Шри Ауробиндо
САВИТРИ

Книга Шестая
КНИГА СУДЬБЫ

Песня I
СЛОВО СУДЬБЫ

Пройдя безмолвные пределы, что граничат с планом смертных,
Широкие поля алмазного покоя, 
Нарада, небожитель и мудрец из Рая
Спустился, распевая, сквозь просторную, сверкающую атмосферу.
И привлечённый летним золотом земли,
Которая лежала перед ним пылавшим шаром,
Вращаясь на столе Богов,
Как от движения невидимой руки,
Стремясь поймать тепло, сиянье маленького солнца,
Сошёл сейчас он (Нарада) со счастливого пути бессмертного
В мир поиска и тяжкого труда, в мир горя и надежды,
Туда, где смерть играет на качелях с жизнью.
Проникнув сквозь неощутимую границу области души
Он из Ума прошёл в материальный мир,
К изобретеньям неосознаваемого Внутренного "Я",
К творениям слепой сомнамбуличной Силы.
Под ним, кружась, горели мириады солнц:
Он ощущал пульсации эфирных океанов,
И первозданный Воздух был напитан первой радостью касания;
Незримый тайный Дух тянул своё могучее дыхание,
То расширяя, то сжимая этот необъятный мир
В своём гигантском обращении сквозь Пустоту:
И тайное могущество творящего Огня
Здесь проявляло тройственную силу создавать и наделять всё формой,
Свой ткущий танец бесконечно малых волн-частиц,
Свои мельчайшие туманности, даюшие основу облику и массе,
Магический узор и основанье мира,
Своё сиянье, что взрывается свеченьем звёзд;
Он ощущал сок жизни, ощущал сок смерти;
Ныряя в плотное общенье с твёрдою Материей,
В её неясное единство форм,
Он брал в себя отождествление немого Духа.
Он видел, как работает космическое Существо,
Его глаза оценивали глубину и меряли пространства,
А внутреннее видение наблюдало за движеньями души,
Он видел вечный труд Богов,
И всматривался в жизнь зверей и человека.
Однако, в интонациях певца сейчас возникла перемена,
Восторг и пафос ныне наполняли голос;
Он пел теперь уж не о Свете, что не может ослабеть,
Не о единстве, не о чистом, вечно длящемся блаженстве,
Он пел не о Любви, не о её бессмертном сердце,
Его песнь превратилась в гимн Неведению и Судьбе.
Он воспевал и имя Вишну, и рождение,
И наслаждение, и страсть мистического мира,
И то как сотворили звёзды, и как зародилась жизнь,
И как движение безмолвных регионов происходит заодно с биением Души.
Он пел о Несознании и о его сокрытом "я",
О всемогущей силе у него, которая, не знает, что творит,
Всё формируя без участья воли, мысли, чувств,
И о его оккультной, безошибочной слепой мистерии,
О темноте, которая стремится в вечный Свет,
И о Любви, у себя вынашивает что-то средь неясных бездн,
И ждёт ответа в сердце человека,
О смерти, что взбирается к бессмертию.
Он пел об Истине, которая кричит из непроглядной глубины Ночи,
О Мудрости, о Матери, скрываемой в груди Природы, 
И об Идее, что работает сквозь немоту Природы,
О чуде всё преобразующих её ладоней, 
О жизни, дремлющей в камнях и в солнце,
О подсознательном Уме в бездумной жизни,
И о Сознании, что просыпается в зверях и в людях.
Он пел о славе и о чудесах, которым только предстоит родиться,
О Божестве, что наконец-то сбросило покровы, о телах, которые
Становятся божественными, и о жизни что становится блаженством,
И о бессмертной сладости, собою обнимающей бессмертное могущество,
О сердце чувствующем сердце, и о мысли прямо видящей другую мысль,
О наслаждении от разрушенья всякого препятствия,
О преобразовании и об экстазе.
Пока он пел, все демоны рыдали от восторга,
Предвидя окончание их долгой отвратительной задачи
И пораженье, на которое они надеялись напрасно,
И радостный момент освобождения от ими же и выбранной судьбы,
И возвращение в Единого, откуда все они когда-то вышли.
И он (Нарада), завоевавший место средь Бессмертных,
Спустился к людям на земле божественным, высоким Человеком.
Подобно молнии летела слава, приближаясь,
Пока восторженные очи мудреца
Не выглянули из светящегося облака, и странным образом обрисовалось
Его лицо, прекрасной маской древней радости,
И появилось в свете, направлявшемся туда, где поднимались
Навстречу ветрам Мадры - 
Дворцовые палаты Ашвапати, расцветая в нежном камне.
Там принимал его мудрец и умный царь, и на его дворцовой половине -
Прекрасное созданье- страстная и мудрая,
Стремящаяся, словно жертвенное пламя к небесам
Со своего земного трона сквозь сверкавший воздух,
Земная, человеческая мать Савитри, с царственным челом.
И там на час, не тронутый земной осадой,
Отвлёкшись от обычной жизни и забот, они сидели,
Настроившись на тот высокий и ритмичный голос,
Пока в своём размеренном повествовании, провидец из небес, 
Пел о трудах людей, о цели, для которой боги
Сражаются за землю, и о радости, которая пульсирует
За чудом и мистерией страдания.
