Паулина Бо : другие произведения.

Тоньше Хрусталя. Глава 3 Краски, холсты и напряжение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вадим - тонкий ценитель красоты, ищет идеальную женщину, которая могла бы стать воплощением классических картин и возвышающей музыки. Однажды, волею слепой судьбы, он встречает девушку Валю, страдающую редким заболеванием. Обладать ею становится для него самым важным в жизни. Это психологический триллер, который автор, Паулина Бо, не советует читать впечатлительным людям.
  Вадиму повезло во всём. В отличие от четырёх сотен тысяч детей, которые были рождены в тот же день, что и он, только половина из них имели крышу над головой, ещё половина от этих родилась в семье с двумя родителями. В свою очередь треть от той половины осталась в полной семье до своего совершеннолетия. Еще одна четвёртая от трети не болела генетическими заболеваниями, не страдала от ночных кошмаров и подростковых прыщей.
  Вадим же вошёл в исключительные несколько десятков, где в семье царил психологический комфорт. В этом Марианна была уверена на сто процентов. Ещё во время беременности она планировала его раннее детство. В четыре года Вадим посещал кружок рисования и английского для дошколят. Отец Вадима успешно развивал маленькую фирму и денег хватало и на просторную квартиру недалеко от центра города и на симпатичный загородный домик с центральным водопроводом. Пару раз в год Марианна, Вадим и глава семейства Виктор улетали на лазурное побережье красного моря, где Вадим радостно копал мокрый песок и тыкал палкой в прозрачно-розовых сопливых медуз.
  Марианна усердно занималась развитием мальчика, выстраивая его личность по самым современным канонам детской психологии. Она не кричала и не баловала, в меру ласкала и в меру приучала к ответственности. Ей повезло с сыном. Мальчишка рос активным, бойким, розовые щёки и хитрый прищур ярких зелёных глаз радовал молодую мамочку. В три года Вадим знал русский и английский алфавит, название около трёх ста животных, включая любимых динозавров и пауков. Пауки ему очень нравились.
  Иногда Марианна с настороженностью смотрела, как Вадим гладит соседских собак и играет с детьми. Она отмечала, что давалось это ему нелегко. Собаки, повизгивая, шарахались, когда мальчик неловко тянул их за уши или хвосты, а дети плакали - Вадим любил потолкаться и иногда мог укусить, если не получал игрушку. Марианна мягко говорила с сыном, договаривалась с родителями, даже вменяла ему строгие наказания - посидеть на стульчике пятнадцать минут, подумать о своём поведении. На Вадима это никак не действовало, Марианна всё списывала на возраст. В конце концов, пять лет не приговор.
  Годы шли, но наладить общий язык со сверстниками Вадим не мог, Марианна списывала его холодность к посторонним на слишком быстрое развитие, сын явно был умнее других детей.
  И если разрыв с людьми становился всё ощутимее, то вот увлечения сына восхищали Марианну, оставляя в сердце надежду на лучшее. Вадим, кроме пауков, обожал картины. Он мог часами смотреть на сложный сюжет, разглядывать мазки и переливы света, работники музеев и выставок, куда Марианна таскала сына каждую неделю, восторженно ахали и гладили мальчика по золотистой голове.
  Когда Вадиму исполнилось десять он всерьёз объявил матери, что намерен стать художником. Вот как это было.
  Марианна сворачивала коврик для йоги, стоя на четвереньках на белоснежном кафельном полу гостиной. Она вся взмокла от тренировки, но тело было мягкое, тёплое и мысли текли в благоприятном направлении, точно пушистые облака по весеннему небу. Дверь щёлкнула замком, и в коридор зашла мрачная фигура, она переваливалась с ноги на ногу, точно фигура старика. С плечей уныло свисали лямки тяжёлого рюкзака, воротник рубашки был распахнут и съехал в сторону, одна пуговица оторвалась и пропала в неизвестном направлении, а вторая висела на тонкой петельке, словно на слюне.
  Марианна подошла к сыну, привычно чмокнула его в лоб, в который раз отмечая как он морщится и отклоняет в сторону голову. В другой раз Марианна бы обиделась на него, но сейчас она была так расслаблена после йоги, так умиротворена. Она не стала обращать внимания ни на порванную рубашку, ни на небольшой кровоподтёк в уголке рта. Она помогла снять сыну лёгкую куртку и рюкзак, он молча, шаркая ногами, прошёл на кухню и сел за стол. Марианна поставила перед ним тарелку с салатом из шпината и кедровых семян, следом пошла тарелка с супом из тыквы и копченой курицы. Вадим ел жадно, со злостью лязгая ложкой, а Марианна сидела на противоположной стороне стола и смотрела в окно. За окном была весна, она улыбнулась. Вадим посмотрел на неё искоса, а потом вдруг спросил:
  - Мама, почему люди такие злые? Отчего они кидаются на меня с кулаками? - и стал доедать суп, не смотря на мать.
