Повышенная температура и кружится голова. Господи, ну почему, почему опять это жуткое состояние? Я одна... Не могу сидеть, лежать, стоять... Где муж? Почему его опять так долго нет, что-то случилось... "Мне кажется, что за последний день я постарел на тысячу лет" - эта фраза снова и снова звучит где-то рядом, я просто живу под её ритм. Что ж, Поэт, ты прав, но ведь и я только что прожила тысячу лет... и продолжаю проживать. Вижу тот день, серо-голубой вечер середины сентября. Я иду домой мимо Ваганьковского кладбища, сквозь решётку смотрю на могилы и думаю, что гармонии нет, что люди совсем не умеют понимать друг друга, но я никому-никому не могу это сказать. Просто никто не поймёт. Вспоминаю стихотворение Тютчева "Silentium", становится страшно. О, Поэт, ты же знаешь, что я сумасшедшая... Я тогда заплакала прямо на улице, представляешь, так и продолжала идти, глотая обиду на вселенную и глядя в небо сквозь мокрые ресницы. И вот так, сквозь слёзы, я увидела солнце... Понимаешь, солнечный луч пробился в мою мокрую сопливую душу. Глупо звучит, но мне показалось, что Бог вспомнил обо мне. Слёзы исчезли, спокойная я пришла домой. Я чувствовала, что мне пообещали перемены, что-то точно должно было случиться, ты же знаешь, что такое ожидание, висящее в воздухе.
Муж застал меня неподвижно лежащей на диване. Я свернулась калачиком и смотрела на играющие с ветром макушки деревьев за окном. Мне было хорошо. Вчерашняя обида почти умолкла и лишь изредка толкала сердце чем-то тупым. После ужина я сказала, что сегодня сама хочу пообщаться в чате. По-видимому, он был удивлён, однако, ничего не сказал и принялся за мытьё посуды. А я, я зашла в интернет и встретила тебя... Помнишь мой дурацкий вопрос, не обижает ли твою жену факт твоего общения в сети? И твой мудрый ответ, что ей достаточно уверенности в том, что ты её любишь. А потом я попросила тебя о встрече, сказав, что мне необходимо поговорить с живым человеком. Так просто мы решили встретиться, выпить кофе в Камергерском.
И вот я уже иду от Кузнецкого моста к Камергерскому переулку, стараясь замедлить шаг. Ну, в самом деле, не могу же я прийти раньше... Правда, забавно, что даже тогда я пыталась кокетничать. Я ведь просто не могла быть уверена, придёшь ли ты. Чёрт, ещё пять минут, а я уже вижу кафе. Нет, так не пойдёт, всё-таки девушка не может прийти раньше. Захожу в книжный магазин и от нечего делать покупаю книжку о ревности. Что ж, пора. Вхожу, вижу первый зал, второй, дальний угол и, наконец, ты - человек в чёрном.
- Здравствуйте Александр...
- Здравствуйте Софья, но, по-моему, мы вчера перешли на "ты".
- Что ж, всё верно.
- Что тебе заказать?
- Пожалуйста, маленький капучино, если можно, с корицей.
Ты спешишь к кассе, а я наблюдаю за тобой. Мелькают глупые мысли: "Что ж, он почти красив, правда, немного странен, а ещё слишком худой, да и осанка плохая, но, не смотря на это, чувствуется порода". Глупо... ну о чём я думала и о чём сейчас пишу?
- Ну вот, твой кофе. Прости, мне тут надо одно дело закончить, но больше сегодня работы не будет, обещаю.
И ты начинаешь быстро барабанить по клавишам ноутбука... Знаешь, я сейчас делаю то же самое. А тогда я продолжала рассматривать тебя. Твои тёмно-каштановые, почти чёрные волосы, странно, что кое-где уже проглядывает седина. Неужели тебе всего 29 лет? Очень тёмные карие глаза... Мне всегда нравилось такое сочетание. Не могу сказать, что тогда пришла в полный восторг от твоей внешности, но что-то неуловимо привлекало моё внимание.
