Река порой смывала берега,
Меняла направления теченья,
И в шутку отражала облака,
Законы постигая отраженья.

И сравнивала свойство глубины - 
Затягивать во внутрь, словно в лету,
С эффектом упомянутым, иным - 
Наружу отражающим предметы.

И находила, что эффект зеркал
Из всех явлений кажется важнейшим
Для тех, кто сам по сути - идеал,
То есть для рек, и вообще - для женщин.

И зрело искушение - бежать,
Блистать, влюблять, кокетничать, влюбляться...
Познавшая искусство отражать,
Она теперь хотела отражаться.

Узреть себя, как видит этот дом,
Прибрежный, одинокий, неустанно
Вбирающий во глубину окон
Изгибы и мыски речного стана.

И этот дом совсем не возражал,
И я, лежащий в доме на диване,
И сам диван протест не выражал,
И зеркало в резной картинной раме.

Стол вжался в угол, но не возражал,
И книжный шкаф на выходе из спальни,
И дверь, что я открытою держал,
Распахнутые форточки и ставни.

Трава в саду покорно улеглась,
И, в общем, ничего не возражало,
Когда река к порогу подкралась,
И внутрь ненароком забежала.

Дом превратился в бухту до весны.
Идиллия. И комната помыта.
Особенно в том месте у стены,
Где рама вместе с зеркалом прибита.

И сырость, возведённая в квадрат
Сеченья однокомнатного дома,
Для нас являлась свежестью, стократ
Помноженной на стоимость кондома.

Влекла кораблик мой, несла вода,
В пучины сопредельные с нирваной,
И хлюпали скрипучие борта,
Покрытые обивкою диванной.

Проваливаясь в плен журчащих вод,
Попутно постигая смысл речи,
В уме предполагал я перевод
С журчащего - на некий человечий.

Под шелест волн и мятых простыней,
Казалось - речка шепчет, как боится
В просторах океанов и морей
Бесследно затеряться, раствориться.

Ещё о голубой своей крови,
О чистом совершенстве толковала,
Но слов о человеческой любви
Сквозь шум расслышать мне не удавалось.

И лишь одно коварное стекло
Те речи пониманием встречало.
Ему моя блудница, как на зло,
Взаимным отраженьем отвечала.

Уж волочили дни, как бурлаки,
Сюда Весну, что их завербовала,
И таяла привязанность реки,
Всё более вода охладевала.

Поэтому никто, ни я, ни дом,
Ни мебель, перечисленная выше,
Никто, признаться, не был удивлён,
Однажды не застав её под крышей.

Всё высохло. У зеркала, один,
Я кликал, но не видел больше реку,
Из тёмных амальгамовых глубин
Текущую навстречу человеку.

Казалось, только шелест долетал
Далёкий, что негромко и тоскливо
Ложился мне на слух, и оседал,
Как пена на песке после отлива.