Примечание: данный рассказ написан задолго до 11-ого ноября, даты, которая навсегда останется (по крайней мере, обязана остаться) в пяти миллионах сердец. В день, кода мы стали чемпионами, я по-другому оценил этот рассказ.
Познакомились мы случайно. Так всегда говорят, когда знакомиться не собирались, а всё-таки взяли и познакомились. В тот редкий раз, когда я предал народонаселение своей страны, стоящее в очередях - за колбасой, к чиновнику на приём, к Ленину в мавзолей, к барыге на флэт - и зачем-то уехал на солнечные пляжи Коста Дорады. В тот редкий раз, когда моё разочарование пришло ещё быстрей, чем обычно. Я на второй же день вспомнил, как я не люблю курорты. Мне всегда говорили, что это очень здорово - ездить на курорты, греть тушку на пляже, толкаться по ночам на нём же, посещая вечеринки и вообще отрываться. А я не любил. Люди, которых я смотрел днём, как телевизор, их крики на разных языках, их пьяные лица в вечер, их умирающие тела под утро. Каждому своё. Просто моё есть не везде. Я не люблю местных, так сказать, принимающую сторону. Такое впечатление, что четыре месяца в год эти люди только и делают, что ищут туристочек ради дармового секса. И, надо сказать, успешно находят. По пачке за сезон. А, завидев меня, бармены начинали вспоминать всё, что знали по-русски. Обычно это был простейший набор: "привьет", "спасьибо" и "хорощо". Особо продвинутые элементы знали от наших туристов ещё и "заебис". Туристы не давали им перевода. И это правильно.
А с ней мы познакомились случайно.
Море я всё-таки посещал. Ночью, с плэером и пачкой сигарет. Лежать звездой на песке, смотреть на небо и думать, что звёзды на нём - это такие же, как я, уставшие и прилёгшие расслабиться элементы, не совсем удачно вписанные в таблицы. Я знал астрономию. Просто так думать было приятнее. И моя фигура, и её подобия в небе изо дня в день не менялись. Сигареты и музыка, в прочем, тоже были одинаковыми.
Я уходил с тех частей бесконечного побережья, на которых гремели вопли пляжных вечеринок, на которых негры продавали гашиш, на которых пьяные северные туристы орали футбольные гимны или просто бессвязные матерные слова. Уходил туда, где можно мерить время не минутами, не ударами баса в минуту, а накатившими на песок и поцеловавшими мои пятки волнами. Я казался маргиналом, потому как обычно в такие дебри забирались только интернациональные пары, желающие заняться сексом. Но и здесь - фиаско. Европа болела нравственностью и пресекала такие желания несознательной молодёжи. Европа болела нравственностью и согласные на такую романтику девушки приезжали только из России и Украины, а здесь их было немного и чаще всего к такой глубокой ночи они были не в состоянии идти в такие дальние уголки пляжей. Они вообще идти были не совсем в состоянии.
Вот тогда мы случайно и познакомились.
Я лежал в излюбленной позиции. Иногда меня находили невесть откуда взявшиеся полицейские, и мне приходилось объяснять, что я не бездомный, что мне есть, где спать, что я не продаю наркотики и многое чего ещё. Стражи порядка нигде не отличаются творческими наклонностями.
Когда мы случайно познакомились, я почувствовал её появление. У меня были закрыты глаза, музыка в плэере заглушала все остальные звуки, а единственные запахи, которые я мог ощущать - это тлеющий табак и словно несвежее море. Почувствовал буквально кожей. Нет, никакой романтики, просто, подойдя ко мне, она немного обсыпала мне руку песком. Хочется думать, что случайно. Вот, собственно, и почувствовал.
Вот, собственно, и познакомились.
Не знаю какой путь она ко мне проделала, и сколько времени он у неё занял, но всё это только для того, чтоб стрельнуть у меня сигарету. На довольно чистом английском. А когда стрельнула, то решила остаться. Видимо, там, за утёсом, за которым начинался городской пляж, её тоже многое не устраивало, ей тоже многое было противно.
Вот так случайно мы познакомились.
Она была немкой и гордилась этим. Я был, скорей всего, русским и очень этого стеснялся. Я немного говорил по-немецки. Она по-русски не знала ни слова. Попросила чему-нибудь научить. Я передал ей в словарный запас всё те же "привьет", "спасьибо" и "хорощо". "Заебис", подумав, тоже передал, пояснив, что это, типа "Вэри-вэри факин гуд".
Она хотела немного прогуляться, нарушая покой песка босыми ногами. Ещё хотела заняться сексом на пляже, хотя была не из России и не из Украины. Просто, наверное, потому, что из России был я. Я хотел чтоб "Зенит" стал чемпионом. Секса она хотела, от силы, неделю. Я хотел, чтоб "Зенит" стал чемпионом уже годы. Я знал про секс очень даже много. Она никогда не слышала ни про какой "зенит". И вообще не любила футбол.
Она, скорей всего, из вежливости что-то спросила про Россию. Вряд ли из реального любопытства. Я что-то невнятно промямлил про Питер, сказал, что он - не совсем Россия, что Питер я люблю, а Россию - не очень. Она, наверное, не поняла. Я бывал в Германии. Она знала, что Россия - на востоке. Я улыбнулся. Впрочем, она тоже.
Она увидела мои татуировки и очень растрогалась, прочитав среди них коротенькую фразочку на своём родном языке. Тогда я подумал, что вероятность того, что она набьёт что-либо по-русски, стремится к нулю. Я считал все свои татуировки глубоко философскими. Она просто сказала, что они забавные.
