Шри Ауробиндо
САВИТРИ

Книга Четвертая
КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА

Песня IV
ПОИСК

Мир множества дорог открылся пред Савитри.
В начале непривычность новых ярких мест
Захватывала ум и заставляла вглядываться тело.
Но постепенно, от движенья по меняющимся землям,
Всё более глубокое сознанье пробивалось в ней:
Как житель разных климатов и сцен,
Оно во всяких землях, странах видело свой дом
И принимало как свои все племена и все народы,
Пока судьба большого человечества не стала и её судьбой.
Все эти незнакомые пространства на её пути
Оказывались близкими, знакомыми для внутреннего чувства,
Пейзажи возвращались, как утерянные позабытые поля,
Равнины, реки, города - всё требовало взгляда,
Подобно медленно встающим перед ней воспоминаниям,
Ночные звёзды становились яркими друзьями прошлого,
Ветра шептали ей сюжеты древних лет,
Встречались безымянные товарищи, любимые когда-то.
Все было частью прежних, позабытых "я":
Неясно, или вспышкою внезапного намёка,
Её дела вновь воскрешали линию ушедшей силы,
И даже цель движения была ей не нова:
Так, путешественнице к предопределённому высокому событию,
Её всё больше вспоминающей душе-свидетелю казалось, что она
Лишь повторяет путь, который часто совершала.
Неведомый руководитель направлял безмолвное вращение колёс
И в энергичном воплощении их скорости
Неслись неясные, под маской боги, управляющие тем,
Что человеку непреложно предназначено с рождения,
Судебные распорядители для внешних и для внутренних законов,
И вместе с тем, агенты воли духа человека,
Свидетели и исполнители его судьбы.
Своей задаче преданные непреклонно,
Они всё время держат под контролем следствия пути его природы,
И сохраняют неразрывной нить, сплетённую в его прошедших жизнях.
Невидимые спутники его дороги, что отмерена судьбой,
Они ведут и к радостям, что он завоевал, и к боли, что он вызвал,
И вмешиваются во все его случайные шаги.
Ничто из наших дел и мыслей не напрасно, не впустую;
Всё это вид энергии, которая освобождается и следует своим путём.
Так эти теневые надзиратели, хранители бессмертных прошлых лет
Выстраивают жизнь, судьбу людей как детище их собственных поступков;
Из борозды, что проложила наша воля
Мы пожинаем плод своих забытых дел.
Но так как мы не видим древа, на котором выросли плоды,
И мы живём лишь в настоящем, порождённом из неведомого прошлого,
Те надзиратели нам кажутся частями некой механичной Силы
Для механических умов, что связаны земным законом;
И всё таки они - лишь инструменты высшей Воли,
За ними наблюдает тихое всё-видящее Око наверху.
Предвидящий творец и архитектор Случая, Судьбы,
Который строит наши жизни по заранее намеченному плану,
Он знает смысл и следствие любого шага,
И видит все ошибки низших спотыкающихся сил.
В своей безмолвной высоте она (Савитри) осознавала
Спокойное Присутствие, установившееся над её бровями,
Что знало цель и выбирало каждый поворот судьбы,
Использовало тело в ней как пьедестал;
Её глаза, смотревшие повсюда, были для него прожекторами,
А руки, управляющие поводом - живыми инструментами;
Всё становилось исполненьем древнего, давно задуманного плана,
Дорогой, предлагаемой ей безошибочным Проводником.
Пройдя широкие рассветы и пылающие полдни,
Она встречалась и с Природой, и с разнообразием людей,
И вслушивалась в звуки мира;
Ведомая внутри, она шла долгою свой дорогой,
Безмолвная в светящейся пещере сердца,
Плыла прекрасным светлым облаком по ослепительному дню.
Вначале путь её бежал по населённым землям, дальше:
Допущенная к львиным, царственным очам Властителей,
На представленье шумной пьесы человека,
Её резная колесница с разукрашенными спицами
То ехала крикливыми базарами, то проезжала сквозь сторожевые башни,
Минуя высоченные фасады с сонными скульптурами, фигурные врата,
Сады, повисшие в сапфире неба,
Колонные большие залы для собраний, охраняемые часовыми,
И маленькие церкви, где один спокойный Лик смотрел на жизнь людей,
И храмы, высеченные, как будто изгнанные боги,
Хотели симитировать утраченную ими вечность.
И часто, начиная с золотистых сумерек и до серебряной зари,
Когда светильники мерцали на стене во фресках как алмазы
И каменная прочная решётка всматривалась в освещённые луною ветви,
Наполовину сознавая слушавшую звуки медленную ночь,
Она скользила призрачными отмелями сна, 
Раскинувшись в дремотных комнатах дворцов царей.
Деревни, сёла видели как судьбоносная повозка едет мимо