Он пел для них о сердце-лотосе любви,
О тысяче его сияющих бутонов истины,
Что, спят, трепещущие, скрытые проявленным.
Оно дрожит от каждого касания, старается проснуться,
И будет день, когда оно услышит, наконец, блаженный голос
И расцветёт в саду Супруги,
Когда та будет поймана её нашедшим господином.
Могучая, дрожащая спираль экстаза
Скользила тихо по глубокой сердцевине мира.
И выйдя из оцепенения Материи, из грёзы своего ума
Она проснулась, бросила свой взгляд на неприкрытый лик Всевышнего.

   Пока он пел и сквозь земное время проникал восторг,
Притягивая небеса, со звонким цокотом копыт,
Спешаших, словно отбивая быстрый пульс, приехала Савитри; 
Блеснула по полу её лучистая походка.
Её бездонный взгляд сиял счастливым чудом,
Она пришла преобразившись ореолом встреченной любви;
Глаза - полны сияющим туманом радости,
Как если бы она явилась из небесного посольства,
Исполнив славное возвышенное дело сердца,
И принесла оттуда санкцию богов 
И на свою любовь, и на её светящуюся вечность,
Встав перед троном своего могучего отца,
И полная стремленья к красоте, открытой ею на земле,
Преображённая и новая, в волшебном свете собственного сердца,
Она смотрела, поклонившись, словно роза чуда, 
Окрашенная огненным оттенком, сладость сына Неба.
Нарада кинул на неё широкий вечный взгляд;
Он осветил её лучами внутреннего виденья 
И сдерживая знанье на своих устах бессмертного,
Вскричал, "Да кто же это, что пришла, невеста,
Рожденная от пламени, и с чьей прекрасной озарённой головы 
Распространяя свет, летит, сверкая, брачное великолепие?
Откуда, из каких зелёных и мерцающих полян,
Что удаляются в росистые безмолвия,
Иль из едва заметных водных берегов, которых выдает луна,
Несёшь ты славу очарованного взора?
Есть на земле окрашенные в золото просторы и тенистые холмы,
Что ночью укрывают капюшонами свои мечтающие призрачные головы
И, охраняемые в монастырской радости лесов,
Укрытые и погружённые в блаженство берегов,
Охваченные непрерывными изгибами стремящихся ладоней
И рябью-страстью устремляющего взгляды ввысь потока:
Среди прохладных губ журчаний чистого его объятия
Они теряют души в ложе трепетного тростника.
Там всё - присутствие мистического,
В котором ощущается какое-то бессмертное блаженство духа,
Которому они отдали сердце, что родилось на земле для наслаждения.
Ты там остановилась, изумляясь, ощущая взгляд
Неведомый, или услышала вдруг голос, покоривший жизнь,
И от которого восторг проник в твою внимающую душу?
Иль, если б мысль моя могла довериться твоим сияющим глазам,
Она сказала бы, что ты пила не из земного кубка,
И что, шагнув за голубые занавеси полдня,
Ты оказалась на магическом краю земли
В чудесных странах, ярче чем способен вынести взгляд человека.
Там, атакованная многочисленными голосами восхищения
И схваченная средь очарованья солнечных ветвей,
В волшебных, феерических лесах, сбегающих по светлым склонам
Гандхамадана, там, где странствуют Апсары,
Ты испытала развлечения, которых никогда никто не ощущал,
И может человеческой ногою ты ступала по убежищу богов,
Грудь смертной трепетала слыша речи бога,
Что заставляли душу отвечать неведомому Слову.
Какие же стопы богов, какие же небесные чарующие флейты
Наполнили вибрацией возвышенных мелодий всё вокруг, 
И рядом, и вдали, проникнув через нежную, пирующую атмосферу,
Что, поражённая, ты слышишь это до сих пор? Они молчание твоё
Вскормили неким алым плодом странного экстаза
И ты ступила на туманящие лунные вершины гор блаженства.
Открой, о светом окрылённая, откуда прилетел,
Весь в ярких красках, поспешая дикими зелёными земными чащами,  
Твой стан, чей ритм похож на зов весенней птицы.
Пустые розы рук твоих полны
Лишь собственною красотой и трепетом
Воспоминания объятий, и в тебе пылает
Сосуд небес, решительное сердце, сладкое, как мёд,
Вновь наполняясь до краёв нектарной сладостью вина.
Ты говорила не с владыками страдания.
Опасное звучанье жизни до сих пор звенит в твоих ушах,
То мелодичной и далёкой, быстрой, сильной песнею Кентавра,
То нежной, как вода, журчащая среди холмов,
А то могучим и широким пеньем множества ветров.
О светло-лунная, ты продолжаешь жить во внутреннем блаженстве.
Ты то проходишь как серебряный олень, по зарослям
Коралловых цветов, бутонов ярких грёз,
То пролетаешь как богиня ветра сквозь листву,
То странствуешь, о ясноглазый, снежнокрылый голубь,
Скользя по рощам чистого желания
В неуязвлённой красоте своей души.
Всё это для твоей земли лишь образы,
Но также суть той истины, что спит в тебе.
