Переяславцев Алексей. Громовая симфония

Переяславцев Алексей : другие произведения.

Громовая симфония

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Комментарии: 93, последний от 15/08/2022. © Copyright Переяславцев Алексей (alex-per1@hotmail.com) Размещен: 18/09/2020, изменен: 06/07/2022. 1186k. Статистика. Роман: Фантастика Боевой оркестр Скачать FB2		Оценка: *6.6934** Ваша оценка:
Аннотация: Прода, глава 47 от 6 июля. Убедительна просьба глянуть на комментарии. Там идея по сюжету.

   Громовая симфония (Боевой оркестр-4)

  Алексей Переяславцев, Михаил Иванов

  Вниманию читателей!
  В этой книге были использованы некоторые моменты из дальневосточных рассказов Сергея Диковского - замечательного писателя, погибшего в войну. Нарушением авторских прав это не является: прошло намного больше семидесяти лет. Но я хотел этими строками засвидетельствовать перед его потомками и родственниками мое глубочайшее уважение. Соавтор со мною согласен.
  Алексей Переяславцев


  Пролог

  В этом мире не случилась Великая Отечественная война с Германией. Сначала Финляндия потерпела сокрушительное поражение, и Адольф Гитлер не обрел оснований утверждать, что "Советский союз - колосс на глиняных ногах". А потом и сам фюрер умер от инсульта, но успел оставить политическое завещание, в котором отказался от идеи получения жизненного пространства на Востоке.
  Впрочем, европейская война все же разразилась. Французское военное руководство посчитало, что со смертью своего вождя Германия станет легкой добычей - и просчиталось. Поражение Франции произошло по такому же сценарию, каков был реализован в другом мире - том самом, откуда был выходцем Алексей Владимирович Рославлев, инженер по образованию, со способностями к матрикации, которые получил от незнакомца, назвавшегося именем Мефодий Исаевич Тофилев. Для него это было одним из элементов некоей игры.
  Что до Великобритании, то у нее в этой войне дела обстояли совсем иначе. Не случилось панической эвакуации из Дюнкерка. Английский экспедиционный корпус просто вышел из войны и чин-чином уплыл из Кале. И бомбы на английскую территорию не падали, если не считать налета на поместье Блетчли-парк. Как раз в нем размещалась служба радиоперехвата и дешифровки. Там были сосредоточены лучшие умы по этой части и лучшая вычислительная техника. На них-то и был нацелен налет.
  Еще был столкновения на море; в сравнении, например, со сражением у Доггер-банки их можно было счесть боями местного значения, если судить по количеству кораблей. Ну если только не брать во внимание мелкие детали: два сгоревших авианосца, один утопленный линкор, и еще один линкор, полностью потерявший ход, но которого удалось дотащить на буксире до базы. Согласитесь, что в сравнении с этими потерями гибель эсминца даже стыдно упоминать. Правда, в бою линкор "Бисмарк" получил серьезные повреждения, но все же дошел своим ходом до Вильгельмсхафена.
  Стоит упоминания, что и в этом мире немецкий подводник Гюнтер Прин прорвался к английской базе в Скапа-Флоу. Потери англичан оказались внушительными: взорвались погреба линкора "Ройял оук" (как и в другом мире) и линейного крейсера "Худ". Последний не погиб от попадания главного калибра немецкого линкора, как это случилось в другом мире. В результате дальнейшее противостояние Англии и Германии на море было совершенно иным.
  Куда интереснее были события в пределах Советского Союза. Успешно прошли подземные испытания атомных бомб. Во всеуслышание об этом не объявлялось. И все же разведка Рейха сумела получить сведения о самих фактах подземных взрывов и сделала свои выводы. Но другим странам до этого было еще далеко.
  И еще были серьезные подвижки в ракетостроении. Первая версия баллистической ракеты, которая во многом совпадала с известной в другом мире Фау-2, успешно прошла испытания. На подходе была следующая, уже двухступенчатая ракета.
  И еще в районе Тихого океана тихо назревали события, которым лишь предстояло стать значимыми.
  Американская экономика в этот раз не была поддержана обширнейшими заказами из Великобритании. Они были не нужны: боевые действия в Европе закончились перемирием, хотя переговоры о мирном договоре крепко застряли. Перед капитанами, ведущими США сквозь бурные воды двадцатого века, замаячил грозный призрак очередной депрессии. Такое было совсем лишним. И Япония получила предложение, от которого не захотела отказаться: товарный кредит на американское первоклассное вооружение. Оно могло понадобиться лишь на двух театрах военных действий: южнее Японских островов или севернее. И окончательное решение пока что не было принято.

  Глава 1

  Какой-нибудь восторженный лейтенант - разумеется, не из танкистов - мог бы назвать эти боевые машины красивыми.
  Написав такое, мы могли бы невольно ввести вас, читатель, в заблуждение словами "боевые машины". На самом деле это были две группы бронетехники, и каждая включала в себя подгруппы.
  Первая из групп располагалась на танковом полигоне в штате Невада. Визитеры из Страны восходящего солнца не столько любовались на продукцию военной промышленности США, сколько ее оценивали. А посмотреть и оценить, право, стоило.
  Наиболее представительным, конечно, выглядел танк, который по советской классификации отнесли бы к средним. Продавцы и потенциальные покупатели могли бы отнести его к тяжелым, ибо весил он больше тридцати метрических тонн, но еще до начала показа некий американский полковник справедливо заметил, что наименование "средний" оставляет возможность для дальнейшей рекламы того, что можно будет назвать "тяжелым". Если бы на этом танкодроме вдруг очутился грамотный в части бронетехники человек из иного мира, в котором эти машины также выпускались, то этот эрудит, несомненно, обозвал увиденную модель "Шерман" или (по-американски) "Генерал Шерман". Ну, а если эта персона и вправду оказалась бы многознающей, то дальше могло последовать что-то вроде: "Точно, похож, но все же отличается."
  Пушка была куда более длинноствольной, чем в другой истории, к тому же имела дульный тормоз. Предупреждая ненужные вопросы, сопровождающий от США пояснил:
  - В походном положении башня разворачивается на 180 градусов, при этом пушка опирается вот на этот кронштейн.
  Далее последовали многозначительные слова:
  - Броня толщиной один и три четверти дюйма пробивается на дистанции пятьсот пятьдесят ярдов даже с учетом наклона.
  Японское военное руководство догадалось прислать делегацию, в которую входили господа с хорошими навыками устного счета и с прекрасной эрудицией в части зарубежных танков. Намек был весьма толстым: сорокапятимиллиметровую броню советского Т-34 противотанковый снаряд этой пушки должен был пробить с дистанции в полкилометра. И делегаты это отлично поняли.
  Двигатель, как легко мог определить любой понимающий по звуку, был дизельным, что сопровождающий и довел до сведения гостей, присовокупив:
  - ...запас хода у этой машины составляет сто пятьдесят миль, а дизельное топливо в смысле пожарной безопасности гораздо лучше бензина.
  Но поток рекламы на этом не остановился.
  - Обращаю внимание, господа: траки обрезинены. Это значительно снижает шумность машины. Иначе говоря, в условиях слабой освещенности вы можете получить преимущество внезапности. На это же ориентированы приборы ночного видения, установка которых на танки может быть произведена по особому заказу...
  Американец не упомянул, что указанные приборы должны закупаться в Германии, которая в этой части опережала США.
  Практичные японцы, в свою очередь, отметили слова "по особому заказу" и рассудили, что потребность в этих устройствах совершенно не очевидна, а их цена может оказаться очень высокой. Один из членов делегации переменил тему:
  - Вы указали, что траки обрезинены. Насколько стойким является это резиновое покрытие?
  - Рассчитано на двести миль. Но при передвижении в сильно запыленной местности износ, конечно, будет больше.
  Некий представитель японских военных в чине майора, до этого хранивший молчание, вдруг задал вопрос:
  - Джентльмены, не будут ли гусеницы этого танка недостаточно широки для передвижения по местности со слабым грунтом?
  В похвалу этому майору будь сказано: он применил истинно дипломатический подход. Слабый грунт - понятие до крайности растяжимое. К таковым вполне можно было отнести и глину мерзейших грунтовых дорог в Юго-Восточной Азии, и снега Сибири. Уточнения со стороны названного господина, разумеется, не последовали.
  Однако у американцев был готов ответ:
  - В качестве временной меры мы готовы поставлять специальные соединительные планки на траки. Они увеличивают ширину гусеницы и, понятно, снижают удельное давление на грунт. Но также готовится проект такого же танка с увеличенной шириной гусениц. Через полгода мы будем готовы его поставлять. Отмечаю, господа, что данный танк, как и все предполагаемые к продаже образцы техники, полностью готов к походу и к бою. Боекомплект к вашим услугам! Переодеться в танковые комбинезоны можно вон в том домике. Нужный вам размер, полагаю, подберете сами. Однако вы поедете в сопровождении наших специалистов, поскольку с техникой незнакомы.
  Это было лишь начало. К опробованию предлагались также бронетранспортеры, грузовики разной грузоподъемности и много чего еще.

  Несколько иначе выглядела презентация (так бы это назвали в другое время и другом мире) на полигоне в Кубинке.
  Как и на другом конце земного шара, присутствующие первое и основное внимание уделили танку - тому самому, которому, по замыслу и военных, и конструкторов, предстояло стать "основным боевым", а вовсе не "средним", хотя по совокупности характеристик именно последнее слово подходило.
  Как и ожидалось, первыми посыпались вопросы относительно пушки:
  - Почему такой большой калибр? Выглядит явно избыточно, если сравнить с массовыми немецкими и японскими.
  Замечание имело под собой основу. Основным танком Рейха было то, что в другом мире называли "тройками", они же Panzerkampfvagen III (правда, в Красной армии последнее название было крайне малоупотребительно). У них даже в усиленном варианте толщина брони составляла 30 мм, большинство же техники было бронировано еще слабее. Пушка Т-34 и вправду могла пробить такую броню с любой дистанции и в любой проекции. Японские же машины, как многие помнили по Халхин-голу, были еще хуже.
  Ответ давал уже не конструктор - нет, это был генерал-лейтенант Черняховский, обретший славу в снегах Финляндии. Уж в его боевом опыте никто не посмел бы усомниться.
  - Разведка доложила о возможности массового появления у японцев средних танков с лобовой броней 51 мм, причем с рациональными углами наклона. Пушка калибром 75 мм. Длина ствола - 55 калибров. Оборудована дульным тормозом. Имеется горизонтальная стабилизация. Вот фотографии.
  Вопросы, которые имелись у скептиков относительно толщины брони представленного советскими конструкторами танка (а она составляла 90 мм) почему-то остались невысказанными.
  Зато появились другие вопросы:
  - Крупнокалиберных пулеметов в Красной армии и так не хватает. Зачем было вооружать наш танк пулеметом Владимирова? Для борьбы с пехотой вполне хватает и дегтяревского ДТ. К тому же этот вид крупнокалиберного пулемета только-только поступил на вооружение и может быть сырым.
  Это частично было правдой: в другом мире пулемет, разработку которого оружейник Семен Владимиров начал еще в 1934 году, был принят на вооружение уже после войны. Неправда состояла в том, что здесь он получил в качестве образца оружие с уже отлаженной конструкцией.
  И снова ответил Черняховский:
  - Пули калибром четырнадцать с половиной миллиметров в состоянии работать по дзотам, также они пробивают бруствер окопов. Главное же состоит вот в чем...
  Тут генерал достал другую стопочку фотографий.
  - ...вот тип бронетехники наших потенциальных противников, предназначенный для транспортировки пехоты, в том числе на поле боя. Машина рассчитана на отделение бойцов, броня противопульная, то есть противостоит винтовочному калибру, вооружение - два пулемета, один из которых крупнокалиберный. У этой машины толщина лобовой брони 13 мм, с такой пулемет Владимирова справляется даже на дистанции километр. Боковая и задняя еще тоньше.
  Тут Черняховский допустил неточность, которую, впрочем, никто не заметил. Бронетранспортер на фотографии был рассчитан на десант шесть человек, но не десять. Он не сказал также, что представленные советские бронетранспортеры имеют примерно такое же бронирование, только рассчитаны на большее количество мотопехотинцев.
  Однако въедливость приемной комиссии пределов не знала:
  - Вижу представленные самоходные зенитки. Это понятно, их задача -сопровождение походных колонн. Неясно другое: почему их не разместили в кузовах грузовиков, а вместо того воспользовались дорогостоящей бронетехникой? И почему вместо хорошо освоенных нашей промышленностью счетверенных "максимов" на них установлены те же пулеметы Владимирова?
  Черняховский отбивал атаки мастерски:
  - Опыт финской войны показывает, что грузовики, а также их шоферы крайне уязвимы. Снайперы без усилий могут расстрелять двигатели и кабины грузовиков с дальней дистанции. Утратившая подвижность зенитка не в состоянии защищать воинскую колонну на марше, то есть становится полностью не способной выполнить ту боевую задачу, для которой она предназначена. Что до пулеметов винтовочного калибра, то по данным из германских, японских и американских источников в скором времени ожидается принятие на вооружение самолетов с бронированием.
  В этом месте генерал, сам того не зная, ввел слушателей в заблуждение. Не было данных о начале производства подобных машин. Но Странник рассудил, что само по себе появление бронированных вертолетов над полем боя в Финляндии вполне может простимулировать авиаконструкторскую мысль за рубежом. Черняховский получил информацию именно в этом ключе.
  Тут неожиданно в дискуссию ввязался генерал Павлов. В танках он понимал толк и соответствующий опыт командования имел.
  - Какая скорость у этого танка?
  - По шоссе - шестьдесят, - не задумываясь, отвечал Кошкин, - по пересеченной местности, понятно, меньше. Скажем, двадцать пять или тридцать километров в час.
  - Для быстрого прорыва может быть маловато, - протянул Павлов. Он прекрасно помнил возможности сверхбыстроходных БТ.
  - Танки успешно прорывают оборону лишь при пехотной поддержке, - возразил Черняховский. - Артиллерия и авиация, само собой, также должны участвовать. Но при глубоком прорыве не должны отставать ни пехота, ни тыловые подразделения. Для этого планируется их полная механизация.
  - По данным разведки, противник может применить танковую технику со стабилизированной пушкой, - не унимался генерал Павлов. - У представленного танка таковой нет. Товарищи конструкторы, жду ваших объяснений.
  Кошкин чувствовал себя неуютно, но ответ был уверенным:
  - Надежность системы стабилизации видится нам пока что недостаточной. По требованию заказчика мы решили представить модель, полностью готовую к производству, с безотказным оборудованием. По отладке производства систему стабилизации можно смонтировать в готовый танк. Это по силам дивизионным мастерским.
  Конструктор, в свою очередь, несколько исказил картину. Разумеется, в условиях завода стабилизацию пушки можно было бы обеспечить куда меньшими усилиями.
  Конечно же, следовало ожидать самого фундаментального вопроса. Его задал заместитель наркома обороны, армейский комиссар первого ранга Мехлис.
  - По докладам товарищей, имевших опыт финской войны, самым лучшим из советских танков был и остается Т-72. Меня очень интересует, почему он до сих пор не пошел в массовое производство?
  Отвечать, понятно, пришлось Кошкину.
  - Эта машина чрезвычайно сложна в производстве и потому дорога. Примерные оценки таковы: за счет отказа от производства одного Т-72 можно произвести тридцать Т-44. Это самая минимальная цифра. Для Т-34 она точно больше. Не хватает специальных сталей, смазочных масел, оптических устройств, средств связи и многого чего еще. Множество узлов и комплектующих приходится делать вручную. Самое главное наше отставание вижу в следующем. Опыт массового изготовления подобной техники отсутствует. Промышленности его только предстоит набирать. Мы, конструкторы, в свою очередь, обязуемся совершенствовать модели техники так, чтобы заводы успевали перестраивать под них производственные линии. Полагаться же на импорт материалов, полуфабрикатов и отдельных узлов я считаю неправильным, и в этом заказчики нас полностью поддерживают.
  Возможности бронетехники были, понятно, продемонстрированы на ходу. Танки легко заводились, сравнительно плавно разгонялись, стреляли с коротких остановок. Бронетранспортеры останавливались, из них выбегали пехотинцы и чуть ли не на ходу открывали огонь из укороченных винтовок, а пара бойцов немедленно установила ручной пулемет. Не обошлось без эвакуационного тягача (вообще-то того же Т-44, но без башни с пушкой), который, завывая двигателем, утягивал условно поврежденный танк с поля боя. Для пущей достоверности с машины, якобы подлежащей ремонту, даже сняли гусеницы.
  Но самое большое противостояние было впереди. Высокой комиссии надо было принимать решение о том, сколько производить бронетехники и какого типа она должна быть. Обсуждение могло стать резким - это самое мягкое выражение. И оно им стало.
  - ... так куда же нам такое количество зениток с заведомо малыми возможностями стрельбы по высоколетящим целям?
  - ...если в колонне, то в состоянии ли они прикрыть и от...
  - ...так точно, зенитки могут вести огонь по наземным целям...
  - ...и зачем тогда такое количество ремонтных подразделений, если заводы в состоянии насытить...
  - ...и тогда разумный вопрос. Даже если у нас имеются целые корпуса танков - как их доставить на тот самый ТВД? При общей неразвитости железнодорожного сообщения...
  - ... я сам видел укороченные винтовки! Спрашивается, почему не обычные трехлинейки?
  - Как же, если они по размеру...
  - Так увеличьте высоту корпуса!
  - Можно, но при этом возрастет и вес тонны этак на три, и уязвимость от огня противника...
  Компромиссы перли. А куда ж без них?

  Михаил Афанасьевич Булгаков отставил ручку-самописку - кто что ни говори, а с ней удобнее, пусть даже почерк становится хуже - и улыбнулся. Очередная книга была закончена. Хотя нет, еще предстояла обработка текста. Кто-то с более техническим складом ума мог бы назвать этот процесс шлифовкой. Но главное было сделано.
  Он смог!
  Он проник в суть танца. Вы говорите, это язык со многими смыслами? Да, это так, но точно то же можно сказать и о Библии. Священнодействие во славу Творца? И это тоже. Обмен чувствами? Ну конечно, но лишь часть.
  Язык, конечно, объединяет. Он выражает. Он сообщает. Но не единый лишь механизм передачи заложен в танце - нет, это акт творения, ибо для него и создан человек. И эта часть Вселенной недоступна извечному оппоненту Создателя. А человек - может. Пусть в небольшой степени, да чего там говорить - в ничтожной мере он подобен тому, кто Создавал. Но подобен!
  Теперь лишь бы хватило здоровья на обработку получившихся слов. Михаил Афанасьевич подумал, что все же ему повезло с этим таинственным инженером. Тем, кого он хотел было втиснуть в сюжет предыдущей книги - и не смог. Не получилось. Зато лекарства, о происхождении которых даже задумываться не стоило... нет, они скорее помогали, чем лечили. Но опыт врача и семейные воспоминания вдобавок однозначно говорили: без них было бы куда хуже. Гораздо хуже. А с ними удалось обмануть время и болезнь. Не полностью, но все же... Доктор Булгаков подсознательно отслеживал динамику собственного состояния, и потому знал: при некотором везении он сможет закончить работу. Вслух это не говорилось никому, даже самому себе. Кстати, запас лекарств совсем недавно был пополнен.
  Елена Сергеевна не поняла значения улыбки мужа. Но ведьмино чутье помогло ей проникнуть в смысл. Теперь она точно знала: это была улыбка победителя.
  Писатель, драматург, моралист и мыслитель поднял солидную стопку листов двумя руками.
  - Завтра я начну работать, - торжественно произнес он.
  Некто, случайно услышавший сказанное, мог бы удивиться: из слов следовало, что до этого работы вроде как не было. Но Булгакова не была сторонней зрительницей. И она подтверждающе кивнула.
  На календаре было самое начало июля 1941 года.

  Сначала ощутил удовлетворение нарком Берия. Потом эта эмоция передалась Сталину.
  Двухступенчатая ракета вообще полетела, что уже являлось в глазах любого понимающего в деле большим успехом. Впрочем, о нем никто, кроме понимающих, и не знал. Даже члены Политбюро были не в курсе.
  Были и дополнительные причины для подъема духа. Сработала закладка: в руки высшего руководства попал цикл книг Бориса Чертока "Ракеты и люди". Правда, не удалось достать бумажные версии, но с файлов доверенные люди сделали очень качественные распечатки. Все ошибки, сделанные коллективами в другом мире, были проработаны. Именно поэтому в работу пошел "королёвский" подход (слизанный у атомщиков), когда руководитель работ, держа инструкцию в руках, громко командует:
  - Отвернуть пять болтов на крышке такой-то,
  Исполнитель откручивает; контролер после этого громким же голосом объявляет:
  - Пять болтов таких-то отвернуты.
  Но дела с новой ракетой требовали логического завершения. И вот над ним-то Сталин сильно задумался. Показатели по точности могли бы устроить политика, желающего уничтожить чужой город. Ракета с гарантией (так уверяли разработчики) могла бы попасть в квадрат восемь на восемь километров на расстоянии три тысячи километров. Для демонстрации возможностей атомного оружия было бы неплохо... но смысл в этой демонстрации появлялся лишь при показе иностранцам. И Сталин хорошо понимал, гражданам какой страны (или стран?) следует увидеть действие грозного оружия страны Советов.
  В конце концов вождь решил, что это тот самый случай, когда надо бы выслушать совет Странника. Конечно, при сем должен был присутствовать Берия... и кто еще? Жуков как начальник Генштаба и одновременно наиболее хитрый тактик и недурной стратег? Возможно. И еще Кузнецов. Да, так и следует поступить. Хотя человек из другого мира может выдать лишь совет. Решать же придется другим людям.
  О необходимости консультации Странника поставили в известность письменным приказом: вам, дескать, настоящим предписывается подготовить доклад на тему такую-то, сам доклад запланирован на такую-то дату (послезавтра) в такое-то время. Что-то подобное он ожидал, и потому расписался в получении и сел за подборку материалов.
  Сам же доклад начался несколько неожиданно даже для Берия и Сталина.
  - Товарищи, коль скоро речь идет о демонстрации, то надо озаботиться соображениями: кому именно надо это увидеть. Я не буду говорить о том, граждан какой страны допустят увидеть испытание. Это не в моей ответственности. Но мне кажутся полезными вот какие условия. На испытаниях должен присутствовать военный...
  Жуков кивнул. С этим тезисом у него не было никаких разногласий.
  - ... или моряк, если испытание предстоит на море.
  На этот раз выразил согласие адмирал.
  - Но также считаю весьма полезным включение в делегацию политика. Во всех развитых государствах именно за политиками последнее слово. Пусть они не столь эрудированы в военных вопросах - а это не всегда так - но именно они будут докладывать высшему руководству страны... или стран.
  В тот момент нарком внутренних дел был почти уверен: этот тезис понравился Хозяину.
  - Теперь по поводу способа доставки. Сразу скажу: я не уверен в пользе демонстрации ракет любой дальности. Может возникнуть вопрос об их точности. Более разумным видится доставка боеприпаса в виде бомбы. Эта технология отработана, уверяю вас...
  Вообще говоря, ни Сталин, ни Берия не нуждались в уверениях. У этих двоих было твердое знание. Кузнецов лишь слышал о возможностях управляемых бомб, но ни разу не видел их в действии, а Жуков и об этом не был осведомлен.
  - ...а следующим важным вопросом является поле демонстрации. Иначе говоря, надо решить: суша или вода? Обе альтернативы имеют плюсы и минусы. На суше легко расставить, например, танки, иную бронетехнику, артиллерию, здания, чучела солдат. Их поражение будет выглядеть наглядно.
  Слово "солдат" было чуть старорежимным, но по какой-то причине никто не обратил на это внимания. Или слушатели притворились, что не обратили.
  - Это все плюсы. Минусы же заключаются в следующем. Первый состоит в почти полной невозможности сохранить сам факт испытаний в тайне. Огромная площадь радиоактивного пятна и непременное участие больших масс людей делает утечку информации весьма возможной. Второй: заражение местности с необходимостью последующей дорогостоящей очистки. Или же испытание надо проводить в полностью безлюдных краях, а таковых даже на нашей территории не так уж много. Третий: высокая вероятность поражения как гражданских лиц, так и военнослужащих. Избежать его полагаю почти невозможным делом. Увы, разгильдяев хватает везде. Теперь морские испытания. У меня имеется очень небольшой кинофильм. Изображено поражение атолла вместе с эскадрой. Изображение смоделировано с помощью вычислительной техники.
  Файл выводился на экран телевизора. Сам Сталин видел это кино уже многократно; Берия - только один раз, а вот военнослужащие были впечатлены по самое некуда.
  Тут же Странник продолжил ложный ход:
  - К сожалению, из-за нехватки времени мы не успели сделать подобное моделирование для удара по суше. Обращаю внимание: это грибовидное облако по расчетам должно образоваться, даже если суммарная мощность взрыва составляет всего лишь три тысячи тонн в тротиловом эквиваленте.
  - Всего лишь три тысячи... - проворчал кто-то, голос которого Странник не смог распознать.
  - При испытаниях на море возможны варианты. Например, взрыв над уединенной бухтой с эскадрой на якорях даст хорошие основания для... э-э-э... сильных впечатлений морским офицерам в составе делегации. Альтернативным вариантом является взрыв боеприпаса на малой высоте над небольшой скалой в море. Она просто испарится. Это может подействовать на политика, который получит наглядное представление: что подобное оружие может сделать с городом. Думается, что проблема может возникнуть с выбором места испытания: оно должно быть достаточно уединенным, чтобы чрезмерно любопытные господа не смогли бы потом измерить уровень радиоактивности. То же относится и к испытаниям над сушей. Но решать тут, повторяю, не мне. Готов ответить на вопросы.
  Жуков поднял голову.
  - Как экипаж бомбардировщика распознает цель? Должны быть ориентиры.
  Видимо, ответ был подготовлен заранее: докладчик не задумался ни на мгновение.
  - Если испытания будут над сушей, то таковым должен быть ярко окрашенный объект. Например, грузовик красного цвета. Цвет не так важен, гораздо существеннее то, что эта окраска должна составлять как можно больший контраст с фоном. И аналогов рядом, конечно, быть не должно. При испытаниях над морем сам остров и есть ориентир. Или же таковым может быть корабль, но побольше катера.
  Разумеется, тут возникли вопросы уже у Кузнецова:
  - Баржа? Эсминец?
  - Примерно так, но учтите, товарищ нарком, своим ходом баржа может до места испытания и не дойти.
  Адмирал не сдержал смешка.
  - Еще вопросы? Нет? Тогда, товарищи, вот список, в нем перечислены меры безопасности. Особо обращаю внимание на темные очки для всех, кто будет наблюдать, даже если расстояние числится безопасным. Опасность для зрения нешуточная.
  Зашелестели листы.
  - Позвольте, Сергей Васильевич. Тут в качестве защитной меры указывается стакан красного вина...
  - Все так и есть. Даже не спрашивайте, Николай Герасимович, что именно в организме при этом работает. Сам не знаю. Но при небольшой дозе излучения полезно. Даже японцам.
  - Это почему к ним особенно применимо
  ?
  - А вот это доказано. У жителей Японии - впрочем, то же относится к чукчам, эскимосам и другим представителям сходных народов - алкоголь плохо усваивается. Поэтому моя неофициальная рекомендация такая: если на испытаниях будет присутствовать японец, то по окончании демонстрации влить в него стакан и в койку.
  Посмеялись все, кроме адмирала - тому случалось бывать на Японских островах, и он был знаком с этой особенностью. Николай Герасимович лично присутствовал на приеме (не самого высокого уровня), когда наши старшие командиры в звании не более капитана первого ранга еще оставались трезвехоньки, а японцы примерно того же ранга, пившие ничуть не больше, уже оказались 'сильно набравшись'.


  Глава 2

  Сталин, похоже, задался целью недвусмысленно дать понять присутствующим: товарищ коринженер при всех его знаниях не допущен к принятию решений. По крайней мере, так решили все приглашенные, когда вождь выразил благодарность Сергею Васильевичу (именно так к этому товарищу и обратились), а тот, в свою очередь, пообещал всемерное содействие в пределах своей компетенции. И удалился.
  Дальнейшее легко было предвидеть. Жуков и Кузнецов получили свои поручения. Срок был назначен: не позднее июля 1942 года. Собственно вводные были до чрезвычайности просты: подобрать участок на суше (это к армейцу) и на море (это к моряку). Дополнительные условия выглядели почти одинаково: максимальная удаленность от населенных мест и наименьшая вероятность обнаружения сторонними наблюдателями. У обоих военачальников возник одинаковый вопрос: а насколько далеко видны та самая вспышка и то самое грибовидное облако? И оба пришли к одному и тому же выводу: надо спросить товарища Александрова, ибо как раз он, похоже, самый понимающий. По выходе из Кремля последовал сговор, и оба напросились на совещание с замначальника экономического отдела.
  - Что до высоты облака, тут, вообще говоря, зависит от мощности взрыва. Скажем, километров пятнадцать-двадцать, но лучше брать с запасом. Любой грамотный моряк может прикинуть заметность с учетом кривизны земной поверхности. А вот вспышка... тут данных маловато. Примерно так: в ночное время ее можно заметить, даже находясь на Луне. В яркий полдень солнце будет затмевать вспышку, так что за триста километров свидетели уже ничего не увидят. Но вот с расстояния двести - тут не поручусь. Весьма возможно, вспышку заметят. Потребуется убедительная легенда, и за такой не ко мне, а к спецам от товарища Берия.
  Командиры переглянулись.
  - Как насчет предполагаемого поражающего эффекта? - поинтересовался Жуков нарочито индифферентным тоном.
  - Расчеты дают очень приблизительную оценку. На расстоянии километр танк, вероятно, сохранит боеспособность. Но лишь танк, а за экипаж эксперты не ручаются. То, что не защищено броней, может загореться, а ударная волна вполне в состоянии покорежить, например, грузовик. Нужны опыты. Существует еще один фактор. Вот расчетные данные по радиоактивному облаку.
  Обоим высокопоставленным посетителям были вручены довольно увесистые папки.
  - Если очень коротко: от такого облака лучше всего сматываться как можно скорее. Для личного состава ничего более действенного не назову. Впрочем, ознакомьтесь сами.
  - Как насчет кораблей?
  Сказано было чуть неопределенно, но Странник понял.
  - У нас не было специалистов достаточной квалификации, чтобы точно просчитать возможный ущерб кораблям. Очень приблизительно: на расстоянии... сколько это по-вашему?.. тридцати кабельтовых линкор, вероятно, останется на плаву, хотя все системы управления огнем придут в негодность. Да и за артиллерию наши не ручаются. Башни может сорвать с опор. Все меньшего водоизмещения может и затонуть. Часть, команды, находящаяся на палубе, получит сильнейшие ожоги и тяжелую контузию. Но честно предупреждаю, Николай Герасимович: наши расчеты без натурных испытаний недорого стоят.
  Уточнив кое-какие мелочи, оба высших военачальника откозыряли и удалились. Но уже перед самым уходом адмирал передал довольно толстую папку в руки хозяина кабинета. К папке прилагались туманные слова:
  - Сергей Васильевич, тут проект от моего наркомата. Может быть, ваше управление может чем-то помочь.
  Садясь в машины, люди с ромбами думали о своем.
  Жуков решил, что, вероятно, не удастся подобрать такую площадку, чтобы там произвести испытание в присутствии иностранцев. Впрочем, попробовать можно; на это есть штабные, для которых подобная работа и предназначена. Зато наверняка понадобятся испытания этого оружия на суше и в разных условиях. То есть не одно. Сохранить в тайне само существование атомной бомбы вряд ли удастся. Значит, понадобится полигон, и об этом стоит подумать.
  Кузнецов имел сходное направление мыслей. Подобрать скалистый островок наверняка можно. Испытать взрывное устройство на нем тоже можно. Но потом может понадобиться серия испытаний на море. Еще неизвестно, насколько действенна эта штука против кораблей различных классов. Серия испытаний, пусть даже небольшая. Да, именно так. И уж коль скоро надо произвести впечатление на иностранцев, может быть, стоит опробовать не просто на скале, но и на старом крейсере. Тащить его наверняка придется с Балтики. Только как быть со сроками? Успеть можно, но не без усилий.

  Изменение вектора развития Кригсмарине сказалось самым наглядным образом. Авианосец 'Граф Цеппелин', как и 'тогда', спустили на воду в 1938 году - разумеется, с последующей достройкой. Но если бы некто, знакомый с проектом этого корабля в 'том' мире, проанализировал результат - его ждало сильное удивление.
  Система подачи самолетов на взлетную палубу претерпела кардинальное изменение. Самолетоподъемники оказались сходны с таковыми у японского авианосца 'Дзуйкаку'. Стоит заметить, изначальная немецкая конструкция была намного хуже. Проект в части артиллерийского вооружения также значимо изменился: количество зениток возросло с двенадцати до восемнадцати, добавились мелкокалиберные 'фирлинги' как средство борьбы с торпедоносцами, зато орудий с калибром 15 см осталось всего десять. Палубная броня поправилась в толщине. Но самое главное: изменилась концепция. Теперь с подачи одного стокгольмского шахматиста авианосцы уже не рассматривались в качестве одиночных рейдеров. Собственно, это и было основной причиной упомянутых переделок конструкции.
   Наибольшие изменения произошли в носимой авиации. Истребители 'мессершмит-109Т' были серьезно модифицированы Крылья вместе с их механикой подверглись кардинальной переделке: теперь они были опорой для шасси, а убиралось оно в фюзеляж. Получилось нечто более приспособленное для палубы, поскольку этот вариант палубного истребителя отличался сравнительно широким расположением шасси и, соответственно, повышенной устойчивостью и меньшей вероятностью аварии при посадке. Другим важным отличием было полное отсутствие бомбового боеприпаса. Ну и по мелочи: чуть увеличенная максимальная скорость за счет особо мощного двигателя от фирмы 'Даймлер-Бенц'. Бомбардировщики тоже претерпели изменения в сравнении с оригиналом (Ju-87). У них появилась возможность работать с планирующей бомбой He-293. Если быть точным, пикировщики получили ее модификацию сверх классической фугасной 'пятисотки'. Фирма 'Хеншель' разработала вариант, позволяющий пробивать палубную броню. Иначе говоря, немецкие палубные бомбардировщики получили теоретическую возможность справляться с хорошо бронированными целями. Но Геринг, лично курировавший проект, поопасался делать ставку лишь на один вид вооружения, а потому каждый бомбардировщик мог за считанные минуты переоборудоваться в торпедоносец. Ради этого запустили в производство авиационные торпеды: более легкие, чем для подводных лодок или эсминцев, и с меньшим запасом хода, но для большинства целей их заряда вполне могло хватить. А вот топмачтовое бомбометание¹ не предусматривалось: его попросту никто еще не применял, ибо оно не было изобретено.
  Самое же главное: рейхсминистр приказал жесточайшим образом тренировать летчиков палубной авиации на все мыслимые ситуации: не только взлет-посадка в любых условиях (ну, кроме шторма), но и усиленная штурманская подготовка, а для 'Юнкерсов' отрабатывался скоординированный налет на одну цель. Разумеется, тренировалось применение и бомб, и торпед. Штурманов нагрузили сверх всего прочего обучением работы с планирующими бомбами. Ради оттачивания навыков Кригсмарине пожертвовало парой старых эсминцев, помнивших еще Великую войну. В немецком языке не существует поговорки 'Первый блин комом' ввиду отсутствия традиций блинопечения в русском понимании - аналог оладий у немцев существовал - но сама тенденция была хорошо известна. Правда, корабли-мишени не стояли на месте, а шли себе с порядочной скоростью (аж одиннадцать узлов), но попасть в первую из них удалось лишь с десятой попытки. Дедушка-эсминец не затонул сразу, он всего лишь лишился хода, но атака была признана успешной. Со второй мишенью вышло вряд ли лучше: выяснилось, что близкое и быстрое (всего лишь с пятой попытки) накрытие привело к течи, но вмешайся хорошо обученный экипаж - и эсминец имел все шансы доковылять до базы. Тут было над чем работать - и немецкие летчики работали.
  Слов нет, Кригсмарине приняло меры против свидетелей. Единственный авианосец Рейха находился в окружении достаточно серьезных кораблей. Англичанам удалось лишь сделать аэрофотоснимки с большой высоты, да и тех было мало: немцы норовили проводить учения в ненастные дни. Впрочем, незваные гости все же возникли на пути эскадры, хотя их никто не видел. Три подлодки серии 'Н' тщательно записали акустические сигнатуры 'Цеппелина', не предпринимая никаких враждебных действий.
  Разумеется, британская разведка имела достаточно подробные сведения и о самом авианосце, и о составе авиагруппы. Скрыть подобные предметы невозможно. Но вот о тренировках экипажей палубной авиации данных было существенно меньше: немцы подбирали для этого самые пустынные морские просторы. Но Адмиралтейство не было особенно уж обеспокоено. Его опыт говорил, что если даже Королевский флот не в состоянии сделать из авианосцев нечто действительно грозное, особенно если цель имеет хорошее зенитное прикрытие, то гуннам такое и подавно не по силам. А с японским флотом близкого знакомства в боевых условиях просто не было.
  Само собой, британское судостроение не бездельничало. Закладывались и строились боевые корабли; что до количества вымпелов, то тут лидировали эсминцы. Это и понятно: еще двадцать пять лет тому назад немецкие подводные лодки заставили себя уважать. Уж в чем-чем, а в противолодочной борьбе англичане полагали себя впереди планеты всей. Бомбометы 'Хеджхог' виделись как бы не самым страшным врагом подводных лодок, и если добавить к ним превосходные средства обнаружения, то, возможно, упомянутая высокая оценка не была преувеличением.
  Но и на солнце имеются пятна. Применительно к противолодочным средствам таковыми можно было смело посчитать плачевное состояние службы радиоперехвата. Сей эпитет стоило отнести не к самой конторе, а к выдаваемым ей результатам.
  Чертежи и прочая документация к вычислительной технике сохранились. Восстановить машинную часть - с этим английская промышленность справилась. Куда хуже дела обстояли с персоналом.
  Простое перечисление имен погибших уже давало все основания для пессимизма. Группа математиков, во главе которой стоял не кто-нибудь - сам Алан Тьюринг! О самых скверных последствиях английская служба дешифровки даже не подозревала: вместе с Тьюрингом погибли и его будущие идеи. А ведь именно он и его группа в другом мире взломала шифр 'Лоренц', которым пользовалось высшее армейское командование вермахта.
  Вторым источником головной боли были таинственные советские подводные лодки - те самые, которые учинили погром эскадре Королевского флота, оставшись при этом незамеченными. Собственно, доказательств участия в этом деле русских - из тех, которые можно предъявить в суде - у Адмиралтейства не было. Главный довод можно было выразить словами: 'Ну не могли же гунны сами такое устроить!' Правда, несколько смущало сообщение агента во Владивостоке. Тот известил нанимателей, что в порт прибыли несколько подводных лодок класса 'Н'. Ничего определенного о них узнать не удалось, кроме содержания диалога в пивной:
  - А чем эти 'энки' отличаются от, скажем, крейсерских 'катюш'?
  - А вот буквой и отличаются.
  Эффектная пауза.
  - 'Н' значит 'немецкая'.
  Конечно, информация подлежала перепроверке. То ли конструкция, то ли изготовление, то ли экипаж - но что-то, связанное с Германией... Впрочем, довольно быстро англичане установили, что экипажи оказались русскими; по крайней мере, командиры всех этих лодок имели русские (Гаджиев явно к ним относился) или еврейские фамилии. Зато остался открытым вопрос о происхождении этих кораблей. Заодно надлежало выяснить, имеется ли нечто подобное в Кригсмарине.

  Корветтен-капитан Люстиг, работавший на разведку Кригсмарине, получил задание раскрутить столь неожиданный заказ Советов на ничтожное количество рения. Мы уже упоминали, что у этого офицера была отменная память. И он вспомнил, что у русских были в ходу реактивные самолеты.
  Материалами, взятыми из русского опыта отражения налета английских бомбардировщиков на Баку, с флотскими поделился абвер. Факты наталкивали на интересные выводы.
  Мастерство летчиков, пилотировавших такие машины у русских, соответствовало, по оценкам специалистов Люфтваффе, налету в двести часов, если не все пятьсот. Анализ картины отражения английского налета на Баку показал: пилотов на аэродроме Кала имелось как бы не на порядок больше, чем самолетов. Это недвусмысленно доказывало надежность как истребителей в целом, так и двигателей. На прямой вопрос моряка специалисты по обслуживанию авиатехники твердо ответили: замена даже одного двигателя (а их, похоже, было два) потребует в самом лучшем случае два часа. И то лишь при наличии немецкой организованности, чего на русском аэродроме быть не могло по определению.
  И тогда корветтен-капитан задал умный вопрос:
  - Господа, какой, по вашему мнению, может быть долговечность таких двигателей?
  В ответ прозвучала фраза, которую техник в звании фенриха² представил в виде шутки:
  - Уж верно не двадцать часов.
  Но тут же градус юмора был снижен:
  - Исходя из опыта, накопленного на поршневых двигателях, могу предсказать около ста часов. Очень приблизительно.
  Короткая проверка показала, что турбореактивными двигателями занимается фирма Jumo, но долговечность деталей пока что составляет именно двадцать часов. Возможно, это было совпадением.
  Последовал разговор с начальством.
   В один приятный день (погода стояла прямо летняя, хотя календарь указывал на приближение осени) в фирму Jumo заявился любознательный морской офицер с надлежащими полномочиями от флотской разведки. Ему устроили встречу с ведущим конструктором Отто Мадером.
  На создание дружелюбной (или, скажем, благожелательной) атмосферы разведчик потратил с полчаса и не полагал это за пустую потерю времени. В результате он получил подробнейшую консультацию.
  - Так вы считаете, Отто, что рений может увеличить долговечность деталей вашего двигателя?
  - Боюсь давать легкомысленные обещания, Август. Но из... э-э-э... общих соображений могу предсказать, что сравнительно малые добавки рения могут оказать весьма и весьма положительный эффект.
  Разведчик состроил понимающую улыбку.
  - Однако эти предположения надо бы доказать?
  - Вот именно! Уж коль на то пошло... - тут конструктор запнулся, как будто вспомнил нечто важное. - Вы позволите, Август, я сделаю один телефонный звонок?
  - О, конечно. Но я бы не хотел, чтобы предмет нашей беседы стал...
  - Уверяю вас, этого не будет. Доктор Фогт геолог, а не конструктор.
  С этими словами инженер Мадер удалился и вернулся очень скоро: не прошло и пяти минут.
  - Я еще в Гейдельбергском университете кое-что узнал, слушал я там один курс... Доктор Фогт подтвердил то, что я подозревал: Рейх является единственной страной в мире, где имеется значимое месторождение рения. И все равно его добыча обойдется очень дорого.
  Отсюда мог вполне последовать не слишком приятный вывод: русские имеют некий тайный источник рения. Похоже, флотская разведка снова вынуждена будет кланяться абверу. Но вслух это, разумеется, не прозвучало.
  - Простите мое невежество, Отто: сколько потребуется сплава, чтобы оценить степень его пригодности в ваших двигателях? И как долго это исследование будет длиться?
  Инженер напустил на себя важный, даже чванный вид. Сказать правду, он имел для этого некоторые основания: во всей Германии подобных ему специалистов можно было легко пересчитать по пальцам двух рук.
  - Дорогой Август, испытания на прочность при повышенной температуре по самой своей природе длительны. Две недели - наименьший срок, и это без учета затрат времени на изготовление образцов, подготовку испытаний и обработку результатов. Но давайте допустим, что мы получили отменные данные. Сверх того, понадобится время на изготовление деталей двигателя с использованием этого сплава, прибавьте также опробование самого двигателя... короче, в сумме никак не меньше трех месяцев. Жестокий минимум! Что же до количества... будь материал жаропрочной сталью, потребовалось бы с десяток килограмм только на испытания. Но тут есть возможность сэкономить, пустив в дело малые образцы. А вот двигатель... ну, приблизительно... если только турбинные лопатки... круглым счетом, двести килограмм с учетом потерь на механическую обработку.
  Корветтен-капитан Люстиг имел все основания быть довольным собой. Сначала он догадался, каким именно образом русские добились сравнительно высокой долговечности своих турбореактивных двигателей. Потом удалось подтвердить это соображениями от инженера Мадера. Теперь осталось преподнести сведения начальству.

  В группе Олега Владимировича Лосева были не только ученые, но и технологи. Они и придумали не просто схему транзисторного приемника (та была достаточно очевидной), но и как всадить ее вместе с источником питания в совершенно крохотную коробочку, каковую в документации предлагалось делать из полистирола.
  Наибольшие восторги высказывал Николай Толбеев, самый младший в группе. По правде говоря, его инженерный опыт исчислялся одним годом и двумя месяцами. Его радовали все технологические находки: и специальное батарейное отделение в будущем приемнике, и подпружиненная крышка этого отделения, причем пружина была из того же полистирола, и шурупы, которыми крышка корпуса крепилась к нему - а были они, судя по цвету, из нержавеющей стали, к тому же ввинчивались буквально тремя оборотами отвертки.
  Его куда более опытный (пять лет работы инженером!) коллега, которого окружающие звали только по имени-отчеству, был куда меньше склонен к энтузиазму:
  - Никол, так ведь слабыми эти шурупные соединения будут. Долго не выдержат. И пластмасса потрескается.
  - Олегваныч, так ведь и мы на месте не стоим. Вот прям щас можем передать на Яузу³ всю технологическую цепочку. А через каких-то годика три сделаем куда лучше!
  - Еще как могут и не туда передать, скажу тебе. Ты что, полагаешь, что через те самые три года покупатель просто выбросит приемник?
  - Да нет же! Приемничек-то легкий, он будет весить... ну, скажем, с килограмм, ежели с батарейками. Ни граммом боле! А раз легкий - носить его с собой будут, так? А раз будут носить, то рано или поздно уронят либо тюкнут обо что твердое, верно? Во-о-о! А тут новая модель от нас.
  Спорили долго. В конце концов сошлись на том, что все равно в наркомате решат по-своему. Попутно все тот же Толбеев не забыл помянуть добрым словом того, кто разработал подробнейшую документацию и даже озаботился об образцах отдельных деталей и узлов того, что впоследствии стало первым в мире транзисторным приемником 'Ока'.
  Совесть обязывает авторов этих строк особо отметить: неправыми оказались все спорившие. Серийное изготовление приемников взял на себя не государственный завод, а производственные кооперативы 'Бевит' (название пошло от города Витебск) и 'Рог' (этот находился вблизи Рогожской заставы). Правда, ходили разговоры, что разрешение на производство этого высокотехнологичного изделия дал чуть ли не нарком машиностроения и приборостроения. Иные же с битием себя в грудь доказывали, что сам товарищ Сталин заинтересовался и дал окончательное 'добро'. Но кто ж знает, как оно было на самом деле?

  Дни протекали один за одним, соединяясь в недели. Вроде как ничего и не происходило. Ну не считать же за нечто экстраординарное работу Генштаба, командиры в котором трудолюбиво отсеивали один за одним регионы, не подходившие под представленные лично генералом армии Жуковым требования. Порядочную работу делал и штаб РККФ, только что рассматривал он Тихий океан. Атлантический отвергли по причине повышенного риска обнаружения, Индийский виделся чересчур удаленным, а Северный Ледовитый - малодоступным. Впрочем, навряд ли океан, неофициально называемый Великим, был по площади меньше, чем СССР.
  Наверное, сухопутчики имели больший объем работы по сравнению с водоплавающими. Во всяком случае, то, что вышло из-под армейских рук и мозгов, было точно больше по весу. Никто, разумеется, не ожидал, что большое начальство будет от корки до корки читать том толщиной в три пальца. Но главный вывод был сделан: при всей огромности СССР не имеет точки, в которой устройство можно испытать в присутствии иностранных наблюдателей. Хитрый Жуков в отдельном документе особо перечислил те регионы, где такие испытания вполне можно было бы провести, но в отсутствие иностранцев. Таковых набралось не так уж мало.
  Совершенно иная ситуация сложилась у адмирала Кузнецова. Поскольку с самого начала целью были необитаемые территории, то пригодных в Тихом океане оказалось не особо много, но все же такие нашлись.
  Не прошло и недели, как замначштаба мог с уверенностью ткнуть пальцем:
  - Рифы Ингенстрема. Группа безымянных скал. Жить там невозможно, удобных мест для высадки нет. В радиусе пятидесяти миль населенных островов также нет. Просто скалы до двухсот метров в поперечнике. Но понадобится разведка в радиусе от пяти до десяти миль от этих рифов: глубины, местные течения и такое прочее.
  Кузнецов кивнул в знак согласия.
  - Готовьте приказ: произвести картографирование силами двух эсминцев. Эхолокация обязательна. Радарные картинки обязательны. К береговой черте ближе, чем на пять кабельтовых не подходить в любом случае, вообще же при маневрах соблюдать максимальную осторожность. Да, и отслеживать рыбаков... вообще любых случайных свидетелей.
  - Николай Герасимович, уже если скрытность нужна, то лучше подлодок ничего не предложить...
  - Все так, но у нас нет лодок, оборудованных радаром, кроме 'ниночек'. А ими рисковать не дело. Эсминцы 'Сверкающий' и 'Сияющий', насколько помню, к бою и походу готовы?
   То были корабли, корпуса и машины которых имели американское происхождение. Радары и эхолоты на них имелись.
  - Готовы к походу, Николай Герасимович. Учебные стрельбы проведены не в полном объеме.
  Кузнецов принял доклад к сведению, но решил рискнуть - все же полноценный морской бой не предусматривался.
  - Вот их и отправить.


  Глава 3

  Первой мыслью, пришедшей в голову, было:
  - Зачем?
  А действительно, зачем вызывать в Кремль без объяснения причин, когда вроде как накануне уже все обговорили? На сей вопрос ответа не нашлось.
  Вторая мысль оказалась не вопросительной, а уважительной:
  - Мастер!
  Этому слову, не произнесенному вслух, предшествовало сталинское:
  - Хотелось бы услышать от вас, Сергей Васильевич, доводы... - последовала пауза, достойная любого актера Художественного театра, - ...в пользу приглашения представителей той или иной державы на демонстрации возможностей ядерного оружия.
  Строить гипотезы о причинах расспросов было, конечно, некогда. Но сам факт, да втайне от соратников... это стоило обдумывания, но потом.
  - Давайте рассуждать логически, товарищ Сталин. Кандидатов на приглашение к испытаниям вижу только четверых: Великобритания, Германия, Япония, Соединенные Штаты Америки. Рассмотрим их поочередно.
  Рославлев успел заметить нечто похожее на одобрение в глазах хозяина кабинета,
  - Великобритания сама ведет соответствующие разработки. До успеха ей еще далеко, если, конечно, отсутствует кооперация с американцами. Скажем, лет пять-семь. Разумеется, наша демонстрация подстегнет англичан к форсированию собственных исследований. Их цель: гегемония в Европе, то есть поражение или, сказать помягче, снижение уровня притязаний соперника. Сиречь Германии. Конечно, обладание ядерным оружием даст, по мысли английского руководства, преимущество. Однако не уверен, что нам стоит столь явно демонстрировать свое превосходство, а особенно это касается испытания над морем. Британия чрезвычайно ревниво относится ко всему, что может поставить под вопрос преимущества Королевского флота. Англичане могут предпринять некие экстраординарные меры.
  На этот раз Сталин и вовсе принялся с великим тщанием раскуривать папиросу, сосредоточив на этом занятии все внимание.
  - Теперь Германия. Как мне кажется, те ближе всех к обзаведению бомбой, пусть даже в одном экземпляре. Уж точно меньше пяти - пока что. Гесс явно намерен получить это оружие, и ни замедлить, ни ускорить это дело мы не можем, если, конечно, не пускать в ход грубые способы, - Сталин изобразил нечто, смахивающее на улыбку, - так что единственной причиной для приглашения немецкого представителя вижу демонстрацию силы, хотя думаю, что немцы и так могут иметь какие-то сведения.
  Реакция вождя начисто отсутствовала Будучи осведомлен, что немецкое руководство имеет на руках нечто большее, чем смутные подозрения, он не был намерен делаться этими знаниями.
  - Далее Япония. Наша цель представляется заманчивой: полностью уверить японцев в том, что война с СССР будет, самое меньшее, сомнительным предприятием. Вижу тут трудность в том, что реакция может быть непредсказуемой, вплоть до недоверия. Особенно это возможно, если на демонстрацию пришлют некое малозначительное лицо - капитана второго ранга, например. Это не нам не поверят, а ему. Или не придадут значения - ну бомба, ну очень мощная, и что? Вполне возможно, что они знают о возможностях нашей дальней бомбардировочной авиации и полагают, что они невелики - хотя бы в количественном аспекте. Единственное, в чем можно быть почти что уверенным: у Японии нет экономических возможностей наладить производство бомбы быстро. Даже если они впрягутся мгновенно - и тогда перспективы не лучше, чем у Англии. И там, и там экономика сильнейшим образом завязана на войну обычными средствами.
  - Ваша мысль ясна.
  Рославлев подумал, что понимание собеседником и его согласие суть разные вещи. И продолжил выкладку:
  - И, наконец, Соединенные Штаты. Если мы покажем им возможности этого оружия, то президент Рузвельт даст громадной силы пинка промышленности. И через пять лет они создадут это оружие. Но у американцев возможности экономики поболее наших. Самое главное: у них превосходно развитая авиационная промышленность. Стань они обладателями атомного оружия - создание гигантского бомбардировочного флота им по силам. Но пока что отсутствие этой большой дубинки является для американских военных сдерживающим фактором. Хорошо бы еще тогда создать впечатление, что носитель был ракетным... но тут не уверен. Впрочем, в любом случае США начнут немедленно уговаривать нас тяпнуть Японские острова с тыла. И еще кое-что, не относящееся впрямую к вопросу. Как понимаю, в результате военных действий СССР должен получить Сахалин полностью, а также все Курильские острова. Насчет Порт-Артура не скажу, по известным мне источникам он весьма неудобен для базирования флота. Но уж тут не мне решать.
  Хозяин кремлевского кабинета поблагодарил вполне вежливо. Уже после ухода посетителя Сталин подумал, что в своем анализе Странник не учел кое-что. Возможно, причиной была недостаточная информированность.
  Рославлев, в свою очередь, не стал докладывать результаты анализа возможных экономических последствий. Если по результатам демонстрации Япония откажется от мысли воевать с Советским Союзом, то, вполне вероятно, ее экономические усилия будут перенаправлены на флот и, соответственно, не понадобятся поставки сухопутного вооружения. А это будет мощным ударом по американской промышленности - если только дела не удастся поправить войной. В 'тот' раз Америка всеми силами уклонялась от участия в европейской бойне вплоть до лета сорок четвертого. Оно и понятно: война с Японией оказалась не столь уж маленькой, хотя и победоносной. Но и она дала возможность избежать очередной депрессии. А здесь... Чего уж там изворачиваться перед самим собой: последствия и варианты просчитывались откровенно неточно. Самое же главное: инженер-матрикатор плохо представлял себе расстановку приоритетов у Сталина.

  Нам хотелось написать фразу вроде 'у Странника выдалось свободное время', но это значило бы погрешить против истины. Не было этого самого свободного. Была прямая служебная обязанность просмотреть предварительный проект. И это было сделано.
  Нечего сказать, молодые и в меру нахальные флотские командиры потрудились на славу. Рославлев пролистал стопку листов и убедился, что все проектировщики были в звании не выше капитана третьего ранга. А большинство щеголяло капитан-лейтенантскими нашивками.
  Проект описывал вертолетоносец. Возможно, в конце XX или в начале XXI веков корабль смотрелся бы сравнительно невеликим - его водоизмещение не дотягивало и до 9000 тонн. Рославлев пробежался по источникам. Так, недостроенный крейсер, как Кузнецов и говорил... должен был достроиться в Комсомольске... там его ввели в строй аж в сорок втором... что там по палубной авиации... хм... шесть Ка-29 в качестве противолодочных... шестнадцать ударных вертолетов... интересно, как они втиснут их в подпалубный ангар; у 'Мистраля' водоизмещение вдвое больше, а состав авиакрыла даже поменьше...
  О, вот это уже интересно. Переделка подвесок под задачи. Чтоб побольше ракет 'воздух-воздух'. Не иначе, авиаторы подсказали. Стало быть, борьба с самолетами противника? Если считать по восемь ракет на ударную машину, а всего их на вертолетоносце, скажем двенадцать - да, в таком варианте можно полностью сорвать налет авиагруппы, а то и вообще оставить авианосец противника без его главного оружия.
  Но вообще-то в этакой конфигурации вертолетоносец идет как корабль поддержки десанта. Ага, вот оно что... Сахалин? Курилы? Тогда понятно...
  Осталось лишь продумать и распечатать список замечаний по проекту.

  Инженер Конрад Цузе был доволен сверх всякой меры. На то была целая куча причин.
  Первой и главной был сам факт востребованности его работы. Конечно, фюрер был гениальным политиком, но в технике его познания были недостаточными. Мало того: и соратники его не блистали эрудицией по этой части. Разумеется, это мнение никогда не было произнесено. Но у нового рейхсканцлера хватило ума прислушаться к трезвым голосам. И вот, пожалуйста: уже вторая модель вычислителя Z2 используется для неких стратегических расчетов. Между прочими, с самого начала ее создатель полагал ее лишь промежуточным этапом, демонстрационной версией. И даже больше того: министерство авиации купило лицензию у него, инженера Цузе, на эту заведомо несовершенную модель. Очень уж им приспичило что-то этакое рассчитывать.
  Второй причиной для эйфории была возможность привлекать в качестве сотрудников великолепные кадры. Чего стоил один лишь Иоганн фон Нейман, которого убедили вернуться в обновленную Германию!
  Третьей же (и весьма вещественной) причиной для приподнятого настроения была почти законченная модель Z3. Не нашлось бы человека, посмевшего усомниться, что эта конструкция уже является настоящей вычислительной программируемой машиной. С записью программ и данных на пленке! Вот только бы этим реле надежность побольше...
  Но инженер не был настроен на остановку и наслаждение успехами. Ну нет! Наклонив лобастую голову, Конрад Цузе напряженно размышлял уже над следующей моделью. Почему бы и не радиолампы вместо реле? Конечно, у них имеется скверное свойство: ухудшение характеристик с течением времени, но зато быстродействие! Да, в этом определенно что-то есть.

  Корветтен-капитан Люстиг работал самым тщательным образом: во-первых, в силу должности, во-вторых, по причине немецкого происхождения. Результаты был доложен начальству. Удалось разумным образом объяснить, зачем русским нужен рений. Само по себе наличие реактивных двигателей у русских диктовало необходимость отслеживать продвижение технологического развития советских моторостроителей.
  И все же наедине с самим собой Август Люстиг выказывал недовольство - себе же. Да, гипотеза была более чем правдоподобна. Но... осталось непроясненным количество рения, заказанное русскими с самого начала. Склад ума и характера разведчика не позволял просто отбросить эту тайну как малосущественную.
  В один прекрасный день, мысленно (в который уже раз!) перебирая все обстоятельства, моряк подумал о работе на аналогиях. Который из химических элементов является близким аналогом рения по тугоплавкости? Таковых имелось два: молибден и вольфрам. Причем последний, пожалуй, ближе по свойствам. А для чего вообще вольфрам применяется?
  Ответ на этот вопрос труда не составил: достаточно было лишь раздобыть в библиотеке фундаментальный учебник неорганической химии Генриха Реми. Так, возможно применение для изготовления сердечников снарядов - ну, здесь рений бесполезен, слишком уж дорог. Еще электроды для сварки в инертной атмосфере - тоже не годится, по той же причине. Нити в лампах... а чем рений тут лучше того же вольфрама? И потом: тоже массовая продукция. Хотя если радиолампы...
  Почти неделя поисков дала отрицательный результат: никто и никогда не применял рений для перечисленных целей.
  Однако нетерпеливых разведчиков не существует хотя бы потому, что ни одна соответствующая служба не потерпит такого в своих рядах. В конечном счете корветтен-капитан вышел на инженера-технолога Акселя Зоммерлинга, отвечавшего за оптимизацию конструкции радиоламп на заводе в городе Тюбинген.
  Обаяние в очередной раз не подвело флотского офицера. В течение каких-то двадцати минут он перешел на 'ты' с заводским специалистом.
  - Вот задача для настоящего технолога! - возглашал умный и образованный моряк. - У тебя считанное количество рения - грамм, скажем - и с ним надо ответить на вопрос: а годится ли он для улучшения показателей катодной нити в радиолампах. Я и задаю вопрос: хватит ли этого количества?
  - Дорогой Август, - отвечал длинноносый, долговязый баварец, - так ведь для решения этой проблемы нужно решить еще одну: получить нить из рения.
  И тут на Зоммерлинга снизошло вдохновение. Во всяком случае, он скорчил рожу, которая, по замыслу владельца, именно эту эмоцию отображала, а именно: скривил рот, приоткрыл его, вылупил глаза и направил длинный нос в небеса (точнее сказать, к потолку).
  - А ведь можно, Густль, клянусь всеми богами, можно. Ведь от катода не требуется освещать что-то или нагревать; он нужен для эмиссии электронов. И если энергия выхода меньше, чем у вольфрама, то достаточно лишь покрытия из рения. Ну, правда, еще вопрос: а надолго ли его хватит? И технология нанесения этого покрытия, само собой, потребуется.
  - Ты какое пиво любишь? - вдруг переменил тему флотский.
  - Скажу, но это секрет, никому ни слова. В протекторате⁴ пробовал я как-то темное пиво 'Флек'. Лучше ничего нет.
  - А его в бутылках продают?
  - Лишь бочковое видел.
  - Ну так если продают - с меня дюжина. А если нет - то бутылочного столько же, марка на твой выбор. Рений в малом количестве берусь достать по своим каналам.
  Будучи экономным и практичным немцем (в этом смысле он был почти что швабом), Зоммерлинг, разумеется, согласился на сделку.
  Даже предварительный результат, полученный через три недели, мог внушить оптимизм. Катодная нить из чистого рения работала при пониженном токе накала. Иначе говоря, тот же катодный ток получался при меньшей температуре, что автоматически гарантировало повышенную долговечность лампы. Одно это стоило опытных работ.
  Уже этот факт стоил доклада руководству разведки Кригсмарине. Оно, в свою очередь, доложило на более высокий уровень. А начальник абвера полковник Пикенброк, не мудрствую лукаво, вызвал того, кто и раздобыл эти важные сведения.
  Теперь уже догадка о легировании рением лопаток газовых турбин выглядела, сказать осторожно, недостаточно обоснованной. Зато этот злосчастный грамм рения получил очень разумное объяснение.
  Начальство начало с похвал:
  - Ваши сведения и выводы из них, натурально, заслуживают самого пристального внимания. Не так часто приходится видеть умение выжать подобное количество информации из столь скудных сведений. Ваш доклад пойдет наверх и, конечно же, будут выделены силы и средства для продолжения опытных работ.
  Моряк позволил себе легчайшую улыбку.
  - Однако, - с нажимом проговорил глава военной разведки, - также требуется нечто дополнительное: ваши собственные соображения на эти темы, пусть и не подкрепленные фактами.
  Эти слова были знаком высокого доверия. И корветтен-капитан его оправдал:
  - Осмелюсь доложить, герр оберст, если у русских уже имеются долговечные реактивные двигатели, то или они каким-то образом обзавелись рением, или эта долговечность объясняется особенностями конструкции лопаток и других высоконагруженных деталей. Но первой версии противоречит сам заказ на грамм (всего лишь!) этого редчайшего металла. По словам инженера Мадера, на полноценные металлургические испытания нового жаропрочного сплава нужно около десятка килограммов. Если же речь идет о проверке степени пригодности сплава для конструкционных целей - тут потребное количество может составить как бы не пару сотен килограммов. А русские закупили один грамм! Делаю вывод: успехи русских в реактивном двигателестроении не связаны с рением.
  - Иначе говоря, вы согласны с мнением доктора Фогта, упомянутым в вашем докладе? Имею в виду: лишь Германия обладает сколько-нибудь значимым месторождением рения.
  - Не вполне, герр оберст. Территория СССР громадна и притом исследована она крайне неудовлетворительно. Могу представить себе такую ситуацию. Русские геологи нашли месторождение рения. Разработка его стоит дорого. И вполне понятно желание господина Сталина проверить: а так ли нужно добывать этот металл? Оправдает ли добыча расходы? Вот поэтому русские и купили у Рейха этот кусочек.
  Полковник Пикенброк был доволен. Хотя если при докладе он этого не высказал вслух, вещественное доказательство положительной реакции начальства было получено через месяц. Август Люстиг стал фрегаттен-капитаном. Все же влияние абвера было велико даже во флоте.

   Этот посетитель был весьма памятен Михаилу Михайловичу Яншину. При первом знакомстве просьба была не из великих: дать возможность связаться с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым.
  Стоит упоминания, что сам Яншин не упустил возможности порасспросить при случае самого писателя о том человеке, который столь настойчиво искал возможности с ним (Булгаковым) встретиться. Этот товарищ оказался, по словам Елены Сергеевны, доброжелательным гостем, принес с собой вкуснейшие конфеты и даже букет роз. Правда, те оказались очень нестойки и завяли чуть ли не через сутки.
  - Хотел бы попросить нечто аналогичное тому, что в прошлый раз, Михаил Михайлович. Впрочем... - тут гость достал из портфеля черную коробочку, - ...судите сами. Здесь набор женской косметики. Театральным гримом это, вообще говоря, не является. Я подумал, что содержимое может достойно оценить, например, Анастасия Платоновна Зуева.
  Артист самым тщательным образом рассмотрел содержимое коробочки, подумал и спросил:
  - Вы хотите сказать, Сергей Васильевич, что это для любой женщины, не только актрисы?
  Мы тут должны заметить: сам Яншин был с Зуевой не в наилучших отношениях.
  - Вы правильно выразили мысль, Михаил Михайлович.
  Яншин еще раз подумал.
  - В таком случае стоит обратиться к Елене Сергеевне Булгаковой. Ведь вы ей были представлены? - В этот момент актер слегка запнулся. То выражение, которое он допустил, было и несовременным и, откровенно говоря, несвоевременным. Но посетитель, по-видимому, этого вообще не заметил. - У нее, видите ли, обширные связи... э-э-э... в нужных кругах.
  Вместо неудовольствия товарищ из органов выразил самую горячую благодарность.
  Договориться о встрече удалось быстро; назначена она была на послезавтра.
  Как легко догадаться, гость Булгаковых принес с собой угощение: миндальный тортик. По размеру он был на четыре порции. Хозяйка дома чуть удивилась малому размеру, но сделала это молча. К нему хорошо пошло грузинское десертное вино; по словам Сергея Васильевича, он купил его, находясь в отпуске в Грузии.
  Но после угощения начался тот самый разговор, ради которого все и затевалось.
  - Елена Сергеевна, я, правду сказать, к вам. Мне нужна ваша экспертная оценка.
  Не было сказано: 'Вам услуга была оказана, настала очередь отдариваться.' Но именно так Булгакова подумала. Не можем не признать: у нее были на то основания. Однако она изобразила мимикой полное внимание.
  - Требуется, - продолжил гость с самыми учтивыми интонациями, несколько противоречащими содержанию просьбы, - чтобы вы как женщина оценили, насколько это может быть потребно другим. Учтите: это для кожи, это для ресниц, это для бровей.
  При этих словах коробочка была представлена. Пока Елена Сергеевна вглядывалась и пыталась оценить, что тут для чего, гость предугадал дальнейшую реакцию хозяйки:
  - Вот вам примеры применения.
  С этими словами он достал увесистый конверт. В нем были цветные фотографии (правда, не глянцевые) молодых красивых девушек. Среди них были блондинки, брюнетки, шатенки и даже пара рыженьких.
  Елена Сергеевна подавила желание высказаться немедленно. Вместо этого она рассмотрела все до единого портреты. Мало того: она не поленилась сверить некие детали изображений и те краски, которые были внутри коробочки.
  Пока молодая женщина размышляла, гость налил себе и хозяину дома по бокалу густо-красного и духовитого 'Салхино'. Мужчины, не сговариваясь, отошли в сторонку.
  Булгаков втянул носом аромат вина, отпил, прицокнул языком и вымолвил:
  - С этой минуты я начинаю жалеть, что не поехал в Батуми.
  - Хорошо вас понимаю, Михаил Афанасьевич, но уж поверьте на слово: вам туда было никак нельзя. Да, кстати: у вас хороший запас лекарств?
  Врач понял намек:
  - О, мы будем следовать рекомендациям. Что до лекарств: тут распоряжается Елена Сергеевна. Если не ошибаюсь, хватит с гарантией до конца этого года.
  Мужчины отпили еще по глотку.
  - Как полагаю, вы чуть неравнодушны к хорошему коньяку?
  Булгаков серьезно кивнул. Конечно же, он не спросил, откуда сведения.
  - Надеюсь, мы еще увидимся. И тогда я озабочусь... О, кажется, Елена Сергеевна готова высказать мнение. Если позволите, я уделю внимание ей.
  С этими словами инженер повернулся к хозяйке дома со словами:
  - Думаю, вы уже догадались, что вот эта продукция готовится к производству. И ваша оценка будет фактором не из последних, который примут во внимание.
  Ответ был явно хорошо взвешен.
  - Мне кажется, Сергей Васильевич, что этот набор может иметь двоякую функцию. С одной стороны, это средство для того, чтобы приукраситься. И потому может пойти любой женщине.
  Мужчины одновременно кивнули. Этот вывод просто напрашивался.
  - Другую сторону вижу вот в чем. Эта вещь может быть знаковой... хочу сказать, знаком принадлежности к некоему кругу. Узкому кругу.
  - Если позволите, Елена Сергеевна, я чуть уточню терминологию. Подобные предметы принято называть статусными.
  Супруги Булгаковы поняли мгновенно. Михаил Афанасьевич слегка наклонил голову, а его жена энергично кивнула и добавила:
  - Мои слова могут показаться пошлыми⁵, но к этому набору надо бы некое руководство. Что-то вроде небольшой книжечки, вот такой, - пальцы Булгаковой отмерили нечто толщиной миллиметра три. - И с ней пускать в продажу.
  - Ваша идея стоит самого тщательного обдумывания, - очень серьезно ответил гость. - Но во всяком случае эта вещь ваша, даже если вы не найдете ей употребления. В это, правда, я не верю.

  Глава 4

  Американский деловой мир в те времена был отнюдь не тождествен современному. Очень большую роль в нем играли не только те, кто производит воздух и торгует таковым. Нет, промышленность США и в самом деле могла дать фору многим, если не всем, в части изготовления сугубо материальных предметов. А там, где изготовление, там и планирование, ибо словосочетание 'стихия капиталистического рынка' даже по тем временам являло собой анахронизм. Но там, где есть планы, имеются и люди, которые их составляют. А людям свойственно ошибаться.
  Надо при этом учитывать: военная разведка США была отнюдь не образцом успешности. Но те, кто принимал решения, на нее и не полагались. У них были объективные источники экономического плана. Аналитики же были вполне хороши. И как раз они доложили: неладно что-то в датском королевстве. И это слово было приложимо для начала к Советскому Союзу.
  Тот самый Дальний Восток, который мог бы представлять интерес для Японии, русские развивали и сами, но странным образом. Не строились гигантские металлургические заводы (а руды в тех краях хватало), вместо них были небольшие заводики, продукция которых шла почти исключительно на потребление в Приморье. Соответственно, электроэнергетика развивалась не семимильными шагами, а ровно настолько, чтобы хватало на местные нужды с небольшим запасом. Золото, слов нет, добывалось, но как-то вяло. Правда, судостроительная промышленность наращивала мускулы, но уж сравнивать ее с тем, что имелось в европейской части, было даже стыдно.
  В конце концов, это было бы целиком внутренним делом СССР, если бы не одно 'но'. Дальний Восток должен был представлять интерес для Японии. Сильный интерес. Вместо того ситуация складывалась так, что война с СССР не давала очевидной и, главное, немедленной выгоды Японии. Выиграть ее японцы могли по формальным признакам (например, полностью забрав себе остров Сахалин), но получить от нее скорую прибыль - нет. А поскольку японская разведка в свое время обзавелась обширной сетью на Дальнем Востоке, которую русские так и не смогли полностью нейтрализовать, то были основания полагать, что подобные выводы японские промышленники, а равно руководство страны могут сделать тоже. И тогда все планы подъема японских военных возможностей за счет американских заказов могли бы кувырком полететь в преисподнюю.
  Но еще хуже было то, что, судя по экономическим данным, Япония не очень-то готовилась к сухопутной войне. Намного большие ресурсы вкладывались в военный флот.

  Нельзя сказать, что та самая коробочка с набором для женской боевой раскраски произвела фурор. Скорее эффект можно было описать словами 'пиковый, но очень локальный интерес'.
  Елена Сергеевна появилась с изрядным эффектом на том, что в будущем назвали бы 'артистическая тусовка'. Таковая состояла в доме Качаловых. Булгакову присутствующие хорошо знали, ибо Михаил Афанасьевич был в этом мире отнюдь не чужаком. Мало того, что его пьеса пользовалась большим успехом во МХАТе (сам Сталин сдержанно, но похвалил), но, сверх того, писатель сыграл в 'Пиквикском клубе' блистательно, хотя роль была эпизодическая. Неофициально Булгакову даже предложили переходить в актерскую труппу, обещая роль Хлестакова - а уж она-то никак не являлась второстепенной.
  Присутствовавшие дамы, часть из которых понимала в гриме профессионально (актрисы), а прочие разбирались в этом просто хорошо (жены, родственницы и любовницы) отлично разглядели макияж и оценили разнообразие. Поскольку великий артист Василий Иванович Качалов был в очень хороших отношениях с Булгаковыми и к тому же хозяином дома, то его супруга Нина Николаевна решилась на активный расспрос.
  Булгакова решила ничего не скрывать:
  - Вот, гляньте, Нина, этот набор мне подарили... нет, не французский... к Европе вообще отношения не имеет... наши выпустили пробную партию, а если будет успех, то пойдет в производство... нет, имя даже не спрашивайте... нет, о цене не было сказано ни слова... вот, поглядите еще...
  Как-то незаметно вокруг Елены Сергеевны сконденсировалась небольшая группа заинтересованных лиц. Комплименты лились густо и много: ну прямо патока из ведра. Интерес был еще более разожжен демонстрацией цветных фотографий ('Мне их дали как примеры') вполне приличного качества - особенно если учесть, что в те годы фотографов, работающих с цветом, можно было перечислить чуть ли не по именам.
  Посторонний мог бы счесть, что Булгакова вела себя легкомысленно. Она извлекла из сумочки маленький, дамского размера блокнот с карандашиком и принялась записывать имена потенциальных покупательниц, хотя цена набора так и не прозвучала. Это было почти что напрасным трудом: куда проще было бы просто занести в этот список всех гостей женского пола. К ним можно было добавить и кое-кого из мужчин; например, Николай Павлович Хмелев явился без супруги, но, как и любой хороший актер, обладал превосходной памятью и житейской мудростью. Посему он приложил все усилия, чтобы попасть в заветный блокнотик. Но, когда запись закончилась, Булгакова во всеуслышание объявила, что ничего не гарантирует; что тот, кто подарил набор, лишь обещал позвонить и узнать ее мнение; наконец, что никаких ручательств ни в части цены, ни по срокам она (Булгакова) не дает. И еще кое-какие соображения не были высказаны вслух.
  Потаенные мысли Елены Булгаковой были правильными по сути: рынок сбыта этого и подобных товаров был достаточно узким в СССР. Но она все же кое-чего не учла: по недостатку фактов, отнюдь не ума.

  Двухступенчатую ракету, которой только предстояло получить имя Р-7, потихоньку дорабатывали. С одной стороны, вылизывали движки. Подход был до некоторой степени новым: изготавливали десяток ракет, осуществляли пробные пуски, ту, на которой испытание проходило штатно, отдавали на матрикацию. Разумеется, никто ни в КБ, ни на полигонах не знал об этом, достаточно было лишь сказать, что, мол, удачный образец будет принят за головной в серии. Ракеты же неудачного исполнения (матрикаты, понятно), подвергались тщательнейшему исследованию. Некоторые оказались разобранными по винтику; иные разбирали до блоков, каковые испытывались на стендах. Но по каким-то соображениями до Рославлева сообщения об успехах и провалах не доходили. Преобладал подход типа:
  - Сергей Васильевич, вот изделие - нам нужно таких десяток.
  Вклад в конструкцию Странник все же внес. Точнее сказать, он сильно улучшил систему управления, памятуя о том, что тот, кто сейчас над этим работал, оставил в другом мире блистательную книгу воспоминаний. Распечатки ее под названием 'Ракеты и люди' попали в руки Тех, Кому Надо, и, отдать им должное, они не ленились подталкивать и напоминать:
  - Борис Евсеевич, немцы предлагают считать изделие идеально жестким телом. Но есть данные, что при длине его в двадцать метров изгибная упругая деформация достаточно велика, чтобы дать сигнал на гироскопы, вследствие чего...
  Конструктор Черток, как и прочие, в свое время получил целую лекцию на тему 'Чего не надо говорить'. В частности, там был раздел 'Чему не надо удивляться вслух'. Но думать про себя запретить было невозможно.
  Странник же озаботился элементами системы управления ракетой. На много лет раньше, чем 'там', будущая баллистическая и (в потенциале) космическая ракета получила возможность, предоставляемые новейшими датчиками и микропроцессорами.

  Как у всякого хорошего руководителя, у наркома Берия имелась в подчинении команда. Среди талантов, которые он собрал под своей рукой, был Павел Анатольевич Судоплатов. Будучи изначально оперативником, он быстро обрел известность умелым, даже искусным планированием операций. И как раз этот человек выложил наркому соображения, не пришедшие в голову инженеру-матрикатору. Ну что вы хотите: профессионал просто обязан обставить дилетанта. Впрочем, любовь к истине требует от нас высказаться определенно: Судоплатов знал о существовании товарища Александрова, знал он и о его необычных возможностях в части доставания нужных предметов в нужных количествах, но о происхождении этого человека Павел Анатольевич точно не был осведомлен.
  И как раз этот план начал без особой спешки осуществляться. В данной операции торопливость была совершенно ни к чему. Во-первых, жесточайшие требования предъявлялись к погоде. Во-вторых, надлежало подготовить систему наблюдения - как ее приборную часть, так и персонал. В-третьих, предусматривалось участие некоего лица, не являющегося гражданином СССР, причем заинтересованными сторонами являлись не только и даже не столько этот господин, но также иностранные организации и учреждения, имевшие в событии свой интерес. Посему известить их предполагалось заранее. Отметим особо: предложение Странника об участии политика было отвергнуто. Только один офицер и притом моряк.

  Некоторое шевеление (не бурление) виделось и в ракетных КБ. Частично оно было связано с успехом очередной модификации двухступенчатой Р-7. Та пролетела почти пять тысяч километров и, благодаря умной навигационной системе (тут следовало благодарить Странника, хотя сотрудники КБ этого не знали), ее сравнительно легко нашли на месте приземления. Этот успех был соответствующим образом отмечен благодарностями от большого начальства, а равно ценными подарками. В частности, фрау Грёттруп получила очередной повод покрасоваться перед подругами и соседками - правда, не в церкви. Муж прислал ей тот самый подарок, который получил в награду. Это оказалось коробочкой с дивным набором всего, что может подкрасить женское лицо; в нем отсутствовала лишь губная помада. С небольшой задержкой подобные и аналогичные наборы были предложены на продажу как в Европе, так и в странах Западного полушария советской торговой фирмой 'Разноэкспорт'. Одновременно без особого шума была создана группа технологов для воспроизведения не особо сложной по составу косметики, получаемой из неведомого источника.
  Источником других течений в КБ Королева был никто иной, как ведущий конструктор Вернер фон Браун. Он чуть ли не потребовал длительного разговора с самим Главным. Королев имел властную натуру - другой и не смог бы управлять столь большим проектом. Но он же был человеком глубоко увлекающимся и, главное, умел увлечь подчиненных. Тогда братья Стругацкие еще не отчеканили лозунг 'Понедельник начинается в субботу', но у него были все основания появиться на свет. Кроме того, он знал, что огонь того же сорта горит и в немецком инженере. Вот почему Королев сильно прошерстил свое расписание, резонно предполагая, что тема пустяковой быть не может.
  Разговор шел по-русски, ибо к тому моменту фон Браун изучил его на вполне приличном уровне (акцент не в счет, конечно).
  - Сергей Павлович, - интонации в голосе немца были более официальными, чем обычно, - следующая модификация нашего изделия планируется с дальностью восемь тысяч километров, не так ли?
  Хозяин кабинета подтвердил, что так дело и обстоит.
  - Мы должны думать о ракете, которая превысит первую космическую скорость.
  Другими словами, предлагалось планировать запуск искусственного спутника Земли. Этот этап новым не был, но в КБ старались не использовать словосочетание. Видимо, это было суеверием.
  Сергей Павлович с чуть холодноватой вежливостью напомнил настырному немецкому инженеру, что такое уже предусмотрено в планах. Но тот продолжал гнуть линию:
  - Сергей Павлович, нельзя использовать наш запуск для бесполезного груза. Он должен быть полезным. И мы должны быть готовы.
  - У вас есть конкретные предложения, Вернер?
  Спрашивая, Королев был уверен, что положительный ответ у фон Брауна в кармане.
  - О да. Мы должны иметь набор вариантов полезной нагрузки. Нужен отдел, который только этим делом занимался бы. Предсказываю, что мощность нашей ракеты будет расти. Надо, чтобы обладать готовыми наборами приборов... оборудования... я хочу сказать, сначала установить и запустить приборы, потом живое существо.
  - Только не кота! - засмеялся Королев.
  - Если кота, то чтобы был... - тут знание русского языка подвело немца. Он забыл, как по-русски будет 'трезвый', чуть запнулся, но тут же ловко вывернулся, - ...не пьяный.
  На этот раз рассмеялись оба. Но атмосфера серьезности тут же вернулась в кабинет.
  - Сергей Павлович, полезная нагрузка на земной орбите - это большая политика.
  Для пущей убедительности немецкий инженер повторил на родном языке:
  - Die Große Politik.
  И палец доктора фон Брауна ткнул в сторону потолка.
  Ответ был максимально серьезным, прямо официальным:
   - Вы правы, Вернер. Я непременно переговорю с... - и, в свою очередь, Главный указал пальцем в зенит. - Но сначала у нас должна быть уверенность в объеме, а также массе полезной нагрузки.
  Разумеется, Королев не рванулся на прием к наркому сразу же. Для начала была создана группа, которая расписывала возможные варианты полезной нагрузки. Приборы подвергались жестоким испытаниям на перегрузки и на радиацию. На последних настоял представитель наркомата внутренних дел. Ссылаясь на неведомые источники, он представил таблицы и графики, на которых детально описывалось радиационные показатели околоземного пространства. Сотрудники кивали, принимали к сведению, но про себя - конечно, не вслух! - пришли к единодушному выводу: где-то в СССР существует параллельное КБ смежного характера, ибо никто и нигде в мире этими проблемами не занимался.
  И продолжалась работа над улучшением характеристик все той же Р-7.

  Нельзя сказать, что гром грянул с ясного неба. Скорее можно было утверждать обратное: советское руководство ожидало подобного хода событий.
  После долгого зондажа, что, впрочем, было обычной дипломатической практикой, японское правительство вышло на советское руководство с предложением заключить пакт о ненападении. Это предполагалось заранее. О этом не говорил, а прямо кричал целый ряд событий. Независимые источники твердили: японские военные не закупают американскую технику огромными партиями. Правда, небольшие объемы закупок все же проходили, но вполне можно было предположить, что это делается скорее ради изучения и копирования, чем для использования на поле боя. Одновременно наращивались объемы военно-морского строительства. И речь шла не только о кораблях. Накапливались на складах стеллажи запчастей, боеприпасов, готовых узлов. Агент 'Орех' особо отметил, что заготавливались батопорты в большом количестве. Это означало, что предстоит оборудовать судоремонтные или судостроительные мощности. Где? На захваченных территориях, поскольку в самой Японии этого добра хватало.
  Но самое удивительное состояло в молчании императора Хирохито. Он просто не высказал никакого мнения о том, кто прав: Госпожа Армия или Господин Флот. Но молчание иным разом бывает весьма красноречивым. А уж в Японии понимать подобные вещи сами боги велели.

  Сначала Эрих Редер подумал, что господин рейхсканцлер чем-то напуган. Эта мысль была отринута как невозможная. Потом моряк решил, что Рудольф Гесс крайне озабочен. Эта идея тоже была сомнительной: ведь если главу Кригсмарине вызвали 'на ковер', то наверняка по делу, касающемуся флота, а Редер по должности обязан быть осведомлен о всех значительных событиях и проблемах. И тем не менее... Третья же версия была совсем уж тривиальной: главе военно-морского флота Германии предстоял разнос за некое прегрешение.
  Последняя версия выглядела маловероятной, но как только глава германского правительства заговорил, то, судя по крайней сухости или даже холодности тона хозяина кабинета, как раз этот вариант сразу стал выглядеть наиболее вероятным.
  - Герр гросс-адмирал, вам предстоит выполнить непростую задачу.
  Редер не был блистательным игроком в покер, но работа командира боевой единицы флота, какой бы та ни была, предусматривает поддержание видимости хладнокровия в любой ситуации. Посему командующий сохранил на лице выражение невозмутимого внимания.
  Рейхсканцлер продолжил:
  - По каналам рейхсминистерства иностранных дел нам пришло предложение от Советов. Они предлагают выделить наблюдателя за испытанием чрезвычайно мощного оружия. При этом не было сказано прямо, но прозвучал намек, что испытание пройдет в море. Мы полагаем, что оружие будет того же типа, для которого роют шахту на атолле Моруроа. По предварительной оценке наши собственные испытания в этой шахте могут осуществиться примерно через год.
  Не было сказано, что речь идет о ядерном взрыве. Редер знал, что шахта роется под испытания сильнейшего взрывчатого вещества, но подробности ему не доложили.
  - Русские заявили, что это приглашение рассчитано лишь на одного наблюдателя...
  Редер молча отметил, что не было произнесено слово 'офицер', хотя оно прямо напрашивалось.
  - ...также запрещены фотографирование, киносъемки, зарисовки на месте...
  На этот раз выдержка адмирала дала трещину:
  - Слава богу, что запоминать не запрещают.
  Гесс сделал вид, что не расслышал, и продолжил:
  - ...защитными приспособлениями русские обеспечат. По крайней мере, меня заверили, что получено твердое обещание: они будут такими же, как для их персонала...
  - ...и еще одно условие: транспортировку до места испытания обеспечивают они сами.
  Это было насквозь понятно.
  - Таким образом, ваша задача сводится к подбору кандидатуры или, лучше, кандидатур - на случай болезни или иных непредвиденных препятствий. Срок - один месяц. Вопросы, предложения имеются?
  - Так точно, герр рейхсканцлер! В каком чине должен быть этот человек?
  Видимо, этот вопрос уже обсуждался, поскольку Гесс не задумался ни на мгновение:
  - В любом. Но на нем должны быть погоны капитана цур зее⁶ . Еще что-то?
  - Так точно, герр рейхсканцлер. Предвижу, что понадобится помощь абвера в мелких технических вопросах.
  - Полковник Пикенброк в курсе, разрешаю обратиться непосредственно к нему. Еще?
  - Так точно, герр рейхсканцлер. В интересах получения как можно более достоверных и полных сведений считаю возможным назначить для этой задачи командира Кригсмарине в чине контр-адмирала с практическим опытом.
  - Ваша идея видится сомнительной, гросс-адмирал. Данные на всех высших офицеров флота Рейха наверняка имеются в русских картотеках. В этом случае не может быть и речи о сколько-нибудь значимой анонимности.
  - Таковую не считаю необходимой. Нашивки адмирала облегчат установление контакта с командованием русских, а я уверен, что на это дело назначат кого-то из русских высших чинов. Я бы направил к месту испытания целую эскадру.
  - Если полковник не будет возражать, то я поддержу эту часть плана. Но вы сами должны понимать: вся ответственность на вас. Еще вопросы?
  - Никак нет, герр рейхсканцлер.
  - Свободны.
  Идя по коридорам Рейхсканцелярии, гросс-адмирал сохранял на лице выражение полной невозмутимости. Но в данном случае форма не соответствовала содержанию.
  Почему-то самой неотложной и одновременно сложнейшей задачей для Редера было: догадаться или выяснить, почему Гесс был столь официален. Разумеется, версия о дурном настроении была даже не допущена к рассмотрению. Но подходящих версий все равно не нашлось. По этой причине главный командир флота, садясь в служебную машину, начал мысленно выстраивать разговор с Пикенброком. И прежде всего надлежало учесть: при огромной разнице в рангах полковник в данном случае должен себя чувствовать равноправной стороной. Но к этому надлежало привлечь капитана Эриха Менцеля. Начальник флотской разведки - он по должности чуть поменее главы абвера, но по должностным обязанностям достаточно близок. Да, так и надо сделать.
  Разумеется, гросс-адмирал также попытался представить, насколько грозное оружие могут испытывать русские. Фактов было всего ничего, но чутье прямо вопияло, что действие должно быть необычайно мощным.

