На этом, собственно, изложение темы "фантастической литературы в повести "M-r Батманов" - можно считать законченным. Но у нас остался еще целый ряд замечаний по поводу литературной техники Писемского - как в плане истории его произведений, так и в плане стилистической техники его повествования.

А поскольку ТЕХНИКА изначально связана с ФАНТАСТИКОЙ, то дальнейшее можно рассматривать как своего рода "Приложение" к основной части исследования.

Обнаружив в повести 1852 года развернутую реминисценцию из романа Булгакова "Мастер и Маргарита", мы уже не удивимся, если найдем здесь предвосхищающее отражение и другого его произведения, а именно - пьесы "Зойкина квартира".

Еще в первой главе Батманов, преследующий Софью Николаевну Наунову, врывается к ней в дом, несмотря на то, что ему говорят, что она уехала, - и производит там форменный обыск.

Героиня, конечно, никуда не уезжала, а пряталась от навязчивого посетителя. После его ухода у нее состоялся следующий разговор с ее горничной - той самой, которая потом оказалась Аннушкой:

" - Софья Николавна! а Софья Николавна!... - сказала горничная, проводя гостя и походя к одному из шкафов. - Уехали-с...

ДВЕРЬ ШКАФА ОТВОРИЛАСЬ, И ИЗ НЕГО ВЫШЛА НАУНОВА В СПАЛЬНОМ ШЛАФРОКЕ И ЧЕПЧИКЕ.

- Что он с тобой говорил?

- Сначала не верили-с. Я солгала и сказала, что вы к бабушке уехали".

Но ведь именно так и происходит - в начале булгаковской пьесы: героиня прячется в шкаф от жаждущего разговора с ней... управдома Аллилуйи; точно так же ее горничная пытается уверить нежелательного визитера в том, что хозяйки нет дома (правда, в этом случае Зое все-таки приходится выйти из шкафа и вести разговор с Аллилуйей).

Героиня повести в этот момент - неодета ("в спальном шлафроке и чепчике"); Зоя также пеняет собеседнику на то, что он "торчит" в спальне у неодетой женщины. Правда, Батманов в повести - возлюбленный, а не домоуправ; но Портупея (Аллилуйя другой редакции)... тоже проявляет к Зое вполне мужской, а не административно-деловой только интерес!

*      *      *

Почти четверть века спустя, в 1876 году, Писемский напишет комедию "Финансовый гений", которая во многом основана - на предвосхищающих реминисценциях булгаковской комедии 1926 года.

И вот теперь, в повести "M-r Батманов" можно наблюдать, как реминисценция одной сцены "Зойкиной квартиры" - соседствует с некоторыми строительными элементами будущей пьесы самого Писемского. Следовательно, замысел, зародыш этого драматического произведения, с его головокружительным реминисцентным планом вместе, - зреет уже на страницах этой ранней повести писателя.

В списке действующих лиц этой пьесы встречается персонаж, обозначенный: "американец сер Тонель". Иными словами, американское происхождение у него - необъяснимым, гротескным образом сталкивается... с британским аристократическим титулом!

А в повести 1852 года, при знакомстве с семьей Жермаковых, - мы встречаем рассуждение... как раз на эту тему:

"Это была вдова Амалия Петровна Жермакова со своей дочерью M-lle Бетси. Этим соединением французского слова с английским именем назвала молодую девушку еще бывшая у нее гувернантка, - так потом называла ее мать, а за ней и все О-е общество".

Следовательно, причудливость, неправильность сочетания титула (не обращения!) "сэр" с определением "американец" в пьесе 1876 года - в полной мере осознавалось Писемским и была у него намеренным художественным приемом.

Встречаем мы в повести и рассуждение по поводу именования героя:

"...Батманов... спустился в О-е общество, где, на основании своей довольно приятной наружности, столичного костюма, манер и некоторой оригинальности мыслей, сразу сделался одним из первых молодых людей, и всеми лучшими дамами был назван M-r Батманов. Для читателя, непосвященного во все тонкости жизни губернского haute-volée, может быть, покажется странным, почему я упоминаю об этом последнем обстоятельстве, но в самом деле оно очень важно: M-r Минаев, M-r Кузьмин, M-r Вейфут, M-r Девуа называются дамами только истинно светские и образованные молодые люди, в отличие от являющихся в обществе другого рода юношей, которых именуют уже просто: Михайлов, Родионов и т.п."

В свете этого рассуждения нам впервые становится понятной специфика именования одного из персонажей пьесы 1876 года. Только он, среди всех остальных персонажей, молодой человек, служащий спутником блестящих светских дам, именуется с прибавлением французского обращения: "M-r Шулькин".

Становится теперь понятным и ощущаемый сразу, но не определимый в своих источниках, комизм этого именования: действие пьесы происходит в столице, Петербурге; и перенос на персонажа засвидетельствованного Писемским обычая именования губернского, провинциального высшего сословия - является такой же гротескной несообразностью, как и именование "американец сер Тонель".

*      *      *

В репликах персонажей и повести, и пьесы - функционирует понятие: "анализировать". Герой пьесы 1876 года, крупный столичный финансист Сосипатов, пререкается с женой:

" - ...Я всегда очень хорошо знала, и даже Барону (!) в глаза говорила, что ты по своему уму неизмеримо выше его; но ты человек непрактичный и фантазер; а кроме того теперь уж и болен.

- ...Я еще раз прошу НЕ АНАЛИЗИРОВАТЬ МЕНЯ!..."

Буквально в тех же выражениях отвечает своему собеседнику, Капринскому, заглавный герой повести 1852 года:

" - Опять захандрил... ах ты, капризный человек... тебя решительно нельзя понять.

- ПОЖАЛУЙСТА, БЕЗ АНАЛИЗА; а то тебе жутко придется, если я вздумаю АНАЛИЗИРОВАТЬ ТВОЮ ОСОБУ.

