Аннотация: Под впечатлением, которого никогда в жизни не было
Кома
Страх... Страх стал моим лучшим другом, злейшим врагом, любимым и в то же время ненавистным чувством, но самое главное - он всегда был со мной. Куда бы я ни шел, где бы ни находился, он всегда шептал мне на ухо приевшиеся строки. Иногда он немного ослабевал, уступая чувству безразличия, но всегда возвращался, без него не проходил ни один час. Иногда мне кажется, что все это сон. Знаю, это некоторое клеше, но тем не менее, когда что-то не вписывается в рамки нашего сознания, я уверен, что каждый, кто хоть раз оказывался в такой ситуации, все ожидал, иногда даже надеялся, что сейчас он проснется и все закончится. Но я не просыпался, и это был не сон.
Страх этот, в некотором роде, можно было бы даже назвать беспричинным. Боятся было некого. Но я боялся. Боялся не людей, я сам не знаю, чего боялся, но страх был. Всегда был...
Я брел по обочине дороги, и шаркающий звук моих подошв, казалось, разносился по всей улице. Я всегда стараюсь идти тихо, я боюсь тишины, но это порождает еще и страх перед любым звуком. Я боюсь чего-либо услышать, потому что это сказало бы о том, что кто-то, а может и что-то, здесь есть. Пусть даже и этим кто-то окажусь сам. Себя я тоже боялся.
Любые звуки, которые исходили не от меня, мог издавать только ветер. Кроме него шуметь было нечему, да и не кому, если не принимать в счет мою скромную, напуганную персону. Шумели листья на деревьях, шумели металлические листы на крышах домов, шумело все, что могло шуршать, звенеть, стучать и т.д. Но все это были либо ветер, либо я. Но я всегда старался все делать тихо, потому что боюсь звуков.
Я часто думал о том, где нахожусь, и всегда ответа либо не было, либо был, но до жуткой дрожи в коленях мне не нравился. В голове было много вопросов, но, если взглянуть на ситуацию, в которой я оказался, они покажутся вам чертовски глупыми. Если вы копнете еще глубже, и попытаетесь оказаться на моем месте, то поймете, почему я думаю именно об этом. Когда мысли навязываются сами, то, как правило, они всегда о том, где я, кто я теперь. Я боюсь этих мыслей так же, как и всего вокруг. От них становится так тоскливо и страшно... И мне приходится заставлять себя думать о всяких глупостях и мелочах.
Когда я иду, как сейчас, то кажется, что кто бы вокруг меня не находился, а никого на самом деле не было, сейчас сидят по углам, по домам, и смотрят, смотрят на меня, слушают как из под моих ботинок едва слышно шепчет дорога, повторяя одно и то же слово бесконечное количество раз. "Один, один, один, один". И все они, эти твари, слушают, ухмыляются беззубыми, страшными ртами, их глаза, окруженные какой-то неясной краснотой, как у человека, не высыпающегося неделями, удивленно и радостно наблюдают за мной. Кажется, что их лица застыли у самого оконного стекла, почти прикасаясь к нему, и зрачки медленно поворачиваются, когда смотрят на проходящего мимо человека, на меня.
Я просто шел по дороге, но черт возьми! Разве я просто шел? В первую очередь я боялся, в голову лезли страшные догадки, любой шорох от летающего мусора, все так невыносимо пугало! В первую очередь я боялся, а уже потом шел. За спиной подпрыгивал рюкзак, в котором лежали документы, деньги, и небольшой запас еды на всякий случай, в виде бутылки лимонада и буханки хлеба. Бутылку эту я так ни разу и не открыл и хлеба в рот не взял, но все же оттого, что они находились всегда под рукой, делалось хоть немного спокойней, хоть самую малость. А в моем положении я хватался за все что угодно, лишь бы отогнать этот страх. В руках у меня был кусок арматуры, подобранный мною около десяти минут назад, когда он валялся в куче другого, железного мусора. Он тоже прибавлял уверенности, но не сильно. Потому что защищаться было не от кого, а источником страха служило не материальное тело.
Звук, издаваемый подошвами ботинок при ходьбе, все время говорил одно и тоже, один шаг - одно слово. "Один, один, один, один". Мое разыгравшееся воображение тоже поддакивало, создавая иллюзию, что звук идет со всех сторон, издаваемый этими беззубыми тварями. Я больше так не мог! Хватит... Хватит. Хватит! Я думал, что говорю про себя, но все же слышал свой голос, шепотом повторяющий.
- Хватит. Хватит, - и это было последним, что я смог вынести. - Заткнитесь!!!