  - То, что я хочу спросить, отсутствует во всех ваших материалах, Сергей Васильевич. Такое и не могло туда попасть.
  По такому вступлению угадать продолжение было совершенно невозможно. Именно по этой причине Странник волевым усилием запретил самому себе даже пытаться сделать это. Сработала старая шахматная привычка: если некий вариант видится однозначно проигрышным, нельзя терять время на попытки рассмотреть его еще раз. К тому же Сталин явно собирался добавить к сказанному. А что до паузы - так надо же человеку хоть чуточку времени на то, чтобы раскурить трубку.
  - Успехи наших ракетчиков дают основания полагать, что через один или два года будет запущен искусственный спутник Земли. И еще через два года настанет очередь космического аппарата с человеком на борту. Таким образом, стоит заранее продумать кадровый вопрос. У вас есть соображения?
  Может быть, вождь был удивлен, что Странник не ответил сразу. А тот прикрыл глаза, с очевидностью пытаясь найти ответы. Но довольно скоро мысль сложилась.
  - Если рассматривать только вопрос о первых космонавтах, то критерии для подбора видятся вот какими. Это должны быть молодые люди с отличным здоровьем. Умение быстро думать и быстро действовать, соответственно. Летчики-испытатели видятся вполне подходящей категорией. Желательны те, у которых есть хорошая репутация в этом смысле - или была таковая... там.
  Сталин, прохаживаясь с зажженной трубкой, поддерживающе кивал. Недостаточно опытный посетитель мог бы предположить, что говорит он настолько умно, что вождь со всеми мыслями согласен. Но Рославлев прекрасно знал, что это может быть совсем не так.
  - Кадровый вопрос с очевидностью требует двух ответов или, если угодно, двух мнений. Первый - кто должен быть начальником или командиром Центра по подготовке космонавтов. Слово 'начальник' мне видится предпочтительным, поскольку готовиться в космонавты будут и военнослужащие, и гражданские лица, да и сотрудниками Центра будут те и другие. Не уверен, что смогу назвать конкретного человека в качестве кандидатуры. Ясно, что он должен быть авторитетным руководителем. Знания матчасти - обязательны. Осмелюсь высказать мнение: желателен тот, кто хорошо представляет работу летчика-испытателя. В качестве одного из замов медик обязателен. Именно врачи будут иметь один из решающих голосов при допуске. Второй же ответ должен содержать кандидатуры будущих летчиков-космонавтов. Именно летчиков, поскольку время космонавтов-исследователей и космонавтов-врачей настанет позже. Здесь, как мне кажется, предпочтительны сравнительно молодые летчики, скажем, от двадцати пяти до тридцати лет, то есть в звании лейтенанта или старшего лейтенанта. Но женатые. У таких будет стимул вернуться живыми. А еще у молодых точно меньше проблем со здоровьем. Если не возражаете, буду перечислять по памяти фамилии и имена. Извините, точных данных не имею, ну да найти их, полагаю нетрудно. Итак...
  Глубокий вдох.
  - Алексей Гринчик. Истребитель, в том мире воевал, причем успешно, а потом стал летчиком-испытателем. Звание не помню. Марк Галлай. Тоже истребитель и тоже стал испытателем после войны. Умеет очень грамотно излагать мысли, с хорошим чувством юмора. Степан Супрун. Испытатель в первую очередь, а потом уж истребитель. Не знаю, подойдет ли по здоровью - сейчас ему, кажется, тридцать четыре. Валерий Чкалов - ну, уж его вы знаете, товарищ Сталин, но вижу то же препятствие, что и у Супруна. Амет-хан Султан. Летчик-истребитель, один из лучших в ту войну. Потом стал испытателем, но с образованием у него были проблемы. Не вполне уверен, как его имя должно писаться, ну да найти будет не хитро. Борис Сафонов. Хотя он не стал испытателем, но очень хороший истребитель, погиб в войну. У него было одно важное свойство. Он берег своих ведомых, а ведь многие ведущие полагали их расходным материалом. Учил и наставлял молодняк, как мог, жертвуя зачастую своим личным счетом по сбитым ради того, чтобы чему-то научить подчиненного. Так я слышал. Его упоминаю именно за человеческие качества. Кажется, приписан к какой-то части на Севере. Дома постараюсь раздобыть еще сведения... Вот дополнительное общее соображение. Как мне кажется, лучше искать кандидатов среди тех летчиков, которые уже освоили реактивные истребители. Уж они точно и учиться способны, и думать быстро. Да, и еще одно. Первым космонавтом должен стать человек с обаянием. Страна наша должна полюбить его так же, как в свое время полюбили Юрия Гагарина. Ну и жители других стран тоже.
  Эту тираду Сталин слушал внимательно и даже кое-что записывал.
  - А что вы скажете о кандидатуре генерал-лейтенанта Рычагова? - небрежно поинтересовался вождь.
  - Могу лишь высказать собственное мнение, не более того, товарищ Сталин.
  - Как раз это мы и ожидаем.
  - Мне кажется, Павел Васильевич, - называя прославленного командира по имени-отчеству, Рославлев ненавязчиво подчеркивал свою личную к нему приязнь, - больше подошел бы в руководящем составе Центра подготовки. У него уже порядочный опыт в командовании немалым подразделением, и он хорошо проявил себя. Мне было бы жаль терять подобные умения.
  - Большое спасибо за помощь, Сергей Васильевич. Жду от вас дополнительные материалы.
  - Постараюсь найти, товарищ Сталин. Но это сделаю не сразу. Понадобится, наверное, десяток дней, учитывая занятость по основному роду деятельности.
  - Этот срок видится приемлемым.

  Глава 5

  Происшедшее по линии Наркоминдела так и осталось неизвестным Страннику. Точнее, он знал, что случилось в его мире, но и только.
  Сталин был прагматиком. Зная, как пойдут события (а советники были на сей счет редкостно единодушны), он посчитал, что товарищу Александрову не стоит забивать голову вопросами, на которые он не мог и не сможет повлиять. Но сделать ход на опережение стоило.
  Этот ход состоял в совещании, в котором участвовали заинтересованные лица не только от партийного руководства страной.
  - ...есть основания полагать, что дальневосточный регион может сыграть существенную роль в развитии всей страны, и по этой причине хотелось бы выслушать ваши, Сергей Васильевич, соображения по представленному плану.
   Незнакомый большинству участников совещания седой инженер начал, в свою очередь, спрашивать:
  - Прежде всего хотелось бы знать, какова обстановка с жильем.
  Секретарь Приморского крайкома Полёхин совершенно неожиданно захотел спросить: 'С какой целью интересуетесь?', но это желание он подавил, достал из портфеля бумаги и принялся монотонно зачитывать количество нуждающихся в жилье по причине проживания в бараках... в подвалах...
  Собрание терпеливо выслушало. По окончании выступления седой товарищ из органов подбил итог:
  - Всего, таким образом, необходимо срочно поселить тысячу восемьсот человек с семьями. Как планируете решать проблему?
  - По плану предполагается в этом году сдать жилые дома с возможностью поселения двухсот десяти семей...
  - Этим планом мы пренебрежем.
  Сказанное отдавало если не прямой крамолой, то уж верно дерзким вызовом существующему порядку. Но седой товарищ - судя по реакции Сталина, именно товарищ, а не гражданин - на этом не остановился.
  - Имеется лучший вариант. По линии моего наркомата берусь доставить временные домики для двух тысяч семей в этом году, и еще столько же в будущем. Вот планы их размещения... на вас будет электроэнергия, вода и канализационная сеть.
  Из портфеля вышла на белый свет солидная стопка бумаг.
  - По электроэнергии не потянем, - без малейшего промедления отвечал опытный секретарь, - уже заказывали дополнительные три котла и две турбины для расширения ТЭЦ, но очередь подойдет лишь в конце следующего года, и еще не меньше года прибавьте на монтажные работы.
  - С этим тоже можем помочь. Но монтаж будет за вами. На сучанском угле, надо полагать?
  Владивостокский представитель сделал вид, что совершенно не удивлен эрудицией товарища коринженера:
  - На нем самом. Железная дорога уже проложена, так что проблем со снабжением топливом не будет.
  - Возвращаюсь к объектам соцкультбыта. Повторяю, - в голосе седого появились металлические нотки, - наши возможности относятся к жилью. Но те фонды, которые предусматривались на строительство жилых домов, вы пустите на детские сады, ясли, школы, дороги. Без этого нельзя. Дом культуры, само собой, он должен включать кинозал и игровые комнаты примерно пятьдесят квадратных метров каждая. Это не то, что вы думаете, там не будет плюшевых зайчиков и медведиков. Пока что пустые, но со штепселями, не меньше полутора десятков на комнату.
  При этих словах Сталин и Берия синхронно улыбнулись. Для них все это было узнаваемо. На предшествующем совещании с гораздо меньшим количеством участников товарищ коринженер уже представил им проект. В том числе получил объяснение термин 'игровая комната'. Сейчас же Странник достал из своего неизменного портфеля пухлую папку.
  - Вот проект, Михаил Арсентьевич.
  Секретарь крайкома аккуратно, даже осторожно принял менее увесистый, хотя высокоценный комплект документации.
  - Что касается объектов для флота, то с вами свяжутся их представители уже на месте. В частности, предстоят большие работы по модернизации существующих судоремонтных мощностей.
  Кузнецова на этом совещании не было, но представители Накомвоенмора имелись. Они понимающе кивнули.
  - У меня теперь вопрос к вам, Анастас Иванович. По части торговли вы опытнее любого из здесь присутствующих и уж точно знаете больше меня. Насколько мне известно, Таганрогский и Харьковский заводы и в самом деле не готовы поставить энергетическое оборудование к концу этого года. Тогда резонно спрашиваю: возможно ли быстрое приобретение такового в Германии, предпочтительно у 'Сименса', на условиях бартера?
  Микоян никогда не славился лихостью и безрассудством. Осторожность была проявлена и на этот раз:
  - Товарищ Александров, поясните, какие именно условия поставки выглядят для нас желательными. Другими словами, что немцы должны получить от нас в счет поставок? И второй вопрос: почему вы нацелились на компанию 'Сименс'?
  - На второй вопрос готов ответить немедленно. На Московской ГЭС-1 работает турбина именно от этой фирмы. Была пущена в эксплуатацию еще в девятьсот восьмом году. Никаких нареканий, исключительная надежность. По части котлов у этой компании также большой опыт. Что до бартера, то вот что возможно: Приморский край может поставить рыбу и иные морепродукты в Германию. Соответствующее уменьшение плана поставок внутри Советского Союза берусь пробить. По данным наших людей, в Германии все еще не слишком хорошо с продовольствием. И эта сделка может прийтись ко двору.
  - Вы понимаете, товарищ Александров, мы можем это предложить, но предстоят сложные переговоры...
  Микоян хотел было продолжить, но неожиданно встал с места сам Хозяин.
  - Товарищи, эта торговая операция может стать очень важным шагом. Сделку можно оформить как прямой товарообмен, причем в качестве одной из сторон выступит руководство Приморского края. Уточняю: речь, вероятно, пойдет не только об энергетическом оборудовании. Часть поставок с нашей стороны немцы могут оплатить марками. Следовательно, СССР не только не потратится на закупку ценного оборудования - он даже получит с этого валютную выручку. Наркомат товарища Микояна, конечно, может и должен оказать необходимую помощь как в переговорах, так и в оформлении сделки. При этом Наркомвнешторг должен быть ведущим представителем СССР в этой сделке. Тем самым государственная монополия на внешнюю торговлю не будет нарушена.
  Хитрый армянин принял самый деловой вид, веско заметив без малейшего сомнения в голосе:
  - Если сделка будет заключена, то объем поставок может составить несколько тысяч тонн. Встанет вопрос о транспорте. На сегодняшний день у наркомата нет соответствующих возможностей в части транспортных средств с холодильным оборудованием.
  Сталин чуть заметно наклонил голову:
  - Да, это может стать проблемой. Но у экономического отдела управления государственной безопасности имеются возможности по исправлению положения. Есть мнение, что товарищ Александров нам в этом не откажет.
  - Не откажу, товарищи, - ответил Александров широкой улыбкой шахматиста, имеющего в эндшпиле преимущество в две фигуры. - Это моя работа.
  Многоопытный Микоян тут же вспомнил, что этого человека называли 'инженер-контрабандист'. У наркома внешней торговли возникло множество мыслей по этому поводу. Он твердо положил себе выяснить все возможности товарища коринженера. Уж очень много плюсов сулило подобное знание.
  Из все того же портфеля появилась еще бумага со списком. Тот казался совсем невеликим. Его копия ушла к Анастасу Ивановичу.
  - Вот перечень того, что край должен подготовить к этой дате в части морепродуктов. Все понятно?
  Полёхин вгляделся в бумагу. Ничего экстраординарного в ней не было: треска свежая, мороженая, копченая, соленая... мидии... морской гребешок... камбала... лосось разных видов, икра... В этом же списке были указаны объемы поставок.
  - В вашем списке, товарищ Александров вижу неточность, даже две, - неожиданно подал голос представитель Дальнего Востока.
  - Какие именно? - в голосе у работника органов можно было услышать только нейтрально-вежливые интонации.
  - Чавычу сейчас ловить нельзя. У нее ход раз в четыре года, еще два года осталось.
  - Вы совершенно правы, Михаил Арсентьевич, потому-то в списке она помечена вопросительным знаком. Я просто не знал, когда очередной ход чавычи. Готов ее вычеркнуть под свою ответственность... Какая вторая ошибка?
  - Навага. Вы что, хотите ее продавать?
  - Мы хотим ее включить в поставки, а уж немцы будут ее продавать сами, в своих магазинах.
  - Вы предполагаете, что ее купят?
  - Разумеется. Как мне кажется, вполне хорошая рыба, вкусная; особо отмечаю, что у нее нет мелких костей.
  - Но ведь ее нельзя есть!
  - Почему вы так считаете?
  - Но это же не рыба!
  На лицах участников совещания появились улыбки. Но седой товарищ отвечал вполне серьезно:
  - Михаил Арсентьевич, немецкие покупатели могут с вами не согласиться. Давайте оставим этот вопрос на их усмотрение. Через неделю я появлюсь в ваших краях и лично посмотрю, какой именно товар вы можете предложить, в какой упаковке... всякое такое. Ваша задача: подготовить образцы товаров.

  В течение месяца почти ничего не произошло. Ну не считать же за значимое событие подачу товарищам Сталину и Рычагову некоего списка летчиков, в котором даже цель его составления не была указана. Визит этот к тому же состоялся внешне незаметно.
  И вряд ли стоило повышенного внимания совещание в кабинете замначэкономотдела Александрова. Заседали там флотские (адмиралы Исаков и Дрозд), но эти стены видывали начальство и в более высоких чинах. Чуть необычным мог бы показаться предмет обсуждения. На столе оказались в несколько разбросанном состоянии списки с оборудованием и полуфабрикатами.
  Суть дела оказалась проясненной сразу же. Наркомвоенмор Кузнецов рассудил, что Дальний Восток (а точнее, Тихоокеанский флот) нуждается в судоремонтных и судостроительных мощностях. Это было не благим пожеланием, а суровой необходимостью. Даже если предположить, что корабли вообще в боях не будут участвовать, то и тогда плановые и профилактические ремонты оставались насущной потребностью. Между тем существующие мощности до последней степени не соответствовали потенциальному кругу задач.
  Было бы преувеличением сказать, что обсуждение было горячим. Напряженным? Ну, до некоторой степени.
  - ...нет, Иван Степанович, подобные конструкции достать не могу, даже и не просите...
  - ...мы подумали о другом варианте. Возможно изготовить узлы на месте... вот список полуфабрикатов.
  - Поглядим... стальной лист, швеллера и другой профиль в ассортименте - это пожалуйста. Электроды - сколько запросите. Электродвигатели... вот эти позиции обеспечу без труда, а остальные - только по образцам.
  Дрозд не понял выражение сходу и попросил объяснений. Исаков промолчал.
  - Вы одолжите мне оборудование на время. Моя организация возьмется доставить вам точно такое же, а образцы я, понятно, верну. Тем самым закроются вот эти позиции.
  Синий карандаш отчеркнул нужные строки.
  - Склады, предусмотренные вот здесь, видятся абсолютно недостаточными ни по объему, ни по оборудованию. Могу помочь погрузчиками...
  - ...мостовые краны...
  - ...ну, балки сами сварите...
  - ...тогда вот эти позиции тоже закрываем...
  - ...с краской как раз легко, но обязательны защитные приспособления...

  Этап советско-японских переговоров на не самом высоком уровне вроде как нельзя было посчитать судьбоносным. Правда, в Наркоминделе так не думали.
  Дипломаты с обеих сторон соблюдали этикет. Отчасти по этой причине переговоры шли исключительно через переводчиков, хотя ни та, ни другая сторона, возможно, в их услугах не нуждалась.
  - ...судите сами. На сегодняшний день США являются стратегическим торговым партнером Японии. Но они хотят большего, чем дает или может дать нынешнее состояние дел. Военные поставки - вот первый и главный интерес Америки. Заметьте, господин Ватанабе: Великобритания закупает в США не так много вооружения, материалов, продовольствия и прочих товаров военного и гражданского назначения, как это было во время войны с Германией.
  Советский представитель сделал совсем крошечную паузу, которой многоопытный японский визави немедленно воспользовался:
  - Позволю себе заметить, господин Сергеев, что сейчас Германия и Великобритания находятся в состоянии перемирия.
  Толщина намека измерялась как бы не в метрах. Оба дипломата прекрасно понимали, что перемирие - это далеко не всеобъемлющий мирный договор. А последний не очень-то просматривался.
  - Полностью с вами согласен, господин Ватанабе, но интересы американских промышленников требуют, по меньшей мере, продолжения бизнеса, связанно с военными потребностями. Или, еще лучше, расширения. Между тем на сегодняшний день объемы его падают. И коль скоро на европейской территории покупатели не проявляют активности, то не стоит удивления американское внимание к другому берегу Тихого океана. Пока что эти взгляды сугубо доброжелательные. Полагаю, что производители оружия в США все еще рассчитывают, что японская армия начнет массово закупать их продукцию. До сей поры она этого не практиковала. Представьте себе, что закупки и не случатся.
  - Разрешите со всем почтением не согласиться с вами, господин Сергеев. Флот точно так же нуждается в ресурсах - топливе в первую очередь - как и армия.
  - Я со своей стороны позволю себе небольшое уточнение, господин Ватанабе. Согласен с вами, флоту нужны ресурсы, но чуть иного рода. Вооружение сухопутных войск американского производства - скажем, танки и другая бронетехника, артиллерия, сухопутная же авиация - по меньшей мере, равно по характеристикам японскому.
  Эта фраза содержала в себе грубое преувеличение, а то и лесть. Обе стороны отлично понимали, что сравнение будет в пользу американской продукции, но этикет!
  А господин Сергеев неуклонно гнул линию:
  - Между тем японские корабли уж точно не уступают американским, а японские моряки, в том числе адмиралы, превосходят их американских коллег по знаниям и умению. Напоминаю: японский флот производится на японских же верфях. И количество боевых единиц в нем неуклонно растет.
  В этом пассаже Федор Николаевич Сергеев кое-что пропустил - вероятно, по рассеянности. Он ни словом не упомянул ни о японском подводном флоте, ни о кораблях противолодочного назначения. Между тем как раз они являли собой одну из слабостей японского флота вообще - как по количественным, так и по качественным показателям. Точно так же никак не сравнивался уровень радиолокационного оборудования.
  - Разумеется, Советский Союз не намерен оказывать Японии какие-либо услуги в части судостроения. Однако военный флот любой страны нуждается в горючем, сырье и полуфабрикатах. Таковые мы готовы предоставить. Но не они являются главным пунктом в перечне услуг.
  На этот раз японец, продемонстрировав отменную выдержку, ничем не выказал желания вклиниться в паузу. Наоборот, он изобразил повышение степени внимания, хотя это было задачей из трудных.
  - Анализ развития политической ситуации на Тихом океане подсказывает, что скоро - не более, чем через год, но, вероятно, раньше - американские капитаны бизнеса примут решение о том, что война против Японии жизненно им необходима. И эта война состоится.
  В ответ на демонстративную жесткость этих слов господин Ватанабе Сейити пустил в ход изысканную учтивость:
  - Позволю себе почтительнейше возразить. По имеющимся у нас данным, позиции изоляционистов в американском конгрессе весьма сильны.
  В переводе с дипломатического языка на обычный это означало: конгресс не даст Франклину Рузвельту 'добро' на объявление войны. По тогдашним законам даже президент США не мог этого сделать своей волей. Но в руках у товарища Сергеева было несколько козырей. И он принялся неторопливо их разыгрывать.
  - Американский конгресс может и переменить мнение. У него будут на то причины. Представьте себе гипотетическую ситуацию...
  Последние слова значили очень много. Японский представитель воспринял их как нечто вроде: 'у нас имеется надежная информация'.
  - ...государственный секретарь Корделл Халл выскажет через дипломатические каналы недовольство руководства своей страны торгово-промышленной экспансией Японии в Азии, а того более: активным накоплением возможностей императорского флота. Господин министр иностранных дел Мацуока Ёсукэ через своих людей ответит чем-то в духе: 'Деятельность японских фирм в Азии ни в какой мере не направлена против интересов США, а развитие флота требуется исключительно ради самозащиты.' И поскольку активность Японии в этом регионе не снизится, то последует грозная нота. Например: 'Вывести войска из французского Индокитая... уважать суверенитет Китая...' Если кратко: кардинально изменить политику. Правительство Японии вполне может воспринять это как ультиматум. И премьер-министр Тодзё вместе со своим кабинетом убедит императора Хирохито принять решение об атаке ключевой военно-морской базы США в Тихом океане. В военно-морском флоте Японии служат два гения: Ямамото Исороку и Гэнда Минору. Благодаря им нападение вполне может пройти успешно, то есть закончится почти полным разгромом американского тихоокеанского флота. Это может стать тем событием, которое перевернет позицию конгресса. Во всяком случае, наши аналитики полагают такое развитие событий более чем возможным.
  Советский переговорщик не сказал, что подготовка к нападению на Перл-Харбор (а в другой истории это случилось 7 декабря 1941 года) начнется задолго до вручения той самой злополучной ноты, которую предстояло вручить 26 ноября того же года. Но сказанное было понято именно так, как и задумывалось: у русской разведки имеются огромные возможности и в США, и, весьма вероятно, в Японии.
  А господин Сергеев продолжал логическое давление:
  - В этом гипотетическом случае, - в этих словах прослеживалась чуть ли не издевка, - у США появится решимость на длительную войну, а таковая всегда является соревнованием экономик.
  Подобный намек мог понять не только японец. Напрашивалось окончание фразы: 'Ваша экономика изначально проигрывает американской.' Это было чистейшей правдой, и оба собеседника не испытывали в том никакого сомнения.
  Наступил главный момент переговоров.
  - Советская экономическая мощь может поддержать японскую. Но столь же важно разведывательное обеспечение. У нас имеются весьма информированные источники во флоте США.
  Японский представитель сделал вывод: русские читают американские военно-морские шифры. Догадка эта не была высказана в словесной форме, отчего и не была опровергнута.
  Господин Ватанабе сказал нечто другое:
  - Любые услуги требуют оплаты. Японские фирмы, например, могли бы помочь дальневосточным портам Советского Союза с улучшением инфраструктуры или с модернизацией судоремонтных заводов.
  Предложение не несло в себе никакого риска для Японии. Даже если бы тот же Владивосток имел судостроительные возможности, сравнимые с мощностями Кобе - и тогда ни в какие разумные сроки военно-морской флот в этом регионе не мог бы вырасти до угрожающих Японии размеров.
  Но японец на этом не остановился.
  - Кроме того, добрые торговые связи могут получить политическое развитие. Поскольку, как вы уже знаете, у японского правительства нет никаких агрессивных намерений в направлении советского Дальнего Востока, то вполне логичным выглядит заключение пакта о ненападении.
  Эти слова сопровождались улыбкой, которую советский дипломат вернул, даже с процентами. Однако к ней добавлялись слова:
  - Подобный шаг следовал бы в нужном направлении. Однако он один не обеспечивает полностью безопасность дальневосточного региона моей страны. СССР нуждается в свободном выходе в Тихий океан. А потому мы готовы сразу же и немедленно заключить предложенный вами пакт при условии передачи СССР южной половины Сахалина и Курильских островов. Напоминаю, господин Ватанабе: минеральные ресурсы на самом острове Сахалин весьма невелики, а на Курилах их и вовсе нет. Эти небольшие потери Советский Союз с легкостью компенсирует. Но гораздо важнее для Японской империи в случае войны с Соединенными Штатами иметь надежный и мирный тыл на западе.
  Последние слова прозвучали как бы не завуалированной угрозой. Дескать, когда Япония начнет проигрывать войну, мы так и так заберем эти территории себе.
  На подобную неслыханную дерзость Ватанабе Сейити даже не сразу нашелся, что ответить. Первое, что пришло ему на ум: вежливо, но в самых твердых выражениях отвергнуть предложение. Эту мысль дипломат задавил. В результате прозвучало:
  - Вопросы возможного экономического сотрудничества, по нашему мнению, стоят тщательного обсуждения. Уверен, что обмен товарами и услугами может стать взаимовыгодным для наших двух стран. Предлагаю предварительно согласовать место и дату предстоящих экономических переговоров.
  К некоторому удивлению Федора Сергеева, согласование потребовало не пять минут, и даже не час. За ним последовал заключительный аккорд:
  - Что касается ваших политических предложений, то уверяю, что о них будет доложено моему руководству.
  Не было сказано: 'немедленно доложено'.
  Перевод с дипломатического языка на повседневный был однозначен: категорический отказ.
  Переговоры с японским представителем сочли достаточно важными, так что товарищ Сергеев получил распоряжение: по окончании их немедленно доложить, причем лично. В зашифрованном виде сообщение об этом долетело до здания на углу Кузнецкого моста⁷ немедленно; самому же представителю советской стороны понадобилось два дня на дорогу из Стокгольма.
  Товарищ Молотов, в свою очередь, предстал с докладом перед Самим. Вячеслав Михайлович не преминул захватить с собой подготовленный заранее проект торгового соглашения.
  Реакция Сталина была на этот раз предсказуемой:
  - Мы так и думали, что Япония не согласится с этим предложением. В дальнейшем ее правительство может пожалеть об этом решении.
  Вождь не сказал вслух: 'Но будет поздно', но подумал об этом настолько отчетливо, что Молотов прекрасно понял невысказанное.


  Глава 6

  Господин Ватанабе Сейити был достаточно исполнительным чиновником: отчет о переговорах был отправлен диппочтой в японское министерство иностранных дел на следующий день, а попал туда через четыре дня; самому дипломату на это потребовалось вдвое больше, ибо дипкурьер летел в Токио через Хабаровск и Владивосток на новейшем и быстролетном пассажирском лайнере, а переговорщик добирался до Японских островов несколько кружным путем. Но доклад так и так вызвал в правительстве некоторое беспокойство. Результатом явилось совещание в узком кругу: присутствовали лишь руководители армии, флота, их разведок, министр промышленности и шеф дипломатического ведомства. Последний и председательствовал.
  Будем справедливы: среди собравшихся не было ни одного, кто недооценил бы полученное сообщение. Но выводы каждого участника отличались и довольно сильно.
  Руководитель армейской разведки прямо сочился ядом:
  - Насколько мне известно, как раз в настоящее время проводятся секретные учения флота, ориентированные на бой у базы Перл-Харбор. Решение об атаке именно ее еще не принято. И вообще вопрос о военных действиях против США даже не поднимался. Между тем русские недвусмысленно дали понять, что о замыслах нашего доблестного флота они осведомлены. Не кажется ли собравшимся, что наши соседи излишне информированы о планах моряков?
  Этот выпад был направлен отнюдь не только в сторону флота. Яд выливался и на голову флотской контрразведки, которая пропустила деятельность шпиона (или шпионов) мимо глаз. Косвенно попало и самому министру иностранных дел, ибо вражеский информатор мог проникнуть и в его ведомство.
  Недоброжелатель флота чуть сбавил обороты:
  - Дело даже не в базе в бухте Перл-Харбор. В конце концов русские аналитики вполне могли вычислить направление удара, зная среднее количество американских вымпелов, постоянно находящихся там. С точки зрения географии атака на эту базу также выглядит почти очевидной. Меня интересует другое. Откуда бы русские могли знать имя Гэнда-сама? И не просто знать - русская разведка явно отслеживает послужной список и притом оценивает способности этого, без сомнения, достойного офицера весьма высоко. Какие у них могут быть на то причины? Делаю вывод: или источник должен быть чрезвычайно информированным, или он не один.
  Министр сухопутных войск Тодзё Хидэки был еще осторожнее в речах:
  - Я не собираюсь порицать работу флотской контрразведки, ибо это не мое дело...
  Эта вроде бы скромная фраза на самом деле заключала в себе замаскированный удар. Применение самого слова 'порицать' на самом деле значило, что оценки другого рода и быть не может.
  - ...однако могу рассмотреть русские предложения с точки зрения командующего сухопутными войсками. Так вот: по моему скромному мнению, соглашаться на передачу южной части острова Карафуто, а равно прилегающей к нему Курильской гряды крайне опасно для империи, какими бы благоприятными не выглядели торговые соглашения и даже пакт о ненападении. У русских войск появляется при этом возможность нанесения удара сразу с двух сторон. Я не вдаюсь в дискуссию, возможно ли вообще добровольно отдать территорию Ямато - это не мой уровень. Однако могу повторить: если такое случится, то в возможном конфликте с Советским Союзом Японии предстоит глухая оборона, а таковой войны не выигрываются.
  Флотская разведка не дала себя в обиду:
  - Что касается высокой значимости Гэнда-сама, то о ней может догадаться даже информатор самого низкого уровня. Достаточно задать самому себе вопросы: почему всего лишь капитан первого ранга так часто навещает министерство флота и с кем он там встречается? Если в этом учреждении у иностранной разведки имеется источник, то сам факт регулярных бесед адмирала Ямамото и капитана Гэнда наводит на интересные мысли. А если учесть, что его шофер каждый раз кланяется и говорит: 'Добро пожаловать, Гэнда-сама', то и личность этого офицера, не сомневаюсь, хорошо известна нашим потенциальным противникам. Список его наград также не является секретом.
  Но про себя офицер разведки задал вопрос: 'Откуда появилась столь высокая оценка русскими способностей Гэнда-сама?' Возможность примитивной хитрости с проталкиванием на высокий уровень заведомой бездарности была осторожно отвергнута.
  Адмирал Ямамото, будучи военным, говорил с чуть избыточной (для японца) прямолинейностью:
  - Да, анализ полученных сведений показывает, что русские имеют достаточное количество информации, чтобы сделать вывод: мы отрабатываем атаку на американскую базу в бухте Перл-Харбор. Конечно, наша контрразведка займется поисками источника утечки сведений. Правда, я совершенно не уверен, что они найдут таковой. Причина тому проста. Коль скоро у русских имеется пассажирский самолет с рабочей высотой полета десять тысяч метров (это было в их газетах), то кто мешал им сделать самолет-разведчик с высотой полета, скажем, двенадцать тысяч? Напоминаю: я неоднократно указывал, что планируемое к монтажу на наших кораблях радарное оборудование не способно засечь цели на подобной высоте. Поэтому совершенно не исключаю возможности результативной авиаразведки. А от нее спрятать наши учения совершенно невозможно.
  Поскольку укол был явно направлен в сторону японской промышленности, то тут же попросил слова министр Тоёда Тэдзиро.
  - Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у русских вообще не имеется в строю ни одного авианосца, не так ли?
  Крыть оказалось нечем: таковых и вправду не было.
  - У меня также есть данные, что у русских на Тихом океане введен в строй единственный корабль, который с натяжкой можно посчитать современным линкором. Он сделан по немецкому образцу, однако ни по весу бортового залпа, ни по защищенности, ни по скорости он не соперник нашим, не так ли?
  И на это заявление внятного ответа не нашлось.
  - Насколько мне известно, палубная авиация наших потенциальных противников на море, то есть США и Великобритании, имеет потолок не более десяти тысяч метров, не так ли?
  И тут господин Тоёда оказался кругом прав.
  - Следовательно, Ямамото-сама, удовлетворение ваших настойчивых просьб не может получить полный приоритет. Что касается ваших заявок на радары, способные обнаруживать самолеты противников как раз на той высоте, на которой они летают, то именно сейчас налаживается их производство. Оборудование начнет поступать во флот не более, чем через месяц. Мы согласны, что радар, способный обнаруживать высотные разведчики, был бы совсем не лишним, но, по нашему мнению, его очередь может наступить не сегодня и не завтра.
  Министр умолчал о том, что и сбивать подобные высоколетящие цели с неясными скоростными характеристиками пока что нечем.
  Стоит отметить, что решительно все участники совещания категорически отвергли предложение о передаче СССР южной части Сахалина и Курильских островов, какие бы торговые или разведывательные возможности не предлагались.

  История оказалась дамой весьма массивной. Во всяком случае инерция у нее была громадна. И все же небольшие изменения случились. В частности, пакт о ненападении между СССР и Японией так и не был заключен. Правда, на этот раз у Советского Союза не было столь настоятельной потребности обезопасить всеми средствами свой Дальний Восток. Конечно, и тогда, и сейчас советское руководство хорошо осознавало, что подобный пакт - не ахти какая защита, но даже такая все же лучше, чем никакая. Но на этот раз играли и послезнание, и данные разведки. Военные не могли иметь полной уверенности в отсутствии агрессивных намерений - собственно, им по должности не дозволялась подобная самоуспокоенность - зато политическое руководство отчетливо видело, что все возможности соседа брошены на достижение победы силами флота.
  Японское командование повторило все ошибки, которые были сделаны в 'тот' раз. Но имелись некоторые отличия, которые вдумчивый аналитик мог бы даже посчитать важными.
  Разработка атомного оружия в Соединенных Штатах на этот раз продвигалась вперед куда более медленными темпами. На то были и кадровые причины (часть европейских физиков так и не переехала в Штаты), и технические (запас природного урана оказался намного меньше, чем в другом мире). Кроме того, госдепартамент не потерял надежды, что японская сторона все же начнет заключать сделки по закупке американского оружия - и это обстоятельство сильно замедлило реакцию США на экономическую и военную экспансию Японской империи в Китае и Юго-Восточной Азии. Замедлило, но не остановило.

  У Рославлева появилось много работы как раз во Владивостоке. Отдать должное председателю краевого исполкома: на складах (с морозильными установками, само собой) к прибытию московского гостя уже были собраны морепродукты согласно договоренности. Придира из органов проверил наличие всего ассортимента самым тщательным образом. Не нашлось никаких оснований для претензий.
  Потом вблизи вокзала вдруг возник вагон-рефрижератор. Вроде бы ничего особенного в нем и не было, но почему-то вокруг появилось оцепление, а в сам вагон зачем-то забрался и тут же вылез товарищ с петлицами коринженера. В уже набранной поездной бригаде появился техник по обслуживанию холодильной установки.
  Из ничего возник микрорайон 'Энергия' - так его назвал тот же коринженер. Название прижилось. Это было накопление стальных очень небольших домиков, стоявших один над одним аж в три этажа. К ним довольно быстро приварили стальные лестницы. Двери пока что были заперты, но очень скоро стали одна за одной отпираться. К жилищам сразу же подвели и водопровод, и канализационные стоки. С электричеством были проблемы; поначалу чуть в стороне тарахтел чуть ли не десяток дизель-генераторов, и хотя их отделили от поселка кирпичной стенкой высоту больше двух человеческих ростов, но шум все же было слышно, особенно по ночам. Впрочем, после ввода второй очереди ТЭЦ ожидалось улучшение комфорта.
  Домики были рассчитаны по два на семью и заселялись довольно быстро. Но самая главная сенсация была впереди.

  Игровая комната в новеньком Доме культуры выглядела в глазах посетителей - а ими были граждане возрастом от пяти до... скажем так, намного больше - чем-то марсианским. И то сказать: игровые машины были делом неслыханным.
  Первыми посетителей встречали две машины, которые всего-то за пятачок позволяли стрелять из почти что настоящего ружья. Эти, понятно, были для самых маленьких, поскольку местные пацанята чуть постарше уже сопровождали отцов и дядьев на настоящую охоту. Другая машина, давала глядеть в почти взаправдашний перископ подводной лодки и даже пальнуть торпедой по кораблям с неопределенным силуэтом. Еще одна - та позволяла ездить на гоночной машине умопомрачительно красного цвета, причем имела руль, педали газа и тормоза, рычала мотором, а на ее экране развертывались гонки с участием других машин. В следующем зале было нечто совсем уж запредельное: кресло летчика-штурмовика, а при нем были штурвал, ручка газа, гашетки пушек и одного пулемета. Да еще выбор цели! А если отважный покоритель боевой машины правильно выполнял задание, то ему или ей (пожалуйста, за штурвал разрешалось и девчонкам - равноправие!) полагалась одна игра бесплатно. И при этом имя счастливца или счастливицы заносилось в особый список на экране с цифрами, указывающими количество набранных очков. Да, представьте себе, по успешном завершении задания юный летчик сам, своей рукой набирал что-то вроде 'Петя Иванов'. Правда, в зале неукоснительно находились комсомольцы со значками инструкторов, в задачу которых входило не только и не столько обучение, сколько предотвращение беспорядков, поскольку в этой игровой комнате, особенно поначалу, дело доходило мало что не до драк.
  - Это почему ты? Я тут стоял!
  - А моя очередь на самолет!
  - Тихо мне! Как тебя звать? Вовка? А по фамилии? Так вот, товарищ Федотов, в очередь становись и не рви порядок!
  - Почему это у Цоя имя впереди и очков больше?
  - Так у Наташи Цой лучше получается, вот тебе и секрет.
  - У Наташи? Это кто?
  - А вон та девочка с двумя косами.
  - Товарищ инструктор, это нечестно! Почему меня каждый раз сбивают? И очков мало. И вообще машина девчонкам подыгрывает.
  - Думать надо, пионер. На цель кидаешься, как голодный волк, а сперва надобно прикинуть план атаки. Уничтожить цель - полдела, а еще надлежит вернуться на свой аэродром и доложить командиру.
  Несколько особняком стояла комната, где машины умели играть в шахматы. Правда, плата за игру была огромной: целый рубль. Железные партнеры не просто показывали ходы: у них регулировалась уровень игры. Поддавками тут не пахло, хотя в эндшпиле электронные мозги могли предложить ничью. Там толпились не только пионеры. Общее мнение взрослых посетителей можно было суммировать фразой:
  - Это вам не стрелять. Тут думать надо.
  На низшем уровне люди играли с железякой почти на равных. Но с выставленным высшим уровнем машине мог противостоять лишь шестиклассник Мотя Махервакс, мгновенно ставший местной знаменитостью. Он ухитрился, сыграв три партии, свести все вничью.
  И всех присутствовавших поразила небрежно брошенное одним из инструкторов:
  - Нет, в Москве такого еще нет. Только у нас.
  Еще одна комната была 'для девочек' - так, по крайней мере, ее обозвали изначально. Инструктором там была девушка, а представителей мужского пола вообще туда не допускали. Машина из имеющихся там (их было три) брала за услуги дорого - все тот же рубль - но дело того стоило. Посетительница раздевалась до белья, вставала на особую платформу, сколько-то ждала, а потом на экране появлялось ее изображение, на которое можно было примерить наряды - самых разных фасонов и цветов. Правда, сеанс ограничивался лишь десятью вариантами, но умная машина запоминала имя посетительницы и ее фигуру. А за отдельную плату можно было даже напечатать условное изображение себя в том самом наряде. С этим цветным изображением можно было хоть прямо идти к портнихе. Надобно заметить, наибольший процент среди почитателей этого вида развлечений составляли мамы тех, кто радостно визжал в других комнатах. И здесь тоже инструктор терпеливо объясняла:
  - Нет, такое только у нас во Владике. Нет, и в Ленинграде тоже пока не установлено. И вообще нигде больше в нашей стране.
  Утащить детей от этого великолепия можно было разве что за ушки. Со взрослыми ситуация была аналогичной. Очередь занимали с раннего утра. Всеобщее внимание и гордость за Дальний Восток - вот были главные факторы, обеспеченные функционированием этих игровых комнат.
  А возня с морепродуктами и отправление вагона-рефрижератора к западной границе СССР - это прошло мимо внимания широкой публики. И уж точно никому не было известно, что на старом крейсере 'Красный Кавказ' чего-то ради закрасили названия на носу и на корме, а потом тут же эти названия обновили. По совершенно неясной никому причине аналогичная операция с эсминцем проделана не была. И в этом деле - один всемогущий ведает, почему - тоже оказался замешанным тот самый инженер из органов.

  Может быть, в другом мире гений Вернера Гейзенберга недооценили. Эта версия, впрочем, видится авторам этих строк маловероятной.
  Возможно, сыграло роль увеличение ассигнований. Правда, всем известно, что ни за какие деньги нельзя купить то-чего-на-белом-свете-воопче-не-может-быть. Или приобрести то, что быть вообще-то может, но просто еще не создано. Да и дополнительное время прикупить трудновато, даже за наличные.
  Мы совсем не исключаем возможность влияния совсем уж посторонних факторов. Таковым мог стать другой гений Третьего Рейха - великий, без преувеличения, организатор Альберт Шпеер. В чем-чем, а в этой области деятельности он не уступал генералу Лесли Гровсу.
  Прототип изделия, получившего кодовое название 'Прилежная Лизхен', был толково рассчитан. Сие оказалось достигнуто трудами большой группы под командованием Конрада Цузе. Все оценки давали цифру в районе двадцати тысяч тонн тротилового эквивалента. В сущности, проект был готов. Осталось осуществить то, что руководители атомного проекта Германии почитали за легкую часть: воплощение проекта в металл и электрические цепи управления. Полагалось, что уж в создании всякой хитрой машинерии немецкие рабочие и инженеры могли кого угодно поучить. Как бы не так! Доклад рейхсканцлеру мог создать удручающее впечатление: не то, что к концу текущего года - даже к середине следующего готовую бомбу получить не удастся. По самой оптимистической оценке, это событие могло наступить разве что в августе 1942 года.
  Партайгеноссе Гесс, однако, не начал истерически торопить разработчиков. Возможно, именно такой была бы реакция покойного фюрера, но рейхсканцлер, исходя из политической обстановки, решил, что пока что нет абсолютной потребности в этом виде оружия. Вместо этого он начал уточнять:
  - Вы считаете, что главная причина задержки состоит в нехватке материала для атомной взрывчатки?
  Альберт Шпеер понимал, к чему клонит руководитель партии, но было и ясно, что Гесс верно излагает суть дела. И по сей причине ответ был кратким и однозначным:
  - Да, герр рейхсканцлер, именно так.
  - В таком случае нам понадобится ускоренное получение этого материала. Что бы вы порекомендовали?
  Этот вопрос предвиделся, более того, Шпеер его желал, и ответ был готов:
  - Герр рейхсканцлер, для ускорения очистки урана наиболее эффективным, хотя и весьма дорогим способом считался газодиффузионый метод.
  Гесс дураком не был, поэтому лёгкое ударение на нужном слове уловил и даже решил подыграть:
  - Считался? В прошедшем времени?
  - Да, герр рейхсканцлер, можно и нужно предположить, что Советы используют другой метод, ранее считавшийся тупиковым и неэффективным. А именно: многократный прогон вещества через ряд центрифуг. В своё время по линии... э-э-э... разведки пришли неподтверждённые данные про некоторые моменты технологии Советов. Были выбраны несколько заслуживающих доверия лиц, в частности, доктор Макс Штеенбек, который буквально загорелся идеей всего лишь на основании клочка информации, типа "каскад малых докритических центрифуг с использованием корундовой иглы". Замечу, что в своё время эта информация была воспринята как пример очевидной деградации варварской России, пытающейся достичь принципиально невозможного. Однако тут помог гений фюрера, который заставил переоценить их научные достижения. Группа получила дополнительные ассигнования на исследования и достигла определённых результатов. Более того, один из сотрудников, Гернот Циппе, пусть и с оговорками, ручается, что этот метод как минимум на 30% более эффективен и дёшев.
  После мимолётной паузы Шпеер продолжил:
  - Очень желательно, чтобы наша разведка поделилась всей добытой информацией по этому вопросу.
  Подразумеваемое "и продолжала копать в этом направлении" не прозвучало, но было понятно и так.
  - А сами вы как оцениваете эту информацию?
  - Можно зайти с другой стороны. Мы просчитали, что Советы не могли не засветиться, если бы применяли газодиффузионные методы обогащения в промышленных объёмах. Тут не нужна разведывательная операция, достаточно анализа внешнеэкономических сношений. Результат: у них есть обогащённый уран не в лабораторных количествах, а получить его газодиффузионным способом они не могли. Никак. Как и успеть получить в реакторе.
  - А этими центрифугами, выходит, могли?
  - Теоретически - да. Вопрос только в тонкостях реализации, хотя сразу скажу, эти тонкости могут, и скорее всего и окажутся очень сложными, в первую очередь количеством расчётов, в чем, как вы знаете, Советы достигли впечатляющих результатов. Даже слишком впечатляющих.
  - Вы получите ресурсы для строительства этого каскада центрифуг.
  На этом разговор завершился.

  Надо признать возможным, что еще один фактор ускорения состоял в успехе советской ядерной программы. На то имелись не только сейсмограммы, которые все же были косвенным свидетельством, но и приглашение на испытания. Целая группа русских кораблей находилась в бухте Золотой Рог. Уж сколько-то из них вполне могли войти в эскадру, которой предстояло идти к пункту испытаний.
  На том, что любой морской офицер посчитал бы флагманом (тяжелом крейсере), как раз и находился приглашенный капитан цур зее Август Люстиг. Документы его были самыми что ни на есть чистыми; послужной список также не мог заронить сомнения в подлинности. Одним из факторов, который сыграл в пользу этого назначения, было недурное владение русским языком (если не считать сильный немецкий акцент).
  Удивило отсутствие сплаванности в эскадре. По правде говоря, корабли выходили каждый сам по себе, без всякой видимой системы. Но герр Люстиг ни на секунду не подумал, что эти телодвижения совершаются лишь по причине истинно русского разгильдяйства.
  Капитан цур зее почти два дня пребывал на борту того, что сильно смахивало на 'обрезанный линкор' серии 'Дойчланд'. Разумеется, отдельная небольшая каюта была предоставлена важному гостю. Тот изображал скуку так, что любой драматический театр Германии, даже берлинский, немедленно предложил бы ангажемент. Исполненный равнодушия взор немца скользнул по тому месту у причала, которое три дня назад занимал морской буксир. Сегодня его не было. Позавчера исчез дивизион эсминцев чуть необычного вида. Их силуэты наводили на мысль об американской конструкторской школе. Но сегодня их уже не стало. Вчера ушли в поход крейсера с виду известной конструкции, в том числе имеющийся в дженовском справочнике 'Красный Кавказ'.
  Флагман наводил на не особо приятные мысли. На первый взгляд он походил, к примеру, на 'Лютцов' - но только на первый взгляд. Разумеется, шляться по кораблю разрешения не было, что, вообще говоря, предвиделось. Но кое-что удалось углядеть, услышать, а главное - запомнить.
  Первое, что бросилось в глаза: обилие решеток, явно относящихся к радарам. Ну хорошо, один нужен для обнаружения кораблей или береговой линии на большом расстоянии и в плохих метеоусловиях. На больших кораблях Кригсмарине были похожие. Еще один радар - тот, вероятно, предназначен для управления артиллерийским огнем. Тоже знакомая деталь оборудования. Они, правда, еще не устанавливались на корабли Кригсмарине, но находились в разработке. Третий... этот, вероятно, следил за воздушной обстановкой. И еще приборы, крайне схожие с радарами, но назначение тех уж и вовсе не поддавалось объяснению. Ладно, для почти что линкора эти средства не выглядели избыточными. Но не только на крейсерах - даже на эсминцах имелось нечто сходное. Тут пришлось сознаться самому себе: в этом отношении русский флот опередил Кригсмарине.
  Результат оглядывания артиллерии главного калибра на сенсацию не тянул. Орудия выглядели точными копиями оригинальных немецких изделий. Услышь это умозаключение кто-либо из русских адмиралов, он бы выдал реплику вроде:
  - Они и вправду немецкие.
  А вот зенитная артиллерия заслуживала самого пристального внимания хотя бы потому, что виделась совершенно не имеющей отношения к немецкой промышленности. Но иностранному офицеру не дали шанса проявить это самое внимание, пусть даже не очень пристальное. Правда, капитан Люстиг сделал про себя вывод, что, возможно, у каждой зенитной установки имеется, как минимум, своя система управления огнем, а то и свой собственный радар, но эту мысль было затруднительно проверить практикой. Удивляло также огромное по меркам немецкого флота количество зенитных стволов. Но это выглядело почти понятным. Все же у очень близкого и не особо мирного соседа Советского Союза в строю значилось аж целых девять авианосцев, если включать легкие - и это только те, о которых имелись надежные данные. На сходные мысли наводила противовоздушная артиллерия эсминцев и крейсеров, которую удалось разглядеть в Золотом Роге - тоже вроде бы избыточная. Но офицер немецкой флотской разведки не поверил в то, что вооружение этих кораблей комплектовалось под влиянием перестраховщиков.
  Но довольно скоро тайны частично стали раскрываться сами собой. Следуя, без сомнений, заранее составленному плану, отдельные корабли собирались в неких определенных точках. Эскадра подобралась солидная: флагман немецкого происхождения, три крейсера, восемь эсминцев и морской буксир. Последний с его-то парадным ходом двенадцать узлов (да и то сомнительно), конечно, был тяжеленной гирей на шее эскадры. Капитан цур зее сделал вывод, что цель близка: не имело смысла тащить этакую разношерстную компанию на сколько-нибудь приличное расстояние. И он оказался прав.
  Еще до того, как нужное место на просторе Тихого океана было достигнуто, эскадра изменила курс. Причину этого Люстиг не мог знать. Его правда, удивило, что за все время похода им не встретилось ничего плавающего. Ни 'купцов', ни рыбаков не оказалось в пределах видимости. Последнее, возможно, не стоило удивления. В рыбном промысле офицер разведки был почти невеждой, но хорошо помнил, что в океане могут быть районы, богатые добычей - и наоборот. Узнать координаты было невозможно, но, поставив себя на место командующего эскадрой, немец догадался, что курс проложен так, чтобы вероятность нежелательной встречи была бы сведена к минимуму.
  Через тройку часов и скорость хода стала заметно уменьшаться. Похоже, цель была совсем рядом.
  Биноклем пользоваться никто не запрещал, и капитан цур зее не выпускал из рук цейсовское изделие. Так... гряда скалистых островков. Назвать их безжизненными значило бы погрешить против истины: какие-то растения на самых больших наблюдались. Но капитан Люстиг мог бы держать пари на недельное жалованье: все они были необитаемы. На этих камнях пропитание не могли найти даже кролики: они бы съели всю растительность меньше, чем за год. Людям же было просто негде отыскать пропитание. Сельское хозяйство в такой местности не завести; рыболовство под большим вопросом. Правда, капитан Люстиг не знал названия этих островков и по этой причине не мог припомнить очертания берегов, но с той стороны, к которой приближалась русская эскадра, ничего даже похожего на удобное место для причаливания было не разглядеть. Про себя офицер Кригсмарине заметил, что в отсутствие наиподробнейшей лоции он сам ни за что не решился бы сближаться с этими подозрительными камнями.
  Но те испытания, на которые его пригласили, явно предстояли именно на этих скалах. И как, хотелось бы знать, на них доставят это оружие?
  Русские не торопились с разгрузкой чего бы то ни было, что могло хоть в небольшой степени смахивать на устройство военного назначения. Они повели себя, как умелые моряки: вообще не стали сближаться... хотя нет. Первыми в сторону острова, который Август Люстиг про себя окрестил Средним (он не был ни самым большим, ни самым малым) с большой осторожностью подвалили эсминцы. Четыре из них обогнули эту скалу и, натурально, пропали из виду. Еще три отдали якоря. На палубах началась суета. Со всех эсминцев спустили на воду катера, в них разместились члены экипажа, после чего людей развезли по другим кораблям. Большую часть принял на себя 'Бойкий' - теперь его название можно было отчетливо прочитать.
  Разумеется, из этого следовало вполне очевидное заключение: предстоящая демонстрация пройдет на пустых кораблях. Эту мысль немедленно подтвердил крейсер 'Красный Кавказ': он тоже собрал экипажи со своих собратьев по классу. Немецкий разведчик не преминул мысленно отметить, что численность экипажей на тех кораблях, которые русские вознамерились бросить на съедение неведомому оружию, с самого отхода явно была намного меньше штатной. Количество людей точной оценке не поддавалось, но любой морской офицер мог бы прикинуть: сколько и кого именно из экипажа нужно иметь на борту, чтобы только-только довести корабль до заданной точки. Но эти расчеты и размышления могли подождать.
  Солнце клонилось к закату, и капитан цур зее подумал, что демонстрация должна вот-вот произойти, иначе скоро наступит темнота - а тогда событие перенесут на завтра.
  Но последнего не произошло.


  Глава 7

  Нельзя сказать, что торговая делегация Германии была морально раздавлена предложенным ассортиментом морепродуктов. Уж такими товарами, как треска и камбала, удивить немцев было бы трудно. Мидии тоже не являлись невиданным предметом на столах добрых германских граждан; в соседней Бельгии они были традиционным и любимым блюдом, хотя немцы не полагали эти ракушки чем-то изысканным. Правда, рыбаки Рейха добывали не столь много в Северном море, но из Норвегии шел обширный рыбный поток. Однако существовал нюанс, даже не один.
  Лососина! Вот она как раз числилась деликатесом, причем русские предложили виды, о которых немецкие представители и понятия не имели, к тому же не только и не столько в мороженом виде, но и в копченом. Этот вид рыбы сам по себе считался в Рейхе дорогим продуктом, а уж о красной икре и говорить не приходилось.
  Результат можно было предвидеть: соглашение о поставках энергооборудования было достигнуто достаточно быстро. А то, что у Советского Союза нашлись вагоны-рефрижераторы и, что не менее важно, мощные магистральные тепловозы (наличие таковых позволяло доставить дары Тихого океана в рейх за какие-нибудь две недели), немецкие купцы просто приняли к сведению.
  Конечно, это может показаться мелочью, но означенные гражданские лица поделились полученной информацией с разведывательными ведомствами. И вот они-то зачесали в затылках. Судя по всему, парк локомотивов оказался неожиданно велик. И дело не в том, что они взялись вроде как ниоткуда - нет, опытные аналитики стали немедленно прикидывать, насколько быстро с подобными возможностями можно перебросить... ну, скажем, дивизию со всеми средствами обеспечения из Европейской части СССР на дальневосточный фланг. Или в обратном направлении. Не то, чтобы картина получалась тревожащей. Но не располагала она к самоуспокоению, вот как.

  У капитана цур зее появился огромный кусок к размышлению еще до испытания как такового.
  Наличие большого количества гражданских лиц на флагмане - ну ладно, это можно было предвидеть. По данным, полученным Августом Люстигом при отъезде из Гамбурга, испытание подобного сорта в море проводилось впервые. Сведения об источнике подобной информации, понятно, отсутствовали. Следовательно, русские намеревались сами выжать как можно больше научных, технических и военных сведений из этого испытания. Вывод подтверждался уймой всяческих приборов, закрепленных на палубе, из которых знакомой выглядела разве что фото- и киноаппаратура. Да и то: изделий от немецких фирм углядеть не удалось. И дело было даже не в чувствительном щелчке по патриотическим чувствам - русские с очевидностью предпочли германской продукции какую-то другую. Вероятнее всего, та была просто качественнее. Но все остальные приборы так и остались непонятными. Единственное, в чем капитан цур зее мог быть вполне уверен: все они никак не относились к военному флоту. К британскому, американскому, японскому и немецкому военным флотам, мысленно же добавил он.
  Куда менее понятным было отсутствие каких-либо приготовлений на самой скале. В то, что испытываемое устройство могли смонтировать заранее, разведчик не поверил. Это было возможно, но риск какого-то случайного воздействия на устройство... нет, маловероятно. Тогда откуда может появиться устройство? Торпеда с подводной лодки или даже с эсминца? Да, возможно. Артиллерийский снаряд? Пожалуй, тоже. Бомба? И такое возможно, хотя небо заволокло облачностью, и штурману бомбардировщика было бы непросто точно нацелиться. А ведь если оружие по-настоящему мощное, то попасть следовало как можно точнее.
  Далее: немцу выдали темные очки (даже необычно темные) и очень настоятельно порекомендовали надеть их, когда поступит соответствующая команда. Точно такие же Люстиг увидел у некоторых членов экипажа в нагрудных карманах. Ожидается мощная вспышка света? Или лучи смерти с боковым рассеянием? Нет, первое все же вероятнее, но откуда?
  Вызывали недоумение и даже опасение позиции, занятые теми кораблями, на которых еще оставались экипажи. До скалы - больше четырех миль, хотя глубины тут были невелики, судя по тому, что якоря удалось отдать. Но что можно рассмотреть на такой дистанции? Неприятно удивило отсутствие по-настоящему мощных оптических приборов. У членов экипажа были бинокли, но и только. Выходит, что единственным средством фиксации действия оружия будет киносъемка. Ах нет, еще фотокамеры.
  Гражданские действовали весьма сноровисто. Тут как раз объяснение напрашивалось: установленные приборы явно были им хорошо знакомы. Правда, не обошлось без небольшого конфликта: некие молодые люди не сразу подчинились требованию старшего спуститься вниз. Слова были плохо различимы, но уж приказные интонации спутать ни с чем нельзя.
  Тут чуткое уход немца уловило не вполне понятный диалог:
  - Товарищ капитан первого ранга, Медведь на подходе. Пеленги выслали.
  - Трудности?
  - Нет. Цель захвачена.
  - Сколько до нуля?
  - Минута пятьдесят.
  Про себя разведчик решил, что почти наверняка на цель идет подводная лодка. И не стоит удивляться, что перископа не видно: она вполне могла подходить с той стороны, где с флагмана ее было не заметить. К тому же... если это оружие настолько мощное, то на месте командира подлодки он (Август Люстиг) сразу после пуска торпеды скомандовал бы погружение на максимальную глубину. Ну, на двести метров корабль просто не успел бы уйти, но сто метров - это с гарантией. Тем более, если это устройство достаточно тяжелое, то и торпеда вряд ли может пройти такую же дистанцию, которую прошла бы, будь она снаряжена обычным тротилом. Да, подставлять себя под ударную волну вряд ли стоит.
  Эти умные мысли только-только оформились в голове немца, когда ее владелец услышал команду:
  - Очки надеть!
  Отдана она была, разумеется, по-русски, но ее тут же продублировал капитан-лейтенант, приставленный к гостю в качестве переводчика:
  - Die Brille aufsetzen!
  Не было никаких сомнений: этот переводчик наверняка имел вторую специальность (разведывательную, понятно), но поделать с этим было ничего нельзя. И по этой причине Люстиг положил себе быть с этим офицером в рамках строгой официальности.
  Видимость в очках была так себе, но зато они, по всей видимости, усиливали слух, ибо германский моряк подслушал еще менее понятные слова:
  - Отсчет ноль... пошла.
  - По данным от Медведя, до раскрытия минута тридцать пять.
  - Наводка дает полное совпадение... отклонение не превышает сотни... меньше, отклонение шестьдесят... сорок... меньше не получится...
  - Раскрытие!
  И только в этот момент капитан Люстиг перехватил направление взглядов людей на палубе. Сразу стало все понятно: в небе находился и спускался большой белый парашют, на котором было подвешено нечто, очень похожее на бомбу.
  - Подтвердите высоту, - бросил командир через плечо. Отвечал кто-то из гражданских: - Товарищ капитан первого ранга, подтверждаю шестьдесят.
  Интуиция бывалого разведчика включилась. Люстиг мгновенно наполнился уверенностью: это устройство сработает на высоте шестьдесят метров. Уверенность подкреплялась тем, что высота, на которой в тот момент находился парашют с грузом, намного превышала эту цифру.
  - Отставить бинокли!
  Собственно, эта команда была лишней: никто из находящихся на палубе, за них не схватился. Все (гость в том числе) получили предупреждение заранее: любой, кто вздумает любоваться зрелищем в бинокль, рискует остаться без зрения. Человек, не страдавший близорукостью, мог видеть сам парашют невооруженным глазом, хотя груз разглядеть было нельзя.
  Через пятнадцать секунд решительно все наблюдатели поняли: о биноклях говорили не зря.
  Немец проникся убеждением, что чудовищной силы вспышка ощущалась не только глазами, которые все же были хоть как, но защищены, - даже кожей рук. До конца своих дней он твердо держался этой мысли.
  - Ярче тысячи солнц, - негромко сказал кто-то из научных сотрудников. И тут же палуба наполнилась движением. Гражданские, которые все еще не стояли рядом с приборами, ринулись к ним.
  Под воздействием потрясения просыпались реплики, часть из которых, безусловно, не должна была достичь посторонних ушей:
  - ...ручаюсь, что двести...
  - ...не больше пятидесяти, дундук; интеграл по тепловому излучению...
  - ...а вот если ты учтешь также энергию на других частотах...
  - ...товарищ капитан второго ранга, полная непроходимость радиоволн в диапазонах...
  - ...без получения точных данных об уровне радиации я приказ о буксировке не завизирую...
  - ...так все снабжены счетчиками, как и договаривались...
  - ...ударная волна придет через двенадцать секунд...
   - Всем под броню!
   Команда была лишней: весь персонал, не говоря уж о членах экипажа, уже был под броневой защитой.
  Как раз об этом эффекте взрыва и подумал немецкий разведчик, уж он-то знал, как легко схлопотать контузию, но на поверку оказалось, что этот вид воздействия не такой уж сильный. Большая волна ощутимо качнула корабль - между прочим, со стандартным водоизмещением двенадцать тысяч тонн. Зато зрелище было устрашающим.
  Над скалой (точнее, над тем местом, где она была) поднимался чудовищный темно-серый гриб. Ни военные моряки, ни гражданские не знали, что подобной формы облако всегда возникает при взрывах достаточной мощности. Никто из них, по всей видимости, не только не присутствовал в канадском порту Галифакс, когда там рванул корабельный груз взрывчатки - около трех килотонн в тротиловом эквиваленте - но даже не читал подробных отчетов об этом событии. Правда, капитан цур зее помнил о самом факте взрыва, но без подробностей.
  К некоторому удивлению немецкого гостя, русские моряки также активно участвовали в каких-то измерительных работах. Из них оказалось достаточно очевидной сравнительно простая: ряд измерений высоты и других размеров грибовидного облака. И еще одно действие показалось понятным и разумным. Корабли, на которых имелся полный экипаж, спустили на воду катера и те, наращивая скорость, двинулись к кораблям, которые с очевидностью были назначены жертвами страшного испытания. Люстиг отметил, что все люди на борту этих катеров переоделись в явно защитные костюмы из черной резины. Напрашивался вывод: продукты взрыва не были полезны для здоровья. Это, впрочем, не было чем-то новым для немца. Он прекрасно знал, насколько ядовитым может быть дым, остающийся после взрыва тротила или, того хуже, мелинита.
  Пользоваться биноклем уже не запрещалось, и немецкий капитан направил его на ближайший корабль-мишень. Это был эсминец - именно что был, поскольку боеспособность его сделалась очень сомнительной. Даже при скверной видимости представителю Кригсмарине все же удалось разглядеть, что тот, стоя на якоре на расстоянии немного менее двух миль от центра взрыва, получил тяжелые повреждения. Надстройка была буквально смята, носовую орудийную башню сорвало с погона. Правда крена и дифферента увидеть не удалось, что, вероятно, можно было приписать как дымке, так и расстоянию до флагмана.
  Август Люстиг еще не знал, что один из подставленных под удар крейсеров просто перевернуло (он стоял на якоре на расстоянии всего лишь семь кабельтовых от эпицентра).
  - Господин капитан цур зее, прошу вас пройти в кают-компанию на ужин, - раздался над ухом голос переводчика.
   Собравшиеся вели себя несколько скованно. Военные моряки выдавали лишь самые необходимые фразы, ученые говорили чуть больше, но все еще непонятно.
  - Господин капитан цур зее, примите вот это лекарство.
  Немец окинул быстрым взглядом стол. У каждой тарелки стоял стакан, в котором плескалось такое же содержимое, как и в том, что предназначался гостю - по крайней мере, на вид. Больше всего оно смахивало на красный портвейн.
  Люстиг осторожно понюхал.
  - Уверяю вас, это не яд, - улыбнулся переводчик.
  Гость решил рискнуть:
  - Мне кажется, похоже на крепленое красное вино.
  - Вы совершенно правы, это оно и есть.
  - Лекарство???
  - Согласен с вами, редчайший случай. Другого такого и не припомню. Но это не я придумал, а врачи. Вы же видите, все вокруг это принимают.
  Немец со всей осторожностью сделал глоток.
  - Капитан-лейтенант, это церковное вино?
  - Я не специалист в церковных обрядах вообще и винах, в частности. Мне сказали, что это кагор.
  Настроение Августа Люстига поднялось:
  - Это лучшее лекарство из всех, какие я принимал.
  Переводчик преувеличенно тяжело вздохнул:
  - Увы, господин капитан цур зее, действенность этого средства не столь хороша, как нам бы того хотелось. Во всяком случае, предостерегаю от избыточных доз. Мне велели принимать не более двух стаканов в сутки, в течение недели. Вам настоятельно рекомендую ту же дозировку. Завтра в вашу каюту принесут запас, достаточный для курса профилактики.
  - А как насчет рома, шнапса, коньяка, водки...
  - Должен сознаться: как моряк я вообще-то не против перечисленных вами напитков, но ни разу не слышал, чтобы они проявили эффективность. Конечно, не исключаю, что виной тому лишь мое невежество в медицине. Так вам понравилось лекарство?
  - О да!
  - Мы это предвидели. Думаю, в Рейхе могут найтись аналоги, но если вам пришлось по вкусу, то вот подношение от меня лично... - на свет божий появился листок, - ... адрес магазина в Москве, где вы наверняка можете купить или точно такое же вино, или сходное. Информацией со мной поделились товарищи. Повторяю, я не специалист, но слышал, как доктор Раухбергер хвалил портвейн с южного берега Крыма.
  - Весьма вам благодарен, капитан-лейтенант.
  Переводчик как-то вдруг сделался отчетливо официален:
  - Господин капитан цур зее, вам передадут подготовленный для вас отчет по испытаниям. Надеюсь, вас не смутит то, что он будет на русском языке? Причиной тому лишь техническая трудность: наша машинистка не может быстро печатать по-немецки, а у нее и без того много работы.
  Немецкий гость понимающе улыбнулся:
  - Как вы догадываетесь, у нас найдутся знатоки русского. Так что мы нисколько не в претензии. Наоборот, уже сейчас могу высказать благодарность за гостеприимство и за то доверие, которое мне оказали.
  Сказано было со всей искренностью.
  Переводчик, возможно, был столь же искренен, но интонации были чуть холодны.
  - Мне приказано дать вам необходимые разъяснения, господин капитан цур зее. С вашего позволения, бумаги будут переданы вам завтра.
  Немец ответил самой дружелюбной улыбкой:
  - Я с радостью их выслушаю.
  Сказанное не было продолжено фразой вроде: 'Это входит в мои служебные обязанности.' Но переводчик, без сомнений, догадался о невысказанном.
  Переводчик не подвел: за завтраком он молча показал немцу небольшую картонную папку.
  Оба прошли в гостевую каюту. И уже там переводчик, раскрыв папку, начал выдавать пояснения настолько гладкими фразами, что и менее проницательный человек, чем Август Люстиг, мог без труда догадаться: сообщение хорошо подготовлено.
  - Господин капитан цур зее, вот здесь написано, что мощность взрыва эквивалентна восьмидесяти тысячам тонн тротила. Данная оценка является приблизительной, но точную цифру мы вам сообщить не можем: ее просто нет. Обработка результатов продлится не менее недели, и это в лучшем случае. Но начальник измерительной службы нашей экспедиции заверил, что сорок тысяч тонн - минимальная величина и что с вероятностью девяносто пять процентов мощность лежит между шестьюдесятью пятью и девяносто пятью тысячами тонн тротилового эквивалента. В любом случае взрыва данного боеприпаса хватило на полное испарение скалы, которую вы видели.
  Немецкий моряк вскинул руку. Надо заметить, что в немецких школах, как и в русских, именно этот жест использовался учениками для привлечения внимания учителя. Не стоит удивляться, что в ответ русский моряк поднял брови, однако поощряюще кивнул.
  - Капитан-лейтенант, правильно ли я подумал, что существуют устройства еще большей мощности?
  Улыбка русского смахивала на оскал белой акулы:
  - Сожалею, господин капитан цур зее, но я не уполномочен сообщать вам предельную мощность тех боеприпасов, которые в данной момент уже находятся на боевом дежурстве. Скажу лишь, что теоретически возможно устройство с мощностью, эквивалентной пятидесяти миллионам тонн тротила. Расчеты у нас уже есть. Также существуют прикидки результатов его применения. Если говорить кратко: воронка диаметром сорок километров и глубиной сорок-пятьдесят метров.
  Лицо немецкого гостя стало напоминать по цвету шкуру той самой акулы. Намек был куда как прозрачным. Одна такая бомба - и от всего Берлина с ближайшими пригородами не останется ничего, даже линий подземки. Потом разведчик подумал: а сколько времени понадобится русским, чтобы получить подобное изделие в металле? Увы, никаких данных не было.
  - Вернемся к делам морским, господин капитан цур зее. Что касается кораблей, подвергшихся действию устройства, то не все из них затонули. Но решительно все утратили боеспособность. Фотоснимки здесь же. Вы видели морской буксир в составе эскадры?
  Вопрос был риторическим, но немецкий офицер кивнул.
  - К сожалению, он остался не у дел. Проверка показала, что те корабли, которые остались на плаву, все равно подлежат затоплению. Они оказались настолько сильно загрязнены продуктами взрыва, что их очистка была сочтена чрезмерно дорогой и нерациональной. Уже не говорю о механических повреждениях.
  Про себя разведчик решил, что сказано нарочито туманно. Осталось достаточно неясным: то ли повреждения от взрыва так велики, что корабли не выдержат переход до базы, то ли действительно на них осел сильнейший яд. Уж если на расстоянии четырех миль концентрация ядовитых веществ такова, что требуется поить экипаж красным вином...
  Он не успел додумать мысль до конца, когда лицо русского капитана-лейтенанта сделалось полностью бесстрастным. Тот продолжил уже без улыбки:
  - Поверьте, господин капитан цур зее, мы меньше всего хотели бы получить подобную отраву на территории СССР...
  Тут немецкий офицер еще раз поднял руку.
   - Капитан-лейтенант, не могли бы вы пояснить, чем именно опасно воздействие продуктов взрыва?
  Люстиг ничуть не удивился бы, получив отказ на просьбу. Для этого поводов у русских (а те наверняка предвидели подобный вопрос) могло бы найтись не один и даже не пять. Что-нибудь вроде:
  - Простите, эти сведения не подлежат оглашению.
  Или:
  - Я моряк, а не врач.
  Или даже:
  - Наши медики еще исследуют этот вопрос.
  Но ответ все же прозвучал:
  - Организм ослабевает. Резко возрастает утомляемость. Самое же плохое... - тут русский чуть-чуть замялся, но почти сразу же продолжил, - возрастает риск злокачественных опухолей. У нас был печальный опыт. Несколько крепких и совершенно здоровых молодых людей отравились по собственной небрежности. Они вели исследовательские работы и пренебрегли техникой безопасности. Ни один не прожил и двух лет. Рак.
  Слово упало, как топор палача. Немец не рискнул уточнять подробности.
  Переводчик снова заговорил совершенно официальным тоном:
  - Именно по этой причине мы не хотели бы применять это оружие в войне против Германии. Вообще война против Рейха видится нам нежелательной, но именно в этой ситуации оружие представляет собой отчетливую опасность и для СССР. Над Европой господствуют ветры в направлении с запада на восток. И если эту отраву занесет к нам... ну, мы, конечно, справимся, но очистка территории обойдется очень дорого. Как вы сами понимаете, вопрос о применении подобных устройств не в моей компетенции. Только высшее руководство определяет такую необходимость. Мне поручили довести до вашего сведения официальную позицию: применение возможно лишь в случае крайней опасности для СССР. Оставляю вам, господин капитан цур зее, эти документы.
  После ухода переводчика немецкий флотский офицер некоторое время сидел на привинченном к полу стулу и глядел в переборку пустым и ничего не выражающим взглядом. Но полная неподвижность тела не значила, что мозг пребывал в безделье.
  Август Люстиг был патриотом Рейха. Это не означало автоматическое обожание фюрера. Скорее налицо были противоположные ощущения.
  Во-первых, Гитлер не был моряком. Добро бы он просто оставался невеждой по этой части - так ведь нет, его окружение большей частью состояло из политиков, партийных функционеров и сухопутных военных. Слов нет, Редер и Дёниц были осыпаны милостями в виде званий и орденов, но к серьезным решениям их не подпускали, что ясно было видно из публикаций в 'Фелькишер беобахтер'.
  Во-вторых, в глазах думающего аналитика (а именно таким Люстиг и был) Гитлер занимал место гениального дилетанта. Разведчик вполне допускал, что в политике фюрер как раз и проявлял свои наилучшие качества. Но в военных делах вообще и во флотских, в частности, дилентантизм выглядел крайне опасным. Он мог выдать великолепное решение точно так же, как и привести к катастрофе. Ну, может быть, с разной вероятностью.
  В-третьих, расовые теории Гитлера не вызывали душевного порыва у капитана Люстига. Он прекрасно знал, что в Великую войну в Кайзерлихмарине преданно и честно служили и евреи (пусть их было немного), и чехи, и поляки. И ни в одном народе не было изначальной ущербности. В русских тоже, при всех завиральных идеях их вождей.
  Разумеется, у скромного аналитика флотской разведки не было всего набора фактов, которым располагал покойный фюрер. Скорее всего, их количество было недостаточным - любой разведчик знает, что фактов не бывает много - но, как бы то ни было, одно из последних решений Гитлера оказалось гениальным: русские вовсе не являются недочеловеками. Судя же по виденному сегодня (и не только), их гений не уступает истинно немецкому. Пусть в части соблюдения порядка они сильно отстают от жителей Рейха, но блистательные озарения русских ученых и инженеров вполне компенсируют этот недостаток.
  И, выходит, фюрер был прав: даже если Россия теперь именуется СССР и управляется большевиками, воевать с ней ни в коем случае нельзя. Тем более, при таком оружии...
  Немец чуть дернулся на стуле. Его поразила мысль... нет, вывод из слов этого якобы переводчика. Конечно, тот был офицером разведки, но...
  При западном ветре отраву может понести на территорию СССР. Они не хотят такого - ну, это можно понять. Но ведь не все время стоит западный ветер! Бывает и штиль. Или, что ничуть не лучше, ядовитое облако понесет в сторону Франции, Бельгии, Голландии... И, значит, стоит лишь хорошенько подобрать метеопрогноз - и русское оружие вполне может повернуться в сторону Рейха. Безнаказанно.
  Что отсюда следует?
  Первое и самое очевидное действие: прибыть к руководству с подробнейшим докладом. Впрочем, это и так ясно. А что второе?
  Как ни старался аналитик, он не мог придумать ничего толкового. Он даже не смог представить себе: а можно ли применить это дьявольское изобретение не в Европе, а где-то еще? И может ли это понадобиться русским?
  Наверное, у Августа Люстига просто не было нужных фактов.
  Картина происшедшего была бы неполной, не упомяни мы одно интересное событие: Павел Анатольевич Судоплатов вскоре получил орден. И совершенно нельзя исключить простое совпадение по времени, ибо таковые случаются.

  ,Глава 8

  Было бы непростительным благодушием, а то и глупостью предполагать, что советская эскадра не предприняла никаких мер по обеспечению скрытности испытаний - конечно, до такой степени, какую допускают законы физики. Они это сделали. Четыре подлодки серии 'Н' патрулировали вокруг скальных островков и отслеживали посторонние шумы. В радиусе ста миль от чутких гидрофонов ни одно постороннее судно не могло бы пройти незаметно.
  'Охая-мару' было солидным рыболовецким судном. Даже весьма солидным, ибо оно было оборудовано холодильной установкой, так что улов вполне можно было сохранить аж до прибытия в родной порт. Чего уж говорить: далеко не у всякого рыбака на борту имелся полноценный судовой журнал, а 'Охая-мару' имела их целых две штуки. Первый был в точном смысле слова судовым журналом. В него заносились информация типа: когда отошли от причала... в какую точку пришли... закинули сети... улов составил... выбрали сеть... пошли в пункт... Второй журнал придира и педант не посчитал бы таковым, ибо не содержалось в нем никакой информации вроде описанной. Да и хранился он не в рубке, а в хорошо оборудованном тайничке. Написано там было другое, например: в точке с координатами такими-то встретили группу кораблей военного флота США, включающую авианосец 'Лексингтон', а также сопровождение из крейсеров таких-то... переговоры шли на волне... курс...
  Вахтенный помощник на 'Охая-мару' заметил, а потом и занес в секретный журнал наблюдение: такого-то числа, в такое-то время (по токийскому меридиану) наблюдалась мощнейшая вспышка за горизонтом... пеленг... также показался край черного облака... координаты по счислению были...
  Помощник доложил капитану Сугата. Тот сделал вполне разумное предположение, с которым охотно согласился бы любой японец: непонятное явление, вероятнее всего, являло собой извержение вулкана, сопровождавшееся взрывом и выбросом громадного облака пепла. Но встал вопрос: что с этим делать дальше?
  Будучи капитаном рыболовного судна, господин Сугата не очень-то желал следовать в подозрительный район. Если там был подводный вулкан, то результат его деятельности, несомненно, представлял опасность для 'Охая-мару'. Но даже надводное извержение вполне могло изменить рельеф дна и уж точно не способствовало успеху рыболовства. Впрочем, если верить карте, то единственной сушей, где мог бы вдруг проснуться вулкан, были безымянные необитаемые скалы, до которых было сто восемьдесят миль.
  По хорошем размышлении Сугата-сан принял половинчатое решение. Сети были выбраны, так что судно вполне могло позволить себе небольшой крюк. На десятиузловой скорости 'Охая-мару' двинулась в направлении предполагаемого вулкана. Ввиду нестандартной ситуации капитан лично встал на вахту.
  Полное отсутствие судов в этом районе совершенно не удивляло. Ни один моряк в здравом уме не станет наворачивать круги вокруг действующего вулкана - если не считать специалистов-исследователей. Но последних и не могло быть, поскольку, как всем понятно, предсказать извержение вулкана в совершенно безлюдной части океана немыслимо. Ну некому, да и незачем там предсказывать.
  Разумеется, 'Охая-мару' подходила к скальной гряде с под,ветренной стороны. Если там вправду было извержение, то капитан ничуть не желал своему судну хорошую порцию вулканического пепла с небес. Сначала именно эта перспектива выглядела вполне вероятной, но уже на следующее утро старший помощник вслух в ней усомнился. Дело в том, что это самое черное облако практически полностью развеялось. Неоткуда было выпадать пеплу. Или же пепел был унесен сильным ветром.
  В тот же день в секретном журнале появилась запись, свидетельствующая об предполагаемом извержении вулкана с координатами такими-то; также в журнале отмечалось, что одна из скал в гряде полностью исчезла, будучи уничтоженной взрывом. Будь на месте 'Охая-мару' исследовательское судно, то наверняка на свет появилась бы новая редакция лоции (линии изобат могли сместиться, да и местные течения не остались бы неизменными). Запись попала лишь в секретный журнал хотя бы уж потому, что потребностями рыболовства объяснить такое изменение курса было затруднительно. Капитан Сугата полагал, что описанное событие вряд ли заинтересует флотскую разведку, но исключить такое он, понятно, не мог.
  Описанный журнал по прибытии в порт был передан представителю флотской разведки. Дальнейшее было далеко за пределами компетенции капитана Сугата.

  Не стоит сомневаться: отчет капитана Люстига чины из разведки (не только флотской, но и армейской) изучили с величайшим тщанием. Надобно отметить: все не особо многочисленные посвященные были в курсе того, испытание какого именно оружия продемонстрировли русские. И еще одно обстоятельство могло бы показаться чуть странным: сам Август Люстиг, которому, кстати, пришлось расстаться со знаками различия капитана цур зее, почему-то не подвергался расспросам. Возможно, причиной тому был не столько русский, сколько немецкий документ. Флотский разведчик представил свой личный отчет и вложил в него абсолютно все сведения, какие только мог припомнить, и все аналитические соображения, до каких только мог додуматься. Том получился увесистым - прилично больше килограмма - и составлен так, что пользоваться им было необычайно удобно: пошарил себе по индексам и пожалуйста, получи нужные сведения. Но мы не можем исключить, что сыграло роль простое нежелание посвящать герра Люстига в тайны, находящиеся явно за пределами его уровня.
   Но еще до возвращения этого достойного офицера в рейх люди Шелленберга подтвердили сейсмическими измерениями как сам факт испытаний, так и район - примерно, конечно. А там была представлена для изучения часть отчета Люстига - точнее, те бумаги, которые предоставили русские. Тотчас по получении этих документов, а особенно фотоснимков был сделан основной вывод: испытания проводились над крошечными скальными островками. Флотские, в свою очередь, уже имея примерные координаты, без колебаний назвали место: рифы Ингенстрема. По правде сказать, других вариантов не существовало, если учитывать результаты обработки сейсмозаписей. Ну не было вокруг искомой точки других необитаемых клочков суши. В этот момент наступило массовое почесывание затылков.
  При том, что германская разведка была на сто процентов уверена в ядерной природе взрыва (никаких других вариантов не виделось), доказательства этого очень бы не повредили. Таковыми с очевидностью могли бы служить пробы воды или, еще лучше, почвы. Но как их раздобыть?
  Место испытаний находилось очень уж не рядом с ближайшей базой Кригсмарине, то есть атоллом Моруроа: более шести с половиной тысяч миль. Посылать в это место надлежало корабль из больших, не менее крейсера - но тогда ему надлежало выделить сопровождение из эсминцев. Или же то могла быть подводная лодка.
  Слов нет, корабли с надлежащим запасом хода имелись в распоряжении Редера. Увы, все они находились на базах на территории Германии. Иначе говоря, без судна снабжения операция выглядела невыполнимой.
  Долгие прикидки и расчеты дали набросок плана. Таковой включал в себя перегон на атолл Моруроа из Бремена легкого крейсера 'Лейпциг' в сопровождении двух миноносцев и судна снабжения 'Мариенбад'. Последний являл собой американскую продукцию из серии, которую в другом мире позднее поименовали 'Либерти'. Поскольку судно было выкуплено, оно получило истинно немецкое название. Сохранение американского имени сочли нецелесообразным.
   Стоит внимания факт, что в этом мире серия была запущена без большого пафоса: все же в тот момент Великобритания не воевала. В результате англичане выкупили лишь часть серии, остальные же достались на долю СССР и Германии.
  Конечно, вся операция рассчитана была не на один месяц. Но кое-что можно было сделать и без длинных океанических переходов.
  К капитану Люстигу заявился лейтенант цур зее совершенно арийской внешности и почему-то поинтересовался судьбой того самого флотского мундира, которым он (Люстиг) щеголял, будучи гостем русского флота.
  Надо заметить: от лейтенанта на две морские мили разило разведкой. Ради коллеги Август Люстиг постарался быть как можно более предупредительным, насколько то позволял устав:
  - Сожалею, лейтенант, но этот мундир я отдал в стирку и глажку.
  По совершенно невероятному совпадению, упомянутый офицер в малом чине был сведущ в вопросах отыскания следов радиоактивности. По сей причине он мгновенно сделал вывод: никаких серьезных находок по этой части от мундира ждать не следует. Но вдохновение, похоже, не оставило лейтенанта цур зее.
  - А вашу фуражку можете одолжить?
  - Я ее не носил. Русские выдали пилотку, но потом попросили вернуть. Точно такие же были на головах экипажа.
  Эта тропинка тоже повела в тупик. А что еще можно сделать?
  Ботинки выглядели свеженачищенными. И все же лейтенант цур зее сумел изыскать резервы:
  - Вы использовали бинокль во время вашей командировки, господин фрегаттен-капитан?
  - Ну разумеется!
  - А кофр для него?
  - И его тоже. Меня предупредили, что может прийти сильная ударная волна, я побоялся оставлять бинокль висящим на шее.
  - Можно глянуть на то и на другое?
  - Конечно.
  Лейтенант цур зее Фридрих Гёрен сразу же подумал, что гладкая металлическая поверхность бинокля и линзы (то и другое протиралось мягкой замшей) вряд ли сохранили на себе большое количество радиоактивных частиц. А вот мягкая материя, которой кофр был оббит изнутри... это совсем другое дело, господа! Да, и еще...
  - С вашего позволения, я заберу у вас бинокль и кофр на некоторое время. Потом их вам вернут. И еще мелочь: вы сохранили то, чем протирали бинокль, не так ли?
  - Вам эта замша тоже нужна? Сейчас найду... вот.
  В знак благодарности и прощания коллега из разведки наклонил блондинистую голову и щелкнул каблуками.
  Уже после ухода младшего по чину фрегаттен-капитан сделал для себя вывод: отданные им предметы отдадут на анализ в поисках того самого таинственного яда.
  А уж после того, как корветтен-капитан Люстиг представил свой собственный отчет - тут настоящая работа и началась.
  Как ни странно, наипервейшим делом руководители германской атомной промышленности посчитали не технические проблемы и задачи, а безопасность персонала. Виноделы Бадена и Пфальца тихо повизгивали от радости: они получили дополнительные гарантированные заказы от Кригсмарине. Оказалось, видите ли, что красное вино (именно в этих регионах делали лучшие немецкие сорта) требуется на стол морякам Рейха - оно, мол, полезно. Патриоты с берегов Рейна и Мозеля скрежетали зубами: там производили преимущественно белое вино. Само собой разумеется, немецкие медики принялись за исследования - не столько обширные, сколько глубокие, ибо спецслужбы отнюдь не жаждали утечек информации какого бы то ни было сорта. Нашлись забубенные головушки, предложившие скооперироваться с русскими в надежде попользоваться их результатами - ведь ясно, что Советы начали соответствующие исследования намного раньше. Идею зарубил на корню сам Вальтер Шелленберг словами 'Чрезмерная наглость вредна.'
  Впрочем, он без активного неприятия выслушал еще одну идею: попробовать в качестве противоядия белое вино разных сортов, а также крепкие напитки. Русскую водку в перечень потенциальных лекарств не включили - видимо, из нежелания нести дополнительные расходы на закупку аутентичного напитка в СССР. Средства против радиоактивности испытывали на свиньях, хотя многие сотрудники, как гражданские, так и военные из нижних чинов выражали желание стать добровольцами в этих исследованиях.
  Но не только горячительные напитки предлагались в качестве защитных мер. Август Люстиг заметил маленькую шестиугольную пластмассовую пластинку, пристегнутую как к форме военных моряков, так и к одежде гражданских. Умные головы очень скоро пришли к выводу, что внутри нее может находиться фотопленка, которая под действием излучения засвечивается - а это свойство было открыто десятки лет тому назад. С очевидностью, таким образом измеряли дозу излучения, пришедшуюся на долю каждого индивидуума. Сами по себе футлярчики для пленки можно было изготовить в любой мастерской, работающей с пластмассами. Осталось лишь определить соотношения между степень засветки, дозой излучения и тем, насколько таковая вредна. Предполагалось, что еще одному стаду свиней придется пострадать, но оказалось, что для тех же целей вполне годятся кролики и морские свинки. И работы по биорадиологии (в Германии эта отрасль науки получила именно такое название) начались.
  Между тем шахта на атолле Моруроа довольно быстро приближалась к состоянию, которое требовалось для испытания. Одновременно мощные центрифуги медленно, но верно обогащали уран, добытый из богемских рудников, поскольку в этой ситуации Германия не могла позволить себе упустить даже малейшего дополнительного количества расщепляющегося материала. А тяжеловодный реактор нарабатывал тот плутоний, который еще никто в Германии не называл оружейным.