- Я и не думаю ТЕБЯ АНАЛИЗИРОВАТЬ... не фыркайте..."

Однако в другом случае - Батманов сам над собой производит эту процедуру:

"Молодой человек умиротворился, если можно так выразиться, и все АНАЛИЗИРОВАЛ САМОГО СЕБЯ перед постоянным и единственным собеседником своим - Капринским".

Наконец, в том же контексте - заимствованный термин этот, в реплике Капринского, переводится на русский язык:

" - ...Я тебе часто говорю такую горькую правду, которой никто не скажет, но теперь я только РАЗБИРАЮ ТЕБЯ, И РАЗБИРАЮ как человека..."

Несмотря на присутствие в этой реплике определения, совпадающего... с псевдонимом будущего писателя, М.Горького, - мы в ней узнаём ПУШКИНСКИЙ источник этого мотива. В романе "Евгений Онегин" - о заглавном герое, после его ссоры с Ленским:

                ...но Евгений
Наедине с своей душой
Был недоволен сам собой.

И поделом: в РАЗБОРЕ строгом,
На тайный суд себя призвав,
Он обвинял себя во многом...

Именно в русском варианте определяется, как мы видим, это понятие у Пушкина. И Батманов тоже - не только подвергается "разбору" со стороны Капринского, но и - "анализирует сам себя".

И вместе с тем - наблюдается разительное отличие. "Суд" у Онегина - "ТАЙНЫЙ"; герой отчитывается в своем поведении - перед самим собой. Батманов же, даже когда он "анализирует сам себя", - делает это "ПЕРЕД КАПРИНСКИМ". И тем самым, на фоне пушкинской постановки мотива, - выходит на поверхность рисовка, деланность, неискренность его "разбора".

*      *      *

Заготовкой для будущей пьесы позволяет считать приведенное рассуждение о том, как "Батманов... спустился в О-е общество", - и еще одно обстоятельство. Мы в нашем разборе комедии "Финансовый гений" уделили место осмыслению того, что фамилия "Шулькин" - только одной буквой отличается от фамилии знаменитого монархиста и писателя ХХ века В.В.Шульгина.

Теперь же, в приведенном рассуждении, и в повести в целом, нас встречает целая вереница фамилий... известных русских деятелей литературы и искусства; и не только... современников или предшественников Писемского.

Это и знаменитый поэт-сатирик 1860-х - 1870-х годов Дмитрий Минаев. Это и известный поэт, беллетрист и революционер 40-х - 50-х годов М.Л.Михайлов, которому предстоит отправиться на каторгу в начале следующего десятилетия.

Немногим ранее, чем приведенный фрагмент о "спустившемся в О-е общество" Батманове, в рассказе о его гимназических годах, встречается и фамилия знаменитого художника-передвижника:

"...Особенно преследовал он одного ПЕРОВА, ученика прилежного, но не понимавшего математики".

Среди названных имен можно видеть даже... фамилию знаменитого поэта и писателя "серебряного века" Михаила Кузмина!

Кстати сказать, обсуждавшееся нами имя-отчество Прохорова - Леонид Николаевич не только похоже на имя-отчество Льва Толстого, но и буквально - совпадает с именем-отчеством знаменитого прозаика и драматурга Леонида Андреева, соратника... М.Горького, который в том же фрагменте, где оно звучит, выступает, как мы знаем, под "псевдонимом" Капринский.

Четыре имени из двух произведений, повести и пьесы: M-lle Бетси - американец сер Тонель - M-r Батманов - M-r Шулькин - образуют собой систему, четырехугольник, отдельные элементы которого могут вступать между собою в различные сочетания - и следовательно, обмениваться между собой свойствами.

Так, и ФРАНЦУЗСКОЕ обращение M-r Батманов на фоне участвующих в этой системе американизмов и англицизмов - может восприниматься как... английское "mister": "мистер Батманов".

Что и реализует заложенное в его фамилии имя АМЕРИКАНСКОГО супергероя "Бэтман".

*      *      *

В повести 1852 года мы встречаем и другую, помимо романа "Мастер и Маргарита", резко-определенную реминисценцию произведения русской литературы ХХ века, причем еще на несколько десятилетий более позднего, чем роман Булгакова (впрочем, написанного - близко именно к тому времени, когда этот великий роман стал известен широкой публике: то есть, в этом смысле - современного ему).

Вот эта реминисценция - и позволяет понять, каким образом в этом произведении ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ (помимо отдаленной аллюзии на Леонида Андреева, обыгрывания слова "псевдоним" и общего контекста литературной истории) заподозренное нами в фамилии "Капринский" - присутствие обитателя острова Капри Максима Горького.

Это - знаменитый роман Аркадия и Георгия Вайнеров "Эра милосердия", по которому впоследствии Станиславом Говорухиным был поставлен и вовсе легендарный сериал "Место встречи изменить нельзя".

В повести "M-r Батманов" Капринский обращается к своему другу:

" - Мишель, я в ужасном положении: меня сегодня ночью обокрали... Вечером надобно ехать в собрание, а мне решительно не в чем. Одолжи, сделай милость, своего визитного фрака... Я сегодня был у моей Надежды Алексеевны и пригласил ее танцовать... Пожалуйста, не откажи, он мне в пору будет..."

В романе братьев Вайнеров к своему другу, Шарапову, обращается Глеб Жеглов (здесь мы уже сразу видим зеркальное перемещение отношений старшего и младшего: оно нужно для сокрытия такого феноменального сходства):

"Жеглов скинул свой довольно поношенный пиджачишко, оглядел его критически и спросил:

- Шарапов, ты не возражаешь, если я сегодня твой новый китель надену?

- Надевай, - кивнул я и взглянул на часы: половина одиннадцатого. Но спрашивать Жеглова, куда это он так среди ночи форсить собрался, не стал. И он ничего не сказал.

