|
|
||
Почему в пьесе 1874 года "Просвещенное время" - отразилась у Писемского... биография Фета, я не могу сказать. Вероятно, вопрос этот - не ограничивается одной этой пьесой, и интерес этот - является фактом биографии самого Писемского в целом.
Но зато мы с уверенностью теперь можем сказать другое: разбор некоторых относящихся к этому вопросу материалов показал, что интерес этот - опосредуется, в том числе, и... тем опережающим, предвосхищающим фетовскую биографию отражением, которое она получила в журнальной повести 1834 года "Заклятый поцелуй", подписанной именем вятского литератора А.И.Емичева.
В 1836 году А.И.Емичев издал сборник своей прозы "Рассказы дяди Прокопья". Он состоит всего из трех повестей, причем две из них - были перед тем уже опубликованы в периодике. Повесть "Заклятый поцелуй", с содержащимися в ней предвосхищениями биографии Фета, в него не вошла.
А вот вновь опубликованная в этом издании повесть, под названием "Рожёк", - некоторое время назад привлекла к себе пристальное внимание исследователя (М.Вайскопфа). По той же самой причине, по которой это произошло, интересует она в данный момент - и нас.
Именно эта повесть делает для нас понятным еще один намек на произведения Емичева, помимо фамилии главного героя "Заклятого поцелуя" - "Пальмин", содержащийся в письме Писемского А.Н.Майкову 1854 года, на котором мы остановились в предыдущей части нашей работы.* * *
Дело в том, что фамилия героя повести из сборника 1836 года - была, ни много ни мало: СТАЛИН.
Из этого названный нами исследователь делает не имеющий для себя никакого обоснования, фантастический вывод, что политический деятель, который несколько десятилетий спустя возьмет себе псевдоним, совпадающий с фамилией этого литературного персонажа... был знаком с повестью Емичева: опубликованной один-единственный раз в сборнике второстепенной прозы!
Куда более правдоподобным, реалистичным нам представляется предположение, что это автор повести 1836 года - был знаком с фигурой будущего политического деятеля мирового масштаба, Сталина!
Причина такого экстравагантного допущения, на каком основывается объяснение выдающегося израильского литературоведа, - на наш взгляд, заключается в том, что сам этот исследователь... отнесся к творчеству Емичева в целом без должного внимания, ограничившись, по-видимому, одним этим его произведением, содержащим в себе такое "совпадение", которое следует признать - действительно сенсационным.
Впрочем, "совпадение" это - было... традиционным для русской литературы тех лет. Еще в 1831 году в столичной периодике было опубликовано шуточное стихотворение Е.А.Баратынского и С.А.Соболевского "Быль", подписанное псевдонимом... СТАЛИНСКИЙ! Так что автор повести 1834 года - может быть назван их наследником в деле употребления этой фамилии.
Мы могли уже убедиться, на примере повести "Заклятый поцелуй", что использование имен РЕАЛЬНЫХ ЛИЦ, таких как поэты - отец и сын Пальмины, - является характерной чертой беллетристического творчества Емичева. Причем во многом такое использование - является предвосхищающим; служит результатом заглядывания в будущее. То же можно сказать и относительно фамилии "Сталин".
Фамилия эта - является в произведениях Емичева, в свою очередь, составной частью подсистемы, в которой источниками такого заимствования - служат имена известных политических деятелей будущего, ХХ века. Именно в рамках этой системы - и должно рассматриваться и получить себе осмысление использование автором повести 1836 года "Рожёк" имени И.В.Сталина.* * *
В составе сборника "Рассказы дяди Прокопья" ей предшествует повесть "Воспоминание", которая, под другим названием, "Любовь бедных людей", и в другой редакции была опубликована в 1835 году в журнале "Библиотека для Чтения". В ее тексте - также присутствует аналогичная фамилия, только постановка ее в данном случае - существенно иная: она встречается один только раз и принадлежит персонажу, лишь упоминаемому в реплике другого действующего лица этого произведения.
Зато она "монтируется", в этом своем качестве предвосхищающей реминисценции, - с личным именем другого героя, так же как в повести "Рожёк" - центрального в этом произведении. Впервые это личное имя звучит в сцене, в которой мы застаем этого героя - за чтением своих стихов возлюбленной.
Звучит оно не сразу - поначалу представляя нам героя безымянным "молодым человеком" (в то время как имя его возлюбленной - нам уже известно!). Тем самым, как бы - ставя знак вопроса, заставляя нас спрашивать самих себя - как же его зовут?
Пока, наконец, недостающее имя - не мелькает, невзначай, как будто бы без особого повода (обычно это делается так: к безымянному персонажу обращается по имени другой персонаж, и это именование - подхватывается повествователем; или: случай первого произнесения имени - специально отмечается или даже обсуждается автором - "Итак, она звалась Татьяна"), - перед нами в тексте:
"...Постепенно одушевляясь, лице и глаза ВЛАДИМИРА сами исполнились поэзии и становились необыкновенно светлы...
- Лиза, тебе жаль меня? - сказал ВЛАДИМИР после краткого молчания: ты ценишь мою безотрадную горесть?..."
