Аннотация: Ничего в голову не приходит, что б сказать в аннотации... Пытался немного абсурда внести - не вышло. Некоторые говорят - холостой рассказ получился, другие - непонятный. Но никто пока стиль и язык не критиковал.
Испытание
- Чё там с ними делают со всеми?
- Не знаю, сам подошел недавно. Испытывают, говорят.
Толком ничего узнать не удалось. Лишь то, что испытывают, а зачем и как - никому не известно. Подход тотальный: явка обязательна для всех, от мала до велика. Совсем малышам, конечно, было хуже остальных, но испытателей это волновало мало. Мать, не хочешь отдавать младенца - готовь его к смерти! Все просто и незамысловато. Непроверенных остаться не должно. Еще поговаривали, что ничего страшного в испытании нет, люди добрые через него проходят безболезненно и продолжают жить будто и не было ничего. И апеллировать говорят можно, если результаты проверки не удовлетворяют. Но только раз. Потом что делают - неизвестно, но некоторые, говорят, оттуда уже не вернутся.
Осматриваюсь, и осознаю, что стал клеточкой гигантского организма под названием очередь. Народу вокруг - тьма, весь город прибыл. Шум, крики, детский плач... все атрибуты толпы. Смех тоже слышится, но редко. В основном молодежь хохочет, не понимают еще, что и их коснется. Хотя, сам не знаю, почему так плохо обо всем этом думаю. Говорят, ничего страшного, вроде. Почему же мандраж? С другой стороны, причины - на ладони. Что? Кто? И как? Три вопроса, не дающие спокойно дышать. Да и стена, которую накануне всего за ночь выстроили, оптимизма не внушает. Объяснение такое, поговаривают: чтоб не просочилась в массы информация, что, кто и как - всех за ворота пускают, но до времени там держат. Когда всех испытают - тогда и выпустят. Мероприятие, стало быть, организовывалось с подходом серьезным, всё рассматривали, чтоб не упустить чего. Значит, продумано у них там наверху, и беспокоиться вроде не о чем. Остается ждать и положиться на волю вышестоящих, чтобы конфликтов не создавать и не мешать нормальному ходу событий.
Только вопросы все никак покоя не дают. Только успокоишься, объяснишь себе сам что к чему, расслабишься, а они возьми и выплыви из ниоткуда. Что? Кто? И как? Уж и не знаешь тогда, куда бежать от них. Ищу, с кем бы поболтать, а вокруг - ни одной интеллигентной рожи, все чем-то озабочены, только быт в глазах, и руки потирают, словно их от дел каких оторвали. Я тоже не с постели слез, чтоб на площадь прийти. Мастерил себе обувь особенную, такую, чтоб и в холод, и в жару мне службу служила. Я по профессии не сапожник, никогда с этим дела не имел. Поэтому процесс получился долгий, напряженный. Бросать не хотелось на полпути, но - приказ есть приказ. Как бы творчество из тебя не перло - оторваться иной раз не помешает, чтоб пену согнать, да только соль одну выловить. Хорошая работа не спехом приправлена должна быть, а временем. Поэтому бросил я все как есть, почти без труда. Решил на ходу додумать, как и чего.
На ходу не получилось. Встретил соседей, которые совсем недавно у нас жить стали. Разговорились. Об испытании почти сразу перестали, не знали о нем ничего. О делах соседских гутарили. У них как раз дочь родилась, Мечтой назвали. Странное имя, согласен, но в наши времена это не самая большая диковинка. Я все расспрашивал, когда они ей сестренку или братика планирут оформить, приводил свой пример, доказывал, что плохо человеку без сестер-братьев. Они мне на это:
- Так и ты ж не один у своих! Брат у тебя старший, слышали, был.
- Был конечно, - отвечал, и грустно становилось, - и сейчас вроде есть. Только не слышно о нем ничего, уехал он далеко, на другой континент даже. В иную веру попал, там семью себе нашел. Теперь у него тысяча братьев и сестер. А про меня и родных забыл совсем. Помнит формально, иногда деньги шлет. А так - отошел от нас сильно.
