Зд: Нога
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Для конкурса "ЗД". "Нога", урезанная на треть! Для более нежных читателей :)
|
Нога
День и ночь как две рельсы, между ними шпалы совпадений
Дмитрий Пименов "Муть"
Моя нога стала жить отдельной жизнью.
Не могу точно сказать с каких пор, но факт это неоспоримый. Если бы с этим можно было мириться - не рассказывал бы вам, а тут такое... Жизни она мне не дает, если коротко.
Ну подумайте сами, разве ж это дело, когда нога по своему желанию идет куда хочет, даже не пытаясь согласовать свои действия со мной, хозяином?! Вот вчера. Ну что за ерунда? Засмотрелся вечером фильмом по телевизору, с Николасом Кейджем, любимым актером, между прочим, и даже не заметил, как она смылась на улицу. И как ведь подло получилось! Встаю с дивана, в туалет хочу податься (извините за деликатную подробность, но ведь тут ничего не поделаешь), и... на тебе! В следующую секунду я уже на полу. Хорошо, что айкидо занимаюсь - привыкший к падениям. Хлопнул рукой по ковру для страховки, на звук жена выбежала. Она еще такая сексуальная была...
- Что случилось? - спрашивает.
- Да не видишь что? - отвечаю. - Нога опять удрала!
Бросилась Лиза мне помогать.
- Что ж это? Когда прекратится?! - обиженным таким голосом сказала, видать, планы у нее какие на этот вечер были.
- Ай, - говорю, - ладно. Как ушла, так и придет. Не впервой.
Плюнула жена и удалилась в комнату. Раздражало ее мое спокойствие, не понимала, что толку от эмоций нет никакого. А я сидел все и думал. Уже и Кейдж с ума сходить начал, я же наоборот - совершенно успокоился. Не то, чтобы простил беглянку, но что ж делать, когда делать нечего? Лег и стал дальше фильм смотреть. Через несколько минут вспомнил, что в туалет собирался, встал и поскакал на одной ноге. Благо, она была полностью солидарна со своим хозяином и не брыкалась, хоть и приходилось работать за двоих.
Кое-как утолив нужду, попрыгал я на кухню. Вернулся в комнату с пакетом кефира. Когда я первый глоток делал, Кейдж как раз стекло дубиной в машине разбивал. Глаза сумасшедшие, а я, одноногий, кефир попиваю.
Вышла Лизка из комнаты. "Ну что, нет еще?" Глупый вопрос, но прощаю - уж больно она милая сейчас. Грета-маленькая, вот она кто. Ну это я так ее называю, когда с косичками и с таким настроением ходит. Села на диван рядом и стала единственную ногу мою поглаживать.
- А так даже интереснее, - вдруг слышу. - Одноногенький.
И смеется. Нравится, значит, когда твой Родька вот такой одноногий? Взял ее косу и играть ею начал. А Лиза уже с ноги руку убрала. Только мне все труднее дышать становится. Свет вдруг гаснет, а глаза блестят. Кейдж мертвецов видит, а у меня тут такая жизнь!.. И ноги отсутствие не мешает. А жене - еще и удобнее. В общем, оседлала меня так, что не вывернуться.
Через полчаса все вроде бы вернулось к исходной точке. Грета удалилась, медленно превращаясь опять в Лизку, Кейдж успокоился, я почесал пустое место и стал размышлять о гулёне. Где она может быть? В такое время все магазины закрыты. Погода не ахти какая, вряд ли ее на улице искать стоит. В баре, значит? Или в бильярд играть пошла? Так ведь для этого деньги нужны. Поскакал я к куртке, посмотреть, не свистнула ли чего, а по пути думал: может, к знакомым подалась? Да, так и оказалось, в кармане денег не нашел. Сперла, значит. Все, теперь ее раньше полуночи ждать смысла нет никакого. А то и под утро завалится. Да еще дружков приведет... Что-то я бредить начинаю. Какие у ног дружки-то?
Пошел я спать, не дождавшись.
Утро началось паршиво. Спросонья про ногу забыл, и, вставая с постели, грохнулся. Незамедлительно заворчала Лизка.
Гляжу на часы - полдесятого. На работу надо бежать. Но как же - без ноги-то? Прыгаю в туалет и спотыкаюсь. С трудом удерживаюсь. Не надо даже вниз смотреть. Вернулась. Где бродила-то? У, какая грязная! Теперь еще и мыть тебя? Опять на работу опоздаю. На что ты вообще сейчас способна? Небось не спала совершенно. Фу, перегар то какой, боже! Что ж мне делать?
Морщась от вони, несу ее в ванну. Кое-как отмываю, вытираю, кладу на кресло. Эх, несчастье, говорю, смотреть на тебя больно. Зачем оно тебе, кроме мучений? Мазохистка ты, что ли?
Молчит. Или не может, или не хочет говорить. С одной стороны вину свою чувствует, с другой - будто обижается на что-то. Не пойму, что я ей сделал?
Позавтракал, оделся и выпрыгнул из квартиры. На улице обнаружил, что в куртке нет денег. Пошарил в штанах. Нашлась ерунда какая-то, на дорогу хватало. Сел в троллейбус. Двадцать минут спустя прибыл в офис. Часы показывали половину одиннадцатого. Всем, кроме шефа, на время было начхать. А он только глазом повел. Ничего не сказал.
