Любовь Отраднева

Посвящается Алёнке - на долгую жизнь...

От автора

Руна первая. Заря А и Эм

* * *

- Эй, может, не стоит обниматься под самыми твоими окнами?

- Та не заморачивайся!

Их губы соприкоснулись. Раз, другой, третий. Вкусно и горячо, но ненадолго. Как на Пасху. Александре хотелось большего, но Фандорин просто уклонился. Вытянул перед собой руки, словно отстранял искушение:

- Довольно, Шура. А то ночью спать не будешь...

Она обиделась, но виду не подала:

- Та я у принципе раньше пяти утра не ложусь! Правда, работать сегодня и впрямь не смогу. Тебя рисовать буду. Я вже пробовала, но теперь тобой прониклась... Начала проникаться. Пока!

Она ещё раз - на лету - чмокнула его в губы и убежала в подъезд.

...На другое утро Александра могла наблюдать на пороге своего кабинета редкое явление. Фандорина, запнувшегося посреди слова:

- Здрав... ствуй.

- Здравствуй, - кивнула Шура. Бежать навстречу ей после вчерашнего как-то не хотелось. Всё равно всё ещё будет! Она только не спеша пересела на стул.

Эраст Петрович привычно занял крутящееся кресло админа. Александра покосилась на майора. Глаза у него были усталые и покрасневшие - то ли от недосыпа, то ли Фандорин слишком долго и пристально рассматривал рисунки, которые она, дикая Шувира, ему послала...

Начался обычный рабочий день. Через какое-то время коллеги шагнут в экран и пойдут отслеживать на месте тех, кого нашли по Сети. А пока лейтенант и майор сидели рядом. Вроде как проверяли адреса, не сходя с места. На самом деле это было ни к чему: Шура уже успела пробежаться по очередному списку, присланному Эрастом Петровичем. Так что они двое просто медлили перед экраном, не зная, что делать с собой, друг с другом и с изменившимися отношениями...

Александра, словно невзначай, коснулась фандоринской руки, лежавшей на "мышке". Пальцы майора дрогнули, курсор проехался по экрану и ткнулся вместо нужной ссылки в дурацкий рекламный баннер. Фандорин строго глянул на помощницу:

- Шурочка, мы п-при исполнении!

- Ну извини, - с невинным видом сказала Шувира. - С тобой, видимо, первый раз такая фигня приключилась - служебный роман называется...

- Не фигня, Шура, а... Не знаю, каким словом это н-назвать, но не фигня.

Его рука выпустила "мышь" и соскользнула под стол. Александра потом обдумает странное, будто сквозь зубы, майорское признание. Сейчас она снова дотронулась до фандоринской руки. И на сей раз Эраст Петрович ответил девушке пожатием. На несколько секунд...

- Шура, не надо! Ты меня слишком волнуешь!

- А ты, извиняюсь, меня волнуешь одним фактом своего присутствия! На тебя ж не наглядишься!

- Не родись к-красивым, а родись счастливым...

- Не, не так. Не родись красивой, а родись Шувирой! Пошли?

В третий раз, уже на законном основании, Александра взяла майора за руку и потащила за собой в экран. Не дав Фандорину времени расценить как бы то ни было её странную сентенцию...

...Было это "фигнёй" или нет, но с майором определённо происходило нечто. Естественной реакцией на слова "у тебя в первый раз служебный роман" было бы спросить: "А у тебя?" Но в ту минуту Эраст Петрович почувствовал, что просто НЕ ХОЧЕТ ЭТОГО ЗНАТЬ. Он стал хуже спать по ночам. Глядел в потолок и не странности обдумывал - он их просто и не замечал - а твердил как молитву:

- Боже правый, не в третий же раз!..

...Они так и не позволяли ни себе, ни друг другу почти ничего. Сначала и не знали, где встретятся. Потом появилось место. Странное, на грани беззакония. И они ждали дня "Икс", обжигаясь друг об друга...

С тех пор, как они перешли на "ты", Шура довольно долго не обращалась к майору по имени. Потом взяла моду, ехидничая, бесцеремонно звать по фамилии, а в виде великой милости...

- Слушай, всё-таки если на "ты" - то п-почему "Петрович"?

- А я тебе честно скажу, командир: мне твоё имя "Эраст" никогда не нравилось. А с "Петровичем" сразу красиво, солидно и тебе идёт. Главное, по-нашему, а то если просто видишь "Эраст Фандорин" - можно подумать, що ты ни разу не русский...

Такой вот она была - не щадила ни себя, ни его, ни кого бы то ни было... Потому что её никто никогда не жалел.

Уже много дней спустя, когда Фандорин отыскал Шуру у матери и привёз снова в Первопрестольную, когда они остались по-настоящему наедине - второй раз в жизни, майор сказал дикой Шувире:

- Зачем же ты так, т-тебе и впрямь надо было всё мне рассказать...

- Я тебе вже объясняла, що це невозможно было...

- Всё равно - я тебе сделал б-больно...

- Та чуть-чуть не считается! Це я, Хихисина, тебе сделала очень-очень больно...Так що ты теперь делай со мной що хочешь!..

...Она сдавалась только до утра. Потом опять принималась язвить и отвоёвывать свою личную территорию. Эраст Петрович тоже старался не сдаваться и блюсти персональное пространство. Неоднократно заглядывал на родную планету, в родную эпоху...

- А, доктора Линда идёшь ловить? - спрашивала вездесущая Александра.

- Его самого, н-негодяя.

- Хочешь, подскажу, где он прячется?

- Ой нет, м-мне так неинтересно!..

Ни одной книги о себе Фандорин так и не прочёл и до сих пор не знал, что сбылось в его судьбе и что нет... Бесспорно было одно: после Александры, вместо неё, параллельно с ней - не может быть никого и никогда!

Сейчас ему, Эрасту Петровичу, в кои веки удалось уговорить любимую жену сделать по его. То есть это она сама решила разделить с ним уход "за грань", чтобы никогда больше не расставаться. Хотя, конечно, их пребывание здесь очень скоро станет чем угодно, только не нирваной...

* * *

- И пишет, и пишет, и по телефону говорит... Помнишь, Фандорин, как у том фильме говорили: "Ты жалеешь всех букашек! Всех подряд жалеешь!"

- Помню, т-только я жалею не всех. Маньяка-потрошителя Соцкого не жалел совсем. Гробыню С-Склепову, если честно, тоже не стал бы.

- Ты ж её недавно благодарил! И потом, уж лучше Гробыня, чем эта твоя врачиха, Вероника, которая тебя порезала! У Аньки хоть дети, а эта - тоже, считай, без пяти минут Декоратор.

- Почему ты т-так решила? Ты ведь её видела только когда я ей письмо п-писал...

- Мне хватило. И потом, я её и раньше встречала у Интернете. Она у виртуальном обществе асексуалов тусовалась, не под ником, а под своей фамилией. Они там ею очень гордились: мол, такое светило за нас! А там у них нормальных людей не встретишь, сплошной зелен виноград или вообще патологические личности.

- Ну пусть даже так, но, во всяком с-случае, в моей смерти она как врач неповинна. И раз уж мне вздумалось умереть у неё на столе - я же не могу д-допустить, чтобы её из-за меня посадили в тюрьму!

- Я думаю, если бы она попала у руки правосудия - там бы нашли що ей впаять помимо. Ну да ладно, её и так Бог наказал. Она теперь свихнётся. Ты ей сниться будешь, то есть не ты сознательно, а она тебя будет видеть во сне... Залитого кровью и поющего Арефьеву.

- Шура, перестань! А то я уже не п-понимаю, у кого из нас токсикоз. Лучше подумай вместе со мной, что с-станется с Зарой и с усадьбой.

- Та никто её не посмеет оттуда погнать! Анька бы очень хотела, щоб наша берлога им с Масой досталась. Но ничего у Склеповой не выйдет - кто ж сироту обидит? Зорьку теперь должны учиться взять чуть не без экзаменов...

- В такие заведения не очень-то охотно берут д-девочек.

- Нашу - возьмут! Сколько бы ты её ни берёг - династия вже состоялась!

- Бедная девочка... И в систему нашу попасть, и работать всё равно п-придётся...

- Ты бы об этом раньше подумал, когда помирать решил! Тогда мы с тобой сошлись на том, що она всё равно вже не одна и готова, трам-тарарам, ко взрослой жизни. Я так им с Фёдором и сказала: справьте по нас сороковины и расписывайтесь, вдвоём выстоите! Только они сомневаются - тебя боятся!

- Да я разве возражаю? Д-довозражался уже...

- Вот ты це им скажи!

- Ох, грехи наши т-тяжкие...

- Именно. А вообще я так поняла, що у нашем доме хотят музей делать! Имени Фандорина.

- Ну зачем...

- Затем, що эти деньги Заре пойдут! По-моему, её оставляют у доме как смотрителя музея. Так що Анька у пролёте.

- Она не успокоится...

- Та больше, чем сделала, не получится вже у неё... Себе же и напортила, как обычно. Поскольку имя работает на тебя. Будь готов, Эраст Петрович, к тому, що тебя на шоколадках будут рисовать...

- А тебя?

- Не, меня не будут. Я поклонницам кровь испорчу. Теперь, когда мы по ту сторону, они смогут делать вид, що меня не существует у природе. И вообще, знаешь, почему я твою фамилию так и не взяла? Потому что мне по-правдашнему тройная подошла бы: Александра Шувира Фандорино Горе! Ладно, не смотри так. Пошли, що ли, пользу приносить? Помимо шоколадок?

* * *

- Эх, жизнь поломатая - я не виноватая...

