Любовь Отраднева

Свет насквозь, или Такого нет в алфавите

Посвящается моей маме,

которая не позволяет "морить" Фандорина и тем более Шуру...

И моему мужу.

Любимый! Когда ты на сутках - меня и пробивает на такие тексты...

От автора

Не отпускают они меня. Клялась я не писать больше эротических рассказов. И клялась не писать больше продолжений фандоринского сериала. Который, вообще-то, не столько про Фандорина, сколько про девичий клан-кольцо... Но - выяснились важные вещи, о которых нельзя не рассказать. И получилась в своём роде "белая версия" "Темноты внутри тебя". Первая половина - не что иное, как глава, исключённая из третьей руны "Це Че Ша". Когда изначально сочинялся фик - я эту сцену писать, во-первых, постеснялась, а во-вторых, если рассказывать всё как следует - было бы смазано впечатление от прощального письма Шуры. Надеюсь, что в этом "как следует" рефлексия не забьёт красивую эротику... И что "в одном флаконе" с заключением всего сериала, то есть со второй половиной "белой версии", получится гармонично... И наконец я их отпущу...

Первый полёт

(ночь на 30 мая 2023 г.)

В этой комнате Эраст Петрович ещё ни разу не был. Шура забегала туда неоднократно, шуршала чем-то, обустраивала... Что там у неё получилось - судить было трудно. Когда они оба уходили из детской - Александра погасила свет у Ника, а здесь зажигать не стала.

Взяв Фандорина за руку, Шура быстро пересекла комнату. Уверенно, слишком уверенно для человека, внезапно перешедшего из света в темноту. Не такую, впрочем, и полную - майор ещё успел это понять.

Сквозь щели в шторах пробивались лучи с улицы, от фонарей. Ложились пятнами и полосами на стены, отражались в мёртвом экране компьютера. Смутным островом белела в полумраке застеленная Гробынина кровать.

Туда они оба и причалили. Александра обняла Эраста Петровича за шею, прижалась к нему так сильно, как только могла. И кольцо его рук сомкнулось вокруг неё, но в этот раз Шура не позволила оторвать себя от пола. Она и без того боялась не устоять на ногах. Ведь здесь и сейчас, пожалуй, состоялся их первый настоящий поцелуй. Не наспех, не украдкой, не на улице или в коридоре. А так долго, как хочется, так, чтобы почувствовать друг друга, проникнуться... Чтобы дух захватывало, дыхания не хватало и всё-таки хотелось ещё. Чтобы уже не остановиться...

С лейтенантом Шувирой такое происходило впервые. И чем дальше, тем лучше понимала она, что ей предстоит потерять. Или, скорее, не "что", а "кого". Его тепло, его сила, мягкие тёмные волосы на затылке, которые ей, Шуре, сейчас так приятно гладить... Ускорить события, покончить со всем разом? Или выпить эту краденую ночь по капле? Мысли мешались, Александра слабела и сдавалась. Пусть ведёт Фандорин.

Осваивая неведомую программу, лихая компьютерщица попала в очень опытные, потому нежные и бережные руки. Они гладили её пока через ткань, играли прядями волос - майор явно был доволен тем, что Шура их сегодня распустила. А она, Александра, медленно таяла, словно леденец, и мурчала тихонько, и осторожненько пробовала отточенные коготки на фандоринской спине...

Наконец они оторвались друг от друга. Наверное, им это мерещилось - что глаза их сияют в темноте, что они видят отблеск счастья на лицах друг друга... Шура не стала делиться с Эрастом Петровичем своими чувствами: мол, ей просто не верится, что всё происходит не в прекрасном сне. Лучше и не считать это реальностью - тогда не будет так больно... Лучше и дальше плыть по течению... И не говорить ничего. Только отвечать на ласки, целовать и гладить, пока можно...

Подсечек ей Фандорин больше не делал. Но Александра всё равно не поняла, не заметила, каким образом снова оказалась у него на коленях. Господи, вот её место в этом мире! Могло бы быть... Так, не хватало ещё разреветься!

Как маленькая, как котёнок, она тыкалась носиком своему избраннику в шею, тёрлась щекой о щёку, словно защиты искала... Да ведь она и затащила его сюда, чтобы он спас её от самой себя! И он об этом помнил. Первые слова, прозвучавшие здесь, на призрачном острове, были:

- Не бойся, я с тобой!