Но герой этот, на всем протяжении повествования - так и остается известным нам под одним только этим ЛИЧНЫМ именем: ФАМИЛИИ его - мы так никогда и не узнаем (и это - при том обилии фамилий, и актуально действующих лиц, и только упоминаемых другими персонажами, - которым характеризуется это повествование!); так что в отношении ее остается в силе все тот же вопрос, который незримо вставал с самого начала: как же его, этого героя... зовут?
Дальнейший сюжет развивается согласно заглавию повести в первой публикации: не имея состояния, герой не получает одобрения приемного отца девушки и вынужден прекратить свои с ней свидания. Вместе с развитием сюжета - то и дело повторяется имя бедного молодого человека, которому предстоит еще и - пережить коварство соперника и измену возлюбленной.
И перед началом этого катастрофического развития событий, приведшего к развязке, - следует замедляющая, тормозящая ход повествования сцена бала у губернатора, на котором молодые девицы и дамы - обсуждают кавалеров и то, кому одна или другая из них отдает предпочтение.* * *
Следует каскад имен, фамилий, с одной стороны, участвующих в этом общем разговоре женских персонажей, с другой - отсутствующих на сцене обсуждаемых мужчин, так что становится трудно идентифицировать их между собою, определять, идет ли в каждом отдельном случае речь об одном и том же лице (называемом то по имени, то описательным выражением) - или о разных
Тем самым - заостряется внимание, делается особый акцент - на самом феномене произносимых одно за другим, то повествователем, то действующими лицами, имен. И вот в этой-то ситуации, неожиданно мелькает - весьма значимое для нас, современных читателей этой повести, имя.
Причем возникает, как мы видим, в ситуации - СОКРЫТИЯ имени другого лица одним из персонажей; в ситуации, делающей на имени - еще больший акцент, еще больше напрягающей его восприятие:
"...София в это время писала карандашем на бумаге какия-то буквы и вдруг их зачертила. Евгения выхватила у ней бумагу из-под руки.
"Па.. . Па.. . произнесла она, стараясь разобрать писание Софии, которая отнимала у нея свою бумагу."
"Павлин, сказала молодая вдова: о, он стоит такой сильной любви за его постоянство и верность, несмотря на долгую разлуку. Я видела его резвыя взгляды; слава Богу, что не видала их ваша маменька."
София безответно вспыхнула.
"Очень мил и ПУТИН, сказал кто-то вдове с улыбкой: он еще дитя, и его можно в два часа сгубить на веки."
- О нет! Он уже не глуп, возразила вдова. Не надобно доверять простодушию..."* * *
Фамилия Председателя Совета Министров Советского Союза в одной повести Емичева - непринужденно сменяется фамилией Президента Российской Федерации в другой!
И тут же, в соседстве с фамилией Путина - вновь вспоминается... имя главного персонажа:
"... - А вы, Лиза, кем недовольны? Или для вас все равны? Что же вы молчите? -
"Что ей сказать? подхватила насмешливая Липецкая [а если бы... фамилия второстепенной, мелькнувшей перед читателем героини - была образована от названия другого русского города: "Елецкая", или "Ельцова"?! - А.П.]: у ней на устах одно имя, ВЛАДИМИР. Да она его никому не скажет!..."
Таким образом, имя Иосифа СТАЛИНА - повторенное в тексте одной повести из сборника 1836 года, - откликается в другой именем другого персонажа политической сцены ХХ века, Владимира ПУТИНА.
И эта систематичность предвосхищающих отражений политических реалий будущего столетия - совершенно не замеченная исследователем, выдвинувшим невероятную теорию о том, что молодой Сосо Джугашвили... штудировал сборник "Рассказов дяди Прокопья" в поисках подходящего псевдонима для всего своего будущего жизненного пути! - ставит все на свои места.
Она дает нам понять, что дело обстояло - прямо противоположным образом; что это автор повестей "Любовь бедных людей" ("Воспоминание") и "Рожёк" - выразил таким способом свою осведомленность о крупнейших перипетиях истории грядущего века.
И имя героя одной из этих повестей, наряду с именем героя напечатанной единственный раз в журнале "Телескоп" повести "Заклятый поцелуй" - Пальмин (срв. созвучную с ним, специально НАПОМИНАЮЩУЮ о нем фамилию "Павлин", которую пытается скрыть девица из повести "Рожёк"), отразилось - у Писемского в письме 1854 года.
Отразилось - в той резанувшей наш слух характеристике, которую получил у него здесь (в обращении к другому поэту, Аполлону Майкову)... поэтический стиль Пушкина: "...Ты еще не овладел тем из СТАЛИ кованым стихом, какой видим у Пушкина".* * *
То обстоятельство, на котором мы построили наш анализ этого письма, - что имена будущих политиков в произведениях Емичева прозвучали для Писемского... так же узнаваемо, как и для нас, - обосновывается содержанием его драматургических произведений; содержанием плана предвосхищающих исторических реминисценций, раскрывшегося нам в них.