Я гневно, резко бросил взгляд на асфальт и удовлетворенно отметил кусок кирпича, буквально лежащий под ногами. Я взял его и с жутким сопением, которого сам испугался, что было сил кинул в первое попавшееся окно. Послышался звук бьющегося стекла. Странно, с меткостью у меня всегда были проблемы, а теперь я попал с первого раза прямо туда, куда и целился. Черное, оттого что ничего внутри не было видно, окно, теперь обнажилось, как будто открыв пасть мне навстречу с зияющими осколками-зубами по краям. Но, что было еще ужасней, теперь эта тварь могла вылезти оттуда. Сейчас она начнет скалиться в мою сторону, высунув свое уродливое, исковерканное не пойми чем и как тело ровно настолько, чтобы его можно было рассмотреть в свете солнца. Не став ждать, пока это произойдет, я кинулся отсюда и побежал в сторону парка, который располагался совсем недалеко. Не знаю, почему я побежал именно туда, наверно потому что домой придется идти все равно только через него. Я выбрал самое открытое место, так было спокойней, да и отдышка не позволила бы мне пройти еще и двух метров.
Плюхнувшись на скамью и едва не ударив себя этим куском железа, который я таскал за собой, я буквально обмяк на спинке. Растекся. Мешал рюкзак, бутылка больно уперлась в спину, не давая удобно облокотиться. Я принял пару глупых попыток решить эту проблему просто поерзав на месте, но в итоге снял его и зло бросил на землю. Мне было страшно, ужасно страшно и это порождало ненависть, эту адскую муку, созданную для наказания злых людей. Только к чему или к кому конкретно эта злость относилась, я сказать не мог. Может быть, я в аду?
Закрыв лицо руками, я заплакал. Черт возьми, мне было так страшно! "Мама", - еле слышно, сквозь всхлипы произнес я и уже не стыдился этого слова. Идите вы на хер, если вам смешно, как это произносит двадцатилетний человек! Мне было не смешно, мне было страшно. Тогда я вспомнил всех, кто был со мной в моей прежней жизни. И что это за понятие - прежняя жизнь? С каких это пор оно пополнило мой словарный запас?
У меня никогда не было девушки, даже близко никто не стоял. Я не знаю, почему так получалось, но всю жизнь из тех, кого я видел вокруг себя, с женской половины внимания моего никто не привлекал. Но, здесь поправка, привлекали многие, однако все были "почти, но не то". Быть может, если бы кто и позвонил, что-то предложил, то скорее всего я бы не отказался, и кто знает, как далеко бы это зашло? Но ничего не было, и с моей стороны тоже ничего. Друг был, один, но куда-то исчез. Вышло так, что всегда был рядом, а потом что-то случилось, он переехал, и каким-то случайным образом у меня не стало ни его номера телефона, ни адреса, ни контактной страницы в Интернете, ничего. И всю жизнь, до вчерашнего дня я так и плыл по жизни, слегка иногда подгребая веслами, где-то чуть поворачивал, чуть притормаживал, но, в основном, просто отдавался течению. Даже обычные, повседневные мечты и планы у меня пропали, вместо них я просто каждый рабочий день мечтал о вечере дома.
В итоге, кроме семьи у меня не было никого, кто мог бы разделить со мной печаль и радость. И сейчас, сидя здесь, я смог вспомнить только одного человека, только одно слово, которое, когда я был еще грудным ребенком, было объяснением всего, что бы вокруг не происходило. Чего бы мне не хотелось, что бы мне не требовалось, что бы я не чувствовал, первым всегда шло это слово. А потом уже все остальное. В данный момент в моей голове было только безразличие и мысли о том, какой же это гребаный мир и ничего больше. Даже желание вернуться к прежнему куда-то исчезло, только теперь я смог взглянуть на себя и свою жизнь со стороны. И ничего хорошего не увидел.
А ведь только позавчера все было нормально. Это было воскресение, выходной, ради которого многие до сих пор не покончили собой. Это как периодически повторяющиеся освещенные комнаты, расположенные в одном длинном темном коридоре, и из каждой такой ты выходишь только ради того, чтобы дойти до следующей. Так делал и я. Весь тот день я был мучим бездельем, все мои великие планы по совершению полезных для моей жизни дел не были реализованы, и я весь день провалялся дома. Странно, но когда свободного времени не так много, проводишь его с пользой, а когда становиться больше, просто из лени ничего не делаешь. Интересно, чем бы я был занят, если бы тогда знал, что это последний день, когда я вижу хоть кого-то, кроме себя? Все, чем мне запомнилось то время, было ознаменовано хорошим синим пятном на правом виске, появившемся там, когда я неудачно вышел из ванной комнаты, передав привет косяку. "...больной перешел в состояние комы в 22:57. Серьезных ушибов или отклонений в функционировании организма нет" - услышал я шум работающего телевизора, проходя мимо двери в зал. Заснул я вечером того дня со скверным чувством, что снова мне предстоит пройти неосвещенную часть моего пути, до следующей комнаты.
