А ночью снова гремели взрывы. Все ближе и ближе, разрушая дома в соседних районах, а вместе с ними и надежду на счастливый исход. Как-то не верилось больше в то, что гремящая махина обойдет стороной кирпичную пятиэтажку и не уложит ее пыльной кучей каменных завалов. Дети не спали. Смотрели горячими черными глазами куда-то в темноту дверного проема, и редко моргали. Они уже давно не смыкают глаз, много больше, чем способен выдержать взрослый человек. Боятся. Самого маленького мальчика, их хворого брата, несколько дней назад не стало. Он просто исчез из детской постели, где согревались друг другом все четверо малышей. Поначалу его исчезновение никто не заметил, о нем вспомнили только когда стали делить синюю сморщенную картошку, кусая поочередно крошечными белыми зубами ее стремительно гниющую мякоть. Когда очередь дошла до маленькой девочки, она вгрызлась поглубже в картошку, и, безотчетно продолжая сжимать челюсти и проталкивая прелые остатки вглубь горла, с удивлением обнаружила, что дальше передавать еду некому. Все уже откусили по одному разу, успели почувствовать, как стремительно пустой желудок растворяет жалкие кусочки, и жадно глядели на сестру, завидуя ей с жестокой силой детского голода. Младшего брата не было, теперь это заметили все. Оставшуюся часть картошки бесцеремонно доела старшая девочка. Когда возбужденные крохами пищи дети сумели отвлечься от безрезультатных поисков хоть чего-то съестного, самая старшая спросила об исчезнувшем брате. Никто не видел, куда он исчез, ночью все спали очень крепко и до самого утра детский сон был сладок и нетревожен. Сначала дети предположили, что он пошел искать пищу и где-то удачно напал на залежи провианта, и что вскоре он вернется и принесет им много вкусной еды. Средняя сестра даже задрожала от возбуждения и от невыносимого желания поскорее наполнить свой живот принесенными продуктами. Дети привычно возились в комнате, ползая по иссохшимся половицам и разыскивая в щелях завалившиеся в них крошки пищи, перемешанные с пылью и жирной грязью. Иногда им удавалось извлечь что-то похожее на хлеб или фасоль, которые превратились в похожие на темную глину, вязкие комки, с прилипшими шерстяными нитками и полупрозрачными волосками. Находку немедленно доставали и тут же заталкивали бледными пальцами в рот, намазывая на зубы жирную массу и запивая выделяющейся слюной. Затем принимались с прежним усердием обыскивать другие половицы. Они копошились на полу, словно в поле, выдергивая из земли сокрытые в ней плоды, или похожие на птиц, выуживающих из-под древесной коры червяков и прочих личинок. Порой приходилось проделывать поиски вновь и вновь, ради завалявшегося и не замеченного раньше кусочка. Такое же поле, но в коридоре, было давно мертво и бесплодно. Его дети расчистили первым. Там было мало еды. Самые щедрые плоды были найдены в кухне, где некогда готовилась еда и где частенько ронялись ее куски, и как будто неряшливость эта была продумана и специально для будущих пиршеств не выметали ошметки картошки и обрезки мяса из трещин в половицах, а наоборот, заботливо утрамбовывались и спрессовывались, плотно заполняя пространство и дожидаясь своего часа. Сил на поиски тратилось больше, чем восполнялось найденным, поэтому уже к середине дня дети устали. Они снова сползлись к своей лежанке и бессильно ждали приближения вечера. Опять вспомнилось про младшего брата, про те немыслимые вещи, которые он принесет на съедение, когда вернется и про то, что к ночи непременно начнут бомбить. Уставшие и истощенные дети как могли противились сну, но так сладок был туман видений, так бесконечно приятно было тонуть в ватном спокойствии не тревожного сна. Когда даже самая чуткая и боязливая старшая сестра провалилась в пучину долгого сна, входная дверь, чуть заскрипев, отворилась. Довольно тяжелые шаги исходили явно от взрослого, он неспешно топтался в прихожей, будто раскачиваясь из стороны в сторону, затем взял курс на комнату, в которой спали дети. Приближение гулких шагов не разбудило малюток, они не слышали, как через завесу сна тяжелой поступью в их сознание пытается пробиться сигнал тревоги. Первой очнулась сестренка поменьше. Она через сон учуяла аромат пищи и потянулась всем своим тонким тельцем к божественному аромату, наспех открыв глаза и отринув уютный сон. Сытая реальность казалась прекрасней любого самого прекрасного сна. Весь ее организм желал только одного: получить извне хоть небольшой кусочек, вырвать хоть самую малую горстку еды. Запах был столь прекрасен, что все внутри поджалось, сделалось каменным, пришло в движение, требуя любой ценой получить то, что так сладко пахло. Девочка сползла с лежанки и дрожащими босыми