Мы говорим о ревности и о бессмысленности этого чувства, затем о смысле и сути любви, наконец, просто о жизни. Вот тогда, наверное, и начались самые фантастические вещи. Оказывается, ты тоже понимаешь, что смысл в том, чтобы идти, а не дойти, разделяешь радость жизни по законам импрессионизма. "Возлюби ближнего своего, потому что Бог вас любит", - говорил Иисус. "Любите потому, что завтра мы все умрём", - говоришь мне ты. И я понимаю, что не могла не встретить тебя, что ты - друг, что мы очень похоже чувствуем этот мир. Меня наконец-то понимают. О, это действительно великая радость!
Мы допиваем кофе и выходим в оживлённый Камергерский, сворачиваем на Тверскую, поднимаемся к Бульварному кольцу... Мы много прошли в тот день... Помню Никитские ворота и Патриаршие пруды... А ты помнишь? Помнишь, как мы критиковали новый высотный дом почти у Садового кольца за нелепую архитектуру? Ты рассказывал мне о своей матери и погибшем брате, о жизни на Тибете и частых поездках в волшебный Лондон. Но, самое главное, ты рассказал о своей недавно вышедшей книге стихотворений, а я обещала себе во что бы то ни стало купить её. Помнишь, как на Красной Пресне мы решили встречаться по средам каждую неделю, и как потом на Краснопресненской набережной, улыбаясь, рассуждали, что очень здорово просто с кем-то дружить... без подтекстов. Я сейчас ясно вижу отражение солнца в воде. Это совсем не важно, но почему-то вдруг вспомнилось. А потом, обменявшись номерами мобильных телефонов, мы прощались у моего подъезда.
Я была очень счастлива в тот вечер. Пришёл муж, мы ужинали. Мне было как-то легче с ним, было светло и хорошо.
На следующий день я набрала в Яндексе твою фамилию и сразу же получила ссылку на твою книгу. Стихи удивили меня ещё больше, чем ты сам. Они были моими. Знаю, ты правильно меня поймёшь. Просто через твои строки я смогла заглянуть в свой собственный мир. На сайте я прочитала, что тебе на самом деле 35 лет, это, естественно, удивило. Потом была недельная переписка по электронной почте, и в одном из писем я задала вопрос о возрасте. Ты признался, что убавил себе шесть лет потому, что так чувствуешь себя. "Быть несбыточно молодым, лет не чувствуя за собою" - строчка из твоего стихотворения... Что ж, по крайней мере искренне.
Неделя пролетела очень быстро, и была следующая встреча, кофе, прогулка... Кажется, я рассказывала тебе о вступительном экзамене в студенческий театр. О том, что прошла первый тур и готовлюсь ко второму, а ты смеялся, что поэт и актриса - хорошее сочетание. О чём же мы ещё говорили? Кажется, это важно, но почему-то сейчас не вспоминается. А потом я снова и снова перечитывала твои стихотворения, жила под ритмы твоих строк. И снова электронная переписка. "Настоящее время! Морозом по коже - Ожидание ветра. На лицах прохожих..." - прости, что отвлеклась, просто опять откуда-то принесло твои ритмы.
В одном из писем я предложила сбежать куда-нибудь за город просто погулять. Мы ведь любим ходить пешком, а в Москве нам так не хватает земли, травы, воздуха, да и просто неба. Ты принял мою идею с восторгом. Странно, мне часто хотелось вырваться из города, просто побродить, но всё время что-то удерживало. Казалось бы, так просто прыгнуть в электричку и через час где-нибудь выйти, но вот не получалось. Без тебя.