Что за жизнь? Не в том даже дело, что шеф в конце дня выговор устроил. Нога эта - я просто с ума с ней сойду! Опять удрала. И в этот раз - неслыханно нагло. В одну секунду я хромаю по проулку, в другую - лечу на тротуар. Сзади подбегает какой-то пожилой шахматист.
- Что с вами? - говорит.
Поднимает. Смотрит - и, чувствую, начинает млеть.
- Я же только что видел, как вы нормально шли! Вы одноногий???
Ох уж прицепилось слово это.
- Нет! - надрывно так восклицаю. Думаю... - Да.
Что за мысли в голове у шахматиста? "Придурок он или нет?" - такие, наверно. Решает, связываться ли со мной. Я же и укусить могу.
- Ты где живешь, парень?
Расслабляюсь. Не ждал, что он такой хороший.
- Там-то, - отвечаю, называю точный адрес. - Доведешь, брат? Тут недалеко.
- Не брат я тебе, но доведу конечно.
Так и идем. Люди смотрят, я прыгаю, шахматист пыхтит. Видно, некуда ему спешить, раз мне помогать стал. А так как скучно молча идти, заводит волынку:
- А, черт, ничего понять не могу. Как это ты?..
- Да ты не напрягайся... Как тебя звать? - спрашиваю, зависая на его плече, радуясь красному свету светофора. Дед стоит, ждет и думает, думает...
- Степан я, - бросает коротко. - Только ты не верти. Что с ногой-то?
- Удрала она, - честно отвечаю. А сам прямо кожей чувствую промелькнувшую у Степы мысль.
- Да ты что, сифилитик какой-то? - и такое мерзкое отвращение на лице!
- Ты расслабься, не заразно это. Какой там сифилис? Я порядочный человек, у меня жена есть.
- Так и она сифилитичка? - спрашивает, и я не знаю, смеяться или плакать.
- Слушай, мужик, - говорю, - не хочешь, так и не тащи меня! Брось здесь и иди куда шел.
Шахматист вроде как успокоился. Жалость взяла. Понял, наверно, мое плачевное состояние. До конца уже вопросов иных кроме "куда идти?" не задавал. За сто метров до дома сосед попался, Ваня, увидел меня на плече у пожилого ошарашенного гиганта и подскочил.
- Что, опять, сволочь, удрала? - спросил.
Степа опешил. Остановился, зло так сверкнул глазами и чуть не бросил меня на Ваньку. Тот словил и уставился удивленно.
- Чего это он?
- Да так, - говорю. - Не подготовлен мужик к чудесам.
И бессильно так захохотал. Шахматист под этот смех и исчез. Ваня понял, как мне сейчас тяжело, и потащил к дому.
Лиза, Грета-большая, приняла мое слабое тело с грозным взглядом, за который я иногда называл ее Бенитой. Муссолини. Приметив ногу, точнее, её отсутствие, кашлянула.
- Опять?! - заорала на меня, будто я целый день только и занимался тем, что уговаривал ноженьку смыться куда подальше. - Да когда ж это кончится?!
Еще чуть-чуть, и я зарыдаю. Не надо, Лизонька. Пожалуйста, не надо. И без твоего беспокойства худо. К чему еще и тебе нервы изводить? Хватит того, что я сам чуть живой. А нога - она никуда не денется. Вернется, как пить дать. Куда ж она без меня? Ей питаться надо, отдыхать где-то, ночевать...
- Да заткнись ты!!!
Бенита орет так, что соседи из-под земли слышат.
- Ты ей столько всего позволяешь, вот и лезет на голову! - уже тише, но соседи все еще слышат. - Да если б ты... Ну подожди, пусть вернется! Я ее!..
Нет, хватит мне этого. Я отворачиваюсь (Ваня уже давно уложил меня на диван и смылся), утыкаюсь лбом в подушку и выдавливаю слезу.
- Пожалуйста, хватит...
Лиза замирает. Смотрит на мою спину и не шевелится. Чувствую. Опять плюёт, опять уходит. Ее нервы еще более не в порядке, чем мои.
Не успел я успокоиться, слышу - нога топчется. Оборачиваюсь, перед глазами - черный носок, ботинок сняла в прихожей. Хорошо, что свет не включала. Бениту бы разбудила, не поздоровилось бы тогда.
- Что ж ты? - шепчу, а у самого слезы наворачиваются. - Надо бы не знаю что с тобой сделать, да рука не подымается.
Дикая судорога была мне ответом.
И все-таки утром я опять остался один. Ночь была беспокойная. Понятно - мне снились ноги. Они скакали вокруг огромного костра, брались за руки и прыгали. Пламя, играючи, подхватывало очередную пару разных (как правило, разнополых) ног и возносило над поляной, поднимая на второй этаж, пол которого был измазан смальцем. Повсюду виднелись следы от ступней произвольных размеров. В одной из комнат оказалась огромная зала. У стены расположились чисто выбритые женские ноги, играющие на виолончелях. В дальнем конце, одетая в праздничный черный носок с аккуратной белой полоской, стояла еще одна конечность. Пальцы ее были приподняты в знак торжественности происходящего. Затем распахнулась дверь, и в комнату влетели ангельские ножки на крылышках. Они несли длинное вышитое полотенце, под которым шествовало несколько десятков смеющихся ног в солидных одеждах. Их опережали две самые нарядные. От них так и веяло счастьем и еще чем-то, чего нельзя было уловить. Можно было только сказать, что душок этот был не из приятных...