- Спасибо... Держи, не отпускай!

Она чувствовала, что он тоже волнуется. Интересно, сколько она всё-таки для него значит? Он оказывал ей знаки внимания, пожалуй, даже флиртовал - но, наверное, так он вёл бы себя с любой женщиной. Просто в силу воспитания. Он явно со вздохом согласился на всю эту авантюру. Позволил ей, Шуре, быть с ним. Как позволял многим до неё, после того как дважды потерял большую любовь. Стать третьей уже, наверное, никому не дано. Позволил быть рядом - позволит и уйти... И никогда не услышит признания хитровской девчонки: "Ох, втрескалась я в тебя, Фандорин, по первое число! Застрелиться теперь, что ли?"

Не отпускай, не останавливайся, не давай задуматься!.. Вот так, правильно. "Империалистические разведки" уже выправлены из юбки. Руки майора гладили Шурину спину. В одно касание справились с застёжкой лифчика. Легли на грудь... И Александра отдалась неизведанным ощущениям.

- Как раз по моей ладони... - Шувира по голосу слышала, что Эраст Петрович улыбается. - Шура? Шу-ра-а!

- Ммм... Я на небесах...

- Правильно, а я тогда где? - обиделся он как-то совсем по-мальчишески.

- А ты меня туда отправил. Сейчас и я тебе помогу - хочешь? По крайней мере, попробую.

Не дожидаясь ответа, Александра развернулась почти лицом к майору и быстро, чтобы не успеть испугаться, стала расстёгивать на нём рубашку. (Хорошо хоть не форменную - лейтенант Шувира и об свою-то сколько ногтей обломала!) Сверкнул серебряный крестик, но чертовку Шуру не остановил. Она спрятала лицо на груди любимого, лбом ощутив прохладный металл, а щекой жар... Она целовала вслепую, горячо, отчаянно, мечтая отдать своему избраннику всё, что только в ней было хорошего...

Фандорин, когда отдышался, сказал такое, что Александра едва сквозь землю не провалилась:

- Знаешь... я давно уже не бросаюсь такими словами, но... Возьми моё сердце!..

Ей суждено будет тысячу раз припомнить эти слова. Сначала с болью, потом, когда она будет думать, что он переметнулся к Гробыне, - со злостью. Чего, мол, не скажешь, лишь бы добиться своего!.. Но каждое воспоминание будет жарким ударом в сердце... Как сейчас, когда Шура выпалила прежде, чем подумала:

- Ох, ну ты що... И не сходи с ума, Эраст Петрович, МУР тебе не простит! Ну вот, я не хотела тебя обидеть, дай приласкаю... Просто такими словами и впрямь не кидаются. Ты всё-таки очень мало меня знаешь, да я и сама не уверена, що сумею такое сокровище сберечь...

Ещё один поцелуй туда, где сильнее всего бьётся... Небо, он не для меня. Небо, пошли ему счастье!

- Шура... Ты не устаёшь меня удивлять. Наверное, мне никогда не разгадать тебя до конца...

Александра невесело усмехнулась про себя: "Ещё бы ты разгадал! Ты бы тогда не тут со мной миловался, а на Петровке меня разоблачал. Это было бы и проще, и сложнее..." Тут она вспомнила второе значение слова "разоблачать" и рассмеялась уже вслух.

- Ты о чём? - слегка озадачился майор.

- Самодовольничаю потихоньку. Шутка ли - от самого Фандорина такого комплимента удостоиться! Ты же, говорят, на семь сажён у землю видишь!

- Глупости говорят. Во всяком случае, я сейчас не при исполнении...

- А ты способности на службе у сейф закрываешь? Ну ладно, ладно, и вообще что-то мы много разговариваем. Давай лучше... друг друга разгадывать...

Она закрыла ему рот поцелуем и вернула его руки к себе на грудь... Почти тут же пришлось оторваться от губ любимого и, словно сдаваясь, вскинуть руки вверх... Летучая мышь на футболке взмахнула крыльями и унеслась куда-то на дальний край острова. Прихватив с собой, к величайшему Шуриному облегчению, надоевшие кружевные вериги для груди. Эту гадость лейтенант Шувира надевала только по особо торжественным случаям...

На полпути к освобождению Александре хотелось плакать от счастья. Майор целовал не как она - неистово и стихийно. Ему спешить было некуда, и он от души дарил девушке всю свою нежность, мечтая, чтобы любимая разделила его блаженство...