Жилищ людей, кто дни проводит наклонившись до земли,
И пашет ради пропитания коротких, уходящих дней,
Что пролетают, сохраняя прежний повторяющийся курс,
Такой же неизменный в колесе небес,
Небес, что тоже не меняются над смертными трудами человека.
От напряжённой жизни мыслящих созданий,
Она свернула в сторону, в свободные, не знающие горестей пространства,
Ещё не потревоженные радостью и страхами людей.
Здесь было детство первозданной жизни на земле,
Здесь размышленья шли вне времени - спокойно, радостно и широко,
И люди не спешили наполнять их собственной заботой,
Величественные угодья вечного, божественного сеятеля
И колыхаемые ветром царства трав, сверкавшие на солнце:
Среди зелёного раздумья леса и нахмуренных холмов,
В гудящих от роенья пчёл густых и диких рощах,
Иль следуя за долгими и переливчатыми голосами серебристых речек,
Как быстрая надежда, путешествуя средь грёз,
Спешила колесница, увозя прекрасную невесту.
Из необъятнейшего мирового прошлого, ещё до человека, 
К ней приходили полосы воспоминаний, нестареющих переживаний;
Владенья света, некогда пожалованные далёкой древней тишине,
Прислушивались к непривычным звукам, топоту копыт;
Широкая и неприкосновенная, всеокружающая тишина
Её затягивала в изумрудную, чарующую тайну,
А медленные тихие волшебные тенета яркого цветения
Опутывали разноцветными ловушками её колёса.
Здесь сильные, настойчивые ноги Времени неслышимо ступали
По этим одиноким колеям, забыв свой шаг Титана, 
Забыв про жёсткие и разрушительные циклы.
И внутреннее ухо, то что вслушивается в уединение,
Свободно опираясь на блаженство собственного "я",
Улавливало ритмы бессловесной напряжённой Мысли,
Что собирается в молчаньи за пределом жизни,
И ласковое низкое невнятное гудение земли,
Что поднималось в выси со своей вибрацией стремления 
В великой страсти транса поцелуев солнца.
Вдали от шума грубых и крикливых нужд
Все-наблюдающий, спокойный ум мог ощутить,
Оставив временно свою слепую волю видеть только внешнее,
Неутомимые объятия её безмолвной всепрощающей любви,
Увидеть, что душа - мать наших форм.
И этот дух, что спотыкается на поле чувств,
Созданье, истолчённое в огромной ступе дней,
Способен обнаружить в ней широкие пространства для освобождения.
Не весь наш мир пока что окружён её заботой.
Грудь нашей матери по прежнему хранит для нас
Её суровые, возвышенные регионы, её наполненные размышлением глубины,
Её безличные богатства, одинокие и вдохновенные,
Могущество её любимых мест восторга.
Задумчивою речью она питала символичные свои мистерии 
И охраняла ради таинств с чистым взглядом
Долину меж высокими грудями наслаждения,
И алтари из горных пиков для огней зари,
И свадебные пляжи, где разлёгся океан,
И необъятный хор её пророческих лесов.
Поля уединённой радости лежали перед ней,
Равнины, тихие, счастливые, в объятьях света,
Где было только пенье птиц и радуга цветов,
И дебри полные чего-то удивительного, залитые луным светом,
И серые провидческие вечера, подсвеченные разгоравшимися звёздами,
И тихое неясное движенье в бесконечности ночи.
С ликующим великим взором Созидателя,
Она то ощущала как она близка к нему в груди земли,
То начинала тихий разговор со Светом за вуалью,
То в тишине беседовала с запредельной Вечностью.
Немногих подходящих обитателей она позвала разделить
С ней радостную общность своего покоя;
Её высоты, необъятность стали им родимым домом.
Могучие и мудрые цари, закончив свой нелёгкий труд,
И скинув боевое напряженье дел,
Шли в эти чащи к ней на безмятежные собрания;
Борьба закончилась и впереди ждала их передышка.
Они счастливо жили вместе с птицами, зверями и цветами,
Со светом солнца, с шелестом листвы,
И слушали как дикие ветра блуждают по ночи,
И размышляли заодно со звёздами в их молчаливом неизменном строе,
Располагаясь в утренних рассветах словно в голубых шатрах,
Единым целым становясь со славой полдней.
Но кто-то погружался глубже; отойдя от внешней хватки жизни,
Затянутые внутрь сверкавшей тайны
В неосквернённый, полный звёздной белизны тайник души,
Они могли жить с вечно существующим Блаженством;
Глубокий Голос слышали они в экстазе, в тишине,
И постигали открывающий все вещи Свет.
Они преодолели все различья, созданные временем;
Мир соткан был из струн их собственных сердец;
Притянутые близко к сердцу, что, одно, пульсирует у каждого в груди,
Они через безбрежную любовь дошли до внутреннего "я", единого во всех.