Таков твой дух, сестра богов,
И таково твоё земное тело услаждающее глаз,
По радости своей ты стала близкой к сыновьям небес. 
О ты, пришедшая в большой опасный мир,
Который видишь ты сейчас лишь сквозь великолепье грёз,
Мир, где любовь и красота едва ли могут быть укрыты в безопасности,
Ты существо опасно, угрожающе великое,
До сей поры жила, как одинокая душа в прекрасном доме мысли,
Что обнесён был безопасными мечтами.
О если б на вершинах счастья, оставляя спящим рок,
Который здесь невидимо охотится за неосознающей жизнью человека,
Закрывшись в золото прекрасного и идеального, смогло бы сердце жить твоё,
Каким высоким и каким счастливым было б пробуждение!
О если б рок всё время мог бы оставаться спящим!"

   Он говорил но прятал знание в слова.
Как облако, которое играет с ярким смехом молнии,
Но до поры, до времени удерживает в сердце гром;
Он только светлым образам позволил выйти.
И речь его, подобно яркой музыке, скрывала мысли;
Она как бриз, ласкавший светлый летний воздух,
Из состраданья к смертным говорила лишь
О красоте живого, о блаженстве настоящего:
Он скрыл в своём всезнающем уме всё остальное.
И слушавшим его небесный голос,
Кому на будущее горе сострадание небес набросило вуаль,
Поддержка, одобрение Бессмертного казались бесконечной радостью.
Но Ашвапати отвечал провидцу; -
Его внимательно следящий ум заметил скрытую двусмысленность
И угрожающую тень он ощутил за этими словами,
Но полный хладнокровия, кто постоянно выдержан, встречая лик Судьбы
Средь контуров земной опасной жизни,
Он отвечал, за осторожной речью маскируя мысль:
"О ты, бессмертный, видящий мудрец, который знает всё здесь,
О если б я способен был прочесть лучом желания
Сквозь твой резной изящный щит из символических видений, 
Который ты раскинул пред своим божественным умом,
Я мог бы видеть шаг богоподобной юной жизни
Что началась счастливо, с ясным взором, на земле; 
Между Незримым и Непознаваемым,
Родившись на границе этих двух миров чудес,
Она пылает символами бесконечного,
Живёт в великом свете внутренних светил.
Она уже и прочитала и сломала все волшебные печати:
Она пила из родников веселья, радости Бессмертных,
И заглянула за алмазные засовы неба,
Она вступила в устремившуюся Тайну,
И видит за пределами обыденных земных вещей,
Она общается с Могуществами, что возводят все миры,
Пока сияющими, яркими вратами,
Пока мистическими улицами города из жемчуга и лазурита
Идут вперёд рядами гордые дела, чеканя марш богов. 
Хотя во время пауз нашей повседневной жизни
Земля хранит для человека несколько часов, коротких, совершенных, 
Когда непостоянное движенье Времени нам может показаться
Тем вечным мигом где живёт бессмертное,
Но всё же редко то касание для мира смертных:
Душа и тело здесь рождаются с трудом 
В тяжёлом и неистовом движеньи звёзд,
Их жизнь способна сохранить звучанье рая,
Их ритмы - повторять многоголосую мелодию,
Что неустанно бьётся сквозь восторженную атмосферу
Ухваченную в песне, что качает телеса Апсары,
Когда она плывёт, мерцая, словно облако наполненное светом,
Волною радости на лунно-каменном полу небес.
Взгляни на этот образ, созданный лучами света и любовью,
Взгляни на эту строфу пылкости богов,
Срифмованную в совершенстве, на колонну из струящегося золота! 
Её изящнейшее тело, как сосуд, наполненный восторгом до краёв,
Отлитое в великолепье золотистой бронзы,
Как будто воплощает истину земли о скрытом в ней блаженстве.
Мечтою сотворённые, живые зеркала, её глаза,
С тончайшей драпировкой из дремотной бахромы агата,
Хранят и отражают небеса в своих глубинах.
И так же как и тело у неё она прекрасна и внутри.
Небесные сияющие утра славно повторились,
Как огненные капли на серебряном листе
В её душе, пока что юной и не знавшей слёз.
И всё прекрасное ей видится как вечное и новое
Для девственного удивления в её прозрачной, как кристалл, душе.
Нетронутая синева открыла широту простора мысли; 
По удивляющимся небесам плывёт чудесный месяц;
Цветы земли выходят и подсмеиваются над временем и смертью;
Пленяющие перемены чародейки жизни
Спешат весёлой ребятнёй по улыбающимся им часам.
О если б только эта радость жизни и могла бы продолжаться, а страдание
Не добавляло б бронзовую ноту в ритм её весёлых дней! 
Взгляни же на неё, предвидящий певец, 
И пусть твоё благословенье пропоёт, что это славное дитя
Прольёт нектар безгорестной и беспечальной жизни
Вокруг себя из ясного и любящего сердца,
И исцелит своим блаженством утомлённую, измученную грудь земли 
Набросив счастье на неё счастливыми сетями.