Чем закончилась эта торжественная сцена, я так и не увидел. Проснулся. И только успел услышать, как хлопнула дверь. Эх, подумал. Не мой это сон. Не мой!..
Позавтракал. Поскакал к соседу, Евгению Николаевичу. Взял у него костыль, заверив, что вечером верну. Сказал, что если вовремя не попаду на работу, - уволят. Старик несколько минут отпирался, потом согласился, как только услышал про водку.
Шеф и работники страшно удивились. Как это - вчера на двоих прибыл, хоть и с опозданием, а теперь вот с костылем. Расспрашивать стали, налетели без очереди. Я всех отфутболил, сказал, что нет сил отвечать. Когда совсем уж утомили, решил огорошить сволочей:
- Трамвай перерезал, - сказал. - Поскользнулся на масле.
Странно так покосился на меня глаз толпы. Затем, наконец, отцепились. Работалось спокойно. Одна только мысль тревожила: как она, нога-то, сейчас?
Только зря волновался. Как вышел вечером из офиса, так нога меня и нашла. Не успел опомниться - уже шел на своих двоих. Блудная конечность болела, пальцы почему-то - особенно. Пятка тоже ныла. Но в целом оказалось лучше, чем ожидалось.
Раз ты нашлась, - решил, - схожу на тренировку. Хоть зрителем побуду.
А вечером меня встретило гробовое молчание пустой квартиры. Только я разделся и свет включил - примчалась от соседей Лиза. Грета-большая. Бенита.
- Что случилось?
- Не шлялся бы допоздна, сам все знал бы, - сказала. - Кто-то сегодня до смерти старика Николаича избил. Умер он по дороге в больницу.
Я опешил. Как умер?! От чего?! Что произошло?!
- Да неизвестно ничего. Кто был, непонятно. Нашли его соседи, полз бедняга, - тут Лизка заплакала, - по полу. Весь в крови и таких страшных синяках... Говорят, что ногами его избили.
Эта новость меня огорошила. Какие могут быть враги у инвалида? Чтоб зверски так... И тут мерзкая догадка поползла по телу. Ноющая боль в пальцах усилилась, когда я обратил взгляд к ноге.
- Ты это была?! - заорал я, не сдержавшись.
- Что ты?! - слезливо ответила Лиза, стоявшая рядом и решившая, что я разговариваю с ней.
- Да не ты, дура! - огрызнулся я и ушел в спальню.
Лиза еще долго не приходила. Когда я уже почти уснул, жена распахнула дверь, включила свет и села на край постели.
- Ты должен пойти и все рассказать! - жестко сказала она.
Я жмурил глаза и ничего не понимал.
- Что? Куда пойти?
- В милицию. Все рассказать. Бедный Николаич, - всхлипнула.
За что ж ты его так? За что? Иду и думаю. Нога, сволочь, молчит. Старика избила, этого она не отрицает, а за что?.. Нет, это все действительно какое-то сумасшествие. Скажи, родная, ты меня решила до психушки довести? Что за фокусы ты устраиваешь? Это уже не хулиганство. Это убийство! Что же он тебе такого сделал? Не понимаю!
Хромая, я вошел в участок. Обратился к дежурному:
- Вчера у нас в доме избили соседа. Евгения Николаича...
Меня отправили к следователю Германенко, который, не смотря ни на что, являлся человеком. С причитающимся стремлением к справедливости. Поэтому, как только я дошел до сути, он встрепенулся и врезал мне по зубам железным кулаком. Какое айкидо? Против этого тысячу раз утопленного в спирте бюрократа с золотыми зубами? Да-да! Хорошо хоть, он ничего мне не сломал.
Очнулся я один в одиночной камере. Весь - сплошной синяк. Ноги не было. Особо волноваться я не стал. Знает ведь, что сейчас никуда отдаляться не стоит. Особенно на глазах у других. Иначе - крышка. Если хоть раз засекут меня без ноги - ее непричастности конец. Правда, мне от этого легче не будет. Всегда ведь могут обвинить в подстрекательстве. Тем более, что нога не чужая, а собственная.
Симпатичного мне выделили адвоката. Ольгу Михайловну. Просто Ольгой называть не разрешила. Я изложил ей суть дела со своей колокольни. Затем ответил на сотню вопросов. То и дело она говорила "что-что?" и приходилось повторять. Со слухом у нее явно были проблемы.
- Вы не волнуйтесь, - сказала защитница, доверительно глядя мне в глаза. - Я вас хорошо понимаю.
- Что ж вы понимаете? - Говорю. - У вас нога по городу не разгуливает!
- Что-что? - не расслышала Ольга Михайловна. - Ах, да! Нога - нет, а вот ухо...
И тут она приподнимает волосы, открыв левую щеку. То, что предстает перед моими глазами, ошарашивает. Чего-чего, а уха там точно нет.
Сон быстро проходит, когда в камеру влетает Лизка. Напряжена, как пружина. Нервная такая. Смотрит не мне, а надсмотрщику в глаза. Тот закрывает дверь со словами:
- У вас две минуты.
Не успеваю опомниться, как она уже по пояс раздетая. Что такое, думаю? Секса в тюрьме бабе захотелось? Какой там! С таким лицом? Бенита рывком поднимает левую грудь.
