Аннотация: Ну... такая версия тоже имеет право на жизнь.
Ли Цзысян был беглый солдат. Он служил в малой крепостце Сяочжунпу на северо-западе, где уже и нормальных ханьцев почти не встретишь: одни хуйхуйжени (мусульмане по-китайски). Начальник крепости воровал деньги, продовольствие и оружие, которые присылали на крепость из Дурбульджина от хэбэй-амбаня, правителя провинции. Жилось голодно, служба была не в радость. Больше всего мучила скука: Ли Цзысян когда-то начинал учиться -- и учился, пока семья не разорилась. Тогда пришлось идти в солдаты. А правду говорит пословица: хорошие правители не делают из хорошего железа гвозди, а из хороших людей - солдат.
Вот и не получился солдат из Ли Цзысяна. Как-то улучил он момент, да и сбежал на север.
Пожалел почти сразу. Искали его, пришлось в совсем глухие места забраться. Помер бы с голодухи в степи, да наткнулся на небольшой отряд лаомаоцзы, волосатых людей с севера. Хуйхуйжени зовут их еще "урусут", тьфу на них, нормальный ханец и звуков таких не произнесет.
Так вот эти лаомаоцзы его и спасли: дали воды, накормили. Один из них немного говорил по-ханьски, плохо, конечно, но все-таки. Через него объяснились, и оказалось для Ли Цзысяна хорошо и выгодно: урусутам нужен был проводник, знающий места. Ли Цзысян, который из своих двадцати пяти провел восемь лет в крепости и окрестностях, места знал.
Его кормили сытно два раза в день, он до сих пор и не ел никогда столько. Работы требовали совсем немного. И не били совсем, что было странно и удивительно. Все, что от него хотели -- чтобы дорогу объяснял, да с местными помогал разговаривать. Ли Цзысян, кроме ханьского, и на языке хуйхуйженей тоже мог. На ломаном, конечно, у нормального ханьца так рот не вывернется, как они разговаривают.
Короче, ходили они так по степям да горам долго, дошли аж до засохшего озера Каракошшуккол, так его хуйхуйжени зовут, чтоб им рожу свернуло. Мэнгэ его Лоб-Нор называют, тоже не выговоришь.
Потом пошли обратно, в свою страну Элосы. Главный у лаомаоцзы прощаться стал, денег дал Ли Цзысяну, чего и не ожидал тот. Но вернул деньги, на колени кинулся, попросил забрать с собой: не хотел Ли Цзысян в Чжунго возвращаться, даже с деньгами там ничего его хорошего не ждало.
Против ожидания, главный лаомаоцзы согласился, взял Ли Цзысяна с собой. Долго они ехали по стране Элосы, сначала по холодным горным и лесным местам, потом по рекам, по трактам добрались до города, где жили уже другие хуйхуйжени, и оттуда повез их железный страшный поезд, фыркающий паром, и довез до моря. Переплыли они море на корабле, тоже фыркавшем паром, с колесами по бокам. И приплыли в места, где тепло и горы высокие.
Там, в горах, задержались в одном селе: главный лаомаоцзы приболел, кашлял сильно, с кровью. Долго там жили. Главный лаомаоцзы только поздоровел немного, и тут же девушку, которую приставили у него прибираться да стирать ему, обрюхатил. Родители ее выгнать хотели; главный лаомаоцзы денег давал -- деньги взяли, но ругались все равно.
Тогда он и сказал Ли Цзысяну: а возьми ее в жены, я и тебе денег дам. Ли Цзысян подумал, на девку посмотрел -- работящая, тихая -- и согласился. Деньги никому лишние не бывают, да и жена тоже.
Только, чтоб жениться, пришлось в церковь идти, чтоб там водой облили. Ли Цзысян уже немного по-люсики понимал, но что там над ним бормотали, совсем не разобрал. Другой совсем язык был. Там, кроме люсики-лаомаоцзы, еще черные, носатые какие-то жили. Вот у них в храме и обливали его водой.
И главный лаомаоцзы еще документ ему выправил, чтобы жить по закону. А когда записывали его местные чиновники, спросили: ты чей будешь? Они-то про то, чей он сын. А он не понял, ответил: из Чжунго я. Так и записали.
На деньги главного лаомаоцзы купил Ли Цзысян инструмент и материал, домик с мастерской, да и стал сапоги тачать да чинить. Умел он это, еще отец научил. Жена сына родила, Ли Цзысян к нему почти как к родному относился. Как подрос, учиться послал, в семинарию. Окончит, жрецом станет. Доходная профессия.
А жену уважал, хорошая жена, работящая.
Потом, намного позже, когда он совсем уже освоился, читать по-люсики научился, посмотрел свою бумагу. Там его записали: Чжунгошвили, во святом крещении Виссарион.
Да, а как главного лаомаоцзы звали, он так и не выучился выговаривать: Проже...Пырже... в общем, ...вальский какой-то. Язык сломаешь.