И вот ещё одна неделя осталась в прошлом. Мы встречаемся рано утром на площади Белорусского вокзала. Что-то помешало нам купить билет на звенигородскую электричку, кажется, её отменили, не помню точно. И мы поехали куда-то ещё. Вышли в Голицыно. Очень интересно, что время никогда не летело для меня так быстро. В электричке ты подарил мне свою книгу и схему лондонского метро. Я храню эти вещи.
Мы говорили о твоём общении с Севой Новгородцевым в эфире Би-Би-Си, а ещё о встрече с Шекли. Всё это звучало фантастически, но я верила тебе. И верю, и буду верить всегда. А потом мы шли по осенней, уже мокрой просёлочной дороге и удивлялись, что в подмосковных посёлках ещё сохранились улицы с названиями вроде "Советская" или "улица Ленина". Ты рассказал о своём покойном младшем брате и его идее дать улице какого-то дачного посёлка имя Джона Леннона. Мы много говорили о Битлз, и это было так важно. А потом свернули куда-то в лес. А ведь правда, очень неразумно со стороны молодой девушки гулять в лесу с малознакомым человеком? Впрочем, я, наверное, лицемерю, ты же человек оттуда, из моего мира, и я знаю тебя уже тысячу лет. Мы шуршали опавшими листьями, нарочно выбирали еле заметные тропинки, пару раз обогнули какие-то лесные водоёмы. А тот влажный и чистый воздух... помнишь? Я спросила тебя об одном стихотворении:
Гвоздями дождя наши судьбы прибиты к земле -
Напрасно молить изваянья богов о полёте.
Ты только не плачь, привыкая к дождливой погоде,
Щекой прижимаясь к щетине осенних полей.
Не плачь, даже если поймёшь, что не лёд, а стекло,
Не песня, а стон - даже если не ты, а другая...
Любые костры через месяц уснут под снегами:
Всё - к лучшему. Впрочем, иначе и быть не могло.
Ты рассказал, что первое четверостишье появилось значительно раньше второго. Кажется, строчки про гвозди дождя были написаны во время возвращения из Сестрорецка. А следующие четыре ты посвятил какой-то девушке, которая была в тебя влюблена. К сожалению, безответно.
Для меня же самыми главными были слова "не плачь", могу даже написать, не "были", а "есть", но стоит ли. Лес кончился, мы на каком-то шоссе. Замечаем указатель на Звенигород. До него что-то около двадцати километров. Ты говоришь, что это вообще не расстояние, и мы легко сможем дойти пешком всего за несколько часов. Я сомневаюсь в своих силах, и тут мы замечаем автобусную остановку и расписание автобуса. Он ходит реже, чем раз в час, но нам везёт: автобус появляется через пять минут. Мы втискиваемся в плотную массу пассажиров. Столь удачное появление автобуса напоминает мне романы Роджера Желязны. Ты, кажется, тоже их читал. Там герои могут менять окружающий мир или отражения силой мысли. Вот я и подумала тогда об отражениях. К тому же, в твоей книге эта тема заметно присутствует. Даже первая часть называется, помнится, "Опыты отражений".
Мир начинает казаться совсем нереальным. Мы попали в сказку или просто спим. Не знаю. Помню давку в автобусе, которая совсем нас не беспокоила, помню саму дорогу. Такой плотный серый воздух. Что-то есть мистическое в сером цвете... Обложка твоей книги тоже подходит под это настроение. На ней Венеция, а ведь Венеция, кажется, твой любимый итальянский город. Я там тоже когда-то была. Зимой. Да, серый цвет в моей жизни играет важную роль. Ты знаешь, что её саму серой назвать нельзя. Я о настроении. И это вовсе не грусть, это лирика. Я сказала о воздухе "плотный", но он же был и прозрачным. Плотный и прозрачный. Скорее всего, уважаемые господа литературные критики отругали бы меня. Но не для них всё это пишется...