- Смотри! - орет.
Приглядываюсь и не выдерживаю. Сам себя пугаю громким смехом. Прямо под грудью расположилось аккуратное, милое ушко. Никак защитницы!
- Да-а-а, - говорю.
- Что "да-а-а"? - Брюзжит Лизка. - Я тебя спрашиваю!
Я не знаю, что сказать...
Входит надзиратель и принимается поглощать глазами обе Лизкины груди, предварительно измазав их сметаной с клубничным вареньем. Она испуганно отворачивается, быстро натягивает кофту и выстреливает в меня гневным взглядом. С тем и уходит.
А ночью просыпаюсь от хохота. У Лизки появилось третье ухо! Что ж, это по крайней мере забавно. Перед глазами встает картина: тело жены, облепленное ушами. Уши на ногах, уши в промежности. На животе, груди, спине, вместо рта и глаз. И даже волосы облеплены маленькими такими ушками. Фу, мерзость какая. Зато как слух бы усилило!
Выходит, повезло еще, что от меня нога убегает. Ведь могло и наоборот быть. И что тогда? Так и слышу новое прозвище, которое мне коллеги выдумывают. Родька-осьминог. Родька-паук... А одноногие владельцы моих новых конечностей в суд подавать станут. Тут со своей тяжко - бедного инвалида со свету сжила, хозяина подставила. А если их будет шесть или восемь? Нет, зачем об этом думать, душу травить? Лучше на дыхании сконцентрируюсь. Сплю, сплю...
И что ж тебя, нога, к этому привело-то? Об том и размышлял, пока в камере сидел и суда ждал. Все в памяти зарыто, думал, копать надо. Там оно, загнило уже и нарывает. Если только в обиде дело. А что, коли нога моя в метафизику вдалась и посему отделиться решила? Как знать? Но об этом я скоро забыл, из-за страха углубиться в такие дебри, из которых в жизни не выбраться. Мозг поднапряг, все пытался вспомнить, когда же впервые ее прогулки заметил. Не получилось. Кто ж мою ногу знает, может она с рождения, а то и раньше сама по себе была? Только скрывала тщательно. Мать вот жаловалась когда-то, что я в утробе ее в футбол играл часто. Много неприятностей доставил...
Эх, решил версию попроще рассмотреть. Обида. Как пить дать - она. Этот частый укор, что от ноги исходил, когда домой возвращалась - будто говорила: это мщу я тебе, смотри. За что, родная? За что? Ну не может же быть, что за детские глупости, когда домой с побитыми коленками возвращался. И не за содранную кожу. Не за вывихи. Слишком мелко берешь, не в этом же дело. Что, вторая нога меньше твоего получала? Даже больше! Помнишь, как когда-то я падал с забора? Так твою сестру вывихнул, что без посторонней помощи домой добраться не смог. Ей, бедняге, досталось по полной, чуть до гипса не дошло.
Тут мне в голову стрельнуло. Что ж я исключительно о детстве-то думаю? Ведь не оно-единственное привилегией травмировать обладает. Начал с другого конца нитку разматывать. Тут все на свои места и стало. Конечно же, дело в операции. Пару лет назад мениск мне вырезали, уж и не помню, в каком году это точно было. Как раз бедолагу-то и правили. Еще врач ехидный такой попался, хрящ удаленный мне в руку вложил и приятного аппетита пожелал.
Решил на этой версии остановиться. Только вот с выводами трудность получилась. Так и не придумал, что обидного в операции-то было...
На следующий день после второго заседания суда ко мне пришла Ольга Михайловна. Сразу взялась за дело:
- Не так-то просто суд убедить в вашей невиновности, - говорит.
- Это я и сам уже понял.
- Понимаете, - продолжает, - если бы нам удалось ее спровоцировать, ногу вашу, дело пошло бы быстрее. Но для этого надо понять, почему же она все-таки убегала?
- Если бы я знал, - отвечаю, - сам над этим голову ломаю. Единственное, что могу сказать почти наверняка - в операции дело.
Рассказал ей всю эту историю, на всякий случай объяснил, что мениск на волейболе порвал, слабо представляя, как это может помочь делу. Она внимательно выслушала, затем проговорила:
- Нет, этого мало. Хорошо было бы знать, куда именно ваша нога отлучалась в последние дни. Судя по всему, у нее была бурная жизнь, не так ли?
Вопрос ответа не требовал. Если нога решалась на побеги по два раза в сутки, значит что-то очень сильно ее притягивало.
- Подружку она себе нашла, что ли? - пошутил.
Эх. Читал когда-то буддийские коаны. Понимал, что любая ерунда к просветлению привести может. Но чтоб такая? В общем, Ольга Михайловна будто прозрела.
- Конечно! - воскликнула. - Надо место искать, где нога ваша с другими себе подобными встречалась!
Она была совершенно серьезна. Что ж, думаю, подыграю:
- Хм, в этом может быть резон. Ищите, если верите в удачу.
- Вы не замечали за своей ногой странного поведения в присутствии других людей? Причем - не обязательно женщин.
Вот это загнула, подумал, хочет мою ногу в дерьмо окунуть! Потом страсть поутихла, понял, что она для пользы дела старается. Поднатужился...
