, значит, Леня, Сергей, Андрей и Боромир. - Поддаваться на легкую шутливую провокацию не хотелось, да и - какая разница!
  
  - Вы, стало быть, только четверо, пока остальные дерутся общей свалкой, вы, вчетвером, будете работать на такой манер, - входя во вкус, ухмыльнулся Кудрявцев...
  
  Он потолковал с ними минут десять, настроение окончательно улучшилось, и Алекс отправился облачаться в кольчугу, все еще внутренне посмеиваясь. В отличие от картонных, большей частью, доспехов 'Бородача', кольчуга была настоящей. Почти. В смысле, что не на князьке, бароне, или там воеводе - но на простом ратнике вполне могла и красоваться в минувшие века. Железо, не латунь. Подреставрировали ее, конечно. Нечто типа ватника внутри подшили, все верно, кольчуги так и одевали, на 'гамбезоны' чтоб одежду не рвала. Опять же, так и удар лучше гасится. Вот только зачем вонючей, но черной и блестящей краской облили? - Идиотский вопрос, 'чтоб в кино смотрелась', зачем же еще!
  
  
  ++++
  
  
  
  
   ГЛАВА 3. 'НЕ ЩАДИТЕ ЖИВОТА'
  
  - Ох, девчонки, делаете вы из меня дуру великовозрастную, - пожаловалась на будущую 'актёрскую' судьбу Анна Станиславна, выходя из гримёрки в паневе* из синего и красного полотен, умело обмотанных вокруг талии так, чтоб выглядело пристойной двуцветной юбкой с 'разрезом спереди' и зеленой 'эльфийской жакетке', надетой прямо на тонкую 'деловую' белую блузку с элементом жабо.
  - Что вы, Анна Станиславовна! - в голос завопили честные по молодости Алина с Настей выплясывая вокруг писательницы 'магические танцы', - вы еще совсем не старая! Классно смотритесь! Настоящая королева!
  Сами девчонки тоже 'смотрелись классно', даже - высококлассно: 'волшебный эльфийский лук' перекочевал от юной актрисы к её подружке, которой достался 'мальчиковский' костюмчик лесного стрелка, от сапожков (мейд ин Джермани) до короткого плаща (сделано кем-то из 'эльфов' собственноручно). Алина же блистала в таких одеяниях, которые из мужчин смог описать бы разве Юдашкин - 'двойная' юбка до земли с десятком разрезов в верхней, сине-фиолетовой ткани, через которые просматривался изумрудного цвета кружевная основа, сверху свободная и, опять-же, полупрозрачная, рубашка американской расцветки 'лесного хаки', однако груди все же прикрыты чем-то вроде короткого корсета, зеленого с блестками. И - огромные синие глазищи и, обработанные лаками и 'кондиционерами' распущенные пепельные волосы ниже талии.
  Кудрявцев поймал на себе пяток ревнующих взглядов: Анна выглядела королевой, плюс темно-пунцовая лента в золотых волосах...
  - Ну что орлы, покажем мастер-класс? - отвлек он внимание от дам, обращаясь то ли к уходящему за доспехом Базилю, то ли к разинувшим от восторга рты Ленчику с 'Боромиром'.
  - Да уж. Сан Ильич, таким дамам и рыцари должны соответствовать, - захлопнул челюсть олигарх О. Макаров и пнул телохранителя, чтоб на девиц с дамой не отвлекался, - так что, Вы уж с ребятами 'не щадите живота своего', хе-хе.
  
  
  / * 'панева' или 'панёва' - как ясно из описания, юбка из квадратного куска (иногда - двух, трех) материи, оборачиваемого вокруг талии. Для меня было смешно узнать, что половина серьезных историков считает, что паневу носили исключительно крестьянки, а половина - что до петровских времен это была чуть ли не юбка знати. Обещали консультацию у суперспеца, получу - поправлю /
  
  
  
  - Думал ли ты, Лёха, что наш пикник на натуре украсят такие ик... икслючетельные наблюдения? - сделав здоровенный глоток, поинтересовался у старшего по чину Витя Конфетный, пытаясь придать голосу расслабленную рассудительность киношного завсегдатая.
  - Ниуя не думал, - поперхнулся старший сержант Коноплев и домкратом отвел глаза от Алины Диведевой, - но да, я ж говорил - Васкеловский парк это в натуре! В натуре круто! Самое то место культурно отдохнуть! - и в пару могучих глотков допив бутылку, задумался: куда бы её отшвырнуть, ему было стыдно попасть с этим обыденным жестом на камеру.
  
  
  На поляне явно готовились снимать на цифровые камеры новый 'дубль', который вряд ли когда увидят поклонники кино: что широкоформатного, что фанаты сериалов. Сержанты Коноплев и Конфетный, автоматически взболтав вино новых открытых бутылках, сидели точнёхонько у Древа, да и спинами к нему привалились. Готовились наблюдать с комфортом. И бессмертный КоФей совсем уже было приготовился 'кастануть', как отчего-то называли колдовские деяния в этом мире, но с проклятьями заметил собравшихся с другой стороны Древа двух юных дев и молодую женщину с насыщенно золотистыми волосами. Нет, лишние жертвы, считал он, были неприемлемы. К тому же, у господарича скоро свадьба, как-то посмотрит юная невеста, узнав, что в темницах у жениха сидят такие красотки? Требы были совершены, но КоФей всё медлил и медлил со Знаком. К тому же, будучи реально практикующим и могучим волшебником, он улавливал какие-то, пока-непонятные ему самому, эманации ворожбы с Древом в мире Золотой Руси. Словно бы - по Закону Невероятности! - и там кто-то магичить готовился. И КоФей преступно (как он позже сознается - но только самому себе) промедлил.
  Тем самым, он дал время киношникам начать своё лубочное балаганное действо, а обоим сержантам позволил лишние минуты насладиться внеурочным выходным деньком.
  
  
  Ни Леха Коноплев, ни Витя Конфетный не знали, что этот погожий денек вообще выдался щедрым к милицейским. Хотя они вряд ли порадовались бы, узнав, что почти никто из их знакомых коллег - новых и старых, - тоже не работал во время их поездки в Васкелово.
  В Управлении по борьбе с оргпреступностью были предоставлены законные, после операции-то, отгулы капитану Платону Каратаеву и трем его 'наиболее отличившимся' бойцам (пока эту операцию еще никто не называл 'провальной', но дело клонилось к тому и, стоило бы появиться хоть малейшей утечке в печати, начался бы суровый разбор ПРОЛЁТОВ). Никто просто не знал, что утечка, как и бывает в таких случаях, была почти наглухо (двумя сотнями баксов) замкнута на себя одним из самых наиболее ушлых журналюг. Который, не в пример ментам, в данный момент как раз работал - и совсем недалеко от Коноплева с Конфетным, Гаррик Алферов, с деланно-восторженным лицом выслушивал Андрея Диведева. Но ноут с почти законченной статьей о 'Побоище на углу Матвиенко: судьба пулемётчика' лежал в помятой и грязной машине его коллеги, Илюхи Лагина.
  В Отделе по борьбе с наркотой столь же законные выходные были, по совпадению, предоставлены капитану Антону Ширенко и его сотрудникам. И сейчас, далеко от благодати Васкеловского лесопарка, в Городе, обе эти группы 'отпускников' как раз выбирали место встречи - что уже никаким совпадением, конечно, не пахло. Офицеры понимали, что их конкретно подставили городские полицейские, сидящие "на земле". Это дело требовало оргвыводов - и Ширенко, и Каратаев затруднились бы писать в объяснительных: "штурм был предпринят спонтанно, я (ФИО) преступно пренебрег электронными средствами наблюдения и общей подготовкой. в резольтате каковой моей (ФИО) халатности по моей (ФИО) преступной вине были убиты и получили несовместимые с жизнью ранения следующие сотрудники подразделения (фио, фио, фио...)"
   После ночного экспресс-допроса верзилы-прапора и пары молодых патрулей, бывших, скорее всего, не при делах, они получили два конкретных имени: оберуполномоченного уголовного розыска Кетаева В. Н. и собственно начальника по работе с личным составом УМВД N-ского района, подполковника Груздева Н.П.. Шеф отделения, полковник Харлампиев, казался им пока вне печального расклада минувшей ночи.
  И, первым делом, надо было решить, кому из двоих - оберу или 'подоконнику', - нанести визит первому.
  
  Правда, суровые офицеры и не догадывались, что оба фигуранта тоже неведомыми им путями выбрали именно этот день, чтоб забить на работу. Проще всего обстояло с Николаем Петровичем Груздевым: тот и до событий пил целый вечер, едва уснул - тревожный звонок этого старого болвана, Артеменко, затавил сурово добавить прямо из горла. Но все равно он потом ворочался без сна, решая проблему по профилю. По профессиональному профилю, борьбы... простите, конечно, 'работы с личным составом'. С Витькой Кетаевым надо было что-то делать! То есть не 'что-то', а конкретно, одно из двух: или посвящать оказавшегося за вчерашний вечер 'крайним' оберуполномоченного в детали всей темы последних месяцев, или... Или послать к нему Артеменко и еще пару ребят. Потому что, раз старый болван прапор назвал имя, у 'бандитов' с 'наркоманами' операция по захвату явно провалилась, и настырные 'смежники' продолжат задавать вопросы и дальше.
  
  Николай Петрович не был злым человеком. Скорее, удивительно, для злых наших времён, добрым - он оберегал ребенка! Но какое-то решение нужно было принять уже к утру. И, в общем-то, понятно, - какое. Но тут перед подполковником полиции во весь свой непотребный рост вставал постыдный этический момент: официантки (вот эту надо точно не забыть), наркоманы-рокеры и даже журналисты, это всё-таки пища полиции. Законная вкусняшка для каждого мента, если тот не дурак. Но свой брат, офицер уголовного розыска - совсем другой класс плоскостопов! Подполковник Груздев так и промучился до самого утра, и уже потянул руку за трубкой со 'скремблером' (инету он по-старинке не доверял, да и не дело, когда напишешь приказ, потом сотрёшь, а умники из ФСИ или просто любители - восстановят!), чтобы порадовать Артеменко новым заработком, но встречный звонок его опередил:
  - Николай Петрович?
  Ишь ты! Кетаев! Собственной... собственным голосом! Ну как ему теперь, после недавних размышлений-то, ответить: 'Виктор! Долго жить будешь!', а?
  - Кхм.. Кетаев, Виктор? Что так рано?
  - Да вот извините уж, - закашлялся оберуполномоченный, - наш-то, начальник оперативной части, все в отпусках, шефа тревожить неохота, так кому ж мне звонить, как не начальнику по работе с личным составом?
  - Так по делу звонишь, Виктор Некрасович?
  - Да скорей, по безделице, - дел-то нет у нас интересных в производстве сейчас. А наш начальник... - завел опять свою шарманку Кетаев.
   Чем достал Николая Петровича:
  - Короче, Менделеев! - рыкнул он, - шпарь без таблички своей! По какому вопросу?
  - Да я ж вчера сверхурочно поработал, ну, там, в 'Пегасе', а в отделе 'висяков' на мне нет, короче - разрешите отгул взять? Ну, господин подполковник... - почти заныл в трубке Кетаев.
  'А что? Глядишь и не придется его... - искренне обрадовался Николай Петрович, - главное ведь, чтоб ближайшие дни УБОПовцы с 'наркоманами' колоть его не стали, потом-то им не до вопросов будет, я ужо бучу подниму, как они террориста упустили! Гуляй, Кетаев, видно, счастлив твой бог!'
  - Да не вопрос, Витюша, ты даже и не появляйся сегодня на службе... Сам бумаги оформлю. Подписи потом проставишь. Пожалуй, что и два дня можешь гулять! - с искренней радостью в сердце 'отработал с личным составом' подполковник и, едва дав отбой, ткнул в номер Артеменко, пусть живет обер, а вот с официанткой надо вопрос устаканить. А самому - тоже! На дачу! Да не на ту, где жена воет и сынок-оболтус 'байком' грохочет, на старую! В пампасы! С телефоном на кармане, само собой: кое-кого в Главке надо бы оповестить о бездарно упущенном ваххабите и это...аль-каидовце.
  
  'Да, Витька, счастлив твой бог! - выдохнул оберуполномоченный Кетаев, выходя совсем не из того подъезда, в котором располагалась его квартира.
   Овладевший им вчера иррациональный альтруизм, когда он мало того, что вынул гражданку Трифонову из-под Артеменко и отвез её к подругам, чтоб те, хоть на живую нитку, зашили разодранную одежду Оксаны ('не надо меня так звать, Ксана лучше!'), а потом еще и довез по совсем уж заполуночным улицам домой, - весь этот опасный альтруистический бред стих в его мозгу только дома.
   Очнулся Кетаев, сидя у себя на кухне и собирая-разбирая собственный старинный 'макаров', который, вопреки новым правилам, никогда не сдавал в оружейку. И только глядя на смертоносную машинку (хотя, 'смертоносность' была, так, скорее, потенциальной, за годы службы он трижды стрелял по конечностям и один раз в корпус, причем последний подранок тоже выжил), Виктор отчетливо понял, что завтрашнего дня ему не пережить. Потому что дурищу эту (хотя, почему 'дурищу', - наверняка учится где-то на заочном, и о чём-то знает больше него, обера? - а потому ДУРИЩУ, что так и не поняла, что спасена только на сегодня!), завтра, может быть в суете дня, а, может, и с самого утра, тюкнут чем-нибудь мягким, но увесистым по бестолковке и увезут. Коллеге же - Самойлову Кольке, скорей всего, - и поручат потом следственные действия насчет возможности суицида очередной наркоманки.
   А с ним самим вежливо поговорит Николай Петрович, выясняя, что оберуполномоченный Кетаев узнал от свидетельницы за остатки вечера и, может быть, ночь, после того, как увез из отделения. И, конечно, Груздев не поверит в острый приступ 'альтруизма идиотического'. И. скорей всего они или спустятся в тир, и там Кетаеву придется произвести 'самопроизвольный' выстрел себе в башку, или его просто пристрелят на улице 'случайные бандиты'. А, что самое смешное - ничто не спасет эту юную гражданку... - да что за склероз! - юную гражданку Трифонову, которую он вчера пожалел так некстати для них обоих.
  Оберуполномоченный Виктор Некрасович Кетаев обладал острым умом и был профессионалом до мозга костей, поэтому-то ему и в голову не пришло, что Артеменко забыл сразу же нажаловаться на него Груздеву (впрочем, не стоит забывать, что Артеменко был слегка потрясен состоявшимся вскоре визитом офицеров Ширенко и Каратаева с их группой поддержки). Так иногда верные умозаключения, основанные на неверной посылке, приводят к интересному результату: сорвавшись с квартиры со всеми деньгами, картами и стволом, он до утра колесил по ночникам, разоряя банкоматы, утром устроился в подъезде напротив дома 'Ксаны-Оксаны' Трифоновой и позвонил Груздеву.
   Этим звонком он, сам не догадываясь о том, вывел из-под болезненных ударов судьбы сразу пятерых, а не двоих человек: себя, Ксану, которую он намеревался перехватить, Николая Петровича, решившего, в виду 'отсутствия проблемы Кетаева' поехать на неизвестную даже УБОПу из-за своей древности дачу... и собственную жену.
  Подумав о жене, Кетаев только огорчённо сплюнул, но перешёл-таки улочку и нырнул в подъезд гражданки Трифоновой О.И., едва не показав консьержке ствол вместо 'корочек'. С женой, как обожают писать девицы в интернетах 'всё очень сложно' было. Возможно, из-за того, что при его нервной работе они так и не обзавелись ребенком - хотя какие наши годы! - возможно из-за собственного артистизма (Наталья работала гримером на студии 'Ламия-филмз'), а, вероятно и из-за злой ментовской судьбы мужа, подруга жизни вот уже три года вела себя крайне странно. Где-то раз в два месяца она придумывала Кетаеву или очередную любовницу или 'уклонение от уплаты налога с зарплаты' и с битьем посуды, слезами, нередко и обидными выкриками на весь дом, - убегала к маме. И возвращалась через пять-семь дней с кучей домашних вкусностей, с покорностью и любовью в глазах. Нет, история банальная, если бы произошла один или два раза. Но Наталья срывалась раз в два-три месяца, вопли, обвинения и осколки были всё время разными, но это её уходов не разнообразило. За три года Кетаева эти спектакли настолько достали, что он серьезно подумывал о разводе.
  'Вот и к лучшему оно, и развод сам собой 'оформиться', и, - сумрачно подвел итог обер, - когда сунутся меня искать, сразу поймут, что баба не при делах. Оба-на! Алёшенька! Решил с утра на лестнице взять или повесткой вызвать в отделение. А уж по дороге.... А тачка где и кто в ней?' - засек оберуполномоченный гигантскую фигуру прапорщика А. Артеменко, приближающемуся к подъезду. Машины с водилой и возможными 'помогальниками' ему из окна видно не было.
  Выходя из квартиры за сигаретами (работа сутки через двое), Ксана Трифонова с сожалением вспоминала ладную фигуру забравшего пакет с дисками офицерика и с ужасом зверскую, покрытую красными какими-то фурункулами рожу огромного мента, а вот следователя, хоть тот и довез её до дома, почти не вспоминала. Память имеет свойство работать на контрастах, нормальное, человеческое поведение редко в ней удерживается.
  Артеменко, в свою очередь напугав 'корочками' бабусю-консьержку на миг задумался: Кетаев просчитал его правильно и в нагрудном кармане у прапора была повестка, а вот за поясом висела 'колбаса' - тряпочка, в меру набитая песком и поролоном...
  
  
   + + +
  
  Окончательно Калинкин свихнул себе мозги и забыл о всяких там 'вещих Олегах' навсегда, узнав, что в этом мире словом 'весчее' банально обозначают не 'вещее' какое-нибудь там предсказание, а пошлый налог с веса привезенного для продажи товара.
  Как и в случае с гобболинами, он снова почувствовал себя чуток обманутым - маловато оказалось романтики 'в мире сказок'. И в этот момент урок прервался. Вдруг прекратил 'трансляцию' и замер юный КоФеич Филантий, а потом, выдохнув в ответ на вопрос 'что случилось', проговорил:
  - Сильная колдунья-гвэльфка лесом в полутора поприщах прошла... Опасности нет.
  - Блин! А от Древа ничего не чуешь? - только и огорчился Калинкин. Нет, будь при нем 'винторез' да пара автоматчиков, он бы рискнул! - Миша помнил, что, если бы он продолжал хреначить 'натурального' КоФея своей 'пикой' не останавливаясь, а не сожалел бы о том, что запачкал кровью хату, тот, ВПОЛНЕ ВЕРОЯТНО, просто мог и не успеть восстановиться. Так что особого трепета перед здешними 'бессмертными' он не испытывал - пока те далеко, просто не надо нарываться.
   А позже, глядишь, КоФей пришлет тех сержантов прямо с дежурства, со всем арсеналом. И, если тех успеют спеленать, - вот больше всего о чем он беспокоился эти дни! - если не оплошают Куява, да Мишук, да Васька Сало, то тушки ментов расположатся в отрытых таки натуральных зинданах под замком. А вот с их арсеналом, полагал лейтенант Калинкин, любого здешнего бессмертного можно будет сильно удивить насчет собственной значимости. По обычной схеме: в два ментовских автомата издалека прижать огнем к одной точке, это он местных обучит, сам же подойдёт поближе и...
  На этом месте схема давала сбой: даже на дежурство, даже самые отвязанные мусора обычно не брали ни 'ВАЛов' ни 'винторезов'. Вот на светошумовую гранату можно было рассчитывать... Но, опять же, - его-то самого КоФей перенес сюда без агрегата, что он держал в руках в тот пулевой момент! На этот счет Калинкин из объяснений Филантия тоже понял немного - даже меньше, чем про 'мытный и повозной сбор': оказывается, это заморочки самих Древ, что-то они пропускают, что-то нет. Причем принцип неясен: по ковену ходила легенда, что один из КоФеев, попав в высокотехнологический мир, в спешке удрал оттуда через Древо в какой-то совсем уж синтетической одежде. И приготовился было наколдовывать себе новый наряд, - голому ходить было бы поносно, но с удивлением обнаружил что одет, Древо пропустило в мир абсолютно чуждую ему ткань. Зато в другой раз, кто-то, хотевший пронести в античность - всего лишь, - паровую машину, остался и без машины и без пальцев, которые срочно пришлось отращивать.
  Думать о столь избирательной логике древних дубов было бы совсем невыносимо и Калинкин вернулся к изучению многочисленных, но удивительно разумных налогов, а так же ужасов феодализма типа 'а на сорок верст от города крупного зверя никому, кроме господарича, не бити'. И беспокоился он только о том, что вот уж неделя, - впрочем, Филантий туманно объяснил ему что времена в мирах могут двигаться по-разному - объяснение было каким-то алогичным, и Миша почти настроился на долгую 'учёбу' и ожидание.
  А вот потом - зиндан и вопли и отрезаемые пальцы!
  
  Однако ни юный Филантий, ни Миша не предавались бы изучению того, 'а с каких товаров повозное брати, а какие товары в Берлдад пропускать беспошлинно' и подобных, реально интересных укладов, коли юный коФей был бы более опытен. Потому что гвэльфка, которую он засек на огромном расстоянии, - не прошла. Она, наконец, пришла к цели.
  
  Юная, но сильная своим Даром гфэльфийская чародейка-красавица, с которой началась эта история, слишком долго для неё, привыкшей к скольжению по Лесу, пробиралась по заселенным людишками местам. Один раз ей даже пришлось спрятаться у 'чаровника', чтоб переждать, пока мимо проскачут осматривавшие лес всадники в малиновых кафтанах и синих ферязях (это Сенька Мишук вёл свой десяток с арканами и сулицами в раменье у того Древа, о котором рассказал ему господарич).
  Чаровник охотно укрыл воительницу и колдунью в подполе. Всадники проскакали мимо домика овцевода. И даже, - экое животное смешно очарованное! - пытался совать дурнопахнущий сыр в дорогу. Давеча, Калинкин, по местному выражаясь, просто 'сблондил' насчет 'людишек, эльфами используемых' - и, конечно, угадал!
  Конечно - потому что, не задумываясь, прокрутил в голове расклад здешних сил: 'люди, гвэльфы, гобболины', и, исходя из опыта своего мира, автоматически предположил, что более сильные - тем более, колдовские! - расы должны иметь своих агентов в людских землях. И угадал то, чего не ведали ни мудрый его думный боярин, ни следопыт опытный, оружничий его.
  Теперь гвэльфийка была у цели. У Древа. Начав всю эту замятню на свой страх и риск, проиграв колдуну, юная брюнетка и чародейница хотела и попытаться загладить своё поражение сама - а тогда не страшно будет предстать и перед Гвэльфами-Знаменосцами Древнего Народа! Хотя весть о её постыдном поражении уже наверняка дошла до них в шелесте трав или листьев Великого Леса, она всё исправит! Или, хотя бы, уменьшит ущерб - а она знала, как! Наверняка проклятый КоФей, пользуясь правом 'ответного хода', перенесет кого-то сквозь систему Древ! Через которое из тысяч? Конечно, через то, что ближе к временному пристанищу проклятого подменыша!
  К сожалению, 'запечатать' выход из Древа она не могла, такое не под силу и всему ковену Фей и общему совету Знаменосцев гвэльфов. Зато, принеся Жертву Духа - простыми словами говоря, отдав (конечно же - временно!) простому колдовству всю свою магическую силу до самого родника, через который потом можно будут дня за три восстановиться, - она могла повлиять на точки выхода, сместить их! Причем - сместить во времени, в пространстве, как пожелает! Но сперва надо было принести Древу требы. С укрытыми капюшоном черно-зеленоватыми волосами, тонколицая большеглазая девушка остановилась в чапыжнике шагов тридцать не доходя до древнего, дуба, пугающего черными и коричневыми оттенками своей коры, образующими страшноватые узоры на мощном стволе.
  
   ...
  
  Прорубив заранее для коней проходы в низкорослом осиннике, а потом аккуратно приставив деревца на место, сын боярский Сенька Мишук со своим десятком ждал чарованных гвэльфами людишек уже третий день. Пять человек постоянно находились в боевой готовности вылететь из раменья, потоптать конями, опутать арканами и воздеть мешки на головы, пять - отдыхали, вываживали коней в пуще. Так и менялись. Однако никто не появлялся. Уже и припас мог бы выйти. Да добрый держатель отар Ананий, чей домик они непутем проехали, дал кметям господаревым в дорогу хлеба с луком, да круг вкусного сыра. Ну и птицу били - в глубине пущи-то, чтоб не насторожить гвэльфийских выкормышей. Но - не появлялся никто под древом!
  Остановившуюся неподалеку молодую колдунью из истинных гвэльфов Леса, дозорные Мишука углядеть, конечно же, были не в состоянии.
  Впрочем, не заметили они и здоровенного, отнюдь не магического мощного мужика шагах в стах от них! - По ту сторону Древа, найдя высохшую промоину и углубив её, укрывшись сверху сухими ветками, второй день вжимался в землю Васька Сало с кистенем и арканом наготове. Намучился Васька, отрывая вместе с гобболинами странные ямины в секретном, нижнем погребе ряполовского острога, а потом господарич вызвал его к себе, да и сказал:
  - Молодец, славно услужил мне, Василий! - так опять полным именем и именовал, - как, послушны ли были тебе Фарух с Фархадом?
  Тогда только и узнал Васька, как пленных зовут. Чудно, конечно, ну да на то они и гобболины! Смолчал тогда Вася Сало, что больше сам он от гобболинов тех перенимал хитрую науку рыть узкую ямину, в которой человеку солидных размеров и не повернуться даже. И не присесть ведь! А если стенки отвесные потом еще и глиной обмазать! Это кто же в таком мучительном месте долго стоя выдержать сможет? Ведь даже если к стенке прислониться, сомлев, не сползёт удобно, так - прислонившись неудачливо, страдать будет.
  - Гобболины, как гобболины, - смутившись, только и ответил он тогда господаричу. Тот всё еще болен был, на перине - настоящего пуха гагачьего - возлежал, хмурился, но к Ваське милостив был, плат обещанный матери передал, потом сказал:
  - Знаешь, Васька, послал я тут Арсения, Мишукова сына с десятком конных на одно дело, - а Васька не сразу и сообразил, что это господарич о своём стремянном, боярчонке Сеньке Мишуке говорить изволит, - а теперь вот тебя хочу за тем же делом послать.
  - Дык, Сенька... Мишук-то справиться. Воин справный, сын боярский, с младых ногтей то на ордакуэнов крымских то на гобболинов к Буджаку в походы ходил, - не понял тогда ничего Васька.
  - Эх, не то говоришь! - тихо сказал господарич, да такое лицо скривил, словно ему тот гагачий пух в перине хуже лавки деревянной!
  - Воин Мишук справный, но, боюсь, не взыграло бы в нем ретивое не ко времени, не стал бы боярством величаться, да не решил бы сам моих ворогов расспрашивать! А те - хитры и чародейны, словами оплетут враз, Сенька и не заметит, не всегда и крест тельный помогает против тех словес. Так что езжай, Васька, к Древу, схоронись, дождись, когда нелюдей тех имать будут, да выскочи, да проследи, чтоб им рты забили и руки вместе с пальцами накрепко связали. А то миг кто промедлит - обернется девой лесной ворог, заведет, зачарует, погубит! Так что скачи. Васька. На тебя вся надея!
  Путано и странно, голосом тихим говорил молодой господарич, не отпускала, видно еще лихоманка, но как не помочь брату молочному, как прямой приказ хозяина холопу верному не исполнить? Вот и ждал Васька, в землю вжимаясь, горбушкой питаясь. Он-то вялую листву на недавно подрубленных Мишуком осинках давно приметил, оценил замысел стремянного. Чу! Вроде кто-то в чапыжнике шевельнулся? Показалось?
  Но куда было и востроглазому Ваське разглядеть гвэльфийскую чародейку, если даже опытнейший воин, мурзу гобболинского при бегстве того с захваченного Буджака выследивший и полонивший, Батька Куява, распластавшийся прямо на одной из могучих дубовых ветвей, - и тот волшебницы не заметил!
  
  Но справным воином был и Куява - никто не заметил и его до поры. Ни Мишук с дружиной малой, ни обостривший внимание (все от блох земных!) Васька. Даже сама гвэльфийка - хотя прямо к Дубу шла, всё заметить не могла.
  
  Принеся жертвы требуемые обычаем Древ, молодая гвэльфийка, обождав малое время, начала свое чародейство - любому карапузу и в людских землях известно, что долго колдуют гвэльфы, не то, что коФеи, но зато уж как создадут плетение своё колдовское - неимоверной силы оно будет...
  
  
   + + +
  
  
  ...Яростной круговертью битвы воевод, стремившихся скрестить мечи друг с другом, видимо, оторвало от дружин. Каждый остался только едва ли с десятком самых ближних слуг оружных. В вихре конного боя бывает и так. Но их это не смутило: каждый увидел вдруг перед собой кровного врага! Местника!
  
  Едва завидев на черном, как ночь, коне, всадника в рыцарских доспехах, витязь на буланом вскинул тяжелую саблю и, не оглядываясь на отроков (знал, верны, в аду не отстанут!), ринул коня навстречу ненавистном тверичу.
  
   (Конь, вообще-то, слушался Алекса хреново, но сейчас резко взял в неудержимый.. почти галоп. Курц-галоп, м-да!).
  
  - Москов!!! Москов!! - закричали молодые дружинники за спиной.
  
  Вовремя вспомнив, что лицо его открыто камерам, Алекс сдержал улыбку: в этой фэнтази 'Москвой' была только речка, сам же город герцога Юрия Московского, сына Святого Данилы, и старшего брата Калиты, резонно звался 'МОСКОВ'.
  
  - С нами Бог! Руби! Руби! - тверичи уже не успевали разогнать коней, а самые дерзкие московляне уже налетели, сшибая конями, меча сулицы.
  
   Мельком подумав, что парни, пожалуй, чересчур уж увлеклись, Алекс быстро взглянул на оберегавших его, 'барона', стремянного и оружничего. Те вперед не рвались, держались по бокам, как приклеенные. Александра поразили их, ставшие вдруг суровыми, построжевшие лица. Краем глаза он заметил на взгорке опушки, у того старого дуба и две тонкие фигурки 'эльфиек' в обнимку, да еще с 'Королевой Эльфов' на заднем плане. Те сосредоточенно творили какие-то пассы, неуместно напомнив Алексу элементы 'цигун'. Под дубом полулежали уже почти в дупель пьяные менты, с неимоверной скоростью истреблявшие винище ('вот уж живота не щадят!'), а перед ними стоял некий джентльмен в стильном костюме, коего Алекс ранее и не видел на 'съемочной площадке'. Ну да времени разбираться не было, всё это Кудрявцев углядел за мгновенье, джентльмен, если что, хоть солидностью своей защитит девушек, если ментов разбёрет всерьез.
  
  'Шутка ли, кино, такая мама! Вошли в роль, орлы с орлицами!' - только и успел подумать он, когда фигура в рыцарских доспехах с тяжелым, так же подъятым прямым рыцарским мечом уже застила перед его глазами и эльфиек, да и всё остальное поле боя.
  
  'Давай!' - мысленно, как спарринг-партнера на тренировке, подогнал Базиля Алекс и...
  
  ...И вот в этот-то момент где-то что-то нехило коротнуло.
  
  По крайней мере, Александр Ильич Кудрявцев знал об одном: такие молнии под ясным солнышком происходят, если закоротит, минимум, высоковольтку.
  
  В прошлых дублях таких спецэффектов предусмотрено не было. Буланый под ним вдруг вздыбился и вильнул боком... и в этот момент мимо просвистел меч 'тверича'. Ого-го! Такого героя и подбадривать не надо! По лицу попал бы - и нате вам тяжелый травматизм при мирных съемках с бутафорией! Какое - подбадривать! Базиль и без понуканий как-то слишком уж вошел в роль, пусть настоящие доспехи были только на Алексе (да и то какой-то дрянью кольчугу полили, чтоб лучше на пленке смотрелась), но меч и сабля обоих 'супротивников' были пусть и затупленными, но самыми натуральным. А даже самым тупым мечом можно натворить бед, чисто за счет тяжести.
  
  - Легче, Базиль, - украдкой проговорил Алекс, один хрен озвучивать потом будут, ну так подберут какой-нибудь 'вызов на бой' или ругательство'.
  
  - Ряха волынская! - хрипло заорал в ответ Вася Цветков не своим голосом, - вор-р!!! Земли тебе дадены не по праву!!!
  
  Ну, определенно, не своим, - теперь его голос разнесся хрипло, басовито... страшно!
  
  Да и в сценарии таких оскорблений не было. Но, уже как напоминал себе Алекс, 'всё равно озвучат потом'! Если такие вопли Базилю помогают, пусть орет, только горлышко потом болеть будет... Вот-вот, и чего стесняться!
  
  Однако прямо-таки Базиль вошел в раж - если б не испугавшийся короткого замыкания конь, он бы, совсем уж вопреки сценарию, сейчас первым достал бы 'барона Родиона Рубца' своим длинным мечом конного рыцаря! А там разбирайся - получишь ты травму легкую, или так, с жизнью - несовместимую. Но красиво сработал, чертяка!
  