Последнее сделанное нами наблюдение над этим письмом заставляет новыми глазами взглянуть на дату, выбранную из всех относящихся к основному реминисцируемому в пьесе "Просвещенное время" событию биографии Фета дат первой половины 1850-х годов. Это была названная в рассказе персонажа дата русских гастролей П.Виардо: 1853 год.
Тот же год, но только относящийся к ХХ веку, вошел в название кинофильма "Холодное лето 53-го" о событиях, последовавших в этом году за смертью Сталина. Эти цифры, таким образом, соединяют преломившуюся в пьесе биографию Фета - с планом будущей советской истории. А план этот - получил, как мы знаем, основательное развитие в первой комедии Писемского "Ипохондрик".
В пьесе 1874 года этот план исторических предвосхищений - развит значительно скромнее, чем там. Но, тем не менее, намек, сделанный с помощью этой даты, - получает в этой пьесе себе продолжение, и причем - при помощи этого именно содержащего эту дату в своем названии кинофильма. По этой причине о его опосредующей роли при отражении в пьесе фигуры Сталина - мы и начали говорить.
Роль в этом фильме - стала последней ролью А.Д.Папанова. И, помимо числа, входящего в название фильма, в тексте пьесы присутствует едва уловимый намек... на самого этого исполнителя.
Самой знаменитой работой Папанова (даже по сравнению с ролью Лёлика в фильме Гайдая "Бриллиантовая рука") стало, пожалуй, озвучивание роли Волка в мультипликационном сериале "Ну, погоди!" И вот, название этого фильма - присутствует в пьесе 1874 года!
Эти слова в четвертом действии произносит вернувшийся "с юга" Дарьялов, разгневанный тем, что жена больше не хочет иметь с ним дела, и обращающийся к ней с угрозой:
" - НУ, ПОГОДИ, я еще после с тобой поговорю".
Восклицание звучит - в адрес женщины. Но ведь и в мультфильме Зайца, по адресу которого то и дело звучит это восклицание, озвучивает - тоже... женщина, актриса Клара Румянова.* * *
Папанов же - был исполнителем роли Городничего в постановке комедии Гоголя "Ревизор" в Театре Сатиры (здание которого, кстати, послужило прототипом театра Варьете в романе Булгакова "Мастер и Маргарита"). От этой роли - ветвятся линии, которые участвуют в построении - все того же реминисцентного плана пьесы 1874 года.
В комедии Гоголя - звучит знаменитая реплика этого персонажа об "унтер-офицерской вдове, которая сама себя высекла". И эта реплика находит себе отзвук, правда не прямой, а прошедший преломление... также через произведение будущего, - в той же самой сцене четвертого действия драмы "Просвещенное время".
Дарьялов откладывает объяснение с женой, потому что хочет сначала разобраться - с ее любовником, требующим от него... уплаты по выданному еще в первом действии векселю. Именно по ходу разыгравшегося в этой связи скандала нас встретило одно из проявлений лейтмотива "огня", и одновременно - одно из проявлений предвосхищающего политического подтекста пьесы. Дарьялов "покраснел, как рак" и обвинил собеседника в "дневном грабеже".
На что тот ему отвечает:
" - КТО ВАС ГРАБИЛ? ВЫ ВСЕХ ГРАБИЛИ и тысячи людей обворовали, и я вытяну с вас свои деньги".
И с учетом отдаленной, опосредованной гоголевской реминисценцией, стоящей за этими словами, - становится объяснимым наличие в руках произносящего эту реплику персонажа аксессуара. Название этого предмета... созвучно фамилии главного героя комедии Гоголя, Хлестакова: ХЛЫСТИК.
В самом начале ссоры этот герой говорит - "как-то зловеще поигрывая своим ХЛЫСТИКОМ". А в этой самой "гоголевской" реплике, которую мы сейчас привели, авторская ремарка показывает, - что хлыстик этот назван "ЗЛОВЕЩИМ" недаром; что его противнику - угрожает участь... гоголевской унтер-офицерской вдовы; опасность - быть вы-се-чен-ным.
Бывший любовник дарьяловской жены говорит с ним - "ПРИПОДНИМАЯ НЕМНОГО ХЛЫСТ"; то есть - намечая начало УДАРА.* * *
И не только фигура незримо присутствующего, благодаря своей мультипликационной роли, в этой сцене исполнителя персонажей в "Ревизоре" и "Холодном лете 53-го" - связывает эту гоголевскую реминисценцию с фигурой Сталина.
И даже... не только созвучие этой фамилии вождя - с фамилией представленного здесь "хлыстиком" одного из действующих лиц - Хлестакова (исследователь, подметивший это сходство, В.Н.Турбин, задал вопрос: а что, если бы Гоголь назвал своего героя несколько иначе, той же фамилией с другим окончанием - "Хлесталин"?! О том, что ИСТОРИЧЕСКИ это было - ВПОЛНЕ ВОЗМОЖНО, говорят нам примеры и Баратынского с Соболевским, и самого Емичева!).