- Все, я двинул... - помахал мне рукой Жеглов. - Приду поздно..."

Жеглов надевает новый китель вместо старого пиджака. В повести 1852 года - все снова до точности наоборот:

" - Сидор! - крикнул Батманов.

- Что изволите-с? - отозвался тот.

- Дай ему мой старый фрак и выпроводи его".

Батманов разговаривает (вернее, НЕ разговаривает, отмалчивается) со своим другом через запертую дверь и швыряет ему свой тоже, должно быть, "довольно поношенный" фрачишко через лакея. Тут снова - кричащая противоположность: Жеглов забирает китель Шарапова, обращаясь к нему чуть ли не командным тоном.

Противоположности накапливаются и превращаются, таким образом, у Писемского в СИСТЕМУ ПЕРЕДАЧИ изображения источника. Писатель 1852 года до тонкости изучил все структурные особенности сцены, описанной Вайнерами, и, кроме основы ситуации - передачи взаймы парадной одежды, изменяет набор этих особенностей - на противоположные.

С фотографической точностью, таким образом, - передавая эту изобразительную систему в целом и до мельчайших деталей.

Еще одно различие: Капринский подробно объяснил, зачем ему нужен фрак, а Шарапов говорит, что спрашивать по поводу кителя ничего у Жеглова не стал, а Жеглов - ему не сказал.

Но на этот раз повествователь 1852 года делает эту "противоположность"... мнимой. Батманов, оказывается, тоже не знает обстоятельств дела (впрочем, они его не интересуют), а Капринский о них... намеренно умалчивает:

"У Никандра Иваныча фрак не украли, но он, не сообразив, дал его разутюжить портному, который за старый долг совсем его и удержал".

Но все это - только первая половина события, описанного в романе "Эра милосердия". Отдача взаймы новенького кителя оборачивается для Шарапова скандальной неприятностью (через эту подробность писатели приоткрывают отвратительный, по сути, характер своего "начальника отдела по борьбе с бандитизмом"):

"...Во сколько он пришел, не знаю, но когда я заявился домой в половине третьего, Глеб уже спал. На стуле рядом с его диваном висел мой новенький парадный китель, на который Жеглов привинтил свой орден Красной Звезды, значки отличника милиции, парашютиста и еще какую-то ерунду. Я чуть не завыл от злости, потому что, честно говоря, уже точно рассчитал, что если выпороть из мундира канты, то можно будет перешить его в приличный штатский костюм, который мне позарез нужен - ведь не могу же я повсюду таскаться в гимнастерке!...

Но перешивать пиджак из продырявленного в четырех местах кителя просто глупо. И придется мне носить теперь парадную форму самому".

Из пересказа переживаний, которые Шарапову полночи не давали уснуть, становится ясно: главное, что его огорчило, - это то, что он хотел красоваться в новом пиджаке на свиданиях со своей любимой девушкой Варей.

*      *      *

Но и событие, связанное с одолженным фраком в повести 1852 года - тоже имеет две части, и оканчивается это событие - тоже скандалом, только - куда похлеще того, которым дело ограничилось в романе "Эра милосердия".

Дело в том, что Капринский пришел к Батманову в тот день, когда с тем произошли подряд два удручающих события, о которых мы уже упоминали: с ним окончательно рассталась Наунова, которой он наговорил гадостей из разряда тех, которые не прощают; а сразу же потом - он поссорился с Жермаковой, которую приберегал себе про запас.

И поэтому вечером, в собрании он решил сорвать зло на Капринском, воспользовавшись как предлогом... одолженным ему фраком.

Здесь только нужно отметить одну деталь: этого не могло бы произойти, если бы... он не пошел на поводу у своего лакея, который - дал ему толчок, идею такого скандала:

" - Я фрак отдал-с, - сказал он.

- Ну...

- Теперь уж его не выцарапать: пальто еще по осени взяли, по сю пору не отдают... а фрак и подавно мне не получить, вся ваша воля..."

Самое интересное в этой детали то, что несколько ранее мы узнали, что на самом деле произошло: пальто, о котором идет речь, украл... этот вот лакей Сидор, а теперь, стало быть, - пользуется случаем убедить Батманова, что сделал это - Капринский.

Причем проговорился он об этом Батманову - сам, по пьяному делу, осуждая напраслину, которую будто бы возводит на него дворня Жермаковых - он к ним ходил с поручениями своего барина к Бетси:

" - ...Чин, говорят, у твоего барина мал, а ты, говорит, прошлую осень барскую шинель пропил..." - "Нет, говорю, мошенники, врете, почестнее вас..."

Батманов, конечно, на это внимания не обратил, но сама лакейская идея "воровства" у него Капринским запала ему в голову - и была положена в основу безобразного скандала, который, аналогично скандальному поступку Жеглова с шараповским кителем, составила вторую часть этого события.

Дело происходит, повторим, на глазах у всех в дворянском собрании - и в тот же самый вечер, когда был одолжен несчастный фрак:

" - Послушайте, Капринский, что это вы за низости делаете? - прибавил он [Батманов], обращаясь к Капринскому.

- Что такое? - спросил тот с беспокойством.

- Да как же что такое? в чужом фраке ездите в общество.

Капринский побледнел; дама его с удивлением открыла глаза и решительно не понимала, что все это значит.

- Взял у меня фрак и ездит в нем, - говорил Батманов, обращаясь к Надежде Алексеевне. Та покраснела и потупилась; Капринский готов был провалиться сквозь землю..."

Вновь сходство строится по противоположности: в романе виновником скандала был Жеглов, одолживший вещь, в повести - Батманов, тот, у кого ее одолжили. В романе скандал был потушен в зародыше, в повести - разгорелся и был доведен до своего логического конца.