  Явных причин не было - и все же появился вызов в кабинет к наркому. Тот был не просто вежлив, а любезен:
  - Насколько мне известно, вы, Сергей Васильевич, сейчас занимаетесь поставкой линии автоматических станков... ну, вы знаете.
  - Почти что так, Лаврентий Павлович, но в комплект входит также документация, она-то и является самой трудоемкой частью.
  - А еще вы регулярно помогаете конструкторскому бюро Королева.
  - И это верно, но мои услуги в большей степени понадобятся, когда придет пора проектировать искусственный спутник Земли.
  - Что бы вы хотели включить в перечень этих услуг?
  - Систему ориентации спутника. Также в интересах его долговечности, имею в виду как можно большую продолжительность активной работы, стоит продумать солнечные батареи. И подумать о политическом эффекте.
  При этих словах Берия прямо-таки навострил уши.
  - Что вы имеете в виду под этим?
  - Очень просто. В 'тот' раз спутник издавал сигналы, не носившие никакой смысловой нагрузки. Просто 'бип-бип-бип'. На мой взгляд, этого мало.
  - Раскройте ваш тезис, прошу.
  - Пусть спутник передает песенку. На русском языке, само собой. И чтобы она была романтически-космического содержания.
  Нарком, судя по выражению лица, постарался представить себе подобное произведение музыкального искусства. Получилось не очень. И гость начальственного кабинета это заметил:
  - Лаврентий Павлович, давайте действовать по алгоритму, который уже использовался ранее.
  Надо отметить: много из словаря Странника уже было усвоено большим начальством. Во всяком случае, Берия ни единым движением не дал понять, что слово 'алгоритм' ему претит.
  - Напоминаю основной принцип, - продолжил товарищ коринженер, - чтобы что-то критиковать, надо иметь, что критиковать. Я предложу эту песенку. Полномочий, чтобы напрячь наших композиторов и певцов, у меня хватит. Музыканты понадобятся, само собой, но не Большой оркестр филармонии. На выходе, по моему представлению, нужно что-то камерное. Без оглушительных фанфар и грохочущих барабанов. Но, поскольку это дело почти полностью политическое, то решение, полагаю, за товарищем Сталиным и, возможно, Политбюро.
  - Сколько вам времени потребуется?
  Этот сакраментальный вопрос, разумеется, ожидался, и ложь в ответе была совершенно немыслима.
  - Срок не назову, он не только от меня зависит. Судите сами, Лаврентий Павлович: подбор исполнителей может занять как бы не все две недели. По моему мнению, это минимум, а наиболее вероятную цифру даже боюсь вам назвать. Ноты, музыканты, репетиции мелодии - на все про все неделя. Создание записи наивысшего качества - три дня. Организация помещения этой самой записи в отсек оборудования на спутнике - ну, мелочь. Но торможение может возникнуть на любой стадии, и предвидеть этого не могу.
  - Если понадобится подтверждение ваших полномочий, то считайте, что оно у вас есть.
  - Лаврентий Павлович, не хотел бы вас беспокоить и отвлекать на эту задачу без самой крайней необходимости.
  - Спасибо. Что касается космической программы, то вашими трудами у нас есть практически полное описание того, что было. Вы правы: могут понадобиться некоторые переделки как в плане исследований, так и в плане оснащения. Как раз тут видим еще одну проблему, и она как бы не общего характера.
  Гость изобразил улыбкой наивысшую готовность ко всему, что понадобится впредь.
  - Ваша деятельность, Сергей Васильевич, может быть разделена на две части. Одна посвящена работе матрикатора... - Тут Рославлев счел нужным понимающе улыбнуться, - ...вторая же носит информационный характер. Названия условные, как понимаете. Так вот: вторая часть ваших обязанностей может быть выполнена в Москве и только там.
  Тут товарищ Берия, в свою очередь, тонко улыбнулся, тем самым давая понять, что понимание причин этого заявления настолько просто, что пояснений не требует.
  - Что же до матрикации, то нам видится: этим стоит заниматься в достаточно уединенном месте. Что-то вроде закрытого города и малонаселенного притом. Чтобы все подозрительные новинки шли оттуда. Если не ошибаюсь, аналоги существовали.
  - О, кажется, понимаю. Но тут вижу некоторые трудности.
  Последние слова были произнесены с чуть-чуть заметным пренебрежением: дескать, все это преодолимо.
  - Первое, что вижу необходимым: громадные склады с соответствующим оборудованием и, главное, с подъездными путями. Лучше железнодорожными. Все сделанное должно тут же уходить по назначению. И, само собой, город должен быть связан двухпуткой с основными магистралями.
  - Ну, это очевидно, - с отменной (даже чуть приторной) ласковостью произнес нарком. Но Странника таким было не пронять:
  - Это вам очевидно. Это мне очевидно. Но найдутся такие, которым это станет большим открытием.
  У наркома не нашлось возражений.
  - Представляю, что население этого города разделится на две части: постоянные жители и командированные. Последних меньшинство, понятно. Первые будут заниматься чисто транспортными задачами, ну и обслуживанием. Вторые - их бросать на освоение новых изделий и процессов. И совсем чуточку: на улучшение. Например: вот я даю серию авиадвигателей воздушного охлаждения. Хорошие машинки, отработанные, но! Их налаженное производство - одно из главных достоинств, но что хотите, а не верю, чтобы в этих движках совсем ничего нельзя было улучшить хотя бы по мелочи. Пусть специалисты изобретают, рационализируют и всякое такое. Но без потерь в качестве! Никаких попыток удешевления производства. Мой опыт говорит: всякое изменение, нацеленное только на это, неизбежно означает провал в качестве. И еще одна тонкость. Представьте себе, что командированная группа занимается анализом... чего-то. Скажем, производственной линии. Возникают вопросы: откуда изделия? Станки? Приборы? Методы? Ответ же должен быть таким: из Китежа-шестнадцать. Такого города нет. И вопросы на тему: 'Это где ж такой?' или вообще не возникнут, или получат ответ: 'Секретный город, понимать надо.' А тот город, где все это на самом деле будет возникать, предлагаю назвать хитрым именем. Например: Беловодье. Впрочем, на этом варианте не настаиваю.
  - Почему такое?
  - Вот видите, для вас это тоже не очевидно. Вообще-то в русских народных верованиях это сказочная страна, где нет ни холопов, ни бар, зато все остальное есть. Молочные реки, кисельные берега... Если не ошибаюсь, больше всех верили в Беловодье староверы. Впрочем, на этом варианте не настаиваю.
  - Название стоит обсудить, - нейтрально ответил Лаврентий Павлович.
  - Далее: о бараках и общежитиях забыть! Условия проживания должны быть такими, чтобы угроза увольнения воспринималась бы как ужас кромешный. Это относится не только к жилью, но и к прочим условиям. Снабжение продовольственными и промышленными товарами. Развлечения. Сюда включить стадион, кинотеатры, даже просто театр. Как понимаю, преимущественно город будет заселяться молодежью, так должны быть и ясли, и детские сады, и школы.
  Берия слегка кивал. Его аналитики предвидели подобные требования.
  - Одним словом, требуется план строительства такого города с учетом того, что я сказал, ну и соображений безопасности тоже, но по этой части давать вам советы...
  -Вы зря так думаете, Сергей Васильевич, - со всей доброжелательностью возразил Лаврентий Павлович. - У вас свежий взгляд. Ваши советы могут принести пользу, и ручаюсь, что их нерационально отбрасывать, не глядя. Так что план строительства вам предоставят.

  'Курчатник' работал, не покладая рук. Собственно, классические атомные бомбы - иначе говоря, урановые и плутониевые - уже имелись. Мало того: в арсенал входили боеприпасы различной мощности. Правда, все еще шли споры о том, какие лучше, но руководство предложило решать этот вопрос, исходя из результатов практических испытаний. Между тем обработка данных от испытания на рифах Ингенстрема была куда как далека от завершения.
  Но у разработчиков имелись и другие задачи. Ядерные реакторы энергетического назначения - вот что было выставлено в качестве одного из приоритетов. Назначение таковых находилось под секретом, но ведь людям нельзя запретить думать, верно? Именно это они и делали, а результаты выплескивались в курилках. Стоит упоминания: разговоры, беседы и толковища курировались, хоть и неявно, но целенаправленно.
  - Ну вот скажите, добры молодцы: на кой ляд пятимегаваттный реактор может быть нужен? Гипотезы, а? Версии?
  Среди добрых молодцев было сколько-то личностей в юбках, но это обстоятельство никого не смущало.
  - Энергия!
  - Тривиально! Даже слушать противно.
  - Отработка конструкции!
  - Принимаем? Хорошо. Еще?
  - Энергия специального назначения!!
  От подобного заявления спорщиков малость перекосило. Но мужественный старший инженер Байда нашел в себе силы подать реплику:
  - Юрочка, ты уж сделай божескую милость: объясни мне, дуболому, шо це таке.
  Этот недопонимающий был родом из Белгорода, а его мама - из Полтавы, оттуда и шли (иногда) украинизмы.
  - Пожалуйста! Источник энергии там, куда железную дорогу пробивать накладно, гидроэнергии нет вообще, а часто завозить топливо трудно. Это раз.
  - Заполярье? Пустыня?
  - Насчет пустыни - кретинизм в острой стадии. Раз электростанция - значит пар, то есть источник воды, без которого нельзя. Вот Заполярье... Ладно, твой 'раз' посчитаем. Что там два?
  - Небольшой сравнительно реактор для установки на судах! Ну представьте себе: мощнейший ледокол, который Северным морским путем пройдет туда-обратно, не пополняясь топливом.
  - Что-то в этом есть, - дистиллированным голосом произнесла Ленаванна - старший научный сотрудник из расчетной группы солидного возраста. Ей было больше тридцати пяти, почему и звали ее исключительно по имени-отчеству. Эта дама славилась светлой головой и черным языком. На сей раз уколов и укусов не последовало. Общество молча удивилось, но приняло к сведению этот до некоторой степени положительный отзыв.
  Был среди курильщиков и тот, который помалкивал. Борис Маркович обмысливал то, что ему удалось случайно услышать - мол, готовится задание на реактор в определенных габаритах - и изделие вполне могло служить судовым энергоагрегатом. Но вот насчет ледокола... Между прочим, подобную штуковину вполне можно встроить в линкор. И год по океану без всяких заправок! Только бы узнать, какая мощность может потребоваться...
  Недостаток эрудиции не позволил этому достойному ученому раскритиковать вдрызг свою же идею. Он просто не знал, что, хотя в СССР корабли линкорного класса имеются, но от закладки новых кораблей этого класса пока что отказались. Он также не знал, что слово 'заправка' не употребляется в военном флоте. Впрочем, идею он вслух не высказал, не желая иметь дело с первым отделом.
  И еще одна группа тихо трудилась над дальнейшим развитием бомбы. Собственно, и названия у изделия не было. Но из представленных материалов было ясно: мощность взрыва виделась просто гигантской. Мегатонны в тротиловом эквиваленте! Впрочем, пока что работа шла на уровне уточнения концепций.


  Глава 9

  В том, другом мире этого человека назвали бы продюсером. Здесь он носил чин администратора. Зато внешность была совершенно классической: маленький, кругленький, склонный к облысению. Лицо было полностью еврейским, и форма соответствовала содержанию. Практическая словострельность составляла от четырехсот до пятисот в минуту.
  - Если Голимский берется за работу, то он ее делает хорошо! Вам нужна песня по радио? Так имейте в виду: это не просто ля-ля-ля! Это музыка! А где музыка, там музыканты! И певец... или там певица! Но и это не все! Песню надо залитовать! - Термин был скорее из писательско-редакторских, но Рославлев его понял. - И вы не знаете, как это делать! А Голимский знает! Поэтому подавайте сюда ноты и слова - прочее будет моей заботой. У меня зазвучит!
  Налицо было острейшее желание администратора взять руль, педали и рычаг коробки передач в одни руки. А также сесть в водительское сиденье. Но именно это не устраивало странноватого седого товарища.
  Тон посетителя любой незнакомец мог бы посчитать не просто вежливым, а любезным. То же относилось и к словам:
  - Дорогой Соломон Маркович, уверяю вас, что песня совершенно необычная. То, что ее будут исполнять по радио - это так, но аудитория у нее будет не только советская. Поэтому убедительно прошу отнестись серьезно к моим пожеланиям относительно нотной записи и подбора исполнителя.
  Стоявший чуть в стороне второй посетитель (это был младший лейтенант Марат Джалилов, но в штатском) удивлялся долготерпению начальника. В другой ситуации тому хватило бы и меньшего, чтобы добавить жесткости в голос. Но, коль скоро опасности не наблюдалось, то охранник удивлялся молча и бесстрастно.
  - Я не могу полноценно работать, пока не увижу песню! Текст, как понимаю, у вас есть? Так мне нужны слова! И ноты!
  - Вы не дослушали, Соломон Маркович. Это и есть одна из первых проблем. Песня имеется, а нот нет. Текст, правда, тоже имеется. Повторяю: у вас же есть возможность разжиться услугами музыканта, который, услышав мелодию, создаст нотную запись?
  - Хорошо-хорошо, будет вам такой, - с этими словами продюсер схватил телефонную трубку, вертанул диск и завопил:
  - Люся? Это Голимский. Скажите Королю, чтоб немедленно шел ко мне.
  У посетителей сложилось несколько странное ощущение от последних слов. Обычно это короли приказывают, чтоб пред их очи явился такой-то. Однако Рославлев промолчал, рассудив, что в чужое королевство со своими указами не ходят, а второй гражданин не шевельнулся и вообще сохранил полную невозмутимость.
  Через минуту в дверном проеме нарисовался русоволосый молодой человек среднего роста с приятными чертами лица и тонкими, подвижными пальцами скрипача или виолончелиста.
  Товарищ Голимский неким хитрым образом еще ускорил речь. В результате получилось полных шестьсот слов в минуту:
  - Знакомьтесь: это Петр Сергеич Король, он помощник дирижера, это Сергей Васильевич Александров, наш заказчик. Он принес песню без нот.
  - И сейчас вы ее услышите, - встрял седой посетитель. Он достал светло-серую коробочку размером менее портсигара и нажал незаметную кнопку. Тенор запел в сопровождении струнных.
  Седой нажал на кнопку. Песня оборвалась. И тут в голосе странноватого посетителя появились почти незаметные, но жесткие интонации:
  - Петр Сергеевич, не сомневаюсь, что вы сделаете вашу работу быстро и тщательно. Но от вас также потребуется умение молчать. Вы принесете все ваши записи и забудете об их существовании. До того дня, когда эта песня появится в эфире, никто не должен даже знать о ней - кроме тех, кому такое положено по службе. Дело это политическое. Распишитесь здесь и здесь.
  Король бегло проглядел подписку о неразглашении, на которую тут же легли высочайшие автографы.
  - Сколько вам нужно времени?
  Королям безрассудство противопоказано, и, наверное, поэтому Петр Сергеевич поосторожничал:
  - Думаю, что за сорок пять минут управлюсь.
  - Тогда приступайте.
  Его величество изволили удалиться.
  - Теперь до вашего сведения, Соломон Маркович. Утверждать эту песню в эфир будет не кто-нибудь, а... - последовал взгляд в потолок. - Для исполнения потребуются... гитара под вопросом, скрипка... мандолина, может быть. Один из исполнителей: Марк Бернес. Вот его куплет...
  Голос из коробочки был мужским, и Бернесу он вполне подходил.
  - ...а вот эти два должна спеть девочка с заячьим голоском.
  Такое требование Соломон Маркович слышал первый раз в жизни. И, в соответствии с зовом натуры, попытался противоречить:
  - Сергей Васильевич, даже если сам товарищ Сталин будет настаивать, я буду против и скажу это ему в лицо. Никто и никто, и никогда, и ни за что не скажет, что Голимский сделал плохую работу. Я уважаю Марка Наумовича как артиста, но как певец он... у него же голоса нет!
  Возражение последовало в стихах:

  Петь можно с голосом и без.
  И это доказал Бернес.

  - Песня, Соломон Маркович, должна звучать искренне. Бернес так умеет, знаю наверное. И та девочка, которую вы найдете, тоже это сумеет. К вашему сведению: детей и животных на сцене переиграть нельзя. Это не я сформулировал, а Тарханов⁸ . Так вот, мне видится песня как дуэт отца и дочери. Нет, дочери и отца. Но должно идти от сердца.
  Огромный опыт поддержал Голимского и не дал растеряться. 'Продюсер' отвечал вполне серьезно:
  - Вы имели в виду, Сергей Васильевич, что песню будут слушать большей частью за границей?
  - Очень хотелось, чтобы так и вышло. Но решать, повторяю, буду не я. И даже больше скажу: тот, кто будет решать... кхм... он будет исходить не из критериев художественных, а из политических соображений.
  - Даже при ТАКИХ требованиях, - отдать должное, Соломон Маркович мастерски играл интонациями, - никто не посмеет сказать, что Голимский не приложил все мыслимые усилия. Сколько у меня времени?
  - Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос, - проворчал вроде как себе под нос посетитель. - Месяца два наверняка. Насколько больше - не скажу, просто не знаю. А, да, забыл: может сказаться занятость самого Бернеса. Если он сейчас на съемках...
  - Не может быть на съемках, - уверенность Голимского была сделана из высокоуглеродистой закаленной стали. - Сейчас зимний сезон, на натуру никто не поедет, вот в павильоне снимать - да, могут.
  Последовал кивок странного заказчика в сопровождении вполне ожидаемых слов:
  - С кандидатурами юных певиц - тех, которые пройдут отсев - хотел бы встретиться лично.

  Находит не тот, кто ищет, а тот, кто знает, что именно искать. Сия порядочно избитая истина оправдалась в очередной раз.
  Вопреки распространенным заблуждениям, Япония вовсе не являлась в достаточной мере закрытой страной, чтобы там не действовали зарубежные разведки. С разным успехом - это да, но ведь вели работу!
  Первой добилась - нет, могла добиться - успеха американская военная разведка. В родном мире Рославлева они раскололи японский военной-морской шифр, и эта победа была широко разрекламирована в средствах массовой информации - после войны, как легко понять. Но отсутствие бравурных маршей вовсе не означало, что другие методы извлечения информации пребывали в небрежении. В частности, агентурная разведка тоже была в чести. Но сколь часто великие деяния рассыпаются в прах по причине технического несовершенства или ошибок исполнителей!
  Некий мелкий чиновник (даже не военнослужащий) министерства флота за вознаграждение, которое в Японии сочли бы за приличное, а по американским меркам являло собой полную мизерабельность, сфотографировал материалы, которые поступали от японских рыболовецких и торговых судов. Но времени у этого шпиона было до жалости мало, а потому он выбирал лишь то, что, по его мнению, могло представить интерес для американского флота. Извержение свеженародившегося вулкана, будь оно сколь угодно грозным и величественным, не находилось в первой строке списка американских приоритетов. Воть почему флотская разведка США даже не заподозрила, что на северо-востоке Тихого океана происходит нечто не совсем ординарное.
  В сходной ситуации оказалась и английская разведка. Разница состояла лишь в том, что их американские коллеги в тот момент и не узнали о вулкане, а британцы этот кусочек информации получили, но... не придали значения. Правда, наличие вулкана морского базирования не добавляет спокойствия флотским командирам, ну так не надо лезть в филиал преисподней. Великий океан и сам по себе не очень-то Тихий.
  Совсем другая судьба ждала это сообщение в германской флотской разведке.
  Для начала эта кроха информации попала на стол не особо высокому чину. Тот с полувзгляда на координаты определил, что к атоллу Моруроа вулкан ни малейшего касательства не имеет. Другими словами, событие вроде как не входило в сферу интересов Рейха. Но несколько смутило описание взрыва. Как-то оно не вполне походило на результат вулканической активности. Упомянутый малый чин передал информацию на уровень повыше. А там нашелся офицер, имевший допуск (ограниченный, понятно) к атомным делам. Полетел запрос в соответствующую группу. И надо ж такому случаться: как раз в эту группу пришли результаты по радиоактивной пыли от русского испытания. Тут все кусочки и составили картинку. Координаты взрыва, описание его последствий - короче, стало ясно, что японцы, само того не подозревая, отследили испытание атомного оружия. Следы радиоактивности на предметах, заведомо побывавших на русском корабле во время испытания, не давали никаких оснований для сомнений.
  Этот был тот самый случай, когда пришлось делиться сведениями с военной разведкой. Генерал-майор Пикенброк (это звание он получил два месяца тому назад) отличался широким взглядом на события. И таковой был высказан вслух на совещании, где присутствовали он сам, руководитель внешней разведки Шелленберг, министр промышленности Альберт Шпеер и гросс-адмирал Редер:
  - Господа, из представленных сведений следует, что они суть подтверждение того, что мы и так знали: на рифах Ингенстрема испытывалось атомное оружие. Но нам надлежит подумать о том, как быстро наши потенциальные противники придут к тому же выводу. И, понятное дело, отслеживать их прогресс. Япония, с ее сравнительно небольшим промышленным потенциалом в счет не идет: сейчас они в бешеном темпе наращивают возможности своего военного флота, и на это уходят все ресурсы. Великобритания находится в лучшем положении, но у них в приоритете находятся военно-воздушные силы и флот. Кстати, это следует из ваших же данных, гросс-адмирал. Из значимых противников остаются лишь СССР и США, причем последние сильны потенциалом, а не состоянием дел.
  - Францию вы не рассматриваете?
  - Вальтер, у вас имеются какие-то данные, позволяющие предполагать начало французских разработок в этой области?
  - Да, Ганс, есть сведения о группе французов, которые начали прорабатывать теоретические основы. Но не имеется никаких данных о фактическом обогащении урана, я уж не говорю о строительстве реактора. Такое скрыть трудно.
  - Да, в Европе. Но у французов сохранились колонии.
  - Мы отслеживали грузопотоки. Ничего похожего на масштабное строительство.
  - Допустим. Остались американцы.
  - У них нет своего урана. Точнее, у них больше нет урана. По всем признакам, о нем позаботились русские - просто потому, что больше некому.
  - По нашим данным, его можно раздобыть в Канаде.
  - Да, его там закупили, но пока что мощности по обогащению совершенно недостаточны.
  - В Штатах умеют быстро организовать производство.
  - Это так, но в настоящее время их усиленное внимание ориентировано на нужды флота. И авиации, конечно.
  - Допустим, сегодня они начали разработку. Альберт, сколько им понадобится времени, чтобы получить действующую бомбу? Исходите из нашего опыта.
  Министр ответил не сразу.
  - Слишком много неизвестных факторов, господа. И главный из них: удастся ли американским военным убедить президента в необходимости выделить чертову уйму долларов на проект.
  При этих словах руководитель военной разведки нахмурился:
  - Как только янки узнают об успешном взрыве бомбы - при этом все равно, кто ее испытывал - президент Рузвельт получит сверхубедительную причину для выделения средств.
  - Да, если к тому времени не разразится война между США и Японией, - твердо отвечал Шпеер.
  - Почему вы думаете, что таковая состоится?
  - Экономический анализ, господа. Японцы развивают производство вооружений сами, закупая лишь сырье и полуфабрикаты. Американской промышленности нужны рынки сбыта. Свое правительство будет таким клиентом только в случае войны. Таковая может быть лишь с Японией. Больше не с кем.
  - Вы рано сбросили со счетов Великобританию, господа. По имеющимся у абвера данным, лайми неуклонно наращивают воздушную мощь, а корабельную программу никогда не сворачивали. На кого все это, я спрашиваю?
  Вопрос был риторическим, но на него все же нашелся ответ. Высказался Редер:
  - По данным моей разведки, Королевский флот получает больше возможностей для нападения, чем для защиты. Это касается как кораблей линии, так и авианосцев. У Кригсмарине есть преимущество в числе подводных лодок и в опыте их экипажей, но подводный флот есть скорее средство отражения нападения.
  Не было сказано: 'Подводные лодки десанта не несут.'
  - Вы хотите сказать, Эрих, что нам, вероятно, предстоит столкновение с британским флотом, когда он попытается полностью взять в свои руки контроль над Немецким морем, то есть выходом в Атлантику?
  - Да, я это не исключаю.
  И снова заговорил министр промышленности:
  - Продолжу мысль, с вашего позволения, господа. Американской промышленности нужны военные заказы. Если таковые не последуют со стороны Великобритании, то скорая война с Японией неизбежна. Иначе США грозит еще один спад производства, а на такой риск президент Рузвельт не пойдет. Но даже если конфликт Рейха и Великобритании все же состоится, то и тогда усиление Японии в Тихом океане может быть сочтено нетерпимым. Только война начнется несколько позже.
  Возражений ни у кого не нашлось.

  Все великие державы планировали, прикидывали и уточняли. Япония исключением не являлась.
  В этой стране, как читателям, должно быть, известно, предпочитают действовать по-японски. И в этот раз дело обстояло именно так.
  Некая группа аналитиков в штабе сухопутных войск разработала план. Он был доведен до сведения начальника штаба Квантунской армии генерала Ёсимото Тэйидзи. Тот, обладая известной дозой стратегического мышления, не просто доложил своему непосредственному начальнику, командующему означенной армией Умэдзу Ёсидзиро, но и сопроводил своим личными соображениями. Разумеется, фамилии и должности истинных авторов не прозвучали. Господин начальник штаба, в частности, отметил, что это тот самый случай, когда без согласования с моряками не обойтись. При попытках запустить пробный шар сразу же оказалось, что Господин Флот имеет по многим вопросам собственное мнение. Эти две стороны сошлись в одном: требуется согласование позиций, причем не только с чисто военной, но и с политической точек зрения. Третейским же судьей предстояло стать императору Хирохито.
  Все присутствовавшие на этом совещании имели полное представление о повестке дня. Никто даже не удивился и тем более не возразил, когда слова попросил министр сухопутных войск Тодзё Хидэки.
  Этот господин чуть нарушил традиции. Свое выступление он начал с изложения разведсводок.
  - ...таким образом, дипломатические источники вкупе со сведениями от военной разведки не дают возможности усомниться: готовится атака флота США, нацеленная как на захват плацдармов вблизи Ямато⁸ , так и на морские торговые коммуникации. Означенное действие будет предварено резким дипломатическим нажимом - ультиматумом, проще говоря. Выполнение условий подставит под удар экономические позиции Японии. Ответить на этот ход мы можем лишь опережающей атакой на военно-морскую базу или базы.
  Все собравшиеся ни на секунду не усомнились в истинном значении последних слов. Более-менее подходящая цель находилась на Гавайях, в бухте Перл-Харбор. Прочие же цели были или недоступны, или достаточно защищены, чтобы атака не причинила значимого ущерба, или просто не представляли достаточной ценности. Но моряки также знали, что все учения были ориентированы на удар именно по этой базе и никакой другой.
  - Однако, - продолжил морской министр, - мы помним, что господин Моротофу¹⁰ недвусмысленно дал понять, что не исключает военных действий своей страны с целью отвоевания южной части острова Карафуто и близлежащих островов - Хабомаи, Сикотан, Кунасири, Эторофу и других, расположенных северо-восточнее, с целью обеспечить их флоту свободный проход в Тихий океан. Предложенный нами пакт о ненападении был отвергнут. Следовательно, при конфликте с Соединенными Штатами мы не можем исключить удара в спину, если, конечно, не будут предприняты соответствующие меры. Они должны включать в себя как действия сухопутных сил, так и флота.
  На этот раз собрание зашевелилось. Слово было сказано. Однако речь господина Тодзё на этом не закончилась.
  - По нашим данным, на сухопутном фронте нам противостоят сорок дивизий, сюда включаю три танковых корпуса. Вооружены они большей частью танками БТ-5, БТ-7, Т-26 и Т-34. Первые три типа - легкие, с ними мы встретились при Номонгане. Последние тяжелые, с противоснарядным бронированием, и они сосредоточены на расстоянии от ста до ста пятидесяти километров от границы. Их берегут. Применение возможно на направлении на Мукден, хотя тому препятствует естественная преграда: Большой Хинганский хребет. В сумме эти силы в состоянии доставить нам неприятности, но есть средство остановить русскую волну.
  Со стороны могло бы показаться, что слушатели сохранили полную индифферентность, но докладывающий отлично знал, что это было не так.
  - Диверсионные работы: вот чем сильна наша армия, и это абсолютно необходимо использовать. Тоннели Транссибирской магистрали - первоочередная цель. Вторая: мосты. По мнению штаба, имеются возможности уничтожить стратегический мост через Амур диверсионным ударом. И тогда наши сухопутные силы получат возможность передышки на один год, как минимум.
  После этого настала очередь командующего объединенным флотом адмирала Ямамото. Он начал скучным, почти занудным голосом:
  - Как все вы уже знаете, господа, флот имеет тесные связи с германскими коллегами, а также с их разведкой.
  Это было чистейшей правдой. При том, что немцы отнюдь не рвались воевать с восточным гигантом, они не чурались передачи японцам секретных данных, касающихся СССР. Разумеется, в руки японцев попадали только те сведения, которые сами немцы полагали возможными выдать.
  - В частности, в наши руки попала информация о новейших разработках русских, относящихся к артиллерии, бронетехнике и сухопутной авиации...
  Каждый из присутствующих получил по стопке фотографий. При том, что оценить истинные размеры новейших русских танков было практически невозможно (не было ни единой картинки, на которой машины соседствовали с человеком), но не отметить длину танковых пушек было нельзя. Упоминались и ракетные установки, не оставившие никаких шансов мощным бетонным дотам в войне с Финляндией. С фотографиями летательных аппаратов было похуже, но немецкие специалисты прилежно описали реактивную авиацию и боевые геликоптеры, снабженные броней.
  К чести адмирала Ямамото будь сказано: он упомянул, что, по мнению германских специалистов, количество образцов новейшей техники на момент той войны было весьма мало. Объяснялось это как трудностями производства, так и дороговизной изделий.
  Адмирал с уверенностью продолжил:
  - ...таким образом, делаю вывод, что, применяя эту технику, русские могут вскрыть даже массированную оборону и тем самым поставить под удар всю Квантунскую армию, а в конечном счете выбросить наши войска с континента. Что касается флота, то в наших силах наступать на американские силы в течение года. Мы готовы уничтожить практически все корабли на базе Перл-Харбор. Но я не ручаюсь за успех в течение более длительного срока. Тем более, что, весьма вероятно, сколько-то кораблей нам придется выделить на оборону южной части Карафуто.
  Сказанное не было новостью. Практически ту же информацию до сведения всех присутствовавших уже доводили на предыдущем собрании. Но имелись и нюансы.
  По всей видимости, руководство Госпожи Армии также вошло в контакт с германской разведкой. И не просто вошло, а сделало выводы из предоставленных сведений. Тодзё-сан явно имел домашнюю заготовку на эту тему:
  - Не существует летательных аппаратов, которые могли бы летать в отсутствие топлива, бомбить без бомб и стрелять без патронов. Наша наземная разведка вскрыла местоположение соответствующих складов. Все они расположены на расстоянии до двухсот километров от границы. Воздушная разведка не производилась, дабы не встревожить наших потенциальных противников. В нужный момент склады будут подняты на воздух. Что касается танков и другой бронетехники, то против них будут действовать тэйсинтай¹¹ . В нужный момент они подорвут фугасные заряды, а двадцать килограммов тола под днищем достаточно для того, чтобы вывести из строя любой танк. Это в дополнение к тому, что горючее, масла и боеприпасы для этой бронетехники также попадут под удары диверсантов. Они могут выиграть для наших вооруженных сил год. Как вы должно быть, знаете, Ямамото-сан, - только истинный сын Ямато мог бы распознать в этих словах тщательно замаскированную издевку, - при атаке укрепленной позиции потери нападающей стороны втрое выше, чем защищающейся. В горной местности - тем более. Таким образом, на долю флота останется задача принудить США к миру в течение этого самого года. Сама же армия будет лишь защищаться.
  В конечном счете и флот, и армия получили приказы императора, которые надлежало исполнить.


  Глава 10

  Это был тот самый случай, когда докладчик жертвовал мелкими деталями в пользу краткости и точности.
  - ...и, следовательно, даже без учета поражающего фактора в виде радиоактивных осадков, ядерный взрыв с тротиловым эквивалентом шестьдесят пять тысяч тонн в состоянии вывести из строя эскадру кораблей противника в гавани. В нашем случае три эсминца и один крейсер перевернулись и затонули, остальные же оказались полностью небоеспособны. Повторяю, этот боеприпас был не самым большим из всех имеющихся в нашем распоряжении.
  Хозяин кремлевского кабинета еще раз проглядел фотографии.
  - Результат хорош, Лаврентий, но он, как понимаю, не окончательный.
  Берия уловил неоднозначность фразы, но решил, что понял ее правильно.
  - Вот, - и по столешнице скользнули светло-коричневые папки, - здесь перспективный план испытаний. Здесь исследования по мерам защиты персонала. А тут изложено предполагаемое развитие реакторов, как чисто энергетических, так и судовых. Пока что данных разведки по поводу того, что именно известно другим державам - Германию не считаю, конечно - не имеется.
  Сталин взял нижнюю папку - ту самую, в которой содержался план испытаний. - и неторопливо пролистал содержимое.
  - Здесь кое-чего не хватает, - бесстрастно заметил он.
  Как ни странно, нарком не выказал беспокойства при этих словах. Не читалось на его лице даже простого опасения получить выговор. Вместо этого изобразилось живейшее внимание и желание улучшить собственную работу. А вождь продолжил:
  - Нет плана по испытаниям термоядерного оружия.
  Лаврентий Павлович чувствовал себя, как хороший преферансист, получивший в прикупе семерку на объявленном мизере при своем ходе. Или как шахматист, форсирующий переход в эндшпиль с лишней легкой фигурой на руках, при одинаковой пешечной конфигурации.
  - У нас на сегодняшний день нет термоядерного оружия в буквальном смысле слова. Имеются теоретические наработки и расчеты; они сделаны на основе данных от Странника, но пока что не существует ни одного изделия и, соответственно, не проводилось никаких шахтных испытаний.
  Тут последовала почти незаметная пауза, впрочем, не оставшаяся незамеченной.
  - 'Тогда' нам понадобились четыре года на разработку. Думаю, сейчас мы можем рассчитывать на меньший срок - скажем, три года.
  Кивок Сталина, который в этот момент прогуливался по кабинету, можно было изложить в словах 'Да, я тебя понял' или 'Да, так и надо было сделать'. Но никто, даже проницательный и многоопытный Берия, не мог бы с уверенностью догадаться, что именно имел в виду хозяин кабинета.
  Вождь, не останавливаясь, взял со стола другую папку. Ии содержимое также подверглось просмотру. На этот раз Сталин позволил себе выразить удивление:
  - Что ж, выходит, от радиации спасает красное вино?
  Лаврентий Павлович осмелел настолько, что позволил себе ухмыльнуться:
  - Это было в некотором роде дезой. Странник объяснил, что его знакомые атомщики использовали это средство, но у него не нашлось никаких документальных доказательств действенности... кхм... лекарства. Не имею в виду, что вино вообще бесполезно - возможно, есть данные о его защитных свойствах, просто Странник не отыскал их. К тому же наши корабли вообще не попали под радиоактивные осадки в сколько-нибудь опасном количестве. Так пусть немцы ищут.
  На сей раз кивок носил явно одобрительный оттенок.
  Изучению подверглась третья папка.
  - В мире Странника первым советским судном с реактором стал ледокол.
  Вопросительные интонации в реплике Сталина отсутствовали.
  - Совершенно верно. Научным руководителем проекта тогда был Анатолий Петрович Александров. У нас - тоже. Было множество проблем с материалами. Мы, правда, знаем как состав специальных сталей, так и технологию сварки и термообработки, но вот методы выплавки отстают... несколько. На примере первого атомохода были отработаны конструкторские решения, а уж после того в ход пошли реакторы для подводных лодок. Не вижу причин отказываться от разумного способа разработки.
  Фраза была смелой, но и она была принята благожелательно.
  На этом совещании ни слова не было сказано о космической программе. Ее время было впереди.

  Мы не можем с уверенностью утверждать, что именно подумал Алексей Владимирович Рославлев в тот момент, когда кандидатура женского (девичьего) голоса была, наконец, отобрана. Может быть, это были слова 'Проехали этап!' Или даже: 'Ну, наконец-то!' Смысл же словесной формы заключался в том, что один этап - как бы не самый трудный и уж точно самый долгий - пройден.
  Девочка была... ну что тут сказать, девчонка девчонкой: двенадцать лет, два глазика, два ушка, светлые косички, чуть заметная хитрушечность во взоре, чуть напускная скромность. Ее звали Светлана Семенова, и она прибыла в Государственный дом радиовещания и звукозаписи с компании с бабушкой Ксенией Васильевной. Вообще-то сопровождать должна была мама, но как раз в тот день ей никак нельзя было отлучиться с работ: она работала технологом на фабрике 'Красный Октябрь' и контролировала пуск линии после ремонта. А бабушка отвечала в семье за все домашние дела, в том числе и за внучкино творчество.
  Нельзя сказать, чтобы Света была совсем уж новичком: до этого дня она участвовала не только в записи хора Дома пионеров и школьников на Можайской улице, а еще ее возили на некое загадочное прослушивание, где приказывали петь отрывки из детских песенок. Но у детей интуиция иногда срабатывает получше, чем у взрослых. Девица чуть не на уровне инстинкта понимала, что эта запись (именно для нее вызвали, так было сказано) особенная. Юная певица всеми силами старалась не вертеться на не особо удобном стуле - и как раз поэтому вертелась. Тем более, что осторожная Ксения Васильевна явилась чуть не на сорок минут раньше назначенного времени.
  Прибытие некоего мужчины, явно имевшего отношение к тому же делу, ничуть не успокоило Светлану. Тем более, что бабушка как раз и пришла в сильно обеспокоенное состояние. Она незнакомца узнала сразу. Это был киноартист Бернес. Он уже тогда был достаточно известен, чтобы большинство взрослого населения его узнавало. Девчонке же было достаточно бабушкиного шепота на ухо: 'Сам Бернес!' Имя было знакомо.
  Но думать над особенностями события было уже некогда. Тяжелая дверь открылась. Появился еще один незнакомец. По мнению девчонки, тот с очевидностью был дедом, судя по седой бороде.
  - Здравствуйте, меня зову т Сергей Васильевич Александров. Кто вы такие, я и так знаю, представляться нет нужды. Ксения Васильевна, вам придется подождать здесь. В студию нельзя.
  Изначально бабушка была твердо намерена сопровождать свою любимицу куда угодно. Но тут коса нашла на камень. Сергей Васильевич говорил вроде как мягко, но противоречить ему никто бы не захотел.
  - Потом, после записи попьем чаю, - все так же без особо нажима продолжил пожилой товарищ. - Пойдемте.
  Оборудование студии поразило актера, хотя он этого пытался не показать и даже не сказал то, что напрашивалось: 'Чистый футуризм!' Но, похоже, этот Александров был с некоторым опытом. Во всяком случае, он тут же предложил распеться, что в течение десяти минут и было сделано. Потом из портфеля появились листки.
  - Светлана, вот первый и часть второго куплета. Они твои. Марк Наумович, вот ваша часть текста. Наденьте наушники.
  Седой товарищ с потрясающей ловкостью воткнул штекеры.
  - Сейчас прозвучит музыка.
  И она прозвучала.
  Мы просто обязаны отметить, что Король отработал в части нот по-королевски. Но и записанная группа струнных не подвела. Певцы делали то, что и должны были: намурлыкивали мотив. Отдать должное Марку Бернесу: тот ухватил мелодию мгновенно. Света справилась не так быстро.
  Сама запись песни заняла меньше времени, чем предполагал Рославлев - и полутора часов не прошло, как от того, кто всеми полагался за заказчика, прозвучало: 'Ну, пойдет'.
  Потом произошло то, что Марк Наумович полагал возможным, а Светлана и в мыслях не держала. Всех, даже бабушку пригласили на чай, а сам Сергей Васильевич достал из необыкновенно вместительного портфеля коврижку, миндальные пирожные, шоколад с орешками внутри и еще всякие вкусности сладкого содержания. Девица не была религиозной - сама она носила пионерский галстук, мама тоже сторонилась всего церковного, а папа так и вовсе был кандидатом в члены партии. Если бы не все эти обстоятельства, то Света, без сомнений, решила бы, что попала в рай.
  Еще за столом оказался человек, которого бабушка обозвала бы 'толстИк' - именно так, с ударением на последний слог. За глаза, конечно. А так все его звали Соломон Маркович.
  Но чай пился не вполне себе гладко. И причиной была все та же юная Семенова.
  - Сергей Васильевич, так что, и вправду космонавты будут?
  Седой товарищ вроде как приветливо улыбался, но голос был абсолютно серьезным:
  - Обязательно будут. И они станут глядеть на нашу Землю из космоса.
  Глаза у девчонки прямо полыхали:
  - И на Марс? И на Венеру? У нас кружок астрономический, я все-все планеты знаю. И на Юпитер... хотя нет, там сила тяжести велика.
  - На Венеру люди вряд ли полетят, очень уж жарко в атмосфере. Хорошо, если двести градусов тепла, а то как бы не все пятьсот. На Марс - другое дело; там, правда, с кислородом плохо, но можно купольные дома построить. Вот такие... - из все того же портфеля появилась стопочка бумаги, а на верхнем листе Сергей Васильевич уверенно изобразил то, что можно было принять за поверхность с полукруглым домом. - Вот в таком доме обязательно должны быть растения. Насчет пшеницы с картошкой не скажу, их могут посчитать недостаточным источником кислорода, а вот другие - могут. Но начнут не с этого.
  Тут уже не выдержал Бернес:
  - А с чего тогда?
  - Искусственные спутники Земли - вот что на первых порах самое нужное. И такие будут. Наблюдение за поверхностью. Точнейшее картографирование. Отслеживание погоды в любых районах, даже в труднодоступных. А отсюда точные прогнозы. Надобно сказать, что чем больше точек наблюдения за погодой, тем точнее ее прогноз. Особенно важно для моряков: если они получат предупреждение об урагане за пяток дней, так у них будет возможность либо уйти с его пути, либо подождать в безопасной бухте. И еще множество применений. Конечно, все это дело будущего. Но вот Светлана Евгеньевна, - при этих словах девица запунцовела, - закончит школу. А потом, может быть, в вуз поступит. Станет одной из тех, кто будет создавать такие космические корабли.
  Светланка раскраснелась еще больше. Ей стыдно было признаться, что она хотела стать врачом для кошек и собак. К счастью, бабушка хранила молчание, хотя о внучкиных планах была осведомлена.
  - А что ж песня?
  - Вот спасибо, Соломон Маркович, что напомнили. Кое-что вы и сами знаете, так напомню, вреда не случится. Песня, которую мы записали - она не существует.
  Светлана захлопала глазами. Ксения Васильевна наклонила голову. Актер поднял бровь. Не удивился лишь товарищ Голимский.
  А товарищ Александров продолжал:
  - Мы не можем ее выпустить в эфир. И не только потому, что на это пока что нет разрешения. Кстати, лично я не гарантирую, что такое разрешение будет получено. Мои возможности ограничены. Могу советовать, рекомендовать, даже восхвалить, но решение не за мной. Песня вообще предназначена для другого. Цели раскрыть не могу, но точно уверен, что пока что даже говорить о ней нельзя. Уже молчу о том, чтобы кому-то передавать текст или музыку. Легенда для вас, Светлана, и вас, Ксения Васильевна: песню записали, но представитель заказчика (это я и есть) не обещал, что ее выпустят. Можете добавить абсолютно неофициально: вроде как заказчик не в большом восторге. Как сами понимаете: пока вещь не выйдет на публику, никакого исполнительского гонорара вам не светит. С кем пели - не говорить. Марк Наумович: вы записывались, к вам в компанию подсунули девчонку со слабеньким голоском, так что получилось так себе. Запомнили?
  Про себя артист решил, что тут и врать-то не надо: певица и вправду девчонка, и голосок именно такой. Но вслух, понятно, ничего не прозвучало.
  - Ты, Светлана, дашь честное пионерское под салютом, что никому не расскажешь ни о самой песне, ни о ее словах, пока тебе это не разрешат.
  Девчонка прониклась, послушно повторила обещание и отсалютовала.
  - А вам, Соломон Маркович, говорить ничего не буду. И так все знаете, верно?
  Сказано было с усилением. Продюсер все понял правильно.
  Но сразу же в бочку с дегтем влилась ложка меду:
  - Все бумаги... вы знаете, какие... принесите мне, я подпишу.
  Возьмем на себя смелость констатировать: товарищ Голимский обладал или гигантским опытом, или сверхъестественной интуицией. В скором времени выяснилось: он угадал не только содержание нужных бумаг, но и проставленные там цифры.
  Тем временем девочка пришла в себя до такой степени, что тихохонько стянула со стола пряник. Все сделали вид, что именно в тот момент смотрели в другую сторону. Бабушка тоже промолчала, хотя зоркому человеку хватило бы одного взгляда, чтобы догадаться, о чем именно она промолчала.

  Но почему-то, уже имея крохотную палочку с записью (ширина ее была едва-едва в две папиросы, а толщина и того меньше), товарищ Александров направил стопы не к телефону, по которому он мог бы связаться с секретарем Сталина, а в организацию, возглавляемую Королевым. Разговор был весьма кратким:
  - Сергей Павлович, это Александров беспокоит. Мне понадобится пятнадцать минут вашего времени, Вернер также должен присутствовать. Но никого больше. Когда лучше? Нет, это время у меня уже забито. Как насчет четырнадцати тридцати? Вот и хорошо. Кто меня встретит на проходной? Договорились.
  Сергей Павлович сдержал слово: и на проходной встретили, и в нужную комнату провели. С ведущими конструкторами Рославлев чуть было не столкнулся на входе: те опередили его буквально на секунды. Охранник остался у дверей.
  - Для начала, товарищи, профессиональный вопрос, касающийся будущего искусственного спутника Земли. На нем будет радиопередатчик, это вам уже известно. Частоту вы сами подберете. Допустим, имеется приемник в некоей точке земной поверхности. Сколько времени он будет уверенно ловить сигнал?
  Рославлев мгновенно решил, что отвечать будет немец - и угадал.
  - Параметры предполагаемой орбиты не позволят уверенно ловить передачу длительностью более, чем десять минут. Это максимум. Но, конечно, антенна может сыграть роль, также координаты приемника...
  - Я всегда говорил, что если человек талантлив, то во всем. Ваш русский, Вернер, просто превосходен, - немец постарался не дать самодовольству проявиться на лице и почти преуспел в этом. - Итак, вы дали оптимистическую оценку.
  - Сергей Васильевич, уловить сам факт передачи - это одно, но если она будет содержать некую информацию, дело обстоит иначе. Добавьте: от угла прохождения спутника к горизонту тоже многое зависит. И еще атмосферные условия могут повлиять...
  - Сергей Павлович, я сам на атмосферу воздействовать не могу. Так что давайте предположим, что с ее стороны возражений не случится, - при этих словах конструкторы чуть улыбнулись, - но вы правы вот в чем. Если не появятся возражения со стороны большого начальства, то передача БУДЕТ содержать, например, такую осмысленную информацию. Послушайте.
  Последовали чуть странные манипуляции с коробочкой размером с портсигар. Из нее вдруг зазвучала музыка, а потом вступили голоса.
  - Das ist wunderlich und¹²... - тут Вернер спохватился и вернулся к русской речи, - я хочу сказать: это... эта... песня зовет к будущему человечества. Да, к будущему.
  Великий немецкий ракетчик был абсолютно искренен, это разом поняли и Генеральный, и посетитель.
  - Благодарю за положительную оценку, Вернер, - седой инженер-куратор уважительно наклонил голову. - Ваше мнение, Сергей Павлович?
  Ответ был исполнен прагматизма:
  - Долго эта мелодия звучать не может, сам искусственный спутник вряд ли продержится на орбите более шестидесяти дней. Да и батареи передатчика - их придется впихнуть в аппарат. И потом: надо дать время радиослушателям настроиться на волну. Сначала однотонные прерывистые сигналы, потом сама песня, потом опять прерывистые... Мои должны прикинуть.
  - Я имел в виду нечто другое, - мягко возразил посетитель. - как вам сама песня?
  - Мне она тоже нравится, - твердо отвечал Генеральный.
  - Иначе говоря, товарищу Сталину можно доложить о вашем положительном мнении?
  Немецкий конструктор отвечал без малейших колебаний:
  - Да!
  Королев чуть-чуть задержался с ответом. Длительный и не всегда приятный опыт приучил его сначала думать, а потом говорить. Но слово все же было сказано:
  - Да, однако предварительно следует продумать полный порядок передачи. Я совершенно не уверен, что ее можно будет прослушать всю с первого раза.
  - Сергей Павлович, предполагаю, что ваша радиогруппа вполне может прикинуть все параметры передачи. Если, повторяю, я получу разрешение на запуск песни в космический эфир. Думаю, вы уже догадались: эти сотрудники не должны знать содержание... того, что вы слышали. Вернер, вы что-то хотели сказать?
  - Да. По плану у нас запуск изделия Р-7 с нагрузкой на дистанцию восемь тысяч километров, только иная траектория. Надеюсь, если все пройдет успешно, нам дадут разрешение на запуск спутника Земли. Просьба принять во внимание: Сергей Павлович создал настоящий немецкий порядок при контроле изделия.
  От этой оценки Королев самую малость поморщился, хотя его первый зам полагал свои слова комплиментом.
  - Уважаемый доктор фон Браун, в который раз повторяю: вы опять преувеличиваете мои скромные возможности. Я могу советовать. Рекомендовать. Спорить. Настаивать. Но НЕ РЕШАТЬ. Вы оба прекрасно знаете, что запуск вашего изделия на орбиту - это не техника, а большая политика.
  Сказано было достаточно официально, чтобы проникся даже немец. А о Королеве и говорить нечего.

  Гайдзины¹³ полагают японцев вообще и военнослужащих их армии и флота, в частности, очень дисциплинированными. Это не полностью соответствует истине.
  Решение о множественных диверсионных операциях еще не было принято, а подготовка к ним уже началась. Без приказа с самого верха, вот как. И началось все контактами с немецкими конструкторами.
  К середине 1941 года венская компания Donaulandische Apparatebau GmbH разработала радиолокационный взрыватель для зенитных снарядов. Во всяком случае, так думали ее сотрудники.
  У этого изделия имелись недостатки. Во всяком случае, так думали представители Люфтваффе (в Рейхе противовоздушная оборона относилась именно к авиации). У тех были основания для претензий. Во-первых, взрыватель получился настолько большим, что влезал лишь в снаряд пушки Flak-40 калибра 12,8 см. Во-вторых, громоздкий взрыватель снижал полезную нагрузку снаряда, то есть вес взрывчатки, чуть не вдвое. В-третьих, надежность срабатывания оставляла желать лучшего. С очевидностью сие изделие подлежало доработке.
  Но представители японской армии (не флота!) имели другое мнение. Они многословно уверяли немецких коллег, что как раз эти устройства, даже несовершенные, им очень нужны. И это было правдой: полноценных радиовзрывателей в распоряжении японских подрывников не имелось.
  Представитель абвера в немецкой делегации пребывал в недоумении. Имея опыт артиллерийского офицера, он не мог представить себе ситуации, когда подобный снаряд может понадобиться сухопутным, исключая, разумеется, потребности ПВО. Ведь точно такой же фугасный снаряд, оборудованный стандартным взрывателем, явно был более эффективен при стрельбе по наземным целям. Более того: сотрудник германской разведки в силу должностных обязанностей знал: зениток этого калибра у японской армии просто нет. О терках между армией и флотом в Японии он также был осведомлен. Иначе говоря, если заказчиком была армия, то флоту такие взрыватели не могли достаться - и наоборот. Германский разведчик сделал свои выводы, о которых он и доложил начальству. Сущность их была такой: радиолокационные взрыватели японской армии нужны, но использовать их будут не по назначению. В докладе даже появилась мысль: возможно, радиолокационные взрыватели могут применяться в диверсионных целях. Не очень понятно, как; зато показалось очевидным место применения. Только для СССР мог готовиться этот сюрприз.
  Сведения показались настолько важными, что ими заинтересовался генерал Пикенброк. Он же принял решение: Советам об этом выводе знать ни к чему. Дело было даже не в том, что, формально говоря, СССР не числился союзником Рейха. Руководитель абвера счел, что сведения не настолько достоверны, чтоб их передавать. Эту козырную карту, разумеется, можно и должно разыграть, но лишь при благоприятном раскладе. А таковой еще не появился.
  Но не только экзотическими взрывателями озаботились японские рыцари плаща и кинжала. У них впереди была огромная и более чем нудная работа. Надлежало прикинуть, где именно и в каком количестве следует заложить взрывчатку, чтобы с гарантией обрушить и завалить железнодорожные тоннели. И делать это надлежало заранее.
  Надо заметить, что в те годы государственная граница с Китаем была весьма дырявой. Через неё без больших усилий шастали не только и даже не столько шпионы. Большая часть граждан, нарушавших статью 59 Уголовного кодекса РСФСР путем незаконного перехода государственной границы, совершали это без отягчающих обстоятельств. Другими словами, эти лица не вели разведку, не совершали убийств - боже упаси! - нет, всего лишь занимались мелкой торговлишкой: спирт, например, таскали, а в другую сторону - оленьи панты, опять же иные запчасти всякого зверья. Гешефт мог быть и покрупнее, если речь шла о золоте. И таких нарушителей было немало.
  Конечно же, советская власть с контрабандой боролась, но сил не хватало, а китайцев на сопредельной стороне имелось много.
  Беда состояла в том, что наряду с честными (относительно) гражданами Китая через границу просачивались чуть менее честные. Короче говоря, у Японии в этих областях СССР имелась не только обширная, но и квалифицированная разведсеть. Она и была пущена в ход.
  С точки зрения советской контрразведки состояние дел ухудшалось тем, что радиосвязью японские агенты пользовались лишь в исключительных случаях. Если же требовалась информация не особо высокой степени срочности, то курьеры делали дело с хорошей надежностью.
  Самым скверным моментом контрразведывательной работы было существование спирта. Любой разведчик обязательно нес с собой емкость с этой жидкостью. Незаконный пронос спирта, разумеется, был преступлением, но... для очень и очень многих жителей этой части Сибири это был единственный источник высокоценной жидкости. На допросе спиртоносы, как правило, делали круглые (насколько позволяло азиатское происхождение) глаза и сознавались: 'Да, нес. Да, на продажу. Имени покупателя не знаю. Описать? Да вы, русские, все на одно лицо. Где живет? Деревня Ивановка, второй дом с востока.'
  Попытка же раскрутить означенного честнейшего жителя Ивановки также оканчивалась ничем: 'Да, имею дома, но не спирт. Что имею? Самогон. Купил в воскресенье на базаре.' И доказать, что это китайский спирт, было решительно невозможно, ибо таковой разбавлялся именно самогоном. А если говорить совсем уж правду: не так спиртоносов и преследовали. Ну, штраф. Ну, конфискация. Ну, в морду. А товар все же попадал в оборот - не тем путем, так этим. Но порою среди торговцев жидкой отравой (спирт был не сильно высокого качества) попадались и те, которые несли обратно на сопредельную сторону не только деньги за спирт или товары, но и сведения, притом не во фляге, а в голове.
  Японцы методично и терпеливо накапливали сведения о железнодорожных тоннелях - точнее, об их слабых местах. Их минирование еще предстояло.
  И все это, мы повторяем, осуществлялось еще до получения официального приказа. А уж после - сама богиня Аматерасу велела.


  Глава 11

  Разведка докладывает точно не только в песнях.
  Нельзя сказать, что разведгруппы Красной Армии ходили косяками на сопредельную сторону. То есть изредка хаживали, конечно, но как исключение, а не правило. Однако глядеть вооруженным глазом со своего берега никто не запрещал. И уж точно самолеты вполне себе позволяли летать над своей землей. А с них было видно далеко. Да и агенты за границей имелись.
  Все собранные сведения ложились аккуратнейшим образом в одну картину: японцы обустраивают оккупированную ими китайскую территорию надлежащим образом, предохраняясь от советского наступления. Именно так. Строящиеся произведения военно-инженерного искусства предназначались исключительно для обороны.
  Доклады были о минных полях, о дотах, предназначенных отнюдь не для поддержки наступления, о линиях окопов, блиндажах, артиллерийских позициях, на которых располагались противотанковые пушки.
  В частности, выжимки их разведсводок и аналитических выкладок ложились на стол к генерал-полковнику Жукову, и от их содержания у того портилось настроение. По всему выходило: готовится немалая война на китайском фронте, а он об этом ни сном, ни духом. Да если бы только это! В распоряжение Георгия Константиновича не поступали части, снабженные самым передовым оружием - те, которые разносили в клочья финскую оборону. Спору нет, перевооружение всех войск на Дальнем Востоке страны шло, но до них доходили не самые лучшие образцы.
  Взять хотя бы танки. В свое время на Халхин-Голе о Т-34 только что слухи ходили, а тут на освоение поступали аж целые батальоны. Мало того: заводчане и конструкторы оперативно устранили недостатки, присущие первым вариантам. Теперь модернизированная модель могла без серьезного ремонта отмотать на гусеницах тысячу километров. И оптика куда как улучшилась, и рация присутствовала на каждом танке.
  Авиация тоже перевооружалась. О старых 'ишачках', по всей видимости, предстояло забыть, ибо в подразделения прибывали новехонькие И-185, а уж те могли без усилий порвать любого противника - если, конечно, за штурвалами сидят не полные неумехи. Да опять же несколько полков получили новейшие штурмовики Ил-2, которым нипочем был огонь из любого стрелкового оружия. И пикирующие бомбардировщики Пе-2.
  Однако хорошее - не значит отличное. Как раз с последним видом вооружений товарищ Жуков имел дело. Именно с таким пробивали отменную, слов нет, финскую оборону. То, что танки Т-72 превосходят по всем показателям даже КВ, ясно было и куда менее грамотному военному специалисту, чем Георгий Константинович. А разведка крохотными беспилотными аппаратами! А установки реактивного огня! А штурмовые вертолеты!
  Но и это не все. Что толку от хорошего вооружения, если его надо еще осваивать? И как раз с этим дела на Дальнем Востоке обстояли не так, чтоб очень. Уровень командиров даже ротного уровня большей частью оставлял желать много лучшего. А уж о командовании батальонами, полками, дивизиями и говорить нечего. С таким уровнем обучения личного состава пытаться наступать можно, но вот достичь успеха - ну нет.
  И ведь были же обученные, вооруженные наилучшим образом подразделения! Да взять хотя бы того же генерал-майора Черняховского - уж ему-то в случае наступления Красной Армии было бы самое место на этом фронте. Так ведь нет: телепается его корпус где-то на Западе, вблизи германской границы. Зачем, спрашивается?
  Жуков не знал причины подобного положения, но уверенно предполагал, что такая должна существовать. Ее начальник Генштаба обязан был знать по должности.
  Причина и вправду была, однако руководство страны держало руку на пульсе.

  Среди членов Политбюро доверчивых не было. И по сей причине вопросы на заседании сыпались потоком.
  - Откуда, товарищ Берия, у вас такая уверенность, что японцы готовятся к обороне, а не нападению?
  - Не только у сотрудников моего наркомата, товарищ Жданов, но и у военной разведки нет ни единого факта, который давал бы основания подозревать готовящееся нападение японской армии. Если у товарища Молотова есть такие сведения, то я хотел бы их заслушать.
  Наркоминдел был вынужден признать, что по дипломатическим каналам не получено ни единого свидетельства о том, что Япония затевает что-то наступательное.
  - Тогда, товарищ Берия, я вынужден поинтересоваться: в предвидении каких событий японцы так усиливают оборону? Какие у них имеются основания полагать, что СССР намерен начать с ними войну?
  - У них нет таких оснований, товарищ Ворошилов, - с показным спокойствием отвечал Лаврентий Павлович, - ибо, насколько мне известно, на всем протяжении государственной границы не проводятся мероприятия, которые могли быть сочтены за подготовку к наступлению. Нет сосредоточения наших войск. Не проводятся учения крупного масштаба - имею в виду, выше дивизионного уровня. Не ведется авиаразведка сопредельной территории. Правда, наш флот наращивает силы, но в данный момент его возможности не сравнимы с японскими. Думаю, имеющаяся у вас по этой части информация совпадает с моей.
  Ту в дискуссию вмешался молчавший до тех пор Сталин:
  - Товарищ Берия, думаю, что товарищей следует ознакомить с теми сведениями, которые вы получили по каналам внешней разведки. Поделитесь, прошу вас.
  Надо отметить: об этой просьбе товарищ нарком знал заранее и, понятное, дело, подготовился к ней.
  - По сведениям, поступившим из Соединенных Штатов Америки, их деловые круги недовольны тем, что Япония медлит в закупке их продукции военного назначения. Кроме того, американское руководство обеспокоено усилившимся японским присутствием в Китае и, в особенности, в Юго-Восточной Азии. В государственном департаменте готовится нота - фактически, ультиматум - с требованием к Японии свернуть свою активность в этих направлениях. В частности, в этой ноте потребуют вывести войска из Юго-Восточной Азии. Для Японии это неприемлемо, ибо из этого региона поступает большое количество сырья стратегического назначения. Предвидя подобные требования, японский флот уже начал тайные учения по отработке атаки на флот США. По получении данной ноты война между этими державами станет неизбежной, ибо после внезапного нападения на американский флот даже изоляционисты в их конгрессе проголосуют за войну. Вполне естественно, что Япония не захочет воевать на два фронта. Мы предполагаем, что демонстративная подготовка Японии к обороне на линии советско-китайской границе даст нам основания удержаться от наступления в этом направлении. Также мы считаем, что японо-американская война может ослабить обе стороны. У сотрудников моего наркомата есть возможности поддержать ту или иную сторону путем передачи некоторой дозированной информации о противнике. Разумеется, возможна и более материальная помощь, но и то, и другое вне полномочий моего наркомата.
  Последние фразы означали, что Политбюро предстоит непростое решение. Все собравшиеся поняли это тут же. Но Сталин не преминул слегка усилить заявление наркома внутренних дел:
  - Нам с вами, товарищи, предстоит принять решение о том, стоит ли оказать известную поддержку какой-либо из сторон, а если да, то которой именно. Какое ваше мнение по этому вопросу, товарищ Микоян?
  Никому из членов собрания ни на секунду не подумалось, что адресат вопроса выбран случайно. Сам Анастас Иванович составил в уме ответ еще до того, как Сталин завершил свою реплику.
  - Я скорее хозяйственник, чем военный, но с моей стороны видится, что наше вмешательство в этот предполагаемый конфликт на чьей бы то ни было стороне не является необходимым. И я твердо уверен, что нам не следует воевать с Японией, если та, разумеется, не нападет первой.
  Последующий опрос ответственного мнения показал, что никто в Политбюро не настроен оказывать какую-либо помощь Японии, даже информационную. С очевидностью сработал некий стереотип: с Японией Российская империя, а потом и СССР воевали куда чаще, чем с Америкой. А за то, чтобы помогать американцам, проголосовали Маленков, Вознесенский (его ввели в Политбюро вместо Хрущева) и Ворошилов. Обоснование было одно и то же: 'Япония для СССР больший враг.' Впрочем, итоговое решение большинством голосов провозгласило полный нейтралитет СССР в этом предполагаемом конфликте.
  Сталин, однако, уже после голосования внес крохотную поправку:
  - Не исключаю, товарищи, что нам с вами придется еще раз собираться по этому же вопросу, если политическая и военная ситуация изменятся кардинальным образом.

  В процессе переговоров с Германией японские дипломаты не очень-то лукавили. Их армии и в самом деле были нужны радиолокационные взрыватели и притом, как правильно догадался немецкий разведчик, не для создания мощной ПВО.
  Сразу же по получении первых образцов этих устройств их конструкцию творчески переработали. По замыслу немецких инженеров, взрыватель должен был среагировать не на кодированный радиосигнал (именно такова была конструкция радиовзрывателей, созданных в СССР), а на отраженный от цели радиолокационный сигнал. Именно эта часть германского изделия и привлекла создателей оружия для японских диверсантов.
  Разумеется, во взрывателях была возможность настройки на определенную частоту сигнала. Это и понятно: иначе в бою неизбежны были бы ложные срабатывания от радиолокационных сигналов противника. После надлежащей модернизации взрыватель становился совсем уж простым: он реагировал на прием излучения с определенной длиной волны и определенной мощности. Во избежание трудностей с приемом взрыватель присоединялся к детонационному шнуру, а, тот, в свою очередь, к основному заряду.
  Теперь все эти комплекты - а таких заготовили не пару и даже не десяток - надлежало установить вместе с взрывчаткой там, где взрывы с гарантией обрушили бы входы в тоннели. Тол проносили к местам установки по десять-пятнадцать килограммов в рюкзаке, а суммарное количество доставленной взрывчатки исчислялось как бы не десятком тонн. Правда, некоторая доля ее оказалась утерянной. Причины тому были прозаические. Трое контрабандистов или, скорее, диверсантов, сорвались с крутых горных троп и разбились вместе с грузом. Тол, разумеется, не взорвался от удара о камни, но извлечение рюкзаков из ущелий было признано нецелесообразным. Еще трое японцев замерзло во время высокогорного бурана: он застал их аккурат на самой седловине перевала. И все же эту часть операции сочли удавшейся.
  Шпуры под заряды бурили лишь в самую что ни на есть ненастную погоду - и задумка удалась, поскольку никто и ничего не услышал. Взрывчатка и радиолокационный взрыватели были установлены, тщательно замаскированы и теперь лишь ждали сигнала. Все следы подрывной деятельности, понятно, убрали.
  Всего планировалось обрушить полностью или частично, самое меньшее, шесть тоннелей из семи, которые существовали в отрогах Малого Хинганского хребта. Все они были еще царской постройки, и в свое время японская разведка без труда раздобыла документацию на них. Обрушение западного входа в Рачинский тоннель и восточного - в Лагар-Аульский тоннель гарантировало вывод из строя громадного куска магистрали длиной более сотни километров. Ну, а если повредить промежуточные тоннели на этом участке, то железную дорогу вряд ли удалось бы ввести в действие даже через год, ибо тогда в начале века, материалы и машины завозили по грунтовой дороге, шедшей параллельно железной. Но за второй дорогой худо-бедно следили, а вот первая по окончании постройки оказалась в полном небрежении. Ее пропускная способность в сороковые годы была близка к нулю. А потому тоннели пришлось бы восстанавливать один за одним, то есть с минимальной производительностью.
  Также планировалось разрушение огромного моста через Амур в Хабаровске. Вот с ним у японцев возникли трудности.
  В отличие от входов в тоннели, мост охранялся довольно тщательно - по дальневосточным меркам, конечно. Обычные методы, вроде закладки заряда вблизи опор ферм, были признаны невыполнимыми. Не существовало возможности доставить незаметно потребное количество тротила, да еще установить заряд. Тогда в умные головы пришла мысль использовать сверхмалую подводную лодку. Такие у японского флота имелись. Идею несколько подрубили военные инженеры: по их расчетам, даже попадание одиночной торпеды в опору моста не гарантировало ее полное разрушение, то есть вывод моста из строя. Но флотские специалисты были не из тех, кто пасует перед трудностями. Они предложили переоборудовать торпеду типа 93, уменьшив запас хода и скорость и увеличив объем боевого заряда. Подрывники вынуждены были признать: тонна тротила в состоянии обрушить одну опору. Оставались, правда, мелочи: приспособить громадину, намного превосходящую по весу авиационную торпеду, да еще диаметром 610 мм, под торпедный аппарат, рассчитанный на диаметр 450 мм.
  И все это оказалось бесполезным. Нашелся младший офицер, имя которого, конечно, осталось неизвестным, который ухитрился заметить, что автономность подобной лодки составляет 190 км при скорости два узла, а ведь скорость течения даже в нижнем течении Амура может быть и больше.
  Следовательно, база этих лодок не имела ни малейшего шанса подобраться на нужное расстояние к цели атаки. И этот план оказался похороненным без оркестра. А поскольку план авиационной атаки на Хабаровский мост был с самого начала исключен (отчасти по политическим соображениям), то в конечном счете этот элемент плана по выводу из строя Транссиба просто отбросили. Возможно, точнее было бы сказать 'отложили', ибо японское руководство не исключало вероятности военного конфликта с СССР. Но именно в тот момент подобное сочли несвоевременным.

  История - дама упертая, это знают все до единого критики книг, написанных в жанре альтернативок. Но не до такой степени упорная, чтобы ее пути нельзя было поправить, изогнуть, скорректировать. Иногда это, впрочем, выходит как бы само собой.
  На этот раз первопричиной стало перемирие, заключенное между Германией и Великобританией.
  Дело даже не в том, что в другом мире это перемирие умерло, не дав себе труда родиться. В другом мире, где авторы этих строк отслеживали события, Королевский флот получил объективную возможность чуть попристальнее следить за активностью потенциального противника в Тихом океане. Именно противника, поскольку Третий Рейх не смели называть нейтралом даже самые отъявленные английские оптимисты. Короче, британский флот в этой части земного шара чуть прибавил в количестве вымпелов.
  Камнем преткновения стала та самая база на атолле Моруроа.
  Дело было даже не в наличии умных аналитиков в Адмиралтействе - в морском генштабе любой другой великой державы могли найтись не менее знающие. Преимущество англичан заключалось в том, что долгий и не самый приятный опыт навсегда отучил британских морских офицеров считать своих немецких оппонентов дураками. И приняв в качестве вводной это положение, англичане стали серьезно думать: а что же вообще германскому флоту надобно в этом месте, с очевидностью не предоставляющем никаких геополитических, экономических, военных и других выгод? И тогда последовал столь же закономерный, сколь и печальный вывод: 'Мы чего-то важного не знаем.' А из него, в свою очередь, выходило: 'Нам надо это узнать.'
  Конечно, теоретически возможным был десант на остров Моруроа, но уж очень сомнительной выглядела эта операция. Наличие серьезной ПВО на этом клочке суши было доказанной теоремой, так что высадка сколько-нибудь мощного авиадесанта даже не рассматривалась. Стандартные средства десантирования с кораблей выглядели предпочтительнее, но и те нуждались в массированной огневой поддержке чем-то очень серьезным - как бы не линкорным главным калибром. Переброска такого соединения выглядела возможной лишь за счет оголения других участков. Между тем сводки от разных источников указывали на потенциальный (а иногда и реальный) риск нападения японских сил. В Адмиралтействе не верили, что аж целых семнадцать полноценных авианосцев (элегкие не в счет) построены ради устрашительных целей и только против США. А ведь они шли в довесок кораблям линии; линкоров в строю уже было десять (про сверхлинкоры класса 'Ямато' английская разведка на тот момент не знала); сверх того, океанские воды бороздили семнадцать японских тяжелых крейсеров. Так что одни лишь Малайя с Сингапуром прямо-таки требовали хорошей охраны, да Гонконг впридачу, да вдобавок... Короче, идею с десантом отвергли как таковую.
  Большую помощь могла бы оказать английская разведывательная сеть в самой Германии. Но тут и она уперлась в стену. Да, база на Моруроа существовала; да, она требовала больших строительных работ; да, ради этого туда навезли множество народу; да, защитные силы выглядели впечатляюще (а где вы видели военно-морские базы без охраны?). Не было ответа лишь на один вопрос: на кой это все понадобилось?
  По всем источникам в Кригсмарине прошлись частым гребнем. Не находились факты, указывающие на что-то, отличающееся от базы. И, как всегда, начали поджимать сроки. Другими словами, большое начальство проявило признаки нетерпения, не получая результатов.
  Вот почему началась разработка плана по захвату судов снабжения - а такие ходили на Моруроа с регулярностью, сделавшей бы честь немецкому железнодорожному расписанию. Правду сказать, эта самая база (или что там было) получала все необходимое даже не от отдельных судов, а от конвоев. В два счета было установлен стандартный состав конвоев: одно грузопассажирское судно, один небольшой танкер (в те времена представители этого типа судов еще не были самыми громадными в торговых флотах) и четыре эсминца охраны. Из подобного состава следовало со всей очевидностью: для гуннов наибольшей опасностью видятся подводные лодки, ибо защита даже от отряда легких крейсеров казалась весьма проблематичной.
  Эти соображения и легли в основу стратегии: эсминцы, разумеется, надлежало утопить. Танкер тоже не представлял собой ничего интересного - иначе говоря, захват его допускался только в случае, когда все остальные задачи оказывались выполненными. Однако абордаж грузопассажирского корыта - о, это было совсем иным делом. Офицеры, планировавшие операцию, не имели никаких предпочтений в отношении груза (любая его часть могла указать на тайну базы) или людей, а потому предписывалось взять как можно большее количество пленных, грузовые коносаменты, а по возможности сам груз как таковой. В эскадру включили два крейсера: тяжелый 'Йорк' и легкий 'Глостер', и оба несли по два гидроплана - не столько ради торпедного удара по кораблям, сколько для разведки. Авиационного противодействия британцы не опасались: встреча предполагалась далеко за пределами радиуса действия береговой авиации, базировавшейся на Моруроа.
  Одновременно принимались меры по сокрытию тайны. В идеале весь конвой должен был исчезнуть бесследно. Британские офицеры не хуже любого марксиста знали, что идеал не достижим, но приказ был однозначен: предусмотреть все возможное. Это и делалось. В частности, предполагалось полное глушение радиопередач, ради чего на все корабли, посылаемые в этот район Тихого океана, установили мощные, специально для этого предназначенные радиопередатчики. Кроме того, в состав эскадры включили десяток эсминцев. Бесполезные в этом раскладе корабли, скажете? Как бы не так. Хотя наличие немецких подводных лодок вроде как не предвиделось, но полностью исключить их появление никто и не думал. Наивных среди разработчиков плана перехвата не было. И подозрительность оказалась оправданной, хотя и частично.
  Судно снабжения с громким названием 'Фрайшютц'¹⁴ с дедвейтом десять тысяч тонн не имело в трюмах почти что ничего предосудительного. Генеральный груз включал в себя металлопрокат, сварочные электроды, крепеж, запчасти для генераторов и двигателей, цемент, горный инструмент, продукты, питьевую воду и еще порядочную номенклатуру предметов совершенно безобидного свойства. Авиадвигатели вполне могли использоваться для гражданских самолетов. Несколько сомнительным выглядел груз взрывчатки, да и то сказать: ее в теории можно было использовать в проходческих целях. Откровенно подозрительно смотрелись боеприпасы: снаряды для пушек, пулеметов разного калибра и легкого стрелкового оружия. Могли привлечь внимание запчасти к артиллерийским установкам.
  Танкер был куда более занюханным, если судить по имени 'Зеехунд'¹⁵ . Зато в его трюмах покоились бочки с маслом разного вида, а в танках плескался авиационный бензин и тяжело покачивались дизельное топливо и мазут.
  Оба судна вышли в свой очень дальний путь из Бремена. И надо ж такому совпасть: буквально на неделю позже из базы подводных лодок в Лорьяне вышел целый дивизион, да не каких-нибудь, а 'девяток'. Любой сколько-нибудь понимающий в морском деле с уверенностью сделал бы вывод: это подразделение Кригсмарине намерено бороздить океанские воды. Остался вопрос: о каком именно океане шла речь. Тут ясности не только не было, но и быть не могло. Каждый командир-подводник получил запечатанный пакет с предписанием вскрыть его по прибытии в точку с координатами такими-то. Сверх того, был выдан и другой приказ о полном радиомолчании вплоть до полного выполнения приказов в тех самых пакетах.
  Поэтому не стоит удивляться, что английская разведка, сопоставив как дату выхода в море, так и повышенные меры безопасности, сделала правильный вывод: этот дивизион полностью или частично направляется к атоллу Моруроа. Увы, никто не мог бы точно сказать, сколько именно лодок двинется в Тихий океан.
  Конечно, предположение о прохождении этого конвоя через Суэцкий канал выглядело диковато. А вот вокруг мыса Доброй Надежды - очень даже могли бы пойти. И коль скоро в составе имелись танкер и судно снабжения, то не предвиделось значимых проблем как со сменными экипажами подводников, так и с бункеровкой.
  Однако гунны продемонстрировали нетривиальное искусство планирования. На поверку их маршрут оказался направленным на Кубу. Правда, портовые власти Гаваны дали понять, что длительная стоянка была бы нежелательна, но все же семьдесят два часа командир конвоя выторговал. Про себя капитан цур зее Фридрих Цайферт решил, что заранее обговорить условия стоянки ведомству Риббентропа не приказывали - очень уж велик был риск утечки информации в этом случае.
  Как бы то ни было, никто не потревожил немецких моряков во время их стоянки в Гаванской бухте, если не считать канадского корвета 'Шамбли'. Не стоило сомневаться: тот просто 'мимо проходил'. Правда, отношение местных было скорее настороженным, чем враждебным.
  А потом немцы сделали ход совсем уж неожиданный: они двинулись к Панамскому каналу. Видимо, какая-то договоренность с властями существовала. Американцы всеми силами показывали, что они-де хранят строгий нейтралитет.
  Но дальше на горизонте стали сгущаться тучи (фигурально, конечно). Хотя конвой хранил радиомолчание, но слушать эфир не запрещалось. Шли передачи от дружественных радиостанций, и содержание их тревожило.
  Эскадра британских кораблей шла за немецким конвоем по пятам. Они чуть опоздали в Гавану, и никто не мог сказать, получилось ли это случайно или нарочно. Из Панамского канала англичане вышли всего на тридцать часов позже немцев. Вышли - и как будто растворились в синеве. На самом же деле британцы планировали оказаться между немецким конвоем и его целью.
  Это удалось. Но в дело вмешалось совсем уж непредвиденное обстоятельство.
  Как ни странно, первым неладное заметил не вахтенный механик, а боцман подводной лодки U-123 Рудольф Мюльбауэр. Именно он учуял запах горелой изоляции и рявкнул в сторону центрального поста: 'Пожар!' И, к сожалению, попал в точку. Из левого электродвигателя тянулся дымок, сгущаясь с каждой минутой.
  Пришлось всплыть и лечь в дрейф. В отсеках стало трудно дышать. Командир спешно открыл рубочный люк и приказал всем выбираться на палубу, а старший помощник тем временем запустил систему пожаротушения. И все равно даже те, которые успели схватить дыхательные приборы, наглотались мерзкого дыма; многие кашляли, а двоих матросов даже рвало.
  Сигнальщик дал знать ратьером другим командирам. Те, впрочем, и так подметили неладное: из рубочного люка шел дым, а сама U-123, похоже, лишилась хода. Командир конвоя, натурально, запросил обстановку. К аварийному кораблю тут же подтянулась подводная лодка U-122. Прочие продолжали идти в направлении к атоллу Моруроа.
  Разумеется, совместными усилиями механиков двух кораблей двигатель тут же частично разобрали. Причина аварии была обнаружена достаточно скоро. Увы, короткое замыкание в обмотке левого электродвигателя поставило крест на возможности его использовать без капитального ремонта.
  Диагноз был тяжелым, но не смертельным: до Моруроа можно было дотянуть. Как только это стало ясно, U-122 в соответствии с приказом пустилась догонять товарищей. Командир конвоя хорошо знал: груз должен сохранен даже ценой гибели сопровождения. Что до пострадавшей лодки, то на одном электродвигателе и, соответственно, на одном винте она сохраняла подводный ход, но лишь с максимальной скоростью три узла против обычных семи с лишком. Это, в свою очередь, значило, что при удачном стечении обстоятельств U-123 даже могла выйти в успешную торпедную атаку. Но вот скрыться после нее - это под большим вопросом, поскольку уменьшилась не только скорость подводного хода, но и скорость погружения. Впрочем, надводный ход остался тем же. В результате всех пертурбаций лодка оставалась без хода в течение почти пяти часов.
  В командирскую каюту набилась куча народу: сам хозяин, команда механиков, помощники командира.
  Командир U-123 капитан-лейтенант Рейнхард Хайдеген был необычно официален.
  - Господа, вы все знакомы с положением дел. Нам приказано идти к базе, - По неясной причине то, что построили на острове Моруроа, все моряки упорно называли базой, не называя остров впрямую. - Прошу высказываться, желательно кратко.
  Последовал жест в сторону младшего по званию механика. Вместо обоснованного мнения тот задал вопрос:
  - Имеются ли на базе запасные двигатели SSW-пятьсот?
  - Нет сведений, - твердо отвечал командир.
  - Тогда считаю, что надо полным ходом догонять эскадру и идти к базе. И там чиниться сразу же, если есть движки, или ждать запасных.
  Другой механик поддержал эту точку зрения, а у стармеха было чуть другое мнение: он указал, что, вообще говоря, обмотку можно попытаться восстановить на ходу, но для этого двигатель все равно придется разобрать до нуля. Правда, шансы на успех были малы.
  Неожиданно подробный анализ выдал первый помощник Хорст фон Шрётер.
  - Господа, расчет, который я только что сделал, показал, что мы можем догнать конвой через семь часов. При этом точка нашей встречи окажется примерно в десяти часах ходу от базы. Однако к этому сроку надо прибавить не менее пары часов, если мы все еще будем в режиме радиомолчания, поскольку понадобится резерв на поиски.
  Командир принял решение:
  - Приказываю дать ход, курс двести семьдесят пять, дизеля не перенапрягать, держать скорость не более пятнадцати узлов. Все свободны.
  Капитан-лейтенант знал кое-что, о чем остальные члены экипажа пока оставались в неведении: англичане уже открыли охоту на конвой. У Рейнхарда Хайдегена был приказ, переданный даже не из Лорьяна, а из Берлина: при попытке захвата 'Фрайшютца' торпедировать именно его. Командир U-123 рассчитывал на то, что, подойдя не к самому началу боя, его лодка получит шанс на успешную атаку.
  Точно такой же приказ относительно корабля снабжения получили командиры всех прочих немецких подлодок, входивших в состав конвоя.
  Англичане никак не могли захватить бомбу, ибо ее вообще не существовало. Немцы опасались утечки информации через пленных.


  Глава 12

  Без причин приказы не отменяют.
  Любой военнослужащий, даже бывший, подпишется под этой максимой. И будет прав. Другое дело, что причина не всегда угадывается теми, кого эта самая отмена касается - прямо или косвенно.
  На этот раз причина была не одна.
  Командир британской эскадры поднял в воздух все четыре гидросамолета - то есть все, которые имелись в распоряжении. Целью их была разведка и только. По получении докладов от летных экипажей любой вменяемый командир эскадры был бы доволен: задача оказалась выполненной.
  Успеха добился лишь один из гидропланов, но и того хватило: немецкий конвой был обнаружен, а штурман сосчитал все германские корабли, мало того: определил их тип. Разведка велась на максимальной высоте, которую позволил отказ от бомбового вооружения - семь тысяч метров. Сразу же по идентификации всех кораблей, пилот в соответствии с приказом повернул к кораблю-матке (это был тяжелый крейсер 'Эксетер').
  Радаров у немцев не было - это было известно заранее. Судя по тому, что подводные лодки не пытались погрузиться, немецкие сигнальщики не обнаружили разведку. Но вот сведения несколько смутили командира английской эскадры. Подлодок оказалось лишь три, а не четыре.
  Объяснения этому могли найтись, и не одно. Первое, что подумалось: одна из лодок выполняет работу передового дозора. Конечно, видимость с мостика у нее куда хуже, чем, скажем, у эсминца, но зато имеются гидрофоны и акустики. Правда, эсминцы могут выполнить ту же работу с той же эффективностью, а то и получше, поскольку гидроакустические посты у них также имеются. Вторым объяснением напрашивалась некая задача, не связанная с конвоем. Эта мысль была отвергнута. Одинокой субмарине посреди океана просто некого ловить в перископный прицел, кроме разве что кораблей из английской эскадры. Но с военной точки зрения это лишено большого смысла: в одиночку всю корабельную группу не перетопить, а вот британские эсминцы с их лучшим в мире противолодочным вооружением вполне могут обратить охотника в дичь и уж точно способны сорвать попытки дальнейших атак. Нет, дивизион лодок должен дойти до своей базы в первую очередь. Что еще? Авария на одной из подлодок. Вот это выглядело возможным вариантом. И как бы не самым скверным, ибо если повреждение не слишком велико, то лодка вполне способна дойти до базы и не в составе конвоя. Но вот увидеть и услышать происходящее - это выглядело возможным, а ведь в Адмиралтействе категорически настаивали на сохранении тайны. Искать же беглянку значило разделять силы и, что еще хуже, терять время без полной уверенности в успехе.
  Командующий эскадрой коммодор¹⁶ сэр Генри Харвуд принял, как ему подумалось, верное решение: послал радиограмму в штаб. К его огромному удивлению, ответ пришел чуть ли не мгновенно, несмотря на десятичасовую разницу во времени. Приказ был недвусмысленным: атака на немецкий конвой отменялась.
  В любом военном флоте любой страны любого мира приказы принято выполнять. Эскадра взяла курс обратно на Панамский канал, но между командующим эскадрой и командиром флагмана состоялся разговор за бутылкой джина. Первый из собеседников был явно недоволен приказом. Второй держался осторожной позиции. Поскольку оба были очень хорошо знакомы, то беседа шла без околичностей.
  - Не могу понять смысл этого приказа! - горячился и без того подогретый напитком коммодор. - Оливер, ты же и сам понимаешь, что мы вполне могли отправить к Дэви Джонсу всех гуннов до единого. А потом уже спокойно разыскать эту пропавшую лодку и утопить ее тоже. Вот ты понял?
  Несмотря на несколько туманную форму последней фразы, собеседник ее отлично понял.
  - Знаешь, лично мне показалось удивительной та скорость, с которой нам ответили из штаба. Ставлю два фунта десять шиллингов против одного: ответ у них был готов заранее.
  - Пари не приму. Фунты я в саду не выращиваю. Так почему, ты думаешь, пришел такой ответ?
  С этими словами джин был приговорен к смертной казни через выпивание.
  - Есть одна мысль. Мне подумалось, что пришла какая-то информация в Адмиралтейство, которая сделала бессмысленной всю нашу экспедицию. Ты вот будешь смеяться, но...
  - Не буду. Гони ее, эту информацию, на обсуждение.
  - Так вот. Мне подумалось, что там, - палец указал на подволок адмиральской каюты, - получили сведения. Хочу сказать, стало понятно, что это за база у гуннов и зачем она нужна посередь Тихого океана. И весь наш риск оказался ни к чему, понятно?
  Дальше разговор пошел на спортивные темы. По случаю окончания боевых действий был назначен матч по регби: Манчестер против Лидса. При удаче трансляцию можно было бы слушать по радио.

  Догадка кэптена¹⁷ Оливера Гордона была верной. Разведка Великобритании и в самом деле получила важную информацию. Ключевым словом в ней было 'рений'.
  Немедленно МИ-6 стала наводить справки. Сведения оказались неутешительными.
  Вроде бы Германия была единственной страной в мире, которая добывала этот элемент, но в каком количестве! Годовая добыча исчислялась не тоннами - килограммами. Но, по всей видимости, требовались именно тонны. Зачем?
  Первое, что удалось установить: сколько-то рения продали Советскому Союзу. Эта история получила некоторую известность, о ней знали многие. Понятно, английские аналитики стали выяснять подробности. Они показались мало что не сенсационными: большевики купили около грамма металла. Эту цифру подтвердили аж целых четыре независимых источника.
  Привлеченные к расследованию (втемную, понятное дело) британские ученые были единодушны: подобное количество годится лишь для исследований, но никак не для изготовления чего бы то ни было. Но вот ведь странное дело: после этого русские не покупали этот металл - во всяком случае, в Германии. А там вся добыча также шла на исследования.
  После долгих проверок и перепроверок наиболее вероятным был признан вывод: рений и вправду нужен в промышленности. Достоверной оказалась информация: Советы выплавляют, хотя и в малых количествах, сплавы с добавками рения. Правда, область применения оставалась темной. И, похоже, СССР не испытывал больших проблем с рением в отличие от Германии, которая также имела потребность в этом сырье, но оказалась не в состоянии обеспечить даже себя. Получается, явно глубокая, судя по объему материалов и ресурсов, шахта на острове Моруроа МОГЛА иметь смысл для добычи рения. Ведь этот остров находится на скальном основании, а в изверженных породах вполне могли оказаться жилы с повышенным содержанием искомого металла.
  Косвенным подтверждением назначения шахты послужила добытая случайно информация: на эту якобы военно-морскую базу завезли хорошую химическую лабораторию. С какой целью? Ответ лежал на поверхности: до сих пор рений находили в других рудах, но в очень малой концентрации. Тогда лаборатория необходима для контроля качества рудного концентрата.
  Сразу же по получении этого вывода был отдан приказ Адмиралтейству (или, скажем так, настоятельная рекомендация): свернуть операцию по перехвату конвоя и возвращаться на базу, то есть в Атлантику. Конечно, слежку за последующими отправлениями в Тихий океан никто не отменял, но это делалось прямо в Европе.
  Но оставалась еще одна, пожалуй, главная проблема: для чего все-таки нужен рений?

  Ход был правильным. Умным. Может быть, даже лучшим из всех возможных. Так полагал тот, кто подтолкнул военное руководство - товарищ Александров. И Георгий Константинович Жуков думал точно так же.
  Заключался он в том, что генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко был приказом назначен на должность командующего Дальневосточным военным округом. По тогдашним меркам это значило многое. Разумеется, многим из его команды также пришлось ехать в далекую Сибирь и еще более далекое тихоокеанское побережье.
  Рубить сплеча новоиспеченный командующий не стал. Первым своим делом он посчитал детальнейшим образом вникнуть в обстановку. Наиглавнейшим элементом оценки были сочтены данные разведки. Все они твердили об одном и том же: оборона японской армии укрепляется. И никаких фактов о готовящемся нападении.
  Генерал Апанасенко задал самому себе тот же вопрос, которым до него озадачивался не один советский командир высшего звена: с какого перепугу японцы так озабочены возможностью советского наступления? Вывод был примерно тот же, к которому пришел начальник Генштаба: предполагается некое событие, после которого СССР будет вынужден объявить войну. Не имея даже начального образования, Иосиф Родионович не только от природы обладал цепким умом: он ничуть не пренебрегал возможностью учиться. Вдобавок у него было развито то самое чутье, без которого в очень многих профессиях до вершин никогда не добраться. К нему стекались данные от пограничников. Кое о чем он просто догадывался. Вот почему все военное командование округа от уровня полка и выше получило приказ не просто наладить связи с пограничниками, но и обеспечить наилучшее взаимодействие. Предвидя возможность диверсий, Апанасенко велел собирать все мыслимые предложения о конкретных мерах. Этим занимались особисты.
  Наибольшую обеспокоенность командующего вызывало железнодорожное сообщение. Лучше любого другого он понимал, насколько округ уязвим по части снабжения. Особые отделы и науськанные погранцы устраивали проверки охраны мостов, железнодорожного полотна и подвижного состава. Большой пинок получили строители: им предписывалось рассредоточить склады, и, что главнее, оборудовать отличные подъездные пути к ним. Иначе говоря, эти объекты должны были сохранять доступность в любую погоду. Разумеется, дороги Апанасенко обустраивал. Тем более, в округ начали поступать в изрядном количестве грузовики, бензин, моторное масло, шины и запчасти. Хуже было положение с шоферами. Пришлось надавить на командиров авторот в части обучения специалистов. Тем самым кадровый вопрос, хотя и не решился, но хотя бы сдвинулся в нужную сторону.
  Чего уж заниматься критиканством: меры были и правильными, и нужными, и решительными. И только один явный недостаток просматривался: они частично опаздывали. Хотя кое в чем результат сказался.

  Требования высокого начальства, как это обычно бывает, оказались противоречивыми. Типичный случай: 'на копейку, с бархатом, чтоб соловьем пела.'
  С одной стороны, командующий Квантунской армией генерал Ямада Отодзо получил приказ всеми силами прервать железнодорожное снабжение всех советских войск на Дальнем Востоке (в первую очередь в Приморском крае). С другой стороны, запрещалось открытое военное воздействие.
  Все донесения от японских диверсионных групп сходились в одном: нападение на железнодорожные мосты возможно, но без большого шума сделать это нереально. Охрана не просто бдила. Видимо, какие-то сведения о возможности диверсий просочились со всеми отсюда вытекающими. Само собой, без приказа никто и ничего взрывать не стал.
  Генерал Отодзо сделал то, что и должен был: суммировал выводы и отправил донесение высокому начальству, в котором со всей почтительностью отмечал: входы и выходы из железнодорожных тоннелей на участках таких-то взорвать можно. Соответствующие подготовительные работы проведены. Уничтожение железнодорожных мостов на том же участке также представляется возможным, но никаких гарантий незаметности этих действий дать нельзя.
  Через некоторое время пришел ответ. Суть его можно было выразить двумя словами: 'Будьте готовы к взрыву тоннелей.' О мостах не было сказано ни слова.