Но связывает эту реминисценцию с фигурой политического деятеля из будущего - и та трансформация, то опосредование, которое получила классическая реплика гоголевского персонажа - у Писемского.
Мы уже рассказывали в другой работе о встреченной нами в газете "Гудок" карикатуре, представляющей собой - как бы схему, проект будущей сцены расправы гражданина Гигиенишвили над Васисуалием Лоханкиным во втором романе дилогии Ильфа и Петрова "Золотой теленок". Это сцена, в которой исследователи видят - пародию... на сталинские "чистки" (о чем и говорит не только национальность "бывшего князя, а ныне трудящегося Востока", но и - его фамилия, указывающая... на любителя "чистоты", "гигиены"!).
Особенность той карикатуры 1924 года состояла в том, что сцена избиения из будущего романа - проектировалась в ней именно через посредство гоголевской реплики об "унтер-офицерской вдове".
Представленный на рисунке начальник (с явными чертами "лица кавказской национальности" и в "сталинском" френче) - имевший склонность к рукоприкладству по отношению к подчиненным - в заглавии фельетона, который сопровождался этим рисунком, восклицает именно так, как это отозвалось в приведенной реплике из пьесы 1874 года, - и в восклицании этом так и слышится "сталинский" акцент: "Кто их бил? Они сами себя высекли".
Таким образом, в свете этой карикатуры, сама эта "гоголевская" реплика в пьесе 1874 года, в окружении других системных элементов создаваемой предвосхищающей реминисценции, - служит указанием на фигуру Сталина.* * *
А потом мы вспоминаем, что сцена угрожающего тому же персонажу пьесы избиения в четвертом действии - повторная; что встречалась она нам - еще во втором действии. А там, на собрании акционеров, присутствовали ведь... именно люди восточных национальностей: татарин, киргиз и армяне!
И вот они-то - и готовятся приступить к физическому воздействию на обманувшего их директора; напомним: директора - компании "по выщипке руна из овец"; имеющего прикосновенность - к тому же роману "Золотой теленок", в котором присутствует сцена физического воздействия в "Вороньей слободке":
" - ...Подтасовщик вы этакий и жулик!
Д а р ь я л о в. Вы не смеете мне так говорить.
Б е з х о в - М у р и т с к и й. Говорить я и не буду! А я вас палкой буду бить. (Стукает палкой своей об пол и затем обращается к товарищам (!) своим, тоже вскочившим на ноги.) Палками его надо бить!
Т е (хватаясь за кинжалы). Мы вас палками и кинжалами будем бить!
Д а р ь я л о в. Кинжалами я вам не позволю бить!... Денег ваших я не разворовывал: я сам нищий! А когда вы так бесчинствуете, я закрываю собрание! (Встает и идет к дверям во внутренние комнаты.)
В с е а р м я н е (следуя за ним). Нет, погоди! Мы тебя палками будем бить!..."
Мы мы поставили восклицательный знак после слова "ТОВАРИЩИ" - которое поддерживает политический и обращающий в будущее потенциал этой пьесы. Напомним, что именно в этом фрагменте скандала во время собрания акционеров присутствует и другое слово, обладающее таким потенциалом: "ПАРТИЯ".
А это слово, как мы показали, - в свою очередь, реализует политический потенциал слова, которым пару раз называется цвет лица испытывающего сильные эмоции Дарьялова в этой сцене: "КРАСНЫЙ". "Товарищ" - это и есть обращение, принятое в партии большевиков, "красных".* * *
Обратим также внимание на манипулирование персонажей, осаждающих Дарьялова, - ПАЛКАМИ; на способ этого манипулирования. Ими не только размахивают, угрожая избить, но и: "СТУКАЮТ ОБ ПОЛ". Это напоминает нам... о современном нам спектакле "Стенограмма", отразившемся в комедии Писемского "Ипохондрик".
В одной из сцен участники XV партконференции большевиков в 1926 году (тоже разделившиеся на... две "партии": сторонников и противников Сталина!) - манипулируют не палками, но... спичками: которые они зажигают и БРОСАЮТ НА ПОЛ - реализуя тем самым метафору: "играть с огнем".
Палки в пьесе Писемского - некие гипертрофированные спички из спектакля С.Кургиняна; и через посредство этого спектакля - сцена эта становится элементом складывающегося в пьесе 1874 года (до рождения Сталина... четыре годочка было тогда; и четыре же годика - было маленькому Володе Ульянову!) изображения сталинщины.
Аналогичное обвинение в "жульничестве", "воровстве", как мы видели, - бросается Дарьялову и в сцене четвертого действия: где присутствует реминисценция реплики из "Ревизора" и где место "сталинской" палки - занимает... "хлестаковский" хлыст в руке того же произносящего эту реплику персонажа.
И ведь в параллельной сцене из второго действия - мы тоже слышали звучание... заглавных слов мультипликационного фильма, которыми начинается сцена скандала в четвертом действии, только слегка видоизмененных: "НЕТ, ПОГОДИ! Мы тебя палками будем бить!"