Когда я проснулся утром, дома никого кроме меня не было. Ну что ж, дело привычное, подумал я тогда. Совершил все необходимые процедуры, какие полагаются, оделся и вышел. Во дворе никого не было видно. Когда я выхожу из подъезда, я всегда вижу школьников, первым делом на них внимание и обращаю, но тогда никого не было. Двор был просто пуст, ни смеха тебе, ничьих разговоров, мельком случайно доносящихся до ушей, ни "бибиканья" со стороны дороги. Это была самая, что ни на есть настоящая гробовая тишина, какой я еще никогда не слышал (тишину, оказывается, можно услышать). А то, что птицы тоже не поют, коты, размахивая хвостами, не забегают под ноги, не ковыряются в мусорках бездомные псы, я заметил значительно позже. Я двинулся на остановку и, странно, все эти очевидные, даже брошенные мне в лицо факты тут же потеряли всякую силу, уступив мыслям о работе. Во время ходьбы я всегда смотрю вниз, а не перед собой, и вот тут, когда я, дойдя до остановки, поднял голову и огляделся вокруг, страха набрался прилично. Вы можете дать определение слову "пусто"? Сомневаюсь, потому что не были на моем месте. Передо мной (впрочем, как и сзади, и слева, и справа) никого не было. Даже машины все стояли. Даже эти вечно шумящие и портящие воздух машины. Дорога была пустой, остановка, на которой всегда людей хватало, была пустой, пустым было ВСЁ.
Вы спросите, что я сделал? Самое смешное, я пошел на работу пешком. Вот уж не знаю, надеялся ли я встретить кого-нибудь там, но почему-то дошел до конца. Заходить не стал. Не дал страх, мало того не отпускавший меня всю дорогу, но еще и значительно усилившийся, когда я увидел как там темно. Ни одна дверь на протяжении всего коридора не была открыта, и ни одно окно не могло подарить радости солнечно света этому мрачному, осиротевшему без людей помещению.
Вся моя рутина заключается в снятии показаний с разных счетчиков и приборов и занесении всей этой информации в определенные документы и базу данных на компьютер. Там их просматривает поставленный на это человек и проводит диагностику работы всего оборудования. Сейчас мне не нужно было смотреть на все эти цифры и буквы, я и так понимал, что все идет неправильно. В этот момент я впервые допустил такой вариант, что еще сплю. Однако напрасно я щипал и кусал себя, проснуться мне так и не удалось. Если быть откровенным, то даже сейчас моим самым позитивным прогнозом остается надежда на то, что это все-таки сон, просто очень длинный и чертовски реалистичный, но когда-нибудь он закончится.
Следующим моим шагом была паника, упрямо влезшая на место сильного удивления и обычного страха. Мысли понеслись одна за другой, словно вагоны мчащегося перед самым носом поезда. Быть может, это эвакуация, а я, по непонятным пока причинам, как-то остался в стороне? Быть может, это конец света и на меня пал выбор быть последним? А может, я умер? Как бы там ни было, первый вариант показался мне наиболее удачным из придуманных мной, и я поспешил на железнодорожную станцию, располагавшуюся всего-то в пяти кварталах отсюда. Поначалу я пошел пешком, руководствуясь убеждением, что спешить мне некуда, но потом понял, что если все так и есть, то поторопиться самое время. Все немногочисленные представители автопрома выглядели довольно соблазнительно в сложившейся ситуации, но я не умел водить машину, и только тогда осознал совершенную мной ошибку в том, что не выучился на права тогда, когда мне выпал удобный для этого случай. Я побежал.
Через 15-20 минут я уже был на месте, но легче мне от этого не стало. Здесь было так же пусто. Как и везде... Поезда стояли там же, где, вероятно, остановились вчера. Не желая принимать все так, как это следовало бы сделать, я крикнул:
- Ау!!! - однако, кроме эха, мне никто не ответил. К тому моменту я еще не страдал целым пакетом фобий, медленно поедающих мой рассудок, и моральных сил нарушить мертвую тишину не менее мертвого города мне хватило.
Оставалась последняя надежда на автостанцию, но она была такой слабой, что даже не стоила более подробного рассмотрения. Логика гласила, что если людей нет здесь, то не будет и там. Я подумал, что могу, конечно, обманывать себя утешающими мыслями, мол, все будет хорошо, и все они там, но правда остается правдой. Однако, я все же дал себе слово, что обязательно до туда дойду. Черт возьми, все это просто бред!