   * * *
  
  Схватился - едва ли не впервые за тысячу лет! - за виски премудрый маг КоФей, как не прислушивался он последние минуты к тем, смутно распознаваемым им, колдовским возмущениям где-то в иных пространствах за Древом, гигантской силы магический пробой в этот мир застал его врасплох. 'Второй раз за сутки уловлен!' - вспомнив напильник в горле, с циничной иронией, как в интонациях Калинкина, подумал он. Как не странно, такое - ироничное, пополам с циничным, - отношение к сотворившейся пакости и беде, - помогло. Мельком глянув на обоих 'клиентов' - оба полицейских сидели и с пьяной радостью глазели на коней и девчушек, КоФей приступил к заклинаньям. Они у него были давно готовы - этих вот, согласно контракту подменышу переслать, но теперь не о том надо было думать! Спасть миры надо было! 'В другой раз, господа сержанты', заставил себя забыть о контракте с Калинкиным КоФей и быстро-быстро принялся изменять заготовленные могучие заклинания. Распознай он волхование гвэльфийки неуёмной чуть раньше, он мог бы попытаться спасти и жизни собравшихся на поляне Васкеловского лесопарка людей, но теперь уж КоФею было не до таких мелочей, из-за встречных, направленых друг против друга треб к Древу, речь шла о самой судьбе тех миров, где эти требы были принесены.
  
  
   + + +
  
  Известная писательница Анна Бархатова с некоторым беспокойством - не покалечились бы статисты, так дружно и, сказать честно, удачно, решившие 'оживить' сцену поединка общим боем! - смотрела на конную сшибку, по новым, Кудрявцевским, планам, предшествующую битве 'баронов'. Девочки, полуобняв ее, сосредоточенно размахивали каждая свободной рукой, что-то бормоча, по её, Анны Станиславовны, 'методике ворожбы'. Они все еще стояли на том взгорке, где Анна с Александром просидели прошлые дубли, рядом в открытую уже бухали два полицейских, странно заламывал руки солидный господин с аккуратными усиками на жестком лице, а чуть ниже приплясывал незнакомый ей макаровский оператор с цифровой камерой.
  
  Стоило признать, что старались ребята из клуба здорово: зло ржали кони, грохотало железо, двое или трое ловкачей рискнули почти на галопе 'вылететь из седел'... Какие джигиты, оказывается! Да, этот дубль был явно круче первых восьми, ну просто и не сравнить: лучше, выше на голову. Писатель даже успела пожалеть, что батальные сцены в книгах ее сериала прописаны слабее, чем 'дворцовые', 'интриганские'.
  
  И все же Анна Станиславна ощущала какую-то смутную тревогу еще до того мига, как у этих идиотов из 'ЛАМИЯ-ФИЛЬМЗ', похоже, решивших-таки потратить пленку на очередной дубль (а иначе кто опять включил генератор?), что-то там закоротило. Да сих пор она даже не представляла, что в киноиндустрии используется такое высокое напряжение. Это же может быть смертельно опасно!
  
  Когда полыхнула голубая молния, девчонки взвизгнули, Анна на миг отвлеклась. Затем решила всё же посмотреть поединок.
  
  Но и там тоже что-то пошло не так!
  
  Первый же удар длинного меча 'западного рыцаря' чудом миновал витязя в черной кольчуге, Алекса от производственной травмы спас, пожалуй, только испугавшийся голубой электрической вспышки и ринувшийся в сторону конь. Хотя и с такого нервного коня упасть... Но тут полянку покрыл чей-то дикий, мощный рёв:
  
  - КУР-РВА! - да это же рычал из-под глухого шлема 'бородач'-Цветков, перекрывая шум свалки, - ХРЕН ВОЛЫНСКИЙ!!! МОСКАЛЬСКА ЖОПА!!!
  
  Вот, заигрался, ну как ребенок малый!
  
  Его вороной конь все же нес на себе больший вес, поэтому развернулся медленней, чем буланый, второй раз вздеть меч 'тверич' не успел. Удар тяжелой изогнутой сабли в мощно мелькнувшей руке обвитого иссиня-черной кольчугой витязя на огромном буланом коне, чуть не выбил меч из руки его противника. Однако на деле, рыцарь в полном доспехе умело развернул своего черного, с белой гривой жеребца почти на месте, удар Кудрявцева некрасиво мелькнул мимо, а Василий вновь поднял меч. Витязя же его буланый конь пронес вслед за его ударом, так что, когда он заворотил коня ко врагу, тот ожидал его с уже вновь готовым к бою мечом.
  
  ' На открытом, защищенном только носовой стрелкой лице всадника с саблей лишь вспыхнула усмешка, неприятная, злая....'
  
  Это - если по сценарию. На самом деле витязь выглядел несколько... огорошенным.
  
  И какая еще там усмешка!? Она еще никогда не видела Алекса таким растерянным! Что у них там происходит!?
  
  
   + + +
  
  - Базиль, ты что, оборзел, меч-то у тебя настоящий, а доспехи твои - картонные, будешь так наскакивать - на саблю налетишь! - явно не по сценарию негромко прокричал Александр.
  
  - Демонов зовешь, христопродавец!!! ЧОРТОВА СРАНЬ!!! ПЕС, МЕР-РИН ВОЛЫНСКИЙ!!! - на всю лощину заревел в ответ 'граф Акинф'.
  
  Борода зло затряслась под забралом.
  
  Василию Цветкову нельзя было не отдать должного: сейчас он раскрывался перед Верой и девочками как настоящий актер!
  
  Тяжелый рыцарь принудил коня взять разгон с места и обрушил меч на витязя в черной кольчуге, тот подставил щит, чуть боком, так, чтоб удар соскользнул с него... - и едва удержался в седле.
  
  - Мать твою!!! - да Алекс почти никогда не матерился, особенно при этой, 'дочка - не - дочка', при Насте...
  
  - Убьешь же! Себя побереги, навернешься, актер хренов!
  
  - Убиться боишься!? Играться на бою вышел!? - хрипло, зло продолжал орать в полный голос Василий.
  
  Да пьян он, что ли!!? Успел для где-то хлебнуть коньяка, чтоб 'раскрепоститься'! То-то только голос у него был такой странный. Но это же сколько надо было успеть выпить!! И как быстро!!! Сейчас совсем окосеет и такого натворит! А. может, наркота?
  
  Ценой конфуцианского спокойствия и матерной силы, Кудрявцеву удалось отогнать коня от впавшего в раж 'специалиста по Руси 12-14 веков'. Теперь он хоть занимал, по крайней мере, позицию чуть повыше, чем 'соперник'. Общая боевая свалка, таким образом, немного поднялась вверх по пригорку.
  
  Битва приблизилась, писательница стала еще более жадно впитывать происходящее. Ах, как глупо она делала, когда описывала подобные ... побоища по книгам мастеров или научно-популярным рассказам историков! Какая фактура! Стоило бы вот так. Вживую. Посмотреть на нечто подобное, а потом уж писать, насколько жестче и ярче стали бы её 'Герцогства'! Прав был Кудрявцев, не стоило так уж плагиатить Балашова покойного. 'А ведь сейчас Саша МНЕ показывает, для МЕНЯ старается!' - приятно порозовела мочками ушей Анна. Но - пусть всю эту чудовищно-прекрасную рубку устроил для неё и Кудрявцев, сейчас её внимание всё больше привлекал другой персонаж. За все дни съемок Анна Станиславна часто общалась с интеллигентным кандидатом исторических наук, и она б никогда не подумала, что милый, достаточно застенчивый тридцатилетний Васенька Цветков способен так зычно орать! Да еще так... колоритно выражаясь!
  
  - Во дают ахтунга ахтеры, понятно, почему в Васкелово, такую рубку и ОМОН, к свиням кусачим, не разгонит, верно, Витёк?- сказал рядом чей-то пьяный голос, булькнуло вино, - а прикинь, мы б с тобой при 'ксюхах' на выезде в Городе такое увидели, а?
  
  Дослушивать Анна Станиславовна не стала, но всё сказанное приятно успокаивало обыденностью повседневности.
  
  
   + + +
  
  - Рубите, Сан Ильич!!! - зазвенел в воздухе чей-то почти испуганный юношеский голос. - Рубите же гада!!
  
  Да нет, никаких 'почти', в молодом голосе - едва ли не смертный испуг! и когда только все такими актерами заделались! Не мог же сам Кудрявцев, 'для большей раскованности в бою', всех успеть подпоить!
  
  - Не понимаю, - растеряно произнесла Анна Станиславна, - это ж Базиль, он что, с ума сошел?!
  
  И осеклась: Алина Диведева все еще возбужденно пританцовывала, размахивала руками, 'творя заклинания', но лицо стоявшей рядом Насти просто напугало писательницу. Писала о подобном она часто, но - вот в первый раз увидела, как у человека 'вся кровь отлила от лица'. И заговорила вдруг Настя тем самым голосом, который госпожа Бархатова многократно описывала, но никогда - до этого страшного мига, - не понимала, как он должен звучать не на страницах книги, в жизни:
  
  - Это не Базиль, - вдруг каким-то неживым, тем самым, прославленным миллионом романов, 'мертвым' голосом произнесла Настя.
  
  И писатель Бархатова поняла, что 'литературные штампы', 'штампами' блёклыми и останутся, а Настя продолжала, говорить, тон её голоса сводил с ума, да и содержание речи - тоже:
  
   - Они, когда доспехи надевать пошли, дядь Саша и дядечка Вася, всё шутили между собой, что Девясил и Венгеров все бороды извели, в крови, в смысле, все реквизиты. И Базиль, я видела, так на коня и садился, без бороды. Без мочалки этой!!!
  
  - Что ты, Настя, как же не Базиль, - беспомощно пробормотала известная писательница, автор эпического фантастического цикла 'ГЕРЦОГСТВА ЗАЛЕСЬЯ', 'покорившая миллионы читателей полетом своей яркой фантазии', Анна Станиславовна Бархатова.
  
  - Получилось!!! Это мы с вами сейчас наколдовали!!! Мы в вашей книге, теть Анна!!! - добавляя безумия, обрадовано завопила вдруг Алина Диведева, когда так и не решившийся рубануть противника со всей силы витязь в вороненой кольчуге лишь звякнул для порядка саблей о щит противника и - и тут же сам лишь с великим трудом ушел от очередного ответного удара тяжелого рыцарского меча. И закружилась, так, чтоб разрезы на сине-зеленой юбке были как можно виднее, в подобии уже не эльфийского, 'цыганского' какого-то танца!
  
   + + +
  
  - Рубите!! - возможно, Александра на этот раз спас только этот неожиданный вскрик, из-за спины 'рыцаря'.
  
  Теперь кричал юный оруженосец 'тверича', кто-то из 'гоблинов'. Васечка Цветаев, - рыцарь в глухом хундескугле вспятил коня, и увидев кричавшего, вновь хрипло взревел сам:
  
  - ТВЕ-ЕР-РЬ!!! ИЗМЕНА!!!
  
  И для Анны Станиславны ситуация окончательно окрасилась кровавой дымкой безумия: покинувший общую свалку конник со спины рубанул мечом 'изменника', у того под ударом меча промялись доспехи, показалось. Откуда-то брызнула кровь, и этот мальчишка-стремянный, лицо которого она запомнила по прежним восьми дублям, в момент слетел с седла...
  
  ...Нет, не слетел, а, вместе с щедро льющейся кровью, быстро теряя жизнь, но понимая, что под копытами - смерть верная, - с исказившимся, еще не от боли, от ужаса, лицом, парень именно что заваливался с седла под острые кованые копыта!
  
  И понять происходящее стало совсем уж невозможно, когда другой 'хоббит' со знакомым лицом, внезапно, зажмурившись от отчаяния, сильно и быстро сунул острие своей сулицы подмышку какому-то бородачу, и тот тоже повалился с коня. И кровь в воздухе - дымкой или .. как пена с коня!
  
  И так и сгинул - под копытами!
  
  
  Пока же схватка 'Кудрявцева и графа в хундескугле' сама собой взбиралась всё выше по холму, прямо к древу у которого застыли, взявшись за ладони, маститая писательница Аня и молоденькая девочка Настя и танцевала юная актриса Алина (и лишь за спинами их смутно угадывались седоусый джентльмен в костюме-двойке и двойка пьяных ментов), киношники - там, внизу, на поляне, имели лицезреть неприятно крупными планами и другие сцены:
  
  Потому что и там сражался некто в закрытом луковичном шлеме-хундескугле с тяжелым прямым мечом рыцаря-всадника! И тоже - с витязем на буланом, хоть и каком-то низком, коне, с витязем с длинной, чуть изогнутой саблей! Только на поляне этот поединок 'рыцаря' и 'витязя' закончился гораздо быстрей.
  
  Просто удивительно, сколько может оказаться оружия у, казалось бы, мирных, снимающих отнюдь не военный фильм, а красивую сказку, господ кинематографистов.
  
  Правда, до того, как были выхвачены стволы, на съемках воцарилось недолгое замешательство. Не легкое, скорее, так: средней тяжести замешательство: в электричестве худо-бедно разбирались не только помощники операторов, но даже ассистенты режиссера, обыкновенно способные спутать нить Ариадны с нитью Яблочкова. Короткое замыкание всё же смутило всех, потому что, собственно говоря, ничего не замкнуло и ничего не закоротило: всё, что пожирало ток из протянутых от высоковольтки кабелей, исправно продолжало работать. Да, электричество на 'ЛАМИЯ-ФИЛЬМЗ' воровали, банально 'присосавшись' к высоковольтной лини, свой-то генератор был на пределе, к тому же, по стране танцевал перманентный кризис.- Но во всем, случившемся далее, вряд ли было виновно краденое электричество. Или пресловутый кризис. Даже на демократов и сталинистов, разобравшись, никто не покатил бы бочки.
  
  Разобраться было, правда, сложно, а лишь немного позже еще и всем стало ясно, что разбираться предстоит долго.
  
  Пока же не меньше киношников удивился и витязь в черной кольчуге, когда, ударив с тяжкой силой по добротному немецкому наручу-зарукавнику, он легко развалил и сам стальной зарукавник и руку рыцаря на вороном коне. Прямой меч 'графа тверского', вместе с еще сжимавшей его кистью упал на траву.
  
  Оператор машинально взял 'крупный план'.
  
  - Что, Акинф, проржавела душа - проржавел и доспех! - внезапно рыкнул витязь, явно не голосом Кудрявцева, знакомому оператору с режиссером как раз по перебранкам, - Ну, собака тверская, перемётник литвинский!
  
  Кровь хлестала. Из варварски разрубленной руки, варварски урезанной руки медленно падавшего с коня рыцаря в хундескугеле, Базиля Цветкова. А из обрубка, нелепо сжимавшего посиневшей уже кистью руки меч - так и оставшегося на траве, под взглядом камеры 'крупных планов', - из этого страшного обрубка она не хлестала уже, нет, слабо вытекала, окрашивая бледнозеленую травку в черный цвет.
  
  Смотрелась эта кровь на траве плохо, красители давали более яркую картину. Главреж машинально сделал в уме заметку, покрывать кровь на земле какой-нибудь аэрозолью 'с блеском', только потом до него что-то дошло.
  
  Привыкшие к эффектам киношники по инерции снимали на пленку 'бой баронов', хотя поединок, по сути, уже закончился, не успев и начаться.
  
  Первую тревогу в тот момент поднял глава CD-проекта Олег Макаров:
  
  - Витек! - несмело озираясь, окликнул он оператора, вдруг испарившегося со здоровенного пня вместе с дорогущей цифровой камерой. Однако, слабый пароль олигарха остался без отзыва: все заглушал железный скрежет и зубовный мат битвы. Но олигархи соображают быстро, так и Макаров сразу понял, что голос в такой ситуации следует повысить. Переведя взгляд на надвигающегося витязя в вороненой кольчуге ('конь-то какой.. низкий, лохматый, мы таких не оплатим!'), Олег Генрихович в голос заорал, еще не осознав, что тот только что как-то уж слишком, чересчур уж натурально отсек кисть мирному историку Васе:
  
  - ЭТО ЧТО ЕЩЁ ЗА ЧМО УСАТОЕ?!
  
  - МОСКОВ!!! - заорал 'усатое чмо' и направил коня грудью прямо на олигарха. У Саши Кудрявцева усов, да таких развесистых не было, не нашлось бы таких и в гримерке. В этот миг, магнат, наверное, подумал и понял, что непредвиденные опасности, по роду основной работы, грозят ему всюду: даже на съемках сказок про 'баронов'. А все киношники увидели, что из-под шлема с опущенной стрелкой скалится дурными зубами усач с приплюснутым лбом и русыми сальными патлами. И в этот момент две небольшие дружины сшиблись друг с другом... И тоже, что-то видимо, повлияло на часть 'ролевиков'.
  
  Брошенные сильными руками сулицы вонзались в коней, кони падали на подломившихся ногах, по воздуху плыли клочья кровавой пены. Не настоянной на шампунях и подкрашенных красной 'эмульсионкой', а той, натуральной, пены - обильного лошадиного пота, слюны. И была эта пена подозрительно красной. Кони были взяты напрокат у спортивной фирмы 'Гусар Летучий' (на базе 'Общества Локомотив'), и стоили дорого. Страховка же была и вовсе запредельной. Первым схватился за сердце старый мудрый главный оператор Александр Сидорович. За сердце он схватился левой рукой, правая поползла в карман и замерла там как-то нерешительно. Некоторое время он еще колебался, достать ли коробочку с лекарствами, или пистолет из потайного кармана рядом...
  
  И тут один из всадников - прямо перед главной камерой - распластал другого, как мясник поросенка: голова с шеей, частью плеча и правой рукой повалились на грунт съемочной площадки 'на натуре', а обезглавленное тело безвольно опало на круп коня... Взбесившийся конь совершил невообразимый прыжок - никто и не знал, что 'ЛАМИЯ-ФИЛЬМЗ' получил таких скакунов! Откуда-то прилетела сулица, доспех не пробила, но от силы удара паренек с подозрительно натурально окровавленной саблей схватился за печень.
  
  - О! А девочки-то убежали! - несколько наивно, - в такой ситуации, - пошутил оператор, 'державший' своей камерой 'лесных колдуний'. И поскользнувшись на чем-то типа гнилого банана, всем весом грохнулся на пятую точку.
  
  Почти любой нынешний олигарх по молодости был немного шпаной или уркой. Так и Олегу Генриховичу Макарову довелось в пятнадцать лет пережить весьма неприятно-близкое знакомство (не 'столкновение' - иначе он вряд ли бы кем и стал) с конным милиционером. Окончательно осознав, что витязь заворачивать коня не собирается, а под 'русским шишаком' в недобром предвкушении скалится совершенно незнакомая рожа, олигарх левой рукой хлопнул по тревожной кнопке ('где телохран? Уволю, скотину!'), а правой полез в официально подаренную ему губернатором Техаса кобуру. Отнюдь не пустую.
  
  
   + + +
  
  'Девочки' никуда бы не успели убежать: слишком стремительно на них катилась конная сшибка и быть бы всем троим красавицам затоптанными конями, если бы не легкий щелчок большого и безымянного пальцев стоявшего рядом с ними стильного джетльмена. И Анна, Алина и Настя с удивлением обнаружили себя чуть в стороне от схватки, которая шла уже почти на вершине холмика. А сеча выходила всё менее шуточной:
  
  Если уметь мгновенно оценить резко и неожиданно изменившуюся обстановку, мгновенно переосмыслить её, то можно и успеть, и суметь прочувствовать, как, за какой-то миг, изменились вокруг тебя внезапно и звуки, и цвета, даже и даже запахи.
  
  Один раз в жизни Кудрявцев выбрался из совершившего вынужденную посадку старого пассажирского 'Боинга' - нет, даже не 'дебрях Амазонки', просто на запасном аэродроме в одном из штатов Америки, так вот там, да, он - прочувствовал подобное!
  
  Но сейчас Александр Ильич Кудрявцев был слишком занят. Он с тихой злобой, то есть, остервенело уже, правда, стараясь не привлекать еще ничьего внимания к своему неумению отбить простые, но сильные атаки, на полном серьезе уже, спасал свою жизнь от офигевшего, полностью вошедшего в дурной раж Базилио. Но тот и второй раз саданул его своим тяжеленным мечом - хорошо хоть удалось вновь 'снять' удар краем щита, от реквизита (пусть он и из твердых пластиков) давно летела труха, а левая рука, после этого самого второго отвода, уже превратилась в простейшую отбивную.
  
  - Рубите его!!! - продолжал вопить спятивший оруженосец Васи Цветкова.
  
  Таких мгновений простить себе невозможно... Потом. Через жизнь - через бой. Позже: когда появляется время осмыслить. А пока, - вот что произошло всего лишь 'за несколько ударов сердца', как красиво выражаются иные граждане:
  
  - Рубите же его!!! - полным запредельного отчаяния голосом, закричал молодой 'оруженосец тверского барона' Васи.
  
  А безумный Базиль Цветков чужим, пропитым каким-то голосом неожиданно вдруг набатом загудел из-под своего глухого шлема:
  
  - ИЗМЕНА!!! - и к Сергею, так, кажется, звали мальчишку, что кричал 'рубите!!', - со спины подскочил какой-то другой приятель по клубу. С отрешенным, сосредоточенным лицом... В грязной старой кольчуге, лишь на груди которой, на тусклом 'стальном' зерцале', виднелись какие-то красно-бурые потеки. Так же бесстрастно, не дрогнув ни мускулом застывшего лица, приятель по клубу поднял короткий - меньше полуметра - меч, и...
  
  ПРИЯТЕЛЬ? ПО КЛУБУ ЭЛЬФОВ И ХОББИТОВ!? МОЛОДОЙ, НО ПОТЁРТЫЙ УСАТЫЙ МЭН, С ЗАБРЫЗГАННЫМ ЧЕМ-ТО МУТНО-КРАСНЫМ ЗЕРЦАЛОМ, НА ГРЯЗНОМ ЛОХМАТОМ КОНЬКЕ!? Меч ударил парня-оруженосца, - да как же его звали, Ленчик? Сергей? - по самодельной кольчуге чуть выше наплечника, с ЛЯЗГОМ СКРЕЖЕТНУЛИ КОЛЬЦА, БРЫЗНУЛА КРОВЬ, НЕ КРАСКА... И этот мальчик со знакомым Кудрявцеву лицом болванчиком кувыркнулся под копыта...
  
  То, что перед ним мелькнула чужая смерть, стало ясно сразу.
  
  До этого мига Алекс понимал только то, что он ничего больше не понимает... но теперь, резко включившись, заработало уже подсознание. Взревели инстинкты. Кровь с краской он спутать никак не мог! И такое падение - не нашлось бы каскадеров без защиты и страховки падать под ноги, под острые копыта, под сточенные бегом до бритвенной остроты железные подковы коней!
  
  Пока что - мимо Кудрявцева, но - пролетела смерть. Это было так очевидно, что, наконец-то, ему удалось принять в себя немыслимое: неважно почему, - разберемся и позже! - но вокруг на конях танцует подлинная гибель, лишь случайно обошедшая его стороной. Адреналин взорвался в крови как хорошая доза 'флеша', термоядерной наркотической смеси. Еще одна незнакомая рожа вылетела на низкорослом коне, заслонила его 'противника-рыцаря', раззявленный рот что-то угрожающе заорал, но тут уже - получи! Инстинкты заработали вовремя, и ты, парень, ты попал под первую раздачу! Извини, но ты - готов, труп или инвалид, а разбираться с твоим диагнозом будут другие! - Быстро, но с силой ткнув незнакомого конника острием клинка в глаз, Кудрявцев повернул коня к тому уроду, который, заигравшись, погубил мальчишку, Сергея-Леньчика, не важно уже!
  
  Саданув бутафорскими шпорами (пластиковыми 'иглами' над каблуками сапог) своего буланого куда-то в живот, Александр взмыл вместе с конем над заигравшимся маньяком-'ролевиком', на миг еще раз увидел абсолютно незнакомое прежде лицо с кустистыми усиками, с идиотским неравномерными зачатками бородки на скулах... - и рука сама со всей силы бросила тупую саблю под чужой подбородок.
  
  Хоть и не заточенная (во избежание травматизма на съемках), сабля была все же стальной. И тяжелой. И с достаточно узким рубящим краем. А рука у Кудрявцева была мощной. Незнакомый усач (да какой 'усач'! - 'недоусок'!) от мощного удара буквально закинул голову за спину, а потом и остатки шейных позвонков не выдержали, и башка, и не спасший её конический шлем без подбородника, с одной только стрелкой, всё это полетело наземь. В иной ситуации надо было бы срочно останавливать дубль, звать врачей... Или уж бежать в ближайшие кустики. ПРОТОШНИТЬСЯ. Но как его остановить, такой дубль, если вновь - едва успел повернуть плоскость щита, сбивая удар маньяка-рыцаря!!
  
  Может, Алексу, пусть он и супермастер кэндо и 'боёв без правил' (хотя правила и там есть, еще какие!) и впрямь поплохело бы, ведь людей он, впридачу так варварски, еще не убивал, но чужой конь промчал мимо него всадника без головы, и жуткое видение исчезло мимолетным кошмаром. А адреналин в крови остался, вытеснив секундную слабость. А новый мощный удар безумного Базилио, пусть и вновь потушенный, пущенный вскользь по плоскости щита, вернул его в конкретную, не поддающуюся оценке, обстановку: когда кретин садит и садит по тебе почти что десятикилограммовым мечом, о чем-то ином думать сложно.
  
  Вот уж кто точно ширнулся какой-то возбуждающей дрянью перед дублем, так это тихий мирный интеллигент Цветков, рыцарь хренов! Кудрявцев пока только так объяснял себе безумную кровожадность тихого, по обычной-то жизни, историка. Небось, нембутал с героинычем прогнал по вене, вот и 'вспышка' суперактивности, 'флеш', так называемый! И ведь никто раньше не думал о наличии у 'исторического' интеллигента наркотических заначек, шприцов и то не находили на съемочных площадках!
  
  Алекс уже не слышал, как у незнакомого всадника, - но явно не 'приятеля по клубу', - хрустнули шейные позвонки, он с трудом разворачивал вздыбившегося коня к ополоумевшему Василию.
  
  - ИРОЙ! Супротив щенков!!! - проорал тот и вновь поднял меч.
  
  Слово 'ополоумевший' явно описывало состояние Базиля несколько... половинчато. Полностью слетевший с катушек маньяк, ёъ! Что же это происходит!? Но играться загадками можно, к примеру, читая книжку, сейчас же миром правила кровь, а в крови бушевал адреналин.
  
  Меч уже третий раз был готов упасть на Алекса, когда тот, уклонившись, смог подробно рассмотреть просвистевшую у самого его лица железяку.
  
  Известно, что лезвие меча вовсе не нужно затачивать до бритвенной остроты. Да и не делал этого никто и никогда. Мечами не брились, кинжалами - и то редко. Во все века мечи просто точили, чтоб энергия удара конденсировалась в насколько возможно узкой кромке, лезвии.
  
  Так вот кромка этого меча была очень-очень узкой. Кто-то изрядно постарался - если б Алекс нанес недавний удар под подбородок таким вот острым куском арматуры, голова давешнего недоуска слетела бы с плеч мигом, - как в том кино! Кино, б! ёъ! Слов нет! Но как же с больным уродом сладить?!
  
  - Сан-Ильич! - заорал уже и запомнившийся по первым дублям Боромир, - руби, ипаться жопой! МОЧИ ЕГО, пидора, - борода, БОРОДА же, опаный насрать!!!
  
  Факт. Fuck'т, мать его! - Бутафорской мочалки Василию не хватило, а эта, торчащая из-под стального 'подбородка' хундсгугеля, шлема, борода казалась слишком уж настоящей. Fuck'т-твою!
  
  Факт, ввиду близкой смерти, не требующий пока и осмысления.
  
  Осмысливать можно позже - за рюмкой какавы.
  
  - Ну, Б-Борода! - выдохнул Алекс, выныривая из-под очередного удара, - ПЭЦ тебе, Борода!
  
  Именно 'выныривая', щит был уже размочален, приходилось полагаться на привычную реакцию гибкого еще тела и... ловкую посадку в седле, вовсе уж не привычную! И - да, не такую уж и ловкую!
  
  Пока Кудрявцев старался вновь уверенно упрочиться в седле, маньяк в шлеме вновь потащил меч вверх, с усилием, как и положено усталому воину поднимать почти трехкилогарммовый (если не больше) железный лом на пятнадцатой (пятнадцатой ли?) минуте махача. Артист Венгеров так бы не смог, вздернул бы меч тросточкой. Сейчас же всё происходило до отвращения натурально, Алекс даже не смел поглядеть вниз, на траву, - жив ли мальчишка, тот, под копытами, Сергей-Ленчик который?! Понимал: опустишь на миг взгляд, - на тебя меч опустят. И никакого 'кина' уже не будет. Безумный Базиль, - или кто б это ни был, бородатый такой, - готовился именно располовинить Александра Ильича Кудрявцева.
  
  Но теперь пошла совсем другая пьянка, - кто конное кэндо заказывал!?
  
  Алекс успел дважды буквально хлестнуть саблей по 'картонным' наручам рукавиц, уже особо не удивился, оба раза услыхав глухой звон металла о металл. Очередной необъяснимый факт: доспехи из 'папье-маше' и пластиков 'спрессовались' в стальные! Он ткнул острием в смотровую щель шлема, не попал. Но и 'Василий', замычав, - ага, не понравилось что-то! - нелепо мотнул башкой в 'горшке', и крест-накрест рассек мечом пустоту.
  
  Какое счастье, что на Руси до фехтования на мечах, забавы западных рыцарей после знакомства с сарацинами, воинская культура в своё время недотянула... а потом сразу перепрыгнула через ступень, - на фехтование тяжелыми саблями. Что и позволяло, кстати, позже, литовцам и русским буквально выкашивать более западных польских, да и редких немецких рыцарей. Пока те приспосабливались, с копьями-то тяжелыми, да мечами - их и секли по быстрому. Опять же, и гордых ливонцев-тевтонцев: на Чудском пятьсот человек, при Раковоре, лет через двадцать - дюжину сотен, а уж при Грюнвальде - тысячи!
  
  Поэтому, когда 'Бороду' предсказуемо повело вслед за мечом, Алекс, не надеясь 'перерубить завязки шлема' (проклятый сценарий!), от души хлобыстнул саблей по латной рукавице, стараясь попасть ниже запястья.
  
  Это ведь только так говорится: 'латная рукавица', на самом деле - варежка, рукавица с раструбом да тремя пальцами, ну, тонкими стальными пластинками защищена, один пес, много ли ей надо? Вот выше, там, где раструб рукавицы закрывает запястье, а потом и руку до середины локтя (да под ней еще латный зарукавник), там - да, отрубить руку сложно, особенно тупой саблей. А вот если умело попасть по 'пясти', пусть она дополнительно защищена (в теории) еще и гардой меча, - если попасть точно, то и богатырем быть не обязательно! И тупой саблей, опять же, можно дела делать!
  
  Много мощи и не понадобилось. Александр с первого раза попал удачно, куда-то ниже зарукавника, Борода неловко дернул рукой, его меч рыбкой нырнул под копыта. В точности по пожеланиям автора книги и сценария.
  
  Самым диким показалось в следующий миг Алексу то, что эта взбесившаяся зверюга, зверь, Борода, в смысле; совершенно непонятно почему, решил и дальше соблюдать сценарий! - Он зашарил левой рукой по луке седла, где, на специальных крючках, наверняка были развешаны шестопер и прочие орудия душегубства и смертоубийства. И Александр Ильич Кудрявцев, отбросив к буйволу свой потешный пластиковый щит, перехватил старинную, почти трехкилограммовую же, саблю обеими руками. Аки катану (тут только одно японское слово из двух). С трудом приподнявшись на танцующих (неуверенно дрожащих, в самом-то деле, но скажем красиво!), на танцующих в стременах ногах, - а учиться, учиться конному делу надо было! - он вознес саблю над головой и от души вмазал промеж ушей... коню. Тот, к счастью, не в пример хозяину, полного латного облачения, обязательного у западных рыцарей, не имел. Налобник наличествовал, но, если - сверху и между ушей! - Тогда и эффекта можно добиться. Шоу надо было заканчивать! К тому же Алекс понимал - задень его безумец шестопером хоть слегка, и кино - если это всё еще кино? - увы, вообще закончится.
  
  Конь пошатнулся, словно выхлеставший полбутылки димедрольной водки дошкольник, так, что ноги поползли крест-накрест и в стороны, и - пусть безумный всадник и пытался сотворить со своим жеребцом нечто взбадривающее при помощи удил, - тот всё же неожиданно для всех вдруг резко завалился на бок.
  
  Что же там по сценарию - горло теперь уроду перепиливать засапожником!? А хотелось бы! С-сука! Но сперва телефон, 'скорую' для паренька! Хлопок по карманам куртки под стеганкой - блиииа . выпал телефон! Что же делать? Алекс мгновенным взглядом заценил ситуацию. На полянке пусть не наблюдалось медиков, но и явных маньяков тоже больше видно не было. Тогда... Ну, нет, тогда мы пойдем своим путем. Всё же, горла наркоманам взрезать кинжалами - слишком резкий метод лечения. В них, в наркошах, надо уметь распознавать сохранившееся человеческое достоинство, как говорят правозащитники. Метадон им выдавать. Вот и сейчас, свяжем, потом, может, и метадон пропишем. И быстро.
  
   + + +
  
  Олег Макаров хлопнул по тревожной кнопке и полез в официально подаренную ему губернатором Техаса кобуру со столь же сувенирным содержимым. Оператор, 'державший' своей камерой 'лесных колдуний', хаотично перемещаясь по полю боя (вот уж дуракам - счастье и жизнь долгая!), неожиданно поскользнулся на чем-то типа гнилого банана, и грохнулся на пятую точку.
  
