Капли дождя лениво сползали по стеклу иллюминатора, за ними на смену приходили другие, потом еще и еще, образуя поток беспрерывных линий. За потоком воды вздымалась ввысь серая бесконечность лежащего на земле неба, придавившего все, что лежало под ним. Еще пятнадцать минут и его здесь не будет. Справа от Артема сидела женщина, рядом с ней у прохода сидела другая, совсем еще юная. Артем смотрел на этих чужих людей, и пытался понять, что и когда, черт возьми, все пошло не так. Ведь женщина была его женой вот уже как шестнадцать лет, а эта безразличная ко всему, маленькая тварь с не проходящим выражением брезгливости на лице - была его дочерью. Лицо жены сейчас выражало неподдельный интерес, еще бы, ведь в ее руках был журнал авиакомпании "Аир де Франс", предлагающий разное брендированное барахло. Дочь, как и последние десять лет ее шестнадцатилетней жизни, смотрела в голубое сияние пластика, благодаря ему, забывшись, она даже иногда улыбалась, но стоило ей оторвать свой взгляд, как на ее лицо тут же наползала маска брезгливости. Артем давно отказался понять, в чем тут дело, она его ненавидела, так, без причин, возможно, это было в ее генах, ей просто была нужна ненависть, что бы поддерживать свою жизнеспособность. Она ей питалась. Высунув из пакета бутылку с Кока-Колой, он открутил крышку и с шипением в воздух предательски вырвался запах виски. Артем освоил этот трюк с бухлом сразу с введением сухого закона на большинстве авиалиний. Самолеты падали, а бухому, возможность падения даже казалась забавной. Он жадно глотал содержимое бутылки, морщась от газов щекочущих его нос. Вкус был терпким. Он смешал колу с Джемисон один к одному.
- Опять нажрешься... Нажрешься сегодня, завтра и так весь отпуск.
Жена говорила, не отрываясь от журнала. Она лукавила. Ей было лучше, когда он пил. Он тихо уходил в себя и отсутствовал присутствуя, избавляя ее от необходимости говорить с ним, вслушиваясь в его мнение об окружающем мире. Бухой и тихий, тихий и внемлющий. Но тогда не редко говорила она. Это было ее время. Она несла все, что шло в ее женский мозг, преисполненный рефлексии и разного вздора, навеянного чем попало от статьи в женском журнале до поста в инстаграмм какой-нибудь тупой пафосной бля*д*и с миллионом подписчиков.
Постепенно в мировосприятие начал возвращаться Праздник. Этот вечно подпитый мудозвон в костюме клоуна, будто все это время стоял за углом, подглядывая за ним. Он имел приятную привычку улыбаться очаровательной улыбкой умалишенного, он вышел из своего укрытия и, скрестив ноги, пялился на него опершись рукой о стену, потом глаза его становились ненадолго серьезными и он спрашивал:
- Скучал?
Скучал ли он? Да. В этом нет сомнений. Но вдруг в лице клоуна появилось напряжение. Он сделал шаг назад и с кошачьим проворством снова скрылся за углом.
- Муж Лены купил ей новый Мерседес С класса. Представляешь, красного цвета, такого же, как ее пальто от Жеваньши, которое он подарил ей на восьмое марта.
Бл*я*д*ь. Артем открыл глаза. Она продолжала рассматривать журнальное барахло.
Он взял себя в руки.
- Тебе уже не нравится твоя машина?
- Нет, с чего ты взял? Впрочем, ей уже пять лет, от новой я бы не стала отказываться. И знаешь...
Так начинался ее длительный монолог. Вещи. Вещи. Вещи. Вещи.
Артем снова открыл бутылку и сделав несколько глотков, закрыл глаза. Голос жены стал удаляться, растворяясь в дымке ирландских вискокурен. Из-за угла, снова вышел клоун, но его оппонент был в этот раз не для него. Артем разжал пальцы, отпустив кромку реальности, за которую они держались в невротичном исступлении, и, начал проваливаться в сон.
Из аэропорта Лиссабона такси везло их вдоль маленьких жилых кварталов собранных из желтых трехэтажных зданий, которые постепенно сменил хайтек района Ориенту, потом вдоль портовых построек, постепенно смешиваемых с домами старого города, вдоль вползающего по горе к городской крепости района Альфама и, проехав Площадь Коммерции, стало вдоль трамвайных путей подниматься вверх. Таксист был стар и не произнес ни слова. Он остановился возле подъезда старого дома, вытащил багаж и, попрощавшись кивком, уехал. Квартира, где их ждали, находилась на четвертом этаже, дверь квартиры была открыта, в прихожей стояли двое и улыбались со снисходительной доброжелательностью. Женщину звали Светлана, мужчину Жерар. Они были женаты лет пять. Светлана и жена Артема дружили со студенчества, часто жена рассказывала о том, как Светка всегда была слаба на передок и частенько бл*ядовала с иностранцами в столичных гостиницах, но вся эта ее история, по-видимому закончилась для нее успешно. Жерар работал в Лиссабоне управляющим филиала банка Дженераль, завтра они планировали уехать на пару недель в Прованс к его родителям, предоставив квартиру гостям. Света жеманно улыбаясь, с чувством классового превосходства показала им квартиру, которая вмещала в себя четыре спальни, гостиную и кухню с выходом на балкон, с которого был виден город. От гостевой спальни до туалета можно было идти вечность, и Артем отметил про себя, что как-нибудь обязательно помочится в китайскую вазу стоящую посередине пути.