А они отвечают:
- Что ж он, совсем вас подвел, значит? Чем живет, и как может так родню не помнить?
- Чем-чем, - говорю, а у самого злость копится, - благотворительностью. Дома для проблемных детей строит, программы для них образовательные организовывает. Он фотографии присылал - глупые какие-то они по виду, эти дети, честное слово. У одного улыбка идиотская, сразу видно, что и мать и отец - пьяницы в третьем колене. Другой - перекошенный какой-то. Третий, вроде, даже и выглядит нормально, а в глаза посмотришь - и страшно становится. Что-то в них такое горит нехорошее, даже боюсь гадать.
- Не так плохо, - пожимают плечами соседи, - это его, конечно, оправдывает. Детей поддерживать надо, это ж сила будущая. А если вырастут они с кривой душой, то таких же точно и породят. Больные ростки лучше сразу направлять, или выпалывать...
- Так то оно так, - отвечаю. - Но ведь не станете же вы говорить, что, помогая детям, стариков бросать надо! Безобразие получается. Дети, значит, луч, надежда, будущее, а родители - прошлое?! Нет, не только наши отцы-матери, я о всех стариках толкую. Идешь, бывает, по улице, а тебе в глаза уныло так смотрит подобие человека. Только скрюченное оно, подобие это. И руки трясутся. Хорошо еще, если опрятно выглядит и ходит нормально. А коли передвигается как улитка? Бывает, вокруг себя вообще ничего не видит и не слышит. Идет, расставив пальцы и прищурившись, а куда - само не знает. Вот о таких подобиях не слышал я, чтоб он особо пекся. Вот что меня бесит, честное слово!
Соседи головы опустили и думают, что бы на это сказать.
- Говоришь, он в веру иную перешел? Что за вера такая?
- Да что, вера как вера, ничем от любой другой не отличается. Там и молятся, и песни поют, и бога любят. Они его, а он - их. Променяли любовь человеческую на абстрактную какую-то, сейчас так многие делают.
- Ну, брат, не абстрактная это любовь, а самая что ни на есть настоящая. Мы тоже бога любим - и дочь нашу вот научим, когда подрастет. - Мечта захныкала при таких словах родительских. - Только мы ее в свою веру обратим. Так что не уедет она никуда, будет старикам помогать.
На этом, вобщем-то, беседа и прервалась. По дороге соседи мои к друзьям каким-то пошли, чтобы от них на площадь потом идти. А я направился дальше, забыв, что собирался про обувь свою универсальную поразмыслить.
В толпе шушукаться начали. Не выйдем оттуда целыми, поговаривают. Старики в основном. Они в том сатанизм какой-то увидели - весь люд на площади собирать и за стену заводить. У каждого своя версия, каждый - мудрец, истина в последней инстанции. Знает, что говорит. И гордо так отвечает, если перечить начинают:
- Вы бы с мое пожили, повидали - не спорили бы. Отец мой, помер недавно, чуял беду. Не выдержал, ушел раньше. Так вот, говорил он - не к добру новое, что в мире появляется. Шизики у власти, психи - в почете. Мода такая пошла - все зло на пьедестал возносить. Устали люди от добра и любви, им теперь кровушки подавай. Банально это все, говорят, сопли. Фильмы новые - там все наше будущее и заложено. Только некоторые сериалы еще смотреть можно. Покой нынче добыть нелегко.
Молодежь, если такое слышала, заливалась хохотом и отворачивалась. Чего с ними спорить? Бросят только "бабка-дедка, ты побольше пальцем в небо тыкай, авось чё поймаешь", и дальше о своем смеются. Им все весело, или мир так видят. Все сквозь хохот пропускают. Так легче, мол. Слушаю и думаю, действительно легче. Черствее, но как же без черствости то? Страдать от доброты не хочется. Оно и правильно. Настрадались уже некоторые, как о том мифы рассказывают. И к чему привело? Один помер на кресте, чтоб жертву принести, и что натворил? Испытал мир любовью божественной, калечащей.