Та же самая ключевая фраза из мультфильма, озвученного Анатолием Папановым, фраза-сигнал - звучала и в комедии "Ипохондрик". И там - мы тоже смогли проследить и раскрыть значение мотива... палки. Только сопоставлялась она в образном строе самого этого произведения - не с зажженными спичками, бросаемыми на пол в современной нам постановке стенограммы партконференции, а... с другим атрибутом ритуала курения.
Разламываемая на части (одним персонажем, чтобы продемонстрировать свою силу другому) - палка предстала нам столь же гиперболизированным изображением разламываемых, раскрошенных папирос "Герцеговина Флор", табаком из которых имел обыкновение набивать свою трубку вождь - смерть которого послужила исходным событием для действия фильма "Холодное лето 53-го".
Общая для них мультипликационная предвосхищающая реминисценция служит указанием на то, что обе эти сцены из разных актов пьесы "Просвещенное время" объединяются в одном неявно слагающемся в них изображении - изображении политической истории ХХ века.* * *
В третьем действии - мы тоже находим случай использования этого выражения, и там оно - вовсе связано с УГОЛОВНОЙ темой, с ситуацией ТЮРЕМНОГО заключения: вновь возвращая память читателя к роли А.Папанова в кинофильме "Холодное лето 53-го".
Собеседники, участвующие в этом диалоге, вспоминают о давнем случае распространения касающихся одного из них оскорбительных сведений:
"... - Чего же не было?
- ...Того, что я будто бы действием был оскорбляем. Это все выдумал господин писачка, который, прямо уже теперь скажу, приходил ко мне и просил дать двадцать пять целковых. Я ему не дал, вот он и написал на меня. ОН ЕЩЕ ПОГОДИ: я его притяну к суду; он ПОСИДИТ в Титовке".
Мотив печатного слова как средства достижения корыстных целей, здесь редуцированный, подробно и многосторонне развивается годом ранее в пьесе "Подкопы" ("Хищники").* * *
Примечательной особенностью драматургии Писемского является то, что она не только обладает единством ПРИНЦИПОВ построения, что не удивительно, но в ней повторяются - одни и те же строительные элементы: как одни и те же кубики, из которых можно построить разные сооружения. К настоящему моменту, когда нами проанализировано уже четыре пьесы, это становится особенно ясно.
Так, например, в начале первого же действия героиня отказывается ехать с мужем смотреть покупаемый им дом, потому что ей хочется остаться... со своим любовником, который в это время нанес ей визит. Поэтому объяснить причину своего отказа - она не может, а муж - этого добивается. Так они препираются долго, возвращаясь к одному и тому же, пока, наконец, муж в сердцах не восклицает:
" - ...Бычок по обыкновению нашел... Все равно, что стриженый, а не бритый".
Он, конечно, не хочет сообщить, что нашел... окурок ("бычок"). В данной ситуации выражение "бычок нашел" (или: "напал") - должно, по-видимому, означать "сказку про белого бычка", то есть - именно бесконечное повторение одного и того же; одних и тех же необоснованных утверждений, подобно другой "сказке", упоминаемой вслед за этим: о муже и жене, препиравшихся по поводу - "стрижено" ли, или "брито".
Та же самая "сказка про белого бычка" фигурирует в пьесе 1865 года "Самоуправцы". Но, что характерно, не в качестве выражения "бычок нашел", а в вариативной форме; но при этом зато - в сходных обстоятельствах.
Муж, подозревая жену в том, что к ней ходит любовник, делает вид, что уезжает из дома, а сам возвращается и тайком наблюдает за происходящим, пока не собирает улик, достаточных для разоблачения. После этого он может объявить свое присутствие, в тот самый момент, когда любовник должен прийти, и дожидаться этого, чтобы вершить расправу над виновными.* * *
Вот в этой ситуации - и повторяется тот же самый мотив. На этот раз - он появляется в реплике жены, отдающей себе отчет в том, что сейчас будет происходить:
"К н я з ь П л а т о н. ...(Развалясь в кресле, как бы желая понежиться.) Скажите вы мне, милые мои, какую-нибудь сказочку, убаюкайте вы меня, старика.
К н я г и н я (улыбаясь). Я только и знаю СКАЗОЧКУ ПРО БЕЛОГО БЫЧКА, не начать ли ее с конца?
К н я з ь С е р г е й (пожимая плечами). А я и той не знаю..."
Упоминание этой сказки, о чем мы можем только догадываться, - в данном случае служит знаком БЕЗДОКАЗАТЕЛЬНОСТИ: на этот раз - голословности тех обвинений, которые, как героиня почти что уверена, сейчас прозвучат после появления визитера. Она не знает о перехваченном супругом письме, приглашающем в его отсутствие к ней любовника и содержащем к тому же злые насмешки над "старым медведем" - ее мужем.
И можно обратить внимание на то, что упоминания об этой сказке в пьесах 1865 и 1874 года - не только делаются по аналогичному поводу, в ситуации полуобнаруженного адюльтера, - но и реализованы друг относительно друга... ОБРАТНО-СИММЕТРИЧНО.* * *
В пьесе "Просвещенное время" ведется длительный диалог мужа с женой, "логика" которого, или вернее отсутствие таковой, - и заставляет в конце концов одного из собеседников вспомнить о "сказке про белого бычка". Однако... я ни за что бы самостоятельно не догадался о том, что выражение, представляющее собой упоминание этой сказки: "бычок нашел" - относится именно к ней, к этому общеизвестному названию!