  Марианна помедлила, сжимая губы, она не знала всей ситуации, но была давно знакома со своим сыном.
  - Может быть ты что-то такое сказал, а может быть и сделал? - она осторожно посмотрела на Вадима, тот дёрнул плечами.
  - Ну их всех - высказал он и отодвинул от себя пустые тарелки.
  Затем, облизнув губы, нахмурился и произнёс:
  - Вот Витька. Почему Витька опять меня послал? Подумаешь, мало ли, что я ему сказал. Или про него, допустим, сказал. Ну если даже в сердцах, верно? - он посмотрел на мать, требуя поддержки и крепко сжимая ложку в своём белом маленьком кулачке.
  - Иногда слова могут сильно ранить. - ответила ему Марианна, не сводя глаз со сжатого кулака.
  - Подумаешь! - фыркнул Вадим и бросил ложку так внезапно, что Марианна вздрогнула. - Все они уроды. - буркнул Вадим, ковыряя ногтём салфетку.
  - А как же Маша? Вы же на той неделе с ней начали дружить, помнишь? Новая девочка в классе. - Марианна собрала грязные тарелки и стала раскладывать их в посудомойку, она уловила краем глаза, как лицо сына недовольно скривилось.
  - Эта страшилища? Ну её. У неё такое лицо, знаешь. - Вадим замолчал, его тонкие пальцы нервно рвали краешек салфетки, отщипывая от него по кусочку, кусочки разлетались в разные стороны.
  - Вот знаешь, мама - многозначительно добавил он, подняв салфетку в руках высоко на свет, так, что она стала светиться - Все люди, они такие. Неприятные. - выдавил он, от этого его тона и слов у Марианны похолодел затылок. - Другое дело картины. Там люди на них, такие красивые, ровные, чистые - мечтательно проговорил Вадим.
  - Но это же только картины. - ответила ему Марианна, ставя перед сыном стакан с соком. Вадим принялся жадно его глотать, следя глазами за матерью, за её ртом. Он часто смотрел при разговоре на рот, а в глаза смотрел, только если злился или собирался сказать что-то неприятное. Этот его взгляд в рот раздражал Марианну, но никто больше не обращал на это внимание, и она постепенно привыкла.
  Сын часто говорил ей неприятные и обидные вещи. В три года, когда сын впервые крикнул ей, что она страшная дура, она неловко засмеялась, но потом высказала ему, что ей неприятно, и сын с обидой надул губы. Спустя несколько лет сын стал изощрённее в словах и поступках. Он мог задать ей вопрос про своих динозавров или ещё о чём-то, что вычитал из энциклопедий, а потом, выслушав неправильный ответ, взять её за руку, отвести к книге и, победно хихикая, показать пальцем в абзац с правильным ответом, при этом произнося "Удивительно, что ты взрослая женщина не знаешь таких простых вещей. Дура, дурочка, дурашка! Что там у тебя в мозгах? Сахарная вата!". И Марианна краснела, она сама не знала отчего, но сын мог легко влиять на неё, обводить вокруг пальца и заставлять стыдиться.
  Она догадывалась, что скорее всего у её сына проблемы с восприятием чужих эмоций, даже водила его к дорогому психологу, работающему по системе гештальта, но толку не было. Вадиму было просто неинтересно работать с психологом. Один раз, а это случилось буквально за два месяца до этого разговора, Вадим специально громко рыгал на приёме. Она рыгнул десять раз за час! Он так напрягался, что его, в конце концов, стошнило на синий ковёр в кабинете. После этого психолог попросил больше к нему не приходить и злобно проговорил Марианне, что её сына надо показать психиатру, а не психологу. Марианна только пожала плечами, ничего страшного она не видела. Да, у Вадима высокий интеллект, вредный характер, невыносимо колкий язык, но что же здесь криминального? Мальчику всего десять лет!
  - Но это же только картины - ответила сыну Марианна, - в них мало настоящего, живого, понимаешь? Настоящие люди не такие красивые, не такие ровные и чистые, как там. Это же всего лишь фантазия автора. А в жизни тебе придётся общаться с людьми, живыми, сложными и не всегда красивыми. - Марианна погладила руку сына, и он быстро спрятал её под стол.
