Как же сегодня все-таки душно! Вадим Петрович в очередной раз достал из кармана свой большой в синюю клетку платок и вытер покрытые испариной лицо и шею. Хорошо, что сегодня среда! По средам у него всего три утренние лекции, которые нынче дались ему с трудом. Июнь только начался, но уже успешно бил все температурные рекорды. На второй паре Вадим Петрович почувствовал усталость и рассеянность, а к середине третьей он представлялся себе марафонцем, упавшим без сил и лежащим под палящим солнцем где-то на пол пути у финишу. В ушах шумело, голову будто ватой набили и при настежь раскрытых в аудитории окнах все время не хватало воздуха. Скомкав финал лекции, он закончил занятие на двадцать минут раньше и, отговорившись неотложными делами, сбежал от ватаги жаждавших сдать долги и получить допуск к сессии балбесов. Не заходя на кафедру, Вадим Петрович отправился домой. Все-равно толку от него сейчас никакого. Права любимая жена Таня, шестьдесят это уже не шутки, надо бы все-таки показаться врачу.
В автобусе оказалось еще хуже, чем в университете. В центре города транспорт редко бывает пустым. Вот и сейчас, несмотря на то, что часы показывали всего лишь два с небольшим, салон был заполнен примерно на две трети. К тому же, пришла так нелюбимая Вадимом Петровичем "Скания": чуть больше сидячих мест, но узкие проходы для стоящих людей с неудобными высоко поднятыми поручнями и дурацкими петлями, держась за которые, болтаешься, как туша на крюке. Прибавьте к этому законопаченные наглухо окна, всего пару приоткрытых люков под потолком и многокилометровую пробку на дороге, чтобы получить небольшое отделение июньского ада на земле.
Промучившись около получаса и проехав за это время рекордные четыре квартала, Вадим Петрович с тоской глядел в окно пустым несфокусированным взглядом. Автобус в очередной раз резко дернулся, трогаясь, пассажиры качнулись назад, послышались причитания и ругань. Встрепенувшись, он ухватился покрепче за поручень и уже осознанно огляделся. "Скания" выруливала, подъезжая к остановке. В открывшиеся двери он увидел небольшой сквер с фонтаном посередине и совершенно неожиданно для себя вышел, не доехав до нужной остановки больше половины пути.
"Я просто чуть-чуть отдышусь и сяду на следующий автобус. Или даже пройдусь пешком. Надо лишь немного отдохнуть. Таня придет с работы только вечером, мне совершенно некуда спешить," - и Вадим Петрович двинулся ко входу в сквер.
Резкий звук автомобильного клаксона и визг тормозов заставили его обернуться. В соседней со стоящей на остановке "Сканией" полосе, чуть обогнав ее, остановились жигули первой модели. Перед автомобилем прижимая к груди футбольный мяч растерянно застыл мальчонка лет шести-семи. Восстановить события было несложно: в азарте погони за выкатившимся на проезжую часть беглецом парнишка забыл про осторожность и неожиданно выскочил из-за стоящего автобуса под колеса "копейки".
Вадим Петрович покачал головой: время идет, а дети остаются детьми. Помнится, он сам чуть под машину не угодил примерно в таком же возрасте. Вот только мячик у него волейбольный был, кажется. Хотя кто ж теперь точно через пол века-то скажет. Улыбнувшись своим воспоминаниям, Вадим Петрович повернулся и пошел ко входу в парк.
Гравий дорожки тихо хрустел под ногами, легкий и очень приятный аромат щекотал ноздри. Что же это так знакомо пахнет... Он огляделся, стараясь найти источник запаха. Шиповник! Вон же он, чуть впереди, в глубине сквера. Кусты стояли будто облитые цветами: ослепительно белыми, нежными розовыми, яркими до рези в глазах малиновыми, пламенно-красными. От такого буйства красок у Вадима Петровича закружилась голова. Но это головокружение было неожиданно приятным. Он будто бы помолодел, расправил плечи, подтянулся, походка стала пружинистей, взгляд острее, а губы почти помимо его воли растянулись в беспричинной улыбке. Смущенный своим порывом, Вадим Петрович огляделся, но никто не обращал на него внимания. Люди прогуливались, разговаривали, дети, как им и положено, шалили и носились по дорожкам на велосипедах и самокатах.