  - Товарищи, - забыв, что при русском капитализме именно 'товарищей' и не жалуют, вдруг на два тона выше завопил он, подняв валявшийся рядом с подошвой предмет:
  
  - Товарищи! Это же УХО! А девочки-то убежали, - парень за эти доли секунд потерял больше нервных клеток, чем за всю сознательную жизнь, и, пережив такое потрясение, из дальнейших событий он выключился. А события - воспоследовали!
  
   Ведь, это просто удивительно, сколько может оказаться оружия у, казалось бы, мирных, снимающих отнюдь не военный фильм, а красивую сказку, господ кинематографистов и просто мирных статистов и зрителей, каким-то чудом переживших 'лихие девяностые'.
  
  Услышав про внезапное исчезновение дочери из кадра, дочери, над которой он буквально трясся, первым вытащил 'беретту' актер Диведев, еще не понимая, стрелять ли ему в обезумевшую массовку или в неведомого (пока!) соблазнителя Алины. Вторым выдернул из кобуры штатный 'макаров' охранник самого Олега Макарова. Третьим, - с первой мыслью, не застрелится ли? - вытащил из портфеля со сценарием вовсе не бутафорский 'кольт' главреж. Но в долгие секунды растерянности никто не стрелял, а за это время из свалки на явно взбесившихся конях вылетели двое-трое статистов, которых шеф компьютерных съемок знал в лицо, почему только и не дал выстрелить телохранителю, 'державшему' впрочем, тяжкой рысью приближающегося 'усатого урода', невесть как заместившего Саню Кудрявцева. Да, в лицо-то Олег Генрихович этих пареньков знал, но сейчас их лица были настолько дики, что... Но, ЧТО, все же:
  
  - Чужие!
  
  - Там чужаки, убивают!! - вопили 'телохранитель с оруженосцем' в голос.
  
  Жизнь - но не руку, - Василию Цветкову тоже спас конь, обезумевший от запаха крови, вынесший его из ( а как назвать иначе ), прямо из МЯСОРУБКИ:
  
  - Урод ё-ё-й какой-то, - недоуменно и глухо пробормотал из-под закрытого шлема 'рыцарь' Базиль, которого его напуганный вороной вынес из свалки прямо на окаменевшего в обиде на 'глупый дубль' актера Венгерова. И упал. С немаленькой высоты седла.
  
  С коня и в обморок. Не самый безопасный спуск (так и шею сломать - далеко ли!), не лучшее решение задачи, 'как не истечь кровью'. Оказывается, рыцарей с коней сбивали и так - травматическим шоком, что для половины штатских на съемочной площадке явилось откровением.
  
  Валяться в обмороке в луже собственной крови долго никому еще не рекомендовалось: из отсеченной кисти, в такт пульсу продолжала ритмично фонтанировать кровь. 'Какие кадры пропадут', - несколько отстраненно подумал главреж и отведя ствол 'кольта' от собственной головы, неуверенно направил его куда-то в центр кровавой конной карусели. 'Производственная карусель' дико подумалось ему и он еще миг помедлил жать на пуск.
  
  Дико озираясь, знаменитый, но, увы, стареющий актер Венгеров медленно вытянул ремень из собственных штанов. Затем, одной рукой придерживая джинсы, второй рукой он начал пытаться приладить жгут на культю историка. Что оказалось неожиданно сложным делом. Культя не давалась: сам молодой историк был в обмороке, но его рука словно продолжала испуганно метаться, норовя обрызгать кровью спасителя - ведь Венгеров никогда не признался бы, что у него так тряслись руки!
  
  И вот тогда Олег Генрихович Макаров четко, пусть и не без испуга, оценил остающиеся до надвигающегося конного 'усатого чмо' расстояние, разрешающе кивнул телохранителю, затем аккуратно, но быстро достал и свой собственный 'магнум спешл' 44-го калибра и первым выстрелил.
  
  Огромная, для русских традиций бытовых перестрелок, пуля с компьютерной точностью угодила тяжко скачущему на магната усатому 'витязю в черной кольчуге' в глаз, подтвердив поверье о зорком взгляде олигархов. Особенно связанных спонсорскими подачками или общечеловеческими взглядами с кинематографистами. Пусть даже если те и перешли 'на цифру'.
  
  А, едва усатый 'урод' грянулся на траву, огонь открыли уже четверо сугубо мирных (за одним исключением) граждан РФ: сам Макаров, его охранник-'профи', кинозвезда Диведев и личный друг актера, журналист Гарик Алферов, присутствовавший на съемках для совершенно левого приработка: дать за пять сотен необлагаемых налогом баксов хорошую рекламу другу.
  
  К этой четверке 'передовиков револьверного цеха' с каждым мигом подключались всё новые энтузиасты.
  
  Показавший едва ли ни наибольшую сообразительность Ильюха Лагин, 'завязавший с криминалистикой' борзописец, вышел из-за дерева, за которое, с возможной для его комплекции скоростью юркнул, когда еще только мозжечком почувствовал возвращение 'былых времен', и теперь методично расстреливал из 'распиленного' под пули дробового 'Вальтера' исключительно низкорослых лошадок. - Не людей на них, боже упаси, слишком много у него было в прошлом неприятностей с мусорами. В журналисте явно прятался снайпер: он методично палил в головы, лошади или сразу падали, подминая и 'пришлых' всадников, или начинали выделывать невообразимые курбеты, получив полю в область шеи, что так же не облегчало жизни их седокам.
  
  Палила главная героиня, причем из отнюдь не дамского 'китайского ТТ', 'ТИП-85'. Впрочем, ее меткость, как и красота, была вне всякой критики. Главреж стрелял, старательно зажмуривая оба глаза. Тяжелые пули взрывали траву.
  
  Из пистолета с удивительной судьбой - муж конфисковал 'дедов ствол' у какого-то, начавшего безмерно борзеть 'реального пацана', но самого парня пожалел, а, не заведя дела, притащил конфискат домой, где тот был припрятан, а затем найден, - словом, гримерша Оленька Кетаева (имевшая среди сотрудников удивившую бы её мужа кличку 'Солнышко'), палила по супостатам из прославленного еще Богомоловым в 'Моменте истины' ствола марки 'Браунинг Лонг 007'. Она давно хотела проверить, правда ли пули - 'диверсионные', отравленные, - но сейчас не могла понять, попадет ли вообще куда-нибудь.
  
  Кровавая рубка на кинополянке несколько снизила темп, но не раньше того, как несколько ассистентов достали самую разнокалиберную артиллерию и внесли свой вклад в канонаду.
  
  А через секунду-другую, очевидно смущаясь, огонь из газового пистолета 'Бруни' открыл и пятидесятилетний главный оператор Александр Сидорович. Он до сих пор мнил себя плейбоем, поэтому после каждого выстрела по-ковбойски дул в ствол, что не могло не помочь паралитическому газу атаковать его самого. Поэтому стрельба оператора, к счастью для стоявших рядом ассистентов, прекратилась почти моментально.
  
  Меткость же Гаррика Алферова, под стать снайперским выстрелам его коллеги, просто потрясала: каждая пуля из небольшого револьвера типа 'наган-37' 'со спиленным стволом' впивалась каждой из целей, каждому из конных убийц в бедро, то есть, как выводила из безумной рубки, так и оставляла надежды на жизнь. Впрочем, меткости обоих журналистов (а так же наличию у них нестандартного оружия) можно было легко найти объяснение: в 'лихие девяностые' оба были 19-20 летними энтузиастами криминальных расследований 'на земле'. Что не могло не привести к общению в саунах и тирах (ну, реже в ресторанах) с ментами, бандитами и теми, кого сейчас принято вежливо называть 'частными предпринимателями девяностых'. Да, была, была такая газетка с говорящим названием 'Криминальный мир'!
  
  Нет, ну просто удивительно всё же, сколько может оказаться оружия у, казалось бы, мирных кинематографистов и сопутствующих им лиц!
  
  Чуть ли не единственными, кто так и не открыл огонь, оказались трое нанятых 'в охрану' ОМОНовца, что только подтверждало высокую сознательность этих парней. Пока они с сомнением рассматривали свои АКМС'У, всё отчетливей им становилось ясно, что, из-за этого самого 'усовершенствованного' короткого ствола, в их руках находится фактически оружие массового поражения. И с тяжелыми вздохами все три 'силовика' молча согласились друг с другом: начни они поливать лужайку пулями 5,45, то вряд ли кто останется настолько полным жизни, чтобы потом свидетельствовать в их пользу. Только когда, за мгновение до того, чтоб прекратиться, канонада стала особенно насыщенной, менты, закинув автоматы за спину, медленно натянули 'фантомаски' и принялись расстегивать пистолетные кобуры.
  
  Из тех же соображений не стрелял пока из штатного 'макарова' и один из отпускников-сержантов, сбитый чьим-то конем с холма и теперь прыгающий по кустам. Он то и дело поднимал ствол, но в голове вспыхивало валтасаровыми буквами: 'ЭТО ЖЕ ШТАТНЫЙ МАКАР! ШТАТНЫЙ ПАТРОН! ОТЧЕТНОСТЬ! КОКОВОУЯ Я НЕ ПРИХВАТИЛ ЛЕВОГО СТВОЛА!'
  
  А вся эта канонада продлилась еще едва ли пару-тройку минут.
  
  И конец ей положил совершенно обессилевший - что странно, он ведь не принимал в 'Васкеловской битве' заметного участия, - джентльмен с тщательно подбритыми усиками, от изнеможения, казалось, опиравшийся о тот самый старинный дуб на том пригорке, где только что рубились Кудрявцев со своим неизвестным специалистам по кастингу соперником. На его лицо, часом ранее казавшееся покрытым благородной бронзой загара, сейчас было страшно смотреть: щеки и лоб приобрели зеленоватый оттенок, губы - синюшный, как у сердечника, но он всё же раздвинул их в улыбке и, пробормотав нечто, насчет 'слаба ещё!', замысловато щелкнул всеми десятью пальцами.
  Шикарная сиреневая молния - это в бледно-зеленом-то северном небе, - ударила откуда-то 'сверху-слева', как раньше любили определять первые военлёты, и пронеслась над Васкеловским Лесопарком.
  Чужаки исчезли. Просто - исчезли с поляны и пригорка. Правда, исчезли - живые. Трупы - и чужаков, и пострадавших участников съемок никуда не делись. Но это не было недоработкой. 'А вот как убирать трупы?' - подумал смертельно уставший от борьбы с магическим пробоем из иномирья КоФей и, грустя о том, что с мертвой уже материей куда трудней разобраться, какому из миров она принадлежит, вдруг снова ощутил в самом себе то странное для него настроение, которое обнаружил впервые, исследуя мысли Калинкина: 'да ты колдун великий или санитар лесной? С падалью еще возиться! Каких интересных наблюдений ты лишишь аборигенов! Хрен с ней, с дохлятиной, местным только веселее будет!' - казалось говорил в его мозгу сам Подменыш.
  
  'Что же, - подумал величайший из колдунов Ковена Фей, - никто и не говорил, что один из героев легенды о 'Дважды Рождённом' не сможет оказывать влияния и на КоФеев, вот хотя бы и так! Условия нашего с ним договора я позорно 'запорол', так пусть хоть здесь всё останется так. Как он бы хотел'. КоФей поразился бы сейчас собственной улыбке: иронично-циничная, с легкой издевкой над самим собой и окружающим миром.
  'Однако, надо послать весть, что полное исполнение договора состоится обязательно. А потом... потом, прежде всего, восстановить силы, шутка ли - пару миров спас, если не больше, гвэльфка-то оказалась сильна, да неумеха, хорошо, если только эти два мира замутила... А я не беспределен, - подумал джентльмен, на чье лицо уже начал возвращаться легкий румянец, - итак: Зов, минимум два-три дня восстановления, а тогда уже точно исполнение Договора.'
  
  Только удалившись уже на пяток невидимых минут КоФей вдруг сообразил основную странность своего противоборства с гвэльфийкой: та не только противодействовала, но еще и игралась с точкой выхода, искривляя пространство, если не время. Потому и проиграла - слишком много целей поставила перед собой. И КоФей совсем уж 'по-Калинковски' расхохотался: 'а ведь будет моему Подменышу какой-то подарочек! Только вот где выпадет? И что он с ним станет делать?!'
  
  
   + + +
  
  В мире Золотой Руси вокруг Ряполовского Острога, бушевала странная летняя гроза. Калинкин в летнике поверх портов и рубахи, любовался ей с замкового крыльца - комната его находилась на самом верху, громоотводов тут не было, а кто знает, что у таких молний может быть на уме? Потому что молнии были - удивительные! Ярко светило солнце, делая небо ближе к горизонту совсем уж насыщенно-синим, и в этом вот синем небе змеились, а, иногда и 'били прямой наводкой' куда-то вдаль, поразительно разноцветные молнии: зеленые, пурпурные, обыденно-золотые. Не было грома, но легкий дождик присутствовал, и стоявший рядом с Калинкиным во всем совеем великолепии - от ярко-красных сапог до горлатной шапки с малиновым султаном, - Иван Фотеич Соболь то и дело неодобрительно косился то на двух рынд лет по шестнадцати, то на вылезших из подвалов на дождик гобболинов, то на юного лекаря Филантия.
  - Молоньи-то, - со значением произнес он, наконец, - молоньи-то - зело непростые. Тако бывает, когда Знаменосцы гвэльфийские битвы свои ведут. Но сейчас замиренье у них давнее. Но молоньи-то - зри, господарич! - не в землю бьют, а то из Ряполовской пущи в гвэльфийский Лес летят, то будто обратно!
  Замечание было удивительно точным, Калинкин и сам недоумевал: в его мире таких вот 'параллельных' молний он не видел, да и не слыхал о таком. Ну, а без грома - какие же это молнии, это артподготовку кто-то проводит. Хотя, тогда звук тоже был бы. Фейерверками кто-то балуется, решил для себя задачу Мишка, не слушая ворчания Соболя. Что. Мол, 'не к добру сии знамения'.
  Однако, боярин резко закончил ворчать, и сказал о главном, к чему подбирался:
  - Не рано ли на ноги ты встал, Юрко? Лекарь сказал, что и поболее седмицы отлеживаться тебе надо, перину-то тебе нашли княжескую!
  Мишку при упоминании злосчастной перины так передернуло, что он даже сам испугался. К счастью, Иван Фотеевич как раз в этот миг перевел взгляд с его лица на юного Филантия:
  - Ну! Что молчишь, ученик лекарский!? Не рано ли встал господарич!?
  Калинкин интуитивно оглянулся на молчание и сразу забыл о перине: Филантий. Побледнев. Знакомо шевелил пальцами. 'Гвэльфийская атака будет! Магическая! Довылеживался, законы изучая!' - метнулась почти паническая мысль. Сам-то Калинкин, при соответствующем арсенале, атаковал бы, а вот в обороне у него все его надежды были связаны с этим подростком, который, якобы, по уверениям того, 'натурального КоФея', мог отвести чары. Но глядя на эти молнии и на побелевшего лицом Филантия, Калинкин что-то начал сомневаться в крепости своё обороны.
  - Не рано, - разлепил свои губы Филантий, - не рано встал господарич, пора и ходить и дела делать. Только, прости боярин, сейчас мне надо его обратно в повалушу отвести, настоем поить время.
  Наглая брехня насчет 'настоев' - а ни разу не пил ничего 'от Филантия', - еще более насторожила Калинкина. Но выяснилось, что магических атак ему не грозит, юному КоФейку потребовался разговор тет-а-тет. Его, 'такое важное', но абсолютно невразумительное сообщение вообще повергло Калинкина в полнейший раздрай: у 'натурального' КоФея что-то там сорвалось, и первый заказ он полностью выполнит только дня через три, а то и больше, 'как время течь будет'. Это было только началом сообщения. Концовка звучала боле связно: 'поймали твои люди ворогов твоих в пуще у Древа минуту назад, везут!'. Но именно эта концовка, в сочетании с сообщением о провале операции и превращала всю информацию в бред шимпанзе. Кого поймали, когда КоФей ментов не выслал?! Зачем поймали, нах?!
  Внезапно Калинкин вспомнил, о чем сообщал Филантий утром: 'гвэльфка сильная прошла'.
  Ага.
  Он представил себе пару эльфийских принцесс из кинофильмов да иллюстраций к дамским романам, и недовольно поморщился: истязать красавиц ему и не доводилось, и не хотелось. Однако, придется: контракт есть контракт, а именно гвэльфка едва не убила его... то есть, того его, что сейчас, поди, лежит под оценивающим взглядом нейрохирурга. Если хоть с этим КоФей натуральный справился! 'Спасает в той больнице лекарь господарича' - моментально поймав его мысль, устыдил Калинкина кофейный ученик.
  'А не буду я красоток мучить! Еще и магичек!' - твердо решил Калинкин, - 'продержу просто эту... эту нечеловечку... в нечеловеческих условиях до возвращения того, кого она там губила..'. И, позабыв о 'хвори и томном голосе', снова выбежал на крыльцо:
  - Фархад! Фарух! Живо зиндан готовить, да сами не забудьте от ворожбы уши паклей или там воском забить как следует! Живо! Колотушки, маски! Вборзе!
  - Что стряслось господарич? - подскочил Соболь.
  - Не верил мне, боярин мой, а изловили верные мои у Древа последышей гвэльфийских! - решил не пугать Ивана Фотеича поимкой самой настоящей волшебницы Калинкин.
  Он ожидал, что Фотеич перепугается, 'перепадет', как говорили тут, но седоватые борода и усы боярина лишь разошлись в широкой ухмылке:
  - Стало быть и Куява возвращается! Радость-то!
  'Тьфу ты!', - плюнул в сердцах Калинкин, сообразив, что, вместе с кметями, холопами, простодушным Васькой и озорным Мишуком, возвращается и самый крутой душегуб, самый проницательный из здешних мужиков, самый опасный лично для него, Калинкина, человек - оружничий Батька Куява.
  
  
   * * *
  
  Если кто думает, что на 'съемочной поляне' в Васкелово, после исчезновения неведомых убийц воцарилась потрясенная или там благоговейная тишина, тот ни хрена не смыслит в реальной жизни.
  Орали в голос раненые, аптечек не хватало, а 'скорую' на съемки пригласить пожмотились. Орали в голос и здоровые - искали знакомых, надеясь, что отзовутся, что - не убиты. Выделялся голос Диведева:
  - Алина! Алинушка!!
  Но убитых, блин, хватало. Раненых, впрочем, было еще больше. И многие из них могли перейти из жизни в смерть, прежде чем приедут лекари, которых сейчас-то уж, - тоже ором в трубки и всяческие ай-пад-фиг 'фоны' - вызывали непострадавшие.
  На фоне общего безумия, наибольшей рассудительностью резко выделялись три человека: олигарх Макаров, журналисты Алферов и Лагин.
  Причем каждый из троих четко занимался своим делом.
  Илюха протянул Гаррику свой ствол и с десяток стреляных гильз, показал кулак. Алферов понял правильно: 'ты меня сюда затащил, не делай мне неприятностей ЕЩЕ больше'. И, хотя журналистская гиена в душе тянула его к раненым и мертвым, он занялся исключительно интересным делом: разборкой стволов, своего и друга-коллеги. Затем он обернул каждую деталь в тряпку или ветошь, и, вместе со столь же аккуратно завернутыми стреляными гильзами от обоих стволов (чтоб не звенели), начал пропихивать в широкогорлую канистру с бензином. Он успел вовремя. Потому что ОМОНовцы охраны, сняв фантомаски, с пистолетами в руках начали грубо обрывать важные телефонные переговоры с врачами или адвокатами, актуальнейшими вопросами 'Кто стрелял!? В кого!? Кто это были!?' - ведь, возможно, именно для такой ситуации их и нанимали подкалымить в охране съемок.
  
  От ментов отмахивались, кто вежливо, кто - на правах нанимателя, - грубее, но нашлись и те, кто полез со взятками: старшему было презентовано то самое, ставшее уже знаменитым, отрубленное ухо. Мент скромно убрал его в полиэтиленовый мешок из-под бутербродов с колбаской. И приказал товарищу не мешать телефонным переговорам. Впрочем, у них троих это вряд ли и получилось бы. Для этого требовался батальон технической радиоразведки со специальными средствами глушения.
  
  Макаров звонил адвокату.
  Его охранник - Городским ментам, чтоб рассказать о психах с саблями и копьями на конях. Ему мучительно не хотелось выставляться идиотом, еще меньше - подписываться на всю предстоящую бодягу с долгой дачей свидетельских показаний, но против приказа шефа он не пошел. Правда, он звонил всё же ЗНАКОМЫМ ментам, точнее пытался, но самый его лепший кореш в УБОПе, оказалось, взял отгул.
  А вот Илюха Лагин, свалив на Гаррика черную работу, всё же прошелся по кровавому полю, делая снимки. Особенно его отчего-то заинтересовали пасти убитых чужаков, и он, ни минуты не брезгуя, пару раз раздвигал свежим покойникам челюсти еще более, чем они у них отвисли, и, пользуясь подсветкой-карандашом, делал почти профессиональные 'снимки ротовой полости'. Снимал Лагин и лошадей чужаков, но хоть в пасти к ним не лез. Помог перетянуть жгутом кисть с двумя отрубленными пальцами одному из юных 'мордорцев' или там 'эльфинитов'. Отмахнулся от Диведева, носящегося по полю с всё тем же заунывным воплем 'Алина!', решил помочь какой-то малОй девчушке в костюмчике лучника, пытавшейся неумело перевязать не слишком глубокую, но крайне неприятную на вид рубленую рану на предплечье очередного 'гоблина'. И только закончив (почти профессионально) перевязку, Илюха узнал в 'милосердной сестре', ту, вторую, как же её:
  - Девушка! Выше нос! - решил завязать он знакомство, - тут еще многим помогать надо.
  - Да, спасиб, что помогли, - Лагин с грустью подумал о приближающемся сороковнике, хотя. Как показал сегодняшний день, оставшиеся до него годы надо еще суметь...
  - Вы же, девушка, с Анной и Алиной были? Я - Илья, вот так и рифмуюсь.
  - А я Настя! - и девочка неожиданно разревелась взахлеб.
  - Что такое? - опасливо покосившись на Диведева, чьи метания становились всё более безумными, ухватил девочку за трясущиеся плечи огромный пузатый Лагин, - с ними что-то случилось?! Ты вообще, как, выпить себе позволяешь во имя и для снятия?
  - Ой, а есть!? Дайте! - нет ну вы можете вообразить себе журналиста закваски 90-ых без фляги? Тогда вы даже не фантаст, абсурдист, а, точнее - некросюрреалист. Вот из этой фляги-то Настя и отхлебнула, и сплюнула:
  - Фу ты гадость. То есть спасибо, но для меня слишком крепко! - Лагин поморщился: во фляжке был 'мартель' хорошего года, - Ничего с ними не случилось! Только что, вот как молния шарахнула, с ними рассталась! Анна Станиславна вниз побежала, а Алинка - там! А вот папы то есть дядь Саши не видно на коне его! Его, наверное, убилииии! Так рубились, так рубились!
  Лагин с недовольством вспомнил о поставленных когда-то на Оганесова пятистах 'бачинских', и грубовато утешил снова рыдающую девицу:
  - Кудрявцева так просто не завалишь! - 'а то был бы долларов этак на пару Кливлендов*.Кливлендов* богаче сейчас" - с неудовольствием вспомнил он свою ставку на том, ставшем уже легендой, бою в "Юблилейном". Но что делать сейчас? Итак: сразу сказать этой белуге-актеру-супермену, что его дочь жива на холме или сперва самому убедиться?'
  
  
  /*Кливленд-президент - на 1000 долларовой купюре/
  
  
  
  - Побудь здесь, хорошо? Вместе потом Александра Кудрявцева поищем. А я пока за Алиной схожу-поднимусь, а то, тоже мне супермен, воет белугой!
  Вроде бы девочка кивнула и, может быть, даже улыбнулась.
  Илья Лагин грузно поднялся на холм. Застыл. Некоторое время смотрелд на скорчившуюся у старинного дуба девичью фигурку в плащике и юбки не пойми уже какого цвета - по земле волочили, что ли? Воровато оглянулся на Диведева, присел, откинул капюшончик - его опыт подсказывал, что пульс проще определить на шее, чем искать на запястье...
  Уже через мгновение Илюха резво, несмотря на сотню своих килограммов, вскочил и вырвав один из телефонов, нажал кнопку:
  - Алферыч? Живо... то есть тихонько садись-ка в мою развалюху, ага. Подгонись-ка прямо сюда... не смотри! Я на взгорке у того дуба, ну, старого совсем, где мусора бухали.... Но НЕ смотри на меня, спокойно сел в машину, объехал это поле бородинское не торопясь, медленно сюда поднялся... Можно, можно проехать, этак, не торопясь, не ПРИВЛЕКАЯ ВНИМАНИЯ, - вполне можно. Главное - тихо всё так сделать. Понял: тихо. Да поживей! И другану своему Диведеву - ни слова! Быстро сюда!!- нарушая собственную инструкцию, срывая голос, заорал Илюха в трубу.
  Но Алферов принцип действия понял.
  
   + + +
  
  
  В Городе, еще и не подозревая, что все 'отпуска и отгулы' будут теперь отменены - и надолго! - в связи с некими чрезвычайными событиями в Области, яростно матерились УБОПовцы Каратаева и 'наркоманы' Антона Ширенко: 'вот... незадача, выбили из прапора 2 конкретных имени, установили адреса, и нате вам! У обера тупо никого не оказалось дома, а когда один из старлеев многозначительно показал капитану Каратаеву набор отмычек, Платон только отрицательно покачал головой: не та ситуация, чтоб слишком уж борзеть. 'Прапор, сука, предупредил оберуполномоченного!' - сделали они с Тошей Ширенко совершенно неверный вывод, после блиц-опроса вездесущих бабушек и граждан с бессонницей. Оказалось, что Кетаев, 'как скаженный', вылетел из подъезда глубокой ночью, где-то в два тридцать, точнее старушка (не дрыхнувшая консьержка, а просто благородного вида древняя дама с бессонницей) сказать не могла.
  Утешившись тем, что оберуполномоченный 'вылетел' только с небольшой сумочкой, члены импровизированной 'розыскной группы' из обоих ведомств срочно рванули к 'начальнику по работе с личным составом', подполковнику Груздеву. Впрочем, они понимали - и совершенно неверно! - что, если уж ушлого прапора не удалось запугать настолько, чтоб тот не дергался со своими предупреждениями, - вряд ли кого застанут они по второму адресу. Так оно и оказалось.
  Однако, полученная в шикарном доме (собственная стоянка, евроремонт) информация слегка вдохновила: у семьи Груздевых, по словам соседей, был просто плановый выезд на дачу. Прикинув расстояние, они решили, что успеют. И - успели-таки, и получили полные мозги счастья от общения с вечно, казалось, хныкающей, дородной женой Груздева и юным куском кретина, балбесом-сынулей, который все время сбивался на 'а вот байк у меня крутой'.
  Ни ментам не пришло в голову спросить - нет ли у подполковника Груздева Н.П. еще одной дачи, ни госпожа Груздева с сыном не вспомнили о старом домике с 6-тью сотками: по той простой причине, что трехэтажный теремок просто не предполагал подобных воспоминаний о навсегда ушедшем.
  Так что, покидая Ижору, Антон Ширенко и Платон Каратаев с полным пониманием переглянулись, и с чувством хором произнесли:
  - Ну и сссука этот прапор!
  - Как бишь его? Артёменко Лёша? - лениво и риторически протянул Каратаев, разминая костяшки пальцев, - может, еще раз с сукой побеседуем?
  Они бы и 'побеседовали', но - не сложилось! Внезапно у обоих офицеров на телефонах запиликали мелодии - разные, но тревожные. Выслушав приказы начальства, капитаны вновь переглянулись с тревожным пониманием:
  - Тебя-то это каким боком касается? - спросил друга из отдела по борьбе с распространением наркотиков Каратаев, - меня-то ясно почему вызывают, куча трупов, огнестрел, да еще, как понял, поножовщина какая-то. 'Сирена' по Городу и Области, мать её!
  - Не поверишь, - хмыкнул прагматичный Ширенко, - там чуть ли не у всей съемочной группы видения были. Это вовсе не они сами, не их статисты, это половцы какие-то 'настоящие' саблями кучу народа конечностей лишили. Не иначе, кто-то прямо в питьевую воду им 'коктейль' забухал. Поехали уж, суку-Артеменко позже спросим. За всё.
  Оба мента ошибались и тут - в ближайшие дни поговорить с Артеменко им не удастся.
  Гражданка Трифонова Оксана Игоревна как раз выходила из квартиры, когда увидела жуткую, в фурункулах, рожу гиганта в форме - ужас её предыдущей ночи.
  Надо сказать, Артеменко допустил серьезную ошибку, решив не тюкать девушку с ходу 'колбаской' по кумполу - ему всё же показалось излишним, средь бела дня-то, вылезать из подъезда с безвольно обвисшим телом на плече. Свой резон в этом имелся, хоть Юрик и должен был сразу же подогнать машину вплотную к выходу из дома. Но прапорщик не то, чтоб позабыл, скорее, для него это давно казалось в порядке вещей, словом, из его головы напрочь вылетело, что, после изнасилования девушка может его и испугаться. Вне зависимости от того, какие бы официальные и грозные повестки он ей не протягивал. Ковырявшийся в мусоропроводе бомж на такую тупость мента и не рассчитывал.
  Когда Оксана ('да Ксана же!') уже была готова завизжать, 'бомж' стремительно распрямился. В последний момент Витя Кетаев 'сменил оружие' - нынче, блин, все такие вумные, что легко определят след от удара рукояткой ствола. Еще и микрочастицы масла, небось, отыщут. Поэтому, подпуская Артеменко к Оксане Виктор радостно увидел, что жильцы дома любили попить пивка на лестничной клетке. Причем одна из бутылок стояла полупустой - или нассано 'для прикола' в неё было, не так и важно! Главное - и след от удара 'бытовой' выйдет, и запашок, пива или там мочи уж не важно, придаст наглому нападению на милиционера совсем другой оттенок.
  Завизжать Ксанка так и не успела. Сраженный ударом сзади, огромный прапор неловко рухнул на ступени и перекатился, замерев, а вставший над ним сухопарый 'бомж' вдруг по складам, убедительно так, негромко, произнес:
  - Ти-ши-на. Тихо, хорошо, Ксана? - и подмигнул.
  Вот только по глазам, смертельно уставшим, с краснотой на белках, Оксана и узнала вчерашнего 'доброго' мента.
  - Это что было? - голос сорвался, она спросила почти шепотом, тонкими наманикюренными с вечера пальчиками зажимая себе горло, спросила она.
  - А, уже считай и ничего. Помнишь офицерика, из-за которого вчера и попала..гм... ко мне?
  - Ага, красивый такой, загорелый, глаза голубые, - принялась расписывать Ксана, на глазах оживая.
  - 'Зачем вы девушки', - хмыкнул Кетаев, - завязывай в него влюбляться, геть обратно в квартиру. Родителям записку писать.
  - К-какую з-записку? - совсем уж ошарашено спросила юная гражданка Трифонова.
  - Ну, если до тебя и сейчас не дошло, что, пока того офицера не поймают, тебе жизни не будет, то чему ты там учишься, в своём заочном заведении! - хмыкнул Кетаев, доставая телефон, - напиши что у подруги... Далёкой какой-нибудь подруги решила пожить.
   - А зачем?
  - ПОЖИТЬ зачем? Девушка, не удивляйте меня. Нам торопиться надо. Тем более. Артеменко вряд ли один приехал.
  - НАМ? А почему вы меня спасаете? - уже на пути в квартиру Ксана вдруг припомнила, что этот мент, действительно, за весь ужасный вчерашний вечер не сделал ей ничего плохого, даже отвез зашить одежду, потом - домой.
  - Мне бы кто сказал. Пиши уже. Быстрее. И, да - в вашем доме что проще открыть, чердак или технический этаж?
  - Чердак. Летом же на крышах загорают все! А мы с такой конспирацией уходить будем? - настроение изменилось резко, Ксана уже загорелась идей 'жить как в детективе'.
  Кетаев не ответил. Он говорил по телефону, выразительно грозя Ксане пальцами свободной руки, предстоял забавный разговор со смешными последствиями - с местным участковым, которого Витя, по счастью, знал лично.
  - Егорыч? Извини, что беспокою, но что-то тревожно. Да, понимаешь, Артеменко, - продолжая разговор. Кетаев проверил прапору пульс, вытянул у него повестку, хмыкнул: она была НАСКВОЗЬ липовой, то есть бланк, статьи с угрозами за неявку (113 и 118 УПК РФ) всё это было настоящим. Но вот подписи - не мог припомнить Кетаев в их ОВД ни замсетителя начальника по оперативной работе. Ни следователя с такими фамилиями.
  - Так вот, я-то вот отгуле... Да грибы собираю, может, связь пропадала. Не знаю, но Артеменко в твой район собирался, на вопрос 'а на фига?', сказал, утром отзвонится. И - прикинь, до сих пор нет звонка. Ты не проверишь дом 7 , не стоит ли там тачка с нашего ОВД? Ну не знаю я, Егорыч, с чего Лёха на 'чужую землю' полез, не знаю, - Кетаев спрятал повестку в карман, пригодится. - Проверишь? Ну и лады.
  'Теперь веселье пойдет. И никто уже внимания на ДРУГОЙ подъезд обращать не станет, когда мы из соседнего выйдем' - Кетаев, 'во имя 'пожить'', решил переждать лихие дни на даче старинной любовницы, с которой оставался друзьями. А вот Ксане там предстояло жить до поимки офицера.
  