- Тип один есть, - говорю, - как только перед глазами показывается, нога сразу ныть начинает. Он к нам по четвергам в офис с утра приходит, видеокассеты и диски продает. Я всегда думал, что нога на ухудшение погоды реагирует, потому что часто по четвергам дожди льются. Но ведь если так все оборачивается, значит и мужик этот в деле может быть замешан?
- Вполне, вполне, - задумчиво так протянула Ольга Михайловна. - Вы мне вот здесь его координаты запишите. Да, и телефон, если помните.
Записал. Еще парочку сомнительных лиц в памяти всплыло. Обо всех рассказал. После этого адвокат мой ушла.
Некоторое время я предавался фантазиям, представляя кулуары, где моя нога могла развлекаться. Бары, бильярдные, кафе и дискотеки... Потом слова адвоката вспомнил, и перед глазами встал мерзкий мужик в кожаной кепке. Фу, как противно он лапал мою ногу... Нет, такого бы я не вынес! Затем пригрезилось мне почему-то, что она напилась и стала ко всем на улице приставать. Далее представил, как в кинотеатр пошла с подружкой, бритой красивой ножкой. Устроились они, как водится, в заднем ряду и такой разврат затеяли! А рядом сидел наивный ребенок, над которым подшутили дружки, сказав, что на последних рядах всегда открывается тайный смысл любого фильма. Затем, ни с того ни с сего, я увидел ногу на футбольном матче, среди болельщиков. Стадион разделился на две половины - одни за левые ноги болели, другие - за правые. Ворот на поле почему-то не было, чувствовалось, что и мяч футболисты пинали только для формальности. Основной интерес публики сконцентрировался на травмах, ежеминутно наносящихся то одной, то другой стороне. Когда какой-нибудь футболист падал на траву, хватаясь за левую ногу, зрители из сектора моей конечности орали нецензурщину, и зло так косились на редких представителей правых, которые по каким-то причинам решили поболеть за левых. Периодически по стадиону проносился громогласный рев, но понять, какая сила ликует, не представлялось возможным...
На следующий день Ольга Михайловна пришла рано утром. Ее возбужденность резко контрастировала с моей сонливостью.
- Нашла я товарища этого.
- Кого? - спросил, потягиваясь. В голове все еще бродил сон, в котором нога корабль космический строила.
- Того, что кассетами к вам по четвергам торговать приходит. Андрей Юрьевич Салобуменко.
- А, - протянул, - и что он?
- Очень интересной деятельностью занимается! - торжественно так сказала, будто это и была главная новость. - Судя по всему, вы спасены.
Наши глаза встретились, но позы я не изменил. Если она ожидала от меня бурной реакции, пришлось ее разочаровать. В таком состоянии меня мало что могло впечатлить.
- Я рад. - Сказал. - Что вы раскопали?
Ольга Михайловна ничуть не смутилась.
- Много чего. Про делишки его разузнала. И про вашу ногу тоже немало интересного выплыло.
Мне показалось или в ее голосе была-таки насмешка? Глянул. Действительно, на губах улыбка. Я почувствовал зарождающееся в груди раздражение.
- Что же? - сонливость стала потихоньку испаряться.
- Даже не знаю, с чего начать, - размышляла моя защитница. Наконец, решилась: - Андрей Юрьевич, как выяснилось, является дилером сети, производящей и распространяющей порнопродукцию.
Ну, это меня не удивило. Салобуменко неоднократно предлагал мне отовариться этой самой продукцией.
- А нога моя тут причем? - спросил.
- Нога ваша имеет к этому самое непосредственное отношение. - Ее улыбка расширилась до предела. - В их студии она пользуется большой популярностью.
Вот этого я не понял. Что значит пользуется популярностью? У кого пользуется? Как?
- А? - только и выговорил.
- Вы что, не понимаете? - Удивилась защитница. - Ваша нога до некоторых пор являлась одной из наиболее востребованных порнозвезд в их студии. И не только. Помимо дилерской деятельности Салобуменко практикует еще и сутенерство, и если верить моей информации, нога приносила ему немалый доход. Проститутка она, в общем.
Теперь я уже был удивлен! Как же это? Быть такого... могло, конечно. Все что угодно может случиться. Но чтоб именно моя нога?..
Пока я возводил защитные стены, Ольга Михайловна старательно готовила новую порцию информации:
- Ваша нога была, если так можно выразиться, гей-проституткой...
Присутствовать на заседании суда я присутствовал. Слушать, что говорили в зале - слушал. Смотреть - смотрел. Однако восприятие окружающей действительности было прожжено излишне острым информационным завтраком. Ольга Михайловна, чувствуя себя богиней или, по крайней мере, королевой бала, провозгласила, что желает пригласить свидетеля Салобуменко А.Ю. Уж не знаю, чем она его взяла, но выложил тот все, что касалось участия ноги в порнопроэктах его студии. Я внимал его показаниям, сидя неподвижно и только изредка моргая. Отвлекся от мыслей лишь однажды, когда защитница моя потребовала привести видеоматериалы, подтверждающие слова свидетеля. Послышались недовольные охи и ахи. Несмотря на то, что продемонстрированный отрывок из фильма длился всего несколько секунд, судье было довольно трудно восстановить спокойствие.
- Суд проанализирует предъявленное вещественное доказательство и примет его к сведению, - проговорил судья, когда публика стихла.