Вечером все собрались на ужин в гостиной. Стол был отлично сервирован, еда, приготовленная домработницей тайкой, была вкусной. Пили португальское вино. Разговоры были по-мещански скучными. Француз нюхал своим клювом вино, оно ему не нравилось. Как истинный француз он любил все французское: еда, вино, машины, похоже, это правило не распространялось на женщин. Он постоянно наклонялся к жене и, озираясь на них глазами полными средневекового лукавства, что то говорил ей на ухо и отвечал ей бесконечными 'уви уви уви' и иногда 'ква'. Он был добропорядочным католиком и искренне сожалел об отмене гильотины.
Утром, уложив чемоданы в красный Ситроен и обняв гостей, Света и Жерар укатили в Прованс, оставив их наедине с чувством приторного одиночества.
Начались бесконечные как океанский горизонт сине-желтые дни, опаленные солнцем, пропитанные утренним портвейном и обеденным бренди, солью, вонью жареных сардин, пляжным песком, проникшим во все складки гениталий, во все отверстия и поющим скрежетом на зубах, дни скучающих друг с другом людей, ничего не ждущих и давно оставивших бессмысленность надежд.
Артем плохо спал. Жизнь города за окном стихала задолго за полночь. И когда улицы становились пусты, город манил его в лабиринты своих тайн, там его ждала жизнь. Он знал это чувство, только ночью город открывал себя. Когда все спали и тишина смешанная с темнотой, заполняла все пространство улиц, город принадлежал бессонным душам. Только ночью, когда все уходили в своих кроватях в темные миры бессознательного, скучающий каменный монстр принимал одинокого путника в свое чрево, он показывал красоту своих теней и романтику тускло освещенных улиц. Все спит. Воры, банкиры, политики и проститутки, наркоманы и отцы благородных семей, спят даже крысы. И только тогда можно прикоснуться к тайне каменных джунглей, раствориться, стать частью мира теней, его тишиной и сном, почувствовать дыхание камней и бетона, пульс асфальтовых рек.
Артем налил бренди, выпил его залпом, и, тихо прикрыв за собой дверь, вышел в полумрак немых улиц. Дойдя через площадь Коммерции до района Альфама, он не встретил не души. Ползущие наверх узкие улочки становились все круче, пространство сужалось, окутывая путника теплотой каменных стен старого города хранящих в себе жар дневного солнца.
Поднимаясь все выше и выше, Артем видел как между домов вдалеке, все чаще стало появляться спокойное тело реки Тежу. А за ней, в теле синего горизонта начинали проникать светлые линии ползущего нового дня. Артур поднялся до маленькой видовой площадки, откуда ему открывался голубеющий горизонт. Тишина редко разрывалась и вмиг сходилась от крика одинокой чайки. Солнце медленно карабкалось вверх, пожирая своим светом отползающую темноту ночи. Еще миг и край его диска появился на кромке горизонта. Свет вылился в утреннюю свежесть города, поглотив все пространство, и, только его тени хранили в себе прохладу и загадку ушедшей ночи.
Артем посмотрел, как подходит к городскому причалу круизный лайнер, и пошел в сторону маленькой кофейни, двери которой ему открыл старик хозяин и предложил ему густой и терпкий эспрессо за символичную плату. Артем решил возвращаться по теневой стороне Альфамы, куда еще не проникло солнце. Узкие улочки с кричащим по стенам граффити, сохнущее на веревках белье, где то открывались окна и были слышны редкие голоса людей. Все пробуждалось. Спускаясь по узкой, зажатой стенами домов лестнице, он почувствовал едва уловимый запах марихуаны. Лестница вывела его на небольшое открытое пространство, с которого открывался завораживающий вид города и большого моста соединяющего Лиссабон с лежащим за рекой пригородом. На краю этого пространства, свесив ноги над городом, сидела темнокожая девушка. Не замечая Артема, с изяществом пантеры она собрала копну вьющихся волос и перевязав их голубым платком, подкурила потухший в ее полных губах косяк. Артем подошел к краю площадки и, глядя вдаль, произнес по-английский:
- Жизнь прекрасна, не правда ли?