  - Ну и тогда нафиг их! - выпалил он. - Нафиг всех живых людей! Они все уроды. Буду художником! Вот так. Буду рисовать и видеть только красоту! И не нужны мне будут эти люди с их противными рожами. -
  Марианна только тихо рассмеялась, когда Вадим ушёл в свою комнату. Стать художником из-за ненависти к людям - это казалось ей смешным, но философским. У Марианны была склонность искать символы и тайные смыслы в происходящем. Часто она видела такой смысл и в словах сына, окрашивая их краской мудрости, особой развитости не по годам, тогда как посторонний человек счёл бы такое поведение за поведение избалованного засранца. Здесь бы Марианна жарко принялась спорить.
  Забавно, но не смотря на убеждение Марианны, что сын и забудет про своё обещание стать художником, она была приятно удивлена, когда Вадим потребовал на свой день рождения мольберт, мастихины и холсты с красками. Виктор купил любимому сыну сразу несколько десятков полотен разного размера и формы, масляные и акриловые краски, а также штук двадцать кистей от синтетических до беличьих, даже взял три огромные строительные кисти и банку лака.
  Вечерами Вадим выходил на балкон, гордо устанавливал там мольберт и малевал на холсте, размашистыми движениями. Краска брызгала на стены и пол, шлёпалась жирными кусками на подставку мольберта. Виктор в такие вечера заваривал себе кружку крепкого кофе, садился в кресло и смотрел на напряженную спину сына.
  - Смотри - улыбался он жене - Маленький Ван Гог ! - с гордостью в голосе говорил Виктор, с тягучим прихлёбыванием выпивая кофе. Марианна растерянно кивала мужу.
  Вадим учился рисовать много лет, прежде чем добился совершенства. Сначала частные уроки, видео на ютубе, подробные срисовки и лёгкие быстрые пейзажи за три шага. Затем он пошел в художественную школу, а после неё с первой же попытки попал в престижный колледж, а после и в институт, в самом центре города. Здание художественного института, украшенное старинной лепниной, располагалось на маленькой узкой улочке, между станцией метро и главной площадью. Это было любимое место Вадима. Маленький тихий, набитый зеленью дворик со скамейками, задумчивый белый памятник в центре и само здание обрамляющее дворик в свои объятия. Два этажа, каменные толстые стены, скрипучий древний пол, чопорные сухие преподаватели, не тратившие время на ласку и похвалу. Запах керосина, угля и лака в мастерских, скрип багета, когда на него натягивают холст. И бесконечные перерисовки, чертежи, экзамены, тусклые серые линии карандаша, отсвечивающие металлом на свету. Как же Вадим обожал всё это. Правки, замечания, тестовые и домашние задания. То, от чего все другие студенты выли и комкали ватман, Вадим принимал всем сердцем, радуясь и трепеща.
  Медитативное занятие - написание копии, каждый маленький штрих, каждое движение кисти - шаг влево, шаг вправо, и ты всё испортишь, копия перестанет быть копией, она превратится в неумелую карикатуру, невежественный шарж. Некогда бойкий десятилетний мальчишка вырос в двадцатидвухлетнего худого, сутулого изгоя, с вихрами золотистых нечёсаных волос на голове. Ему нравилось таким быть, нравилось плевать сквозь передние зубы, зажимая в зубах сломанную сигарету, свысока рассуждать над курсовыми работами Рябкиной или Весельного. Он не любил выскочек и талантливых зазнаек, чёртовы экспериментаторы и обезьяны с кисточками в лапах! Он знал, что добиться высшего пилотажа можно лишь трудом, лишь повторениями и повторениями.
  У него были свои вкусы. Он презирал импрессионистов, но восторгался эпохой возрождения. Постмодерн снился ему в жутких кошмарах, а от одного имени какого-нибудь Раушенберга или Рихтера у него ныли зубы. Вадим просиживал все выходные в хранилище центрального музея, куда его послали на стажировку, а в будние дни подрабатывал диджитал художником, штампуя логотипы для неизвестных фирм и сайтов. Эта работа была унылая, скучная, приходилось работать с капризными людьми, которых он называл "слепые ослы" и "Малевичи на выезде". Каждый из таких был убеждён, что понимает искусство и имеет вкус. Вкусы заканчивались на абстрактных квадратах, бешено вращающихся глазах внутри буквы "О" или "А" и резиновыми, выпрыгивающими из угла экрана слоганами, такими же дебильными, как и фирмы заказчиков. Как и сами заказчики. Вадим плевался, скулил, страдал, но делал. Он пользовался успехом и заказов всегда было достаточно, чтобы снимать небольшую квартирку на окраине спального района и содержать террариум с девятью редкими пауками и тремя змеями, но всё ещё недостаточно, чтобы стать счастливым.