И наша серая дорога привела в Звенигород. Вот так просто мы сбежали в параллельный мир. Этот одноэтажный город, где время почти остановилось... Мы шли наугад, не выбирая направления. Белая церковь то ли XIV, то ли XV века... Я тогда очень точно определила время постройки, ты был удивлён. Ты восхищался древними строителями. Эти люди были способны создать великие вещи из любви к Богу. Мы обошли кругом белую церковь. А правда, было ощущение какой-то божественной гармонии? Тишина, прозрачность, спокойствие, мир. А потом мы долго шли куда-то вверх. Кажется, хотели найти древний монастырь. По-моему, мы верно выбрали направление, но потом куда-то свернули и случайно оказались совсем далеко. Ты рассказывал о советских временах, о том, что было очень трудно слушать западное радио, о музыке Битлз. Затем почему-то о футболе. Мы снова оказались в лесу, а потом на краю какого-то поля.
Я попросила тебя рассказать о жене. Ты вспомнил вашу первую встречу, говорил очень подробно, но внезапно замолчал. Объяснил, что неправильно выбрал "степень детализации". Ты именно так сказал, эта фраза очень запомнилась. Ещё ты сказал, что она очень важный человек в твоей жизни. Что ж, да будет так! Мы долго шли по полю. Совсем заблудились. Вышли на дорогу, и нас подвёз проезжавший мимо водитель. Мы попали в небольшой посёлок Ершово, откуда, к счастью, ходил автобус до Москвы. А помнишь кота, приласкавшегося к тебя на остановке? Помнишь, я точно знаю. В автобусе мы продолжили разговор о музыке и о твоих потрясающих поездках на разные музыкальные фестивали. А ещё ты рассказал, что дважды видел Пола Маккартни. Такое возможно не во всех отражениях...
Вернувшись в Москву, я узнала, что зачислена в труппу студенческого театра. Ты радовался вместе со мной и говорил, что знал заранее, что был уверен во мне. И снова возвращение домой. Муж, ужин, электронная переписка.
Через пару дней я получила письмо, где ты сообщил, что уедешь в Питер на несколько дней, но обязательно продолжишь писать оттуда. Я завидовала тебе. Этот город всегда привлекал и притягивал меня, но за 19 лет жизни мне ещё не довелось там побывать. В каком-то письме ты написал, что бросишь за меня монетку в воду Фонтанки. Монетка... такая мелочь может сыграть очень важную роль. Мысль не нова, но так уж сложилось.
И вот через неделю мы снова встречаемся в кофейне. Ты рассказываешь мне о Петербурге. Ты действительно хорошо знаешь этот город. Вспоминаешь встречи с питерскими поэтами... А я всё сильнее завидую. И почему меня так тянет туда? Допив кофе, идём к метро. И вот на эскалаторе ты внезапно говоришь: "А знаешь, мы легко могли бы оказаться в Питере вместе. Тебе всего лишь нужно как-то оправдать поздний приход домой". Я не сразу поняла тебя, но всё оказалось действительно очень просто. На самолёте мы потратим на дорогу в обе стороны всего три часа. Так что вполне можем позволить себе пяти-шестичасовую прогулку. Мне остаётся только набраться наглости и согласиться, именно так я и поступаю.
Мы решаем сейчас же заехать к тебе, посмотреть расписание полётов. Странно, оказывается, мы почти соседи. Ты живёшь на втором этаже старого дома, построенного, видимо, ещё в самом начале прошлого века. Мне очень понравилась твоя двухкомнатная квартира с высокими потолками. Видимо, когда-то она была всего лишь частью ещё более просторного помещения, но чёртов XX век, с его уплотнениями...
Как хороший хозяин, ты предложил выпить чаю, я отказалась. Очень быстро нашли в интернете интересующие рейсы. Затем открыли карту Петербурга и составили примерный маршрут. Оставалось только купить билеты, что мы и сделали на следующий день.
И вот потянулась следующая неделя. Неделя перед поездкой в Питер.