И как растёт прекрасное, обильное, большое дерево,
И расцветает у журчащих волн Алакананды,
Где воды протекают с быстротой влюблённого,
И шелестят и пузырятся для великолепий утра,
И с поэтичным смехом обвиваются вокруг коленей 
Небесных дочерей, и проливаются магическим дождём
Жемчужин с лунно-золотого тела и с пушистых, словно облако, волос,
Пускай её рассветы будут драгоценною листвою света,
И пусть она бросает на людей свет радости своей.
Она родилась в пламени сияющего счастья 
И, несомненно, пламя то способно сделать землю озарённой:
И, несомненно, тяжкий рок, увидев как она идёт, не скажет ей ни слова! 
Однако слишком часто Мать в своей беспечности
Свой выбор отдаёт завистливым рукам Судьбы:
Смолкает арфа Бога и её призыв к блаженству
Обескураженно стихает средь несчастных голосов земли
Смычки сирен Экстаза больше не взывают,
Иль вскорости смолкают в сердце человека.
О боли песен было здесь достаточно: когда-то призванные
Её весёлые, безгорестные дни несут к нам небеса.
Или огонь всё время должен проверять величие души?
По грозной мостовой Богов,
С защитой из любви, священной радости и веры
Идёт неутомимый путник к дому Вечного
Пускай хоть раз он неизраненным пройдёт по смертной жизни."
Нарада не ответил; молча он сидел,
Он знал - слова напрасны, и Судьба здесь господин.
Он взором видящего вглядывался в глубину незримого.
Затем, играючи с неведением смертных, 
И словно бы не зная, вопрошая, он вскричал:
"С какой же миссией высокой так спешили эти быстрые колёса? 
Откуда прибыла она с такою славой в сердце
И Раем, ставшим видимым в её глазах?
Какого неожиданного Бога встретила она, какой высокий лик?"
Затем к ней обратился царь, "Та красная ашока, что когда-то наблюдала, 
Как вдаль ты устремилась, видела сейчас как ты вернулась.
Поднявшись в воздух пламенной зари
Подобно яркой птице, что, устав от одинокой ветки,
Летит найти себе супруга, господина, потому что на земле
Он к ней пока что не пришёл, вся эта сладость унеслась вперёд,
Путь рассекая взмахами могучих быстрых крыльев.
Её неуловимый и стремительный полёт, притянутый далёким зовом,
Пронзал то летнюю зарю, то залитые солнцем страны.
Её ресницы, помнящие нечто, на себе несут счастливый отдых
Её очаровательные стражи-губы до сих пор хранят сокровище.
О дева, что пришла, от радости став совершенной,
Скажи то имя, что тебе открылось по внезапному биенью сердца.
Кого ты выбрала, о царственная средь людей?"
Савитри отвечала тихим и спокойным голосом,
Как будто говорила пред лицом Судьбы:
"Отец и царь, я выполнила вашу волю.
В далёких странах я нашла того, кого искала;
Я подчинилась сердцу, я услышала его призыв.
Вдали отсюда, на краю дремотных диких мест,
Среди гигантских горных пиков Шалвы и задумчивых лесов
В соломенном жилище, как отшельник, проживает Дьюматсена,
Отверженный, слепой и изгнанный, когда-то - сильный царь.
Там сына Дьюматсены, Сатьявана
Я встретила в уединённом месте дикого большого леса.
О мой отец, я сделала свой выбор. Это совершилось." 
Все поражённые сидели молча.
Затем царь Ашвапати взгляд направил внутрь и там увидел, как
Тяжёлая большая тень плывёт над этим именем,
И как её преследует внезапный, коллосальный свет; 
Он посмотрел в глаза своей любимой дочери и произнёс:
"Ты сделала всё хорошо, я одобряю этот выбор.
И если это всё, то несомненно, будет всё прекрасно;
И если что-то есть ещё, тогда всё может стать прекрасным.
Неважно, кажется ли что-то добрым или нет для взгляда человека,
Невидимая потайная Воля может действовать лишь для добра.
Людские наши судьбы пишутся в двойных понятиях
И через противоположности Природы нас подтягивает ближе к Богу;
Из темноты мы всё же вырастаем в свет.
Смерть - это только путь к бессмертию.
'О горе нам, о горе нам', - оплакивают голоса потерю мира
И в тоже время завоёвывают вечный Дар в конце концов."
Потом хотел сказать мудрец, но царь
Прервал его, поспешно и остановил опасные слова:
"О ты, певец предельного экстаза,
Не наделяй опасным виденьем слепого,
Ты от природы видишь всё яснее нас.
Не налагай на слабую дрожащую грудь смертного
Тех страшных испытаний, что несёт предвиденье;
Не заставляй сейчас нас поступать как Боги.
Здесь нет счастливых гор, и нет гуляющих небесных нимф,
Здесь нет ни Койласа, ни звёздной лестницы Вайконты:
Лишь острые зазубренные склоны да могучие утёсы,
Взбираться по которым мало кто способен даже в мыслях;
Далёкие неведомые голоса взывают с головокружительных опасных скал,
Обрывисты, холодны, скользки те пути.
И слишком строги боги с хрупкой расой человека;
В своих широких небесах они свободны от Судьбы
И забывают об израненых ногах людей,
О теле, что слабеет под плетями горя,
О сердце, что здесь слышит поступь времени и смерти.
Путь будущего скрыт от взгляда смертного:
Он движется, стремясь увидеть скрытый тайный лик.