  Если бы только оберуполномоченный знал, насколько поимка Калинкина стала проблематичной с недавнего времени!
  
  
   + + +
  
  
  
  Мишка сообразил, что было бы невредно уточнить, когда ждать гостей, только уже отдав распоряжение гобболинам готовить 'зиндан' и 'колотушку' с масками. 'Колотушка' была Мишиным плагиатом из 'Хаджи Насреддина' Соловьева, но Фарух с Фархадом неожиданно подтвердили, что таки - да, используются в зинданах, помимо кнутов и такие вот мягкие, но увесистые 'молоты', для вразумления. Маски же - черные капюшоны с прорезями для глаз были оригинальным переосмыслением Калинкиным собственного опыта - его 'духи' первые заходы тоже допрашивали в масках, только не в таких зловещих. А тут - только представьте, сидите - нет, СТОИТЕ вы с головой в узкой ямине, обзор ограничен, а на вас, в свете факелов, надвигается такое: 'ААААА!' - только и останется, что дрожать-бояться!
  Слегка напугавшие его молнии внезапно перестали перечеркивать синее небо разноцветьем траекторий.
  - Иван Фотеич, - 'ишь, обрадовался: 'Батька Куява возвращается!', не слишком приветливо спросил боярина Мишка, - ежели вот сейчас, сей миг только, изловили люди мои переметников гвэльфийских, когда моей новой тюрьме гостей-то ждать? За сколько времени они от Пущи той, от того Древа довезут их конно?
  - Когда ждать пленников? - без нужды переспросил боярин, - да гонец то от Куявы аль Мишука, не знаю, кого уж ты там старшим поставил, уже завтра к вечеру примчит. А сами они, да с полоняниками, медленней - дня через два на третий прибудут. Тут ведь зависит: скольких изловили, как везти решат - со сбережением или без оного. Опять же, меня в сем деле ты, господарич не слушал, а потому коней заводных ближней дружине своей не дал. Не на арканах же за конями поволокут гвэльфийских злодеев.
  - А что ж Сенька Мишук сам-то, совсем без ума, что коней заводных не взял? - огрызнулся в ответ на справедливый попрек Калинкин.
  Странно посмотрел на него боярин Иван Фотеевич Соболь, очень странно:
  - Мало у кого даже из ближней твоей дружины более одного коня имеется, - непонятно, то ли поучая, то ли укоряя, начал он, - да и тот второй конь, скорее, битюг рабочий, в хозяйстве занят, страда самая, Господарич! А твой конюший без твоего личного приказа, никоторого коня с княжого конного двора им не выведет, да и ключник - без приказа твоего, припаса в дорогу не дал им. Придется, чаю, Сеньке Мишуку с дружиной в пути или своих же - твоих, господарич мой! - робичей честных припасы зорить от твоего имени, али христарадничать.
  Мишка подумал было взъяриться на так и не представленных ему ключника с конюшим, не последние люди, как он понимал, в этом древнем мире, но почти моментально устыдился: 'ордунг есть ордунг', вся вина на нем, как на командире. И да. Зря не посоветовался с 'начальником штаба', Соболем.
  - Что-то эти мои ближники, конюший с ключником, встречать меня раненого не вышли! - только и позволил себе он ругнуться, - глядишь, познакомились бы, знал бы, кого к себе призвать.
  Про 'познакомились', он, похоже, опять спорол косяка:
  - Ан нет! Вышли! Только, господарич, попомни-ка - ты к приезду в замок совсем уж обеспамятовал, - первым делом, заступился за 'коллег' Иван Фотеич, потом только удивился:
  - Так Митрий Мартынович Гомонтов слуга твой давний и верный, ключник-то. Как радовался, когда от лекаришки сведал, что ты в сознание пришел и откуда деньги в казну поступают, вникаешь! - судя по тому, как покосился Соболь на Филантия, имела место быть 'утечка информации', но эта была как раз та информация которая и должна была течь обильно. Однако, похоже, перестарался он тогда, в первый-то день, полудохлого лебедя-то изображая. Впрочем, голова-то реально раскалывалась и кружилась - то ли свежий воздух виной, то ли 'межмировой', так его, перенос. Пере..так его, перебейнос этот!
  - А конюший у тебя и впрямь новый, отцов боярин, Никита Силантьев, сына Матвея с Угла прислал. И не дело это, что ты с собственным конюшим да с конным своим заводом ознакомиться не успел. Раз Куява возвращается ('вот век бы душегуба проницательного не видать!' - грешным делом, мелькнуло в голове Миши), то пора тебе, господарич, конно и оружно, в блеске во всем по городку-то проехать, заждались тебя гражане. Ведь ты в монастыри два года провел, а до того, по младости лет твоих, аз, смиренный, дела с городком-то уряжал. Сейчас же гражане прослышали, что истинный господарич вернулся, требуют! Встречу готовят. Съездим прямо сего дни? С Матвеем-конюшим, с Митрий Мартыновичем, да с приставами и дьяками. ('О, сколько у меня кадров! - обрадовался Мишка, - осталось только их прошерстить, ну да этот 'вопрос доверия' я уж решу!'). И почет людям окажешь, и суд господарский дашь!
  
  'Этого только не хватало! - мысленно почесал репу Калинкин, но отказываться было нельзя, как он понял КоФеев - обоих, и 'натурального', и этого вот Филантия, - судить 'гражан' (интересное слово-то, не от него ли пошли 'граждане'?), это входило в его контракт. Да дело-то обыденное... для истинного господарича.
  - Э.. э, Иван Фотеич, может, дождемся сперва гонца из пущи, - предпринял попытку всё ж оттянуть 'суд и встречу' господарич Калинкин, - надо же узнать, кого поймали, как поймали, с умом ли повязали?
  - Опас имеешь? - 'расколол' его боярин, - не сумуй, я подскажу, если сам гражан и прочих насельников рассудить вдруг не сможешь. Первый раз оно ведь, как первый бой, - боязно, понимаю. А за полоняников не тревожь себя - раз уж взяли, то как-то уж взяли. Верно, значит, содеяли всё, по твоему слову. И за гонца не переживай. Голубя ты дружине своей, опять же, давать не приказывал, так что примчится, даже если одвуконь поскачет, гонец твой, верно тебе говорю, не ранее, как завтра к вечеру.
   'Мать!' - привычно ответило эхо Мишкиного разума, - 'да тут и с голубями налажено!'. Что ж! Придется давать 'суд' и получать взамен 'встречу' - добро бы не в рыло. Но тут, с костра башни, круто опровергая Ивана Фотеича Соболя с боярской его мудростью, в берестяной рупор заорал часовой:
  - Вершник, вершник, гонец с Буджакской стороны!
  Боярин побурел лицом, но нашел, к чему придраться:
  - Сколь раз говорено! Нет Буджака ныне! Угол-крепость теперь, але Угольником зови! - заорал он в ответ и без рупоров громогласно.
  Затем потишел, протер лицо платком, предположил:
  - Раз по буджакской..тьфу! Прости-Господи-грешного! Раз с Угольной дороги гонец, то, может и не от Куявы. Не слишком ладно от пущи через ту дорогу добираться. Видно от батюшки, господаря Семена Ивановича, тебе, сыну его молодшему, милость или наказ какой с гонцом послан.
  Мишка только повел широкими плечами. Ну да, раскатал губу на буквальное исполнение контракта, служить собирался за совесть, но как-то забыл в миг заключения сделки с КоФеем, про 'нештатные ситуации'. Вон, у волшебника в его мире такая случилась - и теперь получит он, Калинкин, чего не заказывал: вместо ментов настоящую чародейку, которая его же и убила. В смысле - ТОГО его убивала. Но эту тему он закрыл, приняв твердое решение: 'мучить не будем, будем держать 'нечеловечку' в нечеловеческих условиях. Вплоть до возвращения того, кто реально от негодяйки и пострадал. А раз ситуация разрулена, - её уже нельзя назвать 'нештатной'.
  Гонец же от 'батюшки' - отнюдь не последнего, а как бы не первого из вельмож в этой стране и в этой древности, это...
  Калинкин опять подумал, и решил, что - к сожалению, - что бы там не вез гонец, - это тоже вписывается в контракт, то есть 'ситуация штатная': "отец что-то изволит приказать сыну". Хотя... Волшебники тут, понимаешь, со всех сторон, не приказал бы три колпака железных износить или аленький цветочек отсосать, мля. Вот и гадай, что у 'батюшки' на уме! Впрочем, гадать оставалось недолго.
  Фотеич словно читал его мысли:
  - Да батюшка твой, князь-господарь Семен Иванович, скорее всего, о здоровье спросить шлет. Ему-то уже семь дён, как послан отчет обо всем приключившемся, и о гвэльфке проклятой, и об исцелении чудном. Да гонец сейчас сам всё расскажет, всё узнаем.
  Но в этот миг уже со второго костра прокричали:
  - Сторожа от Кодрина!
  - Вот... не было бы лиха! - едва не выругался боярин.
  Калинкин, кстати, уже на второй день приметил - мат в бытовой речи в этом мире отсутствовал. Даже Куява, огрубевший в бесчисленных стычках с резней воин, донельзя огорошенный и сильно 'обрадованный' повелением молодого господарича в одиночку 'уследить, не учудил бы Сеньк Мишук безлепицу какую', и тот предпочел невнятно 'мэкнуть', а не выругаться от души. И тренировавшиеся во дворе острожка воины, получая порой болезненные удары, мычали невнятно, но - не 'выражались'.
  - Что это еще за 'сторожа от Кодрина'? - всё ещё размышляя об этой чистоте языка удивительной, равнодушно спросил он.
  - Ох, господарич, верно я тут говорил: не к добру были те молоньи! То порубежники очередные, чья пора ныне полмесяца Гвэльфийский Лес сторожить, возвращаются с чего-то! Дай господь, не всей дружиной, а только вестники. Много ли их, комонных тех, с заставы кодринской!? - проорал он глядельщику на башне.
  - Та трое, боярин!
  - Ну, Восславим Богоматерь Милосердную, не война!
  - А как узнали, что кодринская сторожа? - спросил Мишка, еще не осознавая самого факта необычности каких-то встревоживших порубежников событий на границе Леса, где уж не первое человеческое поколение соблюдалось Великое Перемирие.
  Спросил у боярина, конечно, - не на башню же лезть дружинника спрашивать, не орать же.
  - Так прапорцы разных цветов у всех сторож! Нешто, запамятовал? - изумился Мише боярин. - Кто на востоке ордакуэнов крымских стережёт, у тех прапоры красные, кто, за пущей на литовско-московском рубеже - у тех флажки сини, а у сторожи кодринской - зеленые!
  Мишке глубоко претило опять начинать впаривать боярину о 'тут помню, там - не помню' после травмы и исцеления, но от этого его избавил первый гонец.
  Словно восемь гигантских кастаньет простучали по бревенчатому настилу опущенного моста, полуживой гонец с заводной лошадью в поводу, словно занемел в седле, слез лишь при помощи двух подскочивших дружинников. Однако отвесил Калинкину с Соболем общий глубокий поклон, протянул грамоту:
  - От Князя и Господаря Семена Иоанновича Волк-Ряполовского сыну его поминки о здоровье, и наказ отцовский!
   Не рановато ли по мне 'поминки' добрый 'батюшка' решил справить? - не сразу въехал Мишка, затем вспомнил, в каком он времени.
  - Не мне! Господаричу! - хмуро отверг грамоту боярин Соболь, - сам чёл ли грамоту? На словах велено ли что передать? Наместнику в городе гонец послан ли?
  Гонец лишь отрицательно покачал головой, но не успели наскочившие челядинцы во главе с кем-то кругломордым в усыпанном перламутровыми пуговицами зипуне отвести шатающихся коней - вываживать, а потом и к стойлам, а дружинники - отнести сомлевшего гонца в баньку, как снова загрохотали копыта по мосту.
  Въехали трое, все с зелеными флажками на копьях, все в бронях, как и гонец 'батюшкин', каждый - тоже одвуконь. Кто-то с обветренной, но нахальной довольно рожей, - видно, старшой их, - прямо с редкой красоты игреневого жеребца, заорал на весь двор, толи шутейно, толь и впрямь о важнейшем:
  - Послу от Великого Леса Гвэльфов, Гвэльфийскому Знаменосцу цеха Древоделей путь чист и встречу!
  - Ты слезь с коня-то, милай, прояви вежество, - с неслыханной еще Калинкиным едкостью в голосе посоветовал старшому сторожи боярин, пояснив, впрочем, тут же свой тон господаричу, - видишь, княжич, какие непутевые дети и у бояр случаются. Сын мой, тезка тебе, Юрко Соболь, Кораблеником прозванный... Что, сын боярский, Соболь-Корабленик, безлепицу возглашаешь, не успев господарича по чину приветствовать?
  Сын? Мужику было около тридцати. Да, сильно ошибся Мишка с возрастом боярина Соболя - тому на вид чуть более сороковника только и дашь. А, выходит, Ивану Фотеевичу, минимум, пятьдесят с большим хвостиком. А как же исторические романы, в которых едва ль не на каждой странице описывалось, что выглядели люди в средние века много старше истинного возраста? - А никак! 'Проблема не имеет отношения к контракту', - ухмыльнулся сам себе Калинкин и, с серьезным лицом, собирался было пошутить, что кораблей-то настоящих нет еще, а Корабленик уже имеется. Но ухватил себя за язык, как выяснилось впоследствии - правильно сделал, близок к провалу был Штирлиц, очередной раз собираясь поздравить Мюллера с 7 ноября. Кораблениками тут звались монеты некоторых государств.
  Юрий Соболь-Корабленик, меж тем, ловко соскочил с коня, пал на одно колено, сорвал с головы яркую тюбетейку ('тафья, - вспомнил Калинкин, слово из ниоткуда, - под подшлемник.. или КАК подшлемник одевали' - шлем висел на луке седла), обозначил кивком поклон, ухмыльнулся:
  - Ну, вот и довелось самого Господарича повидать, могуч и высок ты, господарич, с виду!
  'Ну ни фига себе он за батюшкой тут охамел! - возмутился феодал-Калинкин, - впрочем, крайне удачно, что хоть этот меня раньше не знал!'
  - Тезка значит, - тоном, отметающим дальнейшие шутки, сказал Миша, - так ответствуй мне, господаричу твоему, Юрко, сын боярский, зачем замок всполошил? На весь двор орал зачем?
  Соболь-старший лишь пыхтел у плеча в досаде за сына.
  - Ты отпусти свои на меня остуду и гнев, господарич, молю, а виданное ли дело, чтоб Гвэльфийский Знаменосец Старшего Цеха путь чист и встречу требовал! Вот и не сдержался я, винюсь, - выглядел 'тезка' не совсем виноватым, ну да со временем обломаем чуток.
  'Так-с, гвэльфы, стало быть, живут в структуре, ага, - сделал зарубку на память Миша, - некие цехи, во главе какие-то Знаменосцы. Причем - любопытно! - цехи у них есть и 'старшие' и 'младшие'. Что, как учит история, не может не радовать их врагов. Стоп-стоп! Вот уж быть 'врагом гвэльфов' в контракте точно не прописано!'
  Ободрившись этой мыслью, Миша самым что ни на есть господарским тоном спросил с ленивой небрежностью, словно бы с высоты положения своего - о мелком чём-то:
  - 'Путь чист' требует? Экое дело, словно мы, человеки сирые, могучему Знаменосцу Старшего Цеха Великих Гвэльфов можем путь преградить! 'Встречи' требует - так я же не против, ни Боже ж мой, пусть встречается себе там, по своим делам колдунским, с кем хочет!
   Соболь-Корабленик вдруг переменился лицом. На старшего Соболя Миша не смотрел, но услышал, как тот напряженно задышал, запыхал. 'Чичас мне скажут нечто важное' - прочувствовал Калинкин за миг до того, как 'тёзка', побелевшими губами прошептал:
  - Да в том то и дело, с господаричем удела встретиться желает! Выехал из Леса Клятого со свитой пышной, потребовал... Мы что могли? Я с парнями вперед ринул, едет-то сей Знаменосец не торопясь, величаво, остальные парни народ с пути сгоняют, а то с гвэльфов проклятых станется зачаровать кого ни попадя, потехи ради, в колдовстве своём друг пред другом красуясь.
  Миша был очень горд, что, несмотря на ошеломляющее известие, сохранил и 'морду лица' высокомерную и тот же тон с надменной ленью:
  - Откуда же вообще Великий, Могучий Кудесник и гм.. Знаменосец аж Старшего цеха, вообще знает обо мне, бушкашке убогой?
  Вот тут нахала Соболенка и проняло, побелели губы, кровь отлила от иссеченного ветрами горбоносого лица:
  - Так выехали послы эти с Леса. Важно так, вовсе не хоронились. А могли бы! Могли бы мороку напустить, парни их и не заметили бы! ('Ну и на фига тогда такая сторожа?' - резонно сделал очередную зарубку на память Калинкин). Ан нет! Подъехали, этак величаво, к самой заставе, 'кто, - спрашивают, - из володетелей людских власть над Ряполовской пущей держит?'. Ну... - замялся Юрка Соболь да еще и Корабленик, - я сам и сказал им. В Ряполове, мол, молодой господарич! Разве ж я знал! А они с высокомерной заносчивостью своей, так и говорят: 'сотвори нам путь чист, и пусть господарич нам встречу готовит! Говорить будем о важном!'
  
  Только что рассуждавший сам с собой о том, как хорошо в повседневном быту не слышать матерщины, лейтенант Калинкин едва сдержал себя, чтоб вслух не выдать тот небоскреб, который он соорудил при последних словах вестника. 'Вот и не... не фиг радоваться было, что парни гвэльфийку поймали! Подала сигнал Старшим Братьям, паскуда! И что теперь? Гвэльфы - эльфы у нас в книгах, во всяком разе, вегетарианцы, угощенье им.. а, репу велю вывалить на стол. Раз вегетарианцы, меня не съедят. А пленную гвэльфку - по обстоятельствам, конечно, но всё к тому что отдать придется. Потому что уж война с гвэльфами-волшебниками в моём контракте точно не прописана, ёкарный бабай!'
  И привычно отозвалось эхо... Нет, это Фотеич задышал на ухо, без мата, конечно:
  - То-то, господарич, а говорил я тебе, даже если и есть людишки, что гвэльфам служат, не след их хватать! Можно было бы для начала утеснить иначе: поборами, судом кривым. Отдавать ведь теперь проклятых придется.
  Несчастный Иван Фотеевич еще не знал, что, по Мишиному разумению, схвачены были вовсе не 'гвэльфийские прислужники', а самая натуральная гвэльфка, за каким-то лядом попершаяся в людские земли. А вот если на этом и сыграть? Дескать, а что, любезные прапорщики, то бишь знаменосцы цеховые, теперь каждая гвэльфийская собака - нет, тут, конечно, надо будет смягчить выражение, - каждая гвэльфийская сука вольна в человеческих землях и людей убивать, и ворожбу колдовать? Беспредел сооружать? И миномет на них нацелить... размечтался!
  Но...
  - Величаво и со спесью едут, говоришь? - занялся риторикой Миша, обдумывая ИДЕЮ.
  - Истинно так господарич!
  - И когда же они, медлительные спесивцы, на Встречу сюда пожалуют величавостью потрясать?
  - Дык далек Кодринский лес, и едут не торопясь. Должно, дня через два. А может и на третий, любят они по утрам-то в дымке этакой, словно туман, скакать!
  'Через два дня на третий? То есть, как раз когда мне торжественно их гвэльфку привезут с мешком на голове! Ай-ай, как неудачно! Но раций тут нет, не могли отец и сын Соболи сговориться, спишем на забавное совпадение. И что делать? Кроме как гонца, что, если верить Фотееичу, завтра примчит, обратно на свежих лошадях отправить? С наказом, чтоб выпустили нечеловечку и извинились. Ага, а она их в ответ мигом... превратит во что-нибудь неприятное... в 'двойных агентов' в лучшем случае. А послать с наказом, чтоб придавили нечеловечку в дороге? Тоже не фонтан петергофский, - как раз у меня её старшие сидеть будут, репку грызть и без того неприятно, а - вдруг почуют? И ринутся не Куяву - ах как славно было бы именно ему приказ передать! - ринутся не Куяву убивать мстительно, а острог мой, вместе со мной разнесут? Хотя, насчет миномета, была же хорошая идея!'
  Калинкин строго сказал Соболю- Корабленику:
  
  - Отойди покамест. И людей отведи. С отцом твоим совет держать буду.
  Только убедившись, что никто, кроме Ивана Фотеевича слышать его не может, Миша подал Филантию знак, чтоб тот, на всякий чародейный случай, выставил бы свой разрекламированный щит против гвэльфийского колдовства - а ну, подслушают магически проклятые, должно же и у них быть ФАПСИ! А затем спросил боярина:
  - Фотеич, правильно ли я помню, что гвэльфы свои фрукты-овощи на свежем воздухе вкушать любят?
  - Помилуй, Юрко, - тоже шёпотом отозвался боярин, - фрукты, конечно, они любят и кавунов на торгу можно присмотреть, но без быка откормленного, без хлеба свежего да ягод хоть каких, они сразу оскорбятся. А вот со свежим воздухом это ты точно вспомнил, господарич! Можно шатер здесь во дворе, можно в поле за стенами раскинуть.
  - Ишь, стал быть, не вегетарианцы, - задумчиво, но непонятно для боярина грязно выругался Миша, - но главный мой вопрос, Иван Фотеевич, о другом: сколько всего у нас в замке пороха имеется?
  - Это какого 'пороха'? Что за 'вегетарианцы'? Не говорил бы ты блудных слов господарич, нечего перед встречей с кудесниками Бога гневить, рот хоть перекрести!
  Тьфу! Не так его, порох, тут и сейчас называли! Филантий подсказал нужное слово:
  - Зелья, боярин, зелья сколько у меня в замке?
  На миг Мише показалось, что с боярином приключится инфаркт, инсульт и прочие смертельные нежданчики:
  - Юрко! Уж не надумал ли ты пищальщиками от Гвэльфийских Цеховых Знаменосцев обороняться? Погибнем все! Сгинем! Аки обры!
  - Н-да. Спокойнее, Фотеевич! Расставить по стенам самых отчаянных с пищалями для отвлечения внимания, это ты, боярин мне подсказал удачно. Да и Знаменосец, как я понял, там только один, от одного цеха. Остальные - мастера аль подмастерья, а? Не в том дело! На вопрос ты мой не ответил! Итак: хоть пара пудов-то наберётся пороха в замке моём? Отвечай, не думай, зачем сиё мне!
  И ногой притопнул. И каблук сломал. Вошел в роль совсем.
  Получив ответ, с тоской подумал, что порох-то черный и теперь ему как-то надо подсчитать сколько это в тротиловом эквиваленте, - чтобы гвэльфов не насмешить слишком уж слабой вспышкой, и чтоб людей не погубить, весь замок к кипеням разнеся. И, с деланным оптимизмом решил отвлечь боярина более приятным занятием:
  
  - Давай ко, Фотеич, присядем в сенях. Почитаем письмо отца-батюшки, а то так перепали от вестей об одном Знаменосце Гвэльфийском, что отцовы наставления позабыли узнать, - и Калинкин развернул грамоту.
  Читать его Филантий выучил (писать было сложнее, в здешнем языке почти не встречались памятные по дореволюционным книгам 'яти', 'твёрдый знак' отсутствовал как класс, зато вот 'и' и 'i' ставились, кажется, как чьей левой пятке удачливей). Но письмо от отца он прочел. Вслух, чтоб его:
  
  'Сыне возлюбленный Юрий-Казимiр! Лепо ли было подставляться под стрелу гобболинскую? Не ладно, знать, учiлi тебя верткости да наблюденiю воинскому мнiхи! Чаю, впрочем, ты на ногах уже, iначе не в нашу породу крепостью телесной пошел. Помнiшь ле, што свадьба через полторы седьмiцы на полдороги от удела Холмских в Сороке и Ряполовскiм острогом, в Орлике у Патрiкеевых? А как молодую в Ряполов повезешь, колi ордакуэны незамиренные с Крыма через Кара-Кермень* налетают? Посылаю тебе помiнки богатые: сотню молодцев, да поехал бы ты с ними к Кара-Керменю, жильцов тамошних поднял бы, лесовиков, степняков бы отыскал, и, вместо даней, велел бы засеку строить и сторожи вместе с твоею восточной порубежной стражею.
  Сiе iсполнi.Срок - седьмица. Как ратные от меня прибудут. Да поставь над нiмi старшiм Куяву.
  Господарь Сучавы, князь Буджакского Угла, Семен Иванович Волк-Ряполовский.'
  
  
  * Кара-Кермен - Очаков. Впрочем, возможно он будет называться иначе. )))
  
  
   Да, суров родитель. Миша задумался: фактически, ему приказывали провести мягкий вариант зачистки: пройти облавой леса и степные балки между Ряполовым и будущим как бы не Очаковым, выловить, как говорят на Западе, 'скваттеров', самовольных поселенцев, обложить данью. Нормальная для господарича работа. Всё в рамках контракта. Но вот то, что за первый год 'дани' будут заменены строительством засек и их обороной, да еще сотня чужих дружинников - напрягало. Впрочем, ему все здесь пока чужие.
  - Фотеич, - с каким-то озарением в голосе спросил Миша подозрительно надолго замолкшего боярина, - а какие, вообще, могут быть ЗАСЕКИ в СТЕПИ?
  
  Помолчал еще малое время Иван Фотеевич, грозный приказ сыну от великого родителя осмысливая. Только привычное Мишкиным мыслям эхо отозвалось где-то недалеко: 'мать, мать, мать....'
  Ну не входили войны с гвэльфами и ордакуэнами крымскими на два фронта, по мнению Мишки, в стандартный контракт господарича! Или вписал КоФей мелким шрифтом. Или - еще проще: по умолчанию прилагались.
  'Если приказать Куяве придушить гвэльфку дорогой, гвэльфы его прикончат, избавив меня от его проницательности. Но кого тогда ставить 'старшим по засечкам в СТЕПИ?' - ненадолго загрустил лейтенант Калинкин.
   - Главное, - сказал вдруг Соболь о том, о чем Мишка и не думал вовсе, - токмо тебе единому батюшка твой гонца и послал, а не наместнику своему в городце, признал, стало быть, что власть твоя превыше наместничьей!
  И как-то оживился весь непонятно.
  
  
   + + +
  
  Еще раз такого, полного мрака и яркой крови, кошмара Анна Бархатова точно не пережила бы. Девчонки сначала, похоже, явно не понимали, что на милой полянке уже несколько минут идет жестокая кровавая резня.
  
  Впрочем, Настя, всё еще страшно бледная, стащила с плеча 'эльфийский' лук, но, не зная что делать дальше, замерла. Так что она, может, что-то и сообразила, тихо проговорив блёклым голосом: 'Ой, дядя Саша!'
  
  И тут, в этот самый миг, НА ГЛАЗАХ У ДЕТЕЙ, - АЛЕКС УБИЛ ЧЕЛОВЕКА: Анна видела это отчетливо. Того самого, который прискакал на крик 'измена!' и ударил своим мечом юного стремянного 'тверского барона'. 'Витязь в черной кольчуге поднял своего коня в прыжок, привстал на стременах и с ужасающей силой опустил с высоты свою блеснувшую саблю на шею молодого ратника' - Анна Станиславна, впадая в полубред, уже была уверена, что увидит далее жуткое воплощение собственного текста: 'голова отлетела мертвым шаром, а из куцего обрубка шеи вверх ударил кровавый фонтан'...
  
  Кто знает, может, подобное зрелище она бы и пережила. Сама придумала и описала, представляя себе в красках. Вот только, такой 'книжной', красивой и высокохудожественной смерти Анна Бархатова так и не увидала. То, что случилось с неизвестным юношей после Сашиного удара, показалось ей чем-то запредельно страшным, много худшим, чем 'эстетика некрореалистов'. - Голова ратника дернулась, раздался омерзительный хруст, слышный даже сквозь звон и крики побоища, и затем на миг показалось почерневшее оскалившееся лицо. И долгие секунды чудовищный, мертвеющий взгляд, с наливающейся черной кровью головы, может, еще следил за приближением земли. Затем голова неизвестного конника просто свесилась на неестественно удлинившейся шее - прямо на спину, так же безвольно, как свешивается какая-нибудь морковина, если попытаться поднять её вверх, держа за ботву. А еще через несколько мгновений эта голова, неестественно болтающаяся чуть ли не между лопаток, просто упала. С плеч долой. И вот тут кровь брызнула, но конь мчался слишком быстро, кошмарное видение почти сразу исчезло.
  
  Собственного пронзительного вскрика и визга Алины Анна Станиславна Бархатова почти не услышала: она прижимала к себе содрогающееся в плаче тельце девочки Насти, которой не в добрый день на этот раз Александр решил показать съемки фильма. По её же, Анны, намеку! О, Господи, что же творится!
  
  - Саша их победит, - успокаивающе пробормотала она то ли девочке, то ли сама себе дикие, если вдуматься, слова.
  
  Как это - ПОБЕДИТ? ОПЯТЬ УБЬЕТ?! Вот так вот и зарежет своей саблей!?
  
  Рыцарь в закрытом шлеме, - какая-то проснувшаяся интуиция заставляла Анну усомниться в том, то это был Вася Цветков, - продолжал размахивать мечом и орать что-то непотребное, но Александр, пусть не слишком умело, но справился с конем и теперь уже быстро-быстро - только просверк сабли и был заметен! - сам дважды ударил противника. Писатель ожидала услышать шлепки и треск рвущегося картона, но раздался отвратительный металлический скрежет. Да, это были не картонные доспехи 'графа Акинфа'!
  
  - Вот значит, как... - пояснила сама себе Анна Бархатова, ни фига, по сути не понимая, - вот оно, как бывает...
  
  - Что там!? - дернулась в ее руках Настя.
  
  А там ... - ох, лучше б не видеть такого! - Когда Алекс успел выбить из руки противника меч, Анна Станиславна не заметила. Но то, что дальше поединок развивался вовсе не по рыцарским канонам, писательницу шокировало еще больше. Бородатый 'тверич', 'по сценарию', потянулся к шестоперу, а Александр неожиданно ударил его коня по красивому налобнику. Точней, куда-то за налобник, выше конского уха. В стороны полетели какие-то осколки - может налобника, а, возможно и лошадиного черепа, конь начал заваливаться, но был еще жив, когда один из мальчишек-телохранителей, 'развязавшись', начал лупить его железным шаром на толстых ремнях. Рев бородача, предсмертное ржание вороного коня - и, наконец, фигура всадника в доспехах исчезает.
  
  Александр тоже зачем-то спрыгнул, его стало и не заметить теперь за мелькающими всадниками, конями без седоков... Зачем он спрыгнул?! Совсем некстати, как решила госпожа Бархатова, ей вспомнились строки из собственного романа, которые она педантично перенесла в сценарий:
  
  'Витязь ловко спрыгивает с коня, выдергивает нож, - длинный прямой кинжал с самоцветом на конце рукояти. И хватает поверженного противника за бороду, яростно сует под неё острое лезвие в локоть длиной. Кровь окатывает его кольчугу по грудь. Но и таким ножом мощную жилистую шею враз не перепилишь...'.
  
  О, господи!
  
   Теперь уже к ней прижималась Алина, вот теперь-то 'звездочка' испугалась всерьёз! А Настя, наоборот, вырвалась, побежала куда-то вниз по склону, чудом минуя танцующих в боевой пляске коней! Да там мальчишка какой-то лежит, из статистов и ... ГОСПОДИ!! Рука отрублена! Чувствуя, как ей реально становится дурно, писательница 'крутого фэнтази' плотнее прижала к себе дочурку Диведвева ('хоть ей не дам пропасть в этом безумии!') и, чувствуя, что сама вот-вот лишится сил, прижалась к такому надежному, тёплому, казавшемуся вечным, шероховатому стволу их с Алексом заветного дуба-ветерана.
  
  Снова полыхнула электрическая вспышка. На этот раз ? - почему-то сиреневая. И - исчезли куда-то все звуки, весь мат, вскрики боли, бряцанье оружия. Анне Станиславовне показалось даже, что она слышит пение птиц. И дурнота куда-то отступила.
  
  
  
  - Ну ни фигассе, Анна Станислвана! Это мы где? - раздался звонкий возбужденный голосок Алины.
  И писатель решила открыть глаза. Невдалеке, метрах в сорока всего, виднелся буреломный лес, какого бы никогда не допустили в лесопарке, - низенькие, словно переплетенные между собой тонкими стволами и ветвями деревца просто не давали друг другу пойти в рост. А прямо перед глазами желтело неровное - поле? Полянка? - поросшее островами невысокого кустарника. Такой в Ленобласти не растет, как же его - чапыжник, что ли?
  
  Алина, словно маленький щеночек (а она-таки им еще и была) уже с азартом бегала вокруг дуба:
  - А где все? Теть Анна, нет никого от слова вообще!
  
  Писатель Бархатова не успела ни возмутиться на 'тётю', ни просветить Алину, что 'все' так просто не исчезают, вероятно, жуткая драка сместилась куда-то а они в это время были без сознания... Но тут на Алину сверху, как бы не с ветки дуба, кто-то или что-то кинулось со страшным низким рыком. Подмяло взвизгнувшую девочку под себя...
  