В скандал была вовлечена присутствовавшая на балу молодежь, которая встала... на сторону владельца фрака Батманова. Дело дошло до прямых обвинений в воровстве и кончилось тем, что Капринского принудили тут же, при всех... снять фрак (автор только не уточняет: со штанами - или без штанов) и отдать его Батманову (который не знал, что с ним делать... и отдал носить буфетчику).

*      *      *

Несмотря на то, что характер событий, в этой их, второй части, в романе "Эра милосердия" и повести "M-r Батманов", по-видимому, совершенно расходится, - по сути... Шарапов обвиняет Жеглова в том же самом: китель тот ему вернул, но - лишил его пиджака, который из этого кителя мог бы получиться!

Главный вопрос после обнаружения этой развернутой реминисценции - это... причина ее появления в повествовании 1852 года. Зачем автору понадобилось обращаться... к роману "Эра милосердия" (впрочем, детективный жанр, к которому он относится, объединяет с пронизывающей повесть фантастикой - рубрика развлекательной литературы)?

Нужно отметить, что источники реминисценций в повести 1852 года, два романа ХХ века, - соотносятся между собой... и по содержанию.

"Черная кошка" - название банды, за которой охотятся герои романа (точно так же, как охотится... за котами - герой повести Булгакова "Собачье сердце" Полиграф Полиграфович Шариков, начальник "службы очистки", со своими сотрудниками). Черный кот Бегемот - один из героев романа Булгакова (и за ним... тоже охотятся "органы"!).

Но при более пристальном взгляде на устройство повествования 1852 года - этого одного... оказывается недостаточно. Роман "Эра милосердия", пришел я к выводу, пораскинув мозгами, был включен в реминисцентный план повести - не только потому, что он "сцепляется" с творчеством Булгакова, но и потому, что их, повесть Писемского и современный нам детективный роман, объединяет... фигура Горь-ко-го.

Точно так же, как слово "толстый" (или даже, как мы видели, прямо так, в форме творительного падежа: "толстой"!), - слово "горький" несколько раз встречается в тексте повести. Как, например, в реплике Капринского (!), обращенной к другу:

" - Я тебе часто говорю ГОРЬКУЮ правду, которой никто не скажет..."

Или - в ремарке к реплике Батманова, старающегося произвести впечатление на юную девицу Бетси Жермакову:

"Батманов ГОРЬКО улыбнулся.

- Половину жизни моей, - начал он, - я прожил так... ДАРОМ... не делая ничего... и только проматывая свой ум, сердце и состояние..."

В пассаже этом явно слышны строки знаменитых пушкинских "скептических куплетов" (а может быть - персонаж сознательно воспроизводит их, драпируясь в плащ байронического героя: ведь о нем в обществе прямо так и говорят, что он "бредит Байроном"; "Москвич в Гарольдовом плаще" - этой строкой из "Евгения Онегина" первоначально и называлась повесть):

ДАР напрасный, ДАР случайный,
ЖИЗНЬ, зачем ты мне дана?...

Цели нет передо мною,
Пусто СЕРДЦЕ, празден УМ...

В воображении так и встает... фронтон советской школы сталинской поры, с барельефами (почему-то только) русских писателей (а физики... музыканты?!...): Пушкин - Лев Толстой - Горький - Маяковский...

Или даже прямо так, как было на первой странице "Литературной газеты": графически стилизованные профили - Пушкин да Горький, накладывающиеся - как в карточной игре, где старшая карта бьет младшую, - один на другого (потом, в пору "перестройки" Горький куда-то исчез, остался один Пушкин, и вправду газету с таким названием когда-то основавший; "козырной валет" - оказался дутым, самозванцем; "дама ваша убита", одним словом).

Напомним, что и первый указанный нами случай, реплика Капринского с выражением "горькая правда", - имеет продолжение с реминисценцией "разбора" Онегиным себя самого перед дуэлью с Ленским. Обратим также внимание, что и пересказанный нами эпизод со скандалом на балу в дворянском собрании - восходит к той же сюжетной линии романа; представляет собой... резко сниженный вариант поведения Онегина на именинах Татьяны, когда он в отместку решил "взбесить" Ленского.

Обнаруживается удивительное стилистическое явление: сначала имена нарицательные образуют фамилии (или псевдонимы) лиц: Толстой (с архаическим окончанием "-ой", которое впоследствии сменилось на привычное нам "-ый"), Горький.

А потом, наоборот, сами простые слова эти, встретившись в тексте, начинают восприниматься - как эти имена собственные, становятся - знаками их наиболее знаменитых носителей; приобретают - потенциал к такому их прочтению.

Для того чтобы потенциал реализовался - должны быть созданы соответствующие условия. Так, если выражение "горькая правда" звучит из уст персонажа по фамилии Капринский - то мы (будучи образованными, воспитанными в литературоцентричной школе, с барельефами писателей, людьми) должны, прото обязаны вспомнить... элементарный, хрестоматийный исторический факт: Горький жил на Капри (Волга впадает в Каспийское море... Лошади кушают овес и сено... - как это ни банально, игнорировать такие прописи - значит сознательно исключить себя из человеческого общества).

*      *      *

Поэтому, когда я ломал себе голову над появлением в тексте повести 1852 года такой разительной предвосхищающей реминисценции из романа "Эра милосердия", - решение этой задачки и определилось для меня в тот момент, когда я вспомнил, что в повести этой - действует персонаж по фамилии КАПРИНСКИЙ.

Собственно, тогда впервые и произошло узнавание, осознание - того лежащего на поверхности факта, что фамилия эта - образована от географического названия Капри (наподобие: Печорин, Онегин, Ленский).

Но главное - это то, что, как мы видели, целый огромный эпизод в этой повести - связан с катанием на ГОРАХ: эпитет "горько" можно и проглядеть; но всей вереницы событий, связанный с этими "горами", - не заметить просто невозможно.