Его надежда - осветить лишь шаг перед собой,
И лишь о малых силах просит он
Чтоб встретиться с загадкой скрытой пеленой судьбы.
И поджидаемый неясным, еле видимым могуществом,
И зная об опасности, грозящий ненадёжным дням
Оберегает он свои трепещущие устремленья от её дыхания;
И он не чувствует когда ужаснейшие пальцы
Смыкаются вокруг в той хватке, от которой никому не убежать.
И если можешь ты разжать её тиски, тогда - скажи.
Возможно из железного капкана есть какой-то выход.
Возможно ум обманывает нас своими фразами, словами
И собственный наш выбор называет именем судьбы; 
Возможно что Судьба - лишь слепота, неведение нашей воли." 
Сказал он, но Нарада не ответил ничего царю.
И в тот момент, встревожившись, царица подала свой голос:
"Провидец, светлый твой приход пришёлся на
Высокое мгновение счастливой жизни;
Так пусть же ласковая речь из сфер, не ведающих горя,
Поддержит радостный союз двух звёзд,
Твоим небесным голосом одобрит наше счастье. 
Не стоит здесь притягивать к опасностям и бедам наши мысли,
Не будем позволять словам творить тот рок, которого они боятся.
Здесь нет причин для страха, и у горя нет возможности
Подняться и сверлить зловещим взглядом их любовь.
Единый дух живёт во множестве созданий,
И счастлив Сатьяван среди людей земли,
Кого Савитри выбрала себе в супруги,
Удача посетила хижину отшельника в лесу
Там, где оставив свой дворец, богатства, трон,
Моя Савитри будет жить и здравствовать под небесами. 
И пусть благословенье ляжет как печать бессмертного
На незапятнанное счастье этих ярких жизней,
Отбросив злую Тень от их грядущих дней.
Уж слишком тяжела бывает Тень, что падает на сердце человека;
Оно не смеет становиться чересчур счастливым на земле.
Оно страшится тех ударов, что идут за слишком яркой радостью, 
Незримого бича в протянутой руке Судьбы,
Опасности, скрываемой за горделивой крайностью удачи,
Иронии, за снисходительной усмешкой жизни, 
Оно трепещет, если слышит смех богов.
Но если где-то есть припавшая к земле, незримая пантера рока,
И если вдруг над этим домом нависают крылья Зла,
Тогда скажи нам, чтобы мы могли свернуть в другую сторону
И жизни наши уберечь от рока, поджидающего на обочине,
И от случайной вовлеченности в чужую нам судьбу."
Нарада медленно царице отвечал:
Какая польза от предвиденья тому, кем управляют?
Надёжные врата визжат, когда их открывают, то, что суждено проходит в них.
И знание о будущем - лишь дополнительная боль,
Мучительная ноша и бесплодный свет
На той огромной сцене, что построила Судьба.
Поэт из вечности, вселенский Ум,
Проставил номер перед каждой строчкой своего высокого спектакля;
Невидимы шаги гигантских игроков
А человек живет как маска тайного актёра.
И он не знает даже что произнесут его уста.
Таинственная Сила понуждает все его шаги
И жизнь сильнее, чем его дрожащая душа.
Никто не может отказаться от решений непреклонной Силы:
Её глаза застыли на своей могучей цели:
Ни крики, ни молитвы не свернут её с пути.
Она уже пустила острую стрелу из лука Бога."
Он говорил как тот, кого судьба не заставляет горевать,
Кто помогает внутренним спокойствием катящимся колёсам жизни
И длительному беспокойству преходящего,
Заботам и страстям волнений мира.
И мать увидела внезапно, словно в грудь её пронзили, 
Как древний приговор настиг её дитя,
А сладость, что была достойною другой судьбы 
Лишь повод создаёт для больших слёз.
В своей природе устремлённая к богам,
С умом что защищён бронёю сильной мысли, 
И с волей, целиком лежащей за щитами мудрости,
Хотя она и поднималась к небесам безмолвного познания,
Хотя она была спокойна и мудра, царица и супруга Ашвапати,
Она была ещё и человеком и открыла двери горю;
И осудив несправедливость с каменным тяжёлым взглядом
Застывшего, как мрамор, божества неколебимого и жёсткого Закона,
Она не видела той силы, что приносят крайние несчастья
Могучим жизням, вставшим перед Силой Мира;
В ней сердце выступило против беспристрастного судьи,
И обвинило в извращённости безличного Единого.
Спокойный дух она не позвала себе на помощь,
А как обычный человек, который под своею ношей
Слабеет, выражая боль в невежественном слове, 
Так и она сейчас бросала обвинение бесстрастной воле мира:
"Так что за скрытный рок ей переполз дорогу,
Возникнув в мрачной сердцевине тёмной чащи леса,
И что за зло стоит и ухмыляется на том пути,
Укрывшись под прекрасным ликом сына Шалвы?
Быть может, он пришёл из прошлого её, как давний враг,
Вооружённый скрытой силой совершённых некогда проступков,
И сам не ведая, схватил её, не ведавшую тоже. 
Здесь, на земле, невероятно путаные ненависть с любовью
Встречают нас, незрячих путников, среди опасностей и риска Времени.