ногами пошла на запах. Он исходил с кухни и им было пронизано все пространство, все измерения были обвиты божественным ароматом. У самой кухни девочка внезапно встревожилась, упомнив исчезновение брата и грозящую им всем опасность. Осмотрелась и сразу увидела стоящий на столе горшочек, плотно прикрытый крышкой. Это от него исходил разбудивший ее аромат, это внутри глиняных стенок таилось то, ради чего ее маленькое тельце готово было на что угодно, лишь бы добыть это немыслимое чудо. Подбежав к столу и запрыгнув на шаткую табуретку, девочка потянулась к горшочку. Теперь от него исходил совсем неописуемый аромат. Не помня себя от неудержимого желания поглотить его содержимое, девочка сняла крышку и зажмурилась от нахлынувшего счастья. Внутри побулькивало самое настоящее мясо! Горячее и сладко пахнущее, мягкое и хорошо проваренное. Не помня себя от наваждения, девочка запустила внутрь горшочка сразу две руки, из глаз засочились слезы, тонкие пальцы нащупывали кусочки мяса, пересчитывали их, говорили с ними, как с маленькими куклами и игрушками, бережно и заботливо гладили их. Казалось, что это длилось целую вечность, и не было никаких сил оторваться от созерцания и наслаждения, пока еще не телесного, но очень близкого к нему, стоящему быть может даже больше и дороже, наполнению души. Выудив самый плотный кусочек, девочка молнией метнула его в распахнутый рот и протолкнула пальцами в самую глубь горла, почти уложив в обезумевший желудок. От наслаждения ей не хватило воздуха, она осела на табуретку, свесила вниз ноги, словно безвольная кукла, и стала быстро-быстро дышать. Слезы лились ручьем, руки и ноги потрясывались, сознание пульсировало как медуза, то сужаясь, то расправляясь. Внезапно что-то тяжелое и очень холодное прикоснулось к спине. Девочка вздрогнула, резко обернулась и увидела большого усатого мужчину. Он был так высок, что уходил головой под потолок, и при этом заметно сутулился. Человек погладил девочку по спине, пытаясь успокоить зародившуюся в ней тревогу. Для закрепления возникшей доверительности он достал толстыми пальцами из горшочка кусочек и вложил его в губы ребенка. Стало спокойно, тревога отступала, вкус и запах мяса снова туманил рассудок и подчинял детскую волю. Не обращая внимания на человека, девочка запускала руки в горшочек, вытягивала кусочки мяса и тут же отправляла в рот. Горшочек быстро пустел, очень скоро между пальцами осталась только вода, все мясо было съедено. Но жидкость тоже вкусна и питательна. Девочка притянула к себе горшок, наклонила и в несколько глотков выпила сок. Вернула горшок на стол и только теперь снова вспомнила про мужчину. Он смотрел на нее свысока, лицо его было растянуто улыбкой, но глаза были холодными и злыми. Он чуть слышно засмеялся, потрепал за волосы девочку, и поинтересовался: "вкусно?". Девочка замотала головой, даже приоткрыла рот от нежданного удовольствия. "Что же ты съела все? Как же твои сестрички? Нехорошо так!" Только теперь девочка вспомнила о спящих в комнате сестрах, о том, что им тоже хочется кушать, о том, что мясо из горшочка нужно было поделить на всех. Слезы обиды увлажнили ее глаза, рот искривился от досады, она готова была зареветь в голос. Но человек поднес палец к своим губами и зашипел: "тсс!". Стал гладить ее, ощупывать по всему тельцу и даже нюхать. Потом прошептал: "А хочешь, мы принесем с тобой еще один горшочек для остальных?". Он криво улыбнулся, когда девочка замотала головой и вцепившись крошечными пальцами в его ладонь, сказала: "да!". "Тогда пойдем" - сказал мужчина, крепко сжав своими пальцами ее кисть. Двое прошли в коридор, очень тихо оделись и вышли. В проеме двери была видна огромная фигура, а рядом с ней другая, крошечная. Большая фигура была похожа на тень маленькой. Дверь плотно закрылась за вышедшими из дома людьми. В комнате продолжали жаться друг к другу оставшиеся во власти сна две сестры. Запах мяса исчез вместе с ушедшими, за окном стало темнеть. Еще немного оставалось до привычных ночных бомбежек. Но пока еще можно было спать. Человек не обманул, он действительно принес на следующий день горшочек с еще более вкусным и мягким мясом, запах которого выдернул из сна среднюю сестру. Младший брат так и не вернулся, пропавшую следом за ним девочку тоже больше не видели. А где-то далеко от их дома, в мерзлой земле окопа, весь серый от пыли и грязи человек, сжимал в руках бумажку и улыбался. Он был сиюминутно счастлив и бесконечно спокоен. Из полученного письма он точно знал, что его дети накормлены, и что они под надежным присмотром его давнего и очень хорошего приятеля. "Дай Бог ему долгой жизни и счастья. С детьми все хорошо. А зная об этом, не боязно и умереть"..