Хью умолк на полуслове, и я внезапно понял, что теплое на моем лице - это его потроха. Двадцатимиллиметровый снаряд. Прямое попадание.
Крик "Ложись!" прокатился по окопу, словно ударная волна: мы все прижались к земле, словно ища спасения от обстрела, и опустили забрала шлемов. Черный, с хищными очертаниями штурмовик пронесся над нашими позициями, паля из пушек и разбрасывая тепловые ловушки. Вслед ему понеслись трассеры крупнокалиберных пулеметов, и я, приподняв голову, отчетливо видел, как от ублюдка полетели осколки обшивки и брони. Не уйдешь, сука.
Что-то похожее, должно быть, думал каждый из нас, потому что над нашими позициями раздался дружный вздох разочарования, когда штурмовик все-таки ушел, оставляя за собой след из жидкого дымка. Мразь. Высмотрел нашу оборону, обстрелял и таки свалил. Повезло ему, что у нас противовоздушные ракеты кончились еще вчера, что неудивительно: мы, вообще-то, бронебойщики, а не зенитчики.
Серо-зеленые ублюдки поперли на нас спустя пять минут: впереди танки, за ними БМП и пара легких шагоходов, за бронированными монстрами трусцой бежит пехота. Осмелели, сволочи, как узнали, что нас только два взвода. Они вообще герои, когда мотострелковый батальон и бронетанковая бригада против двух взводов, но в этот раз - выкусите. Нам приказано удержать мост - и мы удержим. Мы еще перед первой атакой поклялись: не пройдут. И хотя тогда нас была рота, а теперь осталось два взвода, но в поле догорают вражеские танки, молчаливые свидетели силы нашей клятвы.
Огонь!!
Я давно ждал этой команды, удерживая в визире приземистую зеро-зеленую бронированную черепаху. Палец давит на гашетку, в десяти метрах от меня пулемет начинает стрелять, посылая снаряд за снарядом в лоб танку. Взрыв, огонь и дым. Танк, конечно, цел, это взорвались коробки его динамической защиты. Я снова жму на гашетку. Ракета, ведомая моей рукой, устремляется к цели, в тот же миг противотанковая винтовка Вацлава посылает пулю точно в цель. Вацлав отличный стрелок, способный попасть не то что в противоракетную установку на башне танка - а в однокредитную монету. В этот раз он тоже не промахнулся, танку, лишенному всех противоракетных систем, уже не спастись от моего "Адского огня". Прямое попадание! Адский грохот взорвавшейся боеукладки, столб огня, башня, отброшенная на десять метров. Отличное начало боя. Мы - бронебойщики. Мы знаем свое дело. Мы не отступим.
Я еще не успел отвести взгляд от уничтоженного мной танка, как шагоход федерации рухнул ничком, словно убитый наповал солдат: я не единственный в наших окопах первоклассный наводчик. Вражеские машины ставят дымовую завесу, окутываются огромными облаками.
В наушнике прозвучал приказ, солдаты взялись за ручные гранатометы. Неуправляемая граната - не очень эффективное средство против самых современных танков противника, но вот чего-чего, а гранат у нас в достатке. Накормим гостей, до отрыжки накормим, до кровавой блевоты. И еще на третью атаку отбить останется.
Я пока переключаюсь на пулемет. Стреляю в дым веером на высоте человеческого роста. Вражеские пехотинцы быстро поймут, что под перекрестным огнем шести турелей, управляемых отличными операторами, они нигде не в безопасности.
Взрыв, ударная волна упруго хлещет по гермошлему, но и только. Враги бьют по позициям моего пулемета, но мы с Джеком очень даже неплохо его укрыли. Второй взрыв, третий... Пулемет замолкает - просто патроны кончились. Джек уже тащит патронный короб, но я его останавливаю:
- Придержи лошадей...
Дадим им подумать, что они сумели заткнуть мою малышку. Десять, двадцать, тридцать секунд. Взрывы перед нами, позади нас, среди нас - но по пулемету пока не бьют.
- Джек, пошел!
Наш лейтенант - отличный парень и хороший командир. Свой в доску, если разобраться, он такой же, как и мы. На пару лет старше, нам по двадцать, ему двадцать два. Вот прямо сейчас он руководит огнем двух взводов со своего переносного пульта управления, и в наших боевых визорах синим помечены приоритетные цели и позиции, по которым надо набросать гранат и ракет. И мы бросаем, щедро, густо, гранаты сыплются дождем, словно лепестки роз на свадьбе у лучшего друга. Ну, по крайней мере, как это выглядит в кино. Многие ли из нас были на настоящей свадьбе у друзей? Вряд ли, нам всем всего лишь по двадцать, кроме Сержа. Сержа мы зовем "стариком": ему двадцать шесть, и в его волосах уже появилась седина.
Огонь просто шквальный. По нам лупят из всего: из пушек, минометов, гранатометов, по нам стреляет пехота. Над головой свистят пули и несутся с сумасшедшей скоростью сгустки плазмы, а мы вжимаемся в землю. В нашу землю. Вжимаемся и продолжаем стрелять.
- Всем расчетам внимание, - трещит в наушнике голос лейтенанта, - Включаю радар! Беглый огонь!
Наше новое оружие - переносной радар ближнего действия. Наш ответ на противоракетные системы противника. Вес - шесть кило. Стоимость - не всякий танк на столько потянет. Но вот прямо сейчас враг наступает, уверенный, что невидим для наших ракет. Что ж, ему недолго осталось пребывать в блаженном неведении, потому что я вместе с другими операторами уже жму на гашетку и веду недрогнувшей рукой смертоносную ракету.
Вот из дыма выкатывается на меня танк. Двести метров. Я не стреляю - он и так уже горит, и катится по инерции. Прокатившись еще метров пятьдесят, боевая машина останавливается. Все, сволочи, приехали. Дальше хода нет. Танки продолжают выбрасывать ложные цели, дымовые гранаты и импульсные эмиттеры, но мы бьем точно, прицельно, хладнокровно.
До моего слуха долетают автоматные очереди - впереди показалась вражеская пехота, следом из дыма выплывает высокий двуногий шагоход. Вспышка! Сноп плазмы попадает прямо в окоп левее меня, летят искры, брызги огня, расплавленный металл шипит на моем бронекостюме. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, жив ли Родерик - но не вижу его. Родерика больше нет. Испарился.
Шагоход продолжает стрелять: высокий, гад, сверху пилоту хорошо видны наши окопы. Ответный залп гранатометов, ураган бронебойных снарядов - и он загорается, падает. Добегался.
Снаряд взрывается правее меня. Там, где стоит моя турель. Смотрю на экран дистанционного контроллера - системы в порядке. Патронов нет. Проклятье.
Я бегу к пулемету, уже зная, что увижу. Джек убит, кажется, ему совсем немного осталось, чтобы доползти до пулемета. Я с трудом вырываю из его рук патронный короб и перезаряжаю пулемет, затем бегу обратно на свой пост. Шестьсот патронов, две ракеты - все, что у меня осталось. Ракетная установка в ста метрах позади окопов, и до нее я не добегу, чтобы перезарядить.
Серо-зеленые фигурки впереди бегут, падают. Кто-то после этого начинает стрелять, кто-то нет. Вспыхивает еще один танк, и затем остальные начинают пятиться, за ними уползает пехота. Атака захлебнулась. Правда, еще ничего не кончено, сволочи поменяют памперсы, дождутся подкрепления с еще не обделанными штанами, вызовут еще одну бомбежку - и снова полезут. А мы снова дадим им прикурить. Не отступим. Не сдрейфим. Удержим. Мы должны. Продержаться осталось совсем немного - и мы это сделаем.
Началась позиционная война. Небольшие отряды противника, взводов пять-шесть, занимают позиции за своими подбитыми танками. Идет перестрелка, временами прилетают снаряды от попрятавшихся танков. А мы, операторы, вместе с помощниками ползем перезаряжать наши пусковые установки и турели.
Ближе к обеду началась третья атака. Пехота противника поползла к нашим позициям впереди танков, чтобы связать нас боем и не позволить стрелять по их бронированным гробам, но мы не станем спрашивать у них разрешения. Ад кромешный. Временами, когда целей для ракет нет, беру в руки свой автомат и отстреливаюсь, к пулемету остался только один запасной короб, надо поберечь. Снаряды рвутся со всех сторон, сверху сыпется земля, иногда падают обломки и части тел.
В пылу боя мы заметили солдата, подползшего сзади, только когда он, мокрый и выпачканный в грязи, свалился в наш окоп.
- Старший сержант Коржев, - прохрипел он, - саперная бригада два. Где старший офицер?
Я посмотрел на Вацлава.
- Где лейтенант? Я его давно не...
Он покачал головой:
- Его уже нет.
- Сержант Га...
- Их нет, Энджи. Ты теперь самый старший по званию, капрал.
Я сполз по стенке окопа. Мы остались, фактически, без командования, из меня командир... Да какой я командир? Но если не я - то кто?
- Я старший. Капрал Энджи Готфри.
- У меня приказ взорвать мост, - коротко и без предисловий сказал сапер.
Я не поверил своим ушам. Там в штабе что, совсем головой двинулись?!
- Ты свихнулся?! Мы держим этот мост два дня!! Целых два дня!!! Мы не можем его взорвать, как же тринадцатый мехкорпус?! Он вот-вот...
Коржев покачал головой:
- Тринадцатый корпус уже не существует, еще со вчерашнего утра. Они не прорвались. Вам не могли сообщить, противник поставил помехи, а спутники уже сбиты. Мост необходимо уничтожить. Вам приказано прикрыть нас, пока мы будем минировать быки и отходить.
Я глубоко вздохнул.
- Давай приказ.
- Он был у нашего лейтенанта. По дороге наш грузовик расстрелял штурмовик, мы остались только вдвоем. Притащили взрывчатку на своих двоих... Нам не до конвертов уже было.
Я проверил его документы - скан-карта старого образца, с лаком. Федераты не знают точной формулы, если засылают к нам шпионов - снабжают их картами нового образца, без лака. Свой, стало быть.
- Минируйте. Сколько времени вам нужно?
Сапер тяжело вздохнул:
- Час хотя бы. Мост очень длинный. Опор много.
- Тогда шевелись быстро. Я не уверен, что нам удастся столько продержаться.
Он спустился к реке и побрел на другую сторону. Река в этом месте мелкая, по пояс, но берега крутые, русло - восемьдесят метров. Если моста не станет - танки задержатся надолго, другие мосты давно взорваны.
Я смотрю на своих товарищей. Нас осталось совсем мало, но мы продержимся. Мы должны. И дело уже не в нашей клятве, долге, планах командования... Нас была рота, а теперь - едва ли взвод, и если мы не справимся - значит, все остальные погибли зазря. Впустую.
- Солдаты Содружества! Сопротивление бессмысленно и безнадежно. Части, для которых вы держали этот мост, уже разбиты. Ваши командиры оставили вас умирать. Сдавайтесь - и война для вас закончится. Вы получите медицинскую помощь и продовольствие...
Поганый шакал треплется напрасно. Он не знает, что нас никто не оставлял на смерть: мы добровольцы. Он не знает, что мы не сдадимся. Он не знает, что я уже улучил момент, когда его броневик с матюгальником окажется не на одной линии с танком, за который прячется. Моя пламенная девочка проходит на расстоянии поцелуя от танка, ее стабилизаторы едва не касаются серо-зеленой брони. Грохот взрыва ставит жирную точку во вражеской пропаганде.
- Красавец, - раздался в наушнике голос Вацлава.
Снаряды ложатся слева и справа от меня, сзади и спереди. Взрывы окутывают нас густым серым дымом. Федераты уже знают, что наш радар, хорошенько запрятанный лейтенантом, позволяет нам видеть их танки в дыму, это значит - надо ждать пехоту.
Казалось, они выросли прямо из земли. Подползли, подкрались, думают, что возьмут нас числом... Вряд ли. Головокружительная схватка в окопах. Лязг затворов, выбрасывающих стреляные гильзы, свист пуль, разрывы гранат и шипение раскаленной плазмы. Проклятия на русском, английском, китайском, немецком, чешском... Весь мир разделен на две части, и линия раздела проходит аккурат по нашим окопам. Я стреляю по серым теням в угловатых бронекостюмах. Сухо щелкает боек, так, в каком кармашке у меня полные магазины?!
Он буквально падает на меня сверху, массивный боец в серо-зеленой броне, и вижу белки его глаз за армированным пластиком боевого визира. Отвожу в сторону дуло его автомата, выхватывая другой рукой нож, и мы кружимся в смертельном танце рукопашной схватки под аккомпанемент пулеметов и гранат.
Я оказался то ли сильнее, то ли проворней. Он сползает по стенке окопа вниз, я оглядываюсь и вижу двоих серо-зеленых. И Вацлав с гранатой в руке. Взрыв, ударная волна перевернула меня вверх тормашками. Мир прекращает вращаться, и я вижу над собой еще один силуэт и черное дуло автомата. Рука сама смыкается на рукоятке пистолета. Он стреляет первый, я - второй, затем оба оседаем на дно окопа, чувствую что-то теплое, текущее по боку под бронежилетом.
Стимулятор... Вот он. Втыкаю иглу в бедро. Укола не чувствую, но боль уходит, силы возвращаются. Правда, это ненадолго, но час вот-вот истекает, остальное неважно.
Зову по именам товарищей. Тишина, только помехи трещат в наушнике. Ветер уносит рваные клубы дыма. Атака пехоты противника отбита, но я не вижу вокруг ни одной живой души.
Вновь рокочут моторы. Враг знает, что мы устояли, но понимает, что нас вряд ли осталось много. На самом деле, остался только я, все остальные уже выполнили свою клятву, погибнув, но не отступив. Что ж, теперь мой черед выполнять свою.
Дрожащими руками откидываю крышку дистанционного контроллера. Прибор цел, отлично. Включаю турель в режим автоматического огня, цель - пехота, режим - экономный. Ковыляю к следующей позиции. Айван убит, контроллер цел, его турель уничтожена, ракетная установка готова, но только две ракеты. Достаю из кармана павшего товарища стимуляторы: они мне сейчас нужнее даже патронов.
Итоги осмотра - три турели, четыре пусковые установки, суммарно девять ракет. Негусто. Вкалываю еще один стимулятор. Предельная доза - три, значит, один в запасе. Рокот моторов и лязг траков разносится по полю: танки уже близко. Враг начинает стрелять вслепую, на подавление. Он знает, что удерживать рубежи уже почти некому. Я его удивлю. Сильно удивлю.
Моя ракета, моя огненная фея идет к цели. Меня мучат угрызения совести, словно я не снаряд отправил впустую, а верного друга на бессмысленную смерть. Срабатывают противоракетные системы танков, мою девочку сбивают на подлете, но цель достигнута: враг снова ставит дымовую завесу. Я сдерживаю смех. Придурки. Дымовая завеса и ложные цели делают невозможной работу их собственных противоракетных систем. Я этого и добивался.
Запуск! Запуск! Две огненные полосы чертят свой путь к танку. Взрыв! Динамическая защита взрывается, защищая танк, но перед второй ракетой стальная коробка беспомощна. Кумулятивная струя легко прожигает лобовую броню, механика-водителя, воспламеняет боеукладку. Грохот взрывающегося танка. Добро пожаловать к нам в гости, ублюдки.
Шесть ракет. Я оставляю свой дистанционный контроллер и бегу к следующей позиции, к чужому контроллеру. Запускаю две ракеты. Я не должен, не могу промахнуться. И я не промахиваюсь. Еще один танк застывает на поле в назидание тем, кто придет следом.
Начинают стрелять пулеметы. Я тоже стреляю на бегу, не целясь, поверх голов. Пусть, прижавшись к чужой для них земле, они знают, что рубеж все еще не взят.
Запускаю предпоследнюю пару. Попадание. Попадание. Ничего другого я от себя и не ждал. Небо, ветер, клубы дыма, журчание реки за спиной - все исчезло. Есть только я, мои ракеты и мои мишени - уродливые приземистые коробки с вражескими опознавательными знаками на бортах. И я положу в цель все, что у меня осталось.
Бежать трудно. Стимулятор... Вколол дозу - но шум в голове не исчез. Руки дрожат от слабости. Благослови бог того, что придумал белье, набухающее от крови и прилипающее к телу, иначе я уже истек бы давно. Еще один шприц. Четвертый. Смертельно опасно и вредно для здоровья - но смертнику в самый раз. У меня еще две ракеты. Я не вправе умереть, не спалив к чертям еще один танк.
Шатаясь, бегу к последней позиции. Две ракеты. Одна мишень. Опускаюсь на землю, пальцы касаются клавиш. Смотрю на экран, ловлю видоискателем очередную бронированную тварь.
Они отползают, ха! Пятятся, гады, не выдержали нервишки. Мои ракеты уходят одна за одной, мои девочки, огненные вестницы смерти. И жить кому-то осталось, только пока они в полете. Мне, правда, тоже немногим больше отпущено - ну и ладно. Враг отступает, а значит - задача выполнена, как и наша клятва.
Грохот катится над полем, танк вспыхивает, словно свеча: прямое попадание в бак. Я вижу на радаре, как бегут прочь вражеские пехотинцы под последними очередями пулеметов, поднимаюсь во весь рост и стреляю им вслед. Неприцельно, на авось. Я хотел бы крикнуть им, что именно это всех их и ждет на нашей земле: огонь, кровь и смерть. Но сердце вот-вот выскочит из груди, воздуха не хватает. Неважно, все уже неважно.
- Саперы, что у вас? - хриплю я в микрофон.
- Все готово! Запускаем таймер! Капрал, у вас всех времени в обрез! Взрыв через две минуты!
У нас всех? Мы все уже мертвы, пали, но не отступили. Не сдали мост. И я тоже мертв.
- Это уже неважно. Отличная работа, сержант.
Бросаю автомат, снимаю шлем. Ковыляю из последних сил к мосту: хочу посмотреть, как он взлетит на воздух. Где-то там, за мостом - мой дом. Моя семья. Моя страна. И я счастлив умереть здесь, потому что танки врага не пройдут. Мы получим передышку, перегруппируемся... Я не увижу победы, но она будет, я знаю это, так что ничего страшного, что лично я до нее не доживу. Жаль, что я не увижу больше маму, брата, отца, если он еще жив. Не встречусь больше с Аней, не услышу ее смех... Для меня все заканчивается здесь, но мой конец - это чье-то начало. Я отдал свою короткую двадцатилетнюю жизнь, чтобы жили другие.
Снизу, из-под моста, я слышу автоматные очереди. Выглянув с обрыва, я увидел тела саперов и нескольких солдат федерации, возящихся у пульта. Проклятье! Они обошли нас по руслу, и теперь выполнение задачи под угрозой.
Достаю из кармана стимуляторы. Шесть шприцов. Запредельная доза, с которой я проживу пару минут - но их мне хватит. Боль уходит, все тело наполняется энергией. Бегу вниз, к вражеским солдатам, они поворачиваются ко мне, начинают стрелять... Неважно. На такой дозе я буду способен пробежать стометровку, даже если из меня клещами вырвут все внутренности.
Звуки внезапно растягиваются, мир замирает, время останавливается. Я смотрю на происходящее словно со стороны, вижу застывшие лица врагов в пяти шагах от меня, пули, вылетающие из их автоматов, испуганные глаза. А потом я увидел солдата в окровавленной коричневой форме со множеством пулевых пробоин, без шлема, бегущего к ним с саперной лопаткой в руке. Кажется, ему лет двадцать, но волосы - совершенно седые. Зрачки, расширенные от огромной дозы стимуляторы, перекошенное в безумном оскале ненависти лицо, широкой открытый рот...
Я застываю от ужаса. Это ужасное лицо... мое лицо.
Открываю глаза и пытаюсь понять, где враги? Где я? Вижу испещренное морщинами лицо отставного офицера-экскурсовода, чувствую, как отлипают от висков электроды-присоски, и все вспоминаю. Врагов нет, ведь последняя война закончилась сто семьдесят лет назад, а я нахожусь в кабинете боевой симуляции и сегодня мне исполняется четырнадцать лет: возраст, начиная с которого можно пользоваться аппаратурой симуляции.
Офицер берет меня за руку, помогает встать с кресла.
- Ты в порядке, сынок?
Молча киваю. Я в порядке? Сложно сказать.
За дверью - моя мама и очередь других детей с родителями.
- Энджи, ты в порядке? - беспокоится мама.
Молча киваю.
- Он в порядке, мэм, - уверяет ее офицер, - технология боевой симуляции совершенно безопасна. Ни одного инцидента за последние сто лет. Просто учтите, что сын ничего вам не расскажет: технология секрета, и во время симуляции налагается гипнобарьер. Участник симуляции не может никому рассказать, что он пережил.
Мама обеспокоенно заглядывает мне в лицо.
- Энджи, ты... какой-то отрешенный. Ты меня пугаешь.
- Я в порядке, мам.
- Не волнуйтесь, скоро он будет как прежний, - говорит офицер, - просто теперь ваш сын знает, как становятся героями.
Мы уходим из музея боевой славы, я оглядываюсь на очередь. Там все ребята моего возраста или чуть старше. Раньше я часто бывал здесь, предвкушая тот миг, когда мне будет доступна святая святых музея - боевая симуляция, где за пять минут можно пережить несколько часов, оказавшись на месте одного из знаменитых героев. Я всегда удивлялся: почему в кабинет не ходят ребята постарше и взрослые? Теперь ответ мне известен. А еще я знаю, почему с момента внедрения технологии симуляции для подрастающих ребят войны пошли на убыль.
В следующий раз я приду сюда, в центр боевой симуляции, только через много лет. Со своим собственным сыном в день его четырнадцатилетия. На улице моросит дождь, и мне внезапно показалось, что капли на моем лице - это кровь Хью.
Дома я не стал первым делом распаковывать подарки, а включил свой компьютер и стер с него все военные игры.