Дни наши - это звенья роковой цепи,
И неизбежность мстит шагами случая;
Жестокость в прошлом - возвращается назад неузнанной,
И боги пользуются нашими забытыми делами.
Но то, что делается этим горьким и мучительным законом - всё напрасно.
Судьёю рока выступает человеческий наш ум. 
Мы ничему не учимся, а только продолжаем повторять
Неверный косный способ обращенья с духом и душой другого человека.
Есть страшная алхимия людских сердец
И, отделяясь от своей эфирной части,
Любовь темнеет, превращается в дух божества на низшем плане.
Ужасный ангел, злой, своею радостью 
Наносит сладостные раны, но не может отказаться,
Безжалостны к душе его разоружающие взгляды,
Он посещает острой болью трепетную жертву
И заставляет очарованно нас льнут в его объятия,
Как если бы мы были влюблены в свою агонию.
И это лишь одно из острых бедствий в этом мире, 
А ведь у горя есть для нашей жизни и другие петли.
Тот, кто нам нравится становится для нас мучителем.
Есть сила у меня перенести свой рок и наказание,
Я знаю это точно, но на этой сбитой с толку и запутанной земле,
Которая поражена тоской бичуемых беспомощных существ,
Слабеет часто эта сила, встретившись с мучением в глазах других.
Мы не похожи на богов, которые не зная горя,
Бесстрастно смотрят на страдающую землю.
Они спокойно смотрят вниз на маленькую сцену человека
На страсть, что быстро протекает через смертные сердца.
И древняя история о горе может трогать нас сейчас,
Мы сохраняем боль о тех, которые уже не дышат,
Нас потрясает вид людских мучений,
Мы вовлекаемся в страдания, что чувствуют другие.
У нас нет тех бесстрастных век, что не стареют.
И слишком тяжело для нас бывает безразличие небес:
Своих трагедий - недостаточно для нас,
Весь пафос, все страдания мы делаем своими;
Мы сожалеем о величии, которое прошло
И в смертном чувствуем касанье слёз.
Ведь даже мука посторонних разрывает сердце мне,
А это, о Нарада, горячо любимое моё дитя.
Не прячь от нас наш рок, раз стал он нашим роком
Ведь самое плохое - это неизвестный лик Судьбы, 
Зловещий, молчаливый ужас, что не видишь, а скорее ощущаешь,
За нашим креслом днём, за нашею кроватью ночью,
Судьба, что прячется в тени людских сердец,
И мука от незримого, что выжидает для удара.
Знать - лучше, даже если это тяжело перенести."
Тогда вскричал мудрец, пронзая сердце матери
И заставляя закалиться волю дочери её, Савитри,
Его слова освободили сжатую пружину, механизм космической Судьбы.
Великие всевидящие Боги пользуются болью человеческих сердец
Как острым топором, чтоб прорубать космический свой путь:
Они льют с щедростью и кровь и слёзы человека
Ради сиюминутной цели в судьбоносной их работе.
Баланс космической Природы - он не наш баланс,
Не наши и мистические мерки пользы и необходимости.
Одно лишь слово может выпустить на волю множество огромных сил;
Случайный акт - определить судьбу вселенной.
Так ныне, в этот час, он высвободил предначертанное.
"Ты хочешь истины; я дам её тебе.
Прекраснейшее чудо встречи неба и земли -
Кого Савитри выбрала среди людей,
Его фигура - авангард победного движения Природы,
Он превосходит достиженья Времени одним лишь существом своим.
Сапфир, что вырезан из сновидения небес,
Душа у Сатьявана изумительна, 
Она как луч, что вышел из восторга Бесконечности,
Безмолвие, что пробудилось к гимну радости.
Божественность и царственная стать вокруг его чела;
Его глаза хранят воспоминанья из миров блаженства.
Сверкающий, как одинокий месяц в небесах,
И нежный, словно сладостный бутон, желающий раскрыться,
И чистый, как ручей, целующий в молчаньи берега,
Он светлым удивлением захватывает дух и чувство.
Оживший узел золотого Рая,
Он наклоняет к жаждущему миру синюю Безмерность
И радость Времени, которую берёт из вечности,
Звезду великолепия и розовый бутон блаженства. 
В нём и Природа и душа - как равные Присутствия,
Уравновешены и переплавлены в широкую гармонию.
И даже у Божественных Счастливцев, в светлом их эфире, нет сердец
Верней и сладостней чем это сердце смертного,
Которое всю радость принимает как естественный подарок мира,
И как естественное право мира - дарит радость всем.
Его слова несут свет внутренней глубокой истины,
А видящее вширь общенье с Силой
Сняло покров с его ума в обычной жизни,
И сделало его провидцем божества, не искажённого земными формами. 
Спокойствие и широта безветренного неба,
Что тихо наблюдает мир - сродни его уму неизмеримой мысли,
Безмолвное, задумчивое, светлое пространство, 
Что открывает утро для восторга,
Зелёное переплетение деревьев на счастливом склоне,
Что южный ветер превращает в шелестящее гнездо,
Всё это - образы его и параллели;
Его семья - равна ему по красоте и глубине.