Бывают в жизни моменты, когда приходится спрашивать себя, а правильно ли я поступаю? Самое трудное - определить грань этой "правильности". Имеет ли девятнадцатилетняя замужняя женщина, живущая в самом начале XXI века, право встречаться с тридцатипятилетним женатым мужчиной? Я считала тебя своим другом. Между нами не было физической близости. Тем не менее, мне приходилось обманывать мужа. Он просто не понял бы, зачем мы встречаемся, разговариваем, гуляем. Я говорила себе, что ничего плохого не делаю. Что я просто живу своей жизнью, радуюсь возможности общения с человеком из моего мира, но что-то было не так. Я спрашивала себя, не влюблена ли? И непременно отвечала: "Нет!". Я не лгала себе. Я была по-прежнему уверена, что люблю мужа. Но что-то было не так. Что?! Что случилось? Я спрашиваю тебя, и ты отвечаешь, что мы действительно ведём себя нечестно по отношению к нашим близким. Но ведь иначе мы не можем. Видимо, я склонна быстро поддаваться панике. Вот и тогда я просто заболела. Несколько дней держалась высокая температура, я не вставала с постели, не подходила к компьютеру. Казалось, я проведу в бреду ещё не один день, и мы никуда не полетим. А может быть, ты вообще существуешь только в моём больном воображении. Я очнусь, и всё будет по-старому. Однако на третий день мне стало немного легче. Я смогла дойти до компьютера и проверить почту. Конечно же, было несколько писем от тебя. Ты беспокоился, переживал. Я написала о своей болезни, о сомнениях. Сейчас уже не помню точно, что ты ответил, но сразу стало как-то легче. Помню только, что ты обещал научить меня летать, если вдруг будут какие-то проблемы с возвращением. Я болела ещё дня два, но накануне поездки почувствовала себя совершенно здоровой.
"Впрочем, иначе и быть не могло", - улыбнулся ты.
А ещё был сон:
Серый город, прозрачный воздух.
Странный мост, вроде над водою.
Где-то твой столь знакомый голос,
Поцелуй унесён рекою...
Утром я написала, что видела тебя во сне. Ты ответил, что этот город снился и тебе. А дальше описал его и мост, и поцелуй... Мы видели один сон. Один сон на двоих. Я не люблю тебя. Господи, ну ответь мне, что всё это значит?!
И вот этот главный день. Я просыпаюсь очень рано. В темноте утра одеваюсь, пью кофе. Стараюсь всё делать тихо, чтобы не разбудить мужа. Он спит спокойно и крепко, он - честный человек. Перед выходом осторожно сажусь на край кровати. В этот момент спящий мужчина кажется мне почти святым. А я просто бессовестная грешница, способная вот так предать, обмануть. Гоню эти мысли, подумаю потом... Также тихо встаю, выхожу, очень аккуратно запираю дверь. Всё, я преступила грань. Теперь бежать и ни о чём не думать.
Мы встречаемся в метро, на станции "Речной вокзал". Осталось очень мало времени, нужно торопиться, мы просто не можем опоздать на самолёт. Ты заметил, что я сильно нервничаю, что ж, возможно. И конечно, мы успеваем. Это ещё одно маленькое чудо: каким-то непонятным образом нам удалось благополучно миновать пробки на Ленинградском шоссе. Быстро проходим регистрацию, и вот мы на борту. Я уже почти не помню полёт. Кажется, я пыталась занять себя зубрёжкой английских текстов.
Приземлились. А дальше маршрутное такси, люди, лица. Вот мы спускаемся в питерское метро. Название станции я уже не помню, да и не важно. Помню свой восторг. В голове не укладывалось, что всего пару часов назад я стояла в вагоне московской подземки, а вот теперь тут. Тебе нужно было отъехать ненадолго купить билеты на какой-то концерт. Ты предложил мне выйти на станции "Гостиный двор" и полчаса погулять самостоятельно. Но дождь не отпустил меня далеко от метро. Я стояла и смотрела на Казанский собор, а собор смотрел на меня. "Слава современной авиации!!!" - мелькнуло в голове. "Спасибо тебе, Поэт" - пронеслось следом.