Настроенные на Безмолвие, на поэтический размер вселенной,
Они освободили узел заточённого ума;
Достигнут был широкий и незамутнённый беспокойством взгляд свидетеля,
И сломана печать с духовного, большого виденья Природы;
К вершинам из вершин шёл ежедневный их подъём:
И Истина склонялась к ним из своего небесного чертога;
Мистические солнца вечности сияли наверху.
И безымянные суровые аскеты, не привязанные к дому,
Отвергнув речь, движение, желание,
Сидели в стороне от всех созданий, одиноко и погружённые в себя,
И безупречные в спокойных высях внутреннего "я"
На светлых и беззвучных пиках концентрации,
Отшельники, свободные от мира, голые, со спутанными волосами,
Сидели неподвижно, как огромные бесстрастные холмы вокруг
Подобно мыслям из какого-то широкого настроя,
И ожидали повеленья Бесконечного, чтобы добраться до конца.
Провидцы, сонастроенные со вселенской Волей,
Нашедшие себя в Едином, улыбающимся позади земных обличий,
Здесь жили без навязчивых печалей повседневности.
А рядом с ними, как зелёные деревья, окружающие холм,
Их юные серьёзные ученики, под их присмотром обретали опыт,
Учились простоте поступков и осознанному слову,
И внутренне росли, готовясь повстречать свои высоты.
Искатели, ушедшие гораздо дальше по дороге Вечного,
Шли к этим тихим родникам и приносили жажду духа,
И тратили сокровище прошедшего в молчаньи часа,
Купаясь в чистоте под мягким взглядом,
Что правил ими, ненастойчиво, из своего покоя,
И под его влияньем находили для себя пути спокойствия и тишины.
Инфанты монархической династии миров,
И героические лидеры грядущего,
Сыны царей, вскормлённые в просторной этой атмосфере,
Что в небо, к солнцу, прыгали как львы,
Полуосознанно здесь получали свой богоподобный штамп:
Сформировавшись под влиянием высоких мыслей, ими воспеваемых,
Они учились здесь широкому великолепью настроения,
Что превращает нас в друзей космического импульса,
Отныне не прикованные к маленьким своим отдельным "я",
Пластичные и прочные под вечной дланью,
Встречали крепким дружеским объятием Природу 
И в ней служили Силе, формирующей её творения.
Единые душой со всем, свободные от связывавших пут,
Большие, словно континенты греющего солнечного света
В бесстрастной радости, широкой ровности,
Те мудрецы дышали ради наслаждения Всевышнего во всём.
И помогая медленным вхождениям богов,
Они здесь жили, сея в молодых умах бессмертные идеи,
Учили их великой Истине, до уровня которой нашей расе надо дорасти,
Иль открывали некоторым избранным врата свободы.
Они делились Светом с нашим борящимся миром,
Дышали здесь как дух, освободившийся от серого, тупого ига Времени,
Сосуды и друзья вселенской Силы,
Используя естественную власть, подобно солнцу:
Их речь, и их безмолвие поддержкой были для земли.
От их прикосновения текло магическое счастье;
Единство было властелином в том лесном покое,
Где дикий зверь сливался в дружбе со своей добычей;
И убеждая прекратить борьбу и ненависть,
Любовь, что растекалась из груди единой Матери,
Их светлыми сердцами исцеляла наш израненный, тяжёлый мир.
Другие уходили от ограничений мысли
Туда, где в ожидании рожденья Света дремлет неподвижный Ум,
Обратно возвращались с трепетанием невыразимой Силы
И опьянённые вином молниеносных озарений в клетках,
С интуитивным знанием, прыжком входящим в речь,
Охваченные той вибрацией и загоревшись вдохновенным словом.
Прислушиваясь к еле слышным голосам, что облекают небеса,
И принося великолепие, что зажигает солнца,
Они, ликуя, воспевали имя Бесконечного, бессмертные могущества,
В размерах, отражающих движение миров,
И в зримых волнах звука, вырывающихся из огромной глубины души.
Но были и такие, что, потерянные для обычной личности и для её обрывков мысли,
В недвижном океане непередаваемой безличной Силы,
Сидели, сильные, могучие, всё видящие светом Бесконечности,
Или, быть может, став товарищами вечно продолжающейся Воли,
Исследовали план прошедшего и будущего Времени.
Бывало, кто-то улетал, как птица, из космического моря
И исчезал в слепящем и лишённом всяких признаков Просторе:
Другие молча наблюдали за вселенским танцем,
И помогали миру отрешённостью от мира.
А кто-то больше ничего не видел, слившись с одиноким Высшим "Я",
Войдя в тот транс, откуда ни одна душа не возвращается,
Закрыв навечно все оккультные границы мира,
Отбросив прочь всю вереницу личностей, рождений:
Так, в одиночку, кто-то достигал Невыразимого.