Если бы... я до этого не познакомился с пьесой "Самоуправцы", в которой - это название присутствует в исходном его виде и подсказывает тем самым, что и в другом, трудном для истолковании случае - Писемский мог также иметь его в виду. Рассмотрение же обстоятельств произнесения этих речений, предложенное нами, - удостоверяет в этой догадке.
И наоборот. Сами эти мотивирующие обстоятельства, имеющие вид абсурдного диалога, - в пьесе 1874 года очевидны, а в пьесе 1865-го - они-то и составляют тайну, полностью уходят в "подтекст", находятся в зоне будущего, присутствующего - лишь в воображении героини. Поэтому поначалу может показаться, что вспоминает она про "сказку о белом бычке" - ни к тому, ни к сему.
Мы можем, судя по тому, как развивается действие, лишь ДОГАДЫВАТЬСЯ о реконструированных нами ожиданиях героини, стоящих за произнесением этих слов, и о том - что именно они, эти предожидания, мотивировали употребление в ее реплике, в качестве намека, - этого полного названия "сказки".
И вновь: только ретроспективно (то есть - в моем случае последовательного знакомства с двумя этими пьесами), в результате повторного обращения к соответствующему фрагменту пьесы "Самоуправцы" ПОСЛЕ прочтения пьесы "Просвещенное время", - нам становится легко (а то и - просто возможно!) об этих ожиданиях, об этой внутренней подготовке героини к назревающему скандалу, о мысленном проигрывании ею того, что она сейчас может от мужа услышать, - догадаться: экстраполировав на вторую пьесу специфику диалога из первой.
Таким образом, две пьесы, два этих фрагмента из разных пьес - представляют собой как бы... единый ТЕКСТ: который может быть понят лишь в своей связности и целости, а разделенный на части и разнесенный по разным произведениям - становится... непонятен!* * *
Обстоятельства появления этой ключевой детали - перехваченного письма - в руках мужа, князя Платона, напоминают - еще об одном "кубике", еще одном повторяющемся композиционном элементе в пьесах Писемского. При первом же анализе его пьесы (это была комедия 1873 года "Хищники") мы видели два-три случая применения приема обнажения условности течения сценического времени.
События, происходящие с ушедшим персонажем до его возвращения - по своей длительности (поездка на другой конец города и обратно) значительно превышают события, происходящие в это время на сцене (довольно пространный монолог или обстоятельная, но не настолько, чтобы занять два часа или даже час, беседа).
Мы, конечно, не имели в этих случаях средств "доказать" читателю, что Писемский - не "ошибался", как профессионал-драматург, но прекрасно понимал эту особенность действия своей пьесы и вводил ее осознанно и целенаправленно. Никаких - кроме апелляции к его литературному мастерству.
Впрочем, в последнем из этих случаев такая темпоральная асимметрия, абсурдно-немотивированная как будто бы в плане самого действия, развития сюжета, - получала-таки себе напрашивающуюся мотивировку.
Возникало подозрение, что событие, которое потребовало бы такого пробега времени и зависящее от передвижений героя во внесценическом пространстве, - в действительности было подготовлено... здесь же, в представленном на сцене доме; и было - ми-сти-фи-ка-ци-ей со стороны одного из участников действия. Никакого "противоестественного" перекоса во времени в таком случае бы не создавалось.
Но затем, при втором нашем подходе к пьесам Писемского, и это был анализ комедии 1852 года "Ипохондрик", - мы обнаружили точно такое же темпоральное построение, и тоже - в финале пьесы, как и последний случай в комедии 1873 года. Это несоответствие, на этот раз, - действительно было искусственным, имеющим для себя оправдание-мотивировку; и оно становилось - предметом обсуждения самих персонажей пьесы!
И уж в этом случае осознанность и целенаправленность этого повторяющегося из пьесы в пьесу приема - становится неоспоримой!* * *
Буквально в том виде, как в комедии 1873 года, повторяется эта аномалия и в драме 1874 года. В первом действии уезжает осматривать покупаемый дом и возвращается муж (раньше, чем это следует по логике действия). В третьем действии - точно так же уезжает, чтобы повидаться с соперницей, и "слишком быстро", если судить по продолжительности происходящих за это время на сцене событий, возвращается героиня.
И только теперь, обозрев рациональные основы подобных аномалий в других пьесах Писемского, их продуманность автором и заложенный в них художественный эффект, - мы понимаем, что за этим фантастическим сдвигом во времени - в данном случае стоит, его прообразует... бытовая, АНЕКДОТИЧЕСКАЯ коллизия: "Муж возвращается из командировки..." То есть - тоже возвращается слишком рано, но только - в реальном времени, безо всяких фантастических сдвигов.