Слева от него параллельная аллейка упиралась в небольшой круглый пятачок с двумя лавочками по краям и чьим-то бюстом на постаменте посередине. Присмотревшись, помолодевший профессор разглядел густые бакенбарды и буйную кудрявую шевелюру мэтра русской поэзии. Под памятником томился с букетом тюльпанов в руках совсем еще молодой паренек. Он то поглядывал на часы, то принимался отряхивать несуществующие пылинки с рубашки и приглаживать волосы. Наконец юноша встрепенулся и, еще раз торопливо проведя рукой по волосам, выпрямился и замер, глядя на дорожку. По аллее стремительной и легкой походкой, почти срываясь на бег, шла девушка. Густые каштановые волосы слегка растрепались от быстрой ходьбы и блестели на солнце медью. И в этих непослушных локонах, и в легком немного старомодном платье девушки было что-то очень родное и близкое Вадиму Петровичу, что-то неуловимое, от чего сразу защемило сердце и перехватило дыхание. Молодой человек что-то сказал, девушка ответила. Казалось, он упрекнул ее, она развела руками, оправдываясь, что-то быстро объясняя. Он улыбнулся и протянул ей цветы. Взявшись за руки они медленно уходили по дорожке вглубь парка. Уже почти скрывшись за деревьями и словно почувствовав чужой взгляд на спине, юноша обернулся и, встретившись глазами с Вадимом Петровичем, вдруг хитро улыбнулся ему и подмигнул. Оторопевший от неожиданности профессор так и остался стоять с несолидно открытым ртом.
Опомнившись и обругав себя "старым дураком" Вадим Петрович двинулся дальше по дорожке. Настроение тем не менее было чудесным, самочувствие еще лучше. С тех пор, как он вышел из автобуса, Вадим Петрович ощущал себя во всех смыслах прекрасно. Впервые за сегодняшний день ему дышалось легко, за спиной будто выросли крылья. Даже проклятое колено, все чаще теперь донимавшее его, успокоилось и вело себя образцово-показательно.
Справа за оградой парка надрывался мужчина. Лицо крикуна было обращено наверх к приоткрытому окну на третьем этаже. Здание по своему виду напоминало не жилой дом, а скорее больницу. В стороне у въезда было припарковано несколько машин скорой помощи. В окне показалось женское лицо:
"Сейчас! Погоди немного!" - девушка говорила намного тише, и Вадиму Петровичу приходилось напрягаться, чтобы разобрать ее слова.
Исчезнув, она через несколько мгновений появилась снова, держа в руках какой-то кулек. "Роддом! Вот, что это за здание! - улыбнулся он своей догадке. - А парень, наверное, телефон дома забыл на радостях. Вот и орет по старинке в окно. Помню, как же, сам так же надрывался, когда Сашка родился".
Уже не пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку, Вадим Петрович вошел, наконец, на небольшую площадь посередине парка. Около фонтана было свежо, одуряюще пах шиповник, звонко, заливисто пели птицы. Почему-то гул широкого проспекта сюда совсем не долетал, хотя до него было рукой подать. Присев на лавочку, он залюбовался радугой, раскинувшейся в струях воды. И тут по другую сторону фонтана он заметил какую-то женщину. Было в ней что-то знакомое, как и в той девушке, что спешила на свидание к памятнику Пушкину. Но тогда чувство, охватившее Вадима Петровича, было легким, почти невесомым, и очень радостным. Сейчас же он ощутил наравне с безграничной теплотой и нежностью такую острую тоску по чему-то неуловимому, безвозвратно ушедшему, что у него спазмом перехватило горло, а на глаза навернулись неожиданные слезы.
"Да что со мной такое?! Как дитя, ей Богу!" - Вадим Петрович вскочил и заспешил вокруг фонтана, желая получше разглядеть так взволновавшую его женщину.
Она и правда была удивительной. Теплые лучистые глаза с беспокойством и нежностью смотрели на него. Тревога и волнение как будто сквозили во всей ее фигуре. Возраст ее никак не поддавался определению: женщина то казалась ему еще вполне молодой, никак не старше тридцати, то он вдруг замечал морщины пересекавшие высокий лоб и две глубокие складки залегшие от крыльев носа к уголкам губ. Вадима Петровича магнитом тянуло к ней, он шел, не отдавая себе отчета. Хотелось обнять и больше уже никогда не отпускать, не терять ее вновь.
Чуть дальше за площадью он заметил множество гуляющих по парку людей. Все они казались невероятно счастливыми и беззаботными. Они смеялись, разговаривали, гуляли кто парами, а кто и целыми компаниями. И все они были ему знакомы. Нет, Вадим Петрович никого из них не смог бы назвать по имени, но в каждом из них чувствовал что-то очень близкое.
- Тебе пора, Вадим, - голос удивительной женщины прозвучал очень тихо и нежно.
- Кто они? - он кивком указал на людей за ее спиной.
- Тебе к ним пока нельзя, - Вадима Петровича почему-то совсем не удивляли странные слова этой женщины, как не удивляло его и то, что она обращается к нему по имени.
- Но почему? Я хочу поговорить с ними.
- Ты оставил кое-что важное в автобусе. Разве ты не чувствуешь?
- В автобусе? Он же, наверное, давно уехал...