  Генерал-полковнику Жукову этот голос был хорошо знаком.
  - Георгий Константиныч, надо бы встретиться в спокойной обстановке.
  Начальник Генштаба превосходно понимал, что существуют темы, по телефону не обсуждаемые. Кроме того, он знал, что по пустякам этот человек никогда и никого не дергает.
  - Да хоть сегодня, Сергей Василич. В твоем кабинете в... семь вечера, пойдет?
  - А согласен. Чай будет, водку не обещаю.
  Совещание было сугубо неформальным. И причины этого оказались обозначенными с самого начала:
  - Георгий Константиныч, определенные и четкие данные отсутствуют, но косвенные признаки указывают: в скором времени может начаться японо-американская война.
  Жуков хотел было сказать: 'Нам-то что с этого?', но лишь кивнул.
  - Заметь, японцы предложили заключить с нами пакт о ненападении. Им отказали.
  И снова у генерала на языке вертелась очевидная фраза: 'Так вот почему они так крепят оборону.' И опять вслух ничего не прозвучало.
  - Ты наверняка подумал про войну на два фронта, верно?
  - Угадал, Сергей Василич.
  - Вот я и подумал, что от такой войны японцы хотят отгородиться всеми средствами. В том числе прерыванием снабжения по Транссибу. Насколько это возможно - ты знаешь как бы не получше моего. Но... смотри, что предложили умные головы - это, правда, в Белоруссии.
  На стол легла карта. На ней изображалась схема одной из самых успешных операций партизанской армии Ковпака: 'сарненский крест', в ходе которой был не только выведен из строя стратегический железнодорожный узел, но и сильнейшим образом задержана возможность его восстановления. Полностью движение возобновилось лишь через полтора месяца. Жуков этого, понятно, не знал, но идею схватил мгновенно.
  Александров энергично продолжал:
  - Это лишь вариант. Однако идея настолько проста, что японцы могут додуматься и сами. И все же есть средство противодействия. Допивай чай, доедай коврижку, и я тебе покажу.
  Чайная подготовка много времени не заняла.
  - Глянь на картинки.
  Как всегда, у товарища картинки были отменного качества: крупные и цветные. На них красовался громадный, явно транспортный самолет.
  - Вместимость у него - до восьмидесяти тонн. Иначе говоря, перевозит тяжелый танк, три боекомплекта, экипаж - и еще место останется. Или артиллерию, скажем. Вот такими можно организовать воздушный мост по снабжению. Но есть и некоторые 'но'. Вот глянь на карты. Здесь обозначены полевые аэродромы. Грунтовые, понятно. Истребители, фронтовые бомберы, штурмовики, вертолеты - все это может там взлетать-садиться. Вообще-то эта машина может использовать грунтовый аэродром, но сам должен понимать: бетон она предпочитает. Да и зависимость от погоды тоже... Летчиков на эти транспортники готовят. Аэродромное обслуживание - тоже. А вот что не готово. Сам понимаешь: мало самолет посадить, мало его разгрузить - то, что прилетело, должно попасть в нужное место. Здесь у нас может возникнуть затык. Предложи Апанасенко поднажать именно в этой части. Нужны дороги к расположению наших частей. А у него есть и люди для этого, и опыт, и, что еще важнее: понимание важности задачи.
  Генерал наморщил лоб, чуть подумал и принялся спрашивать:
  - Что от меня требуется? И чем ты можешь помочь?
  - Ты-то? Твои пчелки со шпалами должны как следует потрудиться и прикинуть, что именно нужно в части МТО¹⁸, причем на два варианта: плотно обороняться и наступать. Причем, если речь пойдет о наступлении, то подумай вот об этом направлении.
  Карандаш указал на Большой Хинган - то есть как раз на туда, где в другом мире прошло наступление на Квантунскую армию.
  Коринженер продолжал:
  - Твои сразу же могут сказать: не пройдут танки. Тут постараюсь помочь. Даже если не добуду нечто... э-кхм... очень мощное и резвое, то уже сделан заказ: танки Т-34, модернизированные, со встроенной горной передачей. Ну, она позволяет сильно крутые подъемы брать.
  У Георгия Константиновича с памятью все было в порядке:
  - Это все, что ты можешь?
  Ответом сначала было длинное ругательство, в коем упоминалась, среди прочего, трансцендентная матерь и активно участвовал двойной интеграл по поверхности в четырех координатах. А после товарищ Александров начал излагать:
  - Георгий Константиныч, не все от меня зависит. И более того: не уверен, что корпус Черняховского - уж его-то в деле ты видал - перебросят в те края. Это я думаю, даже надеюсь, что меня подключат, но, сам знаешь, надо мной тоже начальство есть.
  - Нда-а-а... Так ты думаешь, что главный удар будет по мостам?
  - Так это первое, что приходит в голову. А у тебя имеются варианты?
  - Так сходу и не скажу, но я бы подумал вот что. Там у дороги крутые горные склоны. Взять и вызвать мощный камнепад.
  - Думал об этом. Я спец не из великих, но на уборку последствий клади две недели... ну, месяц. Маловато будет.
  Жукову почудилась некая ехидность в голосе хозяина кабинета, но она не выглядела очень уж важной.
  - А если, к примеру, аж целую скалу на путь обрушить? Так, чтоб не десяток тонн камней, а сотню. Да что там сотню - тысячу!
  - Думал и про это. Тут вопрос такой: каким количеством взрывчатки такое можно устроить? Если речь о мосте: тут хватит... ну, сотни килограмм. Ну, полтора центнера. А на скалу даже и не знаю, но тут речь о тоннах может пойти, а то и поболее. Тысяча тонн камней, говоришь? Пригнать по рельсам экскаватор, тот за месяц с этой тыщей справится.
  - Хорошо, а как насчет тоннеля? Такие есть на Транссибе. Вот представь: едет эшелон с взрывчаткой, а в него подложить мину. И в нужный момент она ка-а-ак грёбнет!
  - И опять же: надо знать, когда пойдет эшелон. Подрывник понадобится, смертник. Ну, такого японцы найдут... Я даже и не знаю: взрывчатку эшелонами перевозят? Вообще-то есть у меня знакомства по части тоннелей и подобных сооружений...
  Это было правдой. Знакомство точно имелось.

  Все рассуждения пошли кувырком. У тех, кто решал вопросы по-настоящему, терпение лопнуло. И на свет появилась нота Халла.
  Истины ради мы должны еще раз подчеркнуть: все громкие слова о 'потере лица' были тут ни при чем. И тонкие подсчеты возможных японских проторей и убытков экономического и политического свойства оказались нужными лишь для газет. Эта война готовилась уж давно.
  В другом мире нападение на Перл-Харбор случилось через считанные двенадцать дней после предъявления означенной ноты. Там и тогда, где очутился Рославлев, японскому флоту понадобилось на подготовку атаки точно такой же срок. Но результаты были другими.
  На этот раз СССР оказался намного более заинтересованной стороной.
  Обмен дипломатическими нотами между министерствами иностранных дел двух держав, вообще говоря, является внутренним делом заинтересованных сторон, так что иногда сам факт существования подобных документов может остаться неизвестным широкой публике. Разумеется, такое случается лишь при условии, когда соблюдение тайны взаимовыгодно. В противном случае публикация в газетах практически неизбежна.
  Надо отдать должное людям Судоплатова: текст ноты они раздобыли чуть ли не раньше, чем ее содержание дошло до премьер-министра Тодзё. Во всяком случае, как Молотов, так и Сталин узнали о ее существовании практически одновременно с японским руководством. Впрочем, изложение ноты, она же ультиматум Халла, как ее обозвали в международной прессе, стало достоянием широкой публики очень быстро. После этого Наркоминдел мог отреагировать вполне официально. Реакция советских газет была краткой и достаточно сухой. Только суть, почти без комментариев: предъявлена нота с требованиями такими-то, ожидается обострение японо-американских отношений. И все.

  Сталин собрал Политбюро. Первым докладывал нарком внутренних дел Берия.
  - Разведывательные данные, собранные сотрудниками моего наркомата, однозначно доказывают: японский флот уже почти полгода готовится к полноценному авиаудару по американской военно-морской базе Перл-Харбор. Для нас это не новость. Но буквально на днях появилась информация вот какого сорта. Руководство Соединенных Штатов и, в частности, президент Рузвельт также в курсе этих приготовлений. Однако у нас нет никаких данных для оценки степени готовности базы тихоокеанского флота США к отражению этой атаки. В частности, отсутствует информация по повышению этой готовности.
  По обыкновению, Сталин отнюдь не торопился высказываться. Вместо этого последовало:
  - Товарищ Молотов, как вы можете оценить эту ситуацию с точки зрения Наркоминдела?
  Вячеслав Михайлович оправдал ожидания:
  - Не может быть никаких сомнений в том, что если нападение будет успешным, то это станет превосходным поводом к войне. Конгрессмены и сенаторы США, поддерживающие изоляционистскую политику, останутся в абсолютном меньшинстве. По американскому закону, сам президент не имеет права начать войну без соответствующего голосования. Конгресс же вполне может одобрить объявление войны, даже если в последний момент американские моряки и летчики сумеют отбить воздушную атаку на свою базу. Сам факт нападения крупными силами на важнейший военный объект дает основания США отреагировать именно так.
  - Вопросы, товарищи?
  Клим Ефремович Ворошилов вскинул руку:
  - Товарищ Берия, значат ли ваши слова, что не исключена полная неготовность американцев к воздушному нападению?
  В голосе у наркома внудел отсутствовала даже тень сомнения:
  - Из имеющейся информации следует, что этот вариант развития событий исключить нельзя.
  Зампредсовнаркома и единственный кадровый военный в Политбюро понял правильно: у разведки есть данные, что американцы очень даже могут прошляпить начало нападения.
  И тут Предсовнаркома, наконец, взял слово:
  - Напоминаю присутствующим, что ранее Политбюро приняло решение о полном нейтралитете в этом возможном конфликте. Однако, принимая во внимание, что американская сторона уже знает о предстоящей атаке, возможно передать президенту США дополнительное извещение о возможности нападения японского флота, и это не будет нарушением нейтралитета.
  Согласие было тут же получено.

  Реакция Красной армии и флота была резкой. И там, и там отменили отпуска военнослужащим. Особые отделы информировали личный состав о 'возможности вооруженных провокаций со стороны японской военщины.' Разумеется, слышались призывы к бдительности - как же без них. Особенно это относилось к охране стратегических объектов. Среди таковых Транссибирская магистраль числилась как бы не первой, но не обошли вниманием приграничные аэродромы и места дислокации воинских частей. Выражение 'страна готовилась дать отпор' было бы слишком сильным. Но уж Дальневосточный округ точно готовился.
  У генерала Апанасенко были веские основания на подобные действия. В глухом ущелье нашли не особо свежего покойника. Находка, следует отметить, оказалась случайной: бдительный боец обратил внимание на воронью стайку, и с некоторым усилием разглядел причину птичьего интереса. На разъяснение ситуации направили группу пограничников. Достоверно удалось определить наличие взрывчатки в рюкзаке у неизвестного. Уже потом эксперты констатировали: тол немецкого производства, довольно старый ('Вероятно еще с империалистической остался.'). Документов, как и ожидалось, не нашли. Национальность гражданина определить не удалось: над лицом прожорливые пернатые успели хорошенько поработать. Достоверным фактом оказалось лишь азиатское происхождение.
  Найденного тротила в количестве пятнадцати килограммов вполне хватило бы устроить хорошую железнодорожную катастрофу путем разрушения рельсового полотна на подходящем участке. Эксперты дружно признали, что таким количеством железнодорожный мост можно разве что повредить, но не уничтожить. Но никто не мог утверждать, что этот злонамеренный тип шел через границу в одиночку.

  Японский флот, можно сказать, не особо готовился к боевым действиям. Ему это было без надобности. Он и так был готов. Единственной стороной, не предпринимавшей никаких экстраординарных мер, был тихоокеанский флот Соединенных Штатов.


  Глава 13

  Знакомства - большая сила, хотя всевластие через них не получить.
  Студент мехмата старший лейтенант запаса Марк Перцовский не обманул ожиданий товарища Александрова. Ну разве что он попросил две недели сроку. И втихомолку подключил к работе нескольких друзей, которых знавал еще по училищу.
  А через эти самые две недели ответ был дан в виде доклада порядочной толщины. Он оказался вполне однозначным:
  - ...таким образом, при подрыве эшелона со стандартной взрывчаткой (тротил) наибольшая мощность ударной волны ожидается в направлениях к выходам из тоннеля. Распределение энергии см. на фиг. 28. Из него следует, что полное обрушение свода тоннеля выглядит маловероятным. Что касается возможности обрушения входов в тоннель, то оно реализуемо при грамотном минировании по схемам, представленном на фиг. 29-34. Однако следует упомянуть, что минимальное количество стандартной взрывчатки составляет от двух до одиннадцати тонн, как это следует из табл. 8-12...
   Удивительное дело: доклад, в котором доказывалось, что взорвать входы в тоннели возможно, произвел умиротворяющее действие. Как легко понять, именно расчетное количество взрывчатки в наибольшей степени способствовало благорастворению в умах. Генерал Апанасенко с чистой совестью докладывал большому начальству, что при тех мерах безопасности, которые реализовывались по его приказам, доставка десятка тонн взрывчатки ко входам в тоннели, уж не говоря о самом минировании, выглядит невыполнимой задачей для вражеских - читай, японских - диверсантов. И был при этом абсолютно прав. То, что тротил уже был доставлен, заложен и подготовлен к своей адской работе, никто не знал.
  Разумеется, меры по охране мостов не отменяли.

  Нет, не просто отряд кораблей шел в направлении острова Оаху, входящего в Гавайский архипелаг. Это был флот! Целых шесть тяжелых авианосцев (позднее они должны получить наименование 'ударные'), а к ним прочие корабли линии, то есть аж два линкора! И это не считая мелочевки вроде крейсеров и подводных лодок. Как и 'там', командовал контр-адмирал Нагумо Тюити. Разведка японского флота сработала отменно: все командиры кораблей знали не только количественный состав американских кораблей, стоявших на якорях и у причалов базы, но и точное расположение каждого.
  Все, как в другом мире? Все, да не все.
  Дивизион сверхмалых подводных лодок был и тогда, но здесь в него входило не пять, а шесть единиц. И эсминцев было двенадцать, а не одиннадцать. Но главные различия заключались в ином.
  В бухте Пёрл-Харбор в момент атаки находились не только линкоры и крейсера. Там также случились два ключевых американских корабля тихоокеанского флота: авианосцы 'Энтерпрайз' и 'Лексингтон'. Это знали контр-адмирал Нагумо и адмирал Ямамото. Но самое главное: об этом факте был осведомлен капитан первого ранга Гэнда Минору, составлявший изначальный план атаки. В последний момент лучший тактик авианосного флота Японии не поленился подработать замысел с учетом самых свежих разведданных. По плану первая волна самолетов была нацелена именно на авианосцы, которые все бывшие в курсе дел японские военачальники полагали наиболее опасными (в перспективе) противниками. Расчеты Гэнда показали, что намечавшихся ранее двух волн самолетов может быть недостаточно.
  Конечно, имелись совпадения с событиями иного мира - в частности, похожей оказалась прелюдия атаки.
  Командовавший Тихоокеанским флотом США адмирал Хазбенд Киммел ничем не отличался от своего аналога в другом мире. Там и там он был упертым артиллеристом, полагавших авианосцы чем-то вроде легкого салатика к обеду, но никак не первым и не вторым блюдом. Там и там он на прямое предупреждение о возможности воздушного нападения ответил: мол, на его восемь линкоров японцы ни за что не полезут, а если и полезут, то им же хуже будет. Нельзя не признать, что на выучку американских артиллеристов - всех, начиная от старших офицеров и заканчивая последними нижними чинами - грех было бы жаловаться. Но большое начальство поразила русская болезнь, именуемая 'макаки не посмеют'.
  Сторонники страшных заговоров и ужасающих государственных тайн полагают, что адмирал мог получить приказ (секретный, ясно дело) не противодействовать японцам. Авторы этих строк в существование подобного приказа не верят. Во-первых, бумага такого уровня должна передаваться не через обычные каналы, а из рук в руки, притом с участием сверхдоверенной персоны, а таковые просто не посещали базу в то время. Во-вторых, смысл такого приказа - изыскание повода к войне, а им вполне мог стать не полный разгром, каковой и случился, а лишь вооруженное нападение на базу, хотя бы и с ограниченным успехом. Одним словом, не надо искать коварные замыслы и хитрые стратагемы там, где достаточно простого разгильдяйства.
  Еще одно совпадение состояло в дне недели. По случаю выходного почти весь летный состав как базы, так и авианосцев наслаждался увольнительными. Часть его была не вполне трезвой, еще некоторая доля рисковала по пробуждении страдать похмельем. Весьма многие в тот вечер наслаждались прелестями общения с особами противоположного пола, причем они (прелести) были неотъемлемой частью общения. Инженер Рославлев, продвинутый в части русского языка, назвал бы обстановку емким словом 'расслабуха', но на базе Пёрл-Харбор именно в описываемое время данный человек отсутствовал.

  Видимо, у Олега Владимировича Лосева имелись основания быть недовольным собой (в первую очередь) и своими сотрудниками. В самом деле: полученные от немецкой стороны пластины чистейшего кремния были превосходны по всем параметрам. И та схема, которую фотографически наносили на них, вроде как была продумана и отработана. Параметры технологии соблюдали, применяя драконовские методы. И все же выход годного составлял ужасающие три процента.
  Наверное, у товарища Лосева проявилось некое чутье. Он обратился за помощью не к ученым из Оптического института и не к коллегам-инженерам, занимавшимся смежными проблемами. Он позвонил в Москву товарищу Александрову. Тот пригласил в Москву на беседу - товарищ из органов употребил это слово - и попросил, понятное дело, все материалы.
  Первым делом командировочному предложили бутерброды с чаем. Такое начало событий Лосев оценил хотя и молча, но сугубо положительно. Он появился в наркомате внутренних дел сразу с поезда и, понятное дело, не евши. Но завтрак скоро закончился.
  Сперва товарищ Александров просмотрел все присланные документы, а их было не так мало. После начался разговор, причем сперва вопросы задавал отнюдь не разработчик.
  - Олег Владимирович, ваша схема нужна, как вы догадываетесь, не сама по себе. Нужные компоненты вам уже поставили. Потому спрашиваю: вы в состоянии собирать из них готовое изделие? Если нет, то чего вам не хватает?
  Инженер Лосев выдохнул воздух и заговорил решительным голосом:
  - Единичные экземпляры или даже очень мелкую серию мы могли бы собрать. Даже больше скажу - впрочем, нет. Для настоящей серии понадобится производственная линия.
  Последние слова появились в словаре ленинградца сравнительно недавно, но были употреблены со всей решимостью.
  - Но прежде мое руководство поставит вопрос о безобразном проценте брака. А хуже всего: никто, в том числе я сам, не может догадаться, что именно служит его конкретной причиной. На одном блине... то есть хочу сказать на одной пластине... может получиться сплошной брак, а на другой - годная схема, а то и не одна. И вот мы...
  - Не так быстро, Олег Владимирович, - с легкой улыбкой прервал товарищ коринженер. - Кажется, ситуация ясна. У меня для вас две новости: одна умеренно хорошая, другая хуже. Начну с той, которая получше. Ваша группа не одинока. Есть и другие разработчики. Так вот, у всех них процент брака такой же, как у вас... примерно. Теперь о второй новости. Выход годного можно увеличить, и вы с вашими людьми можете сыграть в этом как бы не первую скрипку. Для начала понадобится сверхдетальный анализ картины возникновения брака. Вот что надобно принять во внимание...
  И началось:
  - ...да при чем тут температура? Мы всегда соблюдаем...
  - А если проверить? Думаете, связь не найдется? Включите в число факторов...
  - Минаева не мастер участка! Она лишь оператор, а те...
  - ...у беременных состав пота другой, так что...
  - ...и еще дата изготовления, в немецких сертификатах на...
  - ...это мы поднимем, а еще, может, стоит копнуть по...
  - ...на другом производстве процент брака по понедельникам и пятницам всегда больше, это я сам видел, а чем германские рабочие лучше? Проверьте дни недели...
  Закончился разбор полетов чуть неожиданным образом:
  - Олег Владимирович, признайтесь: попробовали собрать изделие?
  - Ну... было...
  - Ведь работало же, так?
  - Да, но мы пока не проверяли источник питания. Имею в виду, на сколько его хватает.
  - Если не будет пробивать в этих местах... тут и тут... тогда гарантирую два года работы. А то и все три. И еще пользительный совет. На ваш наркомат я выйду и замолвлю за вас слово, это насчет выхода годного. Но даже не думайте трубить о победе, пока не изготовите партию изделий в десять штук. Нет, лучше двадцать. А то знаю ваш партком: непременно захочет отрапортовать.
  В словах заключалась известная неточность: Рославлев знал не конкретно этот партком, а обобщенные законы их поведения.
  - И еще: вот вам список. Перечисленные в нем комплектующие поступают по линии моего наркомата, а не вашего. Но есть основания полагать: эти источники скоро иссякнут. Даже не так важно, сколько продлится снабжение: год, два, десять лет. Важно, что в какой-то момент придется самим делать все, включая кремниевые пластины. Не то, что я - и куда более высокопоставленные товарищи не могут гарантировать, что кооперация с германской стороной продлится десятилетия. Год, правда, у вас есть, это почти наверняка. А вот это - список предприятий, которые могут стать вашими поставщиками. Гляньте. Копия, разумеется, пойдет и вашему руководству.
  - Угу... так... да это кооператив!
  - И что? Деталь не из сложных, но только уж наладьте входной контроль. Эти кооперативные ребята могут гнать брак ничуть не хуже, чем госпредприятия. Впрочем, будьте готовы вот к чему: когда изделие пойдет в большую серию, это производство от вас заберут. Вы же займетесь вот такой схемой, тоже на кремнии.
  На лице у инженера Лосева явственно проступил ужас.
  - Сергей Васильевич, так ведь эта работа не на нашу группу! Тут по уму аж целый научный институт должен трудиться. А мои ребята только что за пять лет смогут...
  - Все верно, - эти слова сопровождались понимающей улыбкой. - Будьте готовы возглавить не лабораторию, а отдел.
  Эра больших интегральных схем приближалась.

  Как обычно, товарищ Сталин проявил выдающуюся дотошность.
  - Из тех материалов, которые вы, Сергей Васильевич, передали в наше распоряжение, следует, - на последнем слове хозяин кремлевского кабинета сделал отчетливое ударение, - что после запуска первого спутника в вашем мире в США возникла страшная паника. Даже не так важно, раздували ее средства массовой информации или нет. Важно то, что зерна уронили в хорошо удобренную почву. При этом широкая американская публика, а не только руководство, активно поддержала этот страх. Вы ожидаете, что на этот раз будет все по-другому.
  По сути это был вопрос. И на него требовался ответ.
  Что бы не говорили о Сталине потомки, он испытывал удовольствие, когда подчиненные оказывались хорошо подготовленными. Вот и сейчас он видел очевидную продуманность ответа и был этим доволен, хотя ничем не проявил такую эмоциональную реакцию.
  - В момент запуска первого спутника США не находились в состоянии войны. Но в этот раз умонастроения будут иными. Другими словами, у населения США в данный момент есть другие темы, о которых очень стоит тревожиться. Второй важный момент: вес самого спутника. Ни один военный или политик не подумает, что восемьдесят килограммов могут нести хоть какую-то серьезную опасность. Я уж не говорю о том, что американские военные могут примерно оценить ту мизерную точность, которой отличается данное устройство, если вдруг кому-то придет в голову его применить в разрушительных целях. Третий момент: все великие державы, кроме Советского Союза и Германии, не уверены, что ядерное оружие вообще можно изготовить. И уж точно никто, кроме Германии, не знает, что оно имеется у СССР. Насколько мне известно, в Берлине осведомлены о наших достижениях, и сейчас немцы всеми силами подгоняют разработку. Спецслужбы США, Британии и Японии, возможно, что-то подозревают. С фактами же дело обстоит слабо. Конечно, эта тайна рано или поздно утечет на сторону, и уже не так важно, произойдет это из Германии или СССР.
  - Вы не вполне правы, Сергей Васильевич. Если данные об атомной бомбе просочатся к нашим противникам через источники в Советском Союзе, товарищ Берия вынужден будет принять меры по предотвращению подобных случаев.
  Сказано было настолько холодным тоном, что не заметить это было нельзя.
  - Но также, - продолжил вождь, добавив небольшую толику калорий в голос, - вы не правы вот в чем. США не находятся в состоянии войны с кем бы то ни было.
  - Вы, товарищ Сталин, недооцениваете Японскую империю.
  Сказано было дерзко, но прохаживающийся по кабинету высокопоставленный курильщик не пожелал отреагировать.
  - Ультиматум Халла уже опубликован, то есть японское руководство его с гарантией получило. 'Тогда' война разразилась через десять дней. Вижу единственную причину, по которой японский флот может придержать коней. В тот раз удар был нанесен в воскресное утро. Уверен, что и здесь японцы примут такое же решение.
  Сталин поднял брови:
  - Но сейчас и есть воскресенье.
  - Примите во внимание разницу во времени. На Гавайях еще ночь с субботы на воскресенье. Думаю, не ошибусь, если скажу, что мы получим из надежных источников сообщение об этой атаке в самом скором времени. Полагаю вполне вероятным, что прямо завтра об этом выступит по радио президент Рузвельт.
  Хозяин кабинета взял паузу. Клубы ароматного дыма поднимались к потолку.
  - Отставим атомное оружие в сторону. Вы полагаете, что пока что космические полеты будут служить чисто пропагандистским целям?
  - Вы абсолютно правы, если брать в расчет внешнеполитический эффект. Но также спутники могут выдать громадную продукцию, если позволите такое выражение, в научном смысле. Ну, а потом, когда полезная нагрузка возрастет - пойдет утилитарная польза. Космическая связь, картографирование, метеопрогнозы... не хочу утомлять вас перечислением.
  - Ваша позиция видится ясной, товарищ Странник. Но ее надо будет изложить перед Политбюро.
  - С вашего позволения, уточняющий вопрос. Коль скоро речь идет о докладе - имелись в виду товарищи Берия и Королев? Или предполагалось мое участие? Первый вариант выглядит предпочтительнее. Я бы не хотел выпячивать собственную роль. Тем более, если товарищи из Политбюро будут задавать вопросы, то не на все я смогу найти хорошие ответы.
  - Полагаю, что вам не стоит об этом беспокоиться. Вашей задачей будет прислушиваться и записывать, - усмехнулся в ответ Сталин.

  Любой шахматист, имеющий опыт турнирных сражений или командных соревнований, знает, что наиболее опасным соперником является не обладатель самых пышных титулов и званий. Отнюдь! Самых скверных сюрпризов следует ожидать от того, кого включили в последний момент - например, если кто-то выбыл по болезни.
  Авторы вынуждены сознаться в невежестве. Они не знают наверняка, что именно является коренной причиной этого эффекта. Возможно, это чисто психологический фактор; например, этот самый, вскочивший на подножку уходящего поезда уже после того, как тот тронулся, понимает, что другого подобного шанса может и не быть, а потому берет себя в кулак и... сами понимаете, читатель. Не можем исключить некоторое пренебрежение к этому слабому (по объективным показателям) сопернику. Возможно также, что стиль, приемы, да просто партии давно известных соперников уже изучены-переизучены, а вот творчество темной лошадки исследовать было некогда и незачем: ведь никто не предполагал заранее участие этого человека.
  Как бы то ни было, в шахматах такое явление известно. Но кто сказал, что оно не может проявиться и в других областях?
  Китидзо Саёда не был даже офицером в строгом смысле слова. Его чин именовался 'кайгун-сю', что в переводе значило 'исполняющий обязанности младшего лейтенанта'. Мало того: он никогда не командовал подводной лодкой типа 'А', хотя соответствующее обучение проходил. И все же ему пришлось, условно говоря, стать на мостик именно этой сверхмалой лодки, поскольку командир в последний момент свалился с приступом аппендицита, а никого более подходящего не нашлось. По правде говоря, пространство вокруг рубочного люка назвать мостиком можно было лишь в состоянии аффекта.
  Само собой, в течение перехода через половину Тихого океана решимость недоофицера Китидзо доказать свою значимость и пригодность к выполнению боевой задачи лишь укреплялась, в то время как его товарищи по дивизиону в вежливой форме (иногда) регулярно объясняли, что и.о. младшего лейтенанта по самой природе не может быть ровней даже младшему лейтенанту, уже не говоря о просто лейтенанте.
  Но все в мире, имеющее начало, имеет и конец. Наступил день, когда весь дивизион покинул лодки-носители.
  Инструкции при получении боевого задания не отличались сложностью. Главнейшим условием была выставлена синхронность атак сверхмалых лодок и первой волны авианалета. Считалось, что преждевременный пуск торпед может поднять тревогу раньше времени, а выход в атаку при активном противодействии эсминцев сводит шанс на успех почти к нулю. В конце концов американские эсминцы как раз и заточены на уничтожение подводных лодок. Отдельным пунктом приказа категорически запрещались атаки линкоров. Особенности их противоторпедной защиты (а они были известны) давали основания полагать, что две малые авиационные торпеды, составлявшие вооружение этих лодок, смогут значимо повредить линейный корабль лишь при необыкновенной удаче, на которую руководство флота не рассчитывало. Зато авианосцы выставлялись приоритетной целью.
  Стоит заметить: вышеупомянутые подводные лодки были отнюдь не так плохи, как можно было бы предположить, исходя из более чем скромного водоизмещения в сорок шесть тонн. Дизель мощностью шестьсот лошадиных сил позволял развивать скорость до двадцати трех узлов. Правда, запас плавучести был сделан мизерным, зато лодка могла погрузиться за считанные секунды. Артиллерийское вооружение, понятно, отсутствовало. Торпедные аппараты перезарядке не подлежали.
  Некоторое время дивизион шел в надводном положении. За двадцать пять миль до входа в гавань - погружение под перископ. За пять миль до входа перископы были убраны, дальше лодки шли по счислению. Тут-то неприятности и начались.
  Мощное локальное западное течение отнесло три лодки на восток. Одна уткнулась носом в пляж; ввиду начавшегося отлива снять ее не было никакой возможности. Вторая попала в залив Кери, долго там блуждала, подняла перископ и, понятное дело, никаких признаков противника не обнаружила. Но к тому времени, как лейтенант Юсима уже был на пути к исправлению ошибки, стало слишком поздно. Командир дал полный ход, и акустики на эсминцах услышали шум винтов. Под бомбежкой лодка была вынуждена всплыть, и экипаж ее покинул. Третья лодка так и не смогла всплыть -она тоже попала под глубинные бомбы, но, похоже, ее повреждения оказались фатальными. Причины гибели четвертой лодки Китидзо так и не узнал. Он не слышал взрывов глубинных бомб, но узнал звук разрушения прочного корпуса. По прикидкам, глубина в месте гибели составляла не менее двухсот метров, так что у экипажа не было ни единого шанса.
  Но дальше начались расхождения с 'той' историей. Пятая лодка сумела выпустить свои две торпеды. Обе были нацелены на авианосец 'Энтерпрайз'. Одна промахнулась и попала в корму эсминца 'Монаган', изуродовав левый винт и заклинив руль. К этому моменту легкий корабль набрал - нет, не полный ход, а всего лишь тридцать узлов. Вахтенный офицер (командир остался на берегу), получая доклады от акустиков об отчетливо слышном шуме винтов подводной лодки, решил рискнуть. Пеленг на вражескую лодку он уже засек. Но близость авианосца сыграла не в пользу американских кораблей. На неуправляемой циркуляции эсминец вписался в борт авианосца - правда, не под прямым углом. Столкновение было бы не смертельным для 'Энтерпрайза', но за считанные секунды до него рванула почти по миделю вторая торпеда. Ее-то как раз хватило для создания полноценного пожара.
  Эсминцу, давшему 'самый полный назад', удалось вырваться. Но к тому моменту на 'Энтерпрайзе' горело хорошо. Имея на борту неполный экипаж, видя, что вся база уже находится под атакой с воздуха и понимая, что своими силами с огнем быстро не справиться, а спасатели могут и не успеть, командир авианосца принял, вероятно, наилучшее решение: расклепать якорные цепи, дать хотя бы минимальный ход и попытаться выброситься на берег. Разумеется, одновременно предстояла битва с огнем.
  Будь эсминец 'Монаган' лошадью, злоязычный свидетель мог бы сказать, что тот 'хромает на все четыре ноги.' Во всяком случае, о каком-либо участии в бою и речи идти не могло. Вместо этого экипаж по приказу с мостика кинулся на помощь в тушении пожара на борту старшего брата.
  Люди сделали все, что было в их силах, и даже больше того. Никто не посмел позднее сказать, что объединенные пожарные дивизионы сдались без боя. Наоборот: огонь был в конце концов побежден. Но тому, что осталось от гордого корабля, предстоял капитальный ремонт на полгода, самое меньшее. Ближайшее предприятие, где могли выполнить такую работу, находилось в Сан-Диего, и дотуда бывший авианосец предстояло буксировать. В условиях, когда японский флот имел преимущество в Тихом океане, это само по себе выглядело нетривиальной задачей.

  Кайгун-сю Китидзо Саёда, ведя лодку в погруженном состоянии, конечно же, не мог слышать по радио боевой сигнал японских летчиков 'Тора! Тора! Тора!'. Но у него был хронометр, на показания которого и приказано было ориентироваться.
   Поднимать перископ высоко было опасно, а у самой поверхности видимость была неважной, и потому издалека подводник лишь мог догадаться, что перед ним вырисовывается авианосец, причем большой. Лодка подкралась ближе, но названия командир так и не увидел. Мысленно и.о. младшего лейтенанта сделал заметку: по силуэту сильно похож на 'Лексингтон'. В любом случае цель однозначно причислялась к приоритетным.
   Торпеды попали точно в цель. Громадный корабль оказался смертельно раненым: взрывами разрушило аж целых две переборки. Именно вода, а не огонь прикончила авианосец. То есть пожар случился, однако его сумели сравнительно быстро задавить, а вот справиться с опрокидыванием не удалось.
  Ничего о дальнейшей судьбе атакованного корабля Китидзо Саёда не знал. В подводном положении он шел малым ходом по счислению - правда, ему помогало отливное течение. И, разумеется, подводник мог лишь догадываться о дальнейшем развитии атаки: не услышать взрывы торпед и бомб было невозможно, и гидрофоны для этого не требовались.
  В итоге пришла к своим лишь одна сверхмалая подводная лодка из всего дивизиона. Из рубочного люка командира пришлось чуть ли не выносить на руках. Китидзо вымотался до такой степени, что его не держали ноги.


  Глава 14

  Высокий авторитет и огромная народная любовь - они в соединенном виде являют собой страшную силу.
  Никакому сколь угодно высокому чину, если не считать непосредственного начальства, а также Самого, не пришло бы в голову приказать Чкалову. Странник, разумеется, тоже не стал этого делать. Альтернативой послужило приглашение на ужин. Не в ресторан, конечно: на квартиру, в которой жил товарищ Александров.
  Водка подавалась холодной, коньяк - комнатной температуры, бульон - прозрачным, пирожки - горячими, а баранье жаркое с гарниром в виде жареной картошечки... да еще к ней же грибочки... Наверное, один лишь запах отправил бы стаю волков в тяжелый нокаут.
  Вплоть до появления на столе маленького, литра на два, электрического самовара о делах не было сказано ни слова. А вот потом...
  - Валерь Палыч, ты обучаешь летный состав на тяжелые транспортники?
  - Это те зверюги, которые четырехмоторные и с соосными винтами?
  - Ага.
  - И грузоподъемностью восемьдесят тонн?
  - Они.
  - И в которые влазит тяжелый танк вместе с бронетраспортером, да боезапас впридачу?
  - Вот-вот.
  - Не-а. Тут я лишь руковожу подразделением...
  - Стой, Валерь Палыч. Я как раз об этом. Сам знаешь, приказать тебе никак не могу, не в моей власти. Просить тебя хочу.
  Поскольку прославленный летчик был самую малость пьян, то он позволил себе навести удивление на лицо. В трезвом виде Чкалов сохранил бы невозмутимость.
  - Ну, говори, что за просьба.
  - Может сложиться ситуация, когда этих самолетов будет куда больше, чем готовых экипажей.
  - Халтуру гнать не буду и другим не позволю, - чуть резковато отреагировал собеседник.
  - Нет, ты не дослушал. Машины эти вообще-то рассчитаны и на грунтовые аэродромы. Но если... ну, неважно... короче, в том месте, которое у меня на уме, уже строятся бетонные полосы.
  - И все равно обрезать программу полетов курсантов не стану. А ну как не будет вблизи бетонной полосы, а? Недоучки и сами угробятся, и машину после этого даже на запчасти - и то...
  - Сей момент и не надо резать! Еще раз скажу: приказать не могу. Даже если попрошу уменьшить программу полетов - ты меня не послушаешь и правильно сделаешь. А вот чего ты можешь: втихаря подготовить укороченную программу. Ты же великий летчик, руби тя в салат, и преподают у тебя спецы не из слабых. Ты и никто другой можешь представить: что именно можно исключить из программы без риска катастрофически понизить уровень подготовки. Учти еще: если я окажусь прав, те самые машины будут летать под приличной охраной. Уж на этом-то я настою. Так что пилотажные изыски, если так припрет, можно отставить в сторону. И если вдруг, по каким-то обстоятельствам, понадобится чертова уйма готовых экипажей именно на транспортники - они у нас будут готовы.
  Голос Чкалова звучал настолько трезво, что посторонний мог бы подумать: изначально содержимым графинчика была холодная вода, а вовсе не водка.
  - Подготовить сокращенную программу можно, конечно. Для группы ведущих преподавателей работа на пяток вечеров. Только ты, Сергей Василич, вот что мне скажи: ты просто так соломку стелишь иль есть сведения?
  Хозяин дома раздраженно махнул рукой:
  - То-то и беда: все источники в один голос твердят, что такого... ну, что я тебе говорил... так вот, этакого не должно произойти. Ни под каким видом. А у меня чуйка шепчет злобно: нет, мол, не все ты - я то есть - предусмотрел. Чувствую, а доказать не могу. Ну да ладно. Твой риск минимален. В наихудшем случае я получу репутацию перестраховщика, а ты - лишнюю папку в свой сейф. Которая никому и никогда не пригодится.... И еще имею важное дело. Ольга Эразмовна - она насчет тортов имеет чего против? Ах, не имеет? Ну так вот ей лично от меня гостинец, - с этими словами Александров достал, по своему обыкновению, из ниоткуда небольшую картонную коробочку, куда и упаковал порядочный кусок угощения. - Ну и детям авось чего достанется. Младшенькую целуй. Отменная девчушка растет, уже сейчас красоточка.
  Разумеется, отец упомянутого дитенка растаял мгновенно.
  Но уже сидя в машине на обратной дороге к дому летчик крепко задумался. Вопрос, собственно, был один: где это может понадобиться такой ... полк?.. да, нет, как бы не дивизия транспортников. Только одна гипотеза шла на ум: южная половина Сахалина. Железной дороги на остров нет. На море присутствует японский флот - а Чкалов еще ни разу не слышал о нем сколько-нибудь уничижительных отзывов. То есть остается лишь воздушное снабжение...
  Не стоит и говорить, что догадка эта, какой бы правдоподобной она ни казалась, до поры до времени оставалась лишь догадкой, не подлежащей обсуждению.

  Состав той части американского тихоокеанского флота, который в момент атаки находился на базе Пёрл-Харбор, не особо сильно, но отличался от 'того' состава. И сама атака производилась чуть иными силами. И план тоже, хоть и незначительно, но отличался. Поэтому не стоит удивляться, что результаты, достигнутые императорским флотом, несколько разнились с теми, которые были получены в другом мире. Хотя и совпадений было множество.
  Источником расхождений был фактор времени, сколь ни банально это звучит. Дело даже не в том, что за эти несколько месяцев японцы улучшили свой план - нет, скорее они его усилили. Результаты оказались значимыми.
   Если говорить о расхождениях, то утоплено было не четыре, а пять линкоров, один тяжелый авианосец погиб и еще один выбросился на мель с сильнейшими повреждениями (в той истории они остались целехоньки); два легких авианосца отправились к Нептуну, и сверх того получил сильные повреждения и выбросился на мель тяжелый крейсер. Эсминцы даже не шли в счет.
  Другое расхождение состояло в том, что по настоянию адмирала Ямамото вторая волна самолетов поставила целью подавить зенитную артиллерию. Третья волна добивала.
  Как и 'там', американские военные не сдались без боя. Паника и растерянность присутствовали, конечно, но отдельные американские истребители ухитрились даже взлететь и дать бой. Они были задавлены численным превосходством, но все же плату кровью взяли. Чудеса героизма проявляли зенитчики. Вторая волна атаки нанесла им существенные потери. И все же в сумме не двадцать девять, а тридцать японских самолетов оказались сбитыми.

  Странник оказался прав: очень скоро Берия получил информацию, доложил Сталину, а тот, в свою очередь, известил Политбюро о внезапном нападении на базу американского флота. Сам американский президент узнал об этой новости чуть позже советского руководства, но до того, как об этом раструбили средства массовой информации.
  Вопреки обыкновению, Сталин предварил обсуждение фразой:
  - Похоже, у Японии сложилась традиция: начинать военные действия внезапно, без объявления войны.
  Все присутствующие решили, что поняли подтекст: именно так началась русско-японская война начала века. Правда, Лаврентий Павлович понял высказывание чуть-чуть в расширительном смысле, но воздержался от комментариев.
  Но дальше заседание пошло по обычному пути: председательствующий попросил высказываться.
  Мнения разделились. Позиция Маленкова, Жданова и Кузнецова могла быть изложена в кратком предложении: 'Это двусторонние японо-американские дела, нам туда соваться никак не с руки.' Микоян заметил, что имеется возможность продавать американцам оружие и военное снаряжение, если, конечно, такой запрос будет. Вопрос о продаже чего-то в этом роде Японии никто не поднимал. Ворошилов высказал справедливую мысль:
  - Длительная война для Японии просто убийственна. Ее промышленность не выдержит долгого состязания с американской. Стратегия японцев видится такой: сильнейший удар в расчете на скорое заключение выгодного мира. Для Германии в империалистическую из подобных замыслов ничего путного не получилось. Но пока что японцы как раз рассчитывают на маленькую победоносную войну. Именно поэтому не исключаю удара по нашей территории. Хотя здравый смысл говорит, что такой небольшой стране воевать на два фронта нельзя, но как раз неверная оценка возможностей наших армии и флота может подвигнуть противника на авантюру. Потеря бдительности в расчете на то, что они, дескать, не посмеют, уже привела к поражению Николашку. Мы не должны брать с него пример.
  Надо отметить: финская война многому научила Климента Ефремовича. В частности, он на уровне спинного мозга усвоил, что обороняться на хорошо подготовленных позициях значительно проще, чем наступать. Знал он также об уровне подготовки дальневосточных частей. Все-таки до корпуса Черняховского им было далеко.
  Вот почему прозвучало нечто осторожное:
  - По имеющимся у меня сведениям, уровень дислоцированных на Дальнем востоке частей РККА позволит им сдержать наступление японских войск, если таковое случится. Но для наступления нужна подготовка.
  Сказано было нарочито неопределенно. Кое-кто в Политбюро мог бы не понять: то ли имеется в виду тактическая и стратегическая обученность командиров, то ли недостаточен уровень технического снабжения.
  Сталин не был великим специалистом в чисто военных вопросах. Но чутье на двусмысленности у него было великолепное.
  - Считаешь ли ты, Клим, что есть необходимость перебросить на этот участок особый ударный мехкорпус генерала Черняховского?
  - В этом может возникнуть необходимость, - последовал ответ. - Но прежде командующий Апанасенко должен закончить строительство хотя бы первой очереди дорожной сети.
  Этот изящный ход перекладывал ответственность именно на командующего округом.
  - Еще вопросы? Мнения? Позиция Политбюро понятна, - с ноткой удовлетворения произнес Сталин. - Будем голосовать.
  Преимущества выжидательной тактики получили подтверждение.
  - Что ж, товарищи, все свободны. Завтра будет еще одно заседание по другому вопросу.
  И через десяток секунд последовало сакраментальное:
  - А вас, товарищ Берия, я попрошу остаться.
  Когда в кабинете осталось лишь два человека, был задан ключевой вопрос:
  - Лаврентий, сколько Королеву надо для подготовки к старту?
  Берия, видимо, уже задавал тот же вопрос Сергею Павловичу, ибо не задержался с ответом ни на секунду:
  - Три дня от момента получения команды.
  - Полагаю, завтра соответствующее решение будет принято. Хотелось бы видеть на заседании Странника.
  Конечно, это не было простым пожеланием.

  Информационная бомба рванула без всякого замедления. Президент Рузвельт по радио сообщил нации о нападении. Эту речь, понятное дело, мгновенно напечатали во всех газетах. Реакция последовала. Изначальное потрясение сменилось бешенством. Конгресс чуть ли не в тот же день проголосовал за объявление войны. Если изоляционисты и сохранили свои взгляды, то предпочли держать таковые за семью замками.
  Почти сразу же выявился первый просчет японской стратегии. Эта ошибка в точности повторила ту, которая случилась в другом мире.
  'Там' напавшая сторона точно так же категорически недооценила решимость американского народа сражаться. 'Нация слабаков' на поверку оказалась обладательницей твердого духа. На призывных пунктах собирались огромные очереди. Отказы полагались трагедией; были случаи, когда незадачливый призывник, отвергнутый по состоянию здоровья, кончал жизнь самоубийством.
  Вторым не учтенным в полной мере фактором была мощность американской промышленности вообще и возможностей судоподъема и судоремонта, в частности. В другой истории четыре из восьми линкоров были подняты и восстановлены. Работа ремонтников в том мире могла вызвать лишь восхищение с завистью пополам. Здесь рабочие, инженеры и организаторы производства действовали не хуже. Стоит добавить: если по количественным характеристикам флота Япония могла кое-как тягаться с Америкой, то в прочих видах вооружения имперская промышленность проигрывала вчистую, без малейшего шанса на 'догнать', не говоря уж о 'перегнать'.
  Правда, этот фактор должен был проявиться позднее. Пока что Японская империя в темпе готовилась 'реализовать численный перевес', говоря по-хоккейному. Другими словами, готовился удар по Бирме и Малайе. Противником должен был стать Королевский флот. Похоже, у адмирала Ямамото имелись хорошие основания для уверенности в успехе. Они и в самом деле были.
  Главнокомандующий полагал козырем в рукаве свежепостроенный линкор 'Ямато'. Ни англичане, ни американцы не знали его характеристик - настолько продуманными и эффективными оказались меры секретности. Формально корабль спустили на воду еще в августе позапрошлого года, но в марте нынешнего он все еще не вошел в состав флота. Впрочем, до этого оставались считанные недели¹⁹ .
  Вторым весьма важным фактором на пользу Японии был перевес не только в количестве авианосцев, но и в подготовке летного состава. Свирепые тренировки, да еще тот боевой опыт, который уже появился, а в довесок к этому опыт сражений за Бирму и Малайю... Нет, тут заносчивым британцам не равняться с императорским флотом.
  Третий фактор состоял в плохой подготовленности крепости Сингапур к обороне. Артиллерия ориентировалась на противостояние атаке с моря, но никак не с суши. Оборонительные сооружения - не только доты, но и простые окопы - не строились и не отрывались под тем соусом, что-де их будут заливать поземные воды. Эти рассуждения были частично обоснованными: высота над уровнем моря была ничтожной.
  Четвертый фактор заключался в традиционном британском пренебрежении военными возможностями туземцев. К таковым англичане причисляли и японцев. Опыт же русско-японской войны начала века изучался односторонне: более-менее тщательно анализировались действия флота и гораздо хуже - сухопутные события.

  Повестка дня заседания Политбюро была известна. Точнее говоря, известна была формулировка 'Об утверждении космической программы СССР', но высокопоставленные партийные чины пока что довольствовались лишь слухами о том, что такая программа готовится. Также на заседание был приглашен товарищ Александров
  Докладывал нарком внутренних дел. На стене уже была развернута карта мира, исчерченная не вполне понятными кривыми. В неприметную точку на карте Казахстана был воткнут красный флажок. Никаких бумажек с текстом не было. Присутствующие знали, что глава Политбюро предпочитает, чтобы докладчики обходились без письменных речей. Зато была порядочная папка с фотографиями.
  - Товарищи, упорный труд большого коллектива наших ракетчиков при помощи инженеров из Германии дал плоды. На сегодняшний день мы готовы запустить первый в мире искусственный спутник Земли. Это даст гигантский прорыв...
  Политбюро слушало молча. По окончании посыпались вопросы.
  - Вы сказали, что в проектировании участвовали немецкие специалисты. Не таится ли тут опасность утечки ценных сведений в Германию?
  Вопрос Жданова мог показаться бестактным в отношении к куратору космического проекта. Уж кто-кто, а Берия понимал толк в охране государственных тайн. Но более проницательные товарищи посчитали, что Жданов таким образом тонко льстит наркому внутренних дел.
  Как бы то ни было, отвечал именно Лаврентий Павлович:
  - Германские специалисты участвовали и участвуют в гражданском направлении освоения космоса. Размещение оружия на искусственных спутниках Земли пока что технически невыполнимо. Во-первых, полезная нагрузка спутника не превышает сотни килограммов. Во-вторых, имеются большие трудности в точном приземлении спускаемого аппарата. Собственно, таковое вообще пока что невозможно, но даже если и не так: разброс в координатах приземления составляет в самом лучшем случае сотню километров, а скорее все двести. Что до ракет военного назначения, то они в космос не выходят. К их разработке иностранцы не допускаются.
  - В тех материалах, которые были переданы перед заседанием, утверждается, что возможно освоение космического пространства с участием человека. Есть данные, что люди могут выживать в космосе?
  - На ваш вопрос, товарищ Маленков, мы как раз ищем ответ. У нас был опыт по запуску подопытного животного за пределы атмосферы, но не на орбиту. Правда, по недосмотру обслуживающего персонала кот перед стартом напился пьян, - присутствующие дружно рассмеялись, даже те, которые были в курсе истории, - но могу утверждать: после того, как четвероногий испытатель приземлился и протрезвился...
  Последовал еще один взрыв смеха.
  - ...ветеринары обследовали животное и констатировали, что никакого вреда организму нанесено не было. Однако запланирована доставка спутника на орбиту вместе с контрольной аппаратурой, которая должна будет отследить состояние атмосферы внутри полетной кабины с оценкой того, насколько она может подходить человеку. Предполагается запись температуры, давления воздуха, влажности, вибрации. Да, и уровня радиоактивности, поскольку мы пока не знаем, насколько он может быть велик. И еще не менее двух запусков планируется с животными на борту - конечно, с возвращением. По приземлении запланирована всесторонняя оценка состояния их здоровья.
  По некоторому молчанию прозвучал еще один вопрос:
  - Здесь описана программа развития космической отрасли, так сказать, мирного назначения. Хотелось бы получить более подробные сведения о круге народно-хозяйственных задач, которые может решить или помочь решить эта отрасль.
  Сталин повернул голову к задавшему вопрос.
  - Думается, что лучше всего вам, товарищ Вознесенский, ответит присутствующий здесь коринженер Александров.
  Рославлев постарался не проявить изумления. Сталин еще вчера впрямую сказал, что выступать перед Политбюро не придется. А тут...
  - Товарищи, запуск первого в мире искусственного спутника Земли имеет политическое значение, и оно масштабнее экономического или военного. Говоря упрощенно: коль скоро речь идет о внутренней политике, то это событие видится мне вдохновляющим для всего советского народа. В кои-то веки мы можем твердо заявить, что в некоторой области находимся впереди планеты всей. Ни у кого нет - а у нас есть. Внешнеполитический резонанс также может быть весьма сильным. Однако напоминаю присутствующим: я инженер, а не политик. И потому чисто политические выгоды вы, товарищи, можете оценить намного лучше меня.
  Присутствующие закивали: кто слегка, а кто и усиленно. Тезис был не только понятен, но и казался непрошибаемо верным. А коринженер продолжал:
  - Это касается первого спутника, который впрямую никаких экономических выгод не несет. Однако к последующим подобным аппаратам следует подходить с другой меркой. Если говорить кратко, то первейшей и главной функцией последующих поколений спутников вижу наблюдение за земной поверхностью.
  Рославлев окинул быстрым взглядом аудиторию. Она пребывала в некотором недоумении - исключая, понятно, Иосифа Виссарионовича и Лаврентия Павловича.
  - Что дает такое наблюдение? Точнейшее картографирование. И не просто увидеть, где горы, а где реки. Нет, спутник может дать данные, например, о границах лесного пожара, оценить масштабы засухи, прикинуть наилучшие планы для прокладывания дорог. Далее: из космоса прекрасно видна облачность. А это дает весомое добавление к существующим методам прогноза погоды. Другой важный момент: первый спутник будет вращаться вокруг Земли на низкой орбите. Минимальная высота его полета - от двухсот до двухсот пятидесяти километров. Максимальная - от девятисот до тысячи километров. При этом возможно обследование и фотографирование полосы до шестидесяти градусов северной и южной широты. Но если вывести спутник на высоту примерно сорок тысяч километров, он будет висеть над одной точкой поверхности. Такой спутник может стать прекрасным ретранслятором и для радиосвязи, и для телевизионных сигналов. Пока что мы не можем запустить аппарат на столь высокую орбиту. У нас еще нет соответствующей техники. Но она будет! Кроме того, доказана принципиальная возможность точнейшего определения координат любой точки земной поверхности, причем не имеет значения: на суше она или на море, также точность оценки координат не зависит ни от погоды, ни от времени суток, - при этих словах на лице адмирала Кузнецов отразился живейший интерес. - Но, правда, для создания такой аппаратуры потребуется большой срок: возможно, лет двадцать, а то и все тридцать. Вот еще одна область применения - наука. Например, с орбиты телескоп может наблюдать звезды и планеты куда лучше, чем сквозь атмосферу. Технологическим исследованиям также найдется место. На орбите, в условиях невесомости, возможно получение таких сплавов, которые на земной поверхности немыслимы. Ну, например... - докладчик чуть задумался, - ...сплав алюминия со свинцом. Любой знающий металлург в глаза плюнет, если вы приметесь доказывать, что такое возможно. А в невесомости разница удельных весов вообще не играет роли. То, что на Земле смешать никак нельзя - на орбите можно. Но это тоже дело будущего.
  - Вопросы? Прошу вас, товарищ Молотов.
  - Хотелось бы знать, товарищ Александров, возможно ли применение космических наук в медицине?
  Ответ последовал с некоторой задержкой.
  - Вопрос хорош, Вячеслав Михайлович. Как сами понимаете, таких исследований никто и никогда не вел. Но... разговорился я как-то с одним врачом. Речь зашла о романе Жюля Верна 'Из пушки на Луну'. Правда, там ошибка на ошибке едет и ошибкой погоняет, но кое-что показано правильно. В частности, предсказано, хотя и не особо грамотно, состояние невесомости. Так вот, этот врач предположил, что длительное воздействие невесомости может благоприятно воздействовать на болезненное состояние позвоночника. Я, разумеется, попросил объяснений. Ответ был таков: отсутствие силы тяжести дает возможность снять нагрузку на межпозвоночные хрящевые диски и тем самым дать им шанс восстановиться. Я тогда ответил то же, что сейчас говорю вам. Никто в мире, в том числе я сам, не знает, каково будет действие невесомости на человеческий организм. Возможно, вред от нее превысит пользу. Нужны исследования. Что ж, мы будем их вести.
  - Еще вопросы? Нет? В таком случае вы, товарищ Александров, свободны, а мы с товарищами обсудим космическую программу.
  А заседание Политбюро плавно перешло на обсуждение проблем, связанных с военным делом. Сообщение делал Берия. Перед этим члены Политбюро получили по небольшой брошюрке.
  - Товарищ Александров недостаточно хорошо разбирается в военных вопросах, да ему и не приказывали оценить применимость космической техники в этих целях. Аналитики моего наркомата поработали за него. Товарищ правильно указал, что спутник позволяет наблюдать земную поверхность. Расчеты и опыты показали, что с высоты примерно двести километров можно различить фигуру человека. Это означает, что с орбиты можно легко отслеживать, например, войсковые колонны, артиллерийские позиции, аэродромы, и прочие военные объекты. Вы скажете, товарищи, что то же самое может и авиаразведчик. Но его можно сбить, можно просто отогнать. Со спутником все это не пройдет. Ни у кого сейчас нет средств борьбы со спутниками.
  Эти утверждения также не вызвали неприятия.
  - Товарища Александров упомянул о возможности спутниковой связи. Это так, но мои специалисты также добавили к этому: возможность получить всепогодную, то есть максимально устойчивую радиосвязь. Думаю, товарищи, вы прекрасно понимаете, насколько это важно и для Красной Армии, и для флота.
  Вот это положение оказалось не столь очевидным. Важность надежной связи в те времена сильнейшим образом недооценивалась. Впрочем, возражений не случилось.
  - Теперь о принципиальной возможности точнейшего определения координат любой точки земной поверхности. Подобные схемы уже существуют, и их используют штурманы нашей дальней авиации, но для решения навигационных задач сейчас нужны излучатели на поверхности, причем в достаточно большом количестве. И такие радиоисточники уязвимы к наземным или воздушным атакам. Космические источники нельзя атаковать - просто нечем.
  - Вопросы?
  Поднял руку Маленков.
  - Хотелось бы знать, насколько товарищ Александров вовлечен в военную часть космической программы.
  Сталин поднял руку с карандашом.
  - Лаврентий Павлович, я отвечу на этот вопрос. По своей основной специальности Сергей Васильевич - инженер-контрабандист. Наш опыт говорит, что этот товарищ может благодаря личным связям достать все, что угодно: хоть редкие металлы, хоть уникальные станки. Однако конструирование оборудования не является его сильной стороной. Также он не специалист в военных вопросах, что сам неоднократно признавал. Впрочем, отсутствие военного образования не мешало и не мешает товарищу добывать изделия, востребованные для армии и флота.
  Все повернули головы к адмиралу Кузнецову. Тот коротко кивнул:
  - Да, это так.
  - У кого есть возражения, замечания, поправки к известной вам программе? Нет? Тогда ее принимаем. Товарищ Берия, отдайте команду, чтобы ракетчики готовили запуск. Им ведь хватит трех дней, не так ли?

  По дороге к месту работы (рабочий день еще не закончился) Странник напряженно обдумывал все, что случилось на заседании. Выступление прошло вроде как недурно. Но не давал покоя вопрос: почему же Сталин его так - ну, не подставил, а вывел на первые роли? Ни на четверть копейки не верилось, что сделано было это ради развлечения. Цель точно существовала - но какая? Проверка готовности? Показать Политбюро в качестве фигуры? И не подставной ли фигуры?
  Непонятно.


  Глава 15

  - Иван Александрович, решать тут не мне, но, если спросят, я категорически против.
  - Сергей Васильевич, у вас имеются причины так полагать?
  Вопрос непосредственного начальника товарища Александрова был, пожалуй, риторическим. Сам Серов был абсолютно уверен, что мнение его зама возникло не на пустом месте.
  - Иван Александрович, запрос англичан на продажу им рения может иметь под собой две причины. Первая и очевидная: им и вправду нужен этот металл. Они хотят приобрести двести килограммов? Тогда налицо потребность для исследовательских целей. Вторая причина состоит в прощупывании наших возможностей. Рений полагается страшно редким. Это, в общем, правда. И если мы согласимся продать, то тем самым признаем, что у нас существует его промышленная добыча и, что еще хуже для наших островных... кхе... партнеров, мы его добываем в достаточном количестве, чтобы поделиться. Тогда уже я задам вопрос, который у английской разведки непременно возникнет: а для чего это русским нужно столько редкого металла? Где они его используют? И эти ребята начнут копать - а оно нам надо? Конечно, может существовать некая операция, в ходе которой нам понадобится убедить англичан... в чем-то этаком, что точно находится за пределами моих полномочий. Уж не говорю о том, что даже просто знать о такой операции мне также не положено. Одним словом, моя позиция вам известна. Повторяю: я против продажи.
  Комиссар государственной безопасности второго ранга был мягок, словно стокилограммовая штанга, обернутая войлоком, и столь же убедителен:
  - Ваши соображения кажутся обоснованными. Я их доложу по команде. Но вы сами понимаете, Сергей Васильевич: решения принимают не на моем уровне. Вот почему имеется еще вопрос.
  Выражение лица товарища коринженера стало еще более внимательным - по меньшей мере, в полтора раза.
  - Поступи точно такой же запрос от Германии - как бы вы отреагировали?
  Седой собеседник погрузился в раздумья. Наконец, он поднял голову:
  - Подобная просьба со стороны немцев показалась бы мне странной, самое меньшее. Судите сами, Иван Александрович. Германия сама имеет на своей территории... нет, это нельзя полагать месторождением рения, скорее он побочный продукт переработки их медной руды. Именно побочный продукт. Стоимость добытой меди намного превышает цену рения, который там имеется. Так что немцам вроде как и незачем обращаться к СССР и тратить валюту на покупку. Впрочем, никто не запрещает им платить промышленными товарами - станками. например, или прокатным оборудованием... Извините, у меня мало данных. Я просто не знаю, сколько металла добывает Германия и, главное, для чего. Первое, что приходит на ум: рений нужен для какой-то металлургической цели. Конечно, не сам рений, а сплавы, легированные этим металлом. Повторяю, фактов у меня прискорбно мало. Мои возражения против этой продажи в целом те же, что и против сделки с англичанами: нам не нужно давать Германии хоть какие-то сведения о наличии в СССР значимых источников рения и о том, на какие изделия он идет.
  Серов поспешил закруглить беседу:
  - Тут вижу большой объем работы для других управлений. Разумеется, я доложу о ваших соображениях наверх. Но лично от себя добавлю: в них есть рациональное зерно.
  На этом разговор был закончен. Но по уходе зама Серов крепко задумался.
  В отличие от Александрова, он не предполагал, что англичане заинтересованы в самом рении, а знал это наверняка. Знал он и о шахтных работах на атолле Моруроа. А еще ему стало известно, что Германия проявляет интерес к покупке этого металла, хотя прямого предложения пока что не поступало. Так что предположение о том, что британский интерес к рению инспирирован абвером, вовсе не казалось опытному чекисту кретинским. А еще Иван Александрович был твердо убежден, что хотя у товарища коринженера явно отсутствует надлежащее образование, но аналитические способности у него вполне наличествуют. И он (Серов) был намерен воспользоваться ими.

  Проверка систем как ракеты-носителя, так и будущего спутника проводилась максимально тщательно - именно так, как настаивал Сергей Васильевич. Хотя с формальной точки зрения этот товарищ не являлся начальством для ракетчиков, но существовала негласная вроде бы просьба со стороны высокого начальства во всем следовать рекомендациям этого товарища. Сам Королев был полностью солидарен с Александровым в том, что касалось контроля и проверок, а уж о фон Брауне и говорить нечего.
  До старта оставалось двадцать восемь часов.
  Моряки, летчики и ракетчики - народ суеверный.
  В этот раз вместо команды 'Начать заправку' последовала шуточная 'Наливай!'. Слово оказалось прилипчивым. С этого дня все ракеты космического назначения неукоснительно заправлялись только по этой команде - разумеется, за исключением тех, которые летали на ампулизированном топливе. Данная ракета, как и предполагалось, стартовала на керосине и жидком кислороде.
  В бункере наблюдения находились лишь гражданские лица. Все они уже наблюдали старт как таковой. Не то, чтоб зрелище стало для них привычным, но все равно оно никак не причислялось к обыденным.
  Команды запуска звучали по громкой связи:
  - Минутная готовность!
  Посторонний мог бы обмануться смыслом этих слов. На самом деле команда означала, что до поворота стартового ключа осталась минута.
  - Ключ на старт!
  Не то, чтобы Королев не доверял сотрудникам - но именно этот ключ он желал повернуть лично, что и было сделано. Никому из команды, собравшейся в бункере, даже в голову не пришло оспорить это решение. К тому моменту Сергея Павловича еще не называли (за глаза, конечно) Железным Королем, но все предпосылки к тому имелись.
  - Протяжка один!
  Потребность в этой команде была сомнительной. В другом мире она означала, что началась протяжка бумажной ленты, на которой записывалась информация с ракеты. Здесь же информация прежде всего записывалась на электронный носитель, а уж потом на бумагу. И все же электронщики все, как один, бросили очень короткий взгляд на ленту зажужжавшего самописца.
  - Продувка!
  Это означало, что топливные коммуникации продуваются азотом.
  - Ключ на дренаж!
  Исполнение было возложено на фон Брауна. Немец, отдать должное, был с виду холоден и деловит. Каковы были его эмоции на самом деле, никто не узнал. Ключ щелкнул. Вокруг корпуса ракеты появились белые клубы, означавшие, что испаряющийся жидкий кислород сбрасывается в атмосферу. Двигателисты слегка кивнули. Они видели, что пока все идет штатно.
  - Пуск!
  Эта команда также вводила в заблуждение. Она означала лишь подачу компонентов топлива в двигатели. Заметить это по внешнему виду ракеты было нельзя, но индикаторные лапочки дали соответствующий сигнал. Гельмут Грёттруп вцепился пальцами в край столешницы. Рот его сжался в ниточку.
  - Зажигание!
  Вот здесь никакой двусмысленности не было. Топливо и в самом деле воспламенялось в камерах сгорания.
  Дальше последовали уже не команды, а сообщения о состоянии уровня тяги:
  - Есть предварительная! Промежуточная! Главная! Подъем!!!
  Тяжкий рев двигателей проникал сквозь толстенные стены бункера. Ракета окуталась пламенем и клубами того, что можно было принять за дым.
  - Много пыли, Сергей Павлович. Нехорошо. В следующий раз надо будет избавиться от пыли, - заметил фон Браун и черканул что-то в блокноте.
  - Точно, Вернер. Так и сделаем.
  - Есть контакт подъема! - звонко, почти радостно выкрикнул инженер Борис Черток. Он отвечал за электронные и электрические цепи.
  Возглас означало, что сработал датчик, фиксирующий отрыв ракеты от стартового стола.
  Решительно все присутствующие бросили взгляды на часы.
  Могло показаться что могучая ракета поднимается как-то неохотно. Но никто не удивился, когда громадный цилиндр резко ускорился, уходя в небо на столбе пламени.
  Инженер Грёттруп как будто прикипел к тому, что электронщики полушутливо именовали 'приборной доской'. На висках у него выступили капельки пота.
  Терпение было вознаграждено.
  - Die erste Stufe hat die Arbeit beendet, - доложил он, но сразу же смутился, поняв ошибку, и перешел на русский, - первая ступень работу закончила.
  И еще один взгляд на часы дал присутствующим однозначный ответ на один из главных вопросов: что бы потом не произошло с ракетой, первая ступень и вправду сделала дело штатно.
  Сам куратор ракетчиков в свое время настоял, чтобы сигналы от спутника ловил не один радист, а несколько. И все сработали.
  - Есть! - вопль из репродуктора громкой связи заставил бы подскочить памятник Александру Островскому²⁰. - Есть сигнал от спутника! Пищит!
  То, что аппарат вышел на орбиту, в Центре управления и так знали: служба телеметрии трудилась на совесть.
  Почти сразу же пришли доклады от телеметристов и радистов на востоке страны.
  - Еще один виток для верности, - прохрипел Королев, - и можно докладывать наверх.
  Он ошибся. К моменту доклада Берия уже знал об успехе, хотя информант честно присовокупил: дескать, сведения не до конца проверены.
  Лаврентий Павлович умел разбираться в людях. Заслушав не вполне внятную речь Королева (у Железного Короля тоже имелись нервы), нарком поздравил его, велел поздравить также всех разработчиков и испытателей, а засим предписал отдых. Он твердо знал, что специалисты будут отдыхать самым добросовестным образом.
  Шампанского в этих краях отродясь не водилось, так что начальство взяло на себя административную смелость выписать спирт в количестве не чрезмерном, но достаточном, чтобы прилично отметить. Всех удивил Вернер фон Браун. Из каких-то своих закромов он приволок аж целых две бутылки темного стекла.
  - Подлинный кубанский ром! - ткнул он пальцем.
  По правде говоря, ром был, во-первых, настоящим, во-вторых, кубинским, но чуть неверная семантика оказалась понятой совершенно точно. В те времена означенный напиток не пользовался в СССР такой известностью, какую приобрел позднее, поэтому легкая настороженность со стороны советских граждан присутствовала. Однако немецкая часть персонала, видимо, была лучше знакома с подобного рода напитками, ибо по поводу именно этих бутылок ни малейших возражений не возникло.
  Обиженными оказались те, которым по долгу службы предписывалось сохранять трезвость: связисты и телеметристы. Любовь к точности требует заметить, что трезвыми они оставались лишь по причине малого количества употребленных горячительных напитков.
  Авторы этих строк полагают, что внимательные и склонные к анализу читатели и сами догадались, что товарища Сталина известили об успехе запуска в чрезвычайно короткий срок. Вождь немедленно отдал соответствующую команду.
  По каким-то своим соображениям Предсовнаркома не дал 'добро' на экстренный выпуск газет. Но уж выход в эфир радионовостей состоялся через три часа после выхода на орбиту спутника.
  Баритон Юрия Левитана зазвучал из репродукторов и радиоприемников:
  - Внимание! Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС...
  О Центральном телевидении не было упоминаний по причине отсутствия такового.
  Пропагандистская машина работала на полную мощность. Сразу же после первого сообщения, в котором в число прочего указывалось, на каких именно длинах волн идет перед ча, последовало и второе; в нем упор делался на то, что Советский Союз, дескать, впервые в мире... громадное научное значение... это только первый шаг... В утренний выпуск газет новость, понятно, не попала, но уж вечерние издания расстарались. Ради такого случая в этот день 'Правда' вышла дважды в день: утром и вечером.
  На всей территории страны радиолюбители кинулись ловить сигналы. Увы, успех пришел к ним далеко не сразу. Спутник успел уйти из пространства, где его голос мог бы быть услышан.

  Зарубежная реакция на сообщение ТАСС была неоднозначной.
  В Соединенных Штатах Америки основной темой для газет была война с Японией. Ответственные редакторы крупнотиражных газет в больших городах полагали (и имели на то основания), что сообщение ТАСС, к тому же не до конца проверенное, недостойно места на первых полосах. В провинциальных изданиях (иначе говоря, в тех, которые распространялись лишь в региональном, а не федеральном масштабе) оно и вовсе не удостоилось упоминания. И практически везде наряду с изложением сообщения ТАСС (полная его перепечатка не появилась нигде) выражалось сомнение, что информация полностью соответствует истине. В скороспелых комментариях даже утверждалось, что 'этого не может быть, поскольку СССР вообще такое сделать не мог.'
  Что до официальной реакции госдепартамента, то они никак не проявилась. Госсекретарь не получил на сей счет никаких указаний от президента. Тот распорядился:
  - С комментариями и поздравлениями можно не торопиться. Дождемся независимого подтверждения. Хотя не думаю, что мистер Сталин блефует.
  В Японии новость также не попала в разряд первоочередных. Причина была той же, что в США: война.
  Великобритания отнеслась к сообщению ТАСС куда более напряженно. Солидные издания не поленились перепечатать его дословно - ту часть, где говорилось о самом факте запуска. Солидные же комментаторы сдержанно заметили, что пока что сигналы от спутника никто не поймал, но следить за таковыми должно. Отдать должное руководству флота: они ни на минуту не подумали, что им пытаются впарить блеф. Аналитики спецслужб получили задание: прикинуть, чем подобные аппараты могут навредить интересам правительства Его Величества. Уж в этих организациях с самого начала имели железную уверенность: не только чистая наука двигала разработчиками, пославшими в небо спутник.
  Несколько иным было понимание ситуации в Германии.
  Может быть, в Управлении имперской безопасности существовали сотрудники, посчитавшие заявление ТАСС блефом. Но даже если таковые имелись, не они отвечали за доклады руководству. А оно первым дело спросило не о подтверждении реальности запуска спутника земли, а о том, какое военное значение может иметь вывод на орбиту чего-то с массой около ста килограммов.
  Аналитики генерал-майора Пикенброка расстарались. Доклад был подготовлен с истинно немецкой тщательностью. Из него следовал утешительный вывод: военного значения данный аппарат не имел и не мог иметь. И не только по причине явно небольшого веса для сколько-нибудь значимой бомбы, но ввиду отсутствия каких-либо средств управления. Опубликованные чертежи орбиты спутника указывали на это совершенно явно. И даже больше того: в русских газетах мельком указывалось, что в некоторых условиях спутник (а точнее, вторую ступень ракеты) можно увидеть невооруженным глазом. А из этого следовало, что никаких изменений в параметрах орбиты нет и не предвидится. Впрочем, так и так углядеть этот аппаратик - что в телескоп, что простым глазом - с территории Рейха не представлялось возможным. Пока что.
  Атолл Моруроа де-юре не являлся собственностью Германии - он принадлежал Франции и был арендован. Но именно в этой заброшенной точке акватории Тихого океана присутствовали грамотные офицеры Кригсмарине. Для некоторых из них штурманские обсервации просто входили в круг обязанностей, прочие же ознакомились с таковыми в ходе военно-морского обучения. Морской штаб добросовестно передал все параметры орбиты. В назначенное время все свободные от вахты офицеры вооружились биноклями. Правда, корабельные компасы были частично недоступны, но у лейтенанта цур зее Фридриха Доппелькопфа нашелся маленький наручный компас - вероятно, в силу повышенной запасливости. Этот исполнительный и аккуратный офицер засек направление и даже прикинул высоту объекта с распределением по времени.
  Небольшая группка на берегу перебрасывалась репликами:
  - Ты видишь хоть что-то, Куртхен?
  - По моим часам еще две минуты, не меньше.
  - Так ты успеешь докурить.
  - Думаете так, Генрих?
  - Господа, мне кажется...
  - Это он!!!
  - Вижу! А ведь и без бинокля можно заметить.
  - Да где же?...
  - Правее десять градусов, попробуйте сначала без бинокля, герр корветтен-капитан.
  - Полагаю, через десять минут он уйдет за горизонт.
  - Надеюсь, вы приказали радиовахте слушать эфир?
  - Там Зоммер, он должен был получить частоту.
  - Все, через минуту уйдет за горизонт.
  - Господа, даже если бы я раньше не знал, что фюрер был гением, то последние пятнадцать минут... Вы поняли, что означает запуск такого аппарата? Русские способны на гораздо большее, чем мы полагали.
  - Хотел бы я знать, услышал ли что-то Зоммер.
  - У него превосходный слух. Говорят, что он наполовину еврей и играет на скрипке.
  Радист не подвел и доложил об услышанном вахтенному командиру через сорок минут. В докладе он подчеркнул, что для того, чтобы поймать сигнал, не нужны особые таланты. Хотя атмосферные помехи, конечно, присутствовали.
  - ...то есть на этой частоте ничего, кроме 'бип-бип-бип'.
  По неизвестной причине о второй частоте спутникового вещания Зоммеру никто не сообщил.
  Реакция в других государствах оказалась совсем иной. И началось все с Парагвая.
  Эта небольшая южноамериканская страна получила наилучшие условия для приема спутниковой передачи. Но было еще важное обстоятельство. С двадцатых годов там проживала обширная русская община. Значительную ее часть составляли офицеры, и они существенно помогли плохо обученной и скверно вооруженной армии Парагвая одержать верх над куда более сильной боливийской армией во время Чакской войны. А среди русских эмигрантов были радиолюбители.
  Двое подростков, Саша и Маша Корсаковы, вслушивались в хрипы приемника. О том, что большевики запустили искусственный спутник Земли, им сообщили. Потом эти двое уже самостоятельно поймали 'Радио Коминтерна' и тщательно записали все данные по спутнику, уделив первоочередное внимание частотам - а их было две.
  Их отец, бывший поручик третьего уланского полка, дослужившийся в парагвайской армии до майора, как раз зашел в 'пещеру троллей', как в семье называли каморку на чердаке. Юные радиолюбители устроили и поддерживали там грандиозный беспорядок, в центре которого красовалась старенькая радиостанция. Майор Корсаков считался не бедным гражданином, поэтому он мог позволить детям аж по паре наушников на лицо. В тот момент, когда отец переступил через порог, лица юных троллей осветились торжеством.
  Как всегда, там, где участвовали эти двое охламонов, начался новый беспорядок, на сей раз словесного толка:
  - Сашка, это сигнал! Куда с частоты уходишь!!!
  - Пап, мы поймали со спутника...
  - Погоди, вот на другой волне...
  И тут началась такая передача, что юный парагваец русского происхождения частично перешел на испанский:
  - Песню передает! Maja, escríbelo²¹ !!!
  Мы должны предуведомить читателей, что в испанском языке шипящие фонемы отсутствуют, поэтому имя 'Маша' в свое время было переделано в испанское 'Мaja', звучащее по-русски как 'Маха'.
  Сестра сцапала со стола огрызок карандаша и листок бумаги, а брат перекинул тумблер, желая, чтобы и отец услышал.
  Из динамика зазвучал девичий голосок:

  Жить и верить - это замечательно.
  Перед нами небывалые пути.
  Утверждают космонавты и мечтатели,
  Что на Марсе будут яблони цвеcти.

  Хорошо, когда с тобой товарищи -
  Всю Вселенную проехать и пройти.
  Звезды встретятся с Землю расцветающей,
  И на Марсе будут яблони цвеcти.

  Следующий куплет пел уже сильный мужской голос:

  Я с звездами сдружился дальними.
  Не волнуйся обо мне и не грусти.
  Покидая нашу Землю, обещали мы,
  Что на Марсе будут яблони цвеcти²².

  Песня стихла.
  - Все записала? Молодец, сестренка. Как старший брат, выражаю благодарность.
  Саша вправду был старше сестры - аж на целых полчаса. В детстве это обстоятельство служило причиной для ссор, но к двенадцати годам превратилось в повод для легкой подколки.
  Но их отец не был расположен к шуточкам:
  - Слушать еще! Возможно, будет другая передача. Или повторят эту и тогда, Машуня, сверь текст. Мелодию запомнили?
  - Ну, па-а-а-ап...
  - Похоже, большевики не теряли времени, - вслух размышлял Николай Андреевич, - вам не понять... Достижение огромное, что и говорить... Тут есть работа для меня.
  - ?
  - ???
  - Вот-вот. Хочу перевести на испанский²³ и представить Ивану Тимофеевичу.
  Перевод не занял много времени. Уже через день майор напросился на доклад к генералу Беляеву. Тот не был радиолюбителем, и слушать передачу со спутника ему было недосуг, но слухи дошли: мол, передают песню на русском.
  Дело было насквозь неофициальным, а потому и общение шло на неофициальном уровне.
  - Иван Тимофеевич, мои дети поймали передачу со спутника. Это была песня, мои запомнили мелодию и записали слова. А я перевел на испанский. Может быть интересным.
  - Давайте перевод и оригинал, Николай Андреевич.
  - С вашего позволения, можно сделать лучше. Мои наскоро отрепетировали: и по-русски, и по-испански. Еще взяли парнишку из их класса. Некто Хосе Тресфуэгос, он и с голосом подходящим, и на гитаре аккомпанирует. Если пожелаете, сей же момент представлю.
  - В приемной ждут, что ль? Зовите тогда.
  Ради такого момента Корсаковы-младшие вырядились в лучшие наряды: на этом настояли родители. Саша нацепил светло-серую пиджачную пару (в свое время мама ее перешила из старого, но почти не ношеного костюма мужа), а сестричка красовалась в голубом платье с бантами. Надо заметить, девушке было тринадцать лет, и она с этой песней примеривалась к карьере певицы. Что до Хосе, то, имея крайне ограниченное знание русского, он основной задачей имел аккомпанемент, и по этой части считался лучшим в своем классе. Наряд его выглядел вполне достойно, поскольку сеньора Тресфуэгос думала точно так же, как и госпожа Корсакова.
  Репетиции дали хороший результат. Правда, Машино меццо-сопрано не очень-то подходило к образу, который задумывался изначально, но генерал не обратил внимание на такую мелочь.
  Ради удобства юного Хосе дальнейший разговор велся по-испански, благо все присутствующие свободно на нем говорили. Для начала Иван Тимофеевич вежливо похвалил перевод текста. В этом он понимал толк: сам делал переводы русских солдатских песен на испанский. Потом генерал отдельно поблагодарил молодого гитариста - тот рассыпался в поклонах. Далее настала очередь юных Корсаковых, которым также воздали хвалу - и за оперативность радиоперехвата, и за умелую запись, и за организацию исполнения по-русски и по-испански.
  Дальше последовала ключевая фраза:
  - Мне кажется, эта песня стоит того, чтобы ее исполнили на радио.
  Это означало, что не только русская община Парагвая, но и, возможно, значительная часть населения начнет симпатизировать СССР, восхищаться научными достижениями далекой страны, которая сумела выйти в Космос с исключительно мирными (в этом никто не сомневался) намерениями и в конечном счете проникнется дружественными чувствами.
  И тут же Беляев добавил:
  - Пожалуй, я ее переведу на гуарани.
  Генерал Беляев в ходе Чакской войны в конце тридцатых дослужился до должности начальника Генерального штаба, а до этого был генерал-инспектором артиллерии. Как раз превосходная организация и скоростное обучение многим премудростям этого дела и приносили Парагваю неоднократные победы над боливийской армией, руководимой немецкими и чешскими советниками. Стоит, однако, заметить: генерал Беляев сделался уважаемой фигурой в Парагвае не только ввиду очевидных военных талантов. Будучи незаурядным лингвистом, он составлял словари индейских языков, проследил индо-европейские корни в языках нескольких из них, последовательно выступал в защиту экономических и политических прав индейцев. Хотя официальная статистика не регистрировала этническое происхождение парагвайских граждан, но тогда чуть ли не половина населения считала гуарани родным языком, еще сорок процентов свободно владели и гуарани, и испанским. Так что дружественное (уж точно не враждебное) расположение Ивана Тимофеевича к СССР многого стоило.


  Глава 16

  Из всех стран Латинской Америки в кои-то веки Парагвай хоть в чем-то оказался первым.
  Парагвай раньше всех подсуетился в выпуске в эфир испанской версии песни со спутника. Возможно, сыграла роль еще одна радиопередача из Асунсьона, в которой ту же песню пели на гуарани - а этот язык был достаточно известен у населения всех соседних стран. Не исключаем даже такой простой причины: 'Все поют - и я пою.' И люди пели.
  Официального дипломатического представительства СССР просто не существовало в Парагвае. Однако там было отделение акционерного общества 'Южамторг'. С него все и началось.
  Спокон веку купцы вместе с чистой коммерцией занимались и разведкой. Не стал исключением и один из представителей СССР. Он доносил: 'Здание 'Южамторга' оцеплено полицией. Несмотря на это, толпы собираются вокруг здания. Некоторые несут плакаты с надписями 'Ура спутнику!', 'Мы видим спутник!' и подобными. Люди распевают хором песню, транслируемую со спутника, в переводе на национальные языки. Все это происходит при явном сочувствии полицейских...'
  И эта вроде как не коммунистическая, но зараза очень скоро выплеснулась на улицы Буэнос-Айреса, Монтевидео, а позднее и Рио-де-Жанейро. Заметим, что задержка в Бразилии произошла не только потому, что понадобился перевод на португальский. Курьез заключался в том, что самодеятельный переводчик, ничтоже сумняшеся, воспользовался испанским текстом. Это сильно облегчило ему работу ввиду того, что португальский и испанский - близкородственные языки. И лишь потом нашелся знаток русского, который поработал с оригиналом. Разумеется, этот вариант перевода оказался лучше.
  Ирония судьбы состояла в том, что именно всплеск интереса к спутнику в латиноамериканских странах заставил госдепартамент США отнестись к феномену русского успеха с большей серьезностью. Там сочли, что популярность советской науки отстоит от популярности идей коммунизма очень недалеко. Но американские дипломаты чуть опоздали. Спутник пролетел над Европой.

  Конечно, не стоит сомневаться: спецслужбы Франции (точнее, то, что от них осталось) не поставили себе в труд самым тщательным образом перехватить и записать передачи русского спутника. И радиолюбителей там хватало. И русскоязычная колония была не из самых малых в Европе. Переводы текста песни на французский появились мгновенно, причем качество перевода от государственных служащих и в подметки не годилось тому, что выдали самодеятельные переводчики. Первые не стали утруждаться и выдали подстрочник. Вторые постарались, чтобы размер подошел под мелодию.
  Результат сказался сильнее всего на российском эмигрантском сообществе. Реакция, понятно, оказалась со всеми цветами радуги:
  - А вам не приходило в голову, что все эти сигналы - якобы со спутника - суть один грандиозный обман? Вполне возможно, что спутника вообще нет. Фикция!
  - Как можно, monsieur Goreloff! Ваш покорный слуга не далее, как вечор видывал спутник на небе, благо, что погода безоблачная. Такая, знаете ли, быстролетная звездочка. Отчетливо! И моя Natalie тоже. А вы смотрели?
  - Нет. Обманами, знаете ли, любоваться не приучен.
  - Вот как хотите, господа, не верю, чтобы большевики затеяли сей проект ради науки. Не верю-с!
  - Зачем же тогда, Борис Иванович?
  - Пропаганда - вот главная цель! Большевики хотят покраснения общественного мнения в нашей belle France. И песня тому служит.
  - Как бывший авиатор, могу уверить, господа, что оружие этот самый спутник нести не может. Если верить данным от их газеты 'Правда', то управление у него отсутствует вообще. Какое может быть оружие без средств наведения на цель, я вас спрашиваю? Научное значение - другое дело. Да и то сомневаюсь.
  - Никанор Африканович, так вы полагаете, что...
  - Вот именно, Валерий Дмитриевич! Специально, знаете ли, спрашивал: никаких научных сообщений эта штучка не передает. Только 'бип-бип-бип', да песенку.
  - Ничего не значит. Может быть, потом будет передавать.
  - Когда это 'потом'? У аппарата попросту сядут аккумуляторные батареи.
  - Жаль, что батареи сядут. Не знаю, как вам, а по мне, так девица поет недурно.
  - Так что ж, выходит, эта болванка так и будет вокруг земного шара кружить вечно?
  Ответ на этот вопрос пришел в 'Известиях'. В обстоятельной статье сообщалось, что спутник, увы, не рассчитан на очень долгий полет, а функционировать будет и того меньше. Радиосигналы с него прекратятся, как только батареи, питающие радиопередатчик, исчерпают заряд. Сам спутник будет снижать высоту своей орбиты, а когда попадет в плотные слои атмосферы, то сгорит полностью.

  В Великобритании общественное мнение также разделилось. В университетских кругах интерес был в диапазоне от благожелательного до откровенно восторженного. В консервативной части общества преобладала настороженность. Среди спецслужб интерес оказался совершенно искренним и вполне профессиональным. Начальство ставило острые вопросы и хотело получить откровенные ответы.
  - ...проверка показала, что никаких иных сигналов, кроме упомянутой песенки и простых 'бип-бип' спутник не выдает. Даже когда он пролетает над территорией СССР. Три наших агента в разных городах отслеживали это. Кстати, прием сигналов может осуществляться даже простенькой любительской радиоустановкой. Отсюда следует: научная ценность аппарата весьма ограничена. Он просто не передает данных, ибо не имеет никаких средств для этого.
  - А если он спустится на парашюте?
  - Сэр, у нас нет никаких данных, свидетельствующих о существовании парашюта. А без него спутник просто сгорит в атмосфере. Так говорят специалисты по метеоритам.
  - Между прочим, не все метеориты сгорают.
  - Метеориты суть сплошные каменные или железные глыбы, а этот спутник пустотелый. К тому же предсказать точно место гибели аппарата не представляется возможным. Случись разрушение спутника над Центральными графствами Англии, мы могли бы рассчитывать на обломки, да и то сомнительно. Над Тихим океаном - нет и нет, сэр.
  - В таком случае хотелось бы заслушать выводы.
  - Сэр, этот аппарат на орбите не может сам по себе иметь ни военного, ни научного значения. Цель запуска видится в установлении приоритета Советского Союза в Космосе. И, разумеется, отработка ракетной технологии. Эта русская штуковина весит сто семьдесят фунтов. Мой подчиненный Роб Тилдерс предложил поспорить на десять шиллингов, что следующий аппарат будет намного тяжелее. Сэр, я пари не принял.
  Шеф поддержал шутку:
  - Вы правы, я бы тоже отказался. Подождем. Вы свободны, Джонсон.
  Сотрудник ушел. А шеф глянул на календарь и подумал, что пора бы спросить результаты с тех, кто занимался ксеноновыми бомбами. И тоже русская разработка. Опять эти русские!
  Плану не суждено было осуществиться. Появились иные неотложные задачи.

  В Германии русскоговорящая община тоже имелась, и тоже весьма обширная. Поэтому не стоит удивляться, что Вальтер Шелленберг получил подробнейшие сведения о спутнике и его передачах через считанные часы после пролета этого аппаратика над территорией Рейха. Ну, не совсем над территорией, но уж точно на расстоянии, позволяющим радиоперехват. Спутник оказался под вниманием именно внешней, а не военной разведки, поскольку очень быстро появились данные: он не может выполнять никаких военных задач, ибо не приспособлен для этого. Иначе говоря, запуск этого аппарата преследовал исключительно политические цели. Казалось бы, этим делом должно заинтересоваться руководство НСДАП. Но нет, почему-то первым вопросы разведке начал задавать министр промышленности Альберт Шпеер. Ради этого он лично подъехал к Шелленбергу. Тот, надо заметить, был вежлив, но официально вежлив.
  - Герр оберштурмбанфюрер, довожу до вашего сведения, что мне, вероятно, предстоит доклад рейхсканцлеру об этом советском спутнике и о возможных перспективах. Я хотел бы получить доступ к вашим материалам, касающимся этого аппарата. Полагаю, у вас есть информация.
  В последней фразе имелась некоторая неточность. Шпеер не предполагал, а знал, что таковая информация существует.
  - Разумеется, господин министр, у нас имеются сведения. Осмелюсь предположить, вам известно, что в русской космической программе участвуют германские специалисты.
  Шелленберг лукавил в той же степени, что и посетитель. Он был уверен, что господин Шпеер знает самих специалистов чуть не поименно. Тот, понятно, подтвердил:
  - Да, мне о таких доложили.
  - Я не могу предоставить вам полный доступ к сведениям, однако могу ответить на некоторые ваши вопросы. Большей частью информация как раз и пришла от немецких инженеров.
  - В таком случае мой второй вопрос: сколько человек из русского персонала занято в этом проекте?
  - Точных данных нет. По оценкам, никак не менее тысячи. Это не считая тех, которые заняты в производстве как самих ракет, так и полезной нагрузки для будущих спутников. По этому персоналу данные практически отсутствуют.
  Кивок герра Шпеера означал: 'Да, я вас понял.'
  - Еще вопрос, герр оберштурмбанфюрер. Известно ли что-то о программе запусков?
  - Да. Следующий спутник планируется запустить на более высокую орбиту. На нем будет аппаратура для исследования космических излучений, а также система ориентации спутника в пространстве. Мой источник особо подчеркнул: только ориентации, изменение параметров орбиты не запланировано. Передачу научных данных запланировано осуществлять по радио, поскольку этот аппарат также не предназначен для безопасного спуска на земную поверхность. Также предполагается опробовать солнечные батареи для питания электрических схем на борту. Это все появилось в русских открытых источниках. Кроме того, мы планируем расспросить тех специалистов, которые собираются в кратковременный отпуск в фатерлянд.
  У министра была отчетливая цель. Он желал прикинуть, возможно ли вообще в Рейхе вести сразу две амбициозные программы: атомную и ракетную. Рейхсканцлер Гесс мог возжелать и то, и другое сразу. В этом случае Альберт Шпеер хотел иметь данные для обоснованного распределения ресурсов.
  Министр промышленности еще не успел выйти из здания Управления имперской безопасности, когда у него уже созрело мнение: полноценная космическая промышленность пока что не по возможностям для Германии. Но это не относилось к баллистическим ракетам. Если и когда таковые создадут- конечно, при условии, что атомное оружие будет в наличии - врагам Рейха, в первую очередь Великобритании, придется спрятать зубы и втянуть когти.