Девушка обернулась к нему, ее миндалевидные глаза были неестественно зеленого цвета, она улыбнулась и протянула в его сторону изящную руку с длинными темными пальцами, в которых тлел косяк. Артем смотрел на ее улыбку, ее глаза и, улыбнувшись в ответ, принял предложение. Он сел рядом, свесив как и она ноги над городом и сделал затяжку. Марихуана была мягкой и приятно обжигала горло, Артем попытался удержать дым в легких, но кашель выбросил наружу весь дым, девушка глядя на него засмеялась, похлопала его по плечу и, протянув ему руку, произнесла чуть хриплым голосом:
- Я Элис.
Артем принял рукопожатие и произнес свое имя.
- Где ты живешь? - спросила Элис.
- Я из Москвы - ответил он и принял протянутый ему косяк.
- А ты? - Элис кивнула головой в сторону обшарпанного дома оливкового цвета - Там.
Косяк закончился, Артем предложил ей сигарету и закурил сам. Они курили и смотрели на просыпающийся город, там внизу начиналась будничная возня, доносились сигналы первых машин и звон уличного трамвая. Вся это было там, внизу, а тут, наверху было спокойно, это спокойствие проникало внутрь и с гипнотическим теплом опиума разливалось по жилам. Это ощущение напоминало Артему о какой-то далекой жизни, прячущейся за сотнями других прожитых и потерянных навсегда.
- Говорят, я варю отличный кофе и у меня есть портвейн, ты не спешишь? - Элис смотрела на него серьёзно и чуть изучающе.
- Это лучшее, что я хотел бы услышать - сказал Артем, едва сдерживая себя от радостного крика.
- Пойдем - она поднялась и протянула ему руку.
Ее квартирка находилась на последнем этаже. Они поднялись туда по скрипучей лестнице. Маленькая спальня и гостиная были залиты солнечным светом, по ту сторону открытых окон был маленький сад, оттуда доносилось пение птиц, а на каменной тропинке, льющейся между деревьев, грелся на солнце жирный рыжий кот. В квартире пахло масляной краской и, повсюду, были картины, ими были занято почти все пространство стен, картины стояли на полу, там же был мольберт с прикрепленным к нему чистым холстом. На картинах были нарисованы люди, улицы города, мосты, океан, в них было много солнечного света и радости, которая доступна только взгляду ребенка с его непосредственностью и хрупкой наивностью. Элис приготовила кофе и разлила по бокалам портвейн.
- Удивительно, это самый вкусный кофе в моей жизни - признался Артем, и он не льстил.
- Его варила еще моя, бабушка, его рецепт - это семейная тайна женщин нашего рода.
Элис села напротив Артема в бархатное зеленое кресло, оно очень шло к цвету ее кожи и глаз. И только сейчас он обратил внимание, как прекрасно она сложена, ее плечи, шея, руки были грациозно длинны, ему даже нравилась ее худоба и мальчишеская угловатость. Он впервые общался с темнокожей девушкой, все происходящее казалось ему фантастичным и невозможным, но вопреки всему она была настоящей, как этот терпкий и прекрасный кофе, как этот портвейн и солнце за окном, как пенье птиц и жирный рыжий кот на тропинке в саду.
- Расскажи о себе - произнесла Элис отпив немного портвейна.
- Мне сорок. У меня жена дочь и внутренняя пустота. Я всегда делал, что считалось необходимым. У меня есть дом, деньги, полный набор выполненных статусных социальных нормативов, но нет ощущения себя. Понимаешь?
- Понимаю. Это проблема многих в этом мире. Все ищут смысл в окружающем мире, но тщетно, ведь они ищут там, где его быть не может.
- Ты думаешь, он вообще есть?
- Думаю да, но он прячется внутри нас, смысл в наших чувствах, в том, что по-настоящему важно только для тебя. Мало кто умеет прислушиваться к себе, а если и может, то попадает в диссонанс между тем, что нужно тебе и что должно. Все стремятся к тому, что должно, к тому, что навязывается из вне, а это насилие над собой, своей сущностью, которая подобно дикому зверю в неволе находится в тоске по закрытому для нее миру. Понимаешь?
Артем наблюдал за Элис все время пока она говорила, она смотрела в его глаза, она что-то искала там, за радужной оболочкой в тернистом мраке его сущности.
- Да, я понимаю тебя как никто. Знаешь, это самый значащий для меня разговор за многие годы и сейчас я чувствую, что в этот миг, в эту секунду в моей жизни происходит что то важное.
Элис встала, взяла бутылку портвейна с маленького барного столика и налила обоим.
- Это все твои работы? - спросил Артем, нарушив минутную тишину.
- Да, что ты можешь сказать о них?
Артем встал и подошел к картине с мужчиной продающим жаренные каштаны на городской площади.