Таким образом, в авторском замысле этой повести, в псевдониме ГОРЬКИЙ - актуализируется буквенное сочетание, совпадающее с корнем слова: ГОРЫ. Вновь, как бы вспоминается, инсценируется невольный каламбур, существовавший в исторической действительности в советское время: Горький - имя первого пролетарского писателя; Горки - название бывшего дворянского имения под Москвой, где в 20-е годы умирал основатель первого в мире пролетарского государства В.И.Ульянов (Ленин). О кавказском селении Гори, породившем на свет И.В.Джугашвили, я уж не говорю.

Из этого можно заключить, что феноменология советского быта и общественной жизни первой половины ХХ века - буквально стояла перед глазами автора, написавшего повесть 1852 года.

Именно эта актуализация будущего псевдонима, произведенная в повести, - и мотивирует в ней появление развернутой реминисценции из романа "Эра милосердия".

В экранизации этого романа, телевизионном мини-сериале "Место встречи изменить нельзя", роль Жеглова сыграл актер по фамилии ВЫСОЦКИЙ; да и помимо самого соответствия внутренней формы этой фамилии слову "горы" - сыгравший еще и роль радиста в фильме, тоже - С.Говорухина, об альпинистах "Вертикаль"; певший там песню собственного сочинения: "Лучше гор могут быть только горы..."

И фамилия эта - тоже, как и фамилии "Толстой" и "Горький", анаграммируется в тексте повести.

Вспомним ту клоунскую пару у входа в дворянский маскарад, благодаря которой, наряду с другими русскими писателями, там появляется дебютант русской литературы Лев Толстой:

" - ...Это ни на что не похоже, - продолжал Прохоров, обращаясь к сидевшим около него двум мужским маскам, одной очень ВЫСОКОЙ, а другой очень толстой..."

И в первом из этих определений, оказывается, тоже скрывается... реальное историческое лицо: киноактер Владимир Высоцкий, чья фамилия всего лишь одной буквой отличается от этого слова; к тому же - тоже, как и Толстой, литератор - поэт, автор стихов к своим музыкальным балладам.

В словоформе "высо(ц)кой" - можно видеть и женский вариант этой фамилии в падежной форме (недаром автор подчеркивает, что "маски" - были МУЖСКИМИ, значит, могли быть и женскими): например, Юлии Высоцкой, жены кинорежиссера же Андрея Кончаловского.

*      *      *

И теперь, когда мы поняли принцип, по которому в повествовании 1852 года анаграммируется имя М.Горького, от нас не может укрыться то обстоятельство, что анаграммирование это - начинается буквально с первых страниц повести.

Причем - в массированном виде: имя Горького - раскатами звучит на этих страницах: на прозревшего читателя - обрушивается шквал таких анаграмм, проследить которые нам теперь очнь легко.

Понятие "гор", "высоты" звучит тут - и в названиях интерьерной архитектуры, и в описаниях передвижений персонажей, определяющие это понятия слова - вступают в каламбурные отношения с другими, обладающими совершенно другими значениями словами.

Но прежде всего, нужно отметить, что в этом фрагменте - фиксируются те самые две лексические единицы, которые уже прямо совпадают с фамилиями писателей - Л.Толстого и М.Горького.

Описывается бал в дворянском собрании. При этом называются причины, по которым некоторые из дам не участвуют в танцах, истинные и мнимые:

"Истинные причины ГОРАЗДО уважительнее; так, например: решительное отсутствие нового платья, невнимание танцующих кавалеров, подтвержденное трехгодичным ГОРЬКИМ опытом, какой-нибудь органический недостаток, с которым совсем уж неудобно являться в бальном платье..."

Затем автор переходит к знакомству с будущей героиней повести:

"Вдали от всех, у арки окна, сидела молодая дама, о которой прочими дамами сделано было несколько странных замечаний.

- Qui est ça?.. - спросила ТОЛСТАЯ дама, лорнируя ее и обращаясь к своей собеседнице.

- Наунова, - отвечала та.

- А!.. - произнесла дама с каким-то пренебрежением, - она опять начала появляться".

Камертон, таким образом, задан, и на фоне его - начинает разворачиваться весь спектр анаграмм имени Горького.

Прежде всего, многократно звучит название МЕСТА в бальном зале, где собираются нетанцующие дамы; причем, как можно заметить, местоположение это - самими персонажами обыгрывается, переосмысляется в переносном значении:

"На ХОРАХ собрания было тоже весело и чрезвычайно душно. ХОРЫ, как, может быть, небезызвестно читателю, составляют совершенно отдельный мир от общества, находящегося ВНИЗУ... НИЖНЕЕ общество, в свою очередь, тоже подсмеивается над обществом ХОР, называя его в пику ВЫСШИМ обществом, бальными затворницами и другими названиями. Очень немногие, и то по большей части из мужчин, приходят СНИЗУ ВВЕРХ, для того чтобы засвидетельствовать почтение или выразить более нежное чувство какой-нибудь из затворниц... Общество ХОР, как тоже, может быть, известно читателю, исключительно составляют дамы, которые всегда весьма тонко скрывают причину, почему они не внизу: одни говорят, что им лень было одеваться; другие - что будто бы с ХОР гораздо удобнее можно наблюдать; но все они, при этом случае, говорят неправду...

В описываемый мною вечер, среди ХОРНОЙ публики, вдали от всех, у арки окна, сидела молодая дама..."

После всего этого пространного пассажа, фокус которого сводится к Науновой и в котором слух читателя настраивается на слово "хоры" и его смыслы, - начинаются каламбуры с этим словом (один мы уже слышали, когда выражение "ГОРьким опытом" - соседствовало со словосочетанием "ГОРаздо уважительнее"):

" - M-r Родич, - говорила ГОРБАТАЯ девушка, обращаясь к сидевшему около нее краснощекому господину, - как вы думаете, с какою целью приехала сегодня Наунова?