  Многомудрый Шпеер был прав лишь отчасти. Великобритания и вправду положила в долгий ящик планы относительно Германии, но причина находилась на другой стороне земного шара.
  Королевский флот в этом мире был посильнее, чем в том - во всяком случае, в Тихом океане. Не два, а три английских линкора схлестнулись в битве с Императорским флотом. Как и тогда, Соединение Z включало линкор 'Принс оф Уэлс', получивший тяжелые повреждения при охоте на 'Бисмарка', но к тому времени вышедший из ремонта, и линейный крейсер 'Рипалс', а еще к ним добавился и старый, но вполне грозный линкор 'Резолюшн'. Но и адмирал Ямамото достал из рукава... скажем, это был не туз, но уж верно козырная дама: линкор 'Ямато'. Таким образом, против двух линкоров и линейного крейсера японцы выставили три полноценных линкора. Правда, про себя японский адмирал все еще не причислял к таковым 'Ямато': далеко не все члены его экипажа имели боевой опыт. В плюс англичанам стоит занести наличие корабельных радаров (у японцев их не было) и большую скорость первых двух кораблей линии.
  Совпадения с 'той' историей были. Как и тогда, наибольший вклад в японскую победу внесли японские авиаторы: именно самолеты утопили и 'Принс оф Уэлс', и 'Рипалс'. Но дальнейший ход сражения не походил на прежний хотя бы потому, что в бой ввязались 'Резолюшн' и 'Ямато'.
  Эти два корабля поспешали на помощь к товарищам. Но оба, не будучи сверхскоростными, банально не успели к месту боя. Если точнее, они успели на бой друг с другом.
  Английский линкор отнюдь не выглядел жертвенным барашком. С учетом боевого опыта экипажа он вполне мог бы потягаться с кораблем того же класса и возраста - например, 'Фусо'. Чего уж говорить: в этом случае японскому линкору пришлось бы выдержать битву с более чем сомнительным исходом. Но на сей раз, как это бывает в боксерских боях, опыт налетел на молодость и силу.
  В шахматах это случается, хоть и не часто. Дальновидный игрок, тщательно изучив излюбленные дебютные варианты соперника, разрабатывает ловушку, долженствующую обратить в свою пользу вроде бы равную позицию. И оппонент с разгона влетает в нее.
  'Ямато' с самого начала имел особенные снаряды, специально изготовленные для стрельбы на недолетах. Такой снаряд должен был проникнуть сквозь слой воды и взорваться у подводной части. Несколько таких подарков вполне были в состоянии устроить противнику многочисленные пробоины именно в подводной части. Немалую роль мог сыграть и более крупный калибр (четыреста шестьдесят против трехсот восьмидесяти одного миллиметра) и, соответственно, лучшие баллистика и бронепробиваемость. Зато у японского линкора отсутствовала сторонняя авиаподдержка. Впрочем, ее не было и у англичан.
  По всем этим причинам главный калибр 'Ямато' начал пристрелку с запредельных ста двадцати кабельтовых. Разумеется, командир линкора капитан первого ранга Гихати Такаянаги поднял в воздух гидроплан-корректировщик. И начал он теми самыми хитрыми снарядами. Почти сразу же удача улыбнулась его комендорам.
   Течь на британском корабле была невелика, и водоотливные средства справлялись с ней без больших усилий. Но крайний левый винт начал выдавать такую вибрацию, что его пришлось остановить. И скорость немедленно упала до девятнадцати узлов.
  Почти сразу же японский линкор получил сдачи. Бронебойный снаряд ударил в носовую башню главного калибра. Лобовая броня толщиной шестьсот пятьдесят миллиметров устояла, но все лампочки были убиты на месте. Ну и контузия расчетов, как водится. На некоторое время башня замолчала, артиллеристов частично увели, а частично унесли в лазарет, но резервный расчет встал на их место и продолжил бой.
   Как ни напрягали зрение японские сигнальщики, но увидеть результаты попаданий на недолетах они не могли - слишком велика была в тот момент дистанция. А вот корректировщик находился в куда лучшем положении. И, конечно же, попадания заметили английские офицеры: три японских снаряда один за другим рванули у днища ближе к правому борту. А расстояние между сражающимися кораблями продолжало сокращаться, и это дало результаты.
  Еще один английский тяжеленный снаряд ударил все в ту же носовую башню. Японская сталь выстояла и на этот раз, но башня утратила способность поворачиваться - видимо, сошла с погона. Иначе говоря, три орудия главного калибра выбыли из битвы.
  Нельзя сказать, чтобы 'Ямато' сопутствовала удача. Скорее на его стороне поработала техника. Старший артиллерист рассудил, что дистанция скоро сократится до совсем уж мизерных (по тем временам) сорока пяти кабельтовых, и тогда вес залпа может сказаться. Одна из оставшихся башен получила приказ вести огонь бронебойными снарядами. И через три залпа два японских снаряда взяли верх над английской броней. Первый из них почти что взорвал носовую возвышенную башню. Почти - это потому, что взлетела на воздух лишь ее крыша, но расчеты погибли, а вместе с ними и орудия, настолько их покорежило. И тут же начался пожар. Стоит отметить: 'Резолюшн' на этот раз отделался недорого, поскольку погреба уцелели. Второй же снаряд сработал на недолете, и как раз он принес наибольшие повреждения. Мало того, что второй левый винт вышел из строя: заклинило перо руля. Линкор пошел в неуправляемую циркуляцию. И вот это пропустить мимо глаз было уже невозможно. Такая удача выдается редко, и не воспользоваться ею значило прогневать Аматерасу.
  Следующие полчаса боя можно было охарактеризовать словом 'избиение'. Часть котлов (а их было восемнадцать) уцелела, но снаряды с 'Ямато' вывели из строя все до единой турбины. Водоотливные помпы захлебнулись. Но англичане продолжали биться до конца.
  Линкор 'Резолюшн' уже было не спасти, когда на помощь 'Ямато' пришли японские торпедоносцы. Они и добили противника.
  Надо отдать должное морякам 'Ямато': они добросовестно пытались вытащить из воды уцелевших. Всего выжило более четырехсот британских моряков. Но и победителю крепко досталось. Уже по приходе в Сасебо адмирал Ямамото получил ведомость повреждений: механизм поворота носовой башни предстояло менять начисто, одна из турбин попала под капитальный ремонт, а один турбозубчатый агрегат так и вовсе подлежал замене, и это не считая многочисленных повреждений обшивки. Четыре месяца ремонта, не меньше. Конечно, в распоряжении адмирала еще оставались еще два линкора той же серии, но про себя Ямамото решил, даже в равном бою вероятные повреждения будут неприемлемо тяжелыми. Особенно если учесть, что два корабля линии были утоплены силами береговой авиации с потерями, о которых и упоминать стыдно.
  Но, как и в другом мире, итог сражения оказался в пользу Японии, в этом не приходилось сомневаться. Пусть на Малайю был открыт. Это означало каучук. Осталось справиться с Сингапуром. Тогда уж точно Императорский флот мог рассчитывать на легко покорение голландской Ост-Индии. Это означало нефть. А в ней нужда была очень высока.

  Пропагандистская машина СССР работала на полную мощность.
  Космические новости и комментарии безжалостно вытесняли с газетных полос все остальное. В величайшей спешке готовились ускоренные выпуски научно-популярных журналов. И радио участвовало - как же без него.
  Для начала в радиопередачах слушателям разъясняли, какие именно сигналы могут быть пойманы со спутника. Песню передали тоже - разумеется, не ретранслируя ее из космоса, а со вполне достойным качеством. Вопреки обыкновению, в этой передаче не указывались никакие атрибуты вроде автора слов, музыки, а также имена исполнителей. Голос Марка Бернеса, разумеется, узнали довольно быстро. Дольше продержался секрет той девочки, которая пела вместе с ним. Но и эта тайна не прожила и двадцати четырех часов. Раскрыл ее руководитель хора:
  - Да это поет наша Светочка Семенова!
  На следующее утро девочка узнала, что это такое: проснуться знаменитой. Все участники хора разнесли новость по родителям и одноклассникам. Легко понять, что до класса, где училась юная певица, новость докатилась за часы, даже не дни.
  В класс Светлану вообще сначала не пустили. Ее проводили до кабинета директора Михаила Казимировича. Девчонка робко пискнула, что у нее, дескать, занятия, на что получила строгий ответ:
  - Сейчас есть кое-что поважнее!
  И сразу же последовала грозная лекция по правилам поведения. В основном она содержала информацию о том, чего не надо делать, а именно: зазнаваться, важничать, лениться, требовать особого к себе отношения и прочая, и прочая, и прочая. Нотация включала в себя и то, что как раз требовалось делать: блюсти скромность и не выпячивать свою личность.
   В результате урок русского оказался пропущен полностью. Светлана вышла в коридор как раз в момент, когда прозвучал звонок на перемену.
  Светланку взяли в плотнейшее кольцо только одноклассницы и (отчасти) одноклассники, поскольку в других классах ее никто не знал ни в лицо, ни по голосу. Но уж от своих пришлось натерпеться. Бедняжка три раза дала честное пионерское под салютом, что сама не знала, когда песня будет исполнена; что ей никто не обещал, что песня вообще будет передаваться по радио; что с самого начала она понятия не имела, кто такой мужчина, что пел третий куплет, тот лишь сказал, что его звать Марк Наумович; что к ракетам ее и близко не подпускали, о них даже не говорили; что о том, будут ли ей заплачены какие-то деньги, она и посейчас ничегошеньки не знает, а подавно о том, сколько именно.
  Через три дня вышел указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении. По правде говоря, он состоял из двух частей. В первой части с помпой объявлялось об орденах для группы специалистов, участвовавших в подготовке космического аппарата к полету. О существовании второй части были извещены сравнительно немногие. Там, правда, упоминались ракетчики, но широким массам граждан (и своих, и зарубежных) не полагалось знать об этих товарищах. В число публично награжденных вошли также все немецкие инженеры и ученые. В комментариях, разумеется, расписали это как пример международного сотрудничества в области мирного освоения Космоса.
  Перед награждением с зарубежными специалистами побеседовали. Им в красках поведали, насколько их высоко ценят, рассказали о денежном вознаграждении, объяснили протокол процедуры в Верховном Совете, спросили, не нуждаются ли господа сотрудники в улучшении бытовых условий. В заключение последовало несколько неожиданное заявление:
  - Вам, Вернер, полагается трехнедельный отпуск.
  Не было сказано, что незадолго до этого к наркому иностранных дел напросился на встречу посол Германского Рейха фон Шуленбург. Просьба дипломата заключалась в предоставлении отпуска доктору фон Брауну, ибо этому ученому предстояли вручения наград и премий от лица германских учреждений - государственных и научных. Советский Союз был тут ни при чем.
  Это пожелание отнюдь не было неожиданностью для советской стороны. И Молотов со всей благожелательностью заверил господина посла, что таковой отпуск, разумеется, будет предоставлен, но лишь с небольшой задержкой. Доктору Вернеру фон Брауну предстояло получить орден 'Знак Почета', после чего... Разумеется, предлог для откладывания отпуска германский посол счел вполне благовидным. Интересно, что никто из причастных лиц, включая в первую очередь самого фон Брауна, ни на секунду не предположил, что в Рейхе предстоит лишь вручение наград под оркестр. Уж конечно, так не думала советская разведка.
  И все они были правы.

  Совещание у рейхсканцлера было более чем представительным. Участвовали: сам хозяин кабинета, понятное дело; рейхсминистр авиации Герман Геринг, разведка в лице господ Шелленберга и Пикенброка, министр промышленности Альберт Шпеер, командующий Кригсмарине Эрих Редер. И, натурально, доктор Вернер фон Браун, которого еще до этого совещания хорошенько расспросили о космических делах вежливые и весьма настойчивые господа, не удосужившиеся сообщить о своем роде занятий.
  Ученый сделал доклад на ту тему, о которой его просили: чем он занимался, какие успехи получены и, главное, что ожидать в будущем.
  Гесс предложил задавать вопросы. Начала разведка в лице Пикенброка:
  - Герр доктор, вы обстоятельно изложили круг тех задач, которыми вы занимались в русском космическом центре - так, если не ошибаюсь, его называют. Но нам хотелось бы знать также, к каким темам вы не имели допуска.
  - Как я уже говорил, ракета, которую мы сконструировали, имеет весьма сомнительную ценность для военных. По моим расчетам, процедура запуска, считая заправку топливом, даже на хорошо подготовленной площадке может длиться трое суток. Но из чисто теоретических соображений могу уверить: существуют иные виды топлива, и запуск соответствующих ракет вообще не требует затрат времени на заправку. Но к этой тематике меня не допускали. Также никто из немецких специалистов не участвовал в разработке радиоаппаратуры. Кроме того, русские существенно - нет, в громадной степени - опережают все страны в области хранения и обработки информации. Судите сами, господа. Та песня, что звучала со спутника, была записана на крошечное устройство размером с мизинец. По словам человека, который предоставил его, туда можно было бы записать не одну песню, не десяток - чуть ли не пятьдесят таких. А то и больше. Еще одним доводом может служить скорость расчетов. Способы расчетов, формулы - в этом мои люди и я сам разбираемся не хуже русских, если не лучше. Но скорость проведения самих расчетов просто фантастическая. Там. где русские тратят пару минут, сто расчетчиков с арифмометрами трудились бы сутки. Я слыхал, правда, о разработках инженера Цузе. По моим далеко не точным прикидкам, его последняя машина потратила бы несколько часов, в лучшем случае. Так вот: даже примерно не могу себе представить, на каком принципе работают эти устройства. Суммируя сказанное: русские не допускали наших специалистов ни к чему, что в потенциале могло бы получить военное применение.
  - В таком случае, доктор фон Браун, с ваших слов выходит, что немецкие специалисты вообще не нужны русским для ведения космических разработок. Так ли это?
  - Я бы не сказал. Отсутствие моих коллег может замедлить прогресс русских, но не остановить его.
  - Поставим вопрос наоборот. Насколько реально для Рейха вести собственную космическую программу?
  - Господин министр, не мое дело оценивать, насколько такая программа реальна с экономической точки зрения. У меня сложилось впечатление, что Рейх вполне может позволить себе разработку военных ракет с дальностью до двух с половиной тысяч километров. Ракеты меньшего радиуса действия, понятно, обойдутся еще дешевле. Но космические исследования требуют намного больших ресурсов, ибо существующая ракета не дает возможности запускать серьезную научную аппаратуру на орбиту. Да вот пример: как раз сейчас приказано начать разработку двухступенчатой ракеты, предназначенной для вывода на орбиту груза до четырехсот пятидесяти килограммов.
  - Вы упомянули ракеты военного назначения. Насколько возможен запуск таковых с кораблей или самолетов?
  - Сразу могу сказать: точный ответ на этот вопрос требует хорошего цикла исследований и испытаний. Но, если прикинуть приблизительно... нынешние самолеты вряд ли потянут нагрузку в десять тонн. Запуск с корабля представляется теоретически возможным.
  - Еще хотелось бы знать...
  С этого совещания прошло десять дней. Доктор фон Браун даже успел покататься на лыжах в Гармиш-Партенкирхене, когда его известили с нарочным, что Министерство промышленности не возражает против продолжения совместной работы с русским космическим центром и желает всяческих успехов в продвижении германской науки. Уже по возвращении в Москву фон Браун узнал, что некоторые из его группы предпочли уволиться. Наверное, длительные разлуки с семьями были для них слишком болезненными.


  Глава 17

  По поводу второго запуска спутника спор был вялым.
  Седой коринженер был спокоен и деловит:
  - Отлично вас понимаю, товарищи, но придется сначала отправить спутник лишь с научной аппаратурой.
  - Но ведь мы могли бы отработать возвращение приборов с записями.
  - Товарищи, приоритеты расставляю не я. Сначала вам предстоит исследовать радиационную обстановку на высоте. Вторая по важности задача: добиться условий на борту, в которых могло бы выжить мелкое животное. Передача всех данных будет идти по радио; методики, насколько мне известно, уже отработаны. Третье - энергопитание. Предстоит опробовать не только и даже не столько сами солнечные батареи, сколько систему ориентации спутника относительно Земли и Солнца. Сами понимаете, только так мы можем добиться более-менее длительной работы системы электропитания аппаратуры. Но также это даст возможность доказать возможность фотографирования земной поверхности из космоса.
   - В каком диапазоне спектра? - встрял кто-то из младших научных сотрудников.
  - Очень хороший вопрос, Александр Ильич. Если бы то зависело лишь от меня! Будьте уверены, снимали бы во всех мыслимых диапазонах. Но сразу могу сказать: ограничения по весу и размеру наверняка сведут наши возможности лишь к видимому диапазону. Мой опыт говорит: драка пойдет за каждый грамм и кубический сантиметр.
  Инженер не договорил очень многое. Он ни словом не заикнулся об улучшенной теплоизоляции внутреннего пространства контейнера с полезной нагрузкой, а ведь та должна была съесть значимую долю как полезной нагрузки, так и объема. Впрочем, приличная экономия веса и энергопотребления ожидалась за счет контрабандных устройств.
  Были и другие трудности. Пришлось выдержать немалую битву с Львом Захаровичем Мехлисом. На тот момент он был главным редактором 'Правды'. Он понимал толк в наиболее прямолинейной пропаганде и проталкивал ее, не жалея сил и возможностей. Таковые у Мехлиса имелись.
  По некоей причине ни Берия, ни Сталин не вмешивались в противостояние. Сам Мехлис упирал на то, что космический полет второго спутника вполне осуществим в ближайшее время - и это было правдой - а тут как раз поспевает круглая дата: двадцатипятилетие Октябрьской революции. Четвертьвековой юбилей!
  При этом Лев Захарович прекрасно знал, насколько велик авторитет седого инженера в космических делах, и был намерен именно этим фактором воспользоваться.
  - Поймите, товарищ Александров, полет первого спутника вызвал неслыханную волну энтузиазма в народных массах, и ее надо поддержать. Лучшего средства для этого, чем успешный запуск второго спутника, не придумать. Конечно, с живым существом на борту. Вы просто обязаны понимать, что такое приоритет и насколько он важен.
  - Прекрасно это понимаю. А еще понимаю то, что спешка в таком деле не просто излишня, но и вредна. У нас имеется программа исследований, утвержденная Политбюро. И мы намерены выполнить ее качественно. В частности, в ней определенно сказано, что собака (мы полагаем, что именно они больше всех подходят для исследовательских задач подобного рода) должна вернуться на Землю и не в виде обугленных останков - нет, живая, здоровая и веселая. Это, если хотите, план, а планы надо выполнять.
  Говоря это, Рославлев полагал, что может предвидеть реакцию собеседника. Она и последовала:
  - Партия стоит за всемерное перевыполнение планов, и уж вы должны это знать. Никто не осудит вас за гибель одной собаки, если это послужит интересам целой страны. Но могу уверить: если вы будете препятствовать политике партии, то осуждение состоится. Незаменимых у нас нет!
  Намек был весьма прозрачным. Но почему-то седой не выразил ни малейшего беспокойства.
  - Совершенно верно, Лев Захарович, незаменимых нет. Но есть те, замена которых неприемлемо дорога. Товарищ Сталин имел, как полагаю, основания дать мне те полномочия, которые у меня имеются. Он, если сочтет нужным, может лишить меня этих полномочий. Но только он и никто другой. Если позволите, неофициальная информация...
  Сказано было так, что Мехлис, при всей своей незаурядной храбрости, подобрался, хотя виду старался не подать.
  - ...все те соображения, которые вы перечислили, товарищам Сталину и Берия уже известны. Тут вам придется поверить мне на слово. И еще кое-что: я не давал им советов, не даю и не намерен давать их впредь. С моей стороны они лишь получают информацию, но решения от меня уже не зависят. Вы можете мне верить или не верить - как хотите. Но есть еще одно обстоятельство.
  Последовала многозначительная пауза.
  - Повторяю: вы были совершенно правы, заявив, что незаменимых у нас нет. В частности, меня тоже можно заменить. Да будет вам известно: мне не суждена долгая жизнь. Зная это, я делаю все, чтобы моя смерть принесла нашей стране как можно меньший ущерб. Иначе говоря, принимаю все меры, чтобы заменить меня было бы можно легче. Как понимаю, наш с вами разговор вы передадите Сталину. Постарайтесь процитировать меня точно. Впрочем, думаю, что и это не станет для него новостью. Вы правильно заметили, что запуск спутников может стать политическим событием. Это так. Но не только для внутренней - также и для внешней политики. Большего вам сказать, извините, не могу. Однако уверяю: я делаю все, что в моих возможностях, чтобы советская космическая программа развивалась успешно.
  Жизнь научила Мехлиса разбираться в людях. Он видел: этот загадочный инженер не врет, но наверняка очень многого не договаривает. Однако еще в большей степени жизнь научила многоопытного пропагандиста чуять события и связи. И как раз сейчас чутье отчетливо говорило: что-то такое связывает Сталина и этого человека, который знает нечто, очень нужное Хозяину. Или же он умеет нечто этакое... Ведь не зря его назвали инженером-контрабандистом. И все то же чутье подсказывало: нет, не только в контрабанде дело.

  Японские вооруженные силы взялись за дело энергично и резво. Еще и месяца не прошло со дня атаки на Пёрл-Харбор, как на английской территории острова Борнео высадился японский десант. Через десять дней был взят Гонконг. Тогда он был британской колонией и представлял собой один из важнейших опорных пунктов Великобритании на Тихом океане. Но мордобой устроили не только англичанам - влетело и американцам.
  Буквально через неделю был захвачен остров Гуам. И на этом дело не кончилось. Филиппины, формально говоря, были независимой страной, но США полагали их подконтрольной территорией и фактически были правы. А японцы через две недели после Пёрл-Харбора захватили остров Минданао, а еще через две недели пала Манила. Стратегический эффект этих ударов был как бы не больше, чем от атаки на Пёрл-Харбор. С захватом Филиппин японский флот обретал потенциальную базу - ее еще предстояло достроить и дооборудовать. Со всей серьезностью встал вопрос, кто будет хозяйничать в Тихом океане.
  Но были отличия от событий в другом мире. Заключались они в реакции Германии. По дипломатическим меркам шаги министерства иностранных дел Рейха вполне могли посчитаться резкими.
  Чрезвычайные и полномочные послы в Токио и Вашингтоне выступили с демаршами: дескать, в архипелаге Туамоту у Германии имеется территория, а именно атолл Моруроа. Означенная территория законнейшим образом взята в аренду у Франции. От французского правительства Рейх получил разрешение в случае необходимости защищать данный остров всеми доступными средствами. Далее шли многословные уверения, что в конфликте США и Японии Германия придерживается политики строжайшего нейтралитета. В заключение же было сказано: германское правительство ожидает, что военно-морские силы Японии и США (нужное подчеркнуть) не будут совершать никаких враждебных действий в отношении как гражданских судов, так и боевых кораблей под флагом Рейха.
  У Риббентропа были причины для принятия воинственной позы. Атолл, о котором шла речь, являл собой большую ценность для немецкого руководства. Но снабжение его могло вестись лишь через Тихий океан, и никого в Германии не радовала возможность атаки на суда с нужными грузами, даже если таковая была бы следствием ошибки. И уж совсем нежелательным в глазах Кригсмарине выглядело нападение на боевые корабли.
  Стоит отметить, что в столицах воюющих стран эти дипломатические залпы большого впечатления не произвели. Ни Япония, ни Америка совершенно не стремились прибрести еще одного врага в довесок к уже имеющемуся. Но были и другие причины не дрожать от страха.
  Что до Японии, то руководство Императорского флота прекрасно знало арифметику и потому имело ясное представление о сравнительной силе германского и японского флотов. Любой понимающий офицер, ходивший под флагом 'солнца с лучами'²⁴, мог бы с уверенностью сказать: в случае надобности весь тихоокеанский флот Кригсмарине будет раздавлен мощью Императорского флота в тот самый день, когда случится немецко-японское столкновение. Правда, в активе немцев были впечатляющие победы над англичанами в Атлантике, но ведь и японские силы хорошо отметились над тем же противником, хоть и в Тихом океане. Целых три корабля линии потоплены, и это при том, что все свои вернулись на базу! Впрочем, после заключения мира с Соединенными Штатами может настать очередь этого ничтожного атолла, но под вопросом. Ни один аналитик из штаба Императорского флота так и не смог придумать, зачем бы Японии мог понадобиться этот ничтожнейший клочок суши.
  У Соединенных Штатов имелись другие резоны для невнимания. Какие-либо враждебные действия против этой военно-морской базы (а что еще могло располагаться на этом островке?) были признаны возможными, но несвоевременными. Моруроа, конечно, следовало взять под американский флаг. Ведь обстоятельные немцы наверняка обустроили для себя неплохую инфраструктуру. Это вам не Таити - номинально французское владение, и даже с портом в Папеэте, только назвать так это убожество значило бы в открытую посмеяться над английским словом port. Следовательно, не нужно это германское недоразумение там, где ходят настоящие хозяева Тихого океана. Но оно вполне могло подождать.

  Адмирал Кузнецов получил приглашение от заместителя начальника экономического отдела ГУГБ НКВД посетить кабинет этого товарища такого-то числа в такое-то время. По правде говоря, сначала секретариаты и наркома флота, и вышеназванного сотрудника органов успешно согласовали время визита. У адмирала не было никаких причин отказываться. Более того, из опыта Кузнецов хорошо усвоил: наверняка Александровым что-то такое подготовлено, которое на пользу флоту.
  На рабочем месте выпивка не приветствовалась. Ее хозяин и не предложил. Чай со вкусной ореховой выпечкой в счет не шел. Но сему горячительному напитку очень быстро пришел конец. И начался серьезный разговор.
  - Николай Герасимович, помнишь этот проект?
  Разумеется, память не подвела молодого адмирала. На столе лежала стопка листов, с описанием (без частностей, понятно) того, что уже стояло на стапелях в Ленинграде - первого советского вертолетоносца.
  Кузнецов кивнул.
  - Так вот мой вопрос: сколько понадобится времени до спуска... хотя нет, до введения корабля в строй? Обучение летного состава и обслуги вертолетов не включаю.
  - Год, - твердо отвечал Кузнецов. - И заметь, Сергей Васильевич, без учета затрат времени на обучение экипажа. Корабль потребуется во флоте раньше - так, что ли, хочешь сказать?
  - Скажу иначе: может потребоваться. И есть способ сэкономить.
  Мы не могли тут написать, что адмирал, дескать, притворился, что внимательно слушает. Это было бы неправдой, ибо нарком именно слушал и притом весьма внимательно.
  - Глянь на проект...
  Последовала пауза минут в пятнадцать.
  - Сергей Васильевич, ЭТО ты предлагаешь в качестве вертолетоносца? Без брони? Без вооружения? С парадным ходом одиннадцать узлов? И где ты такое чудо купишь, да за какие шиши?
  Не было сказано: 'В своем ли ты уме?' Но фраза подразумевалась.
  - Все не так, как думаешь, Николай Герасимович. Во-первых, не без артиллерии. Вот сюда и сюда можно воткнуть калибр, скажем, сто двадцать. Против подводных лодок в надводном положении вполне себе пойдет. Но главным вооружением как раз должны стать вертолеты. На какие шиши - моя проблема. Конечно, выгоднее будет приобрести сразу серию. Правда, сколько-то наши уже купили, но в качестве 'купцов'.
  - Да что они против даже эсминца сделают, а о главном калибре крейсера...
  - Стой, не так быстро. Все дело в том, что противником будут японские корабли, а у тех с большой вероятностью радара вообще нет. А от залпа в шесть управляемых ракет с дистанции... по-вашему сказать, пять миль с гаком, причем никакая броня не спасает, даже линкорная. Вот боевой вертолет такое и выдаст.
  - Ну как авианосец этому убожищу повстречается? Схарчат нашу лоханку, да косточки выплюнут. Зенитного вооружения ведь никакого!
  - А вот и нет! Смотри...
  - ...ну, это мои штабисты просчитают...
  - ...только опыт, но здесь твоим и карты в руки...
  - ...а теперь прикинь, сколько времени займет обучение...
  - ...вот если на тренажере да посадку на палубу...
  В конце концов военный моряк и штатский инженер пришли к компромиссу: 'Чтоб прикинуть, надо как следует просчитать.'

  Перманентное недовольство подчиненными и смежниками - это часть служебных обязанностей начальника любой разведслужбы любой страны. Стюарт Мензис не был исключением.
  - Хотелось бы знать, чем вы нас порадуете, доктор Паунд.
  Сам вопрос подразумевал, что хорошая информация подразумевается.
  Очкастый химик с легкими следами ожогов на руках набрал в грудь воздуха:
  - Если бы кто два года назад сказал бы в моем присутствии 'химия ксенона' - обсмеять такого стоило. Но этот раздел химии реально существует! И...
  - Не так быстро, доктор Паунд. Правильно я понял, что вы воспроизвели получение этой взрывчатки?
  - Да, сэр. Воспроизвели. Мы синтезировали трехокись, удалось получить даже четырехокись, а у ней, надо заметить, потенциал еще больше, чем у того порошка, который ваши люди передали. И впридачу трифторид ксенона. В части бризантности трехокись ксенона превосходит тротил в полтора раза, не меньше, а другие соединения этого газа дают еще лучшие показатели. И громадная скорость окисления при взрыве! Один снаряд с этой штуковиной - готовый пожар. Горит даже железо...
  Отсутствие проницательности у руководителя разведслужбы - признак профессиональной непригодности. А Стюарт Мензис был в своем деле не из последних.
  - Как понимаю, у вас есть 'но'?
  - Да, сэр, хотя не мы обратили на это внимание. Специалисты-оружейники, вот кто.
  - Что же обнаружилось? - судя по тону, разведчик обладал истинно ангельским терпением. Так могло показаться постороннему, присутствуй он при разговоре.
  - Нестабильность всех соединений ксенона, пригодных в качестве взрывчатки. И с ней нам не удалось справиться. Чего-то не хватает в рецептуре. То есть мы знаем, что нужен флегматизатор, но не знаем, какой именно. Хочу сказать, пока не знаем.
  Стюарт Мензис недолюбливал покер, но делать непроницаемое лицо умел. Как раз в тот момент это умение оказалось востребованным.
  Исчезновение мелкого агента из завербованных местных - дело в разведке обыденное, даже житейское. Та женщина, которая передала через цепочку посредников образчик советской взрывчатки, уволилась. По крайней мере, это все, что о ее судьбе удалось узнать. Вместе с ней пропала возможность раздобыть взрывчатое вещество, а в качестве источника информации ценность этой пешки была равна нулю - она не имела доступ к нужным сведениям. До поры об источнике флегматизированной взрывчатки можно было забыть.
  Что ж, выходит, надо постараться раздобыть образец в других местах. Из опыта Мензис знал, что полностью сохранить тайны того, что уже находится на вооружении, невозможно. Во всяком случае, секреты в скором времени просто обязаны раскрыться.
  По уходу специалиста в химии ксенона начальник МИ-6 впал в недолгое раздумье. У него на то были причины.
  Неутешительные новости приходили не только из России. В конце концов, пусть даже у русских имеется бомба, взрыв которой с гарантией топит линкор. До подобных кораблей еще добраться надо, а русские все же сильнее на суше... нет, они слабее на море, чем флот Его Величества. Да и противовоздушная оборона морских сил, получив звонкую оплеуху от Императорского флота, как раз по этой причине растет и в умениях, и в возможностях. В следующий раз японская авиация так легко не победит - если вообще победит. Подобных бомб у нее нет, это доказано. Гораздо большую озабоченность вызывали обрывочные сведения из Германии.
  Там, по всей видимости, тоже не дремали в части разработки сверхмощных бомб. Но как раз оттуда подробностей не было. Вроде как намечались испытания вблизи атолла Моруроа. Немцы опасаются соглядатаев вблизи своего побережья? Это понять можно. Остров в Тихом океане - это значит, что бомба морского назначения. Или нет, возможно, ее только испытывают в море. Очень мощная? Ну, германцы всегда славились своей любовью ко всему колоссальному. Но есть неучтенный господином Гессом фактор. Сверхмощная бомба требует тяжелого самолета для доставки к цели. А вот таких у Германии, можно сказать, нет. Их 'Кондор' все же пассажирская машина... ну и дальний разведчик. Только две страны в мире имеют настоящие четырехмоторные бомбардировщики дальнего действия: США и Великобритания. В СССР самолеты подобного класса, как и в Германии, тоже пока что гражданские. Впрочем, вряд ли русских затруднит переделка пассажирской машины в бомбардировщик.
  Начальник разведки Великобритании был в кабинете один, но даже в этой ситуации он обычно не давал эмоциям ходу. И сейчас он от мысли, которая сразу же показалась достойной наивысшего внимания, лишь чуть-чуть расфокусировал взгляд.
   Колоссальная бомба? По долгу службы до Мензиса доходили неподтвержденные сведения от физиков о том, что теоретически для самого мощного взрыва возможно применение энергии атома. Именно теоретически. Не существовало надежных сведений ни о разработке, ни о, тем более, принятии на вооружение. Что, если гунны как раз на нее и нацелены? Тут даже не так важны достижения, как потенциал...
  Мысленный вывод не потребовал и секунды.
  Надлежало выяснить, ведутся ли такие работы в Германии, а если да, то на какой стадии находится разработка. Дать команду специалистам: возможно ли отследить испытания такого устройства инструментальными методами? Если да - что для этого нужно? Вряд ли на крошечном островке посреди Тихого океана осуществляют сборку подобных бомб. Значит, их изготавливают на территории Германии, а испытания, вполне возможно, проводят вблизи него. Пока что никаких признаков наличия этой бомбы нет, но это может означать хорошую работу германской контрразведки. Если готовую бомбу перевозят морем, то есть возможность ее перехватить.
  И золотое перо 'Паркера' полетело по бумаге, набрасывая список распоряжений.

  Удивительное совпадение: министр промышленности Шпеер также пребывал в глубоких размышлениях. Правда причина была иной.
  Из переданного ему спецкурьером секретнейшего меморандума следовало: в принципе Германия может начать сборку своей собственной Бомбы. Атомная взрывчатка была накоплена - минимальное количество, но ее должно было хватить. И господин министр размышлял: а стоит ли начинать это дело?
  В том же меморандуме его автор, а это был гениальный Вернер Гейзенберг, указывал, что накопленного особого изотопа урана хватит на одно взрывное устройство 'без всякого запаса' - написано было именно так. И четко описывался риск: бомба могла взорваться не на полную мощность. Предвидя очевидный вопрос, физик давал на него ответ: мощность взрыва может составить при оптимальном срабатывании пятнадцать тысяч тонн в тротиловом эквиваленте, но если в проект вкралась ошибка, то взрыв окажется раз в десять-двадцать слабее. Не так и мало, сказать правду. Но ожидается-то намного больше! Самое же главное: трата всего наличного запаса урана означает, что следующая бомба получит нужный материал не раньше, чем через полгода. В самом лучшем случае! Однако, если накопить побольше нужного изотопа, то риск получить неудачное испытание может существенно уменьшиться.
  Иначе говоря, предстояло решить, какое именно решение выгоднее: взорвать бомбу с рискованным результатом ради подтверждения возможности обладать собственным ядерным оружием - или же придержать испытание. Кстати, в последнем случае риск утечки информации больше.
  Решение предстояло политическое, а не техническое. Это значило, что конечной инстанцией будет герр рейхсканцлер. Но Шпеер отлично знал, что Рудольф Гесс в ходе принятия самых ответственных решений сперва всегда выслушивал мнение младших по должности.
  Тут министр усмехнулся, вспомнив, что, по слухам, господин Сталин в таких случаях придерживался того же порядка: сначала выслушать подчиненных и лишь потом высказывать суждение.
  Выходит, надо обозначить свою позицию...
  Взвесив 'за' и 'против', доктор Шпеер понял, что рациональное решение задачи отсутствует: не хватает многих кусочков информации. Главным из них была степень потребности Рейха в таком оружии. Не было прямых данных о возможной угрозе и, что еще важнее, не было данных о том, откуда точно она может возникнуть.
  После долгих размышлений Шпеер рассудил: с его (технаря) точки зрения лучше выдать продукт в высокой степени готовности, чем поторопиться и в спешке получить нечто сырое. Да, именно так надо представить дело перед рейхсканцлером.

  Просьбу (не приказ!) прибыть в бюро Королева инженер-контрабандист, разумеется, принял во внимание.
  Дело, по его меркам, было пустяковым: принять узел энергопитания. Это была иссиня-черная солнечная батарея. И если параметры будут соответствовать заданным величинам - сматрицировать. Вообще-то на 'складе' имелись и солнечные батареи начала двадцать первого века, но те, по мнению Рославлева, должны быть пущены в ход для особо важных аппаратов длительного пользования.
  Вроде все шло по плану.
  - Конечно, у нас есть возможность доставить точно такие же солнечные элементы, - уверил Главного конструктора товарищ коринженер. - Давайте прикинем, сколько нам понадобится...
  Но заключительная часть разговора пошла несколько неожиданно для ракетчиков.
  - Как вы знаете, примерно через восемь месяцев нам с вами предстоит запустить в космос собаку и - это очень важно! - вернуть ее живой и здоровой на Землю. Хорошо бы собаке приземлиться в хорошем настроении. Относительно нее у меня возникла мысль.
  Сергей Павлович был несколько на взводе (не очень ладилось с механизмом раскрытия солнечных батарей) и потому отреагировал прямолинейно:
  - А чего думать? Взять любую, только чтоб здоровая и по весу подошла.
  Немецкий заместитель ничего не сказал. Он всего лишь приготовился выслушать.
  - Методика моя краденая, - оба инженера-ракетчика усмехнулись, - и первым ее применил один английский зверолов. Ему понадобилось вывозить из страшной глуши, по бездорожью, яйца птицы редкого вида. Обычной практикой в таких случаях является подкладывание яиц под курицу-несушку, лучше бентамской породы - та помельче. Но кто-то из товарищей-звероловов предположил, что от долгой и тряской дороги курочка может сойти с кладки. В качестве защитной меры поступило предложение: выбирать для дела самых флегматичных и тупых кур. И прошло ведь. Так вот: советую подбирать из всех собачек самую что ни на есть спокойную, и тренировка с дрессировкой тож не повредят. Смысл: чтоб пёска после приземления не устроила спасателям истерику. Ее ведь еще и на кинокамеру снимать будут. Короче: чтобы по внешности и по поведению животинка была бы симпатягой. Еще звездой экрана станет.
  Пока Королев думал, фон Браун высказал самое горячее одобрение идее. Уж он насмотрелся пропаганды от Геббельса. В конечном счете ракетчики согласились, что реализация замысла обойдется недорого, а польза может стать большой. И Сергей Павлович отдал нужные распоряжения.


  Глава 18

  Наверное, это один из признаков толкового руководителя - когда его реакция на событие отличается от той, которую предвидели подчиненные. Если судить по этому критерию, рейхсканцлер Гесс был именно таким. Кроме того, он, имея громадный опыт партийной работы, отлично понимал моменты, когда допустимо некоторое отклонение от официального тона. Сегодняшняя тема к такому не располагала.
  - Итак, герр министр, выводы из вашего доклада предполагают два варианта действий: либо испытать прототип устройства немедленно, но с повышенным риском неудачи, либо отложить испытание и тем самым уменьшить риск. Не так ли?
  - Да, герр рейхсканцлер, вы поняли правильно.
  - У меня, тем не менее, возникли вопросы в части реализации второго варианта. Существуют два основных типа активной составляющей устройства. Это изотоп урана с атомным весом двести тридцать пять и изотоп плутония с атомным весом двести тридцать девять. Первый существует в природе, и его можно выделить, хотя и с большими затратами, из природного урана. Второй может быть получен лишь искусственным путем, и для этого применяется специальный реактор. Однако накопление плутония в нем идет весьма медленно, и его выделение сопряжено также со значительными техническими сложностями. Не так ли?
  Альбрехт Шпеер до сего момента не мог понять, к чему клонит руководитель партии (и всей Германии заодно), но было ясно, что Гесс пока что верно излагает суть дела. И по сей причине ответ был кратким и однозначным:
  - Да, герр рейхсканцлер, именно так.
  - В любом случае нам понадобится ускоренное получение материала для атомной взрывчатки. Что бы вы порекомендовали?
  Вопрос предвиделся, и ответ был готов:
  - Герр рейхсканцлер, для ускорения очистки урана наиболее эффективным способом является многократный прогон вещества через ряд центрифуг. Их количество можно увеличить даже втрое, но и тогда это обойдется дешевле, чем строительство второго реактора для производства плутония. По уточненным расчетам, мы сможем получить плутоний в достаточном количестве через десять месяцев, но бомба на его основе не будет готова в этот срок. Год, самое меньшее. Что касается урана, то при утроении количества центрифуг - это само по себе требует времени - мы получим достаточное количество материала через полгода, поскольку центрифуги будут вводиться в эксплуатацию не все разом, а поочередно. Иначе говоря, бомба на этой основе будет создана через примерно восемь месяцев. Однако прошу принять во внимание вот какое обстоятельство. Если верить оценкам доктора Гейзенберга и его группы, то вес уранового взрывного устройства составит около десяти тонн. Оно же на основе плутония будет весить меньше, но пока что у нас нет точных данных на этот счет. Оценки расходятся: от пятисот килограммов до трех тонн.
  Гесс вежливо кивнул. А рейхсминистр авиации Геринг отчетливо напрягся. Уж он лучше, чем кто-либо, понимал, что бомбардировщики, способные доставить бомбу весом в три тонны, имеются. Взять хотя бы дорнье-217. У того, правда, с дальностью полета не очень-то, но уж до Лондона и обратно он бы долетел. А вот машин, способных нести десятитонное взрывное устройство (интересно, каковы его габариты?), можно сказать, и не было. Иначе говоря, конструкторским бюро нужно давать техзадание.
  Тут господин Гесс как раз и повернулся к толстому Герману и задал предвиденный вопрос относительно средств доставки. Разумеется, подготовленный ответ и был озвучен. Тут же был задан и второй вопрос:
  - Сколько времени требуется нашим лучшим конструкторам для запуска в небольшую серию этого сверхтяжелого бомбардировщика?
  Геринг в силу должности хорошо знал о текущих заделах на этот счет. Ответ прозвучал уверенно:
  - Герр рейхсканцлер, с момента принятия решения о создании такой машины и до начала ее серийного производства пройдет не более года.
  Рейхсканцлер еще раз кивнул и бросил взгляд на другую сторону стола:
  - Полковник Пикенброк, как полагает ваша служба: англичане имеют данные относительно наших возможностей в части авиации?
  Вопрос был не вполне корректен, поскольку относился скорее к контрразведке. Но многовековый опыт человечества доказывал: Большое Начальство отнюдь не всегда утруждает себя соблюдением корректности.
  Тем не менее Ганс Пикенброк не замедлился ни на мгновение с ответом:
  - Осмелюсь доложить, герр рейхсканцлер, никакая техника не может сохранить секретность, будучи принята на вооружение. В лучшем случае можно рассчитывать на поддержание противника в неведении в течение некоторого времени. Это относится и к авиатехнике. Например, в военное время новые модели самолетов не могут полагаться секретными уже через месяц после начала их участия в боях - в лучшем случае. Скажу больше: как только новейший самолет собьют, и его обломки попадут к противнику, о секретности можно забыть.
  Рудольф Гесс проявил достойную эрудицию:
  - Как насчет ракетного оружия? Из того, что мне доложили, следует, что русские хорошо продвинулись в космических ракетах, хотя все источники твердят, что военного значения они не имеют. Однако сам доктор фон Браун убежден, что помимо организации Сергея Королева, занимающейся чисто космическими исследованиями, существуют и другие, разрабатывающие ракеты военного назначения.
  - Так точно, герр рейхсканцлер. Полученные сведения указывают, что разработаны ракеты, способные доставить боеголовку весом полторы тонны в любую точку земного шара. Не имеется никаких фактов, указывающих на возможность доставки боеголовок большего веса, даже если речь идет о сравнительно небольших расстояниях.
  - Из ваших слов, полковник, следует, что русские больше полагаются на атомные бомбы с плутониевой начинкой, не так ли?
  - Так точно, герр рейхсканцлер, иного вывода я сделать не могу.
  - Тогда вопрос к вам, герр министр Шпеер. Какие выгоды может получить Рейх, взорвав это сырое, по вашим же словам, изделие?
  Не то, чтобы Альбрехт Шпеер затруднился с ответом. Скорее наоборот: он уже был готов. Но слова предусматривали и тяжкую ответственность. Вот почему министр промышленности раскрыл рот лишь секунд через десять.
  - Герр рейхсканцлер, если я правильно понял доктора Гейзенберга, то даже неудачный испытательный взрыв может дать большое количество научных данных, необходимых для дальнейших разработок. И, разумеется, при этом мы обязательно получим способы улучшения устройства. При удачном испытании появится доказательство того, что Рейх способен спроектировать и изготовить это оружие. Его принципиальную осуществимость уже доказали русские, это неоспоримый факт. И мы можем, в свою очередь, доказать, что монополия СССР на атомное оружие уже не является таковой. Однако не берусь судить о том, насколько велик риск раскрытия самого факта существования подобного оружия у Рейха и насколько выгодна задержка или ускорение испытания в этом аспекте. Такие вопросы вне моей компетенции. Но твердо могу заявить: как только Соединенные Штаты узнают о возможности производства этого оружия, они предпримут все меры для обзаведения таковым. Подчеркиваю: не Великобритания, а именно Америка. Промышленный потенциал этой страны огромен.
  Министр знал, что говорил.

  Бывает так, что человек и сам толком не знает, зачем он делает что-то, не входящее в круг обязанностей. Если это изготовление бумажных цветов, вышивание крестиком или написание авантюрных романов, то, как правило, сие занятие совсем не соотносится с основной работой. Но в тот момент дело обстояло иначе.
  Отслеживание военных действий на Тихом океане совершенно точно не входило в обязанности товарища коринженера. И все же он просиживал вечерами за сводками из открытых источников (по его просьбе таковые ему доставляли). Со стороны занятие могло показаться, скажем вежливо, не очень продуктивным. Рославлев отмечал клетки в некоей загадочной таблице, поглядывал на таинственные цифры в другой графе, хмыкал и... помалкивал. Компетентные товарищи в форме и в штатском, несомненно, обрабатывали те же исходные данные. Ну, почти те же.
  Сравнению подвергался ход войны на Тихом океане 'там' и 'тут'. И оно выходило, с точки зрения инженера, непонятным. События шли по совпадающему графику, если за нулевую точку принимать атаку на Пёрл-Харбор. Вот это удивляло больше всего.
  Поводом для недоумения служил иной материальный расклад. У флота США не хватало двух авианосцев. Это должно было наложить отпечаток на цепь событий - даже на простое продвижение кораблей из точек А, В и С в точки X, Y и Z, уж не говоря о сражениях, которые ну обязательно должны были протекать по иным сценариям. Ан нет. Все совпадало аж до тошноты.
  Уже был взят Сингапур. Одновременно японское флотское соединение устроило разгром соединенной голландско-американкой эскадре. И тут 'не вынесла душа поэта'. Рославлев напросился на разговор с Георгием Константиновичем Жуковым.
  Против обыкновения, генерал армии (тогда он был в этом звании) поначалу разговаривал по-прокурорски. Выражалось это и в тоне повышенной резкости, и в том, что с собеседником он обращался на 'вы', хотя и по имени-отчеству.
  - Сергей Васильевич, вы утверждаете, что в результате масштабной диверсии возможен выход из эксплуатации Транссибирской магистрали с угрозой нападения на Приморский край, а потому может понадобиться масштабная переброска как войск со средствами усиления, так и боеприпасов на угрожаемый участок, и все это средствами транспортной авиации. Мне ни о чем подобном в разведсводках не докладывали. Если у вас имеются факты, поддерживающие эту точку зрения, то прошу сообщить их мне.
  - Георгий Константинович, не мое дело знать о планах Генштаба. Я могу лишь высказать предположение о возможности такой диверсии, исходя из логики вооруженного противостояния СССР и Японии. Также не в моих силах предпринять меры по предотвращению подобной диверсии. Это работа контрразведчиков. Но в мои возможности входит помощь в организации снабжения наших войск, которое может прерваться. И если речь идет о переброске известных вам войск, то тут есть некие сложные моменты, и в организации действий по снабжению вы, Георгий Константинович, можете помочь. Но для этого я должен получить ответ на простой вопрос. Повторяю, никакого раскрытия секретных планов. Всего лишь: может ли подобная транспортная операция стать необходимой? В этом случае надо предпринимать некие дополнительные меры с моей стороны.
  - Какие конкретно?
  - Вы уже знакомы с транспортными машинами, которые обеспечивают снабжение по типу 'воздушный мост'.
  - Да. Их осваивают головановцы.
  - Верно, но работа летного состава такая: взлет, полет по маршруту, посадка. А вот погрузка-выгрузка - процедура, с которой аэродромные службы могут не справиться. Точнее сказать, с нею справятся, но сорвут при этом сроки снабжения.
  - Почему проблемы именно с новейшей техникой?
  - Она самая габаритная.
  - Допустим. Что вы предлагаете?
  - Тренировки людей Черняховского в погрузке - это в первую очередь - и выгрузке. Я бы сделал вот что. Построил макет самолета. В сущности, нужна габаритная модель фюзеляжа и рампа, но та обязательно с точно таким же покрытием, как и в реальном самолете. Выделил группу мехводов и погонял бы на операции 'въезд-выезд'. Поначалу будут задевать за стенки, уж это как пить дать. А то и с рампы может навернуться... что-то неповоротливое. Ну и пусть. Потом отработать погрузку последовательно на несколько бортов. И выгрузку тоже. Замерять скорость погрузки-выгрузки, само собой. И, повторяю, решать вам. Если полагаете, что такая тренировка с новейшей техникой вообще не нужна - значит, ее не планировать. Но поставить задачу отработать погрузку другой, менее габаритной техники, как мне представляется, весьма желательно. И, конечно, то же для грузов типа боеприпасов, продовольствия... да всего, что понадобится.
  - Это штабная работа.
  - Не отрицаю. Но отдать приказ штабу любого уровня - это не ко мне.
  Могло показаться, что генерал армии колеблется. Но вполне могло быть, что в эти мгновения Жуков тщательно взвешивал некое решение. И вот он заговорил:
  - Как понимаю, Сергей Васильевич, у вас, как и у меня, нет фактов, доказывающих агрессивные намерения в части Транссибирской магистрали. В таком случае изложите причины для подобного вывода.
  - Через Наркоминдел японскому правительству было предложено сотрудничество. Экономическое, понятно: поставки нефти, искусственного каучука, металлических полуфабрикатов. Взамен от них хотели получить полностью Сахалин, а также Курилы. Японцы отказали наотрез. Но для них не учитывать возможность удара в спину, когда японские вооруженные силы будут крепко заняты с американцами - тут нужно быть совсем уж дураками. Конечно, могли бы они организовать встречный удар, но на это японской армии идти не хочется: очень уж они наглядный урок получили при Халхин-голе, да и в других местах. Разведка подтверждает: нет никаких фактов, доказывающих подготовку к наступлению, зато полно сведений об организации крепкой обороны. Однако предотвратить наше наступление можно и другим способом: обрезать снабжение по Транссибу. Мера временная, конечно, но, насколько мне известно, за год японское правительство рассчитывает заключить мир или хотя бы перемирие с США. Я сейчас не представляю, какую именно бяку на железной дороге могут устроить японские диверсанты. По правде говоря, первое, что приходит в голову: мосты. Я пытался подумать за противника. Идеи уничтожения мостов были самыми дикими, но ни одна не выглядела реальной. Однако если каким-то способом цепочка мостов будет уничтожена, то магистраль остановится, по прикидкам специалистов, на полгода, если не больше. Это при условии, что мы не задействуем 'воздушный мост'. Да, и вот одно дополнительное предложение: тренировать на погрузку бронетехники в транспортные самолеты лучше всего младших командиров. Лейтенантов или старших. Но не сержантов. Причина простая: сегодня сержант есть, а завтра он демобилизуется. И все его умения в худшем случае пропадут зазря, в лучшем - его снова призовут, так ведь когда он еще попадет в нужную часть, если вообще попадет. Может показаться все это мелочью, но ежели понадобится быстро сосредоточить силы и средства для удара... А куда нанести этот удар - вопрос уже не ко мне. Это вам, товарищ генерал армии, решать.
  Жуков чувствовал себя польщенным, хотя пытался это скрыть.
  Но уже по возращении товарищ Александров вызвал того, кто числился начальником его охраны, а на деле исполнял и другие обязанности.
  - Николай Федорович, вот тебе документик. Передай наверх по команде. Разрешаю глянуть.
  Полознев глянул. Если говорить правду, он прочитал бумагу внимательно. Лицо его отвердело.
  - Сергей Васильевич, ты полагаешь, что такая диверсия неизбежна? Но ведь это война.
  - То, что диверсия неизбежна - это продукт логики, Николай Федорыч. Но еще вопрос, как СССР следует реагировать. Если военными действиями - то как и когда. И тут решать не мне. Но помочь могу, а для этого надо знать, что там такое случится.
  - Сегодня же перешлю.
  Ход имел двойное дно. Да, матрикатор хотел получать разведсводку (или сводку происшествий). Но главная цель заключалась в другом. И она была достигнута на следующий день.
  Телефонный звонок из секретариата наркома внутренних дел пригласил товарища коринженера на прием в середине дня. Это и предполагалось.
  Лаврентий Павлович вполне вежливо информировал Сергея Васильевича, что его просьбу удовлетворят. Но к этому было добавлено:
  - Поясните, товарищ Странник, чем вы руководствовались, запрашивая вот это.
  И нарком помахал листом, на котором красовалась подпись под резолюцией: 'Не возражаю'.
  - Насторожило то, что мне передали до этого: в районе государственной границы был уничтожен контрабандист, при котором нашли груз старого тола немецкой выделки. Это означало, что отправитель, а равно получатель посылки не был заинтересован в раскрытии источника. Кстати, не факт, что несун был японцем - вполне возможно, для этого наняли китайца. Но для полномасштабной диверсии полагаться на китайцев нельзя. И если в ней заинтересованной стороной является Япония - а я в этом не сомневаюсь, поскольку других нет - то исполнители будут японского происхождения. Именно в этом вижу слабость японского плана.
  Товарищ Берия уже привык, что инженер-матрикатор регулярно подбрасывает тему для реакции удивления. И эту эмоцию он выразил вслух:
  - Развивайте вашу мысль, пожалуйста.
  - При обширной и разветвленной военной операции что-нибудь обязательно пойдет не так. Например, заложенная взрывчатка может не сработать. Уверен, что после наши саперы найдут таковую. И что? Предполагаю, что и взрыватели, и сам тол, и вся околовзрывная начинка ничем не будут указывать на Японию. И все же...
  Странник доказывал свою мысль в течение пятнадцати минут.
  Берия слушал, как всегда, внимательно. Но отреагировал он не совсем так, как ожидал посетитель:
  - Вы вторглись в политические вопросы, Сергей Васильевич.
  - Осмелюсь с вами не согласиться, Лаврентий Павлович. Политические действия - не моя прерогатива, я это всегда утверждал. Но если вы предпримете те меры, о которых я доложил, то в наихудшем случае они окажутся полностью бесполезными, но никоим образом не вредными. В лучшем... вы сами видите выгоды.
  - Понимаю. Но есть еще один вопрос, да. Почему вы именно сейчас выступили с этой инициативой?
  - Вы будете смеяться, но на это меня подтолкнули внешнеполитические обстоятельства.
  - Не вполне улавливаю юмор ситуации, - произнес нарком тоном, которым обычно говорят: 'Не смешно!'
  - Вот факты, которые я накопал из открытых источников, - с этими словами гость кабинета извлек из своего портфеля тощую стопку листков. - Японский флот теснит американский, а также голландский флот в юго-восточной части Тихого океана - правда, США при этом задействовали незначительные силы. В ближайшем будущем предстоят морские сражения японского флота с более серьезной американской эскадрой. Продвижение японских сил на восток и юго-восток сильно растягивает коммуникации. Тем меньше японцам нужен какой-либо конфликт с западной стороны. Любой! Иначе говоря, воздействие со стороны СССР нужно предотвратить и как можно быстрее. Повторяю, наш риск минимален, особенно если в доведенном до начальников погранзастав приказе не будут разъясняться его причины. Такое сообщение в теории можно перехватить, но и тогда в нем никто не увидит ничего особо настораживающего.
  Берия все еще не видел ничего смешного в развитии событий, но ответ был, пожалуй, примирительным:
  - Разумеется, товарищ Сталин будет поставлен в известность, но, возможно, он с вами согласится. Тогда я распоряжусь подготовить соответствующий приказ.

  Возможности советской разведки были велики, но меньше, чем думали высокие чины в разных странах, в том числе и в СССР. В частности, конкретную подготовку нескольких групп диверсантов для выполнения совершенно особого задания она упустила. Или нет, лучше сказать 'не засекла' - ведь как можно упустить то, что и не вылавливали? Будем откровенны: при том уровне секретности, который установили японцы, получение конкретных сведений об этих группах являло собой практически невыполнимую задачу.
  Каждая группа включала в себя троих. Карт никому не дали. Весь маршрут предписывалось заучить наизусть. Оружием снабдили, но оно было не японского производства. Винтовка в снайперском исполнении была немецкой, причем изготовленной аж во время Первой мировой войны. Впрочем, оптический прицел был цейсовского производства, но более свежий: 1938 года. Еще двое членов группы вооружались немецкими МП-38. Пистолеты тоже имелись - старые добрые 'люгеры'. Гранаты также являли собой древность. В СССР подобные называли 'лимонками', а первыми их начала производить Великобритания и тоже во времена Первой мировой. Вот из этого источника они и поступили. Но уж ножи были самые что ни на есть немецкие, из лучшей золингеновской стали. Не новенькие, правда, но претензий никто не предъявлял. Одежда и снаряжение были германскими. Рации немецкого производства были чуть нестандартными. Отличие заключалось вот в чем: помимо обычного коротковолнового контура там имелся другой, рассчитанный на другую длину волны. Это могло удивить понимающих людей: на этой частоте не предусматривалось ни передача, ни прием сообщений. Те же понимающие могли бы отметить, что эта частота характерна скорее для радаров. Собственно, в заданный момент этот контур должен был выдать один короткий сигнал - и все. Но и вторая рабочая длина волны не предполагала длительных и приятных бесед. Приказ был однозначен: проследить, при успехе дать кодовый сигнал. Все! Ну, и по возможности уйти. Два контура были нужны, поскольку сигнал на радарной частоте нельзя было принять на базе. Конечно, все члены команд были снабжены наручными часами. Видимо, ответственные за подготовку не доверяли немецкой часовой промышленности: часы имели швейцарское происхождение.
  Диверсантам предстоял путь не из близких.

  Похоже, идея вертолетоносца крепко завладела думами руководства РККФ: адмирал Кузнецов в очередной раз восхотел проконсультироваться с инженером-контрабандистом. На этот раз Рославлеву пришлось удивиться.
  - Помнится, Сергей Василич, ты как-то говорил, что нет у тебя возможности достать вертолетные дальнобойные ракеты, чтобы по кораблям могли вдарить - так?
   Стоит заметить, что адмирал Кузнецов мог говорить на вполне литературном языке, но в сугубо неофициальной обстановке позволял себе сбиться на просторечие.
  - И готов повторить. Нету таких, только противотанковые, но по бронепробиваемости они даже линкорам могут навредить. Ну, еще есть те, которые класса 'воздух-воздух'.
  - То-то, что не очень могут. Вертолетчицы Осипенко наших консультировали, так зенитная артиллерия может создать мощный заградительный огонь для летунов. Море, сам понимаешь, там в овражек не спрячешься. То есть нужно этакое, дальнобойное.
  - Я бы и не против, но нету. Понимаешь, нету!
  - Так вишь ли, Сергей Василич, мои орелики сделали запрос. В КБ,.. ну, неважно... предложили конструкцию корабельной ракеты и даже смастерили прототип. Вещь - во! На твердом топливе, так мне доложили. Летит на расстояние семьдесят миль, взрывчатки несет тонну. И линкору с такой не поздоровится, а уж кому другому так вообще...
  - Погоди-погоди, Николай Герасимыч. Прототип? Говори уж сразу: какие недостатки?
  - Недостатки... Готова сама ракета, двигательная часть ее, но вот средств наведения, как мне пояснили, сейчас нету. Сделать могут, но это когда еще. А моим дай приказ только, они на пупе извернутся, а выход найдут. Случили они кабана с канарейкой в надежде орла получить. На ту самую ракету присандалили наведение от противосамсолетной. Ну, там подшаманили крепко. Не очень надежно получилось, сразу скажу.
  - Опиши, как управляется.
  - А чего тут рассусоливать: корабельный радар ловит противника, выдает пеленг и дистанцию, вертолет в воздух и в этом направлении шмаляет ракетой, та на расстоянии в пять миль ловит цель уже своим радаром. Если поймает, то точно не упустит.
  - На чем испытывали?
  - Нашлись тут старые-престарые 'купцы', в русско-японскую уже на пенсию просились. Парадный ход - девять узлов, а так хорошо, если семь.
  - Результаты давай. У тебя отчет по испытаниям найдется?
  - Да без отчета скажу. Из трех ракет лишь одна цель поймала, на предельном расстоянии. Но уж запендюрила так, что обломков, считай, не нашли.
  - Хорошо, а если дистанция поменьше?
  - Так нет возможностей никаких. Осипенко стоит грудью навыкате, не дам, говорит, больше курочить исправные ракеты. Нужны - так выбивайте у Старого. Тебя это, значит.
  Последовал период задумчивого изучения потолка.
  - Так тебе скажу: права Полина Денисовна. Но и твоим надобно что-то иметь. Сразу же заруби в памяти: ситуация нынче такая, что запросто меня в Ленинград никто не отпустит. А потому вот рецепт: пускай твои каплеи перешлют мне те детали и узлы, что они в крупнокалиберную ракету вставляют. В теории хватило бы одного, но ради гарантии - штуки три. С нарочным или еще как - их проблема. Потребное количество пусть не забудут написать. Заказ оформлять на мое имя, понятное дело. Через Серова, чтоб официально было. Точно такие же достану, дай лишь... мнэ-э-э... с неделю сроку. Это считая с момента получения мною нужных узлов. Но сам знаешь, Николай Герасимович, всякое бывает. Может, и задержка выйти.
  - Контрабанда - это сила! - схохмил адмирал. Но всплеск юмора был немедленно погашен холоднейшей водой:
  - Давай условимся, Николай Герасимович: ни сейчас, ни потом источников раздобывания всякого такого не раскрываю. Секрет принадлежит не мне одному.
  Кузнецов проникся. Но думать ему никто не запрещал.


  Глава 19

  Предвидеть событие не мог никто, даже Странник, при всех его возможностях.
   В районе Хинганского хребта прошел дождь, а то и ливень. Сам по себе он не мог повредить детонационному шнуру - у того была резиновая оболочка. Но он смыл набросанный сверху грунт. В результате шнур вылез на поверхность каменистого подслоя - правда, лишь частично; обнажилось менее двух погонных метров. Но и это не поставило под риск начальный замысел: рядом с этим местом никто не проходил.
  Но через несколько дней в районе закладки случилось землетрясение. Слабеньким оно было, в эпицентре мощность составила 2 балла с небольшим по Рихтеру. Будь там жилой дом, его обитатели могли бы вообще ничего не заметить, разве что посуда звякнула бы в шкафу. Люстра - и та качнутся не могла, поскольку этих краях жители подобных домов сроду люстр не имели. Последствия были крошечными: небольшой камнепад, к тому же в стороне от входа в железнодорожный тоннель. В результате никто ничего не заметил, вот только детонационный шнур оказался перебит ударом камня. Если быть совсем точным: ТОГДА не заметил. Но потом нашлись люди, которым результат данного события оказался небезразличен.
  Японские диверсанты сработали отменно. Все группы залегли в заранее присмотренных местах: там, где сигнал от радарного контура радиопередатчика находился в прямой видимости от тщательно замаскированных антенн. Их не заметили.
  В заранее обусловленный момент сигналы ушли. Приемники все, как один, сработали штатно: электрические сигнал воспламенили детонационные шнуры. Те тоже не подвели. Ну, почти все. Вот эти взрывы услышали достаточно далеко. Хотя и не мгновенно, но тревога дошла до пограничников. Реакция командиров была единодушной:
  - Застава, в ружье!!!
  Конечно, не весь личный состав выполнил команду. Часть людей находилась в секретах. Были и те, у которых как раз в тот моменты имелись увольнительные. Правда, таких было немного.
  Каждый командир заставы получил совсем недавно подробные сведения, о том, что может произойти и что надо делать. Единственное, чем ожидания и действительность разошлись - никто не ожидал обрушения входов в тоннели. И, соответственно, часть заранее составленных планов перехвата нарушителей, в которых перекрывались пути отхода от железнодорожных мостов, оказалась бесполезной. Впрочем, каких там, к разэтакой матери, нарушителей - настоящих диверсантов.
  Не все командиры оказались в растерянности. Часть из них отдавали толковые команды:
  - Шепталов! Бери двойку, также Стукалова с Найдой, перекрывай Ягодную. Да осторожней там, под пули не лезь, ты только задержи гадов. Живыми брать по возможности. Сухпай возьми на три дня.
  Сержанту Шепталову не нужно было объяснять, где находится речка Ягодная и по какому ущелью она протекает. Карту он успел вызубрить. Вот жаль, что коней не дали. Были бы они ко двору, а так оружие с боеприпасами и еду тащить на себе. Вода в речке была хорошей, это сержант знал. Уже везение. Что Найда с ними - тоже отлично, у этой молчаливой жилистой суки и нюх, и слух на высоте, на сей счет имелся опыт. Тропочку опытный погранец тоже знал, поскольку сам по ней хаживал. И четверо людей в зеленых фуражках и серая четвероногая тень устремились на юг. Именно там находился один из возможных (заранее продуманных командиром) путей отхода. Чего уж говорить: не самый удобная дорожка и для преследуемых, и для преследователей, но и наряд был не из простых. В те времена еще не знали слова 'салабон'. Но понятие существовало. Так вот, в наряде именно таких не было.
  Но было кое-что, о чем Шепталов не знал наверняка, хотя и догадывался. В вертолетной части была объявлена тревога. Правда, до получения надежных данных о противнике в воздух никого не поднимали, но летный состав уже находился в готовности номер два.

  Система контроля выполнения заданий была продуманной. Наблюдатель, он же радист, находился на возвышенной точке. От него, точнее, от его рации, сигнал должен был не только достичь приемника со взрывателем - отдельный сигнал в другом диапазоне предусматривался в качестве подтверждения успеха - или ради информирования о неудаче. Успех пропустить было невозможно: подрыв нескольких тонн тротила не услышать было трудно, а еще более явным доказательством было бы облако пыли в месте обрушения очередного входа в тоннель.
  Как раз эти радиосигналы и были услышаны. Собственно, слышали те, которым это полагалось по должности. Частично это были японские радисты, находившиеся на сопредельной территории. В их задачу входило подтверждения: в такое-то время услышали такой-то сигнал на такой-то волне. И уже более мощная радиостанция высылала в эфир условный сигнал. Частью сигналы были пойманы напрямую службой радиоразведки японских сухопутных войск, представители которой ждали или прямых сигналов, или ретрансляции. И дождались.
  На столе уже была разложена карта, на которой дежурный отмечал кружочками обрушенные входы в тоннели. Даже в мыслях этот исполнительный офицер не позволял себе оценивать результаты. Он лишь педантично отмечал: вот этому тоннелю конец, оба входа завалены... этому тоже... так, вот дополнительные сообщения... ага, а вот об этом входе пока ничего... хотя нет, он-то и остался неповрежденным...
  Доклад со стороны выглядел полностью соответствующим уставу: тоннели такие-то выведены из строя полностью подрывом входов; тоннель с условным номером два (это был Тарманчуканский) выведен из строя частично из-за несрабатывания заложенной взрывчатки. Что ж, Хинганская группа тоннелей заглушена намертво.

   - Ну, Лаврентий, докладывай, как тебя переиграли японцы.
  Не нужно был гениальный аналитик или великий пророк, чтобы предугадать настроение Хозяина. Достаточно было иметь мозги. У Берия они имелись.
  Доклад тонко, но настойчиво делал упор не на то, что случилось, а на то, как это преодолеть. Само собой, даже нарком внутренних дел не мог представить, сколько времени потребуется на полное восстановление дороги. Соответственно, он, вопреки обыкновению, тщательно избегал называть сколько-нибудь конкретные сроки и несколько раз ссылался на необходимость изыскательских (так и было сказано) работ.
  Заключался доклад словами:
  - Думаю, Коба, что непосредственное участие Странника могло бы сильно ускорить работы. По крайней мере, он в состоянии быстро убрать скальные обломки. Тогда дело пошло бы быстрее. Кстати, он сам рвался ко мне на прием.
  И мгновенно Берия понял, что ошибся. Сталин явно думал уже над этим вопросом, поскольку среагировал без малейшей заминки:
  - Нельзя. Слишком большой риск. Этот человек слишком ценен.
  У вождя ум был целиком прагматическим. Он без раздумий пожертвовал бы любым, если бы посчитал бы такую жертву стоящей неизбежных потерь. Но в данном случае - нет. Во всяком случае, не сейчас. А НКВД уже доказало ограниченность своих возможностей в охране.
  - Собирай сведения, Лаврентий. Нам нужны, во-первых, точные данные о сроках восстановления. Во-вторых... - папироса, пыхнув, испустила клуб ароматного дыма, - ...во-вторых, нужно мнение Странника. Кроме того, по соображениям политики, потребуются железные доказательства того, что тут приложили руки японцы.
  - Да кто ж еще это мог быть?!!
  Голос Наркома был наполнен настолько искренним удивлением и даже возмущением, что даже хорошо знакомый с наркомом человек вполне мог бы принять сказанное за чистую монету.
  В ответ последовала прямо-таки доброжелательная улыбка:
  - Вот и я, Лаврентий, хотел бы знать, кто это мог быть. А еще мне понадобятся те самые доказательства. Так что давай вместе заслушаем Странника. Ты ведь знаешь: у него иногда прорезается нетрадиционный подход.
  Берия ничуть не обманулся теплыми обертонами голоса Хозяина. И отреагировал соответственно:
  - Ему досюда полчаса езды. Отдать распоряжение?
  Сталин кивнул. Посетитель улизнул в приемную. Оттуда никаких звуков не донеслось - собственно, конструкция дверей и была рассчитана на полную конфиденциальность в кабинете Самого.
  Берия не обманул: через полчаса Поскребышев доложил, что коринженер Александров прибыл. Сталин немедленно распорядился пригласить и его, и товарища Берия.
  Сталин взял на себя обязанности председательствующего. Возражений не было.
  - Здравствуйте, товарищ Странник. Вас уже поставили в известность о масштабной диверсии на Транссибирской магистрали. Хотелось бы выслушать ваши предположения о том, кто это мог сделать.
  - Постараюсь сделать все, что в моих силах - тем более, что часть вины я усматриваю за собой. Ведь мог бы догадаться, что целью изберут не мосты, а тоннели - а не догадался.
  В голосе хозяина кабинета зазвучало нетерпение:
  - Мы не против самокритики, но в данный момент больше нуждаемся в ваших оценках.
  - При анализе преступлений любой следователь обязан выделить тех, у кого были причины совершить его. Также он обязан определить тех, у кого были возможности для этого. Принимая во внимание масштаб - по моим далеко не полным прикидкам, задействован был десяток тонн тротила - подобное под силу лишь государству. В теории возможна организация диверсии в пользу третьей страны через китайских контрабандистов, но тут слишком велика возможность утечки информации. Лично я не вижу пользы в этой акции ни для одной европейской державы, а также США. Остаются Китай и Япония. Корею отвергаю: у нее нет в районе Хингана никакой общей границы с Советским Союзом; кроме того, часть корейцев ненавидит Японию, прочие же ее люто ненавидят. Теперь перейдем к мотивам. Я сам не вижу для Чан Кай-ши²⁵ никакого смысла в остановке работы Транссиба. Возможно, у меня просто нет для этого данных. А вот для Японии такой смысл есть. Таким образом, осталось лишь доказать, что среди диверсантов были граждане этой страны.
  При последних словах нарком чуть заметно шевельнулся. Это и ожидалось.
  - Не хочу ставить под сомнение квалификацию пограничников, но ничуть не удивлюсь, если попытки взять диверсантов дадут в итоге лишь трупы. Личный состав этих групп будет особенным. Если им дадут приказ ни при каких обстоятельствах не дать себя взять в плен живым - будьте уверены, они пойдут на все, чтобы его выполнить. Поскольку ранее найденное снаряжение не дает ни единой японской зацепки, то делаю вывод: снаряжение, оружие и боеприпасы будут такими же, исходя из тех же соображений. Другими словами, трофеи, если будут, тоже, вероятно, не дадут никаких оснований думать о причастности Японии. И все же выход есть.
  Тут уже и Сталин проявил признаки интереса.
  - Мы с вами не можем отличить китайца от японца, корейца или монгола по внешнему виду. Сомневаюсь, что даже среди сотрудников разведки, работающих в Азии, найдутся такие люди - все же они большей частью вращаются в среде с единым этносом. Но тут Павел Анатольевич может помочь другим: среди его китайских агентов наверняка могут найтись те, которые контактировали с японцами. Если в ходе задержания диверсант будет убит, но лицо останется целым - стоит сделать фотографию. Процедура опознания простая. Для проверки квалификации дать человеку пять фотографий китайцев и столько же японцев. Желательно, чтобы все были примерно одного возраста. И если он проявит способности к различению - уже проверить его на фотографиях диверсантов. Ради пущей уверенности стоит в довесок к подлинным фотографиям подозрительных лиц добавить фотографии китайцев. Надеюсь, что среди убитых диверсантов найдется сколько-то с непострадавшими в ходе боестолкновения лицами. Но даже если нет - имеется еще один способ, связанный с этнокультурными особенностями. Он может оказаться даже более надежным.
  В эту минуту на лице Сталина проявилось явное любопытство. Как большинство людей с очень хорошей памятью он любил узнавать новое.
  - У японцев есть национальная обувь, называется 'гэта', - тут Странник извлек из портфеля листок бумаги и карандаш. - вот такая...
   На листке появилось изображение чего-то вроде сандалий с плоской подошвой и колодками в области носка и пятки. Верх являл собой ремешки или полоски ткани.
  - В детстве такую носят почти все. А простонародье - просто всю жизнь, поскольку ничего дешевле придумать нельзя. Обратите внимание, товарищи, на эту полоску ткани: она проходит между большим и указательным пальцем на ноге. В результате образуется мозоль, вот здесь... - на листке образовался рисунок стопы с обведенным красным цветом нужным местом - ...и она остается с японцем с детства и навсегда. Ну, если, конечно, не сводить ее намеренно. Результат: даже если от диверсанта, подорвавшего себя гранатой, останется лишь стопа, то и тогда есть возможность узнать кое-что о его происхождении. И это уже вполне материальное доказательство, которое примет любой суд: хоть английский, хоть американский. Не абсолютная гарантия, но уж как смог. Да, вот еще. Если кого-то удастся взять живым - это будет великолепно, но в средние века в Японии лазутчик, попавшийся охране и помещенный под стражу, все же иным разом ухитрялся покончить с собой. Он откусывал себе язык и сидел и с закрытым ртом, глотая кровь.
  На этот раз Берия удостоился короткого взгляда от Сталина.
  - Есть вопросы?
  Берия просто качнул головой. Иосиф Виссарионович не преминул похвалить докладчика:
  - Вопросов нет. Вы предложили несколько неожиданных решений. Благодарю вас.
  - В таком случае у меня есть вопросы по той же теме.
  Хозяин кабинета поощрительно наклонил голову.
  - Не думаете ли вы, товарищи, что мои способности могут принести пользу в расчистке завалов?
  Последовал такой красноречивый обмен взглядами между Сталиным и Берия, что Рославлев мгновенно догадался: это вариант уже обсуждали.
  Ответил Лаврентий Павлович:
  - Не сомневаюсь, что вы могли бы ускорить восстановительные работы, Сергей Васильевич. Вопрос вашего командирования в район Хингана рассматривался, и это было признано нерациональным.
  Никаких других объяснений не последовало.

  Ни один опытный пограничник не мечтает о боестолкновениях со стрельбой, погоней и прочими радостями жизни. Да, они могут принести славу, медали, при большой удаче - орден или даже (чем черт не шутит) отпуск. Но может случиться и другое, и на это самое сержант Шепталов насмотрелся. Доводилось ему отвозить людей в госпиталь, да и похороны были не столь уж исключительным явлением, хотя о таких больше рассказывали, чем показывали. По его мнению, служба на границе была работой: тяжелой, порою опасной и уж точно требующей хорошей квалификации. Но именно работой.
  Как раз по этой причине сержант мысленно матюгнулся, когда проводник собаки подал знак 'Чужие неподалеку'. Ему, в свою очередь, об этом сообщили вздыбившая шерсть на загривке серой овчарки, а той, в свою очередь - нос, а потом и уши.
  Но и тройка подозрительных граждан явно была не из лопухов деревенских. Пренебрегая быстротой перемещения, эти граждане шли по достаточно широкому, не меньше двухсот метров, ущелью, стараясь выбирать тропочку вблизи достаточно густого кустарника. Но теперь им предстояло пересечь пятно, где этого кустарника, считай, не было. Мысленно сержант отметил, что по облику эти трое вполне соответствовали типичным кабэ²⁶ , если бы не оружие, которое они несли без малейшего намерения его скрыть, зато с таким расчетом, чтобы пустить в ход при малейшей надобности. А обычные ходоки через границу, наоборот, с огнестрельными предметами старались не связываться.
  Умная собака не издала ни звука, не шевельнулась, хотя от ошейника проводник ее освободил заранее. Люди затаились не хуже. Табаком от них не пахло: сержант Шепталов всеми, иногда не вполне гуманными способами побуждал подчиненных не огорчать его курением. И все же нарушители (а кто еще это мог быть?) каким-то невероятным способом почувствовали пограничников. Может быть, им местность показалась очень уж подходящей для засады. Или они что-то углядели сквозь листву. Как бы то ни было, тот, кто шел первым, не говоря худого слова, рыбкой нырнул в промоину слева, второй гавкнул нечто невнятное и в два прыжка достиг ямки справа, а шедший сзади и чуть поодаль третий пропал за упавшим стволом черной березы. Ту, похоже, выкорчевало ветром еще в позапрошлом году. Листва, понятно, успела осыпаться, но и спереди, и сзади этого укрытия проросла не особо густая стенка побегов даурского шиповника. Не ах какая, но все же защита. Однако любой зеленый лейтенант, только что из общевойскового училища, оценил бы позицию этой троицы опасной. Уйти можно было лишь по темноте, но никак не на свету.
  Сержантские курсы, конечно, не стоит приравнивать к тактическим изыскам, получаемым курсантами в училище. Но на стороне Шепталова был настоящий боевой опыт. Это правда, что обычные спиртоносы только фляги с горячительным носят, ну еще ножик. Но сталкиваться доводилось и с менее безобидными гражданами. Самым опасным сержант посчитал того, который нес винтовку. Уж верно он понимал толк в стрельбе. Значит, надо задавить огнем двоих передовых, прижать к земле и... обойти с флангов? Нет, с правого фланга, тот в зарослях, а слева, наоборот, лысо. Туда-то соваться не след, снайпер враз снимет. И еще дать знать своим. Рации в наряде не предусматривалось, конечно. А вот ракетница имелась.
  Решение сложилось почти сразу. Кралевского - в части бега он самый лучший - послать на вершину и оттуда запустить две обусловленные красные ракеты. Стукалова с Найдой - направо, по кустикам. А сам сержант вкупе с замкомотделения должен был вести беспокоящий огонь по позициям тех, которые с чем-то вроде складных автоматов, сходных с дегтяревским, только магазин прямой, а не изогнутый. А заодно нужно постреливать в сторону снайпера. И непрерывно менять позицию, как учили.
  Слов нет, Слава Кралевский показал себя молодцом. Правда, он проявил некоторую неосторожность, промчавшись по открытому месту, но ни один снайпер не смог бы произвести прицельный выстрел за считанные доли секунды по бегущему человеку с дистанции почти четыреста метров. Выстрел и вправду был 'в ту степь'. Хрипя, боец погранвойск дошел до вершины сопки, сел на землю
   прислонившись к нагретому солнцем камню, выждал пару-тройку секунд, достал трясущимися руками ракетницу, выбрал из подсумка две красные, не без усилий зарядил, потом взял себя руки и попытался сориентироваться по солнцу - уж этому их учили. Ага, север - вон он, то есть целиться на лапоть левее... там застава. И две красные ракеты одна за другой устремились почти в вертикаль.
  Вячеслав (при крещении он был Вацлавом, но этого никто уж не помнил) проследил глазами за поданным сигналом, предполагая, что ракеты должны быть хорошо видны на фоне темной тучи. Пограничник не сомневался, что наблюдатели их засекут. Так и вышло.
  Верная винтовка, да не мосинка, а самозарядка Токарева, была при бойце, но, хотя с вершины сопки место засады проглядывалось, но стрельба была полностью бесполезной. Дистанция поболее километра, что вы хотите. И Кралевский стал осторожно спускаться по склону, рассчитывая подобраться к снайперу с правого фланга.
  Расчет оказался верен. Доклад наблюдателя командиру заставы был короток:
  - Наряд Шепталова ведет бой. Нужна поддержка.
  - Давай связь с вертолетчицами! Есть? Передавай сообщение...
  Через десять минут один транспортный и один ударный вертолет начали раскручивать винты.
  У самого сержанта дела шли хуже, чем предполагалось. В наряде появились потери.

  Попала под пулю серая Найда. Уже потом, при разборе операции и командир заставы, и сержант Шепталов пришли к мнению: та пуля, вероятно, была шальной. Но от этого не стало легче.
  Слов нет, боец Стукалов сделал все, что было в его силах. Он выхватил свой собственный индпакет и перевязал собаку в меру умений. Найда дышала с трудом и с хрипами. Однако была надежда на помощь: две красные ракеты видели все пограничники.
  Диверсанты их тоже видели. Вывод мог быть только одним: противник вызвал подкрепление. Это означало, что с каждой минутой прорыв в сторону границы становится все менее возможным. К тому же русские, судя по всему, не испытывали недостатка в боеприпасах. Вроде и неторопливая, но продуманная стрельба в буквальном смысле не давала головы поднять. И очень скоро счет по потерям стал изменяться.
  Вячеслав Кралевский прибежал и устроился на позицию позади товарищей. Забег на прошел даром. Ствол самозарядки ходил ходуном. Лишь через полторы минуты боец почувствовал себя готовым к открытию огня. Зрение у него было превосходное (а других в пограничниках и не держат). Вот почему огневая позиция вражеского снайпера тут же выявилась. И сразу же Кралевский подумал о том, что упавший ствол вполне мог подгнить хотя бы в нижней части, а потому являл собой не особо надежное укрытие. И из подсумка после некоторого поиска появились три патрона с черно-красной полоской. Пограничник вроде как и без спешки, но быстро достал пустой магазин и снарядил в него те самые патроны. И приник к винтовке, выискивая малейшие признаки, указывающие на местонахождение цели. Такие признаки нашлись.
  Даурский шиповник, надо заметить, ничуть не уступает своему европейскому родственнику в части колючести. При малейшей возможности вцепиться в ткань он так и делает. И когда тонкий побег растения лишь слегка качнулся, зоркоглазый боец это увидел и выпустил одну за другой три пули, целясь в нижнюю часть ствола. Пограничник так никогда и не узнал, что одна из бронебойных пуль прошила гнилую часть древесины - как и все представители берез, этот вид легко поддавался разложению. Правда, ему при разборе боестолкновения сказали, что попал он 'так, как надо'. Удача выражалась в том, что лицо нарушителя осталось совершенно неповрежденным: оказались перебитыми шейные позвонки.
  На предложения сдаться диверсанты ответили автоматным огнем. Точнее, попытались ответить: пограничники хорошо прикрывали друг друга, сокращая дистанцию. А потом полетели гранаты.
  Командир диверсантов остался в сознании последним. Снайпер группы, судя по молчанию, был убит или тяжело ранен. Относительно радиста уверенность была почти полной: он лежал, скорчившись в позе эмбриона, но, похоже, был жив.
  - Гомэн²⁷, Мурата-кун, - одними губами произнес командир, выдернул чеку из предпоследней гранаты и закинул ее в ту промоину, где лежал радист. Бросок был идеально точен. У лежавшего не было ни единого шанса выжить. Последнюю гранату командир использовал для себя.
  С минуту пограничники прислушивались. А потом это стало невозможным: над ущельем прошли два вертолета. Сержант Шепталов узнал один из них: это был транспортник. Второй был ему знаком только по описанию. Боевая машина, тут сомнений быть не могло.
  То, что осталось от диверсантов, погрузили в темно-серые резиновые мешки. Пограничники в этом не участвовали - не их дело. Военфельдшер второго ранга удостоверился, что никто не пострадал (ссадины и синяки в счет не шли).
  Стукалов сидел возле боевой подруги и гладил испачканную серую шерсть.
  - Приколи ее, чтоб не мучалась, - раздался голос фельдшера.
  Проводник поднял взгляд. Нависло тяжело молчание.
  - Попробуем довезти до заставы, - выдавил из себя медик.
  В вертолете Стукалов устроился рядом с собакой, уложенной на одеяле. Машина тряслась. Стукалов очень осторожно придерживал подругу.
  Найда так и молчала всю дорогу. Это было в сто раз хуже самого отчаянного визга.

  Глава 20

  Это был не тот случай, когда молчание - золото. Откровенно говоря, замолчать диверсию подобного масштаба - вещь невозможная. Но сообщения о делах дальневосточных многословием не отличались: да, диверсия на Транссибирской магистрали; да, ведутся восстановительные работы; подробности не разглашаются в интересах следствия. Это было правдой, но не всей.
  Расследование оказалось, как и предвиделось, непростым. Пограничники делали все, что в их силах. Три группы диверсантов ушли на сопредельную территорию. Прочие и не подумали сдаться, а вместо этого открыли огонь. В конечном счете живыми взять удалось лишь двоих диверсантов, да и то сказать: один из них прожил десять минут после захвата, второй - два с половиной часа. Оба умерли, не приходя в сознание.
  Группу саперов доставили вертолетом к уцелевшему входу в Тарманчуканский тоннель. Работы длились не так уж долго: уже утром следующего дня (по московскому времени, конечно) поступил доклад.
  На месте предполагаемого взрыва нашли аккуратно сделанные старые (чуть ли не годовой давности) шпуры с толом германского производства, к ним шел детонационный шнур от радиовзрывателя, который у самих шпуров разветвлялся. Собственно, от самого взрывателя ничего не осталось (он явно сработал штатно), но удалось разыскать куски антенны. Сам детонационный шнур был перебит, видимо, случайным ударом камня. Сопоставить недавнее слабенькое землетрясение и этот самый удар никто не додумался, но это было не так уж важно. Заряды тола находились на такой глубине, на которой слабосильный приемник принять радиосигнал, похоже, не мог. Все это было немецкого производства. Оружие и боеприпасы - тоже. Исключение составляли немногочисленные гранаты-лимонки - те были английского происхождения. На одной алюминиевой ложке различили выцарапанную полустертую надпись: 'Karl M... 15...' - ясно дело, писано предыдущим владельцем.
  И все же кое-что удалось выяснить достоверно. Сработала хитроумная придумка коринженера. 'Эксперты' из этнических китайцев, разысканных в районах, где они сколько-то проживали под японской оккупацией, уверенно различили на фотографиях граждан японского и китайского происхождения. Но умные подчиненные товарища Судоплатова пошли еще дальше. Он подняли антропологические труды, большей частью немецкие, начиная с 19 века. Работа была проведена с тщательностью, сделавшей бы честь германским ученым. Измерения параметров черепов позволяли установить происхождение их владельцев - не с абсолютной достоверностью, конечно. Выводы были примерно следующими: 'образец номер 16 с вероятностью 70 % имеет японское происхождение...' Сбой возник, когда экспертам подвернулось лицо европейской наружности - по крайней мере, таковым оно показалось всем свидетелям. Но антропологи очень скоро заявили, что этот гражданин, вероятнее, всего, был полностью или частично айном, а те отличаются европеоидным расовым типом.
  Подход с мозолями между пальцами ног также оправдал себя. Судмедэксперты констатировали: на всех исследованных фрагментах ног найдены те самые очень характерные мозоли. Контрольные образцы брались как от личного состава пограничных застав, так и от этнических китайцев. Результат оказался вполне однозначным. Именно он и был должен сначала наркому, а через него и самому Предсовнаркома. Решение по результатам доклада было чисто политическим. Но его результаты должны были коснуться и Странника.