Как только я отвернулся от здания станции и собрался уже уходить, тут же меня болезненно пронзила довольно "позитивная" мысль. И куда я сейчас пойду? И есть ли смысл куда-то идти? И, наконец, вопрос на миллион, а есть ли смысл жить в таком мире? Состояние глубокой депрессии медленно начало на меня находить, крепко связывая своими нитями, пытаться рвать которые не было смысла. Но тут я внезапно разозлился на себя. Да как я тут могу стоять, когда остается последний вариант, а вдруг они действительно там? И я снова побежал, иногда переходя на шаг.
Чем больше я приближался, тем яснее становился ответ. Это как если бы я сошел с ума от жары и солнца в пустыне, видя перед собой прекрасный оазис с небольшим озером в самом его центре. И чем больше ел бы песка, пытаясь утолить жажду из этого чудного источника, тем более убеждался, что все это - долбанная иллюзия. Так и сейчас, к тому моменту, когда я уже добрался, ожидаемое нисколько неудивительным образом совпало с действительным. Вот теперь я испугался. Когда оказываешься в такой ситуации вести себя спокойно довольно просто. Можно любопытно глазеть по сторонам, подобно какому-нибудь первооткрывателю, но ровно до тех пор, пока не приходит в голову мысль: "Я что, остался совсем один?". Подобные вещи в голове у меня крутились уже давно, но настолько ясно я осознал это только сейчас.
Впоследствии я уже не пытался дать чему-то объяснение. Теперь все было бессмысленным, ненужным. Отчаяние, охватившее меня, стало началом того, с чем я сталкиваюсь постоянно. Это страх...
Меня не было в той жизни. Даже на предприятии я был лицом необязательным и легко заменимым. Любой дурак справится с моей работой, если немного походит на обучающие курсы, а стаж в такой ерунде - деталь далеко не необходимая. У меня был диплом, но разве нужно быть профессионалом, чтобы записывать на листочек числа? Теперь же, я в буквальном смысле стал единственным способным что-то сделать, хотя, в сущности, стал только еще более беспомощным. Просто сравнивать было не с кем, а следовательно, сравнительная оценка здесь не имела права быть.
Я встал со скамьи и обдумал свой поступок. В конце концов, я просто разбил окно, в этом нет ничего серьезного. Нет никаких тварей, все они плоды моего больного воображения. Я отправился бродить по городу дальше, но уже в другую сторону. Там я появляться сегодня точно не буду.
Идти я старался еще тише обычного, все внимание было приковано к тому, чтобы лишний раз не шаркнуть по асфальту подошвой. Я пытался найти еще кого-то, может быть, я не один. Но чертова дорога всегда уверяла меня в обратном, ритмично, в такт моему шагу: "Один, один". Если это сон, а я хотел бы, чтобы это было именно так, то мое одиночество является вовсе не обязательным условием. Напротив, сколько себя помню, основой ночных сюжетов всегда являлись какие-то действия с другими людьми, будь то встреча, знакомство или какие-то бредовые приключения. Я искал, но пока никого не нашел.
Терпения хватило ненадолго, часа через два я уже сидел в продовольственном магазине самообслуживания. Странно, он не был закрыт, а что самое главное, на всем его протяжении были хорошие, большие окна, и свет обильно освещал все помещение. Здесь я не боялся кого-то встретить, и, словно демонстративно сидел на кассовой стойке и поедал персик, благо фрукты портиться еще не начали. Магазин находился в торговом комплексе, я бывал здесь раньше, но редко. Я решил осмотреть другие, располагающиеся на втором этаже. С опаской ступил на первую ступеньку и глянул наверх. Там был свет, ура! Каждый прилавок располагал по окну. Твари боятся света, это мне было известно. Немного уверенности вернулось ко мне и я поднялся. Ничего интересного, слева обувь, справа свадебные платья, чуть дальше меховые изделия и тому подобное. Я зашел в обувной раздел, мой размер был одним из самых распространенных и уже скоро вышел в новых, довольно больших, с суровым видом ботинках. Почувствовал жадность ко всему, что располагалось тут, но не дал этому чувству распространиться. Я не мародер и не собираюсь им становиться. Хотя... Нет, решительно нет! Я не возьму больше, чем мне нужно.