Ольга Михайловна закончила со свидетелем. После непродолжительного допроса со стороны обвинения он дрогнувшей походкой направился к зрительским местам. Когда мое внимание уже было готово вовсе отключиться, защитница вызвала очередного свидетеля.
Толком рассмотреть вошедшую девушку я не смог. Стоило ей войти в зал, как я был внезапно опрокинут на скамейку, а затем на пол будто взбесившейся ногой. В одно мгновение я оказался опять без конечности, которая уже неслась к свидетельнице по головам зрителей. Охрана отреагировала слишком поздно. К тому времени, когда они приблизились к девушке, конечность успела прильнуть к ее тонкой бритой ножке.
Потребовалось четыре пары рук, чтобы совладать с моей взволнованной ногой. Охранники тщились придумать дальнейший план действий, удрученные тем обстоятельством, что конечность могла без особых трудностей проникнуть сквозь металлические прутья клетки, в которой сейчас находился я. Через несколько секунд они поволокли брыкающуюся ногу к служебному выходу, намереваясь, очевидно, запереть ее в камере.
На этом заседание суда завершилось. Один из охранников подставил мне плечо, выводя из зала. Обернувшись, я краем глаза уловил сразу две улыбки. Смеялись Ольга Михайловна и последняя свидетельница
Через час или около того в камеру вошел дежурный вместе с той самой последней свидетельницей. Он сказал:
- У вас пять минут.
Следовало бы, наверно, удивиться такой щедрости, но голову занимали другие мысли.
- Здравствуй, - заговорила девушка, и в ее голосе послышалось столько приятных ноток, что я чуть было не позабыл обо всех проблемах.
- Эх... - Выдохнул и продолжил затравленным голосом. - Кажется, сегодня мы уже виделись.
Она улыбнулась и уставилась туда, где еще три часа назад безропотно лежала моя нога.
- Кажется, ты глубоко несчастный человек.
Этот ее шепот! Он лишил меня дара речи, все, что я мог делать - это наблюдать, как она медленно движется к койке.
- Как... тебя зовут? - спросил, чтобы заполнить возникшую паузу. На заседании суда имени ее расслышать не удалось.
- Инна, - прошептала девушка прямо над ухом и присела на грязный матрац.
От этой близости меня будто парализовало. По давно небритому подбородку заскользила нежная девичья рука, а в это время ее левая нога плавно пристраивалась на то место, где раньше находилась моя собственная. Вскоре девушка вытеснила меня с койки и заняла ее сама, то и дело постанывая от удовольствия. Стоя на двух разнополых ногах, я широко открытыми глазами наблюдал за одноногой Инной.
Что меня удивляло больше всего - это появившиеся ощущения. От новой конечности вверх по телу устремился теплый поток, полностью нивелируя естественное чувство дискомфорта. Несмотря на то, что мои теперешние конечности были очень разные, они удивительно подходили друг другу.
- Ну чего ты стоишь, тратишь время? - спросила Инна, и меня потянуло к койке...
Прошло, кажется, гораздо больше, чем пять минут. Было тесно, но это не помешало нашему единению. У меня появилось странное, почти невозможное в таких обстоятельствах чувство бесконечного комфорта, будто я наконец нашел человека, которого искал всю жизнь. После, когда Инна ушла, я понял еще одну вещь. Я не знал, каким образом эта женщина появилась в моей жизни и какая связь существовала между ею и моей несчастной конечностью, но естественность нашей связи была очевидна. Она являлась единственным человеком с такой же, как у меня, патологией. По крайней мере, я надеялся, что других таких не было... Становилось очень тепло при мысли об обладании ею и ее ногой, и я почти забыл о собственной, находящейся сейчас в ужасных условиях где-то в соседней камере. Лизка совершенно вылетела из головы, все, что могла дать мне Бенита - это вечный дискомфорт, постоянные нервотрепки и только изредка - подобие блаженства.
После ухода Инны мною завладела хандра. Если эта женщина больше не вернется, тогда я останусь один. Одинокий и одноногий... От этого стало холодно и страшно. Я вдруг услышал тихие шаги подкрадывающегося отчаяния.
На этот раз во сне я рассказывал своей ноге сказки. Или она мне? Или я ее детям? Не помню точно, но там был кто-то, тесно связанный с ногой. Сказка тоже вылетела из головы, все, что осталось в памяти, - это безрадостный конец. Принц, добивавшийся руки златовласой принцессы, зарезал себя собственным мечем, когда та высказала заключительное предбрачное желание. Она просила его поцеловать по отдельности каждый волос на ее голове, а он впал в депрессию и позорно ушел из жизни. Последними словами принца было: "Эх, ну и слабак же я; если такое желание не по силам, значит и море переплыть не смогу, и пустыню перейти не получится. Как же я собирался в космос-то лететь, планеты новые открывать, чтобы инопланетных принцесс в гарем приглашать?.." Когда принцесса узнала о смерти возлюбленного, она взяла самую большую заговоренную иглу в замке, которую только смогла найти, и укололась, надеясь забыться до тех пор, пока кто-нибудь не пожелает вернуть ее к жизни поцелуем. Перед тем, как упасть на холодный каменный пол, она протянула слабым голосом: "Дурачок, ты не мог догадаться, что меня всего лишь надо обрить налысо?"
Проснулся я с мыслями о саморазрушении...
Оправдание суда было полным и бесповоротным.