Неделю назад ты писал, что Петербург - самый романтичный город в мире, теперь я могла не только понять, но и почувствовать это. Ты появился одновременно с солнцем. Мы тогда ещё решили, что солнце будет только когда мы вместе. Вот так странно: солнце светит для двоих, но я не люблю тебя. Мы шли по Невскому, я едва сдерживала восторженный крик. Очень быстро оказались на Дворцовой площади, ты что-то рассказывал об Эрмитаже. На стрелке Васильевского острова мы встретили свадьбу. Да Бог с ними. Помнишь, как нас развеселила смс-ка, пришедшая от моей институтской подруги: "Сонь, подойди на большой перемене к такой-то аудитории". Если бы она знала, что я примерно в семи сотнях километров от Плехановской академии!
Ступив на песок у стен Петропавловской крепости, мы остановились посмотреть на тёмную воду Невы. Ты сказал тогда, что это место для тебя - самое любимое на планете. И я была там с тобой. А ещё ты говорил, что тебя можно встретить здесь каждый год в день рождения И.Б. - твоего любимого поэта. Нашу питерскую прогулку я помню очень отчётливо. Наверное, это навсегда останется одним из ярчайших воспоминаний в моей жизни. Помню, как через крепость вышли на Троицкий мост, помню памятник зайчику и мою неудачную попытку кинуть монетку ему на пенёк. Маленькая монетка действительно может сыграть большую роль в жизни.
Никогда не забуду Дворцовую набережную и Летний сад в тот день. Было самое начало октября. Античные статуи, жёлтые листья.... Стучу по клавишам ноутбука и снова вижу эти листья. Праздник, пожар. Напишу банально, но ведь ты помнишь, как поразительно красиво это было. Яркие пятна на деревьях, статуях, на земле и тёмной воде канала. Особенно на воде. Мы шли по аллее, шурша листьями, и я пыталась вспомнить имена древних муз. Ты показал мне музу поэзии и сказал, что это единственная девушка, которой ты всегда хранил верность. Это правильно, Поэт. Ты многое показал мне в тот день. Пожалуй, трудно представить лучшего гида. Реки и каналы, памятник Чижику-пыжику, дом Ахматовой, улица Росси и Аничков мост - всё это останется со мной. Это моё, это твой подарок. Ты подарил мне самый романтичный и мистический город планеты, но я не люблю тебя. Прости. А помнишь, мы говорили, что не будем стареть, что обязательно встретимся лет через пятьдесят где-нибудь на Эйфелевой башне. Помнишь? Но чёртово время слишком быстро летит. Уже пора в аэропорт. Самое тяжёлое возвращение в моей жизни.
Автобус, люди, лица и снова Пулково. Мы проходили регистрацию, вернее, стояли в очереди. Я начала тот последний разговор о чувствах, свободе и морали. Плохо быть вечно сомневающейся истеричкой! А ты ответил цитатой своего любимого поэта. Её я тоже храню, храню в памяти, как нечто очень важное, очень ценное:
"Обособляйся и позволяйсебе все, чтоугодно. Если ты озлоблен, то нескрывай этого, пусть оногрубо; если ты весел -- тоже,пусть оноибанально. Помни, что твоя жизнь -- это твоя жизнь.Ничьи -- пустьсамыевысокие -- правила тебе не закон. Это не твоиправила. Влучшемслучае,онипохожинатвои.Будьнезависим. Независимость --лучшее качество,лучшееслово на всех языках. Пустьэто приведет тебя к поражению (глупоеслово) -- это будет только твое поражение. Ты сам сведешь с собой счеты: ато приходится сводить фиг знает с кем..."