- В них много солнца и какой то естественной жизни. Я хочу сказать, что они настоящие, в них нет фальши и желания обратить на себя внимание. Есть картины, которые будто кричат тебе, заявляя о себе, из них выпячивается пафос. А здесь этого нет.
Артем подошел к мольберт у с чистым холстом.
- Я слышал, что некоторые художники боятся чистого холста, в тебе есть этот страх?
- Нет, жизнь полна чувственных переживаний, у меня нет недостатка в материале для картин, а чистый холст как новая веха в жизни, это всегда предвкушение и иногда оно сильнее чувства от реализованной идеи, это как путешествие, которое завершается и остается лишь томный привкус ностальгии.
Артем почувствовал ее приближение за спиной, ее теплые руки легли ему на плечи, скользнули вниз и обняли талию, она прижалась к нему крепко сжимая, как прижимаются к телу плота несущегося по течению реки.
Прошел день и за ним прошла ночь. Артем отключил телефон. Ему было безразлично, ищут его или нет. Прошлая жизнь, лежала где то в другой плоскости, будто и не было ничего вовсе по ту сторону. Только сейчас он почувствовал, что существует. Он курил у открытого окна и смотрел, как свет луны укрывал ее темное, красивое тело. Элис спала. Для него не было сейчас ничего важнее кроме этой тишины. Она проснется, и снова он будет подобно псу лакать её юность, слизывая жемчужины пота с её плеч, вдыхать легкий мускус её плоти, сдерживая поцелуем её чувственный крик. Они почти не говорили. Сигареты, немного портвейна и сладких фиников и снова в омут, где говорили лишь глаза и тело, дыхание и чувства. Они не знали, сколько прошло часов, и сколько раз лунный свет сменял свет солнца. Артем редко выходил в город купить сигареты и портвейн, козий сыр и оливки в ближайшей лавке, что держал старый марокканец.
Они курили и начинали завтрак, усевшись на многоцветном келиме, под деревьями сада. Потом в ветках кустарника путался дым марихуаны, и вязкий пурпур портвейна заполнял чуть потрескавшиеся от времени стаканы.
- Чего ты боишься больше всего. - спросила она его.
- Смерти. Знаю, я не оригинален. Я чувствую, что она всегда рядом. Когда-то давно, я хотел ее и неосознанно искал. Она касалась моих близких, я видел, как они уходили, видел, как люди умирают от насилия. Я всегда чувствую её дыхание, особенно с тяжелого похмелья. Мне кажется, я зациклен на этом, но, похоже, мне удалось спрятаться здесь от нее. Я не чувствую её близость, сейчас я чувствую лишь жизнь. А ты думаешь о смерти?
- Конечно. Но я уверенна, что это просто условная граница между разными мирами. Иногда мне так сильно хочется заглянуть за эту грань, что я иногда думаю о самоубийстве. Понимаешь, самоубийство для меня как счастье неосознанной и недостижимой пустоты. Когда тебя нет, но она есть, но для тебя прежнего уже непостижима. Понимаешь?
- Пытаюсь - ответил Артем - и как-то по-отечески поцеловал ее высокий лоб.
- Ты хочешь сказать, что по ту сторону есть нечто, ради чего можно рискнуть всем этим?
- Нет. Но иногда мне снятся сны, где я переступаю эту грань, и меня заполняет ощущение счастья, будто я сама становлюсь им каждой клеткой своей сущности. Там нет страха, нет печали, нет желаний и ожиданий чего то. Там нет тела и всего, что связано с ним.
Они наблюдали, как движутся тени и облака. Вселенная вертелась вокруг них в своей очаровательной бессмысленности и, казалось, нет ничего, что могло бы иметь значение. Время утратило всяческий смысл, оно исчезло, и ничто не подталкивало и не торопило, не нужно было успевать и стремиться, хотеть знать и быть чем-то.
- Ты был когда-нибудь в Порту? - Элис поднялась с килима и потянулась с грацией кошки. - У меня там живет сестра, у нее день рождения послезавтра, я поеду к ней, поедешь со мной?
- Конечно, не представляю, как могло бы быть иначе.
- Поедем на моей машине, ты водишь?
- Да, конечно.
Старый Фолцваген Жук завелся с третьей попытки, он пыхтел и жалобно вибрировал, но после прогрелся и вернул уверенность в себе.
- Ты уверена, что на нем можно ехать?
- Охо-хо! - Элис приняла позу дерзкого мальчишки - на этом малыше мои родители объехали всю Европу!
- А где они сейчас.
- Их нет, и не будем об этом.