Я спустился обратно вниз и понял, что ночевать тут не смогу. Слишком здесь открыто, твари могут добраться до меня ночью. Однако на глаза попалась дверь за уголком продавца. Я подумал, что это наверняка какая-то комната для персонала или склад. Дернул за ручку, закрыто. "Черт," - прошипел я и сел, опершись о нее спиной. Прямо передо мной, на полке под кассовым аппаратом, лежала связка ключей. Вот это да! Подобрав нужный, я отпер дверь и, действительно, это была тесная комнатушка, с вешалкой, на которой на плечиках висела пара накидок, шкафом по левую руку, и маленьким столом по правую, со стоящим на нем электрическим чайником.
"Здесь и заночуем" - подумал я.
Неожиданное решение переночевать в магазине, к тому же в такой необычной обстановке придало мне немного уверенности, что, в свою очередь, породило интересную мысль. Я видел только город и только этот. Может в дачном поселке неподалеку или в какой-нибудь деревушке, коих немало с ним граничили, есть кто-то? Сомнение опять брало вверх, сказывался опыт с автостанцией, куда я поначалу героически рванулся. Черт возьми, у меня возникло острое желание обсудить эту проблему с кем-то! Глупо спрашивать себя: "С кем?", ведь ответ очевиден, дорога была права. Один. Но куда-то идти было нужно. Оставаться здесь было еще более бессмысленным решением.
Я открыл дверь комнатки и на какой-то миг увидел хаос, сотворенный беззубыми тварями в магазине, залезшими через ими же разбитые окна. Но стекла были целы, да и, с учетом того, что решетки с наружной стороны не было, не так-то легко они и дадутся. На полках был порядок, все оставалось точно так же, как и вчера, даже кусок арматуры невозмутимо продолжал лежать там же, где я его оставил. Я подумал, что пора бы подыскать ему более серьезную альтернативу, но у нас не Америка, и амуниция не продается так же свободно, как мороженное. Да и было бы от кого отстреливаться.
Пройти мне предстояло около пяти километров, хотя, не буду умничать. Расстояние оценивалось мной, как "пройти можно, но попотеть придется", а сколько уж это было в метрах, я понятия не имел. Да это было и не важно. Арматура была в руках, а рюкзак продолжал лежать у скамьи в парке. Я начал набирать съестных припасов и пожалел, что оставил его там. Ну да ладно. "Возьму самое необходимое и ограничусь пластиковым пакетом," - подумал я и уже скоро оказался на улице.
Погода пасмурная, такой она уже стояла целую неделю. Я вдохнул поглубже и как-то инстинктивно прислушался к себе. Страх остался, а надежда на то, что все это сон, значительно ослабла. Прогнозы ученых о том, что в двадцать первом веке самым распространенным человеческим недугом станет депрессия, оправдались. "Большинство" людей в данный момент страдало именно ей. Я обвел взглядом стоящие дома вокруг и, невольно остановившись на окнах, почувствовал холодок, пробежавший по спине. "Они там" - сказал кто-то в моей голове, наверное, это был я.
Перед тем как выйти я прихватил из магазина немного консервантов на дорогу, но уже пройдя самую малость понял, что не смогу вести себя так легко в таких обстоятельствах. Пачка одиноко продолжила свое существование в ближайшей мусорке. Если бы я был хоть чуть смелее, то, возможно, понял бы всю загадку происходящего, но даже такую мелочь, как чипсы, я не смог принять как прежде. Интуитивно я понимал всю нереальность мира вокруг, но куда, скажите на милость, подевались хотя бы птицы? Это было просто необъяснимо! Моя логика была не в силах придумать объяснение этому, и я в сотый раз предположил. Может, это сон? Иногда я почти понимал и, казалось, вот-вот проснусь, но страх притуплял любое другое чувство. Вот, что значит сойти с ума от страха. Наверное, с этого и начинается.
Почти подойдя к окраине города, я натолкнулся на некий барьер. Тротуар, по которому я шел, уходил в посадку. В солнечный день, под казавшимся мне уже веселым "бибиканьем" автомобилей, здесь было просто замечательно. Но сейчас тени деревьев одной стороны создавали наполненный пугающей темнотой коридор и, что самое страшное, в конце света видно не было. Тротуар сворачивал прежде, чем выползти из под тяжести сумрака и то, что я видел перед собой, вызывало настоящий кошмар. Это буквально дорога в никуда. Справа от меня, гонимый ветром целлофановый пакет устремился в царство теней и скоро там исчез. Однако, другого пути не было. Либо спуститься на дорогу и пройти через тоннель (вот уж спасибо), либо вперед.