  Разговоры в обществе шли, и не только на кухнях, но и в курилках. Мы думаем, не стоит удивляться тому, что диверсию народ приписал исключительно японцам, причем к данному выводу пришли очень быстро. Отдельные высказывания вроде: 'А ведь китайцы тоже могли...' отметались. Ответ большей частью звучал так: 'Да эта железная дорога им и на хрен не сдалась.' И это было правдой. Заключение получалось однозначным: 'Это война.'
  Дипломатическое ведомство, видимо, состояло сплошь из товарищей, которые по курилкам не ходит, а то и вовсе из некурящих. Очень уж неторопливо действовали сотрудники наркомата иностранных дел. Иные горячие головы могли бы назвать эти действия даже нерешительными.
  Как это и полагается, Советский Союз выкатил ноту, в которой потребовал объяснений неспровоцированной агрессии, а также извинений, возмещения убытков и всего прочего, что в таких случаях следует. Японский посол Сато Наотакэ старательно делал круглые глаза, трудолюбиво возмущался проведенной диверсией, после чего с тем же тщанием заявлял, что Японская империя тут, дескать ни при чем. Понятно, тут же Молотов получил заверения, что данная нота будет незамедлительно доведена до сведения императорского правительства.
  Японский ответ на ноту был дан по всем правилам. Суть его состояла в том, что некие неизвестные силы стремятся вбить клин между соседними странами, которым на сегодняшний день совершенно нечего делить и которым поэтому нет никаких причин враждовать... короче, 'Ребята, давайте жить дружно.'
  Хороший преферансист, имея на руках четыре туза при своем ходе и получив двух королей в прикупе, может спокойно разыграть шестерную. Товарищ Молотов обладал превосходным раскладом, каковой и был пущен в дело. Представителю Японии предъявили, наверное, килограмма два бумаг. Там были и фотографии входов в железнодорожные тоннели (точнее, того, что от них осталось), и анализ специалистов, расписывающий, как и куда была заложена взрывчатка, а главное - протоколы экспертиз, из которых, по мнению советской стороны, однозначно следовало, что в диверсии участвовали граждане Японии.
  Все это было благополучно доведено до сведения японского министерства иностранных дел. Оно, в свою очередь, подготовило дипломатический ответ.
  Следует отдать справедливость господину Сато: тот защищался старательно. Он вежливо ставил под вопрос результаты экспертизы в части национальности нападавших, указывая на то, что привлечение в качестве экспертов полуграмотных (это в лучшем случае), а то и вовсе неграмотных (что гораздо вероятнее) китайцев вряд ли служит показателем высокого уровня определения; что антропометрические показатели жителей Японии получены на недостаточно представительной выборке, что мозоли вполне могли принадлежать жителям французского Аннама...
  Но Вячеслав Михайлович в международных отношениях был не новичком. Кроме того, у него были однозначные инструкции.
  Конец беседы сопровождался многозначительными словами:
  - Мы полагаем действия правительства Японии враждебными. Советский Союз оставляет за собой право принять те меры, которые сочтет нужным.
  В переводе с дипломатического языка на обычный русский эти фразы означали:
  - Мы не исключаем применения военной силы.
  По правде говоря, бывший министр иностранных дел Сато Наотакэ ожидал чего-то в этом роде. Уж в решительности господина Сталина он не сомневался. Но, как уверяли военные, до этого должен был пройти, как минимум, год. За это время многое могло изменяться.

  Подобное развитие Странник предвидел. Не представляя деталей, он видел общее состояние дел на Дальнем Востоке. Ему предстояло помогать в восстановлении тоннелей, при этом не выезжая на место происшествия. Но прежде того он предоставил Королеву целый набор оборудования. В него входил хороший цифровой фотоаппарат и средства передачи оцифрованных изображений по радиоканалу. Рославлев прекрасно осознавал, что возможности гражданской техники куда меньше, чем у той, которая изначально предназначена для съемки с орбиты. Но в той ситуации было намного важнее показать принципиальную возможность фотографирования земной поверхности с орбиты и, главное, передачи снимков через станции слежения.
  Но сразу же после решения этой важной задачи появилась другая. Предвиденная. Очень важная. И более трудная, ибо требовала она высокую степень координации возможностей инженера-контрабандиста и специально созданной инженерной части РККА. Ее основной и чуть ли не единственной задачей было скорейшее восстановление движения поездов на Транссибирской магистрали. Возглавил же это подразделение никто иной, как Дмитрий Михайлович Карбышев, пребывавший на тот момент в звании генерал-лейтенанта. Особо наблюдательные из его коллег и подчиненных отметили - про себя, понятное дело - что ему явно благоволил Сам. На это указывал не один признак, а много, как то: огромные полномочия по привлечению ресурсов со стороны, необычность самих ресурсов, включавших в себя необычную технику. Самые же проницательные из окружения генерала взяли на заметку: при малейшей попытке кого бы то ни было со стороны партийного, хозяйственного, военного руководства задержать выполнение приказа, не говоря уж об оспаривании, Карбышев вызывал этого человека к себе, при нем набирал номер по телефону, просил соединить его с товарищем Петровым или с товарищем Смирновым, передавал трубку гостю, и после недолгого разговора сидевший на приеме у генерала преображался самым волшебным образом. Правда, Карбышеву приходилось и регулярно отчитываться, причем как раз перед Сталиным.
  Однако мало кто знал, что еще до прибытия Дмитрия Михайловича к самому западному из подорванных тоннелей (с него собирались начинать восстановление) состоялось то, что организатор называл 'демонстрацией возможностей'. Происходило это действие на подмосковном полигоне, наблюдателями (или, если хотите зрителями) были сам генерал Карбышев и пятеро его заместителей, а еще там отметился тот, кто все это и устроил: мало кому знакомый коринженер.
  К ознакомлению представлены были элементы дорожной техники: грейдеры, скреперы, катки, экскаваторы, а также самосвалы, причем все это было весьма малого размера. Карбышев ничему не удивился, поскольку еще до демонстрации имел разговор с а товарищем Александровым, а замы лишь поинтересовались причинами таких ограничений в габаритах, на что получили краткий ответ:
  - Все это может влезть в транспортные средства.
  Никаких уточнений насчет типа транспортных средств не последовало.
  Впрочем, Дмитрий Михайлович спросил, что можно сделать с глыбами, вес которых явно превышает возможности крошек-экскаваторов. Коринженер ответил твердо:
  - Дробить, товарищ генерал-лейтенант; других возможностей не вижу.
  Про себя Рославлев подумал, что для всей этой машинерии понадобится как бы не рота водителей, операторов, не говоря уж о ремонтниках. Но кадровые вопросы были не на нем.

  Попытка была с негодными средствами. Но никто не смог бы попрекнуть доктора Альберта Шпеера отсутствием старания. Он приложил все усилия, чтобы ввести в заблуждение собеседника, и неудачу не следовало ставить в вину министру промышленности.
  Третий господин, присутствовавший в кабинете, молчал. Его, собственно, никто не представил, но сам этот факт для хорошего аналитика служил доказательством причастности этого молчаливого к разведывательным - или контрразведывательным? -структурам Рейха. К тому же и внешность у третьего оказалась абсолютно незапоминающейся.
  - Дорогой Вернер, наша разведка сумела раздобыть у англичан то, что вас, возможно, заинтересует. Проглядите эти чертежи... а вот расчеты...
  Любезное обращение не очень-то обмануло многоопытного визави. Справедливости ради заметим: сначала он поверил словам, но у этой доверчивости период полураспада составил не более десяти секунд. У доктора Гейзенберга имелись на то причины.
  Чертежи - ладно, их можно состряпать, даже не имея хорошего понятия о сути вопроса. А вот расчеты...
  Не прошло и минуты, как великий физик проникся убеждением: то, что якобы было украдено в Великобритании, на самом деле имело совсем другое происхождение. Очень уж детальными были сведения. США или СССР - других вариантов доктор не видел.
  - Итак, - в голосе министра чуть заметно прозвучала настойчивость, - может ли эта информация быть полезной? Если да - то чем именно?
  - На первый вопрос ответом будет 'Да', а на второй... если верить выводам вот отсюда, то возможно уменьшить размеры устройства. Но придется создать новый реактор. Впрочем, я бы хотел проглядеть эти бумаги более тщательно.
  - С вашего позволения, герр доктор, я бы хотел внести уточнения, - вмешался тот самый третий господин. - Разумеется, вы можете и должны прочитать материалы, но лишь в специально отведенном для этого помещении. Никаких выписок. Кроме того, вы должны представить эти материалы в качестве ваших личных выкладок. Переделайте их в любом порядке, но своей рукой. Повторяю: тот, кто прочитает их, должен быть уверен, что это вы лично выдали превосходные идеи.
  На этот раз подозрение обратилось в уверенность: этот господин явно связан с контрразведкой. Что уж непонятного: если заметки прочитают недружественные глаза, то их обладатель должен подумать на внутренние ресурсы организации доктора Гейзенберга, а не на удачливость разведки Рейха.
  Физик сделал так, как ему рекомендовали. У него была еще одна причина так поступить: прикидки людей из его группы показали, что результатом может стать создание изделия в более короткие сроки. Средств на это господин министр не пожалел.
  Результату предстояло появиться на свет через десять месяцев. За это время расчетчики и экспериментаторы должны были подготовить все, чтобы к моменту накопления материала все остальное было уже в готовности.
  Реактор с графитовым замедлителем для накопления оружейного плутония начал строиться. Но и тяжеловодный реактор не прекращал работу. И обогащение природного урана шло своим чередом.

  Взрывы на Транссибе получили скудное освещение в прессе и радиовещании СССР. Но другим державам хватило и этого.
  Самой краткой была реакция Германии. Правду сказать, немецкие газеты всего лишь перепечатали сообщение ТАСС и сопроводили его кратчайшим комментарием. Упор в этих газетах был сделан на то, что до сих пор неизвестно, кто был виновником этой аварии. Это было правдой. Догадки у Имперского управления безопасности были, но никто не спешил их опубликовать.
  Куда более заметно всплеснула эмоциями французская пресса. Формально говоря, Франция была нейтральной стороной, но многие читатели из эмигрантских кругов имели старые счеты к Японии личного характера. Просочились обзорные статьи, в которых аргументированно доказывалось, что тут даже нечего искать виновных. Кандидат виделся лишь один.
  Великобритания отреагировала более сдержанно. Средства массовой информации выдали сухие факты без дальнейших пояснений. Но Форин-оффис немедленно начал прощупывать позицию СССР. Как-никак, Англия находилась в состоянии войны с Японией, и союзник ей не помешал бы. Никто в британском правительстве не строил иллюзий относительно мощи тихоокеанского флота Советского Союза. Однако Адмиралтейство разумно полагало, что если даже этот флот не в состоянии победить, то уж верно может поклевать. Прямых фактов насчет причастности Японии было прискорбно мало, но косвенные признаки указывали на подобную возможность.
  Самой сильной была реакция США. Это относилось и к возможным сухопутным действиям, и к вариантам войны на море. Уж кому-кому, а американским политикам не надо было объяснять, кто есть враг их врага.
  Предложений в сторону СССР было... не сказать, что масса, но уж точно не одно. Сперва прозвучала настоятельная просьба открыть сухопутный фронт - и как раз примерно в том же районе, где поработали диверсанты. Предложение было отклонено. Во-первых, следствие по взрывам было не закончено. Иначе говоря, отсутствовали неоспоримые доказательства причастности Японской империи к этой диверсии.
  - Но вы же не можете не понимать, что единственным выгодоприобретателем этого акта является японская армия в Китае, которая тем самым в некоторой степени создает себе зону безопасности, - гнул линию американский дипломат. Это был не посол, разумеется: не тот уровень.
  - Не совсем так, - улыбался в ответ советский представитель. - Вы, в свою очередь, должны понимать, что в результате снижения пропускной способности Транссибирской магистрали китайской правительство также получает дополнительную свободу действий.
  Но существовал и второй фактор. Вероятно, он и был главным. В отсутствие полноценного снабжения развязывать войну было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. Такое было бы даже не тактической - стратегической ошибкой. Это и было доведено до сведения американского представителя.
  Очень быстро состав предложений США переменился. Теперь уже не ставился вопрос о прямом участии советских вооруженных сил в боевых действиях - о нет! Всего-навсего организация аэродрома или, еще лучше, аэродромов, откуда американские бомбардировщики получили бы возможность пройтись по целям непосредственно на Японских островах. Но и этот, куда более скромный вариант, был отвергнут:
  - Предоставив вам аэродромы для ведения военных действий, СССР тем самым ввязался бы в вооруженное противостояние США и Японии. И в этом случае появился бы ненулевой риск налетов как японской авиации, так и диверсантов на эти аэродромы. Согласитесь, что в условиях ограниченного снабжения наша страна обязана проявить разумную осторожность.
  Все эти уходы и уклоны сопровождались обязательными заклинаниями вроде: 'Надеюсь, вы понимаете, что это сейчас мы не можем себе позволить... но потом, в будущем...'

  Не то, чтобы восстановительные работы шли медленно - наоборот, беспристрастный взгляд со стороны констатировал бы как хорошую их организацию (или, скажем, неплохую), так и порядочное количество необычной техники. Окрашенные в ярко-желтый цвет маленькие экскаваторы вгрызались в кучи битого камня у западного входа в Рачинский тоннель, зачерпывая пусть не всегда полные ковши, но уж точно без особых перекуров. Именно этот тоннель был самым восточным, так что начинать пришлось с него. Каменные обломки оперативно отвозились куда-то в сторону. Сначала это пытались делать железнодорожными платформами, но потом в дело пошли самосвалы. Они были невелики по размерам и грузоподъемности, зато отличались отличной поворотливостью. Временами работы прекращались, и тогда начинались труды взрывников. Крупные глыбы с грохотом и облаками пыли раскалывались, и желтые коробочки снова и с тем же упорством вгрызались в завал.
  Наверняка кого-то заинтересовало происхождение красочной и эффективной техники, да вот беда: пропали все опознавательные знаки, то есть крупные надписи, шильдики на движках и отдельных узлах, да что говорить - даже упоминания об изготовителе начисто исчезли из русских переводов инструкций к технике. Даже ремонт был исключен: в случае отказов машину просто отправляли на вертолетную площадку, а оттуда она улетала в неизвестном направлении. Взамен прилетала такая же, но новехонькая.
  Но этим восстановительные работы не ограничивались. Военные строители спешно доводили до ума грунтовую дорогу, которая ранее шла параллельно железной. А для некоторых участков было бы уместно сказать 'строили заново', поскольку именно так дело и обстояло. Мало того: генерал Апанасенко приказал строить так, чтобы 'эмка могла проехать без застреваний.' Так значилось на бумаге; тот же приказ в устной форме занесению на бумагу не поддавался по причине высокой концентрации матерных слов. По западному участку Транссиба к Хинганским тоннелям шли потоком эшелоны не только с песком, щебнем и цементом - нет, туда же отправили то, что дорожники обозвали 'передвижным асфальтобетонным заводиком'. Смесь привозилась, насыпалась кучами и раскатывалась. Также приказ включал в себя требование: дорога должна строиться не просто с двумя полосами движения - это требование было достаточно очевидным - но и широкими полосами, такими, что два тяжелых грузовика могли бы разъехаться без проблем, да еще надлежало предусмотреть по полтора метра обочин по обе стороны.
  - Не дорога, а сплошное надругательство над нормами строительства, - ворчал кое-кто втихомолку. - Ну чисто шоссе Москва-Ленинград.
  Последняя фраза означала, что к этой, существовавшей уже тогда трассе говоривший испытывал глубокое почтение. Правда, сей недовольный товарищ не видывал германские автострады, выстроенные в тридцатые по приказу тогдашнего канцлера господина Гитлера, не то бы замечание продолжилось фразой:
  - Правда, в Неметчине еще получше строят.
  Одновременно стройбаты споро решали еще одну задачу. Им надлежало устроить перевалочные пункты в начале участка с тоннелями и у восточного входа в Рачинский тоннель. С этой задачей справились в считанные пятнадцать дней.
  Удивляться скорости строительства и его оснащенности, право же, не стоило. Не только высшее военное руководство - сам товарищ Сталин требовал раз в три дня докладывать о состоянии дел. Знающий специалист не поразился бы и тому факту, что по темпам продвижения вперед автомобильная дорога заметно опережала железную. Не прошло и двух недель, как стало возможно приняться за расчистку восточного входа в Рачинский тоннель. Такие успехи автодорожников легко можно было объяснить тем, что изыскательские работы, конечно, полностью исключались за ненадобностью; также можно было применять более мощную технику, чем маленькие экскаваторы, используемые железнодорожниками. Взрывные работы не требовались, а ведь необходимость в них сильно тормозила продвижение в расчистке. Правда, тоннели прорезали горные хребты насквозь, а автомобильная дорога вынужденно петляла, накручивая тем самым километраж работ.
  Но существовала еще одна особенность работ по восстановлению. На ней были приняты прямо драконовские меры безопасности. Пограничники получили приказ при обнаружении нарушителя открывать огонь без предупреждения, причем на их усмотрение оставлялось: стрелять сразу на поражение или стараться брать живым. Кое-кого все же взяли. Немало маралов и изюбрей пало жертвой бдительности личного состава погранзастав. Продовольственные нормы получили серьезное дополнение. Неофициальное, конечно.
  Результат проявился, но на первых порах он стал известен далеко не всем - только лицам, получавшим сводки происшествий в силу должности. Однако 'несуны' с сопредельной стороны очень быстро сообразили, что именно этот участок границы является 'источником повышенной опасности'. В результате государственная граница на протяжении почти трехсот километров стала зоной благолепия и умиротворения. При этом и нарушители с советской стороны поубавились в числе.
  Результат оказался весьма значимым в глазах японских спецслужб. Изничтожить разведсеть Японской империи на территории СССР было, понятно, нереальным делом. Зато уменьшить поток информации о делах вблизи государственной границы в районе Хинганских тоннелей стало вполне возможным.

  По мнению начальника разведуправления штаба Квантунской армии полковника Асада, картина состояния дел на Транссибе складывалась, пусть и не во всех подробностях.
  Русские ведут восстановительные работы на Рачинском тоннеле - но это и предполагалось. Также они ремонтируют автомобильную дорогу, проходившую вдоль железнодорожной линии - тоже понятно. Эта дорога будет готова к использованию раньше, чем восстановят железнодорожное сообщение - это видно из наблюдений, пусть даже они отрывочны и произведены с громадной дистанции. Но аналитики такое предсказывали.
  Могут ли грузовики заменить железнодорожные эшелоны? Если поезд перевозит за раз пять тысяч тонн груза - эта цифра выглядит преувеличенной, но пусть так - то заменить ее может тысяча пятитонных тяжелых грузовиков. Перевозить груз с той же скоростью они не в состоянии: предельная скорость рядового советского грузовика - тридцать километров в час, да и то по превосходному шоссе, а такое русские не сделают. Но допустим именно такую скорость. А вот для железнодорожного состава и пятьдесят километров в час не предел.
  Длину будущей автодороги японская разведка могла лишь примерно представить, но не дать точные данные. Ясно, что таковая должна быть длиннее железнодорожного пути, ведь ей обходить горные образования. Полковник подумал и счел, что коэффициент полтора будет в самый раз.
  Тогда выходило, что заменить один эшелон могут заменить около двух тысяч грузовиков. Нет, полноценное снабжение таким образом не организовать. Вот только если...
  Полковник подумал и отдал распоряжение подчиненным. Те лишь подтвердили то, до чего начальник разведотдела и сам догадался: снабжение может быть достаточным для войск, сидящих в глухой обороне, но не для полноценного наступления. Уже хорошо, но некая мысль не давала повода для полного успокоения. Это было существование Владивостока. Крупный порт по русским меркам, хотя с японскими не равнять. Снабжение может идти и морем. На данный момент это не было проблемой, но в перспективе...
  И на листы хорошей рисовой бумаги начал ложиться проект очень важного документа.

  Глава 21

  Диверсия на тоннелях аукнулась японцам не одним событием.
  Последовало безукоризненно вежливое по форме и твердое по содержанию уведомление. Будучи атакованным японскими вооруженными гражданами, СССР не считает себя более связанным условиями договора от... вследствие чего японской стороне предлагается... в частности, прекращается... а также отныне запрещается вести деятельность...
  Дипломаты - тоже люди. И если они не умеют или не хотят излагать мысли по-человечески, то отсюда вовсе не следует, что у них нет дара речи - как устной, так и письменной. Так вот, если вышеупомянутый документ переложить на человеческий язык, то он прозвучало бы так: сахалинской нефти вам, господа, более не видать; ежели какие у вас ценности в северной части острова имеются, то можете их забрать в недельный срок; то же относится и к персоналу. Сверх того, запрещается ловля рыбы и добыча морепродуктов в территориальных водах СССР.
  Но дипломаты - они такие, словечка в простоте не скажут, все с вывертом, да увертками. Последовало ответное заявление, где предлагалось немедленно начать консультации по деталям советских требований.
  Этот ход предвиделся. Переговорщики сделали то, что от них и ожидалось: выторговали увеличение срока на вывоз оборудования и материалов. Русские без больших возражений согласились на это.
  Потеря сахалинской нефти ожидалась и, в общем, не являла собой катастрофы. К этому моменту пошли чередом танкеры с нефтью от голландской Ост-Индии, то есть от Индонезии. И провала в снабжении горючим никто в Японии не ожидал. Тогда еще американские подводные лодки не развернулись во всю широту, уничтожая грузовой тоннаж японского флота.
  Но вот рыба - дело другое.
  Ранее существовал договор, по которому рыбная ловля осуществлялась в пределах квот там-то и там-то. О том, что эти квоты нарушались сплошь и рядом, и говорить не стоило.
  Но лишь наивные люди могли бы предположить, что японские кораблики ловили рыбку в Охотском море на предмет ее скушать. Отнюдь! В дело шли самые мелкоячеистые сети, и большая часть улова перерабатывалась в рыбную муку, а та, в свою очередь, шла на удобрение рисовых полей. Предстоящее обрезание этого источника грозило подрывом пищевого рациона Японии. И еще одно обстоятельство существовало. Каждая рыболовная калоша независимо от ее состояния имела в составе оборудования рацию. В результате никакой русский корабль не мог появиться в своих собственных территориальных водах без того, чтобы через очень короткое время об этом не стало известно Тем, Кому Надо. И вот этому источнику информации с очевидностью предстояло иссякнуть. Но это само по себе не являлось катастрофой, пока и поскольку между СССР и Японией не было состояния войны. Вот именно, пока что.
  Примерно таким выглядел анализ, проделанный начальником разведотдела штаба Квантунской армии. Разумеется, выводы ему как истинному японскому офицеру не понравились. В качестве ответной меры полковник Асада стал продумывать некую операцию. План ее оказался изложенным в меморандуме.
  По правде говоря, такой ход выглядел, самое меньшее, неслыханной дерзостью. Судите сами, читатель: сухопутный офицер не самого высокого ранга предлагает что-то этакое - да что угодно! - проводить, причем с очевидностью в интересах не армии, а флота. Конечно, подобная наглость достойна побиения ногами со стороны своих же, армейских. Что до флотских, то в наилучшем случае означенному полковнику полагалось бы презрительное невнимание. В худшем - опять же побои.
  Надобно заметить, среди руководителей разведки армейских штабов дураки встречаются редко. Читатель может сделать вывод, что с высокой степенью вероятности полковник Асада таковым не являлся. И это умозаключение было бы верным.
  Будучи искушен не только в сугубо разведывательных делах, но и в политике, этот офицер не послал свой меморандум вверх по команде. Не направил он его и в какую-либо из флотских канцелярий. Вместо этого он задействовал родственника в одной из этих канцелярий, зная, что при случае тот может замолвить словечко перед самим адмиралом Ямамото.
  Тонкий расчет не подвел. Адмирал не только выслушал, но и прочитал. Уж он-то дураком не был.
  Будь в плане сухопутного офицера хоть намек на использование надводного флота - план так и остался бы на бумаге. Но нет: полковник Асада правильно уловил тенденцию. И Ямамото-сама приказал своим штабистам проработать план операции.

  Запуск второго спутника прошел с технической точки зрения успешно. Во-первых, удалось доказать, что внутри контейнера, в котором предстояло лететь живому существу, поддерживаются сносные условия для существования. Мало того: успешно прошла испытание система мягкой посадки. Это означало, что третий спутник, в полном соответствии с планом, может вознести на орбиту подопытную собаку. Сработала также система ориентации спутника в пространстве относительно звезд. Ну, почти сработала. По правде говоря, остаточное вращение полностью погасить не удалось. Из-за этого солнечные батареи не могли работать на всю мощность. И все же их хватило, чтобы поддерживать полное функционирование всех систем спутника в течение пятнадцати суток.
  Кроме того, испытывался как специальный фотоаппарат, предоставленный товарищем коринженером, так и система передачи изображения по радиоканалу. По нему же шла информация от всех приборов и датчиков. Тут сбои были куда серьезнее.
   В то время еще не была развернута система слежения на морских судах. Чего уж там: и количество этих, весьма специализированных судов было мизерным. Что такое три судна на весь Мировой океан? Ну хорошо, Северный Ледовитый можно было вычеркнуть, все равно над ним спутник не пролетал; Индийский под вопросом, поскольку далековат; Тихий - тоже не без трудностей, там все же война. Но уж в Атлантике тишь да гладь (шторма в счет не идут), хотя даже туда следовало посылать никак не меньше шести судов на хорошее отслеживание орбиты и получение данных. Правда, передатчик ухитрялся передавать всю информацию, в том числе изображение 'пакетом'. При этом ничего из нужных данных не упускалось, но все же слежение шло не 'в реальном времени'. Оба термина принес с собой товарищ Александров; они были понятны и сразу прижились.
  Но ни сам Королев, ни фон Браун не могли полностью оценить политическое значение информации со спутника. Зато высшее руководство СССР в этом разобралось очень быстро.
  Надо отдать должное Лаврентию Павловичу. Специальная программа на счетных машинах в 'Энергомаше' оперативно раскодировала все сигналы, относящиеся к изображениям, и отправила на цветное печатающее устройство. Результатом явилась пачка снимков очень хорошего качества. И эти фотографии, если их так можно назвать, попали на стол к Сталину. В качестве вишенки на торт Берия притащил небольшой глобус на предмет сравнения картинок с тем, что можно увидеть на физической карте.
  Реакция вождя была предсказуемой лишь отчасти. Он перебрал изображения, полученные из космоса, покрутил глобус, сравнивая его с распечатками, после чего начал спрашивать.
  - Скажи, Лаврентий, вот это белое - облака?
  - Да, Коба.
  - Так что, выходит, не всю поверхность Земли можно увидеть?
  - Снималось в видимом диапазоне, - эти слова Берия произнес с особым вкусом, - но также в теории возможна съемка в инфракрасных лучах, тогда облака представляют собой меньшее препятствие. Это дает также возможность снимать ночью. Съемка велась гражданским фотоаппаратом, его предоставил Странник.
  - Качество снимков хорошее, - похвалил Сталин. - А что, и людей, выходит, можно снимать этим аппаратом?
  - Разумеется. Но Странник сразу предупредил, что для портретов качество печати недостаточное. Нужно другое печатающее устройство. С ним сложнее работать, и оно медленнее печатает.
  - Думается, что для снимков с орбиты качество вполне приемлемое. Наверняка наши пропагандисты найдут применение этим картинкам.
  Это было приказом, а не пожеланием. А товарищ Берия не достиг бы своей должности, не умея слышать между слов.

  Конечно, США являлись заинтересованной стороной в тихоокеанских сражениях. Так бываете, знаете: тот, кто в драке получает по морде, непременно оказывается заинтересованным лицом. Но СССР следил за развитием событий не менее пристально.
  Коралловое море, как и в 'тот раз', стало свидетелем морского сражения между Четвертым флотом японских ВМС и Тихоокеанским флотом США. Ну, не всем флотом, там большей частью действовало Семнадцатое оперативное соединение. Как и тогда, командовали Иноуэ Сигэёси и Фрэнк Флетчер. Как и в другом мире, американцы уже частично читали сообщения, закодированные военно-морским шифром Ро. Только исходный расклад был несколько другим. Итог сражения тоже изменился.
  Семнадцатое оперативное соединение завершило бункеровку раньше, в результате обнаружение состоялось в иных условиях. Не было в составе американского флота авианосца 'Лексингтон'. В результате японцы получили возможность навалиться на 'Йорктаун' большими силами, и тому не удалось уйти. За отсутствием 'Леди Лекс' некому оказалось атаковать авианосец 'Сёхо', и тот даже не получил значимых повреждений. Но крейсер 'Аоба' все же попал под раздачу: он маневрировал ближе к американским кораблям. Почти случайное попадание снаряда главного калибра американского крейсера сильнейшим образом повредило один винт, деформировало другой, к тому же покореженным оказалось перо руля. В результате катастрофически снизился не только ход, но и маневренность. И 'Аоба' не смог уйти от добивающих залпов.
  Самое же главное изменение оказалось в том, что японское наступление на Порт-Морсби не удалось остановить. Адмирал Иноуэ не получил того встречного удара, который 'там' заставил его отказаться от высадки. И если в другом мире потери сражающихся сторон по кораблям были примерно равноценны, то 'здесь' японское руководство флотом получило порядочную долю уверенности в своих силах. Или, если хотите, некоторую порцию нездоровой самоуверенности.
  Еще одно значимое изменение случилось, но его в СССР не заметили. Точнее, предположили, что оно могло существовать, но доказательства отсутствовали. Самым невосполнимым ресурсом японского флота являлись подготовленные морские летчики с боевым опытом. В том сражении в Коралловом море их погибло существенно меньше, чем в 'той' истории. И это уменьшение потерь могло сказаться на ходе войны.

  Но невмешательство в японо-американскую войну вовсе не означало, что тихоокеанский флот бездельничал. Шло совершенно незаметное для посторонних, но значимое накопление данных по кораблям флота Японской империи. Эту работу выполняли 'ниночки'.
  Конечно, задачу по боевой учебе с экипажей никто не снимал. Но делать это старались с умом. Ради отработки маневрирования штаб выбирал наиболее пустынные участки Тихого океана. Сами же подлодки серии 'Н' и гарантировали отсутствие ненужных глаз и лишних ушей. На этих же участках проводились учебные торпедные стрельбы. Налицо был тот самый не особо частый случай, когда можно было не экономить на торпедах.
  Но основной задачей контр-адмирал Дрозд полагал сбор акустических сигнатур всех кораблей японского флота, даже малых. Уж ему-то не надо было доказывать ключевую роль разведки в предстоящих сражениях - а в том, что таковые обязательно будут, у Валентина Петровича не имелось ни малейших сомнений.
  Весь подплав полагал 'ниночек' неслышными - и это, в общем, так и было. Но назвать их невидимыми значило бы погрешить против истины. На перископной глубине любой авиаразведчик мог бы обнаружить черную подводную тень. Вот почему имелся соответствующий строгий приказ: не давать себя обнаружить. Средство для выполнения было простым: всплывать под перископ лишь ночью.
  - Легко сказать 'лишь ночью', - ворчал капитан третьего ранга (уже) Фисанович. - А как прикажете опознавать? Ночью они, поди, без огней ходят.
  С этим тезисом все командиры подлодок особого дивизиона были согласны, только некоторые из них не выражали свое мнение вслух. И не стоит удивляться, что сначала малое, а потом и большое начальство услыхало эту критику. К сожалению, мало что можно было сделать. Ну, приказали командирам блюсти наивысшую осторожность. Однако против законов природы не попрешь, как известно. Были случаи, когда лодка, шедшая под перископом в светлое время суток, видела чуждой самолет - а в тех регионах любая авиатехника по определению была не своей - но командиры тут же погружались метров на сто и уходили на малой скорости. Один раз на 'Н-3' даже начали охоту два японских эсминца, но, понятно, найти ее не смогли.
  Под напором подводников флотское начальство слегка напряглось. Даже мозговой штурм при штабе был организован, но силами младших офицеров, званием не более капитан-лейтенанта
  Первой идеей, выдвинутой этой группой, была организация взаимодействия между надводными силами, пусть даже невеликими, и подводной лодкой. Предлагалось идти походным ордером мимо японской эскадры и передавать по радио данные о том, кто у японцев есть кто. Лодка же, находясь на перископной глубине, эти данные должна была принимать.
  Эта идея, будучи перворожденной, оказалась и первоутопленной. Конечно, можно было держать в этом самом походном ордере лодку на перископной глубине, но критикам, которые думали за японцев, сразу же подумалось: по обнаружении русского контакта любой вменяемый командир просто обязан выслать самолет-разведчик. Тот, не предпринимая никаких явно враждебных действий, вполне мог обнаружить лодку. После короткого обсуждения риск признали неприемлемо высоким. Дополнительной торпедой в борт плана послужили политические соображения. При том, что отношения между СССР и Японией находились вблизи точки замерзания, нарком Кузнецов отдельным приказом подтвердил необходимость тщательно избегать действий, которые можно было бы посчитать за провокацию. Об изысканиях штабных доложили адмиралу Дрозду. Тот отметил, что план и вправду авантюрный, но про себя решил отложить его в ящик стола с целью достать в нужный момент.
  Мысли у резвых младших командиров на этом не остановились. Второй выдвинутый план предусматривал действия авиаразведчика. В качестве такового сразу же предложили вертолет, упирая на то, что в случае обнаружения ударная машина вполне может за себя постоять, но вместе с тем одиночный аппарат японцы не должны посчитать за угрозу. Запуск же этого авиаразведчика предполагали с борта вертолетоносца - а тот уже был условно боеспособен.
  Идея печально булькнула. Главный довод ее противников состоял в том, что в результате не просто раскрывался сам факт наличия ударного вертолета на вооружении советского флота (японцы об этом наверняка могли вязнать хотя бы через свои германские контакты), но также внимательные наблюдатели вполне могли оценить боевые возможности винтокрылой машины. Никудышная затея, это в конце концов признали все.
  Вполне осуществимой показалась затея послать на разведку нечто высоколетящее и достаточно скоростное- хотя бы военную версию Ил-18. Но для этого надобно было иметь такую машину, а их просто не существовало. То есть имелись планы переоборудования сугубо гражданской машины в дальний разведчик с мощным бортовым радаром, но пока что эти замыслы не облеклись в металл. По крайней мере, флотскому руководству ничего на этот счет не докладывали. Однако адмирал Кузнецов решил при первом же удобном случае разузнать у инженера-контрабандиста, нет ли среди в его запасах дальнего морского разведчика.
  Результатом было продолжение сбора разведданных силами дивизиона 'ниночек'. Пока что дело шло медленно, но успешно.

  Реакция советских людей на второй спутник оказалась иной.
  Первым откликнулся журнал 'Огонек'. У него были кое-какие возможности (весьма чахлые) в части цветной печати. И на его страницах появились снимки Земли с орбиты. Часть из них была посредственного качества в том смысле, что большая часть снимаемой территории оказалась закрыта облаками. Именно это посоветовал товарищ Александров. Он же порекомендовал не давать в подрисуночных подписях никаких указаний, где что снималось. И оказался прав.
  Во всех школах СССР глобусы пошли нарасхват. На переменах собирались кружки, в которых уже порядочно затертые снимки сравнивались с круглым учебным пособием. Оказалось, что занятие это носит в себе порядочную долю соревнования. Юг Италии с очертаниями Сицилии раскололи практически мгновенно: эта страна оказалась солнечной, то есть над ней практически не было облаков, мешающих фотографированию. Куда медленнее пошла Южная Америка, поскольку там небо было не полностью безоблачным. Семиклассник из Ленинграда Юра Звонаренко в два счета оказался школьной знаменитостью. Он догадался притащить карту этого материка и сравнить со снимком.
  Африка тоже шла с трудностями. Например, вид пустыни Сахары с орбиты на поверку оказался чем-то зеленым вроде весенней степи²⁸ .
  Даже взрослые ввязались в увлекательную игру 'Угадай местность'. Но особенный азарт проявили великовозрастные дяди за пределами СССР, имевшие своей профессией сбор информации. Их любопытство разыгралось до наивысшей степени после того, как ТАСС сообщило о мягкой посадке спутника 'в заданном районе'.
  Качество печати цветных снимков в 'Огоньке' было, скажем прямо, не выдающимся. Но коль скоро снимки появились еще до приземления спутника, то вполне резонным показалось предположение о передаче изображения по радиоканалу. Аналог телевидения, пусть и не особо выдающийся по показателям. А вот возможность получить пленки с орбиты - о, это было другим делом. В части разрешения фотопленка давала сто очков вперед самой лучшей из существующих телекамер. Эксперты быстро вычислили, что эти снимки делались сравнительно короткофокусной камерой, чуть ли не на уровне гражданской техники. Однако налицо была возможность вывести в космос технику с мощной оптикой. Специалисты подсчитали, что объект размером с автомобиль в видимом диапазоне должен фотографироваться без особых усилий.
  Но в беспросветном мраке русских успехов просматривались и лучики света. Их отметила американская разведка. Президенту Рузвельту об этом доложил ее начальник полковник Донован.
  - К перечисленным преимуществам космических средств слежения относительно авиационных следует также упомянуть их недостатки. Главный из них тот, что орбита спутника предсказуема, поскольку до сего дня средств маневрирования на орбите у спутников не имеется. Другими словами, нельзя произвольно выбирать цель фотосъемки. Определение орбиты спутника является не особо трудной задачей, к тому же таковая может уточняться по результатам наземных наблюдений. Для их второго спутника мы отслеживали орбиту как могли. Никаких признаков маневрирования, сэр. Следовательно, возможны в принципе меры противодействия, как то: усиленная маскировка тех объектов, над которым намечается пролет спутника, перемещение этих объектов из зоны видимости. Второй недостаток заключается в слабости связи. Спутник не может передать изображение в тот момент, когда оно зафиксировано...
  Тут полковник имел в виду термин 'в реальном времени', который к тому моменту в английском языке не появился.
  - ...и, следовательно, разведданные обязательно будут опаздывать. Таким образом, сэр, можно сделать вывод: о целенаправленной космической разведке у русских речи пока не идет.
  По окончании доклада Рузвельт начал задавать вопросы. Доновану они показались весьма острыми.
  - Вы, полковник, употребили слово 'пока'. Что именно понадобится русским, чтобы наладить полноценную космическую разведку?
  Ответ был подготовлен:
  - Проблемы тут технические, сэр. Нужны очень мощные ракеты-носители, дабы доставить спутник-шпион на высокую орбиту. Согласно расчетам, запущенный на высоту двадцать пять тысяч миль спутник будет висеть над одной точкой планеты и, следовательно, сможет вести непрерывное наблюдение. Если предусмотрено изменение орбиты, то спутник должен попасть на орбиту, имея ракетные двигатели и топливо для них. Но даже без учета маневрирования требуются долговечные источники тока. Это дополнительный вес. Русские пробовали как химические аккумуляторы, так и фотоэлектрические батареи. Пока что ни то, ни другое не обеспечивает функционирования электрического оборудования в течение даже трех недель. Это проверено перехватом радиосигналов с орбиты. Далее: в принципе возможна съемка не только в видимом свете, но и в инфракрасных лучах. Пока что русские ничего в этом роде не демонстрировали. Но эти технологии имеются у Германии.
  Намек был куда как не тонкий. Скорее откормленный, толщиной с хорошего свина. Немцы и вправду вполне могли поделиться с русскими - за приличное вознаграждение, понятно.
  Но президент не исчерпал своей жажды знаний:
  - Какие у нас возможности в части доступа к ракетным технологиям?
  - Мы сейчас занимаемся этим направлением, сэр...
  В переводе с бюрократического языка это означало: 'Мы прошляпили начало работ русских по этой теме и сейчас срочно пытаемся наверстать упущенное.'
  - ...но тут ожидаю большего успеха у разработчиков. Нам нужны свои технологии, причем обращаю ваше внимание, сэр: описанные в открытых источниках русские спутники явно нацелены на гражданские потребности. Во всяком случае, в военных целях их применить нельзя. Но у нас пока что нет данных об их военных космических разработках. Возможно, нам следует выделить соответствующие ресурсы для авиастроительных компаний, поскольку тематика ближе всего именно к ним.
  На это президент ничего не сказал, но само по себе отсутствие реакции было красноречивым ответом. Изготовители самолетов уже были загружены работой: авиация требовалась не только на Тихом океане. Объемный заказ почти что был подписан, а заказчиком была Великобритания. Англичане желали получить бомбардировщики различного класса, а также истребители. Разумеется, об этом полковник Донован был осведомлен. Что до Франклина Рузвельта, то он лишь черкнул строчку в еженедельнике.

  Не стоит сомневаться: президент Соединенных Штатов Америки являлся на тот момент одним из самых занятых людей на планете. Но у него по этой части имелись конкуренты или, если хотите, соперники.
  К таковым можно было смело причислить начальников штабов как Приморского края, так и Тихоокеанского флота. Обрыв снабжения по Транссибирской магистрали заставил крепко чесать головы под фуражками их владельцев.
  Наименьшей проблемой виделось горючее всех сортов. Все же переключение сахалинских месторождений на внутренние нужды с полным отказом от экспорта позволило не просто снабжать текущие потребности армии и флота, но и создавать запасы (а как же без них).
  Удовлетворительно дела обстояли с продовольствием. И опять же: большую его часть край обеспечивал из внутренних ресурсов.
  С тротилом проблем почти что и не было. Исходные материалы имелись в достаточном количестве. Уж чего-чего, а угля в Приморье хватало. А толуол был побочным продуктом при производстве каменноугольного кокса. С азотной кислотой было и того проще. Заводы соответствующего профиля также существовали.
  Куда хуже складывалась ситуация со смазочными материалами. Возможности сахалинской нефти были в этом смысле ограничены. Специалисты, разумеется, знали, что для самых качественных масел пригодна отнюдь не всякая нефть. Например, нефть для трансформаторного масла, требующего наивысшей очистки, добывали лишь три страны в мире: СССР, США и Румыния. Для производства хороших двигательных масел в СССР применялась грозненская нефть. На Сахалине и в Приморском крае производство смазочных материалов отсутствовало вообще.
  Но когда речь заходила о снарядах и патронах, командиры производств мрачнели. Производство как раз имелось, и латунь была своя, но вот порох... Хлопок в Приморском крае, как известно, не растет. Если завтра война, то именно боеприпасы станут наиважнейшим из расходных материалов, и это понимали все, вплоть до младшеклассников. А руководство СССР было не глупее.
  Разумеется, предпринимались меры. Тоннели ремонтировали и с востока, и с запада. По Северному морскому пути, насколько позволяли навигационные условия, шли караваны сухогрузов и танкеров. Но арктическое лето коротко. Поэтому суда под флагом СССР шли и кружным путем, по Суэцкому каналу, Зондскому проливу, мимо корейского побережья - к Владивостоку. Однако воздушный мост, сколько ни пытался доказать его полезность товарищ Александров, так и не развернули.
  А через три недели звякнул первый звоночек.


  Глава 22

  - Ее зовут Жунька. Или Жуня.
  Этими словами заведующая биолабораторией 'Энергомаша' Елизавета Николаевна Шацкая, которую за глаза именовали 'виваркой', представила кандидатуру на космический полет. Одновременно на свет появилась фотография кандидатки: чуть лохматой особы женского пола, а также объективные данные на нее в отдельной папке. Стоит заметить, что будущая космонавтка сильно отличалась внешностью от своей нынешней начальницы, телосложение которой смело можно было бы поименовать мощным или, самое меньшее, крупным. Уж по весу дама точно не прошла бы в космонавтки.
  - Странно зовут, - индифферентно заметил Генеральный. Вообще-то вникать в подобные мелочи было ему не по чину, но тут он проявил необычную степень въедливости.
  Этот вопрос затруднений не вызвал:
  - Вообще-то ее Жулькой называли, но потом мы с девочками решили, что Жунька звучит лучше. Да и Жуля - как-то не особенно хорошо для добропорядочной... э-кхм. Вес: три восемьсот, нрав очень дружелюбный и спокойный. Это запасные, то есть хочу сказать: дублеры. Это Ужик, а это Рыжка. Но у черного вес великоват - полных шесть с половиной. А рыжая чуть больше нервничала в модуле. И возраст, опять же. Ей четыре года. Все трое привиты от болезней.
  - Доверяю вашей оценке, Елизавета Николаевна. Считайте, кандидатуры утверждены.
  Тут мимика Шацкой стала смущенной и даже робкой, если подобное вообще было возможно.
  - Товарищ Королев... вот только... личная просьба...
  Если Генеральный и удивился, то никак этого не показал. Наоборот, в реплике звучала доброжелательность и ничего более:
  - Какая, Елизавета Николаевна?
  - Нельзя ли меня включить в состав... группы... ну, которая встречает...
  Видимо, женщина почувствовала, что некое обоснование просьбы необходимо, и ускорила речь:
  - Понимаете, Жуня, она ко мне привыкла, она мой запах с детства знает, чует с двадцати шагов, радуется, ей будет спокойнее, когда я ее встречу...
  И все дальше в том же духе.
  Королев никогда не страдал избытком сентиментальности. Если бы речь шла просто о собачьих чувствах, он ими запросто пренебрег. Но сейчас делу предстоял поворот, о возможности которого его предупреждали.
  - Думаю, это возможно, Елизавета Николаевна. Постараюсь пробить через нашу службу.
  Почему-то Генеральный не уточнил вид службы. А 'виварка' неожиданно и полностью утратила женское любопытство.
  - Но учтите, Елизавета Николаевна, встречать будем - даже не скажу точно, в каких краях. Так что готовьтесь к командировке. Да, и список всего нужного по ветеринарной части проверьте, он будет у Арсения Палыча.
  Этот момент был настолько очевиден, что сотрудница даже не сочла нужным вставить слово.
  - Детей есть на кого оставить? - при известной всем высочайшей требовательности Королев никогда не проявлял жестокости. И о преодолении возможных бытовых трудностей сотрудников он заботился.
  В ответ Шацкая надулась и выпятила свою и без того немалую грудь. Получилось столь же сексуально, сколь и комично.
  - Обижа-а-а-аете, Сергей Павлович. Я об этом подумала. Свекровь только рада будет посидеть с внуками. И потом, командировка же ненадолго.
  На том вопрос был решен.

  Руководство любого флота любой страны в любом мире всеобязательно старается представить свои действия в наилучшем свете перед Большим Начальством. И, конечно, Фрэнк Флетчер исключением не был.
  Итоги сражения в Коралловом море даже при самом благожелательном освещении на победу не тянули. Но вот ничья - да, за нее стоило побороться. Главным достижением адмирал полагал не чисто военные итоги - сколько там повредили, сколько утопили - а гигантский успех на базе Пёрл-Харбор. Выражался он в том, что целых четыре линкора и можно ввести в строй, скажем, за год. Авианосец 'Энтерпрайз' с громадным трудом удалось дотащить до Сан-Диего, причем главная опасность заключалась не в японских кораблях, а немилосердной погоде. 'Лексингтон', по докладу специалистов, можно было поднять и тоже (при удаче) дотащить до судоремонтных доков в Сан-Диего.
  Большой своей заслугой адмирал Флетчер полагал применение отработанной системы спасения сбитых летчиков. Он пребывал в твердейшей уверенности, что эта система лучше японской хотя бы потому, что вряд ли можно было придумать что-то худшее, чем японский подход. Такая точка зрения была обоснованной, но еще на пользу американской морской авиации сыграло вот что: бой большей частью шел вокруг авианосцев под американским флагом, а там хватало маломерных кораблей, которые и занимались спасением.
  Однако также американским морякам подыгрывал факт, о котором ни одна из заинтересованных сторон не подозревала. В другом варианте истории шла не особо заметная, но суровая борьба на просторах Атлантического океана. С потерями, понятно. Но здесь и сейчас Флетчер обоснованно предположил, что некоторое количество боевых единиц можно перебросить с восточного побережья. Это он и получил, хотя в меньшем количестве, чем хотелось. Но тут сработал фактор, присущий всем армиям и флотам мира: заявки на что бы то ни было никогда не выполняются в полном объеме. И все же свежепостроенные 'Боуг' и 'Блок айленд' готовились к прорыву в Тихий океан.
  С крейсерами положение было не ах. Тяжелые корабли только-только строились. Зато из Атлантики предполагалось перевести целых два дивизиона подводных лодок. Им предстояло сыграть важную роль в прерывании снабжения - ведь Японская империя была островной державой и ввозила практически все.

  Опытную партию продукции представлял не руководитель разработчиков инженер Лосев - тот, разумеется, чином не вышел, хотя и присутствовал - а лично нарком общего машиностьроения товарищ Паршин. Именно из этой организации вырос позднее наркомат машиностроения и приборостроения. Изделия аккуратно разложили в рядок - все двадцать пять штук. Демонстрация состоялась в кабинете товарища Берия, а еще на ней присутствовал незнакомый наркому седой немолодой товарищ в гражданском. Правда, Лосев был лично знаком с этой непонятной личностью, но помалкивал.
  Хозяин кабинета говорил вполне вежливо, но без большой теплоты. Прежде всего он представил пожилого как инженера, специалиста по приборам.
  - У Сергея Васильевича по этой части обширные знания, - небрежно заметил Берия. - Итак, товарищи, я слушаю.
  - В этой партии представлены изделия только высшего класса...
  Вопреки обыкновению Берия перебил докладчика:
  - Поясните, товарищ Паршин, откуда взялась данная классификация и, в частности, чем отличаются изделия высшего класса от таких же, но первого класса.
  Нарком Паршин слегка изменился в лице и сделал не слишком заметный кивок головой в сторону Лосева.
  - Если позволите, я дам пояснения, - вступил в дело начальник опытно-исследовательского участка (так именовалась должность Лосева). - Пока что производство синтетического кварца не налажено, и потому для кристаллов-резонаторов мы применяем натуральный кварц. Он сильно варьирует по свойствам. Для изделий высшего класса точность хода гарантируется в пределах плюс-минус пять секунд в сутки, то есть на уровне очень дорогих механических аналогов. Но это только для изделий высшего класса. Первый класс - это когда точность от пяти до восьми секунд. Второй - от восьми до двенадцати. Выше двенадцати - брак, который, впрочем, можно исправить прямо на производстве, заменив резонатор.
  Лаврентий Павлович изобразил мимикой удовлетворение. Паршин почувствовал, что теперь можно перехватить нить доклада.
  - На опытном участке можно произвести не более пятидесяти изделий в сутки, если установить две дополнительные сборочные линии. Это при условии бесперебойной поставки всех комплектующих от смежников. А поскольку мы полагаем, что данные изделия нужны как военнослужащим - в первую очередь командному составу, понятно - так и гражданским, то запланировано передать сборку на производственные мощности в Чистополе, Великом Устюге, а также...
  На этот раз докладчик никем не перебивался. Но без вопросов не обошлось.
  - Много ли вы используете комплектующих иностранного происхождения?
  И снова отвечал Лосев:
  - Для этих изделий - ни одного, товарищ Берия...
  - Можете называть меня по имени-отчеству, Олег Владимирович.
  Паршин попытался сохранить невозмутимость. Лосев с азартом продолжил:
  - Слушаюсь, Лаврентий Павлович. Импортные пластины кремния идут у нас на исследовательские цели и только.
  Берия обратился к старшему в должности:
  - Товарищ Паршин, считаете ли вы необходимым сохранить производство представленной продукции на участке?
  Тот направление мысли наркома внутренних дел почуял:
  - Исключительно в экспериментальных целях. Крупносерийное - только на предприятиях, которые уже упоминались.
  - Насколько заводы готовы?
  - Вся документация уже передана. Но мы понимаем, что поначалу это будет чистая сборка. Ну, кроме корпусов, их можно делать на месте. А потом комплектующие тоже там будут производить. Отмечаю также: у нас уже имеются в большом количестве заказы на поставку механизмов, измеряющих время, в качестве комплектующих в приборах. В том числе от военных и от флота.
  - Еще вопросы?
  - Имеются такие, Лаврентий Павлович, - замедленно и вроде как мягко промолвил гражданский инженер. - Относятся к часам как таковым. Из чего делаете корпуса, Олег Владимирович?
  Лосев, похоже, был удивлен.
  - Латунь. Ну, сверху гальваническое покрытие никелем. Вот получим фонды - и хром попробуем.
  - Не совсем с вами согласен, - тон пожилого инженера сильно смахивал на интонации учителя, заметившего небольшую ошибку стоящего у доски ученика и показывающего намерение снизить оценку с чистой пятерки до пятерки с минусом. - Если речь пойдет о часах для военных, то у них на службе удары и царапины на корпусе - обычнейшая вещь. Покрытие будет повреждаться, а латунь подвержена коррозии. В результате часы будут пачкать и руки, и детали формы. Рекомендую нержавеющую сталь, ей царапины нипочем. Название моделей для военных и гражданских должны быть разными. Насколько мне известно, сталь менее технологичный материал, чем латунь. Так пусть такие будут подороже. Но есть еще вопрос. Он скорее к вам, Петр Иванович. Планируете ли вы пускать в продажу изделия различных классов по различным ценам?
  Опытный нарком проявил осторожность:
  - За розничные цены мы не отвечаем.
  - Но вы можете использовать некоторые рычаги влияния на Бюро цен.
  Ответное мычание было, пожалуй, утвердительным.
  А седой товарищ продолжал:
  - Мы вас поддержим.
  Подобные слова, сказанные в присутствие самого Лаврентия Павловича, означали не просто поддержку со стороны могущественного ведомства. Они также указывали на огромное влияние товарища Александрова, кем бы он ни был. Паршин сделал зарубку в памяти.
  - И еще один вариант изделия, товарищи, - продолжил седой. - Вы, Олег Александрович, должны разработать конструкцию для женщин. Они, мы уверены, заслуживают подобного знака внимания.
  Ни нарком Паршин, ни начальник участка Лосев на это ничего не сказали, хотя много чего подумали.
  - И еще стоит закинуть пробные шары на продажу подобных изделий за границу. Например: на дипломатическом приеме супруга советского представителя щегольнет этакой игрушкой. Уверяю вас: женщины насчет этого имеют глаз-алмаз.
  Среди присутствующих не было никого женского пола. Но воображение нарисовало картину вполне отчетливо.
  - В дополнение, - все также невозмутимо продолжил Александров, - вот в этом ящичке образцы корпусов изделий примерно того же класса. Работа ваших... зарубежных конкурентов. Пока у них в серию не пошло. Можете разобрать полностью, можете копировать.
  Фанерный ящичек, окрашенный в зеленый цвет (лака, что ли, не нашлось?) перешел из рук в руки.
  Тут снова подал голос Лаврентий Павлович:
  - Такая работа достойна награждения. Подготовьте список сотрудников, принимавших участие. Мы поддержим.
  - Уже готов, - радостно откликнулся Лосев. - Вот.
  - Официальное представление за вами, товарищ Паршин, - добавил Берия.
  - Минуточку... - седой специалист взял в руки список и пробежал его взглядом. - Попиванов? Занятная фамилия.
  Лосев без малейшего колебания ринулся на защиту своего человека.
  - Вы не подумайте плохого, Николай Михайлович, фамилии не соответствует. Его не то, что пьяным - даже выпившим на рабочем месте не видели. И работник превосходный, хотя и без образования. Все инструкции до точки знает, соблюдает и другими нарушать не дает. Всегда в суть вникает, даже подал предложения по улучшению технологии - целых три. Думаю в будущем году на должность технолога его выдвинуть.
  - Что ж, товарищи, первый этап пройден, вам предстоит и развивать производство, и разрабатывать новые изделия. Все свободны.
  Приборостроители шумно поднялись с мест. Александров остался на месте.
  - Осмелюсь попросить еще пять минут вашего времени, товарищ Берия.
  Нарком внутренних дел слегка удивился, но, хорошо зная Странника, ни на секунду не усомнился: по пустякам тот беспокоить не станет.
  Товарищ коринженер заговорил лишь после того, как остался наедине с наркомом. Вот тут Лаврентий Павлович удивился по-настоящему: на лице у Странника читались смущение и нерешительность.
  - Я относительно этого замтехнолога Попиванова... меня насторожила его фамилия.
  Физиономия наркома являла собой не то, что гамму - целую сонатину чувств. Тут присутствовали и удивление, и вежливая просьба развивать мысль, и ожидание сюрприза.
  - Фамилия эта не русская, а болгарская. У них и у русских сходно происхождение фамилий: Иванов - сын Ивана, Попов - сын попа.
  Берия мысленно отметил, что обе фамилии произнесены были с ударением на предпоследний слог.
   - Но есть и отличия. Фамилия Попиванов означает, что ее владелец происходит от сына попа Ивана. И вот такого словообразования в русском языке нет. Само по себе болгарское происхождение фамилии подозрений не вызывает. Ну, правда, все окружающие воспринимают этого товарища как потомка того, кто был не дурак выпить. Лосев тому первый пример. Но из характеристики, данной руководителем, следует, что товарищ активно изучает технологию данного производства. Вполне возможно, что Попиванов - честный человек, всеми силами старающийся продвинуться по службе. Но явно болгарское происхождение в моих глазах есть повод, скажу так, для дополнительной проверки. Просто я помню, что дважды в истории Болгария воевала против нашей страны, и германское влияние там отнюдь не нулевое. Если я не прав, то терять такого грамотного и мотивированного сотрудника никак нельзя. Не хотел бы учить ваших сотрудников работать, да и права такого не имею, но... хорошо бы проверить связи этого товарища. Втихую. Не вызывая шума и подозрений. И если я не прав, то готов немедленно извиниться перед кем угодно - перед вами, перед Лосевым, перед самим Попивановым. В противном случае посоветовал бы перевербовку. Кстати, у меня ощущение, что разведка эта может идти от фирмы, а не государства.
  Берия очень серьезно кивнул и поблагодарил.

  Голос был узнаваемым. Принадлежал он наркомфлота Кузнецову.
  - Сергей Васильевич? Нужна консультация. Да хоть сегодня. Семнадцать сорок? Устроит.
  Адмирал прибыл с истинно военной точностью. Разговор сразу же стал деловым.
  Инженер-контрабандист слушал внимательно. Пропали полностью, с концами два грузовых судна. Одно везло боеприпасы в Александровск-на-Сахалине. Другое шло во Владивосток. Груз большей частью состоял из разных сортов машинного масла. Оба шли Северным морским путем. В Беринговом море караван разделился.
  - И что, никаких следов?
  - Почти никаких.
  - Переведи на русский, Николай Герасимович. Что такое 'почти никаких'?
  - От того, что пропало в Охотском - просто ничего. То, которое огибало Курилы - оно выдало радиограмму открытым текстом: 'Погибаем от...' Самое плохое: никому подобные действия невыгодны. Ни американцам, ни японцам, ни англичанам. Они ж воюют друг с другом, к чему им напрягать отношения с нами? О других державах и не говорю.
  Кузнецов умел различать эмоциональные реакции, хотя навряд ли знал это словосочетание. Правда, Александров быстро прикрыл глаза, но все же недостаточно быстро.
  - Так что ты хочешь от меня, Николай Герасимович? Я не разведка и не контрразведка.
  - Рассчитываю, что ты мог что-то разузнать по своим каналам, Сергей Васильевич.
  Раздумия старого инженера длились не более минуты. Заговорил он непривычно медленно.
  - Запоминай, Николай Герасимович.
  Это было недвусмысленным указанаием на недопустимость записей.
  - Никаких доказательств у меня нет. Есть лишь косвенный след, ведущий к японскому флоту. Скорее всего, торпедная атака, иначе могли бы пробиться последние радиограммы в более... кхм... полном виде. Мотивы у японцев есть: максимальное ослабление советской армии в Приморье. Ну и флота тоже. Пусть это временно, до восстановления Транссибирской магистрали, но японцы рассчитывают за год склонить Америку к миру. Заметь: в случае пропажи лишь одного судна лично я бы приписал этакое морской случайности, но вот два... И опять же это машинное масло. Нужнейшая там вещь, поскольку в Приморском крае не производится и не может производиться. Сахалинская нефть для этого не очень-то подходит.
  Сказанное было почти правдой. В другой истории на трансокеанском переходе японская подводная лодка торпедировала советскую Л-16. По крайней мере, эта версия была признана наиболее вероятной, но темные пятна не пожелали пропадать.
  - ...что касается методов противодействия, то, сам понимаешь, я никаким боком не моряк. Тут твоему штабу карты в руки, хотя... можно попробовать применить возможности лодок серии 'Н'.
  Тут голос инженера-контрабандиста обрел весьма жесткие интонации.
  - Повторяю, ссылаться на меня нельзя. Во-первых, железных доказательств, повторю, нет. Но имеется 'во-вторых'. Никто не должен знать, что у меня есть некие недокументированные возможности.
  Термин был необычным, но интуитивно понятным. Адмирал кивнул и тут же продолжил:
  - Еще небольшой вопрос имеется. Был у меня разговор с летчиками, так говорили, что они пользуются для обучения тренажерами. Удобная вещь, как я понял. А нельзя такое для подплава придумать? Чтоб 'ниночек' побыстрее осваивать.
  И снова Александров погрузился в мысли.
  - Почти уверен, что нет. Суди сам, Николай Герасимович, и поправь, если ошибки видишь. Тренажер для летчиков - он рассчитан на одного человека, то бишь пилота. А лодку в подводном положении ведут рулевые, они держат курс и следят за дифферентовкой. Командир принимает решение о выходе в атаку. Это значит, что задействовать надлежит шесть тренажеров сразу. Дело даже не в аппаратах. Главная засада в программах, которые этим всем управляют, для их создания не только специалисты-математики нужны, но и подводники-практики. То есть сделать это можно, но время... Как раз сейчас программисты заняты, у них новые модели самолетов на подходе. Да и морские вертолеты тож. Может, на отладку этих тренажеров для подводников два года уйдет, а ну как все четыре? Впрочем, тот и другой вариант не выглядит приемлемым. Валентин Петровичу уж точно не захочется столько ждать. Ему боеготовность нужна здесь и сейчас. Так что придется по старинке... штурвалом, перископом и показаниями акустиков. Извини, Николай Герасимович, больше ничем не могу.
  - Ну, а на перспективу? Что, если как раз через два года такие тренировки понадобятся - во как? - и моряк чиркнул себя пальцем по горлу.
  - Не уверен, что успеют. Еще прими во внимание: разработчиками распоряжаюсь не я один. И если будет приказ все силы бросить на, скажем, освоение новой авиатехники - все, от меня помощи не будет. Вот если только маломерное что-то - к примеру, торпедный катер, выходящий в атаку. Да и то...
  Про себя Странник решил, что, возможно, для управления подлодкой эта задача вообще не имеет решения, поскольку лишь читал о тренажерах для капитанов надводных судов, но о подлодках не было сказано ни полслова.
  Наркомфлота, в свою очередь, подумал, что полученной информации, конечно, мало, а все больше, чем ничего. И, уже сидя в машине, начал мысленно набрасывать приказ командующему Тихоокеанским флотом. А тренажеры... что ж, опыт Кузнецова говорил, что этот инженер порою делает даже больше, чем обещает.
  Но наркомовская 'эмка' даже не успела доехать до дома, где была квартира Кузнецова, когда адмиралу пришла в голову новая и неприятная мысль. Если осуществить план, который, в общем, составился, то это означало атаку, пусть и скрытую, на корабли иностранной державы. Дело тогда оказывалось насквозь политическим. И нарком положил себе добиться приема у Сталина. Разумеется, с надлежащей подготовкой. На таковую ушло целое утро.
  В уже хорошо знакомом кремлевском кабинете присутствовало трое: хозяин, нарком Берия и адмирал Кузнецов.
  Доклад наркомвоенмора завершался словами:
  - ...мы предполагаем, что нападения корабля любого иностранного флота на наши торговые суда нетерпимы. Поэтому видим первым средством против этого организацию конвоев, а вторым - слежение за потенциальной угрозой силами наших подлодок. Но в этом году организация конвоев будет затруднительна. Причина этому вот какая. Ожидаем, что караван, идущий сейчас в районе Северной Земли - последний в этом году. Близится пора осенних штормов. Имеющиеся сейчас эсминцы вряд ли будут в состоянии эффективно противодействовать подводным лодкам.
  Берия молчал. А Сталин высказался, причем тон его голоса был по температуре подобен водам Берингова моря:
  - Вы осознаете, товарищ Кузнецов, что атака корабля чужого флота нашими подлодками может способствовать развязыванию военного конфликта?
  Кузнецов никогда не был трусом:
  - Осознаю, товарищ Сталин, однако полагаю, что в данный момент ни одна из иностранных держав не заинтересована в полномасштабной войне с Советским Союзом. В его ослаблении - это да. Никто из командиров, работающих в наркомате, не верит, что выбор целей был случайным. И я тоже.
  Некоторое время предсовнаркома потратил на неторопливую ходьбу по своему кабинету.
  - В данной ситуации приоритеты видятся следующими.
  Пауза.
  - Первый и главный: не давать никаких возможностей доказать, что именно Советский Союз, точнее, корабли Тихоокеанского флота причастны к гибели какого бы то ни было корабля иностранного происхождения.
  Очередная пауза показалась Кузнецову долгой - уж точно подлиннее предыдущей.
  - Отсюда следует: если выяснится, что успешная атака нашей подводной лодки ради предотвращения атаки противника может быть выполнена с риском раскрыть себя - отказаться от такой попытки. И второй приоритет: защитить наши суда и наших людей. Третий важный момент.
  На этот раз пауза была заметно короче.
  - По имеющимся данным, сам факт существования подлодок серии 'Н' нашим вероятным противникам известен. Однако пока что остаются неизвестными их возможности. Отсюда вывод: раскрывать их можно только при полной уверенности, что эти тайны не уйдут на сторону. Вам понятно, товарищ Кузнецов?
  Не стоит думать, что товарищ Кузнецов страдал недостаточной понятливостью.

  Глава 23

  Кто сказал, что лучшая из новостей - это отсутствие новостей? Вранье гнусное, беспардонное, в лучшем случае - невежественное! Отсутствие новостей означает лишь, что эти новости вы проглядели, прохлопали, прошляпили. Но даже наличие добрых вестей не означает, что дела и в самом деле идут хорошо.
  Поистине, командование японским флотом недостойно снисхождения. Во всяком случае, авторы этих правдивых строк именно так полагают. Но судите же сами, читатели.
  Прошел чуть ли не месяц со сражения в Коралловом море. Обе воюющие стороны терпеливо накапливали силы, стараясь не ввязываться в серьезные схватки. Однако...
  Мы даже не будем учитывать действия японских подводных лодок в северной части Тихого океана. Право, если использовать сухопутные аналогии, то их смело можно было бы обозвать боями местного значения. Ну что такое торпедирование одного... двух... да хоть десятка грузовых судов даже не противника, а, извините, Советского Союза? Однако ни японский военно-морской штаб, ни сам адмирал Ямамото не обратили должного внимания на тревожные сигналы.
  Те два дивизиона американских подводных лодок, переброшенные на тихоокеанский театр военных действий, не стояли у причалов, а их экипажи не попивали с ленцой пиво в портовых барах. Отнюдь!
  Конечно, юго-восточные осенние муссоны вполне могли нашалить и пустить ко дну пару-тройку трампов. 'Неизбежная на море случайность', как справедливо было сказано задолго до описываемых действий. Но уже в начале сентября, эсминец 'Хатикадзе', получив панический радиопризыв о помощи с трехтысячетонника 'Сёго-мару', рванул на призыв, обнаружил качающиеся на волнах обломки, снизил скорость в надежде подобрать уцелевших и услышал шумы, которые ничем не отличались от шума винтов подводной лодки - а своих в этом районе не было. Командир эсминца не пожалел серии глубинных бомб, но американцу, видимо, удалось уйти - во всяком случае, никаких доказательств гибели вражеского корабля эсминец не обнаружил. Правду сказать, американская подлодка получила повреждения, но все же доковыляла до базы на Гуаме на одном винте (второй заклинило).
  Это было лишь первой ласточкой, которая, как все знают, весны не делает. Тем более, груз 'Сёго-мару' не имел стратегической важности. Он состоял из риса, мясных и рыбных консервов, а также пальмового масла. Но с течением времени потери грузового тоннажа совершенно не собирались уменьшаться - совсем наоборот. И это при том, что за половину сентября оказались утопленными, по меньшей мере, две американские подлодки. По крайней мере, такими они числились в японском штабе.
  Но, как всем известно, подводные лодки друг с другом не воюют. Ну разве что при случае. Вот почему адмирал Ямамото не стал отзывать одиночных подводных охотников, выслеживающих русские гражданские суда. Это мнение подкреплялось еще и тем, что в дальних планах адмирала рассматривались Алеутские острова.

  Вице-адмирал Дрозд получил приказ: обезопасить грузовые перевозки в Тихом океане. Основной причиной головной боли командующего был большой грузовой конвой, которому через какой-нибудь месяц предстояло проходить Берингов пролив. А при удачной ледовой обстановке - через две недели, что все специалисты по северной навигации считали крайне маловероятным событием. Валентин Петрович посчитал (правильно), что выполнение приказа вполне тянет на военную операцию. А таковые обычно начинаются с разведки и продолжаются штабной работой.
  Штабисты рассчитали маршруты грузовых судов. Они же дали несколько вариантов задач для особого дивизиона. Таковые включали слежение за потенциальным (или даже фактическим) противником вблизи баз, встречу советских судов с 'ниночками' в условленных точках и конвоирование их на пути в родные порты.

  Нет, не напрасно моряки столь суеверны! И летчики, кстати, тоже.
  Случайности играют в их делах большую роль. И не говорите, читатели, что удачу командира корабля определяет лишь его (командира) умение просчитать все ситуации, варианты и выходы. Возможно, сам господь, создав законы теории вероятности, дал столь деликатным способом понять человеку, что не все он может предусмотреть. И подчеркиваем: сделано это было задолго до того, как великий Гёдель доказал свою теорему, из которой следует, что всего предусмотреть вообще невозможно.
  В ходе выполнения приказа о перехвате возможного противника старший лейтенант отклонился от предписанного маршрута. Случайность, знаете ли, сыграла. Позже он на прямой вопрос: 'На каком основании вы самовольно скорректировали курс так, чтобы принять почти сотню миль к западу от заданной точки?' командир лодки Н-11 не смог дать сколько-нибудь убедительного ответа. Ну не считать же таковым выдавленное: 'В такую штормовую погоду обсервацию провести невозможно, штурман 'Боцмана Ведеркина' вел судно по счислению, так что при сильном западном ветре вполне мог себе отклониться.' Короче, сложилась классическая ситуация, когда повезло. Да чего там: дважды повезло.
  Первым элементом удачи был доклад вахтенного акустика:
  - Есть контакт! По сигнатуре наш, грузовое судно, тысяч на шесть. Азимут... дистанция на пределе, это примерно...
  - Лево десять, прибавить скорость до двенадцати узлов.
  Очень скоро на свет божий появился и второй элемент:
  - Еще контакт. Подводная лодка, японка класса И-15, идет под дизелями.
  Еще через пять минут акустик выдал расчетный курс вероятного противника, а также дистанцию. И этих данных было достаточно, чтобы сыграть боевую тревогу.
  Штурман высказал предположение, что командир японки увидел дым ('Боцман Ведеркин' шел на угле), но командир резонно заметил, что с дистанции тридцать с лишком миль в такую погоду дым не заметить, даже если бы там шел старинный броненосец.
  - Похоже, тот на шум винтов нашего идет, очень уж уверенно, - предположил старпом.
  А еще через четверть часа сомнений не осталось ни у кого в центральном посту. Противник не просто знал о существовании и курсе цели - он явно выходил в атаку.
  Разговоры шли почти шепотом:
  - Наш идет не зигзагом. Почему?
  - Может, запас топлива хреновый, только-только дотянуть до Владика....
  - На десяти милях японец погрузится на перископную, ради невидимости, а шноркеля немецкого у них нет. Дождь вроде как стихает.
  Все присутствующие в центральном посту знали, что под дизелями на перископной глубине могли идти лишь 'ниночки' и немецкие лодки - да и те не всегда.
  - Зарядить двумя, глубина двенадцать.
  Маринеско имел вполне однозначный приказ 'Не упускать!' А потому, углядев сомнение на лице подчиненного, добавил:
  - Приказано не дать уйти.
  - Есть двумя, глубина двенадцать.
  - К норду пять. Так держать! Погрузиться на двадцать!
  Старший лейтенант не желал даже небольшого риска, что его перископ заметят, к тому же прекрасно знал, что торпеды 'ниночки' вполне в состоянии навестись на цель по шуму винтов и с этой глубины. Еще через минуту последовало сакраментальное:
  - Аппараты на товсь!
  И вскоре:
  - Залп!
  Торпеды были электрические и якобы бесшумные. То есть услышать их было можно, но лишь в самый последний момент, когда у цели шансов на спасение не было никаких.
  Маринеско совершенно невероятным образом оказался прав. Одной торпеды было бы мало.
  Первая ударила в румпельное отделение. Точнее сказать, она взорвалась под днищем, но результат оказался вряд ли лучшим для И-17 (это была именно она). Повреждения, возможно, были не фатальными. И у японской лодки были некоторые шансы дождаться помощи, и если даже буксировка оказалась бы невозможной, то уж точно имелись шансы спасти часть экипажа. Но тут сделала свое дело вторая торпеда. Прочный корпус разломило пополам, и обе половины ушли на дно в считанные минуты.
  До последнего момента японский вахтенный акустик не докладывал о шуме торпедных винтов. Вот почему первой версией командира была невероятная идея о столкновении с плавающей миной. Но эта в корне неверная мысль улетучилась от второго взрыва. Радист не мог успеть передать ничего, даже если бы приказ последовал - а его не было.
  Н-11 все еще оставалась на глубине двадцать метров. Акустик монотонно докладывал:
  - ...звук разрушения корпуса... пузыри воздуха вырываются... еще переборка не выдержала...
  Стоит отметить: по возвращении на базу запись звуков была проанализирована. Старшему лейтенанту Маринеско засчитали уничтожение корабля противника, но... командир особого дивизиона капитан 2 ранга Колышкин в личной беседе подтвердил то, что старлей и так знал:
   - В личное дело этот эпизод приказано не заносить. Но от себя добавлю: если будет война с Японией, - по интонации с чистой совестью можно было заменить 'если' на 'когда', - учтем это в записях.
   Что на такое возразишь? Результатом боевого похода была грандиозная пьянка, а заводилой оказался все тот же Маринеско.

  До поры до времени события на Тихом океане шли 'как и тогда'. И здесь дешифровщики американского флота раскололи японские планы. По данным разведки следующая японская атака должна была последовать на объект AF. Аналитики вычислили, что возможно нападение либо на Пёрл-Харбор, либо на атолл Мидуэй. В эфир ушли сведения о том, что на Мидуэе мало воды. Очень скоро радиоразведка США перехватила сообщение: на объекте AF нехватка воды. И к атоллу стали стягиваться силы под командованием адмиралов Спрюэнса, Нимица и Флетчера. С этого момента дела пошли не так, 'как там'.
  У американцев не было в распоряжении аж трех ударных авианосцев. 'Лексингтон' лежал на дне бухты Пёрл-Харбор, и его подъем отложили, поскольку более нужными сочли работы на утопленных линкорах. 'Энтерпрайз' доволокли до Сан-Диего, но там разгорелись споры чуть ли не до драки: стоит ли вообще восстанавливать сгоревший дотла корабль. Решение еще не было принято, ибо оно было столь же политическим, сколь и техническим. 'Йорктаун' лежал на дне Тихого океана, и подъем его был операцией абсолютно невозможной. Взамен с Атлантики прибыли корабли эскортного класса 'Боуг' и 'Блок айленд'. Они сильно уступали по возможностям старшим товарищам: по двадцать четыре самолета на каждом, а ведь один лишь 'Энтерпрайз' нес семьдесят девять! Но командование рассудило, что авиационное соединение в сорок восемь машин - это намного больше, чем ничего. Вдобавок у контр-адмирала Спрюэнса был в распоряжении 'Хорнет', а тот нес семьдесят две машины. Максимальная скорость эскортных авианосцев только-только дотягивала до крейсерского хода ударного собрата - и все же их включили в эскадру. И еще флот пошел на хитрую уловку: пожертвовал частью пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев в пользу истребителей. На это были причины. Группа адмирала Флетчера получила в свой состав дополнительные линкоры с Атлантики: 'Колорадо', 'Индиана', 'Техас', 'Айдахо', 'Нью-Мексико', 'Алабама'. Правда, часть линкорной группы была представлена отнюдь не новейшими и не грознейшими кораблями, но в количественном отношении американский флот имел серьезное превосходство над японским именно по линкорам.
  Валетом в рукаве у американца были те самые два дивизиона подводных лодок. Ну хорошо, пусть десяткой, но уж точно козырной.
  И еще один момент учел адмирал Нимиц.
  Что касается плана Ямамото, то он учитывал состав американских эскадр. И по этой причине в единый кулак оказались собранными не только ударные авианосцы (четыре), но и средние (два), а также легкие (три). Иначе говоря, по авианосцам японский флот имел явное преимущество. Правда, внезапность атаки, на которую возлагались большие надежды, налетела на внезапность защиты.
  Можно сказать, что в ходе сражения ни одна из сторон не добилась желаемого. И больше того: ни одна из сторон не достигла ожидаемого.
  Адмирал Нимиц, разумеется, ожидал поражения японского флота. Адмирал Ямамото ожидал противоположного.
  Если же мы займемся нудным подсчетом очков, то японцы вроде как были ближе к победе. Судите сами, читатель. Американский флот лишился всех задействованных авианосцев, а японский - лишь одного тяжелого и одного легкого. Правда, еще два оказались повреждены, но все же дошли до базы своим ходом. Флот США уменьшился аж на три сильно поврежденных линкора, а японский - только на один, но того утопили. Правда, надлежит оговориться: американские линкоры, пострадавшие в бою, все, как один, были постройки начала века; ни по скорости, ни по вооружению, ни по защите они никоим образом не являлись достойными конкурентами японским оппонентам. Добавим к этому: еще трем японским линкорам предстоял длительный и весьма непростой ремонт.
  Но были и другие факторы, которые стоит принять во внимание.
  План адмирала Нагумо (он командовал японскими силами) предусматривал атаку авианосцев как приоритетной цели. И тут сыграла свою роль предусмотрительность Нимица. На подлете торпедоносцев встретили американские истребители, количество которых превысило все предварительные оценки. В результате первая волна японской авиации была разгромлена: ее истребительное прикрытие оказалось сначала связано боем, но Спрюэнс выделил на эту задачу 'всего лишь' тридцать две машины - оставшиеся двадцать навалились на самую опасную для кораблей цель: торпедоносцы. Слов нет, американские летчики бились насмерть и почти выполнили задачу. Почти - это означает, что из японской истребительной группы лишь двое ушли, да и те с дымами, однако одиннадцать торпедоносцев все же прорвалось к 'Хорнету'. Ни одна торпеда не попала в цель. На защиту 'Хорнета' бросились также крейсера, эсминцы, а также часть самолетов с эскортных авианосцев. Тяжелый авианосец отбился, но цена оказалась немалой: двадцать три истребителя были сбиты. И тут пошла в плюс предусмотрительность Нимица: удалось поднять с поверхности океана восемнадцать пилотов.
  Вторая волна торпедоносцев оказалась более удачливой. Главным ее итогом был заметный крен 'Хорнета', из-за чего его и без того изрядно пощипанная палубная авиация оказалась почти что не у дел. Почти - это потому, что часть самолетов удалось посадить на 'Блок айленд'. Тот просто был ближе. Но потом за дело взялись пикирующие бомбардировщики.
  Важным событием был прорыв американской ПВО торпедоносцами и пикировщиками Страны Восходящего солнца. На этот раз 'Хорнет' не смог уйти от сразу восьми авиаторпед. Правда, две из них явно промахнулись, и еще одна повела себя непонятным образом (уже потом, при разборе боя японские штабисты посчитали, что та, вероятно, нырнула слишком глубоко и прошла под килем), но и пяти оставшихся хватило. 'Хорнет' продержался на поверхности Тихого океана тридцать пять минут.
  Оставшиеся два авианосца вполне смогли приютить на себе всю наличную авиацию, ибо осталось ее не то, чтоб много, а попросту мало. Но американцы, большинство которых даже не знало, что японцы полагают их слабаками, всеми силами пытались доказать обратное.
  Третья волна японских бомбардировщиков (торпедоносцы к этому моменту были почти полностью выбиты) потрудилась изрядно. К моменту окончания атаки 'Боуг' имел крен чуть не двадцать градусов вкупе с пятиградусным дифферентом на нос. Ни выпускать, ни принимать самолеты он был не в состоянии. 'Блок айленд' горел, но как раз для него шансы еще существовали. Однако...
  Бывает в жизни так: шулер рассчитывает на добычу, но в ходе игры вдруг выясняется, что за столом сидит его коллега. И когда оба достают из рукавов припрятанное...
  'Блок айленд' погиб от дальноходной японской торпеды типа 93, выпущенной с подводной лодки И-10. Возможно, и ее одной хватило бы, но уж на без того поврежденный корабль такой торпеды было достаточно с запасом. Однако доложить об успехе не удалось: эсминец 'О'Брайен' ухитрился точно положить серию глубинных бомб. Японская авиация тоже не могла похвастаться полной удачей. Из этого налета вернулись лишь два бомбардировщика. Они получили сильнейшие повреждения осколками зенитных снарядов с радиовзрывателями и с трудом держались в воздухе, даже избавившись от бомбового груза. Те же из японских экипажей, которые добились успеха, уже никому и ничего не могли рассказать.
  Но и американская козырная десятка сыграла.
  Лодка 'Сэйлфиш' ухитрилась добраться до атакующей позиции, оставшись необнаруженной. Целей было - хоть отбавляй. Командир Роберт Уорд перед выходом в поход получил письменный приказ: уничтожать в первую очередь авианосцы.
  В перископ можно было различить лишь тип корабля. Большой авианосец, разумеется, был бы приоритетной целью, но он оказался прикрыт эсминцами. Внимание Уорда переключилось на линкоры, они как раз вошли в поворот 'все вдруг', и цели при этом должны были соствориться. Заранее зная о низкой надежности магнитных взрывателей торпед 'Марк-14', командир приказал выставить уменьшенную глубину 3 м. И оказался прав.
  Из носового залпа в четыре торпеды до цели дошли, похоже, все, но... две из них не взорвались. Уже после войны оказалось, что одна из дефектных 'Марк-14' просто пробила корпус. Зато другая из этих двух ударила в самое слабое место.
  Уорд мгновенно оценил ситуацию. Эсминцы только-только разворачивались к предполагаемой позиции вражеской подводной лодки. А линкор... тот терял ход прямо на глазах. И командир счел возможным рискнуть. У него оставались четыре торпеды в кормовых аппаратах.
   Последняя торпеда не успела пройти и двадцати ярдов, а Уорд уже тихо рычал, приказывая уходить на глубину триста футов. Разглядывать результат атаки он не собирался.
  Разумеется, лодку бомбили. Разумеется, та пыталась уйти на самом малом ходу. И ушла. Везение, скажете вы? Да, но оно оказалось возведенным в куб.
  Первым счастливым шаром оказалось попадание одной из кормовых торпед. Та не просто попала в тушу линкора и к тому же сработала - от этого взрыва сдетонировал погреб. Подводный удар был знатным. Экипаж лодки вплоть до возвращения на базу пребывал в убеждении, что рванули запасы снарядов главного калибра. Уже позже по результатам радиоперехвата американский штаб сделал вывод: уничтоженными оказались погреба среднего калибра, но одновременно начался сильнейший пожар, и вот он-то добрался до самого чувствительного места любого артиллерийского корабля. Второй веский фактор в пользу подлодки состоял в превосходном опыте боцмана Льюиса Мак-Карти. Он отвечал за дифферентовку; в результате маневрирование и стрельба торпедами прошли так, что на поверхности не показалось ничего крупнее перископа. А третьим элементом удачи была атака 'Наутилуса'. Его командир Уильям Брокман выбрал целью крейсер 'Микума'. Вот у него самое невезение и стряслось. Из четырехторпедного залпа в цель попали две. Одна торпеда прошла стороной, а еще одна непостижимым образом исчезла, причем в горячке боя на это никто не обратил внимания. Но две-то попали - и не взорвались. Что самое плохое: в лодку вцепились аж четыре эсминца, поскольку ее позицию сигнальщики заметили по перископу. Хотя 'Наутилус' в конце концов ушел от преследования, но ни о каких успешных атаках и речи идти не могло. Да и то, если сказать правду, эсминцы прекратили выискивать и бомбить не по воле их командиров, но лишь подчинившись приказу об отходе. Однако, сосредоточившись на одной лодке, надводные охотники ослабили интенсивность поисков другой. 'Сэйлфиш' дошла до базы без повреждений. А вот 'Наутилуса' ждал сухой док.
  И тут сказали слово американские линкоры. По иронии судьбы авиация - в теории злейший враг линейного флота - оказалась не у дел в бою линкоров с линкорами и авианосцами. Нагумо волевым решением приказал авиации не обращать внимания на линейные силы США, рассудив, что его линкоры уж как-нибудь не дадут себя в обиду. Но пока самые старые американские корабли затеяли маневренный бой с японскими тяжеловесами, 'Монтана', 'Индиана' и 'Южная Дакота' использовали то, чего не было у японских визави: артиллерийские радары. Именно они сделали возможным прицельный огонь орудий главного калибра с совершенно немыслимой дистанции, превышающей сто кабельтовых. И пятьдесят четыре шестнадцатидюймовых чудища полыхнули огнем. Не все разом, понятное дело: залп даже части орудий мог бы силой отдачи сбить прицел, а то и повредить набор.
  Если придерживаться правды (авторы этих строк следуют именно этому принципу), то никто из командного состава этой троицы не знал, по какому из авианосцев ведется огонь. Артиллеристы получили приказ: целиться 'по самой яркой отметке'. Поскольку японские корабли шли строем фронта, то таковые различались для различных радаров. В результате под раздачу попали 'Акаги' и 'Сорю', причем по первому били сразу два американца.
  У трех линкоров на артиллерийский бой было отведено чуть больше четверти часа, но японским авианосцам и того хватило. Снаряд главного калибра попал в посадочную палубу 'Акаги', искорежил броневое покрытие так, что о ни о какой посадке авиация и думать не могла, да к тому же взрыв деформировал бимс. Теперь уже и о взлете пришлось забыть. Пожар - ну, это само собой.
  Вероятно, у господа бога имеется чувство юмора, хотя и черноватого оттенка. Или же подшутил кто-то другой. Как бы то ни было, 'Акаги' при всех своих повреждениях не утратил (до поры) боевые возможности ни в малейшей степени. Причина тому была проста и печальна: вся его палубная авиация шла добивать американские авианосцы. Именно добивать: из-за неточных докладов от летчиков как вице-адмирал Нагумо Тюити, так и командир авианосца Аоки Тайдзиро были уверены, что 'Хорнет' уже получил повреждения. Тем временем пожарный дивизион 'Акаги' бился из последних сил, стараясь спасти то, что осталось от гордого корабля.
  'Сорю' повезло куда больше. Во-первых, попадание снарядом главного калибра было лишь одно; во-вторых, оно пришлось в надстройку. Некоторое время авианосец был весь в дыму, но с пожаром удалось справиться. Правда, боевая рубка была полностью уничтожена вместе со всеми, кто был внутри, но старпом принял на себя командование. Поскольку палубы так и остались без существенных повреждений, то 'Сорю' даже выпустил очередную группу пикировщиков.
  Линкоры же успели выпустить сколько-то снарядов и по другим авианосцам, посчитав, что два столба густого дыма суть знаки небоеспособности авианосцев.
  И тут события рванули в карьер. Японские линкоры отреагировали на якобы хладнокровные сообщения типа 'Нахожусь под обстрелом линкорными снарядами, имею повреждения', ринулись на помощь и открыли огонь - даже результативный. Но наглые янки не пожелали устраивать длительный артиллерийский бой и начали отход под защиту своей эскадры, метко отстреливаясь и к тому же попадая. А так как японские корабли имели примерно ту же эскадренную скорость, что и американские, то их командиры очень скоро получили приказ прекратить погоню. Нагумо был весьма впечатлен эффективостью загоризонтной стрельбы линкоров противника.

  Да, сражение у атолла Мидуэй закончилось не совсем так, как 'там'. Меньше были потери в кораблях у японского флота, больше у американского. Но в итоге кое-что повторилось. Большинство своих летчиков американцы спасли. У японцев потери в летном составе зашкаливали.
  - Еще одна такая победа - и уцелевшие авианосцы нам больше не понадобятся, - с мрачной лаконичностью резюмировал ситуацию Гэнда Минору. При некоторой склонности японского национального характера к поэтическим преувеличениям, этот выдающийся стратег был в целом прав. Самые опытные, самые умелые, самые-самые... почти все погибли. Заменить их в короткое время было решительно невозможно.
  Бой закончился... тут авторы хотели написать 'при взаимном непротивлении сторон', но это было бы неправдой. Американский адмирал не знал точно, какие силы остались в распоряжении японского оппонента. Между тем ПВО его эскадры пребывала в плачевном состоянии: не только все авианосцы оказались утопленными, но и погреба с зенитными боеприпасами показывали дно, а три эсминца даже прямо доложили (ратьером, понятно), что снарядов хватит минут на пять-десять боя - в самом лучшем случае. У других кораблей дело обстояло немногим лучше.
  Адмирал Нагумо, в свою очередь, опасался огня линкоров. Получив неприятный опыт от американских снарядов и хорошо зная, что своя палубная авиация выбита почти полностью, он не решился атаковать атолл Мидуэй.
  На подводные силы не рассчитывал ни тот, ни другой. Все же глубинных бомб оставалось достаточно для отражения почти любой попытки атаковать из-под воды. И корабли двух громадных эскадр разошлись - противолодочным зигзагом, понятно.
  В 'тот' раз сражение закончилось американской победой. Здесь налицо была скорее ничья, хотя ни один из участников не знал этого наверняка. Правда, американская разведка перехватила и расшифровала радиоприказ адмирала Нагумо уходить от атолла курсом на норд-норд-ост. Иначе говоря, захват Мидуэя японским флотом не состоялся.
  В свою очередь, в штаб Нагумо поступила радиограмма от подводной лодки И-11, выдвинутой в дальний дозор. Из нее однозначно следовал отход американского флота, там же упоминалось, что в американской эскадре чуточку не хватает трех авианосцев.
  Каждая сторона заявила в прессе и на радио, что добилась победы.