В пьесе 1874 года реализация этой аномалии - максимально приближена к подобному бытовому анекдоту: в первом случае буквально уезжает и возвращается муж, на время его отсутствия - остаются жена и любовник. Во втором - уезжает и приезжает... любовница; но тоже: ездившая - разоблачить своего сожителя, вывести на чистую воду его новую пассию.
В другой пьесе Писемского эта коллизия современного нам анекдота - воссоздается... БУК-ВАЛЬ-НО (да еще в исторических условиях конца XVIII века): муж уезжает, или делает вид, что уезжает, - в "командировку", получив новое назначение на государственную службу. На самом же деле - прячется... в доме (ситуация, хорошо знакомая современному зрителю по знаменитому чехословацкому фильму "Призрак замка Моррисвилль", где муж притворяется не уехавшим даже, а... умершим): чтобы подсмотреть, что будет происходить в его отсутствие.
А вот воссоздание этой коллизии, само по себе исполненное с полным соблюдением правдоподобия, - тоже сопровождается... построением сценической аномалии, неправдоподобным искажением логики сценического действия.
Это был еще один вид явной аномалии, абсурда в построении действия, обнаруженный нами по ходу анализа трагедии "Самоуправцы". И это были - обстоятельства получения героем того самого перехваченного письма, исчерпывающей улики, не зная о которой, героиня - его жена, думает, что сейчас начнется очередная "сказка про белого бычка" беспочвенных подозрений ее в супружеской неверности.* * *
Абсурдная аномалия в этом случае - предельна, вопиюща, хотя автором пьесы и применены средства, чтобы - затемнить ее для поверхностного взгляда читателя.
Первое из этих средств - разбросанность ее проведения во времени и пространстве.
В первом действии князь Платон, во исполнение своих планов проследить, что делает его жена в его отсутствие, - посылает свое доверенное лицо, шута по фамилии Кадушкин, создать видимость своего отъезда:
" - ...Я отсюда выеду и у сада сойду, а ты с людьми и лошадьми поезжай до первой станции и дожидайся там меня день, два, неделю, пока я сам не приеду или не пришлю кого, - понял?
К а д у ш к и н. Поняй, васе сиясество!"
Сам же он, вернувшись, прячется в библиотеке и оттуда наблюдает, как его брат князь Сергей шантажирует... его жену перехваченным письмом к ее любовнику, требуя, чтобы она ответила на ЕГО ухаживанья.
Она решительно отказывает, и тогда он посылает с этим письмом своего камердинера, чтобы перехватить брата в дороге и вернуть для расправы над преступниками.* * *
Герой выходит из своего укрытия:
" - Приятные речи я выслушал для себя... (Ударив себя в грудь.) Ни Богу, ни Государю моему я жаловаться не стану, но только вы уже, добрые люди, не подивитесь, как я распоряжусь со всеми ими".
А в начале второго действия это - отправленное вслед за его "людьми и лошадьми"! - роковое письмо... оказывается у него в руках!
Спрашивается: как оно к нему попало?! Как оно может существовать ОДНОВРЕМЕННО В ДВУХ МЕСТАХ?!!
Он сам, естественно, скрывает свое пребывание в доме; утверждает, что прискакал обратно с дороги. Но что же: выйдя из своего потайного убежища, он скачет "до первой станции"; берет... у посланного за ним камердинера брата это письмо, а затем, возвращается, как будто с дороги? По крайней мере, нам ничего об этом в ходе обмена репликами персонажами не сообщается.
Зато сообщается... о приезде, четыре явления спустя, его людей во главе с его доверенным лицом Кадушкиным. И вот, при этом - и выясняется, как было дело с посланным князем Сергеем камердинером.
Уже при первой приведенной нами реплике этого шутовского персонажа стало ясно, что говорит он - со многими ДЕФЕКТАМИ РЕЧИ. И это - другое средство затушевывания сценической аномалии.* * *
Чтобы понять, что он в своем коротком, но утомительном рассказе говорит, - нужно очень пристально вглядеться в этот монолог. Я лично, при первом чтении... просто его пропустил. И поэтому - даже не подозревал о существовании этого поразительного абсурдного построения!
Мы возьмем на себя смелость, для ясности, процитировать соответствующую реплику, сразу заменяя все эти головоломные дефекты речи нормальным написанием слов:
"К н я з ь П л а т о н. Ты приехал, мой милый, ну и прекрасно! Я тебя поценю и награжу скоро очень!
К а д у ш к и н (вытянувшись во фрунт). Я, ваше сиятельство, как ваш приказчик прискакал: "скачи, говорит, домой!" Я запряг сейчас, поехали мы; князя Сергея французишка скачет: "Князя, говорит, просят домой!" - Едем, говорю, ничего, не догадался, что вас нет!
К н я з ь П л а т о н. Ты молодец!..."
Итак: герой пьесы, выйдя из убежища, посылает, надо понимать, своего приказчика вернуть своих людей. По дороге они встречают посланного француза-камердинера его брата, который... везет князю Платону перехваченное письмо. При этом - камердинер так и не узнал о том, что князя - в его экипаже нет (и он, естественно, до своего отъезда, не сталкивался с ним в доме и не имел возможности упустить из рук это письмо по его требованию).