И я совершил самый безрассудный поступок. Я даже не попытался собрать волю в кулак и хладнокровно пройти эти долбанные метров тридцать. Я взял пакет так, чтобы он не порвался при тряске, неумело при этом перехватив арматуру, и бросился бежать. Мне не хватило духа и уже на середине пути, тяжело дыша, я почувствовал, как слеза скатилась по щеке. Ужас, переполнявший меня, казалось, достигнул предела. Из-за того, что арматура в руках сидела довольно таки неудобно, а сжимал я ее изо всех сил, то скоро правая кисть покрылась кровоточащими ссадинами. Ноги сами несли меня в нужном направлении, а мозг, отдав последнюю команду, полностью перешел в неконтролируемое состояние паники.
Когда я очнулся уже на другой стороне, лицо мое было обращено назад. Я открыл глаза и, взглянув в это проклятое место, в миг протрезвел и сам не заметил, как оказался на ногах, для устойчивости пошире расставленных, с напрягшимися по всему телу мышцами и с нелепым оружием в руках. А ведь я, потеряв сознание и рухнув на асфальт, мог удариться головой и умереть. Но если то смерть, то, что же, черт возьми, это?! Какое-то время я так и стоял, но, подобрав пакет и все, что из него высыпалось, поспешил уйти оттуда.
Пройдя еще немного, я сделал привал. Достал палку колбасы, батон и бутылку чая, наполненную в одном из автоматов в магазине. Раньше я бы непременно счел это вполне недурственной трапезой, но сейчас вкуса не чувствовал. В рот летели кусок за куском, я сухо их пережевывал, с мертвым лицом глядя в пустоту. Я сходил с ума, и вряд ли этот процесс собирался остановиться в ближайшем будущем. Мне было страшно.
Приблизительно час прошел с того времени, когда я оставил магазин за спиной. Решение сегодня же дойти до назначенного пункта сомнениям подвергаться не могло. "Я должен быть там уже к обеду или к часу" - подумал я и, отряхнув джинсы от дорожной пыли, двинулся дальше.
Я уже перестал обращать внимание на шепот дороги о моем скудном положении, и, словно зомби, добирался до первых домов. Дачный поселок "Механик" показался из за поворота, блеснув мне крышей какого-то окраинного дома. Здесь я провел значительную часть моего славного детства, играя с мальчишками на песке и целыми днями купаясь в не так далеко протекающей речке. Тогда я еще не представлял себе, как однажды пройду вдоль рядов этих домов, в поисках не то чтобы друзей, а любого живого существа. Пока же я только подходил к воротам, заметив, что значительно спокойней идти по трассе, нежели мимо многоэтажных домов. Это было настоящим счастьем, не чувствовать страха. Или чувствовать, но слабее.
Пройдя внутрь, я наконец-то смог удовлетворенно сказать себе, что дошел. Но тут же подумал развернуться. Дома стояли достаточно близко к узкой дороге, чтобы дать мне обоснования думать, будто кто-то из этих окон вылезет. "Все это бред, сказки, я же сам это придумал!" - запротестовал я, пытаясь дать страху отпор, но он не отступал. Оставалась лишь сила воли, ни разу не проявившая себя за сегодня. На нее я и понадеялся, когда пошел вперед.
Пока мне удавалось сохранить контроль над собой. Я передвигался не спеша, бросив все силы на подавление желание побежать вперед, сломя голову. Пальцы судорожно сжимали метал, а пакет висел на запястье, болтаясь и мешая. Бутылка почти опустела, поэтому вес на руку приходился не слишком большой, что не могло не радовать, но все же был лишним. Я уже почти дошел до половины, как вдруг вздрогнул от неожиданно раздавшегося звука. Лаяла собака! Где собака, там и люди! Это было просто потрясающе! Забыв о всех моих мерах предосторожности против тварей, я нырнул в узкий проход между участками и помчался навстречу лаю.
Выбежав на полосу другого квартала, я увидел перед собой обычного, за исключением его худобы, пса. Он стоял посередине дороги в явной растерянности. Принюхался, повернул голову в мою сторону, познакомив меня с явлением, наблюдать которое мне прежде не приходилось. Он был слеп. Это было понятно по его закрытым глазам. Я был настолько растерян, даже подумал, а что я должен сейчас чувствовать? Я просто стоял и смотрел на него, а он неуверенно двинулся в мою сторону и, наконец, уткнувшись в мои ноги, оперся об меня передними лапами и стал вылизывать руку. И тут я не выдержал и заплакал. Присев на корточки я просто поднял его к себе, обнял, и навзрыд зарыдал. У меня было все, чтобы, оставшись одному, не умереть от какого-то пустяка, а этот бедолага даже не мог найти еду. Возникло сильное чувство благодарности за то, что хоть кто-то появился кроме меня. Теперь уже я был не один.