Шура гладила Фандорина, куда только доставали руки. Жаркие волны шли по её телу, ударяли вниз. Там нарастало тепло и тяжесть, словно у девушки внутри завёлся какой-то круглый зверёк и теперь искал выхода... Каково-то будет дальше, не придётся ли ей, Александре, кричать или плакать?.. Сможет ли она остаться искренней, как сейчас, и при этом не выдать своей тайны? А, гори всё синим пламенем!

- Твоя... твоя вся... - только не ляпнуть, что "навсегда"!

Она откинулась ему на руки, он помог ей лечь и сам прилёг рядом. Ближе к стене, и это было правильно. Не ему же, если что, вставать ночью к маленькому! Шура мысленно встряхнулась, стараясь освободиться от забот и прозаических мыслей. Небеса были рядом - она это знала. Мелькнула и исчезла последняя непрошеная мысль: "Ну, если он мне последние колготки зацепит..." Даже про себя Александра не могла огрызаться на человека, чьи руки касались её тела с такой нежностью. Девушка выгнулась дугой, помогая любимому освобождать её от одежд. А ему, видимо, хотелось раньше почувствовать, нежели увидеть. Конечно, Шурина юбчонка, рыжая, как она сама, скрывала не так-то много. Но всё же какое-то время оставалась последним покровом. Может, это были самые волнующие минуты. Единственная ступень, отделявшая от полной открытости - или бесстыдства? Александра затаила дыхание, боясь спугнуть магию прикосновений. То, что она чувствовала, и то, что знала о себе, сливалось в её сознании воедино. Собственное тело казалось ей минным полем, в любом месте которого могло рвануть. Эраст Петрович, милый, ненаглядный, воистину у тебя чутьё! Где ни коснутся меня твои пальцы - там сгорает какая-нибудь из адских микросхем. Становиться простой смертной - это, оказывается, не дело одной решающей минуты. Познавая земные радости, отрекаешься от сомнительных потусторонних... Любимый, под твоими руками я рождаюсь заново! Жаль, что не смогу передать тебе своих чувств. Просто знай, что мне хорошо...

Под едва слышные Шурины стоны тело её стало наконец добычей ночного воздуха и призрачного света. А главное - взгляда, мягко сияющего из-под ресниц.

- Красивая... - услышала Александра восхищённый шёпот Фандорина. И даже не подумала кокетничать - просто искренне удивилась:

- Это я-то?

- Ты. У тебя кожа такая белая... ты прямо светишься в темноте!..

Она тихонько рассмеялась. Знал бы ты, милый, что это отражённый свет! И что исходит он от тебя... Вслух она сказала:

- Чего только о себе не узнаешь!.. Иди ко мне, а? А то що ты как бедный родственник? Я же тоже хочу тебя потрогать! Заодно и посмотрим, кто из нас светится... Или ладно - если не хочешь, я смотреть не буду...

Кажется, она всё-таки смотрела. Как и он - из-под ресниц. Правда, не позволил он ей возиться с его одеждой. Но когда пришёл к своей Шуре - ох, дала она волю рукам! Так было надо. И так получалось само собой. Земная женщина, в которую превращалась Александра, оказалась горячей и раскованной...

- Любимый, ты ещё лучше, чем мне грезилось!

- А мне даже и вовсе не мечталось... Никогда в жизни... Ни с кем... Шура...

Ей очень хотелось поверить, что это не просто слова, вырвавшиеся под влиянием минуты. Хотя если это так - вот где настоящая-то катастрофа! Нет, лучше об этом не думать. Лучше, пока можно, ласкать, целовать и узнавать друг друга... Впрочем, за Фандорина Александра, конечно, не поручится, но что касается её самой - искать заветные "зоны" и "точки" совершенно бессмысленно. Она вся, в слиянии духа и тела, ощущала себя одной сплошной "точкой". И на ощупь, наугад, за нахальством пряча смущение, возвращала возлюбленному его ласки...

Сколько могла длиться эта прекрасная игра, сколько ещё можно было пробыть на острие иглы? Шуре мучительно хотелось пройти весь путь до конца - все страхи остались где-то по ту сторону. Девушка пробежалась кончиками пальцев по прекрасному майорскому телу. Рука её замерла - не в первый раз, но слова прозвучали впервые:

- Ого! Как ты терпишь-то?

- Как-то терплю... Тебя ради, любимая...

