Аннотация: Предупреждение! Присутствует не нормативная лексика
Материться я перестала в раннем детстве. Как получилось, что к шести годам мои познания матерного языка были весьма обширны, я не знаю. В семье материться было не принято и порицалось. Возможно, виной тому были ссоры родителей, не стеснявшихся в выражениях свих чувств, когда думали, что я их не слышу. Возможно, поездки в деревню к бабушам, где народ был проще, и выражать свои мысли привык кратко, но емко. И я заслушивалась тем, как виртуозно они могли заворачивать обыденные вещи в нецензурную брань, и выходило это у них легко и изящно, совсем не пошло.
Я не просто знала эти слова, я знала их значение. И когда мои ровесники достигли возраста, в котором грязно выражаться считается признаком взрослости, я уже потеряла интерес к матерной речи. Увы, дело здесь не в высокой морали или хорошем воспитании. А в том, что большинство их попыток выделиться за счет нецензурной лексики, выглядело круто только в их глазах.
Приведу пример, свидетелем которого стала совсем недавно, так как то, что я слышала в детстве, я не вспомню, давно это было.
Молодая красивая девушка с сигаретой во рту, бутылкой пива в одной руке и телефоном в другой, разговаривала так громко, что слышно ее было в радиусе пяти метров, поэтому обвинить меня в подслушивании сложно.
- Я идут такая сука, блять, а он меня не видит.
Стоит ли говорить, что такая подача не придает словам эмоциональной окраски, а воспринимается как никому не нужное откровение и отнюдь не лестно характеризует самого говорящего.
С появлением детей, желания выражаться жестко и эмоционально, нарастало в арифметической прогрессии. Ну как остаться спокойным, когда пробираясь ночью выпить воды, наступаешь на потерянную детальку лего. Тут мне, как не странно, на помощь пришел санскрит. Звучит он также эмоционально как мат, но смысл его прямо противоположен.
- Ом на мах шивая, - стало надолго моим любимым благословением.
Ситуация изменилась, когда у моей мамы был диагностирован рак, она прошла лечение, но затихшая было болезнь снова дала о себе знать, постепенно подтачивая ее силы. Отец задумал продать свой дом и купить квартиру. И я полгода реализовывала его задумку.
Их проблемы захватили меня не оставляю время на собственную жизнь. А еще через полгода женщина, с которой жил мой отец, привезла его ко мне, со словами, что у нее больше нет сил и здоровья жить с ним. А надо заметить, что отец мой, на тот момент потерял зрение, болел подагрой, слух его ослаб, у него развилась болезнь Паркинсона, и это все на фоне гипертонии, которую они не считали нужным лечить, как и все остальное. А дети мои доросли до того самого возраста когда за поведение отвечают гормоны, а не благоразумие и здравый смысл.
Первое время, отец горевал, не понимая, что происходит, плакал, звонил, ругался и просил, а потом и требовал, что бы его отвезли домой, где он будет жить, как раньше. Но его состояние не позволяло ему жить одному, а это он категорически отказывался признавать.
Потом началась борьба за то что бы заставить его лечиться. Лекарство утром и вечером, со скрипом он пил и его состояние улучшилось. Но тут он вспомнил про те самые методы лечения, которыми пользовался раньше - притирки и уринотерапию. Он требовал покупать вонючие мази, причем, чем вонючее мазь, тем, по его мнению, она лечебнее. Дальше пришло время пипетки, она нужна была ему, что бы капать мочу в уши и нос. Тут я взвыла и наотрез отказалась его снабжать этим оружием массового поражения.
Но это было еще не все, начав, рушится, жизнь не останавливается на достигнутом. Мне позвонили из больницы и сообщили, что по результатам анализов у меня диагностировано предраковое состояние и мне необходимо небольшое медицинское вмешательство, что бы подтвердить или опровергнуть диагноз.
Полмесяца я бегала по больницам, собирая анализы, и звоня в страховую, добиваясь возможности срочно и бесплатно сдать необходимые анализы. Параллельно решая бытовые проблемы родителей, плотно общаясь с их врачами. О том, что мне предстоит операция, решено было не говорить родителям, благо нахождение в больнице ограничивалось лишь самой операцией и временем, когда я приду в себя после наркоза.
В день операции, я отправила детей в школу, накормила отца и поехала в больницу. Не буду говорить о том, какие мысль роились в моей голове, скажу лишь, что операция прошла успешно, но так как наркоз я плохо переношу, то в себя я приходила долго и чувствовала себя отвратительно.
Когда включила телефон в надежде вызвать такси, он отозвался веселенькой трелью входящего звонка.
- Ты где, мне есть нечего, у меня вафельки кончились, те в шоколаде, ты знаешь какие, - мама умеет привести меня в чувство.
- Да, мам, я знаю, но сегодня я не смогу, - надо было быстро свернуть разговор при этом не вызвав подозрения, - извини, мне звонят.
Такси приехало быстро и таксист, хоть и косился подозрительно на полуживую меня, вопросов не задавал.
Дети был уже дома, и искали еду. Я открыла балкон на проветривание, и повернулась в сторону кухни, но крик остановил меня.
- Лена, Лена, Лена, ты балкон открыла, закрой, - отец мгновенно чувствовал, если открывали окно и ли балкон на проветривание, - и свари мне гороховый суп и включи телевизор.
Дойдя до кухни, застала детей и кошку. Старший, наливал себе чай, на полу лужа, на столе рассыпан сахар. Сил ругаться не было, голова кружилась, слабость еще не прошла.
- Мам, - младшая держала в руках пустую кошачью миску, кошка сидела рядом и лениво умывалась, взгляд у кошки был осоловевший, - я, когда пришла, Бусина еда лежала на полу, я ее положила ей в миску, но она есть не хотела, но я подтащила ее к миске и она кое-как съела. И еще морозилка была открыта, я ее закрыла.
Тут стоит объяснить, что слова "еда" и "не хотела" никогда (!) не используются в одном предложение, если речь идет о нашей кошке. Она хочет есть всегда, в любое время дня и ночи и готова есть все до чего дотянется. Ревизия морозилки показала, что треть недельного запаса кошачьей еды пропала. Кошка выглядела довольной и кажется впервые в жизни обожравшейся до состояния "спасибо, больше не надо".
Меня начинало потряхивать, с вопросами я пошла к отцу:
- Папа, что ты искал в морозилке?
- Пипетку, ты же мне ее не даешь, а мне надо в уши закапать.
Я убирала кухню, после нашествия детей и кошачьего пира, когда телефон "выстрелил? контрольным в голову:
- Лена, ты где, я жду, мне чай не с чем пить, - телефон полетел в стену.
- Блять, йобаный Икибастус, какого хуя вам всем надо, отъебитесь на хуй. Заебали блять пидорасы сколько можно уже мозг мне трахать хуйней своей, - на последнем слове я повернулась - в дверях кухни стояли моих дети.
Шестнадцатилетний сын, выслушав крик моей души, взял за руку четырнадцатилетнюю сестру и вывел ее из кухни.
- Мам, мы поиграем до ужина, уроки мы уже сделали, - услышала я из-за закрывшейся двери и обессилено осела на пол, голова после наркоза еще кружилась.