Решил не слушать сплетен. Лучше просто понаблюдать, чего вокруг делается. Всюду рты открыты, глаза моргают, руки машут. Поодаль, где мимики уже не видно, - только фигуры различаю. Очередь длинная, вверх уходит, площадь-то - на холме расположена. Смотрю на хвост - народу еще больше, а на фоне храм возвышается. Там Мечту и крестили соседи мои. Только сейчас заметил, насколько он огромен. Какие люди по сравнению с ним мелкие - никогда и в голову не приходило! Стоит, монолитный такой, древний. Произведение искусства. Архитектурное чудо. Сволочи, думаю! Такую громадину отгрохали. И для чего? Вот именно для этого - чтобы человек себя ничтожеством чувствовал. Мизерным таким человечком! Отворачиваюсь. Сам по себе храм мне нравится, но символика...
Взгляд на парк городской упал. Брожу по улочкам глазами. Людей мало - большинство в толпе. Только какие-то парочки, да иногда группки - все молодежь. Их очередь еще нескоро. А вот вижу - кто-то к дереву пристроился по маленькому. Мелкий такой, еле углядел среди листьев. И мысль вдруг стреляет: а ведь природа тоже храмы свои выстраивает. Вот дерево это - огромное, разраслось, не ниже храма рукотворного будет. И такой же человек под ним мелкий, а то и еще меньше. И храмов таких по миру - не счесть. Не переплюнул природу лицемерный культ. И никогда ему это не удастся.
Размышляю, а время идет, толпа передвигается. Если сверху на людей посмотреть, покажется, наверно, что это река течет в русле широком. Только медленная очень. Сначала, наверно, подумается, что застыли люди. Затем только заметишь - не совсем на месте стоят. Чем ближе к стене, тем движение тише. Испытание страшит, всячески его оттянуть душонка людская стремится. Видится ей кошмар за стенами, страх гложет. Что ж с меня брать там будут, коли нет ничего? Мясо на костях только, да мозгов немного. Гадает, сплетничает, убегает от прямых мыслей, да и что может нафантазировать человек, возросший на почве тысячелетнего запугивания и пропаганды? Слишком глубоко в нем страх сидит, и не видит он ему иного названия...
Медленно приближаемся к воротам, вот они уже совсем близко. Люди здесь не теснятся, из изменений - сильнее стал шум. Дети орут со всех сторон. Один плачет, другой подхватывает - словно собаки. Чувствуется волнение. Что-то такое в воздухе вертится, игривым ветром разносится, словно пыль, на людей оседает. Лица потные у всех, хотя жара дневная ушла. Взгляды - только за ворота. Те постоянно открыты, а что за ними творится - разглядеть трудно. Понятно только, что река людская на три потока разделяется и в разных направлениях течет. Те, что прямо продолжают идти - скрываются из виду на противоположном склоне. Постороннего никого не видно.
Наибольшего пика волнение достигает здесь, на границе. Переступаю черту, за которой начинается испытание. От него никому отлынить не удастся. Да и зачем сачковать, коли всех под одну гребенку? Не знают ведь, что, кто и как. Чего ж бояться? Поэтому ступаю смело. Куда вода бежит - туда и я. Течение - это плавное изменение состояния, даже на самых крутых поворотах. Видели, как река виляет? Спокойно, в соответствии со всеми законами природы. Не мечется даже в водопадах. Красиво так летит вниз, естественно...
Ничего страшного не произошло. Люди продолжили движение с прежней скоростью. Растекаться в стороны толпа начала сама по себе, без видимых причин. Наверно оттого, что так делали идущие впереди и уже скрывшиеся из виду. Отлаженный механизм стадного инстинкта сослужил хорошую службу... Через несколько мгновений открылось еще кое-что. Часть идущих прямо (я к ним попал тоже) неожиданно взлетели. Первой моей мыслью было: странно, что я не видел, как впередиидущие вверх поднимались. Задер голову и стал рассматривать тех, кто еще минуту назад ступал в нескольки шагах от меня. На лицо посыпалась пыль. Я опустил голову, стал разглядывать землю и людей под ногами. В первый момент у всех удивление, затем начинают озираться по сторонам, вверх и вниз, как я. Волнение и испуг постепенно завладевает окружающими. Они, наконец, видят, что испытание началось.