  Ещё в детстве Вадим чувствовал внутреннее напряжение, оно было рядом, под кожей, стояло в горле и зудело между лопаток. Он долго не мог описать его, осознать. Оно выплёскивалось в импульсивные поступки, нелицеприятные слова и смешки, направленные на окружающих, но до конца это напряжение Вадим рассмотреть не мог. Оно копилось в нём и росло, что-то очень горячее, очень живое, но в то же время чужое. Это чужое было чужим для всех остальных, но не для него. Чужое для детей, одноклассников, мамы и папы, но каким-то образом связанное с ним.
  Первый раз Вадим понял, что он не такой как все, когда девочка Света с отталкивающим лицом, на котором зеленело большое родимое пятно, позвала его погулять после уроков в парке. Он пошёл, так как в этот день отменили занятия в художественной школе, а на улице стоял золотая осенняя погода, когда очень тепло и сухо на улице, и ворохи листвы под ногами. Они шли по дорожке парка и Света улыбалась ему, а он не мог оторвать глаз от противного пятна на лице. Он снова почувствовал это напряжение и сам не понял, как быстро и громко произнёс:
  - Эту мерзость на лице у тебя, её надо убрать. - он показал пальцем на висок девочки, где располагалось пятно, оно залезало на лоб одним неровным краем, а другим на уголок глаза, словно гадкий пришелец или огромная амёба.
  Света остановилась как вкопанная, и лицо её побагровело.
  - Что ты сказал? -спросила она тихо, сжимая с силой зубы. Вадим подумал, что она его не слышит и повторил ещё громче:
  - Когда станешь взрослее, эту гадость надо убрать, срезать лазером или ещё как. Видок отвратительный, хочется блевать. -
  
  - Ах ты! Козёл! - выкрикнула Света и толкнула Вадима в плечо. Он оторопел, одноклассница толкнула его изо всех сил, но он даже не сдвинулся с места, такой жалкой и слабой она была. Вадим мгновенно ответил девчонке, толкнув её в бок. Света взвизгнула и рухнула в листву, рядом с дорожкой.
  Вадим громко захохотал и решил забросать её листвой побольше, чтобы не было видно ни этой девчонки, ни её уродливого родимого пятна. Он пинал листву рядом с ней, подкидывая большие куски земли и листвы. Света кричала и махала руками на него, а Вадим хохотал, смотря на её красное лицо, по щекам девочки слёзы неслись ручьями. Спустя пять минут Вадиму надоело, он развернулся и пошёл прочь.
  Он шёл и думал: что здесь не так? Что не так с этой девчонкой? Чего она увязалась за ним идти? Да ещё стала толкаться! Глупая уродка! Через три метра Вадим замер и стал припоминать, как его обижали в начальных классах, как друзья отворачивались от него, как дети и взрослые принимали странные решения и высказывали неясные для него мысли. И всегда он видел их уродливые, кривые, несимметричные лица. Они часто плакали и кричали ему гадости. Вадима захлестнула волна напряжения, сжавшая грудную клетку в тиски, было тяжело дышать. Если вокруг все уроды, если вокруг все делают непонятные для него вещи... может быть это с ним что-то не так? Может быть, это он урод? Эта мысль была кристально чистой, ясной и болезненной. Однако от неё у Вадима на лице появилась улыбка, вместе с болью пришло приятное расслабление.
  "Я урод" - тихо проговорил Вадим и улыбнулся ещё шире. Он не понимал, что это с ним, но руки его дрожали и потели. А напряжение пропало, как лопнувший пузырь жвачки.
  Спустя много лет он уже будет знать, что это с ним. Вычитает в интернете. Диссоциальное расстройство личности - расстройство личности, характеризующееся антисоциальностью, игнорированием социальных норм, импульсивностью, иногда в сочетании с агрессивностью и крайне ограниченной способностью формировать привязанности. Это его не расстроит, не причинит боль, это будет факт, такой же факт, как его любовь к паукам и искусству. Такой же факт, как высокий интеллект и убеждённость в том, что все художники, творившие после восемнадцатого века профаны и лентяи. Периодически напряжение в голове и теле будет появляться и уходить, когда Вадим выдаст что-нибудь гадкое в лицо сокурсника или мамы. Вадим мог втихаря порезать чужой холст так, чтобы не подумали на него, или залить в тубус согруппника бутылку кефира. От этих маленьких гадостей напряжение ослабевало. Вадим успокаивал себя мыслью, что у них, у этих уродов с неправильными лицами, выпирающими скулами и толстыми носами есть нечто общее - общение, понимание друг друга, а он был одинок. Это была месть всем уродам от него.