   Как солнца луч плывёт тенистыми местами,
Сияя, словно золото, в своей резной повозке
Савитри ехала, скользя, средь этих мест для медитаций.
И часто в сумерках, средь возвращающихся стад
Коров, быков, сгущающих своею пылью тени,
Когда крикливый день тонул за горизонт,
Приехав в мирную лесную рощу, где живут отшельники,
Она там отдыхала, окружая как плащом себя
Их духом терпеливого раздумья и могущества молитвы.
Бывало, рядом с рыжей гривою большой реки,
Вблизи деревьев, что склонились пред молящимися берегами,
Спокойный ясный воздух храма с куполообразной крышей
Манил спешащие колеса экипажа приостановить свой бег.
В торжественном пространстве, что казалось
Умом, наполненным воспоминаньями о древней тишине,
Где голоса ушедших ранее великих обращались к сердцу,
Где широта свободы размышляющих провидцев
Оставила глубокий отпечаток сцены их души,
Проснувшись в искреннем рассвете или в лунной темноте,
Дочь Пламени склонялась к этому спокойному прикосновению,
И напивалась затихающим великолепием меж неподвижных век
И ощущала близость вечной тишины.
Но вновь врывалось утро и напоминало ей о поиске,
И с низкого простого ложа или коврика она вставала
И шла, ведомая, по незаконченной своей дороге,
И следовала по предписанной судьбой орбите жизни,
Как некое желание, что вопрошает погружённых в тишину богов,
Затем уходит, как звезда, в сверкающее Запредельное.
И вот, она пришла в великие уединённые места,
Где человек был лишь прохожим, на пути к своим обычным сценам 
Или боролся в одиночку, чтобы выжить в необъятности Природы
И звал за помощью одушевлённые невидимые Силы,
Подавленный безмерной широтою мира,
Не ведая о бесконечности своей внутри.
Земля всё множила изменчивый свой лик,
Звала её далёким незнакомым голосом.
И горы с их глубоким одиночеством отшельника,
Леса с их многочисленными звуками и пением
Ей открывали скрытые врата божественного.
На дремлющих равнинах и медлительных просторах,
На смертном ложе бледного, чарующего вечера,
Под обаяньем тонущего неба
Она лежала, безмятежно, словно на краю веков,
Иль проносилась через сбившуюся в кучу свору жаждущих холмов,
Поднявших головы в охоте на разлёгшееся небо,
Иль путешествовала в странной и пустой земле,
Где одинокие вершины встали лагерем в таинственном, потустороннем небе,
Немыми часовыми под плывущею луной,
Бродила по какому-то безлюдному огромнейшему лесу,
Наполненному беспрерывным стрекотанием цикад,
То проезжала длинный пёстрый серпантин дороги
Через поля и пастбища, окутанные неподвижным светом,
То достигала дикой красоты постранств пустыни,
Где никогда не проводили плугом, не паслись стада,
И там дремала на сухих барханах чистого песка
Среди свирепого и дикого зверья, притянутого ночью.
Ещё не завершён был судьбоносный поиск;
Она ещё не встретила единственное преназначенное ей лицо,
Которое искала среди многих человеческих сынов.
И грандиозное безмолвие окутывало царственные дни:
Страсть солнца, что накапливалась месяцами,
Пылающим дыханием сейчас атаковало землю.
Тигриный жар бродил по обморочной почве;
Всё было вылизано словно высунутым языком.
Весенние ветра утихли; небо замерло как бронза.

Конец четвёртой песни
Конец четвёртой книги

Перевод (второй) Леонида Ованесбекова

2003 фев 26 ср  -  2006 сент 26 вт, 2011 март 22 вт - 2011 апр 30 сб
2016 фев 16 вс - 2016 ноя 05 сб