- Оно тебе надо? Мне вот - нисколечко!

Она прижалась к нему, прильнула во всю длину. Едва не завалила на себя. Но он лёг сам, осторожно, укрывая её своим теплом. Тяжести Шура не почувствовала, хотя сама давно уже ощущала себя невесомой...

Шнурок с крестиком скользнул по щеке Александры. Она поймала губами освящённый кусочек металла и прикусила, снова удивившись мимолётно, что не отлетает на сто шагов... Ну что ж, если крест не в силах защитить Эраста Петровича от её посягательств - пусть станет опорой для неё самой, дикой Шувиры, дабы план её не сорвался...

Шура вдохнула поглубже, постаралась расслабиться и помочь любимому взять её. Боль была мгновенной. А потом Александра очутилась уже где-то в другой реальности. Полное освобождение. Распались цепи - те, что держали её изнутри. Она вся словно рассыпалась в прах, а потом восстала из пепла. Такой она была бы, если бы её не похитили в час рождения и не надругались над её душой... Хоть бы внешность не изменилась - а то Фандорин неправильно поймёт! Так ей подумалось в миг, когда она вернулась из-за грани.

В последний раз тихонько застонав, Шура выпустила крестик и шепнула на ухо любимому:

- Всё...

Теперь мог и он брать своё. Земная любовь владела его существом - а Александре только показалась, дала пригубить из чаши смертных радостей... Разочарования Шура не чувствовала - как в песне поётся, она была там, где никто больше не был...И с высоты своего возрождения, как умела, ласкала и благодарила Эраста Петровича, молила жарко:

- Останься... останься со мной!..

- А не боишься?.. - каким-то краем сознания он ещё мог думать о том, чтобы ей, Александре, не навредить... Знал бы он!..

- Мне нечего бояться! И терять тоже нечего, - она обняла его со всей возможной силой и порадовалась его земному полёту. И тому, что этот полёт не пришлось прерывать...

...Потом они лежали обнявшись, чувствуя, что нашли друг друга. Фандорину явно хотелось, едва ли не стихами, пораспространяться на эту тему. Худшие Шурины опасения оправдывались. И она решила быстренько пресечь сладкий и отравленный поток излияний:

- Знаешь, чем отличаются те, кто разбухает, от тех, кто лопается? Тот, кто разбухает, течёт вперёд.

- Шура, откуда в тебе столько цинизма? - ох, совсем плохо дело, когда же он снова начнёт запинаться?

- Жизнь моя била ключом. И всё больше по голове. Ты же знаешь, как это бывает. Сам такой. Спи, тебе вставать рано, - чтобы смягчить резкость своих слов, она погладила его по волосам, по спине, чмокнула, как маленького, в кончик носа. - Спи. Фандорище моё... самоненаглядное...

Больше они не обменялись ни словом. Вскоре майора действительно сморило. Он спал и видел красивые, цветные сны. А Александра до утра только дремала вполглаза. Будь она у себя дома - она бродила бы по комнате, прокралась бы на кухню - воду пить, засела бы за компьютер... Но здесь и сейчас она боялась даже шелохнуться, чтобы не потревожить майора...

Пока всё удалось. Но если Ник проснётся раньше Фандорина или скелет явится не вовремя - она погибла. Точнее, погиб-то как раз Эраст Петрович, если она, Шура, заблаговременно не окажется где-нибудь подальше от него... Нет уж, пусть в последний раз он увидит её спящей... Только она сейчас произнесла заговор: пусть её кровь снимет с него проклятие одиночества... И более того: дикая Шувира не удержится от провокации века. Сделает так, чтобы человек-легенда былых времён, выбираясь из трёх сосен, всё-таки эту кровь увидел...

В прощальной записке Шура, кроме прочего, напишет: "Спасибо за день, спасибо за ночь, спасибо за сына и за дочь!" - выскочит полностью цитата из песни. Но Александра тут же подумает: вряд ли у неё когда-нибудь будет двойня, раз двойняшка она сама... И зачеркнёт эту фразу, но не зачертит...

Второй полёт

(20 июля 2041 г.)

Авось и ты своя

Выйдешь гулять по улице

И будешь словно моя,

Словно моя.

Авось и я словно твой

Выйду с тобой, пойду с тобой,

Авось и мы вдвоём

Вместе пойдём...