  Стыдно в таком признаваться, но Анна Станиславовна в первый миг отнюдь не бросилась на помощь юной 'подружке', она, с удивившим саму писательницу проворством, отскочила как можно дальше от дуба, на котором живут такие страшные... звери или маньяки. От леса послышалось задорное гиканье, затрещал бурелом, глухо застучали по слежавшейся траве копыта. 'Наконец-то нормальные ролевики вернулись? Или?' - додумать писательница не успела, она споткнулось о что-то мягкое, и полетела на землю.
  
  - А хде кино? - спросил нетрезвый голос. Один из тех алкашей-полицейских! Напился так, что уснул! Поднимаясь с земли Анна хотела уже высказать идиоту все, что она о нем думает, но в этот момент нечто огромное прыгнуло и на неё - не с неба, буквально из-под земли!
  - Мишук! Третьего вяжи! Да кляп и мешок не забудь, - дыхнув писательнице в лицо запахом кислого хлеба и лука, заорало чудище, и... И всё. То есть совсем - всё: в рот великой писательнице оказалась забита какая-то отвратительная тряпка, на голову накинут пахнущий землей мешок, ещё мгновение, и Анна почувствовала, как ей вяжут руки. На этом психические перегрузки дня закончилась: госпожа Бархатова потеряла сознание. Ах, лучше бы её психика была менее крепкой и обморок случился до того, как она повлекла Алину обратно к тому дубу. От которого их так непонятно откинул пожилой джентльмен!
  
  
  
   + + +
  
  
  Нет, таким психам, как тот, что чуть не убил его, чемпиона и вообще хорошего человека, метадон нужен в очень больших дозах!
  Сейчас, сейчас, свяжем, потом, может, и метадон пропишем. И быстро.
  
  - Веревку давай!!! - заорал Кудрявцев Боромиру, спрыгивая на землю под очередную вспышку закоротившей высоковольтки. На миг всё вокруг осветилось мертвенно-сиреневым цветом. Но имелась проблема важнее
  
  Странно, но спрыгивать с коня - не крутиться в седле, - получилось ловко и даже, наверное, красиво. Боромир не ехидничал, быстро кинул моток. Тоже - артистично. Вот только до красот никому дела уже не было.
  
  Вражьему коню хватило, зато безумному Бороде было всё еще явно недостаточно, несмотря на то, что конская туша почти придавила ему ногу, рыцарь умело, ловко матерился и старался вылезти из-под конского бока. Да и сам его вороной уже пытался встать, Алекс бил сильно, но на скотобойнях он не обучался, и для коня такого удара, конечно, было мало. Опять же - сабля в руке была, не кувалда. Но 'верные оруженосцы' наконец-то перестали сотрясать воздух криками: Боромир метнул Алексу веревку, а молоденький Ленчик прямо с седла начал лупить пытающееся встать безвинное животное чем-то вроде кистеня.
  
  Если щит был пластиковым, то веревка оказалась полимерным альпинистским тросом. Что же, всегда в чем-то не везет, зато потом приходит удача. Где-то теряешь, - а где-то находишь! Такую 'пеньку' хрен кто в этом безумном мире порвет. Зубами не перегрызть, опять же - это уже уплывающий в аут Борода оскалился, когда почуял, что с башки готов слететь шлем типа 'хундсгугель старый'.
  
  Однако выковырять из шлема рака... то есть, маньяка, удалось не так то быстро!
  
  - Пес! - успел еще прореветь непонятный Борода, пока Александр лупил его в 'хундсгугель' саблей и ногой - ноге было больно, но 'горшок' на плечах Бороды этими ударами удалось развернуть градусов на 45. Теперь подденем саблей, еще раз ногой...
  
  Шлем отлетает в сторону, появляется красная распаренная рожа бугая... абсолютно незнакомого, лет шестидесяти. И оскал редких зубов:
  
  - Не дамся в полон! - смешно, орет рожа точно по сценарию, но рожа неизвестная абсолютно, да и - пусть почти старичок, с сединою то в космах и бороде, но еще очень крепенький, бугай, одно слово.
  
  Харя под немецким шлемом оказалась действительно, абсолютно чуждой, в кинофильмах таких рож не снимают. Преотвратное чувырло: между мохнатых губ и щек - редкие желтые хищные зубы. И да, лет шестьдесят мужику. Но - мощный пенсионер. Атлет свихнувшийся? Откуда такой древний безумец выискался, когда успел подменить Василия!? Сумасшедшие опасны хитростью и той невероятной силой, которую они, на короткое время, способны выказать, кажется, за счет тех огромных резервов человеческого организма, которые людям разумным, к сожалению, не доступны. Но не стоило заморачиваться сейчас с теориями. Вырубить только психа, потом его увезут... и вылечат, от всего вылечат. Нанося очередной удар в подбородок рычащей роже, - 'пленить хочешь на позор? не бывать...', - Алекс раскаяния не почувствовал.
  
  - Да кто тебя спросит! - еще раз ударяя ногой по волосатому подбородку, Алекс честно обалдевал: незнакомый мужик и рычал теперь 'по сценарию'! Там тоже в плен кто-то гордо не сдавался. Ну, что с монстром сделаешь - во всех-то дублях не хотел он 'даваться в полон'!
  
  А тут - придется! Очередной удар всё же лишил сознания этого буйного пенсионера-психоделика.
  
  И Александр Ильич тоже подал свою реплику, и тоже - почти по сценарию, накидывая первую петлю на мощную шею:
  
  - Вот таким я б не хотел тебя видеть! Вообще... век бы тебя, козла....
  
  - Сан-Ильич! - откуда-то сверху (откуда?- с коня!) испуганной скороговоркой позвал 'безымянный оруженосец' Боромир, явно впадая в панику:
  
  - Там!! Там рубятся еще!! Убивают...
  
  
  
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 4
  'В МЕШКАХ ПРОСТЫХ И ПОДЗЕМНЫХ'.
  
  1.
  
   * * *
   Довольно почесывая пузо под рабочей простой рубахой - а, чтоб почти более полутора дней в земле лежать, веточками прикрывшись, какую и надевать было? И так блох за это время нахватался, в баню теперь первым делом надоть! - Васька Сало горделиво разглядывал затихший у его ног мешок. 'Всё, о чем господарич предупреждал, - свершилось! - лениво размышлял он после короткой сшибки, - двое из трех пособников гвэльфов проклятущих тощими девами обернулись. Хотя - понал он от себя чаровное прелестное видение, - тот, что ему попался. умней был: на ощупь даже пухленькой бабешкой сквозь мешок-то показался... Нет, к гвэльфам такие мысли, Морок прельстительный!
  
  А третий - он хмыкнул, - не успел. И Мишук не поспевал - тоже выдумал, боярский сын, на конях выезжать! Вон, как Митрий Куява, батька наш, ловко в самом Древе спрятался и своего гвэльфийского потатчика в един миг изловил! Только... - определенно, Васька был в хорошем настроении, имел право, - только, поди, вместо блох земных, клещей каких наловил! Ну а Мишук без нас, поди и вовсе всех распугал, не поймал бы никоторого! Каков, однако, могучий вражина ему попался - не стал в деву беззащитную перекидываться, а тончайшим стеклом фляги дивной еще и Фролова боярчонка порезал знатно!'
  
  Словом, Васька Сало был в отменном настроении. Одно долило: не рана Фролёнка, тот сам виноват, без кольчатой рубахи, бахвалясь, на ворога наехал, а вот недоумевал Васька: теперь-то кто главным будет? Кому команду подавать? Без лая уже, носились по поляне два пса, в которых Васька признал гордость Куявы, охотничью выжлю и боевого хорта. Где собаки были раньше и почему голоса не подали - Васька Сало не понимал, видать 'слово звериное' батька Куява знает. Хорт, впрочем, носился не без дела - сторожил, обегая по кругу, самый огромный мешок - с тем нечестивцем гвэльфским, что, не успев девой перекинуться, бой принял.
   А младший сержант полиции Андрей Викторович Конфетный, несмотря на смешную фамилию, воистину, сражался достойно. Он не сразу врубился, что обнаглевшие ролевики рискнут напасть на служителя Закона. Пьян, конечно, был. Да еще эта баба, которая даже не актрисуля, просто тусовалась с девочками, но тоже зачем-то переоделась, о него споткнулась. Задержка вышла. Но именно его опьянение и позволило Дюше Конфетному моментально перейти от пьяного добродушия к столь же хмельной буйной агрессивности.
   Когда он увидел, как какой-то актер из массовки одной рукой разжал дамочке челюсти, а другой - быстро засунул ей в рот нечто вроде кляпа, он уже был готов озвереть. Беспредел - прерогатива полиции, и то, даже они с Лёнькой Коноплёвым, всегда старались не творить беспредел при свидетелях. А этот!? При всем честном народе страх потерял!
   Все эти мысли пронеслись голове Конфетного мгновенно, от леса еще не доскакал до него и вырвавшийся далеко вперёд ролевик (это их он, заблуждаясь, считал 'честным народом'!), а он уже потянулся к кобуре. Она оказалась трагически и непонятно пуста.
   'Штатный ствол потерял!' - ужаснулся младший сержант Конфетный, но, как часто говаривал батя (маленький Андрей подозревал, что отец цитирует какой-то старинный фильм, до которых он не был охоч), 'используй то, что под рукой!'. И Конфетный решительно долбанул о вылезший серым боком из земли булдыган - о ужас, даже не допитую, хорошо что начальство не видит! - бутылку из под оказавшимся явно 'паленым' 'Киндзмараули', собираясь действовать холодным оружием. Но огромного парня, уже запихивавшего дамочку в грязный мешок было не просто достать, а тут еще его сбил на землю конем доскакавший ролевик!
   Если Дюша Конфетный во что и веровал, так это не в какого-то там бога или даже деньги. Он свято веровал в одно: ни одно нападение на стража закона (ели это не следствие внутрисистемных разборок) не должно оставаться безнаказанным! Он тут же вскочил и в слепой пьяной ярости ткнул куда-то 'розочкой'. Попал в коня. В другого - первый всадник уже проскакал мимо, и теперь разворачивался. Видно, коню прилетело неплохо - в болезненное место ткнул, что ли, Дюша и не разбирал, - но лошадь вышла на 'свечку' и прянула в сторону. А с неё слетел довольно щуплый молодой мужичок, разодетый, как фон де Бражелон.
  Вот на нем-то Дюша и успел отыграться, сперва разрезав зубцом 'розочки' щеку, а вторым - и мощным, весь вес вложил, - ударом вогнав розочку гадине куда-то в брюхо. Жаль, под малиновым кафтаном было что-то, обо что часть оружия только дзынкунла, зато другой край разбитой бутылки глубоко вошел в мягкое. Конфетный это почувствовал, прежде чем отрубиться.
  Его саданул комлем копья подскакавший Мишук. И сержанта полиции могли бы вполне забить насмерть: Фролу, боярскому сыну Тереховых, 'розочка', действительно чудом, миновав нашитые на рубаху медные бляшки, глубоко острым краем вошла в бок, если бы не рык Куявы:
  
  - Господариц велел живых к нему привесть, охолонь, Мишук!
  
  Сам Куява, деловито перевязав пленной ('ишь, какой малявкой обернулась нечисть-то!') даже и пальцы на руках, внимательно осмотрел раненого из Мишуковой дружины, пожал плечами: не надел, дурачина, нормальной кольчуги (а и то - не в бой же шли!), теперь невесть, выживет или нет. Но дела подступали и важнее: долили предсказанные Соболем Мишке проблемы.
  
  Сейчас Куява ругал себя, что не больно поверил молодому владетелю. Тогда бы он, с Соболем поговорив, и из ключника Гомонтова Марытныча, тёзки, харчей в дорогу бы выбил, да и Сеньке Мишуку присоветовал бы у господарича наказ к конюшему новому, Матфею Никитину, что из Силантьевых родом, получить о заводных конях. А тут - экое диво, сразу троих пленили. Раненый, опять же, так безлепо теперь у них на руках. И как их теперь быстрей молодому княжичу доставить? Двое нечестивцев, что с гвэльфами повязаны, девами обернулись мосластыми да тощими, их можно если шагом да рысью медленной, и через седло перекинуть. А вот бугай, что оборачиваться не пожелал, а бой принял, любого коня, ежели еще и со всадником, притомит.
  Словом, выходило одно - слать гонца одвуконь к господаричу за харчами и лошадьми, а самим шагом - кому и спешиться придется, опять к домику овцевода Анания, подаваться. Обирать его на сыр, млеко кислое, лук с чечевицей, пшено сорочинское да хлеб. Что не вельми хорошо - хоть и богатеет Ананий с отар своих, да подати господаричеву ключнику платит исправно. Грех и беззаконие получится. Да можно и отмолить! Другого выхода нет, а протори господарич возместит овцеводу, или леготу даст какую.
  - Васька! - окликнул было Куява, но, переменил решение, обозрев могутное, а, стало быть, и тяжелое тело холопа господаричева ('плохой гонец выйдет') - боярич Александр, Мишуков сын! - уважительно окликнул он Сеньку Мишука, - кто из твоих самый словный наездник?
  - Гонца чтоб? Господаричу? - вборзе смекнул Мишук, - так то Фадей Гречин! Двух коней ему? А сами куда?
  Горько вздохнул про себя Васька Сало - вот и выходит, без него бы не справились, а теперь и не замечают. Горька доля холопская! Хотя, по 'знатью'-то, Мишук и превыше Куявы (хоть и ходила про того молва, что и оружничий - рода знатного, боярского, с Новгаорода Великого после нестроений ушло семейство), а слушает Сенька Куяву-то.
  - Куда-куда! - плюнул, в досаде на собственную нерасторопность в Ряполове Куява, - опять Анания сырами кормиться. И Фролку у него положим, коли довезем! Только придется сперва, как гонца справим, место под ночлег искать. Иначе и до овцевода сего засветло не доберемся, а ночные страхи нечистой силы - да еще с такими пленными-то! - лучше всей дружиной у костра отгонять.
 &
     nbsp;
  
   + + +
  
  
  Алферов подал старую 'ауди' к дубу на пригорке, как подают бронированные лимузины законспирированным главам спецслужб: незаметно, довольно быстро.
  - Алинка! Алинушка! - скорее, на слух журналиста, раненой львицей, нежели пресловутой белугой, ревел где-то внизу, на кровавой полянке, актер Диведев в безответный телефон исчезнувшего абонента.
  Да, Алферов, немало поездивший по свету, не слыхал рева раненых львиц и белуг в натуре. Но, зато, он очень хорошо знал Лагина: если друг ('хм.., хотя, раз ушел из криминалистики, больше не конкурент!') и коллега умудрился найти дочку Великого Актёра, но самому несчастному отцу категорически сообщать о находке запретил, были тому веские причины, наверняка! Скорее всего...
  Гаррик даже головой помотал, отгоняя приятную любому ценителю настоящих сенсаций картину: Алина, безусловно, погибла какой-то изуверски причудливой смертью. Тьфу ты! Но ведь, скорее всего, - так? Иначе зачем бы еще Лагину прятать на первое время тело от отца родного - придется вывозить, приводить в порядок. Затем и его, Гаррика так вызвал: были у Алферова связи, чтоб судмедэксперты сперва 'анонимное' тело обследовали, потом в морг отдать, там в порядок приведут. Машину, конечно, труп загадит - Гаррик едва не заржал, всё же нервные только что были минуты! - так НЕ ЕГО ЭТО МАШИНА! Лагину отмывать!
  Странно, но возвышавшийся на вершине холма Лагин вовсе не выглядел удрученным такой перспективой. Даже и грусть, циник поганый, над телом растерзанной 'звездочки-пионерки' изображать не пытался! Да... а ведь прав он был, - подумалось Алферову при первом взгляде на изгвазданный в земле и зелени плащ, всё еще державшийся на теле Алины: 'конями волочили, как минимум, скорее всего и дротиками тыкали' - холодно обратил внимание своего носителя аналитический разум журналиста на прорехи в сером от грязи плаще.
  - 'Двухсотый'? - риторически, как он думал, спросил Алферов хладнокровно.
  Оба они побывали и на второй чеченской, и даже на дагестанской заварухе, где В.В. Путин лично стрелял куда-то из пушки: фотографировали историю, тщательно воздерживаясь от анекдотов 'про Вовочку'. И даже - еще менее приглядные вещи на пленку фиксировали.
  К его изумлению, Лагин со странной какой-то усмешкой покачал головой:
  - Тело вполне живое, максимум контузия, но вывозить нужно тайно. Сможешь?
  - Зачем?! - реально офигел Гаррик, - если жива, так я сейчас Диве позвоню. А то скоро станет... белугой, уж и забыл я, что за зверь.
  Лагин удивительно неторопливо произнёс:
  - А всех ли зверюшек мы вообще знаем в нашем, как говорили в эсэсэрии, 'чудесном и яростном мире'? Ты, Гаррик, соображай быстрей, хватит ли у тебя связей это отсюда вывезти, иначе не стоит и затеваться. Плюнем и ноги делаем. А. пока думаешь, скажи, по первым впечатлениям, как ты себе всё случившееся объяснить можешь?
  - Не знаю! - Фигня какая-то случилась! - Гаррик, конечно, как и любой журналист, умел делать все дела сразу, и по большому и по маленькому, как тот античный Цезарь, но не любил, когда просили думать в двух разных направлениях, отвлекало:
  - Скорее всего или психи рядом тусовались, реконструкторы... больно уж аутентично всё у них: кони, доспехи, вопли. Или не психи, но наркота была хороша и забориста. Людей-то наших реально порубили. Я потому и стрелять начал. Ладно, если сейчас по области дежурит тот, кто я думаю, - Алферов, так и не обратив внимания, как выделил тоном одно словцо Ильюха, ткнул в кнопку на 'трубке', - проблем до Города довезти не будет. Только на фига? - опомнился он.
  - Звони, выясняй, давай, - ухмыльнулся друг-Ильюха... так бы и врезать в ухо! - Алферов не терпел, когда кто-то понимал больше, чем он:
  - Областное? Дежурного! Соедините с дежурным по ОВД. Пресса! Алферов! - называть фамилию не хотелось, но иначе не соединят ведь, сейчас все звонят.
  А 'светиться' не хотелось по простой причине: Лагин явно что-то хочет утаить от грядущего официального следствия. А как много можно - имея соответствующие желание и технику, - узнать из разговоров по 'трубкам', Алферов знал. Причем, абсолютно неважно, насколько они, 'трубы' эти, обеспечены враньем производителей про их, якобы, 'защиты' от компьютерных сканеров-перехватчиков. Начать с того, что в любом концерне связи сидит оператор, и проще простого предъявить ему ксивы и сказать: 'дай послушать'. Это - если на законных основаниях. А без санкций, что же - на то сканирующие перехватчики и существуют, многими системами вполне возможно перехватить разговор через спутник.
  - Натан Генрихович? Алфёров. О Васкелово уже звонили? Я тут, на месте. Едут машины? Слушай, я пока тут еще, но обещаю самую лучшую, высшую оценку всем действиям именно областников, если удастся смотаться. Как зачем? - изумился Гаррик почти искренне, - я ж почти очевидец. Но таких очевидцев тут десятки твои следаки и обера нахватают, а кто статью первым выдаст? А, ну так ты мне и расскажешь потом, по телефону, кто и как из твоих людей отличился. Окейно, Генрихович, спасибо! Не ржавеет за мной, ты знаешь...
  - Ну и чего ради? - завершив переговоры, зарычал на друга и коллегу Алфёров.
  - Сперва грузим животное, - задумчиво ответил Лагин, - потом всё поясню. Всё покажу.
  Гаррик даже забеспокоился, не попал ли и Лагин под действие неведанного наркотика, все же 'животным' раненую девушку назвать, даже для журналиста, чересчур цинично.
  А Илья Лагин, словно подтверждая возникшие сомнения Алфёрова насчет устойчивости его психики, занялся странным делом: подошел к лежащему в отрубе то ли вумат пьяному, то ли пострадавшему всё ж в бою менту, воровато оглянувшись, содрал с его пояса пластиковые 'вязки'. А потом бесстыдно присвоил чужое имущество в виде пакета с двумя или тремя еще полными бутылками винища, которое лакали мусора. Словно своей выпивки не было во фляге! Опустился совсем - наверняка, вино 'палёное'.
  - Грузим, Гаррик, грузим тело, живенько надо!
  Алферов механически повиновался, но тут матерых журналистов отвлек дрожащий девичий голосок:
  - Алину нашли? И уезжаете? Дядь Илья, вы же обещали, что вместе папу... то есть дядю Сашу поищем!!
  Разухмылявшийся, несмотря на трагизм ситуации, Алферов, несший лёгкое тело за ноги, уставился на кореша, который, резко поправив капюшон, полностью скрывавший лицо пострадавшей, повернулся девчушке в костюмчике эльфийского лучника: он знал, что у Лагина была своя, оригинальная этика. Она допускала много чего, но категорически запрещала Илюхе две вещи: трахать некрасивых (на его личный, извращенный, как считал Гаррик, вкус) и нарушать обещания, данные маленьким или убогим.
  - Ты знаешь... ведь ты Настя, да? Знаешь, Настя, - сделал глубокомысленное лицо Лагин, потом бесстыдно соврал ребенку (врать - его этикой допускалось, нарушать обещания, увы, нет):
  - Знаешь ли, а его ведь теперь, скорее, в Городе найти можно будет, чем в этой неразберихе. Его конь понес - а как нам сейчас узнать, куда он его унёс, не следопыты мы. А домой вернешься, тебе Кудрявцев и позвонит, вот и сам отыщется.
  Длинные и пушистые, причудливо изогнутые без участия стилистов, брови на лице девчушки поползли уголками вниз, она собиралась зарыдать:
  - Не врете?
  - Не вру! - нагло соврал Лагин, и тут же невольно себя выдал:
  - Да ты же с ним приехала, так?
  - Да... И теперь, мне надо домой быстрей! Он же ведь позвонит? А вы меня не подвезете? - избавила от еще более чудовищного вранья журналиста новыми вопросами Настя, - А это вы Алину нашли, да? Что с ней?
  Лагин задумчиво смотрел на девчушку. Сажать её в машину, казалось бы, не имело никакого смысла, с учетом всего предстоящего. Да и поедут они явно не совсем в Город, принимая во внимания очевидное-невероятное. Но! Во-первых, грех бросать такую беззащитную малолетку на растерзание грядущим следакам. А, во-вторых, оставлять её теперь , - а он ведь еще представился ей, дур-рак, - чтобы она на первом же вопросе вот с этой же наивностью выпалила: 'а с Алиной всё в порядке: я с журналистом дядечкой Ильей познакомилась, они с другом увезли её куда-то!' - теперь оставлять её без патронажа было бы банально глупо.
  Глупить Лагин не любил. К тому же... впереди девчушку явно ждет горе, если он верно просчитал и всё происшедшее, и её привязанность к Кудрявцеву (потом разберемся, почему он ей то 'дядя', то 'папа'), пусть отвлечется мыслями на 'нечто особенное'.
  
   Размышлявший о том, что, видимо, в "журналистике искусства" цинизм еще более запущен, чем в криминальной журналистике, Алферов был до глубины подмышек поражён (в чём никогда никому ни за что не сознается, разве - в обмен на сенсацию или за огромные деньги), Лагин вдруг вздохнул, подмигнул растерянной маленькой девочке в зеленом, с потускневшими или облетевшими блестками 'волшебном' костюмчике, сказал:
  - Если пообещаешь нам не мешать и молчать, как дед Мороз пластиковый, садись тоже в машину, подбросим поближе к Городу, а там и сама доберёшься, верно?
  - Ой, спасибо!
  Вот ведь... тайна великая юности девичьей, - только что перед журналистами стояла готовая заплакать малышка, а тут, пусть и зарумянев ушами, на них большими серыми глазами смотрела маленькая расцветающая юная женщина. С очень симпатичной физиономией под всклокоченными светло-русыми волосами. И густые черные брови на бледном лице, по контрасту со светло желтеющими прядками выгоревшей на солнце челки, вызывали уж вовсе непрофессиональный интерес.
  Гаррик, во всяком случае, забеспокоился, не обвинит ли их в чем непристойном мамаша юной леди.
  А Лагин вдруг понял, что дал своему Этическому Кодексу себя провести: обещание-то он давал не ребенку, не убогой сиротке малой, а очень даже смазливой барышне - можно было нарушить! Ну да назад хода не было (выдуманная им самим Этика порой являлась для него просто тираном):
  - Только молчи, помнишь? Уговор!
  Настя закивала головой. 'Зря 'мартелем' поил, хотя, вроде, один глоток, и то сплюнула', - подумал Илья:
   - Тогда садись живо вперед, рядом с водителем. Алфёрыч, извини, но тебе за руль, мне надо кое-как с нашим грузом сзади разместиться. Вспомни, пока отъезжаем куда в глухомань, некоторые наши интервью пленных дагов в 2000-ом.
  Алферов ничего уже не понимал. Поэтому - молча уселся за руль, лихорадочно соображая - Лагин явно намекал на тот случай, когда они с офицерами разведбата в Дагестанских горах кололи одного иорданского наемника на камеру. Вышло довольно жестко. Он уж было подумал - впервые! - что у Алины не выдержала психика и девица начнет рвать их зубами-ногтями - недаром же Лагин, усевшись и положив тело на колени, первым делом высвободил из-под грязнущего плаща, выглядевшего уже не актерским, а бомжовским, кисти девочки и оплел их сразу несколькими ментовскими 'вязками'. Но Алферов послушно тронул авто с места, стараясь высмотреть боковую колею помимо основной дороги Лесопарка.
  Какая-то смутная догадка посетила его лишь тогда, когда сидевшая рядом красивая молодая девушка (гм! А как иначе?), в заботе о подруге, обернулась на задний диван 'ауди' и внезапно воскликнула:
  - А это не Алина же!
  - Почему? - не без интереса, но как-то устало спросил Лагин (лица друга Гаррик не видел, он, наконец, отыскав глухую просеку, старался отъехать по ней подальше и не угробить единственное средство передвижения).
  - Ногти были длинные и в зеленый с синим крашены! - бесхитростно ответила Настя, - а кто это? И почему вы её так связали?
  - А кто молчать обещал? - укоризненно спросил Лагин.
  Девушка обиженно надула губки, демонстративно уставилась вперёд. Проехали еще метров триста. Чуть дальше Гаррик уже видел реально укромный въезд в лес - кто-то для интима проложил колеи, - когда Илья вдруг заволновался:
  - Гаррик, тормози уже, интересное покажу - Алферов и не сомневался!
  - Триста метров терпит дело? - уточнил он, стиснув зубы (неприятно, когда за болвана разыгрывают, а еще неприятней налететь сейчас вот на пень и... не то, что друга машину жаль, а вот как потом до Города добираться?).
  - Э... кинь тряпку тогда, какую не жаль, а то очнется и мало ли... - Алфёрову было жутко интересно 'зачем', но - не унижаться же до вопросов? Он кинул тряпку из-под коврика, всю в машинном масле.
  Впрочем, 'зачем', стало ясно тут же - Настя, вновь повернувшись, не удержалась от комментария:
  - Дяденька журналист Илья, а вы точно журналист, а не секс-маньяк?! Руки связали, теперь пакостью вонючей рот затыкаете?! - Ей, дядечка за рулем, вы правда журналисты? Интервью брали, видела, но это не показатель же!
  - Возьми своё отроческое любопытство в собственные подростковые руки! - заковыристо, но жестко потребовал Лагин, - Клятву молчать помнишь?! Давай, Гаррик, тормози уже, вижу, куда заехал. Теперь лучше мы с тобой делом займемся. Мне кажется, надо тебе взглянуть кое на что, пока опера или ГБ не перехватили мою добычу у нас . Потом в полной мере осознаешь, какой сенсацией делюсь. А тебе, Настя, тоже показал бы, да ты клятв не держишь. Так что вылезай из машины, маслят поищи, самое им время.
  - Беру-беру слова обратно! Буду молчать как рыба! - Настя сперва закрестилась, а потом торжественно произнесла 'заговор на молчание' из писаний Анны Бархатовой, чуть переиначив под своё имя:
  - Заговариваю Настасью, от лихого злосчастья: языком не болтаю, болтушек проклинаю, языки юниц и старух и вдовиц-вековух, много не болтаете - печали не узнаете! Если Настя о чем расскажет, пусть её Силы накажут!
  Гаррик хмыкнул, а Илья неожиданно серьезно похвалил:
  - Реально! Неожиданно в тему. Ну, любуемся!
  'Ребята' давно уже отрегулировали кресла, но Лагин так и не поднимал капюшон, перед ними была укрытая плащом девичья фигурка. С беззащитно вытянутыми и довольно жёстко увязанными 'лычками' тонкими кистями рук.
  - Э... Илюха, - растерялся Гаррик, - даже и мне что-то беспокойно? БДСМ порно пересмотрел? Поймал бомжиху какую-то, еще! И, Настя права, у неё ногти-то, хоть и белые, но как когти закручиваются. Это ж так себя запустить.
  - Бомжиха, да? 'По одёжке' встречать собрался гостью? А что это у тебя кровь на пальцах, гений индуктивных догадок?
  - Плюха-муха, пальцы изрезало! - вежливо выругавшись, удивлся Алфёров, - хорошо, мне на рояле не играть! Но на клаву жать будет неприятно! И чем это?
  - А за что ты держался последнее время?
  - Ну, тело волок.. Что это у неё шмотки такие?
  - А ты выдерни ниточку, - коварно посоветовал 'культуроведческий' журналист 'криминальному'.
  
  Лишившийся от неожиданных открытий коллеги последних здравых опасений подначки, Алфёров, словно с дуру, и попытался 'выдернуть ниточку' из прорехи в грязнущем плаще. И на этот раз честно взвизгнул, увидев, как нить странного материала, в который была закутана 'бомжиха', едва не разрезала ему пальцы.
  
  - Ну нельзя же следовать всем советам так резко и без размышлений! За это, между прочим, Страну Советов и ликвиднули, - хмыкнул Лагин и показал свои пальцы - изрезать нитками он умудрился только три, а не все десять, что кровоточили у Алферова.
  
  - Неужели столь важный момент прошел мимо твоего сознания? И восприятия бытия как реальности? - с нотками холодного презрения поинтересовался 'культурный' журналист, - подумай же обоими полушариями, а не хочешь их натруждать зря, так присядь на них!
  
  - Ну! Могли Алина, писательница, Кудрявцев, и, может еще кто из статистов с ними бесследно исчезнуть, а здесь, неведомо откуда опять же, появиться такое вот? Внимание! А теперь, копус-фокус! Капец-фокец, так сказать, - проявил склонность к словотворчеству Лагин и отбросил капюшон с голову 'невинной жертвы'.
  Нет, промасленная тряпка между ярко алых губ, конечно, смотрелась так, что Питер Гринуей бы позавидовал. Чуть меньше великий режиссер-экспериментатор позавидовал бы едва заметным зеленоватым прядям в длинных иссиня-черных волосах. Но Гаррик с Настей, невольно передразнивая друг друга отвисшими челюстями, смотрели на уши этой... этого... создания. Узкие, высокие, почти до макушки, - что стало заметно, когда Лагин повернул пленницу в профиль и специально откинул волосы.
  - Уродство какое! - выдохнула Настя, - это же не пластическая операция?
  - Кто молчать обещал? Последний раз отвечаю, - нет! Я смотрел, никаких микрошрамов или характерных припухлостей, как у Кристины Рей всё время, и потом, не уверен, что возможно схирургичить , такое !
  Да, на кончиках этих, почти кроличьих, ушей, были пушистые кисточки. И они распространяли некий странный аромат, перебивавший даже провонявшую бензином и маслом атмосферу внутри салона.
  Щуплая уродица вдруг забилась в руках Лагина, но и тот был силён, мог банально задавить массой, да и как-то вяло она забилась - Настя не успела испугаться. Зато Алферову эти движения пленницы напомнили все намеки Ильюхи сразу:
  - Полагаешь? - начал он было, но тут же перешел к конструктиву:
  - Итак. Некие люди на странных конях ВНЕЗАПНО появляются, режут, потом столь же ВНЕЗАПНО исчезают вместе с лошадьми, за исключением жмуров. Это раз. И этой уродины - 'уродина', очевидно, понимала язык, так как протестующе завертела головой, - и уродины этой, зуб даю, на съемках до всего этого безобразия не было. Значит, - потёр в кровожадном азарте руки Алферов, - значит, нам сейчас с тобой предстоит колоть иномирное создание. Так?
  - Так, - скучно подтвердил Илюха, - только вот, подозреваю, это уродино, какого бы пола не было, еще и создание магическое . Ведь явно же случилось что-то чудесное, а?
  Настя восторженно пискнула и зажала себе рот. Алферов не разделил восторга, он понимал 'скучный' тон друга:
  - И колоть нам это нужно быстро.
  - Это точно, - тем же нейтральным тоном подтвердил Илья, покосившись на Настю, - стоит кому-то левому пронюхать о твари этой, отберет у нас зверюшку кровавая гэбня. Навеки. И никогда не узнать нам, что могло произойти с пропавшими. Среди которых могут оказаться и дорогие кое-кому люди: Алина-девочка, Анна-писательница, чемпион Кудрявцев.
  Настя побледнела, но - продолжала молчать. Хотя ладони ото рта убрала, и взгляд стал - серьёзный. Лагин одобрительно кивнул, не то ей, не то сам себе: за грамотно поданную девице мотивацию не болтать и в дальнейшем.
  - Да я этих гэбэшников! - импульсивно взревел Алферов.
  - Что-что ты с ними сделаешь? Скажи-скажи, интересно же мне! - с откровенным любопытством хладнокровно поинтересовался Лагин. - В следующей статье тупыми скотами изобразишь, разве что? Очнись, Гаррик, твоя мания величия на структуры демократической власти не распространяется. Особенно в таком случае. Твоей олигофрении олигархия не по плечу. Один вот пару месяцев назад с ментами районного масштаба связался, - чем дело кончилось?
  - Замнем тему, - поскучнел Гаррик, отметив для себя что 'уставший бухать криминалистику' друг-коллега в курсе самых пикантных последних новостей. И только сейчас до Алферова полностью дошла выдвинутая Ильей гипотеза:
  - То есть, это вот анемичное уродство - магичка, намекаешь? И. друг сердечный, как же мы с тобой будем колоть это уродливое грязное создание, если оно, есть вероятность , обладает колдовскими способностями? - со всей возможной язвительностью в голосе, но всерьёз спросил Илью Алферов.
  - Да не знаю, - как-то уж слишком спокойно ответил нынешний 'культурный обозреватель' Лагин, - но сделать это надо , причем быстро. Одно мы уже выяснили, язык она понимает. Поэтому, предлагаю Насте все же выйти из машины. тихо-тихо, девочка! Ты же не только маслята собирать будешь, но и нас охранять - ведь не дай бог по этой заброшенной просеке какой мент в поисках исчезнувших конников проедет, кто нас еще, кроме тебя, предупредит?
  Вздохнув, Настя собралась вылезать. Алферов не смог сдержать чисто физиологической дрожи: его передернуло - последний раз таким голосом Илюха в горах возле Гагатли * советовал оператору 'не дрожать руками и камерой' и продолжал расспрашивать офицеров и пленного насчет 'хоть каких-нибудь документов пленного для крупного кадра и фото'.
  