- Людей посмотреть и себя показать, - отвечал краснощекий господин и захохотал. ГОРБАТАЯ девица тоже захохотала".

Каламбурна - уже фамилия, с которой начинается первая из этих реплик: совпадающая с нарицательным именем "родич" - тем самым свидетельствуя от лица самого автора о правильности нашего прочтения таких слов, как "толстой" и "горький".

Следующий после нее каламбур со словом "хоры", содержащийся в определении "горбатая", - подготавливается тем, что это - тоже фокус, к которому стягивается один из предшествующих пассажей с загадочной фразой о "каком-нибудь органическом недостатке". Новый персонаж - служит этой фразе наглядной иллюстрацией.

Причем ответ ее собеседника: "Людей посмотреть и себя показать", - как можно подозревать, относится не столько к Науновой, сколько... к ней самой; служит намеком на то, что она представляет собой - готовый экспонат для какого-нибудь паноптикума.

И остается только гадать: является ли этот намек оскорбительным, или (судя по ответному хохоту девушки) свидетельствует об особо доверительных, интимных отношениях между разговаривающими (вновь иллюстрируя предшествующее сообщение автора о том, что "мужчины приходят [на хоры]... для того, чтобы... выразить... нежное чувство какой-нибудь из затворниц").

*      *      *

В следующих пассажах предметом обыгрывания становится физическое понятие высоты и, соответственно, - передвижения по вертикали:

"При начале польки, по случаю которой все ХОРНОЕ общество обратило свое внимание на танцующих, около Науновой появился молодой человек...

- Здесь, передо мной, - продолжал молодой человек, - оживает прошедшее: я теперь припоминаю давно прошедший вечер; помните ли, как мы сидели с вами вдвоем НА БАЛКОНЕ? луна нас освещала приличным светом: не знаю, как вам, а мне тогда было очень ХОРОШО...

- СТУПАЙТЕ ТУДА ВНИЗ, Батманов! там вас ждут... ступайте, - повторила она, подавая ему руку...

- Наше прошедшее так ХОРОШО, что закончить его прозаическим забвением друг друга - право, смешно..."

Замечательно, что в дальнейшем на один случай обыгрывания понятия "хоры" - накладывается другой, соответствующий ему по смыслу:

" - Вы уезжаете? - спросил Батманов.

- Да, У МЕНЯ ГОЛОВА КРУЖИТСЯ!

- Прикажете вас проводить?

- Нет, я сама сойду, - отвечала M-me Наунова и, прошедши быстро ХОРЫ, начала СПУСКАТЬСЯ ПО ВИНТООБРАЗНОЙ ЛЕСТНИЦЕ".

Понятие "головокружения" - тут же иллюстрируется движением вниз по спирали. Характерно, что в обоих случаях звучат... названия двух знаменитых детективных романов ХХ века: "Головокружение" Буало-Нарсежака и "Винтовая лестница" Э.Блант. Не забудем также, что в фамилии действующего в этих пассажах персонажа звучит имя "Бэтман" - человека, как "летучая мышь", способного летать, передвигаться во вертикали.

В приведенном пассаже встречается еще один каламбур со словом "хоры": слово "хорошо", повторенное дважды. Затем повествование возвращается к прежнему каламбуру. И вот тут-то само это речевое явление, пронизывающее предшествующие пассажи, - выходит на поверхность, экспонируется. Персонаж - ка-лам-бу-рит:

"Батманов просидел несколько времени, насупившись; потом встал и начал лениво проходить ХОРЫ.

- Bon soir, M-r! - отнеслась к нему ГОРБАТАЯ девица. - Vous connaisser M-me Naounove?...

- Что это значит, что он сидел с Науновой? - отнеслась ГОРБАТАЯ девица к краснощекому господину, все еще сидевшему около нее.

- Во вкусах сошлись, - отвечал тот.

- Вы знаете, что он бредил Байроном и воображает в себе Чайльд-Гарольда? - сказала ГОРБАТАЯ девица, обращаясь к сидевшей около нее даме, которая отвечала ей улыбкой.

- ОН БРЕДИТ БАЙРОНОМ, А ОНА БАРИНОМ, - сострил краснощекий господин и покатился со смеху. ГОРБАТАЯ девица и сидевшая около нее дама тоже засмеялись".

И вот теперь, после того, как фамилия ГОРЬКОГО подверглась такому массированному и продолжительному артобстрелу, - впервые звучит "псевдоним", под которым он будет фигурировать в повести:

"Батманов прошел в буфет.

- КАПРИНСКИЙ здесь? - спросил он, войдя, лакея.

- Здесь... - отвечал тот".

В последовавшем затем разговоре двух приятелей - снова звучит каламбур, "острота", сказанная одним из них и ставшая предметом оценки со стороны другого:

" - Ну, как, например, не сказать, что этот глинтвейн отличный, - заговорил опять Капринский.

- Он был бы превосходен, если бы меньше вонял вином и сандалом, - заметил Батманов.

- Желчь у тебя, mon cher, желчь и больше ничего.

- А у тебя золотуха.

- Ну да - конечно: это твоя любимая ОСТРОТА, но она довольно тупа, а потому я вам ее прощаю".

Смысл ее, как и намеки в разговоре горбатой девицы и краснощекого господина, - загадочен, понятен лишь собеседникам. Острота эта, вероятно, основана на игре слов: "желчь" - "желтый", и далее - сходство этого цвета с "золотым", от названия которого образовано название болезни "золотуха".

Повествователь, таким образом, дважды подтверждает нашу догадку: весь этот большой вступительный фрагмент - наполнен подобными каламбурами, столкновениями похожих слов и смыслов.

Только весь этот огромный рассеянный поток, как это теперь стало для нас понятным, имеет один фокус: имя лица, стоящего за фамилией "Капринский", Горького.

А затем этот поток - резко прекращается, исчезает, чтобы никогда уже не возобновиться в повествовании, за исключением тех отдельных выразительных случаев, которые мы уже проанализировали.