  Но однажды, когда уже не помогали ни злые пихания локтями в очереди в столовую, ни ядовитые замечания первокурсникам, Вадим понял, что нужно что-то делать. Его разрывал этот брызжущий огненный поток. За одну неделю он довёл до слёз двух сокурсниц, едва не нарвался на драку на улице и поскандалил с матерью, размозжив новый подаренный ею же телефон о стену. Но оно не уходило, не хотело уходить. Оно давило в груди, в животе, даже в паху. Напряжение, похожее на усталость.
  Вадим порядком подустал. Каждый день он видел сотни грязных, скомканных, зеленоватых, бурых или слишком бледных лиц в метро, в колледже, чувствовал их неприятные запахи и слышал голоса. Ему казалось - он пришелец, которого прислали на планету монстров. Пердящие, потеющие, с жирной кожей и складками на лбу, с поволокой в рыбьих глазах, с желтизной белков и вздутыми тонкими сосудами на склере недолюди и выродки. Этого было так много, что Вадиму иногда хотелось выколоть себе глаза, отрезать уши и заткнуть ватой нос. В двадцать три он наконец-таки закончил учиться и устроился в центральный музей младшим реставратором, специалистом по эпохе возрождения. Он верил, что это облегчит его страдания. Теперь будет только он и картины вокруг него, приятные запахи, тишина и работа. Многочасовая, тяжёлая, спасающая от хандры работа. Он так увлёкся этими мыслями, что проходил взбудораженный и окрылённый ещё полгода, пока не случилось это.
  Вадим выскользнул из метро и направился быстрым шагом по проспекту, вдоль серых построек, похожих на большие грязные глыбы серого льда. В вечернем свете и полосах дождя город казался унылой пресной акварелью, которая растекалась жижей под тонкими ботинками. Вадим не любил акварели. Он быстро шагал вверх, выкуривая сигарету на ходу, тонкое пальто совсем не спасало его от ветра, а натянутый до носа шарф быстро стал влажным от дыхания. Его ждал один из новых знакомых, а именно его непосредственный начальник Роман. Роман был бывалым специалистом по ренессансу, старшим реставратором и огромных размеров мужчиной под два метра ростом. По натуре он был похож скорее на лихого бандита, чем на ценителя искусств, его громкий голос раскатывался в мастерской, как рокот грома. Роман обожал шутить грязные шутки и изрядно выпивать в пятничные вечера. Собственно, на такую-то попойку Роман и позвал Вадима вчера утром.
  Вадим побаивался Романа, поэтому всегда его слушал с улыбкой, которую умел строить при необходимости. Улыбка эта значила "Я пушистый белый зайчик, я твой раб и слуга, я слушаю тебя так внимательно, как не слушает родная мать." Благодаря этой улыбке Вадим добился доверия простодушного огромного начальника, и тот быстро увидел в молодом художнике родную душу.
  Вадим уже был в двухстах метрах от бара, где начальник Роман уже заканчивал первый широкий бокал светлого пенного пива, когда взглядом Вадим поймал некий силуэт. Он пролетел ещё метра четыре прежде чем остановился и посмотрел ещё раз в ту сторону, что привлекла его внимание. Это был большой баннер с приторной рекламой нового гаджета "ультратонкий, ультрабелый, ультра... бла-бла-бла". Рядом с телефоном в полуобороте стояла девушка, которая и попала в поле зрение Вадима. Она была необыкновенной. Хрупкие тонкие косточки просвечивали сквозь розоватую кожу, молочные волосы и брови, несколько плоский нос и близко посаженные глаза делали её похожей на оленя. Вадим долго и пристально рассматривал девушку альбиноса и сердце его бешено колотилось. Он двинулся в сторону бара с трудом, тяжело отрывая ноги от поверхности, сердце билось о рёбра, причиняя ощутимую боль. Напряжение, о котором он и думать забыл в последний месяц, навалилось на него, придавив к земле. Он еле добрёл до бара, весь вечер вяло выслушивая россказни Романа и скабрезные шуточки. В голове крутилась только одна мысль. Он должен найти её, и это факт.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"