Шуру разбудил любимый голос. Она потянулась, ощущая себя жутко разбитой, и спросила сонно:

- Ой, Эраст Петрович, ты що над Арефьевой извращаешься? Кстати, а где это мы?

Окончательно открыв глаза, Александра увидела над собой вместо привычного потолка с упадочной люстрой зелёное небо, всё в каких-то волнах, словно кто затянул его шёлком.

- Ну... наши тела, п-по идее, в Центральном госпитале МВД. А вот куда занесло наши души - это вопрос.

- Мы с тобой що, вже умерли? - Шура лихорадочно вспоминала последние события. Субботнее утро... семечки... Фёдор - сын Козявкиной... чёрная дыра в экране компьютера... Провал.

- Не знаю, - честно ответил Фандорин. - Тебя твоя милая подружка Гробыня п-прокляла смертельным проклятием. И я не могу сказать, справилась ли с ним Лиза. А мне сейчас должны делать операцию...

Увидев расширенные глаза жены, полковник быстро выложил все новости. Про Масу и Гробыню. Про Цасор и Баан-Ну, которых видел мельком в адских закоулках. И главное - про Зару и Фёдора. Ну и напоследок - про себя самого:

- ...Ввели в наркоз, провал - и я оказался здесь, п-подле тебя, дремлющей...

Александра не стала злорадствовать по поводу фандоринского аппендицита. Села, потрепала мужа по затылку:

- Ну що ж ты, чудило с Нижнего Тагила? Кто ж семечки натощак ест? Плюс що вас на Октябрьское поле понесло? Не могли у ближайшую больницу? Удивительно, що тебя вообще довезли.

- Вот за это, как ни странно, надо б-благодарить Фёдора. Если только он не нарочно выбрал путь в такую даль...

- Та не, ему бы Зара не позволила. Просто вы все вже не соображали... Ладно, хорошо, а куда же мы всё-таки попали? Явно не у рай - во-первых, нам туда не светит, особенно мне. А во-вторых, насколько я что-либо у этом понимаю, оттуда нам было бы видно "этот свет". На ад тоже непохоже. А вот другие планеты могут быть какими угодно...

Опираясь на руку Эраста Петровича, Шура поднялась на ноги и огляделась. Встретилась глазами с мужем. Тот поделился своими мыслями:

- Я сидел около тебя, пока ты не открыла глаз. Что сумел из этого п-положения - то разглядел. Тишина. Нет никого. И всё зелёное.

- Простецкие обои на рабочий стол, - фыркнула Александра. - Под ногами та же фактура, що и над головой. О! Я поняла! Мы с тобой у искусственно созданном мире! У запрограммированном! Притом весьма бездарно! Фу, они там, на небе, знали, как меня после смерти наказать! Меня це всё оскорбляет как профессионала. А главное - ты-то здесь при чём?

- Шура, спасибо надо сказать, что мы здесь вместе! Значит ли это, что нас с т-тобой скосило в один и тот же час?

- Це скорее значит, що мы вполне живы! Потому что смерть разбирается индивидуально с каждым. А тут провокация, какие программировала во время оно я сама. Ты, видимо, у клинической смерти, я под проклятием. И только от нас зависит, вернёмся ли мы у наш мир. Не жду ничего сложного - Склепова за все эти годы дальше шаблонных сайтов так и не продвинулась. Хотя колдовать она умеет.

- Так что, она и м-меня сюда?

- Ну наверное... а то какая ж це провокация?

- Знаешь, за это я ей многое готов п-простить. Если бы я потерял ещё и тебя... то мне незачем было бы жить...

- Ох, жизнь моя, Эраст Петрович!.. Сколько с тобой живу - а как что-нибудь такое скажешь, так и растаю, как у первый день творения!

Она повисла у него на шее, и так они замерли посреди бескрайнего зелёного поля... Потом Шура вдруг разомкнула объятия, взяла лицо Фандорина в ладони и с тревогой заглянула ему в глаза:

- Слушай... Насчёт "незачем жить". И кстати, насчёт Арефьевой. Бред у тебя уж больно печальный. Мне це не нравится. Тебе що, жить надоело?

- Да как сказать... Когда я добрался до ребят, я ведь их едва не убил на м-месте. Обоих. И вот тут на меня как-то разом всё навалилось. Что мне п-пятьдесят три года. И даже больше, если учитывать все поездки в прошлое. Что я устал скакать по крышам, драться ногами и в-выигрывать в рулетку у судьбы.