- Возвращайся! - женщина очень мягко взяла его за плечо и развернула туда, откуда он только что пришел.
И тут Вадим Петрович почувствовал это в первый раз. Ужасное ощущение нарушило тихую радость милого уголка. Оно показалось ему таким же неуместным и чудовищным, как танк, въехавший в цветочную клумбу. В грудь ему будто вонзились острые крючья и неумолимым рывком потащили назад к остановке. В ушах зазвенело, ноги разом стали ватными. И он поневоле сделал несколько шагов к выходу из парка. Когда боль отпустила, и Вадим Петрович смог наконец вдохнуть, он обернулся.
- Кто вы? - горечь потери вновь захлестнула его. Вадим знал, что эта женщина не сможет его проводить, а он не волен остаться.
- Вадим, поспеши! Осталось мало времени! - в отчаянии она заломила руки.
Он сразу поверил ей, а поверив, побежал. Уже много лет профессор не бегал не то, что быстро, а вообще никак. Сейчас же он несся изо всех сил. Вадим Петрович не мог, не смел ее подвести, он должен был успеть.
Вот нужная дорожка, гравий вылетел из-под подошв его летних туфель. Рывок! Невидимый поводок вновь дернул его, подтягивая ближе. Споткнувшись и чуть не упав, Вадим Петрович выровнялся и продолжил бег. Вот уже и роддом, под окнами которого кричал мужчина. Теперь новоявленный отец развернулся лицом к бегущему и помахал ему рукой.
Дёрг! Каждый приступ боли был сильнее предыдущего. Надо спешить, если он хочет добежать, а не упасть тут замертво! Вот уже и памятник Пушкину замаячил справа. Давешний юноша стоял, держа девушку за руку. Он улыбнулся и вновь подмигнул пробегавшему мимо седому мужчине в легком летнем костюме.
Уже выбегая из ворот парка Вадим Петрович ощутил самый сильный толчок. Его бросило на колени, судорога сжавшая горло никак не давала вдохнуть. Он в отчаянии поднял голову и увидел все еще стоявший на месте автобус и толпившихся около открытых дверей людей. На краю тротуара сидел мальчуган с мячом под мышкой и смотрел на стоящего на четвереньках Вадима Петровича. Левая коленка мальчика была ссажена и замазана зеленкой.
- Вставай! - мальчишка улыбнулся и ободряюще махнул рукой вверх: "чего мол валяешься, дядя".
Вадим Петрович наконец сумел вдохнуть и прямо с четверенек рванул к ближайшим дверям автобуса. Он на удивление легко протолкался сквозь толпу. Люди его будто и не замечали. Влетев в салон "Скании", он увидел склонившихся полукругом людей. За ними на коленях стояли двое в синих куртках скорой помощи.
- Давай! - Вадим Петрович услышал голос одного из врачей.
Больше он ничего не успел увидеть. От неистового, рвущего грудь приступа боли потемнело в глазах. Пол и потолок завертелись в адском хороводе, и Вадим Петрович почувствовал, что падает. Падал он почему-то дольше, чем можно было ожидать. Пол автобуса куда-то исчез. На темном фоне перед глазами вдруг всплыло лицо той самой удивительной женщины, которую он встретил у фонтана.
- Вадим, ты молодец! - женщина улыбнулась, и лицо ее начало растворяться в резком появившемся сразу отовсюду свете.
- Мама! - он хотел закричать, но сил хватило только на шепот.
Глаза болели от невыносимой яркости, уши разрывало шумом, а в груди, казалось, горел небольшой костер. Сквозь слезы, застилавшие глаза, он увидел склонившегося над ним врача с двумя "утюгами" в руках. На нахмуренном лице доктора сквозь напряженную сосредоточенность проступило выражение облегчения.
- Ну что, будем жить? - устало улыбнулся он и, обернувшись, бросил куда-то через плечо: - Давай капельницу, и скажи, пусть носилки везут.
Уже потом Вадим Петрович осознал, каким везунчиком родился на свет. Когда его сердце дало сбой, сорвавшись в бешеный неуправляемый галоп, автобус стоял на остановке с говорящим названием "Роддом". Родильный дом оказался кардиологическим, поэтому вызванная бдительными попутчиками скорая приехала прямо по тротуару за рекордные шесть минут, и именно поэтому у медиков оказался в машине дефибриллятор, спасший Вадиму Петровичу жизнь.
Все это Вадим Петрович узнал немного позже. Сейчас же, очнувшись на полу в автобусе, он был твердо уверен в одном: его ангел-хранитель очень заботлив. А еще он, Вадим Петрович, точно знает, как его зовут.
Посвящается моей маме.
Спасибо, что умеешь отпускать, а в особенности спасибо за мою уверенность в том, что протянув руку, я всегда отыщу твою ладонь, протянутую мне в ответ.