  
  
  -------------------------------------------------------------------
   *около горного дагестанского села Гагатли шли самые жесткие бои в 2000 году, видимо, именно там нашим героям журналистам повезло сесть на хвост бригадной разведке, поймавшей наемника из Иордании
  ---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
  
  
  
   - Так как колоть будем? - скрывая неуместное волнение, переспросил Алфёров.
  
  Любопытная Настя, сгорбившись, застыла на 'полувыходе' из тачки.
  
  - Если язык понимает, придумаем что-нибудь, - внушительно глянув на Настю, тем же безмятежным тоном успокоил всех 'культурный обозреватель' с богатым жизненным опытом, инстру мент зря, что ль в багажнике лежит разнообразный?
  
  Гордая первая красавица Великого Леса действительно понимала всё, что говорили аборигены этого презренного мирка, захватившие её подло и врасплох и обессиленной Великой Требой и последовавшим колдовством. И горько... Горько и яростно-обидно было на душе княжны Исилдреватриэль - гордое имя, обозначавшее 'Лунного Древа Дочь', - слышавшей до сей поры лишь цветистые восхваления изумрудным своим глазам и роскошным волосам своим цвета мартовской Ночи в вечнозеленом Лесу, что пышными волнами ниспадали ниже талии, что почитают её людишки зверушкой, да еще и уродливой! И клялась она отомстить страшно и грозно, этим обезьянам, никогда не слыхавшим про мощь Цехов Гвэльфов!
  
  Несмотря на унижения, дух её не был сломлен пока еще!
  
  Да, она проиграла битву Сил КоФею и оказалась пленённой этими потомками гамадрилов, но и могучий Волшебник тоже проиграл, решив, что она только лишь борется за контроль над Древом! И, похоже - хотя чтоб знать наверняка, магических сил ей будет не хватать еще дня три или четыре, - похоже, возгордившийся КоФей просто не заметил её Главного удара! 'Это было по-гвэльфийски элегантно, - пытаясь отрешиться от гнусных оскорблений, вспоминала она ход битвы, - бросить такую массу сил на борьбу с пространственно-временным каналом Древа, и послать мизерный импульс энергии, но в единственно важном направлении!'.
  
  О да, она могла собой гордиться! КоФею тоже требовалось некторое время на восстановление, а в одной из элитной клиник, захлебываясь тревогой, пищали или 'пикали' почти все хитрые приборы, контролирующие жизнь неподвижного пациента.
  
  
  
   + + +
  
  
  
  - Так ты, думный боярин мой, раз уж таковым называешься, раздумывай! И дай мне ответ, какие, к... к примеру, - вспомнив о деликатности этого мира в области ругательств, вовремя поправился господарич Миша, - какие, к примеру в степи могут быть засеки , знать бы, что это от меня родитель суровый требует. А я пойду в оружейную, зелье смотреть.
  - Так Куява-то? - растеряно начал было Иван Фотеевич, по грехам своим, привыкший, за год-то отсутствия господарича, что в оружейной зале царствует грозный оружничий, но потом опомнился, - воля твоя, господарич, обмыслю наказ родительский твой. А, токмо, не губи ты всех нас, не губи! Не совладать пищальщикам со Знаменосцем Старшего Цеха Гвэльфов!
  - Пустое, - отмахнулся Мишка, на уме у которого и впрямь не укладывалось боевое применение здешних 'пищалей больших и малых' - но в виду совсем других соображений, - высокий гость, салютование яркое и красивое ему сготовим. А, Соболь, Иван Фотеевич, вели, кстати, ключнику Гомонтову от моего господарского имени, бочонок дегтя али смолы какой, что дешевле, выкатить, да лома медного и железного изыскать сколь возможно более.
  - А что суть 'лом железный и медный'? - впал в ступор думный боярин.
  'Ну что за ёжкин кот, опять где-то прокололся!' - растерялся и Миша:
  - Так, всё, что негодно аль ломано - суть 'лом' и есть. Гвоздя шляпка слетевшая. Стрелы наконечник порченый, от кольчуги кольца сломанные или погнутые, медные бляхи со сбруи побитые или треснувшие, - Миша, казалось ему, объяснил популярно, но думный боярин Соболь только больше оторопел:
  - Да мы же кузнецов то зело добрых держим! Всё сие, что именовал ты, господарич, всё собирается и перековывается!
  Так. Ошибка крылась в цене на железо, на ковань рукодельную. Но лейтенант Калинкин решил проявить господарский норов, сколько можно, в конце-то концов! Отец болезного чувака, чьим заместителем он тут в поте лица трудится (да уж, отлежал бока на перине, законы да нравы стран изучая!), требует неслыханных 'засек в степи' и едва ли не войны с крымчаками, которые, хоть и 'ордокуэнами' зовутся, - та же крымская Орда и есть, в реале-то с Русью поначалу дружившая! Кстати, не забыть уточнить - с чего в этой истории рассорились раньше времени. Еще и колдуны с какого-то Леса за каким-то фером 'встречу' требуют - и это когда их же колдунья его уже убивала! Хоть и не совсем его! Того, чей он сейчас 'и.о.'! И женитьба через сколько-то мало седьмиц! Одни заботы! А власть употребить?
  - 'Всё собирается', баешь, боярин мой верный? - возвысил голос лейтенант-господарич Калинкин, - вот пусть с этого дня и до приезда Высоких Знаменосцев Гвэльфийских повелеваю, это всё собирать, но отнюдь не перековывать, а ко мне в оружейную тащить! Что опять не так, боярин мой ?!
  - Так казна-то, хошь по обычаю и полна, да тут траты такие: Послы Леса Гвэльфского, засеки сии, свадьба твоя грядущая! А железо с медью дороги, из каких средств кузнецов за протори их удоволить велишь?
  - Разве железо, из моих болот, на моей земле добытое, - не моя собственность? - ну как не офигевать в таком мире? А он только порадовался, что овладел местной речью в совершенстве, так красиво загнул!
  - Так платят рудознатцы, руду ту выбирая, платят оне в казну пошлины положенные честно и без уловок! - возопил почти несчастный боярин.
  Ни фигассе - по мордасе, здрасьте вам, Века Средние, как прожить лейтяге бедному!? И тут 'Закон о недрах РФ' какой-то прямо, - среди изучаемых с Филантием, 'мытных и весчих' сборов не было такого! До этого налога, они, видно, просто не дошли. Мишка, мысленно зажмурив глаза, решился на шахматный ход в стиле Остапа Бендаре или героя Высоцкого:
  - А вот краткой отменой сей пошлины на сбор руды и удоволим! Сколько за пару дней натащат, ключник пусть сочтет на сколько денег натащат, на столько дней и освободим!
  Реально, наглость - удача дерзких, Иван Фотеевич не свалился со скамьи, не затопал ногами на бывшего воспитанника, задумался, потом изрек:
  - Сие и можно содеять. Заодно, скажу мастерам, чтоб 'чеснок' весь, какой есть, несли а пуще того - его ковали бы. Надумал я, что отец тебе, Юрко, те засеки велел все ж в лесах делать, а что в степи 'засеки', так то писец небрежен был, в степи, поди, Князь-Господарь годные для прохода конницы места меж оврагов да обрывов тем 'чесноком' усыпать да лучников или сигнальщиков прятать в яминах.
  Про 'чеснок' Мишка знал.
  
   С другой стороны, по его разумению, боярин городил хню: "чеснок" не мина, на него - в степи тем более! - заманивать вражескую конницу надо! Чтоб потом - гитлер капут из луков!
  
  Это можно и позже прояснить. Засевать степи столь дорогостоящим железом, что господаричу так просто не выдают, лейтенант всё равно не собирался. Зато трех и четырёх шипастые железки для его 'порохового заговора' тоже годились, хоть и тяжеловаты, но это - после того как тротиловый эквивалент черного пороха вспомнит, сосчитает... а, может, и проверит.
  - Вели тот 'чеснок' и мне в оружейную нести! - эх, в местной системе измерений веса у него был пробел, только пуд и помнил, а из чего тот пуд 'складывается' знать не знал. Учитель же - кофеек Филантий, с момента известия о прибытии знатного гвэльфа подозрительно не лез в мозги. Не иначе, силы копил или свой план составлял!
   - С полпуда, можно и меньше!
  - Разоришь себя, господарич! Кузнецов-то много, и бронники и скобочники, и гвоздеделы, доспешники и проволочники, игольники, молотники и даже замочники - все ведь за леготой от пошлины на сбор руд тебе хлам всякий тащить будут! А чеснок отнюдь не хлам, изделие! Опустошишь казну, как свадьбу праздновать будешь?
  - До свадьбы дожить надо! 'Не всяк до свадьбы доживёт', как говорится, - решил понизить шуткой накал разговра мишка и снова просчитался
  - Не накличь, молю тя, княжич! Не зови лиха! - что-то Соболь нервным стал. Не иначе, перенапрягся, задачу о 'засеках в степи' решая. Или... или тоже боится приезда неведомого пока Мишке Знаменосца Старшего Цеха Эльфов?
  - Нужна ли та свадьба еще! - буркнул Мишка: быть 'исполняющим обязанности' настоящего господарича в столь интимном деле откровенно не хотелось. Опять же - не нарушение ли контракта выйдет?
  - Опомнись, господарич! - ага, боится всё же Иван Фотеевич визита гвэльфа.. или Мишкиной задумки с зельем, вон, о свадьбе уже этак спокойно внушает:
  - Наперво, прирастет твой удел приданным Ирины Васильевны ('не тот Холмский, что на Шелони, сын, наверное!' - хоть с чем-то определился Мишка), полноценной маркой станет. Навторо, в самую знать выходишь этой свадьбою! Знатные роды примиришь, твой-то батюшка на Патрикеевой женат, вот и станешь - Холмскому тесть, Патрикееву сыновец, а сынок твой самому государю Дмитрию Иоанновичу родней кровной станет, ведь на его родимой сестрице князь Василий Данилыч Холмский женат! Раузмей: Александра Невского Святого кровь! Внука Иоанна Третьего! И, с этой-то свадьбой, не будет у трона Берладского Дмитриева никоего рода знатней Волк-Ряполовских! На а на третье - 'Аще дарует Бог кому жену добру - дрожайше есть камений многоценных! Таковой жены и от пущей выгоды грех лишиться: сотворяет мужу своему благое житие!' - торжественно закончил боярин, явно цитируя некий текст.
   - Это какой святой сказал? - ляпнул Мишка, рассчитывая в этом момент в уме тротиловые эквиваленты бризантности и фугасности черного пороха и пытаясь соотнести пуды 'зелья' с зарядом хорошей осколочной мины. Или двух-трёх мин. Да и насчет осколков, точней, теперь уже, после 'говорки' с думным боярином, о цене на них, следовало озаботиться, железо же реально 'дорого ныне'. Это овес, наоборот - ныне дешев. А цитата интересная, что есть - то есть. Он-то всё считал, что церковь к дамам в эти времена в таких комплиментах не рассыпалась.
  - Аз из 'Домостроя' привел тебе! - насупился думный боярин и бывший пестун невегласу-воспитаннику*.
  
  
  -------------------------------------------------------------------------------
  * цитата подлинная, там, в 'Домострое', на удивленье много восхвалений женского пола.------------------------------------------------------------------------------------------
  
  
  - Ох, прости, Фотеич, затемнение приключилось, - повинился Мишка. Довольно радостным тоном: решая свою арифметику, Калинкин сообразил что не от того он всё время отталкивается.
  
  Рассчитать для черного, неизвестного качества, кстати, пороха, хотя бы фугасный (так как "осколки еще больше сомнения вызывают, чем "зелье"!) тротиловый эквивалент взрыва 100-миллиметровой мины может не каждый дурак-артиллерист. А Калинкин не был артиллеристом. И дураком он был... - для этого случая. уж точно самым "каждым"! Какой он у той мины-то, хотя бы? Он не знал. и не уверен был, что знал хоть когда-нибудь. Миха эти мины, бывало, использовал, чаще же - прятался от их разрывов, пытаясь выцелить тех самых минометчиков - те-то наверняка про "эквивалент" знали!
  
  Но не нужны ему были эти мучительные подсчеты!
  
  "Надо просто отталкиваться от того, что мне нужно здесь и сейчас на выходе! - озарило неуча-господарича!
  'А что нам надо? Нам, господаричу Волк-Ряполовскому нужны десятки 'двухсотых' и сотни раненых, как после того взрыва в Минском метро, - возликовал пойманной мысли 'и.о. Господарича', - а точно ведь помню, что там был взрыв, эквивалентный шести или семи, ну да возьмем по максимуму, восьми килограммам тротила. Не, еще проще! Нужно, чтоб эффект был , как от 120-ти миллиметровой дуры. В ней, если склероз не изменяет, полтора кило аммотола. Но его хрен сосчитаешь. А вот при взрыве двух кило тротила результат приблизительно тот же - в радиусе метров пятнадцати-двадцати, - не выжить чисто из-за фугасного воздействия. Плюс осколки я обеспечу. Так что, ориентируясь на два кило, с учетом 'осколочной рубахи' - кстати, еще неизвестно как плотно удастся её устроить, - отбрасываем отечественный коэффициент 0, 33 к феням, и даже чуток занижаем американский, который 0, 24 до 0,2 ровно. Считать, опять же проще будет, 2 кило на две десятых, это ровно десять! Черт. Точно бы вспомнить гребаный 'пуд' это 16 кило или 12?' - в голове упрямо вертелись обе цифры, но Калинкин, умело применил бритву Оккама: о двенадцатеричной системе счета он слышал, о 'шестнадцатиричной' - никогда. Поэтому, логично, если в 'пуде' этом - двенадцать кило*, решил он.

\n\n

Ох, мамма мия, 10 на двенадцать в обратную сторону, это... калькулятор бы.. но будем считать, что пуд здешнего пороха без двух-трех кило. Но мелочиться не будем, так как мир и порох несовершенны. Пуд! Ну, гантельками шестикилограммовыми баловались, авось, мышечная память подскажет. Не хило разорю своего опасного оружничего - из пяти пудов один на "фейерверк" экспроприирую!экспроприирую. Надеюсь, что хоть порох то весь мой и платить не придется! А смачивают ли они его? А, Соболь не знает, Куява только когда вернется - поздно процесс 'смачивания' внедрять!'"Или если я сам тут вдруг наподольше застряну!"

  
  Последнюю мысль Калинкин-Ряполовский придушил с особым извращением: "какое еще наподольше? Контракт краткосрочный!"
   - Почему ты в этом так уверен, Пиво? - спросил Гнусный Альтер Эго. Ранее вы не замечали его на этих страницах по единственной причине: умел маскироваться, гад разведчика!
  
  И Миша успокоился лишь тогда. когда запинал Альте Эго ногами в сапожках с каблучками.
  
  
  -------------
  *в этом случае бритва Окамма отрезала Калинкину что-то не то, пуд равен 40 фунтам или 16 с копейками килограммам, но у него же не было выхода в Мировую Сеть - не считая Сети Древ, а та переместить может, а вот информацией поделиться пока не способна. Впрочем, внимательный читатель заметит, что ошибки в 'счисления' лейтенанта вкрались даже и раньше, но вот сыграют ли они роковую роль?
  -------------
  
  
  И, странно перекликаясь мыслью со своим нежданным, но уже скорым гостем, младшим сержантом полиции Андреем Викторовичем Конфетным, лейтенант Михаил Калинкин, засвистел под нос песенку:
  
  'Работай тем, что под рукой, прум-прум-прум,
   И не ищи себе другой, Паспарту!'
  
  Не в пример Конфетному, Миша знал этот мульт, его любили прокручивать на видаке его родители, почти сразу после дефолта 1998 года не ставшим ждать возложения руки на рельсы, а разъехавшиеся по Австралиям (батя) и Канадам (матушка), - реально, чтоб быть от безумной страны, а заодно и друг от друга, как можно дальше. Разъехались люди, а песенка Филеаса Фогга осталась, мироздание любит хорошие шутки. Хорошо, тогда его Мишку "делить" родителям дед не дал: "Парень вырастет русским!", сказал. И отдал в Суворовское - были связи у старого, но не дряхлого "военного историка".
  А вот боярин Соболь - и, очевидно, новые времена, в которых оказался Мишка, - насвистывания непонятных песенок не одобряли:
  - Удачу не просвисти, - буркнул Соболь, но, устыдившись, что делает замечания вошедшему в возраст господаричу, предложил дельное:
  - А гражан-то забыли, Юрко? Может, закончились на сегодня гонцы спешные? - ну ей-же ей, на попытке пошутить Миша ловил боярина первый раз за все вот уж восемь дней, - Съездим в Ряполов-городок, заодно, кузнечную слободу минуя, проволочникам да стрелоделам с гвоздеделами и волочильщиками, и иным слободским мастерам наказ твой передадим! Как, господарич, созывать ли мне ключника и дьяков и охрану пристойную?
  'Ну, и много же у меня специалистов, - припомнив, как боярин уже раз начал перечень мастеров кузнечного дела, посмеялся невидимо Миша Калинкин, умиротворённый успешным решением 'пороховой' задачи. 'Дьяки' его не удивили - 'а на судах у князя или господарича быти дьякам, и никому посулов от печалований не принимать, судом не льстить и не мстить', это он изучил, благо 'Судебник' здешний с этих слов и начинался почти.
  - А и поехали, боярин! Я им значит, - суд праведный, а они мне - некую встречу? Уж не оставь меня советом на том суде, Фотеич!
  
  
  
  
  
  
  
   + + +
  
   Предсказанное боярином Соболем вновь не сбылось. Гонец - верткий молодой парень из дружины Мишука, одвуконь, - почти запалил обеих лошадей, - но прибыл в замок Калинкина не 'к вечеру', а поздним утром следующего дня. Господарич Мишка только успел отойти от дум о вчерашней своей инспекции городка Ряполовского, о неприятном суде и прибыльной 'встрече', да начать некие приготовления, как повторилось вчерашнее: крик с башни, топот копыт...
  
   И пена с коня хлопьями летит по воздуху, и качается заводной конь, и едва соскакивает, пошатываясь с отвычки на земле, гонец-дружинник:
   - От боярского сына Мишукова да оружничего! - прохрипел пересохшим горлом сквозь спекшиеся губы, - с вестью... о пленении...
   - Ведаю, - солидно пробасил Калинкин, - испей!
   По знаку Гомонтова, который после вчерашнего суда стал постоянно вереться возле Мишки (непорядок, кстати, что такое: господарич в делах, а казначею-ключнику заняться нечем?), гонцу подали кваса малинового. Как его тут делают, Мишка не вникал, но получалось, - крайне неплохо. Как бы и не с хмельком легким. Типа сидра, что через 5 столетий во Франции в бутылочках продавать станут. 'Вот отличие человека от животного - лошадь поить нельзя, гонца - необходимо!' - хмыкнул Калинкин и едва не заржал, как последняя лошадь, вспонив, как удивился вчера в городке: при встрече, к незнакомцам, оказывается и в Средние Века, после пожелания 'здравствовать', обращались с двумя фразами из бандитского лексикона XXI века. Ну, одна из фраз сейчас ему не нужна, его это человек, Мишкин, зато второй смешно щегольнуть:
  - Обзовись, добрый молодец! - потребовал Мишка, - позабыл я, после раны, богатырей моих..
  - Фадей я. Гречин прозванием, боярского рода сын Коробкова! - 'богатырь' был раза в три тщедушнее Калинкина, но Мишка, будь у него лишние килограммы, с радостью отдал бы их за умение так скакать. Местный рекордсмен конного спорта мог собой гордиться.
  - Молодец, Гречин Коробков! А теперь, испив, отдышавшись, сказывай, кого поймали? Всё ли ладно у вас?
  Мишка хотел спросить нейтральнее - 'каковы успехи' но не было слова 'успех' в русском языке этих лет, не было. Мрачноватое (когда относилось к человеку, не к Богоматери) 'успение' было, а вот 'успеха' не было. Не понял бы его героический гонец.
  - Изловили всех троих ворогов рода людского! - охарактеризовал пойманных Фадей немало озадачив Мишку.
  'Это что за ёъ тут ещё мне на мою голову? - чуть не потерял лица 'и.о. Господарича', - так-с, срочно сюда Филантия. Думал, гвэльфка одна была, откуда ещё двоих взяли? Что за напасть!'
  - Фёдор, Филантия ко мне призови срочно! - бросил он тому из прислужников, кого успел различить по имени. Филантий, с момента известия о прибытии знатного Гвэльфа-Знаменосца так и засел где-то: сидел - боялся. Или 'магическую оборону' совершенствовал, - а ты сказывай, Фадей Гречин, сказывай. Кто суть те 'три врага рода людского'?
  'Вопрос, если вдуматься, философский!' - Мишка удивился своей способности прикалываться, несмотря на то, что положение его внезапно стало непонятным. Трех колдуний уже не велишь удавить в пути тайно.
  - Ну.. эти ж, - промямлил, не совсем понимая волнения господаря, Фадей, - Как вы Сеньке.. Арсенью Мишукову сказывали, все трое - явно гвэльфиской магии обучены. Мы в засаде хорошо сидели, никоторого бы к Древу-Дубу не подпустили бы незамеченным, они колдовским путём прошли, не иначе. И прямо под тем Древом в единый миг возникли. Двое, как вы Мишука и предупреждали, мигом девицами красными обернулись, чаровать нас хотели, да ты мудро поступил, господарич, что Куяву с Васькой, холопом своим, у самого древа поместил, - они каждый своего кудесника и пленили. Вот третий... - Фадей заалел щеками и даже носом.
  Калинкин едва не пошатнулся, ни фига уже не понимая: 'что еще за 'обернулись', а? Это что же, двух гвэльфов волшебных поймали мне? Причем один из них к нападению непричастный? Вот отчего Знаменосец Старшего Цеха всполошился-то! Вот это беда... - Мишка из последних сил старался 'сохранить лицо'. - Хорошо хоть, что это я весь такой 'мудрый' Куяву с Васькой в засадах разместил, оказывается!'
  Подошёл Филантий. Лицо - изможденное, губы белесые, никак не скажешь уже 'юный лекарь', что-то натурально 'КоФеистое' в чертах проступило. Спросил отстраненно, вслух, не 'мыслеречью':
  - Звал, господарич?
  - Филантий, ты можешь определить как-нибудь, кого мне эти ухари изловили?
  - Прости, господарич, не в моих это силах! - и в мозг Калинкину наконец-то ворвался его истинный голос, по которому Мишка, признаться, уж и заскучать успел. Вот только мало приятного он 'услышал' на этот раз от КоФейного ученика:
  'Ты, господарич, хочешь, чтобы я от колдовства самого Знаменосца Старшего Цеха Гвэльфского Леса тебя, хотя бы тебя и близких тебе , уберечь смог? Так не заставляй растрачивать Силу по пустякам! Привезут - сам узнаешь!'
  'Э, Филантий, - в мыслях можно было и показать полнейшую растерянность, - но ведь ты, два дня тому, одну волшебницу гвэльфийскую где-то в лесах окрестных засек?! Не больше!? А то мне тут о троих толкуют! Выручи!'
  'Того испокон веков не бывало, и навряд ли когда станется, чтоб простой человек мог гвэльфийскую княжну пленить!' - мысленная усмешка Филантия прямо-таки чуть ободрила Мишку. Но Калинкин всё-таки давно привык выживать, 'проясняя все несообразности' заранее и детально:
  'Так хоть стань рядом с ним! Проверь, правду ли говорит, ув самом деле - есть ли на нем след чуждого колдовства, а то он мне тут вкручивает... рассказывает, что двое из пойманных на их глазах 'девицами обернулись'.
  Вздохнув, бухенвальдски энергичный Филантий, позеленев лицом еще более, встал рядом с Фадеем, который с изумлением смотрел на пошатывающегося юного лекаря с постаревшим за сутки ликом:
  - Господарич, твой лекарь, он не хвор ли?
  - Перетрудился, - буркнул Мишка, - а если и хвор, исцелится сам, это у них закон такой. Ты, давай, Фадей Коробков, рассказывай далее, а то покраснел что-то. Ужель так хороши девицы оказались?
  - Да мы, молодшая твоя дружина, тех дев, почитай, издалека и видели, мигом сих перевертышей Куява с Салом скрутили. Нам, - тяжко вздохнул Фадей, - с третьим мороки хватило. Он слугу твоего, Фрола из Тереховых, с коня сверг и порезал тяжко. Чаю, едва ли и довезли его до Ананья овцевода, где сей ночью останавливаться должны были. Да и волшебным чем-то порезал, воззри, господарич! - Фадей достал из сумы и протянул Калинкину 'диковину', - изукрашено, тонко и зеленым крашено стекло, а крепко! Только о бляху медную на рубахе Фролёнка разбилось!
  Не узнать горлышко от бутылки из родного мира было невозможно. Тут только до Мишки дошло, что КоФей сказал: заказ первый не выполнен полностью! Ага. Одного мусорка ему всё ж прислали, придется тому подождать допроса, поскучать, - Мишка не собирался допрашивать один источник. Без возможности перепроверить его слова у второго. Но - кто же тогда другие двое пленных?
  И тут всех напугал Филантий, бессильно осев прямо на ступень крыльца, у которого и шел разговор. Однако итоги своего расследования он Калинкину предоставить успел:
  'Есть! Есть на воине сём след волхования гвэльфийского! Чуть ли не рядом с ним сильная ворожба творилась! Запредельно сложна и сильная...'
  - Кузьма, Федор! В покои лекаря снесите! - рявкнул Мишка. Он был потрясен, Фадей не лгал, рядом с ним, по всему выходило, действительно кто-то в кого то, волшебным образом, 'перекидывался'. Но и мент был, это явно: 'розочкой' от винной бутылки 'с коня ссадить' это по-нашему, по-злодейски. Чисто по-человечески: никакой здешний гвэльф не сможет! Из анализа массивов данных от Фадея и Филантия следовал абсурдный, но однозначный вывод: его люди взяли двух волшебников-гвэльфов (гвэльфиек?) и одного мента, которого переслал КоФей, 'частично выполнивший' уговор.
  Если, конечно ('есть на воине сём след волхования гвэльфийского!'), Фадей сам не попал под чары. 'Новости дня: на стрелке с представителями гвэльфийской преступной магически вооруженной группировки был задержан сержант полиции N' - зашелся кто-то истерически у Калинкина в пятках. Сердце? Да нет, предчувствие!
  - Еще что скажешь? - господарски нахмурился Мишка.
  - Так, батько Куява... и Сенька Мишук, каясь в нерадении своём, будут ха хуторе того Анания-овцевода коней и кормов ждать, господарич! - наконец дошел до основного послания и причины задержки 'основных сил' Фадей Гречин, - они, господарь, каются, что не рассудив, без запасных коней в путь вышли и кормов мало взяли.
  Ну, так позорить Мишку - а его это позор, Соболь-старший разъяснил, - все же не стоило, он разозлился, вмиг позабыв, что сам находиться теперь в непредставимо опасной ситуации, Калинкин заорал:
  - Ключник! - только что же рядом ошивался, - конюший! Гомонтов Митрий! Никита Матвеев! Конский табун сбивать, кормы готовить, сопровождающих из молодшей дружины! Всё - срочно!
  Видимо, сподобился Мишка до господарских тональностей в голосе лейтенантском: мигом закипела деловая, расчетливая суета, даже бунтарь-Никита на сей раз не буркнул своё вечное: 'по роду зови, господарич, не по батюшке - оба мы с боярином Матвеем - Силантьевы!'.
  Все знали, сколько народа уехало 'нечестивцев гвэльфийских имать', все слышали о трех плененных, и вскоре табун из полутора десятков коней был сбит, еда и овес увязаны в саквы и чересседельные сумы, плюс трое воинов, каждый с заводным конём. Заминка вышла со старшинством: Соболёнок-Корабленик и Фадей Гречин, оба хотели вести обоз конный.
  - Разбежались, а теперь тормозите, то бишь, успокоиться! - обычным уже тоном буркнул Калинкин, всё еще находясь в процессе полного 'охудения' от вообразившейся сцены 'стрелка мента и гвэльфы', - ты, Юрко Соболев, от Кодрина недавно проскакал, да и нужен мне будешь, когда явиться сей Знаменосец Великий и Ужасный. Ты же, Фадей ('есть на воине след волшебства' - кто знает, что у него теперь на уме?), пропарься в бане, да отдохни рядом с лекарем потом в светлице над повалушей.
  
  Основное отличие замка Калинкина от европейских замков было даже не в том, что сотворен он был из дерева, а не из камня, а в том, что рыцари принимали почётных гостей в трапезной на первом этаже, в 'остроге' же Мишкином эта трапезная для приближенных, 'повалуша', по здешнему, находилась почти на верху башни, рядом с 'элитными' номерами, горницами, которые сейчас занимали Филантий, Мишка и Соболь-старший. Пустовала комната Куявы, но - недолго ей пустовать!
  - А за старшего мой конюший, сын боярский Силантьев поедет! Назначь, Никита, за себя, кого сам знаешь, старшим над конюшней. Да поезжай не стряпая, уповаю на тебя, помоги тебе Бог!
  'Ну вот - глядя вслед обозу, увозящему лист польской бумаги с приказом Мишуку поспешать и клочок бересты с еще более тайным посланием Куяве: 'а, колi не поспеете к завтрашнему закату, могут лi обе девки гвэльфiйскiе сгинуть бесследно и невестiмо', - ну вот, только начал вчера размеренно и согласно контракту, 'господарить', как вновь нештатная ситуёвина! Жаль гвэльфок, но они мне в моём зиндане не нужны, когда их Старшие Знаменосцы подъедут. Если б еще одна, можно было бы отбазариться, что - 'она первая, дяденьки, напала'. И то - гнилой отмаз бы вышел. Пришлось бы знаменосца со свитой как-нибудь работать , а уж две - это явное обострение конфликта выйдет. 'Калинкин - мучитель волшебниц'. Такой славы нам не надо. Если вдуматься - никакой славы нам не надо. Хотя... Ах, как знатно вчера в городок съездили, как знатно! Правда, началось всё с такой вонищи!' - вернулся Калинкин к приятным воспоминаниям об инспекции городка, еще не ведая (как не ведали того ни только что прискакавший Фадей, ни ушедший в 'оборонку' Филантий) что, всего за одну ночь у зажиточного овцевода Анания, число пленных роковым образом уже изменилось. Причем - изменилось дважды.
  
   + + +
  
  Знатная труженица писательского цеха Анна Станиславовна Бархатова, видимо, обладала более богатым воображением или менее гибкой психикой, чем юная кинозвезда Алина. Правда, кони, на которых бросили мешки с этими представительницами интеллектуальной и творческой элиты Города, шли мерным шагом, и автор 'Герцогств Русского Залесья' продолжала пребывать в глубоком обмороке. Можно надеяться - целительном для её сознания. Впрочем, никто еще не писал исследований о 'целительных обмороках в сказочном мире'.
  Зато кинозвёздочка, мешок с которой, словивший 'злыдню' Куява, так никому иному и не доверил, и перебросил через седло собственного коня, очнулась почти сразу после 'поимки'. Ей было... омерзительно-гнусно, иных слов не подберешь. Грубая ткань забила рот, раздвинув челюсти и растянув губы, ноги были связаны - но хоть не так жестоко, как руки. Неведомые маньяки ( а она так и не заметила, не поняла, что или кто так прянуло на неё с дерева), стянули кисти, переплели тонкой бечевой пальцы, которые, затекая, Алина чувствовала, - опухали уже, вот-вот грозя превратиться в сардельки мерзкие!
  Она не видела похитителей. Но, главное, - никто на неё не смотрел! Когда она, очнувшись, инстинктивно дернулась, кто-то пыхтевший пешком рядом с конем, смачно хлопнул её по попке и цыкнул странно:
  - Мирно лежи, блудня человецецкая, гвэльфийское стерво!
  И снова потопал молча. И - Алина взгляды чувствовала, - вовсе и не смотрел на неё никто. Это было особенно обидно и совершенно неправильно!
  Алина много раз представляла себе, как её похищают. С последующим освобождением, конечно. И всегда - хоть они и не отдавала она себе отчета, в этих мечтах присутствовали романтика, легкая эротика на грани BDSM и гламура.
  