Небо было залито свинцом, редко капал дождь. Артем попросил остановить возле магазина продающего вещи и заскочил купить себе пару рубашек, в его новой жизни не было вещей, и эта свобода была ему по нутру сейчас. Еще в магазине он увидел, как к машине подошел высокий парень, его вытянутое, худое лицо скрывала черная борода, смолянистые волосы спадали до плеч. Элис вышла из машины и они говорили о чем то. Мужчина жестикулировал, что то говорил ей и был явно чем то взволнован. Заплатив за покупки, Артур вышел и подошел к машине, мужчина говорил с Элис по-португальски, в его глазах неистовствовала злоба. Артур почувствовал запах ненависти, он был ему хорошо знаком, он приблизился к молодому человеку и глядя ему в глаза улыбнулся и протянул руку, взаимности не последовало. Молодой человек толкнул его плечом и скрылся в ближайшем проулке.
- Кто это?
- Поедем, расскажу по дороге.
Они молчали, пока не выехали из Лиссабона.
- Это мой бывший парень. Мы расстались месяц назад. Он безумен и раним как ребенок, он постоянно устраивал сцены, стал совсем невыносим и я ушла от него. Он преследовал меня, но потом успокоился и вот опять.
- А чем он занимается?
- Он музыкант, играет в местном ресторане, где исполняют Фаду для туристов.
- Думаешь, он тебя любит?
- Если это называют любовью, думаю я смогу прожить без нее. - она протянула к нему руку и взъерошила его волосы - думаю тебе не о чем беспокоиться. Поверни здесь направо, я знаю одно прекрасное место в этом городке.
Городок Синтра, красивый и извилистый, был набит китайскими туристами. Шаркая и харкая, они наполняли миазмами своей национальной идентичности все городские сувенирные лавки и уличные кафе. Оставив машину недалеко от католического собора, ведомые Элис, они ушли с переполненных улиц и стали подниматься по узким проулкам к верхней части города. Накрапывал дождь. Маленькое кафе находилось на первом этаже частного дома, в небольшой комнате обставленной стариной мебелью стояло несколько пустых столов, за столом возле окна, сидел старик и, потягивая вино, задумчиво смотрел на пустынную улицу. Вышла полная женщина, она поприветствовала Элис, похоже, они были знакомы. Они говорили по-португальски, женщина ушла, и вскоре появился молодой человек с закусками и бутылкой портвейна и торопливо стал накрывать на стол. Здесь было по-домашнему хорошо, еда и вино были восхитительны.
- Я знаю эту семью с детства - сказала Элис - эта женщина была подругой моей матери. Она сказала, что надвигается шторм. Обожаю это время.
Они вышли на улицу и закурили.
- Видишь там наверху крепостную стену? Это замок мавров, а еще выше, отсюда его невидно - замок Пена. Из-за надвигающегося шторма его закрыли. Хочешь, поднимемся наверх?
- Вызов принят - улыбаясь, ответил Артем.
Он заплатил хозяйке, и они вернулись к машине.
Дождь усилился. Китайцы активно покидали улицы, набиваясь в автобусы, улицы пустели. Жук медленно тащился по извилистой живописной дороге, вдоль которой стояли шикарные, безлюдные особняки. Это было потрясающее место, пропитанное тайной и чем-то потусторонним, здесь хозяйничали и правили духи. Дорога серпантином уходила в лес и вдалеке, где то на уровне небесного свинца зловеще мерцали очертания замка Пена. Темнело. Лес заполнял ползущий с Атлантики туман, создавая бледное свечение, наполняющее все пространство. Дождь то стихал, то с новой силой обрушивался из серой бездны, от чего дворники не справлялись с потоком и приходилось тормозить машину. Мимо них медленно сползая вниз, проехал последний автобус с туристами. Наверху стоянки для машин были пусты, дождь стих, но ветер усилился, густо путаясь в вершинах деревьев. Элис достала целлофановые дождевики из багажника, натянув их на себя они пошли вверх по дороге вдоль кованных прутьев забора, за которым были видны диснеевские арки и купола замка Пена. Они свернули с дороги и стали спускаться вниз по тропе, погружаясь в густой лес, тропа вывела их к каменным стенам мавританской крепости. Отсюда открывался фантастический вид на город, а вдалеке, между землей и серым куполом неба, виднелась кромка океана, ветер доносил до них обрывки шума этого могучего животного. Темнота сгущалась. Вдалеке сверкнула молния и по всему пространству неба растекся гром.
- Хочешь, уйдем? - спросил Артем глядя в ее глаза. Их оливковая зелень в сумраке надвигающейся ночи, под этим небом, прозрачней и чернота зрачков заполнила их до краёв. Он увидел в ней силу и дикую красоту мавританских предков.
- Как можно сейчас уйти - ответила она - смотри, как бушует все, это красиво и потрясающе как симфония.
Начался дождь. Элис поднялась по ступеням на край стены, сняв с себя все, подставила свое тело порывам несущегося с океана ветра и набирающего силу дождя. Сверкнула молния, обнажив вспышкой света тело лежащего внизу города. Элис подняла руки навстречу стихии и смотрела глазами полными счастья в бездну неба. Артем тихо подошел к ней сзади и обнял. Ее тело содрогалось, как содрогаются тела женщин африканских племён во время ритуального танца. Она развернулась, и жадно впившись в него поцелуем увлекла Артема на каменный пол крепости, хранящей в себе жар полуденного солнца. Страсть была животной и неистовой. Насытившись, они лежали под льющимся дождем и смотрели в причудливые узоры теряющей свою силу грозы.