А сигналом к прекращению этого потока - служит... очередное употребление слова, совпадающего с псевдонимом будущего писателя. Разговор приятелей продолжается:

" - ...Нельзя ли узнать, что такое вас расстроило и где вы пропадали целый день?...

- Изволь: во-первых, я был целый день дома и очень много спал... а потом... я сидел на ХОРАХ с Науновой... Она, по собственному желанию, пролила несколько слез...

КАПРИНСКИЙ покачал головою.

- По собственному желанию!.. - произнес он с ГОРЬКОЮ улыбкою, и продолжал: по моему мнению, это решительно несчастная женщина..."

Эстафета представления исторического лица, "гостя из будущего", тем самым - окончательно передана заменяющей его псевдоним фамилии персонажа.

Заметим, что именно в этом разговоре формируется образ "кошки", которой нравится "мучить и терзать" свою жертву, - образ, приводящий, в конечном счете, к реализации в фамилии одного из собеседников - имени будущего американского супергероя.

*      *      *

В заключительной главе-эпилоге действие переносится в Москву, в салон княгини Ухванской - той, которая в городе О. организовывала катание с гор и маскарад.

После всего выявленного нами художественного содержания повести 1852 года, гигантского массива историко-литературных намеков и реминисценций, обнаружившегося в ней, - описание убранства ее гостиной звучит... автореферентно по отношению к самому повествованию, а главное - автор, словно бы ненароком, проговаривается об основном тематическом русле этих реминисценций:

"Будуар этот был верх вкуса, комфорта и роскоши: различные украшения и мебель были так разнообразны, так затейливо, так умно продуманы, в таком красивом беспорядке расставлены, что, кажется, в полгода изучения невозможно было бы всего запомнить. Сама хозяйка полулежала на каком-то ФАНТАСТИЧЕСКИ-изогнутом диване..."

"Диван", заметим мимоходом, - название сборников стихотворений в персидской поэзии. "Ода Гафица (Из книги "Даль" его Дивана)" - стихотворение поэта пушкинского времени Д.П.Ознобишина, напечатанное в 1827 году; где слово "даль" - название книги такого сборника и... ДЕСЯТОЙ буквы персидского алфавита.

Так что "ДАЛЬ свободного романа", которой заканчивается "Евгений Онегин", - это не что иное, как... мифическая, несущствующая (как и находящаяся в дали линия горизонта) его "десятая глава", или "Х глава", "Икс-глава", как Пушкин называет ее в своих рукописях.

Молодую княгиню в... заключительной, ДЕВЯТОЙ главе повести окружают поклонники. И вот, нам теперь остается установить, какие РЕАЛЬНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ЛИЦА, ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПЕРСОНАЖИ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ под ними автором подразумеваются. Думается, теперь, после того как мы настроились "на волну" художественно-литературных "шифров" этой изумительной повести, сделать это будет нетрудно.

Введет нас в эту компанию и отрекомендует - конечно же, наш старый спутник в экскурсии по повествованию 1852 года русский советский писатель Алексей Максимович Горький.

Описание принадлежащего этой компании Михаила Матвеевича Батманова у колонны в виде "льва" мы уже приводили. За ним следует описание других присутствующих персонажей:

"Против княгини помещался мужчина пожилых лет, КОТОРОГО ОНА НАЗЫВАЛА БАРОНОМ... Рядом с ним сидел молодой человек в полузастегнутом фраке и очень похожий на ПУРИТАНИНА..."

Пронаблюдав в подробностях, как Горький хозяйничает в этом произведении, нельзя сомневаться в том, что этот Барон - персонаж его будущей знаменитой драмы "На дне".

Нетрудно идентифицировать и второе лицо - если воспользоваться уже подсобившим нам в анализе реминисценции из романа "Эра милосердия" принципом "от противного".

Не "молодой человек" - а... старик; не во фраке - а в обносках. Не "пуританин", а...

Под маскарадным костюмом сразу же обнаруживается еще один персонаж этой пьесы - странник Лука, явно какой-то беглец религиозного толка, сторонящийся и официальной церкви, и государства.

Мы, таким образом, вошли в компанию гостей, освоились в ней и, если теперь будем присматриваться к остальным расположившимся в будуаре фигурам - то нам останется только ахать, делая открытие за открытием.

О чем, спрашивается, можно разговаривать с ПЕРСОНАЖЕМ (не лицом, которое он изображает) Горького? Разумеется, только - о произведении, составной частью которого он является:

" - События вашей жизни, БАРОН, занимательнее, чем мои, - возразил Батманов... - Вы очень хорошо, полагаю, можете написать ДРАМУ из семейной жизни..."

Ну, "семейной жизни" и "драм" в ней - в пьесе Горького хватает.

И тут же - появляется... другая "драма", пьеса, написанная современником Горького, столь же знаменитым, как он, и составляющим ему традиционную пару в театральном мире, в постановках и... названиях Московского Художественного театра:

"... - Я не сержусь, а тоскую, княгиня, - отвечал Батманов.

- Об чем?

- ОБ МОСКВЕ и об вас...

- Это как?

- На днях я еду В СИБИРЬ".

Батюшки, да это же... "Три сестры"! Они тоже прославленно, знаменито "тоскуют": "В Москву! В Москву!"

Только в повести - все опять наоборот: герой тоскует, как раз - находясь в этой самой Москве. Но он - тоже стремится; только стремится он - "в Сибирь" (там он женится на богатейшей купчихе и будет вести роскошную жизнь).

Как бы то ни было, но тема ПИСАТЕЛЬСТВА, ПИСАТЕЛЕЙ - присутствует в этой сцене. И она получает продолжение, широкое развитие.