Я не боюсь, напротив, любуюсь открывающимся видом и наслаждаюсь медленным движением, не требующим никаких усилий. Даже неинтересно, как испытатели смогли поднять нас вверх, и зачем. Три вопроса перестают быть актуальными. Чувство невесомости, вот что меня увлекает... Храм, растущий совсем далеко, кажется уже не таким огромным и суровым. Парк же, наоборот, приобретает все большую привлекательность. Все выше и выше! В иной ситуации у меня бы уже давно заныло в паху, сейчас же - ни одного переживания. Что уж терять, упаду - разобьюсь. А нет - чего ж думать? Так и лечу... Наконец, подъем останавливается, и мы зависаем в воздухе. Снизу напирают, и я догадываюсь, что пора вновь включать ноги. Странное ощущение - идти по воздуху, но ничего иного не остается. К тому же это помогло, я вновь передвигаюсь параллельно земле. Другие сообразили что к чему, и с удивленными лицами идут следом за мной. Смотрю под ноги и уже не вижу там людей. Они теперь где-то под землей или, может, мы слишком высоко взлетели? В любом случае это неважно. До тех пор, пока некоторые не начинают падать. Нити, держащие их на весу резко и беззвучно рвутся. Я наблюдаю за этим процессом, думая о том, хорошо или плохо, что с ними такое происходит. И почему не происходит с остальными?
Что ж, продолжаю идти. Ловлю себя на полном безразличии к происходящему. Что бы ни случалось, все кажется каким-то ненастоящим. Даже неинтересно по сторонам смотреть. Вспоминаю давнюю беседу с приятелем. На рыбалке мы с ним сидели, последнюю бутылку начали. Он тогда воскликнул:
- Ты, друг, зря о нем так! Нельзя про родных плохо говорить. То, что в религии он - так это все ерунда! Брат - это важнее нелепых религиозных разногласий...
Может оно и так, думал я теперь. Но как-то абстрактно думал. Так, слова в голове перебирал, какие по смыслу подходили, те и проговаривал. А мысль работала быстрее языка, успела уже проанализировать увиденные внизу искалеченные тела и новые потоки идущих. Люди-то, как выяснилось, падали на собратьев своих. Кому повезло, те остались целы, кто шустрый был - успел увернуться. Я же внимательность по ходу растерял. Кто его знает, может и надо мной люди были. Только что гадать? От всего не застрахуешься. А страхом лишь приблизишь то, что может и не случиться.
Начал медленно опускаться. Чувство такое, будто нить растягиваться стала. Чем дальше, тем тоньше. Все лишнее, значит, выбросить надо. Ни одного движения. Порвется скоро, чувствую. А тут как на зло глаза раскрылись и не закрываются, словно и ими кто-то управляет. Изображение четким стало, вижу лица людей, слышу их тихое дыхание. Некоторые срываются и разбиваются. Остальные дрожат, нарушая гармонию. А какая любовь без гармонии? Не выдерживают и они испытания...
Под ногами - поднятые вверх головы. Лица. Некоторые - настороженные, большинство же - испуганные. Слышу детский плач, вижу множество неподвижных тел. Глаз ложится именно на них. Внимательно рассматриваю каждого лежащего. Это отвлекает от собственного положения. Вот совсем маленькая девочка руки раскинула, глазки устремлены в небо, а на белом платьице кровавыми бусинками смерть узор вышивает. Рядом - ее мать на животе лежит. Одета в желтый плащ, светлые волосы закрывают лицо. На пояснице оставили огромный след грязные подошвы. Кто-то на нее наступил. Наверное тот, что в черных сапогах, - почти уже скрылся из виду... Следующий - опять ребенок, смуглый, согнутый пополам. Что-то в его фигуре есть неестественное. Лица не видно, мешает тело, упавшее сверху. Не могу разглядеть, слишком много крови. Присматриваюсь, и... о, нет! Это, кажется, мой брат. Как же?!! Не может быть!..
Нить натягивается... Еще миг, и сорвусь в пропасть. Но разве можно успеть? Странно, брат, не думал, что сохранил для тебя столько эмоций. Кажется, слишком много!..