У них были разные фамилии - у дяди и племянника. То ли по семейной традиции, то ли из других соображений, племянник всегда обращался к дяде, родному брату матери, на вы. Афишировать родство было некстати ни в период накала перестроечных идеологических страстей, ни раньше, в прежние времена. Когда дядя помогал родственнику получать хорошее музыкальное образование, об этом знали только те, кого это касалось. Племянник, известный диджей в недалеком прошлом и ко-продюсер успешных музыкальных проектов, и дядя, автор одиозных произведений, ныне благополучно забытых, теперь не имели оснований что-либо скрывать. В ХХI веке мало кого интересовало, кто кем был при советской власти. Однако привычка отстраненно вежливого общения между ними осталась навсегда: Виталий обращался к дяде подчеркнуто уважительно, дядя же к племяннику - чуть снисходительно, немного как к подчиненному.
На самом деле они друг другом немного гордились. Старик, не имевший своих детей, видел в племяннике успешного продолжателя семейных музыкальных традиций. Виталий же упрямо считал дядю чуть ли не гением композиции, причислял к ряду лучших мелодистов XX века, оправдывая в конъюнктурном прошлом Осипа Витальевича то, что другие осуждали.
Актуальное настоящее рано или поздно становится конъюнктурным прошлым. Так что, может быть, Виталий был не так уж не прав.
Известно, что природа отдыхает на детях. Зато она иногда позволяет себе "ход конем", и лучшие гены достаются племянникам. Чувствуя себя в чем-то истинным наследником Осипа Витальевича, Виталий постепенно привык постоянно опекать старика, который уже лет пятнадцать как отошел от публичной деятельности, сочинительства и числил себя на покое.
Виталий рано осиротел. То есть не рано с обывательской точки зрения, ему было за тридцать, когда умерла мама, а потом вскоре отец, но ощущение несправедливо ранней потери осталось надолго. Он тогда уже был при деньгах, и чуть-чуть времени не хватило, чтобы поставить правильный диагноз и прооперировать мать. Алла Витальевна скончалась в больнице, когда операция по подключению кардиостимулятора была уже назначена. Отец... что говорить. Это был тяжелый год.
Постепенно память о родителях стала не такой саднящей, а потребность в заботе о ком-то (дети не в счет) с лихвой оттянул на себя старик Осип. (Отдадим должное Виталию, такая потребность отнюдь не тривиальная). Теперь не старший покровительствовал младшему, а наоборот. Виталий нанимал для дяди прислугу, оговаривая всякие требования, организовывал ему отдых, покупал путевки то на речной круиз, то в санаторий - все на свои средства, наконец, выслушивал жалобы стариковские.
А жалоб было тьма. Но мы не будем на них задерживаться, они типичны для людей, имевших счастье дожить до преклонных лет и при этом достаточно долго в тепличных условиях. Нестандартна реакция Виталия, поговорим о ней.
Племянник выслушивал старика не безропотно, но с пониманием и терпением.
Он мог скорее пропустить деловую встречу, чем посещение дяди, если было "назначено". Мог запросто сказать партнеру по бизнесу: "Мне сейчас некогда, заказано лекарство для дяди, нужно смотаться, купить".
Мог поделиться с собеседником - не из ближайших друзей - предстоящей госпитализацией родственника, его ухудшающимся здоровьем, не замечая кислой реакции в ответ.
В кругу деловых людей не принято особенно распространяться о трудностях, на вопрос: "как дела?", - обычно не отвечают подробно. Считается, что проблемы есть у всех. Наш музыкант, как человек открытый, с одной стороны, и эгоистичный, с другой, частенько вызывал недоумение у окружающих. В чем-то он был белой вороной, чем-то он их всех раздражал - и партнеров, и подчиненных, и домочадцев. То ли своей откровенностью, то ли смелостью быть таким вот откровенным, таким самим собой.
Многие считали, что это театральное преувеличение - горе по поводу тяжелой болезни любимого дяди (окончательно тяжелой, последней в его жизни болезни). Пожалуй, Виталий несколько переигрывал, когда с придыханием рассказывал последние сводки о состоянии его здоровья, недоумевал, как это могло случиться, ведь еще недавно старик гулял по парку, в свои за восемьдесят плавал в бассейне и, вообще, "вел здоровый образ жизни".
Как опытный функционер, хоть и от музыки, и прагматик в делах, племянник поместил Осипа Витальевича в обыкновенную больницу, неплохо оборудованную, но бесплатную, прилично заплатив тем, от кого зависело положение дяди. Он организовал параллельно целую программу дополнительной помощи - от лучших современных медикаментов до поддержки экстрасенса. Но все принятые меры плюс терпеливое отношение врачей не смягчили удара от диагноза: рак. К счастью, вопреки новомодной традиции, что больной должен знать правду, здесь не спешили открывать ему диагноз, сообщив результаты обследования сначала родственнику.
А родственник с кем только ни поделился своими обстоятельствами, давая повод досужим языкам.
"Дядя-то, наверное, давно уж завещание составил", - нет, так не думали, во всяком случае, вслух не говорили. Даже между собой не говорили. Но мыслишка-то была, все-таки, у окружающих, что, мол, у дяди есть, что оставить, а наследник не прямой. Передумает взбалмошный старик - и наш племяш всего не получит. Не думали даже, а так, в подкорке. Посторонние иногда тонко чувствуют чужую наживу.
Но ошибались недоброжелатели. И дядя умрет в свой срок, и завещание не переменит. Но это позже. А сейчас, 29 октября, Виталий сидит за компьютером и правит, правит отсканированный на студии (программист помог) выписной эпикриз, тщательно вымарывая оттуда некоторые слова, заменяя "рак, аденокарциому, метастазы в лимфоузлы" на "плеврит, эмфизему легких, диффузный пневмосклероз". Зачем? - да просто у него была договоренность с главврачом, даже не за деньги, а так, что они с лечащим подпишут вариант выписки "для больного", где не будет истинного диагноза. Ни к чему старику знать.