Иванов Евгений Михайлович и др. Логика и математика

Логика и математика

Гёделевский аргумент

/Иванов Евгений Михайлович </avtor/mikroprozop>/

"Научная книга", 2004 г. ISBN 5-93888-389-X

Оглавление:

1.Формулировка геделевского аргумента

2.Критика геделевского аргумента

3.Метафизические аспекты проблемы

вычислимости функции сознания

1.Формулировка геделевского аргумента.

Речь пойдет о так называемом "геделевском аргументе", который

используется как довод против возможности создания искусственного

интеллекта. Суть аргумента заключается в следующем: полагают, что из

теоремы К. Геделя о неполноте формальных систем вытекает принципиальное

различие между искусственным ("машинным") интеллектом и человеческим

умом, а именно, полагают, что теорема Геделя указывает на некоторое

принципиальное преимущество человеческого ума перед "умом" машинным -

т.е. человек обладает способностью решать проблемы, принципиально

неразрешимые для любых искусственных "интеллектуальных" систем, причем

ограниченность "искусственного ума" проистекает из его "формального"

характера.

"Геделевский аргумент" в настоящее время поддерживается рядом известных

авторов (Дж. Лукас (19), Р. Пенроуз (6, 26, 27) и др.) и вызвал обширную

научную дискуссию (см. (11, 14, 16, 18, 20-25)). Все это заставляет

отнестись к данному аргументу серьезно и внимательно.

Прежде чем приступить к анализу собственно "геделевского аргумента",

предварительно рассмотрим формулировку, способ доказательства и смысл

самой теоремы К. Геделя о неполноте формальных систем. Формулировка

теоремы такова: для достаточно выразительно "богатых" формальных систем

(языков) - достаточно "богатых" для того, чтобы с их помощью можно было

сформулировать любые утверждения формализованной арифметики Пеано -

невозможно задать дедуктику (формализованную систему доказательств),

которая одновременно обладала бы свойствами полноты (т.е. доказывала бы

все содержательно истинные утверждения, которые можно сформулировать с

помощью данного языка) и непротиворечивости (т.е. не доказывала бы

некоторое суждение вместе с его отрицанием). Иными словами, теорема

Геделя утверждает, что в такого рода "выразительных" формальных языках

непременно найдутся истинные, но недоказуемые утверждения - причем этот

результат не зависит от конкретного выбора дедуктики.

Это означает, что множество "содержательных" истин всегда превосходит по объему множество истин, доказуемых с помощью любой сколь угодно сложной формализованной

системы доказательств.

Для того чтобы понять смысл данной теоремы, необходимо уточнить смысл

понятий, входящих в ее формулировку. Прежде всего, необходимо уточнить

понятие "формальной системы" - поскольку только к таким системам и имеет

отношение рассматриваемая теорема. В самом общем плане формальная

система - это система подчиненная неким жестким, однозначно заданным

правилам. Соответственно, "формализацию" можно определить как процедуру,

цель которой - дать предельно четкое, однозначное и исчерпывающее

описание объекта, подлежащего формализации.

Для достижения этой цели, прежде всего, используется символическая форма

записи тех правил, которым подчинена данная система.

Таким образом,

полностью формализованная научная теория должна представлять собой

некоторую совокупность формул, записанных без всяких пояснительных слов

или предложений, написанных на "естественном", неформализованном языке.

Если при описании формальной системы и используются какие-то слова

естественного языка, то лишь с дидактической целью, для пояснения - но

не как элементы самой формальной теории.

Использование символической записи предполагает фиксацию конечного

набора символов, которые только и могут быть использованы для

формулирования утверждений данной формальной системы (алфавит языка).

Помимо набора символов задается также совокупность правил, указывающих

как следует оперировать с данными символами (причем правила эти также

записываются в символической форме).

Главное требование к формализму - символы, используемые в данной

формальной системе, должны принимать лишь те значения, которые им

приписываются в явном виде в рамках заданного формализма. Эти

фиксированные значения задаются через посредство правил, указывающих

способ действия с тем или иным символам, а также через описание взаимных

отношений между заданными символами.

Иногда говорят, что формализация полностью изгоняет всякий смысл.

Говорят, что формальная система - это система, оперирующая символами,

лишенными какой-либо семантической нагрузки. Т.е. семантика полностью

заменяется синтаксисом. Это не совсем так.

Здесь нужно уточнить, что такое "смысл". Смысл (слова, предмета и т.п.)

возникает в том случае, когда осмысляемое ставится в соответствие с

чем-то внешним, находящимся за пределами осмысляемого предмета (т.е. с

"контекстом"). Отсюда вытекает определение смысла как

"трансцендирования". Смысл всегда есть выход за пределы "актуально

данного", "наличного". Когда говорят, что в полностью формализованной

системы смысл полностью отсутствует, то имеют в виду, по существу, что в

рамках заданного формализма запрещается всякое трансцендирование т.е.

выход за пределы данного формализма. То есть для определения и

использования символов формальной системы можно использовать только ту

информацию, которая в явной форме содержится "внутри" данной формальной

системы - и никакую другую. Иными словами, формальная система должна

быть "герметична", замкнута в себе. Все, что необходимо для работы с

ней, для понимания ее выражений, - содержится в ней самой.

Запрещая трансцендирование, мы лишаем формальную систему смысла как

целое. Однако отдельные ее элементы и конструкции сохраняют смысл,

который в этом случае определяется через соотнесение с другими

элементами или конструкциями - внутри заданной формальной системы. Таким

образом, смысл не изгоняется полностью, но ограничивается рамками самой

формальной системы и внутри данной формальной системы полностью

эксплицируется, развертывается.

Смысл каждого элемента или конструкции - определяется через то "место",

которое они занимают внутри данной формальной системы. Это место должно

быть задано в явной форме. Ничего не подразумевается. Не допускается

никакая недосказанность или неопределенность.

Пока речь шла о формальных системах, понимаемых в самом широком смысле.

Это могут быть либо какие-то совершенно произвольные "выдуманные"

системы, либо формализованные модели каких-то реальных (материальных)

систем - таких объектов, которые допускают исчерпывающее, четкое,

однозначное, конечное описание своего способа функционирования (в виде

системы правил, которым подчинены действия данной системы).

В этом последнем случае мы можем рассматривать формализацию как "итог"

познавательного процесса, или как своего рода "идеал", к которому

стремится наше познание. Возможность создания адекватной формализованной

модели объекта указывает на то, что мы смогли получить исчерпывающую

информацию о данном объекте. Неформализуемость же, напротив, указывает

на неполноту наших знаний об объекте.

Далее, нам необходимо уточнить к какого рода формальным системам

приложима теорема Геделя. Это так называемые "исчисления" или

"дедуктивные системы". По существу, это ничто иное, как формализованные

описания тех или иных дедуктивных математических теорий (например,

формализованной арифметики, геометрии и т.п.).

Исчисления задаются следующим образом.

Прежде всего, задается

формализованный язык данного исчисления. Для этого нужно определить

алфавит и грамматику языка. Алфавит - это набор символов (букв)

допустимых в данном языке. Имея алфавит, мы можем составлять слова -

любые, сколь угодно длинные последовательности букв заданного алфавита.

Для того, чтобы выделить из множества всевозможных слов интересующие нас

("осмысленные") сочетания букв, вводится грамматика - совокупность

правил, позволяющих определить "правильно построенные слова" -

выражения. Правила грамматики вводят индуктивно: вначале определяются

элементарные выражения, а затем указывается каким образом из них можно

построить любые более сложные выражения.

Далее из множества выражений выделяют подмножество формул. Содержательно

формулы - это выражения, которые что-то утверждают (например, утверждают

нечто о свойствах чисел или геометрических фигур). Формулы также

определяются индуктивно.

Далее выделяют множество замкнутых формул или выражений. Это формулы,

которые не имеют свободных параметров (т.е. параметров, которые могут

принимать различные значения и не связаны кванторами всеобщности или

существования). Это такие формулы, которым можно приписать определенное

значение "истина" или "ложь". Обозначим множество замкнутых формул

данного языка символом Б*.

Как уже говорилось, замкнутые формулы могут быть истинными или ложными

(с содержательной точки зрения). Естественно потребовать, чтобы

формализованная математическая теория включала в себя только

содержательно истинные формулы. Истинность в математике определяется

посредством доказательства. Таким образом, следующий шаг - введение

формализованной системы доказательства - дедуктики. С этой целью

задается некоторое конечное множество замкнутых формул, истинность

которых принимается без доказательств. Это аксиомы данной дедуктики.

Далее задается конечное множество правил вывода, позволяющих из одних

истинных формул получать другие истинные формулы.

Всякое формализованное доказательство - это некоторое слово формального

языка, представляющее собой цепочку формул, в которой каждая формула -

это либо аксиома, либо получена их аксиом посредством применения тех или

иных правил вывода. Последняя формула в цепочке - это и есть доказанное

утверждение (теорема). Обозначим множество всех доказательств символом

D*, а множество всех доказанных формул Иd*. Через И* - обозначим

множество содержательно истинных замкнутых формул данного языка.

Теорема Геделя о неполноте формальных систем утверждает, что для любой

достаточно выразительно богатой формальной системы выполняется условие

И* > Иd* и, следовательно, существует истинная недоказуемая формула. Это

верно при условии, что заданная дедуктика непротиворечива, т.е. не

позволяет одновременно доказывать некоторое утверждение и его отрицание.

***********Итак, теорема Геделя утверждает, что для любого достаточно выразительно

богатого языка и для любой непротиворечивой дедуктики, заданной на этом

языке, множество истинных формул всегда больше множества доказуемых

формул.************

Это весьма нетривиальный вывод.

Задавая дедуктику, прежде всего стремятся получить такую систему

доказательств, в которой выводимы все содержательно истинные формулы.

Такие дедуктики называются полными. Для некоторых достаточно простых

формальных языков (например для языка исчисления предикатов первого

порядка) такая полная дедуктика вполне возможна. Но это не возможно для

более сложных формальных языков, способных, в частности, выразить все

истинные предложения формальной арифметики Пеано. Для такого рода языков

невозможно задать полную и непротиворечивую дедуктику.

Каким же образом доказывается теорема Геделя? Мы рассмотрим здесь лишь

общую схему доказательства (1).

Идея доказательства заключается в том, чтобы построить пример формулы,

которая была бы недоказуема и, вместе с тем, содержательно истинна.

Таковой являлась бы формула, содержательный смысл которой заключается в

том, что она утверждает свою собственную недоказуемость, т.е.

невыводимость из аксиом рассматриваемой формальной системы.

Для того чтобы построить такую формулу, Гедель изобрел способ нумерации

предложений формальной системы, который позволил однозначным образом

приписать некоторый номер (натуральное число) каждому элементарному

символу, формуле или доказательству данной формальной системы (так

называемая "геделевская нумерация").

Используя геделевскую нумерацию можно построить формулу, утверждающую

недоказуемость формулы с номером n, где n - номер самой этой формулы. По

существу, геделевская нумерация задает специфический арифметический

метаязык, на котором можно высказывать суждения о свойствах

рассматриваемой дедуктивной системы в форме суждений о числах.

Обохзначим через Dem (x, y) - метаязыковое выражение, означающее

"последовательность формул с геделевским номером х является

доказательством формулы с геделевским номером у". Навесим на х квантор

общности и подвергнем Dem (x, y) отрицанию. В результате мы получим

одноместный предикат:

(*) {для всех х не верно Dem (x, y)}

который утверждает недоказуемость формулы с геделевским номером у.

Следующий шаг заключается в подстановке в (*) вместо "у" формального

(метаязыкового) выражения для номера самой формулы (*).

Пусть формула (*) имеет геделевский номер h. Обозначим через Sb (Wvz(n))

номер результата подстановки в формулу с номером W на место переменной с

номером V формулы с номером Z(n). Z(n) - в данном случае - номер

формального выражения формулы с геделевским номером n. Пусть, также, m -

геделевский номер переменной "у".

Построим формулу

(1) {для всех х не верно Dem (x, Sb (hmz(h))}.

Легко установить, что геделевский номер формулы (1) равен Sb (hmz(h))

так как эта формула получена из формулы с номером h путем подстановки

вместо переменной с номером m (т.е. "у") формального выражения числа h.

Следовательно, (1) и есть искомая "геделевская формула ("геделевское

предложение") G.

Запишем геделевское предложение в виде:

[формула с номером Sb (hmz(h)) недоказуема],

где Sb (hmz(h)) - номер формулы: [формула c номером Sb (hmz(h))

недоказуема].

Если данная формула доказуема, то она истинна, но тогда истинно, что она

утверждает, а именно, что она недоказуема. Т.е. если она доказуема, то

она недоказуема. Таким образом, мы получили противоречие.

Если же данная формула недоказуема, то она, очевидно, истинна (поскольку

утверждает, что она недоказуема и на самом деле недоказуема). Т.е. эта

формула является истинной недоказуемой формулой (в рамках заданного

формализма).

Ясно, что любое "геделевское предложение" легко можно сделать доказуемым

просто включив его в состав аксиом данной формальной системы. Однако в

таком случае можно сформулировать новое "геделевское предложение",

утверждающее собственную невыводимость уже из нового набора аксиом.

Положение не улучшиться даже в том случае, если мы будем вводить

дополнительные аксиомы не отдельными единицами, а, скажем, "встроим" в

нашу дедуктивную систему некий "генератор геделевских предложений" и,

таким образом введем в систему аксиом сразу бесконечное множество

"геделевских предложений". И в этом случае можно построить формулу,

которая будет утверждать собственную невыводимость из аксиом, включая и

любые аксиомы, вводимые посредством "генератора геделевских

предложений". Иными словами, система аксиом не будет удовлетворять

требованию полноты даже в том случае, если ее пополнить

счетно-бесконечным множеством дополнительных аксиом. Как отмечает Л.Г.

Антипенко : "... запас арифметических истин оказался столь обширен, что

ни из какой даже счетно-бесконечной фиксированной системы аксиом их

нельзя формально вывести все" (1 с. 167).

Таким образом, никакое непротиворечивое расширение множества доказуемых

формул не позволяет сделать это множество тождественным множеству всех

содержательно истинных предложений формального языка - при условии, что

данный язык позволяет формулировать предложения, выражающие собственную

невыводимость из аксиом любой, заданной в рамках данного формального

языка, дедуктики.

Непосредственный смысл теоремы Геделя о неполноте формальных систем

можно усмотреть в констатации невозможности формализации содержательного

понятия "истины" в математике. Поскольку, однако, истина в математике

всегда получается через посредство доказательства, то отсюда, также,

можно сделать вывод о невозможности полной и исчерпывающей формализации

человеческой способности доказывать математические предложения. Любая

формализованная система доказательств отражает в эксплицитной форме лишь

некоторую часть этой способности, т.е., по сути, представляет собой лишь

формализацию "пост фактум" некоторых содержательных (неформальных) схем

математических рассуждений. Но человек всегда способен выдумать новые

схемы рассуждений, которые в совокупности не покрываются никаким

конкретным формализмом.

Исторически теорема Геделя связана с проблемой "оснований математики", в

частности, с Гильбертовой программой обоснования математики через

формализацию ее "традиционных" теорий и дальнейшее доказательство

непротиворечивости полученного формализма в рамках метаматематики. Из

теоремы Геделя о неполноте формальных систем и ряда других

ограничительных теорем, вытекает неосуществимость программы Гильберта.

Важный результат, также полученный К. Геделем, заключается в том, что

оказывается невозможным доказать непротиворечивость формальной системы,

используя для доказательства средства, формализуемые в рамках

рассматриваемого формального языка. Для подобного рода доказательств

необходимо использовать формальный язык более высокого уровня

(обладающий большими выразительными возможностями). Эти результаты, в

частности, означают, что математика не может быть раз и навсегда

застрахована от возможности возникновения противоречий.

Нас, однако, интересует несколько иное применение теоремы Геделя, а

именно использование ее в качестве аргумента против возможности создания

искусственного интеллекта.

Если смысл теоремы Геделя сводится к невозможности формализации

содержательного понятия истины, то уже отсюда следует невозможность

создания машины способной различать истину и ложь столь же эффективно,

как это делает человек. Преимущество человека перед машиной можно

усмотреть в том, что человек способен в любых случаях распознавать

истинность "геделевских предложений" (опираясь, например, на ту схему

рассуждений, которую мы использовали на последнем этапе доказательства

теоремы Геделя), а машина делать это не способна.

Здесь предполагается отождествление машины и формальной системы.

Действительно, условием передачи каких-либо функций машине является

формализация, т.е. четкое, полное, однозначное, независимое от контекста

описание способа реализации данной функции. Невозможно воплотить в

машине нечто такое, что мы сами недостаточно ясно представляем себе,

нечто неоднозначное, интуитивное, зависимое от контекста. Таким образом,

"машинизация" и "формализация" - тесным образом взаимосвязаны. (Отсюда,

однако, не следует, что всякая машина может рассматриваться как

"материальный" аналог формальной системы. Таковой, в частности, не

является машина, в конструкцию которой включен "генератор случайных

чисел", т.е. машина, способная в определенных случаях действовать

случайным образом).

Геделевский аргумент против искусственного интеллекта часто формулируют

в несколько иной форме - говорят об "алгоритмической невычислимости"

функции сознания. (В такой форме, например, данный аргумент представлен

у Р. Пенроуза ).

Здесь нужно, прежде всего, уточнить смысл, который мы вкладываем в

термин "функция сознания". Начиная с Декарта, человеческую "душу",

сознание стали рассматривать как особый "функциональный орган", т.е.

стали рассматривать сознание с точки зрения тех функций, которые оно

выполняет, участвуя, например, в процессах обработки сенсорной

информации, а также участвуя в процессах принятия поведенческих решений.

При этом, одновременно, сознание понимается и как "феноменальная

реальность" - как "поток" чувственных и сверхчувственных (смысловые,

эмоционально-волевые переживания) феноменов. Вопрос заключается в том,

какую конкретно роль играет "феноменальная реальность" в системе

психической регуляции человеческого поведения (13).

Для нас нет никакой необходимости выделять функцию "феноменальной

реальности" из общего состава психических функций. Поэтому мы далее

будем употреблять термины "функция сознания" и "психические функции" -

как синонимы. Последние же можно в первом приближении отождествить с

"функцией мозга".

Формально психические функции можно представить как некое отображение

множества "входов" (конфигураций нервных импульсов, поступающих в мозг

от органов чувств) в множество "выходов" (множество различных

поведенческих реакций, выражаемых, в конечном итоге, в виде мускульных

движений).

С этой точки зрения тезис "алгоритмической невычислимости" функции

сознания означает, что по каким-то причинам невозможно построить

алгоритмическое устройство (т.е. устройство, действия которого строго

подчинены конечному набору четко и однозначно сформулированных правил),

способное достаточно удовлетворительным образом имитировать отношение

"вход"- "выход" - характерное для человеческой психики. (Обычно в

качестве теста на соответствие искусственного интеллекта уровню

человеческого интеллекта рассматривают "игру в имитацию", предложенную

А. Тьюрингом. Машинный интеллект считается эквивалентным человеческому,

если в заочном диалоге с машиной человек не сможет достоверно установить

с кем он общается - с машиной или с человеком).

Далее, нам необходимо уточнить понятия "алгоритм" и "алгоритмически

невычислимая функция". В интуитивном смысле алгоритм - это четкая,

однозначная инструкция, указывающая, как нужно действовать, чтобы некий

исходный продукт преобразовать (переработать) в некий конечный продукт.

(Простейший пример алгоритма - кулинарный рецепт).

В математике алгоритм - это четко заданное правило, позволяющее из одной

совокупности символов получить другую. (Говорят, что алгоритм

перерабатывает одно слово в другое). Важнейшее свойство алгоритмов -

массовость, т.е. типичный алгоритм применим, как правило, к бесконечной

совокупности слов (составляющих область определения данного алгоритма).

Алгоритм есть некая инструкция, предписание, описывающее

последовательность действий "вычислительного устройства", реализующего

некоторую функцию - отображение множества слов, составляющих область

определения алгоритма, в множество других слов, составляющих область

значений данного алгоритма. Исполнение предписываемых алгоритмом

действий не требует какого-либо творчества или привлечения

дополнительной информации. Исключаются любые отклонения от инструкции.

Используя математические алгоритмы, оперирующие символическими

конструкциями, можно имитировать любые другие (физические) алгоритмы -

оперирующие произвольными материальными объектами. Для этого необходимо

снабдить "вход" и "выход" алгоритмического устройства приспособлениями,

преобразующими, во-первых, "физический" "вход" - в символический и,

во-вторых, символический "выход" - в "физический", а также необходимо

добиться, чтобы отношение "вход - выход" для данного алгоритмического

устройства совпадало с аналогичным отношением имитируемой физической

системы.

Тезис об алгоритмической невычислимости функции сознания (психики,

мозга) означает, что невозможно построить алгоритмическое устройство

функционально эквивалентное человеческому мозгу. (Например, устройство,

выдерживающее тест Тьюринга). Иными словами, невозможно написать четкую,

однозначную, конечную инструкцию, опираясь на которую можно было бы

имитировать, в вышеуказанном смысле, деятельность человеческой психики.

Фактически это равносильно принципиальной непознаваемости принципов

работы человеческого мозга. Последнее утверждение, как мы увидим ниже,

по существу единственный практически значимый вывод, который вытекает из

принятия "геделевского аргумента".

Для того чтобы иметь возможность работать с понятием алгоритма в

математике, необходима его формализация. Формализация алгоритма - это,

по существу, формализация понятия вычисления функции. Начиная с 1936

года был предложен целый ряд таких формализаций (машина Тьюринга, Машина

Поста, нормальные алгорифмы Маркова, рекурсивные функции и др.). Самая

известная формализация понятия алгоритма - это так называемая "машина

Тьюринга". (Строго говоря, формализацией понятия алгоритма является не

сама машина Тьюринга, а ее "функциональная таблица").

Машина Тьюринга - это воображаемое вычислительное устройство (машина)

способная с помощью простейших операций перерабатывать некоторые

последовательности символов в другие последовательности. Машина Тьюринга

состоит из трех частей: 1. Бесконечной в обе стороны ленты, разделенной

на ячейки; 2."Головки", которая способна выполнять следующие три

операции: считывать символ, записанный в ячейке ленты, записывать символ

в ячейку и перемещаться вдоль ленты на одну ячейку влево или вправо;

3.Логического блока - который управляет действиями "головки" в

соответствие с некоторой "программой".

Для того чтобы записать программу для машины Тьюринга, необходимо задать:

1. Внешний алфавит а1..........аn - набор символов, которые могут быть

записаны в ячейках ленты.

2. Внутренний алфавит р1...........рm - символы, которые обозначают

"внутренние состояния" логического блока.

Программа для машины Тьюринга записывается в виде "функциональной таблицы":

р1 р2 р3 .................................pn

а1 ....... ....... .........

а2 axdypz

а3

аn

В строках таблицы располагаются тройки axdypz, где аx - символ, который

машина записывает вместо а2 в ячейку, напротив которой в данный момент

расположена головка, dy = d-1, d+1, d0 - предписывают движение ленты

относительно головки соответственно влево, вправо или предписывают

головке оставаться на месте, рz - состояние, в которое переходит

логический блок после осуществления предшествующих двух операций.

Если головка машины Тьюринга в начальный момент установлена напротив

ячейки, в которой записан символ а2, а внутреннее состояние логического

блока - р2 , то для того, чтобы определить дальнейшие действия машины,

необходимо найти тройку axdypz , которая стоит на пересечении строки а2

и столбца р2 и выполнить предписанные этой тройкой операции. Далее

процесс повторяется с новыми значениями а и р до тех пор, пока машина не

получит команду остановиться (для этого вводится специальный символ

остановки). Полученная после остановки машины запись на ленте и является

значением вычисленной функции для "входа", изначально записанного на

ленте машины Тьюринга. Функциональная таблица составляется таким

образом, что отношение между "входными" и "выходными" записями на ленте

машины Тьюринга соответствует отношению между аргументами и значениями

некоторой функции. В таком случае говорят, что машина Тьюринга вычисляет

данную функцию.

Несмотря на весьма примитивное устройство, машина Тьюринга, тем не

менее, является универсальным вычислительным устройством. Как показывает

опыт, с помощью машины Тьюринга можно осуществить любые, сколь угодно

сложные алгоритмические вычисления. Если известен какой-либо алгоритм

решения той или иной массовой проблемы, то всегда можно составить и

программу для машины Тьюринга, которая позволяет решать эту проблему с

помощью данной машины. Таким образом, возможностей у машины Тьюринга не

меньше, чем у самого современного компьютера. Даже больше - поскольку

машина Тьюринга обладает потенциально неограниченной памятью.

Учитывая сказанное, можно сделать вывод, что машина Тьюринга является

адекватной формализацией интуитивного понятия "вычислительной

процедуры", а ее функциональная таблица, соответственно, адекватной

формализацией понятия "алгоритм".

Как уже отмечалось, машина Тьюринга не является единственной возможной

формализацией понятий "вычисления" и "алгоритма". Существуют также и

другие, столь же адекватные формализации этих понятий (машина Поста,

нормальные алгорифмы, рекурсивные функции и др.). Все эти формализации

эквивалентны друг другу, т.е. существуют стандартные алгоритмы,

позволяющие программу для машины Тьюринга перевести в нормальный

алгорифм или программу для машины Поста и т.д., и также возможен и

обратный перевод. Любая функция, вычислимая по Тьюрингу, вычислима также

посредством машины Поста, нормальных алгорифмов или рекурсивных функций.

Отсюда можно сделать вывод, что существует (потенциально бесконечный)

класс "универсальных вычислительных машин", способных (в силу того, что

каждая из них является адекватной формализацией понятия алгоритма)

вычислить любую функцию, вычислимую в интуитивном смысле. Т.е. любая

формализация алгоритма, принадлежащая к данному классу, позволяет

адекватно представить любой вычислительный процесс (при условии, что

этот процесс может быть представлен в виде ясной, четкой, однозначной

инструкции, написанной, например, на естественном языке - т.е. если этот

процесс можно представить как "алгоритмический" в интуитивном смысле

этого слова). Утверждение о существовании класса универсальных

вычислительных машин, способных вычислить все, что вычислимо в

интуитивном смысле, известно как "тезис Черча".

Тезис Черча нередко рассматривают как важный аргумент в пользу

возможности искусственного интеллекта. Действительно, из тезиса Черча

вытекает, что все универсальные вычислительные устройства качественно

эквивалентны друг другу. Иными словами, одна универсальная

вычислительная машина не может быть качественно "умнее" другой - в том

смысле, что задачи, принципиально неразрешимые для машины одного типа,

будут также неразрешимыми и для машин любых других типов. Различия между

универсальными вычислительными машинами могут касаться лишь

количественных параметров, а именно, они могут отличаться лишь по

скорости вычислений и по объему памяти.

Если мозг - это тоже своего рода "машина", функции которой можно

достаточно четко и однозначно описать в виде конечной "инструкции", то

никакие особенности его конструкции не позволят ему выйти за пределы

круга задач, разрешимых, скажем, с помощью машины Тьюринга. Разница

между мозгом и компьютером, с этой точки зрения, может быть лишь только

количественной. Мозг пока превосходит компьютер лишь в силу большего

быстродействия и большего объема доступной памяти.

Если же хотят подчеркнуть принципиальное различие между человеком и

машиной, то говорят о "невычислимости" функции сознания, предполагая,

таким образом, существование особого класса "неалгоритмических" систем,

способных решать задачи, принципиально неразрешимые для описанных выше

универсальных вычислительных алгоритмических систем, подобных машине

Тьюринга.

Существование алгоритмически неразрешимых проблем вытекает уже из

теоремы Геделя о неполноте формальных систем. Дело в том, что существует

тесная связь между алгоритмами и исчислениями. По существу, и алгоритмы

и исчисления - это некие совокупности ясных, четких, однозначно

заданных, конечных инструкций, описывающих какие-то действия с

символическими объектами. Однако в случае алгоритма эти инструкции имеют

характер предписаний, задающих однозначный порядок выполнения операций

над символическими объектами, тогда как в случае исчислений - инструкции

носят разрешающий характер - они не определят какие конкретно действия

нужно исполнить и в каком порядке, но указывают лишь какие действия

разрешены - без указания очередности их исполнения.

С этой точки зрения исчисления - это особая разновидность алгоритмов,

характеризующихся возможностью "ветвления" вычислительного процесса.

Вычисление здесь построено как процесс "переработки" аксиом в теоремы, а

правила вывода соответствуют тексту программы алгоритмического

устройства. С другой стороны и алгоритмы можно рассматривать как особый,

"детерминированный" вид исчислений.

Из теоремы Геделя непосредственно следует алгоритмическая неразрешимость

проблемы распознавания истинности любых замкнутых формул достаточно

содержательно богатой формальной системы. Однако существование

алгоритмически неразрешимых проблем можно показать и независимо от

теоремы Геделя. В теории алгоритмов получено большое число результатов,

касающихся неразрешимости тех или иных массовых проблем (см., например,

(8)). Наиболее известные результаты - это алгоритмическая неразрешимость

так называемой "десятой проблемы Гильберта" (проблемы отыскания единого

метода решения произвольных диофантовых уравнений - алгебраических

уравнений, решения которых ищутся в целых числах), а также - одни из

наиболее простых результатов теории алгоритмов - алгоритмическая

неразрешимость "проблемы остановки".

Для дальнейшего анализа нам было бы весьма полезно рассмотреть каким

образом доказываются подобные результаты. Рассмотрим, к примеру, как

доказывается алгоритмическая неразрешимость "проблемы остановки".

"Проблема остановки" - это проблема поиска универсального алгоритма,

позволяющего по записи произвольного алгоритма (например, функциональной

таблицы машины Тьюринга), а также по записи произвольного "входа" -

установить остановится ли вычислительное устройство, действующее в

соответствие с данным алгоритмом и обрабатывающее данный "вход", или же

оно будет работать бесконечно долго.

Алгоритм называется применимым к данному "входу" если он рано или поздно

остановится и выдаст некоторый результат. В противном случае говорят,

что алгоритм неприменим к данному "входу".

Теорема об "остановке"

утверждает, что проблема применимости произвольного алгоритма к

произвольному "входу" алгоритмически неразрешима.

Эта теорема доказывается весьма просто.

Первый шаг заключается в том,

что вводится понятие самоприменимости алгоритма. Алгоритм называется

самоприменимым, если он эффективно перерабатывает текст, соответствующий

его собственной записи, в некоторый результат за конечное число шагов. В

противном случае - если алгоритм не останавливается, продолжает работать

бесконечно долго - то он называется несамоприменимым.

Вначале доказывается следующее утверждение: не существует алгоритма

применимого ко всем несамоприменимым алгоритмам и только к ним.

Доказательство заключается в указании на противоречивость понятия о

таком алгоритме. Зададимся вопросом: является ли данный алгоритм

самоприменимым? Если он самоприменим, то, очевидно, он несамоприменим

(поскольку применим лишь к несамоприменимым алгоритмам). Если же он

несамоприменим, то он самоприменим (поскольку применим ко всем

несамоприменимым алгоритмам).

Исходя из этого результата можно также доказать несуществование

алгоритма, способного универсальным образом распознавать

несамоприменимость произвольных алгоритмов.

Действительно, если такой

алгоритм существует, то можно построить и алгоритм, применимый ко всем

несамоприменимым алгоритмам и только к ним.

Обозначим буквой В алгоритм способный распознавать несамоприменимость.

Тогда следующий алгоритм будет алгоритмом, применимым ко всем

несамоприменимым алгоритмам и только к ним:

1. Выполнить В, перейти к п. 2.

2. Если получен ответ "да", то перейти к п. 3, в противном случае

перейти к п. 4.

3. Окончить процесс.

4. Перейти к п. 4.

Этот алгоритм останавливается, если рассматриваемый в качестве входа

алгоритм несамоприменим, и не останавливается (зацикливает на п. 4) в

противном случае.

Используя данный результат можно также показать, что не существует и

алгоритм, распознающий универсальным образом самоприменимость (поскольку

в противном случае можно построить алгоритм, который распознает

несамоприменимость).

И, наконец, можно показать, что алгоритмически неразрешимой является

проблема распознавания применимости произвольного алгоритма к

произвольному "входу".

Допустим обратное.

Пусть Е - алгоритм, который по

заданному произвольному алгоритму и заданному на входе "слову"

распознает применимость данного алгоритма к данному "слову".

Нетрудно

построить алгоритм, который позволяет установить является ли заданное

"слово" кодом данного алгоритма. Обозначим такой алгоритм буквой Р.

Тогда можно построить алгоритм Н:

1. Применить Р. Перейти к п. 2.

2. Если Р дал ответ "да", перейти к п. 3, иначе - к п. 4.

3. Выполнить алгоритм Е. Конец.

4. Перейти к п. 4.

Алгоритм Н является алгоритмом, распознающим самоприменимость

произвольных алгоритмов. Следовательно, он не возможен, а значит не

возможен и алгоритм Е.

Итак, существуют алгоритмически неразрешимые проблемы и, соответственно,

алгоритмически невычислимые функции. Доказательство невычислимости, как

мы видели, осуществляется путем "редукции к абсурду", т.е. показывается,

что из предположения о существовании алгоритма, вычисляющего данную

функцию, вытекает существование абсурдного, внутренне противоречивого

объекта, вроде алгоритма применимого ко всем несамоприменимым алгоритмам

и только к ним.

Как отмечалось выше, геделевский аргумент можно сформулировать как

утверждение об алгоритмической невычислимости функции сознания.

Невозможно написать программу для машины Тьюринга или любой другой

универсальной вычислительной машины, которая была бы способна

имитировать работу человеческого мозга и, таким образом, имитировать в

любых ситуациях поведение человека. Этот аргумент можно сформулировать и

несколько иначе, в виде утверждения, что человек обладает способностью

решать неразрешимые для алгоритмических систем проблемы. Эти

формулировки, однако, не являются эквивалентными. В самом деле, любая

подлинно случайная последовательность является "невычислимой" в том

смысле, что никакой алгоритм не позволит нам гарантированно предсказать

каждый следующий элемент в этой последовательности. Но отсюда, однако,

не следует, что генератор случайных чисел может оказать нам какое-то

содействие в решении каких-либо конкретных проблем, неразрешимых (по тем

или иным причинам) для алгоритмических систем.

Поскольку смысл геделевского аргумента усматривают именно в утверждении

превосходства человека над машиной, то и тезис "невычислимости функции

сознания" следует понимать именно во втором смысле - как тезис о

разрешимости для человеческого интеллекта тех или иных проблем,

неразрешимых для алгоритмических систем.

Итак, мы выяснили суть геделевского аргумента. Впервые данный аргумент

был, видимо, сформулирован Дж. Лукасом в 1961 году в статье (19).

В последнее время подобные идеи активно отстаивает Р. Пенроуз (6, 25,

26). Пенроуз, в частности, использует геделевский аргумент для

обоснования тезиса о квантовой природе человеческого сознания.

Рассмотрим вкратце ту форму, которую Пенроуз придает геделевскому аргументу.

Пенроуз утверждает, что предположение о существовании компьютерной

программы, воспроизводящей функции человеческого интеллекта, в

частности, воспроизводящей функции, составляющие математические

способности человека, ведет к противоречию.

Предположим, что математические способности некоторого математика

(например, самого Пенроуза) полностью описываются некоторой формальной

системой F. Это означает, что любое математическое утверждение, которое

Пенроуз признает "неоспоримо верным", является теоремой, доказываемой в

F, и наоборот. Предположим, также, что Пенроуз знает, что F описывает

его математические способности. Пенроуз, также, полагает, что тот факт,

что F описывает его математические способности, - эквивалентен вере в

непротиворечивость и непогрешимость F. (В противном случае мы должны

были бы поставить под сомнение истины, которые представляются нам

"неоспоримо истинными").

Согласно теореме Геделя о неполное формальных систем, поскольку F

непротиворечива, существует геделевское предложение G(F), которое должно

быть истинным, но которое не является теоремой в системе F. Однако,

поскольку Пенроуз верит, что F - непротиворечивая система и знает, что F

представляет его способность к математическим рассуждениям, он должен

прийти к выводу, что G(F) является "неоспоримой истиной". Таким образом,

мы получаем математическое утверждение G(F), которое Пенроуз признает

истинным, но которое не является теоремой в F , что противоречит

первоначальному предположению, что F представляет целиком и полностью

математические способности Пенроуза.

Отсюда вывод, что никакая формальная система не может быть адекватным

выражением математических способностей человека и, следовательно,

невозможна полная компьютерная имитация человеческого сознания.

Работы Лукаса и Пенроуза вызвали достаточно большой резонанс в научной

среде. (См., например, дискуссию по книге Пенроуза "Тени ума" в журнале

PSYHE). В целом, однако, преобладает критическое отношение к

геделевскому аргументу. В следующем разделе данной работы мы

последовательно рассмотрим типичные возражения, выдвигаемые против

геделевского аргумента и дадим оценку каждому из них. Все это позволит

нам выяснить подлинное значение геделевского аргумента.

2. Критика геделевского аргумента.

По существу, все доводы против геделевского аргумента укладываются в две

противоположные точки зрения:

а). Человек, также как и машина, подчинен действию ограничений,

вытекающих из теоремы Геделя о неполноте формальных систем.

б). Теорема Геделя не накладывает никаких существенных ограничений ни

на человека, ни на машину.

Рассмотрим вначале как может быть обоснована первая точка зрения.

Аргументы здесь используются весьма разнообразные.

1. Утверждают: то, что невычислимо (неразрешимо) для машины, невычислимо

(неразрешимо) и для человека. Поскольку невычислимость означает

невозможность указать эффективную процедуру разрешения заданной массовой

проблемы, то, очевидно, это условие в равной мере действенно и для

машины, и для человека. Если алгоритма решения данной проблемы в

принципе не существует, то его не существует и для человека, и,

следовательно, человек, также как и машина, не способен решать

алгоритмически неразрешимые проблемы.

В данном случае предполагается, что решение некой массовой проблемы

непременно предполагает существование алгоритма ее разрешения, т.е.

предполагается, что найти решение проблемы - это то же самое, что

указать единую методику (алгоритм) решения любой задачи, входящей в

состав данной массовой проблемы.

Однако вполне можно предположить, что человек способен решать какие-то

проблемы, не зная в точности, каким образом он их решает, т.е. не владея

в явной форме алгоритмом решения данной проблемы. Действительно, нередко

мы решаем те или иные задачи "интуитивно", не осознавая сам процесс,

который приводит нас к решению. Например, мы распознаем образы ,не имея

представления о том, каким образом наш мозг осуществляет данную

операцию. Нет, также, оснований думать, что, исследуя работу мозга, мы

непременно, рано или поздно, установим "алгоритм", лежащий в основе

функции распознавания образов. Следовательно, разрешимость массовой

проблемы и наличие алгоритма ее разрешения - это не одно и то же.

Таким образом, данное возражение следует отклонить.

2. Некоторые авторы (5 с. 213) полагают, что человек не способен решать

алгоритмически неразрешимые проблемы, так как их разрешимость влечет

существование логически противоречивых, абсурдных объектов, наподобие

алгоритма применимого только ко всем несамоприменимым алгоритмам.

(Напомним, что невозможность подобного алгоритма используется для

доказательства теоремы о неразрешимости проблемы "остановки"). Ясно, что

абсурд должен быть запрещен в равной мере, как для машины, так и для

человека. Следует ли, однако, отсюда, что всякий объект, способный

эффективно решать алгоритмически неразрешимые массовые проблемы

(например, проблему "остановки"), внутренне противоречив (есть нечто

подобное "круглому квадрату" или "горячему мороженому") и,

следовательно, не может существовать?

Рассмотрим для большей конкретности пример проблемы "остановки".

Очевидно, что абсурдность возникает здесь лишь в том случае, если

предполагаемое устройство, эффективно решающее данную проблему для любых

алгоритмов и любых входных данных, является алгоритмическим устройством,

т.е. действует на основе некоторого алгоритма. В самом деле, пусть Е -

есть устройство успешно решающее проблему остановки, т.е. это устройство

способное по произвольному алгоритму и произвольному "входу" установить

(за конечное время) остановится данный алгоритм или же будет работать

вечно. Тогда, очевидно, можно построить и устройство способное

эффективно распознавать несамоприменимость алгоритмов, а также

устройство, которое будет работать, останавливаясь и выдавая некий

результат в том и только в том случае, если на "вход" вводится описание

несамоприменимого алгоритма. Будет ли существование такого устройства

чем-то парадоксальным, самопротиворечивым? Парадокс возникает, как мы

помним, в том случае, когда мы задаемся вопросом: является ли алгоритм

применимый ко всем несамоприменимым алгоритмам самоприменимым, или же он

является несамоприменимым? Ясно, что если этот алгоритм самоприменим, то

устройство должно остановиться (в силу определения самоприменимости) и,

одновременно, не должно остановиться, поскольку применимо лишь к

несамоприменимым алгоритмам. Аналогичный результат мы получаем и в

случае несамоприменимости данного алгоритма.

Однако такой вопрос можно осмысленно задать лишь в отношении устройства,

которое подчинено некоторому алгоритму, и который можно записать в виде

текста и ввести в качестве "входа" в это же самое устройство. Если же

устройство не подчинено какой-либо однозначно заданной совокупности

предписаний, т.е. не является алгоритмическим устройством, то данный

вопрос утрачивает всякий смысл. Но в таком случае исчезает и описанный

выше парадокс. Таким образом, нет ничего парадоксального и

противоречивого в предположении о возможности существовании устройства,

применимого лишь к несамоприменимым алгоритмам, при условии, что само

это устройство не является алгоритмическим.

Человек, конечно, не может решить такие алгоритмически неразрешимые

проблемы, как проблема построения, сажем, "каталога всех и только всех

несамоназывающихся каталогов" или построения прочих парадоксальных

объектов. Однако, в других случаях, никакого противоречия в

предположении о возможности решении любых единичных задач, составляющих

алгоритмически неразрешимую массовую проблему, не существует (если эта

возможность не сопряжена непременно с необходимостью указания алгоритма

решения данной массовой проблемы).

Если мы допускаем возможность существования неформализуемых систем

(систем, которые не допускают четкого и однозначного описания принципов

своего функционирования посредством конечного набора правил), то мы

должны, также, в принципе, допустить и возможность существования

устройств, способных решать алгоритмически неразрешимые проблемы,

подобные проблеме "остановки".

Отметим, также, что в контексте рассматриваемой нами проблематики

термины: "задача" и "проблема" можно понимать в предельно широком смысле

- включая в класс "задач" не только те "задачи", которые четко

сформулированные математически, но и любые неформализованные задачи (и

проблемы), с которыми сталкивается человек в обыденной жизни. В этом

случае и термин "алгоритмическая неразрешимость" также может пониматься

предельно широко - как невозможность по каким-либо произвольным (а не

только логическим) причинам решения данного класса задач с помощью

алгоритмических устройств произвольного типа. С этой точки зрения к

числу "алгоритмически неразрешимых" задач мы можем отнести и такие

задачи, которые не рассматриваются в качестве таковых в теории

алгоритмов. Например, никакое алгоритмическое устройство не способно

предсказывать с высокой точностью случайные события, относящиеся к

будущему. Поэтому задачу осуществления такого предсказания можно

считать, с нашей точки зрения, "алгоритмически неразрешимой", хотя

задачи такого типа вовсе не рассматриваются в теории алгоритмов в

качестве "алгоритмически неразрешимых". По существу, с позиций теории

алгоритмов их даже нельзя назвать в полной мере "задачами", поскольку

их условия оказываются недоопределенными (отсутствует часть данных,

необходимых для успешного решения задачи).

Если использовать такое расширенное понимание "алгоритмической

неразрешимости", то, очевидно, все возражения против принципиальной

возможности существования неалгоритмических систем, способных решать

неразрешимые для алгоритмических систем задачи, отпадают. Ведь мы можем,

к примеру, предположить, что такие неалгоритмические системы могут

получать дополнительную информацию, необходимую для решения некоторого

класса недоопределенных задач, которая принципиально недоступна

алгоритмическим системам (например, информацию о будущем).

Конечно, такого рода "невычислимость" не имеет никакого отношения к

теореме Геделя и математической логике вообще. Поэтому, если мы

принимаем "геделевский аргумент", то мы должны настаивать и на

способности человеческого интеллекта решать хотя бы некоторые

алгоритмически неразрешимые проблемы, понимаемые именно в смысле теории

алгоритмов. Последнее, как мы видим, отнюдь не исключается - при

условии, что в доказательстве алгоритмической невычислимости

существенным образом используется факт алгоритмического характера

устройства, предназначенного для решения данной массовой проблемы.

3. Некоторые авторы утверждают, что для человека, также как и для

машины, вполне можно сформулировать неразрешимые предложения,

аналогичные геделевским предложениям (22).

Рассмотрим, к примеру, утверждение (обозначим его "утверждение 1*):

1* [Иванов не способен доказать данное утверждение 1*]

Спрашивается: может ли Иванов доказать данное утверждение? Если "да", то

это утверждение истинно и, следовательно, Иванов не способен его

доказать. Если же "нет", то оно истинно, но недоказуемо (для Иванова).

Однако я, Иванов, вполне ясно вижу, что данное утверждение истинно - что

непосредственно доказывается мною в предшествующем рассуждении. Иными

словами, хотя формально данное предложение для меня является

"недоказумым", тем не менее, фактически я способен "неформально"

доказать его истинность - указав, например, что это предложение является

геделевским предложением для системы "Иванов" и уже потому истинно.

Каким же образом я способен сделать этот формально "запрещенный" для

меня вывод? Очевидно, делая этот вывод, я как бы мысленно дистанцируюсь

от самого себя, т.е. как бы создаю некое "виртуальное" "Я" или

"виртуального субъекта", не тождественного субъекту, фигурирующему в

утверждении 1* под именем "Иванов". Это позволяет мне воспринять данную

ситуацию извне, с позиции стороннего наблюдателя. Если для исходного "Я"

(Иванова) предложение 1* формально неразрешимо, то для "виртуального Я"

(Иванова') - оно оказывается вполне разрешимым.

Отсюда можно сделать важный вывод, что способность распознавать

истинность геделевских предложений, если она действительно имеет место,

связана с рефлексивной способностью субъекта - его способностью к

самоосознанию. Действительно, осознание самого себя как единичной

индивидуальности, выделенной из состава всеобщего бытия, т.е. осознание

себя как "Я" - которому противопоставлено "не-Я",- такое осознание

предполагает самодистанцирование субъекта, его способность "посмотреть"

на себя извне, как бы "со стороны" - с некой надиндивидуальной точки зрения.

Рефлексивную способность можно понимать двояко:

1. Как способность субъекта описывать свой собственный внутренний мир -

"субъективную реальность".

2. Как способность осознавать собственное "Я" - как нечто отдельное,

отделенное от остального мира, противоположное "не-Я".

Первая способность предполагает вторую. Для того, чтобы описать свой

собственный внутренний мир, необходимо предварительно опознать этот мир

именно в качестве "моего внутреннего мира", противоположного "внешнему

миру".

С философской точки зрения способность к самоосознанию указывает на

принципиальную "разомкнутость" человеческого сознания, на

непосредственную укорененность "Я" в некой надиндивидуальной реальности.

Действительно, для того, чтобы понять, что я - это "Я", т.е. субъект,

противоположный объекту, необходимо каким-то образом "увидеть" эти "Я" и

"не-Я" в их непосредственном соотношении. Но для этого необходимо "выйти

из себя", преодолеть замкнутость собственного сознания и "переместиться"

в такую "онтологическую точку", в которой отсутствует различие "Я" и

"не-Я" (субъекта и объекта) - и именно поэтому из этой "точки" возможно

одновременно "созерцать "Я" и "не-Я" в их непосредственном отношении

друг к другу. Поскольку такое "видение" может быть только умозрительным

(сверхчувственным), то следует признать, что наше индивидуальное

сознание должно быть каким-то образом "изнутри" (в своей мыслительной

способности) соединено с Мировым целым - так что в некой особой сфере

сознания утрачивается сохраняющееся в других сферах (например, в сфере

чувственности) деление на субъект и объект.

"Незамкнутость" сознания, вместе с тем, можно истолковать как его

неформализуемость. Действительно, благодаря незамкнутости, человеческий

интеллект как бы "подключен" к бесконечному "резервуару аксиом", причем

не просто внешним образом подключен к этому "резервуару", а так, что не

существует отчетливой границы между "моим сознанием" и мировым целым. В

силу этого невозможно сказать, что "Я" - это именно "вот это" конкретное

содержание. Невозможно однозначным способом специфицировать "Я" -

поскольку оно не имеет четких границ.

Машина всегда есть то, что она есть - она всегда есть нечто вполне

определенное. Человек же не есть только то, что он есть. Он всегда

больше того, чем он непосредственно является. Для человеческого

интеллекта, когда мы его рассматриваем как целое, нарушается закон

тождества А=А. Точнее, для человека одновременно верно и А=А и А >А.

Иными словами, человеческий интеллект в своей основе "металогичен", не

подчиняется законам классической логики.

Итак, "негеделевость" сознания (если она действительно имеет место) -

его способность распознавать геделевские предложения - указывает, как

нам представляется, на фундаментальные онтологические свойства сознания

- его незамкнутость, укорененность в надиндивидуальном Мировом целом.

"Негеделевость" сознания можно в этом случае объяснить тем, что

человеческий интеллект - это система с неопределенным множеством аксиом.

Такая система неформализуема, для нее невозможно однозначно определить

множество "доказуемых истин" и, следовательно, для нее невозможно

сформулировать предложения, утверждающие собственную недоказуемость

относительно заданной системы аксиом.

Вывод: рассмотренный довод против геделевского аргумента, видимо,

несостоятелен. Человек фактически способен распознавать истинность

геделевских предложений, в которых он сам фигурирует как субъект

высказывания. Эту способность можно "метафизически" объяснить

"незамкнутостью" человеческого сознания, его непосредственной

укорененности в надиндивидуальном мировом целом.

Подчеркнем, что в данном случае мы не предрешаем вопрос об истинности

геделевского аргумента. Речь идет лишь о том, как возможно объяснить

"негеделевость" человеческого интеллекта, если она действительно имеет

место - объяснить именно как особую форму "превосходства" человека над

машиной. Мы также не настаиваем, что данное объяснение "негеделевости"

является единственно возможным.

4. Еще одно возражение против геделевского аргумента заключается в

следующем. Полагают, что человек, также как и машина, подпадает под

ограничения, вытекающие из теоремы Геделя, но мы не способны в явной

форме построить сами для себя геделевские предложения, поскольку не

способны установить алгоритм (аксиоматику), на основе которого

функционирует наш интеллект (14, 20, 23, 24). Назовем это утверждение

"гипотезой о скрытой алгоритмичности" человеческого интеллекта.

Здесь можно рассуждать следующим образом: предположим, что в основе

человеческого интеллекта лежит некий алгоритм (система правил) А. Если

мы способны в явной форме установить какие именно правила составляют А,

т.е. каким конкретно правилам подчинен наш собственный ум, то мы

способны также построить "неразрешимое" высказывание:

2* [Алгоритм А не способен установить истинность высказывания 2*].

Это предложение истинно, но недоказуемо. Но человек, если он

действительно подчинен алгоритму А, не способен установить истинность

данного предложения. Однако, если человек способен установить, что он

действительно подчинен алгоритму А, то уже в силу этого он сразу же

устанавливает истинность 2* - расценивая его как геделевское

предложение. Таким образом, предложение 2*одновременно и должно и не

может быть распознано человеком как истинное. Чтобы исключить

возможность возникновения такого парадокса, необходимо, видимо,

предположить принципиальную непознаваемость алгоритма, в соответствие с

которым функционирует наш собственный мозг. (Сравним этот аргумент с

предшествующим. Разница между ними в том, что во втором случае делается

акцент на необходимости детального знания "системы аксиом" (алгоритма)

на которой основана психическая деятельность человека, для того, чтобы

было возможно сформулировать геделевские предложения, неразрешимые для

человеческого мышления. Действительно, конкретный вид геделевских

предложений, очевидно, зависит от выбора дедуктики, т.е. конкретного

набора аксиом и правил вывода. Поэтому, не зная действительного

устройства формальной системы, невозможно и выписать в явном виде и

геделевское предложение для данной системы. С этой точки зрения

предложение 1* [Иванов не способен доказать утверждение 1*] не является

подлинным геделевским предложение, поскольку оно никак не специфицирует

систему "Иванов" и, следовательно, утверждает непонятно о чем.

Следовательно, снимается и вопрос о том, каким образом Иванов способен

распознать истинность данного предложения).

"Непостижимость" правил, которым подчинено наше мышление и поведение в

целом, можно обосновать и более простым способом. Предположим, что я

выяснил алгоритм А, который исчерпывающим образом описывает функцию моей

собственной психики (или функцию моего мозга). Тогда, по крайней мере, в

некоторых случаях, я буду способен предсказывать свои будущие действия,

поступки. Предположим, что исследование алгоритма А привело меня к

заключению, что я в ситуации Х должен с необходимостью осуществить

действие Р. Но тогда, что, спрашивается, может помешать мне, именно в

силу осознания неизбежности действия Р, "назло" или "нарочно" отказаться

от осуществления Р, и осуществить какое-то альтернативное действие.

Тогда получится, что я одновременно должен и не должен осуществить

действие Р.

Итак, можно утверждать, что если сознание подчинено некоторому

конкретному алгоритму, то предположение о познаваемости данного

алгоритма ведет к противоречию. Отсюда можно предположить, что данный

алгоритм, если он на самом деле существует, принципиально непознаваем.

Однако можно ли его в таком случае считать алгоритмом?

Алгоритм - это ясная, четкая, понятная для всех система инструкций,

совокупность правил. Следовательно, в само понятие алгоритма уже

изначально входит идея его принципиальной познаваемости. То, что

принципиально непознаваемо - не может рассматриваться в качестве алгоритма.

Таким образом, утверждение о принципиальной непознаваемости алгоритма А

- фактически равносильно признанию невозможности описать функцию

сознания с помощью какого-либо алгоритма.

Здесь мы, по сути, получаем дополнительный довод в пользу геделевского

аргумента - мы видим, что гипотеза об алгоритмической природе сознания

ведет к парадоксам, логически противоречива.

Следует подчеркнуть, с другой стороны, что гипотеза об алгоритмической

невычислимости функции сознания недоказуема эмпирически. Невозможно на

практике показать, что человек на самом деле способен решать

алгоритмически неразрешимые массовые проблемы.

Это невозможно просто

потому, что человек на протяжении своей жизни имеет дело лишь с конечным

множеством проблем - которое, конечно, может представлять собой

подмножество множества, составляющего алгоритмически неразрешимую

массовую проблему.

Человек может продемонстрировать свою способность

решать любые предъявляемые ему конкретные задачи, входящие в состав

данной алгоритмически неразрешимой массовой проблемы. Однако отсюда не

следует, что человек способен решать любые проблемы, имеющие отношение к

данному (бесконечному) классу проблем. Алгоритмическая неразрешимость не

исключает возможности решения любого конечного множества проблем,

относящихся к неразрешимой массовой проблеме. Утверждается лишь

отсутствие общего, универсального способа решения таких проблем.

Однако хотя гипотеза алгоритмической невычислимости функции сознания и

недоказуема, но она, тем не менее, вполне опровержима. Функцию, которую

выполняет та или иная система, можно установить двумя различными

способами: либо наблюдая как данная система реагирует на те или иные

"входные" сигналы, либо выяснив как данная система "устроена" - т.е.

выяснив ее конструкцию и, таким образом, выяснив алгоритм, на основе

которого функционирует данная система.

В принципе, анализируя строение мозга и функцию отдельных его элементов,

можно выяснить алгоритм, которому подчинена наша психическая

деятельность. Однако если мы принимаем геделевский аргумент, то мы

должны полностью исключить такую возможность - поскольку она влечет

противоречие. Таким образом, практически значимый вывод, который

следует из принятия геделевского аргумента, - это вывод о принципиальной

невозможности выяснить те принципы, которым подчинена работа нашего мозга.

Это очень сильный вывод. Отсюда, в частности, следует, что функцию мозга

невозможно полностью понять исходя из "классической" модели мозга как

нейрональной сети, в которой единственными информационно значимыми

событиями являются процессы обмена нервными импульсами между отдельными

нервными клетками. Действительно, эти процессы - на уровне отдельных

нервных клеток и небольших их совокупностей - достаточно хорошо

известны. В них нет ничего загадочного для нас. Но в таком случае нет и

никаких принципиальных препятствий для того, чтобы выяснить и функцию

сколь угодно большой нейрональной сети и даже мозга как целого. Это лишь

вопрос времени. Таким образом, с этой точки зрения функция мозга

принципиально познаваема.

Геделевский аргумент по существу ставит под сомнение этот

оптимистический для нейронаук вывод. Соответственно, возникает вопрос:

как может быть устроен мозг, чтобы его функция могла рассматриваться как

принципиально непознаваемая? Как вообще возможно существование

физических систем, функцию которых в принципе невозможно выяснить,

анализируя их устройство?

Известные нам физические "законы природы" по существу представляют собой

правила, с помощью которых мы можем, исходя из знания структурных

свойств и состава физических объектов, предсказать их функциональные

свойства. Таким образом, принципиально непознаваемыми могут быть лишь те

функциональные свойства физических объектов, которые невыводимы

однозначным образом из известных "законов природы" (которые, по сути,

представляют собой предельно общие правила (алгоритмы), которым

подчинено поведение самых различных физических систем).

Детальный анализ вопроса: как возможны физические системы, функция

которых принципиально непознаваема выходит за пределы тематики данной

работы. Отметим лишь, что рассмотренный в этом пункте довод против

геделевского аргумента также оказался несостоятельным. Функция сознания

не может быть подчинена "принципиально непознаваемому алгоритму",

поскольку такой "алгоритм" вообще не является алгоритмом, его свойства

противоречат самой природе алгоритмов, как потенциально эксплицируемых

систем инструкций.

5. Неполнота формальных систем, вытекающая из теоремы Геделя, с

необходимостью имеет место лишь при условии непротиворечивости

рассматриваемой формальной системы. Непротиворечивость означает, что

формальная система не допускает вывода противоположных утверждений: А и

не-А. То есть система доказываемых теорем должна быть внутренне

самосогласованной. Помимо самосогласованности, естественно также

потребовать то, что можно назвать "непогрешимостью" формальной системы:

она должна доказывать лишь содержательно истинные высказывания, и не

доказывать ни одного содержательно ложного высказывания. (Это условие

представляется естественным в том случае, если рассматриваемая система

претендует на роль формального аналога человеческого интеллекта или хотя

бы формального аналога математических способностей человека.

Действительно, если формальная система F действительно функционально

тождественна человеческому интеллекту, то множество теорем, доказываемых

в этой системе, будет полностью покрывать множество "содержательных"

истин, так что отсутствует всякая возможность различить "формальные" и

"содержательные" истины. Однако, как мы увидим ниже, и это, казалось бы

неоспоримое условие "априорной" непогрешимости человеческого ума, -

может быть подвергнуто сомнению).

Учитывая сказанное, можно предположить, что человек способен "уйти" из

под действия ограничений, вытекающих из теоремы Геделя, именно в силу

того, что он является противоречивой формальной системой. Ясно, что это

предположение снимает противоречивость гипотезы "алгоритмической

вычислимости" функции сознания (и, в частности, снимает противоречивость

гипотезы о возможности представить математические способности человека

посредством некой формальной системы). Заметим, что гипотеза о

"противоречивости" человеческого интеллекта является, пожалуй, самым

популярным доводом против геделевского аргумента (см., например, (11,

22, 23, 24)). Д. Маккалох, например, утверждает, что геделевский

аргумент доказывает не "...алгоритмическую невычислимость функции

сознания, а доказывает лишь, что если эта функция вычислима, тогда

человеческий интеллект либо противоречив, либо человек принципиально не

способен познать алгоритм собственного сознания, а также доказать

собственную непротиворечивость"(22).

Отметим, что данный довод против геделевского аргумента существенным

образом отличен от всех рассмотренных нами доводов. Действительно, все

рассмотренные выше контраргументы были направлены на то, чтобы показать,

что человек в такой же мере подвержен действию ограничений, вытекающих

из теоремы Геделя, как и машина. В данном же случае признается, что

теорема Геделя не имеет силы в отношении человеческого интеллекта - хотя

причина этого указывается достаточно тривиальная - внутренняя

противоречивость (несамосогласованность) алгоритма, лежащего в основе

человеческого мышления. С этой точки зрения нет принципиальной разницы

между человеком и машиной. Машина также может избежать "неполноты",

вытекающей из теоремы Геделя. Для того чтобы машина "сравнялась" с

человеком достаточно (помимо достижения определенной вычислительной

мощности и объема памяти и создания адекватного программного

обеспечения) лишь сделать машину способной противоречить самой себе -

т.е. высказывать несовместимые друг с другом утверждения, принимать в

качестве истинных противоречащие друг другу формулы и т.п.

Подчеркнем, что противоречивость не устраняет возможности описания

"мыслящей противоречиво" системы, как системы, подчиненной определенному

алгоритму (набору четко и однозначно сформулированных правил). Просто

правила, составляющие алгоритм, оказываются логически несовместимыми и в

результате система оказывается способной оценивать одни и те же

предложения как истинные и как ложные в разные моменты времени.

Формально данная гипотеза действительно позволяет снять противоречивость

предположения о возможности представить человеческий ум в виде некоего

алгоритма. Однако эта гипотеза влечет весьма радикальные следствия

касающиеся, в частности, природы математического мышления и понимания

сущности математики.

Что означает для формальной дедуктивной системы противоречивость? То,

что из аксиом данной системы при помощи разрешенных правил вывода можно

получить некоторое утверждение, а также можно вывести и его отрицание.

То есть такая система утрачивает способность однозначно различать истину

и ложь.

Согласно правилам логики, если формальная система противоречива, то в

ней может быть доказано любое предложение. Действительно, если система

противоречива, то в ней неизбежно в состав теорем включаются ложные

формулы. В частности, в ней выводима заведомо ложная формула (А и не-А),

которую далее можно использовать в качестве посылки. Опираясь же на

ложные посылки можно доказать все, что угодно. Таким образом, если

дедуктика противоречива, то в ней доказуема любая формула заданного

формального языка.

Если в основе математических способностей человека лежит противоречивая

формальная дедуктивная система, то это означает, что любая

математическая теорема рано или поздно будет опровергнута. Но в таком

случае следует признать, что доказательность в математике, т.е. наличие

в ней всеобщих и необходимых истин, - не более чем психологическая

иллюзия. Математика, таким образом, лишается статуса доказательной науки

и ставится в один ряд с науками "эмпирическими".

Но в таком случае возникает вопрос: каким же образом у нас возникает

иллюзия доказательности математики? Почему мы сплошь и рядом не

сталкиваемся с противоречиями в математических теориях или, по крайней

мере, с существенными разногласиями в среде математиков по поводу любой

математической теоремы? Почему доказательства, как правило, без особых

возражений и длительных дискуссий принимаются математическим

сообществом, а также, почему существуют математические результаты,

полученные более двух тысяч лет назад и сохранившие свой статус истинных

по сей день? (Например, "Начала" Эвклида).

Известен, например, такой факт: ни одна математическая теорема не была

опровергнута позже 50 лет после того, как она была доказана (7).

Как можно объяснить все эти факты, указывающие на весьма надежный,

достоверный характер математических результатов, с позиций гипотезы,

утверждающей внутреннюю противоречивость человеческого интеллекта,

включая сюда и способности, ответственные за математическое мышление?

Самое простейшее объяснение этих фактов заключается в предположении, что

"контрдоказательства" (т.е. опровержения) известных "надежных"

математических теорем просто намного превосходят по своей сложности

(длиннее) "доказательства" и именно поэтому "контрдоказательства" пока

нам не известны. Это объяснение представляется весьма фантастическим,

однако сбрасывать его совсем со счета также не следует.

Другое, гораздо более реалистическое объяснение заключается в

предположении, что подлинный источник истинности в математике - это

отнюдь не самоочевидный (и потому априорный) характер аксиом, лежащих в

основе той или иной дедуктивной математической теории, а практика

(точнее, применение математических теорий на практике). Сторонники этой

точки зрения полагают, что математическое сообщество сознательно или

бессознательно систематически "отбраковывает" как негодные те схемы

рассуждений и математические результаты, которые приводят нас к выводам,

противоречащим практике. (Например, теорема арифметики, утверждающая

2+2=4, с этой точки зрения, истинна не в силу какой-то особой

способности нашего разума непосредственно (интуитивно) усматривать

равенство 2+2 и 4, а является истинной в силу того, что любое

рассуждение, которое приводило бы нас к иному результату, противоречило

бы практике и поэтому неизбежно было бы отвергнуто как ошибочное).

Все это означает, что методология математики ничем принципиально не

отличается от методологии любой другой естественной науки (например,

физики). Ее "доказательства" - это просто психологически убедительные

способы аргументации, не гарантирующие получение абсолютной истины, а

отнюдь не способы получения каких-то "всеобщих и необходимых" (а также

"общезначимых") истин.

Для того чтобы убедиться в истинности математических утверждений, с этой

точки зрения необходимо сопоставить "доказанный" результат с опытом.

Математика, таким образом, вопреки классическим представлениям о ее

природе, не имеет "внутреннего" (независимого от практики) критерия

истинности.

Из всего этого следует, что если мы отрываем математику от практической

почвы - то следует ожидать появления противоречий. В подтверждение этой

точки зрения нередко ссылаются на парадоксы, которые в конце 19 - начале

20 столетия были обнаружены в теории бесконечных множеств Г. Кантора -

одной из наиболее абстрактных, оторванных от практики математических

теорий, с которой связывались большие надежды в плане окончательного

обоснования всей "классической" математики.

Уже сам Кантор обнаружил внутреннюю противоречивость понятия "множества

всех множеств" (которое совершенно естественно возникало в

первоначальной "наивной" версии теории множеств как следствие

неограниченного применения принципа "свертки" - условием "свертывания"

каких-либо предметов в множество у Кантора являлась простая мыслимость

элементов данного множества в качестве единого целого). Позже были

открыты и другие парадоксы "наивной" теории множеств (Парадокс Рассела,

парадокс Бурали-Форти и др.). Так, например, Б. Рассел показал, что

вполне приемлемые с точки зрения теории множеств рассуждения приводят к

построению таких парадоксальных объектов, как "множество всех множеств,

не содержащих себя в качестве элемента" - это множество одновременно и

должно и не должно содержать себя в качестве элемента.

Доказывает ли наличие парадоксов в теории множеств неустранимую

противоречивость математического мышления? На этот вопрос, как нам

представляется, следует ответить отрицательно.

Во-первых, следует признать, что обнаружение упомянутых противоречий,

хотя и вызвало первоначально панику в математическом сообществе, все же

не привело к краху классической математики в целом. Ни один из

классических разделов математики (арифметика, геометрия, матанализ и

др.) не пострадал. В целом преобладает мнение, что указанные парадоксы

являются следствием достаточно тонких, ранее не замечаемых, дефектов

мышления, которые вполне устранимы. Например, по мнению Рассела и

Пуанкаре, парадоксы возникают из-за нарушения принципа "порочного

круга", т.е. нарушения правила: "Все, что включает все члены

совокупности, не должно быть одним из членов совокупности". Определения,

в которых это правило нарушается, называется "непредикативным". Исключая

непредикативные определения, мы тем самым исключаем возможность

включения в теорию таких парадоксальных объектов, как "множество всех

множеств, не содержащих себя в качестве элемента" или "множество всех

множеств". Разработанная Расселом "теория типов" позволяет различать

математические конструкции по уровню абстрактности и не допускать

смешение этих уровней - что и является, по его мнению, причиной

возникновения парадоксов.

По существу сходный способ устранения парадоксов используется и в

аксиоматической теории множеств Цермело-Френкеля. Здесь исключение

понятий типа "множество всех множеств" достигается путем индуктивного

способа построения новых множеств - всякое множество строится на основе

уже ранее построенных (или постулированных) множеств с использованием

конечного набора разрешенных операций.

Вместе с тем, нужно отметить, что ни аксиоматическое построение теории

множеств, ни теория "типов" не позволяю сами по себе гарантировать

непротиворечивость математических построений. Исключая известные

парадоксы, мы не можем быть уверены, что подобные парадоксы не возникнут

в будущем. К. Гедель доказал теорему, согласно которой истинность в

рамках той или иной формальной системы не может быть доказана с

использованием только тех средств, которые формализованы в рамках данной

системы. Отсюда следует, что истинность математики в целом не может быть

доказана средствами самой математики. Не означает ли это, что математика

не имеет "внутреннего" критерия истинности и неизбежно должна

апеллировать к опыту?

Как нам представляется, это совсем не обязательно. Неспособность

математики к самообоснованию не является чем-то удивительным. Математика

мыслимая как целое - это ни что иное, как сфера "чистого мышления", т.е.

мышления, "не замутненного" какими-либо внерациональными (волевыми,

эмоциональными, чувственными) элементами. Ясно, что сам характер

процедуры обоснования (отсылка к основанию) не допускает

самообоснования. В готовых формах мышления истина лишь транслируется, но

не рождается. Однако это не означает, что истина рождается непременно

лишь в чувственном опыте. Можно допустить также и существование некой

"непроницаемой" для разума (металогической) внечувственной сферы,

которая является внутренним (в смысле, "внеэмпирическим",

внечувственным) основанием самого разума. Это и есть то, что обычно

называют "интеллектуальной интуицией" - способность непосредственно

"усматривать" истинность без каких-либо обоснований или доказательств.

Фактическая "прочность" математических теорий, весьма оторванных от

практики, указывает на то, что такого рода "интеллектуальная интуиция"

действительно существует и является подлинным источником истинности

нашего мышления.

Рассмотрим вкратце причины возникновения парадоксов в математике и

человеческом мышлении в целом. Парадоксальные объекты - это, по

существу, невозможные объекты, т.е. такие объекты, которым приписываются

несовместимые друг с другом предикаты (например: круглый квадрат,

горячее мороженое и т.п.). Возникает вопрос: как вообще можно мыслить

то, что не может существовать?

Наше мышление - предметно. Каждое осмысленное понятие указывает на некий

возможный или действительный объект, группу объектов, на свойства или

отношения между объектами (причем в качестве "объектов" могут выступать

не только чувственно воспринимаемые предметы, но и нечто

сверхчувственное, например, смысл, желание, оценка, "Я", душа и т.п.).

Каким же образом возможна мысль предмет которой - есть нечто невозможное?

Эта проблема обычно решается в философии путем различения предметного,

содержательного мышления и мышления символического. В первом случае акт

мышления - есть акт схватывания "идеи" объекта - предмета мысли во всей

полноте его свойств и отношений. Во втором же случае мы мыслим с

помощью "отвлеченных понятий", которые лишь указывают "направление" к

идее, но не позволяют реально обладать ее конкретным содержанием (10).

Иными словами, содержательная мысль - это мысль, включающая в себя

адекватное самому предмету "интеллектуальное созерцание" данного

предмета, т.е. мысль полно, исчерпывающе воспроизводящая структурные,

реляционные и прочие свойства предмета мышления. Именно таковым, по

существу, и является (вернее, должно являться) математическое мышление.

Символическое мышление, в отличие от содержательного, не воспроизводит

"идеально" предмет мышления, но задает лишь отдельные признаки, с

помощью которых можно практически распознавать замысленный объект.

Последнее, однако, не гарантирует, что объект, обладающий указанными

признаками, действительно существует (вернее, может существовать -

поскольку мышление имеет дело с возможным и невозможным, а не с

возможным и действительным). Указываемый признаками класс может

оказаться пустым в силу несовместимости указанных признаков.

Таким образом, символическое мышление - это мышление, которое как бы

"остановилось на середине дороги", это не законченное мышление. По сути,

это лишь как бы "замысел" содержательной мысли, некая программа синтеза

"идеи", адекватной предмету мысли, причем эта программа может быть

выполнимой или невыполнимой. В последнем случае мы и имеем дело с

парадоксальными, невозможными объектами, - которые, по существу, нами не

мыслятся, но лишь замысливаются, лишь мнятся, но не осуществляются в

мышлении.

В математике различие между содержательным и символическим мышлением

можно представить как различие между конструктивным и неконструктивным

мышлением. Обычно полагают, что математическое мышление конструктивно,

если мыслимый объект задается через посредство указания процедуры

(алгоритма) его построения. Неконструктивное задание математического

объекта осуществляется через посредство задания условий (признаков),

которым данный объект должен удовлетворять. Ясно, что если ограничиться

только конструктивными определениями, никакие парадоксы возникнуть не

могут.

Алгоритм, однако, это некая финитная процедура. Идея алгоритма

предполагает возможность передачи процесса порождения объекта машине.

Машина, очевидно, не может осуществить бесконечное множество шагов для

того, чтобы выдать некий окончательный результат. Таким образом,

конструктивизм в математике равносилен запрету на использование

актуальной бесконечности. (По мнению сторонников конструктивистского и

интуитивистского направлений в математики парадоксы связаны именно с

использованием в математике идеи актуальной бесконечности или, по

крайней мере, связаны с некритическим применением к бесконечным

множествам классической логики, применимой в полном объеме лишь к

конечным множествам).

Запрет на использование актуальной бесконечности можно истолковать в

пользу "эмпирического" статуса истинности в математике. Действительно,

отказ от актуальной бесконечности делает математические конструкции

вполне обозримыми и, значит, потенциально эмпирически проверяемыми. В

этой потенциальной проверяемости и можно усмотреть причину надежности

конструктивных доказательств. Поэтому если мы хотим сохранить идею чисто

"внутреннего", внеэмпирического источника истинности в математике, то мы

должны настаивать на надежности также и доказательств, использующих

понятие актуальной бесконечности.

На неустранимость из математического мышления актуальной бесконечности

непосредственно указывает сама теорема Геделя о неполноте формальных

систем. Действительно, смысл теоремы как раз и заключается в том, что

Гедель (используя лишь финитные средства) доказал, что содержательная

математическая истина не может быть выражена с помощью каких-либо

финитных методов рассуждения. Т.е. математика не может быть целиком

сведена к каким-либо конечным формальным построениям. Как отмечает Л.Г.

Антипенко: "...теоремы Геделя о неполноте превращают высказывания о

существовании актуальной бесконечности в математическую истину того же

рода, как 2+2=4 "(1 с.130). Следовательно, "бесконечное" не является

псевдопонятием, есть необходимая часть математики. Но в таком случае,

ошибочна идея чисто эмпирического статуса математической истинности

(т.к. "бесконечное", о котором мы можем доказательно рассуждать, не

является понятием, которое можно извлечь из опыта).

Как же в таком случае следует относиться к существующим и возможным

парадоксам теории (актуально) бесконечных множеств? Как нам

представляется, эти парадоксы не обязательно указывают на какие-то

неустранимые пороки нашего мышления.

Внутренняя противоречивость, например, "множества всех множеств" проистекает, как представляется, из его особого статуса, отличного от статуса обычного бесконечного

множества.

Поскольку это множество изначально содержит в себе все, что только можно помыслить, оно непополнимо, следовательно, его невозможно увеличить прибавив к нему множество всех его подмножеств (как это

происходит в случае обычных бесконечных множеств).

Но и обычное

бесконечное множество нельзя пополнить, прибавив к нему любое конечное

или бесконечное множество, имеющее ту же самую мощность, что и исходное

множество. Это свойство также выглядит парадоксальным с точки зрения

свойств конечных множеств.

Т.е. свойства "множества всех множеств" радикальным образом отличны от свойств "обычных" бесконечных множеств и это отличие примерно такого же рода, как отличие между бесконечными и конечными множествами.

Вопросы, которые порождают парадоксы,

применительно к таким особым множествам просто неуместны. Нельзя

приписывать "множеству всех множеств" какие-либо конкретные кардинальные

или ординальные числа, поскольку оно изначально содержит в себе все

возможные кардиналы и ординалы. Мера этого множества бесконечна и потому

неопределима. Точно так же нельзя спрашивать о том, к какому классу

(обычных или необычных множеств) относится "множество всех множеств, не

включающих себя в качестве элемента" - поскольку это множество уже за

рамками такого рода противопоставлений. Но именно это, как нам

представляется, и утверждает "терия типов" Б. Рассела.

Суть этой теории видится в том, что переход к более высокому типу

абстракций качественно изменяет характер рассматриваемых математических

конструкций и, таким образом, на них уже невозможно распространить

свойства или отношения, характерные для математических конструкций

низшего уровня абстракции. Опираясь на эту теорию, следовательно, можно

устранять парадоксы, не отказываясь от понятия актуальной бесконечности

и, таким образом, не подвергая сомнению существование внутренних

критериев истинности в математике. (Вместе с тем, как отмечал К. Гедель,

"теория типов" является "слишком радикальным" средством устранения

парадоксов, поскольку использование рефлексивных понятий в математике

далеко не всегда влечет возникновение парадоксов. Для нас, однако, важно

лишь то, что парадоксы можно устранить без разрушения большей части

классической математики и не отказываясь от представления об актуальной

бесконечности).

Таким образом, накладывая определенные ограничения на возможные способы

математических рассуждений можно, видимо, избежать угрозы возникновения

противоречий в математике. Это говорит о том, что противоречия в

математике не носят фатальный характер, не являются следствием

неустранимой противоречивости человеческого мышления. Человек может

противоречить сам себе, когда он мыслит "неправильно" (недостаточно

конструктивно, не продумывая определения до конца, не выводя всех

необходимых следствий из заданных постулатов, не учитывая различия в

уровне абстракции математических объектов и т.п.). И эта

"неправильность" мышления представляется вполне устранимой.

Иногда сторонники идеи противоречивости человеческого мышления ссылаются

на достаточно очевидный факт способности человека ошибаться. В силу

этого полагают, что даже в сфере математического мышления нельзя

рассчитывать на полную строгость и отсутствие противоречий. При этом

ссылаются на широко известные случаи ошибочных доказательств, авторство

которых принадлежит, нередко, выдающимся математикам.

Проблема здесь в том, насколько фатальны эти ошибки, способно ли

математическое сообщество своевременно их замечать и исправлять. На этот

последний вопрос, видимо, следует ответить положительно. История

математики показывает, что хотя отдельные, даже великие, математики

время от времени ошибаются, математическое сообщество в целом достаточно

быстро находит и исправляет ошибки (как правило, это происходит еще при

жизни автора ошибочной теоремы) (7).

Это говорит о том, что ошибки математиков - это не следствие

неустранимой внутренней противоречивости человеческого мышления, а,

скорее, есть следствие влияния на мышление каких-то внешних факторов,

искажающих правильный ход мыслительных процессов (в этом смысле ошибки

человека аналогичны ошибкам, которые время от времени допускает

компьютер, даже в том случае, если он работает на основе "идеальной",

безошибочно составленной и непротиворечивой программе).

Итак, хотя, видимо, предположение о внутренне противоречивом характере

человеческого мышления невозможно строго опровергнуть, но вряд ли это

предположение можно считать правдоподобным, а аргументы в его пользу -

убедительными.

Предположим, однако, что мышление человека действительно страдает

неустранимой противоречивостью. Что это предположение может конкретно

дать нам в плане анализа геделевского аргумента?

Если человеческое мышление подчинено внутренне противоречивой системе

правил, то, очевидно, к человеку неприложимы ограничения, следующие из

теоремы Геделя о неполноте формальных систем - просто потому, что

теорема имеет в виду только непротиворечивые формальные системы. Однако

противоречивость, очевидно, не дает человеку каких-либо преимуществ

перед машиной, функционирование которой подчинено непротиворечивой

системе правил. Человек, конечно, в этом случае может констатировать

истинность любых геделевских предложений, но это возможно лишь в силу

отсутствия внутреннего критерия, позволяющего однозначно различать

истину и ложь. Следовательно, такого рода констатации будут иметь лишь

относительный характер, поскольку не исключается, что в будущем те же

предложения будут отнесены к разряду ложных.

Гораздо большее значение имеет тот факт, что сомнение в непротиворечивом

характере человеческого мышления ставит под сомнение достоверность любых

математических результатов, в том числе и теоремы Геделя о неполноте

формальных систем. Но если мы ставим под сомнение истинность теоремы

Геделя, то это ставит, также, и под сомнение сами основания различения

человеческого и машинного интеллекта, которые предполагаются исходя из

данной теоремы.

6. Д. Чалмерс (14) полагает, что геделевский аргумент можно

нейтрализовать более слабым предположением, чем гипотеза о

противоречивом характере алгоритма, представляющего интеллектуальные

способности человека. Достаточно лишь предположить, что человек не

способен установить непротиворечивость собственного мышления, в

частности, не способен установить, что все утверждения, в истинность

которых он верит, на самом деле являются истинными.

Действительно, вернемся к рассмотренному ранее аргументу в п. 4. Мы

видели, что парадоксальность предположения, что некоторый алгоритм F

воплощает собой человеческий интеллект (или хотя бы только

"математические способности" человека) проистекает из того, что человек,

в этом случае, одновременно и должен и не должен признавать геделевское

предложение G(F) в качестве истинного. Однако, для того, чтобы с

необходимостью утверждать истинность G(F), необходимо не только знать,

что "я есть F", но также и знать, что "я непротиворечив", а также знать,

что все, что я с необходимостью считаю истинным - является истинным на

самом деле.

Если я признаю, что я способен ошибаться (даже в отношении того, что

представляется мне несомненно истинным), то я не могу с необходимостью

утверждать и истинность G(F), и, таким образом, вышеупомянутый парадокс

снимается.

Как следует относиться к данному аргументу? С одной стороны, сомнения в

непогрешимости человеческого ума представляются вполне законными и

естественными. Однако, с другой стороны, предположение о погрешимости

нашего мышления предполагает существование некоего способа убедиться в

этом. Но установить погрешимость человеческого разума можно лишь

опять-таки с помощью человеческого разума. Может ли человеческое

мышление само себя уличить в наличии неких систематических,

принципиально неисправимых ошибок? Если да, то оно также должно быть

способно эти ошибки исправить и, следовательно, способно мыслить

безошибочно. Если нет, то нет и критерия с помощью которого было бы

возможно уличить наш ум в некой неправильности, наличии принципиальных

ошибок. Истина и ложь предполагают друг друга. Если нет истины, а есть

только ложь, то ложь - это и есть истина. Если мышление содержит

неустранимые ошибки, которые принципиально невозможно обнаружить, то его

с необходимостью следует считать безошибочным.

Таким образом, естественно постулировать, что человеческое мышление, как

таковое, по своей собственной природе непогрешимо. Погрешности же

возникают за счет случайных, привнесенных факторов и могут быть всегда

устранены. С этой точки зрения Р. Пенроуз прав утверждая сущностную

непогрешимость человеческого мышления в качестве априорной истины (25).

Чалмерс, однако, утверждает, что само понятие о мыслящей системе,

способной достоверно знать о собственной непогрешимости, внутренне

противоречиво, причем этот вывод, по его мнению, не зависит от

внутренней природы рассматриваемой системы. Он даже пытается это

формально доказать, используя метод, подобный методу доказательства

теоремы Геделя о неполноте формальных систем.

Пусть имеется некая мыслящая система А, которая является непогрешимой и

имеет достоверное (т.е. необходимо истинное) знание о собственной

непогрешимости. Рассмотрим теперь утверждение G, высказываемое данной

системой, содержательно означающее "я не верю в G". Система А знает, что

если она верит в G, то она не является непогрешимой, поскольку в этом

случае она верит в ложное высказывание. Так что если она верит в

собственную непогрешимость, то она не должна верить в G. Но это говорит

о том, что если система А непогрешима, то G - истинное высказывание. Но,

предположим, что она знает, что она непоргешима, следовательно, она

знает, что G - истинно (т.е. она верит в истинность G). Но в таком

случае А оказывается не непогрешимой. Таким образом, мы получаем

противоречие.

Нам представляется, однако, что человек (рассматриваемый в качестве

системы А) на практике избегает в этой ситуации противоречия, сохраняя

веру в собственную принципиальную непогрешимость и, одновременно, зная

об истинности высказывания G, за счет того, что он способен

дистанцироваться от самого себя и взглянуть на ситуацию "извне", с точки

зрения "внешнего наблюдателя". Иными словами, я - которое верит в G, и

я, которое верит в собственную непогрешимость - это одновременно одно и

то же и не одно и то же я. Наше "Я" способно "раздваиваться", "выходить

из себя" в акте рефлексии, оставаясь, при этом, одновременно и "в самом

себе". Таким образом, человеческий ум способен совмещать в себе

несовместимые логически истины, не становясь при этом противоречивым.

Если бы это было не так, то мы должны были бы признать уже

неразрешимость для человека высказываний типа "я не могу доказать данное

утверждение". Однако, как уже отмечалось, истинность этого высказывания

для всякого разумного человека вполне очевидна - иначе не возможно было

бы само понимание смысла геделевской теоремы о неполноте.

На наш взгляд, значимость геделевского аргумента зависит лишь от

реальной непротиворечивости (или противоречивости) человеческого

интеллекта. Если он реально непротиворечив, то вера в собственную

непогрешимость (в принципе) ничем не может быть поколеблена, так как

поколебать ее могут только внутренние противоречия. Никакой "внешний

авторитет", который мог бы указать человеческому уму его неисправимые

ошибки, не существует и, следовательно, идея "погрешимой

непротиворечивости" человеческого ума не имеет никакого смысла.

Погрешимость человеческого ума может означать лишь, что содержательная

истинность не совпадает с истинностью, определяемой посредством

человеческого ума. Но содержательная истинность - это и есть истинность,

установленная с помощью человеческого ума. Если же человеческий ум

противоречив, т.е. способен вывести истинность А и не-А одновременно, то

вступают в силу аргументы из предыдущего пункта. Эти аргументы, конечно,

не являются строго доказательными, но они показывают, что гипотеза о

противоречивом характере человеческого ума представляется

малоправдоподобной. По крайней мере, она гораздо хуже объясняет реальное

положение дел, чем противоположная гипотеза о непротиворечивом характере

нашего ума.

7. Другой способ "тривиализации" геделевского аргумента заключается в

указании на то, что человеческий интеллект - это открытая (и,

следовательно, неформализуемая) система и, таким образом, теорема

Геделя, имеющая отношение лишь к формальным системам, к человеческому

интеллекту неприложима.

Открытость человеческого интеллекта можно понимать как способность

человека время от времени модифицировать алгоритм, лежащий в основе его

интеллектуальной деятельности - под влиянием той информации, которую

человек получает из окружающей среды в процессе жизнедеятельности.

Выше мы отмечали, что необходимым признаком формальной системы является

"смысловая замкнутость" - запрет на всякого рода "трансцендирование" за

пределы заданного формализма, всякого рода заимствования извне. Человек,

в силу того, что он способен обучаться и, следовательно, способен

изменять правила, которым подчинено его мышление - не обладает

"смысловой замкнутостью" и, таким образом, не является формальной системой.

Именно в "открытом" характере человеческого мышления можно усмотреть

существенное различие между человеком и машиной. Человек имеет в данном

случае преимущество перед машиной в том, что он способен развиваться,

гибко менять свои "алгоритмы" в соответствие с изменениями,

происходящими в окружающем мире. Однако это различие было бы сведено к

нулю, если бы удалось создать машину, способную к обучению.

Следовательно, различие между человеком и машиной не является в этом

случае принципиальным и неустранимым и является лишь следствием

несовершенства существующих машин.

С нашей точки зрения "открытость" человеческого интеллекта (в описанном

смысле) отнюдь не влечет невозможности представить его в виде формальной

системы и, следовательно, не выводит человека за пределы сферы действия

теоремы Геделя.

Прежде всего, отметим, что модификация предполагаемого "алгоритма

интеллекта" посредством обучения - это постепенный, медленный процесс.

Следовательно, если мы рассматриваем человеческий интеллект на

достаточно малом временном интервале (порядка нескольких минут или

часов), то его приближенно можно рассматривать как нечто тождественное

себе, неизменное. Если, при этом, интеллектуальная деятельность человека

подчинена какому-либо набору жестких правил (алгоритму), то мы вполне

можем на этом малом промежутке времени рассматривать человеческий

интеллект как формальную систему, к которой приложимы ограничения,

вытекающие из теоремы Геделя о неполноте формальных систем.

Для того чтобы распознать истинность геделевских предложений не нужно

много времени. По крайней мере, гораздо меньше, чем требуется для

сколько-нибудь значительной модификации нашего интеллекта. Таким

образом, если человек и преодолевает ограничения, вытекающие из теоремы

Геделя и способен всегда распознавать истинность геделевских

предложений, то эта его способность, очевидно, никак не связана с его

способностью к обучению.

Далее, система способная модифицировать алгоритмы собственной

деятельности, вполне может быть представлена как формальная система, по

крайней мере, при выполнении следующих условий:

Модификация "алгоритма мышления" осуществляется в соответствие с неким

стабильным, неизменным "алгоритмом модификации", т.е. если модификация

представляет собой некий "правилосообразный" процесс.

Можно (в принципе) заранее предвидеть все возможные варианты воздействий

внешней среды на данную систему.

Если человеческий мозг - это своего рода "машина", действующая в

соответствие с какой-либо системой правил (т.е. это принципиально

"познаваемая" машина), то, очевидно, первое условие выполняется. Хотя

"алгоритм", в соответствие с которым функционирует наш мозг, подвержен

изменениям, тем не менее, характер этих изменений определяется

"конструкцией" мозга (и, таким образом - принципиально предсказуем).

Выполнимость для человека второго условия вытекает из того факта, что

человек имеет контакт с внешнем миром лишь опосредованно - через

посредство органов чувств. В силу дискретного характера нервного

импульса, ограниченности числа афферентных нервных волокон, конечного

числа чувственных рецепторов, ограниченности времени жизни человека -

число всевозможных конфигураций сенсорных "входов" нашего мозга конечно.

Следовательно, все возможные конфигурации "входов", которые способны

модифицировать "алгоритм" нашего мышления, восприятия и прочих

психических процессов, в принципе вполне можно заранее предвидеть.

В сочетании первое и второе условие делают возможным предусмотреть все

возможные варианты модификации "алгоритма" психической деятельности. Но

в таком случае система мозг + окружающая среда (данная через посредство

органов чувств) вполне может рассматриваться как формальная система -

поскольку все ее действия можно рассматривать как подчиненные

определенным правилам и в целом система обладает свойством логической

замкнутости.

Единственный неконтролируемый фактор, в этом случае, - это

последовательность в которой мозг получает те или иные конфигурации

сенсорных сигналов на "входе". Однако с такого рода неопределенностью

сталкивается любой алгоритм - поскольку заранее не известно, в какой

последовательности ему предстоит обрабатывать предъявляемые на входе

конфигурации символов, входящих в область определения данного алгоритма.

Таким образом "открытость" не является принципиальным препятствием к

тому, чтобы рассматривать психику человека (в совокупности с "внешней

средой") как фиксированную формальную систему.

Но в таком случае для этой системы можно построить геделевские

предложения, которые будут содержательно истинными но, тем не менее, в

рамках любой из возможных модификаций данной формальной системы, не

могут быть распознаны как истинные или ложные.

Следовательно, "открытость" человеческой психики не дает человеку

каких-либо принципиальных преимуществ перед машиной, не позволяет

рассматривать психику как нечто принципиально неформализуемое, не

выводит человеческий ум за пределы сферы действия теоремы Геделя о

неполноте формальных систем.

8. Можно усомниться не только в том, что человек является принципиально

формализуемой системой, но и в том, что "механизм" психической

деятельности можно рассматривать в качестве дедуктивной системы. С этой

точки зрения, разница между человеком и машиной оказывается также

непринципиальной. Например, Ф. Джордж пишет: "Необходимо упомянуть

мнение некоторых авторов, согласно которым этот факт (т.е.

принципиальная неполнота формальных систем - И.Е.) ограничивает

возможности ЭВМ и машин, не делая этого для человеческого мозга. Но это

не так, если не сводить вычислительные машины к аксиоматическим

системам, а очевидно, что делать это нет причин. Вычислительные машины

могут быть запрограммированы таким образом, чтобы делать "прыжки" в

логических процессах при проведении индуктивного вывода и использовать

вероятностные методы. Итак, мы утверждаем, что результаты Геделя, также

как результаты Черча и Тьюринга, не имеют никакого отношения к любым

ограничениям, относящимся к машинам и не относящимся к человеческому

мозгу; эти ограничения относятся также и к "аксиоматическому мозгу" кто

бы его не создавал и какие бы при этом не использовал средства" (2 с.90).

Отметим, однако, что понятие "дедуктивной системы" (исчисления) не

предполагает ничего иного, кроме наличия каких-либо неизменных, четко

определенных правил переработки одной совокупности символов (объектов) в

другую. Сами эти правила могут быть произвольными. Как уже отмечалось,

любой алгоритм - есть разновидность дедуктивной системы. Это дедуктивная

система, в которой установлен строгий порядок вывода "теорем".

С этой точки зрения любой алгоритм - есть разновидность аксиоматической

системы. "Логические прыжки", о которых говорит Джордж, - следует,

видимо, понимать как включение в дедуктивную систему правил,

противоречащих законам логики. Но такая система неизбежно внутренне

противоречива (по крайней мере, если нарушается закон тождества или

закон противоречия) и т.о. вступают в действия возражения,

сформулированные нами в пункте 6.

Несколько сложнее обстоит дело в том случае, когда неприменимость

теоремы Геделя связывается с наличием элемента случайности. Всякая

подлинно случайная последовательность, очевидно, алгоритмически

невычислима. По существу, невозможность алгоритмической имитации

процесса порождения данной последовательности - и есть подлинный

критерий ее случайности. Система, которая содержит в себе элемент

подлинной случайности, также может рассматриваться как неформализуемая -

поскольку невозможно ее полное и исчерпывающее описание с помощью

какого-либо конечного набора правил. Следовательно, действительно к

такой системе теорема Геделя неприменима.

Таким образом, можно предположить, что, как человек, так и "мыслящий"

компьютер, одинаково способны избежать ограничений, которые вытекают из

теоремы Геделя о неполноте формальных систем, при условии, что они

содержат в себе некий "генератор случайности" - функциональный элемент,

деятельность которого не может быть описана с помощью конечного набора

правил, не может быть воспроизведена посредством какого-либо алгоритма -

именно в силу случайного характера его функционирования.

С этой точки зрения между человеком и машиной нет какой-либо

принципиальной разницы. Вместе с тем, нужно отметить, что включение в

вычислительный процесс элемента случайности - (например, в форме

случайного выбора следующего вычислительного шага из набора

"разрешенных" программой шагов) - хотя и может в некоторых случаях

ускорить процесс вычислений (установлено, что вероятностные машины

Тьюринга имеют некоторые преимущества в "скорости" перед

детерминированными машинами Тьюринга, т.е. способны решать поисковые

задачи за меньшее в среднем число шагов), но, тем не менее, это не

позволяет хотя бы минимальным образом расширить круг принципиально

разрешимых проблем. То, что принципиально неразрешимо для

детерминированной машины - остается неразрешимым и для вероятностной.

Заметим, что если ограничиться рассмотрением только математических

способностей человека (а только эта часть интеллекта человека имеет

отношение к теореме Геделя), то аргумент, основанный на гипотезе наличия

"вероятностного" элемента в составе человеческой психики, теряет всякий

смысл. Действительно, в своем повседневном поведении человек часто

действует спонтанно, случайным образом осуществляя выбор между заданными

альтернативами. Однако этого нельзя сказать о математическом мышлении.

Математик, который принимает или не принимает доказательство теоремы

методом "бросания монеты", представлялся бы нам психически нездоровым.

Доказательность математических рассуждений предполагает строгую

логическую детерминированность каждого последующего шага. Элемент

случайности допускается лишь в процессе поиска решения той или иной

математической проблемы. Здесь, как уже отмечалось, случайность может

играть конструктивную роль несколько ускоряя поиск решения. Однако

принципиальной разницы между детерминированным и недетерминированным

поиском не существует. Задачи неразрешимые эффективно с помощью

детерминированного поиска, не могут также быть эффективно решены

посредством случайных блужданий.

Можно, также, предположить, что случайность может играть позитивную роль

и в процессах выдвижения новых математических гипотез. Однако чисто

случайное угадывание правильной нетривиальной математической теоремы

представляется чем-то весьма маловероятным, граничащим с чудом. Это

возможно, видимо, лишь в том случае, если имеется крайне мощный механизм

проверки (селекции) подобного рода гипотез. Однако и в этом случае

значение элемента случайности можно, видимо, свести к нулю задав

определенный, чисто детерминированный порядок порождения такого рода

гипотез (при условии, что выбор гипотез осуществляется из некоторой

заранее заданной совокупности "всех возможных теорем" данного

математического языка или исчисления).

Отметим, что для дедуктивной системы будет невозможно заранее

сформулировать геделевские предложения, если система аксиом и правил

вывода будет постоянно изменяться случайным образом, т.е. если в эту

систему будут непрерывно вноситься заранее непредсказуемые, никакими

правилами не ограниченные изменения.

Однако в каждый конкретный момент времени для такой системы будут

существовать вполне определенные неразрешимые предложения геделевского

типа. Таким образом, система с "флуктуирующим" составом аксиом не будет

обладать той универсальной способностью к распознаванию геделевских

предложений, которую мы приписываем человеческому интеллекту.

Такой способностью могла бы обладать лишь система с бесконечным числом

аксиом, при условии, что в это число входили бы все потенциально

возможные геделевские предложения и, следовательно, все возможные

пополнения ее аксиоматики. Иными словами, множество аксиом данной

системы должно совпадать с универсумом математических рассуждений

(Канторовским "Абсолютом" - множеством всех множеств). Ни одна реальная

"машинная" система не способна обладать "бесконечной" аксиоматикой (т.к.

не возможна бесконечная по числу символов программа, описывающая

алгоритм данной системы). Поэтому любая "машинная" система принципиально

не полна (пополнима).

Однако, человеческий интеллект, видимо, вполне способен потенциально

содержать в себе "универсум математических рассуждений" - поскольку это

и есть универсум всех возможных "человеческих" математических

рассуждений (если только не считать этот универсум неким

"псевдопонятием", не имеющим никакого позитивного содержания).

Итак, введя в систему искусственного интеллекта элемент случайности, мы

можем сделать ее "неформальной" и, таким образом, вывести за пределы

действия теоремы Геделя о неполноте формальных систем. Однако это,

видимо, не может иметь никакого отношения к математическим способностям

искусственного или естественного интеллекта и не позволит системе,

содержащей в себе элемент случайности, решать алгоритмически

неразрешимые проблемы и, в частности, распознавать истинность любых

геделевских предложений (хотя такая система в некотором смысле будет

"алгоритмически невоспроизводимой", поскольку невозможно будет

предсказывать каким-либо регулярным, правилосообразным способом, что она

сделает в следующий момент времени).

9. Наиболее значительный довод против геделевского аргумента

заключается, с нашей точки зрения, в том, что человек - это конечное

существо и поэтому к нему неприменимо понятие алгоритмической

невычислимости (см. также аналогичную аргументацию в (20)).

Действительно, алгоритмически невычислимыми (с точки зрения теории

алгоритмов) могут быть лишь такие функции, область определения которых -

бесконечное множество. Любая функция, область определения которой

конечно, алгоритмически вычислима.

Если количество различных вариантов отображения одного множество в

другое конечно, то все эти варианты можно, в принципе, перечислить. Один

из этих вариантов, по существу, и будет представлять собой "алгоритм"

вычисления интересующей нас функции (записанный в виде "функциональной

таблицы", сопоставляющей каждому возможному "входу" соответствующий ему

"выход"). Человек - это система с конечным числом возможных "входов" и

"выходов". "Входы" в данном случае - это возможные конфигурации нервных

импульсов, которые могут быть переданы в мозг от органов чувств.

"Выходы" - это возможные (т.е. допустимые) действия (моторные акты)

человека в ответ на ту или иную конфигурацию нервных импульсов на "входе".

Ясно, что объем сенсорной информации, которую наши органы чувств могут

передать за конечное время в мозг, конечен. Следовательно, число

возможных конфигураций нервных сигналов на "входе" также конечно (хотя и

астрономически велико). Поскольку продолжительность жизни человека имеет

верхний предел, то конечно и количество всевозможных последовательностей

конфигураций нервных сигналов, которые может получить наш мозг на

протяжении всей нашей жизни от всех органов чувств. Также конечно и

число возможных реакций человека на эти возможные последовательности

конфигураций сенсорных сигналов.

Таким образом, функция сознания, которая символически может быть

представлена в виде:

{S0, S1,...Sn} Rn

где Si - конфигурация сенсорного входа в момент i; S0 - конфигурация

сенсорного входа в момент рождения; Ri - реакция (действие) субъекта в

момент i; - может рассматриваться как отображение одного конечного

множество в другое конечное множество. Но в таком случае принципиально

возможно составить "таблицу", в которой бы перечислялись все возможные

последовательности конфигураций сенсорных сигналов на входе:

{S0, S1,...Sn}j и все возможные реакции на каждую из этих

последовательностей {Ri}j.

Некоторый избранный фрагмент данной таблицы, изображающий "правильные"

(т.е. "человеческие") реакции на ту или иную последовательность

конфигураций сенсорных сигналов, будет представлять собой "программу"

для системы искусственного интеллекта. Эти "программа" позволила бы

подчиненному ей алгоритмическому устройству "в среднем" вести себя

приблизительно таким же образом, каким ведет себя в сходных ситуациях

человек (при учете предыстории каждой конкретной ситуации). Данная

программа, в принципе, может быть построена путем последовательного

отбора (селекции) тех элементов таблицы {S0, S1,...Sn} Rn, которые

соответствуют типично человеческому поведению в ситуации Sn, имеющей

предисторию S0, S1,...Sn-1. Эту селекцию, в принципе, могли бы

осуществить некие люди-эксперты, специально нанятые для сортировки

элементов таблицы.

Конечно, реально, физически такую "сортировку" осуществить невозможно -

для этого потребовалось бы, вероятно, использовать все вещество

Вселенной и временные интервалы, превосходящие длительность

существования Вселенной. Но нас в данном случае интересует лишь

принципиальная (т.е. в предположении наличия неограниченных

материальных, энергетических и временных ресурсов), а не физическая

осуществимость - поскольку именно такая принципиальная осуществимость и

имеется в виду в теории алгоритмов. В этой теории учитывается лишь такая

невычислимость, которая обусловлена принципиальными причинами - а

именно, логической противоречивостью идеи существования того или иного

алгоритма, а отнюдь не "физическая" невычислимость, обусловленная

ограниченностью ресурсов.

Отсюда следует важный вывод: если окажется, что построить машину,

выдерживающую "тест Тьюринга", невозможно, то эта невозможность будет

проистекает не из каких-то принципиальных логических ограничений, не из

теоремы Геделя о неполноте и не из алгоритмической невычислимости

функции сознания, - а будет проистекать из некоторых физических

ограничений ("нехватки ресурсов"). Иными словами, в этом случае нужно

будет говорить не об "алгоритмической невычислимости", а о "физической

невычислимости" функции сознания для любого алгоритмического устройства

(мозг, при этом, не включается в число "алгоритмических устройств").

Однако отсюда, строго говоря, не следует, что функция сознания в целом

является алгоритмически вычислимой. В самом деле, любой конечный

фрагмент алгоритмически невычислимой функции, очевидно, представляет

некоторую алгоритмически вычислимую функцию. Поэтому "вычислимый",

алгоритмически имитируемый фрагмент функции сознания - ограниченный

рамками конечной человеческой жизни, - может быть фрагментом некой

"глобальной" алгоритмически невычислимой функции, не ограниченной

какими-либо временными рамками.

Таким образом, мы не можем, исходя из факта конечности человека,

утверждать, что человеческий интеллект, как таковой, подчинен

какому-либо алгоритму (конечному набору правил). Речь идет лишь о том,

какой смысл можно придать этому гипотетическому свойству невычислимости.

Из сказанного можно сделать вывод, что принципиальная разница между

человеком и машиной, если она действительно существует, может

проявляться только на бесконечно больших временных интервалах. Иными

словами, это может означать, что невозможно создать такую систему

искусственного интеллекта, которая действовала как человек неограниченно

долго, на сколь угодно больших временных интервалах. Но, еще раз

подчеркнем, в силу конечности человека, ни теорема Геделя о неполноте

формальных систем, ни какие-либо другие доводы в пользу "невычислимости"

функции сознания, не накладывают принципиального запрета на создание

алгоритмического устройства, способного имитировать человеческое

поведение сколь угодно успешно на любых конечных временных интервалах.

Нужно, однако, заметить, что хотя алгоритмическая невычислимость не

препятствует сама по себе созданию эффективного компьютерного "аналога"

человеческого интеллекта, тем не менее, описанный выше "метод"

построения "алгоритма сознания" путем селекции элементов описанной

"функциональной таблицы", не может дать положительных результатов в том

случае, если мы попытаемся создать алгоритмическую модель не "интеллекта

вообще", а модель какой-либо конкретной личности. Действительно, для

того, чтобы построить "функциональную таблицу" для конкретной личности,

необходимо выяснить как она, эта личность, будет вести себя в той или

иной ситуации, учитывая при этом все возможные варианты "предисторий"

для каждой мыслимой ситуации (т.е. учитывая все возможные

последовательности конфигураций сенсорных сигналов, предшествующие

данному моменту времени). Но для этого необходимо каждый раз "стирать"

всю память субъекта и "заполнять" ее каким-либо новым содержанием -

многократно возвращая, таким образом, личность к моменту рождения. Нет,

однако, никаких гарантий, что такого рода "манипуляции" с человеческой

психикой совместимы с сохранением индивидуального "Я", личности данного

человека. Т.е, иными словами, мы не можем гарантировать, что имеем в

этом случае дело все время с одной и той же личностью.

Невозможно, также, составить "функциональную таблицу" для конкретной

личности и методом "экспертных оценок". По существу, поведение

конкретной личности во многих жизненных ситуациях принципиально

непредсказуемо, нередко даже для самой этой личности.

Таким образом, хотя "интеллект вообще" в принципе поддается имитации (по

крайней мере, на конечных временных интервалах), но конкретная личность

(личность Пушкина, Толстого, например), видимо, имитирована быть не может.

Конечно, среди множества всевозможных таблиц вида:

{S0, S1,...Sn} Rn наверняка существуют таблицы, совпадающие ("пост

фактум") с описанием "жизненного пути" той или иной конкретной личности.

Однако эти таблицы совершенно бесполезны на практике - их нельзя

использовать в качестве "программы" для искусственного интеллекта -

поскольку любое малейшее отклонение от заданного "жизненного пути"

сделает систему искусственного интеллекта совершенно беспомощной, не

способный принять какое-либо разумное решение.

Учитывая сказанное, можно утверждать весьма вероятную "невычислимость"

функции индивидуального сознания - даже если оно рассматривается на

конечном интервале времени. Нельзя построить компьютер, который

воспроизводил бы личность Пушкина или Толстого, но допустимо

предполагать возможность создания компьютера, способного действовать

подобно "какому-либо" человеку.

Но здесь нужно заметить, что даже в том случае, когда область

определения и область значений функции - это конечные множества,

существуют ситуации, когда функция может все же рассматриваться как

"алгоритмически невычислимая" (хотя и не в том смысле, который в это

понятие вкладывает теория алгоритмов). Эти те случаи, когда задача

нахождения значения данной функции либо недоопределена (отсутствуют

некоторые данные, необходимые для решения этой задачи), либо когда

условия задачи внутренне противоречивы.

Если предположить, что человек способен решать недоопределенные или

противоречиво сформулированные задачи (путем, например, привлечения

какой-либо дополнительной информации, которая доопределяет задачу или

снимает противоречия), - то, в этом случае, очевидно, никакая

алгоритмическая имитация сознания, даже на конечных временных

интервалах, будет невозможной.

Представим себе, например, что человек способен с достаточно большой

вероятностью "угадывать" ближайшее будущее (включая и чисто случайные

события). Ясно, что такого рода "дар ясновидения" не может быть

воспроизведен с помощью какого-либо алгоритмического устройства. Задача

компьютерной имитации сознания, даже на конечном интервале, в этом

случае принципиально неразрешима.

Такая постановка проблемы "вычислимости" функции сознания (которая,

очевидно, уже выводит нас за рамки "геделевского аргумента") тесно

связана с вопросом о существовании так называемых "экстрасенсорных

способностей" человека. Ясно, что способность получать какую-либо

дополнительную информацию об окружающем мире помимо органов чувств,

особенно в том случае, если эта информация вообще не может быть получена

каким-либо технически воспроизводимым способом (например, получение

информации о будущем), исключает возможность компьютерной имитации

человеческого сознания.

Однако все это может иметь значение для рассматриваемой нами проблемы

"вычислимости" функции сознания лишь в том случае, если такого рода

"экстра" способности не являются чем-то исключительным, присущим лишь

отдельным, выдающимся индивидам, а являются существенной и необходимой

компонентой нормальной работы человеческой психики.

Можно, например, предположить, что некоторые типичные задачи, успешно

решаемые человеком, по своему характеру являются недоопределенными и

требуется некая дополнительная априорная "экстрасенсорная" информация,

для того, чтобы эти задачи могли быть эффективно решены.

Например, обычная задача зрительного восприятия того или иного

предмета, с физической точки зрения, есть "обратная задача

рассеивания", т.е. задача восстановления структуры и формы рассеивающего

свет предмета по результату этого рассеивания - структуре пучка

рассеянного света. Такого рода задачи относятся к классу "некорректно

поставленных" задач - для решения которых, как правило, требуется

привлечение априорной информации о характере объекта, рассеивающего

излучение.

Полагают обычно, что такого рода информацию наш мозг извлекает из

памяти, из прошлого опыта. Однако не исключено, что какая-то часть

необходимой априорной информации черпается человеком их каких-то

"экстрасенсорных" источников, принципиально недоступных машине. (Кто-то

или что-то "подсказывает" нам с какого рода объектом мы в данный момент

имеет дело). Если это так, то функция человеческого восприятия была бы

"алгоритмически невычислимой".

Конечно, такого рода предположения о наличии неких "экстрасенсорных"

составляющих обычного человеческого восприятия или мышления выглядят

весьма фантастично. Однако полностью отбрасывать такую возможность тоже

не стоит. По крайней мере, этот вопрос требует дальнейшего научного

исследования. Положительное решение этого вопроса дало бы нам весьма

эффективное решение проблемы "вычислимости" функции сознания.

Итак, мы рассмотрели основные возражения против "геделевского аргумента"

и гипотезы о "невычислимости" функции сознания и выяснили, что ни одно

из этих возражений не является в достаточной степени убедительным для

того, чтобы решительно отвергнуть данный аргумент. Хотя, с другой

стороны, данный аргумент нельзя считать и строго доказанным. (Более

того, мы видели, что данный аргумент в принципе эмпирически недоказуем).

Один из наиболее важных выводов заключается в том, что тезис об

алгоритмической невычислимости функции сознания, по сути, не является

синонимом запрета на компьютерную имитацию человеческого интеллекта на

конечных временных интервалах.

Единственное практически важное следствие, которое можно получить из

"геделевского аргумента", - это вывод о принципиальной непознаваемости

механизмов психической деятельности человека - в случае, если

"геделевский аргумент" является истинным. Это следствие позволяет

рассматривать гипотезу "невычислимости" как "нормальную" научную

гипотезу, которая хотя и не может быть доказана, но, тем не менее, может

быть опровергнута (фальсифицирована).

Как уже отмечалось, это следствие влечет далеко идущие выводы. В

частности, отсюда вытекает неудовлетворительность обычной

"нейрофизиологической" модели функционирования человеческого мозга

(поскольку эта модель предполагает принципиальную познаваемость нервных

механизмов психических процессов).

Это очень сильный вывод. Поэтому было бы желательно обосновать гипотезу

"невычислимости" с помощью каких-либо дополнительных доводов, отличных

от "геделевского аргумента". Поскольку эти аргументы имеют

преимущественно философский характер, мы назовем их "метафизическими

аргументами". Эти "метафизические аргументы" мы рассмотрим в следующем

разделе нашей работы.

3."Метафизические" аспекты проблемы

вычислимости функции сознания.

Прежде всего, попытаемся выяснить философский смысл гипотезы

"невычислимости" функции сознания. Напомним, что возможны два различных

понимания смысла этой гипотезы. Во-первых, эту гипотезу можно понимать

как предположение о невозможности практического создания

алгоритмического устройства, способного успешно имитировать функцию

человеческой психики. Как мы видели в предыдущем разделе работы, в силу

конечности человека во времени, алгоритмическая имитация психики на

конечных временных интервалах принципиально возможна. По крайней мере,

ни теорема Геделя о неполноте формальных систем, ни гипотеза

алгоритмической невычислимости функции сознания, сами по себе не

исключают возможность создания машины, выдерживающей тест Тьюринга на

"разумность". Следовательно, в этом случае можно говорить лишь о

"физической невычислимости" - как о возможной причине, препятствующей

практическому созданию "искусственного интеллекта" равноценного

человеческому интеллекту. Иными словами, причина невозможности машинной

имитации функции сознания человека может проистекать лишь из каких-либо

чисто физических ограничений, накладываемых, например, на скорость

осуществления вычислительных процессов или на объем доступной машине

памяти.

"Физическая невычислимость", конечно, не означает принципиальную

невозможность физической реализации функции сознания. Ведь человеческий

мозг - это тоже физическая система и она, очевидно, способна выполнять

такого рода функцию. Речь идет лишь о невозможности имитировать функцию

сознания с помощью какого-либо "алгоритмического устройства", т.е.

физической системы, деятельность которой можно описать путем задания

конечного набора правил. Причем эта невозможность проистекает не из

каких-либо ограничений, связанных с математической логикой, теоремой

Геделя и т.п., а проистекает из неких гипотетических физических

ограничений, которые присущи любым "алгоритмическим системам", но не

приложимы к человеческому мозгу (который, в таком случае, не может

рассматриваться как "алгоритмическая система").

Во-вторых, данный тезис можно понимать как утверждение о том, что

человек способен эффективно решать алгоритмически неразрешимые проблемы

и, следовательно, его интеллектуальные возможности качественно

превосходят любой мыслимый "машинный интеллект". Однако и в этом случае

возникают проблемы, обусловленные конечной природой человека.

Даже если я на практике способен продемонстрировать способность,

например, решать: остановится или нет на заданном "входе" произвольный

предъявленный мне алгоритм, я, тем не менее, не смогу доказать, что

действительно способен эффективно решать любые проблемы такого рода -

поскольку я смогу практически продемонстрировать способность решать лишь

некоторое ограниченное подмножество задач, входящих в состав данной

массовой алгоритмически неразрешимой проблемы.

Можно утверждать, что если человек способен на практике эффективно

решать задачи, относящиеся к какому-либо классу задач, то можно, в

принципе, создать машину, которая была бы также способна решать любые

практически значимые задачи данного класса. Действительно, для любого

(конечного или бесконечного) класса задач можно указать предельную

"размерность" задачи (определяемую, например, "длинной фразы",

описывающей условия данной задачи), при которой задача еще сохраняет

свою практическую значимость.

Например, ясно, что задача, для описания условий которой потребуется

порядка 10 2000 знаков никакого практического значения иметь не может -

поскольку человек просто не успеет в течение своей жизни ознакомиться с

условиями данной задачи. Поэтому любой бесконечный класс проблем всегда

можно свести к конечному классу "практически значимых" проблем. Но в

этом случае существует простой "рецепт" составления такой компьютерной

"программы", которая позволила бы машине успешно решать любые проблемы

из данного класса (при условии, что человек способен эффективно решать

любые из этих проблем). Нужно просто последовательно предъявлять

человеку практически значимые проблемы, относящиеся к данному классу, и

записывать найденные им решения. По исчерпании множества задач мы

получим "функциональную таблицу", в которой для каждой практически

значимой задачи указывается ее решение. Эта "таблица" и будет выполнять

роль алгоритма для нашей машины.

Конечно, практически построить такую "функциональную таблицу" для

сколько-нибудь нетривиальных практически значимых задач не

представляется возможным. Однако эта невозможность будет проистекать из

"ограниченности ресурсов", т.е. из каких-либо физических причин и никак

не связана логическими запретами, проистекающими из теории алгоритмов.

Таким образом, мы видим, что и в этом случае "алгоритмическая

невычислимость" сводится на практике к "физической невычислимости".

Только физические ограничения, накладываемые на вычислительные процессы,

имеют практическое значение и могут быть действительными препятствиями

на пути создания "умных" машин.

Единственный эмпирически верифицируемый результат, вытекающий из

гипотезы "алгоритмической невычислимости" функции сознания, как мы

видели, - это вывод о непознаваемости механизмов человеческой психики.

(Знание этих механизмов позволило бы установить "алгоритм" психической

деятельности и, таким образом, исключало бы саму возможность постановки

вопроса о "невычислимости" функции сознания).

Все это показывает, что мы должны относиться к гипотезе "алгоритмической

невычислимости функции сознания" как к философской, "метафизической"

гипотезе, которая может быть верифицирована лишь косвенным образом.

Такого рода гипотезы полезны лишь в силу того, что из них можно вывести

какие-либо эмпирически проверяемые следствия.

Для того чтобы получить такие следствия и продвинуться далее в понимании

смысла гипотезы "невычислимости" функции сознания, полезно задаться

вопросом: при каких вообще условиях эта гипотеза может соответствовать

действительности. В частности, какими конкретно свойствами должен

обладать наш "психический аппарат" для того, чтобы его функцию можно

было бы характеризовать как "алгоритмически невычислимую".

Прежде всего, алгоритмическая невычислимость функции сознания

предполагает невозможность алгоритмической имитации работы человеческого

мозга. Сразу же возникает вопрос: каким же образом это возможно? Какими

свойствами должна обладать материальная система для того, чтобы ее

способ функционирования невозможно было бы описать с помощью некоторого

конечного набора правил? Ясно, что такая система должна быть

"неформальной", т.е. не должна допускать четкого, однозначного,

конечного и исчерпывающего описания собственного устройства и характера

функционирования. По существу, "неформализуемость" является синонимом

"неопределенности". Принципиально неформализуемой может быть лишь

система, которую можно охарактеризовать как "объективно неопределенную"

или как "неопределенную по существу". Это означает, что неопределенность

в данном случае не есть следствие нашей неспособности выяснить структуру

и свойства данной системы, не есть следствие нашего незнания. Напротив,

неопределенность здесь - есть свойство самой системы. Она неопределенна

сама по себе. Все это предполагает существование особого рода

"неопределенного бытия" - "сущей неопределенности".

Идея существования "объективно неопределенных" объектов не является

чем-то совершенно невероятным. Соотношения неопределенностей в квантовой

механике, а также квантовомеханический принцип суперпозиции -

убедительно показывают, что природе отнюдь не чужда "объективная

неопределенность", природа не обязана состоять из определенных в себе

объектов.

Однако "объективная неопределенность" еще не дает нам решение главной

проблемы: как возможна система, способная решать алгоритмически

неразрешимые проблемы?

Неопределенность непосредственно ассоциируется со случайностью.

Случайность - это как бы "внешнее", непосредственно наблюдаемое

проявление неопределенности. Мы уже отмечали выше, что наличие в системе

подлинно случайного элемента делает ее неформализуемой. Однако

использование случайности не создает возможности решения алгоритмически

неразрешимых проблем. Если различие человека и машины заключается лишь в

том, что человек время от времени действует спонтанно,

недетерминированно, а машина строго придерживается неизменных правил,

то, в таком случае, мы легко можем сравнять машину с человеком, встроив

в нее "генератор случайных чисел" и разрешив ей, время от времени,

"подбрасывать монету" и действовать случайным образом.

Попытаемся представить себе, что же в действительности может

представлять собой система, практически способная решать какие-либо

алгоритмически неразрешимые проблемы, например, система, способная

распознавать истинность любых геделевских предложений.

Мы отмечали выше, что любое геделевское предложение можно сделать

распознаваемым, если включить его в состав аксиом рассматриваемой

формальной системы. Ограничения для формальных систем вытекают из

невозможности создания такой системы, которая могла бы содержать в

составе своей аксиоматики любые мыслимые геделевские предложения. Такая

система обладала бы бесконечным набором аксиом, причем таким бесконечным

набором аксиом, что его невозможно каким-либо образом пополнить, так что

любое мыслимое геделевское предложение уже заранее должно было бы

содержаться в данном множестве аксиом.

Ясно, что любая алгоритмически неразрешимая проблема будет разрешимой

для системы с бесконечным множеством аксиом, при условии, что в число

аксиом входит бесконечная "функциональная таблица", которая каждому

аргументу данной невычислимой функции сопоставляет ее значение (если

только существование такой функциональной таблицы не является внутренне

противоречивым).

Можно представить себе некую "суперсистему", которая включает в состав

своей аксиоматики все мыслимые (бесконечные) "функциональные таблицы",

содержащие в себе решения любых мыслимых алгоритмически неразрешимых

проблем. Такая "суперсистема", очевидно, будет с необходимостью

содержаться в составе "универсальной" системы, которую можно представить

себе как бесконечное множество всех возможных бесконечных и конечных

"функциональных таблиц" - соответствующих любым возможным вычислимым и

невычислимым функциям.

Поскольку "универсальная система" будет содержать в себе все мыслимые

функциональные таблицы, среди них наверняка найдутся и такие

(бесконечные) таблицы, в которых содержится правильное решение любой

осмысленной алгоритмически неразрешимой проблемы.

Конечно, необходимо еще указать некий эффективный метод, с помощью

которого можно было бы установить, какая именно бесконечная

"функциональная таблица" соответствует той или иной конкретной

алгоритмически неразрешимой проблеме. Следовательно, "суперсистема"

должна обладать бесконечной вычислительной мощностью - для того, чтобы

быть способной просматривать бесконечные "столбцы" и "строки"

"функциональных таблиц" и находить нужные таблицы, соответствующие

поставленной алгоритмически неразрешимой задаче.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что условием способности

сознания решать алгоритмически неразрешимые проблемы действительно

является "неопределенность" его содержания, но эта неопределенность

должна пониматься не как "смутность" или "размытость", а как

бесконечность этого содержания. (Всякая определенность предполагает

наличие границ, т.е. конечность в том или ином отношении, тогда как

"безграничное" - есть нечто само по себе неопределенное).

Наше сознание, если оно действительно обладает способностью решать

алгоритмически неразрешимые проблемы, должно быть как бы "подключено" к

некому бесконечному "резервуару" знаний, из которого оно может черпать

неограниченное множество дополнительных "аксиом". Этот "резервуар",

видимо, можно отождествить с "Умопостигаемым Универсумом" (или

"Универсумом рассуждений") - всеполнотой мыслимого бытия, -

совокупностью всего того, что в принципе (потенциально) возможно

помыслить. (Нечто подобное платоновскому "миру идей", "Мировому Уму"

Плотина или Абсолюту теологии).

В связи с этим, видимо, недостаточно просто постулировать способность

человека решать те или иные конкретные алгоритмически неразрешимые

проблемы. Если человеческое сознание подключено к Абсолюту, то это

предполагает поистине ничем неограниченные способности (по крайней мере

- в потенции). Т.е. следует предположить потенциальную способность

человека решать любые алгоритмически неразрешимые проблемы. В этой связи

интересно рассуждение Р. Пенроуза о невозможности моделирования

человеческого интеллекта даже посредством машины Тьюринга с оракулом.

Последняя - есть машина, действующая на основе определенного алгоритма.

Но, вместе с тем, эта машина, в отличие от обычной машины Тьюринга,

может время от времени подключаться к оракулу - неалгоритмическому

устройству, способному выдавать по запросу алгоритма решения той или

иной конкретной алгоритмически невычислимой функции для заданных

конкретных значений аргумента данной функции. Например, в качестве

оракула может выступать устройство, способное для любой программы и

входных данных решать проблему остановки.

Пенроуз утверждает, что такая система с оракулом подпадает под

определение формальной системы и, поэтому, на нее распространяются

ограничения, вытекающие из теоремы Геделя о неполноте формальных систем.

Действительно, для такой системы можно построить неразрешимое

предложение, утверждающее собственную невыводимость из аксиом, в состав

которых включается также и оракул. Именно потому, что функция оракула

может быть вполне однозначно формально описана - и возникает возможность

построения вполне определенного неразрешимого геделевского предложения

для данной системы. Таким образом, если мы утверждаем, что человек

ускользает от тех ограничений, которые накладывает на формальные системы

теорема Геделя, то мы должны постулировать невозможность имитации

функции сознания и с помощью любых машин Тьюринга с оракулом (о-машин).

Отсюда следует, что душа человека есть не просто нечто бесконечное, но

абсолютно бесконечное, содержащее в себе Абсолют - то, выше чего и вне

чего помыслить что-либо невозможно.

Поскольку в чувственно воспринимаемом "материальном" мире человек -

существо конечное, то из этого следует, что человек имеет также и некую

"скрытую", бесконечную сверхчувственную составляющую (тождественную

содержательно Абсолюту), которая является подлинным основанием его

сознания. Можно предположить, что наше конечное чувственное бытие - есть

частное проявление (актуализация) бесконечного сверхчувственного начала.

И именно к этому сверхчувственному началу нашей души и применимо в

полной мере условие "алгоритмической невычислимости". (Которое, как мы

видели, неприменимо к конечным системам).

Все эти весьма радикальные метафизические выводы, которые до сих пор

основывались лишь на анализе теоремы Геделя о неполноте формальных

систем, было бы желательно подкрепить какими-либо другими, не связанными

с теоремой Геделя, аргументами.

Такие аргументы, на наш взгляд, имеются. Один из этих аргументов связан

с понятием о существовании уникального индивидуального "Я". Другой

аргумент вытекает из анализа проблемы соотношения функционального,

феноменального и субстратного аспектов нашего сознания. Последний

аргумент связан, также, с вопросом о возможности достоверных суждений о

переживаемых нами субъективных феноменах.

Рассмотрим последовательно эти аргументы. Начнем с того очевидного

обстоятельства, что человеческое сознание существует всегда в форме той

или иной конкретной единичной индивидуальности, конкретного "Я" -

субъекта психической деятельности.

Как бы мы не понимали природу "Я", несомненно, что "Я" есть нечто

абсолютно уникальное, существующее лишь в единичном экземпляре.

Действительно, предположим, что может существовать "второе Я", т.е.

индивид, независимый от меня физически, но, вместе с тем, обладающий тем

же самым "Я". Сразу же становится очевидной абсурдность этого

предположения. Ясно, что любой физически независимый от меня субъект,

будь даже он абсолютно точной моей копией (физической и духовной) - не

есть я. В противном случае я должен был бы чувствовать: когда его бьют,

когда ему хорошо, когда плохо, о чем он думает и т.п.

Итак, "Я", по самой своей природе - как единичная индивидуальность -

может существовать лишь в одном экземпляре, есть нечто "неудвоимое".

Эта уникальность, существенная единичность "Я", видимо, и породила

понимание "Я" как некой совершенно бессодержательной сущности,

находящейся как бы за пределами потока субъективных переживаний. "Я"

стали мыслить как некий "чистый взор", как некого "зрителя", перед

которым, как в кинофильме, развертывается содержание "потока сознания".

(Такое понимание "Я" можно найти уже в Ведах).

В самом деле, если "Я" абсолютно уникально, неудвоимо - то его

невозможно отождествить с каким-либо конкретным конечным феноменальным

содержанием сознания - с какими-либо образами, ощущениями,

представлениями, идеями и т.п. Нередко "Я" пытаются отождествить с

личностью или с содержимым памяти субъекта. Однако если память (которая,

как полагают, и образует фундамент личности) - это ничто иное, как

некоторая конечная совокупность зафиксированных в мозге материальных

"записей", то не видно никаких принципиальных препятствий к тому, чтобы

скопировать эти записи и каким-то образом перенести их в другой мозг -

осуществляя тем самым "копирование" личности.

Но это, очевидно, не приведет к "копированию Я". Отсюда вывод: "Я" не

тождественно ни личности, ни совокупной памяти, никакому вообще

конечному содержанию - которое может быть, в принципе, скопировано,

размножено.

Представление о "бессодержательности" "Я" - как будто решает эту

проблему - различая "Я", как "чистый взор" от "содержания",

предстоящего этому "Я". Но такая абсолютная бессодержательность "Я"

порождает новые трудности. Если "Я" не тождественно какому-либо

конкретному содержанию, структуре, информации и т.п., то, спрашивается,

как мы вообще можем знать о том, что есть какое-либо "Я"? Как вообще

можно знать нечто, полностью лишенное какого-либо положительного содержания?

Представляется очевидным, что знать можно лишь что-то обладающее

конкретным содержанием. Отсюда - один шаг до вывода о том, что никакого

"Я" вообще не существует. Если "Я" бессодержательно, то оно - не более

чем фикция, понятие не наполненное определенным смыслом. (Этот вывод,

фактически, был сделан еще Д. Юмом в первой трети 18 века - и этот вывод

надолго, по сути, до настоящего времени, заблокировал развитие

позитивной философской теории индивидуального "Я").

Избежать столь негативных и противоречащих здравому смыслу выводов в

отношении "Я" можно, видимо, лишь признав содержательность "Я". Но тогда

мы снова возвращаемся к проблеме "неудвоимости Я". Необходимо, видимо,

как-то совместить, с одной стороны, содержательность "Я", а с другой -

невозможность "размножения" "Я". Совместить эти два условия можно лишь

предположив, что наше "Я" (индивидуальная душа) - это некое бесконечное

содержание. Только бесконечное содержание принципиально не возможно

скопировать и потому только бесконечное содержание может составлять

основу нашей уникальной индивидуальности.

Бесконечность содержания нашей "души", безусловно, исключает возможность

компьютерной имитации той или иной конкретной личности. Отсюда очевидна

полная абсурдность многочисленных в последнее время проектов достижения

личного бессмертия путем поэтапного "переселения" конкретной личности в

компьютер (4). (Путем, например, постепенного замещения нервной ткани

микросхемами).

Ясно, что если бы личность (индивидуальное "Я") можно было бы

"перенести" из мозга в компьютер, то ее можно было бы одновременно

поместить в нескольких компьютерах, т.е. осуществить "размножение"

индивидуального "Я". Это рассуждение наглядно показывает принципиальную

невозможность отождествить "Я" с какой-либо конечной информацией, каким

либо конечным содержанием, а также с алгоритмически вычислимой функцией.

Возможность алгоритмической имитации функции индивидуальной психики

прямо влечет возможность ее "размножения". Следовательно, нужно

признать, что такая имитация принципиально не возможна (или же нужно

признать полную "бессодержательность" "Я", принципиальное отличие "Я" от

"функции сознания", - со всеми вытекающими отсюда негативными следствиями).

Другой аргумент в пользу "невычислимости" функции сознания человека

связан с оценкой различных подходов к решению психофизической проблемы -

проблемы отношения материи и сознания.

Очевидно, что мозг и сознание тесно взаимосвязаны. Однако характер этой

взаимосвязи можно понимать различным образом. Ключевой вопрос здесь: как

соотносится феноменальная реальность (мир субъективных переживаний) и

физические процессы в мозге. Можно ли, например, утверждать, что между

ними имеется взаимно-однозначное соответствие - так что любое

субъективное явление - образ, ощущение, смысл и т.д. - можно взаимно

однозначным образом сопоставить с определенными физическими процессами в

мозге?

Сомнения в наличии такого взаимно однозначного соответствия

субъективного и физического проистекают из того факта, что наше знание о

собственных субъективных переживаниях опосредовано актами рефлексии,

т.е. некими процедурами самоотчета. Мы знаем о своих переживаниях ровно

столько, сколько способны сообщить окружающим. Рефлексия - это некоторая

конкретная психическая функция и, следовательно, одна из функций нашего

мозга. Функции, как правило, обладают в тех или иных пределах

инвариантностью по отношению к физическому способу их реализации: одну и

ту же функцию (например, функцию обработки информации) можно осуществить

самыми различными способами, используя, при этом, самые различные

материалы, виды энергии, различные алгоритмы реализации данной функции.

Предположим, что суммарная функция нашего мозга может быть достаточно

точно воспроизведена с помощью компьютера. Это означает, что данная

функция является инвариантной к способу ее реализации. Но если функция

инвариантна по отношению к способу ее реализации, то по характеру

функционирования, очевидно, невозможно в точности установить устройство

функционирующей системы.

Предположим, что мы научились заменять нервные клетки человеческого

мозга функционально эквивалентными устройствами, состоящими, скажем, из

кремниевых транзисторов. Тогда можно постепенно заменить нервную ткань

мозга некой "искусственной нервной тканью". Если такая замена реально

осуществлена, то, спрашивается, сможет ли человек, мозг которого был

подвергнут такой операции, заметить, что у него в голове вместо живого

мозга - куча транзисторов?

Если "электронный мозг" функционирует в точности так же, как и "живой",

то на тождественные вопросы "электронный" мозг и "живой" мозг должны

давать тождественные ответы. На вопрос: "чувствуете ли Вы какие-либо

изменения в себе, в своем внутреннем мире" человек, подвергнутый

операции замены "живого" мозга на "электронный", должен, очевидно,

ответить отрицательно. Никаких изменений в себе он заметить не сможет.

Это означает, что физические процессы в мозге не представлены (и в

принципе не могут быть представлены) на уровне субъективного самоотчета.

Иными словами, то, о чем мы говорим, описывая собственные субъективные

переживания, это не физические процессы в мозге, а некая инвариантная

"функциональная структура". Эта точка зрения известна как

"функционализм" или "эмерджентизм".

"Функционализм", на первый взгляд, представляется весьма убедительной

теорией. Однако эта концепция вызывает существенные возражения. Один из

наиболее известных аргументов против функционализма - это так называемый

"аргумент китайской комнаты", придуманный Дж. Серлом (9).

Отметим, прежде всего, что компьютер представляет собой характерный

пример системы, функция которой в широких пределах инвариантна по

отношению к способу ее физической реализации. Так, например, транзисторы

можно сделать не только из кремния, но и из других материалов (арсенида

галлия, сверхпроводников и т.п.). Можно вообразить себе полностью

механический или гидравлический компьютер. Способ осуществления

вычислений, даже в рамках одной и той же физической конструкции, может

широко варьироваться без каких-либо изменений соотношения "вход" - "выход".

Если компьютер можно сделать почти из "чего угодно", то в качестве его

главной рабочей детали (процессора) можно использовать, также, и

человека. Ясно, что человек легко может выполнять все те операции,

которые выполняет компьютер (или, например, машина Тьюринга).

Следовательно, человек, с этой точки зрения, является "универсальной

вычислительной машиной".

Предположим, что человек, выполняющий функцию вычислительной машины,

находится в закрытой комнате и может общаться с внешним миром лишь через

окошко. Предположим, также, что "программа" (инструкция), которую он

выполняет, - это программа "понимания" китайского языка. Когда через

окошко в комнату вводится некоторый текст, написанный по-китайски,

"человек-компьютер" обрабатывает данный текст с помощью данных ему

инструкций (подобных, например, "функциональным таблицам" машины

Тьюринга) и выдает назад в окно получившийся результат.

Если инструкции написаны подобно программе компьютера, т.е. в виде

жесткого алгоритма, предписывающего чисто механическое манипулирование с

полученными символами, то, очевидно, человек в комнате сможет выполнить

все необходимые манипуляции не понимая ни слова по-китайски и вообще не

вникая в смысл символов, с которыми он работает. Однако если программа,

в соответствии с которой действует "человек-компьютер", - это

действительно эффективная программа понимания китайского языка, то на

осмысленные вопросы, заданные на китайском языке, человек будет давать

также осмысленные ответы по-китайски - даже если он на самом деле не

знает ни одного китайского слова!

Таким образом, хотя с точки зрения внешнего наблюдателя человек в

"китайской комнате" будет знать китайский язык, поскольку будет

осмысленно отвечать на любые вопросы, сформулированные по-китайски,

истинное "субъективное" понимание китайского языка в данной ситуации

будет полностью отсутствовать.

Программу понимания китайского языка можно заменить, например,

программой распознавания образов - и тогда мы получим имитацию процесса

зрительного восприятия при отсутствии адекватных зрительных переживаний.

Итак, человек может имитировать функцию компьютера, который, в свою

очередь, имитирует те или иные психические функции человека и при этом

данный человек не будет субъективно переживать то, что должен переживать

человек, в голове которого протекает соответствующий психический процесс

(например, процесс понимания китайского языка или процесс зрительного

восприятия).

Отсюда можно сделать вывод, что тождество функций само по себе не

гарантирует тождества (или даже хотя бы наличия) субъективных

переживаний. Но это означает, что переживания, феноменальный внутренний

мир - не является простым коррелятом совокупной функции нашего мозга, а

соответствует скорее физическому способу реализации этой функции (или же

вообще есть нечто "сферхфизическое" - если мы допускаем дуалистическое

решение психофизической проблемы). Следовательно, наличие ощущений,

образов, представлений, смыслов, и т.п., конкретный характер переживания

всех этих явлений - зависит от того, каким именно образом наш мозг

физически (или "сферхфизически") реализует те или иные функции по

обработке сенсорной информации, выработке поведенческих решений и т.д.

Все это означает, что утверждение функционалистов об инвариантности

психических функций по отношению к способу их реализации в мозге -

ошибочно. Способ осуществления психических функций непосредственно

отражается на характере субъективных переживаний, сопровождающих тот или

иной психический процесс.

Можно даже указать, какая именно составляющая нашего внутреннего мира

непосредственно отражает способ реализации психических функций в мозге.

Это то, что называют "чувственными качествами". Это такие качества, как

цвет, запах, вкус, боль, высота звука и т.д. Возьмем, к примеру, цвет.

Цвет как субъективно переживаемое чувственное качество не является

свойством самих физических объектов. По существу, цвет - это

субъективный способ представления информации о длине электромагнитной

волны, падающей на сетчатку глаза. Субъективный характер цветовых

ощущений доказывается хотя бы тем, что разные люди по-разному

воспринимают цвета, а также тем, что цветовые ощущения можно вызвать

непосредственным электрическим раздражением мозга или зрительного нерва.

Если мы наденем очки с цветными стеклами - изменится видимый цвет

предметов, но это не значит, что изменились сами предметы.

Таким образом, наше знание о цвете - это знание не о самих вещах, а о

том, каким образом наш психический механизм кодирует сенсорную

информацию - конкретно информацию о длине электромагнитной волны. Мы

достоверно знаем, что для этих целей он использует набор качественно

различных цветовых ощущений. В принципе, вполне возможны и какие-либо

другие способы кодирования информации о длине волны. Например, мы могли

бы видеть поверхности, обладающие различной способностью поглощать и

отражать электромагнитные волны различной длины, заштрихованными

различным образом и т.п.

Однако если функция нашего мозга обладает свойством инвариантности по

отношению к способу ее реализации (а это несомненно так, если возможен

полноценный "искусственный интеллект" на базе вычислительных устройств,

подобных машине Тьюринга или компьютеру), то совершенно не понятно каким

образом мы можем иметь какую-либо информацию о том, каким конкретно

способом наш мозг осуществляет ту или иную психическую функцию. По

существу в этом случае знание о способе реализации психических функций -

именно как достоверное знание - представляется принципиально невозможным.

Здесь мы делаем особый акцент на достоверном характере наших знаний о

содержимом собственного внутреннего мира. Интуитивно представляется

совершенно невозможным усомниться в истинности собственного

рефлексивного самоотчета. Если я вижу перед собой зеленую стену - я не

могу усомниться в том, что я в этот момент действительно вижу нечто

зеленое. Даже античные скептики, которые сомневались во всем на свете,

исключали сомнения в отношении собственных субъективных переживаний.

Тимон говорил: "Я сомневаюсь, что мед сладок, но что он кажется сладким

- я полностью принимаю".

Мы как бы имеем (в виде особого чувства очевидности) непосредственные,

убедительные доказательства подлинности чувственно данной нам

"феноменальной реальности". Очевидно, что эта внутренняя

самодостоверность, доказательность рефлексии в отношении чувственных

качеств невозможна, если функция сознания инвариантна к способу ее

физической реализации.

Можно представить себе некий компьютер, который способен описывать свое

собственное устройство и алгоритм, которому он подчинен. Однако, эта его

"рефлексивная способность" не обеспечивает для него достоверность знаний

о его действительном устройстве и действительном алгоритме его

деятельности. Можно в широких пределах изменять устройство данного

компьютера, изменять его алгоритм - так, что при этом суммарная его

функция, включая и функцию "самоописания", останется неизменной. Но в

последнем случае "рефлексивный самоотчет" данного компьютера будет

ошибочным. Следовательно, этот "самоотчет" и изначально не обладал

гарантированной истинностью.

Наше знание собственного внутреннего мира, знание чувственных качеств -

которое, как мы установили выше, является знанием о способе обработки

сенсорной информации в мозге, интуитивно представляется совершенно

достоверным, что несовместимо с предположением о возможности различных

способов реализации психических функций.

Одно из двух: либо достоверность нашего самоосознания иллюзорна - и

тогда никакое непосредственное, самодостоверное знание в принципе не

возможно - и мы погружаемся в "трясину" абсолютного релятивизма, либо

достоверное знание существует и, таким образом, ошибочен тезис

инвариантности функции сознания по отношению к способу ее реализации. В

последнем случае нужно признать, что существует лишь один единственный

физический способ реализации данной функции - именно тот способ, который

и использует наш мозг. (Поскольку мы не только имеем достоверные знания

о собственных переживаниях, но и также знаем, что они действительно

достоверны, то одного условия единственности способа реализации

психических функций недостаточно. Необходимо также, чтобы субъект имел

некие абсолютные гарантии этой единственности. Такую гарантию, очевидно,

может дать лишь Бог - так что достоверность самопознания, кроме всего

прочего, указывает на непосредственную "божественность" человеческого

сознания, его сопричастность самому предельному основанию мироздания).

Итак, если наше самоосознание достоверно, то нужно признать, что

существует лишь один единственный способ осуществления функции нашего

сознания. Однако, это условие невыполнимо, если возможна компьютерная

(алгоритмическая) имитация функции сознания. Таким образом, мы приходим

к выводу, что условие достоверности самоосознания выполнимо лишь в том

случае, если функция сознания в некотором смысле "невычислима", т.е.

невоспроизводима с помощью какого-либо "алгоритмического устройства".

Отметим, однако, что в данном случае требование "невычислимости" имеет

несколько иной смысл, чем в том случае, когда мы связывали это

требование с теоремой Геделя о неполноте формальных систем. Мы уже

отмечали, что теорема Геделя и гипотеза алгоритмической невычислимости

функции сознания не накладывают, по существу, какого-либо запрета на

практическое создание систем искусственного интеллекта. Однако, новые,

рассмотренные нами аргументы в пользу "невычислимости" - такой запрет,

по существу, предполагают.

Действительно, достоверность рефлексии предполагает практическую

невозможность заменить мозг функционально эквивалентным алгоритмическим

устройством. Эта практическая невозможность, поскольку она не может быть

непосредственно обусловлена алгоритмической невычислимостью функции

сознания, может быть обусловлена лишь физическими причинами -

ограниченностью ресурсов, характером физических законов и т.п. (Или же,

как мы отмечали выше, может быть обусловлена некими

"сверхестественными", "экстрасенсорными" свойствами, возможно присущими

нормальной человеческой психике).

Итак, мы видим, что единственность способа физической реализации функции

сознания - является более сильным требованием, чем алгоритмическая

невычислимость данной функции. Заметим, также, что единственность

физической реализации функции сознания возможна и при условии, что

функция сознания алгоритмически вычислима. Действительно,

алгоритмическая вычислимость еще не гарантирует, что соответствующие

вычисления реально могут быть осуществлены. На это может не хватить ни

времени, ни материальных и энергетических ресурсов. Здесь нужно, также,

учитывать, что имитация функции сознания имеет смысл только в том

случае, если она осуществляется в реальном масштабе времени.

Можно предположить, что принцип инвариантности функции по отношении к

способу ее реализации имеет пределы применимости и его применимость

зависит от сложности рассматриваемой функции. Действительно, достаточно

простые функции, такие как арифметическое сложение или вычитание,

извлечение корня и т.п. можно осуществить самыми различными способами,

например, с помощью механического арифмометра, вручную, используя

калькулятор, компьютер различной конструкции и т.п. Более сложные

задачи, например, решение систем сложных дифференциальных уравнений, -

уже арифмометр или калькулятор решить не смогут. Не удастся их решить и

вручную - за сколько-нибудь обозримое время. Т.е. чем сложнее функция -

тем уже круг физических устройств, с помощью которых данная функция

может быть практически реализована. Можно предположить, что при

достижении уровня сложности человеческой психики, число "устройств",

способных реализовать подобную функцию, сокращается до одного устройства

- и таким единственным "устройством" является человеческий мозг.

Поскольку, в соответствии с тезисом Черча, различия между универсальными

вычислительными устройствами могут касаться лишь скорости и объема

памяти, то можно предположить, что мозг является в некотором роде

"предельным" вычислительным "устройством", т.е. относится к классу

вычислительных устройств, обладающих максимально возможной

"вычислительной мощностью". Иными словами, любое устройство, способное

эффективно имитировать функцию мозга, с необходимостью должно быть

основано на тех же самых физических (а также структурных и

алгоритмических) принципах, которые лежат в основе процессов переработки

информации в человеческом мозге.

Таким образом, данная концепция не исключает возможность создания

"искусственного интеллекта", но предполагает, что любой "искусственный

мозг", равный по своим возможностям человеческому мозгу, должен

использовать те же самые физические и структурные принципы, что и мозг

естественный. (Этот вывод, конечно, верен лишь только в том случае,

если сознание действительно является функцией мозга, а для описания

функции мозга - достаточно известных нам законов физики. И то и другое с

точки зрения философии - весьма сомнительно (см. (30))).

Подведем итог обсуждения проблемы "вычислимости" функции человеческого

сознания. Мы видим, что имеются дополнительные основания считать

невозможной алгоритмическую имитацию функции сознания. Во-первых,

невозможность алгоритмической имитации сознания вытекает из

содержательной бесконечности человеческого "Я"- что, в свою очередь,

является следствием сущностной уникальности нашего "Я".

Во-вторых, такого рода невозможность проистекает из интуитивно очевидной

достоверности нашего рефлексивного самоотчета. Если при этом учесть, что

чувственные качества отражают способ обработки информации в мозге и,

следовательно, достоверность самоотчета означает возможность

достоверного знания о некоторых механизмах, лежащих в основе психической

деятельности. Отсюда вытекает требование единственности способа

реализации функции сознания.

Если единственным практически значимым следствием гипотезы

алгоритмической невычислимости функции сознания является

"непознаваемость" механизмов психической деятельности, то условие

единственности способа реализации функции сознания приводит нас к выводу

о практической (физической) невозможности компьютерной имитации функции

человеческого мозга.

Литература:

1.Антипенко Л.Г. Проблема неполноты теории и ее гносеологическое

значение. М., 1986.

2.Джордж Ф. Основы кибернетики. М., 1984.

3.Иванов Е.М. Материя и субъективность. Саратов, 1998.

4.Корчмарюк Я.И."Сеттлеретика" - новая междисциплинарная наука о

"переселении" личности (ИНТЕРНЕТ-ресурс)

5.Криницкий И.А. Алгоритмы вокруг нас. М., 1984.

6.Пенроуз Р. Новый ум короля. М., 2003.

7.Перминов В.Я. Развитие представлений о надежности математического

доказательства. М., 1987.

8.Роджерс Х. Теория рекурсивных функций эффективная вычислимость. М., 1972.

9.Сирл Дж. Разум мозга - компьютерная программа?// В мире науки. 1990.

N3. С.7-13.

10.Соловьев В.С. Критика отвлеченных начал // Сочинения. Т.1. М., 1990.

11.Baars B.J. Can Physics Provide a Theory of consciosness? // PSYCHE,

1995, 2 (8).

12.Bohm D. Wholeness and the Implicate Order. L.,1983.

13.Chalmers D.J. Facing Up to the Problem of Consciousness // Journal of

Consciousness Studies, 2 (3), 1995, pp.200 - 219.

14.Chalmers D.J. Mind, Machines, and Mathematics // PSYCHE, 1995, 2(9).

15.Deutsch D. Quantum Theory, the Church-Turing Principle and the

Universal Quantum Computer // Proc. Roy. Soc. L., A400. 1985.N96.

16.Feferman S. Penrose's Godelian Argument // PSYCHE, 1995, 2 (7).

17.Grover L.K. A fast quantum mechanical algorithm for datebase search

// Proceedings, STOC, 1996.

18.Klein S.A. Is Quanum Mechanics Relevant to Anderstenting

consciousness? // PSYCHE, 1995, 2 (2)

19.Lucas J.R. Mind, Machines, and Godel // Philosophy, 1961, 36, pp.

112-127.

20.Maudlin T. Between the Motion and the Act // PSYCHE, 1995, 2(2)

21.McCarthy J. Awareness and Understending in Computer Programs //

PSYCHE, 1995, 2 (11).

22.McCullough D. Can Humans Escape Godel? // PSYCHE, 1995, 2(4).

23.McDermott D. Penrose is Wrong // PSYCHE, 1995, 2 (2).

24.Moravec H. Roger Penrose's Gravitonic Brains // PSYCHE, 1995, 2 (6).

25.Penrose R. Beyond the Doubting of Shadow // PSYCHE, 1996, 2 (23)..

Penrose R. Shadows of the Mind. L., 1993.

26.Penrose R. Shadows of the Mind. L., 1993.

27.Shor P.W. Algorithms for Quantum Computation: Discrete Log and

Factoring // Proceedings of the 35th annual Symposium on the Foundations

of Computer Science. IEEE. Computer Society Press. 1994. P.124.

28.Stapp H.P. Why Classical Mechanics Cannot Naturally Accommodate

Consciousness bat Quantum Mechanics Can // Psyche. 2 (21). 1996.

29.Walker E.H. The Nature of Consciousness // Mathematical Biosciences.

1970.N7.P.131-178.

30.Иванов Е.М. Я и Абсолют. О перспективах решения психофизической

проблемы. Саратов, 2003.

No Copyright: Иванов Евгений Михайлович </avtor/mikroprozop>, 2011

Свидетельство о публикации N21102181602

Рецензии

Написать рецензию </addrec.html?2011/02/18/1602>

Произведение впечатляет...Естественно, рецензию я могу дать только на

мою версию данного произведения. У пользователя Михайлова своя версия

собственного произведения. А понимает ли автор, что он имеет дело с

собственной версией Курта Геделя? Что значит доказать? Если самому себе,

то самому себе человек может доказать все, что ему выгодно, что ему

нужно.Если же другому, то нужно создать такие условия для другого, чтобы

запускающиеся автоматизировано нейропрограммы другого давали нужный

прогнозируемый результат для доказывающего. Допустим, что я доказываю

какое-то положение математику. Если я допускаю, что положение ложно, но

при таком допущении вывожу следствие, что А не равно А, то не найдя

ошибок в моем выведении следствия, математик вынужден согласиться, что

положение верно. В противном случае либо есть ошибка в выведении

следствия, которую математик не может найти, либо А не равно А. Если бы

математик был в здравом уме, то он бы нашел другой вариант, т.е. нашел,

что само положение А равно А ложно, если понимать под А конструкцию из

составов в сцеплении с бумагой, то любая конструкция не равна даже себе,

так как в два разных момента она другая. Если же не иметь в виду

какие-либо конструкции, то где тогда А? Если А - это символ, то это

психический продукт самого математика, который он ставит в соответствие

графемам - конструктивным элементам письма. Математик, таким образом,

вынужден будет заняться действительными исследованиями себя. НО...

В моей версии Курт Гедель своими работами положил конец математиков

определенного типа. Он продемонстрировал пустоту математики. Не

математика является действующей сущностью, но математики, т.е. люди.

Спасибо за внимание.

Зик Физик </avtor/fisik> 24.06.2011 08:15 •

</rec.html?2011/06/24/344> Заявить о нарушении правил

</complain.html?rec_2011/06/24/344>

Добавить замечания </addnotes.html?2011/06/24/344>

Теорема Гёделя показывает, что математическое мышление основано на

интуиции, которая не поддается полной алгоритмической имитации. Отсюда

отнюдь не следует, что математика пуста (т.е. ничего не говорит нам о

реальности) и субъективна. Если бы это было так, математики не могли бы

договориться ни по одному вопросу и существовало бы столько математик,

сколько существует математиков.Кроме того, "пустая" математика не была

бы эффективным инструментом в естественных науках.

Иванов Евгений Михайлович </avtor/mikroprozop> 25.06.2011 11:53

Заявить о нарушении правил

</complain.html?notes_2011/06/24/344_mikroprozop>

Уважаемый Евгений Михайлович! Как Вы умудряетесь видеть то, что Вам

показывает теорема Геделя? Опишите, пожалуйста, в каком виде ОНА

предстает перед Вами и показывает свои прелести. И как с Вами

разговаривает математика о реальности? Это очень важно. Если еще и по

ночам, то это еще лучше.

Зик Физик </avtor/fisik> 25.06.2011 19:24 Заявить о нарушении правил

</complain.html?notes_2011/06/24/344_fisik>

Ваши вопросы напоминают мне следующий фрагмент из Диогена Лаэртского:

Когда Платон рассуждал об идеях и изобретал названия для "стельности" и

"чашности", Диоген сказал: "А я вот, Платон, стол и чашу вижу, а

стельности и чашности не вижу". А тот: "И понятно: чтобы видеть стол и

чашу, у тебя есть глаза, а чтобы видеть стельность и чашность, у тебя

нет разума".

Иванов Евгений Михайлович </avtor/mikroprozop> 25.06.2011 21:13

Заявить о нарушении правил

</complain.html?notes_2011/06/24/344_mikroprozop>

То, что Вы знали Платона и Диогена, - это хорошо. Но мне эти физические

лица не знакомы. Собственно, не знаю я и Иванова Евгения Михайловича -

физического лица под ником Иванов Евгений Михайлович - пользователя ПК,

которого я могу лишь вообразить. Но если он заявляет, что ему математика

говорит, то ему уже помочь нельзя. Пусть беседует с математикой,

теремами Геделя и с самим Геделем.

Спасибо за внимание.

Зик Физик </avtor/fisik> 25.06.2011 23:24 Заявить о нарушении правил

</complain.html?notes_2011/06/24/344_fisik>

Прозару

авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере

сделать стартовой / добавить в закладки

Сознание в квантовом мире. о происхождении сознани

Иванов Евгений Михайлович

Иванов Е.М. Сознание в квантовом мире. О происхождении сознания. Издательский центр "Наука", Саратов, 2008. - 56 с. ISBN 978-5-91272-657-6

СОЗНАНИЕ В КВАНТОВОМ МИРЕ

Поводом к написанию данной работы послужила статья М.Б. Менского "Концепция сознания в контексте квантовой механики" (1), а также изучение ряда статей других авторов, посвященных "эвереттовской" интерпретации квантовой механики и роли сознания наблюдателя в рамках этой интерпретации (3, 4, 5).

Концепция сознания Менского основывается на многомировой интерпретации квантовой механики, предложенной еще в 50-х годах американским физиком Хью Эвереттом (6). Эта интерпретация была преложена как средство преодоления концептуальных трудностей в основаниях квантовой механики, возникающих в связи с постулатом редукции волновой функции, который представляется необходимым для построения квантовомеханической теории измерений.

Поясним суть проблемы на примере. Предположим, что мы имеем квантовую систему, состояние которой описывается вектором состояния |Ф>. Мы имеем, также, измерительный прибор, измеряющий некий параметр Р, и способный, при этом, различить два альтернативных значения Р: р1 и р2. Если |Ф> не является собственной функцией оператора данной наблюдаемой Р, то мы не можем заранее предсказать результаты измерения. Квантовая механика в этом случае дает лишь вероятностные предсказания. Зная |Ф>, мы можем заранее вычислить с какой вероятностью мы будем наблюдать при многократном повторении данного измерения значения р1 и р2. Для вычисления этих вероятностей, согласно стандартной теории измерения, мы должны разложить |Ф> по базису, образованному собственными функциями оператора измеряемой величины. В нашем примере величина принимает два значения р1 и р2 и, следовательно, имеются только две соответствующие им собственные функции |ф1> и |ф2>. Таким образом, мы должны представить |Ф> в виде суперпозиции: |Ф> = с1|ф1> + с2 |ф2>, где с1 и с2 - комплексные числа. Вероятность получить значения р1 и р2 будет равна, соответственно, |с1|2 и |с2|2 , а сама квантовая система после измерения в зависимости от его результата будет находиться либо в состоянии |ф1> либо состоянии |ф2>. Т.е. по окончанию измерения мы должны вычеркнуть в исходной суперпозиции |Ф> = с1|ф1> + с2|ф2> либо компоненту |ф1> (если результат соответствует р2), либо компоненту |ф2> (в противном случае). Это и есть процедура "редукции волновой функции".

Парадоксальность процедуры редукции заключается в том, что она никоем образом не может быть получена как результат шредингеровской эволюции вектора состояния как исходной системы, так и объединенной системы, состоящей из квантовой системы и измерительного прибора. Измерение с физической точки зрения есть взаимодействие квантовой системы с измерительным прибором и как таковое оно, конечно, может быть описано с помощью уравнения Шредингера. Пусть прибор до измерения находится в квантовом состоянии |Р>. Тогда состояние совместной системы "квантовый объект + прибор" до измерения представляется произведением: |Р>|Ф> = |с1|ф1> + с2|ф2>||Р>. После взаимодействия в силу линейности шредингеровской эволюции мы получим суперпозицию, описывающую совместное состояние квантовой системы и прибора: |G> =с1|ф1>|р1> + с2|ф2>|р2>, где |р1> и |р2> - состояния прибора после измерения означающие, соответственно: "прибор показал значение р1" и "прибор показал значение р2". Т.о. после взаимодействия с квантовой системой прибор также переходит в состояние суперпозиции, что противоречит тому очевидному факту, что посмотрев на показания данного прибора мы всегда находим его каком-то определенном состоянии: либо |р1>, либо |р2>. Ситуация не меняется и в том случае, если мы попытаемся учесть также и взаимодействие системы "объект+прибор" с человеком-наблюдателем, который считывает показания данного прибора. Обозначим состояние наблюдателя до осуществления наблюдения состояния прибора |F>. Тогда состояние совместной системы: "объект+прибор+наблюдатель" до измерения будет изображаться вектором |Р>|Ф>|F>. После измерения но до наблюдения оно переходит в |с1|ф1>|р1> + с2|ф2>|р2>||F>, а после наблюдения, опять-таки в силу линейности шредингеровской эволюции, переходит в суперпозицию: с1|ф1>|р1>|f1> + с2|ф2>|р2>|f2>, где |f1> и |f2> есть, соответственно состояния наблюдателя, соответствующие случаям: "наблюдатель увидел что прибор показывает значение р1" и "наблюдатель увидел, что прибор показывает значение р2". Это означает, что наблюдатель, как только он посмотрел показание прибора, перешел в суперпозиционное состояние и, следовательно, не способен однозначно определить в каком из двух альтернативных состояний находится прибор. Все это явно противоречит здравому смыслу и требует объяснения.

Традиционное (копенгагенское) решение парадокса измерения основано на постулате "классичности" измерительного прибора (и, естественно, человека-наблюдателя). Квантовое описание, якобы, применимо лишь к микрообъектам, но не к макроскопическим предметам вроде прибора или человека. Поэтому последние должны описываться с позиций классической физики и, соответственно, не могут находиться в состоянии суперпозиции. Макрообъекты всегда находятся в каком-то вполне определенном "классическом" физическом состоянии, что ведет к разрушению суперпозиции уже на уровне взаимодействия квантовой системы с прибором. Т.о. в этом случае мы, как макроскопические существа, всегда имеем дело с классическими "проекциями" квантовой реальности, но не с квантовыми состояниями как таковыми. Эта точка зрения, однако, не имеет никакого оправдания внутри самого квантовомеханического формализма. Классическое описание, с точки зрения квантовой теории, есть лишь приближение к более точному и адекватному квантовому описанию и, если макрообъект состоит из множества микрочастиц, описываемых как по отдельности, так и в совокупности с позиций квантовой механики, то нет никаких оснований думать, что макробъект как целое не может быть описан как квантовомеханическая система, и что эта система не может находиться в состоянии суперпозиции. Существование макроскопических квантовых эффектов (таких как сверхпроводимость, сверхтекучесть и др.) прямо указывает на применимость квантового описания к сколь угодно большим совокупностям частиц. Используя эти эффекты, можно также продемонстрировать существование "макроскопических суперпорзиционных состояний" (7).

Проблему измерения в квантовой механике пытаются, также, разрешить с позиций весьма популярной в настоящее время "теории декогеренции". Согласно концепции "декогеренции", взаимодействие квантовой системы и прибора, описываемое с позиции квантовой механики, порождает т.н. "запутанное состояние" этих двух систем (квантового объекта и прибора). Это означает, что между этими двумя системами имеют место квантовые корреляции, которые не позволяют каждой из этих систем в отдельности приписать чистое квантовое состояние. (Соответственно вектор состояния, описывающий запутанную систему "квантовый объект+прибор", не может быть представлен в виде произведения двух волновых функций, описывающих эти две системы по отдельности). Однако каждую из подсистем можно описать отдельно друг от друга с помощью матрицы плотности. Матрица плотности, в отличие от волновой функции описывает не чистое, а смешанное состояние квантовой системы. В нашем примере матрица плотности для квантовой системы после ее взаимодействия с прибором вычисляется по формуле: TrP |G><G| = |c1|2|ф1><ф1| + |с2|2|ф2><ф2|. Здесь TrP - операция взятия частичного следа по состояниям системы Р (прибора) для общей матрицы плотности объединенной системы "объект+прибор" |G><G|. Из этой формулы видно, что исходная суперпозиция превратилась в смесь двух чистых состояний |ф1> и |ф2>, которые при многократном повторении измерения будут наблюдаться с вероятностями |c1|2 и |c2|2 соответственно. Специфика описания состояния измеряемой системы с помощью матрицы плотности состоит в том, что здесь квантовые амплитуды вероятности заменяются обычными классическими вероятностями и таким образом теряется информация об относительной фазе комплексных коэффициентов с1 и с2 (поэтому процесс и называется "декогеренция"). В результате становятся ненаблюдаемыми характерные для квантовых процессов интерференционные эффекты и квантовая статистика становится неотличимой от классической статистики. Последнее обстоятельство и дает некоторым авторам повод утверждать, что декогеренция якобы и есть адекватное квантовомеханическое описание измерения. Однако легко понять, что это не так. В результате декогеренции исходная суперпозиция переходит в смесь, однако реально мы наблюдаем лишь одну из компонент этой смеси. Куда же, спрашивается, девается вторая компонента? На этот вопрос теория декогеренции никакого ответа не дает. Кроме того, процесс декогеренции принципиально обратим (возможен обратный процесс "рекогеренции" - восстановления исходной суперпозиции из смеси (8)), тогда как обычно понимаемая редукция волновой функции - процесс необратимый. По сути, в процессе декогеренции исходная суперпозиция не разрушается, а лишь "маскируется" за счет перепутывания степеней свободы квантового объекта с многочисленными степенями свободы макроскопического измерительного прибора и эта "маскировка" - есть лишь следствие нашей неспособности контролировать степени свободы макроскопических объектов. Таким образом, ни "копенгагенская интерпретация", ни "теория декогеренции" не дают нам внятного, самосогласованного решения проблемы квантового измерения.

В этом отношении более приемлемо решение проблемы измерения, которое дает многомировая интерпретация квантовой механики Эверетта. По сути, она основана на буквальном истолковании квантовомеханического описания взаимодействия квантовой системы, прибора и наблюдателя. Как мы видели, результатом этого процесса является суперпозиционное состояние вида: с1|ф1>|р1>|f1> + с2|ф2>|р2>|f2>, которое буквально означает, что субъект с вероятностью |с1|2 наблюдает величину р1, характеризующую состояние прибора после измерения, и с вероятностью |с2|2 - величину р2. В силу линейности уравнения Шредингера никакой физический процесс не способен мгновенно уничтожить одну из компонент суперпозиции, оставив неизменной вторую. Следовательно, если мы считаем квантовую механику полной и замкнутой теорией, мы должны признать, что обе компоненты суперпозиции продолжают существовать и после измерения. Эверетт интерпретирует эту ситуацию следующим образом: никакой редукции волновой функции в процессе измерения не происходит, но происходит "расщепление" Вселенной на два экземпляра, которые тождественны во всех отношениях за исключением считываемых субъектом показаний прибора, регистрирующего результат данного эксперимента. Во Вселенной1 он видит значение р1, а во Вселенной2 - значение р2. Это означает, что и субъект-наблюдатель "расщепляется" два экземпляра ("двойника"), которые одинаковы во всех отношениях за исключением того, что первый "двойник" обнаруживает себя во Вселенной1 и наблюдает показание прибора р1, а второй "двойник" - во Вселенной2 и, соответственно, наблюдает р2. В общем случае, если измерение допускает N различимых исходов и, соответственно, суперпозиция до момента измерения состоит из N компонент (N может варьировать от 2 до бесконечности), то в результате осуществления измерения Вселенная и субъект-наблюдатель расщепляются на N экземпляров, в каждой из которых реализуется одна из компонент данной суперпозиции.

Уже в теории Эверетта сознание оказывается тесно связанным с процессом селекции элементов суперпозиции квантового состояния. Именно расщепление сознания ведет к видимому эффекту "редукции" волновой функции: мы видим вполне определенный результат измерения именно потому, что наше сознание расщепилось вместе со Вселенной и способно видеть только одну из компонент исходной суперпозиции. Однако в этой теории не ясно, что представляет собой сознание само по себе. Менский делает следующий, вполне логичный шаг и постулирует, что сознание - это и есть не что иное, как сам "процесс разделения квантового состояния на компоненты". В частности, он пишет: "Способность человека (и любого живого существа), называемая сознанием, - это то же самое явление, которое в квантовой теории измерений называется редукцией состояния или селекцией альтернативы, а в концепции Эверетта фигурирует как разделение единого квантового мира на классические альтернативы" (1 с. 426).

В целом, принимая в общих чертах эту идею о связи сознания с процессом "селекции альтернатив", мы, тем не менее, полагаем, что нет никакой необходимости непременно связывать ее с эвереттовским расщеплением Вселенной на "одинаково реальные" дубликаты и тем более с расщеплением субъекта на множество "одинаково реальных" двойников. Оба эти положения не только не являются необходимыми, но и влекут ряд гносеологических затруднений и парадоксов, от которых, однако, можно легко избавиться, если представить процесс "селекции альтернатив" несколько в ином свете.

Вообще нет смысла заниматься интерпретацией сознания с квантовомеханической точки зрения, если отсутствует действительно содержательная теория сознания, которая дает реалистическое изображение феноменологии и функции сознания, описывает его как сложное, многоплановое явление. Подобная теория сознания была предложена нами в работе (9). Далее мы покажем, как с позиций этой теории (некоторые элементы которой мы изложим ниже) можно интерпретировать и развить далее идею Менского и построить вполне логичную и последовательную теорию квантового измерения.

Отметим вначале очевидные недостатки эвереттовской интерпретации процесса измерения. Начнем с тезиса о "расщеплении" Вселенной на множество "дубликатов", каждый из которых соответствует одному из членов суперпозиции состояния наблюдаемой квантовой системы. Во-первых, сама идея, что Вселенная как целое действительно расщепляется на множество "одинаково реальных" дубликатов только из-за того, что я произвел какие-то эксперименты с приборами и микрообъектами кажется совершенно фантастической и контринтуитивной. Каким образом мои столь ничтожные действия могли произвести столь грандиозный по масштабам результат? Как я могу породить целые Вселенные простым актом считывания показания с прибора? Этот недостаток отмечает, в частности, и Менский. (1 с. 424) Он же отмечает и второй недостаток интерпретации Эверетта. Он заключается в том, что концепция "многомирия" (известная, также как концепция "Мультиверса") принципиально недоказуема, если только не предположить, что "параллельные миры" способны каким-то образом воздействовать друг на друга. Однако, эта возможность чисто гипотетична, никак не вытекает из аппарата квантовой теории и ведет к весьма фантастическим выводам о неоднозначности прошлого, существования различного вариантов прошлого для разных субъектов и т.п. (мы имеем в виду т.н. "гипотезу склейки" элементов Мультиверса (2,3,5)). Далее, если каждый акт измерения-осознания делит единый квантовый мир на "классические альтернативы" и мы каждый раз обнаруживаем себя лишь в одном из этих миров, то, спрашивается, как мы вообще можем обнаружить какие-то квантовые свойства окружающей нас физической реальности?

Еще большие проблемы порождает идея "расщепления" субъекта-наблюдателя на множество двойников, каждый из которых обнаруживает себя в одной из "параллельных Вселенных". (Назовем это "концепцией мультиперсоны"). Попытаемся поставить себя на место данного наблюдателя. Предположим, я осуществляю измерение состояния квантовой системы, которое может дать два альтернативных результата: А и Б. Если имеет место результат А - загорается красная лампочка, если Б - зеленая. Спрашивается: что я увижу по окончании этого эксперимента? Очевидно, одно из двух: либо загорится красная лампочка, либо зеленая - и никогда то и другое одновременно. Пусть я вижу, что загорелась красная лампочка. Тогда, согласно концепции Мультиверса в параллельной вселенной мой двойник видит, что загорелась зеленая лампочка. Поскольку мы с двойником абсолютно тождественны по всем параметрам за исключением того, что я вижу красную лампочку, а он зеленую, то естественно было бы предположить, что мы с ним являемся одной и той же личностью, одним и тем же "Я". Тогда одно и то же "Я" видит и красную и зеленую лампочку. Но я вижу только красную лампочку, следовательно, я не есть мой двойник, а он не есть я. Но тогда мы должны допустить, что такой ничтожный факт, как видение вместо красной лампочки зеленой, вполне достаточен для того, чтобы я утратил себетождественность, превратился в "не-я". Следовательно, мы должны в этой ситуации либо признать абсурдную идею возможности "раздвоения "Я"" - возможности существования двух не связанных друг с другом отношением единства сознания индивидов, имеющих одно и то же индивидуальное "Я", либо признать, что малейшее изменение в моих восприятиях способно разрушить себетождественность моего "Я". И то, и другое представляется контринтуитивным. Таким образом, мы должны отказаться от признания существования и Мультиверса, и мультиперсоны. Сделать это, видимо, можно только одним способом: признать, что "в действительности" существует только одна единственная видимая нами Вселенная и каждый человек существует "в действительности" лишь в виде одной единственной персоны, обнаруживающей себя в этой единственной Вселенной.

Как этот вывод совместить с идеей, что функция сознания совпадает с функцией "селекции альтернативы" в квантовом измерении? Ясно, что селекция альтернатив неразрывно связана с чувственным восприятием этих альтернатив. Сознание выбирает именно то, что мы чувственно воспринимаем. И наоборот, то, что выбирает наше сознание в процессе селекции альтернативы - это и есть то, что мы в данный момент чувственно воспринимаем. Отсюда естественно сделать вывод, что выбор альтернативы и чувственное восприятие - суть одно и то же. Куда же в таком случае деваются другие альтернативы - которые мы не воспринимаем? Они никуда не деваются, с ними ровным счетом ничего не происходит. Они остаются там, где они и были - в составе изначальной суперпозиции. Вместе с тем, если мы их не воспринимаем, и, тем не менее, признаем, что они все же существуют, то это отнюдь не означает, что их кто-то обязательно должен воспринимать или что они существуют в том же смысле, в каком существуют воспринимаемые нами объекты. Если в вышерассмотренном примере я вижу красную лампочку, а в суперпозиции содержится также и возможность "видения зеленой лампочки", то это отнюдь не означает, что эту зеленую лампочку обязательно должен кто-то видеть или же что она должна даже невидимая существовать как "действительно существующая зеленая лампочка". В суперпозиции она существует именно как "возможность видения зеленой лампочки". Следовательно, и после измерения она может спокойно продолжать существовать в качестве "возможности видения", т.е. как существующая чистая возможность, как потенция.

Здесь уместно вспомнить о классической борновской "вероятностной" интерпретации вектора состояния. Согласно буквальному пониманию этой интерпретации, квантовое состояние до измерения описывает лишь распределение возможностей получить те или иные результаты измерений определенных физических величин. Нет оснований думать, что эти величины существуют в действительности до того, как мы произвели измерение. Более того, как известно, такое предположение ведет к противоречию с формализмом квантовой механики. Следовательно, до измерения квантовая система существует лишь в виде совокупности "сущих возможностей" (сущих потенций) и только измерение переводит часть этих возможностей в действительное, актуальное состояние. (Такую "буквальную" интерпретацию вектора состояния, как известно, предлагал еще В. Гейзенберг, а также классик отечественной физики В.А. Фок).

Актуализация связана с наблюдением, а наблюдение всегда сопряжено с чувственным восприятием. Поэтому мы вполне законно можем предположить, что актуализация и чувственное восприятие - суть одно и то же. Восприятие переводит одну из компонент суперпозиции в акт, тогда как все остальные (невоспринимаемые) компоненты суперпозиции по-прежнему пребывают там, где они и были - в сфере потенциального бытия. При этом восприятие (актуализация) никакого физического воздействия на вектор состояния не оказывает, в том числе и на ту компоненту, которую она актуализирует. Актуализация (которая, по сути, и есть "чувственное осознание") как бы просто "помечает" ту или иную компоненту суперпозиции, что никак не влияет на физическое состояние квантовой системы, на эволюцию ее квантового состояния, но, однако, влияет на последующие актуализации. Все выглядит так, как если бы мы при расчетах просто отмечали маркером ту или иную компоненту суперпозиции, что никак не влияло бы на дальнейшие расчеты, но существенно влияло на дальнейшие делаемые нами пометки. (Используя эту аналогию, мы далее будем процесс актуализации также называть "маркированием").

Для того, чтобы получить реалистическую теорию квантовых измерений, мы должны наложить на процессы актуализации ("маркирования"), по крайней мере, два условия: самосогласованности и интерсубъективности. Условие самосогласованности требует, чтобы каждая последующая актуализация согласовалась с результатами предыдущих актуализаций. Например, если в первом измерении (над одной и той же квантовой системой) актуализация "пометила" ("маркировала") компоненту ф1 (что соответствует в нашем примере восприятию наблюдаемой р1) и, соответственно, не "маркировала" компоненту ф2, то в следующем измерении может быть "маркирована" только та компонента новой суперпозиции, которая эволюционно происходит от "маркированного" состояния ф1, но никогда не будет "маркирована" какая-либо компонента, которая происходит из ранее "немаркированного" состояния ф2, хотя ее "потомки" никуда не исчезают и на равных правах с "потомками" ф1 присутствуют в итоговой суперпозиции. Собственно, именно это условие самосогласованности и порождает иллюзию "редукции" вектора состояния: поскольку "не маркированные" компоненты суперпозиции никогда не дают "маркированных" "потомков" (ранее не "маркированная" ветвь квантового процесса никогда не маркируется в последствии), то соответствующие компоненты и их "потомки" никогда не станут объектом восприятия и, следовательно, ими можно попросту пренебречь.

Условие интерсубъективности требует, чтобы результаты восприятий (актуализаций) разных субъектов были взаимно согласованы. Т.е. если я в процессе квантового измерения увидел, что зажглась красная лампочка (и, следовательно, актуализировалось состояние ф1, то то же самое увидит и мой приятель, который наблюдает за моими экспериментами. Таким образом, все актуализации состояний квантовой Вселенной взаимно согласованны, что создает общий для всех, интерсубъективный "видимый мир" (мир, данный в чувственном восприятии различных субъектов-наблюдателей).

Наша концепция т.о. существенным образом отличается от теории Мультиверса. Во-первых, в нашей модели ничего не расщепляется: ни Вселенная, ни наблюдатель. Во-вторых, в концепции Мультиверса каждое наблюдение "выделяет" (актуализирует) некую "классическую альтернативу", описывающую состояние Вселенной в целом. В нашей модели, поскольку актуализация совпадает с чувственным восприятием, достаточно лишь перехода в "актуальный план бытия" ("маркирования") физического состояния той части мозга, которая отвечает за сенсорное восприятие ("сенсориума"). Следовательно, каждое измерение фиксирует не "состояние Вселенной", а лишь частное, привязанное к определенному субъекту, "состояние восприятия Вселенной", отраженное в "сенсориуме". "Классические альтернативы" есть, в таком случае, лишь альтернативные состояния "сенсориума", тогда как остальной мир как был квантовым до его восприятия, так таковым и остается. Заметим, также, что если никакое наблюдение не производится, то нет смысла описывать квантовое состояние в виде той или иной суперпозиции. Суперпозиционные состояния имеют смысл только по отношению к тем или иным видам измерений - как результат разложения данного квантового состояния по собственным векторам оператора измеряемой величины. Т.о. вместо Мультиверса (совокупности параллельных Вселенных) мы имеем просто квантовое состояние Вселенной, описываемое некоторым вектором состояния. (по сути, такую же мысль высказывает и Менский в упомянутой статье). Если представить, что это квантовое состояние Вселенной определено в каждый момент времени, то соответствующий "всевременный" вектор состояния будет описывать все возможные (допустимые с физической точки зрения) результаты любых возможных измерений осуществляемых в любые моменты времени.

Поскольку этот "всевременный" вектор состояния Вселенной представляет собой некую себетождественную стационарную структуру, его можно уподобить как бы огромному кристаллу, в котором изначально "записаны" любые возможные "восприятия Вселенной" (любые возможные актуализации). Назовем эту структуру "Квантовый кристалл". Процесс актуализации (восприятия) можно представить, в таком случае, как некую "волну возбуждения", которая распространяется внутри Квантового кристалла вдоль временной оси и движется, при этом, как совокупность небольших "плоскостей" или "точек" (каждая из которых представляет индивидуальное сознание), которые перемещаются не хаотично, а по неким самосогласованным и взаимосогласованным траекториям и при этом никакого воздействия на сам Квантовый кристалл не оказывают.

Рассмотрим теперь в какой мере представленная модель квантового измерения решает те проблемы, которые мы описали выше в связи с концепцией Мультиверса. Прежде всего, как уже отмечалось, снимаются проблемы, связанные с "расщеплением" как Вселенной, так и субъекта-наблюдателя. В нашей модели ничего не расщепляется и, более того, акт осознания не оказывает вообще ни какого воздействия на физическую реальность. На первый взгляд в нашей концепции сохраняется основной "гносеологический" порок теории Мультивеса: она кажется принципиально недоказуемой. Действительно, если мы способны "видеть" лишь одну компоненту суперпозиции и принципиально не "видим" другие, то как мы можем доказать или показать, что они вообще существуют? Однако если эти компоненты не воспринимаемы, это еще не означает, что они не познаваемы. Мы не можем их воспринять, но вполне можем их помыслить, пережить их как некие смысловые феномены. Иными словами, мы утверждаем, что ненаблюдаемые части суперпозиции (а, по сути, и весь Квантовый кристалл в целом) непосредственно обнаруживают себя в нашем сознании в виде феномена смысла. Здесь нам необходимо рассмотреть, что представляет собой смысл и как он обнаруживает себя в нашем сознании. Детально разработанная теория смысла изложена нами в работе (9). Поэтому здесь мы ограничимся лишь кратким, контурным анализом онтологической природы смысла.

Онтологический анализ феномена смысла следует начать с констатации его внечувственного характера. Смысл явно не есть что-то чувственно переживаемое, в частности, смысл не тождественен какой-либо совокупности чувственных представлений. Внечувственность смысла означает, что он лишен пространственных и временных свойств, а также лишен качественности. Тем не менее, он явно присутствует в нашем сознании - хотя и в какой-то особой "сверхчувственной" форме.

Смысл обычно связывают с речью, знаками, письмом и говорят о смысле слов, предложений, текстов. Однако, ясно, что смысл присущ не только вербальным (или иным) знакам и их сочетаниям. Смысл имеет любая вещь - воспринимаемая или же воображаемая. В частности, наше чувственное восприятие непосредственно осмысленно. Я вижу не просто совокупность цветных пятен, но определенные, осмысленные предметы - стол я вижу как стол (он имеет для меня смысл стола), дерево - как дерево и т. д. В этом заключается свойство предметности нашего восприятия.

Вместе с тем, воспринимая предметы как чувственные объекты, обладающие определенными чувственным качествами, а также пространственной и временной локализацией, я, в то же время, не воспринимаю смысл как нечто, обладающее каким-либо чувственным содержанием или чувственными свойствами. Он, как уже говорилось, не обладает чувственными качествами, пространственностью и даже временной локализацией. Смысл красного не красен, смысл холодного - не холоден и т. д. Смысл слова не находится слева или справа от меня. Не "локализован" он и в самом звучании слова. Смысл любого предмета, очевидно, не совпадает с самим этим предметом, но как бы "присоединяется" к нему извне.

Ясно, что смысл возникает тогда, когда осмысляемый предмет соотносится с некотором знанием об этом предмете. Чем больше я знаю о предмете, тем более богатым и определенным смыслом он обладает. Сложность, однако, в том, чтобы понять, как то или иное конкретное знание соотносится с предметом осмысления. Здесь мы обнаруживаем парадокс. С одной стороны, осмысление, несомненно, предполагает знание о предмете и соотнесение предмета с этим знанием. С другой стороны, самонаблюдение показывает нам, что никакого явного соотнесения знания и предмета в нашем сознании не осуществляется. Для того чтобы понять, например, что передо мной находится собака, мне не нужно в явной форме "просматривать" в своем сознании все то, что я знаю о собаках (или хотя бы "просматривать" некоторую часть этих знаний). Я понимаю смысл слова или предмета непосредственно, не прибегая к каким-либо образам, представлениям, словам и т.п.

Другой парадокс заключается в том, что привлечение любой конкретной единицы знания и соотнесение ее с осмысляемым предметом само по себе не способно породить смысл - даже если бы это соотнесение осуществлялось явным образом. Ведь эти единицы знания (в какой бы форме они не присутствовали в сознании) также должны обладать смыслом и, следовательно, также требуют соотнесения с другими единицами знания. Если, к примеру, я раскрываю понятие "собака" с помощью понятия "млекопитающее", то я должен пояснить, также, что такое млекопитающее, что, в свою очередь, влечет необходимость разъяснить термины "молоко", "животное", "детеныш" и т. д. Т.о. мы получаем регрессию в бесконечность: осмысляемый предмет необходимо соотнести с контекстом, который также требует соотнесения с контекстом и т. д. до бесконечности. Мы получаем бесконечный ряд встроенных друг в друга контекстов, и оборвать этот ряд, не уничтожая смысла, - не представляется возможным.

Все это означает, что осмысление может осуществляться лишь через посредство соотнесения предмета с некой целостной системой знаний о мире (то, что можно назвать "интегральной картиной мира"), в которой каждый элемент находится в живой, активной связи со всеми другими элементами знания. Т. е. смысл не делится ни на какие "куски" или "фрагменты". Он может существовать лишь как целостное "смысловое поле", в котором каждый элемент определяется через соотнесение его со всеми другими элементами.

Схватывая смысл предмета, я, следовательно, соотношу этот предмет с некой целостной системой знаний, с интегральной картиной мира, которая существует в виде единого "смыслового поля". Как же я это делаю, если самонаблюдение не фиксирует в акте осмысления даже соотнесения предмета с отдельными фрагментами этой "картины мира"?

Такое соотнесение должно быть, но оно в явной форме не имеет место. Единственное, что нам остается - это признать, что такое соотнесение осуществляется "неявно", в какой-то "скрытой" форме. Не следует думать, что "скрытый" здесь означает "находящийся за пределами моего Я", например, где-то "в подсознании", т. е. что "скрытость" означает "непереживаемость". Если бы соотнесение предмета с имеющимся у меня опытом происходило "вне Я", то это означало бы, что смысл феноменально мне не дан, не переживается мною. Мне, в таком случае, лишь кажется, что я что-то понимаю. На самом же деле понимание осуществляет некий "механизм", находящийся целиком за пределами "Я". Мое сознание, в таком случае, мыслится как поток чувственных переживаний, а смысл этих переживаний - находится целиком за пределами этого потока.

Это явно противоречит данным самонаблюдения. Оно ясно показывает, что именно я (а не какой-то "механизм в моем мозге") понимаю, что смысл каким-то особым "сверхчувственным" образом "живет" в моем сознании.

Если "скрытость" не означает некой "запредельности Я", то это может означать лишь особую форму представленности смысла в сознании, которую естественно обозначить термином "потенциальность". Действительно, "потенциальное", как его понимал Аристотель, - это нечто как бы промежуточное между бытием и небытием (присутствием и отсутствием). Это и не полное небытие, но и не есть полноценное ("действительное", актуальное) бытие. Такое же "неполноценное", "недействительное" бытие мы вынуждены приписать и смыслу.

Если определить чувственное бытие как бытие "актуальное", то та интегральная картина мира, которая присоединяется к чувственным данным и делает их осмысленными, - есть нечто "потенциальное" (поскольку в данный момент составляющие этой "картины" чувственно не переживается). Однако любые ее элементы могут быть пережиты - как чувственные представления или перцептивные образы, т. е. они могут быть "актуализированы" и, с этой точки зрения, - есть не что иное, как "потенциальные" представления и образы.

Итак, смысл - есть потенциальное содержание моего сознания. Этим объясняется его бескачественность, внепространственность и вневременность. Смысл - есть нечто еще не определившееся, он еще не обрел качественность, временность и пространственность. Переживание смысла - есть, в таком случае, переживание ("предчувствование") самой возможности соотнесения осмысляемого предмета с интегральной картиной мира. Эта "картина" отнюдь не "хранится" где-то "в тайниках памяти". Она всегда в наличности, всегда присутствует в сознании в полном объеме, но присутствует "в потенциальной форме". Это как бы некий "потенциальный фон" любых наших актуальных переживаний.

Ясно, что "в потенциальном плане" я могу осуществлять соотнесение объекта сразу с неограниченным множеством "информационных единиц", могу прослеживать на неограниченную длину любые семантические связи (таким образом, находит свое решение проблема "регрессии в бесконечность" в процессе осмысления). Ведь это соотнесение осуществляется не в пространстве и не во времени. Процесс осмысления не распадается на отдельные "акты" или отдельные операции. Есть единый и целостный процесс схватывания смысла, который хотя и занимает определенное время, но, тем не менее, не имеет никакой явной поэтапной временной динамики, никакого явного становления.

Потенциальный характер соотнесения осмысляемого предмета с "картиной мира" создает эффект "объемности" нашего сознания, позволяет знанию существовать в виде целостной системы отношений, а не в виде отдельных, дискретно сменяющих друг друга единиц (как это происходит в компьютере). Но только в такой целостной системе отношений знание и может реально существовать как нечто "живое" и осмысленное.

Итак, мы приходим к выводу, что сознание обладает особой "потенциальной" составляющей, которую можно определить как "смысловое поле". Это базовый слой нашего сознания - в том смысле, что всякое иное (чувственное) содержание - есть результат актуализации потенций, изначально присутствующих в составе смыслового поля. Актуализация - есть обретение "чувственной формы" (пространственности, временности, качественности). Такой статус чувственности вполне очевиден в отношении представлений памяти и воображения - здесь образ рождается непосредственно "изнутри", из моего "Я" - как продукт актуализации смыслового поля. Смысл - это и есть "внутреннее" моего "Я". Но и сенсорные образы, хотя и рождаются в результате воздействия "извне", также, в конечном итоге, строятся "из ткани сознания" и также могут рассматриваться в качестве "актуализированных смыслов".

Смыслы, поскольку они лишены пространственности, временности и качественности, принципиально не событийны. Смысл не есть что-то такое, что отвечает на вопросы: что? где? когда? Если чувственные впечатления и представления образуют "поток сознания", в котором одни чувственные переживания сменяют другие, то никакого "потока смыслов" не существует. Смысл, как уже отмечалось, может существовать лишь как единое "смысловое поле", в котором каждая информационная единица существует лишь благодаря ее имманентной соотнесенности со всеми другими информационными единицами. В сфере смысла выполняется принцип "все во всем" (каждое в каждом): в каждой единице знания (поскольку она осмысленна) содержится вся система взаимосвязанных смыслов как целое. Это возможно, отчасти, потому, что сфера смысла, как потенциальное бытие, лишена пространственности и временности, которые дробят бытие на части (именно пространство и время позволяют нам воспринимать ощущения и образы отдельно друг от друга).

В сфере смысла время присутствует лишь как потенция - как возможность временной последовательности, временной упорядоченности. Поэтому правильнее говорить не о вневременности, а о сверхвременности (или всевременности) смысла. В сфере смысла в виде потенции ("вневременным образом") содержатся любые возможные мои прошлые и будущие переживания. Таким образом, модусы прошлого и будущего сущностно даны мне именно как "идеи" прошлого и будущего. Именно сверхвременность смысла объединяет мое сознание в единое надвременное целое. Благодаря сверхвременности смысла я могу достоверно судить о тождестве собственного "Я" во времени. Ведь для констатации этого тождества необходимо как-то реально соотносить разновременные фрагменты моей жизни - что возможно лишь в том случае, если существует действительная связь "сквозь время" между этими фрагментами. Это соотнесение и осуществляется благодаря сверхвременности смысла. Наличие сверхвременного содержания "Я" есть необходимое условие восприятия нашего собственного "движения во времени" (на это обстоятельство обращал внимание еще Кант). Это движение имеет место в сфере чувственности и лишь сверхвременность смысловой составляющей нашего сознания позволяет нам заметить это движение.

Смысл - есть некое сверхвременное единство, которое в конечном итоге создает единство нашего "Я" в целом. Пространственность и временность чувственной составляющей сознания, конечно, нарушают монолитное единство сознания. Однако и в чувственной сфере сохраняется определенная форма целостности: разделенные в пространстве и во времени ощущения и образы, тем не менее, как-то соотносятся друг с другом, "сопереживаются", т. е. переживаются не только отдельные "чувственные единицы", но и их отношения друг к другу. Здесь имеется в виду то, что психологи называют "гештальтными свойствами" образов.

Целостность существует не только внутри чувственной сферы и сферы смыслов по отдельности, но и эти две сферы находятся в тесной взаимосвязи. Как уже отмечалось, чувственность можно рассматривать как актуализированную часть смыслового поля. Актуализация, вместе с тем, не выводит переживаемое чувственное содержание за пределы смыслового поля. Чувственные переживания, т.о., уже изначально оказываются интегрированными в смысловую "картину мира" - уже изначально обладают некоторым вполне определенным смыслом. Именно поэтому всякое переживание уже изначально воспринимается как включенное в определенный смысловой контекст. Этот контекст определяет не только "смысл образа" (или воспринимаемой ситуации), но и, в значительной мере, определяет и само содержание воспринимаемого, достраивая, в частности, с помощью представлений отдельные видимые фрагменты до целого предмета.

Наличие непосредственной связи чувственности и смысла позволяет понять то, что можно назвать "динамикой смысла". Мы подчеркивали "сверхвременный" характер смысла. Этому, однако, по видимости, противоречит тот факт, что смысл может "отсутствовать", а затем "появляться", что смысл может изменяться, обогащаться, обрастать новыми оттенками и т. д. Если смысловое поле вне течения времени, вне становления - то оно не должно меняться. Меняется в таком случае лишь отношение между целостным смысловым полем и актуально переживаемыми чувственными феноменами. Переживание смысла - есть переживание возможностей, заложенных в актуальных чувственных образах и представлениях. Эти возможности могут отличаться степенью их готовности к актуализации: если я сейчас вижу стол, то большей готовностью обладают такие смысловые концепты, как "мебель", "дерево", "коричневый цвет" и т. д., а не, скажем, "животное" или "авиастроение". Изменение содержания перцептивного поля ведет к перераспределению готовностей различных смысловых единиц к актуализации и эта перераспределение создает то, что мы воспринимаем как "динамику смысла" или как "смену различных смысловых состояний".

Следует помнить, что в каждый момент времени смысловое поле присутствует в сознании во всем своем объеме (а не отдельными фрагментами). Но в каждый момент времени оно как целое находится в специфическом отношении со сферой чувственных переживаний. Причем это отношение зависит не только от текущего состояния восприятия, но также и от каких-то других, внечувственных "внутренних" факторов - что избавляет наше мышление (которое, по существу, и есть динамика смысла) от рабской зависимости от чувственности.

До сих пор мы рассматривали смысловое поле как некую онтологическую форму, в которой существует наше совокупное знание об окружающем нас мире и о самом себе, т. е. это то, что мы называем "картина мира". Эта "картина мира" - есть, однако, лишь малая часть того, что я реально способен помыслить или вообразить. Следует признать, что смысловое поле содержит в себе не только "картину мира", но содержит гораздо большее - абсолютно все возможные переживания и, следовательно, помимо картины "реального мира", содержит в себе также и множество всех возможных (мыслимых) "картин мира" (это множество обозначим термином "Умопостигаемый (или смысловой) универсум"). Все эти "возможные миры" следует рассматривать как особые "виртуальные" компоненты единого "смыслового поля". Действительно, именно через отношение к Универсуму определяется полный смысл любого предмета. Ведь смысл предмета - это его "место" в системе мироздания, т. е. его интегральное отношение ко всем возможным и действительным предметам, в пределе - ко всему, что вообще можно помыслить. Такой "предельный" смысл уже не зависит от конкретного личностного опыта и, следовательно, является "объективным" смыслом. Т. е. это смысл присущий самой вещи. Субъективный же смысл - не может быть ничем иным, как некой "выборкой" из этого "объективного" смысла, т. е. является более или менее полным отображением "объективного" смысла в сознании эмпирического субъекта.

Смысловое поле, как "совокупность всех возможных миров", как Смысловой универсум, - есть базовая структура, на основе которой формируется эмпирическая личность. Однако, поскольку Смысловой Универсум, как фундаментальная составляющего "Я", никуда не может "спрятаться" от себя - он должен в полном объеме присутствовать как некий постоянный "фон" в каждом текущем состоянии сознания. Иными словами, сквозь эмпирическое "Я" должно "просвечивать" "Я" Абсолютное, через конкретную, интегральную "картину мира" - должна просматриваться полная совокупность "возможных миров" (континуум возможных переживаний).

Эмпирически это проявляется в том, что наше понимание окружающего нас мира никогда не детерминируется целиком и полностью нашим прошлым опытом, совокупностью конкретных знаний о мире. В любом акте осмысления имманентно присутствует элемент воображения, какой-то, хотя бы минимальный, "отход от реальности". Я осмысляю предмет не только в модусе того, "что он конкретно из себя представляет", но и в модусе "чем бы он мог являться", в каких отношениях он мог бы находиться, помимо тех отношений, которые нам известны из опыта. Именно этот элемент "гипотетичности" и позволяет нам воспринимать осмысленно даже те объекты, о которых мы ничего не знаем из опыта. Эти объекты все равно имеют для нас какой-то смысл - который возникает здесь за счет соотнесения их с различными "возможными" (гипотетическими) контекстами. Мы можем всегда предположить, чем является данная вещь, в каких возможных отношениях с другими вещами она может находиться, как ее можно использовать и т. д.

Если во мне изначально содержится Смысловой Универсум ("совокупность всех возможных миров"), то это означает, что формирование моей эмпирической личности осуществляется не только путем постепенного расширения и обогащения ее содержания, а, напротив, осуществляется по большей части путем последовательного наложения ограничений на исходное "смысловое поле" - совпадающее содержательно со Смысловым Универсумом. Непосредственно этот Универсум проявляет себя в воображении, фантазии, самосознании, способности видеть мир в системе альтернатив. Развитие личности идет по пути ограничения фантазии, через четкое разграничение "реального" и "возможного", "действительного" и "воображаемого". Так фактически и происходит: мы знаем, что фантазия особенно развита у детей, а с возрастом способность к воображению, как правило, уменьшается. "Реализм" все более все более подчиняет себе фантазию, подавляет ее.

Напротив, деградация эмпирической личности (как следствие психической болезни, травмы) - как правило, ведет к потере селективности психики, потере чувства реальности, неспособности отличить реальное положение вещей от собственных фантазий. Так шизофреническая деградация личности связана с нарушением иерархических отношений между элементами, составляющими эмпирическую личность. В результате больной перестает отличать реальность от собственных фантазий. Все это говорит о том, что развитие личности и нормальное ее функционирование - связано с определенными ограничениями ее степеней свободы, установлением иерархических отношений между элементами знания (различение реального и воображаемого, желаемого и отвергаемого и т. д.).

Вместе с тем, наличие в нас Смыслового Универсума (Универсума возможных переживаний) не дает автоматически гарантии рефлексивного доступа к этим "возможным" слоям нашей психики. Поэтому наряду с процессами "наложения ограничений" на "мир возможного" - которые протекают преимущественно на дорефлексивном уровне, существует и обратный процесс постепенного перевода "потенциального" содержания нашей личности в "явный", рефлексивный (точнее, доступный рефлексии) план. Это и есть процесс постепенного расширения и обогащения наших осознанных представлений о мире и о самом себе. Это расширение личности осуществляется по мере развития средств рефлексии (прежде всего, понятийного аппарата) и стимулируется чувственным опытом, социальным взаимодействием и т. д. Именно этот последовательный процесс самораскрытия нашего "Я" порождает видимость непрерывного "расширения" нашей личности, обогащения ее новыми содержаниями в процессе индивидуального развития.

Изложенная теория смысла легко совмещается с нашим представлением о квантовом мире как совокупности объективно существующих "потенций" образующих стационарную (сверхвременную) структуру - Квантовый кристалл внутри которого распространяется "волна актуализации", которая в каждый момент времени соответствует актуальному содержанию чувственного восприятия того или иного субъекта. Мы видим, что свойства смыслов и свойства "ненаблюдаемых квантовых состояний" фактически тождественны. И то и другое - есть потенциальная форма бытия, "сущая возможность". В обоих случаях актуализация этих потенций интерпретируется как чувственное восприятие. И смыслы, и квантовые состояния - существуют как единые целостные системы (как единое "смысловое поле" и единое "запутанное" квантовое состояние Вселенной).

Мы отмечали вневременность и внепространственность смысла. Это, на первый взгляд противоречит пространственно-временному характеру описания квантовых состояний. Однако если мы учтем также положения релятивистской физики и будем рассматривать квантовый мир (Квантовый кристалл) как квантово-релятивистский объект, то мы уже не можем утверждать, что физическое пространство-время тождественны чувственно воспринимаемым пространству и времени. В теории относительности пространство и время не существуют отдельно друг от друга. Существует единый пространственно-временной континуум, который для разных наблюдателей по-разному распадается на отдельно существующее пространство и отдельно существующее время. Один и тот же пространственно-временной интервал может для одного наблюдателя представляться чисто пространственным интервалом, а для другого - пространственно-временным. Также и чисто временной интервал для одного наблюдателя будет представляться пространственно-временным для другого. Таким образом, физическое время может частично превращаться в пространство, а пространство - во время. Возможность такого превращения, очевидно, означает качественную однородность физического пространства и времени. Однако на уровне чувственного восприятия время и пространство, несомненно, воспринимаются нами как качественно различные сущности. Получается, что физика говорит нам о каких-то иных пространстве и времени, не совпадающих с непосредственно переживаемом ними чувственным пространством и чувственным временем.

Даже если мы ограничимся рамками нерелятивистской квантовой механики, мы вынуждены будем признать, что фигурирующие в ней "пространство" и "время" существенно отличаются от воспринимаемой нами чувственной пространственности и чувственной событийности. Квантовая механика, если не учитывать процессы актуализации (измерения), описывает лишь "чистые потенции", "возможности". Следовательно, правильнее будет считать, что она описывает не реальную "локализацию в пространстве", но лишь "возможность восприятия локализации в пространстве", и не "событие во времени", а "возможность восприятия события в определенный момент времени". Следовательно, квантовая теория непосредственно содержит в себе не пространство и время (как мы их чувственно воспринимаем), но "пространственно-временные потенции", которые, очевидно, существуют в ином, чем чувственное пространство и время, онтологическом модусе. Поэтому, если мы мыслим пространство и время как компоненты самой формы чувственности как таковой (наряду с качественностью), то верным будет утверждение, что квантовомеханическое описание само по себе является внепространственным и вневременным, также как и смысловое поле.

Нам остается сделать последний шаг и постулировать, что смысловое поле и квантовый мир (Квантовый кристалл) - суть одно и то же. Нам могут возразить: смыслы существуют индивидуально, субъективно, а квантовые потенции объективны и надындивидуальны. Такое возражение проистекает из неадекватного, на наш взгляд, философского представления о сознании как некой замкнутой в себе сфере, внутри которой помещаются любые элементы нашего чувственного, аффективного и интеллектуального опыта (восприятия, эмоции, смыслы и т.п.). Сознание с этой точки зрения переживает лишь свои собственные "внутренние" состояния и не имеет прямого доступа к "самим вещам", к объективной реальности, которую, в данном случае описывает квантовая теория. Но как, в таком случае вообще возможна идея внеположной по отношению к сознанию вещи? Каким образом сознание может "иметь в виду" некий внеположный ему объект, если все, с чем оно имеет дело - это ее собственные внутренние состояния? Чтобы разрешить этот парадокс и разрешить сознанию иметь действительно содержательные идеи внеположных объектов (в которых мыслилась бы именно сама вещь, а не субъективная, имманентная сознанию "идея вещи") мы должны постулировать, что сознание не является абсолютно замкнутой в себе "монадой", но оно на каком-то онтологическом уровне разомкнуто, имеет прямой доступ к самим вещам "в подлиннике", а не только имеет дело с их субъективными репрезентациями.

Поскольку репрезентативный характер чувственного восприятия (точка зрения, согласно которой мы видим не вещи, а образы вещей) предполагается научной картиной мира, мы не можем рассматривать восприятия как "прямой доступ к реальности" не отвергая одновременно онтологического содержания научной картины мира. В последнем случае наша "квантовая" теория сознания лишалась бы, очевидно, всякого смысла. Поэтому нам остается допустить, что "доступ к самим вещам" осуществляется не на уровне восприятия, а на уровне мышления. Иными словами, я воспринимаю не вещи, а образы вещей, но мыслю "сами вещи" (мышление есть самообнаружение подлинных вещей во мне). Это означает, что мышление выходит за пределы моего тела и мозга, а смысловое поле - является общей для всех надындивидуальной структурой, в которой все чувствующие и мыслящие субъекты совместно укоренены.

В таком случае ничто не мешает нам рассматривать квантовый мир (Квантовый кристалл) как непосредственную компоненту смыслового поля. Здесь нужно вспомнить, что интегральное содержание "смыслового поля", как мы установили выше, - это "множество возможных миров" ("Умопостигаемый универсум") в котором изначально содержится все, что вообще возможно помыслить. Но помыслить можно и то, что физически не возможно. Следовательно, Квантовый кристалл, описывающий лишь универсум физически возможных событий, не может быть тождественен смысловому полю в целом. Он соответствует лишь той части смыслового поля, которая содержит в себе потенции физически реального мира и которая занимает внутри смыслового поля особое положение в связи с тем, что только внутри Квантового кристалла возможны процессы актуализации (что соответствует тому факту, что чтобы мы себе не воображали в мышлении, но в сфере чувственного восприятия мы всегда обнаруживаем себя внутри одного и того же "выделенного" (из числа возможных) мира, подчиненного известным нам физическим законам). "Сами вещи" этого выделенного мира, в таком случае, непосредственно совпадают с квантовыми потенциями, а "видение вещей" - с актуализацией соответствующих квантовых потенций в индивидуальном сознании.

Предложенную концепцию сознания можно философски истолковать двояко: либо в духе "идеализма", либо в духе некоего "объективизма". В первом случае сама физическая реальность (квантовый мир) оказывается "внутри" сознания - в качестве некой базовой компоненты смыслового поля, а во втором - само сознание можно рассматривать как систему отношений, реализуемых внутри бытия (выходящую, однако, за пределы известной нам "физической реальности"). В первом случае мир находится в сознании, а во втором - сознание находится в мире. На самом деле обе эти интерпретации фактически утверждают одно и то же: мир и сознание не тождественны, но и не отделимы друг от друга. И мир обнаруживает себя в сознании (в качестве части смыслового поля), и сознание обнаруживает себя в мире (на уровне чувственного восприятия). Сознание не может существовать без мира (ибо лишается предмета осознания), и мир без сознания лишается актуального бытия, превращается в мертвый и неподвижный "Квантовый кристалл".

В связи с изложенной концепцией может возникнуть следующее недоразумение. Могут спросить: если физический мир пребывает в нашем сознании, то отчего мы не облаем всезнанием относительно физической Вселенной? Можно указать две причины отсутствия всезнания. Во-первых, смысловое поле помимо потенций физической Вселенной, содержит в себе и потенции любых возможных миров и мы не можем априори знать в каком из возможных миров мы обнаружим себя на уровне чувственного восприятия (т.е. в какой части смыслового поля будут происходить процессы актуализации содержания этого поля). Иными словами, чистое мышление действует лишь в мире потенций и способно различать только возможное и не возможное (то, что существует в составе смыслового поля и то, что в нем не существует). Но мышление не способно априори установить, что из возможного становится действительным (актуальным). Последнее можно установить только на уровне чувственного восприятия. Именно поэтому физика неизбежно является опытной наукой и не может быть создана априори. Вместе с тем, существуют вполне содержательные науки, предметом исследования которых как раз и является априорная структура смыслового поля. Это математика и логика. Эти науки исследуют: что вообще возможно и что вообще не возможно и имеют лишь косвенное отношение к действительности (миру в котором осуществляются актуализации). То, что эти науки вполне объективны, содержательны и содержат всеобщие, необходимые и общезначимые истины - также указывает нам на надындивидуальный статус смыслового поля. Вторая причина отсутствия всезнания заключается в том, что простое пребывание некоторого смыслового содержания в сознании не гарантирует автоматически, что это содержание может быть осознано (актуализировано), отрефлексировано и как-то разумно использовано. Последнее, в частности, зависит от характера функции сознания, к исследованию который мы теперь должны приступить.

Ясно, что сознание существует не просто как некое бесполезное украшение, оно должно выполнять какую-то полезную для его носителя работу, осуществлять какие-то важные функции. Интуитивно кажется очевидным, что сознание - это и есть то во мне, что воспринимает, мыслит, понимает и принимает на основе понимания и осмысления воспринятого важные поведенческие решения. Однако выше мы, вслед за Менским, связали процесс осознания исключительно с актуализацией квантовых альтернатив. При этом действие сознание сводится исключительно только к селекции элементов квантовой суперпозиции состояний человеческого мозга, выделению ("маркировке") одного из элементов этой суперпозиции и его актуализации (которая тождественно чувственному восприятию этого элемента). В силу требования самосогласованности, последующие актуализации зависят от предшествующих, что и создает иллюзию "редукции состояния". Т.о. действие осознания сводится к редукции состояния. Но редукция, согласно принципам квантовой механики, осуществляется случайным образом (с учетом, однако, весовых коэффициентов, приписываемых членам суперпозиции). Тогда получается, что функция сознания, образно говоря, сводится к "бросанию игральных костей" и, затем, "маркировке" случайным образом выбранного элемента суперпозиции. Ясно, что этого не достаточно, чтобы утверждать, что сознание "что-то осмысляет", "понимает" или "принимает решение". Конечно и такая примитивная функция "случайного выбора компоненты суперпозиции и редукции остальных членов", как заметил Менский (1), также весьма полезна для живого организма, поскольку она (в силу наложенных ограничений самосогласованности и интерсубъективности) ведет к стабилизации и преемственности видимой картины окружающего мира. Только в таком относительно предсказуемом и последовательном мире организм может разумно действовать и выживать. Однако такого рода "стабилизация картины мира" не может быть основной и единственной функцией сознания.

Если сознание действительно является субъектом осмысления, понимания и принятия решения, то оно должно не просто "бросать кости" и "маркировать" выбранное состояние (переводя его в акт, т.е. в чувственно воспринимаемое состояние), но должно быть способно также и осуществлять селекцию состояний осознанно, разумно и целесообразно. Если такие разумные и целесообразные выборы отнести к процессу чувственного восприятия окружающего мира, то мы приходим к весьма фантастической гипотезе, что сознание способно целенаправленно влиять на выбор реальности, т.е. способно выбирать в акте осознания собственных чувственных восприятий ту компоненту суперпозиции, которая по каким-то причинам представляется более привлекательной, предоставляет субъекту больше возможностей и т.п. Такая способность была бы равносильна наличию у человека магических способностей, которые позволяли бы ему управлять собственной судьбой. Не отрицая принципиальную возможность существования такого рода способностей, следует, однако, признать, что если они и существуют, то проявляются очень редко и только у отдельных людей (магов, экстрасенсов). Следовательно, такие способности нельзя считать значимыми для определения характера обычного функционирования сознания.

Функция сознания, очевидно, не сводится к функции восприятия. Сознание, как уже отмечалось, не только воспринимает, но и понимает воспринятое и на основе этого понимания принимает осознанное поведенческое решение. Таким образом, несколько упрощая описание, можно сказать, что функция сознания состоит из трех компонент: функции осознания чувственно воспринятого, функции понимания (и связанного с ним осмысления) и функции осознания принятого решения. Функция понимания-осмысления сама по себе не является осознанием (актуализацией), поскольку элементы смыслового поля, с которыми она работает, так и остаются в сфере "потенциального" и актуализируются, видимо, только через осознание поведенческого выбора (поскольку только по поведению человека можно судить: что и как он понимает и осмысливает). Т.о. если нас интересует только функция осознания, мы должны свести ее к двум компонентам: "функции осознания воспринятого" (обозначим ее F1) и комбинированной функции "понимания и принятия решения" (обозначим ее F2). Предположим, что восприятием в мозге заведует некий центр восприятия, который мы ранее назвали "сенсориум". Принятием же решений заведует некий гипотетический "командный центр", также локализованный (не обязательно компактно) внутри мозга. Согласно нашей модели F1 занимается селекцией ("маркировкой") квантовых состояний "сенсориума", а F2 - селекцией квантовых состояний "командного центра".

Схематично функцию сознания можно описать следующим образом. Представим взаимодействие мозга и остальной части квантовой Вселенной как процесс квантовомеханического измерения. Пусть состояние Вселенной до взаимодействия с мозгом описывается вектором состояния |Ф>. Состояние мозга до воздействия на него Вселенной обозначим |М>. Состояние |М> в основном определяется состоянием "сенсориума" (обозначим его |S>) и "командного центра" (обозначим его |R>. Предположим, что мозг вначале воспринимает состояние окружающего мира, а затем принимает решение "как жить дальше". На первом этапе Вселенная взаимодействует с "сенсориумом". Предположим, также, что это взаимодействие эквивалентно измерению, способному различить два альтернативных состояний Вселенной |Ф1> и |Ф2>. Тогда в результате этого взаимодействия исходное состояние |Ф>|S> преобразуется в суперпозицию с1|Ф1>|S1> + с2|Ф2>|S2>, где |S1> - описывает состояние "сенсориума": "субъект увидел Вселенную в состоянии |Ф1>", а |S2> , соответственно, описывает состояние: "субъект увидел Вселенную в состоянии |Ф2>". Далее включается в действие функция осознания F1, которая, никак не влияя на физический процесс, просто "выделяет" ("маркирует") случайным образом (но с учетом значения коэффициентов с1 и с2) одну из компонент суперпозиции. (Учет коэффициентов с1 и с2 заключается в том, что при многократном повторении данной ситуации, F1 будет с вероятностью |с1|2 будет маркировать первую компоненту суперпозиции и с вероятностью |с2|2 - вторую). Действие F1 сопровождается актуализацией (чувственным восприятием) той компоненты, которая была "маркирована" (например, если "маркирована" первая компонента суперпозиции, то субъект видит, что Вселенная находится в состоянии Ф1). Но, поскольку, как было сказано, актуализация никак не влияет на физические состояния, квантовые процессы в мозге продолжают развиваться так, как если бы никакой актуализации не происходило вовсе.

На втором этапе "сенсориум" через ряд промежуточных процессов оказывает воздействие на "командный центр", информируя его о состоянии окружающего мира. Предположим, что "командный центр" при любом наблюдаемом состоянии Вселенной может генерировать две альтернативные команды r1 и r2. Предположим, также, что до взаимодействия с "сенсориумом" "командный центр" находится в состоянии суперпозиции |R> = с1 |R1> + с2 |R2>, где |R1> - соответствует команде r1, а |R2> - команде r2. Взаимодействие "сенсориума" и "командного центра" порождает новую суперпозицию c1 |Ф1> |S1> |R1> + c2 |Ф1> |S1> |R2> + c3 |Ф2> |S2> |R1> + c4 |Ф2> |S2> |R2> , которая содержит все возможные комбинации результатов восприятия состояния внешнего мира и восприятия решений, принимаемых "командным центром". Далее включается функция осознания F2, которая, опять-таки, никак не воздействуя на реальные квантовые процессы (которые продолжаются своим чередом и порождают суперпозицию альтернативных действий субъекта, реализующих решения r1 и r2 и т.д.) актуализирует ("маркирует") одну из этих четырех компонент, делая ее, таким образом, чувственно воспринимаемой.

Если F1 осуществляет выбор чисто случайно, то F2 осуществляет выбор актуализированной компоненты "осознанно", т.е. разумно, целесообразно, учитывая возможные последствия данного выбора и т.д. Выбор осуществляется на основе понимания (схватывания смысла) воспринимаемой информации и понимания значимости предполагаемого действия. Следовательно, функция осознания F2 соотносит рассматриваемую суперпозицию с состоянием смыслового поля в целом, выходя, таким образом, за пределы возможностей физического мозга. При этом F2 учитывает результаты предшествующих актуализаций, т.е., в отличие от физических процессов, отличает ранее "маркированные" ветви квантовых процессов, от "немаркированных". (Эта способность позволяет сознанию отличать действительно произошедшие (чувственно воспринятые) события от воображаемых). В частности, в соответствии с условием самосогласованности, F2 сразу же исключает из дальнейшего рассмотрения те ветви суперпозиции, которые ранее не были "маркированы" F1. Если, например F1 маркировало |Ф1> |S1>, то компоненты |Ф2> |S2> |R1> и |Ф2> |S2> |R2> не будут приниматься во внимание и никогда не будут актуализированы. Используя способность различать "маркированные" и "не маркированные" состояния, F2 может выделить в составе смыслового поля (а именно внутри "Квантового кристалла") прошлые физические состояния мозга данного индивида и черпать оттуда информацию, реализуя, таким образом, функцию памяти. (Следовательно, воспоминания совсем не обязательно должны во всем объеме содержаться в физическом состоянии мозга в каждый момент времени. Они могут быть распределены во времени и извлекаться непосредственно из прошлого).

Поскольку F2 осуществляет понимание и осознанный целесообразный выбор ответной реакции, то именно F2 и является подлинной функцией осознания. Результат действия F2 чувственно воспринимается субъектом как осознание ситуации в окружающем мире и выбор осознанного действия в этой ситуации. При этом вероятность актуализации той или иной компоненты суперпозиции уже не будет целиком определяться коэффициентами с1, с2, с3 и с4 (поскольку селекция альтернатив в данном случае осуществляется осмысленно и целесообразно, а не случайным образом). Действие F2 (в отличие от F1) будет, таким образом, создавать у воспринимающего субъекта иллюзию нарушения законов физики, которое он может истолковать как результат воздействия на мозг некой сторонней "надфизической" силы, существенно изменяющей описываемое квантовой механикой физически детерминированное распределение вероятностей. Еще раз подчеркнем, что это "смещение вероятностей" будет происходить лишь в восприятии субъекта (а также в восприятии других субъектов - в силу условия интерсубъективности), но не будет оказывать никакого воздействия на реальные физические процессы. (Проиллюстрируем это положение следующей аналогией. Предположим, я записываю результаты матчей моей любимой футбольной команды. Реально моя команда выигрывает лишь 20% матчей, а 80% - проигрывает. Однако я, как патриот своей команды, фиксирую в своих записях лишь половину проигрышей и в моих записях получается иная статистика: моя команда проигрывает лишь 40% матчей и выигрывает - 60%. Это, конечно, никак не отразится на реальном положении моей команды в турнирной таблице. Но человек, который будет судить об итогах турнира лишь по моим записям, очевидно, придет к выводу, что моя команда играет не так уж и плохо и выигрывает более половины матчей).

Получается, что всякое наше действие, которое представляется нам осознанным и разумным (производится именно нашим "Я", а не телесной автоматикой), является таковым лишь в нашем восприятии. Чисто физически наше тело "осуществляет" (в потенциальном плане, конечно) сразу все действия (и разумные и не разумные), которые ему предписывают законы квантовой физики. Например, если в меня летит камень, и я осознанно уклоняюсь от столкновения с ним, то это действие чисто физически существует в составе суперпозиции с другими возможными действиями, часть которых менее разумны и ведут к повреждению моего организма. Однако мое сознание чувственно воспринимает только то действие, которое представляется мне наиболее осмысленным, разумным и целесообразным. В силу же условия самосогласованности только это действие будет зафиксировано в памяти, а также в силу условия интерсубъективности - зафиксировано в восприятии и памяти других субъектов.

Поскольку мои "несостоявшиеся восприятия" и "неосуществленные действия" никуда не исчезают и продолжают существовать "в потенциальном плане" (в составе "Квантового кристалла"), у нас вновь возникает призрак "двойников", существующих в "потенциальных параллельных мирах". Однако, эти "двойники" существуют лишь как компоненты смыслового поля, выполняющие весьма важные функции. "Несостоявшиеся восприятия" позволяют нам мыслить окружающий нас мир в системе альтернатив (т.е. мы понимаем, что наши восприятия могли бы быть какими-то иными), а "неосуществленные действия" - позволяют мыслить собственные действия как осуществляемые на основе свободного выбора из совокупности известных альтернатив (если мы не видим альтернатив - то нет и ощущения свободного выбора).

Не следует думать, что наше поведение целиком определяется "селекцией альтернатив", осуществляемых функцией осознания. Во-первых, осознание может выбирать только из тех вариантов возможных действий, которые предоставляет ему физический мозг. Если, к примеру, суперпозиция, с которой работает F2, состоит из одной компоненты, то осознанию ничего не остается кроме как просто "утвердить" то решение, которое принимает физический мозг. В этом случае поведенческое решение принимается чисто автоматически, без участия осознания. Но даже если осознание участвует в осуществлении выбора, его действие накладывается на физическую функцию мозга, т.е. принимаются во внимание также и коэффициенты, отражающие вероятности компонент суперпозиции. Т.о. психические функции являются продуктом совместной деятельности физического мозга и процесса осознания. Можно предположить, что если бы мы могли как-то "выключить" функцию осознания F2 (точнее, заменить целесообразную селекцию случайным выбором, как в случае функции F1) - это не сделало бы наше поведение абсолютно хаотическим и бессмысленным. Мозг сам по себе, в силу своего устройства вырабатывает достаточно целесообразные и достаточно "разумные" решения. Осознание абсолютно необходимо только в тех случаях, когда мозг не имеет врожденных или заранее выученных поведенческих программ, позволяющих ему адекватно реагировать на ситуацию. Т.е., иными словами, сознание связано с любыми элементами творчества в нашем поведении, а там где творчество не является необходимым, осознание не играет особо важной роли. Можно сказать, что осознание особым образом "модулирует" работу мозга (однако лишь на уровне субъективного восприятия работы физического мозга) - придавая функции мозга большую пластичность и творческое начало, а с другой стороны, и мозг (точнее "маркированная" часть состояний физического мозга - что соответствует образу мозга в нашем восприятии и памяти) определенным образом "управляет" функцией осознания (поскольку для осознания имеет значение "маркировка" элементов смыслового поля).

Предложенная концепция "сознания в квантовом мире" разрешает основные концептуальные проблемы, которые возникают как в связи и анализом психофизического отношения, так и в связи с проблемой измерения в квантовой механики. Анализ проблемы измерения ведет к двум противоречащим друг другу выводам:

1.Сознание (наблюдателя) неизбежно должно учитываться в физической картине мира.

2.Сознание не может быть описано и объяснено с помощью математического аппарата квантовой теории.

К аналогичному парадоксу ведет и анализ психофизического отношения. Здесь мы также получаем противоречие:

1.Сознание должно действовать в физическом мире.

2. Физический мир причинно замкнут (в силу действия законов сохранения) и, следовательно, воздействие сознания на физические процессы не возможно.

Оба этих противоречия в нашей модели легко разрешаются. Сознание не описывается в рамках физического формализма, но оно должно учитываться при анализе чувственного восприятия физической реальности. Сознание не действует на физические процессы, но, действуя на восприятие физической реальности, создает иллюзию психофизического взаимодействия. Всякое действие сознания в мире сводится лишь к выбору и актуализации тех компонент Универсума возможного (внутри "Квантового кристалла"), в которых это действие уже физически осуществлено. (Например, мое сознание не действует на мою руку, набирающую данный текст, но лишь актуализирует ту часть Универсума возможного, в которой я уже заранее "изображен" набирающим этот текст. Сознание просто выбирает ту часть реальности, в которой мое тело осуществляет желаемое мною действие).

Данная модель, вместе с тем, не является чисто метафизической конструкцией. Из нее можно вывести ряд следствий, которые можно подтвердить или опровергнуть с помощью опыта. Перечислим эти следствия.

1. Из нашей концепции непосредственно вытекает, что высшие психические функции (мышление, воля, осознанное восприятие, понимание и др.) не могут быть объяснены исключительно как функции воспринимаемого нами "физического" мозга. Следует ожидать, что изучение функциональных возможностей мозга рано или поздно приведет нас к выводу, что они (эти возможности) явно не достаточны для того, чтобы объяснить то сложное, целесообразное, содержащее элементы творчества поведение человека, которое мы наблюдаем в реальности. Например, мы можем прийти к выводу, что мозг не обладает достаточным быстродействием, достаточным объемом памяти, достаточной пластичностью, не обладает способностью создавать новые алгоритмы поведения. В таком случае мы должны предположить существование особого "трансцендентного фактора", модулирующего работу мозга и таким образом участвующего в осуществлении психических функций. Причем фактор этот таков, что его невозможно вписать в известную нам физическую картину мира.

2. О памяти нужно сказать отдельно. Из нашей модели сознания следует, что функция осознания может черпать информацию отовсюду, из любых частей смыслового поля. В частности, может извлекать ее из прошлых состояний мозга. В таком случае значительная часть памяти может функционировать по механизму "прямого доступа к прошлому", что не требует длительной фиксации воспоминаний в физиологическом субстрате. Память может быть как бы "размазана" во времени и, следовательно, может существовать трансцендентно по отношению к актуальному состоянию физического мозга. Эту гипотезу можно вполне опытно проверить. Мы можем оценить объем памяти с психологической точки зрения и, также, оценить информационную емкость мозга как "запоминающего устройства". Если предположить, что человек помнит абсолютно все, что с ним происходит при жизни (а в пользу этого говорят некоторые данные психологии), то общий объем только сенсорной информации, накопленной личностью за 60 лет, оценивается величиной порядка 1017 - 1020 бит. Если, как полагают современные исследователи, долговременная память фиксируется путем изменения активности синаптических контактов (а также путем образования новых синаптических связей), то нагрузка на один синапс представляется непомерно большой. Действительно, в мозге не более 1013 -1014 синапсов, что даже при минимальной оценке объема накопленной информации за 60 лет (1017) дает на один синапс 104 или 103 бит. Трудно представить, чтобы один синапс мог каким-то образом хранить не менее тысячи бит информации. На самом деле данные нейрофизиологии показывают, что информационная емкость нейронных сетей вряд ли превышает 1 бит на 10 нейронов, так что максимальный объем информации, которую может физически "записать" мозг, не превышает, видимо, 109 - 1010 бит (т.е. приблизительно равен 1 Гбайту). Ввиду этих фактов "трансцендентный" (распределенный во времени) механизм памяти уже не представляется чем-то невероятным. Заметим, также, что классические, восходящие к работам Хебба представления о работе памяти оказались существенно поколеблены в последнее время. По Хеббу, процесс запоминания делится на две стадии: стадию кратковременной памяти, которая обеспечивается посредством ревербирации нервных импульсов в нервной сети, и стадию консолидации, которая связана с изменением связей между нейронами (изменения продуктивности синапсов, образование новых синапсов и коллетералей), что предполагает серьезные биохимические перестройки, связанные с синтезом белков Ранние эксперименты с электрошоком и подавлением синтеза белка во время обучения - вроде бы подтверждали эту модель. И электрошоковое воздействие сразу после сеанса научения, и лекарственное подавление синтеза белка делали обучение невозможным. Однако в последнее время появились данные о возможности восстановления кратковременной памяти, стертой электрошоком или даже гипотермией (охлаждением мозга). Восстановление было, правда, частичное и нестойкое. Но в любом случае, циркулирующий нервный импульс никак не может пережить воздействие, полностью угнетающее электрическую активность мозга. Это означает, что уже на стадии кратковременной памяти существует что-то, что способно пережить "выключение" электрических функций мозга. Также и Хеббовские представления о консолидации памяти не согласуется с рядом надежно установленных экспериментальных данных. В некоторых экспериментах было показано, что долговременная память при некоторых формах обучения оказалась устойчивой к аноксии мозга и действию электрошока [Bolduin, Soltysik, 1965; Squire, 1986]. Полная блокада синтеза белка в головном мозге также не всегда нарушала консолидацию памяти [Laudein et al., 1986; Staubli et all., 1985]. При научении с минимальным интервалом между пробами подавление синтеза белка не нарушало сохранение информации в течение нескольких дней [Tully et all., 1994]. (10). Исходя из того, что подавление синтеза белка в мозге во время научения не всегда нарушает сохранение информации, мы неизбежно приходим к заключению, что существует некая "сверхбыстрая" фаза консолидации долговременной памяти, которая вовсе не требует участия синтеза белков. Для такой сверхбыстрой консолидации необходимы особые механизмы, которые гипотетически можно отождествить с "трансцендентной" памятью, связанной с механизмом "селекции квантовых альтернатив"", осуществляемых сознанием - поскольку этот механизм вообще не требует какой-либо "записи" информации в нервной ткани. Информация здесь может непосредственно извлекаться из прошлых состояний мозга. Эксперименты показывают, что такой "трансцендентный" механизм памяти вероятно существует уже у животных. Как же объяснить более ранние положительные эксперименты, как будто подтверждающие схему Хебба? Очевидно, у животных и у человека существует несколько различных видов памяти. Существует "имманентная" живому мозгу система памяти, действительно связанная с нейрональной (прежде всего синаптической) пластичностью. Такой механизм подробно исследован на беспозвоночных животных, а также в культуре тканей высших животных. Вероятно, он есть и у человека. Это то, что А. Бергсон назвал "памятью тела", а в современной психологии связывается с "процедурной" памятью (память типа условных рефлексов, выработки навыков и т.п.). Но существует и иной, "трансцендентный" механизм памяти, который у человека соответствует семантической и эпизодической памяти. ("Память духа" по Бергсону). Обе эти "трансцендентные" формы памяти работают весьма различно. Семантическая (смысловая) память не требует какого-либо "оживления" следов памяти. Выбор альтернативы здесь осуществляется на основе прямого соотнесения актуальной ситуации выбора с прошлым, без восстановления этого прошлого в настоящем. Эпизодическая память (воспоминания) напротив предполагает воспроизведение "картин" прошлого (с той или иной полнотой). Механизм "воспоминаний" можно представить как двухэтапный процесс. На первом этапе некая нейрональная "сенсорная матрица" (соответствующая модальности воспоминания) переводится в состояние суперпозиции всех возможных состояний сенсорного входа (для этой матрицы). На втором этапе - осуществляется целесообразный выбор одной из компонент суперпозиции - соответствующей нужному воспоминанию. Информация о нужном выборе также считывается из прошлого и, следовательно, также не требует формирования каких-либо постоянных "записей" в мозге. Семантическая и эпизодическая формы памяти в полной мере формируются только у человека (хотя, как показывают упомянутые исследования, имеют "прообраз" у животных). Поэтому память человека должна качественно отличаться от памяти животных. Косвенно об этом говорит тот факт, что характерные для человека формы нарушения памяти: ретроградную и антероградную амнезию (связанные, вероятно, с нарушением связи мозга с "трасцендентной" памятью) не удается воспроизвести в опытах с животными. Для достижения этой цели безуспешно применяли электрошок, местное электрическое раздражение (например, миндалин), быструю наркотизацию, полную или частичную функциональную декортикацию путем временной обработки коры головного мозга изотоническим раствором КО, сильное охлаждение коры, воздействие ацетилхолинэстеразы и ингибиторов синтеза белков. Известно, что клиническая патология мозга не столкнулась ни разу с явлениями нарушения долговременной памяти при очаговых поражениях мозга. (Амнезию вызывают лишь глобальные воздействия на мозг человека, наподобие сотрясений, электрошока, отравления). Также и эксперименты с повреждением или функциональным выключением различных (даже весьма значительных по объему) участков мозга животных (как корковых, так и подкорковых) показали, что хотя локальные повреждения мозга значительно замедляют образование новых условных рефлексов, но выработанные до операции рефлексы быстро и даже спонтанно восстанавливаются при первых же испытаниях. Это говорит о том, что оставшиеся сохранными участки мозга не утрачивают опыта обучения, и этот результат не зависит от того, какую структуру разрушали экспериментаторы (11 с 247)). В целом в экспериментах с разрушением частей мозга животных разными исследователями было показано, что не существует критического места повреждения, исключающего вообще доступ к прошлым воспоминаниям. Т.е. в мозге нет никакого "центра хранения долговременной памяти". Это свойство является общим для человека и животных. Следовательно, и эти данные подтверждают мысль, что и у животных существует некая "трансцендентная" компонента памяти. Таким образом, рассмотренные данные показывают, что гипотеза "трансцендентной" составляющей памяти представляется весьма перспективной и способна объяснить целый ряд особенностей памяти животных и человека.

3. Если функция осознания связана с селекцией квантовых альтернатив, то это означает, что в мозге должны иметь место реальные квантовые суперпозиции. Это, видимо, предполагает, что в мозге должны существовать какие-то существенно квантовые звенья, возможно связанные с процессами на уровне микрочастиц или же связанные с макроскопическими квантовыми эффектами.

4. Если удастся строго научно доказать существование паранормальных психических феноменов (таких, как магия, психокинез, телепатия, ясновидение, медиумизм и т.п.), то это также будет важным аргументом в пользу нашей концепции. Действительно, данная концепция позволяет легко истолковать указанные феномены. Магия и психокинез, к примеру, могут быть следствием способности некоторых индивидов хотя бы отчасти управлять селекцией альтернатив в процессе чувственного восприятия окружающего нас мира (т.е. функцией F1). Далее, поскольку функция осознания F2 определяется состоянием всего смыслового поля в целом и способна учитывать уже произошедшие актуализации (т.е. отличать "маркированные" состояния от "немаркированных"), то она способна черпать информацию отовсюду и не ограничена только показаниями органов чувств. В частности, требование интерсубъективности предполагает пронизанность смыслового поля нелокальными корреляционными связями (что дает объяснение существованию несиловых квантовых корреляций типа ЭПР-корреляций). Поэтому нет ничего удивительного, что сознание при определенных условиях может читать чужие мысли, видеть на расстоянии, общаться с умершими (последнее можно интерпретировать как контакт с прошлыми состояниями сознания других людей) и т.п.

Таким образом, предложенная концепция "сознания в квантовом мире" принципиально допускает и верификацию и фальсификацию и, следовательно, вполне научна.

Нам осталось обсудить еще один важный вопрос. Согласно нашей модели процессы осознания неразрывно связаны с физическими процессами, происходящим внутри человеческого мозга. Точнее говоря, актуализация, по сути, и сводится к переводу в план чувственного восприятия физических состояний определенных мозговых структур: "сенсориума" и "командного центра". Естественно возникает вопрос: почему осознание связано именно с этими структурами, а не с какими-то другими? Почему осознание осуществляет селекцию квантовых состояний человеческого мозга, а не камня, например? Поскольку осознание в нашей модели не является физическим явлением, то кажется, на первый взгляд, бесполезным искать ответ на этот вопрос в анализе устройства человеческого мозга. Устройство мозга, кажется, столь же мало связанным с наличием осознания, как химический анализ металла связан с вопросом: почему из этого металла сделан, скажем, самолет, а не сарай.

Однако, это не совсем так. Во-первых, действие осознания требует существования макроскопически различимых квантовых суперпозиций. Это возможно, видимо, в двух случаях: такие суперпозиции могут возникать за счет усиления квантовых сигналов, отражающих на макроуровне события в микромире (примером здесь может служить знаменитый "кот Шредингера") или же могут возникать макроскопические суперпозиции состояний каких-то многочастичных когерентных квантовых систем (типа сверхпроводников). (Заметим, что в первом случае усилителями квантовых сигналов могут служить нейроны, которые обладают спонтанной импульсной активностью, поскольку они большую часть времени находятся в неравновесном "околопороговом" состоянии и, следовательно, вполне способны реагировать на события атомного и субатомного масштаба). Во-вторых, необходимо чтобы хотя бы часть альтернатив, из которых осуществляет выбор процесс осознания, соответствовала целесообразным и разумным действиям, которые можно было бы интерпретировать как проявления мышления и сознания. Т.е. система, в которой могло бы проявиться сознание, должна, по меньшей мере, обладать квантовыми свойствами и проявлять достаточно сложное и целесообразное поведение даже при условии "выключения" селективной функции осознания. Учитывая это, мы могли бы предположить, что сознание может управлять любым процессом селекции альтернатив при условии, что эти альтернативы могут проявляться на макроуровне в виде альтернативных действий достаточно сложной системы, способной воспринимать окружающий мир и действовать в этом мире достаточно целесообразно. В таком случае мы можем ожидать, что созданный нами робот, в котором могут быть реализованы макроскопически различимые квантовые суперпозиции, может совершенно спонтанно обрести сознание, что можно было бы обнаружить по целесообразному систематическому смещению (по сравнению с расчетными величинами) распределения вероятностей реализации тех или иных членов данных суперпозиций.

Исключить такую возможность, конечно, нельзя, хотя она априори и представляется маловероятной. Ясно, что в абсолютном большинстве случаев процессы редукции вектора состояния никакой разумной селекции альтернатив не проявляют (иначе предсказания квантовой теории не подтверждались бы экспериментами). Поэтому и нет оснований думать, что подключение к тому или иному произвольно выбранному квантовому процессу сложной кибернетической машины автоматически сделает эту машину сознательной. Т.о. мы опять возвращаемся к исходному вопросу: почему одни квантовые процессы сопровождаются осознанной селекцией альтернатив, а другие - нет?

Поскольку объяснить физическими причинами это различие не представляется возможным, следует предположить здесь действие како-то иной формы причинности. Сознание связано с целесообразностью, поэтому естественно предположить, что и выбор "места проявления" осознания также осуществляется на основе целевой причинности. Иными словами, мы можем предположить, что процесс селекции альтернатив посредством осознания должно в конечном итоге привести "восприятие Вселенной" к какому-то вполне определенному "конечному состоянию". Действительно, сознание не может воздействовать на физический мир, но может посредством селекции альтернатив целенаправленно влиять на "восприятие Вселенной" различными существами. Если существует какое-либо "предпочтительное восприятие Вселенной", то процесс осознания можно представить как некое "блуждание" "точки осознания" внутри "Квантового кристалла" в поисках той области внутри него, в которой это "предпочтительное восприятие" оказывается реализованным.

Мы не можем достоверно знать каково это "предпочтительное конечное состояние" (например, это может быть "состояние максимальной разумности" или "полного самопознания Вселенной"), но, поскольку мы существуем, мы должны предположить, что достижение этого состояния на том или ином этапе требует существования разумных живых существ и, следовательно, требует создания этих разумных живых существ. Ранее мы отмечали, что функция осознания необходима в тех случаях, когда для решения стоящих перед субъектом задач требуется творчество. Способность к творчеству - объективный признак наличия сознания. Исходя из этого, можно предположить, что везде, где проявляется творчество - действует тот или иной процесс осознания. Продуктом творчества являются любые объекты, порождение которых невозможно объяснить чисто натуралистически, т.е. как результат действия только известных нам законов физики. Продуктом человеческого творчества является культура. Но и сам человек - тоже, видимо, есть продукт творчества, проявляющегося в самой природе. Человек - продукт эволюции живого. Но и сама жизнь, видимо, - продукт химической эволюции. Оба эти вида эволюции, как нам представляется, невозможно объяснить чисто натуралистически и, следовательно, в обоих случаях можно предположить участие осознания. Представляется весьма вероятным, что осознание (с помощью целесообразной селекции квантовых альтернатив) творчески управляет вначале химической эволюцией, "порождая" жизнь, а затем направляет биологическую эволюцию - "порождая" в конечном итоге разумных существ. (Конечно, слово "порождение" здесь не совсем подходит, поскольку, согласно нашей концепции, осознание ничего не создает и ничего не меняет в физическом мире, а лишь выделяет ("маркирует"), т.е. делает воспринимаемой ту часть "Квантового кристалла", в которой уже изначально в качестве потенции содержится живое и разумное).

Таким образом, мы можем предположить, что одна и та же "творческая энергия осознания" вначале "творит" жизнь, затем направляет биологическую эволюция, "созидая" разум, а затем концентрируется в индивидуальном человеческом сознании, "созидая" культуру. (Вопрос о том, каким образом трансцендентный творческий фактор, направляющий эволюцию, может трансформироваться в трансцендентный фактор, направляющий творческую активность сознания, мы подробно рассматриваем во второй части данной работы). В человеке "творческая энергия осознания" предельно концентрируется и индивидуализируется. При этом многократно ускоряются темпы эволюции. Таким образом, мы можем предположить, что человек является важным звеном, необходимым для достижения конечной цели Вселенной и именно поэтому наш мозг является тем местом, в котором столь мощно проявляется функция осознания.

Литература

1.Менский М.Б. Концепция сознания в контексте квантовой механики // УФН, 2005, т. 174, N4.

2. Семенов Ю. Сознание в Мультиверсе // Сайт Международного центра эвереттических исследований (МЦЭИ). 2006.

3. Костерин А.М. Личность в Многомерии // Сайт Международного центра эвереттических исследований (МЦЭИ).

4. Лебедев Ю.А. "Эвереттизм без Эверетта" http://piramyd.express.ru/disput/lebedev/ewe.htm

5. Костерин А.М. Большой мир; Размышления о странствиях души. http://filosof.net/disput/kosterin/kosterin.htm

6. Everett H. III, Rev. Mod. Phys.,29,454 (1957)

7. Friedman J.R. et al. Nature, 2000, 40, p. 43.

8. Доронин С.И. Квантовая магия. СПб, 2007.

9. ИвановЕ.М. Онтология субъективного. Саратов, 2007. http://ivanem.chat.ru/ontology1.htm

10. См.: Подольский И.Я. Новые фармакологические и поведенческие данные не согласуются с традиционными представлениями об универсальности механизмов консолидации долговременной памяти. // Материалы Международных чтений, посвященных 100-летию со дня рождения члена-коррес-пондента АН СССР, академика АН АрмССЭ.А.Асратяна.30 мая 2003.

11. Беленков Н.Ю. Принцип целостности в деятельности мозга. М., 1980.

О ПРОИСХОЖДЕНИИ СОЗНАНИЯ

В данной части работы мы рассмотрим гипотезу о происхождении человеческого сознания исходя, при этом, из предположения о трансцендентности сознания по отношению к известному нам физическому субстрату (телу и мозгу) в котором это сознание проявляется.

Прежде всего, необходимо обосновать исходный тезис о трансцендентности сознания, который можно сформулировать следующим образом: целый ряд известных нам феноменальных и функциональных свойств сознания невозможно последовательно истолковать исходя из натуралистической предпосылки, сводящей сознание либо к функции мозга, либо к некоему "внутреннему аспекту" самого физического субстрата мозга. Иными словами, предполагается существование "экстрасоматической" составляющей человеческой психики, необъяснимой с позиций современной физики, химии и физиологии (но, как мы видели в первой части работы, предполагаемой в рамках квантовомеханической картины мира - в качестве "нефизической" компоненты этой картины). Спрашивается: откуда взялась эта "экстрасоматическая" компонента психики? Если человеческая психика - это продукт эволюции, то эта трансцендентная компонента также должна проявляться постепенно, эволюционно и, следовательно, на разных этапах эволюции живого может выполнять весьма различные функции.

Чтобы показать наличие трансцендентной компоненты сознания, начнем с анализа функции сознания. Мозг человека нередко сопоставляют с электронной вычислительной машиной и рассматривают как своего рода сетевой "мясной компьютер", который занят обработкой потоков информации и выработкой адекватных поведенческих решений. Основываясь на этой "компьютерной метафоре" можно попытаться оценить мощность "мозгового компьютера" и сопоставить эту оценку, как с возможностями электронных компьютеров, так и с реальными функциональными возможностями человеческой психики.

Сравнивая мозг с электронным компьютером, мы обнаруживаем, что это сравнение явно не в пользу мозга. Хотя общее число значимых событий в мозге (актов генерации потенциалов действия) достаточно велико (порядка 1012 - 1014) и сравнимо с производительностью современных суперкомпьютеров (1015 оп/сек), по скоростным параметрам мозг существенно уступает компьютеру. Если электрический сигнал в компьютере распространяется со скоростью, близкой к скорости света, то в мозге нервный импульс распространяется лишь со скоростью 1-100 м/с (в зависимости от диаметра волокна, наличия миелиновой оболочки) - т.е. примерно в миллион - сто миллионов раз медленнее. Задержка импульса на одном нейроне за счет синаптических процессов составляет примерно 1,5 мсек. Следовательно, за секунду нервный импульс успевает последовательно переключиться с одного нейрона на другой не более пятисот раз. Достаточно ли этого для осуществления столь сложной обработки информации, которая характерна для человеческой психики? Если учитывать, что переключение сигнала осуществляется параллельно по миллионам нервных путей, то может показаться, что вполне достаточно.

Однако, сколько-нибудь сложная и, особенно, творческая обработка информации, предполагающая выработку нестандартных решений, очевидно, предполагает сложную многократную перестройку нейронной сети в процессе прохождения через нее волны возбуждения. В противном случае "обработка информации" сводится лишь к проведению импульсов по заранее сформированным нервным цепям и, соответственно, может инициировать лишь осуществление заранее выученных или генетически закрепленных схем поведения. Ясно, что такая перестройка нейронной сети возможна лишь в том случае, если волна возбуждения, вызванная сенсорной стимуляцией, многократно проходит через одни и те же нейронные структуры, вызывая в них те или иные (обратимые или необратимые) изменения. Низкая скорость распространения нервного сигнала, а также относительно большое время, необходимое для существенной модификации состояния нейрона, делает такое "циркулирование" возбуждения по одним и тем же нервным путям с непрерывной скоростной их модификацией фактически невозможным. Учитывая это, мы должны признать, что мозг на малых временных интервалах (порядка секунд), не способен сколько-нибудь сложно обрабатывать информацию, но лишь передает импульсы по заранее сформированным нервным путям, существенная перестройка которых оказывается возможной лишь на достаточно больших временных интервалах (порядка десятков минут, часов, суток).

Однако, вопреки этому, человек явно способен достаточно быстро (в течение секунд) ориентироваться в сложной, нестандартной ситуации, быстро принимать адекватные решения (например, оценка и решение шахматных задач в "быстрых" шахматах), способен, также, к творческой импровизации (например, неподготовленная речь, музыкальная импровизация и т.п.), а в некоторых случаях (феноменальные счетчики) способен и очень быстро осуществлять сложные, многоэтапные вычисления (умножение многозначных чисел, извлечение корней и т.п.). Все это никак не согласуется с вышеизложенным заключением о неспособности мозга к сложной (рекурсивной) обработке информации на секундных интервалах времени.

В силу низкой скорости распространения сигналов в нервных сетях мозг, очевидно, способен обеспечить достаточную скорость обработки информации только за счет распараллеливания функций. Однако, во-первых, далеко не всякие когнитивные задачи, в силу своей структуры, допускают распараллеливание (такова, например, как показал М. Минский, задача определения связанности воспринимаемой плоской фигуры), во-вторых, само распараллеливание, в общем случае, является весьма сложной задачей (если только сеть не настроена заранее на решение определенного класса стандартных задач) и, в-третьих, психологические исследования показывают, что психика человека весьма мало способна к параллельной независимой обработки информационных потоков.

Весьма трудно, также, объяснить каким образом мозг способен хранить тот огромный объем сенсорной и прочей информации, который накапливается в течение жизни. Есть основания думать, что наша психика фиксирует абсолютно всю поступающую в течение жизни сенсорную информация и ничего на самом деле не забывается. При определенных условиях (гипноз, электрическое раздражение некоторых зон мозг) можно извлечь практически любую информацию, которая когда-либо поступала в мозг. Отсюда получается цифра для объема памяти порядка 1017 - 1020 бит - за 60 лет жизни. Полагают, что мозг фиксирует информацию в долгосрочной памяти посредством модификации синаптических связей. Число синапсов в мозге, видимо, не превышает величины порядка 1014. Таким образом, даже при самых благоприятных для мозга оценках объема памяти, на один синапс приходится не менее 1000 бит, что представляется не реальным, особенно если учитывать, что функции многих синапсов, расположенных на теле одной клетки, сложным образом суммируются.

Учитывая все сказанное, представляется весьма вероятным, что функция человеческой психики (функция сознания) определяется не только работой нейронных сетей мозга, но в ее осуществлении участвуют какие-то другие, гораздо более эффективные, но не известные нам механизмы, которые и позволяют на много порядков повысить эффективность работы психического аппарата.

Еще более значительные трудности возникают, если мы попытаемся натуралистически истолковать феноменальную сторону сознания. Зададимся вопросом: каким образом мозг способен "производить" такие феномены как ощущения, сенсорные образы, представления, эмоции, воления, смыслы? Ничего подобного в мозге мы не обнаруживаем. Например, я вижу предмет зеленого цвета, тогда как в мозге ничего зеленого не обнаруживаю. Ответ на эти вопросы пытаются дать две теории, которые можно считать натуралистическими: функционализм и двухаспектный подход.

Функционализм утверждает, что сознание есть ничто иное, как "функция мозга". При этом "функция мозга" понимается как "макрофункция", т.е. как интегральное отношение "вход - выход", тогда как "микрофункции" мозга (т.е. конкретные внутримозговые нейрофизиологические процессы, опосредующие связь сенсорного "входа" и моторного "выхода") во внимание не принимаются. Иными словами, сознание (понимаемое как феноменальный "внутренний мир") автоматически возникает всякий раз, когда реализуется характерное для человеческой психики отношение "вход-выход". При этом безразлично с помощью каких конкретных внутренних процессов это отношение осуществляется. (Отсюда вытекает так называемая "сильная версия" теории искусственного интеллекта: вычислительному устройству любой конструкции, которое функционально эквивалентно человеческому мозгу, автоматически приписывают наличие феноменального сознания).

Таким образом, согласно функционалистскому решению психофизической проблемы, там, где есть характерная для человеческой психики макрофункция, - есть и соответствующее этой функции феноменальное сознание. Например, если имеется функция восприятия - то непременно есть и соответствующие ей чувственные образы, даже если функцию восприятия осуществляет компьютер.

Существуют серьезные возражения против функционалистской доктрины. Прежде всего, сама формула функционализма: "сознание есть функция мозга" вызывает недоумение. Ведь функция мозга - это генерация и передача нервных импульсов, возбуждение и торможение нервных клеток - что отнюдь не тождественно феноменальному содержанию сознания: ощущениям, образам, представлениям и т.п. Поэтому требуется дополнительно разъяснить: в каком именно смысле нервные процессы могут рассматриваться как нечто тождественное феноменальным состояниям сознания. Эта проблема вполне разрешима. Например, мы можем предположить, что феноменальное - есть некий "внутренний аспект" (бытие "в себе") макрофункции мозга. Но даже в этом случае трудно понять, каким образом возникают, например, чувственные качества, если ни материя мозга, ни элементарные нервные процессы, сами по себе ничего подобного феноменальным качественным состояниям человеческого сознания не содержат.

Но существует и гораздо более серьезное возражение против функционализма. В частности, используя известный аргумент против "сильной версии" искусственного интеллекта - т.н. "аргумент китайской комнаты" Дж. Серла (1), - можно убедительно показать ошибочность утверждения, согласно которому наличие макрофункции, идентичной той или иной психической функции, автоматически гарантирует существование соответствующей данной функции субъективной феноменологии.

"Китайская комната" - это воображаемая ситуация, в которой человек, действуя в соответствии с некоторым алгоритмом, имитирует тем самым функцию компьютера, который, в свою очередь, имитирует (реализуя тот же самый алгоритм) ту или иную психическую функцию, например, функцию понимания китайского языка или функцию распознавания образов. Легко понять, что осуществление человеком машинного алгоритма понимания китайского языка вовсе не предполагает реального понимания смысла китайских фраз, а реализация алгоритма распознавания образов - не предполагает что субъект, реализующий этот алгоритм, будет реально видеть распознаваемый объект.

Этот мысленный эксперимент ясно показывает, что наличие макрофункции отнюдь не гарантирует существования адекватной этой макрофункции феноменологии. Значимым оказывается как физический способ реализации макрофункции, так и материальный субстрат, в котором данная функция осуществляется. Отсюда естественно вытекает другой "натуралистический" подход к пониманию психофизического отношения: сознание коррелятивно не макрофункции мозга, но непосредственно соответствует физическому состоянию мозга (или состоянию какой-то его части). С этой точки зрения феноменология сознания - есть "внутренний аспект" физического состояния материи мозга. Это и есть т.н. "двухаспектный подход", предложенный в середине ХIХ века Г. Фехнером (см. 2).

Согласно Фехнеру, то, что "извне" (с позиции внешнего наблюдателя) воспринимается как "физическое", изнутри (т.е. "в себе") существует как "психическое" (феноменальное). Эта теория фактически предполагает, что всякая физическая реальность есть на самом деле нечто подобное субъективной феноменологии (т.н. "панпсихизм"), но поскольку мы воспринимаем эту реальность извне, с точки зрения внешнего наблюдателя, то в силу репрезентативного характера чувственного восприятия (мы видим не вещи, а образы вещей), мы, грубо говоря, "видим не то, что есть на самом деле" - вместо "психического" видим "физическое", вместо внутреннего мира субъекта - видим его мозг. Таким образом, фундаментальность различия материи и сознания здесь упраздняется и заменяется фундаментальным различием внешнего и внутреннего, "Я" и "не-Я".

Эта теория чисто концептуально, философски вполне приемлема, но из нее вытекает жесткое требование изоморфизма физического и психического (поскольку физическое мыслится как "внешнее проявление" чего-то "психоподобного", то должно иметь место взаимно-однозначное соответствие свойств физического и психического). Однако такого рода изоморфизм мы на самом деле не обнаруживаем. Существует целый ряд свойств феноменального внутреннего мира, которые не имеют никаких аналогов в физическом мире. К таким свойствам мы относим: наличие чувственных модально-специфических качеств, особую форму пространственной и временной целостности сознания, свободу воли и целесообразность, способность к творчеству, а также уникальность индивидуального "Я". Рассмотрим эти свойства подробнее.

Начнем с проблемы "качеств". Очевидно, что чувственная сфера нашего сознания обладает спектром качественно различных ощущений, специфичных для каждой сенсорной модальности. Выделяют такие чувственные качества как цвет, высота звука, запах, вкус и т.п. Мы называем их "качествами" (квалиа) - поскольку различия между ними не возможно описать с помощью какой-либо количественной меры. Бессмысленно, например, говорить, что зеленое во столько-то раз больше или меньше чем красное. Если психическое изоморфно физическому, то правомерно поставить вопрос о физических коррелятах чувственных качеств. Однако ничего подобного чувственным качествам мы в составе свойств физического мира не обнаруживаем. Физика вообще дает нам бескачественное описание реальности, фактически сводя все многообразие свойств реального мира к пространственно-временным свойствам. Т.е. физика и по сей день следует картезианской парадигме, согласно которой материя есть не что иное как "чистая протяженность", а любые качественные различия должны в конечном итоге сводиться к количественным (например, цвет объясняется различием в длине электромагнитных волн). Собственно качества переносятся из мира вещей в сознание. Но, если мыслить сознание как продукт мозга, то и в сознании качествам неоткуда взяться. Ведь и мозг тоже состоит из материи и, следовательно, никакими качествами сам по себе не обладает.

Таким образом, пытаясь решить проблему "качеств", мы либо приходим к дуализму физического и психического, либо должны прийти к выводу, что физическая картина мира существенно не полна, поскольку игнорирует качественный аспект реальности и описывает лишь некую абстрактную инвариантную структуру отношений между вещами и их качествами (так считал, например, Б. Рассел). Но последнее объяснение представляется малоубедительным. Во-первых, не понятно как современная физика может быть столь эффективной в своих предсказаниях, если она фактически игнорирует такое значительное измерение реальности, как качества. Если же мы, пытаясь объяснить последнее обстоятельство, предполагаем, что качества никак физически себя не проявляют, то тогда не возможно понять как вообще можно что-либо говорить о качествах, ведь говорение - это физический акт, а воздействовать на наши суждения может лишь то, что каким-то образом специфически проявляет себя в физическом мире.

Если признать, что физика верно описывает известную нам часть реальности, то тогда качества, также являясь частью интегральной физической реальности, относятся видимо к какой-то иной компоненте физической реальности, которую современная физика не описывает. Иными словами, качества определяются некой неизвестной нам "трансцендентной" составляющей физической реальности.

Рассмотрим теперь проблему целостности сознания. Феноменально сознание предстает как совокупность сопереживаемых определенным субъектом ощущений, образов, представлений, смыслов и т.д., образующих в совокупности единое "поле сознания" (его важнейшие компоненты - это "перцептивное поле" и "смысловое поле"). Таким образом, сознание есть "единое-многое" - множество, существующее в форме единства. Форма этого единства такова, что она не позволяет элементам сознания существовать независимо друг от друга - в виде совокупности самостоятельных элементов лишь чисто внешним образом взаимодействующих друг с другом. Но именно в виде такой совокупности самостоятельных элементов, взаимодействующих друг с другом чисто внешним образом, и существует любой протяженный классический физический объект. Отсюда можно сделать вывод, что состояние сознания не может быть изоморфно состоянию какого-либо протяженного классического объекта (например, мозга). Это не возможно потому, что они обладают явно различными формами целостности. (Кстати, этот вывод сделал в свое время еще Лейбниц).

Сознание обладает не только пространственной (одномоментной), но и временной целостностью. Последняя проявляется как временная себетождественность человеческого "Я". Ясно, что идея тождественности собственного "Я" в различные моменты времени осмысленна только в том случае, если имеется возможность прямо сопоставить состояния сознания в различные моменты времени. Я могу установить, что обладаю тем же самым "Я", что и десять лет назад, только если я способен каким-то образом сопоставить, сравнить мое нынешнее и мое прошлое "Я". Последнее же возможно лишь в том случае, если сознание нелокально во времени, представляет собой сверхвременной объект. Это обстоятельство опять-таки делает невозможным отождествить сознание с состоянием классического физического объекта, который, очевидно, локален во времени, существует лишь "здесь и сейчас"

Далее, мы не можем, также, указать какой-либо физический аналог свободы воли - способности человеческого сознания к самодетерминации. В физическом мире на известны два вида детерминации: это жесткий однозначный "лапласовский детерминизм", характерный для классической механики, и вероятностная детерминация, характерная для квантовой механики. Свободный волевой выбор не может быть подчинен какому-либо всеобщему закону (ибо он индивидуален). Он, также, не является и внешне детерминированным выбором, но, вместе с тем, и не является случайным событием, подобным индивидуальному исходу обычного квантовомеханического эксперимента. Свободный выбор целесообразен, тогда как в физическом мире существуют лишь действующие, но не целевые причины.

Специфика человеческой психики - то, что более всего отличает человека от животных - это способность к творчеству. Творчество - это созидание чего-то принципиально нового, небывалого. Что же нового, однако, может создать мозг - если он просто физическая система, действующая согласно всеобщим универсальным законам? Нейронная сеть может реализовать лишь тот алгоритм, который жестко детерминирован ее структурой. Даже когда эта сеть перестраивается, то, с точки зрения натурализма, эти перестройки также должны быть жестко детерминированы законами физиологии и биологии мозга. Следовательно, если мозг - это не более чем сложная нейронная сеть, то никакое подлинное творчество оказывается не возможным.

С точки зрения современной физики невозможно, также, объяснить и такой феномен, как существование индивидуального "Я". Субъективные феномены - это всегда "чьи-то" феномены. Они принадлежат конкретному "Я" - субъекту восприятия, мышления и деятельности. Ясно, что сама идея "Я" предполагает его уникальность, единичность - каждое "Я" может существовать лишь в одном единственном экземпляре. Никакое "размножение" или "удвоение" "Я" в принципе не возможно. "Я" абсолютно уникально. Но это означает, что индивидуальность "Я" невозможно объяснить исходя из особенностей "конструкции" конкретного физического тела. Ведь уникальность любого физического тела, с точки зрения современной физики, не абсолютна. Тело состоит из совершенно стандартных атомов, которые, с точки зрения квантовой механики, вообще никакой уникальностью или индивидуальностью не обладают. Теоретически представляется вполне возможным установить с высокой точностью расположение всех атомов, например, моего тела, а затем создать высокоточную (с точностью до расположения отдельных атомов) копию моего организма (в том числе и мозга). Ясно, что эта процедура в любом случае не может привести к копированию моего "Я" Я останусь самим собой, а копия обретет свое собственное, независимое от меня "Я". Таким образом, нужно признать, что индивидуальность "Я" не определяется известным нам физическим устройством человеческого тела.

Из приведенных выше аргументов ясно следует вывод, что мы вряд ли когда-либо сможем исчерпывающим образом объяснить сознание с позиций современной физической теории. Вместе с тем, кажется, что мы ни в коем случае не должны отказываемся от самой идеи возможности, и даже необходимости физического истолкования феномена сознания. Ведь "физическое" в самом широком смысле - это просто все то, что, так или иначе, способно "действовать" в физическом мире, способно включаться в цепочки причинно-следственных связей. То, что никак не действует, ни с чем физически не взаимодействует, - не может быть никаким способом обнаружено. Мы принципиально не можем высказываться о "внефизических" предметах, поскольку высказывание - это, помимо всего прочего, физический акт. То, что мы способны говорить о психических явлениях, - свидетельствует о том, что они способны как-то действовать в составе физического мира и, таким образом, их существование должно быть как-то учтено в физической теории. Но в рамках существующей физики учесть их, как мы видим, не представляется возможным.

Решение этого парадокса возможно, как мы видели в первой части работы, посредством отождествления сознания с процессом целесообразной селекции квантовых альтернатив. Этот процесс не описывается физической теорией, но, тем не менее, должен учитываться при описании результатов физических экспериментов - поскольку именно этот процесс определяет содержание того, что мы чувственно воспринимаем в ходе того или иного эксперимента. Не действуя непосредственно на физические процессы, селекция квантовых альтернатив действует на наше восприятие физических процессов и тем самым создает иллюзию психофизического взаимодействия. В физической теории этот процесс селекции альтернатив в актах осознания учитывается путем введения "нефизического" постулата редукции волновой функции.

Таким образом, мы можем достаточно уверенно утверждать, что психика - и как функциональная, и, тем более, как феноменальная сущность - не является продуктом известных нам физических, химических и физиологических процессов в мозге. Существует некий "трансцендентный фактор" (ТФ) - предположительно тождественный целесообразной селекции квантовых альтернатив, который вносит существенный вклад работу человеческой психики, и, также, определяет качественность, целостность, индивидуальность сознания, способность к творчеству, способность к свободным целесообразным волевым выборам и, видимо, именно он обеспечивает ту огромную "вычислительную мощность" человеческой психики, которую не способна обеспечить одна лишь нейронная сеть. Назовем этот трансцендентный фактор "трансцендентным фактором сознания" (ТФС).

В данной части работы нас интересует вопрос о возможных эволюционных механизмах происхождения ТФС. Если человеческий мозг - продукт эволюции, то и ТФС - также должен иметь эволюционное происхождение. Эволюция - это процесс более или менее плавной трансформации одного объекта в другой. Следовательно, и ТФС не появляется внезапно "из ниоткуда" - должен, очевидно, существовать некий "предшественник" (или предшественники) ТФС, который должен, видимо, выполнять какие-то другие биологические функции, отличные от описанных выше психических проявлений ТФС, но, вместе с тем, этот "предшественник" должен иметь существенно сходные с ТФС свойства. Таким общим для ТФС и его "предшественников" свойством должна, прежде всего, быть "трансцендентность", т.е. невозможность объяснения с позиций имеющихся в настоящее время научных теорий. Нам, следовательно, нужно отыскать биологические процессы, в которых, предположительно, мог бы проявляться некий "трансцендентный фактор", аналогичный по своим свойствам ТФС, и которые, следовательно, необъяснимы до конца с натуралистической точки зрения. Далее, нам нужно показать, каким образом этот "трансцендентный фактор" мог бы эволюционно трансформироваться в ТФС.

Мы попытаемся показать, что вероятные биологические процессы, в которых может изначально проявляться "трансцендентный фактор" - предшественник ТФС - это процессы биологической эволюции и морфогенеза. Иными словами, мы попытаемся показать, что некий трансцендентный фактор, который существенным образом участвует в процессах филогенеза и онтогенеза мозга, на определенном этапе эволюции может трансформироваться в ТФС и участвовать теперь уже в организации индивидуального поведения.

То общее, что, очевидно, связывает сознание человека, эволюцию и морфогенез - это способность к творчеству. Эволюция творит виды, морфогенез - индивидуальные организмы, их тела, сознание же - творит культуру. Хотя продукты и временные масштабы творчества здесь существенно различаются, сами процессы созидания нового могут иметь принципиально общую природу и сходные механизмы. Но, прежде всего, нам нужно показать, что и эволюция и морфогенез - нуждаются для своего объяснения в привлечении трансцендентных факторов, т.е. не могут быть исчерпывающе объяснены как результат действия известных нам законов физики и химии.

Претензии на натуралистическое объяснение эволюционного процесса опираются в настоящее время на идеи т.н. "синтетической теории эволюции", которая представляет собой соединение дарвиновского учения о естественном отборе (как движущей силы эволюции) и генетики (которая дает объяснение причин изменчивости). Согласно синтетической теории - эволюция есть результат естественного отбора мутаций - случайных точечных повреждений генетического кода. Эти повреждения могут представлять собой точечную замену одного нуклеинового основания другим, выпадение того или иного основания, дублирование генов и т.п. Большинство мутаций вредно, часть даже летально, но возможны и полезные мутации, повышающие выживаемость их носителей. В условиях давления отбора - например, при существенных изменениях условий внешней среды, конкуренции со стороны других видов, - возможно накопление положительных мутаций, повышающих шансы выжить и оставить потомство в новых условиях, что со временем порождает новый вид, приспособленный к этим новым условиям. Так, в общих чертах, синтетическая теория представляет эволюционный процесс.

Основная проблема синтетической теории - это проблема темпов эволюционных изменений. Эволюция в конечном итоге связана с возникновением нового генетического материала - новых генов и, соответственно, новых белковых молекул. Подсчитано, что молекула ДНК, участвующая в простейшем цикле кодирования белков, должна состоять не менее чем из 600 нуклеотидов, расположенных в определенной последовательности. Поскольку всего существует четыре типа нуклеотидов, то вероятность случайного синтеза такой ДНК равна 4-600 или 10-400, иначе говоря, для этого потребуется в среднем 10400 попыток. Даже если мы уменьшим число нуклеотидов до 60, то и тогда число возможных комбинаций ДНК составит 1018 - что на порядок больше числа секунд в 4,5 миллиарда лет (предполагаемый возраст Земли). Учитывая низкую среднюю частоту мутаций - у эвкариот порядка 10-9 на нуклеотид на одну гамету на одно поколение (т.е. какое-либо изменение конкретного нуклеотида будет иметь место лишь в одной из миллиарда гамет), легко сделать вывод, что времени на случайный перебор всех вариантов конфигурации генов и выбор наилучшего у эволюции просто не было.

Сторонники ортодоксальной теории эволюции на это обычно заявляют: новую генетическую информацию создает не случайный перебор вариантов последовательностей нуклеотидов, а отбор, который фиксирует удачные замены "букв" генетического алфавита и тем самым последовательно сокращает объем дальнейшего необходимого перебора. Действительно, если мы будем случайным образом заменять буквы в некотором произвольном тексте конечной длинны, и будем, также, фиксировать любую удачную замену (когда нужная буква становится на нужное мест) - то мы достаточно легко получим любой заранее заданный осмысленный текст путем чисто случайного перебора. (Например, для того, чтобы получить с помощью случайного перебора букв с фиксацией удачных замен фразу БЫТЬИЛИНЕБЫТЬ компьютерной программе потребовалось всего 336 операций (5)). Однако для реального эволюционного процесса фиксация любой удачной замены нуклеотидов (т.е. соответствующей полезной конечной конфигурации) представляется невыполнимы требованием. Фактически оно означает, что всякая удачная точечная мутация - ведущая эволюцию в нужном направлении - должна быть не просто полезной (что само по себе крайне маловероятно - поскольку трудно представить, что лишь частично сформированный генетический текст может принести хоть какую-то пользу), но быть настолько полезной, чтобы быстро распространиться на всю популяцию - поскольку в противном случае последовательное накопление полезных мутаций было бы не возможно. Отсюда становится ясно, что быстрое накопление полезных мутаций должно сопровождаться огромными селективными потерями (поскольку выживать будет почти исключительно лишь потомство мутировавшей особи), которые вряд ли совместимы с самим фактом выживания данной популяции. Исследования показывают, что полезные точечные мутации дают, как правило, очень небольшое селективное преимущество их носителям. Но в этом случае вероятность элиминации такой мутации в последующих поколениях очень высока. (Сошлемся на конкретные исследования. Фишер вычислил вероятность сохранения нового мутантного аллеля, возникшего у одной особи в обширной популяции. Как показывают его данные, шансы на сохранение единичной мутации заметно понижаются с каждым поколением. Если мутантный аллель в селективном отношении нейтрален, то вероятность его исчезновения к 31-му поколению составляет 94%, а к 127-му - 98%. Если он обладает небольшим селективным преимуществом (порядка 1%), то вероятность его исчезновения несколько снижается (93 и 97% в поколениях 31 и 127 соответственно), но остается высокой (6)). Напомним, также, что оценивая вероятность суммирования последовательных мутаций в одном гене мы должны каждый раз складывать показатели степени числа, обозначающего вероятность случайного мутирования данного гена. Для эвкариот она имеет порядок 10-5 на ген, на поколение, на гамету. Следовательно, вероятность, что в данном гене последовательно произойдет хотя бы 6 мутаций будет равна 10-30.

Таким образом, если в арсенале эволюции не было бы ничего, кроме случайных мутаций и естественного отбора, то эволюция была бы в лучшем случае растянута на миллиарды лет, а в худшем - была бы вообще не возможна. На самом деле эволюция не только возможна, но, как показывают современные исследования, может создавать новые виды в чрезвычайно короткие сроки (порядка десятков лет). Так, экологический кризис в Аральском море, связанный с акклиматизационными работами, а также с падение уровня моря и повышением солености воды, привел к вымиранию ряда видов и освобождению трофических ниш, которые, однако, в течение двух десятилетий (с 1961 - до начала 90-х годов) были заполнены новыми видами двухстворчатых моллюсков. Сформировалось несколько новых групп моллюсков, изменчивость по морфологическим признакам между которыми не только превышает межвидовую изменчивость исходного вида Cerastoderma, но и, по ряду признаков, выходит за пределы рода и даже семейства (7).

Существует еще целый ряд фактов, которые никак не согласуются с гипотезой отбора случайных мутаций - как единственной движущей силы эволюции. Прежде всего, исследования мутагенеза привели к выводу, что мутации в различных генах отнюдь не равновероятны, происходят с различной частотой. Известен, также, феномен адаптивного мутагенеза. Исследования Дж. Кэрнса, Дж. Овербаха и С. Миллера, опубликованные в 1988 г. в журнале "Nature", показали, что селективные условия оказывают специфическое влияние на спектр мутаций, возникающих у бактериальных клеток. В работе утверждалось, что бактериальные клетки могут контролировать свой мутационный процесс, направляя его в сторону образования нужных мутантных ферментов, что позволяет клеткам адекватно реагировать на сигналы окружающей среды. В экспериментах с мутантными клетками E. coli, неспособными использовать лактозу в качестве источника углерода, авторы установили, что скорость образования ревертантов в том случае, если мутантные бактерии инкубировали на чашках в присутствии лактозы, значительно превышала ожидаемую из случайного возникновения обратных мутаций в стационарной бактериальной культуре. Результаты Дж. Кэрнса и соавторов получили экспериментальное подтверждение в дальнейших исследованиях и в работах других авторов с использованием бактериальных и дрожжевых клеток. Эти данные ясно показывают, что мутагенез - не чисто случайный процесс. Он явно регулируется какими-то не известными нам механизмами.

Далее, случайный характер изменчивости делает вполне логичным предположение, что скорость эволюции должна быть прямо пропорциональна как размеру популяции, так и скорости смены поколений (чем больше популяция и чем короче жизненный цикл - тем больше материала для отбора). На самом деле палеонтологических данных, которые подтверждали бы этот вывод, очень мало. Среди млекопитающих есть животные с коротким жизненный циклом, такие, как опоссумы, для которых характерны низкие темпы эволюции, и медленно размножающиеся животные с небольшой численностью популяции, такие, как слоны, эволюция которых протекала быстро. Грызуны с коротким и копытные с длинным жизненным циклом начиная с плиоцена и плейстоцена эволюционировали примерно с одинаковой скоростью. Хищные, имеющие длинный цикл и низкую численность популяций, в целом эволюционировали довольно быстро.

Недавно была установлена связь скорости нейтральной молекулярной эволюции белков с интенсивностью обмена веществ в организме. Показано, что уменьшение размера тела в 10 раз увеличивает скорость молекулярной эволюции в 200 раз, а повышение температуры тела на 10 градусов - в 300 раз. Если бы эволюция полностью зависела от случайных мутаций, то мелкие животные с интенсивным обменом веществ эволюционировали бы в сотни раз быстрее крупных животных, чего на самом деле не наблюдается. Следовательно, остается признать, что эволюция определяется какими-то особыми неслучайными полезными мутациями, которые никак не связаны с известными нам процессами случайного мутагенеза, зависимыми от интенсивности метаболизма.

В последнее время существенно изменились представления о том, каким образом в ходе эволюции происходили крупные изменения организации (ароморфозы). Оказалось, что во многих случаях новые черты организации возникают не в какой-то одной эволюционной линии, а в нескольких, развивающихся параллельно. При этом сходные признаки иногда появляются в разных линиях почти одновременно, а иногда - в разное время и даже в разном порядке. Данные признаки постепенно накапливаются, пока, наконец, в одной или нескольких линиях они не проявятся все вместе. Так, например, происходила эволюция млекопитающих, птиц, членистоногих. Здесь очевидно проявляется закономерный характер эволюции. В какой-то момент как бы появляется новая "идея" - например, идея птицы или млекопитающего. И во многих разных группах независимо друг от друга начинают развиваться сходные признаки, хотя, нередко, весьма разными путями. (8).

Все эти изложенные факты заставляют предположить, что процесс эволюции направляется каким-то неизвестным нам фактором, который, вероятно, способен осуществлять быстрые адаптивные перестройки генома, например, существенно увеличивая вероятность как отдельных мутаций, так и их сочетаний. Представляется крайне маловероятным, что данный гипотетический эволюционный фактор когда-либо удастся объяснить натуралистически, т.е. с позиций имеющихся в настоящее время физических, химических, биологических и прочих теорий. Т.е. данный фактор запределен, трансцендентен по отношению к известным нам схемам теоретического объяснения. К аналогичному выводу мы пришли выше, рассматривая феномен человеческого сознания, и ввели понятие "ТФС". По аналогии введем теперь термин: "трансцендентный фактор эволюции" (ТФЭ).

Основную идею данной работы можно тогда сформулировать как гипотезу сущностного тождества ТФС и ТФЭ: один и тот же трансцендентный фактор (ТФ) вначале творчески создает человеческий мозг, а затем, в качестве ТФС участвует в творческом созидании поведенческих актов на уровне отдельного индивида. (Отсюда, в частности, следует, что ТФЭ реализуется посредством того же механизма, что и ТФС т.е., в соответствии с нашим предположением, посредством механизма целесообразной селекции квантовых альтернатив). Поскольку эволюция и поведение - это весьма различные феномены (в частности, они существенно различаются пространственными и временными масштабами), то необходим некий "опосредующий фактор", связывающий их друг с другом. С нашей точки зрения таким фактором может быть морфогенез - процесс формирования и переформирования структуры тела и мозга в ходе онтогенеза.

Мысль о том, что процессы морфогенеза направляются некоторым неизвестным нам фактором, объяснение которого не возможно в рамках общепринятых биологических теорий высказывалась уже достаточно давно. Мы имеем здесь в виду различные версии т.н. "теории морфогенетического поля". Наиболее разработанные концепции морфогенетического (эмбрионального) поля принадлежат П. Вейсу и двум советским ученым: А.Г. Гурвичу и Н.К. Кольцову. По мнению П. Вейса и А.Г. Гурвича, морфогенетическое поле не обладает обычными физико-химическими характеристиками. А.Г. Гурвич назвал его "биологическим полем". В противоположность этому Н.К. Кольцов полагал, что поле, командующее развитием целостного организма, сложено обычными физическими полями.

И в наше время продолжаются исследования в этом направлении, в частности в нашей стране они проводятся Ю.Г.Симаковым (9). Оригинальную версию теории морфогенетического поля предложил в 80-е годы прошлого столетия английский биолог Р. Шелдрейк (10). Современная версия концепции морфогенетического поля выглядит следующим образом. Полагают, что каждая клетка организма обладает собственным морфогенетическим полем, которое несет в себе информацию обо всем организме, а также и программу его развития. Поля отдельных клеток объединяются в единое морфогенетическое поле, которое охватывает весь организм, находится в постоянном взаимодействии с каждой клеткой и управляет всеми операциями по формированию и функционированию как каждой клетки, так и целого организма. По этой концепции, носителем наследственной информации является уже не ядро клетки, а ее морфогенетическое поле, а гены только отражают информацию, которую несет данное поле. Морфогенетическое поле постоянно изменяется, отражая динамику развития организма.

Популярность подобных теорий в значительной мере объясняется тем обстоятельством, что нам до сих пор не понятны механизмы генетической детерминации индивидуального развития многоклеточных организмов. Ряд исследователей: (Р. Кастлер, X. Равен), подсчитав количество информации в зиготе и в развивающемся организме, пришли к выводу, что количество информации в сформированном организме возрастает на несколько порядков, по сравнению с той, которая была в начале развития. Приводят такие оценки: генетический аппарат человека может содержать не более 1010 бит информации, тогда как полный объем информации, необходимый для описания структуры тела и мозга человека составляет величину порядка 1025 бит.

Таким образом, получается, что общий объем информации в процессе онтогенеза возрастает примерно на 15 порядков. Как это возможно? Откуда, из каких источников возникают эти "избыточные" биты? Обычно отвечают так: прирост информации осуществляется "за счет механизмов межклеточных взаимодействий". Это фактически означает, что описание структуры человеческого организма существенно избыточно и может быть "сжато" на 15 порядков. "Межклеточные взаимодействия" есть, в таком случае, механизм "разжатия" этой информации. Так это или не так - выяснить пока не представляется возможным. Чтобы ответить на этот вопрос - необходимо детально проследить механизм генетической детерминации этих самых "межклеточных взаимодействий". Если окажется, что генетической информации явно не достаточно для определения всех особенностей строения развитого взрослого организма, нам, безусловно, понадобятся нечто вроде "морфогенетического поля" в качестве "трансцендентного фактора морфогенеза" (ТФМ), способного творчески "прочитывать" и "интерпретировать" генетический код и, таким образом, обеспечить необходимый прирост информации. Функцию ТФМ в таком случае можно уподобить функции инженера-строителя, который, опираясь на проект (аналог генетического кода), возводит реальное здание. Хотя проект полностью определяет "морфологию" будущего здания, он отнюдь не содержит полной информации о том, как это здание нужно строить. Нужен ум и знания инженера, чтобы понять смысл той информации, которая заключена в проекте, и затем воплотить данный проект в жизнь. При этом необходимая для понимания и реализации проекта дополнительная информация может на много порядков превышать тот объем информации, который содержится в тексте проекта.

Также и "морфогенетические поля" (или ТФМ) могут выполнять функцию "понимания", "интерпретации" и "воплощения в жизнь" того "проекта" организма, который содержится в ядре оплодотворенной яйцеклетки и именно они, в таком случае, будут источником той дополнительной информации, которая проявляется в ходе онтогенеза. Если такого рода морфогенетическое поле действительно существует, то именное его и следует рассматривать в качестве "связующего звена" между ТФЭ и ТФС.

Но, повторим, приращение "морфологической информации" за счет трансцендентного внешнего источника в ходе нормального онтогенеза - это не более чем гипотеза. Заметим также, что в отличие от эволюции и сознания, морфогенез в норме, по крайней мере, в пренатальной фазе развития организма, не представляется по-настоящему творческим процессом. Он лишь интерпретирует и воссоздает в материальном плане то, что изначально содержалось в генетической программе. Однако творческий характер морфогенеза проявляется в тех случаях, когда необходимо исправлять какие-либо повреждения, нарушающие нормальный ход онтогенеза, в процессах регенерации органов, а также в ходе раннего постнатального развития.

Известна поразительная пластичность развития эмбрионов животных и человека. Мы знаем, что полноценный организм способен вырасти из отдельного фрагмента или даже отдельной клетки первоначального эмбриона - таким путем появляются однояйцевые близнецы. Низшие животные и во взрослом состоянии проявляют такого рода способность восстановления целого из отдельной части. Так плоские черви планарии способны восстановить свой облик из 1/300 части своего тела. Если разрезать планарию на различные по величине кусочки и оставить в покое на несколько недель, то клетки в тканях планарий теряют свою специализацию и перестраиваются в целых животных различного размера. Важно подчеркнуть, что в некоторых случаях регенерация органов взрослых животных протекает совершенно иначе, чем их нормальное развитие в онтогенезе - что указывает на творческий характер морфогенетических процессов.

Морфогенез у высших животных активно продолжается и после рождения. Особенно это касается развития головного мозга. Так человек рождается уже с достаточным количеством нейронов в мозге, но связи между этими нейронами формируются в основном уже после рождения. Скорость образования синапсов в головном мозге новорожденного у человека высока и составляет около 500 000 синапсов в секунду. Такая скорость формирования синапсов сохраняется весь неонатальный период - первые 28 дней жизни. Но окончательно нервные связи формируются лишь к 7 годам жизни. У животных также наблюдается активный процесс образования новых связей в мозге в первые недели и месяцы после рождения. При этом постнатальный онтогенез мозга управляется не только генетической программой, но существенным образом зависит от характера внешней стимуляции, от условий, в которые помещен организм.

Сошлемся на исследования группы ученых из Массачусетсского технологического института (Д. Шарм, А. Ангелуччи, М. Сур), которые продемонстрировали поразительную пластичность мозга в ранний постнатальный период. Они брали хорьков в возрасте одного дня и делали им хирургическую операцию: подсаживали оба зрительных нерва к таламокортикальным путям, ведущим в слуховую сенсорную кору. Целью эксперимента было выяснить, изменится ли слуховая кора структурно и функционально при передаче ей зрительной информации. (Известно, что для каждого типа коры характерна особая архитектура нейронов). В самом деле, это произошло: в результате воздействия зрительной стимуляции слуховая кора морфологически и функционально стала похожа на зрительную! (11). Вряд ли способность к такого рода неестественным перестройкам морфологии и функции могла возникнуть в процессе естественного отбора. Скорее здесь можно заподозрить действие некого "разумного" (или "квазиразумного") фактора, активно воздействующего на морфогенез, и приводящего морфологию мозга в соответствие с характером внешней сенсорной стимуляции. Таким образом, именно для объяснения такого рода "творческих" процессов адаптивной перестройки морфологии организма (прежде всего, мозга) нам и может понадобиться представление о существовании особого "морфогенетического поля" или ТФМ.

Теперь, после того как мы обосновали необходимость (или хотя бы вероятность) привлечения необъяснимых в рамках современной науки "трансцендентных факторов" для объяснения эволюции, сознания и морфогенеза, мы можем попытаться представить, как происходила трансформация ТФЭ через ТФМ в ТФС, т.е. представить процесс эволюционного развития сознания из фактора, первоначально задействованного в процессах филогенеза и определяющего, видимо, адаптивность и восходящий характер эволюционного процесса.

В общих чертах этот процесс можно представить следующим образом. Первоначально живые организмы возникли под влиянием творческой активности ТФЭ как своего рода автономные "биологические машины", деятельность которых полностью определялась их физико-химической конструкцией. Затем, вероятно под давлением отбора, ТФЭ начинает все более активно вмешиваться в жизнь созданных им "биологических автоматов", вначале создавая все более и более эффективные механизмы перестройки и регуляции функций генома, а затем, уже начинает активно вмешиваться непосредственно в процессы морфогенеза на уровне отдельного индивида - уже не за счет генных перестроек, а, видимо, путем прямой регуляции экспрессии генов. Т.о. ТФЭ эволюционно трансформируется в ТФМ. Поскольку поведение животных прямо определяется морфологией мозга, то контроль над морфогенезом позволяет ТФМ со временем контролировать и поведение животных (в частности, процессы обучения - которые, по сути, являются процессами ограниченного постнатального морфогенеза). Это означает, что у животных ТФМ фактически выполняет функцию ТФС. В дальнейшей эволюции ТФМ находит себе новые биохимические мишени и в какой-то момент (который имел место, видимо, у каких-то приматов - предшественников человека) начитает прямо воздействовать на поведение животного - уже не через адаптивные перестройки морфологии, а путем прямого воздействия на процессы генерации и (или) проведения нервных импульсов. С этого момента ТФМ начинает эволюционно трансформироваться в ТФС. У человека этот процесс трансформации завершается - ТФС становится основным фактором, регулирующим текущее поведение. Это событие имело место, вероятно, 40-50 тысяч лет назад, что привело к "взрыву" творческих способностей, породившему в конечном итоге человеческую культуру.

Рассмотрим теперь эту схему более подробно. Прежде всего, нам необходимо рассмотреть связь между эволюционным процессом и морфогенезом. Если эволюция одноклеточных организмов была преимущественно связана с совершенствованием их биохимического аппарата, то эволюция многоклеточных почти целиком происходила за счет модификаций генов, управляющих процессами эмбрионального, внутриутробного морфогенеза, а также и процессами постнатального развития организма. Не будет большим преувеличением, если мы скажем, что эволюция многоклеточных - есть эволюция морфогенеза.

Если ранняя эволюция была в основном связана с созиданием новой генетической информации, с увеличение общего числа структурных генов, то в дальнейшем тактика эволюции меняется и на первый план выдвигается сложный многоуровневый регуляторный аппарат, позволяющий тонко управлять процессами экспрессии различных структурных генов. Мишенью эволюции становятся регуляторные гены, число которых быстро растет и существенно обгоняет число структурных генов. Т.е. вместо того, чтобы создавать новые гены, эволюция сосредотачивается на выработке более эффективных механизмов генетической регуляции экспрессии уже существующих генов. Поэтому не удивительно, что общее число генов у многоклеточных организмов в эволюционном ряду либо вообще не возрастает, либо возрастает не значительно. (Общее число генов у человека (около 35 тыс.) такое же, как, например, у рыбы Фуго).

Прослеживая данную тенденцию легко представить, что на каком-то этапе эволюции генетическая регуляция экспрессии генов со стороны ТФЭ дополняется какими-то другими, боле прямыми и менее затратными не генетическими методами контроля экспрессии генов. Но прямая регуляция экспрессии генов позволяет уже напрямую, минуя геном, управлять процессами морфогенеза. Ведь морфогенез - это, помимо роста, есть еще и процесс дифференцировки клеток, связанный с регуляцией экспрессии структурных генов. Функцию "морфогенетического поля" в частности, усматривают в том, что оно отдает клеткам команды к включению или выключению различных генов в зависимости от того, в какой части зародыша оказывается та или иная клетка.

Итак, мы можем вполне обоснованно предположить, что ТФЭ на каком то этапе развития обретает прямой (минуя геном) контроль над морфогенезом и, следовательно, эволюционно трансформируется в ТФМ. При этом он получает возможность творчески исправлять дефекты развития и восстанавливать целостный организм из отдельных фрагментов. У высших животных он обретает возможность адаптивно "достраивать" мозг в процессе раннего постнатального развития и, также, управлять процессами морфогенеза во взрослом мозге, непосредственно вмешиваясь в процессы обучения, и, т.о., через морфогенез управлять поведением животного.

Последнее оказывается возможным в силу существования изначальной связи между эволюцией и поведением. Поведение животных прямо детерминировано морфологией их нервной системы. Если речь идет об инстинктивном поведении, то соответствующие морфологические структуры генетически детерминированы и, следовательно, непосредственно создаются эволюционным процессом. Эволюция не только приспосабливает биологию организма к условиям внешней среды, но и приспосабливает к ним поведение животного. Приобретенное поведение уже не зависит прямо от генов, но по-прежнему зависит от морфологии нервных связей. Если ТФС обретает контроль над морфогенезом и помимо воздействия на гены, то, очевидно, ничто не мешает ему контролировать и приобретенные формы поведения.

Рассмотрим подробнее связь приобретенных форм поведения с морфогенезом. Исследования показывают, что в мозге взрослых животных и людей происходят постоянные перестройки связей между нейронами. Идет активное образование новых синаптических контактов между клетками и их разрушение. (По некоторым оценкам в коре мозга человека каждые сутки создается 800 миллионов новых синапсов и примерно столько же разрушается (12)). Эти процессы образования новых синаптических связей (отдельных синапсов, коллатералей), а также изменение эффективности уже существующих - рассматриваются в настоящее время как основа процессов консолидации долговременной памяти.

Исследования последних лет показали, что начальным звеном цепочки молекулярных процессов, обусловливающих морфологические модификации нейронов как в процессе морфогенеза (ранний онтогенез), так и при консолидации памяти у взрослых индивидов, является один и тот же процесс экспрессии "ранних" генов. Активация "ранних" генов - это довольно кратковременный процесс (около 2 часов), сменяемый второй волной экспрессии - "поздних" генов. При этом синтезируются морфорегуляторные молекулы, имеющие непосредственное отношение к морфологическим модификациям нейрона (13, 14, 15).

Таким образом, исследования показывают, что многие закономерности модификации функциональных и морфологических свойств нейронов, а также регуляции экспрессии генов, лежащие в основе научения у взрослых, сходны с теми, которые определяют процессы созревания, характеризующие ранние этапы онтогенеза. Это дает ряду авторов основание утверждать, что научение есть своего рода реактивация процессов созревания, имеющих место в раннем онтогенезе. Таким образом, в отношении мозга созревание и научение оказываются тесно связанными и даже тождественными на уровне базовых механизмов регуляции экспрессии генов. Как утверждает К.В. Анохин: "в мозге процессы морфогенеза и развития никогда не прекращаются, а лишь переходят под контроль когнитивных процессов" (13).

Помимо перестроек синаптических связей, в процессах научения, видимо, участвуют и процессы нейрогенеза - процессы образования новых нервных клеток. В последние годы убедительно опровергнута догма: "нервные клетки не восстанавливаются". Нейрогенез в зрелом мозге обнаружен и у животных, и у человека. Конечно, зрелые нервные клетки не размножаются, но новые нейроны могут возникать из стволовых клеток которые, в частности, находятся на внутренних стенках мозговых желудочков.

Процесс нейрогенеза происходит в мозге взрослых людей. Причем если у грызунов нейрогенез идёт только в гиппокампе, то у человека он может захватывать более обширные зоны головного мозга, включая кору больших полушарий. Установлено, что в обонятельных луковицах мозга человека и зубчатой извилине гиппокампа идёт непрерывное обновление нейронов.. Установлено, что в ассоциативных областях лобной, височной и теменной долей у взрослых обезьян образуются новые гранулярные нейроны с небольшим (около двух недель) временем жизни. У приматов также выявлен нейроногенез в обширной области, охватывающей внутреннюю и нижнюю поверхности височной доли мозга. Видимо то же самое происходит и в мозге человека. По крайней мере для птиц показано, что процессы нейрогенеза влияют на реализацию врожденных форм поведения (пение птиц). Есть основание думать, что и у человека нейрогенез связан с обучением. Так, например, исследования лондонских таксистов показали, что размер гиппокампа у них положительно коррелировал со стажем работы, что связано, видимо, с более активным нейрогенезом при условии необходимости запоминания больших объемов топографической информации.

Мы видим, что как врожденные, так и приобретенные формы поведения тесно связаны с процессами морфогенеза. Если "творческие" формы морфогенеза управляются неким "разумным" трансцендентным фактором (ТФМ), то этот же фактор, как мы предположили, может также творчески и разумно управлять поведением. Следовательно, с этой точки зрения животные обладают чем-то подобным человеческому сознанию, но это "сознание" действует относительно "медленно" - лишь через посредство долгосрочных морфологических изменений в мозге.

Морфогенез - это весьма медленный процесс, который занимает многие часы, сутки, недели и даже месяцы. Человеческое же сознание способно разумно и творчески управлять поведением на гораздо меньших временных интервалах - порядка секунд и даже долей секунды. Как мы установили выше, сознание необъяснимо натуралистически и требует введения трансцендентного фактора. Следовательно, если в основе сознания человека лежит трансцендентный фактор, то этот фактор действует, по крайней мере, не только через морфогенез.

Исследования показывают, что у высших животных и у человека морфогенез в мозге протекает более интенсивно, чем у низших, чем, видимо, объясняется большая пластичность поведения первых. Можно предположить, что в человеческом мозге интенсивность морфогенеза достигает физиологического максимума. Поэтому дальнейшее развитие сознания и мышления было возможно лишь на путях радикального изменения характера связи трансцендентного фактора с мозгом.

Как мы предположили выше, в какой-то момент появляется принципиально новый способ воздействия трансцендентного фактора на поведение, не опосредованный морфогенезом. Трансцендентный фактор находит новые биологические мишени, что позволяет ему непосредственно модулировать нейродинамические процессы, не втягиваясь в медленные и затратные процессы морфогенеза. В этот момент ТФМ постепенно трансформируется в ТФС. Точнее, возникают два параллельных механизма: один более древний "медленный" - связанный с модуляцией морфологенетических процессов, и другой более молодой и "быстрый" - связанный с модуляцией текущей нейродинамики. Эти механизмы тесно связаны (т.к. в обоих случаях действует один и тот же трансцендентный фактор), но обладают и значительной автономией. Было бы вполне логично истолковать эти механизмы как фрейдовское "сознание" и "бессознательное".

Эволюционное зарождение ТФС, как мы полагаем, произошло до появления человека. ТФС не мог возникнуть мгновенно - эволюция допускает лишь плавные переходы от одной формы к другой. Критерием наличия ТФС является способность решения экстренно возникающих задач, для которых у данного животного нет готовых (инстинктивных или выученных) решений. Т.е. способность к "инсайту". Такой способностью, как известно, обладают не только люди, но и в ограниченной форме обладают высшие приматы, например, шимпанзе, а также и некоторые другие виды животных (дельфины, врановые птицы и др.). Но эту способность к инсайту приматы и другие развитые животные проявляют лишь от случая к случаю, несистематически. У них все еще преобладают врожденные или выученные схемы поведения. Только у человека инсайт становится основным механизмом регуляции поведения. Полагают, что современный человек Homo sapiens sapiens появился примерно 200 тыс. лет назад. Однако первые 150-160 тыс. лет он практически мало эволюционировал. На протяжении десятков тысяч лет люди использовали практически неизменные орудия труда, отсутствовало искусство, религия и человек, по сути, не проявлял какой-либо существенной изобретательности. Однако 40-50 тыс. лет назад происходит неожиданный взрыв творческой активности: появляются многочисленные новые формы каменных орудий, возникает искусство, религия, культура, затем человек изобретает лук, осваивает скотоводство и земледелие, возникают первые государства и письменность. Этот революционный скачок не сопровождался сколько-нибудь заметным изменением морфологии, объема мозга и т.п. Можно предположить, что этот скачок был вызван эволюционными изменениями конструкции мозга, которые позволили трансцендентному фактору не просто "подключиться" к нейродинамике мозга (что произошло на более ранних стадиях эволюции), но взять ее под полный контроль и, таким образом, всесторонне модулировать поведение в "реальном" масштабе времени.

Если предположить, как это сделано в первой части работы, что ТФС действует через механизм целесообразной селекции квантовых альтернатив, то должна существовать жесткая положительная корреляция между развитием (количественным увеличением) этого механизма и степенью разумности поведения. Например, как мы предположили выше, этот механизм может быть связан с деятельностью нейронов, обладающих спонтанной импульсной активностью. Тогда разумность поведения должна коррелировать с количеством спонтанно активных нейронов, вовлеченных в нейронные процессы, связанные с принятием решения, выбором поведенческих альтернатив.

При этом мы отнюдь не отрицаем связи сознания с общим количеством нервной ткани и сложностью организации мозга. Мозг, с нашей точки зрения, - это своего рода "инструмент", с помощью которого осуществляется саморегуляция ТФС, а также это механизм, способный достаточно автономно осуществлять автоматизированные (врожденные или выученные) программы поведения. Ясно, что и та и другая функции мозга зависят от сложности его организации. С помощью мозга ТФС управляет своими функциями примерно таким же образом, каким мышление человека организует свою деятельность с помощью языка. Нельзя сказать, что язык мыслит. Мыслит мышление, организуя собственные функции посредством языковых символов. Чем сложнее язык, чем больше в нем слов - тем эффективнее работает мышление. Аналогично, чем сложнее и больше мозг - тем эффективнее работает ТФС (хотя бы потому, что увеличивается число альтернатив, из которых процесс осознания может делать выбор). Усложнение функций ТФС повышает его творческие возможности, расширяет репертуар поведения и, соответственно, увеличивает число приобретенных поведенческих программ. А для этого также необходим большой и сложно организованный мозг. Одно размер мозга - это лишь необходимое, но не достаточное условие возникновения механизма ТФС. Так, у кашалотов и голубых китов мозг гораздо больше, чем у человека, но это не делает их полноценными сознательными существами. Да и у человека размер мозга далеко не всегда коррелирует с умственными способностями. (Например, у И. Канта и А. Франса мозг был небольшой, а самый большой мозг (около 3 кг.) был обнаружен у олигофрена).

Появление "быстрого" механизма ТФС и его полный контроль над текущим поведением - все это дало человеку огромные преимущества. Наличие ТФС позволяет нам быстро ориентироваться в незнакомой обстановке и экстренно принимать осознанные творческие решения на временных интервалах порядка секунд и даже долей секунды - в ситуациях когда нет готового, заранее выученного решения. Животные (кроме высших приматов и других упомянутых видов) на таких интервалах, как правило, способны лишь реализовать заранее сформированные (врожденные или приобретенные) программы поведения. Поэтому животное беспомощно в новой, незнакомой для него ситуации, хотя способно действовать вполне разумно и целесообразно в привычной и мало меняющейся обстановке. Иными словами, животное просто мыслит намного медленнее человека и потому его мышление оказывается бесполезным, если внешний мир быстро и непредсказуемо изменяется.

ТФС привносит творческий элемент в текущее поведение и тем самым позволяет человеку осуществлять такие действия, как быстрая спонтанная (заранее не подготовленная) речь, активный диалог, музыкальная и прочая художественная импровизация и т.п. Важно также, что человеческое творчество, в отличие от творчества животных, не отягощено необходимостью сопряженных, весьма затратных энергетически и материально, морфогенетических процессов, и, таким образом, получает неограниченные возможности развития. Человек с легкостью может творчески проигрывать в уме различные ситуации, рассматривать различные альтернативные схемы поведения - и это не требует какой-либо перестройки анатомических связей между нейронами. Требуется лишь обратимая перестройка электрической активности нейронов. В результате у человека развивается сложная и богатая внутренняя жизнь, которая позволяет ему дистанцироваться от природной среды, созидать культуру, общество, религию, т.е. быть собственно человеком, а не животным.

Литература

1. Серл Дж. Разум мозга - компьютерная программа?// В мире науки. 1990. N3. С.7-13.

2. Эрдман Б. Научные гипотезы о душе и теле. М., 1910.

3. Иванов Е.М. Материя и субъективность. Саратов, 1998.

4. Иванов Е.М. Онтология субъективного. Саратов, 2007.

5. Сарфати Д. Пятнадцать способов опровергнуть материалистический вздор: ответ журналу 'Scientific American'. (Интернет-ресурс).

6. Грант В. Эволюционный процесс. М, 1991.

7. Андреева С.И, Андреев Н.И. Эволюционные преобразования двухстворчатых моллюсков Аральского моря в условиях экологического кризиса. Омск, 2003.

8. Марков А.В. Ароморфозы и параллелизмы. Доклад, прочитанный в институте Общей Генетики 18 марта 2004 г.

9. Симаков Ю. Г. Информационное поле жизни // Химия и жизнь, 1983. N3.

10 Шелдрейк Р. Новая наука о жизни. М, 2005.

11.Харченко Е.П., Клименко М.Н. Пластичность мозга // 'Химия и жизнь - XXI век'

12. Савельев С.В. Происхождение мозга. М., 2005.

13.Анохин К. В. Обучение и память в молекулярно-генетической перспективе // Двенадцатые Сеченовские чтения. М., 1996.

14.Анохин К. В. Психофизиология и молекулярная генетика мозга /Основы психофизиологии/Под. ред. Ю. И. Александрова. СПб., 2001.

15. Анохин К.В. Молекулярные сценарии консолидации долговременной памяти // Журн.высш.нервн.деят. 1997. Т.47. N 2. С. 261-280.

Не касаюсь статьи, с которой надо не спеша разобраться.

Что Вы скажете о том, что человечество пошло не по пути создания искусственного интеллекта, а по пути оболвания естественного абсолютного большинства населения

ВИРТУАЛЬНАЯ ЛОГИКА

http://daykar.livejournal.com/#daykar2347

Матрица сознания и манипулирование ею RuslanDayk

http://www.sovsemi.ru/user/396

http://209.85.135.132/search?q=cache:aVi5CkxD2DEJ:www.sovsemi.ru/obschenye%3Fpage%3D1+RuslanDayk%40mail.ru&cd=5&hl=ru&ct=clnk&gl=ru&client=firefox

http://sovsemi.ru/node/2055

Как организовано мышление?

Зубаир Османов

Связь мышления с потребностью

"Потребность (в психологии) - состояние индивида, создаваемое испытываемой им нуждой в объектах необходимых для его существования и развития, и выступающее источником его активности. П. выступает как такое состояние личности, благодаря которому осуществляется регулирование поведения, определяется направленность мышления, чувств и воли человека" .

"Всякое действие человека исходит из тех или иных мотивов и направляется на определенную цель, оно разрешает ту или иную задачу и выражает определенное отношение человека к окружающему;

Мотив - это осознанное побуждение для определенного действия, мотив - это осознанная потребность" .

Иерархия потребностей (по Маслоу):

- физиологические потребности;

ќ- потребности безопасности и защиты;

- потребности принадлежности и любви;

- потребности самоуважения;

- потребности самоактуализации.

Всякое движение имеет причиной некую движущую силу. Состояние системы, при котором отсутствует движение, называется равновесием. Движение в системе начинается в том месте и в тот момент, где и когда нарушается равновесие. Движение является средством, при помощи которого система стремится к восстановлению баланса. Оно прекращается с восстановлением равновесия.

Вышесказанное относится к механическим, электродинамическим и другим материальным системам и видам движения. Но нечто аналогичное можно усмотреть и в психических процессах. Можно говорить о душевном равновесии как состоянии, при котором ни в чём нет нужды. Человеку присущи потребности. Они бывают спящими и актуализированными. Душевное равновесие - это состояние, при котором нет актуализированной потребности. Нарушение равновесия - это актуализация одной или нескольких потребностей. В таком состоянии человек пытается восстановить равновесие, удовлетворив потребность. Для этого он посылает запрос о том, что является мотивом, посредством коего снимается проблема. В мозге в форме потенциообразов хранится информация о возможных способах и мотивах решения каждой из проблем. Эта информация может быть врождённой или приобретённой из опыта. В ходе дальнейшего мыслительного процесса выясняется, в самом ли деле рассматриваемые способы и мотивы ведут к решению проблемы, не сопряжены ли они с чрезмерными издержками материальных или иных ресурсов. В конечном итоге выбирается такой вариант, который с минимальными издержками ведёт к душевному равновесию.

Но стоит только достичь равновесия, как тут же начинается поиск другой проблемы, актуализация другой потребности. То есть, решив одну проблему, человек как бы говорит себе: "С этим порядок!", и тут же задаёт себе вопрос: "А с чем непорядок?". Не требуется больших усилий для того, чтобы найти проблемную ситуацию. И начинается новый виток мыслительной деятельности. Душа ищет безмятежности, а, найдя, убегает от неё.

Акцентируем внимание на мыслительной деятельности, связанной с решением проблем, связанных с данной потребностью. Совокупность мыслей, посвященных одной конкретной теме, связанной с удовлетворением определённой потребности, мы предлагаем назвать думой. В каждый момент времени большая часть потребностей человека находится в пассивном дремотном состоянии, и лишь небольшое количество потребностей активизировано и ждёт своего разрешения. Человек решает, какая из них наиболее неотложна и начинает мыслительную деятельность, направленную на восстановление нарушенного данной потребностью равновесия. То есть из нескольких дум он выбирает самую актуальную и ищет пути её решения. В рамках одной думы возникают мысли, принимающие вид вопросительного, повествовательного и побудительного предложений, которые перемежаются друг с другом. Получив ответ на вопросы, и решив как действовать, человек в форме побудительных предложений инициирует действия, которые порождают новую ситуацию, новые вопросы, ответы, побуждения и т. д. Данная дума завершается с решением проблемы, её породившей. Если же проблему решить не удаётся, и с этим приходиться мириться, то дума завершается какой-нибудь утешительной формулировкой, призванной подсластить горькую пилюлю и хотя бы частично восстановить душевное равновесие.

Нередко в ходе одной думы возникают проблемы, связанные с более значимой и неотложной потребностью. Тогда эта дума прерывается и начинается разработка другой думы. После завершения этой думы происходит возврат к прерванной думе до полного её завершения. Подытоживая можно сказать следующее. Дума инициируется актуализацией потребности и вызванным этим нарушением душевного равновесия и завершается восстановлением душевного равновесия, путём удовлетворения потребности или (в случае невозможности её удовлетворения) нахождением формулировки, примиряющей с реальностью.

Смысл действия характеризует то, насколько оно приближает к мотиву и то, насколько данный мотив приближает к намеченной цели, то есть к душевному равновесию. Вопрос смысла действия упирается в следующие вопросы. Ведёт ли действие к овладению мотивом, способствующим достижению тактической безмятежности? Каковы последствия данного действия с точки зрения долговременной безмятежности? Действие, направленное на мотив имеет тем больше смысла, чем вернее оно ведёт к мотиву и чем вернее мотив ведёт к актуальной безмятежности и чем более актуальная безмятежность способствует долговременной безмятежности.

Можно говорить о смысле совокупности действий за определённый период. Когда говорят о смысле жизни, то под этим подразумевается смысл совокупной деятельности за всю жизнь.

Структурирование мысли

Попытаемся в самой краткой и сжатой форме проанализировать мыслительный процесс, а именно то, как он протекает, из каких элементов состоит и как элементы внутренне организованы и структурированы.

Мыслительный процесс практически незаметно для человека протекает в течение всего периода бодрствования и даже частично во время сна. Он идёт, практически не прекращаясь. Человек может заниматься какими-то делами, а мысль его может быть занята совсем другими проблемами.

Мыслительный процесс организован в форме потока мыслей. Они могут быть посвящены самым разнообразным темам. Человек может думать о своих житейских проблемах, о проблемах семьи, коллектива или общества. Он может, абстрагировавшись от насущных дел думать о шансах любимой команды в футбольном чемпионате или вспомнить что-то из своей юности или посвятить свои мысли надвигающейся старости или неизбежной смерти. То есть существует множество тем, а размышления в рамках одной темы можно назвать думой. Обычно, завершив одну думу, человек переходит к другой. Но иногда думы могут прерывать друг друга. И тогда приходится выбирать, какая из них более неотложна, решить её, а затем перейти к менее значимым темам. Таким образом, мыслительный процесс можно разбить на крупные блоки, которые мы предлагаем называть думами. А думы состоят из мыслей. Мысль можно определить как элементарный психический акт. Очень важно разобраться в том, как внутренне организована мысль. Мысль содержит в себе объект, о котором думают и утверждение об этом объекте, то есть то, что о нём думают. То, о чём мысль можно назвать фигурантом мысли, а то, что о фигуранте думают можно назвать предикатом мысли. Завершение мысли состоит в том, чтобы установить связь между фигурантом и предикатом мысли. Завершение мысли приводит к возникновению суждения. Тут же начинается новая мысль. Снова из множества возможных фигурантов выбирается один объект в качестве фигуранта данной мысли. Так же из множества возможных к нему подбирается предикат. Установление связи между ними завершает мысль, приводя к новому суждению. Так мысли тянутся вереницей в рамках одной думы, пока не будет решена проблема, породившая думу.

Нас интересует вопрос выбора. Как осуществляется выбор одной думы из нескольких возможных? Какой орган или какая структура его осуществляет, и какими соображениями при этом руководствуется? Достаточно очевидно, что выбор той или иной думы связан с тем, насколько каждая из них позволяет улучшить эмоциональное состояние посредством решения этой проблемы.

Так же и выбор фигуранта и предиката в рамках одной мысли. При выборе фигуранта для данной мысли существует очень широкий выбор вариантов. Но в каждый отдельный момент времени мы можем думать только о чём-то одном. Как же осуществляется выбор одного фигуранта из огромного множества возможных вариантов? Сами ли потенциальные фигуранты, расталкивая друг друга, решают, кому из них стать фигурантом очередной мысли или существует некто или нечто, которое решает, кого поставить в центр внимания? Если выбирает кто-то, то чем руководствуется?

Для наглядности проанализируем следующий пример. Группа людей, очутившаяся в одной ситуации, скажем, выйдя на автостанции из одного автобуса, тут же начинает поисковую деятельность. Но каждый ищет то, что нужно именно ему с точки зрения его потребностей, запросов, ценностных установок. И то, что интересно одному может быть совершенно неинтересно другому. Отсюда видно, что выбор фигуранта связан с функцией эмоциональности. Всегда выбирается такой фигурант, который значим с точки зрения улучшения эмоционального состояния. Человек всегда озабочен улучшением своего эмоционального состояния и во всех ситуациях он выбирает в качестве фигуранта такой объект, который значим в решении той проблемы, которая его беспокоит, и решение которой способно принести ему облегчение.

Мы достаточно ясно представляем себе, что сами потенциообразы не могут сами оформиться в качестве фигурантов мысли. Существует неисчислимое количество НДК, хранящих кодограммы, являющиеся потенциообразами. Для того чтобы стать фигурантом мысли потенциообраз должен быть декодирован с созданием образа. Поскольку только один из потенциообразов может в данное мгновение реализоваться в форме образа и стать фигурантом мысли, то мы вынуждены признать существование декодера. Чем же он руководствуется при выборе? Мы видели, что при выборе в расчёт берётся одно обстоятельство: то, насколько данный фигурант значим с точки зрения решаемой в рамках данной думы проблемы. То есть выбор фигуранта диктуется его потенциальной пригодностью к улучшению эмоционального состояния. Логично предположить, что выбор осуществляет тот орган в человеке, который эти эмоции переживает.

После того как выбран фигурант, возникает вопрос выбора к нему предиката. Здесь опять приходится выбирать из огромного множества потенциообразов. При этом обычно стараются выбрать предикат таким образом, чтобы он соответствовал реальному положению дел. В этом случае полученное суждение позволит принять наилучшее решение. Люди, страдающие субъективизмом при выборе предиката, больше заботятся не о его реалистичности, а о том, чтобы он соответствовал их предубеждениям. Это приносит временное утешение самолюбию, но не способствует улучшению общей обстановки. И здесь возникает вопрос о субъекте выбора. Кто подбирает к данному фигуранту тот или иной предикат? (При этом порой, выбирая между горькой правдой и сладкой ложью.)

Мы видим, что в мыслительном процессе постоянно происходит выбор из множества альтернатив. Выбирается одна дума из множества возможных. Далее в рамках этой думы внутри каждой мысли происходит выбор фигуранта, затем предиката, а затем связующей их логической функции. Причём выбор всегда тесно переплетён с аффективной составляющей.

Помимо локальной мысли можно говорить о потоке мыслей. Он может быть упорядоченным или сумбурным, систематичным или бессвязным. При правильном решении математической задачи, можно наблюдать четко выверенный упорядоченный поток мыслей. А вот при разговоре с пьяным человеком наблюдается поток мыслей, плохо связанных друг с другом с повторами, с движением по кругу.

Напрашивается вывод о том, что не образы (и не соответствующие им нейрокомплексы) решают, кому из них стать фигурантом следующей мысли, а некий субъект, декодер способный получить образ путём декодирования нейрокомплекса. Близкие к этому мысли высказывают и следующие известные учёные.

На самом же деле субъектом является не мышление, дух и т. д., а человек, познающий и преобразующий природу и общество в процессе своей сознательной деятельности" .

Таким образом, Брушлинский подчёркивает, что субъектом является не дух, не психические деятели, не мозг и т. д., а человек в целом. Созвучную мысль высказывает Рубинштейн С. Л. "Мозг - только орган психической деятельности, человек - её субъект. Чувства, как и мысли человека, возникают в деятельности мозга, но любит и ненавидит, познаёт и изменяет мир не мозг, а человек" . Очень тонко замечено. Но, тем не менее, в этих позициях просматривается завуалированное нежелание более детально рассмотреть проблему субъекта. Ведь сказать, что субъектом мысли является человек - это ничего не сказать, ибо "человек" звучит слишком общо! Навряд ли будет правильным считать, что все органы человека в равной степени участвуют в мыслительной деятельности. Утверждать, что берцовая кость и волосяной покров вносят в мышление такой же вклад, что и мозг наверно несколько опрометчиво. Но при попытке изучения вклада того или иного органа в психические процессы бросается в глаза то обстоятельство, что все пути ведут от органов к мозгу и от мозга к органам. Может показаться убедительным вывод о том, что психическая деятельность (в том числе мышление) - это функция мозга, а мозг - это субъект мышления. При этом подходе придётся предположить, что эмоции являются функцией мозга, и управление также осуществляется мозгом. В языке должны появиться выражения следующего типа. "Его мозг сильно огорчился (разозлился), но, произведя серию мыслительных операций, нашёл выход из положения. После этого мозг принял мудрое решение, исполнение которого привело к прекращению мозговых страданий. Безмятежное и лёгкое состояние надолго воцарилось в извилинах его мозга". Это конечно вздор! Мозгу неведомы страдания и наслаждения. В мозге на стационарном ранении находится гигантский объём информации. Некоторые из хранящихся сведений вызывают огорчение при каждом вспоминании, тогда как другие вызывают радость. Те и другие эмоции возникают на краткий миг, хотя сами сведения хранятся десятилетиями. Это наталкивает на мысль о некоем внутреннем агенте, использующем мозг как базу данных. Эмоции возникают тогда, когда этот агент наталкивается на те или иные сведения или когда его посещают те или иные мысли. Этот агент решает, в русле какой думы будут двигаться его мысли. Именно он является субъектом мышления, субъектом переживаний, субъектом управления. А не человек как синкретическая целостность и не мозг.

Свидетельство о публикации N21011120298

Социодинамика исторических процессов

Анатолий Фёдоров

http://www.proza.ru/2009/12/29/1139

   Эта работа написана мною более десяти лет назад, но она не утратила актуальности, поскольку в ней рассматриваются закономерности истории (Европейской цивилизации).

СОЦИОДИНАМИКА ИСТОРИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ                   .

      Введение.
Данная работа не является предметом основного научного интереса автора. Поэтому многое и прежде всего стиль изложения отличается от общепринятого для исторических дисциплин и общественных наук, более тяготея к естественнонаучному изложению вопроса к тому же с использованием в основной своей части аппарата дифференциальных уравнений.
Поводом для появления этой работы на свет является оголтелая критика исторического материализма и всего того, что прямо или косвенно связано с именем Маркса. При возможности мною будут затронуты вопросы критики "ошибок" Маркса - и весьма существенных - но это ничего не имеет общего с той свистопляской вокруг исторического материализма, которая полтора столетия происходит во всей буржуазной науке.
Причины же написания лежат значительно глубже и находятся на уровне основных вопросов человеческой истории и именно тех из них, что так или иначе относятся к кругу проблем, очерченных повышенным вниманием к давно подмеченным историческим циклам в общественной жизни , связанных со сменой исторических формации, или известными периодами упадка и расцвета , наблюдаемых в жизни целых народов на протяжении веков. Если не пытаться оспаривать известного изречения о том, что во всяком знании столько науки, сколько в ней математики, то общественным наукам с этим явно не повезло. Особенно обделённой в этом смысле оказалась история общественной жизни, которой, на мой взгляд, очень не хватает аппарата количественного анализа имеющихся закономерностей в общественной жизни.
   Обычные ссылки в этом случае на огромное разнообразие, многофакторность общественных явлений нельзя считать убедительными, по крайней мере, их "убеждающая сила" не превосходит по своей убедительности давно забытых доводов противников молекулярно-кинетической теории газов. Сколько было сказано ими на счёт невообразимо сложной картины взаимодействия мириад молекул между собою , чтобы как-то попытаться установить какие -то закономерности в их коллективном действии. Время показало всю несостоятельность таких возражений и молекулярно-кинетическая теория газов заняло подобающее ей место в науке. Тогдашние доктринёры впадали, как и их сегодняшние собратья впадают в весьма распространённую ошибку, когда поведение части отождествляется с поведением целого, когда за целым не признаётся его имманентного права подчиняться собственным законам. Можно сколь угодно долго убеждать себя и других, что , например, невозможно просто описать динамику океанических течений , но это никак не мешает очень точно рассчитать движение Земли вокруг Солнца, частью которого и является "неподдающейся описанию" всё тот же Океан.
Предпринятая в этой работе попытка автора установить динамические связи в явлениях общественной жизни многим покажется неосновательной, но это никак не означает нереальность самой идеи количественного анализа социальных процессов в обществе с учётом их взаимного влиянии друг на друга.
Задача, которую автор поставил себе сам, состояла в том, чтобы дать пример такой работы (удачный или нет, не мне об этом судить), предпринять "на свой страх и риск " некую попытку, могущую стимулировать работу научной мысли в направлении, так счастливо для нас разработанном Марксом и завещанное им всем его сторонникам (не на словах) и продолжателям (на деле) этого великого - и по сегодняшним весьма растяжимым меркам- исторического учения.

Часть 1. Конструкция социодинамической модели общества

1.1 Историческая предпосылка исследования
   Плеханов Г.В.. отстаивая исторический материализм, таким образом защищал его основное положение от нападок критиков, в частности Бернштейна Э и Шмидта К.- в статье "О мнимом кризисе марксизма" . Обратив внимание на лавные в идеалистическом толковании истории, а именно, на основной его тезис" человеческая мысль есть источник права, т.е. всякий социальный и политической организации общества" - Плеханов приводит убедительное , по его мнению, доказательство ошибочности идеалистического трактовки истории . Делает это он следующим образом
Поскольку идеалисты заявляют, что, с одной стороны, социальная среда есть продукт мысли, а с другой стороны, и не отрицают, что идеи человека появляются продуктом окружающей среды , то, по выводу Плеханова, в этом случае налицо антиномия, неразрешимое логическое противоречие:
Социальная среда (В) есть продукт мысли (A)
Мысль (А) есть продукт социальной среды (В)
Основываясь на принципах символики математической логики, указанный силлогизм можно записать в виде двух неравенств

                  А > В       и В >А
Понятно, что такого не может быть." Пока нам не удастся выйти из этого противоречия, -так заключает Плеханов этот первый шаг своих рассуждений - мы ничего не поймём ни в истории идей, ни в истории социальных форм" . Далее в статье следует пространное рассуждение " на заданную тему", которое заканчивается весьма конструктивным рассуждением:
" Образ жизни общественного человека определяется его средствами существования, которые, в сою очередь, зависят от состояния производительных сил общества.... Состояние производительны сил, средства и способы производства определяют отношения производителей между собою, то есть и всю социальную структуру. Но, раз дана социальная структура, легко понять, каким образом она определяет состояние нравов и понятий людей" (    , с. 343)
Приведённое (весьма ценное для нашей концепции) рассуждение Плеханова изложим более системно в виде такой последовательности суждений;:
Суждение 1. Образ жизни человека (Д) определяется его средствами существования (С)
Суждение 2. Средства существования (С) зависят от состояния производительных сил (Е)
Суждение 3. Состояние производительных сил (Е) определяет отношение производителей между собою , то есть всю социальную среду (В)
Суждение 4. Социальная среда (В) определяет состояние нравов и понятий (мыслей) людей (А).
В символьной записи имеем:
      С> Д
      Е >С
      Е >В
      В> А
Легко заметить, что эти четыре логических неравенства группируются в виде двух трёхчленных неравенств:
      Е> С> Д ,                               ( 1 )
      Е >В> А
Видно, что при таком подходе основным в логической конструкции является понятие "состояние производительных сил" (Е), которое является фундаментом общественной жизни.
В таком (Плехановском ) контексте "состояние производительных сил" приобретает качество фатального фактора, феномена исторического процесса. Оно никак не подвержено действию со стороны "человеческого фактора", поскольку социальные структуры никак не связаны и не оказывают воздействие на состояние производительных сил, будто бы наука, научные знания и технологии никак не влияют на это состояние. Понятно, что в действительности дело обстоит по другому , но в рассматриваемой статье Г.В. Плеханов не счёл нужным говорить об этом и выносит вопрос о факторах, влияющих на состояние производительных сил, за рамки своих рассуждений.
Марксизм не отрицает воздействия "мира идей" на бытие общественного человека. И лучше всего это положение подчеркнул К.Маркс в знаменитом изречении, что "только идеи, овладевшие массами, превращаются в материальную силу". Однако возвратимся к Плеханову, посмотрим как на деле "работает" , данное им читателям статьи обещание показать, как "понимание истории Маркса успешно разрешает эту антиномию". Пока, нам кажется, такой ясности мы не получили. Для более чёткого исследования предлагаемого доказательства позволим лучше определиться с набором понятий, используемых в работе:
      Понятие А: нравы, понятия, мысли (идеи) людей,
      Понятие В: социальная среда,
      Понятие С: средства существования людей,
      Понятие Д: образ жизни людей,
      Понятие Е: состояние производительных сил.
В этих понятиях, несколько повторимся, антиномия идеалистического толкования истории общества выглядит как два несовместимых неравенства:
                           А> В , В> А    (схема1).
Логическая конструкция Плеханова, призванная сокрушить " идеалистическую антиномию", очевидно, выглядит
так (см.       ):
               Е> С> Д             Е> В> А    (схема 2)
Сравнение этих схем показывает , что вместо постылой идеалистической антиномии, состоящей и двух взаимоисключающих неравенств (схема 1), Плеханов предлагает отнюдь не безупречную схему 2, состоящую из двух групп неравенств. Действительно, в основу схемы 2, положено состояние производительных сил (понятие Е), вообще отсутствующие в схеме 1, введены другие компоненты социально-исторической жизни людей (понятия С и Д ). Не обозначены связи между С и В, А и Д, то есть, неясно, каким образом связаны (и связаны ли вообще) между собою средства существования (понятие С) и социальная среда (понятие В), нравы и идеи людей (понятие А) и их образ жизни (понятие Д), Легко заметить, что введением дополнительных социальных факторов (понятия С, Д, Е) Г.В. Плеханов, по сути, маскирует, а точнее, игнорирует первое неравенство из схемы 1 (А> В) и оставляет лишь второе неравенство (В> А), усилив лишь его добавкой Е:
                                       Е> В> А .
В итоге получается, что "более совершенное доказательство " свелось к тому, что антиномия.... просто разрушается отбрасыванием одного его члена! Мягко говоря, весьма это спорное доказательство того, как " Маркс успешно разрешает эту антиномию". Маркс тут ни причём, а " причём" сам товарищ Плеханов! К Марксу ещё придётся вернуться. Сейчас же "закончим разборку" с Георгием Валентиновичем. Введением новых социальных факторов в тексте статьи (это понятия С и Д) Плеханов обогащает понятийно-системную конструкцию исторического материализма, что очень ценно для нас, и об этом речь пойдёт в дальнейшем. Напрасный же труд ГВ по сооружению двух изолированных цепочек логических неравенств при определяющей роли состояния производительных сил, которые сами оказались в независящем от других социальных факторов положении, навряд ли можно считать "блестящим доказательством" истинности точки зрения марксизма на историю общественного развития.

Марксово воззрение на историю человечества , человеческого сообщества включает, очевидно, и обратное влияние идей на бытие человека и общество. На формирование социальной среды, а следовательно, и на состояние производительных сил.
В этом случае, пожалуй, была бы уместна схема 3 следующего вида:
            Е> А> В       B> А >Е       (схема 3)
Но ясно, что она, в принципе, не отличается от схемы 1, поскольку очевидно, что если отбросить средний член этих тройных неравенств (понятие А), то мы возвращаемся к старой антиномии, только место понятия А занято понятием Е.
Вроде бы получился логический тупик!

Подведём некоторый итог сказанному. Попытку Плеханова можно считать неудачной , а причину такой неудачи следует признать в том, что рамки формальной логики оказались тесными , чтобы с её помощью достичь необходимый убедительности в вопросах исторической жизни, где приоритет отдаётся не состоянию, а процессу. Другая причина, неявная ,подспудная, кроится в непременном желании Плеханова принизить идеализм, не диалектично противопоставить его материализму.
Но - и это важно для наших целей - будем весьма благодарны Георгию Валентиновичу, что он своим безусловным авторитетом благословил правомерность введение в научный обиход таких важных элементов социальной жизни как "средства существования", "образ жизни человека", "состояние нравов".
Для дальнейшего конструктивного использования этих важных понятий, не очень то популярных во всей постмарксистской литературе в пределах бывшего СССР, произведём некоторую рационализацию , или формализацию понятий, и условимся считать, что в историческом существовании общества субстанциональным качествами обладают следующие шесть факторов:
   Уровень материальной жизни (фактор С),
   Состояние экономики (фактор S),
   Состояние социально-политической жизни общества (фактор V),
   Состояние общественного сознания (фактор W),
   Состояние морали и нравственности в обществе (фактор L)

Заметим, что как уровень материальной жизни, так и перечисленные состояния общества будут рассматриваться в динамике своих изменений, то есть как исторические процессы, что адекватно отражает историческую действительность.

   1.2 Конструктивный элемент социомодели
Вернёмся в наших рассуждениях к схеме 1. Если посмотреть на эту схему не как на отображение чего-то застывшего, неподвижного, если не видеть в ней мёртвый слепок причинно-следственных связей однонаправленного действия, не подходить к ней метафизически, а рассмотреть её под углом зрения на живые процессы, диалектически, то эта схема не будет казаться такой окостенелой, "неприличной антиномией", как она представлена стараниями Г.В.Плеханова. Действительность даёт массу примеров того, когда схема 1 используется довольно широко , и она почему-то не смущает никого своей алогичностью. Так , например , в физике можно указать на логическую конструкцию , весьма схожую со пресловутой схемой 1, но никто не называет её противоречащей физической картине, что за ней скрывается, не соответствующей здравому смыслу антиномией. Я имею ввиду обычный колебательный процесс, например, наблюдаемый в движении маятника.
Рассматривая этот процесс , можно установить , что" скорость маятника в низшей точке своего движения" (понятие А) определяется "положением маятника в верхней точке своего движения "(понятие В).С другой стороны справедливо и обратное утверждение, что "положение маятника в верхней точке своего движения" (понятие В) определяется его "скоростью в низшей точки своего движения"(понятие А). На принятом нами языке логических неравенств в этом случае получаем плехановскую антиномию
                           В >А    А> В
Покажем, в чём тут дело, где выход на "затруднительного " положения. А выход чрезвычайно прост, если от статики, от состояния, обратиться к динамике, к процессу. Действительно, при формировании указанных связей между "положением" и "скоростью" в колебательном процессе была допущена маленькая "неточность". Строгая формулировка связей такова:
Скорость маятника в низшей точке траектории в момент времени t2 (V(t2 )) определяется положением маятника в верхней точке траектории в предшествующий момент времени t1(S(t1 )) , а положение маятника в верхней точки траектории в момент времени t3(S(t3 )) определяется скоростью маятника в нижней точки траектории в момент времени t2(V(t2 )) "
   Математическая запись этих связей такова:
V(t2 )) =k1 S(t1       ),    t2= t1 + ;t1
   S(t3 ))    = k2 (V(t2 )),    t3= t2 + ;t2
Если вместо V(t2 )),       во втором уравнении подставить его значение из первого уравнения, то получим
S(t3 ) = k2 k1 S(t1       ) = k2 k1S(t3 - ;t1 - ;t2))

В такой записи , по математическому определению, функция S(t) есть периодическая функция, определяющая изменение положения маятника с периодом качания T= ;t1 + ;t2 с нарастающей       если k2 k1 >1    , с убывающей ,если k2 k1<1    , и и если k2 k1 =1 ,то с постоянной       амплитудой.
Частным случаем периодических колебаний с постоянной амплитудой являются гармонические колебания :
U(t) =A Sin kt =A Sin (2; /T)t
Таким образом, от логического противоречия между "положением " и "скоростью" мы перешли к реальному колебательному процессу, а сама "антиномия" разрушилось, поскольку приобрела вид бесконечной цепочки логических неравенств:
                     А1> В1, В1> А2, А2> В2, .... и т.д.
От физических процессов вернёмся на почву социальных явлений . После рассмотрения мнимой антиномии в механике попытаемся сформулировать и "антиномию" идеалистов не столь статично, как это сделал Г.В. Плеханов, а в динамике, более диалектично, а не в метафизической закостенелости:
            Существующая социальная среда есть продукт прошлых идей
Существующие сегодня в обществе идеи есть продукт минувшей социальной среды
В такой формулировке нет ни логического, ни фактического противоречия. Более того, этой трактовке можно придать или "идеалистическое":
               Сегодняшние социальные условия есть продукт вчерашних идей,
               Завтрашние социальные условия есть продукт сегодняшних идей -
Так и "материалистическое" толкование:
               Сегодняшние идеи есть продукт вчерашних социальных условий,
               Завтрашние идеи будут продуктом сегодняшних социальных условий
Как видим, приведённые формулировки обладают одинаковой доказательной силой в устах сторонников противоположных философских школ. Во всяком случае, никакого существенного расхождения в этих утверждениях не видно, кроме различия в акцентах , что в этой цепи чередующихся и взаимозависимых процессов исторического движения есть главное , ведущее звено: общественная жизнь или социальные идеи. Кто прав? Об этом рассуждать нет возможности на этих страницах. Отметим только важное обстоятельство в подходе идеалистов и материалистов к попыткам воздействия на общественные процессы. Для сторонников идеалистов, по его схеме рассуждений, следует воздействовать на общественное сознание, по схеме материалистов, следует изменять материальные условия бытия. Из этих противоположных концепций проистекают вполне понятные практические выводы для социальной преобразовательной деятельности сторонников различных идейных направлений. Если реформаторы-идеалисты в центр своего внимания ставят вопросы анализа и критики правовых, морально-этических сторон общественной жизни , то революционеры-материалисты активно воздействуют на материальную жизнь общества, подвергая беспощадной критике способ производства материальных благ, господствующей в обществе, видя в нём главный элемент глубинных преобразований. Ход истории, по крайней мере 20 век, показал, что сторонники обоих направлений держались за один и тот же рычаг исторического механизма, расходились лишь во мнение, образно говоря, какой его конец подсовывать под камень общественного состояния, чтобы сдвинуть его с места. Нельзя изменить бытие, не изменяя сознания. А изменив сознание, изменяем и наше бытиё. Нельзя изменить сознание, не изменив бытие, а изменив бытие, изменяем сознание... Историческая роль марксизма и заключается в том, что впервые в осмысление жизни общества было привлечено внимание к материальной стороне общественного бытия.
Мы , граждане бывшего СССР, правда, стали и свидетелями, и "творцами" обратного процесса в общественном сознании, когда " материю" возвели в абсолют, потеряв всякую связь с "идеализмом". Теперь, после кровавой драмы Октября, стало многим понятно, что не в противоположении этих двух подходов, а в их органическом сочетании заключен смысл исторического преобразования общества.
Вернёмся, однако, к основной теме. Обращение к физике не было чем-то сугубо иллюстративным. Аналогия закономерностей общественной жизни и естественных законов более существенная, чем может показаться на первый взгляд. Точные науки, особенно физика, многое выиграли, получив в свой арсенал исследований естественных, физических процессов аппарат дифференциальных уравнений. По-видимому, в существе естественных и, смею утверждать, и общественных законов заключена внутренняя (и довольна простая) связь между параметрами какого-либо естественного или общественного процессами и их производными, во времени и пространстве, что, собственно говоря, и составляет существо дифференциальных уравнений. Так в случае колебания маятника между положением маятника ( S ) и его скоростью ( V=dS/dt) существует, как уже говорилось, простая связь такого вида:
dV/dt = - k2 S(t)

Для плоской электромагнитной волны это выглядит так:
   dE/dx = - a dhH/dt
      dH/dx = b dE/dt

При теплопередаче в однородной среде для плоской температурной волны справедлив такая связь:

dT/dt = -c dT/dx
Перечень подобных примеров можно легко продолжить. Достаточно сказать, что основные уравнения физики (уравнения стационарного электрического поля, уравнения гидродинамики, уравнения движения материальных тел Ньютона, уравнения квантовой механики и т.п.) имеют очень простой вид {[    ]

Для дальнейших рассуждений условимся в следующей терминологии. Физические ( и не физические только ) величины и их производные будем называть,соответственно, доминантами и субдоминантами данного процесса (явления). Так в примере с маятником положение маятника ( S ) есть SD- доминанта , скорость ( V ) есть V-доминанта (VD ), а dS /dt есть субдоминанта1 S- 1(SCD1), a
dV /dt есть V -субдоминанта1 (VSD 1)    колебательного процесса.
По принятой терминологии закон колебания формулируется так
VSD1 = - k2 SD
В случае плоского электромагнитного поля напряжённость электрического поля (Е) и напряжённость магнитного поля (Н) есть доминанты электромагнитного поля, а их пространственные и временные производные - соответствующие субдоминанты данного физического процесса.
Оставим, однако, естественные законы и обратимся к общественным процессам и выскажем следующие важные для наших дальнейших исследований утверждение:
   1. Различные составляющие общественные жизни, а именно, уровень материальной жизни граждан (С). показатель (индекс) экономического состояния общества ( S) ,показатель социально-политеческого состояния (V ) показатель общественного сознания общества (W) показатель (индекс) морально-нравственного состояния общества ( L ) есть доминанты исторического процесса общественного развития . составляющие единую САМООРГАНИЗУЮЩУЮ И САМОРАЗВИВАЮЩУЮ ДИНАМИЧЕСКУЮ СИСТЕМУ, каковой и является в сущности человеческое сообщество.
   2. Между доминантами (субдоминантами) устанавливается следующая связь: а) в дифференциальной форме
dC/dt=k1S                                                       (2)
d S/dt=k2V                                                       (3)
dV /dt=k3W                                                    (4)
d W/dt=k4L                                                    (5)

в) в интегральной форме
C =;k1Sdt
S=; k2 Vdt
V=; k3Wdt
W=;k4Ldt

   Основной доминантой является доминанта С, которая связана с доминантой таким образом:
L=a(C-C0), здесь    Со есть некоторый базовый уровень состояния материальной жизни сограждан.

Дадим некоторое разъяснение приведённым уравнениям. Все уравнения, на языке информатики являются включёнными в общественную жизнь в прямой связи между собою, за исключением линейного уравнения L = а (С - Со), которое представляет собою элемент обратной связи. Доминанту Сo назовём базисной доминантой, поскольку на уровне этой доминанты реализуется обратная связь в динамическом состоянии общества. Наличие такой обратной связи следует считать принадлежащим определённой исторической формации, существование и развитие которой основано на отчуждении человека от общества и прежде всего на отрыве отдельного человека от средств его существования (частично или даже полностью), от сообщества себе подобных, от всего общества, в котором происходят стихийные, не контролируемые и нерегулируемые (полностью или частично) социальные процессы.
Коэффициенты к1, к2, к3, к4, и "а" называются факторами связи между соответствующими доминантами:
К1- СS- фактор, к2- SV- фактор, к3 -VW- фактор, к4 - WL- фактор , "а" - LС- фактор .
   Каждый из факторов указывает на степень связи между соответствующими доминантами (социальными процессами):
СS фактор характеризует степень влияния роста экономики на рост благосостояния,
SV-фактор обозначает степень влияния общественно-политического состояния на функционирование экономики,
VW-фактор показывает степень воздействия общественного сознания (общественного мнения) на общественно- политическое состояние общества ,
      WL- фактор указывает на степень либерализации общества. Насколько явления повседневного быта граждан становятся фактом их общественного осознания.
Главная роль в функционировании социомодели принадлежит фактору "а", определяющим степень зависимости морали и нравственности от благосостояния граждан. В связи с этим фактор "а" именуется " фактором социокультуры" или "уровнем цивилизованности общества".
Параметр Со, фигурирующий в уравнении обратной связи, формально необходим для состыковки знакопеременных значений доминант S,V,W,L    с всегда положительным базисом доминанты С, а по существу имеет значение базового уровня жизни для данного исторического состояния общества.
Имеющие ключевые значения в историческом материализме понятия производительные силы и производственные отношения, базис и надстройка - в силу их большой общности с известной долей неопределённости- не являются ( в контексте данной - и наверняка не единственной- социомодели) доминантами исторического процесса. Но их историческая роль велика и заключается в опосредованном влиянии на общественную жизнь, т.е. на параметры данной социомодели.
Так, базовый уровень жизни (Со) напрямую определяется уровнем развития производительных сил: чем выше уровень развития производительных сил, тем выше уровень жизни в данном обществе на данной ступени его развития.
Влияние производительных сил на факторы связи тоже следует считать прямо пропорциональными.
Что же касается производственных отношений , то применительно к той роли , которые они играют в историческом материализме , их влияние на данную социомодель сказывается в знаке разности С - Со. Если С - Со,т.е. разность положительна, то это будем полагать как факт соответствия производственных отношений производительным силам (текущий уровень жизни людей выше базового уровня, и людям не на что жаловаться в такой ситуации и устраивать социальный бунт). Если С - Со,т.е. разность отрицательна , то это есть выражение несоответствия (отставания) уровня производствен-ных отношений от уровня развития производительных сил (люди живут хуже, чем считают для себя возможным в данных социально-экономических условиях, возникают условия для социального взрыва).
После сказанного постараемся скомпоновать простейшую социомодель.
Если на определённым историческом этапе жизни общества величины факторов связи можно считать неизменным , то система уравнений (1)....(5) приводится к одному линейному дифференциальному уравнению четвёртого порядка , а именно:
               4
   ( dС /dt) = К (С - Со) , где К = к1 к2 к3 к4
Поскольку динамика такой социомодели описывается уравнением двойного чётного порядка , т.е. уравнением четвёртого порядка, то решение этого равнения включает кроме двух гармонических ещё и две экспоненциальные, амплитуды которых определяются сшивкой решений на границе или начальными условиями функционирования модели. Гармонические составляющие в динамике функционирования рассматриваемой социомодели означают присутствие пресловутых циклов в истории, на наличие и даже исследование которых обращали внимание с древних времён от Аристотеля до нашего времени (Кондратьев Н.Д., Кларк К., Шпенглер О. и др.).

Конечно, следует помнить о различных причинах, лежащих в основаниях того или иного исторического цикла. Чаще всего причиной циклов являются противоборствующие экономические факторы, идёт ли речь о экономических кризисах прошлого века (19 века) с их десятилетней периодичностью или о так называемых Больших экономических циклах, исследованных Кондратьевым Н.Д., занимающих по времени 40-50 лет. В предлагаемой модели впервые, как нам кажется, в циклический водоворот втянуты все стороны жизни общества ( и не только сугубо экономическая ), и в этом плане такая модель может быть пригодна для применения её к историческим масштабам жизни общества, охватывающим многие десятки и сотни лет.
   Понятно также, что причины , лежащие в основе экономических кризисов двух последних столетий не могли иметь себе аналогов в общественной жизни, например, древнего Египта. Хотя ход истории этой классической страны раннего тоталитаризма изобилует подъёмами и спадами, насыщен периодами расцвета и запустения многих царств и династий. Что было или могло быть причиной явно наблюдавшихся циклов египетской истории ?
Предлагаемая социомодель представляет собою конкретную версию, суть которой ещё сформулировал Маркс как противоречие между уровнем развития производительных сил и текущем уровнем производственных отношений и адаптированной в нашей модели как несоответствие между текущим и базовым уровнями жизни, воспринимаемое через снижение морально-нравственного состояния общества.
В этой прямой зависимости этико-бытовой стороны жизни от материального благосостояния общества кроится важнейшая закономерность предыстории человечества, впервые гениально замеченная и заявленная Марксом, которая сегодня представляется нам чем-то весьма банальным ("Очень трудно жить. Каждый день чего-нибудь нет. И прямо пропорционально исчезновению колбасы, сыра, хлеба убывает порядочность, благородство" ( ).

   Часть2. Анализ функционирования социодинамической модели

2.1 Общие моменты функционирования социомоделей
Для однозначного решения дифференциального уравнения следует наложить определённые условия на вид (поведение) искомой функции как в области её существования во времени, так и в моменты быстрого (скачкообразного) изменения коэффициентов (параметров) социомодели.
Момент времени ( t =tc ), в который происходит скачкообразное изменение параметров модели (коэффициентов связи, базового уровня жизни) называется временем (или точкой ) исторического события.
Примем первое ограничивающее условие на поведение социомодели:
1. В точке исторического события все доминанты модели не испытывают разрыва. То есть они всегда непрерывны, что и даёт следующие пять равенств:

   C1( tc )=C2(tc )
   S1( tc )=S2(tc )
   V1( tc )=V2(tc )
   W1( tc )=W2(tc )
   L1( tc )=L2(tc )

2. Аддитивная функция , описывающая поведение социомодели, не должна содержать неограниченно возрастающих компонент.
Поскольку гармонические функции всегда ограничены своей амплитудой, указанное условие распространяются только на экспоненциальную функцию с положительным показателем, которая формально присутствует как решение исходного уравнения. Описывающего поведение рассматриваемой социомодели.
В математическом приложении получены три критерия исторического события:
   RО - критерий соответствия производственных отношений уровню развития производительных сил,
      ГO - критерий роста производительных сил
      ZO - критерий социокультуры исторического события, которые количественно объединённые соотношением исторического императива (    ), из которого , в свою очередь, выведены четыре группы разрешённых (возможных) критериальных неравенств (см. приложение (;...;V)) и четыре группы разрешённых (невозможных) критериальных неравенств (см. приложение (V...V; )).
Словесная формулировка указанных критериальных неравенств, сведённая к двум историческим постулатам , такова:

Первый исторический постулат:
Не может быть исторического события, произошедшего в фазе соответствия производственных отношений уровню развития производительных сил, в результате которого наблюдался бы и рост производительных сил и рост социокультуры, или их одновременный спад. В этом случае могут быть реализованы только два следующих вариантов:
или рост производительных сил и спад социокультуры,
или спад производительных сил и рост социокультуры.
Второй исторический постулат:
Не может быть исторического события, произошедшего в фазе несоответствия производственных отношений уровню развития производительных сил, в результате которого или наблюдались бы повышение производительных сил и снижение социокультуры, или снижение уровня развития производительных сил и повышение социокультуры. В этом случае могут быть реализованы только два таких варианта:
или одновременное повышение производительных сил и социокультуры, или одновременное снижение их.
В соответствии с тем, какие из указанных разрешённых критериальных неравенств имеют место в данный момент исторического события, конкретное историческое событие будем характеризовать так:
Как прогрессивно-революционное, если реализуются критериальные неравенства ; (см.приложение    ),
Как регрессивно-реакционное, если реализуются критериальное неравенство ;V (см. приложение (    )),
Как прогрессивно -эволюционное, если реализуется критериальное неравенство ; ; (см. приложение ( )),
Как регрессивно-эволюционное, если реализуется критериальное неравенство ;;; (см. приложение ( )).

Поскольку динамика социомодели имеет циклический характер- со своими периодом Т (Т = 2; /К) и своими фазами (подъём, расцвет , спад, стагнация),- то все социомодели можно свести к трём поведенческим типам. Первый тип отличается постоянством своего периода Т, исторически-консервативные тип социомодели. Второй тип имеет уменьшающий период, такой назовём исторически-прогрессивным. Третий тип - исторически-регрессивный имеет увеличивающейся со временем свой исторический период. Предметом рассмотрения данной работы будет только изолированные статические социосистемы. Изолированные потому, что не учитывается влияние внешних факторов на исторические процессы (длительны войны, стихийные бедствия и т.п.). Статистические - поскольку параметры модели считаются или постоянными, или меняющимися скачком.

2.2 Анализ поведения консервативной социомодели
Консервативные социомодели являются характерными для ранних исторических времён, можно предположить , что история Древнего Египта описывается такими социомоделями, поскольку никакого заметного прогресса производительных сил в это раннеисторическое время не было и смена фаз исторического процесса происходила "естественным образом".
Естественную смену фаз исторического процесса можно проиллюстрировать следующим образом. Фазе расцвета соответствует нулевой индекс экономической эффективности (нет приращения производительности общественного труда), отрицательный (деструктивный) уровень социально-политического состояния общества (загнивание и распад властных структур общества) и нулевой индекс общественного сознания (апатия, равнодушие в обществе). Понятно, что с таким "тылом" ( с учётом значений других доминант) благосостояние общества (доминанта С) начинает катится вниз. К точке наименьшего благосостояния (фаза "в") общество приходит через рост общественного сознания (доминанта    между точками "а" и "в" сугубо положительные величины), что влечёт за собою изменение социальных структур (доминанта переходит из деструктивной (отрицательной) фазы в конструктивную (положительную) и что, в свою очередь, сопровождается ростом экономической активности общества и последующим ростом благосостояния граждан.
Несколько слов о роли народных масс в обществе консервативного типа. Представляются оправданными народные волнения , мелкие бунты и крупные смуты и тому подобные проявления народного недовольства в фазе "в" . что является следствием целой исторической полосы пробуждения общественного сознания , которое становится мощным толчком к слому старых и образованию новых властных политических структур, которые могут обеспечить экономический подъём общества. Но поскольку в способе производства нет никакого принципиально нового изменения, уровень развития производительных сил в консервативной системе остался тем же самым, то и рост благосостояния для всего общества в целом ограничен тем же пределом , что был и в прошлом. Такой исторический цикл повторится не раз, пока в развитии производительных сил не наступит качественный скачок. Поскольку речь идёт о количественных отношениях при функционировании модели , необходимо определиться с единицами измерения и порядками их величин как для параметров, так и для доминант.
Какие параметры социомодели могут характеризовать , взятую в качестве показательной, древнеегипетское общество ? Прежде всего оценим временные показатели. За время раннего, древнего, среднего и нового царства , а это около тридцати веков, сменилось примерно тридцать правящих династий. То есть в среднем время правления каждой династии 100 лет. Надо полагать, что век является "естественным" периодом для любой консервативной системы, поскольку на сто лет приходится смена четырёх поколений людей вместе со сменой фаз исторического развития: от поколения социальных реформаторов и политических авантюристов первой фазы (фазы подъёма), через жизнь поколения людей, уверовавшихся в благополучие социальной системы, созданной предшественниками (фаза расцвета) и поколения диссидентов и свидетелей развала системы (фаза упадка) до поколения смутьянов и бунтарей, предрекающих смерть старым структурам власти и создающим новую управленческую касту. В консервативных системах это чаще всего означает смену лиц, а не обстоятельств. Пройдёт сотня лет, народ по-прежнему остаётся таким же бедным, а новый пророк будет предавать анафеме правителей старых и прославлять идущих к власти новых, и проповедовать жизнь грядущую, наполненную материальным изобилием, человеческой справедливостью и духовным совершенством нового поколения граждан Земли. Не в этом ли находит своё объяснение тот факт исторических хроник, где вся описательная история вертится вокруг "добрых" и "злых" правителей и почти не касается существа власти, его политических и материальных первооснов?
Примем период в 100 лет за стандартное значение (Т    = 100 лет). Отсюда следует, что К = 2;/100 = 0.0628, для "а" (поскольку "а" есть безразмерная величина) возьмём значение , равное единице (а = 1).

Таким образом, динамика социомодели (стандартной социомодели) для Древнего Египта описывается уравнением :
               4
   ( dС /dt) = Кo (С - Со) , где Кo = к1 к2 к3 к4 (5)

Прежде чем определиться с величиной базового уровня жизни для стандартной социомодели (СОО) есть смысл определиться с важным понятием "уровень жизни" в современном мире. Мерилом уровня жизни на сегодняшний день является его долларовое выражение, а именно, годовой доход на одного человека в долларах США. Примем для наших целей, что для бедных стран этот доход исчисляется суммой 100-200 , для развивающихся стран эта сумма от 200 до 2000. Развитые страны имеют доход на душу населения от 2000 до 20000 . Высокоразвитые страны имеют доход на одного человека более 20000 ( В США это примерно 30000 , а в Швейцарии - около 40000 / / ) .
На наш взгляд, если исходить из концепции постоянства жизненного уровня для консервативных систем, каждый общественный строй характеризуется своим, более или менее, постоянным базовым жизненным уровнем, говорим ли о рабовладельческом, феодальном, буржуазном (капиталистическом ) или посткапиталистическом обществах. Совпадение количество градаций стран по степени бедности ("по степени богатства" сказать язык не поворачивается, поскольку жизнь 80% землян - это бедность и нищета) с количеством отмечены общественных формаций даёт основание сопоставить каждую из четырёх категорий стран по уровню жизни с соответствующей общественной формацией. Народы беднейших стран живут в условиях дофеодальных формаций. Население развивающихся стран вправе считать себя живущими в феодальную эпоху, вне зависимсти от того , что записано в их конституциях и какими иллюзиями на сей счёт с подачи власть имущих они питаются. Только развитые страны могут считаться живущими в современном (капиталистическом и посткапиталистическом ) мире.
Для сравнительной характеристики уровня жизни примем величину "комплекс единичного потребления - КЕП", который является отношением рассматриваемого уровня жизни к уровню жизни начала христианской эры, принимаемого за единицу. В таком случае уровень жизни феодального времени составит величину в 4-5 КЕП. , а базовый уровень жизни современного общества в 10 -29 КЕП. Следует заметить, что в отличии от официоза, уверяющего нас в несравнимости жизни современного человека с жизнью далёких предков дохристианской эры, такое сравнение всё же можно сделать и, как видно, ненамного современный средний человек может себя чувствовать очень уж отличным в жизненном плане от своего пращура. Понятно, что этого мы не можем сказать о тех "выдающихся особях" человеческой породы, чей уровень жизни действительно высок , составляя 1000 и более КЕП. Апологеты существующего образа жизни смешивают рост производительности труда, которая действительно многократно увеличилась, с ростом благосостояния людей, весьма и весьма скромном, если иметь ввиду подавляющую массу населения .

Хотя достаточно ясно, что эти показатели, по справедливости , должны быть достаточно близкими, а то, что это не так, и является свидетельством вопиющего социального (не физического или биологического, что естественно и понятно) неравенства людей в той общественной форме существования, которое называется , в силу какого-то исторического парадокса, почему-то цивилизацией. Настоящими хозяевами жизни всегда были и теперь являются те граждане любого государства (жители Земли), жизненный уровень которых сопоставим с ростом производительности общественного труда.

      2.3 Поведение неконсервативных социальных моделей
Для неконсервативных социальных систем характерным являются точки исторических событий, связанных с изменением параметров социомодели. Поскольку, вообще-то говоря, исторические события наступают в произвольные моменты времени, случайно, даже при всей ожидаемости их, то интересно было бы рассмотреть поведение Исторических Критериев на временной оси истории. Поскольку от их соотношения зависит историческая ценность , вес, если хотите, произошедшего события.
В качестве примера неконсервативной изолированной статистической социомодели рассмотрим нашу Цивилизацию (в её европеизированном виде) в целом за прошедшие пять тысячелетий. В основание такого подхода положено то общепризнанное деление этой эпохи на пять исторических формаций , включая первобытнообщинный строй, которое даёт уменьшающий ряд исторических периодов: рабовладельческое общество занимает примерно 30 веков, феодальное общество - 15 веков, капиталистическое (буржуазное ) примерно 4 века, современное общество пока отсчитало только один век как менялись параметры этой систем (систем), исходя из предположения , что все исторические события перехода с одной ступени общественного развития на другую носили прогрессивно-революционный характер (то есть
Ro< 1, Zo> 1 , Гo> 1)

" В общих чертах азиатский, античный, феодальный и современный буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации " (    , с.7)
Это предположение основывается на том, что каждому из этих исторических событий соответствовал скачки роста производительных сил, связанные с аграрной, промышленной и научно-технической революциями соответственно, что непременно отражалось на росте базового уровня жизни, то есть Гo>1. Относительно Исторического критерия Zo    подобной уверенности нет, но предположим , что выполняется неравенство Zo>1 , как декларируемом свидетельстве роста социокультуры за прошедшие века.
При рассмотрении данной социомоделми примем, не уменьшая ценности получаемых выводов, что Кк = К1 К2 К3 К4 =1 (1/год). Тогда между историческим периодом Т, Кк и "а" (для каждой из рассматриваемых формаций) устанавливается связь:
                     4                4
         Т(i) =(2 ;) / a( i) Кк (i)

                              4                4
         Т(i+1) =(2 ;) / a((i+1 ) Кк (i+1)
                  4
(Т(i)/ Т(i+1))= a( i) Кк (i) /a((i+1 ) Кк (i+1)=
=Zi(i+1)/ ГГо(i+1)
здесь ГГо есть Критерий Коммуникативности исторического события.

Для величины Со (i+1) принимаются такие значения:
Со2 = 5 КЕП ( для феодального периода),
Со3 = 10 КЕП (для буржуазно-капиталистического периода),
Со4 = 20 КЕП (для современного этапа)
Далее предположим, что все исторические события перехода от одной формации к другой совершалось в фазе "в", для которой величина Ro во всех случаях была в пределах 0.9, т.е. 10% уменьшение текущего уровня жизни относительно его базового уровня соответствует намного большему снижению уровня жизни для наиболее обездоленных слоёв населения , приводит к социальному взрыву, при том что возрастают материальные притязания населения, поскольку в этот же исторический момент происходит скачок в производительности труда как следствия очередной революции в способе производства.
После сказанного на основе соотношений Исторического Императива можно рассчитать все параметры социомодели для соответствующего исторического периода в развитии нашей Цивилизации. Прежде всего получим значения Го для соответствующих периодов:
   Го2 = Со2/Со1 =5, Го3 = Со3/Со2 =2, Го4 = Со4/Со3=2.
Рассчитаем значения Zо    из соотношения Исторического Императива:
         Zоi = (Гоi - 0.9)/(1 - 0.9) = (Гоi - 0.9) 10
Zо2 =(Го2 - 0.9) 10 = 41, Zо3= (Го3 - 0.9) 10 = 11, Zо4 = Zо3= = 11
По найденным значениям Zоi можно определить фактор социокультуры "ai" для каждой общественной формации:
      а2=а1/ Z2 =1/41=0.025,
      а3=а2/ Z3=0.025/11=0.0023,
      а4=а3/ Z4=0.0023/11=0.0002.
   Получим значения для Критерия Коммуникативности:
ГГ2= Z2/0.5 = 41/0.0625 = 700,
ГГ3= Z3/0.25=11/0.0038=3000,
ГГ4= Z4/0.25=11/0.0038=3000.
   ТАБЛИЦУ ОТОБРАЗИТЬ не Получилось (кому интересно-обращайтесь)

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

В последнем столбце таблицы указано значение величины эффективности экономической системы , то есть максимальное значение доминанты S .
В заключение приведём небольшой анализ этой таблицы и работы    в целом.
Прежде всего попытаемся ответить на такой вопрос, в чём же суть социодинамики исторического процесса развития нашей Цивилизации в рамках рассмотренной социомодели?
Второй вопрос, на который хотелось бы получить ответ, какая же стоит задача перед человеческим сообществом на пороге грядущего трёх тысячелетия, какие процессы будут главными в третьем тысячелетии?
На первый взгляд "целью" человеческого существования , по крайней мере, за последние 50 веков, было повышение уровня жизни, и значительное увеличение этого показателя (для развитых стран более ,чем в 20 раз) вроде бы и говорит об этом. Но если учесть этот рост не "в среднем", а по конкретным нациям, странам мира и классам населения, то итог роста благосостояния людей можно считать удручающе малым. Это тем более скромный результат, если учесть, что за это же время рост экономической эффективности производительных сил общества (речь идёт только о той её части, что направлена непосредственно на создание предметов потребления и услуг) увеличился многократно, а именно (см. таблицу, колонка 8) в 600 раз. Особенно разительные изменения наблюдаем в росте показателя коммуникативности (ГГ) ) (см. таблицу, колонка 7).
Его рост за этот период до величины в 3000 ед., с одной стороны, и "замороженность" на этой величине последние 100 лет, говорит о том, что этот показатель вобрал в себя существо прогресса человеческой Цивилизации, если хотите - то цель прогресса истории человечества, а именно, объединение народов в одну семью, семью землян, а с другой стороны, установлен предел этому показателю- дальнейшее его увеличение приостановлено. Действительно, его общественная сущность заключается в степени той оперативности , с какой общественное сознание вначале и социальные институты затем реагируют н а объективные процессы общественной жизни.
Понятно, что два элемента определяют быстроту этого процесса: социальный - это уровень либерализации общества и организации труда и технический - это оснащённость труда и качество информационных связей, которыми пользуется человеческое сообщество на данном этапе своего развития. Гигантский рост этого показателя за последние пятьсот лет( в 9000000 раз) в прямом смысле слова означает фактическое , но, к сожалению , не политико-юридическое образование единой всемирной семьи наций, поскольку настолько быстро мы узнаём о событиях в самых отдалённых уголках Земли и оперативно на них реагируем, как если бы они происходили у нас на глазах, в пределах одной общины, семьи.
И всё же не этот показатель заслуживает особого места в "целенаправленном процессе" неумолимого поступательного движения истории . Таким показателем является социокультурный фактор "а" .
Именно этот показатель лежит в основе функционирования любой из рассмотренной социомодели , являясь главным элементом обратной связи в их структуре. Устремлённость этого показателя к нулю ( по мере развития нашей цивилизации он уменьшился в 5000 раз) указывает, если угодно, может быть и промысел Божий, на избавление Человечества от устаревших ( теперь устаревших) принципов существования , на которых держался весь механизм общественных связей прошлого, а именно , механизм отделения человека от средств существования, человека от человека, человека от общества. Непредсказуемость социальных процессов, когда общество не контролирует само себя, а как пушкинская царевна, чтобы узнать правду о жизни, должно всякий раз заглядывать в зеркало морально-нравственного состояния общества и по факту его разложения, нищеты и одичания сограждан, возмутившись, начать принимать "срочные" меры. Однако современное общество само собою (без ненасильственного отказа от социально-исторических традиций отчуждённого существования, нашедших своё крайнее выражения и кристаллизированных в институте государства, без перехода к принципиально новой -от семьи до человеческого сообщества землян_- экологически здоровой и гуманистически совершенной общности людей (см ( )) )
неспособно порвать существующие (торгашеские) связи. Действительно, при уменьшении "а" (т.е. росте цивилизованности общества) КК никак не уменьшается, а очень даже сильно возрастает, так что динамическое уравнение социомодели сохраняет свой вид.
А это и означает, что при неизменном уровне производительных сил (росту производительных сил уже установлен экологический предел), начавшийся исторический переход в жизни современного человечества, по крайней мере европейцев, от неконсервативной социомодели развития мирового сообщества, чем характерен был весь цивилизационный цикл развития за последние пять тысячелетий, к консервативной модели исторических процессов (со всеми вытекающими из этого факта малоприятными обстоятельствами: возврат к временам фараонов в его осовремененом виде , в облике чудища тоталитаризма). Этот неприятный исторический феномен первыми почувствовали и использовали (с политической выгодой для себя) вожди тоталитарных систем ("тысячелетний рейх", обещанный вечный "коммунистический рай"). Нужно теперь, чтобы ИНТЕЛЛИГЕНТЫ высокоразвитых государств поняли теперь это сами и ужаснулись такой перспективе. Ужаснулись, чтобы начать действовать!

Примечание.
Роль трудов К.Маркса в понимании законов общественного развития непреходяще велика, несмотря на все ухищрения буржуазных слуг от науки принизить, исказить, извратить, или, того хуже, и тщету собственно "марксистов" "дополнить и развить" (сознательно или по недомыслию) это Великое Учение. Следует ЗНАТЬ, что Маркс не давал ИСТОРИЧЕСКУЮ матрицу развития всего человечества или даже отдельных цивилизаций. Он рассматривал только историю становления Европейской цивилизации в её наиболее яркой форме нашедшей своё воплощение в истории древнего Рима, Англии, Франции в ХУ11-Х1Х веках. И не более того! Даже экономика России для него была, в известной мере, "загадкой", не говоря уже о других странах, которых он характеризовал не иначе, как страны с "азиатским способом ведения хозяйства". Это и породило те его ошибки, которые его "учениками" были уже доведены до Социальной катастрофы, именуемой реализацией "теории пролетарской революции" , да ещё " и социализмом в отдельно взятой стране"!.

Литература:
1. Плеханов Г.В. О мнимом кризисе марксизма.
      Избранные философские произведения ,т.2,1956г.
2. Маркс К. К критике политической экономии. М.ОГИЗ, 1939 г.
3. Тихонов А.Н. , Самарский А.А. Уравнения математической физики. М. 1966 г.
4. Максвелл Д.К. Избранные сочинения по теории электромагнитного поля. М. 1934г.
5. Газета "Известия" (260,270 за 1990 г.)
6. Программа "Ноополис" и проект "Ноополис-2000", Банк идей СССР. Рег.номер 4140.

Собственность и Свобода

Анатолий Фёдоров

                           (РЕФЕРАТ)


      "Свобода граждан состоит в свободном использовании своих способностей"
                           Гельвеций Клод

   "Собственность - это    кража"          Прудон П.Ж.


Все технические (технологические ) достижения Нашей цивилизации за последнее время, а это примерно 100 веков, если вести отсчёт от открытия огня и первых примитивных орудий труда, связаны с распадом родового строя, приведшего, в конце концов, к образованию государств: деспотических на Востоке и городов-государств на юге Европы. Отделение человека от средств поддержания жизни, прежде всего от "средств производства, средств существования", когда человек обособился от другого человека благодаря образованию общественного института собственности, а собственность, в свою очередь, способствовала обособлению людей, групп людей друг от друга. Возникло разделение труда на всех уровнях общественной жизни - труд пахаря отделился от труда ткача, труд художника искоса смотрел на труд врача, труд рабов и труд надсмотрщиков противостояли друг другу и т.д. и т. п.
Образовывались относительно замкнутые социальные группировки по характеру и месту труда (горожане и крестьяне, ремесленники и торговцы, воины и учёные, аристократы и плебеи, хозяева и работники). Такая стратификация общества дала возможность обособления сферы производства от сферы потребления, политическим силам от производительных сил, общественного сознания от морально-нравственных основ общества. Каждые из этих страт вступили во взаимодействие друг с другом, так что можно проследить цепочку соподчинённости и связи их между собою (6).
Такая цепочку взаимозависимостей общественных доминант была прослежена и положена в основу социомодели в предыдущей работе автора ( 6 )
Понятно также, что можно построить и иные цепи общественных явлений. Представляется важным, однако, выявить главное звено в такой цепи социальных факторов.

"Понятия о фазовых системах. Системы с точечной и зональной устойчивостью. Живые системы. Кинетичесие и биоматческие траектории состояния (их особенност). Существенная роль флуктуаций, их влияние на биоматические траектории".

Пытаться проникнуть в тайны разнообразных форм живого (от сложных органических соединений, множественных видовых образований микромира и популяций животных до людских сообществ) с помощью мощного математических инструментария, успешно используемого в естественных науках, стали относительно недавно. Наиболее значительными в этом направлении превнесения математики в биологию следует считать работы Лотки (1925) и Вольтерра (1926), которые "поставили изучение конкуренции (в животном мире) на сравнительно прочную основу..., их уравнения конкуренции сильно повлияли на развитие современной экологической теории и представляют собою хороший пример математической модели " ( 3 ).
Анализируя наблюдаемую цикличность в зависимости количества животных (хищников - Х и травоядных (жертв) - Ж) друг от друга, они предложили математическую модель такой зависимости в виде теперь
широко известных уравнений их имени. Эти уравнения выглядят следующим образом:
               dХ/dt = - a Х (Ж о - Ж)
               dЖ/dt = в Ж (Хо - Х)
В дальнейшем появились более совершенные модели для этих экологических систем ( модельное уравнение Лесли ( 2, 4 ), уравнение Дж.Смита ( 2 )). Особенно следует отметить, что аналогичные модели стали использовать и при исследовании других сложных процессов, а именно, сложных каталитических реакций. В частности, в таких случаях нашла широкое применение так называемая "тримолекулярная модель" или брюсселлятор (квадратичный осциллятор):
         dХ/dt = - АХ - ВХУ
         dУ/dt = С Х
Многое в исследовании таких моделей сделано Пригожиным И.С.( 1 ). Следует отметить уникальность таких ( "живых") моделей, в которых можно получить, почти невозможное для всех физических систем, незатухающие колебания параметра в течение длительного периода времени.

В физическом мире аналогом этих уравнений являются так называемые фазовые системы. Их особенностью является тот факт, что скорость изменения доминанты (фазового параметра) однозначно зависит только от положения (состояния) доминанты (фазового параметра) на данный момент, то есть от положения на фазовой плоскости. Это приводит к тому, что фазовые траектории движения (состояния) нигде никогда не пересекаются друг с другом.
Второй особенностью таких систем является то, что применительно к двухпараметрическим (двухфазным) системам, они одновременно не достигают своих экстремальных значений.
Третья особенность фазовых систем в том, что всегда присутствует "ведущая" и "ведомая" доминанта.
   Если напрямую применить схему Вольтерра-Лотки к явлениям общественной жизни, где в качестве "травоядных" выступят люди, а в качестве "хищников" - все неблагоприятные факторы их существования, стремящиеся уменьшить количество живущих людей (болезни, голод, войны и т.п.), то, можно с уверенностью говорить, что такая модель будет вполне приемлемой.
Думается, целесообразно, хотя бы и предположительно, указать такой период в жизни людей, когда эта модель "имела место" и функционировала довольно эффективно, - это время доисторического человека, период его раннего существования, когда указанные факторы были основными регуляторами численности человеческих особей. По данным французского демографа Ж.-Н. Бирабена ( ) в течение 20 000 лет от 30000 года до примерно 10 000 года до Р.Х. население планеты составляло величину всего лишь 2-3 млн., испытывая почти периодические небольшие колебания этого числа один раз в 1250 лет, по всей вероятности, определяемые особенностями климата того периода.
Для современного периода ( интуиция подсказывает) в жизни общества происходят исторические изменения уже не в силу факторов, непосредственно влияющих на численность населения (численность населения Земли неуклонно, а в последнее время и катастрофически, растёт), а другие причины, более соответствующие не дикой природе, а организованному в той или иной мере человеческому сообществу. Некоторые из таких факторов были рассмотрены в предыдущей работе автора ( 6 ).
В данной работе автором выдвигается гипотеза о решающей роли таких социальных факторов, как "свобода" и "собственность", в эволюции человеческого сообщества на всём периоде его цивилизационной (европейской модели) фазы (последние 20 веков, во всяком случае). Думается, что главный фактор исторического процесса этого периода (разделение труда во всех его видах, и на всех этапах и всех ступенях социальной лестницы) дал весьма важный побочный продукт своей жизнедеятельности, а, точнее, два - это
         а) институт собственности,
         в) идеал свободы.
Первый из них своими корнями уходит в "материю", то есть в условия поддержания индивидуальной жизни в её биологической форме. Второй фактор, сугубо человеческий, устремлён в "небо", к вере людей в высшую социальную справедливость .
В том обстоятельстве, что за всю обозримую историю ни отдельный человек, ни отдельные социальные группы (классы) так и не смогли одновременно обрести ни вожделенной "собственности", ни желанной "свободы", видится их исключительность как доминант исторического процесса.
Диаграмма    СL - диаграмма исторической событийности (глобальная диаграмма).
Автором предлагается новая модель фазовых процессов, более совершенная по сравнению с моделью брюсселлятора. Этой модели (кубический осциллятор, поскольку правой частью уравнений, описывающих поведение модели, является кубический многочлен от переменных величин) соответствуют следующие два уравнения:
               dХ/dt = - а(Хмах - Х)(Х - Хмин)(У - Умц)
               dУ/dt = в (Умах- У) (У -Умин)(Х -Хмц)

СL -диаграмма - это двумерная фазовая плоскость в декартовых координатах, на которой по оси Х отложен C-параметр (индекс личной собственности), а по оси ординат (У) L-параметр (индекс личной несвободы). Отмечается двойственная природа указанных параметров: ЧАСТНАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ (государственная) собственность, ЛИЧНАЯ И КОРПОРАТИВНАЯ свобода.
Величины параметра зависят от соотношения: С от частной и общественной собственности в обществе, L от соотношения личной и корпоративной свободы в обществе
( С=1, когда главенствует частная собственность, L =1, когда определяющей является корпоративная мораль).
На фазовой плоскости ( в первом квадранте) в квадрат со сторонами, равными 1, вписана окружность с единичным диаметром .
Полюса (точки фазовой плоскости, где одна из составляющих скоростей движения доминант равна 0, таких точек четыре) диаграммы:
         "запад" - (С = 0, L = 0.5)
         "север" - (С= 0.5, L = 1.0)
         "восток" -(С=1 , L = 0.5)
         "юг" - (С= 0.5, L=1.0)
Распределения социопараметра (фактора) "исторические общественные формы " на фазовой исторической плоскости:
полюс-З: тоталитарное (рабовладельческое) общество,
полюс -С: феодальное общество
полюс-В: буржуазное общество
полюс -Ю: капиталистическое общество
Распределение социопараметра "общественное состояние" на диаграмме "фазовый восьмиугольник" (фазовый восьмиугольник АВСДЕFGLA - вписанный в единичную окружность , его стороны, примыкающие к полюсам- АВ, СД, ЕF,GL параллельны осям координат):
Участок АВ: собственность в руках государства, единоличное правление деспота (религиозный фанатизм, тирания кумира), идеологическая доминанта - стремление к коллективным целям и корпоративной морали, товарно-денежные отношения находятся под государственным контролем, во всём господствует распределительный принцип (создаётся иллюзия общественного самоуправления для современных форм правления) .
Участок ВС: развал деспотии, смутное время, переход правления к олигархам, проявляется одновременное стремление к корпоративной (кастовой, сословной) морали, что характерно и для участка АВ, и к разгосударствлению собственности.
Участок СД: абсолютная монархия, сословное государство, сословное право и мораль, дальнейшее приватизация госсобственности.
   Участок ДЕ : время общественной нестабильности и революций, переход к конституционной монархии, которая в итоге не решает всех социальных проблем, сильное движение за "права и свободу личности", продолжающейся переход собственности в руки частных владельцев,
усиление роли денег.
Участок ЕF: установление парламентской республики (власть "народа"), номинальная государственная исполнительная власть, живущая на налоги с населения, сильная доминанта "свобода личности и прав человека", господство рынка, товарно-денежных отношений на всех уровнях производства-потребления.
Участок FG: двухпалатный парламент, начало концентрации собственности и разорения мелких собственников, продолжающееся стремление людей к "свободе личности", выявляются начала идеологических устремлений по обобществлению собственности
Участок GL: президентская республика, значительная доля собственности в руках государства, общая устремлённость к огосударствлению частной собственности, государственные гарантии граждан по имущественным и социальным правам, разгул преступности ( господствует мораль "своя рубашка ближе к телу")

Участок LA: закладываются основы тиранического государства с непременными атрибутами культа личности, завершается процесс огосударствления собственности (или значительной её части), начало отказа от прав и свобод личности в угоду коллективным ценностям социального плана, воинствующая идеология, хронический дефицит товаров.
Кроме генеральной (глобальной) LС-диаграммы следует рассмотреть локальные LС-диаграммы, имеющие места для каждого географического анклава. Для локальных    LС-диаграмм    вводятся граничные значения (границы толерантности) доминант (Lмин, Lмах, Смин, Смах ), которые фазовые траектории не могут превысить, а также для каждой из них устанавливается свой метацентр (МЦ)- состояние менталитета народа (анклава). Всего таких анклавов (соответственно,LС-диаграмм)    имеется пять.
Параметры локальных LС-диаграмм (весьма условно):

Азиатский анклав:
Смц=0.25,Lмц =0.75 (координаты мета-центра) ,
С мин=0, С мах=0.5, L мин =0.5, Lмах=1.0

Европейский анклав:    Смц=0.5, Lмц =0.5,
С мин=0.25, С мах=0.75, L мин =0.25, Lмах=0.75

Североамериканский анклав:
      Смц=0.75,Lмц =0.25,
С мин=0.5, С мах=1.0, L мин =0.0, Lмах=0.5

Евразийский анклав:
      Смц=0.25, Lмц =0.25,
С мин=0.0, С мах=0.5, L мин =0.0, Lмах=0.5

Афро-южноамериканский анклав:
         Смц=0.25, Lмц=0.75,
С мин=0, С мах=0.5, L мин =0.5, Lмах=1.0

   Можно дать краткую характеристику (менталитет) анклавов, исходя из приведённых данных по локальной LС-диаграмм для каждого анклава.
Азиатский анклав: предпочтение отдаётся общественной собственности, в связи с чем сильный государственный приоритет, население больше желает на кого-то работать, чем кто-то работал на них, предпочтение отдаётся большим (полнородственным) семьям, морально-нравственная среда отличается строгостью, сословно (кастовое), товарное производство под прессом госрегулирования.

Европейский анклав: равное представление в обществе государственной (общей) и частной (личной) собственности, наличие в морали как элементов общинной, так и личной нравственности.

Североамериканский анклав: преимущественная форма собственности - частная, доминируют "права человека, личности", семейные отношения подвергаются сильной эрозии (неполнородственные семьи), значительные социальные гарантии личности, большая свобода нравов, чем вызвано и большое количество разнообразных преступлений.

Евразийский анклав: население предпочитает общественные формы собственности, семейные отношения на грани полного развала, морально-нравственные отношения в стадии упадка, смешанный тип хозяйства.

Афро-южноамериканский анклав: господствующая форма собственности - частная, в отношениях между людьми соблюдаются нормы сословности и кастовости, морально-нравственные установки строги, семьи большие и достаточно крепкие.
Если МЦ анклава, его положенияе на фазовой диаграмме, достаточно консервативен, то МЦ (менталитет страны), как показывает история, совершает дрейф вокруг МЦ анклава, что и должно быть - в силу чрезвычайной сложности задачи - предметом всестороннего и глубокого научного исследования больших научных коллективов.
Если говорить о более глубоком историческом плане, то следует отметить малую подвижность анклавных метацентров: вековой сдвиг фазовой диаграммы, повторяя миграционные процессы расселения людей, происходил по диагонали из азиатского анклава в сторону европейского анклава. Лишь исторический феномен - открытие Америки позволило этому процессу продвинутся в нижний правый угол LС-диаграммы.
Какими видятся судьбы мира сквозь призму нашего данного подхода к глобальным историческим процессам?
Во-первых, следует признать ошибочной линейную схему развития человеческого сообщества в широком временном и пространственном диапазоне, характеризуемое последовательной сменой эпох: рабовладение, феодализм, буржуазный строй, капитализм и...социализм (коммунизм). Есть все основания говорить о двумерной модели исторического развития общества, как оно представлено в рассмотренной модели, когда капитализм никак не может смениться коммунизмом, а в силу имманентных законов общественного развития по двумерной социомодели, всё возвращается к своим истокам - махровому тоталитарному (сиречь рабовладельческому) государству (к "обществу" бесправных людей, по сути своей).
Во-вторых, такая рассмотренная нами модель даёт устойчивые циклы, повторение которых может быть достаточно долгим. Никакого обещанного марксистами сближения наций и народов не происходит ( в лучшем случае - это образование континентальных союзов "близко-родственных" стран (типа Евросоюза или Юговосточного азиатского блока (АСЕАН)). Более того, есть все основания полагать, что наметилось явное противостояние высокоразвитых стран и стран "третьего мира" в лице, например, Всемирной торговой организации, или набирающей всё больше сил мусульманской оппозиции христианским ценностям по всей граничной линии азиатского анклава с Европой.
В третьих, победа Октября (" социалистическая революция" в России) лишь была знаковым моментом человеческой истории, возвестившей начало второго цикла Всемирной истории.
" Все великие исторические события совершаются дважды: один раз как трагедии, второй как фарс", - любил говорить Маркс, дополняя слова Гегеля. Мы, дети XX , являемся свидетелями и участниками этого исторического разворота человеческой истории в сторону своего повторения, но уже в фарсовом варианте.
В четвёртых, история показалась бы нам, и вполне справедливо, дорогой в никуда или повторением пройденного, если бы в этом движении не обнаружились новые элементы социального бытия (понятно, что технологические успехи цивилизации не вызывают, в основе своей, никаких сомнений), к которым следует отнести такой феномен общественного развития как создание из мало разумного "хомо сапиенс" ... высокопорядочного, благородно мыслящего и разумно поступающего ИНТЕЛЛИГЕНТА.

Без такого преображения современный человек мало чем бы отличался от своего пращура - кроманьонца.
История нового времени свидетельствует, что концепция пролетарской революции Маркса, как средства перехода к коммунистическому общежитию, с треском провалилась (и с точки зрения излагаемого материала, и не могла не провалиться), так как пролетарий - законный продукт капитализма, обеспечивающий закономерный переход общества к тоталитарному государству ( и не более того). Так в своё время буржуа, порождённый феодализмом, способствовал возникновению капитализма, а тем самым, и развалу частной собственности, то есть той среды, выходцем из которой он и был. Может быть, поэтому Энгельс, предчувствуя недоброе от грядущей "гегемонии пролетариата", в своём "завещание" подробно оговаривает как весьма возможный вариант "христианское преображение мира" под идеалы коммунизма.
И эта его провидческая мысль чрезвычайно важна в свете нашего представления о грядущем времени для всего человечества. Не в пролетарии Маркса, а в облике интеллигента (не представителя сословия, а как общественном социально - нравственном типе) мы видим спасителя мира,
облике, как собирательном образе всех лучших человеческих качеств и черт, унаследованных от прошлых эпох:
      от феодального времени - дух рыцарства, чести и сословного достоинства, преклонение перед Женщиной,
      от буржуазного времени - предприимчивость, похвальное любопытство, любознательность во всём, настойчивость в достижении поставленной цели, дух благородного авантюризма,
      от капиталистического периода истории - образованность и культура управления сложной техникой и технологиями, осознание ценностей личностного бытия, не опутанного классовыми, кастовыми и религиозными предрассудками и догматами.
Победить многоголовую гидру Несправедливостей нашей цивилизации можно только объединёнными усилиями интеллигентных людей всего мира. К союзу, друзья!

Примечание.
Роль трудов К.Маркса в понимании законов общественного развития непреходяще велика, несмотря на все ухищрения буржуазных слуг от науки принизить, исказить, извратить, или, того хуже, и тщету собственно "марксистов" "дополнить и развить" (сознательно или по недомыслию) это Великое Учение. Следует ЗНАТЬ, что Маркс не давал ИСТОРИЧЕСКУЮ матрицу развития всего человечества или даже отдельных цивилизаций. Он рассматривал только историю становления Европейской цивилизации в её наиболее яркой форме нашедшей своё воплощение в истории древнего Рима, Англии, Франции в ХУ11-Х1Х веках. И не более того! Даже экономика России для него была, в известной мере, "загадкой", не говоря уже о других странах, которых он характеризовал не иначе, как страны с "азиатским способом ведения хозяйства". Это и породило те его ошибки, которые его "учениками" были уже доведены до Социальной катастрофы, именуемой реализацией "теории пролетарской революции" , да ещё " и социализмом в отдельно взятой стране"!.

Литература:
   1. Пригожин И. Самоорганизация в неравновесных системах

2. Смит Дж. Математическине идеи в биологии М. 1990
3. Смит Дж. Модели в эколгии М.1976
4. Бюннинг Э. Ритмы физиологических процессов 1961
   5.Пианка Э. Эволюционная экология, М., 1981
   6.Агафонов А. Социодинамика исторических процессов

Рецензия на статью А.Ф. Агафонова
"Социодинамика глобальных исторических процессов"
Статья читается легко и доступно, но понимание её сущности далеко от обычного представления о работах исторического содержания. Трудно найти, подобрать адекватное разработанному автором и развиваемом им " количественному анализу социодинамических процессов" выражения и мысли, не смотря , а может быть и потому, что материал настолько интересен и нетрадиционен. Мои попытки найти что-то подобное по затронутой проблеме и в подходе
( математическом) к её решению в Большом энциклопедическом философском словаре , ни в Философском энциклопедическом словаре, ни, наконец, в словаре "Современная западная философия" (М., 1990 г.) были безрезультатными. Тем не менее, такой подход не только имеет право на существование, но весьма и весьма привлекателен и, по-моему, очень плодотворен. В начале века существовало довольно устойчивое течение в логике называемое психологизмом, которое всячески противилось проникновению математических методов к системе логических понятий. По представлению его сторонников математизация логики было бы возрождением... схоластики(!). Кто в наше время может согласиться с ними, если вся компьютерная техника основана на математической логике. Желаю всяческих успехов автору на избранном им направлении. Надеюсь, что и молодое поколение социологов с интересом воспримет новые идеи.

      Доктор философских наук
                  АНИКИН В.И.

Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении правил

Рецензии

Написать рецензию

Посмотрел Вашу работу. Безусловно пересечение между нашими подходами есть. При анализе периодичности исторических процессов я также использовал модель Вольтерра-Лотке, но только принял другие понятия при выборе "хищников" и "травоядных". В сущности я использовал эту модель только для оценки периода цикличности в системе, поскольку в этом случае необходимо знание минимального количества исходных данных - рождаемости хищников и жертв. Я считаю что полноценный анализ требует создания более сложных моделей, но при этом он сильно зависит от большого количества во многом неопределенных исходных данных и поэтому сам же себя и дискредитирует по точности полученных результатов.
С уважением, Сергей.

Сергей Столбов 16.03.2011 12:48 • Заявить о нарушении правил

Добавить замечания

Спасибо,Сергей, за добросовестное прочтение и понимание моей работы.По сути.Модель В-Л =не замкнутая, то есть не даёт периодов, циклов, и какие нужны ввести ещё параметры для этого-вопрос открытый!Моя модель=замкнутая и позволяет при определённых начальных данных прогнозировать поведение модели (общества).Вопрос в том, что нужна общирнейшая статистика, которую под силу собрать только большим институтам.С искренним уважением к Вам и направлению Вашей деятельности.Анатолий Фёдорович.

Анатолий Фёдоров 04.03.2011 18:09 Заявить о нарушении правил

Загрязнение шумом

Борис Ихлов

ЗАГРЯЗНЕНИЕ ШУМОМ

http://www.proza.ru/2013/05/30/1017

Ихлов Борис Лазаревич, физик-теоретик, политолог, публицист, журналист,

политический активист

Еще до разрушения Берлинской стены Партия зеленых в ФРГ активно боролась против превышения допустимого уровня шума в жилых помещениях, на улице, на рабочем месте, т.е. против загрязнения шумом окружающей среды. В СССР и в постперестроечной России ни неформальные экологические комитеты, ни Партия зеленых, ни экологические административные структуры никогда не касались этой темы. Хотя даже такой не самой развитой стране, как Аргентина, по жалобе на минимальный шум в вечернее время в соседней квартире немедленно приходит полицейский. И это, несомненно, результат гражданской активности аргентинцев.
Как обстоит дело сегодня в России и, в частности, в Перми в плане конфликтов на "шумовой" почве?

Сегодня, к сожалению, прилагать огромные усилия только для того, чтобы выжить в условиях осады со стороны земляков - соседей. Речь идет о бытовом моральном и физическом ущербе от шумового загрязнения.
Рядовые примеры. В 2005 г. в Новокузнецке мужчина поднялся к соседям с верхнего этажа, откуда гремело то, что некоторые почему-то называют музыкой. Дверь ему никто не собирался открывать. Тогда мужчина взломал дверь монтировкой, ворвался в квартиру и ударил монтировкой одного из оказавшихся там молодых людей. Другой подросток взял нож и ударил мужчину в грудь, от чего тот скончался на месте. В 2003 г. в Каменск-Уральском в результате аналогичного конфликта погиб 35-летний местный житель. В 2007 г. В Перми в одном из домов на ул. КИМ мужчина расстрелял из пистолета музыкальную аппаратуру соседа кавказца, из-за того, что шум мешал дочери мужчины учить уроки. Семья, живущая рядом со зданием ГУВД, в течение 10 лет терпела издевательства со стороны владельца ресторана на 1-м этаже и даже на некоторое время была вынуждена бежать... в Грецию. Несколько лет назад по ТВ передали, как сотрудник Следственного комитета, не выдержав издевательств со стороны верхнего соседа и апатии со стороны милиции, поднялся к соседу в квартиру и несколько раз ударил его ножом.
______________

В Перми в квартире N29 дома N38а по ул. Чкалова проживает семья Евсеева-Петерс. Сосед сверху - приезжий из Азербайджана, коммерсант. Нижним соседям он устроил жизнь, как на передовой. Соседи в течение всего дня слышали удары по потолку, передвижение мебели наверху, крики, визги, топанье. Причем так громко, что нужно включать телевизор на полную мощность, чтобы хоть что-то расслышать. Все это продолжалось и после 23.00, иногда до 3 часов ночи.
Хозяйка квартиры N29, Людмила Петерс, пыталась поговорить по-доброму с коммерсантом. На что коммерсант отвечал, что из-за соседей своих привычек менять не собирается, шуметь станет еще больше и вообще сделает всё, чтобы выжить Петерс и ее мужа Евсеева из дома.
Действительно, после "добрых" бесед, а особо после обращений Петерс в милицию шум наверху усилился: семейство коммерсанта стало ходить по кафельному полу в обуви на каблуках, незнакомые люди начали звонить по телефону. Позвонят и молчат в трубку. Потом дали в газету объявление с телефоном соседей и приглашением к интиму.
От частого недосыпа Людмила стала быстро уставать, плохо чувствовала себя, наконец, начались нервные срывы.

И только после обращения в УВД Свердловского района в отношении коммерсанта было вынесено Постановление об административном правонарушении. На несколько дней шум прекратился.
А затем всё началось сначала. В одну из ночей Петерс, не выдержав, вызвала милицию. Однако милиционеры опоздали: к их приходу шум стих. Но участковый дважды посетил коммерсанта. И что? Коммерсант позвонил Евсееву и сказал буквально следующее: "Ты чё, старый козел, долго еще будешь в милицию бегать? За...л уже!"
Петерс позвонила по "02", написала по данному факту заявление. Однако звонки не прекратились. Грохот наверху - тоже. Петерс однажды пришлось вызывать скорую помощь - повысилось артериальное давление.
После очередного обращения в правоохранительные органы коммерсант вызвал Евсеева и Петерс "на стрелку". И сообщал, что у него "всё куплено", что "нашли кому жаловаться", а если здесь им что-то не нравится, могут "валить", он их всё равно выживет из дома.
Петерс и дальше продолжала безрезультатно обращаться в правоохранительные органы. И даже просили муфтия повлиять на коммерсанта. Тоже бесполезно. Муфтий сказал: "Он с гор спустился, ничего не понимает."
Бои шли с переменным неуспехом... Как-то в праздник 1 мая коммерсант устроил своим нижним соседям по полной программе. Отвел душу. 4 мая Петерс, отчаявшись, отправилась в ГУВД, в "Башню смерти". По-видимому, посещение высокого начальства принесло плоды - шум прекратился. Ненадолго. Как-то коммерсант посоветовал Евсееву надевать шапку ушанку, если ему шум мешает.
Оказалось, что коммерсант связан с МВД. Услуги предоставляет...
Что там говорить: сам глава ГУВД Горлов жил в этом доме.

Но и это не предел: на ТВ однажды показали коммерсанта, шумел по ночам, соседи пожаловались в милицию. Вместо того, чтобы прекратить шум - широкомордый, отъевшийся коммерсант, хряк, объясняет в телекамеру и показывает в натуре - он поместил мотоцикл в комнату на подставку и специально садился на него и включал на полную мощность.
В Перми в доме N86 по ул. КИМ молодая семейная пара третировала нижнего соседа в течение двух лет громом, плясками в обуви до 3 часов ночи. Вызовы в милицию ни к чему не приводили: хозяева просто не пускали милиционеров, даже с автоматами Калашникова. Оказалось, верхний хозяин - сам сотрудничает с милицией. Приятели верхнего хозяина пригрозили соседу: если еще раз пожалуется - изобьют.
В том же доме один молодой отморозок, кик-боксер, сознательно третировал соседа через стенку, включая клубную музыку на полную мощность. Но днём. Пол в кухне у соседа дрожал. Заявления в двух экземплярах в разные инстанции МВД - не дали результата. Оказалось, мать отморозка - сотрудник МВД. По работе с молодежью.
Еще один отморозок, чтобы выжить престарелую мать из квартиры, специально в ее присутствии включал телевизор на полную мощность...
______________

Вой автосигнализации или грохот низкочастотной "клубной" музыки, сознательное бездействие МВД толкают граждан на радикальные действия, например, в автомашины, владельцы которых нарушают покой, из окон бросают бутылки с зажигательной смесью, закидывают их в окна квартир, потерпевшие используют против вредителей травматическое оружие и даже боевые рогатки.
Цивилизованным путем разрешения подобных конфликтов в случаях шума в соседней квартире, считает кандидат юридических наук, советник президента по правовым вопросам ВБРР А. В. Шичанин, "является использование реально работающих институтов возмещения морального вреда". К сожалению, продолжает советник, "оба эти института находятся в зачаточном состоянии и не способны адекватно защитить гражданина. Инфантильная беспомощность судебной системы по вопросам наказания нарушителей неимущественных прав вызывает у людей впечатление отсутствия полноценной власти в стране". Как отметил сам Путин, "суд у нас не стал ни скорым, ни правым, ни справедливым".
Для того, чтобы обратиться в суд на соседа, который мешает вам шумом, необходимо написать заявление в санэпидстанцию, чтобы ее сотрудники провели в вашей квартире фоноскопию, т.е. замерили уровень звука. Однако представители санэпидстанции, как правило, убеждают заявителей, что "они отходят от такой практики" и по заявкам не выезжают". Практика показывает, что даже наличие соответствующего документа от санэпидстанции не играет роли в суде. Например, длительный конфликт в 2007 г. между двумя владельцами коттеджей в Верхней Курье не был разрешен судом.
Что касается реакции правоохранительных органов, можно привести в пример типичный ответ участкового участка на Уральской, 113 на жалобу жильца дома N86 по ул. КИМ (март 2006): "До 23.00 сосед может шуметь как угодно громко. Милиция ничего не может поделать" А что, если кто-нибудь подойдет к окну милицейского участка и будет стучать по нему палкой? "Тоже ничего не сможем поделать."

"Приходится констатировать, - сожалеет Шичанин, - что государство относится к моральному вреду как к либеральному чудачеству. И судебная практика, и законодательство в этом отношении носят декларативный, но не прикладной характер. Пример - Постановление Пленума ВС РФ от 20.12.1994 N10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда": "При определении размера компенсации должны учитываться требования разумности и справедливости."
Такой же неконкретный характер в отношении шумового загрязнения имеет Закон "О защите прав потребителей".

"Развитие частной собственности, - утверждает Шичанин, - не переломило феодальный характер сознания россиян. Государство же в правовой, идеологической, пропагандистской сфере слабо работает над искоренением феодальных пережитков. Это позволяет богатым или состоятельным людям, значительная часть которых является выходцами со дна советского общества и криминала, чувствовать себя привилегированными и безнаказанными." Созревающий полукриминал стремится застолбить свое место в обществе, расширить вокруг себя жизненное пространство. Но не за счет упорного труда, а путем запугивания обывателей грохотом компьютерной музыки. "Буханье", не слабее забивания свай, разносится из дорогих иномарок по всей стране.
Причем метод отвоевывания жизненного пространства передается чуть ли не на генетическом уровне. Леви Стросс описывает, как это происходит в африканских племенах, находящихся на начальной стадии развития. Если кто-либо из племени находит, скажем, медный таз, он начинает изо всех сил в него бить. Соплеменники не понимают, что происходит, начинают испытывать чувство страха. А нашедший таз бьет в него до тех пор, пока его не изберут вождем племени.
Очевидно, что по мере урбанизации и перетекания населения с окраин в центр число "шумовых" конфликтов и их напряженность будут нарастать.

Каковы результаты шумового загрязнения? В "Словаре экологических терминов" читаем: "Нарушение сна наблюдается при шумовом загрязнении свыше 35 децибел, что соответствует шепоту. Снижение продуктивной умственной деятельности - при 55 дБ, что соответствует обычному разговору. Ухудшение слуха - при 70 дБ. В книге "Экономическая теория" С. В. Мочерный, В. И. Некрасов, В. И. Овчинников, В. В. Секретарюк приводят данные, что регулярный повышенный шум свыше 55 дБ ускоряет старение и сокращает продолжительность жизни на 8 - 12 лет. Такой шум вызывает "частичную потерю слуха, ослабляет сопротивление организма инфекциям, вызывает нарушения деятельности головного мозга, вегетативной нервной системы, желудочно-кишечного тракта. Повышенный шум - общебиологический раздражитель, поэтому сопряжен с экономическими (производительность труда) и демографическими последствиями".
Приходится констатировать, что законодательство относительно права на тишину только ухудшается. Если в СанПиН 1.1.2.1002.00, утвержденных главсанврачом Г. Онищенко 15.12.2000 предельно допустимый непостоянный шум в 4000 Гц (высокий свист) с 23.00 до 7.00 - 20 дБ, а с 7.00 до 23.00 - 30 дБ, то ныне эти уровни увеличены почти вдвое.
Ситуация осложняется тем, что строительные компании, как правило, экономят на звукоизоляции. Это касается, в первую очередь, новостроек панельного типа, где слышно каждое слово, произнесенное за стеной. Евроремонт также увеличивает шумовую нагрузку на соседей, проживающих этажом ниже.
Точно так же в сторону ухудшения изменились "Правила пользования жилыми помещениями". Принятые 25.9.1985 (с изменениями от 18.1.1992 и 23.7.1993) правила обеспечивали недопущение выполнение в квартире, подвале или придомовой территории работ и иных действий, создающих повышенный шум и вибрацию. В Новых "Правилах" 2006 г. - только пустые фразы, что необходимо "осуществлять пользование жилыми помещениями с учетом соблюдения прав и законных интересов проживающих в жилом помещении граждан". Нет дома в Перми, жильцы которых бы не столкнулись с работой перфоратора в подвале во время тихого часа у маленьких детей, воем реактивного двигателя на высоте менее километра (особо в поселке Лобаново) или шумом военного аэродрома, создаваемым бесконечными потоками автомобилей за окном, и в ночное время тоже. В Москве на центральных магистралях при открытом окне невозможно разобрать речь по телевизору, работающему на полную мощность.

Особенно тяжелое положение в Челябинске, военные самолеты не могут заходить на посадку иначе, как пролетая низко над городом. Весь город сходит с ума.

Принятые санитарные нормы серьезно расходятся с врачебной практикой и в отношении экологии рабочего места. В СанПиН указывается, что, например, для творческой работы уровень шума частоты 31,5 Гц не должен превышать 86 дБ, а для частоты 500 Гц - 49 дБ, хотя уже 55 дБ, как отмечалось выше, существенно снижает продуктивность умственной деятельности
Принятые санитарные нормы касаются допустимого уровня шумового загрязнения для различных частот шума. Но характер шума в санитарных нормах не отражен. Например, абсолютно не раздражает "Аве Мария" в исполнении контральто Лины Мкртчян, но даже работать невозможно под шум лишенных слуха безголосых девиц с аккомпанементом караоке. Более того, зависимость допустимого уровня от частоты представлена в СанПиН неверно. Потому что определенные частоты шумового загрязнения значительно опаснее прочих. Это загрязнение низкочастотным звуком, особо - инфразвуком.

Некогда физика Вуда попросили сделать дополнительную трубу к органу с более низкой, но слышимой частотой. Вуд делал ее в виде панциря улитки и немного ошибся в расчетах. Частота оказалась ниже, за пределами слышимого диапазона. Эффект был потрясающий - прихожане храма подумали, что началось землетрясение и убежали (ту же историю рассказывают о зрителях кинотеатра). Дело в том, что инфразвук частотой 7 герц вызывает необъяснимое чувство страха. От его воздействия может остановиться сердце.
Инфразвуковые частоты от 0,1 - 10 Гц, как показали исследования латышских ученых в начале 70-х годов, являются резонансными для внутренних органов человека и могут вызывать боли в желудке, кишечнике, в сердце, суставах. Частоты от 10 Гц до 30 Гц вызывают целый комплекс различных заболеваний. Недаром те, кто работает даже не с виброприборами вроде отбойного молотка, мотопилы, перфоратора, а, скажем, на испытаниях авиационных моторов, уходят на пенсию в 35-40 лет. Им платят приличную зарплату, хорошую пенсию, каждый год они ездят в санаторий, только всего этого им уже не надо.

Допустим, у вашего соседа - что-то вроде музыкального центра или старого терменвокса с компьютером, и он может включать "клубную музыку" или ее составлять самостоятельно. Этот низкочастотный "музон" содержит помимо обертонов также инфразвуковые субгармоники. Т.е. те самые, которые вызывают боль в желудке, в суставах, чувство страха и пр.
Даже малая их мощность вызывает чувство дискомфорта, мешает и отдыхать. И работать. При длительном воздействии серьезно ухудшает здоровье.
Во-вторых, у человека во сне обязательно бывает так называемая парадоксальная фаза, когда слабый звук действует сильнее, вообще любой слабый раздражитель - сильнее. Широко известно, что если назвать спящего по имени тихо, он проснется, как от грохота табуреток по полу. Так, в Перми в доме на ул. Голева полусумасшедшая бабушка измучила весь подъезд тем, что по ночам тихонько, аритмично, чтобы не было привыкания, стучала чайной алюминиевой ложечкой по батарее. До катастрофы ее забирали в психушку. Оказалось, она всё понимает, она кричала: "Не забирайте меня, я больше не буду!" После катастрофы за вызов людей в белых халатах нужно платить большие деньги.

Также крайне вредна "клубная музыка" с ударами барабана от 60 до 80 герц, т.е. с частотой биений вашего сердца, вызывающая сердечно-сосудистые заболевания. Именно они в РФ стоят на 1-м месте по числу заболеваний. Добавьте к воздействию барабана его же субгармоники, добавьте всевозможные утробные звуки, а также имитирующие шум автомобиля и т.п., и получите высочайшую смертность с дикорастущим Северным кладбищем в Перми, которое занимает 1-е место в Европе по площади.
Между прочим, еще в "советское" время на казахско-китайской границе, чтобы изгнать пастухов со стадами со стороны Китая, использовали инфразвук, т.е. те самые частоты от 0,1 - 10 Гц. Помните фильм "Судьба резидента"? В разведке ФРГ звуковую камеру пыток окрестили "музыкальной шкатулкой". В древней Руси непослушных убивали звуком колокола. До сих пор пытка звуком считается наиболее жестокой.
Если кто видел недавно в передаче о разгоне демонстрации в одной из латиноамериканских стран установку, передвигающуюся в толпу на автомобиле (обслуживающие установку ехали на автомобиле в уплотненных ОЗК) - это именно воздействие инфразвука.

В 2006 г. в Ленинграде состоялась всероссийская конференция медиков, посвященная воздействию электромагнитных полей и звука на человека. К сожалению, участники конференции не произнесли ни слова о влиянии СВЧ или инфразвука.
Вы будете смеяться, но в таблицах все тех же СанПиН чем ниже частота, тем выше допустимый уровень шума. Так, для 500 Гц, т.е. для пения в 1-й октаве, дневной допустимый уровень - 39 дБ, а для 31,5 Гц - 79 дБ. Причем для средних частот ночной допустимый уровень на 26% меньше, а для низких - всего на 9%.
Причем допустимый на рабочем месте уровень - еще выше. В инфразвуковом диапазоне в СанПиН та же картина: чем ниже частота, тем выше допустимый в жилых помещениях уровень шума.
_____________

Энгельс в книге "Происхождение семьи, частной собственности и государства" пишет, что у государства, кроме функции подавления одного класса другим, есть еще одна функция: "предохранение враждующих классов от взаимного пожирания". Государство настолько слабо, что не может выполнить эту функцию. Оно не может заставить собственный институт, МВД выполнить эту функцию. Люди в России никому не нужны. Ни буржуа, которые ничего не умеют, ни государству, орудию в руках буржуа.

Борис Ихлов, бывший сотрудник лаборатории радиобиологии ЕНИ ПГУ

No Copyright: Борис Ихлов, 2013 http://www.proza.ru/2013/05/30/1017
Свидетельство о публикации N213053001017

Комментарии: 2, последний от 15/11/2018. © Copyright Иванов Евгений Михайлович и др (manfreiman@Yahoo.de) Размещен: 01/02/2015, изменен: 01/02/2015. 493k. Статистика. Монография: Естествознание

Иванов Евгений Михайлович и др : другие произведения.

Логика и математика