  К примеру - она очнулась, вот так как сейчас, но не в мешке, а в лучшем платье, в лучших туфельках, связанная, конечно, но выставленная негодяям на обозрение! И смотрит в ответ на них гордо и с превосходством! Даже если порвут платье, она, не струсив с издевкой едко пошутит в ответ. Похитители, само собой, разъярятся, и возможно, возможно начнут.. - тут Алина позволяла фантазии несколько больше, чем позволила бы себе сама Алина, - но тут и явятся спасители. И папа будет её утешать, и она станет утешать папу: 'ничего со мной не случилось, да и что они могли бы, идиоты, ты же меня спас!'.
   Папы рядом не было. И девочка чуть не заплакала, но вдруг по-новому оценила только что прозвучавшие слова. 'Стерво' - непонятно, она вовсе не такая стерва, 'блудня' - просто несправедливо, это же кому сказать, засмеют, великая актриса (ну.. уже почти), а до сих пор как маленькая в этом смысле. Зато слово 'эльфийское' она расслышало явно, пусть как-то они тут его и искажают!
  Они действительно попали в придуманный Анной Станиславной сказочный мир эльфов и магии, баронов и графов 'Герцогств Русского Залесья'! Но, в таком случае, она-то - принцесса волшебных Эльфов и владеет всей магией, которую сочинила писательница для своего мира! А значит, эта магия тут будет работать! Вот ведь придурки-похитители, не догадываются! Сейчас она им...
  Алина честно попыталась, рот был варварски заткнут, приходилось 'колдовать в уме':
  
   В глухом мешке не видно погоды
   Я, фея Алина, желаю свободы,
   Расползутся змеи да ужи
   Мои пальцы станут как ножи:
   Разрезают верёвки,
   Сползают веревки,
   Как ленивые ужи,
   Фея Алина, свободу - держи!
   Спаси Меня Сила от хитрого надзора,
   укажи мне Сила в плене зазоры,
   Кручусь-верчусь за свою обиду.
   Кручусь-верчусь на свободу выйду!
  
  
  
  
  - Да не крутись, ишь ты, гвэльфийский последыш! - несильный тычок чем-то неприятно твердым, - Девой юной притворяецся, разжалобить хоцет, мекает жалобно цто-то! - пояснил кому-то тот же хриплый 'цокающий' голос.
  И снова - теперь шлепок! Никакого гламура! "Но и БДСМ слабенькое, - хихикнула начинающая верить (хотя с чего бы?) в свою колдовскую силу Алина.
  Да, слабенькое, но всё равно больно же! Так сильно даже актрис в .. ну в тех фильмах, что тайком смотрела, не лупили!
  
  Одно хорошо - про эльфов подтвердилось: опять что-то про них сказали! Может, они её и спасут!
  А почему колдовство у неё не вышло? Невольно вспомнились споры со случайной подругой, которую пристававший к папе каскадер зачем-то возил на съемки. Выходит, Настька была права, когда они поспорили о важности тона и особенно жестикуляции при произнесении заклинаний! А её, как нарочно, так хитро связали, что даже и пальцем не пошевелить! Вот ведь! 'А может, - охватило Алину ужасно-волнующее предчувствие, - может, похитители точно знают, что она, Алина, на самом деле принцесса Эльфов и боятся её колдовства?'
  Тогда она им покажет! Не будут же её куда-то везти вечно, да если и будут, кормить-то пленниц положено, рот освободят от тряпки гадкой, руку, хоть одну, чтоб ложку держать, развяжут. А Настька как раз развивала тему, как ей с раненой рукой колдовать. Зря тогда отмахнулась: 'принцессу Эльфов не ранят!'. Сейчас бы припомнить! Интересно, а Настька - тоже попала? Но она же не принцесса эльфов! Ей тут не светит! А вот если Алина её спасет, - здорово выйдет! Настька, хоть и не актриса ни разу. а девка хорошая, друг.. почти!
  Пальцы девочки продолжали опухать от жесткой бечевы, губы - от кляпа, но она была в чудесном настроении!
  Ага, кажется, приехали.
  
  
  До поместья богатея-овцевода ведомый Куявой и Сенькой Мишуком отряд добрался за полночь. Сами дружинники больше шли, коней с пленными вели шагом, подстраиваясь под 'люльку' с раненым Фролёнком. Рану на лице тому стянули и забинтовали, а вот рану в боку забили корпией и чистым мхом, тоже перетянули, чтоб не так кровоточило, но эту повязку приходилось менять. Плох был Фрол, боярский сын Терехов. Только поэтому и допустил промашку опытный Куява, когда уже ограбленный намедни отрядом Мишука Ананий с невеликой, поначалу, прытью, взялся за размещение отряда:
  - Уж и не ведаю, чем и кормить-угощать, - распевно произнес богатый овцевод, - хлебов вчерашних осталось два каравая. Новых пирогов не напекли, сыр, опять же, только сотворён днесь мной. Во вкус не вошел!
  - Каши давай на всех! На молоке! Раненый у нас, разумей! И не трясись - по делу Господаричеву ездили, потатчиков гвэльфийских изловили ажно трех!
  Изменился на миг Ананий ликом, не заметил того Куява, потому что погнал тут же овцевод пастухов да служанок каши варить, пироги печь - среди ночи-то!
  - Знатное дело свершили, бояре! А все ж не верится мне, что есть нечисть среди человеков такая, что с гвэльфами дружбу водит, - среди этой суеты, смиренно заметил Ананий. Шаря по мешкам взглядом, - а, если и есть нелюди такие, то вельми сложно имать их, как и исхитрились только!
  Тут уж не выдержал Сенька Мишук:
  - Господарич молодой, поди, не даром год в воинском монастыре обучался. Многие хитрости их проведал! Сам и сказал нам, что нелюдь сия, невестимо как, у древнего дуба, что у самой пущи, появиться должна!
  Снова окинул мешки с пленными взглядом Ананий, и на раненого посмотрел:
  - Так что же вы, бояричи, друга своего смерти-то обрекаете! - внезапно обвинил он. А взгляд то и дело возвращался к наименьшему из мешков: и верно, Гвэльфийская Кудесница, которую он привечал, столь же стройна и ростом невелика.Нешто её, Могучую Красоту, эти подлые холопы изловили?
  
  - Ты это о чём, Ананий? - не понял Сенька Мишук
  - Так плох же ваш товарищ, - пожал плечами многих отар владелец, - не успеет из Острожка Ряполовского лекарь прибыть. Как бы прямо тут у меня и не отдал душу - без причащения, без исповеди. А ежели пленные ваши и впрямь в колдовстве гвэльфов сведущи, вы бы им послабление хоть малое сделали: веревки распустили бы, накормили б кашей сорочинского пшена на молоке, авось и смог бы кто тогда другу вашему кровь заговорить.
  - Души нам загубить советуешь, к нечестивому колдовству прибегнув?
  - А разве не чтимый нами всеми Святой Князь заповедовал ' своея души за другов своих не жалеть'? - скромно потупился Ананий.
  - Да ты богослов, - с насмешкой бросил Куява, раздумывая.
  Но тут самый малый из мешков вдруг энергично закивал! И той выпуклостью, что должна была быть не иначе, как головой!
  - Ну-т-ко, мечи изготовить, самострелы взвести, снять мешки с голов! - решился Куява.
  - Так! - прошелся он перед пленницами, здоровенный приспешник гвэльфов еще не оправился от побоев, и блистал не разумом но сине-красной распухшей рожей, - Ну, оборОтники! Заметим какую волшбу, против нас направленную, рубить сразу будем! - припугнул он.
  - Сможете товарищу нашему кровь затворить?
  Очнувшаяся только в доме Анания, Анна Станиславовна Бархатова с ужасом глядела на энергично кивающую Алину. Она не могла понять, что задумала сумасшедшая девчонка!
  Впрочем, с разными - очень различными! - выражениями, на худенькую фигурку, азартно кивающую пепельноволосой головой, смотрели все.
  Куява перевел взгляд на Анну:
  - Ты, стало быть, кость досадная, помочь не возможешь?
  Анна в ужасе замотала головой из стороны в сторону.
  - И ладно, этих двоих не кормить, не развязывать, в мешки обратно! А ты, дева кудесная, смочи горло, исцелишь друга нашего - выйдет тебе послабление, а не сможешь, ужо господаричу скажу по приезде, как обмануть пыталась! Он - не помилует.
  Изо рта Алины вынули мерзкую тряпку, Куява сам проследил, чтоб вновь поскучневший отчего-то Ананий, подал ей медового сбитня на зверобое и мяте, волшебница, - ну прям как тощая какая девчонка дворовая, не отрываясь, выпила чашу до дна, фыркнула странно, потребовала пискляво:
  - Хоть одну руку-то развяжите, иначе заговор может не подействовать! Да как зовут болезного-то, скажите!
  Размяла пальцы, перекрестилась латинским навычаем, и, вдруг, к изумлению всех, и паче всех - Анания, давно уж было решившего, что - никакие не гвэльфы Куявой пойманы, вдруг заговорила совсем другим голосом, прищелкивая причудливо пальцами развязанной руки:
  
  
  Ты, свекор, воротись,
   а ты, кровь, утолись;
   ты, сестра, отворотись,
   а ты, кровь, уймись;
   ты, брат, смирись,
   а ты, кровь, запрись.
   Брат бежит, сестра кричит, свекор ворчит.
   А сила Сил Фролу кровь затворит!
   Ты, дёрн - дерись,
   А ты кровь у Фрола - уймись!
   Уймись руда, встань!
   И более не кань!
  
  Красная от стыда, Анна Станиславна Бархатова благодарила небо, что на неё опять накинули мешок - иначе она бы и сквозь землю могла провалиться, наверное, слушая, как театрально Алина - а все же дикцию девочке преподавали! - декламирует её же собственные, 'переплагиаченные', как сказал бы Саша Кудрявцев, из Сети и вставленные в Сагу заговоры. Она только строчки местами кое-где поменяла. 'Боже мой, эти гады всерьез, по всему понятно, на что-то надеются! Господи, что эти сволочи сделают с девочкой, они же не поймут, что дурочка просто заигралась! Зачиталась... моим же собственным барахлом. Тьфу!' ?- Никогда еще великая писательница не была столь самокритична.
  
   И, пожалуй, к лучшему, что её, как и Дюшу Конфетного, вновь 'ввергли в темень' мешков. Потому что - научно доказано, психика подростков гораздо эластичнее, чем у состоявшихся взрослых. Поэтому Алина испытала восторг и что-то похожее на священный трепет, когда жуткая рана в боку молодого парня вдруг перестала источать кровь, более того, затянулась розовой пленкой. И на лице кровь пропала! Она действительно в мире магии Бархатовой, в мире Эльфов!
  - Анна Станиславна! - в экстазе закричала она мешку с писательницей, - мы в вашем мире! Действует ваша эльфийская магия!!
  Впрочем, подоспевший Куява тут же заткнул ей рот - сперва вкусной рисовой кашей (она и не сообразила, что - почти сутки не ела!), а затем и - о несправедливость! Подлость! - снова какой-то тряпкой.
  - Ну, дева, спасибо, - сказал, вновь туго связывая ей руки, этот ужасный человек, негодяй старый! - походатайствую за тебя пред господаричем, но, раз колдовать так сильна, уж не обижайся, постережемся тебя. И гвэльфов - опять это странное слово, - гвэльфов ты нам на ночь не накличь.
  Алина поняла, что её вновь ожидает пыльный, пахнущий землей мешок и посмотрела на того дядечку, что был не в кафтане, а в чем-то типа жакета из дубленки, того самого, что давал ей попить чего-то с мёдом и мятой. Показалось ей, что дядечка этот ей подмигнул, или нет, а только больше она его не видела, - мешок предсказуемо скользнул ей на голову, его вновь одернули вниз, почти до ног. Зато она услышала - и говорил явно тот, на чью помощь она рассчитывала:
  - Нет, батько Куява, нет, боярич Мишук, грех такое нечестивое создание в доме держать! В овчарню их али овин пустует, из христианского дома прочь!
  
  'Дура, безмозглая дура! Лечила его! А надо было всех в лягушек! В жаб! Превратить! Всех - в вирусов! В Эболу эту или в Обаму!' -долго не могла успокоиться Алина. Да и дрожь в пустой овчарне её пробирала. Как выяснилось, ей повезло, что не смогла она заснуть. Незадолго до рассвета, мешок вдруг пополз с её плеч и головы. Чьи-то руки вынули кляп, перерезали веревки.
  - Стало быть, ученица гвэльфийская! - как показалось Алине, с завистью прошептал Ананий, тот самый дядечка, - беги, беги ужо! - подтолкнул он её, я по твоему следу овец прогоню, чтоб собаки не взяли, и сам к вам в Лес подамся.
  Меня спасает эльфийский шпион! - в общем, правильно догадавшись, возликовала душой Алина.
  - Беги, пигалица чародейная!
  - Куда бежать? - спросила ошарашенная Алина.
  - Тише! - прошипел странный дядечка, - второй-то у соседнего овина друзей твоих крепко сторожит, не подойти к нему сзади было! Куда бежать? Да уж сама знаешь, куда, - или прямиком в ваш Лес, где Цеха и Порядок ваши Знаменосцы держат или - обратно к древу. Где с Исиль-княжной встречалась! Ну, беги! На закат - кругом была темень, никакого заката, но дядечка уверенно махнул рукой вправо, - Лес и Цеха ваши, на восход - Древо! Беги.
  Он подтолкнул Алину, она ринулась было, не разбирая дороги. Споткнулась. Споткнулась о труп. Лужа крови, в ней пузырьки и белое лицо, одного из тех, в кафтанах малиновых, что её лекарскому таланту радовались и вместе с ней кашу рисовую ели! Фигассе, как тут всё круто! Ужас! И Алина побежала, не разбирая дороги. Готовый всем, даже и жизнью своей пожертвовать и достатком, ради свобод и порядка такого, как в Цехах у Гвэльфов в их Лесу, на землях человеческих, Ананий лишь покачал головой и начал вборзе выгонять отару. Овцы ступали прямо по трупу.
  - Это кто тут в неурочное время баранов подоить вышел? - весело спросил его выспавшийся Куява, неслышно появившись из полумрака.
  
  Он еще не ведал, что первое, за сотни лет, противостояние разума и волшебства только что завершилось не в его пользу. Ананий лишь скорбно вздохнул: ему бежать было поздно. В долгом рукаве грубого вотола его рука вновь стиснула окровавленный нож, коим владелец отар навычен был резать овец, а вот сегодня...
  - Оба на! А Аникей-то Белевский где? И где гвэльфа малАя? - уже другим тоном проговорил оружничий и резко свистнул, подзывая собак.
  'Пропаду!' - понял апологет Цеховых гвэльфийских свобод и порядков Ананий, нанося первый удар.
  
  Он и не ведал, что в те же мгновения, но в другом мире, схватка разума и волшебства только начиналась, и от исхода того противоборства зависело многое в обоих мирах.
  
  
   + + +
  
  
   Опять залепуха! Что за дела? Теперь вот приказал пленных дам, хоть и нечеловечек, прикончить. Не со зла же - никак иначе! Впрочем, приказ писал сам, а Куява этот.. может и не подчиниться, если "не соборно с боярином решил господарич".
  
   А ведь как знатно вчера в городок съездили, как знатно! Правда, началось всё с такой вонищи! Впрочем, это был запах трудовых ударных будней: какой-то жуткой, первобытной химией воняла кузнецкая слобода, расположенная меж острожком и городом, куда господарич ехал 'давать суд и встречу получать'.
  
   Ехал важно,чинно, "оружно и конно", со свитой. А и началось то прошлое утро с победы, не то, что нынче! Перед выездом Калинкин одержал психологическую победу, пусть и над животным миром: Мишке удалось уговорить подведенного ему Никитой Силантьевым коня мало того, что не спихивать его, Господарича, каверзами, но еще и шествовать важно. ага - в спокойствии чинном.
  
  
  Так что на странную толпу встречавших горожан - убогие какие-то, - только и успел подумать Мишка, - сурово наехал (буквально!) Иван Фотееич на своем буланом "рыцарских статей", гиганте:
  
  - Это встреча? Это что же за встреча? - неожиданно яро, даже для Мишки, заорал боярин, - Бурмистр где? Посадник батюшки господарича где? Спрячьте дары свои убогие (боярин едва не стоптал конем странного мужичонку с хлебом-солью) ужо покажу вам, как молодого Властителя встречать надобно! Чтоб ближе к городу все по ряду было!
  
  - "Это пиар или черный пиар?" - озаботился Мишка, - "если мой ближний боярин конем бедноту такую топтать готов, священный хлеб-соль чуть уронить не заставил - буду ли я популярен в массах населения? И - охохо, - как, интересно, пройдет теперь мой суд?"
  
  Долго огорчаться он не умел: "и ладно, авось люди перепугаются и меньше на этот туманный суд явится крючков!" - утешил себя Мишка даже раньше, чем иван Фотеич подъехал с объяснениями.
  
  
  
  
  
  
  
   + + +
  
  
   Александр Ильич Кудрявцев только успел накинуть петлю от одного из концов альпинистского троса, связавшего руки маньяка, на его старческую, но жилистую, мощную шею (шею убийцы, не забудем!), и, уже готовясь к адреналиновому отходняку, механически подал и свою 'сценарную' реплику:
  
   - Вот таким я б не хотел тебя видеть! Вообще... век бы тебя, козла....
  
   Похоже, 'пенсионер' - весь в реальном железе, кстати, непростом железе! - был упакован надёжно. Но духом не пал, попытался еще раз харкнуть в лицо обидчику. Пришлось туже затянуть петлю на шее, провести часть шнура между челюстей - 'как коня в узду'.
  
   - Сан-Ильич! - откуда-то сверху (с какого 'верха'?- с коня, не спешился. умник!) испуганной скороговоркой позвал 'безымянный оруженосец' Боромир, явно впадая в панику и тихо заорал:
  
   - Там!! Там рубятся еще!! Убивают....
  
   'Сан-Ильич' огляделся и в голос выматерился. Когда он спрыгивал с коня, главным было - успеть связать маньяка-пенсионера. Да и вторая молния средь бела дня, - та, странно-сиреневая, - не располагала к анализу обстановки.
  
   Сейчас супермен Кудрявцев оказался близок к дамскому шоку, у которого много названий. Но лишь одно приличное: неконтролируемая истерика. Глаза, это он сам почувствовал, реально полезли на лоб и 'разбежались' в разные стороны.
  Люди 'рубились', это верно. Причем не так далеко, на поросшей низким кустарником узкой длинной опушке.
  
   Люди - откуда столько неизвестных, второй вопрос! - даже не 'рубились', а реально резались. Стоило хаотическому движению свести двоих - каждый норовил ткнуть второго или саблей, или копьецом, или вообще чем-то ужасным на недлинном обухе. И кто-то слетал с коня или под кем-о падал конь, а победитель двигался дальше - убивать следующих. Двое пеших страстно тыкали друг друга ножами, как хулиганы в фильмах, или в Старом Городе любой из столиц, пока не проезжавший мимо одинокий всадник с потрясающим безразличием не воткнул прямо в спину одному из бойцов, острие сабли или короткое копьецо, - далеко, слава богу, не разглядеть деталей.
  
   Но не это смертоубийство - хотя такого массового реального истребления Кудрявцев еще не видел за всю жизнь, - не это хаотичное тотальное человекоубиение повергло его в шок.
  
   Ландшафт! - куда делся трудолюбиво устроенный лесопарк! Вместо корабельных мачт бора с прореженным между ними участками, 'полянку смерти' - да и их с Боромиром и пленником, - окружали плотно стоявшие мрачные лиственные деревца: кривые осинки, редкие березы и недоношенные тополя. А между ними - деревца маленькие и кусты, такой кустарник, что Кудрявцев даже затруднился бы ответить: может, это уже дерево?
  
   Самое главное там, где должны были бы находиться трейлеры с киношной братией и аппаратурой, личные автосредства актерского состава - вообще не было ни дороги, ни стоянки. Нет, заросли - предположительно! - дикой черемухи и крайне высокого ежевичника, в принципе, могли бы скрыть легковушку. Но уж не трейлер! - И трава там, где должны были стоять эти 'монстры дорог', сейчас была высока и ничуть не примята. Метрах в тридцати поляна и вовсе переходила в ржаное поле. Порядком, к слову, повытоптанное военной страдой, - ну, что за фигня!
  
   И холм - не было на краю поляны того холма с дубом, под которым он, Кудрявцев, последний раз видел 'своих женщин' - дочку актера, писательницу... и Настю, 'дочку-не-дочку'. Там, где было это место, кто-то соскочил с коня и надсадно 'хэхкая' добивал тычками копья упавшего мужика, пытающегося как-то выставить для защиты саблю.
  
   Даже позже Кудрявцев не стыдился, что, в тот момент ему, первым делом, захотелось сеть на попу и залиться слезами, причитая: 'как же так, как же так же!?'. Или запинать пленника. Или 'Боромора'.
  
   Боромир-то и вернул к реальности:
  
   - Наших не видно, - сообщил он подрагивающим голосом с высоты своего 'коня обозрения', - хотя... 'СТРАЖИ ЦИТАДЕЛИ!!!' - заорал придурок, прежде чем Кудрявцев успел его заткнуть.
  
   Ожидаемый Александром результат воплотился тут же.
  
   Трое конников-чужаков, - впрочем, двое из них продолжали вяло обмениваться ударами, заворотили коней, - идиотских каких-то мохнатых, низеньких пони, - именно в их сторону. С невеликой скоростью - под копытами коней был не ровный зеленый дерн лесопарка, а неровное, с кустиками и 'травой по пряжку', и, раз уж такая пьянка, наверное, мышиными-кротовыми ямками, неокультуренное поле. Пусть 'полянка', но всё равно - поле боя. Замыкающие сразу отстали (ехать за чем-то интересным, продолжая выяснять отношения, показалось им сложной задачей). Снова начали рубиться с удвоенной энергией, зато передовой приближался. Скаля зубы, поигрывая длинной полосой железа в левой руке. Но больше Кудрявцева напрягло, что правой он тянул из кожаного чехла (саадака) неприятного вида лук.
  
   Да тут еще и оба полудурка - старый и младый, униматься не желали.
  
   - Отобьют мя верные мои, я ж с тебя кожу сдеру, и псам скормлю, московлянин! - щерясь сквозь растянувший ему челюсти трос (задумывалось как кляп, очевидно, не вышло!), изошел на злобу пенсионер-убийца.
  
   А товарищ оруженосец Боромир, вместо того, чтоб поднести 'господину' Кудрявцеву что-нибудь эффективное и дальнобойное ('калаш' луше всего бы!), продолжал неадекватные ландшафту вопли. Стороной подумалось, что странные 'стражи цитадели' должны отзываться на призыв 'Око и Мордор'! Вот как раз сейчас, едва Кудрявцев, пристально следя за тем, как вытягивает лук подъезжающий 'верный пенсионеру' (чтоб это не значило) конный воин. Уже было набрался мужества ринуться - а вот так, просто бегом! - навстречу со своей саблей-выручалочкой, в расчёте на то, что конник замешкается в выборе лука и сабли и можно будет нанести один-единственный удар, как...
  
   - Стражи цитадели! Ко мне! Око и Мордор! - блин, идиотские вопли сбивали с настроя на сшибку и смерть мастера кендо!
  
   'Убью придурка', - твёрдо решил Кудрявцев, столь грубо выброшенный из боевого транса: орали-то над самым ухом!
  
   Но сбился и наезжающий на них коник, сообразил, что вопящий дурень призывает какую-то подмогу, окончательно сделал выбор в пользу лука. Потянул его... но и завертел головой, не иначе, грозных стражей увидеть ожидая. А молодец Боромир, не сразу убью, - хоть отвлек внимание!
  
   И Саша Кудрявцев со среднего старта ринулся вперед! На смерть или славу, м-да. Десять, двадцать прыжков, только сейчас его заметил конник, правильно, умка - еще пять прыжков, - бросил тянут лук, начал перекладывать саблю из левой руки в правую, - еще три прыжка, - 'черт, могу и не успеть!', - еще полсекунды...
  
   - МОРДОР И ОКО! - скорбно, одиноко и как-то безнадёжно раздается из высоких кустов сбоку от наездника. Потом разберемся, кто там вылез! Тем более. что конник дрогнул. сабля повисла у него на ременной петле у запястья. Сейчас или никогда!
  
   - БАБАХ! БАБАХ!
  
   Какой инстинкт дернул Кудрявцева рухнуть в траву почти под копытами коня. Он не знал. В боевых действиях Александр Ильич участия не принимал, но вышло так, что он своевременно убрал свое тело с траектории выстрела, или как там в знаменитом романе, с 'директрисы стрельбы'?
  
   Во всяком случае, конник свалился на него уже мертвым, с развороченной двумя попаданиями грудью. Причем она из пуль попала настолько удачно - или НЕ удачно? - что господин Кудрявцев, помимо воли, 'умылся кровью' - так фонтанировало одно из ранений.
  
   'Полиция приехала...' - что грех таить, эта мысль была первой, хоть и постыдно не соответствующей всему происходящему. Или местные стреляли? Или - кто там из кустов ответил Боромиру на кретинский клич?
  
   Рывком поднявшись, Александр увидел картину нерадостную: из густых кустов выехали два юноши бледных. Без взглядов горящих. Оба смутно знакомы по лицам, да и судя по красавцам коням - не чета невесть откуда взявшимся мохнатым зверюгам, - свои! Один поддерживал второго в седле. И если этот первый был явно перепуган, то второму всё было героически безразлично, - ввиду глубокой раны над локтем.
  
   - Олежка! - заорал незатыкаемыей Боромир, - а что с Ленькой?
  
   - Принимай их под командование и разбирайся! И перевязывай! - жестко бросил ему Кудрявцев. Продолжая мониторить взглядом поле боя. У местных, судя по всему, уже мог быть огнестрел (хотя в книгах Анны Станиславны поминались только пушки).
  
   Но нет, на поле огнестрелом никто не баловался, стрельцов с пищалями по прилесью не пряталось. К слову, граждане-рубщики, заслышав выстрелы, малость оторопели, завертели головами, - чем тут же воспользовался кто-то непривычные к отвлечённым наблюдениям на поле боя - раз! - и чья-то башка классически покатилась с плеч. Первый раз, кстати, именно так, как в фильмах показывают.
  
   - Бабах! - далеко отлетев, кувыркнулся с седла и победитель.
  
   Стреляли, приблизительнее всего явно из леса между Кудрявцевым и основной рубкой, черных клубов дыма не было, синеватый дам не сразу и заметишь на фоне мокрой листвы, а акустиком Саша отродясь не был. Но если из бездымного, то есть, современного оружия, значит - свои, значит - расчищали проход? Тогда это внушало оптимизм.
  
   Умеренный, впрочем - для Кудрявцева, - оптимизм. Он пару раз бывал в положении 'в джунглях прав тот, у кого оружие', и ему совсем не улыбалось, если из леса вылезет мент из охраны съемок - или те алкаши из-под дуба, и начнут всех резко строить. Но на данный момент жизнь была важнее будущих глупостей.
  
  
   И почти тут же объявился и источник выстрелов: на строптиво выдирающейся из засады в двухметрового роста осинках низкорослой лошадке, неумело ерзал всадник в костюме-двойке. Саша его даже вспомнил, макаровский оператор! Виктор, кажется... В одной руке он держал пистолет, а на шее у него бредово болталась цифровая видеокамера. Хэппининг с кровью заказывали!?
  
   Благодаря появлению этого кадра, ситуация на поле странным образом улучшилась для растерянных ролевиков и Кудрявцева: самых невнимательных участников 'побоища местного назначения' повыбили сои же 'чужие', враги: пока те вертели головами - 'откуда гром пушечный аль небесный гремит?'. Сразу двоих прикончил так внезапно ставшей основной огневой мощью отряда гражданин из мира кино Виктор, те двое, что, продолжая рубиться, были ближе всех к группе, банально плюнули на всё это дело - видать, с бойцов тоже хватило непоняток. И развернув коней, они дернули в разные стороны весьма уверенным наметом. Кроме этих беглецов, еще только трое конных беспредельщиков, продолжали выяснять отношения вокруг победившего своего визави спешенного витязя: похоже, они были из разных 'партий'.
  
   И как выяснилось - ни один не был из партии героев. Впрочем, заворотить коней от непонятных противников с ручными пушками, даже и троим не стыдно! Однако пешего никто брать в седло не стал, банально добили. (Не повезло? Враг первым подскакал? Или тут так принято?). И поскакали - двое налево, один направо, куда недавно направились и первые 'дезертиры'.
  
   Если не победа, то поле точно осталось за маленьким отрядом. Маленьким, потому что еще на пару воплей Боромира про очи Мордора, никто больше не отозвался.
  
   По всему. Виктор выходил спасителем Кудрявцева, следовало польстить и уважить:
  
   - Здорово ты! А никак еще и снимал, неужто работает? - кивнул на камеру Саня.
   - З-здорово, мужики, что за фигня така, малята? - киноцитатой спросил Виктор, да, колотило и его, но гляди же ты - двух завалил, конь, опять же трофейный. Значит, вероятно, и третья жертва кинематографа где-то остывает.
  
   - Снимал? Конечно снимал, - хохотнул Витя подъезжая, - у Олега Генриховича не забалуешь. А за эксклюзив он платит втройне. По идее, камера с груди работала, когда я и этого свалил, - он кивнул на труп мужика с луком и саблей,- могло в кадр попасть!
  
   - За такой эксклюзив он тебе миллионы должен будет, - сумрачно бросил поддерживающий раненого паренек (да как его. Сергей?).
  
   - Ну, спасибо, брат, - признательно кивнул Кудрявцев и бросил пробно:
  
   - Теперь примешь командование на себя, ага?
  
   Из чего он их, кстати всех? Кудрявцев, воспользовавшись тем, что Витя подъехал совсем близко (да и лошадка низенькая), посмотрел внимательно, присвистнул: тихо офигеть и завидовать, 'семнадцатый' 'Глок', почти на две трети из пластика. 19 патронов с бумажными гильзами. Хорошо вооружает Макаров сотрудников! Кстати, если олигарх так заботлив, то и аптечка у этого.. Шепелев, Виктор Шепелев, наконец, полностью вспомнил Саша оператора! Вроде бы, нормальный мужик.
  
   - Там посмотрим, может, выборы проведем? - подмигнула Кудрявцеву 'основная боевая мощь', - пока же, командир, что-то твои орёлики хреново раненому помогают. Сам-то с этим делом справишься, а то я в медицине ни уха ни рыла. А вот аптечка есть богатая. И съездил бы, Кудрявцев на поле это: золото-цацки с мертвых оборать. Сувениры заибенные, я с владельца ... бывшего... своего коня, вот что снял, - он предъявил всем желтого цвета гигантскую булавку с ажурной 'головкой'. ('фибула' - вспомнил Кудрявцев) Или пошли кого. А то сам ты что-то на коне не очень, извини уж. Меня кстати, Виктор зовут, Витя Шепелев, поклонник мастера кэндо Александра Кудрявцева, - гражданин говорил чересчур быстро, тоже - последствия стресса.
  
   Затем бледно ухмыльнулся:
  
   - А вообще, что за херню я снимал?! Чё такое случилось!? Ну да аптечка - первым делом нам нужна, - полез в рюкзачок типа 'модный сидор' на шикарном широком 'джинсовом' поясе.
  
  
   И тут же изменился в лице:
  
   - Что за фигня? И камера, и ствол и телефон с аптечкой в одном бауле были. Баул на горбу так и остался, камера в наличии, ствол тоже, аптечки нет! Да не вру я! - припустил петуха Виктор под взглядами насупившихся ролевиков, безуспешно пытавшихся наложить жгут на плечо ниже раны.
  
   Александр внушительно подошел к Боромиру с другом (раненый был все еще без сознания, зато пленный пенсионер смотрел внимательными хитрыми глазками).
  
   - Дайте мне перевязать. Сами на поле сгоняйте, трофеи пригодятся.
  
   - Перевязать? Скорую надо! - теперь Боромир зарылся по карманам в поисках телефона, хренушки!
  
   Как и ожидал - не только Кудрявцев, как выяснилось:
  
   - Да трубки все отрубились, я сразу хотел у Генриховича инструкций запросить, да без толку! 'Оттрубились' 'трубки' нашего полка, дебютантка юная пропала. Как и писательница, понимаю? Эфир молчит, как говорили советские разведчики в древних фильмах, - подтвердил Витя Шепелев (все же его несотановимая, быстрая речь подтверждала - мужик в изрядном шоке. А как же и иначе?), он предъявил мёртвый ай-фон, - но эту порчу деликатной техники можно списать на сверхординарные молнии. А вот куда аптечка могла пропасть из завязанного сидора?
  
   Интересно, что у Боромира и 'мертвого' аппарата не оказалось. Как и у Сергея, как и раненного Олежки. Как и Кудрявцев - потеряли. Или 'потеряли'? Нет, бывает, люди теряют телефоны, даже если те на веревочке на шее висят. Но - четверо потеряли, пятый - нет? Хотя, - что толку. Все равно у него 'дохлый'.
  
   - Перевязать, я, пожалуй, и сам смогу, - невесело улыбнулся Алекс, - травы лучше целебные припомните, вон, подорожник вульгарис уже вижу. Хотя, - он понизил голос, - что говорить, крови он потерял много. К тому же, при таком ранении, таким железом, столбняк, скорей всего, обеспечен.
  