Гробыня Склепова с тоской изучала в зеркале своё подурневшее лицо. Содеянное с лучшей подругой и с недосягаемым мужчиной никакой радости колдунье не доставило. Беременность протекала тяжело, да ещё Склепова, для верности, каждый день по два раза накладывала на своё дитя заклятие, модифицирующее генетику. При этом Гробыня всё сильнее ощущала бессмысленность данного занятия. Маса с ней не разговаривал. На его непроницаемом лице было ясно написано: "Скажи спасибо, что я не последовал за господином".

Одним из немногих, жалевших Гробыню, был её старший сын Ник. В преддверии ухода в армию его привязанность к родному дому обострилась до предела. Невеста Ника, Анжела, тоже, и вполне искренне, сочувствовала будущей свекрови.

Жалость заклятой подружки Шувиры выражалась в том, что она не высовывалась ехидно из экрана склеповского компьютера и не говорила вредным голосом:

- А вот я себя прекрасно чувствую! А вот мне и анализы сдавать не надо! Мерси, Анька, за всё!

Масу начальником отдела, конечно, не сделали. Равно как и Лёшку Пшеничного. Прислали какого-то дуба дубоватого, который Алексея хотя бы ценил, а вот японца не прочь был тихо выжить. Фандоринскую усадьбу на семейку Сибата-Скрепкиных переписывать тоже никто не собирался. Уже вторая комбинация, задуманная Гробыней, летела к чертям...

Все анализы - и магические, и обычные - предсказывали: будет девочка. И эта мысль с горем пополам согревала Гробыню. Родится наследница, ведьма от ведьмы... Конечно, лучше было бы воспитывать её собственными силами - просили Шувиру вмешиваться!

Маша. Масяня. Масявка. Масако. Жизнь поломатая - я не виноватая...

Осенью Анна проводила Ника. Обрадовалась приличному поводу нареветься... Машка уже вовсю брыкалась. Мать прижимала к животу ладони:

- Хоть ты у меня останешься... Навсегда.

Родила в марте, уже успев отправить Нику поздравление с девятнадцатилетием. Было легко, не как в прошлый раз. Девочка получилась маленькая, может, даже чересчур. Очень заметно раскосенькая. И какая-то равнодушная. Как Маса.

Конечно, сложно было что-то говорить о таком крошечном создании. Но Гробыня-то помнила своего большого, трогательного Ника. Видела детей соседок по палате. Это не выдумки, что трёхдневный ребёнок может радостно тянуться к матери, когда его приносят кормить...

А Маша была не такой. Чем дальше - тем больше. Когда Маса впервые взял девочку на руки, Склепова чуть не произнесла вслух непростительное проклятие. Подумала она так: "Млин, скульптура "Отцовство неустановленное". Хотя они - муж и дочка - были просто жутко одинаковыми. Одинаково безучастными... Насколько Маса обожал Зару Фандорину, настолько ему безразлична была Мария Скрепкина - Масако Сибата...

От неё просто холодом каким-то веяло. Она в принципе не умела улыбаться. А плакала только на руках... Грудь не брала. Хотя в этот раз Гробыне было что предложить своему ребёнку. И вообще, с наименьшим отвращением Маша относилась к старенькому скелету. Он кормил её из бутылочки и катал на плечах...

Маса и Гробыня стали бегать из дому. Японец вышел на пенсию и сделал то, что следовало бы с самого начала. Лёг на пороге господского дома. Стал главным хранителем музея Фандорина. Защитником и помощником юной Зары и её мужа Фёдора. Который ничего не имел против того, чтобы его липовая фамилия - Красильников - не перешла к его будущим детям... Бывший демон сейчас отвечал за коммерческие проекты для музея. Да в основном сам их и придумывал.

А Гробыня, плюнув сперва на своё ведьмино телевидение, потом на Машу, потом снова на телевидение, села-таки на кассу музея. Несмотря ни на что, Маса и Зара не смогли отказать... Да и вреда не ждали: любая попытка мошенничества была бы пресечена Фёдором. Так что пришлось Склеповой обратить свои таланты и хитрость во благо шувиро-фандоринской дочки... Мечта опять сбылась вкривь и вкось.

...В один мало прекрасный день в музей посреди бела дня заявился скелет. Вид у него был настолько перекорёженный, словно соседи по погосту уронили на несчастного парочку гробов. Однако Масяню в кофточке и ползунках скелет держал крепко.

- И чего тебя сюда принесло, костлявый? - неласково поинтересовалась Склепова.

- Хозяйка, мы только из поликлиники. Нам приговор вынесли: аутизм.

- Да не заклеились бы они обоями! - бросила Гробыня. - Ну кто пятимесячного ребёнка так припечатывает? Мы просто не из этой психушки, да, Масявка? - она потянулась потрепать дочку по щеке, но Машка резко отвернулась.

- Хозяйка, - не унимался скелет, - знаешь, что врачи сказали? Что стоит разочек углядеть в Сети определённый баннер - как у тебя в глазах что-то распадётся, а продукт распада угодит в половые клетки! И тогда твой ребёнок заведомо станет аутистом! И что это они так плодят себе подобных. Поскольку люди им даром не нужны...

- Иди ты! - отмахнулась ведьма. - Так не бывает.

А самой стало нехорошо. Баннеры тут вряд ли при делах. Это всё её, Склеповой, постоянные заклятия! Маша и впрямь дитя Масы. И, стало быть, она, Гробыня, почём зря и необратимо вмешалась в генетику бедняжки...

Чёрт бы взял Шувиру!

* * *

Больше года назад.

- И отчего у нас с тобой м-медовый месяц непременно совпадает с ожиданием ребёнка?

- Оттого, що психи мы с тобой! У нас дети заводятся сами собой - как раз когда сильнее всего тянет друг к другу... Теперь вот ради этого пришлось прибиться к данному шалашу...

- Тебе здесь не нравится? - Эраст Петрович сразу встревожился.

- Не, я как раз была "за" больше, чем ты. Тепло, светло, мухи не кусают. Работа любимая, притом избавленная от вредности... Тебе самому-то не в напряг?

- Не знаю пока... Помнишь, во время оно меня п-приглашали преподавать в Академию МВД? Я не пошёл. Сказал, что у меня нет п-педагогических способностей...

- Педагогических или преподавательских? По мне, скорее второе. Ты ж стажёров брал?

- Брал. Но Зара п-перевешивает. Как пример воспитательных ошибок.

- Ну, она же "девочка, барышня"... Вот рожу тебе мальчишку - вряд ли ты его так разбалуешь... Та и здесь ребята у нас будут - типа стажёров. Здесь же не школа моей мамы и не школа Гробыни. Це там учебные планы, педсоветы... А здесь, я так поняла, учебный центр стражей Света. Зато здесь, как и у тех школах, мы можем жить... Вить новое гнездо...

- До первой битвы. Помни, Шура: до п-первой битвы.

- Хотели мы покоя... Как-то очень недолго хотели. Не отгородишься ни от чего! Та и не надо. Проблем мало не бывает.

- Особенно с м-маленьким ребёнком. И особенно у тебя.

- Ну, я тебе по-женски скажу, Эраст Петрович: носить прикольно, рожать прикольно - все ужасы, которые об этом рассказывают, сильно преувеличены. А вот воспитывать иногда бывает так не прикольно, що зарезаться так у ту же пору...

- Огурцом? - уточнил полковник с непроницаемым выражением лица.

Шура так и покатилась:

- Ого! Чувствуется моя школа! Вряд ли це твои двадцать шесть работают...

- Кто знает? Твои восемнадцать очень д-даже работают!

- Всё равно, как пить дать буду рыдать у ванной и кричать, що...

- Что "достали г-господа Фандорины"? Да на здоровье, лишь бы никто не слышал...

- Ой, "що будет говорить княгиня Марья Алексевна"? Ладно, лишь бы Лизавета Александровна ничего не сказала, це я вже серьёзно...

- Да, кто бы мог п-подумать, что когда-нибудь я - и ты - будем ей обязаны работой...

- И не только. Надеюсь, ей не слишком больно будет нас видеть...

- Она святая. Но для всех нас троих лучше, что она служит д-далеко отсюда... Я вот думаю о помощи тебе. Может, я зря запретил Масе с-следовать за нами?

- Ох, Фандорин, ты у своём уме? У него же свой ребёнок скоро будет! С высоты своего нынешнего состояния - выше смертных, ниже богов - я вижу, що именно свой!

- Да я тоже вижу... И кроме того, я ему в-велел опекать Зару. Просто сам-то Маса будто замороженный... Вряд ли он п-полюбит ребёнка, если, мягко говоря, не любит его мать...

- Они обречены друг на друга! И всё лучше, чем Анька одна будет воспитывать... Хотя Ник у неё вполне приличный получился... Кстати, я слышала, що из их войсковой части частенько попадают сюда к нам...

- Это было бы неплохо. Если у Ника есть м-магическая искра впридачу ко всему, чему я учил его много лет - то я б-буду счастлив продолжить его обучение.

- Тогда и Анжелку позовём!.. - Шура осеклась. Они с Эрастом Петровичем обменялись взглядом - и оба отвели глаза. Так и не ответив на простой вопрос: "А Зару? А Фёдора?"

Руна вторая. Тайны Бе и Ве

И вот, в итоге, привело это всё к тому, что самая младшая из Бодлеров - Солнышко, которой не исполнилось ещё и года - оказалась в руках злодея и его прихвостней. А двое старших - Вайолет и Клаус - разоблачённые, несмотря на хитрую маскировку, сейчас летели вниз по склону в прицепе, задними колёсами вперёд. Дьявольский Граф Олаф перерубил трос, связывавший его машину с прицепом.

Ребята уже не понимали, что и как с ними происходит. Просто обнялись покрепче, понимая, что самого худшего им не избежать. И даже не почувствовали, как переворачивалась машина и страшно ударялась о камни...

...Клаус и Вайолет очнулись в незнакомой светлой комнате, где было много пустого пространства и пушистый ковёр на полу, забросанный подушками и большими лохматыми покрывалами, похожими скорее на чьи-то шкуры. Брат с сестрой тоже лежали на таких шкурах, на некотором расстоянии друг от друга.