*      *      *

А вместе с тем, на сцену выходит лицо совершенно новое, никогда еще не дававшее знать о себе в этом произведении и о появлении которого никто бы не мог даже догадываться:

" - ...Нет, Батманов, вы ужасный человек! Я все расскажу ИВИНСКОМУ, и он что-нибудь нам напишет... Что вы такое пишите, ДРАМЫ или РОМАНЫ? - продолжала она, обратившись к молодому человеку в глухо-застегнутом фраке.

- Я ничего не пишу, княгиня, - отвечал тот.

- Скрывает, ma bonne cousine, пишет, каждое утро пишет, - заметил гусар".

Горький появляется в повести под именем "Капринский"; назван - по смежности.

А кто, спрашивается, из реальных исторических лиц мог бы появиться здесь под ЭТОЙ фамилией?

ОЛЬГА ИВИНСКАЯ - подруга поздних лет жизни Бориса Пастернака; пережившая арест и заключение в тюрьму, описавшая свою жизнь на каторге в книге воспоминаний "В бедламе нелюдей".

Он ли это, великий русский поэт ХХ века; не с ним ли ведет тайный диалог автор повести 1852 года? Весь этот эпилог теперь - предстает увиденным другими глазами: нет ли в нем - еще чего-нибудь о... Борисе Пастернаке? А вдруг наша робкая догадка - окажется верной?

И тогда я испытал потребность еще раз присмотреться к начальному описанию Батманова:

"В настоящую минуту он ни на кого не обращал внимания и любовался ВИСЕВШЕЮ ПРОТИВ НЕГО КАРТИНОЮ...

- Что вы задумались, Батманов? - спросила княгиня, обращаясь к нему.

- Я СМОТРЮ НА КАРТИНУ, - отвечал он".

В повествование, таким образом, входит тема... ЖИ-ВО-ПИ-СИ; подключается к его тайному реминисцентному плану.

Леонид Осипович Пастернак - знаменитый русский художник, отец поэта. Биографические черточки - и впрямь, одна за другой, всплывают и - объединяются в узнаваемый образ.

Что же все-таки пишет Ивинский? Роман? Драму? Оказывается, княгиня - прекрасно это знает.

И в эпилог повести 1852 года входит тема... ПОЭЗИИ:

" - ...Какие он [Батманов] мне пресмешные и пренепонятные СТИХИ СОЧИНИЛ - ужас!... я вам покажу их. M-r ИВИНСКИЙ, потрудитесь подать со стола альбом. - ИВИНСКИЙ подал; княгиня развернула и возвратила ему. - Читайте, - проговорила она, - и читайте с чувством, ВЫ САМИ ПОЭТ. ИВИНСКИЙ начал..."

В стихах этих - последний раз в повести звучит имя Горького:

"...Он был угрюм, она грустна, и вот, бледнея
И ГОРЬКИМИ навзрыд слезами залившись,
Она произнесла признанье роковое,
И взор робеющий участия молил..."

Алексей Максимович напоследок добродушно улыбается, довольный, что встреча с его великим современником состоялась. Кому же, если не ему, создателю бессмертного ЛУКИ, было пригласить в гости... поэта с фамилией ПАСТЕРНАК?

И, улыбнувшись, - он окончательно удаляется со сцены. В характеристике стихов Батманова проскальзывают черты ("пресмешные и пренепонятные"), которые можно отнести и к поэзии Пастернака, начинавшего как поэт, принадлежащий к школе футуризма.

И... понятие "поэтической школы" - не замедлит прозвучать в характеристике, приговоре, который произносит их прочитавший:

" - Стихи дурны, тяжелы и неправильны, но мысль есть, и мысль ИЗВЕСТНОЙ ШКОЛЫ, - проговорил он, кончив чтение".

А потом - отец "Ивинского", присутствие которого мы узнали, почувствовали по картине... и впрямь появляется в ведущемся разговоре. А вместе с тем - заканчивается краткий очерк жизни и творчества его сына, Б.Л.Пастернака:

" - Что такое Ивинский пишет? - сказал барон, - здесь его все называют ученым и литератором, и я тоже называю, но решительно не знаю, что он такое написал.

- Этого никто не знает, - отвечал гусар, - ему ОТЕЦ запрещает выставлять свою фамилию; он, говорят, УДИВИТЕЛЬНО ЗНАЕТ ФИЛОСОФИЮ".

Ну, конечно, знает: Борис Пастернак окончил Марбургский университет, впитал в себя премудрость Марбургской философской школы, был учеником П.Когена.

И фамилию свою он здесь, в этой сцене - действительно "не выставляет". Это за него сделали мы, когда и времена написания повести, и времена самого Пастернака отошли в далекое прошлое.

По сюжету же, Ивинский, стало быть, печатался ПОД ПСЕВДОНИМОМ. Опять эти псевдонимы!..

А ведь был, действительно был человек... ПИСАВШИЙ ПОД ПСЕВДОНИМОМ ПАСТЕРНАКА! Об этом так прямо и заявила героиня А.Фрейндлих в фильме Э.Рязанова "Служебный роман", когда герой А.Мягкова попытался прочитать как свое собственное "раннее" - стихотворение Пастернака: "Любить иных тяжелый крест, А ты прекрасна без извилин..."

Название другого советского кинофильма, кстати, мелькает в основном действии повести. Ухванская поначалу, до "гор", задумала общее катанье на лошадях, но не вышло:

"Маменьки и мужья, впрочем, на это не согласились, находя, что подобное удовольствие даже ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ".

"Опасно для жизни!" - название поздней кинокомедии Л.Гайдая. И я долго ломал себе голову: почему оно здесь, в таком изолированном виде появляется?

Теперь ясно, что оно - предваряет "фантастический" (во всех смыслах) финал повести. У Рязанова - "Служебный роман". В "Опасно для жизни!" - тоже... "роман"; только - ВНЕСЛУЖЕБНЫЙ, захвативший героев как раз по дороге на работу, на вольном воздухе...