Аннотация: Пить или не пить? Непростой вопрос для героя.
Пить или не пить? Этот почти гамлетовский вопрос Степан Свинцов задавал себе в неисчислимо который раз с той же безнадегой, которая сопровождает обычно ответ в виде расплывчатых дилемм. С одной стороны, резоны строгие и четкие, сильно отдающие медицинскими запахами, которыми пропитаны врачебные кабинеты и клиники. И в центре которых античной Венерою довлеет мотив здоровья и долгожительства.
Остальные - житейские- навроде мира в семье, проблем на работе, в карьере, авторитет среди старух на скамеечках у подъезда и т.п. - были для него не актуальны. Просто потому, что алкашом с явно выраженными признаками он не значился. И его не то б, что одичалого - с бессвязным бормотанием или бурями и громами через пол и стенки - даже пошатывающимся никто не видел. Вполне этакой смирный, опрятный и вежливый обыватель. Не особенно разговорчивый, а потому - почти незаметный.
Кстати, фамилия Свинцов была аккурат ему под стать. Ибо свинец соединяет в себе диалектику противоположностей - тяжести и мягкости. В части тяжести Степа был выражен тем, что туг до тупости был на юмор и шутки, а все - даже самые механические и бессмысленные жесты воспринимал и трактовал, включая аналитику философского полета. Да и по части притяжения и интереса к людям относился к разряду массивного сундука с вещью в себе, тащить и раскрывать который охотников находилось немного.
И при этом был мягок и нежен в тональностях закомлексованного человека. Такого, для которого слово "извините" является корочкой для пропуска за пределы квартиры. А в походке и взгляде его сквозили такая неуверенность и трогательная доверчивость, что так и хочется подойти и погладить по головке. Или потрепать по щечке. Мол, да успокойся - мил человек: все будет у тебя хорошо.
Вот только подойти не получалось из-за его свинцовости, которая выражалась в стремлении скрыться от людей, проскочить, торопливо пробежать мимо.
А попивал он часто. И так аккуратно, что даже сверхбдительная жена его этот факт если и фиксировала, то больше теоретически. То есть знала про такую слабость, но о ее параметрах могла судить лишь приблизительно и обобщенно. И по таким признакам, которые легко можно было оспорить. Тем более, что они в основном не определялись, а угадывались. И в ответ на вопрос, с чего ты решила, что я пьян, ссылалась либо на запах, либо на манеру речи. При этом на запах - неуверенно. Поскольку процедура в стиле "А ну дыхни" запрещала интеллигентность. И потому эти замечания проходили по строке "показалось". А стилевые и темпераментные особенности разговора и вовсе были под сомнениями. Тем более, что оспаривать эти оба "отягчающих" Свинцову было легко, потому что со своей - неоспоримой стороны, он по опыту точно знал, что ее угадываемость не превышает 50 процентов. И, следовательно, никакой сверхпроницательностью супружница не владеет.
Поэтому, если кого он и стыдился, перед кем - исповедовался, так это перед собой. Зная о своих способностях выпивать чуть ли не ежедневно, но без запоев, и о приобретенных навыках маскировать слабость даже от жены - не говоря уже о социуме, он отнюдь этим не гордился. И не злорадствовал над чужой слепотой. А периодически - с амплитудой, все более сужающейся, стращал и корил себя, вступая в диалоги с мозгами и совестью.
И при этом каждый раз душа его превращалась в редактора, привыкшего смотреть на явления и мир разносторонне. То есть: с одной стороны...с другой стороны. В результате образовывался каждый раз примерно такой баланс.
- Куда ж ты катишься, Степа? Остановись, пока не поздно. Здоровье ведь не безгранично в своем великодушии. Да и не какой ты не свинец: раз - и взбунтуется. От жены, людей можно скрывать, от себя - не запрешься. Знаю, что бросить культурно - постепенно, или сведя потребление к символическим дозам - это самообман. Не получится. Ну, так брось в сухую. Ведь в этом можно даже спортивный азарт ощутить. Напряг подвига! Вызов публике: все пьют как все - по воскресениям. А ты - даже пиво в жару игнорируешь. Чудо-юдо! Оригинал!
Фантазий на эту тему возникало множество. Однако, вступала в бой и артиллерия с другого фланга. Причем необязательно в одном стакане - а с паузой и отдельно. Причем - очень часто, почти каждый раз после приема первой дозы. Ведь именно она создавала настрой и кайф в мозгах, когда они вдруг начинали дышать творчеством. И появлялся внутренний монолог парения идей и слов, которые словно прорывались сквозь сонность и скуку обыденности. Иногда они превращались в такой поток, что хотелось хватать ручку или включать диктофон. Но их в тот момент под рукой не оказывалось. А если когда-то и оказывались, то выяснялось, что все эти проблески и блески тотчас прекращаются, как только начинаешь что-то организовывать.
Ну, а запомнить все эти россыпи тоже не удается: их убивает тот же алкоголь, что и породил. Точнее - высвободил и выбросил из потемок сознания.
Вот и начинают вылезать успокоительные доводы о том, что Змей-искуситель этот - увы, спутник всякого творческого человека. Ведь не зря ж кого из великих не назови - особенно из пишущих, почти все они - по жизни алкаши. Да, многие из-за этого жили не подолгу, да - некоторые деградировали до утраты своих талантов. Но зато ведь тот же Пушкин непременно с кружкой!
И он вспоминал, с каким пиетическим вдохновением престарелый пушкиновед рассказывал во время экскурсии в Михайловское, как квасил поэт с друзьями и даже монахами соседнего Святогорского монастыря, предпочитая крепчайшую жженку.
Более того, вспоминал повальное пьянство во времена Совковии, когда "аристократы духа" вполне в этом соперничали с "широкими народными" . Причем трезвость среди них трактовалась едва ли ни как духовная тупость, как отсутствие внутреннего протеста против системы. И даже вызывала подозрительность - уж ли не стукач ли этот?
В конце-концов в столкновении подобных мотивов гас пафос очередного протеста. И он растворялся в "реализме" вялого и склизкого компромисса типа "пей- да знай меру". Или уж вовсе упаднически-обреченного: поздно пташечка запела!
И Свинцов продолжает носить в себе свинец этого почти гамлетовского надрыва. Воистину свинцового. Такого тяжелого. И одновременно мягкого, податливого для того, чтоб не выстрелить. А отложить...