В нём воля подниматься возвышает наслажденье жить,
Он близок к высоте небес в очаровании земной красы,
В нём устремленье к воздуху бессмертных
Лежит и отдыхает на коленях смертного экстаза.
Его веселье, нежность привлекают все сердца
Жить вместе с близкими его в счастливом доме,
В нём сила, словно башня, возведённая, чтобы достичь небес,
И божество, что найдено в каменоломне жизни.
О будет горькая утрата, если на отдельные кусочки,
Что составляют эту замечательную вазу,
Смерть разобьет его сосуд, не дожидаясь дуновенья этой сладости,
Как будто не способна бренная земля хранить от неба слишком долго
Столь уникальное сокровище, ей данное взаймы богами,
Такое редкостное существо и созданное столь божественно!
Спустя один короткий год, когда наш светлый час вернется к нам назад
И легкомысленно усядется на ветку Времени,
Та царственная слава, данная земле с небес, закончится,
И то великолепие исчезнет с небосвода смертных:
Величие небес пришло, но оказалось чересчур великим, чтоб остаться.
Двенадцать быстрокрылых месяцев даны ему и ей;
Когда день этот возвратится, Сатьяван умрёт."
Как неприкрытая и ослепительная молния ударил этот приговор. 
Но вскрикнула царица: "Но может, не нужны те милости небес!
Нас небо дразнит яркостью своих даров,
Но Смерть сидит как виночерпий 
Той слишком краткой радости, оставленной для смертных уст,
Для мига страсти беззаботными богами.
Но я отвергну эту милость и насмешку.
Взбирайся в колесницу, поезжай опять, Савитри,
И путешествуй снова через населённые места.
Увы, в зелёной радости лесов
Наткнулось сердце на обманчивый призыв.
Ещё раз сделай выбор и оставь ту обречённую на гибель голову. 
Ты видишь, Смерть - садовник этого прекраснейшего дерева чудес;
И сладости Любви спят в бледно-мраморной его руке.
И если ты пойдёшь по той по медовой, но кончающейся линии,
За маленькую радость будет черезмерно горькая расплата.
Не защищай свой выбор, ибо из-за смерти он теперь напрасный.
Твой блеск и юность рождены не для того, чтобы лежать
Пустой шкатулкой, что небрежно брошена на землю;
И менее прекрасный выбор может обернуться более счастливою судьбой." 
Но так ответила Савитри из отчаянного сердца, -
Был голос у неё невозмутим, лицо - застыло словно сталь:
"Однажды сердце выбрало моё и вновь не будет выбирать.
И я сказала слово, что нельзя уже стереть,
Его вписали в летописи Бога. 
Ведь истина, однажды сказанная, хотя и растворилась в воздухе,
Забытая умом, звучит не умирая
И навсегда ложится в память Времени.
Уже упали кости, брошенные властною рукой Судьбы
В каком-то вечно существующем мгновении богов.
И моё сердце запечатало в своих глубинах обещанье Сатьявану:
И подпись ту враждебная Судьба уж не сотрёт,
Его печать ни Смерть, ни Рок, ни Время не сломает.
Кто разлучит двоих, что стали внутренне единым существом?
Смерть со своею хваткой может лишь разрушить тело, но не душу;
И если смерть возьмёт его, я тоже знаю как мне умереть.
И пусть Судьба со мною делает что сможет или что захочет;
Я знаю, я сильнее смерти, больше чем моя судьба;
Моя любовь сумеет пережить наш мир и рок спадёт с меня,
Беспомощный перед моим бессмертием.
Скорей изменится закон Судьбы, чем воля духа моего."
Несокрушимая в своём намереньи, она слова бросала словно бронзу.
Но у царицы, слушавшей её, в её уме
Они звенели, словно голос Рока, что избрал себя 
И отвергает всякую возможность для спасения.
На собственное горе мать дала ответ;
Она воскликнула, как тот, кто с тяжким сердцем
Впустую бьётся средь рыдания своих надежд,
Стараясь вызвать ноту помощи из струн печали:
"О дочь, в великолепии своей души,
Живущей на границе с более великим миром
И ослеплённая сверхчеловеческими мыслями,
Ты наделяешь смертную надежду вечностью.
Здесь на невежественной, переменчивой земле
Кто твой любимый, кто твой друг?
Здесь всё проходит и ничто не остаётся прежним.
Никто не существует для других на этой временной планете.
И тот, кого сейчас ты любишь, прибыл незнакомцем,
И в незнакомые далёкие края уйдёт:
В какой-то день на сцене жизни он закончит роль, 
Которая ему дана была на время изнутри,
В другие сцены он пойдёт, с другими игроками. 
К слезам и к смеху среди новых, незнакомых лиц.
И тело, что ты полюбило, будет брошено
Средь неизменного бесчувственного вещества миров
В могучую, но безразличную Природу, чтобы стать
Сырой материей для радости других, неведомых нам жизней.
Так наши души постоянно крутятся
На колесе Всевышнего, они то появляются, то исчезают,
То сходятся между собой, а то расходятся в магическом движении
Великого Танцора в безграничном танце.
Эмоции людей - высокие и умирающие ноты
Его неистовой и дикой музыки, что неизбежно заменяются
Горячими движениями ищущего Сердца
В непостоянных связях одного мгновения с другим.