- Ой-ёй-ёй... - Александра пощупала ему лоб. - Жалко, що здесь подушек нема. От меня ты, небось, не устал? И не прочь был бы осесть здесь? Сейчас ведь и впрямь у какой-то мере "ни меня, ни тебя нет"... Помрёшь ты тут, Фандорин, со скуки - помяни моё слово! Хотя, может, конечно, здесь пятьдесят уровней интеллектуальных загадок - но сомнительно мне что-то...

- Ты хочешь сказать... что можешь здесь меня п-покинуть?

- Ну ты що... Этого я не говорила! Просто одной меня мало, щоб заполнить такое пустое мироздание...

- А если ты здесь всё же не одна?

- И тем более нечего думать только о себе! Хочешь, щоб наш ребёнок никогда не увидел большого мира? И щоб второй ребёнок, который первый, тоже без нас остался?

Эраст Петрович ответил с глубоким вздохом:

- У Зары теперь своя жизнь. Разбить их союза я не смог, да этого и не надо д-делать. Но мы с тобой им не нужны, да и лично мне было бы тяжело их видеть...

- Грустная история. Только про "не нужны" ты неправ. Исходя из того, как они себя повели... Я бы им хоть показалась, дала бы своё благословение...

- Да, наверное... И с отделом попрощаться бы... Пусть ставят Масу начальником! Если ему впрямь удастся п-приструнить Гробыню - то руководство отделом его уже никак не затруднит.

Шура не удержалась и начала хохотать:

- Вообще-то Маса тебе ровесник! И це всё - из серии "с дуба на кактус"! Зарапортовался ты, Фандорин, ей-богу! Сам не знаешь, чего хочешь. Если покоя - то ничего у тебя не выйдет. Вспомни: когда нехорошие люди - редиски вели себя тихо, ты как проклятый получал высшее образование! Если свободного полёта - то нас слишком многое держит на земле.

- Шура... Я понимаю, что это глупо... но хочу... чтоб только мы с тобой... как тогда...

- На чужой квартире? Угу, и чем це кончилось? Тем, що я ушла не прощаясь!

- Вот и нет. Тем, что мы с тобой п-прожили восемнадцать лет! Потому что я тебя, Шурочка, переиграл!

- Однако у самом деле угрыз ты меня, Эрастозаврище! Сдаюсь!

- Тебя ли я слышу, майор Шувира? Д-дробь Фандорина... Ну раз сдалась - держись!

...И скучный зелёный фон заиграл всеми цветами радуги, и снова всё было словно в первый и последний раз...

...Александра приподнялась на локте и с нежностью посмотрела в блаженное лицо Фандорина:

- Ну що, командир, как будем выходить из провокации? Вниз?

- Вверх, - отозвался Эраст Петрович, не открывая глаз. - Знаешь, мне кажется, что главного вызова нам ещё не б-бросили.

- Ну, если этим вызовом окажется наш второй ребёнок, то как бы не пожалеть о своём решении...

- Всё равно - вверх. А с кем надо мы п-простимся, и даже не навсегда... Но нам туда не вернуться. Помнишь, как ты мне говорила: тот, кто разбухает, течёт вперёд?

- Ой, ты це не забыл? Ты ещё тогда обозвал меня циничной...

- Да я сейчас только понял... И не это одно. Спасибо личине отца Инсинуария, обогатился разными п-песнями... Так вот: "Авось и Ёри" - это ты и я. Моя фортуна и твоя... ну не п-подберёшь нормального слова... ладно, безбашенность... И цинизм в хорошем смысле. Такой вот нераздельный иероглиф. Значит, нам и ходить п-по улицам, которых нет. И ждать своей последней битвы...

- Лихо! - впечатлилась Шура. - Вот почему, оказывается, мы друг за друга уцепились! Что ж, всё сначала? Двадцать семь и тридцать пять? Или... если мне восемнадцать, то тебе...

- Д-двадцать шесть. Только из Японии...

...И сердца их остановились действительно в один и тот же миг. И тела их были преданы земле. Но сами они вовек не расстанутся. Они умерли для мира, но их видели в саду усадьбы, их встречали в Сети Управления... Многим было дано получить от них помощь. А сами они, говорят, не столкнулись ещё ни с чем таким, что могло бы достойно увенчать их жизненный путь...

А вот ребёнка их не видел никто и никогда...

Апрель-май 2005