Вяло поблагодарив Ольгу Михайловну за столь убедительную победу, я медленно выбрел из зала. Стуча казенным костылем, мысленно воздавал хвалу старине Пирру. Оглядевшись, понял, что Лизы рядом нет. И вдруг осознал: последний раз я видел ее несколько дней назад...
Такси быстро доставило меня домой.
Вот и родная квартира. Молчит. Первая ассоциация - туман и пыль. Затем туман развеивается, и остается лишь толстый слой пыли. Лизки нет. И это не важно. Самое главное, что в комнате по-прежнему стоит диван, мягкий и чистый. Костыль в сторону, прыжок, другой. Отбросить рубашку, футболку, штаны. И спать...
Просыпаюсь в середине следующего дня. Когда засну в следующий раз - неизвестно. Целую неделю только и делал, что бредил во сне. Надо же куда-то двигаться, думаю. Без ноги-то? Костыль есть, даже два: казенный и тот, что от деда остался. Неизвестно теперь, когда ногу выпустят. Жаль, думаю, не запомнил, какой ей срок дали. Представил будущее. Нога вваливается в квартиру, вся в татуировках, прокуренная. Каково будет с такой ногой ходить? Да как-то приучусь, не маленький. Хорошо бы - побыстрее.
Здесь я себя оборвал. Что за бред, думаю? Откуда ты знаешь, что она вообще вернется? Это ж вилами по воде писано. Она себе ту еще популярность среди зэков сыщет. "Гей-проститутка"! Там только таких и ждут. С распростертыми... объятиями. А когда выйдет - плюнет на худо-хозяина и свою жизнь начнет. Если навещать будет - и то хорошо.
Пока размышлял - грустно стало. Нога, нога... Какой бы ужасной не был ее поступок, новое ощущение было еще ужаснее. Странно, никогда не интересовался, как Николаич инвалидом стал. Нет, наверное, его история куда более порядочная. Его конечность проституткой-то хотя бы не была.
Решил на улицу выбираться. Хватит пыль глотать. Надо же и жить продолжать. С костылем далеко не уйдешь, но ведь никто и не торопит. Глянул в окно - погода хорошая. Тепло и небо в серых тучах. Уютно там, наверно. Как в большой комнате. А здесь сижу - только маленький кусочек мира вижу.
Поплелся на кухню, бросил чего-то съедобного в рот и вернулся в прихожую. Натянул ботинок. Костыль под мышку - и вперед. На улице как-то полегчало. Пустота в груди заполнилась. Я превратился в воздушный шар, привязанный к земле хвостиком. Надо бы и вверх лететь, подумал, да только где гарантия, что нитка не развяжется и весь воздух не выйдет? Упаду тогда на землю использованным презервативом.
Посидел немного и вернулся домой. До ночи я занимался неизвестно чем. Там-сям из-за стен, выстроенных подсознанием, выглядывала Инна. Пытался вспомнить ее лицо и не мог. Перед глазами стояла только улыбка. Красивая, приятная улыбка. Что ж, стоило радоваться и этому. Если я хотел проверить, помню ли человека, всегда представлял себе, как он смеется.
Уходя в сон, четко осознал: хочу видеть Инну. Как ни странно, спалось хорошо.
Утро началось вместе со звонком телефона. На сонное "алло" ответил грустный голос Ольги Михайловны.
- Родион... Случилось нечто непредвиденное.
Я-то проснулся, но способность удивляться все еще видела сны.
- Что опять? - спросил.
- С ногой. - Ответила защитница, и я чуть было не спросил: чьей?
- Что с ней?
- Она... наложила на себя руки. Рано утром ее нашли в камере мертвой.
Странно, но шока не было. Ольга Михайловна лично отвезла меня в морг. Сама тоже грустью пропиталась, молчала всю дорогу. Ехали в "Мазде" с правосторонним рулем. Нечаянно бросив взгляд на бывшую защитницу, я увидел, что уха по-прежнему нет.
В морге с ногой и простился. От похорон отказался. Вообще от всего отказался. Домой добирался в троллейбусе, где ни одно лицо не напоминало о прошлом.
Войдя в квартиру, разделся и пошел в кухню. Не успел дойти до холодильника, как в дверь позвонили. Сначала решил не открывать, потом подумал: а что, если Инна? Дурацкая мысль, но подействовала. На пороге стояла Лизка.
- Его больше нет со мной, - сообщила жена голосом матери, потерявшей ребенка.
- Ухо? - догадался.
- Да, - Лизка упала мне в руки. Словить тело, стоя на одной ноге, было совсем не просто. Упершись на костыль, я кое-как удерживал ее в равновесии.
- Опомнись! - воскликнул. - Я сейчас упаду!
Лизка вздернулась.
- Извини, - сказала. - Ничего не соображаю. Читала в газете о ноге твоей... Как же все это страшно!
Она помогла мне добраться до дивана. Сели. Уставились пересекающимися взглядами каждый в свою точку. Много вздыхали, но сказать друг другу было нечего. Мне совершенно не хотелось ее утешать. Потеря Лизкина ничего для меня не значила. А она только о своем горе и думала.
Спустя полчаса она нарушила молчание.
- Мое ухо, я так к нему привязалась!
Меня передернуло. Давайте пожалеем бедную девочку! Я почти заорал:
- А оно к тебе - нет!