Сигареты тлели довольно быстро, их становилось всё меньше. Взаимопонимания, впрочем, тоже. Через полчаса она сказала, что политика Меркель её не совсем устраивает. Я сказал, что после Бисмарка немецкая земля знала лишь трёх значительных людей. Одним нынче пугают детей, а двое других - Томас Андерс и Дитер Болен. И ими пугают подростков, которые уже не боятся того первого. Она не оценила шутку. В прочем, я и не настаивал.
Она спросила про группу "Тату". Я сказал, что, да, они лесбиянки и ещё любят водку, играют на балалайке, держат дома медведя и коллекцию матрёшек. Просто мне было приятно над ней издеваться. По-моему, она этого не понимала.
Уходя, она дала номер аськи и сказала как её зовут. У неё было простое немецкое имя. У меня было много имён.
Вот как мы случайно познакомились.
Секса на пляже тогда у нас не было. Впрочем, и "Зенит" тогда не стал чемпионом.
Спустя пару месяцев ася призывно гуднула и экран доложил, что получено сообщение от Фрау Мюллер. Это не было её фамилией, просто мне казалось это прозвище забавным. Фрау сообщила, что через пару недель приедет с фройндинен в Санкт-Петербург, и просила развлечь её. На мой вопрос о цели визита сообщила, что я нахваливал ей майн штадт и теперь она хочет на него взглянуть. Я не помнил, чтоб нахваливал, но возражать не стал. Уточнять, как именно её следовало развлекать, впрочем, тоже.
Через две недели я точно так же не стал выяснять каким образом и за какую цену они нашли гостиницу. Не мучался вопросом сколько именно фройндинен она с собой привезла. Не интересовался, как они добрались до своих пенат. И даже не подумал у самого себя спросить, почему я их не встретил. Мне это просто было не интересно. Крайне неинтересно.
Когда я пришёл к ним в гостиницу, она хотела меня поцеловать. Я хотел вместе с ней захватить Сталинград. Её подруги ушли искать руссишен кнабен. Я им посочувствовал. Правда, про себя. Ещё она сказала, что хочет посмотреть Эрмитаж. Секса на пляже она уже не хотела. Я всё ещё хотел, чтоб "Зенит" стал чемпионом. Ну хоть когда-нибудь. На её стороне было разнообразие. На моей уже не было даже веры. Зато была чёткая определённость. И самому себе я тогда показался консерватором. Если не законсервированным экспонатом кунсткамеры. Я проторчал в её комнате до самого вечера. Она заинтересовано спрашивала, листая один за другим глупые путеводители и справочники. Я нехотя отвечал, прокручивая в голове русско-немецкий разговорник. И тем не менее, я не уходил.
Фройндинен не возвращались, наверное, кнабен всё-таки нашлись. Она удивлялась некоторыми решениями в архитектуре и планировке моего города. Я хотел удивить её отечественными сигаретами. Она была поражена последним просмотренным ею фильмом. Я хотел поразить её нашим биром.
Гостиница находилась в двух поворотах от Горох-штрассе, и мы вышли прогуляться. Она часто и с разных ракурсов фотографировала вещи, казавшиеся мне весьма заурядными. Она уже тоже казалась мне весьма заурядной. А может быть, и показалась такой сразу, я уже не помню. Я немного злился и часто курил. Она проводила банальные параллели и прибывала в странном восторге. Проходя мимо одного гей-бара, мне пришлось долго убеждать её, что руссишен швулен ничуть не приятное зрелище. Впрочем, как и дойчен.
Мы вернулись к ней в номер среди ночи. Охранник внизу только проводил меня заспанно-завидующим взглядом и не сказал ни слова. В свете маленьких лампочек она показалась мне совершенно не привлекательной. Наверное, я ей тоже.
Вскоре она заснула на своей кровати. А я не спал. Просто сидел в кресле и листал каналы на фернзеене в поисках порно. Главное - не немецкого.
Следующее утро настало быстро. Я не смыкал глаз всю ночь. Я уже знал, что не увижу её четыре дня. Просто разбудил её, довёл до Эрмитажа и ушёл домой - отсыпаться. Прошедшей ночью я так и не нашёл порно. Даже немецкого.
Зачем я позвонил ей через четыре дня, я тогда не знал. Не знаю и сейчас. А может быть, знаю. И тогда, может быть, знал, но старался об этом не думать.
Мы встретились в баре, в котором я бывал очень давно и с совсем другой фройляйн. Она и фройндинен, коих оказалось цвай штук, наперебой рассказывали обо всех наших кнабен, хаяли наш бир и умилялись нашими швулен. Фройндинен тоже казались мне непривлекательными. Впрочем, как и я им, наверное. Моргенс они улетали домой. Я, вроде бы как, немного радовался. От наших кнабен они подобрали ещё слова "дэвотчка", "татчка" и "трах". Я подумал, что им будет что рассказать на родине.
В их номера мы вернулись к полуночи. Второй раз за неделю охранник посмотрел на меня с тупорылой завистью. Настолько тупорылой, что мне даже захотелось позвать его с собой и отдать на растерзание двум новым знакомым. Или двум новым и одной более-менее старой знакомым. Или только одной более-менее старой знакомой. Мне было без разницы. Наверное, во взгляде охранника было немного негодования, но он снова меня впустил, не сказав ни слова.
Сексом с "Фрау Мюллер" мы всё-таки занялись. Хотя у нас не было ни пляжа, ни утёса, закрывающего нас от ужаса курортного городишки, ни полицейских, возникающих будто из-под земли со своими глупыми вопросами. Просто занялись. Примерно как познакомились - всё так же случайно. Или осознано, я не знаю. Или знаю, но не хочу об этом думать.