И.Б.
А я зачем-то вспомнила Экзюпери. "Поздно, меня ты уже приручила" - твоя грустная улыбка. Ну зачем? Я не хочу этого. Я не люблю тебя. Боясь продолжить разговор, усиленно ищу паспорт. К счастью, нам пора проходить контроль. Мы оба на время замолкаем. Попадаем в зал ожидания посадки. Ты говоришь: "Сегодня ты была со мной в лучшем месте нашей планеты. Знаешь, я очень сожалею, что так и не решился поцеловать тебя там, под стеной Крепости". Я испытываю ужас и даже отвращение. Видимо, вся эта чувственная палитра тут же отражается на моём лице. "Не надо" - выдавливаю еле слышный шёпот. В этот момент больше всего на свете я хочу скорее оказаться в Москве. Думаю о муже, о том, что не могу не любить этого человека. Всё пройдёт. Мне было плохо, ты спас меня. Но это всего лишь игра. Надо быть взрослее. Мне говорили, что в серьёзной жизни нет места слишком острым чувствам. Я замужем. Всего три месяца замужем. Но я обязана быть счастливой, а для этого нужна стабильность, этот брак. Я не люблю тебя, Поэт, люблю мужа. Занимаю место у иллюминатора. Взлетаем. Ты молчишь, ты, кажется, на дне глубокого-глубокого океана. Мысли твои. О чём, о ком? Дурочка, никогда не спрашивай, если боишься получить правдивый ответ. Я впервые могу наблюдать закат из иллюминатора самолёта. Небо горит как раз с моей стороны, солнце садится справа и немного сзади. Я не опишу этого. Просто потому, что сил восхищаться природой не было. Да и вообще, может быть, это внутри меня что-то сгорало, закат, только для меня. Прощальная шутка воспалённого мозга.
"Наш полёт проходит на высоте десяти тысяч метров", - голос стюардессы вернул к реальности.
А дальше твой голос. Реально это или нет, я просто не помню: "Я люблю тебя".
Нет, хватит мучить, не говори больше ничего. Тише, Поэт. Всё пройдёт. Мне страшно. Скорее бы оказаться рядом с мужем! Я не та... Я гораздо слабее, чем кажусь тебе. Мне нужен был просто друг. Мне не нужна любовь. Но даже сказать всё это сейчас не хватает сил. Роняю пластиковый стаканчик и тупо рассматриваю быстро расползающееся по коленке пятно минеральной воды. Но ты, оказывается, и не ждёшь ответа. Ты снова где-то на дне, я не нырну за тобой...
И вот я одна. Повышенная температура и кружится голова. И снова сквозь слёзы читаю с монитора твоё письмо:
"Малыш, конечно, ты права. Права в своём решении, права в мотивации. Я не стану переубеждать тебя, именно потому, что для себя ты, безусловно, сделала выбор, который я должен уважать.
Каждая любовь, уходя, оставляет в сердце пустое место, которое уже никто не заполнит. Тебя мне уже никто и никогда не заменит, я не смог бы разлюбить тебя, даже если бы захотел.
И в 2054 году на Эйфелевой башне встретились бы не мы, а то, что сделали с нами эти пятьдесят лет. Но я сказал бы тебе: "Здравствуй, любимая". В этом я абсолютно уверен. Потому что всё, кроме любви, не имеет значения.
Знаешь, я мог бы быть твоим другом, если бы ты была обычным человеком. Роль "мальчика-подружки" меня не напрягала бы. Но с тобой это невозможно, просто потому, что таких, как ты, я, честно, не встречал. И конечно, мне бы хотелось остаться с тобой или около тебя навсегда, просто для того, чтобы говорить с тобой о Битлз, разгонять непогоду простым фактом встречи, спорить о поэзии и прозе, просто жить. Быть твоим другом - представляется мне недостойным компромиссом. Это уступка не только твоему, но и моему эгоизму. Будем выше этого. Я не зря говорил тебе о своей любви на высоте десяти тысяч метров. Она этого достойна. Я не хочу её унижать.