Близорукий Клаус Бодлер, испортивший себе зрение постоянным чтением умных книжек, привычно пошарил возле себя рукой и нашёл свои очки. Нацепил их - и тогда разглядел то, что уже видела его сестра. Точнее, тех людей, которые стояли около постели сирот.

Молодой усатый мужчина, с чёрными волосами и совершенно седыми висками. Голубые глаза смотрят с печалью и лаской. Рядом - молодая женщина, совсем девчонка, с копной рыжих волос. У незнакомки глаза чересчур светлые, почти прозрачные - если бы она не улыбалась, это бы настораживало и тревожило. А на руках у девушки, вертясь и выворачиваясь...

- Неужели это Солнышко?! - завопила первой Вайолет.

- Нет, дети м-мои, к сожалению, нет, - с лёгкой запинкой сказал усатый и голубоглазый. - Но мы её обязательно найдём.

- Да, ребята, это, к сожалению, мальчик. Санька-Козябрик, - сказала женщина и поцеловала ребёнка в макушку. - А я его мама, Шура. Или для вас, наверное, Сандра, вам так будет проще. Приветствуем вас в Учебном центре стражей Света!

- Да... про такое я ни в одной книге не читал, - невежливо подумал вслух Клаус. - А как мы сюда попали?

- Мы получили сигнал бедствия, - начала объяснять рыжая Сандра, - и подхватили ваш прицеп, когда он уже готов был перевернуться. К сожалению, нам не удалось догнать машину Графа Олафа и его сообщников.

- Ой, - забеспокоилась Вайолет, - они там ничего не сделают с Солнышком?

- Теоретически - не д-должны, - ответил усатый. - Она ему нужна живая, иначе над кем он будет опекунствовать... н-негодяй! Вот вы немного отдохнёте - и мы с вами вернёмся на Главный Перекрёсток Ветров. Не волнуйтесь, Учебному центру известны все ваши з-злоключения вплоть до перерезанного троса.

- А дальше - нет, - непонятно добавила Шура, - поскольку у нас вышло только девять книг... А ну бзынь! - последнее относилось к маленькому мальчику. Сандра неосторожно подошла с ним слишком близко к Клаусу, и Козябрик попытался стащить у юного Бодлера очки. Большой мальчик их снял и спрятал от маленького под подушку. Перед глазами тут же всё расплылось, и Клаус обратился к пятну, в которое превратилась для него Сандра:

- Ой, вы умеете говорить по-Солнышкиному?

- Мы ещё не то умеем, - рассмеялась удивительная женщина. - Кстати, позвольте вам представить вашего главного покровителя и моего мужа. Эраст Петрович Фандорин, статский советник в отставке, полковник милиции в отставке же и старший страж-инструктор Учебного центра.

Черноусый Фандорин красиво, как в кино, поклонился Вайолет, а Клаусу протянул руку для рукопожатия на равных:

- Ну, будем знакомы! Не бойтесь, вас б-больше никто не обидит!

- Ой, Вайолет, - снова вступила Сандра, - ты не могла бы подержать Саньку, пока я вам поесть принесу?

- Давайте, - девочка подставила руки и привычным жестом приняла ребёнка. Снова, с болью сердечной, напомнила себе, что это не Солнышко...

- Хрямь, - сказал Саня новой тёте и улыбнулся. Зубов у него оказалось существенно больше, чем у пропавшей младшей из Бодлеров. Но старшая поняла чужое дитя ничуть не хуже, чем собственную сестричку:

- Да, ты мне тоже очень нравишься, малыш. Только за волосы меня не тяни, хорошо?

Вернулась Сандра с необъятным подносом, уставленным всяческой вкуснятиной. И с помощью мужа поставила всё это великолепие на пол, между постелями Вайолет и Клауса.

- Угощайтесь и отдыхайте, - пригласил Фандорин Бодлеров и забрал у Вайолет сына. - Саша, п-пожелай спокойной ночи своим новым друзьям!

- Дзеу, - сказал мальчик, а отец помахал ребятам его ручкой. И вся семья вышла из комнаты.

- Ничего себе. - сказала Вайолет брату, вертя в руках конфету и как-то не соображая, что надо бы её развернуть. - Неужели нам наконец попались взрослые, которые всё-всё понимают? Только бы это не была ловушка!

- Да нет, - успокоил сестру Клаус. - Я читал когда-то про этого Фандорина, у нас дома много было про него книг. Он как Шерлок Холмс, только русский. Его выкидывали из окон и топили в речке - а ему всё нипочём. Так что Граф Олаф против него - козявка.

- Хорошо бы... А про Сандру и Саню тоже было?

- Нет, не было. У него там в каждой книге появлялась новая девушка, но семьи не получалось.

- Странно. Почему же их мальчик так напоминает мне Солнышко? Это ведь не то, что простое сходство всех малышей!

- Не знаю... Много всего читал о пропавших родственниках, но тут что-то странное. Я ведь тоже заметил, пока в очках был. Так что тебе не померещилось...

...Брат с сестрой были уверены, что до утра не сомкнут глаз. Но, незаметно наевшись, почувствовали, что их смаривает...

* * *

- Шура! Шу-у-ра-а!

- Ммм... Отстань-от-меня-Фандорин-Христа-Бога-у-душу-за-ногу! Я спать хочу!!!

- Возможно, т-тебя это удивит, но я тоже много чего хочу! Только не того, о чём ты сразу п-подумала. Но исключительно потому, что просто нет времени...

- А сколько там?.. - Шура с трудом разлепила один глаз.

- Половина седьмого. Ты, надеюсь, не забыла, что мы сегодня спасаем Б-Бодлеров?

- Ой, у самом деле! - Александра открыла второй глаз и села в постели. Эраст Петрович стоял перед женой в трусах и майке, побритый, наодеколоненный и красивый до сумасшествия. Шура потянула его за руку и одарила горячим, вкусным поцелуем. Фандорин ей ответил и почти тут же потянул, в свою очередь, Александру за руки, подняв таким образом с кровати.

- Козябрище спит? - спросила Шура. - Мне бы его покормить...

- Да, наверное. Давай я его тебе п-поднесу!

Эраст Петрович положил сонного сына на руки жене. Героически попытался отвернуться, чтобы не видеть, как Александра обнажает крепкую, налитую, тяжёлую от молока грудь. В этой жизни у повторно молодой мамы проблем с кормлением не было... И всё-таки через пару минут Фандорин уставился на то, как старательно, пусть и со слипающимися глазками, чмокает Александр Эрастович...

Это кормление было почти уже ритуалом - мальчик давно научился есть массу всякой еды.

- Ну що, обмамился? - наконец спросила Шура. - Досыпать будешь? Не рассковчишься без нас?

- Те-те-те-кре-те-те... - выдал Саня и тут же, взамен материнской груди, сунул в рот большой палец. - Уве-уве-уве-уве-уве...

- Ну всё, колыбельную себе завёл. Покачай-ка его, Эраст Петрович, а я пойду объявлю подъём по лагерю. Только не внушай Козябрику, що Фандорины пальцев не сосут!

- Не буду, - совершенно серьёзно ответил полковник. - П-потому что сам в этом не уверен. Ни про тебя, ни про м-меня уже никто не расскажет, какими мы были в младенчестве. И, соответственно, от кого какие черты у наших д-детей.

- Жалко, - обронила Александра. Чмокнула на лету обоих Фандориных, быстро оделась и полезла на толстую крепостную стену, окружавшую Центр. Тут же по всему этому необычному, в пятом измерении находящемуся пространству разнёсся зычный голос Шувиры:

Русские идут сквозь тьму языческих веков,

Русские идут сквозь сонм поверженных врагов,

Русские идут, освобождая третий Рим,

Русские идут в небесный Иерусалим!

"Что-то мне туда совсем не хочется", - подумала Шура в скобках. Но энтузиазма это ей отнюдь не поубавило. Ей, гремучей смеси менвитов с арзаками и китайцев с британцами, почему-то доставляло удовольствие вопить именно это. Всё-таки воспитали Шуру в русско-украинской среде!

Александра дошла уже до слов:

Русские идут разврат с насильем закрещать,

Русские идут не только русских защищать!

И тут услышала снизу голос Эраста Петровича:

- Вот именно! Извини, что п-прерываю, но у меня вопрос строго по теме. Шура, иди ко мне!

Александра легко, без всякого страха, спрыгнула со стены. Фандорин принял жену на руки и поставил на землю.

- Так вот, что я хотел сказать. Сейчас б-будил Бодлеров, и мне бросилось в глаза, что Вайолет похожа на нашу Зару!

- Знаешь, я тоже заметила. Только, конечно, у Зары лицо покруглее и щёки розовые - видно, как у тебя у юности. А у бедной Вайолет вид такой, как будто она уксус пьёт для интересной бледности! Наша Зорька всегда была изящной, но по сравнению с Вайолет она - просто сдобная булочка!

- Всё именно так и есть. Да и глаза у Вайолет карие. И можно б-было бы списать это на простую случайность. Если бы не слова Бодлеров о том, что нашего Сашу можно запросто принять за их Солнышко. Я Солнышко не видел, но всё это н-наводит на размышления...

- Ладно... Усатый Эраст разболтался в сарае! То, що ты говоришь, весьма интересно, но нам ведь некогда! Где ребята?

- Сейчас сюда п-подойдут.

- Господи, как хорошо, що мы на базе! Що здесь каждый может говорить на родном языке и всё равно все друг друга поймут. Так що ни мне с моим английским позориться не надо, ни до Бодлеров мой странный выговор не дойдёт, они ж меня у переводе слышат!

* * *

С Санькой приходилось гораздо легче, чем с Зарой. По крайней мере, Шуре. То ли опыт накопился, то ли сослуживцы по Центру никогда не отказывали в помощи и даже сами предлагали, там так было принято. А может быть, после возни с Гробыниным Ником Александра всегда была настроена на сына, а не на дочку?

Да и сам Саня был ребёнком в общем-то беспроблемным. Не совсем уж, конечно, тихим, но и не таким неугомонным, как Зара. Хотя в развитии ничуть не отставал от старшей сестры в таком же возрасте.

Шура как-то любя обозвала сына:

- Ах ты кракозябра маленькая! - вспомнив Лизину невидимую зверюшку и намекая, видимо, на Сашину незаметность и, одновременно, сообразительность.

- Не кракозябра, а К-Кракозябр, - тут же позанудствовал Эраст Петрович. - Он же мальчик!

Постепенно прозвище сократилось до Козябрика и приклеилось к Фандорину-младшему уже намертво.

Родители часто гадали, на кого он похож. Если с Зарой было сразу ясно - папина дочка, то здесь имел место более сложный случай. Александра замечала, что глазки у мальчика постепенно превращаются из серых в карие, и говорила:

- Наверное, будет у моего папу Седрика и братца Генри. Тот тоже у детстве был светленький, а потом каштановый стал. Зара с самого начала намного темнее была...

- А может, - размышлял Эраст Петрович, - может, Саша п-пойдёт в мою матушку. Правда, я её видел только на п-портрете...

Ладно, в общем-то, это был вопрос времени.

...Вот Гробыне с Маней приходилось гораздо тяжелее, чем некогда с Ником. Девочка вовремя села, вовремя пошла, но по-прежнему никогда не улыбалась и не лепетала. Её любимым занятием было разбирать по косточкам обожавшего её скелета, а потом, едва ли не с закрытыми глазами, безошибочно собирать снова.

Потом Маша пристрастилась к рисованию на обоях. Получались у неё чёткие и разноцветные геометрические композиции. Ещё чуть позже девочка самостоятельно освоила компьютер и напрограммировала кучу сногсшибательных заставок.

Масяне не было ещё и года.

Гробыня и Маса глядели на это дитя, на этого подмёныша - и почему-то их взаимное чувство крепло, становилось глубже и чище...

- Одни мы с тобой друг у друга остались, - вздыхала Анна, растерявшая весь свой гонор. - Ещё вон Ник скоро с армии придёт... Наверное, Масявка - это мне наказание за то, что плохо с ним обращалась. Ник, Анжела...

- Исё Дзара и Фиодор, - подсказывал Маса, обнимая непутёвую жену.

...Фандоринская дочка и её муж очень тепло относились к Козябрику. Но стоило родителям и Сане покинуть музей - как молодая чета встречалась взглядом с пустыми глазами Маши. После чего у Фёдора и Зары надолго пропадало желание заводить собственного ребёнка...

* * *

Из всей компании, стоявшей ранним утром под стеной Центра, самой заспанной и сердитой была Шура. Если бы полковник лично не будил Клауса и Вайолет, то мог бы поклясться, что бодлеровские сироты всю ночь не смыкали глаз. До поры повзрослевшие дети глядели на своих нежданных спасителей, часто смаргивая и отводя глаза. Уже боялись кому-то верить и на что-то надеяться...

- Выше головы, ребята! - сказала Александра, которой стыдно было за свои поросячьи глазки и постоянные зевки.

- Ой, - вздохнул Клаус, - видимо, на наши головы при рождении выплеснулось сразу столько невезухи...

- Ещё и проявилась-то она не сразу, - подхватила Вайолет, - не знаю, правда, хорошо это или плохо. Мне-то, конечно, скоро пятнадцать, брату уже тринадцать - но Солнышко-то совсем крошка!

- Эх, - зло процедила Шура, - кто-то выдумал, что это, мол, Бог вас очень любит... А мы его и спрашивать не станем! У нас вон Эраст Петрович есть, у него везения на десятерых хватит!

Фандорин мог бы разразиться целой речью о природе и цене своего везения, но не стал. Как это случалось не раз, а в последние годы - всё чаще и чаще, мысли супругов пошли в одном направлении.

- А вот это м-мысль, майор! - полковник улыбнулся сначала жене, потом Бодлерам. Взял за плечи Клауса, поцеловал в лоб. Помедлил, переглянулся с Александрой, та кивнула. Тогда Эраст Петрович запечатлел поцелуй и на челе Вайолет.

- Вот. Н-не знаю, правда, на сколько хватит этой защиты, но смею надеяться, что до конца нашего п-предприятия.

Ребята впоследствии рассказывали, что их долго не покидало ощущение тепла. А Шура клялась, что видела на лбах сирот следы - что-то вроде облачков, нарисованных самой бледной из серебристых красок для лица. Примечательно, что сами Бодлеры никаких следов на лицах друг друга не видели.

А когда выяснилось, что из четырёх участников экспедиции двоим дано летать по воздуху, а двое пока ещё остаются простыми смертными - Вайолет завязала лентой волосы, чтобы не падали на глаза, и нашла решение:

- Сандра даёт руку мне, я - Клаусу, а Клаус - сэру Эрасту. Таким образом, по краям получаются две руки-крыла. А чтобы нам с тобой, Клаус, не провисать - давай вспомним, как изображали двухголового урода в одной рубашке. То есть наши бока - вплотную, твоя рука - у меня на плече, моя - у тебя. Ну и тогда, для равновесия, надо нам и за них так взяться - вы не против?

Против никто не был. И странная двукрылая, четырёхголовая и многоногая птица полетела в горы.

* * *

Фантазии у Графа Олафа и его прихвостней так и не прибавилось. Маленькая Солнышко опять сидела в клетке. Большой полукруглой птичьей клетке, подвешенной к потолку пещеры. Негодяи просовывали через прутья решётки куриные кости, а иногда просто швыряли ими в клетку.

Та часть костей, которая попадала в руки Солнышку, подвергалась девочкой тщательному обследованию, в том числе с помощью четырёх острых зубок. Видимо, это хоть немножко отвлекало самую младшую из Бодлеров от тоски по сестре и брату, да и от страха перед своим будущим.

Четверо спасателей стояли сверху, на потолке пещеры. Инструктора базы сделали этот склон односторонне прозрачным. И Клаус едва слышным шёпотом переживал за сестрёнку:

- Ой, она так не подавится? Ведь даже собакам таких костей нельзя...

- По-моему, - шептала в ответ Вайолет, - наша Солнышко уже давно знает, что можно разгрызать, а что лучше не надо. Это нам бы прикинуть, как её обезопасить при штурме.

Хрупкая девушка, почти девочка - юный изобретатель осторожно опустилась на колени над тем местом, к которому была подвешена клетка с Солнышком. Потом Вайолет легла на камень и свернулась клубочком, как кошка вокруг своих котят. И принялась мобилизовывать тёплую силу дарованного везения.

- Господи-батюшки, - ужаснулась Шура, - що ж она делает! У неё же детей не будет!

- Да нет, мне тепло, - ясным голосом молвила Вайолет. - Всё, я её держу. Можете подавать сигнал к атаке.

Фандорин никогда не любил орать и предоставил эту честь жене.

- Русские идут! - гаркнула Александра, сама отлично зная, что дарованная ей магия не допустит схода лавины, и сама одновременно внутренне сжимаясь.

Лавина всё же сошла - но то был спецназ Центра. Злокозненного Графа и его сообщников скрутили в две минуты.

А потом старшие брат с сестрой вынули из клетки Солнышко. И та, откинув в сторону куриную косточку, сказала первое в своей жизни общепонятное слово:

- Пливет!

* * *

На заседании трибунала стражей Света Граф Олаф и компания показывали, что на Главном Перекрёстке Ветров не обнаружили живыми (и мёртвыми, впрочем, тоже) ни отца, ни матери Бодлеров. Видели только одного несчастного дядьку - по отношению к шайке он был отступником. Поймать его злыдням не удалось.

Воины Света, прочёсывавшие место происшествия, подтверждали слова подсудимых. Эраст Петрович и Шура поняли: человек этот - не кто иной, как летописец бодлеровских злоключений. Ещё в той, земной жизни Фандорин и Александра читали Заре первые девять жутковатых книг - больше на Найде пока не вышло.

Нда, теперь достопочтенному Лемони Сникету придётся переписывать всё заново!

Бодлеровские сироты оставались жить в Центре. Солнышко подружилась с Козябриком, и ей, наверное, приходилось легче остальных. Старшие грустили. В их сердцах угасла призрачная надежда, с которой они неслись в горы: увидеть живыми хотя бы кого-то из родителей. Правда, тот мир, где сейчас находились ребята, был не вполне миром живых. Но даже стражи Света не могли дать сиротам необходимых справок. В раю Бодлеры-старшие не значились, а обитаемых планет во Вселенной неисчислимое множество...

...Однажды вечером, после всех плановых и внеплановых занятий, проводимых Учебным центром, Фандорины и Бодлеры сидели в той самой комнате с коврами и шкурами и смотрели в огонь. Все, кроме малышей, которые уже заснули.

Говорить не хотелось. Их странная общность была укором судьбе. Здесь могли бы сидеть Зара и Ник со своими спутниками жизни - впрочем, это уже случалось и ещё случится не раз. Но всё равно у тех ребят своя судьба, не связанная с Центром...

Все четверо уже начинали задрёмывать. Всем одинаково вдруг показалось, что в комнате стало темнее и запахло ландышами. Белая фигура с длинными распущенными волосами возникла ниоткуда в комнате и обходила её лёгкими, неслышными шагами.

- Одна... - шептала призрачная женщина, склоняясь над кроваткой Солнышка. - Второй, третья... - указывала незнакомка на Клауса и Вайолет. - И четвёртый, самый большой и умный! - она остановилась прямо напротив Эраста Петровича. - Пока. До поры до времени.

Бодлеры отмерли первыми и с воплем "Мама!" - повисли на даме, которая была хоть и полупрозрачной, но вполне осязаемой.

В кроватках проснулись малыши. Солнышко тут же подхватили родные. А сразу взревновавшего Козябрика взяла Шура.

Узнала ли мать самая младшая из Бодлеров - сказать сложно. Но Фандорин тихо и потрясённо вымолвил только одно:

- Мама!.. - в буквальном смысле этого слова.

- Вау! - подытожила Шура. - Медицинский факт, що у тебя, Эраст Петрович, запредельная тёща, но що у меня ТАКАЯ свекровь... Прошу покорнейше, сударыня, сорри за оффтоп!

* * *

Вера Кувшинка, известная также под именами Веры Фандориной и Беатрис Бодлер, родилась в незапамятные времена. Прожила на свете несколько часов, умерла некрещёной, да, кажется, и проклятой. И стала после этого духом Чёрного озера.

Среди тех, кто сейчас слушал её историю, это место знал один только Эраст Петрович. Но остальные смогли представить себе: тёмно-зелёная вода, туман и тишина. Место жутковатое и по-своему красивое. В своё время озеро оказалось во владении помещиков Фандориных.

Шли годы, пролетали целые столетия. Кувшинка, не получившая тогда ещё христианского имени Вера, вела себя тихо и скромно. Никого не пугала, не смущала покоя коварных соблазнителей. Озорство и мстительность не были ей свойственны. Кувшинка выглядела как молодая полупрозрачная девушка, вид её не внушил бы никому никакого страха. Не только потому, что была она вполне хорошенькой, но и потому, что никому и не дано было её узреть...

Никому - вплоть до одного апрельского дня 1855 года. В лесу ещё лежал снег, но солнце и талая вода брали своё. Не хотелось уже подолгу спать, не давали сидеть дома романтические грёзы...

И молодой Пётр Фандорин, приличия ради взяв ружьё и кликнув собаку, пошёл рано утром на озеро. Вообще-то молодому человеку казалось, что на этом таинственном месте его посетит вдохновение и он напишет поэму о русалке.

Пётр даже не особо удивился, когда увидел эту самую русалку воочию. Стройная, по пояс в воде, укутанная роскошными волосами пепельного, почти лунного цвета, девушка стояла и чуть-чуть качалась, словно касалась дна всего лишь кончиками пальцев. Тонкие льдинки расступались перед ней и больше не смыкались, образуя сверкающее кольцо.

Пётр Фандорин замер в восхищении. А девушка - в изумлении, когда увидела выражение лица молодого человека.

- Кто ты, прекрасная незнакомка? - в самом романтическом духе обратился он к видению.

- Я-то Кувшинкой прозываюсь, боярин, но ведь меня никто не может видеть!

- Я тебя вижу наилучшим образом!

- Не может того статься, не бывать тому! Я умерла давным-давно, ещё при государе Иоанне Васильевиче! Али тебя крест святой от меня, нежити, не защищает?

- Ты не нежить, ты красавица! - пылко воскликнул юный Пётр. - А крест - вот он, на мне...

- А на мне вот нету... Меня мамка до смерти убила, как только я родилась. Диво, что не стала я кикиморой страшною...

- Да это и невозможно, ты слишком добрая! Позволь, я тебя спасу!

- Как же ты сможешь?!

- Уж как-нибудь постараюсь. Коль скоро я один могу тебя увидеть... Говорят, что можно совершить обряд...

Пётр Фандорин бесстрашно зашёл в воду по колено. Снял с себя шнурок с крестом и надел на шею некрещёной душе:

- Во имя Отца и Сына и Святого Духа... нарекаю тебя Верой! Ибо я поверил в тебя...

Дилетантский и даже отчасти кощунственный, но совершённый от чистого сердца обряд действительно спас несчастную. Правда, по идее, душа Кувшинки должна была упокоиться с миром, а призрачная, видимая её оболочка - развеяться, как дым. Но вместо того новоокрещённая раба Божия Вера вдруг обрела плоть и кровь, стала в полной мере живой девушкой. Видимо, таково было самое горячее желание молодого и уже по уши влюблённого избавителя русалок.

До имения промокший Пётр донёс Веру, впервые в жизни ощутившую холод, на руках. И, к счастью, никто, кроме собаки, не видел сей странной пары в тот глухой ранний час...

Дальше в изложении Кувшинки выходило, что благородный дворянин спрятал её в тёплой комнате и разыскал для спасённой что-то из одежд покойной матери. Потом Вера и Пётр быстро придумывали восемнадцатилетней новорождённой хоть с чем-нибудь сообразную биографию. А когда им это удалось - Фандорин позвал самых надёжных друзей, и они все вместе направились к местному священнику, известному тем, что "за плату на родной сестре перевенчает".

Самые взрослые из слушателей - Эраст Петрович и Шура - заподозрили, что новообретённая маменька утаила от своих разновозрастных детей часть истории. Наверняка Пётр Фандорин сначала долго и нежно отогревал Веру своим теплом, а потом уже провернул все хитрые комбинации, дабы прикрыть грех венцом. Впрочем, не исключено, что полковник с майоршей просто судили по себе...

...Отец Петра, вернувшийся из столицы лишь через несколько месяцев, был поставлен перед фактом. У него появилась невестка, тихая, скромная, красивая - и беременная. Сердиться на такую было невозможно.

Молодой муж души не чаял в своей чудом обретённой жене. Да и никто не молвил Вере худого слова. Но чем меньше времени оставалось до родов, тем печальнее становилась бывшая дева озера.

- В тягости я, Петенька, - говорила она мужу. - Истинно в тягости. Я родов не перенесу, я знаю...

- Вера, любимая, не говори так! Смерть накличешь!

- Что мне её кликать, она и так за плечами стоит! Наш с тобой ребёнок, Петя, очень непростой! Просто я много лет прожила в озере, а оно тоже не простое, а волшебное! В нём много тайн, оно хранит в себе опасные дары. И раз уж я, одна, кто всем этим владеет, стала человеком - мне теперь за это и расплачиваться. Мне, тебе, а главное - ребёнку. Поздно я это поняла. На беду сошлись мы с тобой, Петенька...

Успокоить жену Петру не удавалось. Так и дожили до дня родов.

Сын дался Вере дорого. Из последних сил она попросила, чтобы пришёл муж, взял мальчика и поднёс к ней, а прочих всех отправил бы восвояси.

Пётр, не сдерживая слёз, выполнил просьбу жены. Положил сына рядом с ней.

- У озера два дара, - стараясь не путаться, заговорила Вера. - Не знаю, какой из них хуже, а надо быстро решать. Иначе нас всех затопит... - она помолчала и продолжала: - Петя, когда меня не станет - сними с меня крестик, которым ты меня спас. Пусть он будет нашему сыну крестильным и защищает его от чёрных даров. Потому что, - она с трудом повернула голову и поцеловала мальчика в лоб, - вот это - везение. Теперь он будет выигрывать во все игры и спасаться даже там, где не спасётся никто. Это - раз. Но только тогда второй дар будет работать в обратную сторону! Нашего сына будут все любить, а ему предстоит долго и в муках искать своё счастье. И найдёт он его только тогда, когда встретятся Авось и Ёри. На это должен указать крестик. И имя ты дай дитяти со смыслом. Оно, конечно, странное, но как раз по святцам. Да и означает "страстно влюблённый"...

* * *

Так, совершенно не свойственным ей языком, шептала-выпевала пророчество перед неминучей смертью своей Вера Кувшинка. Она ещё передохнула и в самую последнюю минуточку успела попросить:

- Петя... не говори ничего Эрасту... о дарах озера... пока двадцать лет не минет...

- Вот блин, - сказал Фандорин, дослушав до этого места. В первый раз за всю жизнь сказал. И тут же зажал рот рукой.

Шура засмеялась, а Вера потрепала великовозрастного сына по затылку:

- Ну маленький ты, что ли? Меньше Солнышка?

- Уж лучше бы так, п-простите меня все! Просто дело в том, что мой дражайший, добрейший и... скажем так... не очень д-дальновидный батюшка разорился и скончался, когда мне было девятнадцать. И со всем этим зловещим наследством мне п-пришлось разбираться самостоятельно.

- Полковник, тебя ли я слышу? - удивилась Александра. - Мне ты так не жаловался!

- Так у меня тогда и м-мамы не было! Матушка, а где вы находились после смерти?

- Ой... Меня похоронили с венчальным кольцом на пальце, и только этот залог любви не давал Чёрному озеру снова утянуть мою душу. Впрочем, по той же причине я не могла попасть и куда-либо ещё. Была заперта в гробу. Пока мародёры не разграбили мою могилу и не украли кольцо.

- Это были взбунтовавшиеся крестьяне Фандориных? - Клаусу Бодлеру вздумалось блеснуть знаниями по истории России.

- Нет, сынок, не всё так просто, - терпеливо начала объяснять Вера. - Во-первых, моего Петра крестьяне считали хоть и больным на всю голову, но безобидным. Он ещё при моей жизни пытался их как-то освобождать, но получалась у него, как я теперь понимаю, одна ерунда.

- Этого я не застал, - решил дополнить рассказ матери Эраст Петрович, - но вокруг м-моего отца всегда крутились какие-то сомнительные личности, и всем он готов был п-помочь и отдать последнее... Вот в итоге и связался с акциями железной д-дороги...

- Ну да, - снова продолжила Вера, - и усадьба, стало быть, досталась другим владельцам. Про тех я ничего не знаю. Я только помню: тот, кто сорвал с меня кольцо, был далеко не крестьянского происхождения. С длинным кривым носом и в кожаной куртке. И абсолютно беспощадный.

- А, ну всё ясно, - бросила Шура, наморщив нос. - Бей поганых троцкистов, как скажет моя мама. Ладно, юные Бодлеры-кем-вы-там-мне-теперь-приходитесь, лекцию о троцкизме я вам потом устрою. Продолжайте, пожалуйста, сударыня.

- Хорошо. Итак, я вернулась в своё озеро. Мне не удавалось почувствовать в живых своего сына.

- А меня уже физически н-не было на Земле, - тихо вставил Фандорин.

- Я могла только чувствовать местонахождение кольца. Этот варвар носил его на мизинце, но счастья мародёру чужое добро не принесло. Правда, до смертной казни он за свои делишки не доигрался - его просто выслали из России. А на чужбине он оказался никому не нужен и умер, что называется, под забором. Проданное кольцо лишь продлило его агонию. Потом оно переходило от владельца к владельцу, пока не попало к Питеру Бодлеру. И как только он надел кольцо на палец - я почувствовала родное тепло. И в мгновение ока очутилась на другой стороне Земли. И, как с твоим отцом, Эраст, так и с вашим, дети, у нас всё произошло очень быстро. Мы зажили счастливо, у нас родилась сначала Вайолет, потом Клаус, а под конец, уже много времени спустя, как последний подарок - Солнышко. Мы могли себе позволить жить годы и годы, Чёрное озеро больше не имело надо мной никакой власти.

- Вот блин, - не выдержала юная Вайолет. Сейчас было видно, что больше всего на мать похожи она и Фандорин. Хоть и брюнеты оба, а Вайолет ещё и кареглазая.

- Господи, что за манеры у моих детей! - всплеснула руками Вера-Беатрис. - Уж вас-то, барышня, я воспитывала лично. Объяснись, пожалуйста.

- Да пожалуйста, мама! Блин на тему, что в Чёрном озере ничего не осталось и в результате, когда Граф Олаф убил вас с папой и спалил наш дом - на нас обрушилось столько всего сразу! Вся невезуха мира! И никакой волшебной помощи! А где вы были после смерти?

- Куда папа делся - я не знаю, к сожалению... Мой дух опять запечатало кольцо, злодейский Граф подарил его своей подружке. Простите нас, дети мои! Ваш отец Питер Бодлер был вторым изданием Петра Фандорина. Правда, рос, конечно, в другой среде, и знал толк в редкостях, и даже деньги умел делать на своей коллекции. Но всё равно впускал в свой дом всяких проходимцев... И я тоже помешать не могла, такая была беззаботная...

Они едва ли не все вместе всплакнули, а когда успокоились - Вера досказала конец своей истории. Точнее, спросила детей:

- Когда у шайки Олафа конфисковали имущество - кто-нибудь дотрагивался до кольца?

- Я дотрагивалась, - тут же вспомнила Вайолет. - Нас ведь позвали помочь разобраться с описью. И я сразу узнала это кольцо! Я протянула руку и прикоснулась...

- Понятно, значит, это меня и подняло из могилы. Просто я не сразу к вам добралась... Надо будет, если вам его вернули, надеть его мне - тогда я от вас больше никуда не денусь. Надеюсь. С такими-то детьми! Не спорьте, кому тут больший "блин" - вы все отлично справились в одиночку в этом жестоком мире. В смысле, Эраст в одиночку, а вы втроём, и у вас ведь тоже немало способностей!

- Кстати, - в раздумье сказала Александра, - ведь, по-хорошему, сигнал бедствия по делу Бодлеров должен был попасть к стражам Света Земли! А попал прямиком к нам на Найду, и мы как-то так лихо переместились...

- Клан, - коротко ответила Вера. - И теперь, как я вижу, для всех нас испытания закончились. В том числе и для моей внучки Зары, её семьи и друзей. Я вот только что-то вижу вокруг Козябрика...

Шура проглотила всё ту же возмутительную фразу. Крепко прижала к себе сына и прошептала:

- Он же крошечный!

Руна третья. Война с пустыми глазами

Волосы у Маши с годами стали фиолетовыми. Самопроизвольно, в отличие от Гробыни, которая тратила на поддержание своей ведьминской причёски изрядную долю магической энергии. Правда, у Мани и причёски-то никакой не было - волосы стояли дыбом, как иголки у ежа под током. Точнее, даже образовывали какое-то складчатое крыло - единую поверхность, изломанную в нескольких местах.

Давно было ясно: Масако - мутант. Ей всё равно было, чем питаться и во что одеваться. Она отмахивалась от родителей, а если в чём-то нуждалась - просила скелета притащить какой-нибудь бурды. Разговаривала Маня только со своей костлявой нянькой. Ну ещё брата, вернувшегося из армии, и его добрую жену Анжелу как-то... не презирала, что ли.

Масяню пытались лечить по-всякому. И "гормон доверия" ей вкалывали, и мать заклинания плела... И отец какие-то штучки, почёрпнутые у ниндзя, на Масако пробовал... И Ник с Анжелой пытались просто пожалеть и отогреть "бедную девочку". Ничто её не брало.

И вот наступил 2050 год. Мане стукнуло восемь. И однажды ночью она, не сказав никому ни словечка, просто ушла из дому. Ещё и скелета сманила, хотя тот, если бы мог, всплакнул бы о Нике и его с Анжелой ребятишках.

Маша и скелет пешком, без устали, шли в затерянную долину, где делают компьютеры. Там много работает "молодых, холостых, незарегистрированных" - да только говорят, что все они такие, как Масако. Не выносят общества людей, любят только компьютеры и плодят себе подобных через Всемирную паутину...

Но когда Масяня вступила на территорию долины - аутисты поняли, что в их жизни наступает новая эра. Девочка провозгласила:

- Силиконовые братья! Мы сможем жить без этих глупых мясных машин, именующих себя людьми! Я смогу клонировать не только нас, но и тех, кто будет нас обеспечивать - вот таких вот скелетов!

После этих исторических слов Маня опять надолго запечатала уста - свой крошечный коралловый ротик. Для аутистки она произнесла необычайно длинную речь. Но все здешние мужчины и те немногие женщины, что здесь работали, уже были у Масяни в кулачке.

* * *

До Учебного центра новости дошли двумя путями одновременно. Гробыня взвыла о потерянной дочери, Маса забил тревогу. А патрули безопасности сообщили о необычной активности мутантов в Силиконовой долине.

- Нас им не сделать, - таким самоуверенным заявлением открыла военный совет майор Шувира. - Я думаю, мы всегда сможем их просчитать. Поскольку, даже если откинуть моё киборговое прошлое - мы, системные администраторы, суть особая порода людей. Многие нас тоже считают мутантами. Нам ведь с компьютерами общаться легче, чем с людьми. И питаться мы можем тем, що сумеем вытряхнуть из клавиатуры... У идеале - у течение недели.

- Шура, я бы н-не был столь самонадеян, - грустно сказал Фандорин, едва дождавшись окончания тирады. - Ты же всё понимаешь. Они не знают жалости, они сметут всё п-подряд.

- И що? Лично я, не дрогнув, устрою им ковровую бомбардировку ещё за один дневной переход до первого населённого пункта.

- Не сомневаюсь. Но они ведь могут и не п-пойти на физический приступ. А отключить вместо того все системы жизнеобеспечения на п-планете. Запустить вирус - и всё.

- Не, Эраст Петрович, вот и видно, що у тебя мышление нормального человека. У меня лично - не совсем, поэтому я тебе скажу, що не будут они никакого вируса запускать. Потому что у этом случае карачун придёт сначала им, а потом уже нам. Мы-то приспособимся к первобытной жизни, а они не смогут. Они будут крушить напролом. Как компьютерные монстры.

- Сколько же б-будет жертв... И о чём только мы с тобой рассуждаем, мы же оба знаем, что это будет п-поединок. Нашего Саши с их Машей.

- Да ты що?! Козябрику только восемь!

- Маше тоже восемь. И только она заставляет мутантов шевелиться. Если бы она не мутила воду - они бы спокойно жили в своём мирке, я разумею - каждый в своём. Но Маше-то нужна ещё и власть! И у этой малявки немало опасных способностей!

- Но у Саньки-то их нету! Он обычный, нормальный мальчишка, только що родился вже здесь, не совсем у привычном мире...

- Всё равно. Мне горько сие говорить - но это бой нашего сына.

- Це тебе твоя мамочка сказала? Я ничего не имею против Веры Николаевны, но тебя она вже при рождении всякими печатями запечатала... бедный мой... сладкий... самый красивый, хороший... - Александра потянулась приласкать мужа. Они с Фандориным обменялись поцелуем и немножко посидели молча, переплетя пальцы. Потом Шура продолжила, не отнимая, впрочем, руки: - Извини, расхлюпалась... Я к чему начала: ещё неизвестно, що хуже - как меня модифицировали или как тебя наградили. Или как Зара - це всё кулём унаследовать... Що у нас за семейка такая наперекосячная? Один Козябр нормальный - так и то на него напасти... Вот противный ты, Фандорин, всё-таки - ты бы Зарочку свою драгоценную никогда так у бой не посылал! Она же "девочка, барышня"...

- Не добивай, - почти жалобно сказал Эраст Петрович. - Никогда и ни за что вины с себя не снимал. Но сейчас... не я же это выдумал.

- А кто?! Наша большая битва, ради которой мы сюда лезли - она що, была вже?

- Видимо, да. Когда мы спасли Бодлеров, освободили мою матушку и воссоединили семью.

- Угумсь, и лишили детей и взрослых аж четырёх отличных книг о бедных сиротках... Ладно, шучу. Твоя мелкота у безопасности. Слава Богу, Вайолет вышла за моего братца Генри, и я не устаю повторять, що они друг другу подходят. Он сильный, добрый, но у себе неуверенный, а она умная, волевая и у то же время скромная. Клаус и Солнышко тоже при них, у моих, на Земле...

- Зато Сашу ты не пустила. Он до двадцати лет у тебя под юбкой сидеть будет?

- Уж лучше бы я его и впрямь с ними отправила! Тут у некоторых на него дюже кровожадные планы... Ладно, всё равно - куда мне супротив вас, Фандориных, с клешнёй?..

* * *

Что бы там ни говорили об отсутствии странных способностей у Фандорина Саньки - известие о предстоящей персональной битве он воспринял так, словно давно уже об этом знал.

Мальчишка вообще получился своеобразный. Внешне он задался всё-таки в Седрика - своего деда по матери. Красавчик с каштановыми кудрями и большими, орехового цвета, глазами. От сходства с девчонкой как Седрика, так и Козябрика спасала только смелость. Но дед был спортсменом, звездой, боролся за победу своей команды - и всё-таки всю жизнь смотрел в рот любимой девушке, ставшей потом женой. Легендарной бабушке Чу Чэнь.

Внук, Санька, вышел явно не таким. Всю свою, недолгую пока, жизнь он провёл в играх с Солнышком Бодлер. Формально она приходилась ему тёткой, а фактически они были ровесниками. Так на что уж Солнышко, прошедшая ещё в младенчестве суровую закалку, не была ни тихоней, ни неженкой - верховодил в их тандеме всегда Козябрик. Не родилась ещё та девчонка, которой удалось бы повести его за собой. А впрочем, разве можно об этом судить с уверенностью, пока человеку восемь лет?

На данном этапе человек потрясал всех не то чтобы какими-то проказами и попаданием в истории - он эти истории больше любил выдумывать. Вот сидит, как пай-мальчик, около мамы и рассказывает, как бы он размалевал классы, чем бы запустил в того или иного, чем-то не угодившего, человека и как бы насолил врагам.

- В самом д-деле сделал бы? - с некоторой тревогой вопрошал отец-полковник.

- Да нет, - бойко отвечал Санька, - придумывать интереснее, чем делать!

Такой вот рос потенциальный, "литературный" разбойник. Его фразами, четверостишиями, а потом и более длинными опусами заполнялись тетрадки и память компьютера. Архив любовно вела мама Шура.

Солнышко, кстати, выросла немногословной, тем более для девочки. И как в младенчестве у неё был свой язык, понятный только близким - и почему-то оказавшийся общим с Козябриком - так и теперь самая младшая дочка Веры Кувшинки влёгкую придумывала шифры и находила ключи к чужим. Санька и Солнышко постоянно устраивали на территории базы "учения" с зашифрованными заданиями.

А сейчас "тётка Бодлер" уехала, а Козябрику предстояло не играть, не выдумывать, а встретиться лицом к лицу с опасным противником. Которого, впрочем, он тоже знал с детства:

- Маня Скрепкина? Я понимаю, в чём у неё проблемы. Я её сделаю!

* * *

Поединок длился третий час. Засадный полк боялся шелохнуться в своём укрытии. Хотя смеяться хотелось до ужаса.

Родителям сторон не доставалось ни звука, ни изображения. Поэтому им, конечно, было гораздо тревожнее.

Маса и Гробыня за годы брака не то что постарели - как-то усохли. "Скованные одной цепью" - сейчас как никогда...

- Неужели же эти Фандорины опять нас побьют? - шипела Анна.

- Морти, дзеньсина! - злился в ответ японец и переходил на родной язык - всё равно ведьме перевода не требовалось: - Наша семья должна служить семье господина.

- Я на такое не подписывалась! Тебе что, японский бог, Масявку не жалко?!

- Если победит молодой господин, - ответствовал Маса уже с непроницаемым лицом, - то Масако станет нормальным человеком. Не опасным для мира. И будет любить меня и тебя.

- И святого духа Фандорина. Психи, психи, психи!!! Все психопаты! Лучше бы ты меня, Масахирина, пополам катаной... беременную... в тот день, когда я Шурку... уй-юй-юй... Вот назло всем вам моя дочь под вас не прогнётся!

...Если бы Гробыня могла видеть этих самых "всех" - она бы разозлилась ещё сильнее. При Эрасте Петровиче и Александре так и оставались их волшебные, нетленные двадцать шесть и восемнадцать... Правда, на душе от этого легче не становилось.

- Ой ё-ё... Фандорин, дай сигарету!

- Где ж я тебе, Шура, возьму? Мы с тобой в Центре девять лет! Здесь нет живых и потому никто не курит! - полковник обнял жену за плечи. - Я уже забыл, что это такое, а ты у меня и не знала никогда...

- Ой, вот только не надо петь мне колыбельные! Тебя ж самого всего колотит! Ты вон и не запинаешься... Ой ё-ё, носишь, рожаешь, кормишь, воспитываешь... потом приходит какая-то там... Дай закурить, не губи!

- Александра! Ты не в себе, я тоже. Поэтому не хотелось бы начинать разговор о том, кто такая Анна Скрепкина, от которой происходит Мария.

- И кто такой Масахиро Сибата, от которого она тоже происходит! Ладно, Петрович, давай правда не будем...

Они сидели на полу, уже не вплотную, не касаясь друг друга. Полковник скрестил ноги и уставился прямо перед собой, пытаясь снять напряжение по-восточному. Шура тоже попробовала было, но повалилась на пол во всю длину, сжала виски ладонями и опять застонала:

- Ой ёж вашу мышь через дорогу навприсядку, ой имей вас всех стадо мамонтов, ой пойду всех убью... Ой, Фандорин, я рожала - мне так не было...

- Шура, Шуронька... Обезболивающее тебе надо, ты ж не я...

Эраст Петрович всё-таки сосредоточился до невозможности, и в руках у него появилась рюмка с янтарной жидкостью.

- Держи. Только пей потихонечку. Я плохого не налью.

- Та що я, коньяк пить не умею, що ли? - сказала Александра и хлопнула сразу полрюмки...

* * *

Всё это время Маня и Саня находились в невидимом круге, на подступах к Силиконовой долине. Мальчика доставил сюда десант Центра. И Фандорин-младший прокричал, усиливая голос энергией старших:

- Я, страшный Козябр, вызываю на бой дикую Масявку!

Маша выругалась про себя: не дали клонировать скелета! Пришлось отключать аппараты, консервировать работу лаборатории и идти на выход. Без вещей пока. И костлявому другу тоже наказать не вмешиваться.

Масако смерила презрительным взглядом "страшного Козябра". На вкус мясных машин, он был совсем не страшный, а очень даже миленький... Весь такой в спортивных штанишках, в футболочке эксклюзивной, с надписью белым по чёрному: "Благородный муж! Если ты попал в молоко - то сбивай из него масло, дабы выбраться". Это на груди. А на спине - продолжение: "Но если ты попал в масло - то сиди тихо, дабы не растопить его и не утонуть". И лягушки классные нарисованы.

Саше совершенно необязательно было поворачиваться к Мане спиной. Масяня знала, что такими и подобными футболками бойко и задорого торгует сайт "Памяти Эраста Петровича". Ну Александру Эрастовичу, конечно, досталась за так... Великий Программер, и о чём она только думает - она, Масако Сибата, без пяти минут повелительница всего мира? Так, задраить уши и не слушать, что там будет нести Козябр!

...Саня начал с приветствий. Как он и предполагал - в пространство. Потом рассказал странной и стильной девчонке свой "шедевр" трёхлетней давности - притчу о плохом медведе:

- Жил-был один медведь, который бил свою маму. По щекам, по рукам, по ногам и по прочим местам. И вдруг пришёл один Дурундук и лишил его всего. И остался медведь голый, голодный, с жаждой, под открытым небом и без игрушек. Мораль: не надо было ему бить свою маму!

Масяня покачивалась, стоя на цыпочках. Глаза держала пустыми, но притчу переваривала. Мальчику из прекрасной семьи - хорошо под тёплым одеялом щекотать себе нервы подобными ужасами... Хотя - странно, откуда в его случае берётся неизбалованность? Мысли проносились клочковатые, странные... Когда это дурундуки были судными ангелами?.. Да моя мама сама как дурундук... Да мне это и не надо - то, чего он его лишил...

Масако грациозно села на пятки и принялась чертить палочкой на земле. Сложный, абстрактный узор одним росчерком.

Козябрик тоже сел и стал очень внимательно рассматривать рисунок. Вдруг продекламировал:

За столом сидит скелет

И читает мой дневник.

Ну и пусть себе читает -

Может, правда интересно!

Маня представила своего приятеля - и не выдержала, фыркнула. Потом резко подобралась и процедила:

- И где ты это там нашёл? Ты, вообще-то, смотришь вверх ногами.

- А я думал, - воодушевился Саша, - что тебе всё равно, вверх ногами или вниз. Ты ни в каком случае лиц не различаешь, тебе что лица, что камни или деревья...

Это он зря сказал. Маша сразу уцепилась за его слова и ушла в себя, как улитка в раковину. Не реагировала, что бы Саня ни нёс. Хотя воины засадного полка искусали все губы от смеха. А скелета, тишком следившего за борьбой своей любимицы, вообще так и тянуло на середину круга. Костлявый окончательно запутался, на чьей стороне ему хочется быть...

Время шло, солнце палило. Козябрик таскал из сумки через плечо яблоки, смачно грыз и с новыми силами провоцировал Маню. Скелет уже стоял сразу за кругом, всем своим видом изображая раздумья витязя у камня на распутье...

Масяню добил следующий неоконченный стишок - скорее Сашкины мысли вслух:

Маленький мальчик Масявку нашёл,

С этой Масявкой на базу пошёл...

Масако выпалила не задумываясь:

Дал он Масявке поиграть пистолет -

Масявка живёт, а полбазы уж нет!

Казалось бы - ну что такого? Даже всё очень плохо. Но Козябрик был просто дико рад, что видит перед собой не мутанта, а обычную девчонку, мыслящую в том же ключе, что и он сам. Фандорин-младший покатился со смеху. Так заразительно, что Маня тоже покатилась. Они хохотали минут пять, просто до слёз.

Наконец Козябрик, чуть отдышавшись, переполз на Масянину половину круга и хлопнул девочку по плечу:

- Наш человек!

- Чего-о? - Маша сразу обдала его холодом, откатилась и села на пятки, держа спину идеально прямо.

Хохотавший скелет со стуком поставил на место челюсть и тоже встал навытяжку. И в этот момент две противоборствующие силы взорвали костлявого изнутри. Он рассыпался в прах, смешался с землёй.

Вот тогда Масако Сибата заревела в голос. Саша попытался было утешить бывшую аутистку:

- Мань, я не хотел, извини... Жалко скелета...

- Я его по крупинке соберу!

- Помочь?

- Иди-ка ты в баню, Фандорин, пока я добрая!..

- Не хочу в баню, - бормотал Козябрик себе под нос, уже выходя из круга. - Вдруг мне там, как папе, придётся с крыши прыгать?

Засадному полку Александр Эрастович доложил довольно бодро:

- Она плачет - значит, будет жить. Война отменяется! Бери шинель - пошли домой!

* * *

В три часа ночи в музей Фандорина явились двое. Перепачканная в земле, зарёванная Маня и совершенно идеально выглядящий скелет. Точнее сказать, косточки-то у него все до последней были на месте, зато вид такой, как у Масяни до этого дня. Духовная сущность костлявого была где-то не здесь. Двигался он, что называется, на автопилоте, а говорил только одну фразу - периодически и без всякой связи с окружающим:

- Пустите мою душу, варвары! Я уже так хорошо в земле упокоился - нет, надо было вытащить!

Мать выбежала на шум - и тут же обняла дочку:

- Масенька моя, Масявочка, с возвращением!

Маня не стала отстраняться, а тихо заплакала у Гробыни на плече:

- Мама, он мне скелета... ис-пор-тил!..

- У, фандоринское семя! Не плачь, Масявочка, это плохой скелет, я тебе хорошего наколдую...

- У-у-у, не хочу хорошего... Этого поломали, не прощу! Наверное, ни Ник не простит, никто...

- Не знаю, как все эти добрушечки... но я не прощу точно! Ой, Масечка, теперь вот ты поймёшь, каково было мне, когда ты была такая, как вот теперь костлявый...

- Я глупая была и злая... Впрочем, злой я и осталась. Ещё злее даже!

- Масянечка моя! Ну всё, я выкапываю топор войны!

...Скелета упокоили Ник и Анжела. Похоронили его по-христиански, вызвали для этого специально из Днепроежовска прославленного священника. Отца Иоанна, бывшего когда-то просто Ванькой Валялкиным, а потом научившегося изгонять и увещевать любую нечистую силу.

На ближайшем к музею кладбище появилась табличка, макет будущей плиты, с надписью: "Дырь Тониано, виконт де Буженин. Твоя шпага разила врагов, твои кости защищали детей. Покойся с миром, о проживший две жизни!"

- И наконец-то обретший имя, - шепнула Нику Анжела, когда отвлеклась от мысленной проверки дат.

Поодаль, склонив головы, стояли Зара, Фёдор и - вперемешку - куча ребятишек, дети обоих пар.

Покойный был когда-то католиком, из провожавших кое-кто заигрывал с адом. Но сейчас все присутствующие ощущали невообразимое умиротворение под благословляющей десницей отца Иоанна. Да только вот отсутствующим он помочь не мог.

- Не смогу отвести людей от греха, если Отец лжи запечатал им уши... Да и открою вам, дети мои, что битва, которая будет, станет последней битвой за Царство Божье на планете. Так что её уже не остановить...

Молодые люди и дети печально закивали, слушая привычные формулы всех, даже самых лучших, священников.

Никто ещё не знал, что ждёт их дома, то есть в музее.

* * *

- Что ты, дитя моё, невесел - ниже плеч буйну голову повесил? - вечно молодая Вера Кувшинка склонила свою набок и по-старушечьи сощурилась.

- Мама, вы же всё и всегда з-знаете, - махнул рукой Эраст Петрович.

- Только в общих чертах. У меня ощущение беды, но подробностей я не вижу.

- Ну что ж... Склеповы, маменька и д-дочка, объявили Фандориным вендетту. А этот внебрачный сын береговой улитки - я разумею М-Масу - возьми да и с воплем: "Ёрики зерёные!" - сделай себе харакири. Потому что, видите ли, у него не поднялась рука порешить тех, кто п-посягает на господина. Поскольку они - его семья. И вот он, дурак такой, зарезался, и на нашу б-базу его не берут, потому как самоубийца. Точнее, даже не поэтому, а потому, что он от ворон не отстал и к п-павам не пристал. Теперь он попал на другую планету, неизвестно на каком краю Галактики. Зара и Ник с семьями н-наотрез отказались участвовать в вендетте. Они вообще скелета хоронили, когда Гробыня вырыла топор войны.

- Такие вот пироги с котятами, - кисло добавила Шура.

- А можно мне одного котёночка?

- Козябрик, не приставай, - мать легонько подтолкнула его к выходу из комнаты. - Тут всё серьёзно.

- Да... - покачала головой Вера Николаевна. - Двоих бойцов мы потеряли навсегда. Скелета уже и архангельская труба не поднимет. А Маса не обязан воевать за Найду. Он родился на Земле, уже воевал за Землю, как и почти все мы. И если на момент начала войны его на планете нет - то и не будет.

- Мама, о чём вы?

- О том самом, Эраст.

- Так що, личная битва моего... нашего сына... и внука была понапрасну?! - вскинулась Александра.

- Нет, никоим образом. Саша может гордиться: он послужил детонатором.

- Ур-ра! Я Козябрик-Детонатор! Дрожите все!

- Александр, выйди из комнаты, - отрубил Фандорин.

- Ну папа, как воевать - так я большой, а как советоваться...

- Пусть останется, - даже не разрешила, а повелела Вера-матриарх. - И пусть знает: он остановил нашествие аутистов. Он разбудил в Марии человека.

- Угу, человека! - перебила Шура. - Сучку драную он в ней разбудил!

- Это как? - живо заинтересовался Саша.

- Помолчите оба! - приказала глава семейства. - Сейчас Мария и Анна, не имея под руками ни одного союзника, попытаются мобилизовать все силы, вплоть до самых тёмных. Ну и что должны делать мы, стражи Света? Я полагаю - писать рапорт начальнику Учебного центра и выше, на самый верх, чтоб было ужасно, но только не нам. Армия Света должна выступить сразу, единым фронтом. Здесь, на Найде, мы очень сильны, почти везде уже построено справедливое общество. Колеблющихся мало, и в большинстве они станут нашими.

- Мама... вы говорите, как п-полководец.

- А тебя это удивляет? Да, я была безграмотной крестьянской девочкой... когда-то... не в этой жизни. А в этой я - какой-никакой, но страж Света, и я вижу Найду как на ладони.

- Вера Николаевна, можно мне влезть? Может быть, конфликт между Склеповыми и Фандориными и должны разрешать Склеповы и Фандорины, то есть мы?

- Ты, вообще-то, принципиально Шувира, - кольнула Александру свекровь. - Но это я, старуха, придираюсь. А суть в том, что всё равно эта ссора в песочнице перейдёт в настоящую войну. Просто всё будет намного дольше, более жестоко и бессмысленно. И ещё отдалит наступление Царства Божия. Нет уж, я считаю, что надо добить их сейчас!

* * *

Эраст Петрович, Шура и Вера уже имели счастье (или несчастье) участвовать в подобной войне. На своей родной планете Земля. И знали, как оно бывает. Когда каждого человека поднимает неведомая сила, и он сразу и навсегда решает для себя, за кого он в этой последней битве. Когда встают рядом живые и мёртвые, когда становятся видимыми самые немыслимые существа и таинственные силы.

Это - как пожар. Коли уж началось - покатится до победного. Не было ещё случая, чтобы победили силы Тьмы... В итоге все "плохие" исчезнут, а "хорошие", все одинаково бессмертные, наследуют планету...

...Когда всё закончилось, не нашли, конечно, Гробыню. Недосчитались злокозненной Масяни... и Козябрика.

* * *

"В Большую Небесную канцелярию планеты Найды из волшебной половины планеты Малюсь. Для передачи в Учебный центр стражей Света, старшим инструкторам Э. П. Фандорину и А. С. Шувире.

Дорогие папа и мама!

Извините меня, пожалуйста, но такой вот я Кракозябр. Я вынес Маню из-под серебряных пуль. И утащил с Найды. Потому что с плохими мы бы исчезли, а до хороших Масяня ещё не доросла. Мы телепортировали на планету Малюсь. Она маленькая, но очень уютная. Здесь не как на Найде - здесь вся магия очень изолирована. Попасть в волшебный Архипелаг можно только избранным. Там как раз создаётся для таких "Лицей Чародейства". И я там уже работаю. В Шутиловом посаде. Учу смешить и сочинять. Стреляю по врагам каменными пирожными. Зовут меня якобы Павел, но и это знают немногие. Для большинства я - Маленький Мальчик, тот самый, что из моих любимых страшилок.

А Маня живёт в диком лесу. Я всё боюсь, как бы она не переметнулась к Князю Нелюде и иже с ним. Но, наверное, она этого не сделает. Ей скучно без моих хохм... Она не может без меня, а я - без неё. Хотя я из-за неё уже поседел раньше времени. У меня теперь белые-белые пряди, как у папы. Из-за этого многие думают, что мне на самом деле лет двадцать пять и я великий маг и волшебник...

Ладно, на этом я, дорогие родители, письмо своё заканчиваю. У меня педсовет. Привет всем родственникам на Найде и на Земле.

Ваш сын Александр,

он же Козябрик-Детонатор".

Задумано: июль 2005, Луговая

Записано: август-сентябрь 2005, дом - ГКГ МВД РФ