  Глава 24

  Восстановительные работы на тоннелях Транссиба продвигались ожидаемо: быстрее, чем докладывали с самого начала, но медленнее, чем хотелось бы. Но ответственные товарищи - а среди них был и наркомвнудел, в ведении которого находились погранвойска, и нарком обороны - даже не дожидаясь вежливых напоминаний со стороны предсонаркома, уже предпринимали меры к предотвращению попыток подобных диверсий. Но если начальство пограничников предприняло экстенсивные меры ('Улучшить!', 'Предотвращать!', 'Не допускать!' и прочее в том же духе), то товарищи военные подошли к делу творчески, то есть интенсивно. Да, с высшим командным составом бывает и такое.
  Генерал-полковник Апанасенко рассудил, что наилучшим средством борьбы с диверсантами будет привлечение тех, кто мыслит аналогично, то есть самих диверсантов. После сглаживания некоторых разногласий было принято решение: наилучшими диверсантами и притом в должном количестве являются десантники дивизии полковника (пока что) Маргелова. Предполагалось дать боевое задание повзводно, причем зоной ответственности каждого взвода являлся вход в тоннель.
  Стоит отметить: с момента окончания финской войны ротный Борисов подрос и в должности (до комбата), и в звании (ему присвоили майора). Он и получил приказ от Маргелова.
  Поначалу задача комбата не выглядела очень трудной трудной. Расчищены и отремонтированы были семь входов в туннели. Его бойцам предстояло отточить средства охраны именно этих объектов, после чего взвалить данную работу на армейцев.
  Борисов сделал для начала то, до чего додумался бы самый что ни на есть зеленый Ванька-взводный: стал изучать карту. Но майор, да еще с боевым опытом - это совсем не то, что лейтенантик, который только что из училища. Борисов затребовал все материалы, относящиеся к диверсии на тоннелях, включая фотоснимки, получил их и провел аж целых два дня за изучением. Еще один день ушел на составление рапорта. А потом майор отправился к непосредственному начальнику подполковнику Родимцеву. Тот был диверсантом не из последних и опытным командиром. Предложения подчиненного он выслушал внимательно.
  - ...и потому понадобится оценка не только фактического состояния объектов возможной диверсии, но также прикидка вот какого вида. Скажу так: если надобно причинить наибольший ущерб, то где закладывать взрывчатку и в каком количестве. Считаю, что для решения данной задачи понадобится инженер, специалист по скальным грунтам.
  - Как понимаю, у вас есть на примете такой, - проявил догадливость подполковник.
  - Имеется. У него военно-инженерное образование, а сейчас заканчивает мехмат университета.
  - То есть он не военнослужащий.
   - Мы воевали вместе в финскую, он там был ранен, комиссован. Прыгать с парашютом не может, но это ему и не нужно. Воюет не руками-ногами, а головой. Орденоносец. Прекрасный расчетчик; сам видел, как он в бою рассчитывал мостовые конструкции на предмет возможности перехода танков по ним. И притом считает быстро.
  - Выходит, сейчас гражданский. В каком звании уволен в запас?
  - Инженер-капитан.
  - Тогда вижу вот какой вариант...
  В армии любой страны в любом из миров распоряжения, команды и приказы вышестоящего по рангу выслушиваются внимательно. В этом отношении майор Борисов исключением не являлся.

  Университет на Моховой уже тогда, в начале сороковых, был не только стар, но и тесен. Поэтому не стоит удивляться, что нужного человека там было найти очень непросто. Не стоит удивляться, что товарищ Перцовский был выловлен не как студент, а как научный сотрудник ВИОСа²⁹ и притом по служебному телефону, ибо домашнего семейство Перцовских, натурально, не имело.
  Разговор был недолог:
  - Слушаю.
  - Марк Моисеевич? Это майор Борисов.
  Потрясенное молчание. Потом неуверенное:
  - Игорь Иваныч?
  - Я самый. Марк, есть разговор. Желательно, чтоб посторонних не было.
  Раздумие длилось около секунды. Ну уж никак не более двух.
  - Тогда у меня на работе. Ты ведь знаешь адрес нашего?.. Я так и думал. Как тебе... да хоть и сегодня, но не раньше трех. Сможешь подъехать?
  - Приеду. Бутылку не обещаю. Разговор непростой.
  Майор сдержал слово. Бутылкой он не запасся, и разговор получился непростой. Хотя сначала прозвучали стандартные вопросы:
  - Как сам? А ты женат? И кто? Дочка?
  Гордый отец предъявил фотографию себя с малышкой (ей тогда было четыре месяца) на руках.
  - Летчицей будет или штурманом, в маму. У нее игрушка в виде вертолетика, сам сделал. Так из рук не выпускает.
  - Что ж Валентина?
  - Неодобрения не высказывает - при мне, конечно.
  Но светские разговоры закончились очень быстро.
  Видимо, у майора Борисова имелись недурные лекторские задатки: суть проблемы он обсказал быстро. Закончил он словами:
  - Мы тебя можем призвать временно, вроде как на учебные сборы. До месяца запросто.
  - Не запросто. Приказ наркома должен быть.
  - Не обязательно. Начальник части - да ты его знаешь, Василий Филиппович Маргелов - взялся пробить и без наркома. Будешь в звании капитана, как и был. Оклад на это время, довольствие - ну, все, как положено. И заметь: без проблем и на факультете, и в твоем институте.
  На этот раз бывший десантник думал чуть ли не с минуту.
  - Бумаги?
  Сообразительный майор извлек требуемое.
  - Та-а-ак... Вот что: я сам пойду к профессору Герсеванову. Николай Михайлович - он понимающий. Надеюсь через него получить документацию по тоннелям, который ты здесь перечислил. Ну и еще по мелочи. Оставь мне вот это, - палец ткнул на копию приказа комдива.

  Как-то незаметно подкатила осень. Видимо, все по-настоящему влиятельные лица были в летних отпусках, поскольку именно в сентябре начали накапливаться события.
  Первым из них стала подготовка к запуску спутника с живым существом на борту.
  Королев осторожничал. Он не поставил себе в труд добиться аудиенции сначала у Берия, а потом вдвоем с наркомом у Сталина.
   - ...таким образом, товарищи, будет достигнута первая из целей: доказать, что собака, пусть и маленькая, может выжить в спутнике. Второй целью предлагаю сделать дальнейшую отработку системы ориентации в пространстве. Отсюда появляется третья цель: подробное фотографирование всего участка, над которым будет пролетать этот спутник. При удачном приземлении весь собранный материал можно будет тщательно изучить. Особо отмечаю: если на втором спутнике была задействована гражданская фотоаппаратура - правда, превосходного качества - то на этот раз запланирована установка камер с повышенными возможностями.
  Против ожидания, первым стал спрашивать сам предсовнаркома:
  - Вы сказали, товарищ Королев, что запланировали всего один виток спутника с последующим спуском. Предлагаю вам подробно объяснить ваш выбор плана полета .
  Королев, будучи проницательным руководителем, предвидел этот вопрос. А если бы и не догадался о такой возможности - Сергей Павлович имел встречу с товарищем Александровым, который не вполне понятным образом не только был в курсе состояния ракетных исследований (хотя это как раз можно было объяснить родом работы), но и предвидел события на несколько ходов вперед. В частности, он предугадал именно эту фразу вождя.
  - Один виток - самое большее, два - это примерно три часа, тот предел длительности полета, при котором некоторые изменения в организме испытуемой собаки могут случиться, но они не предполагаются смертельными. Следовательно, специалисты-биологи могут по приземлении провести обширный цикл исследований. Второй аспект, который надо учитывать: необходимость скорейшего поиска спускаемого аппарата. Нам совершенно не нужно, чтобы спутник нашли лица без надлежащих полномочий...
  Берия скромно опустил глаза. Этот аспект прямо касался его ведомства. Мало того: сотрудники НКВД подробно обсудили план запуска с самим Сергеем Павловичем и с его ближайшими помощниками.
  - ...вот почему мы приняли все меры, чтобы спускаемый аппарат приземлился на территории Советского Союза. Даже после двух оборотов вокруг Земли это требование обеспечивается.
  Сталин слегка кивнул и достал один лист из лежавшей перед ним папки.
  - Вот здесь вы предложили ряд дат, наиболее удобных для запуска. Чем был обусловлен выбор?
  Ответ был готов и в этом случае.
  - Метеорологическими соображениями. В эти дни над наиболее вероятными местами приземления ожидается ясная погода. Будет легче искать спускаемый аппарат.
  - Как вы сами понимаете, товарищ Королев, заранее о запуске мы никого извещать не будем. Газеты и радио получат материалы только после приземления...
  В этот момент Берия с Королевым подумали синхронно: 'Если получат.' Тут же случилось и второе совпадение: ни тот, ни другой не допустили эту мысль до языка.

  Событие не очень-то тянуло на важное. Не соответствовало оно критериям. Хуже того, события вообще, в строгом смысле слова, не произошло.
  Всего-то и было: все командиры разведывательных военно-морских подразделений Королевского флота получили секретный приказ: при малейшем подозрении, что немцы собирают группу кораблей для океанского похода, сообщать прямиком Куда Надо. Не стоит удивляться, что поток информации в Том Направлении резко увеличился. Но дело, по мнению высочайшего начальства, того стоило.
  У аналитиков Ми-6 были основания. Шеф уже пришел к выводу: немецкая сверхбомба, из чего бы она ни была сделана, может быть испытана на атолле Моруроа. Особенно же насторожила английскую разведку новость о некоем только что созданным полностью закрытом производстве. Настолько закрытом, что туда не шли эшелоны с сырьем, материалами и механизмами. И оттуда тоже не было значимых грузовых потоков.
  Физики не исключили, что на этом предприятии действует реактор для производства атомной взрывчатки. Доказательств, понятно, не было, но наблюдались события, добавлявшие кусочки в складывающуюся картину.
  Агенты доложили об идущей полным ходом разработке фирмой 'Дорнье' тяжелого бомбардировщика. Примерная грузоподъемность: от десяти до четырнадцати тонн. Для чего бы подобный аппарат мог быть задействован, а? Дальше-больше: фирма 'Юмо' ничуть не сбавила прыти в разработке реактивных двигателей. Правда, до сей поры выходило так себе: моторесурс у них составлял твердых десять часов, самое большее - двадцать. Мизер, скажете вы? Да, если только данный самолет не является носителем для сверхмощной бомбы, а ее одной может оказаться достаточно для крупного города. Реактивные двигатели означают повышенную скорость самолета. Отсюда следует, что истребительное прикрытие наземных целей окажется, в самом лучшем случае, неэффективным.
  В сумме получалось, что прямых доказательств нет, косвенных - даже не одно. И тут еще раз вспомнилось то, что проявилось из анализов военно-морской разведки.
  Не так уж важно, кто это придумал. Куда важнее была суть предложения. Отследить за отправкой самого большого конвоя в сторону Тихого океана. Причем у конвоя должно быть самое что ни на есть мощное охранение. Задача не из трудных. Вот это и будет самым угрожающим признаком того, что к Моруроа направляется груз, включающий в себя сверхбомбу. Именно его и надо перехватить. Как? Пусть болит голова у Адмиралтейства. Она и болела.

  Любовь к правде требует уточнения: тот вид спорта, в котором сражались за чемпионский титул в городе Владивостоке, не был внесен ни в один официальный документ Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта при СНК СССР. И в документах спортивных обществ других стран ни словом не было упомянуто даже о существовании этого благородного вида состязаний.
  Да, уважаемые читатели, так бывает: имени нет, а предмет есть.
  С некоторого момента увлечение, потребовавшее официальных состязаний, охватило не только мужскую, но и женскую часть школьного населения славного приморского города. Состязательный азарт имел под собой вполне материальную причину. Именовалась она 'авиационные тренажеры', а изначально было их во Дворце пионеров ровно две штуки.
  Началось дело скромно: любой желающий мог за бесплатно пройти курс начального обучения пилота тренажера. Чего там терзаться: три урока по сорок пять минут, как в школе. И никаких ограничений! Допускались все, кто умел читать и был в состоянии понять летные инструкции.
  А вот после освоения начального курса и сдачи экзамена по теории желающие допускались до кресла пилота. Плата взималась доступная: по двадцати копеек за десять минут пилотажа. Ну, с малой оговоркой: в эти десять минут входили затраты времени на то, чтобы подняться по лесенке в кабину, надеть настоящий шлем и пристегнуться настоящими ремнями.
  После трех часов налета желающие могли рискнуть на еще один экзамен. И вот тогда... о, вот тогда сдавшие получали звание летчика пятого класса и право на воздушные бои. В качестве противника выступал не человек (это выяснили очень быстро), а машина, которая могла думать. Так, по крайней мере, полагали сами юные пилоты, хотя товарищи инструкторы честно разъясняли, что машина пока что думать вообще не умеет, а лишь в состоянии ставить стандартные задачи и стандартно же их решать.
  Ну, а летчик четвертого класса получал право на поединки со своим же товарищем, сидящем в соседнем тренажере. Такое можно было заслужить успешной сдачей экзамена, но до него допускались лишь после налета аж целых двадцать часов.
  Очень скоро выяснилось, что личных денег на полноценное обучение у школьников, как правило, не хватает. Но тут на выручку пришли как руководство школ (у них имелись небольшие деньги), так и те, кому в будущем предстояло обрести наименование спонсоров.
  Но и руководство Дворца пионеров не дремало. Пошли в ход связи и контакты. Дошло до властей на уровне горкома и даже крайкома, и те смогли неким таинственным способом пробить поставку еще двух тренажеров. Дело оказалось поставленным на поток, а там и до чемпионата уж было недалеко. К самым умелым бойцам присматривались военные.
  По пути отсеялась часть претендентов. Увы, тренажер предъявлял некоторые требования к физическому развитию пилота, ибо усилие на штурвале и педалях было ненулевым. Да и скорость реакции явно влияла на успешность в воздушных поединках.
  Система прохода к чемпионскому званию сильно напоминала чемпионат мира по футболу XXI века. Сначала круговые турниры, а потом кубковая система или, как тогда говорили, 'на вылет'. По общему мнению болельщиков, существовали два реальных претендента: Степа Хоменко и Наташа Цой. Оба не проиграли ни одного поединка. Обоим было по пятнадцати лет. Оба рвались к финалу. Но...

  Уже потом посвященные молча удивились гладкости, с которой прошла вся операция. Или действо, если угодно. Правда, доброму результату предшествовала хорошая подготовка.
  Задействовали возможности товарища Александрова, а именно: тот известными ему одному путями раздобыл радиолокационные станции. Все они были советского производства. Не особо мощные, как говорил товарищ коринженер, но зато их было столько, что оказалось возможным 'перекрыть всю зону подлета'. Это выражение принадлежало ему же и было интуитивно понятно.
  Ресурс времени на разворачивание, подключение и наладку уделили с неслыханной щедростью: аж целых двадцать четыре часа. Операторы работали посменно.
  Удивительное дело: все специалисты по радиолокации, как один, догадались, какого рода цель им предстоит ловить. Но поскольку особисты злобствовали, то догадка оставалась таковой и не обсуждалась вплоть до момента, когда одна из станций вышла на связь.
  - Здесь Точка-одиннадцать, вызываю Гору, прием.
  Здесь стоит заметить, что, как ни старались спецы адмирала Берга, но автоматизация захвата цели все еще оставляла желать много лучшего. Так что каждая станция работала практически в одиночку.
  - Здесь Гора. Докладывайте, Точка-одиннадцать. Прием.
  - Есть отчетливый сигнал, азимут... скорость... высота непрерывно меняется, - тут лейтенант Салинов, командовавший станцией, сообразил, что докладывает несколько не по форме и поправился, - уменьшается непрерывно, в данный момент сто сорок...
   - Есть! - хором выдохнул командный центр, он же Гора, а фон Браун ткнул кнопку селектора и рявкнул: - Илья, быстро рассчитай приземление координаты, очень быстро!
  Королев не обиделся за нарушение субординации. Он, в свою очередь, взял наизготовку трубку телефона, дабы передать как можно быстрее координаты вертолетчикам.
  Никто из старших товарищей не видел группу расчетчиков в тот момент. А поглядеть стоило бы.
  За работу взялся лично руководитель группы. Почему-то изначально он не только лучше всего разбирался в алгоритмах и тонкостях программного обеспечения, но и быстрее всех работал на вводе данных. Конечно, это было чистым совпадением.
  Илья с ошеломительной скоростью кидал пальцы вдоль и поперек клавиатуры. Длинный (по последней моде) светлый чуб мотался направо-налево вслед за движениями головы хозяина. Разумеется, никому и голову не пришло вести хронометрах работы, но можно с уверенность сказать: Королеву не пришлось ждать чрезмерно долго.
  - Оценочные координаты точки приземления... жду уточнения от радаров.
  - Так, это недалеко от Чебоксар...
  Координаты еще уточнялись раз восемь, а по радио уже неслись указания. Товарищ Берия велел немедленно установить связь с горотделом милиции и приказал иметь грузовики (три штуки) с сотрудниками на предмет выставления оцепления 'того, что будет спускаться на парашюте'. А через час начали раскручивать движки вертолеты звена, которым номинально командовала старший лейтенант Бершанская. К шести машинам добавилась седьмая, а командиром ее была подполковник Осипенко. Лететь предстояло, разумеется, транспортным машинам. В шести вертолетах рассаживались десантники, старательно изображая полное равнодушие и к самому факту полета, и к его цели. Им предстояло образовать внешнее кольцо оцепления. В одном Ми-26 разместились те, которым и было предназначено встречать. Помимо 'научников', которые отвечали за получение данных от приборов и самописцев, туда же влезли биологи. Эти отвечали за физическое и душевное здоровье первой космонавтки. Наконец, к ним присоединилась группка корреспондентов, из которых не все были вооружены карандашами и блокнотами. В вертолете разместились и фотографы, и киношники.
  Правда, кое-какой аспект работы со спутником не предавался широкой огласке. Спускаемый аппарат вместе с парашютом предполагалось погрузить на один из вертолетов и выгрузить на ближайшем военном аэродроме, откуда тяжелый транспортный самолет должен был доставить его на 'фирму'. Название было, как можно догадаться, совершенно неофициальным.
  Операторов радаров никто и не подумал освобождать от служебных обязанностей. Те со всею добросовестностью докладывали:
  - Здесь Точка-семь, наблюдаю сигнал от объекта, высота двадцать шесть тысяч пятьсот, координаты...
  - Здесь Точка-девять, скорость упала до четырех тысяч километров в час, продолжает снижаться...
  - Докладывает Точка-десять. Скорость уменьшается очень сильно, сейчас не более пятисот километров в час...
  Про себя оператор решил, что, по всему видать, раскрылся парашют, но вслух ничего этакого не произнес. Во-первых, на то не было приказа; во-вторых, оператор отчаянно опасался сглазить.
  У всех вертолетчиц зрение было превосходным. Просто Лидии Литвяк больше повезло. Во всяком случае, она первой выкрикнула:
  - Вижу парашют!!!
  Разумеется, Центр мгновенно получил соответствующее сообщение. Но операторы связи могли особо не трудиться, так как все доклады от командиров вертолетов были слышны по громкой связи.
  Осипенко оценила успех своих подчиненных как полный. У нее были на то основания: пусть даже с подсказками от радаров ее девочки первыми достигли точки предполагаемого приземления. И даже больше того: они успели посадить тяжелые машины, а десантники резво рванули по рампам и тут же начали формировать оцепление. Правда, вертолетчицы опередили спускаемый аппарат на какие-то семь минут, но ведь они же это сделали!
  Побегать пришлось и штатским. Все же истинное место, где спускаемый аппарат плюхнулся наземь - именно плюхнулся, посадка лишь числилась мягкой - оказалось на расстоянии чуть не трехсот метров от вертолета. Чудеса ловкости при этом проявили фотографы: они снимали на бегу.

  Чемпионат города Владивостока оказался сорванным напрочь. Не явились не только участники и зрители - не пришли даже судьи. Большое спортивное событие оказалось отложенным на неопределенное время
  Прошло сообщение, сначала по радио. Впервые живое существо летало на орбите и благополучно вернулось. Это само по себе вызвало ажиотаж, но опытный народ принялся ждать подробностей и дождался таковых очень скоро. Через сутки, как и полагается, матрицы центральных газет попали во Владивосток и пошли в печать. Собственно, выпускался не только очередной номер, но и специальный, который посвящался исключительно космическому событию. С подробными репортажами и фотографиями. В числе фотографов был тот, кому, видимо, уже не было суждено прославиться съемками в поверженной Германии - Евгений Халдей. Он и сделал фото, впоследствии ставшее известным всему Союзу: с сияющей собачьей мордой и с такой же физиономией чуть полноватой женщины, держащей героиню на руках.
  Славный город Владивосток захлестнула волна преступности. Мы ответственно предполагаем, что и в других сибирских городах было то же самое.
  Все деяния, подпадающие под Уголовный кодекс, относились к одной и той же статье 162, пункт 'а'. Означенная статья описывала ответственность за кражу без применения технических средств и без иных отягчающих обстоятельств. Несознательные граждане воровали газеты, ибо тираж раскупили в течение считанных пары часов. Крали прессу из библиотек, заводских читален и просто со стендов. Абсолютное большинство злоумышленников, отдать справедливость, не пыталось извлечь из краж денежную выгоду. Фотографии аккуратно вырезались, вставлялись в самодельные рамочки и вешались на стены.
  А в Москве спешно готовились копии исторических кинопленок с места приземления. Их предстояло развозить по всему Советскому Союзу, а также в зарубежные страны. Те, кто отдавал распоряжения на копирование, были твердейше убеждены, что успех в кинопрокате гарантирован.
  Владельцы фотоателье во всей стране, не сговариваясь, решили, что фотокарточки, посвященные первой космонавтке мира, будут ходовым товаром. И приняли соответствующие меры.
   Какой уж там чемпионат по авиаспорту во Владивостоке... Не до него.

  Глава 25

   На первый, не особо внимательный взгляд производство вооружений В СССР испытывало сильнейшее влияние тех, кого неофициально именовали 'инициативниками'. Судите сами, читатель.
  Проект первого в Союзе (и в мире тоже) корабля-вертолетоносца разрабатывали безбашенные лейтенанты и капитан-лейтенанты. Ну, правда, там еще участвовали авиаторы. Еще маленечко подработали инженеры-корабелы. Но совсем немного; все же работа основывалась на проекте крейсера.
  Чистой инициативой снизу выглядела работа над ракетой класса 'воздух-вода'. Именно так (против всяких правил) ее именовали люди из команды Александра Давидовича Надирадзе. По правде говоря, к классу 'воздух-земля' это изделие относить было бы неправильно. Не было на земной поверхности целей, которые могли бы оправдать применение того, что вырисовывалось. Ракета с очевидностью предназначалась для запуска с авианосителя, попадать же она должна была в корабли. И с самого начала работ негласно, но твердо соблюдалось начальное условие: носителем ракеты должен стать в первую очередь не самолет, а вертолет. Просто потому, что строительство настоящего авианосца, рассчитанного на палубные самолеты, могло элементарно не поспеть к сроку. Да и степень подготовки летных экипажей оставляла желать много лучшего, а ведь система обучения и тренировок предусматривала практику взлета-посадки в открытом море.
  Подобной же авантюрой выглядела попытка создания того, что товарищ Александров называл загадочно и неблагозвучно: 'аваксоид'. Разумеется, коринженер из органов был вполне в курсе разработки и даже оказывал материальное содействие. В частности, именно он пробил решение, по которому в распоряжении разработчиков оказался аж целый самолет Ил-18, да не просто так, а с экипажем и с аэродромным обеспечением. И на эту машину мерзавцы-радиоконструкторы регулярно навешивали самые что ни на есть уродские внешние устройства. Правда, подобные работы сопровождались выкриками вроде:
  - Да вы что, братцы, с этой фигней мы теряем всю развесовку.
  - Да, нос малость перетяжелен. Так что ж, возьмем и перенесем точки крепления вот сюда.
  - Толик, ты хоть представляешь, насколько эта хреновина испортит аэродинамику??? Вот те расчет по скорости, потеряем не менее сотни, сюда ж прибавь дальность, она тоже упадет...
  - А выигрыш по весу? На одном лишь отсутствии прочего груза мы получаем...
  - А расход горючего? Я прикинул: за пять часов работы твоя машинища сожрет дополнительных... короче, намного больше тонны. Твои же данные! Да прибавь также дополнительный экипаж для обслуживания. Сам же говорил, что никак не меньше троих, а то и все пятеро.
  - Додик, ты думаешь головой или где? Вот на какого тебе нужно трехкратное резервирование?
   И все же кое-что выходило. Группа Надираздзе получила в распоряжение самонаводящиеся ракеты класса 'воздух-воздух' и неуправляемые ракетные снаряды крупного калибра с разрешением делать с ними все, что заблагорассудится. Боковые источники намекнули, что с вертолетов боеприпасы и сняты. Лихие добры молодцы без особых сомнений разобрали подарки по винтику - правду сказать, винтиков там было не так уж много. Молодые спецы попытались масштабировать как габариты модели, так и заряд взрывчатки. Правда, они учли, что будущая цель будет по уровню бронирования чуток повыше классом: не самолет, а немножечко линкор. Посему боеголовку сначала сделали условно бронебойной. Заряд уменьшили до пятисот килограммов.
  Стоит отметить, что товарищ Александров принял живое участие в этой проекте. Правда, вначале у него не имелось на складе готовых противокорабельных ракет. Причина была простой: из-за нехватки времени на подготовку он главное внимание уделил сухопутному вооружению. Зато группа Надирадзе получила столько управляемых и неуправляемых ракет разного класса, сколько запросила. Запросы на баллиститный порох также удовлетворялись без задержек. Ну и подсказки, куда ж без них. В частности, именно коринженер посоветовал предусмотреть боеголовку как кумулятивно-фугасного, так и осколочно-фугасного действия.
  Первый блин, как водится, вышел сами-знаете-чем. Расчеты показывали, что дальность полета прототипа ракеты должна быть примерно пятьдесят морских миль. Так, по крайней мере, утверждали моряки; авиаторы полагали, что она должна составить не менее девяноста километров. Ошиблись те и другие: на первой пробной стрельбе в Белом море ракета зарылась в бурные волны, пролетев четыреста метров. Возможно, дальность составила три кабельтовых с небольшим. Слабым утешением оказалась реакция боеголовки: та взорвалась добросовестно. Неудача не обескуражила: работы над системой управления полетом продолжились с неиссякаемым упорством.
  Это дело и ему подобные стоили удивления. Другим разом подобные работы, проводимые на свой страх и риск, могли повлечь последствия - если, конечно, результатом не был немедленный и полный успех. И все же на самом верху, казалось бы, не замечали самодеятельности. Некоторые нахальные личности в группе Надирадзе делали вывод:
  - Нас пока не замечают. Вот и отлично: когда мы представим работоспособный образец, то...
  Наиболее проницательные, разумеется, догадывались о том, что наверху наблюдают. Вывод в этом случае звучал иначе:
  - Там все знают, но не препятствуют. Значит, идем правильной дорогой.

  Запах был совершенно незнакомым. Может быть, это были местные цветы (хотя и не ко времени) или дерева. Инженер-капитану Перцовскому не стоило удивляться: все же в этих краях он оказался впервые в жизни.
  Позади осталась ... даже не дорога, а сверхдлинный перелет с пересадками. Слов нет, дальний магистральный лайнер оказался довольно комфортным, но до Хабаровска лететь надо было в два этапа, то есть почти что шестнадцать часов. А уж последний этап включал в себя тряску и с трудом переносимый шум вертолета. Это транспортное средство вряд ли кто мог бы назвать удобным для пассажиров. Собственно, для них Ми-26 и не предназначался; все знали, что эта машина ориентирована изначально для перевозки личного состава и груза.
  Последний элемент очень даже присутствовал. Чемоданы и ящики поддавались переноске с некоторым усилием, хотя трудились крепкие десантники. Содержимое было и тяжелым, и секретным, и, главное, очень нужным: документы и бумаги, которыми поделился профессор Герсеванов. И лишь один предмет производственного назначения предусмотрительный Марк не доверил никому. Он покоился в командирском планшете.
  День ушел на стандартные процедуры: встать на довольствие, познакомиться с командиром, устроиться на постой. Жилище являло собой громадный металлический ящик объемом с хорошую комнату, в котором, впрочем, было все, что нужно для приличного дома, даже крохотный письменный столик.
  Формально говоря, командовал группой десантников, занимавшими позиции вблизи Рачинского тоннеля, взводный Сергей Марулов в звании лейтенанта. Он чувствовал себя неудобно, поскольку в подчинении (пусть и формальном) у него находился аж целый капитан. Но тот, похоже, совершенно этим не смущался. Этот чернявый, черноглазый, чуть хромающий командир производил совершенно непонятные манипуляции: лазал по горным склонам, ковырял камни, даже откалывал кусочки молотком, записывал и хмыкал. Лишь под вечер товарищ инженер-капитан подошел к взводному и очень тихо что-то ему сообщил. Тот кивнул, а потом вызвал командиров отделений. Приказ был четким:
  - Товарищ инженер-капитан будет производить расчеты. Возможно, ему понадобится весь завтрашний день. Не беспокоить. Сержант Кареев, назначьте для него порученца.
  Тем же вечером с большой осторожностью, даже нежностью Перцовский достал из планшета то, что он так берег: настоящий инженерный калькулятор, да не абы какой, а с батарейкой, подзаряжающейся от солнечных лучей. Прибор был передан из рук в руки самим товарищем Александровым с напутствием:
  - Марк Моисеич, сам должен догадаться: машинка секретная. И дело даже не в том, как она устроена. Сам факт ее существования не должен дойти до кого бы то ни было из посторонних: хоть японцев, хоть китайцев, хоть марсиан.
  Почему-то именно последнее слово произвело на инженер-капитана неприятное впечатление. Вроде и нелепость... но роман Уэллса был в свое время прочитан.
  Через день порученцу вручили пакет с приказом доставить майору Борисову. Тот, хорошо зная инженер-капитана, не поленился самым тщательным образом изучить расчеты и, главное, подробный план местности. По всему выходило: повторная атака именно на этот вход в тоннель требует гигантского расхода взрывчатки ('Не меньше семи с половиной тонн тола, да и то без гарантии'), так что имеет смысл переместить товарища Перцовского на следующий участок. Соответствующие тренировки погранцов, разумеется, никто не отменял.
  А через еще два этапа оценок случилось нечто, хотя ожидаемое, но неприятное. Инженер-капитан лично напросился на разговор к майору Борисову. Гостю был предложен не просто чай, а прямо-таки полноценный обед с щами и тем, что Перцовский мысленно обозвал 'кулеш'. Короче, вполне сытно получилось.
  - Выкладывай, Марк Моисеевич.
  - Смотри, Игорь Иванович, на этот план. Вот здесь седловина - видишь? - так она мне сильно не понравилась. Если пробурить шпуры вот в этих красных точках, да заколотить туда тротил, даже не особенно много, семисот килограммов через глаза хватит, то может обрушиться свод тоннеля, вот тут. Широкой полосой, заметь, десять метров гарантирую.
  Борисов кивал, поддакивал, а сам про себя отмечал, что, получи он соответствующий приказ, без труда просочился бы аж двумя отделениями, и нужное количество взрывчатки его молодцы доволокли бы. Очень уж удобные подходы были к этой седловине. Конечно, с точки зрения диверсанта. Сам Перцовский или просто их не рассмотрел, или не придал должного значения, или (что скорее всего) положился на опыт десантников.
  - И еще кой-чего заметил.
  - У?
  - Это как работали над закладками эти ребята - ну, над первыми, которыми входы рушили. Оч-ч-ч-чень грамотно, скажу тебе. Я сам, со всей документацией, что выдал мне профессор, и то лучше бы не сделал. Вывод такой: нельзя рассчитывать, что вражьи диверсанты, кто бы они ни были, могут упустить важные подробности в планировании операции.
  - Ты хочешь сказать, что противник мог заполучить документацию по тоннелям? И они знают то же, что и ты?
  - Именно! - последовал вздох. - Ладно. Мне хорошо бы за остаток дня успеть к западному входу в Касаткинский тоннель.
  - Так я тебе выделю вездеход. Доедешь за два часа, ручаюсь. Бывай, Марк Моисеич. Надеюсь, что других таких заковыристых объектов не будет?
  - Плюю через плечо, стучу по дереву - а все без гарантий, Игорь Иваныч. Есть у меня подозреньице... но это после хорошего обследования.
  Борисов послал приказ зампотеху, а заодно быстро набросал еще одну бумагу.
  - Раз уж ты едешь, то отдай комвзвода.
  - Есть.
  Комвзвода исполнил приказ до точки. А в нем требовалось вооружить товарища инженер-капитана нештатным оружием: складным автоматом Судаева, и еще выделить личную охрану из двоих десантников. Майор Борисов резонно предположил: пусть полноценная диверсия выглядит маловероятной, но уж более мелкая вполне возможна. И командир, обследующий что-то в районе входов в тоннели, выглядит привлекательной целью.

  Благополучная посадка спутника, доставившего симпатягу Жуньку, ставила целью не только доказательство доброго здравия живой космонавтки после пребывания на орбите. В спускаемой капсуле имелись пленки со снимками земной поверхности в разных диапазонах спектра. Их обработали и изучили. Самому тщательному обследованию подверглись все записи приборов. Изучили даже то немногое, что осталось от солнечных батарей. И уж точно повышенное внимание уделили сравнению образцов снимков, сделанных традиционным пленочным аппаратом и переданных по радиоканалу.
  Не отклоняясь от истины, можем смело утверждать: этот космический полет вызвал пристальный интерес не только у советских граждан. С не меньшей (а то и большей, если такое могло быть) пристальностью изучали все доступные материалы иностранцы.
  Руководитель американской разведки докладывал лично президенту. Уже один этот факт был явным доказательством повышенного любопытства руководства США.
  - ...нами получены из трех независимых источников данные о весе спускаемого аппарата. Оценки варьируют: от шестисот до восьмисот восьмидесяти фунтов. Главным же выводом полагаю вот что: этот орбитальный аппарат не предназначен для длительного пребывания в нем человека. Мы консультировались у известного специалиста по ракетам Роберта Годдарда. Его оценка была такой: полет астронавта возможен в течение не более недели. При этом он учел возможность отказа в какой-либо из систем управления, что затруднит посадку в смысле предсказуемости времени и места. Это, в свою очередь, может вызвать непредвиденную задержку со сходом с орбиты. При этом никаких возможностей для маневра с сохранением высоты, поскольку весовые возможности аппарата крайне ограничены. Другими словами, налицо выбор: или астронавт на орбите, или возможность маневра. Разумеется, до тех пор, пока русские не создадут ракету-носитель с большей грузоподъемностью. Да, и еще одна деталь. Наши источники в Германии убеждены, что большие успехи СССР в их космической программе тесно связаны с той помощью, которую русские получили от немецких специалистов. Но Германия не в состоянии развивать ракетостроение самостоятельно по чисто экономическим причинам.
  Президент Рузвельт с его незаурядным умом мгновенно произвел оценку. Полеты с астронавтами пока что не имели выраженной военной направленности. Собачка весом едва ли с десяток фунтов - не угроза. И даже человек в отсутствие возможности прицеливания с орбиты - тоже. А вот маневрирующий космический аппарат - другое дело.
  - Пока что, вы говорите. Пусть так... Полковник, сколько весят самые мощные бомбы?
  - По британским данным, русские ксеноновые бомбы могут иметь вес до двух тонн. По взрывной мощности они эквивалентны, круглым счетом, двадцати тоннам тротила.
  - У нас такие, как понимаю, отсутствуют?
  - Так точно, сэр. Британцы плотно занимаются этим вопросом. Им даже удалось получить ксеноновую взрывчатку, но пока что она выходит слишком нестабильной.
  - Если не ошибаюсь, есть и другие возможности.
  Вопросительная интонация в этих словах президента Рузвельта отсутствовала полностью.
  - Так точно, сэр, имеются. Атомная бомба. Но у нас разработка ее только-только началась.
  - А у британцев?
  - По имеющимся данным, работы ведутся слишком медленно. Вопрос в финансировании. Королевский флот сейчас в темпе восстанавливает свои возможности, а это стоит больших денег. Оценки варьируют, но ни один аналитик не предсказывает появление у них этой бомбы раньше, чем через пять лет.
  - Немцы?
  - Достоверно известно, что они над этим работают. Но до уровня готовой бомбы не добрались. Если бы проводились испытания, то утаить их трудно. Мы бы знали.
  - Что у дядюшки Джо?
  - Сведения противоречивы, сэр. Один из наших источников утверждал, что испытания бомбы у русских уже проводились. Но имеются основания предполагать обратное. Лично мне наиболее веским доводом в пользу последней гипотезы видится демонстративная сдержанность господина Сталина в отношениях с Японией. Реакция СССР на взрывы на Транссибе, в сущности, ограничилась дипломатическими демаршами. Будь у них готовая бомба, разговор с японцами шел бы иначе. Добавьте также: наши люди осторожно опросили русских - правда, то были лица невысокого уровня власти и полномочий. Так вот: все единогласно полагают, что недавняя впечатляющая диверсия на Транссибирской железной дороге - дело рук японцев. Просто ни у кого больше не просматривается выгоды. И все уверены, что войны с Японией не избежать.
  - Вы учли возможную степень готовности Советского Союза к морской войне?
  - По всем имеющимся данным, о готовности речи не идет, сэр. Но даже по самым пессимистическим оценкам, русские уже сейчас готовы отразить любое мыслимое сухопутное нападение со стороны Японии.

  Другие державы анализировали события с неменьшим интересом. В некоторых аспектах аналитические оценки совпадали. Наиболее часто повторяющимся словосочетанием было 'пока что'.
  Анализируя результаты запуска третьего спутника, британское Адмиралтейство наткнулось на крайне тревожный результат. По крайней мере, так им это показалось.
  Часть пейзажа на одном из снимков, опубликованных в СССР, являла собой кусок побережья Ирландии. Но не это сочли самым интересным. На море, причем на самом краешке фотографии, был виден корабль вместе с кильватерным следом. Даже на этом снимке не лучшего качества можно было различить нечто, очень похожее на орудийные башни. Сверка с данными от Королевского флота недвусмысленно показала: да, это корабль Его Величества, эсминец 'Кодрингтон'. На маневрах он был, разумеется, не один, но другие, видимо, просто не попали в кадр.
  Встревожил английское морское руководство не сам факт фотографирования с орбиты. Эта новость была не из свежих. Но из документов, опубликованных в открытой печати, следовало: эта и ей подобные фотографии были переданы по радиоканалу. И все это могло добываться крайне оперативно. Последнее обстоятельство выглядело наиболее угрожающим. Если потенциальный противник (а СССР таковым и рассматривался) в состоянии в любой момент отследить флотские эскадры, то планирование успешных морских сражений становится затруднительным, если не сказать сильнее.
  Лорды Адмиралтейства первым делом запросили мнение экспертов: возможно ли сбить спутник? Ответ был столь же единодушен, сколь и отрицателен. Следующим методом борьбы виделся перехват и искажение радиосигнала с орбиты. Но и это было признано технически неисполнимым. Вполне разумной виделась третья возможность: использование облачного покрова и ночной темноты. К сожалению, никто в английской разведке не знал, насколько хорошо русские умеют фотографировать в инфракрасных лучах. Осуществимость этой методики никем под сомнение не ставилась, но аналитики из английской разведки не хуже своих коллег из СССР знали, кто именно прячется в деталях.
  Что же касается обнаружения подводных лодок с орбиты, то тут специалисты были настроены оптимистично: многократные опыты с участием авиаразведчиков четко показали: с высоты увидеть врага на перископной глубине вполне возможно, на глубине двадцати метров - сомнительно; а уже на сорока метрах об этом и думать не стоило.
  Наибольший успех, как это часто бывает, принесла нудная и трудоемкая работа расчетчиков. Те, хорошо зная все параметры орбиты первого спутника, просчитали, над какими участками Земли тот мог бы пролетать. И фотографировать, само собой.
  Результаты были в некоторой степени обнадеживающими. Выходило, что, зная параметры орбиты, вполне возможно дать указания эскадрам Королевского флота, чтобы те держались подалее от недружественных глаз на орбите. Но это все имело смысл именно 'пока что'. До тех пор, пока спутники не смогут произвольно изменять орбиту и тем самым нацеливаться туда, куда им заблагорассудится. Вторым утешительным моментом была невозможность или, по крайней мере, затрудненность фотографирования чего бы то ни было в высоких широтах. По чисто физическим причинам запустить спутник на подобную орбиту было можно, но со значительными потерями в полезной нагрузке.
  В Германии реакция публики на полет четвероногой космонавтки была самой положительной, а фотографии Große Dame mit kleinem Hund а³⁰ стали модным и продаваемым товаром. Спецслужбы тоже отметили это событие, хотя чуть по-своему. Им предстоял вызов на ковер.
  Разумеется, рейхсканцлер не преминул внимательно выслушать доклады представителей разведки. Вместе с ним в кабинете находился министр промышленности.
  Вальтер Шелленберг делал упор на технические возможности спутника и их ограничения.
  - Герр рейхсканцлер, существующая модель космического аппарата ориентирована на живой груз. Хотя снимки с орбиты делались, но приоритет отдавался не им. У наших источников сложилось впечатление, что наибольшее внимание уделялось отработке благополучного приземления аппарата и сохранения здоровья подопытной собаки. Доктор фон Браун не скрывает, что одним из очередных этапов будет запуск на орбиту человека. Правда, он не сообщил, когда это событие ожидается. Однако по косвенным признакам можно сделать вывод: ракета-носитель будет той же самой. Отсюда следует важный вывод...
  Собственно, вывод был тот же самым: либо человек на орбите, либо возможность маневров. Но, по убеждению руководителя внешней разведки, первенство было явно за космонавтом.
  Доклад генерал-майора Пикенброка был построен иначе. Хотя сам руководитель военной разведки пришел (независимо от конкурента) к тому же выводу, он все же больше упирал на военные возможности спутника.
  - Обращаю внимание, господа: мягкая посадка этого аппарата могла решить сразу две задачи. Первая очевидна: приземление живого существа без вреда для здоровья. Вторая менее заметна: из аппарата вполне могли достать пленки с результатами фотографирования земной поверхности. Правда, русские утверждают, что и по радиоканалу они могут получить снимки вполне достойного качества. Но расчеты наших радиоинженеров показывают, что с пленкой можно достичь большего. Еще один важный аспект, господа. В теории эта ракета вполне в состоянии доставить на орбиту атомную бомбу. По соображениям веса этот вариант выглядит вполне допустимым. Но сама по себе бомба столь же важна, как и точность ее доставки. По данным из русских источников, район приземления был определен лишь приблизительно, с радиусом сто километров, да и то с уточнением в самый последний момент по радарам. Нацеливать бомбу с наведением плюс-минус сотня километров - несерьезно. Повторяю: в этом случае возможности для маневра у космического бомбардировщика нет. Вывод: пока что космическая программа герра Сталина ориентирована на гражданские, а не военные цели.
  - Вы выбрали точное выражение, генерал-майор: пока что. И вы забыли про разведывательные возможности спутников.
  Произнося это, Рудольф Гесс был уверен, что контрдоводы у начальника абвера уже готовы - и не ошибся. Правда, перечисляя причины малой пригодности существующего космического аппарата для разведки, Пикенброк, сам того не зная, полностью повторил доводы руководителя английской разведки.
  Совсем другие рассуждения владели умом командующего Императорским флотом Японии адмиралом Ямамото. И у того были причины.
  Разведка флота была в курсе, что тоннели Транссиба, временно выведенные из строя армейскими диверсантами, скоро будут восстановлены. И даже дело не в том, что событие это планировалось на более поздний срок. Русские работать умеют, если правильно выбрать кнут и пряник, это адмирал хорошо знал. Не наблюдалось ни малейших признаков того, что американское правительство согласно пойти хотя бы на переговоры, и это было скверно. Все пробные шары, забрасываемые через посредников на нейтральной территории, в лучшем случае получали недвусмысленный отказ. В худшем они просто игнорировались. Другими словами, Империя сохраняла все тот же не слишком надежный тыл. Адмирал полагал, что СССР неукоснительно станет наращивать военно-морские силы на Дальнем Востоке. Собственно, это уже происходило, хотя и малыми темпами. Неприятным выглядело учащение гибели подводных лодок в районе Охотского моря и вблизи Курил. Достоверно там не было никаких противолодочных соединений. А потери шли. И адмирал, справедливо полагая, что подводные силы будут куда полезнее южнее и восточнее, уже подготовил приказ о полном прекращении атак на русские суда на северо-западе Тихого океана.
  Еще одним нехорошим моментом виделось давление Госпожи Армии. Большей частью именно из армейских источников поступали разведданные о прогрессе в деле восстановления движения по Транссибирской магистрали. Оттуда шел поток информации о состоянии дел в Красной Армии на Дальнем Востоке. Императорская Армия, а не флот слали доклад за докладом о наращивании военной мощи Советского Союза, хотя усилия ориентировались исключительно на оборону. Наконец, именно армейские аналитики выдвинули совсем уж неожиданное предположение: коль скоро СССР в состоянии развивать очевидно весьма дорогую космическую программу, причем явно не военного назначения, то он точно не настроен на наступательную войну.
  Были, правда, сигналы другого сорта. Готовился к вводу в строй перестроенный крейсер. По замыслу это должен был быть вертолетоносец. Непосредственно на поле боя никто из армейцев и моряков с русскими боевыми вертолетами не сталкивался. Но у Ямамото были источники в Германии. Те, правда, тоже не воевали против вертолетов, зато имели полные сведения на этот счет от финских военных, которые и были первой пострадавшей стороной.
  Итак, что есть боевой вертолет в понимании русских? Бронированная машина, достоверно противостоит огню пулеметов и пушек калибра до 20 мм. Изумляющая маневренность: способен лететь в любом направлении, хоть хвостом вперед; хороший вертикальный маневр; может очень быстро разворачиваться в воздухе и встречать противника огнем... чего? Вот тут абсолютно достоверных сведений не было. Пушка калибром 30 мм, на этом сходилось большинство источников. Для летательного аппарата мощное вооружение. Также ракетные снаряды в большом количестве: больше полусотни. Дальность? Точно не установлена, но достоверно больше полутора километров. Скорость этого вертолета не из великих: чуть более трехсот километров в час, так что любой японский истребитель в состоянии догнать эту машину. Известны три боевые модели и одна транспортная. Ну, последнюю можно не считать, у нее целей на море не будет. Две боевые машины сухопутного базирования были продемонстрированы финнам, транспортник также. И еще одна модель, о которой вообще ничего неизвестно, даже немцам.
  Как бы то ни было, открывать военные действия против СССР адмиралу Ямамото отнюдь не желалось. Но бывают случаи, когда поступает недвусмысленный приказ.

  Глава 26

  Все когда-нибудь случается впервые.
  На сей раз не советский шахматист выслал (кружным путем, как легко понять) немецкому партнеру приглашение сгонять партию-другую. Наоборот, немец был инициатором. И дебют он выбрал необычный: защиту Каро-Канн.
  В свою очередь, и русский вел себя не так, как раньше. Для начала он с треском продул первую партию и, понятно, возжелал отыграться. Но между ходами, как всегда, завязался разговор, и он уж точно касался нетривиальных предметов.
  - Мы хотели бы, чтобы Советский Союз оказал нам транспортную услугу.
  Русский шахматист даже не утрудился спросить: 'Какую именно?' Этот вопрос был до тошноты очевиден.
  - Мы хотели бы, чтобы немецкое судно прошло Северным морским путем. С вашей помощью, понятно. Точнее сказать, с вашим караваном. То есть это будет, если мы договоримся, в мае-июне следующего года.
  Раздумье советского игрока длилось долго: четыре хода.
  - Тут надо бы разобрать варианты. Очень тщательно.
  - Могу вас обрадовать: они имеются вот здесь.
  С этими словами немец протянул партнеру нетолстую и совсем не новую книгу, на обложке которой значилось имя автора: Эммануил Ласкер. Издание было редким, поэтому русский со всем бережением спрятал подарок в папку. Тут же последовал отдарок в виде совета:
  - Рекомендуем вам менять ротора на ваших машинах почаще. У них может выявиться конструктивная ненадежность.
  Немецкий шахматист имел звание капитана и потому не знал о событиях в Блетчли-парке. Он также был вполне невежественен в криптографии - ну разве что знал самые начала. Да что говорить: само слово 'Энигма' для него значило нечто туманное, имеющее отношение к шифрованию. Вот почему фразу о роторах он, как и полагается обученному сотруднику абвера, запомнил накрепко, а уж ее значение предстояло доложить тем, у кого уровень допуска намного выше.

  Этим интересным играм с необычным дебютным вариантом предшествовала очень тщательная подготовка. И не думайте, что те, кто планировали операцию, полезли в фундаментальный Jahrbuch des Deutschen Schachbundes а³¹ или иное, столь же солидное издание.
  Группа была создана под эгидой управления разведкой германского военно-морского штаба. Туда же привлекли особо доверенных сотрудников абвера. Задача заключалась в организации доставки особо ценного груза весом до десяти тонн на атолл Моруроа.
  Правду молвить, сам груз еще не существовал. Но немецкие атомщики были твердо уверены, что через полгода, самое большее, первое взрывоопасное изделие будет готово к испытаниям. И, следовательно, его надлежало доставить на атолл Моруроа. Тамошняя шахта как раз для такого рода действий и была предназначена изначально.
  Первое, что предложили моряки, было: собрать эскадру, придав ей мощные силы - авианосец и пару линкоров - и под гром оркестра двинуться в теплые моря. Скептики тут же отметили, что англичане наверняка будут в курсе события. Спрятать или хотя бы замаскировать подобную эскадру мгновенно было признано невозможным, а сил на перехват у Королевского флота может оказаться в достаче. Какая там эскадра: даже выход в открытое море одного линкора или авианосца неукоснительно отслеживалось зоркими глазами на службе Королевского флота
  Вторым вариантом явилась подводная лодка. Расчеты показали, что, загрузившись доверху топливом и продовольствием за счет торпед и боеприпаса к палубным орудиям, каковые при этом подлежат демонтажу, можно на самом пределе дойти до атолла. Без малейшего запаса, стоит отметить. Попытка ввести в уравнение судно снабжения подверглась жестокому обсуждению, после чего признана возможной, но лишь при условии, что сам факт бункеровки останется неизвестным противнику. Этот план выглядел выполнимым. Впрочем, любой сотрудник германских спецслужб хорошо знал, кто именно прячется в деталях.
  Третьим, абсолютно безумным вариантом было привлечение СССР. Не в смысле доставки, конечно. Предложение заключалось в прохождении судна с этим грузом деликатного свойства Северным морским путем в Берингово море. Минусы плана виделись до тошноты очевидными. Для начала: никто не мог гарантировать, что господин Сталин даст на это согласие. Но даже при положительном ответе груз было нужно доставить до Мурманска ради присоединения к советскому каравану. И если только англичане заподозрят Германию в попытке перевозки этакой ценности - можно быть уверенным, что, не считаясь ни с какими осложнениями, судно утопят. Сам факт появления такой просьбы означал гигантский риск, что русские догадаются о характере груза. Правда, на это пришло возражение от представителя абвера:
  - Имейте в виду, господа, русские наверняка в курсе наших разработок. А поскольку они намного нас опередили, то не верю, что детали конструкции были так уж им интересны. Разве что в плане: на сколько именно мы отстаем.
  Как это часто бывает в ходе мозгового штурма, кому-то в комнате пришла в голову идея:
  - Господа, а если замаскировать груз под рений?
  - Помилуйте, Зейдель, какой рений? Зачем на этом атолле рений? Скорее наоборот, он там может добываться. Оттуда его надо везти.
  - Тогда на атолл можно доставить некие химикаты для очистки руды или... как там его... обогащения, вот! Чем плоха легенда?
  - А знаете, господа, что-то в этом есть. Вот хорошее название: операция 'Чистый металл'. И запустить дезу, что мы продаем русским металлургическое оборудование и компоненты для очистки.
  - Тогда понятен Мурманск. У Сталина в этом районе много металлургических предприятий...
  - Однако предостерегаю: не стоит ставить банк на одну карту.
  - Почему же на одну? В этом варианте мы можем отправить в Мурманск не одно судно, а, скажем, три.
  - Франц, вы можете назвать срок: когда устройство будет готово к отправке?
  Тот, кого назвали Францем, скроил самую непроницаемую физиономию:
  - У вас в запасе четыре месяца, господа. Это с гарантией. Точнее срок не укажет никто.
  - Все равно раньше мая в Мурманск идти смысла нет. Хочу сказать, раньше мая караван на Владивосток не пойдет. Даже скорее в начале июня.
  - По-любому в Северном море этим судам понадобится охрана.
  - Ну, разумеется, но не слишком большая, чтобы не заподозрили...
  - Господа флотские, вопрос к вам. Как противник отличает одну подводную лодку от другой той же серии?
  Представители Кригсмарине озадаченно переглянулись. Потом один из них, в звании фрегаттен-капитана, принялся перечислять:
  - Во-первых, для этого существует номер на боевой рубке...
  - А по силуэту?
  - Невозможно, - это было произнесено с ударением. - Правда, очень хороший акустик может попробовать уловить мельчайшие различия в шумах винтов.
  - Сомневаюсь. Это прошло бы для разных серий лодок, но не для одной.
  - Хороший радист может отследить радиоопочерк...
  - А в режиме молчания? А если на лодке сменится радист?
  -Тогда этот метод отпадает.
  - Хорошие слухачи у англичан найдутся. Но это я к чему: можно в открытом море нанести на рубку другой номер. Тогда при бункеровке не угадать, которую из лодок пополняют топливом и припасами...
  Сошлись на том, что прорабатываться будут как вариант с подлодкой, так и северный. На всякий случай. Но уж точно для второго сначала нужно получить согласие советских властей, хотя бы предварительное.

  Получив необычное немецкое предложение, Берия (а именно его люди сделали первый доклад) отнюдь не поспешил к Хозяину с новыми сведениями. Вовсе нет!
  Наипервейшим делом советская разведка посчитала выяснение того, что именно стало известным британскому Адмиралтейству насчет этого интересного груза.
  Очень скоро пришел ответ. Адмиралтейство имеет сведения, что в шахте на атолле Моруроа имеется месторождение рения. Но как же так? Если там и вправду добывается этот сверхредкий металл, то его руду вывозят на территорию Германии, но не ввозят обратно на тихоокеанский атолл. Правда, консультант, специалист по редким металлам, уточнил: возможно, вывозят не руду как таковую, а лишь ее концентрат. Но все равно грузопоток должен идти из Тихого океана в германские порты, никак не наоборот.
  И тут пришел очень кстати еще один кусочек информации. На эту германскую базу должен попасть некий реактив, дающий возможность добычи или обогащения руды. А заодно и оборудование - впрочем, не столь уж объемный и тяжелый груз. В сумме немцы запросили содействие в транспортировке пятнадцати тонн груза. Ну и сопровождающих до кучи, а это восемь человек.
  В своей заявке немцы запросили возможность вооружить охрану стрелковым оружием. Вообще-то обычной практикой в подобных операциях является предоставление услуг охраны от транспортной организации.
  Не прошло и трех дней с момента получения материала, как аналитики выдвинули гипотезу: рений тут ни при чем, а перевозке подлежит атомная бомба. И ее собираются испытать на атолле Моруроа, для чего, собственно, и была вырыта шахта.
  Результатом анализа был обширный доклад, подготовленный НКВД. Сталин, по обыкновению, выслушал внимательно, после чего стал спрашивать:
  - Скажи, Лаврентий, тот метод оценки колебаний земной коры от взрывов, который используют немцы - им можно уловить испытание изделия в шахте на Тихом океане?
  Аналитики наркома сделали хорошую работу: они предвидели этот вопрос, поэтому Берия отвечал без всяких колебаний:
  - Да, это возможно. И если немцы будут испытывать изделие, то мы об этом узнаем в считанные часы. Мало того: специалисты по землетрясениям, - Берия нарочно не стал употреблять слово 'сейсмологи' как чрезмерно книжное, - уверили меня, что берутся с точностью до трехсот километров вычислить точку испытания. Это в минимуме, а если задействовать дополнительные приборы, то точность может быть и выше.
  - Почему немцы запрашивают наши услуги? Разве нет других способов доставки?
  - Этот вопрос не ко мне, а к штабу наркомвоеномора. Соответствующий запрос мы сделали. Наиболее вероятно: германский флот посчитал, что риск при этом будет наименьшим. Кузнецов пообещал, что его штабисты предоставят варианты действий немецкого военного флота через три дня.
  - Сейчас Тихий океан - зона военных действий, - эта фраза была произнесена небрежным тоном.
  - На данный момент Германия придерживается строго нейтральной позиции в этом конфликте. Нет никаких признаков, что она собирается ее менять. Кроме того, договор предусматривает четкое разграничение зон ответственности. По прохождении Берингова пролива охрана груза (и судна тоже) возлагается на немецкую сторону. Это они и предложили. Хотя следить, разумеется, будем. Нам не нужно, чтобы немцы двинули к Владивостоку.
  Сталин обозначил улыбку и продолжил:
  - Есть ли возможность подмены груза со стороны Германии с целью направить разведку противника... или, скажем лучше, разведку любой другой державы по ложному следу?
  Надо отдать должное умным головам из НКВД: они предвидели и этот вариант.
  - Да, такая возможность есть. Однако у СССР имеется средство противодействия. Это прибор, умещающийся в небольшом чемоданчике - сорок на тридцать на пятнадцать сантиметров. Схему предложили у Курчатова, а мои люди сделали сам прибор. Он вообще-то ничего не измеряет, а только дает сигнал, что мимо него провозят нечто радиоактивное. Легенда для Курчатова: НКВД принимает меры, чтобы никто не смог незаметно провезти опасный материал в СССР.
  - Очень нужный прибор.

  Увы, так часто бывает в жизни (не берем в рассмотрение обучение на военной кафедре): все правильно рассчитали, все вводные приняли во внимание, но тут бац - и гадюка-жизнь подкидывает совсем новые исходные условия, да с изменением их во времени... Да разве это жизнь?
  У самих немцев крыша и протекла. И пошел ручеек сведений к англичанам. А от них к американцам.
  В результате полковник Донован напросился на прием к президенту Рузвельту.
  - Как понимаю, у вас плохие новости, полковник.
  - К сожалению, сэр. У русских есть атомная бомба.
  - Откуда сведения?
  - От немцев через кузенов. Офицер абвера наблюдал испытание бомбы в Тихом океане. Координаты пока неизвестны.
  - И вы поверили?
  Вопрос был почти риторическим. Президент США очень хорошо знал начальника разведки: тот вряд ли бы осмелился давать недостаточно проверенную информацию.
  - Из другого источника пришли данные, что найдены следы радиоактивности на одежде этого человека. Ничтожные, но их хватило.
  - Мощность взрыва?
  - Имеются лишь приблизительные данные. Эквивалент десяти тысячам тонн тротила, не меньше.
  Франклин Рузвельт умел думать быстро.
  - Не спрашиваю вас, на какой стадии разработки находимся мы, это не ваша область. С Лесли Гровсом я еще поговорю. Но у меня появился другой вопрос: как насчет немецких успехов?
  - Никаких данных об успешных испытаниях англичане не предоставили. У нас тоже сведений нет. Но мои люди не исключают, что та самая база военно-морского флота Германии в Тихом океане - место для будущих взрывов.
  - Основания?
  - Немцы обустраивают там шахту. Ее вполне можно использовать для испытаний атомной бомбы.
  - Почему не на поверхности воды?
  - Возможно, опасаются заражения продуктами взрыва. А им эта база еще понадобится.
  - Другие версии?
  - Англичане полагают, что немцы крайне заинтересовались рением. Предположительно, как раз в этой шахте он добывается.
  - У меня сведения, что этот металл крайне редко встречается.
  При себя Донован отметил сказанное как лишнее доказательство того, что президент США имеет не один источник разведывательной информации.
  - Так точно, сэр, нам известно лишь одно месторождение этого металла, и оно на территории Германии. Но там годовая добыча не составляет и четверти тонны.
  - Я вас понял, полковник Донован. Оставьте доклад, я его изучу. Вы свободны.

  Одновременно с доделкой корабля-вертолетоносца шло обучение вертолетчиков. Именно них, а не вертолетчиц: не очень долгая, но жесткая закулисная борьба Полины Осипенко и командира будущей вертолетной части Василия Павловича Храмченко закончилась победой последнего. Тот, собственно, предлагался на должность командира вертолетной части еще до финской войны. Споры решились аргументом от товарища коринженера. Хотя тот не был ни летчиком, ни штурманом, ни авиаконструктором, но почему-то пользовался громадным авторитетом у авианачальства.
  - Полина Денисовна и ее красавицы, - при этих словах Осипенко скорчила недовольную мину, но вслух ничего не сказала, - имеют громадное достоинство: опыт сухопутных боевых действий.
  На это никто не возразил.
  - Но в части морского опыта они в равном положении с вашим летным составом, Василий Павлович. Обучать с нуля, сами знаете, намного легче и быстрее, чем переучивать.
  Майор Хромченко усиленно закивал. Он-то это знал на личном опыте, поскольку ранее был начальником Черниговского авиаучилища.
   И на этот тезис возражений не нашлось.
  Участники совещания уже расходились, когда Старый как-то незаметно оказался рядом с подполковником Осипенко.
  - Твоим еще предстоит драться над сушей.
  Сказана было на ухо и очень тихо. Но товарищ подполковник отлично знала, что этот человек никогда и ничего не говорит просто так.
  Что до Хромченко, то он хорошо представлял, для какого применения обучают его пилотов и штурманов, а также наземный (или подпалубный?) состав. Но он также понимал, что если затея с вертолетоносцем кончится пшиком, то все равно полеты над морем более чем вероятны. Очень уж неустойчивым виделся мир на Дальнем Востоке. Приморье понадобится защищать от всех и в любых условиях. И, весьма вероятно, от противника на море.

  Премьер-министр Великобритании Клемент Эттли в сравнении со своим предшественником не выглядел гигантом воли. Но и слабаком его могла бы посчитать разве что бульварная пресса.
  На секретном совещании - а присутствовали на нем лишь сам премьер, начальник разведки, командующий Королевскими военно-воздушными силами и Первый лорд Адмиралтейства - первое слово взял председательствующий.
  - Джентльмены, перед нами стоит задача не победить Германию, а сделать так, чтобы она не победила нас. В настоящий момент там ведутся работы по получению оружия огромной разрушительной силы. Наша задача: сорвать эту разработку.
  Основным докладчиком был сэр Стюарт Мензис. Отдать справедливость: подготовился он неплохо.
  - ...можно считать твердо установленным, джентльмены: интересующий нас центр находится вот здесь, - на карте появился красный кружок. - Разумеется, это не здание, а комплекс. Кстати, меры безопасности поистине драконовские, и это само по себе указывает на точность агентурных сведений. Наземная операция исключается. Остается сосредоточенная и массированная бомбардировка. Вот сведения о ПВО этого района. Между прочим, соответствующие подразделения зенитной артиллерии переведены от бывшей резиденции Гитлера, но их нынешнее расположение установить не удалось.
  - Истребительное противодействие?
  - Совсем рядом аэродромы с бетонным покрытием. Здесь и здесь. На них базируются истребители, в сумме от сотни до ста двадцати. Но также могут подключиться истребители, базы которых находятся ближе к побережью.
  Командующий бомбардировочными силами Британии Харрис Трэверс, он же Бомбер Трэверс, высказался со всей определенностью:
  - Бомбардировщикам понадобится истребительное прикрытие. Двести единиц, никак не меньше, лучше - триста. Не возражаю, если это будут птички с авианосцев.
  Про себя главбомбер подумал, что те истребители, которые базируются на Островах, смогут оперировать над целью, лишь имея подвесные баки. Да и то шансов на возвращение будет крайне мало. А еще Трэверс сделал пометку в блокноте для своих штабистов: прикинуть потребность как в самих бомбардировщиках (своих и купленных в США), так и в особых сверхмощных бомбах, изначально рассчитанных на поражение хорошо заглубленных целей. Предположить, что немцы не закопаются как следует... Никто из присутствующих не был склонен к недооценке противника, а уж командующий бомбардировочной авиацией - в наименьшей степени.
  Идея об оружии, специально предназначенном для поражения подземных, хорошо заглубленных целей была высказана конструктором Бэрнсом Уоллесом еще в сорок первом. Тогда армейцы ее отвергли. Но времена меняются, и потребности вместе с ними. Осталось воплотить мысль конструктора в металле и взрывчатке. И понадобится таких бомб много, уж точно не менее одной на каждый бомбардировщик.
  Но виделись и светлые стороны. Главной из них были сами бомбардировщики. 'Ланкастер' оказался именно теHjlbjyм, что надо. Настоящий стратегический бомбардировщик, и притом в большом количестве. Поставленные из США Б-17, хвастливо именуемые 'Летающая крепость', тоже выглядели совсем недурно, если учесть их огневую мощь в оборонительном строю. Кстати, вооружены были только крупнокалиберными пулеметами, в отличие от британцев, имевших для самозащиты лишь винтовочный калибр. Да, с бомбардировщиками проблем быть не должно.
  Первый морской лорд думал совсем о другом. Для подобного удара нужны были не просто авианосцы - они у Британии имелись. В этой операции вся палубная авиация должна состоять из истребителей и только из них, поскольку морские бомбардировщики для решения поставленной задачи не подходили от слова 'совсем'. Триста истребителей можно было набрать, хотя и с трудом. Правда, у летчиков опыт с новейшим 'Супермарин сифайр' был маловат: все же эти прекрасные самолеты проступили на вооружение совсем недавно. И, что хуже, у летного состава не было никакой практики борьбы с 'мессершмиттами'. Что делать: не набрали эти пилоты кровавый опыт в 'Битве за Британию'.
   Совсем иные мысли бродили в умной голове премьер-министра. В отличие от соратников он обязан был думать и о политической стороне дела. Впрочем...
  - Правильно ли я понимаю, маршал Трэверс, что мы уже в состоянии сформировать армаду для уничтожения этой цели?
  Такое обращение было своего рода комплиментом. Главнокомандующий бомбардировочными силами Великобритании на тот момент являлся всего лишь 'временно исполняющим обязанности маршала'.
  - Нет, сэр. У нас имеется достаточно бомбардировщиков и экипажей для них. Но нам понадобятся специальные бомбы для поражения объектов на большой глубине. Разработка их начата.
  - В таком случае назовите потребность во времени для завершения конструкторских работ и изготовления нужного количества этих боеприпасов.
  - Эту цифру я могу выдать через неделю, сэр. Но просьба учесть, что нам понадобится время на испытания бомб.
  - У вас есть шесть месяцев, маршал Трэверс. Но не на планирование, а на выполнение работы.
  Сказано было холодно и жестко. Комплименты тут и рядом не проходили.
  - Слушаюсь, сэр.
  А что еще можно было ответить?
  Премьер повернул взгляд к Первому лорду.
  - На Адмиралтейство возлагаются две задачи. Первая и основная: организация перехвата транспорта с грузом по пути к атоллу Моруроа. О действиях в районе Панамского канала можете не беспокоиться: переговоры с кузенами беру на себя. В любых других районах Мирового океана действовать без колебаний... и не считаясь с возможными потерями. Срок на планирование: месяц и ни минутой больше.
  Сказано было сильно. Лорд Альберт Александер сощурил и без того узкие глазки.
  - Второй задачей вижу проработку операции уничтожения того опасного производства, о котором уже шла речь. Вам, джентльмены, - тут премьер-министр бросил взгляды на главного авиатора и главного моряка - придется наладить взаимодействие. Здесь сроки более растянутые, но только потому, что пока что нет ни характеристик боеприпасов для бомбардировщиков, ни даже самих боеприпасов. Но не более полугода!
  Оба деятеля дружно кивнули.
  - Ваша задача, Стюарт: держать в руках все потоки информации... и своевременно извещать меня.
  Сказано было так, как будто эта задача была самой легкой. Но никто из присутствующих не обманулся фальшивой небрежностью тона премьера.
  - Джентльмены, я вас не задерживаю.
  Самому Клементу Эттли предстояли непростые переговоры с представителями США. Вполне возможно, состоянию перемирия с Германией (а ведь мирного договора все еще не было!) предстояло рухнуть. И такое развитие событий могло сильно повлиять на интересы Америки - как в положительном, так и отрицательном смысле.

  Глава 27

  То подозреньице, которое имелось у инженер-капитана Перцовского, выросло в размерах и обернулось вполне увесистой догадкой. Правда, для этого понадобилась половина дня беготни по горным склонам и еще один полный рабочий день наедине с калькулятором.
  А вечером до майора Борисова дошел радиовызов. Видимо, у этого командира десантного подразделения случился приступ необыкновенной проницательности. Во всяком случае, он не только угадал личность того, кто пытался с ним связаться, но и заподозрил собеседника в намерении испортить настроение. И майор оказался прав, ибо догадливость - то свойство, которое генерал-майор Маргелов ценил в подчиненных. Сверх того, быстрота ума иным разом позволяет добавить возможностей выжить.
  Поскольку передача шла открытым текстом, то диалог был построен с вывертами:
  - Первый на связи.
  - Здесь Кролик. Есть сведения для передачи лично. Лучше утром.
  Борисов мгновенно сообразил: не сейчас, то есть время суток требуется светлое.
  - Вышлю машину и сопровождение. Будут в восемь.
  Под машиной майор подразумевал горьковский вездеход в десантной конфигурации, то есть более компактный, чем обычный армейский. Эта машина и подъехала в точно назначенное время.
  Через два часа состоялся... нет, не доклад подчиненного командиру, а скорее обсуждение.
  - Плохие новости, Марк Моисеич?
  - Скорее плохое предположение, Игорь Иваныч. Глянь на карту...
  - Тот самый тоннель, о котором ты говорил.
  - Тот, да не этот. Смотри: тут свежепостроенная грунтовка проходит прямо под полотном. Так вот, если вызвать оползень по этой черте, то обрушится и кусок тоннеля, и та самая грунтовка. Двадцать метров дороги слизнет. Это если нам повезет.
  Борисов прищурился, кивнул и заметил как бы вскользь:
  - Сколько надо взрывчатки на этакое?
  Вопрос повис в воздухе. Вместо ответа специалист по фундаментам и основаниям пустился в нудные объяснения. Оговоримся: нудными они были только для незаинтересованных лиц, а таковых в комнате не имелось.
  - Тут дело в этом слое, подпочвенном. Сам по себе он держит, но если размокнет от сильного ливня, то заработает, как тавот. Вот от сих до сих сползет в долину. Но только сам по себе не сдвинется, подтолкнуть надо взрывом.
  - Ага.
  Перцовский не смутился подобной лаконичностью и продолжил:
  - До сих пор ничего такого не было. Но если диверсанты подсобят, то может быть. Я рассуждаю, как войсковой командир: если обе дороги прервутся, то снабжение встанет намертво. Месяц, как с куста. Как бы не все два.
  - Угу.
  - Тут, Игорь, понимаешь ли, это я со своей ветки чирикаю. Но если японцы имеют ту же информацию, что и я, то так и сделают. И заметь: те самые два месяца - потери чисто на Большом Казачинском тоннеле. Если же учесть, что остановится восстановление Малого Казачинского, то клади задержку с полным открытием Трансссиба на... на... четыре месяца, примерно. Ну, три, но не меньше. Это я сужу по темпам восстановления тех тоннелей.
  - Так.
  - И если только японцам подфартит с мокрой погодой, то взрывчатки потребуется не запредельно. Пять тонн. А это значит, что две роты ее запросто перенесут. Если организуют подавление огнем. Они ведь не рассчитывают на удержание позиции, верно?
  В этот момент майор Борисов вдруг сделался многоречивым:
  - Ты же заканчивал военно-инженерное училище. Тактику тебе читали, верно?
  - Третий на курсе.
  - А теперь прикинь: какие средства усиления японцы смогут протащить?
  - Артиллерия отпадает. Ну разве что горные вьючные пушки, вроде как в русско-японскую войну их пользовали. Минометы - это да. Авиация маловероятна, японцы должны знать, что у нас сильная ПВО. Да воздушная поддержка японцам без толку в хороший туман. Бронетехника, полагаю, тоже не пройдет.
  - Почему так?
  - Если верить карте, то местность и так почти непроходима для танков. А тут еще обстоятельство. На их месте я бы вышел на дело в самую мерзкую погоду. Между прочим, вертолеты в этих условиях почти бесполезны. Так вот, от хорошего дождя грунт насквозь мокрый. Тогда горные дороги станут еще опаснее, чем есть. Это я их дорогами зову, а спроси у погранцов, так они тебе дадут описание... Кстати, японские самолеты и не взлетят с раскисших аэродромов. Короче, об авиации и бронетехнике я бы не беспокоился. Но вот атака пехотой, да еще лошади для доставки грузов чтоб; туда ж видимость, как сегодня...
  - Уж ты накаркаешь, Марк.
  Сказано было легким тоном, но майор Борисов был не из тех, кто пренебрегает тонким тактическим расчетом и, главное, тем, что он называл 'предупреждение с заднего торца'. Именно там началось тянущее и беспокоящее чувство. Неприятные новости были на подходе.
  - Связь с комротами!!
  Передача распоряжений заняла довольно большое время (для десантных войск, понятно). Ротные не имели связь с каждым комвзвода, но посыльные существовали.
  И почему-то ни инженер-капитан, ни майор не удивились истошному воплю радиста:
  - В ружье!!!
  И уже негромко связист заладил перечисление этих самых неприятностей:
  - До батальона пехоты с полной выкладкой... батарея минометов во вьюках, не менее шести штук... снайпер с винтовкой посередине колонны, наверняка не один... ручные пулеметы несут, по три на взвод... кони вьюки тяжелые тащат, точный вес неизвестен... дистанция - три с половиной километра...
  Майору уже было все ясно. Позицию придется отстаивать не меньше, чем сорок минут, силами первого взвода и заставы. Подмога от второго взвода должна идти с боевым охранением, поскольку в этакую погодку беспилотники (а они имелись) почти что без толку, а засаду на пути подхода подкреплений он, Борисов, обязательно бы устроил. Значит, и японцы могут подумать так же. А времени подготовить оборонительную позицию не то, чтоб совсем нет - но уж точно мало.
  - Игорь, ставь пулемет на ту высотку! Он прижмет их к земле. Потянем время, нам того и надо.
  - Минометами накроют... Козельский, живо рыть стрелковые ячейки по склону от сосны-двойчатки до полосатой скалы. Поставь снайперскую пару перекрыть дорогу у поворота на север. И еще...
  Последовал целый ряд очень ценных тактических указаний.
  - Минометами высотку не обработать, Игорь Иваныч. Больно местность открытая, мы расчеты из крупнокалиберного накроем, а ежели из леска, так своих минами посечет.
  - Добро, с этой позиции будешь руководить огнем...
  Ни Борисов, ни Перцовский не знали, что японцами руководят соображения внешней стратегической ситуации. Они только-только заняли Гуадалканал, и получили сведения, что американцы намерены отбить этот стратегический остров. И удар с тыла со стороны Советского Союза им был ну никак не нужен.

  Нельзя сказать, что у Лесли Гровса был полный иммунитет к головной боли. Подобная напасть с ним раньше случалась. А сейчас имелся пребольшой набор причин для таковой.
  К тому моменту, когда президент США очень всерьез заинтересовался атомным проектом, то есть вызвал на ковер тогда еще полковника Гровса, описал в подробностях успехи потенциальных противников (в таковых числились СССР, Германия и Великобритания), разъобъяснил (не в первый раз) настоятельнейшую необходимость обладания этим мощным оружием, добавил к поощрительным словам более, чем щедрое финансирование... одним словом, в тот момент кое-какое продвижение у американских разработчиков имелось. Впрочем, оно было намного меньше, чем в другом мире. Графитовый реактор только-только начал создаваться, и тормозил дело, как ни странно, недостаток урановой руды. На то были причины. Шахты в Конго усилиями диких племенных сепаратистов прекратили работу. В Канаде, правда, добывали урановую смолку, но в совершенно мизерных количествах, поскольку природный уран, по правде говоря, почти никто и не покупал. Правда, из урановой руды тогда добывали радий, который, собственно, полагался главным и самым ценным ее компонентом. Но до урановых сердечников в бронебойных боеприпасах инженерная мысль тогда еще не дошла.
  Но теперь мощный поток долларов придал живительные силы добывающей промышленности. Но не только ее ограниченные возможности тормозили проект.
  Вторым по счету (и, возможно, по важности) был кадровый вопрос. В другом мире Манхэттенский проект (который, между прочим, еще и не обрел это название) продвигали европейские ученые, эмигрировавшие в Америку в поисках спасения от нацистов. Но теперь...
  Со смертью фюрера расовые принципы в немецкой науке и технике стали без особого шума, но неуклонно отодвигаться на задний план. И не последнюю скрипку в решении многих ученых отказаться от переезда в Штаты (или даже вернуться в Германию) сыграла именно кадровая политика в науке США.
  Еще в тридцатые годы ведущей силой в научных и технических разработках стали частные корпорации. Они, спору нет, щедро оплачивали то, что могло принести хорошую прибыль, пусть даже не мгновенно. Но ядерная физика? Ну нет, эта отрасль была отдана на откуп университетам, а не, к примеру, 'Дженерал электрик'. А учебные заведения США имели казну отнюдь не бездонную, скорее даже наоборот.
  А Третий Рейх предлагал превосходные возможности и внушительные оклады. В письмах же те из ученых, кто работал на Германию, особо подчеркивали: никаких расовых притеснений в фатерлянде не осталось. Сам Альберт Эйнштейн, который в другом мире внес весьма невеликий вклад в создание бомбы, если не считать воздействия авторитетом, был извещен специальным письмом за подписью самого рейхсканцлера, что звание академика Прусской академии наук ему восстановили и что Германия, дескать, будет счастлива, если крупнейший физик современности... ну и все прочее.
  Еще одной причиной для дурного самочувствия Гровса было то давление, которое на него оказывалось. Глава американской разведки Донован не зрял ел свой хлеб. С его слов президент Рузвельт получил весьма отчетливое представление о том, какой страшной силой может стать атомная бомба. А так как война с Японией шла... скажем вежливо, без таких успехов, которые бросались бы в глаза, то и президент, и руководители американских армии и флота весьма нуждались в атомной дубинке. Тем более, главный геополитический противник США таковую уже раздобыл. Стоит здесь оговориться: при всех своих возможностях Билл Донован не располагал сведениями, сколько именно атомных зарядов имеется в русских арсеналах. И даже его связи с английскими спецслужбами тут не помогли. Ответы на соответствующие запросы были чуть ли не стереотипными: 'У нас есть надежные сведения лишь по одному ядерному испытанию.' Воистину, нет в мире совершенства. К этому моменту 'Маленький принц' еще не был опубликован а³² , но вышецитированную максиму начальник американской разведки, разумеется, знал.


  Товарищ Сталин никогда не ленился выслушать логические построения и умозаключения подчиненных. Другое дело, что до его слуха допускались отнюдь не все.
  Первым обсуждениме, причем в самом узком кругу (в кабинете было четверо), анализ лишь предварялся. Сталин прекрасно понимал, что поднятый вопрос затрагивает интересы и военных, и (в особенности) моряков, но в самой большой степени - политиков.
  - Итак, Лаврентий, вопрос не в том, как должны реагировать наши пограничники и приданные им десантники, которые так удачно там оказались. Вторгшееся подразделение японской армии разгромлено. Спрашиваю: как мы должны реагировать. Должно ли это происшествие стать поводом к войне?
  Ответ наркома был твердым. Видимо, он его хорошо продумал.
  - Нет. Мои аналитики вкупе с военными твердят одно и то же: целью данного выступления было лишь задержать ремонт Транссибирской магистрали и не более того.
  - Товарищ Ворошилов?
  Нарком обороны был столь же тверд:
  - К сухопутной войне мы недостаточно готовы. У нас имеются штабные планы. Но количество обученных частей, - Ворошилов чуть-чуть подчеркнул голосом то значение, которое он придавал степени обучения, - у нас совершенно недостаточно, если сравнить его с подготовленностью обороны японцев на рассматриваемом участке границы.
  Последовала демонстрация поднятых карт<-а³³ .
  - Требуется переброска корпуса генерала Черняховского на вот этот участок, включая все средства поддержки. Поддержать наступление на флангах могут корпуса Рокоссовского и Конева. И разумеется, предусмотреть переброску войск на северный Сахалин, не меньше пяти дивизий. Что видится вполне возможным: воздушное снабжение Сахалинского фронта даже во время военных действий осуществима. Транспортная авиация готова к переброске личного состава, грузов и средств усиления. Но подчеркиваю: воздушное. По имеющимся у меня данным, Тихоокеанский флот может с этой задачей не справиться.
  Это было втягиванием в обсуждение адмирала Кузнецова. Но и тот оказался готовым.
  - На сегодняшний день РККФ не полностью готов к полномасштабной войне с Японией. Пока что наши возможности нельзя сравнивать с японскими.
  При этом нарком военно-морского флота не упомянул, что даже в самых ужасающих кошмарах нельзя было подумать об участии всего японского флота в войне с советским. Господин Ямамото имел великое множество причин не подключать все имеющиеся у него силы к войне против тихоокеанского флота Советов. Были и другие противники, куда сильнее.
  - Чего же, по вашему мнению, не хватает нашим морякам?
  Вопрос прозвучал как-то слишком уж обыденно. Обычно Сталин реагировал на ситуацию 'мы не готовы' намного более жестко.
  - Нам нужно ввести в действие вертолетоносец. В этом случае мы сможем оказать действенную поддержку Сахалину. Также понадобится ракетное противокорабельное вооружение, которое на данный момент разрабатывается. Кроме того...
  Все приведенные соображение были логичными. Но в них не хватало фактора ядерного оружия. Оно у СССР имелось, существовали и средства доставки, но Сталин полагал его применение на начальном этапе войны преждевременным. Мало того: по политическим соображением вступление в войну на стороне Америки выглядело пока что необоснованным.
  Вот почему в печати и по радио освещение очередного конфликта было скромным. Ну, полезли утерявшие связь с реальностью японские миллитаристы к Трассибирской магистрали. Ну, получили в рыло. Всего-то пересек границу батальон. На Халхин-голе и Хасане куда поболее было. Танки в этом нападении не участвовали. Авиация действия противника не поддерживала. Уж точно: бой местного значения. Правда, с собою нападающая сторона притащила громадное количество взрывчатки: по неполным данным, до шести тонн. Ясное дело, большую диверсию задумали. Конечно, молодцы пограничники и приданные им десантники, они свои награды получили не за так. И взрыв на Трассибирской предотвратили, и врагов (тех, что выжили) прогнали. Наши части государственную границу, разумеется, не перешли.
  В числе тех, кто был награжден по результатам боестолкновения, оказался инженер-капитан Перцовский. Медаль 'За боевые заслуги' осталась ему в полном соответствии со статусом: за умелую поддержку действий своих товарищей огнем сначала пулемета, а потом автоматического гранатомета (того стрелка, который ухитрился повредить пулемет Калашникова, как раз очередь гранат и успокоила). Ну, туда же быстрые смены огневой позиции, благодаря чему подавить пулемет удалось японцам очень не сразу, а изделие инженера Таубина замолчало лишь по исчерпании боезапаса..
  Не обошли наградами и других участников, а майор Борисов удостоился ордена Красной Знамени (вполне по заслугам).
  Но был и другой вопрос важнейшего значения. Поднял его Лаврентий Павлович, хотя информация пришла по линии военной разведки. Немцы попросили провести судно с грузом Северным морским путем. Разумеется, до наркома военного флота эту информацию тут же довели: понятное дело, мнение Кузнецова не могло не учитываться. Берия неожиданно сообщил адмиралу, что товарищ Александров также будет поставлен в известность.
   Николай Герасимович подобные намеки понимал с полоборота. И напросился на прием к товарищу коринженеру.
  Тот терпеливо выслушал. Потом начались аналитические выкладки:
  - Николай Герасимович, не мое дело давать советы высшему руководству страны. Точно так же не сую нос в морские дела. Но мнение выскажу. По моим каналам ничего подобного не проходило. Однако полагаю, что этакий груз, за который немцы так трясутся, что даже пошли на тесное сотрудничество с нами, может быть атомной бомбой. Ты знаешь, как она работает, верно? Так вот: это устройство вообще делается медленно, так что не думаю, что их у немцев имеется полный трюм. Скорее всего, одна штука, и испытывать ее будут на атолле Моруроа. Тихий океан, острова Туамоту. Ну, твои штурмана сами найдут. Расчет какой: в Атлантике судно с бомбой запросто может нарваться на англичан. Те без раздумий утопят его при малейшем подозрении, даже будь оно в составе эскадры, а на международные осложнения им с высокой башни... наплевать. Может быть, и существуют какие возможности прорваться из Атлантики в Тихий, тут тебе виднее. А вот в обход Норвегии в Мурманск... дело другое, в Баренцевом море у тебя, помнится, возможности поболее. Ну, а в Арктике британцам вообще ловить нечего, как понимаю. Кстати, ледоколов у них нет, а у СССР есть. Все это можно провести до Берингова моря. В Тихом океане англичане будут вести себя скромнее. Все же район боевых действий. Да и нет пока что у них там ничего серьезного, чему немцы не могли бы противопоставить свою силу. Так что из Берингова моря дойдут до Моруроа только так. И учти вот еще что. Немцы знают, что у нас бомба уже есть, и она достоверно работает. То есть мы их крепко опередили. Отсюда следует: они не больно-то боятся, что мы сунем нос в их атомные секреты.
  - Ты кой-чего не знаешь, Сергей Василич. Дло меня дошли данные, что груз может быть связан с добычей рения. Ну, такой очень редкий металл есть. На Моруроа его вроде как добывают, им там нужны то ли материалы, то ли оборудование...
  - Рений??? ...твою маменьку! Ладно. Загибай пальцы, Николай Герасимович. Рения на Моруроа нет, не было и не будет. Заметь, данные не от немцев - у меня независимые источники. Так что эти сведения - голимое вранье. И вторым пальцем посчитай: насчет этого металла я же им подсказку и дал. Еще довесочек на третий пальчик: только Германия добывает рений в сколько-нибудь заметных количествах. Ну и Советский Союз. Правда, они об этом не знают... Нет, но каковы наглецы!
  - Да ты не волнуйся так, Сергей Васильич, эвона как раскраснелся. Прими-ка стопочку коньяку ради успокоения.
  Назвать то, что появилось из буфета, стопочкой было бы серьезным преувеличением. Но коньяк, по всей видимости, помог.
  - Да ведь с моей подачи они рением заинтересовались. Я начал, я! Ну ладно. Вкратце: все слова насчет этого и вправду редчайшего металла - пропускай мимо ушей. Бомбу они собираются везти, вот те крест.
  На последние слова Кузнецов предпочел не обратить внимания, а то и вовсе их не расслышать.
  - Тут другая ловушка, понимаешь ли. Доказать не могу. Но пятками чувствую: существуют еще какие-то морские хитрозавернутые способы протащить груз. На линкор там погрузить. Либо на подводную лодку. Тебе виднее. Ну, твой штаб уж точно немецкие возможности знает.
  - Последний вопрос, Сергей Василич. Сколько эта штуковина может весить и какие у нее габариты?
  - Уж ты спросишь. Тут надо знать и материал, и схему... - тут голос старого инженера понизился до почти нечленораздельного бормотания. - ....имплозивная? Додуматься могли, сделать вряд ли. Пушечная? Эта уж точно попроще... Плутоний? Никакой гарантии...
  Кузнецов даже не особенно вслушивался, предполагая, что рассуждения точно останутся непонятным, а выводы Алексндров изложит громко и доступно.
  - Значит, так. Самый что ни на есть минимальный вес: сотня килограммов, но сам я в такое не верю. Не могли они успеть создать такое устройство. Гораздо вернее будет оценка тонн семь. Уж не больше десяти, точно. Размерчик... минимальный уместится в линкорный снаряд главного калибра, но опять же: не верю. Даже у наших это пока что перспективная разработка. Куда вернее будет... цилиндр длиной метров шесть, диаметром до двух метров. Все приблизительно. Кстати, прими и ты коньячок. Из Грузии пришел, хвалили мне его.
  Кузнецов вежливо одобрил напиток, но мысли были заняты тем заданием, которое должен был получить штаб. Сроки? Вчера, как водится.
  - Ну и еще вот какое соображение. Я говорил, у немцев есть варианты по доставке. Вот что мне пришло в голову...

  Через два дня (для Главного морского штаба это было скорее двое суток) адмирал Кузнецов был готов: имелся доклад для выступления на самом высоком уровне. Может быть, не самом что ни на есть высоком: все же в кабинете у Сталина присутствовал товарищ Александров, звание и должность которого были намного ниже, чем у всех прочих участников. Впрочем, все участники знали, что Предсовнаркома прислушивается к мнению этого товарища.
  - ...таким образом, при доставке груза Северным морским путем РККФ может защитить немецкий сухогруз или сухогрузы от атак любого враждебного корабля, начиная с траверса острова Медвежий и восточнее вплоть до Мурманска. Сил береговой авиации на это хватит. Рассматривался также другой вариант. У Германии есть возможность доставить груз на атолл Моруроа на подводной лодке класса 'девятка', даже если она не пойдет через Панамский канал. Лодка при этом должна быть подготовлена для сверхдальнего автономного плавания. Риск состоит в том, что по пути возможен перехват корабля вместе с грузом силами британского флота в Атлантическом океане. В Тихом океане не исключен риск перехвата американцами или японцами. Первые могут действовать по наводке англичан. Вторые - сами по себе, не имея никакого понятия о характере груза.
  Последняя фраза означала, что с японских моряков станется топить заведомо чужую подлодку, не особо затрудняя себя опознаванием ее принадлежности. Эта мысль была подкинута Кузнецову товарищем Александровым, который хорошо помнил историю гибели советского подводного минзага Л-16.
  А наркомвоенфлота продолжал:
  - Можно сделать вывод, товарищи, что наше согласие на помощь Германии в проведении груза Северным морским путем не имеет жизненно важного значения. Что касается политического смысла в такой помощи, то эта оценка вне моей компетенции.
  Завязалась дискуссия. Первым попросили высказаться товарища коринженера как самого младшего в звании. Тот был краток:
  - Немцы знают, что это оружие у нас есть. Знают они и о наших возможностях в части доставки. То есть Германия не станет нашим противником. Но она может послужить противовесом Великобритании и Соединенным Штатам. Если я правильно понял товарища Кузнецова, немцы могут иметь запасной способ доставки. Это еще один довод в пользу нашего содействия в доставке немецкого груза.
  С противоположным мнением выступил Ворошилов. Основной его довод можно было изложить хотя и не идеально точно, зато вполне кратко: 'На кой хрен нам такой союзник?'
  Точку поставил, как водится, председательствующий:
  - Есть мнение, товарищи, что такую помощь мы можем оказать. При этом мы не должны ввязаться в противостояние с Великобританией. Разумеется. наши и германские планы должны быть согласованы. Так что предстоят переговоры, которые должны быть завершены в течение зимы.