Призвать вниз песню неба, отвечающую нам издалека,
Взывать к неуловимому блаженству - вот и всё что смеем мы;
Поймав однажды, мы теряем смысл небесной музыки;
Ритмичный, слишком близкий зов уже ослаб и улетел;
Все сладости здесь на земле - сбивающие с толку символы.
Любовь в нас умирает раньше нашего любимого:
Все наши радости подобны запахам из хрупкой вазы.
Какое же потом крушенье в море Времени
Обрушивается на судна жизни в шторм желания,
Когда проводником берут невидящее сердце!
Дитя, о неужели ты провозгласишь, о неужели ты затем пойдёшь
Наперекор Закону, что есть воля вечного,
За диктатурой настроений безрассудного Титана,
Кому его неистовая воля есть единственный закон,
В тот мир, где нет ни Истины, ни Света, ни Всевышнего?
Лишь боги могут говорить такое, что сейчас сказала ты.
Ты человек, и думай не как бог.
Ведь человеку, ниже бога, выше зверя,
Спокойный разум дан в проводники;
Он управляется не некою бездумной волей,
Как действует животное и птица;
Он движется не строгою Необходимостью,
Как в несознательных вещах и их бесчувственном движении.
Свирепый марш гиганта и Титана
Взбирается чтоб узурпировать страну богов
Иль огибает демонические необъятные просторы Ада;
В бездумной страсти собственных сердец 
Они на кон бросают жизни против вечного Закона
И падают, и разбиваются от собственной ожесточённой массы:
Для мыслящего человека создан средний путь.
Так выбирать свои шаги под зорким светом разума,
И выбирать свой путь среди других путей
Дано ему, ведь каждая его нелегкая задача
Отсечена из бесконечности возможностей.
Не оставляй своей задачи, чтобы лишь пойти за притягательным лицом.
И только если ты поднимешься до планов над умом
И будешь жить в спокойной широте Единого
Тогда лишь в вечно существующем Блаженстве сможет вечной быть любовь
И человеческие узы сменятся божественной любовью. 
Есть ограждённый от всего закон и строгая, возвышенная сила:
Она тебе предписывает укреплять бессмертный дух
И предлагает нам свои суровые дары -
Работу, мысль, степенный и соразмеряемый восторг
Чтоб мы по ним, как по ступеням, поднимались к тайным пикам Бога.
Тогда жизнь наша станет тихим странствием,
И каждый год в ней - милей на Пути небес,
И каждая заря откроется в другой, широкий Свет.
Твои дела - твои помошники, события все - знаки,
И пробуждение со сном - удобные возможности,
Которые дало тебе бессмертное Могущество.
И так ты сможешь поднимать свой чистый, непокорный дух, 
Пока не дорастёт он до небес в вечерней тихой широте,
Бесстрастный и спокойный, словно небо, 
И медленно врастёт в покой вне времени."
Но с твёрдым взглядом ей ответила Савитри:
"Моё желание - часть вечной Воли, 
Моя судьба - что сила духа моего способна сделать,
Моя судьба - что сила духа моего способна вынести;
Та сила, что во мне - не титаническая сила, это сила Бога.
Я обнаружила мою счастливую реальность
Вне тела моего, в другом:
Я обнаружила в нём неизменность, глубину души любви.
И как я после пожелаю для себя одной добра,
И как смогу убить, стремясь к свободному и чистому покою,
Ту бесконечную надежду, что заставила вдруг душу выпрыгнуть вперёд
Из нескончаемого сна и одиночества?
Мой дух увидел славу для которой он пришёл,
Биенье одного обширнейшего сердца в пламени всего,
И вечность, что во мне, его объята вечностью, 
Она захвачена глубокою возможностью любить всегда,
Которая не устаёт от сладостных пучин, принадлежащих Времени.
И это, это - первая и окончательная радость, для её биения
Богатства тысячи счастливых лет
Бедны. Ничто мне смерть и горе,
Ничто обыденные жизни, радостные дни.
И что мне эти человеческие души,
Глаза и губы, что не Сатьявана?
Мне нет нужды бежать из ласковых его объятий,
Из обнаруженного рая, от его любви,
Из путешествия в покой и бесконечность.
И только для своей души, живущей в Сатьяване,
Я берегу сейчас роскошную возможность своего рождения:
Под светом солнца, в грёзе изумрудных троп
Мы будем как в Раю гулять с ним вместе, словно боги.
И если это на год, этот год - вся жизнь моя.
Но всё-таки я знаю, что не вся моя судьба - 
Лишь жизнь, недолгая любовь, а после - смерть.
Сейчас я знаю, для чего пришел сюда мой дух,
И кто я, и кто тот, кого я полюбила.
Я посмотрела на него из моего неумирающего "Я"
И видела, как улыбался Бог мне в Сатьяване;
Мне выпало увидеть Вечного в его лице."
Никто не мог ни слова вымолвить в ответ. В молчании
Они сидели, вглядываясь в лик Судьбы.

Конец первой песни

Перевод (второй) Леонида Ованесбекова

2003 июль 24 чт - 2006 ноя 03 пт, 2011 май 31 вт - 2011 сент 03 сб
2017 июнь 09 пт - 2017 окт 29 вс