Когда слезы закончились, я достал свои оскудевшие за время дороги припасы. Колбасы оставалось около половины, я снял с нее кожуру и разломил на куски поменьше. С батоном поступил так же. Все это положил на пустой пакет, пододвинув его поближе к псу. Почувствовав запах, он слез с меня, подошел к пакету, ткнулся пару раз носом в кусок батона и начал есть.
Не вставая, чтобы не обманывать нового друга, будто я ухожу, я оглянулся вокруг. Дома по-прежнему стояли так же, как и много лет назад. Многие из них легко узнавались. Блеклые краски стен, виноградные лозы и железная сетка - картина довольно знакомая. Как же это чертовски странно, оказаться ЗДЕСЬ и не видеть никого, ведь один я тут никогда не бегал. Всегда кто-то был.
Однажды мы с отцом копали картошку у его давнего друга на одном из этих участков. Мне было около шести лет, я только ходил за ним и складывал ее в ящик. Начало сентября выдалось жарким, стояло солнце, заливая все вокруг ярким светом, слепящим глаза. Мокрый треугольник пота образовался у отца на спине. Он выглядел уставшим, а на лице читалась скука. Почему-то я отчетливо запомнил этот образ, и впоследствии он у меня часто ассоциировался со словом "работа". Я был занят своими мыслями и как-то спросил у него:
- Пап, а почему ты во всех сказках рассказываешь про Пита?
Отец ухмыльнулся, воткнул лопату в землю и, облокотившись на нее рукой, глянул в мою сторону.
- Был один мальчик по имени Пит. Он все время находил на свою голову приключения. Это был его талант. Поэтому всегда про него.
Он опустил голову, рассмеялся и, широко улыбаясь, снова посмотрел на меня.
- Просто твой папа не любит читать сказки и придумывает их на ходу. А главный герой - всегда Пит.
Все то время, пока мы доканчивали работу, улыбка не сходила с его лица.
Я взглянул на лохматого компаньона, тот уже довершал трапезу. Похлопал его по боку и тихо произнес:
- Как еда, Пит?
Кажется, ему понравилось. Дожевав последний кусок, он повернулся в мою сторону и опять начал облизывать руку. Однако мое внимание снова привлекли окна, томно глядящие на нас черными глазами. Беспокойство вернулось ко мне и я, подобрав арматуру, обхватил Пита руками, поднял его и ушел оттуда дальше вглубь.
Выйдя с другого конца, мы оказались на широкой тропе, далеко убегающей куда-то вдаль, где еле были видны черные пятнышки деревенских домов. Ветер все трепал деревья, и шум листьев помогал обрести здравый рассудок в мире полнейшей тишины. Я поставил друга на землю, но тот только прижался ко мне, решительно не желая куда-то побежать и развеяться. Вероятно, он натерпелся побольше моего, и уж если я не мог съесть пачку чипсов, то чего уж ему там радостно прыгать на травке, тем более при таком своем недуге? Присев, я, по старой привычке прислушался к своему внутреннему состоянию. Страха почти не было. Иногда дитя преодолевает боязнь темноты и обнаруживает, что весьма забавно находится в неосвещенной комнате целой компанией, когда никто никого не видит. Я испытывал похожие ощущения. Веселья не было, но и фобия временно отступила.
На протяжении всего времени до нашей встречи, я был почти уверен, что никого, кроме меня нет. Но если был Пит, значит, мог быть и кто-то другой. Так подсказывала логика. Однако, как я уже убедился, она в новом мире никакой роли не играла. "Откуда же ты взялся?" - подумал я, почесав за ухом приятеля. Тот лишь тихонько проскулил, словно жалуясь на выпавшую ему долю. И тут меня пронзила поразительная мысль. Я и Пит единственные, кто вообще существует на Земле. Это было так, и я был уверен на самые, что ни на есть все сто процентов, я просто, в конце концов, знал это. Но как я мог это знать? Не мог, но знал, голову готов был дать на отсечение.
Прошла неделя. Я и Пит сидели у того самого магазина. Мои страхи перед беззубыми тварями почти исчезли, но почему-то в последнюю ночь, я часто просыпался в холодном поту с мыслью, что они здесь и пришли за нами. Пит оказывал на меня какое-то психологическое воздействие, это было вне всяких сомнений. С тех пор как я нашел его, все казалось понятным, хотя по-прежнему оставалось таким же бессмысленным. Лишь эта ночь не могла похвастаться спокойствием, разливающимся по мне в последние дни. Но все это было остатками прежних волнений и они должны были скоро уйти, я был уверен в этом.