Когда они вернулись к машине, гроза прошла. В середине пути им преградило путь упавшее дерево, завалившись, оно увлекло корневищем глыбу земли, и было неподвижным. Оставив машину они спускались по дороге пешком держась за руки. Они шли и говорили о родителях, своих семьях, говорили о жизни и своих ощущениях от нее, когда разговор заходил о ее смысле, Элис становилась серьезной и будто погружалась в себя.
- Всю жизнь мы стремимся к постоянству и стабильности, строим для себя дома способные стоять вечность и заполняем их ненужными вещами, мы стремимся делать то, что должно и то, что от нас ждут другие, и так проходит жизнь, а мы и не подозреваем, что тем самым убиваем ее.
Артем слушал ее, как слушают свой внутренний голос, который понимая твою природу, говорит, что для тебя действительно важно сейчас. Он понимал, что в ней все еще говорит юношеский максимализм, но в этих размышлениях было бесконечно много человеческой чистоты, в них была любовь.
Так они миновали таинственные усадьбы. На входе в город им повстречался маленький отель, где их приютил хозяин - пожилой мужчина, излучающий какую то редкую человечность. Окна их небольшой комнаты выходили на гору, где вдалеке, темным пятном виднелись стены крепости мавров. Хозяина звали Франсишку, он принес им в комнату бутылку выдержанного портвейна, который производит его семья со времен короля Мануэля и, пожелав им доброй ночи, ушел.
Утро тонуло в солнечном свете, на город синим опрокинулось небо. В открытые окна ворвалась сырая свежесть океанского бриза. В дверь постучали, это была дочь хозяина, она принесла кофе и сдобу, рассказала, что движение по дороге возобновлено. Такси довезло их до машины. По серпантину снова ползли вверх - вниз туристические автобусы, и вокруг уже не было всей вчерашней магии, а роковое и зловещее сменилось на унылую потребительскую возню охочих до зрелищ ротозеев.
Дорога в Порту ползла вдоль небольших поселений и эвкалиптовых лесов, периодически подбиралась к океану и снова уходила вглубь континента. В окна врывался свежий океанский бриз, смешанный с ароматами леса. Было хорошо.
- Нет, не часто. Может дважды за все время. Это были периоды кризиса в самом начале. Потом родилась дочь и все изменилось. Нет, наши отношения не стали лучше, скорее наоборот. Но я старался, что бы было хорошо всем, а для этого были нужны деньги. Понимаешь, слово хорошо и деньги - неразделимые понятия в моей стране, прочем, как и в большинстве мест земли. Но чем их становилось больше, тем больше росли потребности и аппетиты моей жены. Потребность - это животное, которое растет по мере того, как ты удовлетворяешь его аппетиты, и с его ростом они только увеличиваются. В этой беготне за призраком у меня совсем не оставалось времени. Я мог завести интрижку с симпатичной особой в соцсети сидя у себя в кабинете, но никогда не переносил их в реальность. У меня просто не было на это времени и сил. Я удовлетворялся самой возможностью переспать с очередной женщиной, ибо они были не против, но я никогда не заходил дальше. Я удовлетворялся потенциальным, возможно этого было достаточно для удовлетворения моего эго.
- А сейчас твое эго удовлетворено?
- Не знаю, сейчас дело не в нем. В глубине у каждого из нас, помимо эго сидит нечто, что пробуждается и начинает тянуться к жизни, когда происходит событие, которое несет энергию необходимую для его пробуждения. Возможно это и есть душа. С некоторыми это не происходит за всю жизнь, а со мной это произошло сейчас благодаря тебе.
Артем посмотрел на Элис, ее глаза были полны слез.
- Эй, почему ты плачешь?
Не ответив, она смахнула капли слез со щеки и, взяв его ладонь, стала молчаливо наблюдать за уходящим в горизонт океаном.
Мост Аррабида соединял два пересечённых рекой Дору берега, и, открывая путнику захватывающие виды на Атлантику и Порту, заводил его во чрево старого города, где паутинки улиц и часто кем-то полузабытые, обшарпанные дома, создавали атмосферу беспафосного уюта, здесь винтажная эстетика была сама собой, в ней не было нарочитого. Этот город принимал тебя сразу и становился своим в сердце путника навсегда.
Сестра Элис, была совсем не похожа на нее, по ее словам она была похожа на отца. Цвет ее кожи был темнее, глаза были так же миндалевидны, но совершенно черны. Рождение троих детей сказалось не лучшим образом на ее фигуре, она была старше Элис на пять лет. Ее дети: два мальчика лет десяти и маленькая дочь были ее копией и совершенно не походили на отца - долговязого метиса с грубым голосом и такими же манерами. Их квартира на первом этаже старого дома, недалеко от площади Свободы, имела четыре просторные комнаты и выход во внутренний двор с небольшим розарием.
Эмили хорошо готовила. После обильного праздничного ужина и нескольких бутылок красного сухого, мужчины сидели в розарии, курили, пили терпкий бренди. Беседа не вязалась и эту неловкость прервала Элис, предложив Артему прогуляться по вечернему городу. Бесцельно блуждая по тускло освещенным улицам, они спустились к реке, где зашли в заполненный людьми бар. Здесь играл джаз, а за столиками снаружи стоящими возле воды, сидели парочки, потягивая портвейн, дымя табаком и марихуаной. Вдоль берега, стояли старинные баркасы, и над всем этим возвышалась грандиозная металлическая арка моста Эйфеля. Его индустриальная эстетика завораживала. Элис заметила, какое впечатление мост произвел на Артема.
- Хочешь, поднимемся на самый верх? Там проходит линия метро и то, что открывается там, нужно обязательно увидеть.
Они поднялись пару кварталов, прежде чем достигли верхней части моста. Вдоль светящихся столбов высотой с трех летнего ребенка, лежала линия метро, пересекая мост вдоль, она уходила вниз в открытую пасть тоннеля и терялась в утробе города. Вид отсюда был потрясающий. Подсвеченный светом фонарей город повторял изгиб реки, чуть дальше, освещенный прожекторами, виднелся еще один мост, а за ним лежала темная бездна, и где то вдали отдыхал океан. Они дошли до середины моста. От шага в бездну защищали кованные перила, их высота едва доходила до груди. Элис перегнулась через нее и долго смотрела вниз в черную пучину реки.
- Обожаю это место - сказала она - я всегда представляю себе падение вниз, эти несколько секунд длящиеся маленькую вечность, что за поверхностью реки лежит пустота, ничто, и ты несешься в этом ничто, медленно растворяясь, и, в какой-то миг, тебя нет совсем, нет ничего, нет даже пустоты. Артем смотрел вниз и почувствовал, как бездна смотрит в него, какая-то энергия манила его вниз и, он отпрянул от края.
Элис засмеялась
- Боишься высоты?
- Немного - ответил Артем и закурил
- Пойдем отсюда? - спросила Элис и затянулась сигаретой с его руки.
- Пожалуй.
Они спустились к набережной реки и шли за ее течением, стремящимся к телу океана. Кое-где еще попадались открытые бары, они пили в них кофе и бренди, им понимающе улыбались местные пропойцы, они улыбались в ответ, город принимал их за своих. Они добрались до пустынного песчаного берега океана. Гигант тихо спал залитый серебром крадущейся к западу луны. Устав они легли на песок. Элис положила Артему голову на грудь, и так они лежали в полусне, наблюдая как серебряный диск опускается за горизонт, убегая от набирающего силу нового дня. Они проснулись от шума грейдера ровняющего пляжный песок. Такси довезло их до дома сестры и после обеда они уже были в пути в Лиссабон. Утомленные дорогой, едва добравшись до дома, они быстро уснули. Рано проснувшись, Артем тихо вышел из квартиры, лавка марокканца еще была закрыта. Он спустился к пустынной площади Коммерции и, пройдя пару кварталов, сел за столик первой попавшейся открытой ему кофейни. Он пил эспрессо, курил и наблюдал, за оживлением города. Кто-то окликнул его. Это был голос его дочери. Он прозвучал в его голове как крик неизбежного. Не решаясь подойти, она стояла на другой стороне улицы. В ее глазах было все тоже до боли знакомое ему презрение. Он встал и подошел к ней сам.
- Знаешь, я была уверенна, что когда-нибудь ты так поступишь с нами, я вижу твое подлое нутро насквозь. И ты не лучше матери, на днях она призналась мне, что не хочет, что бы ты вернулся и ничего не хочет знать о тебе, что бы с тобой не произошло. Ее совершенно не волновало, что с тобой, она просто сказала - я не хочу его видеть. Вы оба - чудовища. Скажи, ты действительно не хотел возвращаться к нам?
Артем стоял и молча смотрел в её глаза. Он не видел в них сожаления или боли, а может он просто никогда не умел увидеть это за маской ее безразличия. Он не нашелся, что ей ответить.
- Как же я ненавижу вас! - она бросила ему это в лицо как пощечину и, перебежав на другую сторону дороги затерялась среди людей.
Куря сигарету за сигаретой, он ходил по залитым солнцем улицам, и всматривался в висящие над домами синие куски неба. Он должен был что то решить сейчас, он прислушивался к внутренней пустоте, хотел зацепиться хоть за что то... Тщетно. Вдруг будто очнувшись, он вспомнил про Элис и обнаружил, что далеко ушел от дома. Дойдя до лавки марокканца, он как обычно купил оливки, сыр, свежий багет и портвейн. Возле дома Элис стояла полицейская машина и скорая помощь, собралась толпа людей они о чем-то шептались, на входе в дом стоял полицейский и преграждал путь.
- Что здесь произошло? - спросил он полицейского.
- Убийство. Вы живете здесь?
- Да.
- На каком этаже?
- На четвертом, в 7 комнате.
- Сожалею, но вам лучше сейчас туда не ходить.
От этих слов, что то хрустнуло внутри и сердце стало проситься наружу. Вскоре из подъезда вышло двое человек в штатском. Подъехала еще одна скорая помощь, из подъезда вынесли двое носилок, лежащие на них были накрыты покрывалами, Артем бросился к ним и сорвал первое покрывало, под ним лежал бывший мужчина Элис, его лицо было залито кровью, пуля вышедшая навылет вырвала часть черепной коробки, где образовалась бурая слизь. На вторых носилках лежала Элис и она была мертва, едва он успел сорвать с нее покрывало, как подбежали полицейские и отвели в патрульную машину оцепеневшего от горя и ужаса Артема.
В участке, сухопарый следователь с желтым иссушенным как у мумии лицом и большими безжизненно серыми глазами, задавал ему вопросы, бесконечно курил и был вежлив. Это длилось час или два. Артем отвечал однозначно, голос следователя доносился до него эхом, словно сквозь медную трубу и был далеким и холодным. Его попросили не покидать страну в ближайшую неделю и отпустили. Исступление и бесконечная пустота заполнили всю его сущность. Не осознавая себя он шел в направлении железнодорожного вокзала, долго сидел в зале ожидания и бессмысленно смотрел на мельтешение человеческих тел. Ведомый какой-то силой, он купил билет на ближайший поезд до Порту и уже через несколько часов сидел за маленьким столиком кафе на набережной, где еще вчера сидел с Элис. Он наблюдал за жизнью моста Эйфеля, как свет заходящего солнца менял его цвет и как с наступлением темноты и включённой иллюминацией он становился слоноподобным монстром, в нерешительности зависшим между двух берегов.
Кто-то коснулся его плеча. Это был официант. Было уже поздно и кафе закрывалось. Артем бросил на стол деньги, хоть ничего не заказывал. Со стороны океана начинал дуть ветер, он набирал силу, похоже, шла гроза. Он поднялся по безлюдным улицам до верхней части моста, закурил и медленно пошел между двух нитей рельсов. С противоположной стороны берега на мост вползло стальное тело поезда и медленно приближалось к идущему на другой стороне моста Артему. Он уже увидел лицо водителя, его замешательство и в какой-то миг сделал шаг в сторону. Водитель нервно посигналил ему, показав средний палец. Подойдя к кромке моста, он посмотрел вниз. Там была та же, что и в позапрошлую ночь черная пустота.
- ... что за поверхностью реки лежит пустота, ничто, и ты несешься в этом ничто, медленно растворяясь, и, в какой-то миг, тебя нет совсем, нет ничего... - будто из бездны до него доносился голос Элис. - Она там - подумал он и перелез через перила моста. На горизонте сверкали молнии, гроза набирала силу, ветер доносил первые капли дождя. Живая пустота под ногами тянула вниз.
- До чего же ты дошел, мой друг...
Голос раздался за его спиной, от неожиданности нога Артема соскользнула, но он смог удержаться. Он оглянулся, за его спиной стоял клоун. Он был серьезен.
-До чего же ты дошел - продолжал он - что за жалкое зрелище? И ради чего? Тебя совсем нельзя оставлять, друг мой, ты как ребенок, чуть просмотрел и все, ты уже летишь вниз с моста в соплях и обсосанных штанишках. Послушай, есть кое-что поважней всего, и это ничто иное, как твоя жизнь. Нет ничего, чем можно было бы пожертвовать ею. Весь этот пи*здеж про самоотречение ради идеи, ради кого то, ради чего бы там ни было - уловка. Нет ничего, на что можно было бы ее променять. Жизнь невыносима - скажешь ты. И это пи*здеж. Это самообман в чистом виде. Мы с таким усердием загоняем себя в угол собственным сознанием, что готовы выпрыгнуть из самих себя. Все, что тебя окружает - это плод твоего воображения. Я - плод твоего воображения. И в своем воображении ты заходишь настолько далеко, что хочешь покончить с этим, покончив с собой. Все эти инфантильные разговоры о бессмысленности всего - бессмысленны. Есть ты и твое представление, как чертова воля. Так зачем тебе такой, придуманный тобой вариант событий? Почему из тысячи вариантов развития собственной истории ты выбираешь этот?