Ответом был дикий, удивленный взгляд, полный обиды. Лизка отстранилась и отвернулась к двери. Но с дивана не встала. Если она пришла сюда, значит, на что-то рассчитывала. А напрасно!
- Зачем ты пришла?
Жена ответила единственно возможными словами:
- Не знаю.
- Не знаешь? А может, я знаю? Ты и ко мне привязалась. Но, в отличие от уха, мне нечем к тебе прирасти!
Она заплакала. Отчего бы Лизка не рыдала, ничто не мешало мне думать, что оплакивает она усопшую ногу.
- Зачем ты так?..
Подождал, пока немного успокоится. Затем проговорил:
- Ты в суде ни разу не показалась.
- Не была, потому что лечилась! - возмутилась жена. - Я - не ты, своей болезни потакать не собиралась.
Теперь уже я удивился. Лечилась? От чего? Ухо, что ли, удалить хотела?
- Если лечилась, так чего страдаешь? Добилась своего, нет теперь уха-то!
- Говорю, привязалась я к нему! - Опять слезы. - Только боролась я, больная это привязанность была!
Минута рыданий, потом еще порция информации:
- Все делала, как врачи советовали. Они меня не торопили, сегодня только на операцию решилась.
- Покажи, - говорю.
- Нечего там показывать! - всхлипнула. - Ухо само отвалилось. Еще прежде, чем резать стали. Удрать хотело, да словили.
- И что с ним дальше сделали?
- Не знаю. Унесли куда-то.
Больше сказать было нечего. Слезы Лизки я воспринимал как капли холодного осеннего дождя. Нет, не ливня - ему многое можно простить; так, раздражающей мороси...
Не знаю, как я выдержал еще час ее присутствия. Когда жена ушла, я сразу уснул.
Утром встал, подался в туалет. Без костыля. На двух ногах! Удивляться просто не было сил. Убедился только, что вторая конечность - женская, бритая, красивая...
Что произошло с самой Инной? Или ее конечность тоже решила прогуляться без ведома хозяйки? А как нога попала ко мне в квартиру?..
Интерес пересилил.
Позвонил Ольге Михайловне. На грустное "алло" сказал:
- У меня есть информация про ваше ухо. Приезжайте.
Через двадцать минут она звонила в дверь. Мою двуногость заметила сразу.
- Это как?.. - спросила.
- Входите, расскажу.
Сели на кухне. Наливая чаю, смотрел в ее смертельно уставшие глаза.
- Неважно выглядите, - говорю.
- Работы по горло. Что там вы про ухо узнали?
Я помедлил. Не знал, как выложить такие сведения. Решил пойти прямой дорогой.
- Боюсь, вы больше никогда его не увидите.
- Как?! - встрепенулась. - Почему?
- Вчера жена приходила. Оно у нее все это время было. Под грудью. А накануне решилась оперативно удалить. Резать не резали, оно само отвалилось. Только словили врачи ваше ухо. Что дальше сделали - не знаю, но, подозреваю, ничего...
Ольга Михайловна перебила:
- В какой клинике это было?!
Ответил. Она взметнулась, бросилась в прихожую.
- Постойте, - говорю. - Я спросить кое-что хотел.
- Давайте, только быстро!
- Что вы знаете об Инне? В связи с моей ногой...
Обуваясь, Ольга Михайловна затараторила:
- Инна - бывшая одноклассница Салобуменко. Ваша нога втрескалась в ее ногу. Причем так серьезно, что дошло до разговоров о свадьбе. А поскольку денег у вашей ноги не было, подалась она в проститутки. Без ведома невесты, конечно. Салобуменко сказал, что гей-проституткой стала, потому что изменять невесте не хотела. А с мужиками - какая ж это измена?.. Одного конечность ваша не учла. Салобуменко как-то встретился с Инной, пригласил на ужин. Все про свою деятельность в ресторане и поведал. Про ногу вашу отдельно рассказывал. Так невеста обо всем и дозналась. Отвергла жениха буквально за несколько дней до свадьбы и долго страдала!..
Без малейшей паузы Ольга Михайловна сказала:
- Давайте позже встретимся, мне нужно в клинику!..
- Хорошо, - говорю. Пищи для размышлений у меня было предостаточно. - Скажите только, где эта Инна живет?
- Ой, точного адреса не вспомню. Позвоните мне через два часа!
И улетучилась. А я остался пережевывать ком. Свадьба ног? Значит, все исходит от Салобуменко? Интересно, какие планы были у него самого? Рассчитывал ли он затянуть в свой грязный бизнес еще и ногу своей бывшей одноклассницы? Семья порнозвезд... Нет, в этом дерьме я копаться не стал.
На первый план опять выполз прежний вопрос. Что стало с Инной? Где она сейчас и почему ее конечность со мной? Знает ли она об этом и если да, то какой у нее резон? Неужели на девушку так подействовала наша близость в камере? Но почему Инна не пришла сама? Так же, как в первый раз. Почему она прислала ногу?
От стольких вопросов разболелась голова. Размышляя, я оглядывал приросшую конечность в тщетной надежде получить ответы. Куда там! Я ведь не умею разговаривать с ногами! Со временем мои мысли превратились в настоящий бред. Я стал высказывать их вслух, играя словами. Иногда обращался к Аниме, как я шуточно величал новую ногу...
Раздался звонок. Я бросился к телефону.