Один день в Питере с тобой для меня оправдывает многие годы, которые были до нашей встречи и будут после. Общаться с тобой сейчас в письмах значило бы не дать этой боли успокоиться. Иногда - как в спорте - так надо.
Может, и сейчас такой случай? Не знаю, малыш, я ничего не знаю.
Я радуюсь тем осколочкам счастья, что были у нас с тобой. Твоим улыбкам при встречах... радуюсь тому, что ты есть. Пусть не со мной, пусть навсегда не со мной, но ты есть, замечательная, светлая, неординарная, позитивная, лучшая девушка в мире... Такие встречи оправдывают общую бессмысленность бытия.
Прости, пишу сумбурно, нелогично, невыстроенно. Это от боли, малыш. Мне правда, очень-очень больно. Я никого не виню в этом - ни тебя, ни себя. Так надо. Возможно, мне стоило бы изображать высокомерную бесстрастность перед лицом этой трагедии, но противно... Зачем? Я так не чувствую, и не вижу особого достоинства в том, чтобы притворяться спокойным сейчас, когда так внезапно обрывается наша с тобой жизнь, расходясь дальше непересекающимися дорогами!
Я помню всё-всё о тебе, Соня. У меня немного материала для воспоминаний, но я это компенсирую их подробностью. И если бы я был хитер, как Лис, я сказал бы - помнишь?
- Я буду плакать о тебе, - вздохнул Лис.
- Ты сам виноват, - сказал Маленький Принц. - Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил...
- Да, конечно, - сказал Лис.
- Но ты будешь плакать!
- Да, конечно.
- Значит, тебе от этого плохо.
- Нет, - возразил Лис, - мне хорошо. Прощай. Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь. Люди забыли эту истину, но ты не забывай. Ты навсегда в ответе за всех, кого...
Но, черт побери, как много у нас с тобой осталось несказанного, несделанного, непрожитого! Вот только от этого и досадно.
Я улыбаюсь тебе сейчас и шепчу: Соня, будь счастлива. Ты вряд ли забудешь меня, а это уже что-то. Может быть, это всё, что я заслужил, но это немало. А я буду вспоминать тебя каждый день из того, что осталось. Обещаю. Мне кажется, что за последние сутки я постарел на тысячу лет. Так нелепо у нас с тобой все вышло. Прощай".
Закрываю письмо. Я больше так не могу! Судорожно набираю три слова и отправляю ответ на твой адрес.
А потом бегу сквозь мокрую темноту, набирая трясущимися пальцами твой номер. Механический голос отвечает: "Абонент в сети не зарегистрирован".
Подожди, я сейчас. Ты не можешь согласиться с тем выбором, ты же знаешь, что он не верен. Я приду. Я нырну за тобой. Всё так просто. Подожди. Срываю с пальца обручальное кольцо. Оно так и остаётся где-то между осенними лужами. Всё так просто. Я уже ничего не боюсь. Всё просто! Подожди.
Ищу твой дом. И легко нахожу, хотя была здесь лишь однажды, когда мы смотрели расписание самолётов в Питер. Лестница, второй этаж... Я уже вижу твоё лицо, знаю точно, что сейчас скажу...
Дверь открывает незнакомая заспанная женщина.
- Вам кого? - её вопрос пробуждает...
- Извините, мне нужен Александр, - с трудом шепчу я.
- Вы ошиблись, я живу здесь одна. Уже много лет.
Едва устояв на ногах, медленно спускаюсь по лестнице и бреду к дому. Мужа всё ещё нет. Включаю компьютер и открываю почту. Одно новое письмо:
"Адрес, на который было отправлено ваше сообщение, не существует. Текст сообщения: