Аннотация: вторая история Хранителя. Встреча с Нелюбами
Благодарность Катерине за любовь к воде и за
понимание необходимости перемен.
Потаенный Киев. Хранитель-2. Посвящение (Нелюб)
Давно он не был так рад пробуждению. Вынырнуть из вязкой пучины кошмара к первым лучам утреннего солнца. Хм. Именно вынырнуть. Во сне все было залито водой. Грязной, мутной жидкостью с запахом мазута, вкусом гниющей плоти. Она заливала лицо, заползая в нос и рот. Виктор подавил рвотный позыв.
Приснится же такая... мерзость.
Хотелось спать. Без снов. Организм явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Громкие голоса на лестнице позволили отвлечься
от анализа грез. "Здравствуйте, - сказал Виконт
заплаканной соседке, - у вас что-то случилось?"
"Васю скорая забрала", - сквозь слезы отозвалась Марина, нестарая еще женщина из квартиры слева, пекущая изумительные пирожки с вишнями.
Напоив соседку кофе с коньяком, парень услышал историю полностью.
Василий, средней руки бизнесмен, владелец фирмочки по продаже мебели, пришел домой в состоянии крайнего остервенения. Старый его конкурент, в былые годы товарищ, утратив остатки людской порядочности, перехватил у него контракт, на который Вася возлагал огромные надежды. И упустил. В таком бешенстве она не видала мужа со времен развала Союза. Хлопнув стакан водки, Василий ушел в ванную, где провалялся часа три. "Мы с ним не разговаривали почти, - всхлипнула Марина, - он из ванной вышел, я уже дремала. Ночью спал плохо, бормотал, вскидывался. Под утро смотрю: задыхается. Вид - краше в гроб кладут. Я - в скорую. Они: "Присту-у-у-п!"
Утро откровенно не радовало. Город выглядел больным. Грязные тротуары, грязные стены, грязноватое небо, очень грязные люди. Виктора передернуло. "Да что ж это за день то такой", - мелькнуло в голове. Попустило только в виду Золотых ворот. "Ну и пусть муляж, -подумал парень, - зато правильный". Они возвышались как скала. Гордо горели маковки, стены бросали вызов любому злу. "Приходи, мол, поратоборствуем!"
Виктор, улыбнувшись воинственному настроению Врат, подошел к Младшему. Пробило полдень. Он положил руку на загривок кота, настроение окончательно улучшилось. Вместе с тем пришло понимание, что сейчас он в силах помочь хотя бы в малом.
Цели в его прогулке не было. Ноги вели сами. Ноги и еще что-то. По мере отдаления от Ворот угнетенное состояние стало возвращаться. Люди загаживали Город. Со всем немалым старанием, огромным упорством. Казалось, что мысли убирать за собой исчезли у населения как класс. Если когда-нибудь были. Дорога напоминала путь через минное поле. Свалка, куча мусора, насрано. И так по кругу. Вдруг он понял, зачем идет. Где-то невдалеке ждали помощи. Крик отчаяния дернул вперед.
Арка.
Скалящиеся горгульи.
Тут.
Белое Древо.
Кто ж тебя так.
Посреди уютного, истинно киевского дворика росло Дерево. В тени его кроны было бы удобно целовать девушку, рассказывать малышам сказки, отдыхать старикам.
Было бы.
Дерево умирало. Виктор рванул ворот рубахи. Было тяжело дышать. Чумным пятном вокруг расползлась стройка. Груды грязно-желтой породы, куски рубероида, обломки инструментов подбирались вплотную. Мизерный участок живой земли пропадал под их натиском.
Но пока дело было только в этом, клен держался. Но потом пришли Крысы. Орава серых голохвостых тварей подгрызала корни. Дерево стояло, сдвинув ветви, как ряды последних защитников Цитадели. Когда нет Надежды, и только Вера помогает, сомкнув щиты, удерживать врага еще несколько минут.
C разъяренным шипением Виконт перетек к крысам. "Сбежались, падальщики! - стеганул по тварям его внутренний посыл, - Рано!"
Мягкие лапы крались рядом.
"Прочь! Не ваше! Не трожь!" Серая волна отхлынула к подвалам. Дольше всех задержался матерый крысюк, размером с упитанного терьера. Виктор поймал взгляд мутных звериных глазок:
"Сюда.
Вам.
Дороги.
Нет!!!"
Крыс прижал уши и бросился в дыру.
"Гаммельнский крысолов, мать твою, - выдохнул парень".
Сзади благодарно зашелестели ветви. Виконт знал: теперь здесь все будет хорошо.
Трель мобильника ударила по ушам. Звонила старая, еще с хишек знакомая. Искала хорошего сердечного доктора. Предположить, что пьющей и работающей наравне со здоровыми мужиками "хрупкой" барышне понадобился подобный специалист? Оказалось - таки не ей.
При первых словах рассказа сердце парня екнуло, делая охотничью стойку. Где-то он это уже слышал. Брат его знакомой пришел домой в состоянии крайнего остервенения...
"Тирьям-тирьярам там тирьям. Чукча не дурак, у чукчи проездной. Похоже на тенденцию, однако".
Всезнающий инет не подвел и на сей раз.
"За последний месяц количество сердечных заболеваний у населения возросло в 3,5 раза. Минздрав рекомендует ограничить употребление алкоголя, табака. Заняться спортом".
Мозг отказывался работать напрочь. Практически бессонная ночь, общение с братьями нашими меньшими медленно, но уверенно сводило мыслительный процесс к нулю. Виктор нырнул в теплую ванну, не заметив, как задремал.
Грязно.
Мерзко.
Тошно.
Разлагающиеся тушки дохлых рыб вяло переваливаются в загаженной воде. Медленно моргают мертвые глаза. Когда-то белоснежная чайка ковыляет вдоль берега, не в силах взлететь из-за нефтяной пленки на крыльях. Мягкие густые мазутные волны заливают всю землю.
Трудно дышать. Что-то выпивает воздух, не давая ему попасть в легкие. Радужные круги перед глазами образуют спиральный тоннель в никуда...
Кошачье шипение и быстрый топот маленьких ног выдергивают из-под воды.
"Молочка налей, дурень. И хлебушка положи, - раздается в голове, - Нафаня! Сундучок украли!"
Виктор свесился через край ванной, как манну небесную вдыхая душный квартирный воздух. Взгляд с ужасом зацепился за нефтяные пятна на полу, откуда в ответ с гастрономическим интересом взглянуло что-то нездешнее. Откинувшись назад, переведя дыхание, парень взглянул вниз.
Там среди мыльных луж он увидел лишь свое перепуганное отражение.
Зачем молока? Куда молока? Для тараканов, что ли? Вот порадуются старики.
Но минуты бежали, а страх не отпускал.
А! Хрен с вами, золотые рыбки! Не жалко. Наливая полную миску, отламывая от краюхи, Виктор горько усмехнулся. Он с детства мечтал о коте. Мягкое урчание, независимый характер, гордый нрав, острые когти. Но сперва родители, потом работа. "Был бы кот..."
Топот и посапывание, приближающееся к угощению, заставило парня подпрыгнуть на месте. Виконт потянулся за ножом и... увидел, кто издает звуки. Это был домовой, практически такой, как в мультике. "Глюки, - подумал парень, - спать надо больше, а пить меньше".
Домовой фыркнул:
- Сам ты глюк, а я потомственный домовой, тебя еще в проекте не было, а я с самим Городецким работал! Эх, молодежь, молодежь... - Он вздохнув, хлебнул молока. - А еще Хозяин, - укоризненно продолжил он, - пожрать не дает, снега зимой, и того не допросишься!"
Виконт подобрал упавшую челюсть:
- Слыш ты, раритетная субстанция, не хами хоть. Я знал? И вообще, сейчас приедут добрые дяди в белых халатах, заберут нас с тобой в дурку.
- Не того боишься, Хозяин, без меня ты скорее всего до утра не доживешь, - погрозил ломтем хлеба домовой. - А! От вас справедливости дождешься! Работай тут за черствую корку, - домовой допил молоко и покосился на холодильник, - дом в порядке держи, ни тебе благодарности, ни тебе уважения. Ладно! Так и быть, помогу, а то вымрете, как инсектоиды. Без чего жить никто не может, - его голос расплылся, поменяв тембр, - что основа всего? Что вы изгадили до полной противоположности? Думай, времени мало...
Виктор очнулся. Без чего невозможно жить? Пиво и барышень пока отметаем. Пожалуй, сейчас спич не о них. Звук спускаемой воды привлек внимание. О! Кстати о птичках. Вот что у нас основа всего живого. Загудел включаемый компьютер. Вода. Жизнь родилась таки тут. Бла-бла-бла. Способна накапливать информацию. Хм. Духи воды - нереиды живут в чистой воде.
Гул города за окном надвинувшись стал всеохватывающим. Сознание, растворившееся в шуме мегаполиса, начало различать непознанное ранее. Город жил независимой от людей жизнью. Огромное количество сущностей взаимодействовало с гомосапиенсами, не ставило их в грош, пользовалось их наработками, паразитировало на них.
Воспринимало людей как еду.
Если вы относитесь к природе как к бездушному и безответному нечто, не удивляйтесь, когда к вам станут относиться так же.
Виктор открыл глаза. Он знал, что делать. Не знал только, принесет ли это результат. Но другого выхода не было.
Задержав дыхание, он погрузился в ванную с головой. Вся мерзость его 30-летней жизни проходила перед глазами. Детская жестокость (нет, познание мира! - зачем мушке столько лапок?), подростковый эгоизм (все козлы и уроды, один я в белом), взрослая расчетливость и подлость (смять, выбить, урвать) расплывались вокруг мутным обволакивающим облаком.
Пятна мазута не давали дышать. Маслянистая жидкость (вода? это вода???) заливала легкие. Парень с трудом приразжал губы. Подобие улыбки пробилось наружу. Виктор вспоминал ВОДУ.
Широченное русло Днепра (какая, нафиг, птица!), качающее на своих ладонях хрупкие лодчонки. Парная вода Десны на рассвете, нежная, как лебяжий пух. Безбрежное, то ласковое, то суровое море, поражающее своей гармоничностью.
"Придите, - попросил парень, - без вас... тускло".
И они пришли.
Виконт потом не раз садился за клавиатуру... и не мог Их описать. Ну, колыбель жизни, ну стихиалии, ну Посейдон, блин, с дрыном.
Исполинская сила согласилась вернуться.
Вода в Городе оживала.
Ничто не могло ей противостоять. Те ущербные, псевдоводные сущности, заполонившие трубы ("нелюбы" всплыло в журчащем потоке) принимались ей как блудные дети, растворяясь без остатка.
Вода в Городе снова становилась действительно ВОДОЙ.
- Теперь все будет хорошо? - с детской надеждой спросил Виктор, внезапно увидев того, к кому обращался. Грозный греческий бог смотрел на него с легкой укоризной.
- Ты Нептун? Что-то у меня сегодня день встреч со сказкой.
"Я Вода, вернее, малая ЕЕ частица. Просто вам, людям, нужно персонифицировать того, с кем разговариваете. Ты представил меня так".
- А нелюбы?
"Мы не живем в грязном. Духи воды спешат уйти, а те, что остаются, умирают либо становятся нежитью, вода мертвеет. Вы создаете нелюбов. Вы их кормите, людская злоба, ненависть, НЕЛЮБОВЬ для них еда. Когда касаешься мертвой воды, они тебя видят. А дальше все зависит от человека. Спокойствие, хорошее настроение - безопасность. Лишь легкая усталость, вот и все, что может грозить. Но если человек зол, гневен, раздражен - не сносить ему головы. Выпьют, высосут, высушат..."
- Все закончилось? - повторил парень.
"Не совсем. Мы очистим воду лишь на тонком плане. На физическом она сама привела бы себя в порядок, но ей не даете вы - люди. А если у вас вода останется грязной, то вскоре умрет. Мы уйдем. Нелюбы вернутся".
- Что же делать?
"Не гадить, мой друг, и вдолбить остальным эту нехитрую истину..."
Виктор вынырнул из ванной, с наслаждением глотая воздух.
Серебристые искры на поверхности воды говорили о том, что нереиды взялись за работу.
Черные, как смоль, тучи стягивались со всех сторон. Ветер, набиравший силу с каждой минутой, пригибал кроны деревьев, заставляя дрожать стекла. Первый раскат грома раздался невдалеке, и тучи прорвало. Стена ливня обрушилась на землю. Потоки воды проносились по улицам, сопровождаемые воздушными порывами, смывая грязь, очищая Город. Давно уже две стихии не действовали так слаженно, гармонично...
В уютной больничной палате, широко распахнув глаза, вдохнул воздух бизнесмен средней руки. Эта ночь принесла радость во многие семьи.
Умытым, очищенным, обновленным встретил Виктора Город. Гроза прокатилась безболезненно. Не было сломанных деревьев, сорванных проводов, покореженных машин. Наоборот, добрее выглядели люди, свежее линии домов, мягче световые блики, тоньше восприятия и ощущения.
Целый день парень бродил по Городу. Все, от рисунка облаков, криков птиц, шелеста деревьев до рычания машин говорило, что этим вечером должно случиться нечто особенное. Когда солнце стало близиться к закату, Виктор сильно напоминал ребенка в предвкушении дня рождения.
Ноги вывели его к Кирилловской церкви, одному из немногих строений, помнящих князей Киевской Руси.
Когда он вошел под старинные своды, дышащие прохладой, его... как будто по голове погладили, нежно так, тепло. Первый вздох, первый луч, первый кирпичик в основу того нового, неизведанного, что пробуждалось сейчас в Викторе. Вдохнув пронизанный ладаном воздух, послушав священника, крестящего серьезного карапуза, Никитин четко осознал -- волшебный вечер начался.
Тень, скользнувшая в проеме двери, привлекла его внимание.
Не может быть?!! Выскочив наружу, парень краем глаза зацепил мелькнувшую четырехлапую, хвостатую зверюгу, уверенно потрусившую вниз. Виконт двинулся следом. Путь до центра они одолели вместе. Тень кота впереди - его спутник позади.
Город таким он еще не видел. Каждое здание открывалось новой, неожиданной гранью. Смотри, мол, какое я на самом деле. Не бабочка-однодневка, не бетонная или кирпичная коробка. Я ДОМ. Дом, который рождается, растет, достигает зрелости, умирает (как и все живое) в величайшем Городе мира. Я чувствую, осязаю, сопереживаю. Могу помогать, могу - мешать. Могу быть добрым, а могу - злым. Я - живое!
И над всеми зданиями Киева ощущалось еще что-то: огромное, старое, мудрое, величественное. Виктор сбился с шага. Ощущение медленно растаяло, оставив послевкусие тайны.
Порыв ветра принес звуки с Подола. Парень стоял в сердце Города - Детинце. Вода Днепра дружески подмигнула закатным лучом. Виктор закрыл глаза.
"Здесь будет Град Велик!" - вспугнутые олени прянули в чащобу.
Лес. Холмы. Река. Четверо в ладье:
"Я поставлю свой дом здесь".
"А мне это место по нраву!"
"Братья, красиво-то как!"
Михайловский, Лавра.
Виконт начинал чувствовать ключевые точки Киева. Каждая важна, каждая незаменима. Как в любом организме.
Аскольдова могила.
Места силы.
Парень удивился крайне неспешному течению времени. Пройдено было немало, а солнце только собралось за горизонт.
Странный отблеск привлек внимание. Заходящий луч коснулся острого края облака с крестовиной, отразившись от золотых куполов.
Софии Киевской.
"Спасибо, Архистратиг", - улыбнулся парень. Шелест каштанов был ему ответом.
Шаг.
Усталость.
Шаг.
Страх.
Шаг.
Гнев.
Шаг.
Спокойствие.
Шаг.
Понимание.
Шаг.
Уверенность.
Он остановился между стенами святыни ("пока вечный храм кто-то не осквернит") и фигурой бойца ("нумо хлопцi, покажемо бiсовим ляхам!"), на зеленой, покрытой росой траве, под шелестящими листьями каштанов.
Его встречали двое.
Крупный мужчина в "анатомичке" с бастардом в ножнах и изящный серебристый котяра.
"Ты плоть от плоти, кровь от крови Матери городов русских. Ты, видевший любовь и нелюбовь. Ты, почувствовавший Клинок и Ключ. Принимаешь ли обязанности Хранителя?" - прозвучало в голове.
- Таки да, а шо? - улыбнулся парень.
- Господь наш, всеблагой, не забыт таки народ твой на Земле, - абсолютно серъезно произнес мужчина. - Хранитель осознал себя.
Легким пером коснулся бастард плеча юноши.
"Ты познаешь любовь - благую и то, что люди называют любовью, но обманываются, гнев - праведный и рожденный гордыней, чистоту и грязь, доброту и злобу, ненависть и смирение, благородство и подлость. Не только людей. Но и иных созданий Господних. Не забывай, зло не дремлет, но ты не останешься в одиночестве". Мурчащее тепло возле ноги подтвердило слова Архангела.
Солнце исчезло за горизонтом.
Хранитель стоял посреди Софиевской площади, впитывая эмоции родного Города.
Из архива Братства Ищущих:
Тишина
Тишина, ты одна
Обними меня за плечи,
Успокой меня за ордена.
Красноватый зигзаг молнии, первый и пока последний, рассек мрак за окном, заставив сидевшего в кресле мужчину сосредоточить взгляд на потемневшем небе. Слегка подавшись вперед, он уловил отдаленный раскат грома, тоже первый за эту ставшую очень длинной ночь.
Его глаза приобрели отдаленное подобие осмысленного выражения. Последние отзвуки раската затихли вдали, на человека вновь навалилась ТИШИНА.
Это была ее ночь. С закатом Тишина вошла в предместья, приветливо раскланявшись с Ночью, укутала Город своим бежевым покрывалом.
Город сдался практически без боя. Ночные звуки погибли сразу, захлебнувшись в тишине, чуть дольше продержался свет, тускнея с каждой минутой, отдавая квартал за кварталом верному слуге Тишины - Туману.
И уже через час на месте Города колыхалась белесая пелена, из-за которой не доносилось ни единого звука.
Человек, которого диверсия Тишины застала посреди борьбы с ее родной сестрой - Тоской, был катастрофически ошеломлен этим двойным ударом и до сих пор не мог прийти в себя. Он щелкнул выключателем, но свет, естественно, не загорелся.
Мужчина пошатываясь подошел к окну и уткнулся лбом в стекло. В эту минуту агонией побежденного Города начался ливень. Косые струи воды, приближаясь к земле, тонули в тумане, создавая хоть какое-то подобие звука.
Человек опустился на пол, с надеждой ловя любой отзвук, доносящийся с невидимой улицы. Он знал, что это конец. Город умер, утонул, рассыпался, и уже ничто не могло спасти ничтожный комок плоти, скрючившийся в небольшой однокомнатной квартире.
Мужчина оскалился, едва слышно выругавшись. Рано или поздно это должно было произойти... Тоска всегда приходила первой. Она заглядывала на пыльную кухню, кивала сонному домовому, мягко приоткрыв дверь, входила в комнату.
Находящийся внутри обычно ее уже ждал. Тоска устраивалась в кресле и начинался ад. А когда человек был уже готов взвыть, появлялась Тишина...
Уже не отзывалась на шум машин гитара на стене, как сбитый во время прыжка кот замолкал телефон, исчезали куда-то прохожие и гасли фонари.
Вокруг медленно проступало липкое болото молчания. Но как теперь оказалось, то были цветочки. Раньше мужчина находил в себе силы, сорвав со стены гитару или распинав телефон, выставить Тишину из дома.
В крайнем случае, из дома вырывался он сам. А там ему помогал Город. Серебряные струи дождя, мягкий свет неоновых вывесок, круглый шар Луны. Так было раньше. Теперь первый удар был направлен именно на Город...
...Так уж бывает, так уж выходит...
Окончательно стемнело. Внезапно подал признаки жизни, заключавшиеся в одном коротком полузвонке, телефон. Человек метнулся к столику, сдернул трубку... и с окаменевшим лицом услыхал в ней хохот Тишины.
Обессилевший мужчина опустился в кресло. Его наконец-то достали. Выхода не было. Знакомые, друзья, люди вообще не более чем миф. Их никогда не было и уже не будет. Есть только Она.
Человек начал свыкаться с Тоской. Она оставалась у него на ночь, будила утром и только ярким солнечным днем отступала и уходила по своим делам. Он почти забыл о том, что сестер было двое. И вот старшая напомнила о себе.
...Кто-то теряет, кто-то находит.
Великое белое безмолвие. Ты растворяешься в нем, распыляется личность, исчезают чувства, стремления, надежды, желания. Остается только Пустота. Человек в кресле медленно обмяк, уронив голову на грудь. Краем угасающего сознания он уловил безнадежно опоздавший телефонный звонок.
...Тишина... Ты одна...
В этот самый миг на гитаре, не издавая ни звука, лопнула шестая струна.