   - На этот счет не особо парься, чиф, мы все по нескольку раз в год 'антистолбин' и еще кучу уколов на попу принимаем. Все же не только с пластиком, с железом возимся, в лесах опять же, шизуем...
  
   - Но стационар, или хотя бы место, где отлежаться, ему все равно необходимо. Так, - с грехом пополам (при помощи жгута, кучи местных подорожников и обрывка относительно чистой майки) остановив кровь и закрыв неприятную рану, Кудрявцев еще раз попробовал взять командование на себя:
  
   - Давайте, орлы. На 'мародёрку', как это на современном языке называется! Бодро! Кроме сувениров, фляги тоже ищите. Мало ли, водка - типа дезинфекции. А нам с Витей пора с пленным поговорить, чтоб место спокойное для раненого узнать.
  
   Ребята, вроде бы, послушно засобирались (причем Сергей вынул из кармана фирменный целлофановый мешок какого-то универсама). Но пленный опередил своих допросчиков:
  
   - Какого ты роду-племени, обзовись! Какому Богу и Государю служишь!? И какой выкуп за меня Патрикея Акинфова, положишь? - несмотря на то, что между челюстей (губ и зубов, соответственно) пленного старикана проходил трос, он умудрился выговорить все это с достоинством. И достаточно внятно. Хотя, работая челюстями, подзатянул петлю на собственной шее, и его и без того красное лицо опасно побурело.
  
   - Оп-па! Не слишком ли борзый дедушка? - предсказуемо среагировал Боромир.
  
   - Ладно, вождь Ок-Мордорцев, не дерзи пенсионеру, - неожиданно осадил его Шепелев ('ага, прободаемся еще за лидерство? Или как?' - подумалось Саше). - Старость уважать надо, мы с Командиром сами с ветераном разберемся.
  
   'Все же Виктор Шепелев вменяем', решил Кудрявцев и поторопил ребят:
  
   - Все в поле! Осторожно там, но работайте. Золото с антисептиком-антидепрессантом нам, чую, пригодятся!
  
   И опоздал остановить приступившего к допросу Шепелева, который первыми же словами почти опроверг поставленный ему Сашей диагноз насчет вменяемости:
  
   - А мы дед, роду повелителей молний убивающих и громов содрогающих! Государем у нас президент лихой. Богу молимся мы...
  - Э, Витя, тут не так надо! - вежливо прервал его Кудрявцев, успевший изучить люто-бешенный нрав пенсионера в железе.
  
   Александр Ильич встал выпрямившись во весь рост, принял солидную позу, подвынул проклятую историческую саблю из бутафорских ножен, вспомнив всех актеров - от Черкасова-Невского до Дорварда-Кознова (и мысленно отвесив прощальный поклон Иншакову, как герою не столько рыцарскому, сколько громкого уголовного дела), и грозным голосом начал:
  
   - Родом не кичись, в путах лежачи! Не я к тебе, ты ко мне в полон угодил, ты и назовись первым! Кто таков, какого-такого роду знатья великого, чтоб выкуп за тебя платили, с которой стороны будешь?
  
   Сложно гоготать, когда от движений головы только туже затягивается петля на шее. А между зубов, как узда, пропущен трос, но вредный старикан именно что загоготал. Хотя и
  приглушенно, воистину - сдавленно:
  
   - Неук! С кем бился на рати - не знаешь? Цвета мои не узнал? Поди и за кого бился, тоже не ведаешь, тетеря деревенская? Поди, кликнули тебя из удельца малого-треххатки твоего в медвежьем углу - на пограничье Окраины рубиться, двух холопов прихватил и поскакал. А кого ловить, с кем резаться - все едино!
  
   Допрос явно не задавался. Но тут взгляд пленного упал на лезвие уже полностью (от досады) выдернутой Кудрявцевым сабли - той самой, проклятущей от профессора в белых тапочках.
  
   - Ты что же, тупым оружием со мной бился и в полон взял? - нахмурился сперва непредсказуемый пенсионер, затем тяжело вздохнул, - что же, доблесть, она и у худородного владетеля посельского доблесть, доблесть уважить нужно
  
  
   + + +
  
  
   Зато совсем в другом месте - очень-очень уже далеком, - такие же самозваные следователи добились определенных (хотя, если учитывать природу объекта с которым они работали, скорей уж - 'неопределенных'!) успехов почти сходу.
  
   Впрочем - почему самозваные? И следаки и журналюги - все умеют задавать вопросы. А главное, внимательно отслушивать ответы и отслеживать реакцию собеседника на раздражители. Третьими (если не первыми) в этой профессии, в этом мастерстве являются старушки с лавочек у наших подъездов.
  
   Любопытная девочка Настька честно захлопнула снаружи дверцу древней 'ауди', - ушла сторожить. Пользы - мало. Но и Гаррик и Илья понимали, что в машине могут не только прозвучать слова (хуже тех, матерных, что Настя уже слышала от Гаррика), но и произойти неприятные явления. Совмещение плоскогубцев и ногтей, провод от аккумулятора в п... в беззащитном месте может к разным последствиям привести. Рано девочке видеть - насмотрелась уже сегодня.
  
   Что-что? Нет, Лагин с Алферовым - не дебилы, они тоже слышали эту байку, что де 'пытка полезна только тогда, когда сам знаешь, о чем спрашиваешь и точно знаешь хотя бы часть ответов'. Только у них был другой метод. Когда вообще ничего не знаешь, полезен любой массив информации. А уж что в нем враньё, что нет - позже уточним, отанализируем. Главное, чтоб человек - или в данном случае все же зверюшка? - говорила быстро-быстро, говорила РАЗНОЕ и о разном, говорила так, чтоб не могла следовать схеме. Если у неё есть схема непробиваемой 'легенды' на подобные случаи.
  
   К счастью для их самомнения, и Лагин, и Алферов не знали, что гвэльфов не пытали уже более десяти тысяч лет, а последние робкие идеи о том, что всемогущих гвэльфов, так, в отвлеченном рассуждении, в принципе тоже можно как-то пытать, исчезла вместе с самим мыслителем еще во времена Потопа (если таковой был в том мире). А уж сами гвэльфы рассматривали гипотезу о том, что и они могут оказаться в пыточном застенке, причем у прямоходящих человеков чисто как иератическую абсурдистскую игру ума.
  
   Но, как на грех (впрочем, пытка действительно - грех, когда есть из чего выбирать), для того, чтобы добиться желанного словоизвержения от пойманной зверюшки, журналистам естество-пытателям для начала было необходимо обрести метод воздействия, метод, при помощи которого они смогут на это словоизвержение как-то влиять. А ведь зверушка у них была непростая. Понимает ли она хотя бы их язык, как показалось не только Лагину, или все же - нет? И что делать?
  
   Нет, ну представьте, что вам нужно допросить Бабу Ягу или Змея Горыныча, ладно. Со старушкой-инвалидом хоть ясно, с чего начать, но у какой из голов трехголового спрашивать?
  
   Внутри тачки некоторое время было слышно лишь бурчание не выключенного мотора, полубесшумное гудение печки (увы, увы, машина старенькая!) и тихие маты Алферова, безнадежно пытавшегося дестью изрезанными пальцами совладать с десятью кусочками лейкопластыря. Затем господин Лагин, закаменев опухшим лицом над воротником какой-то детской для его фигуры джинсовой куртки, сурово повторил:
  
   - Гаррик. У меня ведь в багажнике много интересного и полезного для разговора инструмента, помнишь? А, для начала, вышел бы, притащил быстро запасной аккумулятор. Ведь, как понимаю, в мире магии есть булочки и всякие 'железные девы' могут быть, но вряд ли - бытовое электричество. Если язык понимает, быстро придумаем методику разговора!
  
   - А от аккумулятора ток слабый, - гуманистично возразил Гаррик, - вот если несколько, соединив последовательно... Молчу! Всё равно лучше зажигание тебе раскурочить. Однако ж. если она языка не понимает (он незаметно сощурил веко Лагину), можно будет её просто на коврики пустить. Кожаные коврики для машин - и кому интересно, из бомжихи они или какой-то зверюги ушастой наделаны?
  
   О, княжна Исилдревотриэль навострила ушки, даже пошевелила ими, попытавшись извлечь больше целительного волшебного сарлюмена из кисточек на них: она понимала все, что говорили эти дикие обезьянцы, и пока что мало их боялась. Вот только смущало, что не высказывают они преклонения её красотой! 'Зверюшка', 'животное', 'кристинарей' какая-то, 'бомжиха' (еще какой-то вид обезьяны здешний?) даже самка их мелкая обозвала её, Княжну, 'уродством таким!' О, она помнила все оскорбления этих гнусных самодовольных плоскостопов! И если они думают, что телесными мучениями смогут добиться... Она еще раз тряхнула своими элегантными ушками. Что это? Что это за ужас!? Что за мертвый запах давным-давно сгнивших лесов!? Что же это за кошмар!!
  
   - Чем так завоняло? - спросил вернувшийся с запасным аккумулятором Гаррик. - То ли мускус, то ли кашалоту кто-то гортань перехватил - хотя, я, правда, натуральную амбру не нюхал, то ли портянкой прелой кто-то обмахивался. Ты что, приступил уже?
  
   - Не. - Илюха непонятно с чего вселился, - наша дама ушками пошевелить изволила, с них какая-то перхоть посыпалась, вонь пошла уфуфенная. Бензином ей ушки пришлось протирать!
  
   - Ты врать не станешь... - доверчиво протянул Алферов, - только отчего же у меня впечатление, что ты клиентку еще и ботинком под печень ткнул? Экий скорченный ребенок аушвица...
  
   - Инертность мышления! - продолжал веселиться Илюха, - в древнем мире н только лепестричества не было. Нефть и продукты её перегонки тоже редко встречались! Так что аккумулятор оставим на крайний случай. Бери запасную канистру и... и лучше это делать не в машине.
  
  
  
   Не очень-то честно 'сторожившая' своих новых приятелей Настя постоянно поглядывала в сторону лагинской 'ауди'. И девушка видела достаточно гангстерских фильмов, чтоб понять, что это означает: скорчившееся маленькое тельце вышвыривают из машины, бросают на сухую траву, подтаскивают канистру с бензином...
  
   - С ума сошли! Только не это! Вы что! Это же зверство! Обалдели совсем!? Нельзя так!!- кинулась Настенька к готовым начать 'потрошение' журналистам, чем невольно им подыграла.
  
   Лагин-то нахмурился, а вот Алферов на этот раз въехал в тему быстрее:
  
   - Почему бы не помыть бензином? - хладнокровно спросил он, - а то, что среди нас курящие, вопреки античеловеческому закону Думы и Президента, так это случайность.
  
   - Но это же эльфа! Настоящая! Сказочная!
  
   - Не уверен, - огромный Лагин хладнокровно (а бензин-то дорожает!) вынул изо рта жертвы промасленную ветошку. Но тут же плеснул ей на лицо бензином, очень стараясь, впрочем, не попасть в той глаза:
  
   - А ну, отвечай! Ты в самом деле Эльфа!? - рявкнул он.
  
   О величайшие из Валар! Оромэ, Мендос и Ниенна! Этот жуткий запах - запах сгнивших много-много лет назад Древ не только подчистую уничтожал аромат и волшебную силу ушного сарлюмена тем самым не оставляя чародейке надежд на быстрое восстановление магических сил, он буквально сводил с ума, мертвил кожу и мысли! Она еще пробовала сопротивляться:
  
   - Я требую почтения к сану гвэльфиской княжны!!
  
   - Ох, прямо Княжна эльфийская! - пораженно ахнула маленькая человечья самка, не безнадежна, как другие, нет: было бы больше сил, её можно было бы зачаровать даже лучше, чем Анания.. Ничего, и без сарлюмена силы - конечно, медленнее, - вернутся!
  
   - Так мы же со всем почтением! - тупо сказал самый огромный из её мучителей, - вот, вино торжественное для тебя припасли (он звякнул в странном мешке бутылями, даже достал одну, благородного зеленого цвета, с непонятной надписью и счастливыми цифрами: сразу тремя семерками!).
  
   Волшебницу не насторожило, что жилистый в плаще как-то странно хрюкнул, пробормотал что-то вроде 'нет границ бытовому садизму!'. Потому что, уже открывая бутылку, большой спросил:
  
   - Только откуда же нам знать, что ты в самом деле Эльфа? Зовут-то как тебя, милая?
  
   Если 'милая' - значит, она ему чем-то все же мила! Да и вина ейпожертвовать хочет, малой требой обойтись надеется... - хотя вряд ли это 'Полянный Мускат Южного Край', каковой чудодейственный напиток выделывают гвэльфы младшего цеха на юге Леса. Вина хотелось до неприличия. К тому же, магии имен тут явно не пользуют, а любое вино подкрепляет все силы в комплексе. Ох, она еще обхитрит этих человечков!
  
   - Эльфы давно в прошлом, это сказка, мы - гвэльфы! - попробовала устрашить пленителей княжна, - мы следующая ступень могущества!
  
   И замолчала: бензиновые пары, то, сё, общая ослабленность (и обезвоживание, да: семь потов пролила!) после Великой Требы: банально голова закружилось, затошнило, в горле пересохло.
  
   Гаррик и так еле сдерживал смех от нового вида 'пряника', спонтанно придуманного Лагиным - поить эльфу реквизированным у пропавших ментов '777-ым'. Но когда выглядящая стопроцентной бомжихой 'княжна эльфов' помотала головой, сблевнула (долили несчастную бензиновые пары), протянула руку к пузырю портвешка - он чуть не выпал в осадок. Впрочем, еще минуты три-четыре сохранять 'каменную морду лица' ему удалось. Потому что коварный Лагин сурово отвел руку просящего и безжалостно сказал в лицо жаждущему:
  
   - Сперва представься. С клятвой Валарами с Валинорами вашими. А вдруг ты какая ведьма простая!
  
   Как и положено настоящей бомжихе, грязнуля отвечала, спазматически глотая слова и слоги, неразборчиво, но быстро и гневно:
  
   - Я не ведьм! Я гвельв, княж имени исидиритртриль. Винного напитка! Дай!
  
   - Ну и куда торопимся? - укорил её невозмутимый Лагин, - поклянись Мэллорном-деревом, там, Валарами вашими. Имя скажи внятно! Тогда и угощение! А иначе, - он смочил тряпку в бензине.
  
   - Не сметь! - уже внятно заорала алкашня в плащике, - не сметь прахв метрвых Мэллорнов брызгать Княжну старшего цеха Исилдревотриэль!
  
   - Древо - дрель?? - не выдержал Алфёров и загоготал, - не верю, не верю! Чтоб любители лесов и природ эльфы свой цех древодрельным назвали, не верюююю!! Это ж Толкиен с Фродо умерли оба! В ОДНОЙ ПОСТЕЛИ!! ОТ ОРГАЗМА ХОХОТА!!! -
  
   Тот момент, что так страшно загототал Гаррик, был в тему. Но вот то, что к нему присоединялась Настька, а ведьработа только вот-вот началась, процесс дальше мог пойти по-разному, клиентка могла и соврать, - Лагину пришлось (когда только успел выбросить руку?) схватить девушку за челку, притянуть к себе, прошипеть:
  
   - Все договоры наши нарушу! Все мои обещания-клятвы! Обещала не вмешиваться?! Дяденька Гаррик специально гогочет. А твое дело сторожить!
  
   - Но смешно же, эльфийка - Дрель для Древа. Еще цех какой-то..
  
   - Брысь! Не театр тебе здесь.
  
   И Настька снова уплелась за машину. А Лагин сам навернул винца из открытой бутылки - вообще-то, неосознанно. Нервный процесс какой-то пошел, хлебнуть стоило, но Алферов принял за тонко рассчитанный ход и восхитился другом так, что даже свой хохот унял.
  
   - Прости, не верю, - скорбно вытирая губы - портвешок оказался достаточно гнусным! - печальным баритоном сообщил пленнице господин Лагин, - как я могу верить, если друзья не верят, сеются?
  
   - Нерушимо слово княжны Исилдревотриэль! - всерьез обидевшись, постаралась внятно произнести своё имя гвэльфийка. И получила не вина - бензиновой тряпкой по морде. В глазах защипало страшно! Их словно выжигало что-то!
  
   - Попалась на вранье, дрянь подзаборная, ролевичка бесталанная! Только что сказала, что 'исилдрево дрель' - твой цех! Младший еще к тому же!
  
   - Не могла сказать 'младший'! - возмутилась гвэльфа, как и все сородичи, гордящаяся иерархией, - 'младший цех' это те, кто вино, к примеру, растит, те, кто тропы в Лесу украшают, малышами занимаются! Я член старшего цеха! А Исилдервотриэль - мое личное имя! Глаза же жжет! Я не ослепну?!
  
   - Тише! Тише, умничка, - вступил Гаррик набравший для предстоящего процесса воды в какой-то лужице, 'умничка' заслужила, специально спровоцированная Лагиным вспышка с болью и такой массив информации, - глаза мы тебе сейчас промоем, ты нам еще раз объяснишь, почему про цех наврала, вином угостим.
  
   На самом деле: перестарался Илюха. Или нет? Если минералкой залить этой, оказывается, вовсе не 'эльфе', а непонятной 'гвэльфе' глаза, может, не ослепнет еще, а с кожей Лагин грамотно работает, вон, как бы в знак презрения бензин песком с землей присыпал, чтоб не засыхал в ожег. 'А если и ослепнет?' - остановил непонятную жалость Гаррик, - 'если сможет мстить, мстить по любому будет изуверски, но, к счастью, хэ-хэ. С колдовством что-то не ладится! Это, как понимаю, следующими вопросами пойдет...'
  
   В иное время княжна Исилдревотриэль, без пары пассов очищения и оздоровления в такой тухлой воде побрезговала бы и ноги своего пони мыть, но глаза щипало чудовищно. И энергетика тела подсказывала: жуткая жидкость могла нанести вред глазам. Вода - прямо в глаза, промокнули платком, опять - прямо в глаза, уф. Вроде не так страшно щиплет. И губы с подбородком и шеей. куда жестокий толстяк плеснул щедро: Исилдревотриэль скосила слезящиеся глаза - и тут степень её унижений переполнилась: вместо того, чтоб обкладывать её листвой, гнусные, гнусные, гнусные и жестокие плоскостопы присыпали высшую Гвэльфу прахом, как человечинку какую-нибудь! О, ей бы хоть крупицу Силы! Есть - ненависть помогла! - но этой крупицы хватило, только чтоб сжечь завязки на руках, даже сложить непослушные пальцы в заклинании не успела, получила пинок... Снова завязки, на голову льют жуткую жидкость... и вот теперь уже - полное магическое истощение.
  
  
   + + +
  
   Где-то далеко, пусть и в том же мире, прислушался к слабой магической вспышке КоФей, сам донельзя истощенный. 'Глупая гвэльфийская дева здесь осталась и попыталась обратно вернуться. Да вот силы не хватило! Не всю ли и выжгла?' - немного неправильно понят он ситуацию, ибо тоже забыл уже (старичок, что поделать) прецеденты нападений человеков на Гвэльфов. Хотя - мог бы вспомнить не менее невообразимый прецедент нападения человека на КоФея, не так уж давно и случившийся, мда.. Но - не до воспоминаний было мудрому волшебнику и ведуну, гвэльфийка преступила перемирие, н нанесла магический удар по его подопечному в этом мире, и КоФей мчался к телу подлинного Юрия-Казимира Ряполовского. Восстанавливать Равновесие, если не поздно уже.
  
  
   + + +
  
  
   - Отведи Настю еще подальше. У тебя с ней лучше контакт, тут клиент поплывет совсем уже. А дожимать я больший мастак, да и не годится, чтоб девушка видела, как.. гм.. тоже, до некоторой степени, девушку в живот пинают... - одними губами сказал Алферов методически осыпавшему вновь всю мокрую, всю в бензине (на что деньги идут!) гвэльфу жесткими пощечинами.
  
   - Не время, 'плывёт' уже, щас смягчу контакт и расколется по всем темам, - понимающе кинул Лагин. - а Настя эта, если что и увидит, пусть хоть в свои годы поймет, что когда девочка к злым взрослым мужикам попадет, кино и даже постановочное порно в роли учебника жизни не катят!
  
   - За что вы так со мной, человечки!? - просипела подопытная. По всему - готова сломаться, действительно, прав Лагин - поплыла уже.
  
   - Ты у меня раньше времени к Валарам своим не улизнешь! - страшным рыком Лагин замаскировал свои заботы: тщательно завязал глаза обильно политым минералкой бывшим галстуком Гаррика (мда!), снова присыпал бензин на открытых участках кожи землей прямо из-под ног, всунул между зубов бутылку:
  
   - Пей! От ответа не уйдешь! Горло смочи и ответишь! За все ответишь!!
  
   Что это было за вино! Наверное, таким откармливали свиней: терпко-кислое, одновременно и сладкое, не угадаешь и сорт винограда. И при всем - противоестественно крепкое. Еще глоток? Но бутылку уже оторвали от её жаждущего влаги - любой влаги! -рта.
  
   - Что сделала, говоришь? Ты скольких людей погубила сегодня?
  
   - Не я это.. Силы. Игра Сил!
  
   - Не твоим колдовством чужие мужики с саблями у нас оказались!?
  
   - Не знаю, откуда они.. Видно, близко к Древу были в их мире! Или другом мире - к другому Древу!
  
   - Что за Силы? Неужто тебя, такой колдуньи, что вязки спалила, сильней?
  
   - Каком 'их' мире? - голос сбоку.
  
   - Отвечай быстро: Древо - это старый дуб тот? - подбросил вопрос и Лагин.
  
   - Мне отвечай, дрянь, - заорал Алферов, не забывавший педантично проверять видеокамеру и диктофон: на всякий противопехотный, 'писали' допрос и на новейшую и на самую древнейшую (из имевшихся в распоряжении) технику.
  
   - Мне отвечай: куда мой друг вместе с конем из под твоего поганого дуба делся!?
  
   - Я не учла вектора... - по-настоящему разрыдалась гвэльфийка, ('прямо Мари Кюри после первого опыта!'), - наверное, туда же, в тот же мир, куда Кофей вашего человека провел. Он первым начал!
  
   Журналисты переглянулись. Массив получаемой информации грозил стать критическим, но именно сейчас не стоило уменьшать интенсивность процесса, - ибо процесс шёл! Да еще как! И снова: портвейн на лицо, бензин в рот (сдурел? Горло сожжешь? Уфф.. слава богу, выплюнула сходу!') и по лилейным щекам, о которых слагались баллады:
  
   - Ты что нам про кофий тут втираешь! ('бац-бац-бац' по щекам).
  
   - Кто первый начал!? (снова портвейна бутылка в зубы).
  
   - Какой такой 'тот мир', ты, с дуба рухнувшая Древодрель?!
  
   - А того господаря зачем убила, с-сука?!
  
   - А теперь медленно, внятно: что у вас там за цеха, что за Старшие, что за младшие, кто вообще главный петух в курятнике?
  
   - Повтори! Совсем завралась! (для разнообразия, пшикнули в лицо минералкой)
  
   - Потом повторит! Быстро: сколько народу перенеслось к нам, сколько от нас!? Как не знаешь? А ну узнавай! Срочно! Что - 'как узнавай!?' - Колдуй, - сколько!
  
   - Ох! Вкусна водичка, хочешь? А почему колдовством не сотворишь себе? Как не можешь колдовать?!
  
   - Не ври, дрянь мелкая, не ври, только что вязки сами собой сгорели, а на руках у тебя не ожога. Значит, можешь колдовать, Дрель ты этакая - и нечего нам вкручивать!!
  
   И ленивым голосом:
  
   - Так, говоришь не ты всё начала? И кто этот кофий и где он в нашем мире?
  
   - Да врет же все, не бывает такого, какой кофей крепкий должен быть, чтоб сотворить такое! Бензин остался еще?
  
   - Хватит!!! Хватит... есть же в вас высшее, гвэльфийское хоть что-то... хоть во имя его, бросьте меня... да и ослаб сейчас тот Кофей, наверное, так же, как я.
  
   - Так же ослаб? Тоже колдовать не может? - проявили нездоровый интерес журналисты, - быстро, сволочь, растерзаем же, где он, если н ты тут все устроила. Где главный виновник!?
  
   И великодушно:
  
   - Ну, если не ты все начала, не из-за тебя люди-други наши исчезли, может, и впрямь: зря мы уж так-то с тобой. малявка. Ты же такая тощая, никакого колдовства совершить не можешь, потому и страшненькая такая! Бедная ты, бедная! Возьми еще вина, вот вторая бутылка, пей всю... Так из-за чего, говоришь, КоФей этот человека отсюда к вам первый заслал? Что за Предсказание?
  
   К тому моменту, когда подошла заметно бледная, вся серьезная, ставшая вдруг опасливой Настя (подглядывала, ну а как же!), на носителях информации у журналистов собралось уже столько информации о Пророчестве, мире Златой Руси, КоФеях и гвэльфах, иерархии цехов Гвэльфийского Леса, а так же Мишке Калинкине и 'системе Древ' конкретно, сколько не знал и сам Калинкин. Да что Калинкин - КоФей некоторых нюансов мог не знать. Сами парни, конечно, сейчас помнили мало - как не помнила всех тайн, что так быстро выдала, и сама их жертва, - но при обработке информации ('и повторении процесса для проверки действия электричества на магические объекты', по предложению жестокосердного и явно лишенного 'высшего гвэльфийского начала' Алферова), все это должно было сложиться в роскошный справочник.
  
   - Ну, дяденьки, вы и фашисты.
  
   - Эх, старичков обидеть - ну всякий ребенок норовит. Какие же мы фашисты? Разве мы её повесили? Где бабажюр из её кожи? Ладно. Ты плакать будешь?
  
   - О чем? - тормознула Настька, глядя как Алферов и совершенно уже чумазая гвэльфа (ну да, бензин землей лучше всего стирать) с завязанными мокрым галстуком глазами (фу, как от неё теперь несло бензином!) идиллически допивали портвейн из одной бутылки, а отошедший от них подальше Лагин с аккуратностью закурил.
  
   - Выяснили мы про Кудрявцева твоего.
  
   - Погиб?
  
   - Не скажу, пока про фашистов обратно не возьмёшь, - Лагин тоже был усталым, впервые, с самого начала событий, миролюбивым каким-то.
  
   - Беру-беру! И вы, Илья, это.. извините меня, вот!
  
   - В общем, живой. Погоди радоваться. Живой. Но в другом мире, а как его оттуда вытянуть эта малявка - кивок на 'жертву фашизма' - якобы не знает. То есть знает, но как будто не может, так как всю магию израсходовала.
  
   - И как же мы?
  
   - Гм.. МЫ? Тебя до мамы довезем... будешь отдыхать. А вот нам эта - учти только, она не эльфийка, гвэльфийка какая-то, так что на светлую помощь рассчитывать нечего, - выдала одного дядечку-мага, который, если хорошо попросить, может, поможет твоего Кудрявцева вытащить. Вместе с писательницей любимой. И подружкой твоей - они тоже не погибли, тоже там. В какой-то Золотой Руси.
  
   - Так надо же Алинкиной папе, папе Алинкиному, то есть, отцу Алины сообщить надо обязательно! Бытрее! Что же вы! И потом... Вы 'дядечку-мага' этого так же 'хорошо' просить будете?!
  
   - Кхм-кхм! - громко закашлялся Алферов.
  
   Лагин ответил ему странным взглядом: ситуёвина складывалась неприятная. Сообщать хоть кому-нибудь хоть часть полученных сведений было нельзя. Нет, журналисты уже не так уж и жаждали сенсации, просто понимали: эльфику там или гвэльфийку в любом случае захапает гэбьё (и оно бы еще и ничего), но с изменением статуса их 'бомжихи', сами они из успешных журналистов превратятся в 'опасных носителей информации'. Что ни с какой стороны не являлось благом. Даже с философской - мол, отомстит ФСБ за муки Княжны гвэльфийской.
  
   - Пока всё тут вокруг не оцепили, поехали-ка быстрей к городу. В пути переговорим, - решил Лагин, хотя один из подходцев рискнул попробовать сразу же:
  
   - Настенька, а ты понимаешь, что отец Алины раскроет всё соответствующим органам. А те будут не очень-то заинтересованы возвращать отдельных физических лиц? Там ведь целый мир: нефть, уран, мы вот - усмехнулся он, про 'сарлюмен' вот дивный мы узнали (тут он чуть не загоготал - чтоб ушная сера гвэльфов считалась у тех самым 'восстанавливающим магические силы средством', это же правда - ржачь!). По сравнению с этим 'сюрлюменом' даже жизнь великой писательницы. Как там её, Бархатовой, для государственной машины, это тоже самое, что.. что ушная сера бомжихи какой! Не морщись, правда это! Так что не станет никто людей выручать. Диведеву, может, позже сообщим. Не без связей мужик. Но сперва подумаем, он же не ты - всем растреплет! - и тяжелый, внимательный взгляд Насте в лицо.
  
  - Я не растреплю! А можно я у мамы с вами отпрошусь!?
  
   'Ой, йооо! Если не 'носители гостайны', то 'совратители малолеток', что за судьба!..'
  
  - В машине решим, поехали!
  
   Они очень удачно, частично - буераками, объехали любое - если оно и было, - оцепление, и уже на шоссе все - все! - пассажиры Лагинской тачки (за рулем на этот раз сидел Алферов), неожиданно развеселились:
  
  А началось все с жалобы порядочно умученной - но и порядком 'вдетой' портвейном, - гвэльфочки:
  
   - Но ведь вы, - всхлипывая сквозь отвратительно воняющую разложившимися миллионы лет назад лесами тряпку, вдыхая запахи масла и бензина, всхлипнула княжна Исилдревотриэль, - вы могли бы добиться всего того же самого, если бы проявили почет, вежество, просто, если бы действовали нежнее!
  
   - Как, например? - критически оглядывая извазюканную машинным маслом и бензином курточку, спросил Лагин, морща пухлые губы.
  
   - Понести цветы. Спеть серенаду. Песню. Совосхваляющую меня, как первую гвэльфийку в вашем мире!
  
   Гаррик задумался, Настя зло зашипела: на самок были рассчитаны другие методы заэльфячивания.
  
   - А какая разница песня до или песня после? Ведь чувства не меняются! - радостно (он обнаружил, что не весь 'Мартель' допит на нервной почве) завопил Илюха Лагин. И к изумлению Насти (но не Гаррика) вдруг заорал:
  
   - Пусть как любимая, мадам, вы безразличны,
   Но ваши ухи - шок для всей тусни столичной,
   Собчачья доча, Катя Гордон, все марухи,
   Всё отдадут чтоб отрастить такие ухи!
  
   И наша Дрелька сразу станет модным трендом
   Привыкнет пить бензин. Занюхивать 'моментом'
   Пускай как дама вы, мадам, для нас отвратны,
   Но тем не менье экзотически занятны.
   От вас там в Васкелово столько много трупов,
   Но мы ж не тащим вас сейчас в ментовку тупо!
  
   - Даешь!
   - Рожденный делать давать не может, ты что, мелодию не узнал?
   - А что это?
   - Ну. Позор! - 'Салонное танго'!
   - Хватит ржать, - посмурнел Гаррик, - адреналиновый отходняк тоже далеко завести может. Ну-с, мисс Настя, подъезжаем, показывай, куда рулить, прямо к подъезду доставим.
   - И думай, девица юная, что маме втирать будешь.
   - А может, я с вами? У вас все же дама в плену, за ней девочка ухаживать должна... - снова затянула волынку Настя.
   - Ухаживать? - холодно поинтересовался Лагин тоном для "дебилов и депутатов", - кто тебе сказал, что за ней надо будет ухаживать? Найдем место, посидит в парах бензина...О, еще клей типа "Момент" надо опробовать, не забыть бы. Блин, хорошо что раньше не додумались - во что мою машину превратили!
   Вот тут сломался и Гаррик:
   - Дошло, наконец! - истерически загоготал он, - я всё думал, когда дойдет до тебя!
   В укутывающей город ночи его смех прозвучал просто злодейски. Как смех палача после удачного допроса, - впрочем, разве не так!?
  
   + + +
  
  
  
   Однако лучше всего - потому что быстрей, жестче, кровавее, - экспресс-допрос все равно прошел в те мгновения в мире Золотой Руси. Едва не пропустивший обреченный удар Анания (это кем же быть надо, чтоб так на воина бросаться?), разъяренной потерей двух кметей - сзади горла перерезал, сученок, или опоил сперва? - Батька Куява взял руку Анания на излом, собственным ножом срезал ему 'второй подбородок':
   - Ничего не говори. Моих хлопцев убил, девку гвэльфискую выпустил. Кончать тебя будем страшно.
  Ананий рассчитывал на быструю гибель в бою, а о любимой казни дружинников Куявы - рассаживать преступников на толстых кольях он ведал. И ослабело в сердце его гвэльфийское чарование перед предчувствием долго смертного ужаса.
   /пытает перед казнью Анания, узнает, что ни Алина, ни вторая пленница по приметам на гфэльфискую княжну не похожи. Алина бежит по ночному лесу, натыкается - перед рассветом, - на устроивших бивуак "кудряшовцев" с их пленником. За ней - отстав из-за допроса, следит Куява, оставив доставку пленников - мента и писательницы - на Мишука. Из-за этой непредвиденной "смены командования" Мишук не берет на себя риск исполнить приказание Калинкина "чтоб сгинули невестимо", доставляет пленных в зиндан как раз перед приездом Знаменосцев. Мишка отчаянно соображает))
Оценка: 3.40*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"