В тот день я не решился больше войти в поселок и, обойдя его стороной, вернулся с Питом туда, откуда весь этот путь начал. Я подыскал ему ошейник и мы уже давно приноровились справляться с его недостатком. Чувствуя на себе привязь, Пит мог определять мое местонахождение и правильно выбирать дорогу. Когда ремень чуть натягивался, он менял свой курс куда было нужно и безмятежно шел дальше, но все равно всегда старался держаться достаточно близко. Да и я буквально не сводил с него глаз, следя, чтобы он не ступал, куда не следует.
Мы сидели и провожали заходящее солнце, сгорающее в собственном огне цвета раскаленной стали. Сиренево-фиолетовые облака продолжали висеть над городом, но сегодняшний день был куда более приветливее его предшественников. Окна-глаза отныне не пугали меня, и каждое из них сейчас было зеркалом панорамы, разворачивающейся на небе, никого не оставляющей равнодушным. Лишь Пит, вероятно, глубоко плевал на все это и просто свернулся рядом со мной, положив голову на вытянутые перед собой лапы. Говорят, что собаки чувствуют запах страха. Но раз оно так, то должны чувствовать и умиротворение на душе у людей, и, быть может, сейчас он пребывал в не менее добром состоянии, чем я.
Я был счастлив в этот миг. Это был последний уходящий день на этой Земле, в этом пустом и тихом мире, где не было никого, кроме меня и Пита...
Я лежал в кровати. Какое-то странное пиканье слышалось где-то слева. Повсюду, рядом с головой, мерцали какие-то лампочки. Я не понимал где я и что происходит. Разве мне не пора на работу? Сколько сейчас время? Какое сегодня число, в конце-то концов?
Голова болела так сильно, что ни о чем другом, кроме этой боли думать было просто невозможно. Кто-нибудь может мне хоть что-то объяснить? Я попытался озвучить свое негодование, но изо рта вырвались только хрипы.
Выписали меня через три дня. Боль в голове значительно ослабла, позволив мне снова быть собой, а не вечно умирающим инвалидом. Врач сказал, что удивлен моим состоянием, которое все то время, пока я находился в коме, почти не ухудшалось. Психиатр после длительного обследования дал добро и прояснил ситуацию. Скоро я уже сидел в боксе N4 и одевался под пристальным наблюдением медсестры. Мышцы целых девять дней пребывали в полнейшем покое, и, не смотря на два "нормально" проведенных дня, все делалось с трудом. Надевая свитер, мне не удалось справиться с воротником, как-то зацепившимся за толстый слой бинтов, которыми была обмотана голова. Сестра тут же пришла на помощь. Через некоторое время она сказала:
- Мы все верили, что скоро все займет свои места. Так оно и случилось.
- Да, - согласился я, взглянув на нее. На ее лице читалась самая искренняя радость.
- Надо же случиться такому. Мой муж по своей невнимательности постоянно найдет, обо что поставить шишку на голове, но чтобы так... Это так глупо. Вы наверно очень сильно ударились тогда.
Я потрогал висок с правой стороны и тут же отдернул руку.
- Да, должно быть сильно.
- Ваши родители уже ждут вас на улице. Бедняги, они тогда едва не умерли от горя, когда узнали. Вы же их успокоите, правда?
- Конечно.
Даже думать не хотелось о том, как они переживали. Наконец я закончил, и, сердечно попрощавшись с персоналом и в очередной раз приняв инструкции врача по лечебным процедурам, которые мне предстояло проходить в течение месяца, уже собрался уходить, как меня одернул психиатр. Он положил руку на плечо и отвел в сторону.
- Какого это, оказаться там? Что ты видел?
Я хмыкнул. Интересный вопрос. Я задумался, пытаясь хоть что-то вспомнить. Казалось, что-то почти всплывало, но, подбираясь почти к самой поверхности, снова ныряло вглубь.
- Ничего. Я ничего не помню, как будто просто крепко уснул, - ответил я ему, словно ребенку, задавшему глупый вопрос.
Он похлопал меня по спине и ушел. Я направился к выходу. Кроссовки шаркали по полу, ноги все еще были как ватные. На улице мама сразу же подбежала ко мне и, крепко сомкнув свои объятия, заплакала. Отец стоял тут же, ожидая своей очереди, но, не дождавшись, обнял нас обоих. Я был растерян. Обнимая хрупкие мамины плечи, я положил на них голову и заметил собаку, лежащую в тени припаркованной у тротуара машины. Голова лежала на лапах, глаза ее были закрыты. "Спит, наверное" - подумал я. Странное чувство дежа вю посетило меня, когда, проходя мимо нее, мы не спеша направились домой. Всю дорогу я успокаивал родителей, заверяя их, что чувствую себя прекрасно, и вспоминал мохнатую мордочку с устало закрытыми веками.