Что происходит при этом? Очевидно, он ПЕРЕДАЕТ ПИСЬМО доверенному лицу Кадушкину для дальнейшей передачи его князю. Но ведь мы только что, в первом явлении второго действия пьесы видели, что письмо это - находится в руках князя Платона ЕЩЕ ДО ВОЗВРАЩЕНИЯ КАДУШКИНА!!
Очевидно, что автор пьесы, на глазах читателей, создает совершенно невероятный, чудовищный АБСУРД. Но создает он его - с такой исключительной "ловкостью рук", как у фокусника, - что поверхностный взгляд (как у меня при первом чтении этих фрагментов!) - даже не подозревает о его существовании!* * *
Потом, вскоре после приезда Кадушкина, происходит совместная беседа двух братьев и жены первого с упоминанием "сказки о белом бычке": сказки, которая отзовется в своеобразном выражении в начале первого действия пьесы "Просвещенное время".
А заканчивается эта последняя - построением такого же абсурдного, невероятного МАНИПУЛИРОВАНИЯ С ПРЕДМЕТОМ, какое мы наблюдали рядом, по соседству все с той же беседой - у истоков основного действия в пьесе "Самоуправцы".
И это уже здесь - так же как в известном нам случае темпоральной аномалии в пьесе "Ипохондрик" - становится ПРЕДМЕТОМ ОБСУЖДЕНИЯ ПЕРСОНАЖЕЙ. Их устами автор - как бы создает приемлемую мотивировку непонятного появления предмета, подобного - необъяснимому и... так и не объясненному появлению письма в другой пьесе.
А происходит это - в финальной сцене, после... самоубийства героини. Для того чтобы выстрелить в себя, причем повинуясь внезапному, сложившемуся в результате только что происшедших непредвиденных событий, решению - героиня... должна иметь при себе пистолет.
Зрителем, читателем - у автора спрашивается: ОТКУДА у русской дамы 70-х годов XIX века мог быть... пистолет! Если, конечно, - она не является профессиональной террористкой, наподобие Веры Засулич или Софьи Перовской.* * *
И вот, предвидя этот неизбежный вопрос, - автор и отвечает устами своих персонажей в финальном, подводящем черту под этим трагическим событием обмене репликами:
"Л а к е й (перепуганным голосом). Госпожа, что вышла сейчас, застрелилась на дорожке.
Б л и н к о в и Н а д я (совсем опешившие). Господи!
П р е п и р а т о в (значительно мотнув головой и в сторону). Я ожидал этого!
А м а т у р о в (побледневший, как полотно). НО ГДЕ ЖЕ И ОТКУДА ОНА МОГЛА ВЗЯТЬ ПИСТОЛЕТ?
Б л и н к о в (от страха окончательно пришептывая, так что едва можно понять, что он говорит). ОНА ДАВНО ЕГО НОСИЛА, ГОВОРИЛА ВСЕ, ЧТО ВАС ХОЧЕТ ЗАСТРЕЛИТЬ!"
Воспроизведение конструкции, в сопоставлении с пьесой 1865 года, - ювелирное, вплоть до мельчайших деталей. Там ее решающая часть - находится в реплике персонажа с дефектами речи; и здесь - решающая мотивировка дается персонажем... "окончательно пришептывающим, так что едва можно понять, что он говорит"!
И в том и в другом случае - автор за этим косноязычием персонажей словно бы стыдливо скрывает от читателя (на самом деле, конечно, - с особенной настойчивостью побуждает его на это свое внимание обратить!) - изнанку своей драматургической ткани; свою "кухню". Художественный смысл дефектов речи, наличествующих в качестве голого факта в одном случае, - получает свою прямую формулировку в другом.* * *
"Дорожка", о которой здесь идет речь, - это дорожка городского увеселительного сада. Но одновременно грамматическая форма слова - напоминает о... "БЕГОВОЙ ДОРОЖКЕ" некоего стадиона: ей, стало быть, уподобляется - жизнь героини. А "стартовый пистолет", необходимая принадлежность такой дорожки, - в данном случае тоже наличествует, но только - оказывается... "финишным"!
Эта же метафора "БЕГА", подспудно развивающаяся в финале пьесы 1874 года, - станет названием пьесы М.А.Булгакова "Бег", заимствованная - из поставленного в эпиграф стихотворения Жуковского, в котором такое же приравнивание "жизни" к... "беготне" (да-да: "жизни мышья беготня" - вот откуда, оказывается, взялась она в "Стихах, сочиненных ночью во время бессонницы" Пушкина!) - происходит открыто,
И мы уже подробно говорили о том, что композиция этой булгаковской пьесы о гражданской войне и русской эмиграции 1920-х годов - стала образцом для следующей, после "Самоуправцев", исторической пьесы Писемского "Поручик Гладков" (1866 года).
Об этом, своими мотивами "дорожки" и "пистолета", - напоминает финальный диалог пьесы 1874 года.
|