  Глава 28

  Адмирал Ямамото был не просто неприятно удивлен. К этому чувству примешивалось другое, то, которому истинный самурай не должен был поддаваться или, во всяком случае, показывать явно. Имя ему было раздражение.
  Удивление обязано было появиться. На это была простая причина: американцы проводили в жизнь стратегию, которая шла вразрез с тактикой. Да, такое бывает.
  Законы тактики предписывали нанесение удара до того, как противник успеет как следует закрепиться на рубеже обороны. В любых военных училищах любой страны это вдалбливали в головы курсантам: нельзя давать противнику времени на создание прочной обороны. Но американцы именно это делали, и смысла тут не проглядывалось. Точнее сказать, командующий Императорским флотом не видел смысла в подобной линии. Вот что было источником раздражения прославленного адмирала.
  Но для американского флота имелись резоны для использования именно этой стратегии. А если японские визави этого не понимали - что ж, тем хуже для них.
  Да, Гуадалканал был стратегически важной точкой. Но еще важнее для адмирала Нимица был темп накопления сил. И соотношение скоростей наращивания флотской мощи было отнюдь не в пользу Японии.
  Следует оговориться: отсутствие крупных эскадренных сражений совершенно не означало, что военно-морская активность США снизилась до нуля. Во-первых, крейсерские подводные лодки США методично действовали на коммуникациях - именно они были самым слабым местом Японии. Что толку в накопленных запасах топлива, сырья и материалов. С самого начала войны горючего было на год активных боевых действий. Его запасы пополнялись, но любой грамотный штабист знает, сколько его пожирают огромные корабли линии. Сверх того, имелась потребность в высокооктановом бензине для авиации, а с ним дела обстояли еще хуже, чем с соляркой. К тому же бешеный расход цветных металлов. Да, алюминиевые сплавы разработки фирмы 'Сумитомо' превосходили американские аналоги по характеристикам, но их надо было выплавлять из чего-то, а товарный поток бокситов неуклонно, хотя и небыстро снижался. То же относилось и к смазочным маслам, и к каучуку.
  Подводный флот США не только не предавался безделью - он рос численно. Верфи Западного побережья не могли печь линкоры, как горячие пончики, зато они непрерывно наращивали темпы спуска на воду подводных лодок. Те атаковали не боевые корабли - нет, приоритетными целями оказались торговые суда. По всей видимости, это и было американской стратегией. Уроки Великобритании не пошли впрок: японцы так и не научились эффективно бороться с возрастающими потерями торгового тоннажа. Адмиралу этого не доложили, но запасы сырья и полуфабрикатов, предназначенных для самолетостроения, уходили с быстротой, которая встревожила бы любого стратега.
  Но были другие, еще более грозные факторы. Мощь американской промышленности никак нельзя было сравнивать с японской: та была на уровне Бельгии. США неукоснительно наращивали тоннаж грузового флота, и он не простаивал. От этого возрастали торговые прибыли. Что гораздо хуже, строили и ремонтировали боевые корабли самых разных классов.
  В то время по темпам производства работ в судоремонте американцы были 'впереди планеты всей'. Уж на что были велики повреждения 'Энтерпрайза', но из руин в доке неуклонно возрождался этот бывший когда-то грозным корабль - как бы не лучше прежнего. А ведь этот авианосец был не единственным.
  Американские судостроители мало чем уступали по темпам работы ремонтникам, а то и превосходили. Правда, основные верфи располагались на Атлантическом побережье, ну так Панамский канал работал добросовестно и круглосуточно. И охранялся он огромными силами. Военно-морской штаб Японии разрабатывал не один и даже не пять вариантов атаки Панамского канала с целью вывести его из строя хотя бы временно. И каждый очередной выверт флотской мысли отвергался с вердиктом: 'Недостаточно сил для успеха.' Основным препятствием было то, что США отнюдь не пренебрегали авиацией берегового базирования. Скорее наоборот: ее силы и возможности непрерывно росли. Лучший авиационный командующий флота Японии Гэнда Минору пришел к убеждению, что при организации обороны как побережья, так и Панамского канала американцы пользовались услугами и рекомендациями германских офицеров, хотя прямых доказательств не было. Возможно, эта помощь не была сведена к нулю со временем. Прикидка возможностей показала, что взять эту оборону можно лишь явным численным превосходством, поскольку слабые места в ней отсутствовали. Иначе говоря, проломить ее можно, найти щель в броне - нет. Именно это он доложил адмиралу Ямамото.
  Донесения разведки были пессимистическими. Не все данные впрямую относились к флоту, но... адмирал имел штаб, а при нем были группы аналитиков. И стекавшиеся к ним сведения говорили одно и то же: американская администрация нипочем не желает идти даже на мирные переговоры, тем паче на уступки. На то имелась куча причин (политических прежде всего), но дисциплинированный ум Ямамото не пожелал в них вдаваться, а принял как данность.
  Результатом было наращивание суммарной мощи американского тихоокеанского флота, причем из трех независимых источников поступили данные: все это нацелено на Гуадалканал. И то, что подводный флот противника пока что охотился исключительно за 'купцами', не создавало иллюзий у опытного адмирала: подводники набираются опыта и в нужный момент запросто могут переключиться на более зубастые цели. Что до удачно разгромленной базы в бухте Пёрл-Харбор, то тут заблуждаться не стоило: янки не просто усилили оборону количественно, они еще произвели качественные изменения в организационном плане.

  Эта торговая операция никак не могла попасть под особо пристальное внимание. Ну, конечно, любая германо-советская сделка, начиная с известного уровня, отслеживалась заинтересованными господами, не имевшими на то полномочий от германского или советского правительства. Но тут случай был вроде как заурядный. Почти.
  Любому специалисту в черной металлургии известно-переизвестно, что в этой отрасли уровень СССР уступает немецкому. Советские учебники и монографии по соответствующим специальностям являли собой дурную кальку с немецких, а иным разом даже откровенно указывалось, что книга такая-то есть перевод с немецкого. Практический опыт немецких инженеров и техников также никто не подверг бы сомнению.
  Поэтому не стоило удивляться, что концерны 'Крупп' и 'Тиссен' продали СССР оборудование и технологию для производства ферросплавов. Точно так же не виделся подозрительным выбор места доставки: порт Мурманск. Все понимающие граждане, а также господа отлично знали, что на Кольском полуострове и вокруг него имеются богатые месторождения разных металлов, в том числе никеля. Право же, есть прямой смысл расширять уже существующие там мощности по добыче и обогащению руда, а также по выплавке ферросплавов - тем более, что железные месторождения существовали неподалеку.
  Но сия торговая сделка состояла из двух частей, формально никак друг с другом не связанных. И состав немецких переговорных групп по этим двум коммерческим (разумеется!) операциям был также кардинально различным. Если точнее, не было совпадений ни по одному лицу.
   На это существовали причины. Их обосновал никто иной, как начальник абвера. Это случилось на совещании, где помимо руководителей разведки и контрразведки присутствовали также адмиралы Редер и Дёниц. Хотя в комнате находились лишь самые доверенные и проверенные чины, генерал-майор Пикенброк пожелал говорить только обиняками:
  - Мы знаем о существовании русской секретной программы точно так же, как они знают о нашей. В части испытаний их опыт куда больше нашего. У меня нет оснований считать их аналитиков недалекими: русские должны превосходно понимать, для чего нам нужен одинокий атолл в забытом всеми уголке Тихого океана. И просьба о содействии в доставке некоего груза Северным путем их не обманет, равно как и запрос о бункеровке нашей подводной лодки.
  Моряки были лицами заинтересованными, но в различной степени. Задачей Редера была организация конвоя: три 'купца' должны были получить сопровождение. Глава Кригсмарине мысленно уже предположил охрану конвоя в составе легкого крейсера и двух эсминцев. Строго говоря, торговые суда должны были дойти до Мурманска, разгрузиться, принять груз обратно до Бремерсхафена. Ну и выполнить еще несколько малозначительных действий. При этом совершенно исключался заход в какие-либо иностранные порты (Мурманск в счет не шел) и даже более того: категорически запрещалось просто наведываться в норвежские фиорды, даже без постановки на якорь.. Германская контрразведка обоснованно полагала, что этот визит очень быстро станет известен англичанам. Вообще-то сам факт формирования конвоя предполагалось держать в секрете, а что до конкретных кораблей - так боевую задачу их командирам предполагалось поставить в самый последний момент.
  У адмирала Дёница трудности были иного плана. Ему предстояло подобрать командира 'девятки'. Задачу предстояло поставить для лодки, радиус действия которой больше, чем у любой другой модели. Но при этом категорически запрещались какие-либо зримые на расстоянии переделки в конструкции. Причину запрета объяснил начальник военно-морской разведки Эрих Менцель:
  - Господа, нам совершенно не нужно, чтобы разведки других стран заметили нечто странное в переоборудовании рядовой подводной лодки. От Бремерсхафена до Моруроа примерно восемь тысяч триста миль, 'девятка' рассчитана на двенадцать тысяч. Мы также можем запросить дополнительную бункеровку. Следовательно, нет никакой необходимости демонтировать орудия, а вот пожертвовать частью боезапаса ради увеличения количества провизии, пресной воды и регенераторов воздуха полагаю возможным. Впрочем, это целиком на ваше усмотрение, герр гросс-адмирал. Если вы считаете нужным увеличить запасы - мы целиком вас поддержим. Конечно, ваши штабисты должны рассчитать все варианты, но наилучшим представляется тот, при котором не понадобятся ни бункеровка, ни пополнение запасов провизии.
  Карл Дёниц кивнул с полным пониманием.
  - И еще кое-что, герр адмирал. Нам не нужен самый результативный командир. Требуется самый удачливый - из тех, которые смогли выпутаться даже из самых скверных ситуаций. Ну и самая надежная лодка.
  Подход был необычным, но опытный Дёниц принял это как очередную вводную.
  В результате в Ленинграде (именно там проходили советско-германские переговоры) было достигнуто соглашение о помощи советской стороны в проводке одного корабля, представляющего флот Германии, по Северному морскому пути. Имелась в этом соглашении примечательная деталь: в зоне своей ответственности советская сторона бралась противодействовать любым враждебным действием третьей стороны, буде таковые действия случатся.
  Что до трех торговых судов из Германии, то их груз надлежит принять в обычном порядке в Мурманске.

  В Японии нет традиций шахматной игры. Но там с удовольствием предаются игре в 'го'.
  Авторы этих строк затрудняются назвать причину подобного положения. Вполне возможно, ведущую роль сыграл японский традиционализм. Все же черные и белые камешки расставляли на клеточках еще с пятьсот лет тому назад. Но мы также не можем исключить некоторую долю снобизма. Все же 'го' отличается от привнесенных европейцами игр тем, что в ней нет форсированных ходов. Это в шашках, ежели подставлена чужая - бей, ибо вариантов нет. Это в шахматах шах означает некую разветвленность ответного хода, но все же вынужденную: либо закройся, либо бей фигуру, объявившую шах, либо уводи короля. Следовательно, игра 'го' являет собой совершенство в некотором роде. И поскольку отсутствуют форсированные ходы, то процветают жертвы: тактические и стратегические. Впрочем, в шахматах они тоже не редкость.
  В данной военно-морской операции, начатой флотом США, жертва чего угодно - качества ли, количества ли - изначально не просматривалась. Американцы всерьез намеревались взять под контроль Гуадалканал. Или помешать японцам сделать это. На это указывали все признаки.
   Первый ход сделала разведывательная авиация. По правде говоря, высотных самолетов-разведчиков у Америки не было. Но имелись дирижабли. Их перебросили из Атлантики, где они выполняли (и хорошо выполняли) роль противолодочного дозора. Понадобилось серьезные меры, чтобы достичь нужного потолка и, следовательно, неуязвимости против японских истребителей. Махнув рукой на пожароопасность, пустили в дело водород, а о гелии или его смесях никто даже не заикался. Сняли решительно все вооружение. Соответственно, в экипаж не включили стрелков. Двигатели также были заменены на высотные, но и маломощные одновременно, то есть более легкие. Дело дошло до того, что в экипаж брали лишь самых легковесных джентльменов. Должность бортмеханика сочли недопустимой роскошью, и его обязанности выполнял кое-как обученный второй пилот. Но результаты того стоили. Рабочей высотой для этих аппаратов были двенадцать километров. Лучшие японские истребители только-только дотягивали до одиннадцати.
  Если вы думаете, что эти дирижабли висели неподвижно или двигались с черепашьей скоростью сорок-пятьдесят узлов на высоте сорока тысяч футов в поисках кораблей противника, то ошибаетесь. Не это было главной целью. Хотя, конечно, никто не запрещал дать кодированное сообщение в случае обнаружения чего-то по-настоящему опасного: авианосной группы, например. Неуклюжие пузаны большей частью отслеживали погоду. На это имелись причины - настолько уважительные, что и подводникам вменялось в обязанность сообщать (кодом, понятно) состояние атмосферы.
  Второй и тоже веской причиной была необходимость в аэрофотосъемке всех защитных сооружений, которые к тому времени успели воздвигнуть японцы. Снимали, понятное дело, не только в видимом диапазоне. Скажем больше: не столько. Против таких усилий маскировка оказывалось малодействительной.
  Были и другие меры.
  Операция, вопреки всем традициям, началась не во время 'Ч'. Если быть точным, то это время никто и не назначал. Приказ был однозначен: начинать по сигналу. Это и было сделано.
  Сигнал сигналом, а готовность к действию выдали именно дирижабли. Их доклад был однозначен: надвигается сильнейший шторм, с востока, координаты... скорость... диаметр зоны действия...
  Интересно, что ни сам остров Гуадалканал, ни вообще группу Соломоновых островов это стихийное бедствие почти не задевало. Но оно создавало задержку для подхода японского флота. Вот она и была главной тактической уловкой.
  Командующего эскадрой, направляющейся к назначенному месту, обуревали сложные чувства. После битвы за Мидуэй, окончившейся с неоднозначным результатом, командование группой тяжелых крейсеров (подводные лодки не считались) вполне могло рассматриваться как серьезное понижение в должности. Во всяком случае, адмирал Рэймонд Спрюэнс имел все основания так думать. В довесок к этому боевое задание выглядело, самое меньшее, рискованным. Подумайте сами: сунуться на обстрел вроде как неплохо укрепленного острова без авиации, без линкоров, к тому же атакованные японские части могли в любой момент вызвать помощь. Вроде как жертва ладьи без особых на то оснований. Но были некоторые моменты внушавшие осторожный оптимизм.
  Группа была не из слабых, что ни говори. Ради этой битвы выскребли чуть ли не все крейсера, которые были в строю - благо что в Атлантике им делать было почти что нечего. Не восемь кораблей линии, как то было в другом мире, а все шестнадцать. Правда, в эскадре не было ни авианосца, ни двух линкоров. Вот эсминцев имелось куда больше: не двенадцать, а девятнадцать, в том числе семь свежепостроенных. И вооружение у них выглядело иным: все было заточено на ПВО. Контракт с 'Бофорсом' дал плоды: среднекалиберные зенитки, то есть те самые, которых больше всего надлежало опасаться пикировщикам и торпедоносцам, были установлены везде, где только можно, а порою даже там, где разместить их было просто немыслимо. Некоторые горячие головы из артиллеристов даже отметили, что те немногие корабли, которые еще оставались в Атлантике, лишились большей части зенитной артиллерии, переброшенной тихоокеанцам. А еще командование не жалело времени на тренировки и отработку действий при самых заковыристых вводных. Не только матросы, но и младший командный состав втихомолку шептался в кубриках о том, что в результате у экипажа случился провал в памяти. Бедняги забыли не только вкус, но и цвет пива. И не единожды слышались диалоги вроде:
  - Ты когда последний раз сходил на берег?
  - Н-н-не помню...
  - Вот и я не помню. И как пиво пьют, тоже запамятовал.
  - Что пиво, я даже забыл, как выглядят сиськи моей Дженни.
  - Сиськи? А что это такое?
  Готовились и крейсера. Для их зенитной артиллерии срочно забивали погреба последней разработкой: снарядами с радиовзрывателем. Их надежность и действенность, как водится, оставляли желать лучшего, но и такие обещали более грозный эффект, чем обычные осколочные с подрывом по высоте.

  Командир подводной лодки U-109 Кригсмарине числился на хорошем счету у начальства, в том числе адмирала Дёница. Как раз по этой причине на людях этот офицер тщательно скрывал свои чувства. Приказ есть приказ, но ему с самого начала не нравилось предстоящее задание. И больше всего - неопределенность такового.
  Спору нет, у высших чинов были причины для выбора именно его, корветтен-капитана Генриха Блайхрода, прозванного 'Аякс', для сего загадочного дела. Как ни крути, а Железные кресты второй и первой степени, к тому ж нагрудный знак подводника - такой букет не всякому дается. Но в сказках братьев Гримм (а их этот достойный офицер помнил с детства) не было аналога русскому 'пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что'. Между тем смысл задания лучше всего эта фраза и описывала.
  Идти в сверхдальний поход аж в Тихий океан - ладно, такое бывало. Запасов взять по самое верхнее - и это понятно. Пусть даже за счет боеприпасов. Тоже логично. Взять груз... тут и начиналось самое скверное.
  Любому командиру Кригсмарине подписки о неразглашении были насквозь знакомы. Но тут их набралось столько, что с лихвой хватило бы на командный состав аж целого линкора. Не интересоваться... не вскрывать... не спрашивать... не упоминать в любых разговорах... не допустить попадание в руки кому бы то ни было из посторонних, а уж противнике и речи нет... уничтожить в случае... Здесь самое странное и обнаруживалось.
  Об этом и вел речь инструктировавший корветтен-капитана офицер, которого издали можно было принять за моряка:
  - Вам будет вручен специальный ключ. Под него в центральном посту будет специальное гнездо. Ошибиться нельзя: туда только этот ключ и подойдет. В случае неминуемой гибели лодки вашей задачей будет вставить туда ключ и повернуть. Вы услышите очень громкий щелчок. Груз будет уничтожен специальным зарядом. С момента поворота ключа до момента срабатывания заряда отсчитывается пятнадцать секунд. Остановить счетчик уже невозможно. Если же вы не услышите щелчка (например, провод перебит), то другим способом избавиться от груза будет использование того же самого ключа, но уже на защитном кожухе самого груза. Там такое же гнездо. Второй экземпляр этого ключа получит ваш старший помощник. Сами понимаете, в бою с вами всякое может случиться.
  Такое дублирование выглядело насквозь логичным, поэтому корветтен-капитан понимающе кивнул.
  Стоит ради правды заметить: подполковник абвера, проводивший инструктаж, не просто лукавил. Он бессовестно лгал.
  Тот хитрый ключ, которым якобы приводился в действие заряд, уничтожающий таинственный и сверхсекретный груз, давал длительность задержки, равную нулю. И планировалось задействовать не хорошую порцию тола, как доверчиво полагал подводник, а полноценный атомный заряд. Даже в случае 'осечки', сиречь неполного срабатывания, взрыв имел бы тротиловый эквивалент около тысячи тонн - и тогда у тех членов экипажа U-109, которые к тому моменту оставались в живых, не было ни тени шанса.
  Дополнительной страховкой на случай одновременной гибели и командира, и старшего помощника было хитрое устройство в грузе. В случае проникновения в него морской воды, то есть хорошего проводника, замыкался некий контакт с тем же самоуничтожительным результатом. Иначе говоря, даже если бы противнику удалось бы утопить лодку на мелководье - и тогда добраться до груза было невозможно.
  Чего уж там: даже неполная информация давала причины почесывать в затылке.
  На фоне всего этого еще один дополнительный фактор в виде личных пристрастий командира U-109 казался сущей мелочью. Генрих Блайхрод, он же Аякс, не любил и презирал русских вообще. Подобные чувства он тщательно скрывал. Еще только не хватало: налететь на неприятные расспросы от куратора со стороны гестапо - а о существовании такового во флотилии 'Зайдведель' подводник прекрасно знал. Наличие доноса на эту тему - прямой путь к обрезанию карьеры. Про себя же корветтен-капитан пребывал в убеждении, что прежний курс фюрера (еще до инсульта) в части расовой неполноценности некоторых народов был куда более верным, чем политическое завещание вождя, составленное 'после того'. Особую же твердость этот вывод приобрел после успехов СССР в космосе. Большевики даже не скрывали, что их удалось достичь благодаря талантам немецкой группы инженеров и ученых. Какие еще доказательства неполноценности русских нужны?
  Но приказ есть приказ в любом военном флоте любой страны. Даже если кое-кто, кое-где, кое-когда с этим внутри себя не согласен.

  Споры среди сотрудников Королева разгорелись... да какое там, они прямо-таки пылали. И ведь повод был не из великих.
  Казалось бы, задача поставлена. Два экземпляра млекопитающих (читай: собак) должны были быть доставлены на орбиту, отлетать там примерно сутки и вернуться живыми и здоровыми. Космический аппарат для этого приспособили. Все системы, в первую очередь жизнеобеспечения были проверены-перепроверены. Для полета готовилось не двое четвероногих - целая группа. И тут затык. И в чем? В подборке экипажа!
  Инициатором бунта на корабле был никто иной, как зам Королева с немецкой стороны. Знавший все аргументы сторон Странник сам оказался в тупике. В известной ему - и еще нескольким товарищам - истории такого не было. Как ни странно, сам товарищ Александров был к тому несколько причастен. Он-то помнил, что 'тогда' обе мохнатые космонавтки были девушками и неосмотрительно попробовал на этом же варианте и настоять. Нашлись сторонники, но тут же выявились и противники.
  Немец, отдать ему справедливость, аргументировал умело и на очень приличном русском языке, хотя с небольшими огрехами:
  - Товарищи, надо смотреть дальше во времени. Да, я уверен, что собаки вернутся живыми. Но насколько здоровыми, вот вопрос? Принесут ли они здоровое потомство? Ибо только так мы можем убедиться в сравнительной безопасности полета.
  Вопрос был риторическим. Ответа на это никто не знал, даже сам Вернер.
  - Когда в космос полетит человек, он должен вернуться с полноценным здоровьем. Есть лишь один способ удостовериться в этом: экипаж собак должен включать в себя... - на мгновение немец запнулся, но быстро справился с трудностью, - самца. И эти двое должны в будущем составить пару. Щенки от них должны получиться очень здоровыми. В противном случае мы получаем рискованный полет.
  Спор кипел. Королев даже не вмешивался: не будучи биологом, он не мог оценить правоту той или другой стороны. И тут он заметил поднятую руку.
  - Товарищ Александров, - такое обращение прозрачно намекало на чуть повышенный градус официальности, - вы что-то хотели спросить?
  - Вовсе нет, товарищ Генеральный, скорее предложить.
  Шум, хоть и не сразу, но утих.
  - Если я правильно понял, экипаж из двух сук имеет некоторое преимущество. Исключен конфликт на почве отношений с противоположным полом, также в случае успеха мы получаем вдвое большее количество объектов для исследований. С другой стороны, наличие кобелька дает возможность изучить изменения в репродуктивном аппарате самца - надеюсь, что таковых изменений не будет. Но существует способ совместить эти два варианта.
  Аудитория навострила уши.
  - Вот в чем суть. Мы подготовим два абсолютно идентичных космических корабля. Изменения в конструкцию второго будут внесены только в случае полного провала первого полета. Первыми пускай полетят кавалеры - одна пара. Им положено брать основной риск на себя. При успехе на втором корабле, с небольшим перерывом запускаем дам.
  С подобным решением почти сразу же согласились все, в том числе фон Браун. Но он про себя отметил: видимо, русские партнеры и сотрудники не затруднены в средствах, коль скоро позволяют себе выкинуть почти что на ветер стоимость запуска.
  Что же до несколько старорежимных 'кавалеров' и 'дам', то слушатели не высказали вслух порицания. Все знали, что товарищ коринженер имеет некоторую слабость к подобной лексике, а начальство делало вид, что ее не замечает.
  Вернер фон Браун в своих мыслях подошел к истине куда ближе, чем полагал. Одновременно с мирным освоением Космоса шли работы по созданию не подразделения и не группы ракетных войск- нет, на базе 'семерки' создавались хорошо упрятанные ракетные базы, способные нанести удар по любой точке планеты. Уже проходили испытания, и они обходились СССР куда дешевле, чем в другом мире. По этой причине они продвигались намного быстрее.
  Однако, как вы, уважаемые читатели, знаете, предела совершенствованию нет. Одновременно проектировались корабли-ракетоносцы: и надводные, и подводные. Речь шла не только и не столько о ракетах класса 'вода-вода'. Нет, то, чему еще предстояло строиться, имело стратегическое назначение. А еще закладывались основы реакторостроения. Стране нужны были корабли с атомными котлами.

  Глава 29

  Сражение за остров Гуадалканал пошло совсем не так, как в другом мире.
  Сигнал к действию американского флота в районе Соломоновых островов был отдан. Метеоусловия были как раз теми, что надо. Ураган должен был затормозить соединение под командованием адмирала Ямамото.
  Но задолго до того, как в атмосфере начал раскручиваться ужасающей силы вихрь, под поверхностью воды происходили не менее значимые события. Субмарины США принялись организовывать завесу севернее острова Тулаги. Тут быстрота прохождения информации сработала не в пользу Японии. Тот факт, что скорость накопления потерь торгового тоннажа в западном регионе Тихого океана сильно уменьшилась, мог бы насторожить аналитиков военно-морского штаба. Но для этого им понадобилось бы увидеть картину в целом, а она составлялась медленно. Торговые суда выходили в эфир лишь при острейшей необходимости, и уж точно не ради передачи сообщения вроде: 'Представьте себе, нас все еще не утопили.'
   Удивительное дело: приоритетной целью для американских комендоров были не орудия береговой обороны. Аэродром - вот что подверглось первоочередному и тщательнейшему уничтожению. У адмирала Спрюэнса были основания полагать авиацию главной опасностью. Печальный опыт Пёрл-Харбора не забывал никто. Стоит отметить, что соединению крейсеров в этот момент некоторым образом подфартило. На острове не было опытных пилотов. Их там готовили. Предполагалось, что прошедшие первичное обучение летные экипажи перелетят на авианосцы - а там как раз пилотов не хватало. Расчет был на то, что авианосцы пополнят свой летный состав до того, как американские линкоры выйдут на боевое задание - а за кораблями линии японская разведка наблюдала с великим тщанием.
  Даже нельзя сказать, что японские пилоты и штурманы, обучавшиеся на базе на острове Гуадалканал, были полными неумехами. Собственно, их там учили не взлету-посадке: пилотаж был уже освоен. Шлифовали навыки, нужные для летного состава, которому предстояло базироваться на авианосцах. Учили приемам пилотирования при атаке. Штурманы напрягали извилины в обучении ориентировке над морем. Точнее сказать, этому предполагалось обучать. Именно по этом причинам японское авиаподразделение числилось учебным. Но тут еще одно обстоятельство сыграло на руку американцам. Его впрямую не ожидали, но от этого оно не стало не менее благоприятным.
  Танкер снабжения 'Курю-мару' был торпедирован в Филиппинском море. Вез он авиационный бензин и масла как раз на остров Гуадалканал. Судно было и не особо большим, и не очень-то новым; его гибель не являлась чем-то критическим для Императорского флота вообще, но он направлялся именно туда, где его груз был совершенно необходим. На острове остались лишь жалкие крохи горючего - русские назвали бы это НЗ³⁴ . Об авиаразведке не стоило даже мечтать, а те подводные лодки (целых две штуки), которые японцы выставили в качестве передового дозора, были атакованы американскими эсминцами. Правда, о самой атаке американцев ушла радиограмма, но в ней отсутствовали ключевые данные: состав корабельной группы. Именно группы, ибо сами по себе эсминцы в открытом океане не ходят.
  И еще один минус выявился сразу после того, как американские крейсера были обнаружены. За время работ на острове была оборудована лишь одна взлетно-посадочная полоса. Грунтовая, понятно, но ведь бетон для тогдашней техники и не требовался. За пределами аэродрома место для посадки еще можно было найти, а вот взлететь те самолеты, которые размещались даже не в капонирах, уже не могли. Некуда им было рулить, особенно после того, как американские фугасы перепахали взлетку до невменяемого состояния.
  И все же свой долг японские летуны постарались выполнить настолько, насколько это было возможно. Правда, команды на взлет всем наличным силам не последовало вплоть до первых выстрелов. Но уж после них...
  По тогдашним временам ни один самый искусный и опытный артиллерист не взялся бы поразить цель с первого же выстрела. Без пристрелки (с корректировкой от дирижаблей) не обошлось. А еще на острове сыскался опытный (серийное производство не началось), но все же действующий радар. Он-то и засек большую группу надводных целей на расстоянии целых тридцать две мили. После недолго анализа вывод оказался печальным: идет флотилия противника. Сразу даже не удалось определить численность, а потом это стало уже не важным. Пока экипажи бежали к самолетам (те, отдать должное, были заправлены), пока солдаты привешивали бомбы к бомбардировщикам D3A2 и торпеды к торпедоносцам B5N2, пока начали по очереди выруливать на старт... американские крейсера уже изготовились к открытию огня. И сделали это.
  Состав флотилии так и оставался неясным вплоть до последнего момента. В результате авиационное командование не смогло четко распределить цели. К тому же силуэты части крейсеров вообще были незнакомы штурманам и пилотам: их ориентировали на тихоокеанский флот противника.
  Самолеты, поднявшиеся в воздух, были выбиты зенитным огнем - погибли все двадцать две машины. Еще две накрыло на взлете. Оставшиеся сорок шесть также разнесло американскими фугасами в мелкие дребезги. Правда, пять из них так и так не могли бы взлететь по причине технических неисправностей.
  Слов нет, упрекнуть японские экипажи в трусости не мог бы никто. Большинство не успело даже долететь до точки, где можно было бы выйти в атаку (бомбовую или торпедную). Но те немногие, что долетели, атаковали, отлично зная, что уйти им не дадут.
  Трое пикировщиков попытались сбросить бомбы так, как их учили, то есть с высоты двести метров. Зенитки от 'Бофорса' не оставили им шансов. Еще трое попытались бомбить с высоты тысячи двухсот метров. Но цели активно маневрировали, и ни одна бомба не попала в корпуса, казавшиеся черными на фоне сверкающих гребней волн. Но зенитчики и тут не упустили шанса. Один D3A2 разнесло на запчасти, еще два ушли с дымами. Забегая вперед, стоит отметить, что один из оставшихся пикировщиков просто не дотянул до острова, а другой, пытаясь приземлиться, скапотировал на воронке. Машина даже не загорелась, но летчику не суждено было спастись: когда двое храбрецов из аэродромной обслуги вытащили его из кабины, тот был уже мертв. Но и спасателям не была суждена долгая жизнь: продолжающийся артобстрел поставил на ней точку.
  Торпедоносцам в некотором смысле повезло больше. Аж пяти самолетам удалось сбросить свой груз до того, как их обратили в обломки. И даже более того: одна торпеда попала в цель.
  Крейсер 'Луисвилл' получил пробоину в румпельном отделении. Явно был поврежден подшипник гребного вала, поскольку тут же началась настолько сильная вибрация правого винта, что турбину пришлось заглушить. Течь не была катастрофической, пока что с ней удалось справляться. В молодости этот корабль мог похвастаться скоростью почти тридцать три узла на мерной миле; к началу этого боя он из-за обрастаний выдавал тридцатиузловой полный ход. Но теперь из-за повреждений ему вряд ли удалось бы выжать и двадцать пять.
  Все это доложили адмиралу Спрюэнсу. Видимо, на флотоводца нашло вдохновение, ибо принял он решение, которое часть его офицеров посчитала (про себя, натурально) сомнительным, иные же дурацким, а то и подлым.
  'Луисвилл' получил приказ немедленно выходить из боя и следовать полным ходом (насколько это было возможным) на соединение с эскадрой адмирала Нимица, но не по ортодромии, а слегка кружным путем, то есть сначала взять курс на ост-норд-ост. Также адмирал запретил всем американским кораблям сопровождать поврежденного товарища. И, конечно, строжайшим образом предписывалось полное радиомолчание. Очень многие посчитали, что злосчастный крейсер намеренно приносят в жертву.
  Отбившись от авиации, американские артиллеристы обратили пристальное внимание на другие цели. В первую очередь это были береговые батареи, они были до такой степени скверно оборудованы как артиллерией, так и защитными сооружениями, что в течение считанных десятков минут от них не осталось ничего, стоящего внимания. Потом настал черед портовых сооружений. Далее попали под раздачу все другие цели, которые наблюдатели и корректировщики с дирижаблей посчитали достойными. Обрушивались внутрь себя склады. Пылали хранилища с горючим; его, по правде говоря, оставалось и без того немного, но и от самых емкостей оставались лишь груды покореженных обломков. Жилье для личного состава не осталось без пристального артиллерийского внимания. Короче, с целеуказанием от дирижаблей крейсера превращали в обломки бетона и кирпича все, что было построено руками человеческими.
  В лунный пейзаж превратились все сооружения вокруг аэродрома вместе с территорией, что уже плохо. Выжили считанные единицы из людей, и это было гораздо хуже. То, что погибла вся наземная техника -и говорить не стоит.
  Американские крейсера не обошлись без повреждений. Все же обстреливались артиллерийские позиции, пусть даже недоукрепленные. Они успели дать сдачи. На крейсере 'Чикаго' два пятидюймовые орудия оказались уничтоженными полностью, да еще две сорокамиллиметровые зенитки оказались сильно повреждены - но тут механики уверили командира, что берутся за восстановление методом 'из двух сделать одну'. На 'Миннеаполисе' носовая башня главного калибра оказалась намертво заклиненной, и такое можно было исправить лишь в условиях нормальной судоремонтной верфи. К этому стоит добавить, что расчеты всех орудий этой башни вышли из строя от тяжелейшей контузии. Крейсер 'Таскалуса', который в другом мире не получил вообще никаких повреждений в течение всех военных действий, теперь щеголял громаднейшей дырой в надводной части левого борта - к счастью прилично выше ватерлинии и без повреждений оборудования. Кубрик и каюты офицеров в счет не шли. Но как раз это повреждение можно было заделать прямо в открытом море, чем сводная бригада и занималась. Запасных броневых плит, понятно, не имелось, но морякам удалось состряпать заплату-времянку из листов котельной стали. Поделка точно не была особо стойкой даже к ударам штормовых волн; о снарядах и не говорил никто, но даже такая была намного лучше, чем ничего. Также небольшую долю оптимизма добавляло отсутствие фатальных повреждений в наборе.
  Расчет американских штабистов все еще оправдывался. Помощь гарнизону не пришла вовремя. Правда, командование Императорским флотом получило сообщение о нападении. Но идти полным ходом на помощь погибающему гарнизону в одиннадцатибалльный шторм - удовольствие не из великих даже для авианосцев и линкоров, а про корабли меньшего размера и говорить нечего. Состояние дел на Гуадалканале оставалось неясным просто потому, что связь пропала: то ли радиостанция была уничтожена, то ли погода препятствовала прохождению коротких волн. В сообщении с острова даже не указывалось, какими силами производилось нападение. Адмирал Ямамото принял решение выпустить самолеты-разведчики (как только погода и волнение это позволят) с авианосца 'Дзуйкаку', да не гидропланы (их могли запустить и с линкоров), .а полноценные истребители, хотя в момент взлета волнение все еще было на полные пять баллов. Использовать тихоходные самолеты он не хотел, опасаясь напрасных потерь. У летчиков был недвусмысленный приказ: разведать обстановку и не более того. Никаких воздушных боев!
  Доклад был неутешительным: все укрепления на острове уничтожены, исправная авиатехника не найдена, связи с гарнизоном нет, выживших не заметили. И никаких следов противника. Приземление на острове виделось крайне рискованным: от аэродрома не осталось вообще ничего, а местность не являла собой хоть какое-то подобие взлетно-посадочной полосы. Выслушав радиограмму от разведчиков, Гэнда Минору приказал возвращаться.
  Доклад был не вполне точным.
  Рядовой Сато ухитрился выползти из канавы, ранее числившейся окопом. Мир вокруг рядового тошнотворным образом вращался. Некоторое время Сато боролся, но тошнота через короткое время победила.
  Почему-то первым делом рядовой озаботился розыском своего кепи. Оно оказалось совсем рядом и, конечно же, испачкалось в красноватой земле. Сато самым тщательным образом, насколько позволяло его состояние, отчистил головной убор, довольно аккуратно напялил эту деталь формы на голову и отправился на поиски товарищей заплетающейся походкой. Остальные детали формы, тоже не блиставшие чистотой, ускользнули от солдатского внимания.
  Беспристрастный наблюдатель мог, пожалуй, сделать вывод об успехе этого мужественного человека. Он наткнулся на рядового Саёда, который дышал, но и только. Может быть, его бы и удалось привести в чувство котелком холодной воды на голову, но таковой у Сато не было. Не было и котелка.
  Еще с десяток минут поисков - Сато полагал, что это заняло именно столько, хотя на самом деле прошло два часа - удалось найти офицера. Это был младший лейтенант Омицу, но его состояние внушало опасение даже на вполне невежественный взгляд рядового. Губы и ногти у пострадавшего были синими, при каждом вздохе в груди у лейтенанта клокотало, а лечить такое состояние рядовой не мог, даже если бы захотел - никаких лекарств не было. Говорил офицер с трудом. И все же...
  - Рядовой...отыщите всех уцелевших... воду найдите... еду, какая осталась... боеприпасы...
  Распоряжения были толковыми, только как их исполнять?
  Но лейтенант не унимался:
  - Флаг... обязательно... чтобы видно...
  Омицу был не только летчиком, но и моряком. И он знал, что спускать флаг нельзя ни при каких обстоятельствах. Он выложил все силы на слова - все, что остались.
  Сато убедился, что офицер умер, но решил, что позаботиться о теле можно и чуть позже. Надо было найти живых. И еще пресную воду. Ее отсутствие могло убить еще вернее, чем тяжелые снаряды крейсеров гайдзинов.
  Видимо, боги оказались на стороне японцев. В конечном счете удалось найти аж тринадцать человек, считая покойного лейтенанта. Правда, живые все до единого были либо ранены, либо контужены, а четверо огребли и то, и другое. И не нашлось ни одного не то, чтоб офицера - даже унтеров удалось отыскать лишь в виде кровавых ошметков. И вода нашлась. Емкости с ней не уцелели, но недавно прошел дождь, и ямы наполнились мутной водой. Самыми ценными находками оказались рядовой Итиро Гойити и гражданский младший техник Кэндзабуро Исамацу.
  Первый на гражданке был рыбаком. Из остатков канатов и маскировочных сетей он сплел некое подобие рыболовных снастей. Его первый улов, состоявший из трех не особо крупных рыбок, несомненно, был бы встречен криками 'банзай!', сохранись у японцев силы на такое.
  Второй, хоть и передвигался с трудом, но принялся разыскивать инструменты. И кое-что нашлось: молоток с переломанной пополам рукоятью, целехонький напильник, сломанное ножовочное полотно, из которого позднее попытались сделать ножик, и высокоценный пробойник. Последний, по мнению техника, был едва ли не нужнее всех прочих находок. А еще отыскались винты и гайки. Со всем этим можно было сделать какое-то подобие убежища для солдат.
  Положение с личным составом было по любым понятиям аховым, а по японским - особенно. Не было никого, кто мог бы взять на себя командование на основании воинского звания - все оказались рядовыми, а техника и считать не стоило, поскольку гражданский командовать военнослужащими не может по определению. Создалась ситуация, точно описываемая японской поговоркой 'Ни старшего, ни младшего', что в переводе на интеллигентную версию русского языка означало 'полный беспорядок'. Но рядовой Сато (голова у него болела уже меньше) все же нашел выход из положения. Опрос выявил старшего по возрасту. Им оказался рядовой Хираги Юмо, он был на целых девяносто восемь дней старше любого другого из выживших. Ему и пришлось принять командование.

  И все же сбежавшие американские крейсера отыскались. Помогли в этом точные расчеты японских штабистов и американские дирижабли. Их было видно куда лучше, чем надводные корабли. Корабли могли бы затеряться на просторах океана. Но сбежать от авиации даже быстроходный крейсер не в состоянии.
  Гэнда Минору напропалую тратил моторный ресурс своих авиасил. Расчет был простым и жестоким: этот самый ресурс с большой вероятностью мог и не понадобиться. В воздухе постоянно находился авианаблюдатель, и притом не истребитель с весьма скромными возможностями держаться в полете хоть сколь-нибудь долго - нет, это был полноценный бомбардировщик, но максимально облегченный, то есть без бомб или торпеды. И эта тактика дала плоды. В эфир полетело сообщение о том, что американские крейсера найдены - все пятнадцать. Правда, изначально их было шестнадцать, но японское командование об этом не знало, а одинокий 'Луисвилл', резавший тихоокеанскую волну полным ходом - иначе говоря, выжимая двадцать два узла - оказался единственным американским кораблем, которого в этой битве противник так и не заметил.
  Еще кое-что сыграло на пользу адмиралу Спрюэнсу: неполный состав валентных японских авиасил. На авианосцах не хватало не только пилотов, но и самолетов. Все это должны были пополнить резервы с Гуадалканала - те самые, которые прекратили свое существование.
  Дополнительным фактором послужила завеса подводных лодок. Патрульные дирижабли своевременно дали знать командирам субмарин о надвигающейся эскадре. В результате перехват в какой-то степени удался. Другое дело, что это преимущество можно было бы реализовать полнее, но... что вышло, то вышло.
  Повезло ли авианосцу 'Хирю'? Или это было невезение линкора 'Мусаси'? Судите сами, читатели.
  Слов нет, сыграла роль позиция субмарины 'Сайлент'³⁵ под командованием лейтенанта-коммандера Сандерса. Подводный опыт этого офицера в качестве командира не очень отличался от нуля (так полагали его коллеги), но в училище он был четвертым на курсе. Прочие офицеры были столь же зелеными. И все же ему подфартило. Несправедливость, скажете? Да, но в этом несовершенном мире справедливость надлежит искать в словаре на букву 'С'. Уж там-то она наверняка найдется.
  Стоит отметить, что хотя бы с акустиком 'Сайленту' повезло: тот как раз имел атлантический и тихоокеанский опыт. По крайней мере, он знал наизусть все основные акустические признаки своих кораблей, а также мог отличить и японские корабли. Вот и сейчас главный старшина Крейтон коротким фразами наводил командира на цель:
  - ...контакт линкорного типа, азимут сто двадцать три, дистанция три с половиной мили, скорость двадцать пять узлов... контакт-авианосец, азимут сто пятьдесят пять, скорость двадцать пять, дистанция восемь миль... три контакта типа эсминцев, азимут... крейсер, азимут...
  Командир уже понял, что единственной возможной целью является тот самый линкор. До остальных не дотянуться. А этот линкор - он ведь как раз подойдет к точке, где его накроет торпедный залп.
  - Носовые торпедные - товсь! Глубина десять футов!
  Конечно, осадка у линкора была больше тридцати шести, но лейтенант-коммандер имел оснеования для подобного хода.
  Боцман не подвел. Нарушение дифферентовки от залпа четырех носовых торпедных аппаратов он парировал рулями глубины.
  Торпеды только-только принялись сверлить винтами океанскую воду, как командир прошипел:
  - Погружение на триста двадцать футов! Лево руля! Тишина в отсеках!
  Последняя команда была совершенно лишней: экипаж и так понимал, что в таких ситуациях ронять ящики с фарфором не рекомендуется - их, правда, на борту и не было.
  Все офицеры дружно схватились за секундомеры. У командира и старпома они входили в список выдаваемого им казенного имущества, прочие же офицеры не пожадничали и купили этот, в общем, недорогой прибор за свои.
  Тупой удар грома тряхнул лодку. Еще один... еще... и еще!
   Правда, как раз перед выходом из базы заведовавший торпедным вооружением инженер-капитан Майерсон клятвенно уверял, что торпеды, дескать, доработаны и взрываются надлежащим образом. Модернизация выразилась в передаче новой инструкции. В ней предписывалось выставлять глубину в зависимости от дистанции до цели, поскольку торпеды имели обыкновение уходить глубже, и чем больше была дистанция, тем больше было расхождение. Почти все командиры субмарин были младше по званию. Они добросовестно кивали и говорили нечто вроде: 'Так точно, сэр' и 'Понятно, сэр'. Все сомнения, которые оставались, были тщательно спрятаны. Но тут четыре взрыва!
  Разумеется, весь экипаж разразился восторженными криками победы. Шепотом, ясное дело. Не проявили восторга лишь сам командир и вахтенный акустик. Первый, судя по кислой гримасе, глубочайше и искренне сожалел, что торпеды попали в цель. Такое предосудительное поведение имело под собой причины. Второй почти мгновенно снова нацепил наушники (к ожидаемому моменту взрыва те были сняты) и забубнил:
  - ...четыре эсминца меняют курс... скорость за тридцать, но сбрасывают... за нами сейчас погонятся... азимут от ста до ста десяти...
  Разумеется, акустику было не до восторгов. Пожалуй, он был один из немногих членов экипажа, кто полностью понимал, какова глубина опасности.
  Что до лейтенант-коммандера Бенджамина Сандерса, то этот бедняга испытывал муки адовы. Всей душой он стремился подняться на перископную глубину, дабы убедиться своими глазами, что цель поражена; больше того, он втихую рассчитывал, что уж четырех торпед может хватить даже линкору, чтобы тот близко познакомился с дном Тихого океана. Зрелище, которое стоило увидеть! А с поднятым перископом даже открывалась возможность атаковать с кормовых аппаратов. А там и носовые перезарядят... Но в училище в новичка-курсанта прежестоким способом вдолбили: наипервейшая обязанность командира подводной лодки есть сбережение вверенного ему корабля и экипажа, а для этого после выхода в торпедную атаку надо вести себя крайне тихо и скромно. Уже потом, спустя восе5м ь часов, когда охота за 'Салиентом' закончилась, лейтенант-коммандер подумал, что подтверждение успеха атаки может прийти от летунов. Это несколько улучшило настроение.
  Если бы у линкора 'Мусаси' была душа, то она бы пребывала в глубоких раздумьях. Тонуть или не тонуть? Быть или не быть?
  Души, мы должны признать, не существовало, зато был экипаж, отчаянно борющийся за живучесть. Рвение было объяснимо.
  Два котельных отделения - а это шесть котлов - оказались затопленным, то есть две турбины из четырех сели на ноль. Течи были немалыми; в результате корабль получил дифферент на нос в пять градусов, да крен на правый борт почти десять. Результатом оказалось снижение скорости с двадцати семи паспортных до четырнадцати узлов. Хуже всего была деформация шпангоутов, да не одного, а сразу трех.
  Главный механик Итиро Хамицу не владел методиками расчета трещиностойкости стальных конструкций (американцы к тому моменту только-только начали разрабатывать этот подход), но у него имелись отменный практический опыт и развитая интуиция. Вот почему в своем докладе командиру этот инженер в самых категорических выражениях чуть ли не требовал немедленного возращения на базу с хорошими судоремонтными возможностями. По его словам, линкор мог разломиться пополам не только при попадании в даже не очень сильный шторм, но рискованной выглядела и стрельба из собственных орудий главного калибра. Вообще-то японский язык не допускал применение подобного стиля при обращении к старшему по званию и должности, но на этот раз главмех пренебрег правилами.
  Капитан первого ранга Кэйдзо Комура не счел возможным оставить выпад без внимания. Он с ледяной, истинно японской вежливостью напомнил подчиненному об этикете и субординации, но не решился оставить выводы без внимания. Даже если не принимать во внимание сильно снизившуюся максимальную скорость 'Мусаси', при которой линкор обратился в гирю на ногах эскадры, то уж предупреждение о крайней опасности стрельбы из своих же башен он принял во внимание. По сим причинам в эфир полетела радиограмма, в которой адмирал Ямамото получил сообщение о повреждениях и о намерении линкора идти на крупный ремонт в Йокосуку. Именно этот порт был ближайшим из тех, где была возможность хоть в какой-то мере исправить плачевное состояние корабля. Разумеется, адмирал выделил сопровождение для хромого линкора: тяжелый крейсер и три эсминца.
  Дальнейшая судьба 'Мусаси' показала, что его главный механик был чуть ли не записным оптимистом. Крупная океанская зыбь (обычное дело после урагана), а вовсе не американские снаряды или торпеды доконали поврежденный корабль. Течь усилилась до такой степени, что линкор оказался вынужден выброситься на отмель близ острова Санта-Изабель.
  Легенда гласит, что по получении доклада адмирал Ямамото и выдал знаменитую фразу: 'В мире есть три самые большие и самые бесполезные вещи: египетские пирамиды, Великая китайская стена и линкоры класса 'Ямато'. Авторы этих строк допускают, что сказано было в другое время и в других обстоятельствах, однако это совсем не снижает меткости афоризма.
  Интересно, что, зная по данным радиоперехвата о состоянии линкора, адмиралы Спрюэнс и Нимиц не предприняли никаких немедленных мер по добиванию беспомощной громадины. Были и другие, куда более неотложные дела.
  В самих США успех командира подводной лодки 'Сайлент' был вознесен до небес. Газеты прямо захлебывались восторгом. И почему-то вскользь упоминалась результативная атака авианосца 'Хирю' американской субмариной.
  Так и осталось неизвестным, чья именно торпеда поразила этот, без сомнения, могучий японский корабль. Лейтенант-коммандер Сандерс полагал, что все выпущенные им торпеды поразили именно линкор 'Мусаси'. Результативной могла оказаться атака субмарины 'Гринлинг', но экипаж унес сведения о ее результатах на дно океана. Как бы то ни было, авианосец полностью сохранил и котлы, и турбины, но пробоина в правой скуле дала результатом заметный крен с небольшой потерей хода. В полигонных условиях самолеты вполне могли и взлетать и садиться. Но при волнении даже в четыре балла это дело превращалось в акробатику под куполом цирка без всякой страховки. Во всяком случае, после того, как на глазах у командира пикировщик, попытавшийся взлететь, свалился на крыло, задел им волну и разломился пополам, капитан первого ранга Тамэо Каку запретил полеты вплоть до выправления крена или уменьшения волнения. Хотя 'Хирю' нес лишь сорок четыре самолета вместо паспортных шестидесяти трех, но и такая потеря ударной мощности оказалась, как потом выяснилось, болезненной.
   По мнению штаба эскадры, это был подходящий момент для уничтожения если не всех, то уж наверное большей части всех наличных крейсеров США. И экипажи торпедоносцев и пикировщиков - всех, которые были на борту у трех авианосцев из четырех - были подняты в воздух.
  Японским штурманам повезло: их навели на цели весьма неплохо. Но янки совершенно не рассчитывали на возможность разойтись миром. И комендоры не только зениток, но и орудий главного калибра вцепились зрением за западную часть горизонта.
  Пожалуй, во всей американской эскадре людей, которые во всех деталях предвидели картину предстоящего боя, можно было бы пересчитать по пальцам двух рук. Разумеется, в их числе был адмирал Спрюэнс. Уж кто-кто, а он понимал, что его эскадру практически бросили на съедение. Почти. На базе адмиралу совершенно неофициальным образом объяснили, что на острове Гуадалканал копится приличное количество самолетов и пилотов для японских авианосцев. Дескать, чем больше он потратит снарядов на их уничтожение, тем для него же будет лучше: когда самолеты с авианосцев его разыщут (а это представлялось весьма вероятным), то количество атакующих значимо уменьшится. И тогда у крейсеров появится повышенные шансы уцелеть. И еще Спрюэнсу мимоходом заметили, что американские истребители с авианосцев могут прийти на выручку - если успеют.
  Теперь Рэймонд Спрюэнс отчетливо понимал, что частично информация была правдивой. Снаряды его крейсеров и вправду проредили авиавозможности японского флота. Но отнюдь не свели их к нулю. А поддержка... пока что ее оказали лишь высотные дирижабли, которые вели интенсивный радиообмен с эскадрой Нимица и, в частности, выводили его силы на помощь крейсерам. Самому же Спрюэнсу выходить в эфир было запрещено.
  Хотя адмирал Ямамото вслух и в приказах ориентировал свои бомбардировщики на уничтожение вражеских кораблей, но мысленно он рассчитывал на более скромный результат: снижение эскадренной скорости. Уж тогда его сравнительно тихоходные, но превосходно вооруженные и отменно забронированные линкоры смогут без большого риска для себя добить эти наглые крейсера. Сверх того, японский флотоводец разумно предполагал, что при обстреле Гуадалканала сколько-то вражеских кораблей уже должны были получить повреждения. Но было и то, о чем ему не докладывали: насыщенность вражеских надводных кораблей зенитной артиллерией превышала всякие разумные пределы. А еще он не знал о лютых тренировках американских зенитчиков.
  Чего уж говорить: битва просто обязана была оказаться свирепой. В этом пункте мнения противостоящих друг другу командующих корабельными соединениями полностью совпадали.

  Глава 30

  Выживших на Гуадалканале никто не искал просто потому, что, согласно докладам по команде, таковые отсутствовали. Номерной тральщик Императорского флота, подошедший к этому острову, имел на борту группку моряков и строителей, задача которой состояла в оценке степени повреждений и прикидке скорости их восстановления. О спасении кого бы то ни было и речи не шло.
  К большому удивлению всей команды, а также прикомандированных, на небольшой возвышенности была воздвигнута мачта (сухопутный невежда обозвал бы ее жердью) с японским военно-морским флагом. А рядом прыгала и подавала сигналы подручными средствами горстка военнослужащих Японии. По крайней мере, их обмундирование давало основания для такого вывода. Всего их было десятеро, ибо четверо раненых и контуженных не выжили.

  Но еще до этого воздушные разведчики все же обнаружили эскадру адмирала Спрюэнса. Американских моряков трудно было в этом обвинить. Они соблюдали скрытность, насколько это вообще было возможно. А вот дирижабли нашлись - они летели высоко, видели далеко, но и их было видно. А хуже всего было то, что их передатчики удалось запеленговать. Адмирал Ямамото рассудил, что не могут эти воздушные тихоходы слишком удаляться от надводных кораблей, находящихся под их опекой - и оказался прав.
   На флагмане был новомодный радар, но и без него дирижабли выдали предупреждение. Ревуны боевой тревоги только-только отзвучали, как люди уже стояли по местам согласно боевому расписанию.
  Экипажи японских бомбардировщиков и торпедоносцев имели приказ. Согласно нему, надлежало стремиться повредить как можно больше кораблей. Иначе говоря, если для какой-либо цели удалось бы сбить ход, ее надлежало оставить в покое и искать следующую. Учитывалось и то, что часть боезапаса крейсеров и эсминцев наверняка уже истрачена. Автором задумки был сам Гэнда Минору. Предполагалось, что охромевшие крейсера не смогут уйти от кораблей линии. А если не получившие повреждений корабли останутся прикрывать побитых товарищей, так тем хуже и для тех, и для других.
  Как всегда, ход битвы не сошелся с планом. Или, скажем так, совпадение было неполным.

  - Да сколько их тут, господи помилуй!
  Голос наводчика расчета зенитного 'Бофорса' Рэнди Канингхэма выражал скорее озабоченность, чем опасение. Чернокожий старшина³⁶, пробившийся в унтер-офицерские чины отнюдь не по протекции, имел основания для уверенности в силах. Весь расчет прошел через адские тренировки. Все ребята имели боевой опыт. Всем было очень страшно в бою. Все научились входить в некое подобие боевого транса, когда бояться просто некогда. Сам Каннингхэм был прирожденным наводчиком зенитного автомата, не подозревая об этом. Он всего лишь знал, что умеет стрелять, попадать и, что важнее, учить этому других.
  И все же основания для беспокойства существовали. Старшине было отлично известно, что погреба у флагманского крейсера 'Индианаполис' (именно там он служил) не бездонные. А еще он в ходе битвы за Гуадалканал краем глаза отслеживал работу товарищей-зенитчиков из других расчетов. По его наблюдениям, ребята тратили многовато боеприпасов.
  - Потаскать придется, парни, - продолжил командир. Жестом он указал на то место на внутренней стороне щита орудия, где складывались компактные магазины - в каждом по четыре снаряда. По правде, расчет не нуждался в подобных указаниях: все и так знали порядок.
  И при первой же атаке японских пикировщиков все прикидки командира обратились в прах, как бы сказал носитель английского языка. Русские в подобных случаях предпочитают выражение 'накрылись медным тазом'.
  Бомба, сброшенная пикировщиком, не попала точно в палубу, но взорвалась от удара о бортовую броневую плиту. Ту вмяло внутрь, образовалась надводная пробоина, при этом палубу осыпало осколками. Щит пробило.
  - Перетяни Джеку ногу, - грянул голос командира, - Теду тоже помоги.
  - Так точно, сэр, - отреагировал подносчик. - Вон санитары уже бегут.
  Двое из расчета выбыли.
  Темные руки прошлись по механизмам. Все было в порядке.
  - Подавай, разнеси тебя по кускам! Подавай!! Подавай!!!
  Старшина явно нарушал правила и наставления. Короткими, двухснарядными очередями он ухитрялся стрелять и попадать.
  Вопреки планам, японские азартные штурманы и летчики настойчиво пытались поразить флагман. И один за другим терпели неудачу.
  Зато с других кораблей японская авиация взяла дань. Три крейсера не выдержали сосредоточенной атаки торпедоносцев с различных направлений, получили тяжелейшие повреждения, были оставлены экипажами и очень скоро затонули. Частично лишились хода еще пять. Один эсминец бросился наперерез заходящему в атаку торпедоносцу и подставил себя под торпеду, предназначенную старшему брату. Спаслись немногие, очень уж быстро небольшой корабль ушел под воду.
  Адмирал Спрюэнс вышел на мостик и оглядел ситуацию. Он знал, что Нимиц уже вот-вот поднимет истребители в воздух. Но они могли не успеть к подходу второй волны... да какое там, они точно не успевали.
  - Доложить о потерях и о расходе боеприпасов.
  Доклады не радовали. С очевидностью уходить полным ходом не стоит, все равно авиация догонит - да и неспособны все дать эти самые тридцать узлов. Но еще меньше веселила ситуация с боеприпасами. Старшие артиллеристы доложили все в подробностях, а дотошные лейтенанты из штаба свели данные в таблицы. Большей частью зенитные автоматы имели боезапас на двадцать минут боя. Исключениям являлся... тот, на флагмане...как его там...
  - Джексон, кто в бою командовал расчетом зенитки 'Чарли'?
  Стоит заметить, что зенитных орудий было настолько много, что им без особых выдумок присвоили названия по алфавиту.
  Старший артиллерист флагмана не затруднился ответом:
  - Старшина Каннингхэм, сэр. Этот негр умеет стрелять. Сбил одиннадцать япошек, и это я считал не с самого начала. Сам видел: под его борт японцы лезли меньше, чем на противоположный. С вашего позволения, сэр, выставлю ему пиво на берегу - столько, сколько он сможет выпить. Особо отмечаю, что старшина расходовал боеприпасы так экономно, как будто платил за них из своего бумажника.
  В те времена политкорректность была не то, что обязательной - ее просто не существовало.
  - Готовьте бочонок, Джексон, - при этих словах капитан-лейтенант Джексон с трудом сдержал ухмылку. - Парень вправду заслуживает поощрения. Лейтенант Хоршем, подготовьте приказ об очередном звании.
  Атака второй волной оказалась смазанной. Слов нет, японцы старались, но их просто стало меньше. Но под конец налета случились два события. Значение одного адмирал Спрюэнс просто не оценил - тем более, что он его и не видел. Второе заметили решительно все американцы.
  У одного японца что-то случилось с механизмом сброса торпеды. Во всяком случае, он резким маневром вышел из атаки и стал набирать высоту.
  Зенитчики не удостоили неудачника лишними взглядами. У них и без того забот хватало. Да что там: по нему просто не стали стрелять, полагая этот торпедоносец не заслуживающим внимания. Ведь все же знают, что сбрасывать торпеду с высоты в две тысячи футов бесполезно: она либо разобьется о воду, либо нырнет в запредельные глубины и не вынырнет. Но на этот раз вышло по-другому.
  Невезучий летчик свалился на крыло и вошел в пике, как будто нес бомбу. Прошла секунда, а то и больше прежде, чем 'Бофорсы' и 'Эрликоны' обратили просвещенное внимание на этого... тронутого умом? Нет, гораздо хуже.
  Кандидат в самоубийцы маневрировал с отменной ловкостью. Ему не было необходимости выдерживать точный курс - разве что в самый последний момент. Мастерски уходя от очередей зенитных автоматов, он попал своим самолетом вместе с торпедой туда, куда и целился - как раз позади носовой башни главного калибра.
  Американский командующий не видел самой атаки, но уж не услышать взрыв погребов...
  - Как произошло?
  Адъютант Хоршем, который как раз видел все, доложил в подробностях.
  - Храбрец.
  Это было единственной эпитафией безвестному японскому летчику от американского командования, краткой, но уважительной.
  Уже намного позже боя американские и японские аналитики, сами того не подозревая, пришли к единодушному выводу: 'Этого произойти не могло, поскольку такого не могло быть никогда.' Они имели основания для него. Любая авиаторпеда не летает, будучи на боевом взводе. Мало того: ее и подвешивать в таком состоянии запрещено. Предохранитель отключается лишь после попадания торпеды в воду и прохождения скольких-то метров. При этом вращается крыльчатка на носу, одновременно отвинчиваясь, и уж после того, как ее уносит поток воды, взрыватель взводится. Но... никто, никогда, ни в одном флоте не производил испытаний торпеды при попадании ее в бронепалубу на скорости поболее семисот километров в час. Все, что угодно, могло при этом случиться - и случилось.
  Американский адмирал только-только отвел глаза от страшноватого облака взрыва, когда пришло сообщение от дирижабля 'Сюзи':
  - Через десять минут наши истребители будут над вами.
  - Нет, чтоб пораньше, - проворчал адмирал.
  Истребительная подмога и была тем вторым событием, которое заметили все американские моряки. Ну только что кроме трюмных. Но поддержка и вправду чуть-чуть опоздала: и пикировщики, и торпедоносцы уже вывалили свой взрывоопасный груз и теперь торопились к своим авианосцам. Как раз на этом пути состоялся перехват.
  Правду сказать, американские штабисты промахнулись с расчетами. В теории японские бомбардировщики можно было настичь разве что непосредственно над авианосцами - при том, что на тех вполне можно было предположить наличие истребительного подразделения. Но в пользу погони сыграли повреждения японских самолетов от зенитного огня. Часть из них просто не могла держать паспортную скорость. На них-то и навалились истребители. У тогдашней палубной модификации F4F 'Уайлдкэт' скорость была не выдающейся (во всяком случае, хуже, чем у японского палубного истребителя А6М, он же 'Зеро'), зато в вооружение входили крупнокалиберные (полдюйма) пулеметы, четыре штуки. К тому же во всех тогдашних моделях японских самолетов не было предусмотрено ни протектированных топливных баков, ни броневой защиты экипажа и двигателей. Короче, те бомбардировщики, которых настигли, спастись не могли.
  Стоила похвалы сдержанность Рэймонда Спрюэнса - после полученного им доклада о потерях адмирал не допустил до языка военно-морские выражения недовольства. Между тем он имел на то основания.
  Из шестнадцати крейсеров ни один не обошелся без повреждений. Затонуло четыре, еще два находились в таком состоянии, что их, вероятно, не удалось бы довести до Пёрл-Харбора, а о Сан-Диего и речи идти не могло. Именно довести: гордые корабли полностью лишились хода, и в данный момент палубные команды суетились, организуя буксировку. Среди эсминцев потерян был лишь один, но только потому, что они с очевидностью не были первоочередными целями.
  Результатом стала расчетная эскадренная скорость семь узлов - это если буксировать поврежденные крейсера. Если же их просто добить, сняв экипажи - тогда восемнадцать. Так и так от линкоров с их двадцатью семью узлами не уйти. При этом Спрюэнс оптимистически полагал, что от самолетов у японцев осталось не настолько много, чтобы полагать их за смертельную опасность. Вот главный калибр... сколько там... уж точно не меньше шестнадцати дюймов³⁷ - это да.
  Радиомолчание по всем кораблям - приказ на это был однозначным и не допускал толкований. И все же...
  На всех крейсерах имелись гидросамолеты. На них, ясное дело, были установлены рации.
  Адмирал приказал взлететь двум из них и удалиться от эскадры на расстояние не менее ста морских миль. Направление было указано в секретных пакетах, полученных штурманами перед самым вылетом. Экипажи гидросамолетов прекрасно понимали, что в случае встречи с японскими истребителями спастись будет практически невозможно: очень уж несопоставимыми были характеристики.
  Задача была простой: передать адмиралу Нимицу кодированное сообщение о состоянии дел на эскадре Спрюэнса. И запросить поддержку, поскольку без нее от артиллерийских кораблей противника могли бы уйти лишь пять крейсеров - те, которые полностью сохранили ход.
  Спрюэнс не сразу понял, почему ответ от Нимица настолько задержался. Штаб прикидывал различные варианты действий для крейсерской эскадры. Но ответ все же пришел. Штурманы гидропланов не могли его расшифровать. Но на кораблях эскадры Спрюэнса слушали эфир со всей старательностью.
  Приказ был однозначен: от идеи буксировки отказаться, крейсера без хода затопить, самим же двигаться самым полным ходом курсом таким-то. Цель: соединение с эскадрой Нимица.
  Это было легче сказать, чем сделать. С тяжело поврежденных кораблей надо было снять не только экипажи (раненых - в первую очередь). Старший артиллерист Джексон убедил адмирала, что погреба всех его крейсеров требуют немедленного пополнения, и совсем уж критическое положение было с боезапасом к зенитным орудиям. О том, что вернувшиеся гидропланы надо поднять на борт, и говорить-то не стоило.
  Спрюэнс сделал хитрый ход. На самые тихоходы перешли лишь люди, их боезапас не пополнялся. И сразу же после этого 'хромые утки', выжимая все возможное и невозможное из техники, двинулись по заданному курсу. Крейсера, сохранившие полный ход, а также эсминцы продолжали погрузку. К счастью, не так-то и много надо было перегружать.
  Дальше началась игра разведок. Адмиралы обеих сторон очень хотели знать расположение кораблей противников. Желание было вполне понятным.
  Ямамото Исороку полагался на разведку силами палубной авиации. У Честера Нимица в распоряжении были доклады высотных дирижаблей. Объективности ради мы обязаны констатировать: действовали правильно тот и другой.
  Через шесть часов погони Ямамото решил отказаться от преследования вредных крейсеров. Те, как показал расчет, успевали отойти под крылышко линкорной американской группы - а там были также авианосцы. С учетом потерь в самолетах и летных экипажах итог сражения виделся, самое меньшее, сомнительным.
  Нимиц (точнее, его штаб) понимал толк в арифметике ничуть не менее оппонентов. Его приказы были недвусмысленными и вполне исполнимыми: гнать всю эскадру навстречу героическим крейсерам.
  Патрульные дирижабли передали Спрюэнсу весть об отступлении японской эскадры. Мгновенно об этом узнал весь личный состав вплоть до последнего матроса. Восприятие было практически одинаковым: победа! Иные в избытке чувств обзывали японских противников нехорошими словами и даже обвиняли их в нетрадиционной сексуальной ориентации.
  Мы уже говорили, что этот мир пока не дошел до толерантности и политкорректности.
  Однако сражение за Гуадалканал этим не закончилось. Один из дирижаблей вычислил курс авианосца 'Хирю' и сообщил о своих соображениях в эфир. Если придерживаться строгой правды, то этот курс был скорее увиден, чем рассчитан. Как бы то ни было, на подводной лодке 'Флаундер' сообщение было получено. Командир Чарльз Трибель посчитал, что ему даже не надо особенно перемещаться: авианосец сам должен выйти на засаду.
  Уже намного позже служба радиоперехвата флота Нимица по кусочкам восстановила историю гибели авианосца. По всей видимости, торпед было четыре - по крайней мере, все опрошенные командиры американских подлодок утверждали, что не пожалели бы полного залпа. Лишь три взорвались. Однако уже поврежденному кораблю хватило и этого. Может быть, запас плавучести и позволил бы довести корабль до базы, но начался пожар. Это был тот нередкий случай, когда точно установить причину не удалось. Возможно, от сотрясения потек бензопровод, а в танках 'Хирю' высокооктанового бензина было полно. Именно пожар добил авианосец.
  Японские эсминцы свершили месть. Лодка 'Флаундер' так и не смогла всплыть. Никто из экипажа не спасся.
  Но и это не было заключительным аккордом.
  Через считанные дни все газеты и радио Японии разразились сенсацией. Оказывается, в конечном счете крейсерская атака на остров Гуадалканал была отбита, пусть даже ценой больших потерь в живой силе и технике. Но территорию удалось отстоять! Над ней все так же развевался японский флаг! Героических солдат отыскал разведывательный самолет, которому поручили разведать возможность восстановления инфраструктуры на острове. К этому моменту техник ухитрился сделать из алюминиевых обломков некое приблизительное подобие лопаты, с которым солдаты пытались привести в порядок взлетно-посадочную полосу.
  Другое дело, что целесообразность восстановления аэродрома вместе со всеми службами представлялась сомнительной, но ведь остров так и остался в руках доблестных сынов Ямато.

  СССР продолжал жить вполне мирной жизнью. К востоку и западу от Уральских гор строились энергетические и промышленные предприятия. Некоторые были почти полностью гражданского назначения. Ну или отчасти гражданского: уж точно фармацевтический комбинат в Казани нельзя было счесть за оборонный. Лекарства шли в больницы, в аптеки и (частично) на склады, охранявшиеся людьми в форме. Правда, меры безопасности вокруг этого самого комбината (и аналогичных) были жесткими, но оно и понятно: там работало оборудование, купленное за валюту и притом не задешево. О том, что реакторы, трубопроводы и арматура поставлялись контрабандным путем, знали очень немногие, а кто именно был тем самым незаконным добытчиком - о том ведало еще того меньшее количество человек.
  Нельзя сказать, чтобы матрикатор вовсе устранился от космической тематики. Скорее наоборот. Именно по сей причине и состоялся примечательный разговор.
  - Сергей Павлович, у вас ведь на очереди полет с двумя собаками, то есть я имели в виду два полета с участием двух животных за раз. Так?
  - Совершенно верно, Сергей Васильевич.
  - Вот что я подумал. Кстати, идея, уверен, не новая. Групповой полет. Так, чтобы можно было даже сфотографировать камерой на одном спутнике другой аппарат.
  Генеральный был в курсе этих отдаленных планов. Но в них предусматривались корабли с человеческим экипажем, а не с пёсиками. После некоторого размышления появились дополнительные соображения 'против', которые и были изложены:
  - Сергей Васильевич, лично я не вижу особых трудностей в расчете параметров орбит, чтобы они корабли проходили близко друг к другу...
  Еще бы: не только вычислительная техника, но и самые передовые методы давали к этому веские основания.
  ... - но 'близко' не означает 'достаточно близко, чтобы зафиксировать на записи'. Или, скажем, на пленке. Еще добавлю: потребуется отладка систем ориентации на орбите, поскольку я не предполагаю, что собаки научатся вручную корректировать наведение объектива на заданный объект. Предстоит большая экспериментальная работа на Земле. Кое-какой задел имеется, это так, но проверять будем на орбите и без собак.
  Товарищ коринженер являл собой образец уступчивости и покладистости:
  - Конечно, вы правы, Сергей Павлович, а я об этих деталях не подумал. Впредь мне урок... Но когда соберете головной образец изделия с возможностью точной ориентации на объект, то дайте мне знать. Запустим сразу два. Или даже три, если хотите, нам не так трудно.
  - Мы прикинем варианты, Сергей Васильевич. Но сразу могу сказать, что помощь ваших товарищей будет кстати.
  На этом беседа завершилась. Но кое о чем Генеральный конструктор умолчал.
  Конечно же, выведение на орбиту двух кораблей так, чтобы один видел другого (и наоборот, между прочим) куда эффективнее виделось, если бы оба имели возможность произвольно менять параметры орбиты. Все так, но...
  Долгая карьера разработчика и перерывы в таковой (а сколько-то заключенный Королев протрубил в лагере) научили Сергея Павловича не просто осторожности - расчетливой осторожности. Да, он был полностью предан идее гражданской космонавтики, но не был невеждой в возможных военных применениях спутников. Вот как раз это направление создавало причины для глубоких раздумий. Тут пахло... да какое там, просто разило большой политикой.
  Немцы и американцы не держат дураков в аналитических центрах. Там быстро сообразят, что способность космического аппарата произвольно изменять параметры орбиты означает возможность устроить прохождение этого аппарата именно над тем районом Земли, который представляет интерес. И уже не так важно, разведывательный ли это интерес или возможность бомбардировки с орбиты.
  Такие планы нельзя не передать Большому куратору, то есть Лаврентию Павловичу. А если этого не сделать... 'Хлопнут без некролога' - вот какой была присказка Сергея Павловича, которую, впрочем, слыхали лишь самые близкие друзья и сотрудники. А товарищ из органов ни к тем, ни к другим не относился. И это было веским доводом для умолчаний в некоторых темах.
  Впрочем... запустить две пары собак одновременно, разумеется, можно. И даже можно попытаться прикинуть возможность обнаружения одного корабля другим. Вряд ли появится таковая, но уж в прессе можно подать что-то вроде: 'Первый групповой полет!' или 'Мы подаем лапу через космическое пространство'. Надо бы ускорить модернизацию и механизма и алгоритма ориентации. Кое-что уже есть, но это надо совершенствовать. И еще хорошо бы улучшить электроснабжение на орбите. Обеспечить постоянное ориентирование солнечных батарей на Солнце. И обязательно проверить еще раз их долговечность на орбите.
  Да, дела предстояли.

  Ни в разведке, ни в контрразведке Третьего Рейха безделье не поощрялось. Впрочем, в любых приличных спецслужбах подход был таким же. Вот почему прорабатывались разнообразные, порой самые дикие варианты доставки 'Прилежной Лизхен' на атолл Моруроа. Опасаться при этом следовало и американского, и английского, и даже японского флота.
  Применение для транспортировки безобидного 'купца' с грузом не особо боевого назначения (например, стального проката и крепежных изделий) было отвергнуто моряками. Спецгруз был очень уж габаритным, чтобы его надежно спрятать. К тому же те, кто могли бы остановить судно для досмотра, наверняка могли додуматься до использования датчика радиоактивности. Уж его-то обмануть было бы затруднительно.
  Вторым из тщательно рассмотренных вариантов был караван, включающий нескольких 'купцов' в составе конвоя. На одном из них можно было бы спрятать груз. На этот раз критика пришла от чинов из разведки. Они резонно спросили: 'А что бы вы сами подумали, узнав об отправке вроде как гражданского груза под этакой охраной?' А открытое боестолкновение с Королевским флотом - ну нет, чины из Кригсмарине твердо высказались против такой перспективы. Самое же главное: гражданским судам нечего было противопоставить авианалетам.
  Более очевидным решением была транспортировка 'этой штуки' на борту военного корабля. Моряки дружно сочли, что уж пара линкоров в компании с авианосцем, а также с тяжелыми и легкими крейсерами и эсминцами - короче, мощная эскадра - в состоянии прорваться в город Мурманск. Проблема состояла в сильнейшем ослаблении собственно побережья Рейха. Высшее руководство Германии ни на минуту не сомневалось, что соглашение о перемирии англичане нарушат при первой возможности. А уж при таком раскладе эта самая возможность представлялась.
  Оставалась доставка на борту подводной лодки, что, собственно, и раньше рассматривалось в качестве основного варианта. Дозаправку в Мурманске советские представители пообещали. Перехват груза в течение прохождения северной части маршрута полагался возможным, но крайне затруднительным: Сталин, по всей видимости, всерьез рассматривал возможность нападения японских кораблей на такие конвои. Во всяком случае, советский представитель уверял, что Северный морской путь сторожат бдительно. Но это не отменяло весьма вероятную атаку в Тихом океане. Маршрут большей частью пролегал вдалеке от английских баз снабжения, но вот американцы, да еще японцы. Впрочем, относительно вторых абвер сохранял почти благодушный настрой, разумно предполагая, что разведданными ни Великобритания, ни США делиться не будут ни с кем, уж точно не с японцами. Это, впрочем, не отменяло возможности кооперации англичан с американцами.
  В течение одного из совещаний представитель абвера задал более чем резонный вопрос:
  - Господа, в свое время мы получили сведения, что британцы раскалывают наши шифрованные передачи. Тогда мы приняли меры.
  Этот эвфемизм означал, что центр радиоперехвата в Блетчли-парке был разбомблен вместе со всей техникой и, главное, с личным составом.
  Офицер абвера с некоторым нажимом продолжал:
  - Наши противники могли восстановить разрушенное. Мы разработали некоторые меры против этого, но без прямого воздействия.
  Подробности не последовали.

  Стоит особо заметить: битва на Гуадалканале и возле него дала преобильные возможности для выводов. Их сделали все участники, Японская Империя не в последнюю очередь.

  Глава 31

  Совещание у премьер-министра было весьма серьезным - как по тематике, так и по составу участников. Еще одним признаком внимания председательствующего служила подчеркнутая официальность.
  - Итак, сэр Стюарт, вы утверждаете, что германская империя не только разрабатывает атомную бомбу, но и близка к успеху. Перечислите доказательства, будьте добры.
  - Адмиралтейство некоторое время находилось в тупике, не находя причин для вкладывания большого объема средств и усилий на создание военно-морской базы на атолле Моруроа. Все аналитики сходятся во мнении, что эта территория совершенно не подходит для заявленной Германией цели.
  Первый лорд Адмиралтейства уверенно кивнул, хотя нужды в том не было: мнение Королевского флота на этот счет все участники и так знали.
  - Некоторое время мы полагали, что шахта, которую роют на этом пустынном атолле, предназначена для добычи редкого и ценного металла рения. Но эта версия не выдержала проверки фактами.
  Последовавшая пауза была с точки зрения стороннего наблюдателя (которого в комнате не было) полностью лишней. Собравшиеся и там слушали со всем вниманием.
  - Любая шахта являет собой дорогостоящее сооружение. Шахта на Моруроа - в особенности, ибо требует снабжения с исключительно длинным плечом. Специалисты дают оценку примерно двадцать пять миллионов довоенных фунтов стерлингов...
  Инфляция в Великобритании была не столь большой, как во Франции, но все же не нулевой.
  - ...и, если объект предназначен для добычи полезных ископаемых, то обычной практикой является оценка экономической целесообразности перед началом строительства. А для нее, в свою очередь, требуются изыскательские работы. Нам не удалось добыть никаких сведений о том, что таковые работы проводились.
  Оратор был несколько неучтиво перебит министром иностранных дел:
  - Такие работы могли производить французы. В конце концов, это их территория.
  Докладчик ни на минуту не замедлился с ответом:
  - Эту версию мы также проверили. Не нашлось ни единого документа о геологических работах.
  - Немецкая разведка могла их изъять.
  Стюарт Мензис защищался мастерски:
  - Об этой возможности мы тоже подумали. Опрос туземцев показал, что они ни о чем таком не слыхали, и никаких работ на атолле не наблюдали.
  - Слова туземцев недорого стоят.
  - Пока и поскольку они не являются еще одним подтверждением имеющейся версии. Но и это не все. На сегодняшний день Германия является обладательницей единственного известного месторождения рения, то есть только там производится этот металл в товарных количествах. Другими словами, именно Третий Рейх из всех развитых государств в наименьшей степени нуждается в дополнительном источнике рения. Впрочем, нельзя исключить внезапно возникшую потребность, о природе которой нам пока что ничего не известно.
  - А для чего вообще нужна эта редкость?
  Вопрос был с подтекстом, но главный разведчик Великобритании либо этого не понял, либо искусно притворился тупым:
  - Ни для чего... пока что. Немцы ведут опытные работы по исследованию воздействия добавок рения на свойства жаропрочных сплавов.
  - Такие сплавы используются в реактивных двигателях, не так ли?
  Ответил председательствующий, который по совместительству был министром обороны:
  - На сегодняшний день ни в США, ни в Европе нет массового производства самолетов с реактивными двигателями. Только в СССР.
  - Значит ли это, что русские имеют в распоряжении источник рения?
  - Нам, - медленно ответил Мензис, - о таких источниках неизвестно. Также нет данных, что русские снабжают Германию этим металлом. Мы бы знали.
  - Вы хотите сказать, сэр Стюарт, что эта шахта может служить местом для испытания атомного взрывного устройства?
  - Да.
  Сказано было с усилением.
  Премьер-министр имел солидный опыт по расспросам хотя бы в силу должности:
  - Помнится, еще четыре года тому назад научные источники не были уверены в возможности создания такой бомбы. Откуда у их немецких коллег появилась эта уверенность?
  Глава английской разведки колебался совсем немного, не более четверти секунды, но премьер это заметил.
  - У нас есть только предположение, сэр.
  - Мы подождем, пока ваше предположение не обрастет фактами. Какой вы делаете вывод?
  - Германский атомный центр должен быть уничтожен.
  Прозвучало столь же веско, как и знаменитое 'Ceterum censeo Carthaginem esse delendam' ³⁸ .
  - Как вообще взрывное устройство может быть доставлено на Моруроа?
  - Только морским путем. Ни у кого, даже у СССР нет самолета подобной дальности.
  - Почему вы не рассматриваете возможность перехвата этого груза в море?
  - Наоборот, мы полагаем, что это нужно сделать, но лишь в качестве дополнительной меры. Однако уничтожение атомного центра даст нам фору по времени, поскольку без него создание еще одной бомбы в скором времени невозможно. По крайней мере, физики это утверждают.
  Странно, но первым сделал вывод Первый лорд Адмиралтейства Александер:
  - Если мы пойдем на бомбардировку территории Германии, Гесс сочтет это превосходной причиной для возобновления военных действий.
  Председательствующий отреагировал быстро:
  - Это всего лишь ответ на бомбардировку Блетчли-парка. Не думаю, что немцы вздумают развязать полномасштабную войну на море: им просто нечем это делать. Будет то, что уже было: 'странная война'. В случае нашего успеха никаких дальнейших бомбардировок немецкой территории не будет. Конечно, если им не вздумается бомбить нашу.
  - Для разработки операций нужны вводные.
  Ответом была полуулыбка на губах Стюарта Мензиса:
  - Мы об этом позаботимся.
  Как и полагается руководителю, Клемент Эттли тонко уловил момент для окончания дискуссии:
  - Джентльмены, полагаю, что ответы на вопрос о том, ЧТО необходимо делать, уже ясны. КАК достичь целей - это частности, которые еще надо обдумать. Все свободны.

  Разговор с Королевым имел последствия.
  Товарищ Берия играл самыми доверительными интонациями. Пожалуй, тон голоса наркома неправильно было бы посчитать вежливым: он скорее казался просто домашним.
  - ...вот почему хотелось бы выслушать ваше мнение по поводу управляемого полета. Поймите правильно: никто не сомневается в практической возможности осуществления такового. Но тут в технику вмешивается политика - вы, Сергей Васильевич, сами знаете, как оно бывает.
  Странник гнул свою линию:
  - Лаврентий Павлович, уже не один раз я высказывался на эту тему: никаких советов от меня. Решать - это не мой уровень.
  - Помилуйте, Сергей Васильевич, тут решаю даже не я, - нарком не счел нужным называть по имени того, кто действительно принимал решения, с очевидностью рассчитывая на выдающуюся догадливость собеседника, - и уж точно не вас попросят об этом. Возьму на себя смелость заявить: сейчас речь идет даже и не о советах, хотя в их качестве не сомневаюсь. Вовсе нет! Всего лишь мнение, как я уже сказал. Вы ведь наверняка не поленитесь высказать обоснования, не так ли?
  - Спасибо.
  Слово прозвучало как-то невпопад, но Берия прикинулся невнимательным. А Странник продолжал:
  - Думаю, что Сергей Павлович прав, и демонстрация возможности менять орбиту должна пройти одновременно с полетом человека. Но, как мне кажется, есть возможность маневрирования, которая, если и будет замечена, не встревожит наших... кхм... соседей по земному шару. Изменение высоты, скажем, до пятисот километров, даже больше. Орбита станет не круговой, а эллиптической. Обоснование: мы хотим добиться обзора большего участка земной поверхности. Например, с целью увидеть обширные циклоны в атмосфере или иные события. Наблюдатель с биноклем такое изменение орбиты даже не заметит. Для этого нужны профессиональные астрономы и точные часы. Насколько мне известно, ни один из имеющихся в развитых странах радаров на такую высоту не добьет. Методом триангуляции можно определить высоту полета спутника, но для этого надо наилучшим образом согласовать моменты наблюдения.
  - И обосновывать это надо...
  - ...совершенно верно, Лаврентий Павлович, нашим желанием изучать околоземное пространство на разных высотах. А отсутствие живых существ на борту - так это объяснить можно запросто. Ни мы, ни кто-либо другой не знает радиационную обстановку на большой высоте. Не хотим рисковать собачками, о людях и не говорю.
  Куратор космических исследований улыбнулся на нехитрую шутку.
  - Такой корабль - точнее, корабль на такой орбите - будет меньше тормозиться сопротивлением атмосферы. Иначе говоря, он должен просуществовать дольше. Насколько - не знаю, но предлагаю не оборудовать его самыми лучшими солнечными батареями. Скорее наоборот: объявить, что именно их невысокая долговечность ставит предел активной работы спутников вообще. Впрочем, ваши люди, Лаврентий Павлович, по части дезинформации мне дадут сто очков вперед.
  Комплимент не блистал изысканностью, но цели достиг.
  - И еще. Мне представляется, что нам понадобится флот.. нет, флотилия... пожалуй, еще меньше: группа... даже не знаю, как назвать... короче, нужны суда, способные эффективно взаимодействовать со спутниками. Прием информации. Отправка управляющих сигналов, если понадобится.
  - Боевые корабли? - как-то чересчур быстро спросил нарком.
  - Нет, без вооружения, но с мощными средствами связи. И с большой автономностью. Помнится, строительство таких объясняли потребностями в геофизических исследованиях или, скажем, океанографических... Наверное, дизель-электроходы, на них, помнится, проблемы с вибрацией легче минимизировать. Я не моряк, тут нужна их консультация. Разумеется, кое-чем помочь смогу. Если речь пойдет о серии судов, то тут мне надо участвовать. И люди Сергея Павловича тоже должны включиться, уж они-то заинтересованная сторона. Да, вот еще...
  Не прозвучала тема атомного оружия. Ни словом, ни намеком. Но вечером того же дня эту проблему товарищ Берия озвучил при разговоре с Хозяином.
  - Из данных радиоперехвата, а также по агентурным каналам нам стало известно, что британцы готовят массированный бомбовый удар по атомному центру... вот здесь, - острейший карандаш ткнул в известную обоим собеседникам точку на подробной карте Германии.
  Сталин взял из ящика стола пачку папирос, подумал и с видимой неохотой отложил ее обратно. Берия про себя решил, что это наверняка влияние материалов из будущего.
  Видимо, Сталин уже пришел к какому-то выводу, поскольку не колебался ни секунды:
  - Мы приняли решение о том, что Германия должна получить атомное оружие. Единичная боеголовка угрожать нам не может. Но из этого решения не следует, что мы должны и будем способствовать расширению немецкого атомного арсенала.
  Фраза означала: атомная программа Третьего Рейха нуждается в тормозах.
  На этот раз догадливость проявил нарком внутренних дел. Советскому шахматисту не суждено было в ближайшее время сгонять партию-другую с немецким партнером.

  Но и в Германии никто не сказал: 'Wir haben dieses Ding'³⁹ . Во-первых, 'Прилежная Лизхен' по всем бюрократическим правилам могла считаться готовым изделием лишь после испытания. А до такового было еще не близко. Во-вторых, одно лишь наличие бомбы было 'хорошо, но мало'. Доктора Гейзенберг, Фриш и многие иные знали, что рейхсканцлер Гесс имеет несколько другой подход к сложным научно-техническим разработкам, чем покойный фюрер. Того можно было увлечь сверкающими перспективами, не предоставляя нудные расчеты. Собственному чутью Гитлер доверял куда больше, чем выкладкам. Нынешний глава германского правительства предпочитал железные факты. Умные аналитики доложили господину рейхсканцлеру, что само сверхоружие и средства его доставки к цели суть не одно и то же. Вот почему одновременно с ближайшей транспортной задачей (переправить бомбу к месту испытания в Тихом океане) решалась проблема создания стратегической бомбардировочной авиации - та самая, на которую в ином варианте истории немецкие штабисты махнули рукой. Возможно, там и тогда сыграл роль отказ от операции 'Морской лев'⁴⁰ . Здесь же авиапромышленность стряхнула пыль с проекта четырехмоторного 'Юнкерса-89', только на сей раз движки были выбраны не даймлеровские, а от Юмо, мощность которых была чуть ли не в два с половиной раза больше. Расчетный потолок машины подрос с семи до почти десяти тысяч метров. Однако дальновидный (он же толстый) Герман Геринг не пожелал складывать все бьющиеся предметы в одну корзину. Ход его рассуждений был таков: да, для доставки пары-тройки 'прилежных девушек' хватило бы десятка бомберов (часть машин должна была нести бомбовую нагрузку обычного типа и работать ложными целями); пусть даже два десятка, но если вдруг атомный проект не увенчается успехом, то армада 'стратегов' лишней не будет.
  И началась в общем-то рутинная работа: создание прототипов, испытания всех видов, переделка проекта ради устранения недостатков, еще отладка, утверждение, передача документации заводам-изготовителям. Одновременно шло переучивание летного состава и обучение наземного. Именно переучивание: у подавляющего большинства пилотов, штурманов, бортмехаников и стрелков уже имелся опыт применения фронтовых бомбардировщиков разных моделей.
  И почему-то никто не вспомнил о возможностях баллистических ракет. Видимо, тех, кто принимал решения, ввела в невольное заблуждение низкая точность этого оружия. Плюс-минус сотня километров, если верить русским источникам - ага, как же, целились по Лондону, попали в Канал. И опять же: сам Вернер фон Браун, разумеется, отлично знал, что баллистические и космические ракеты - совсем не одно и то же, но те, кто составлял планы, разницы не видели. И не было рядом гениального немецкого конструктора, чтобы указать на ошибку.
  Но имелись факторы, работавшие в пользу Германии.
   Абвер получил многократно подтвержденные факты, свидетельствующие о разработке англичанами бомбы 'Толлбой', каковая изначально предназначалась для поражения целей, хорошо заглубленных в землю. Д Правда, до постановки на вооружение было еще далеко, и потому точных данных об ее эффективности не было и быть не могло, но запланированная возможность пробития толстых железобетонных перекрытий, да еще нескольких... Не нужно обладать гигантским умом, чтобы сделать простые предположения. Или эти штуки предназначены для уничтожения особо заглубленных бомбоубежищ, то есть именно тех мест, где обыкновенно скрывается крупная дичь, или же целью является некое подземное производство. Рядовым аналитикам такое знать было не по чину, но серьезные ребята немедленно подумали о подземных цехах, где делаются некие особо мощные, даже сверхмощные бомбы. Тут подробности уже не требовались. В результате докладная ушла на самый верх.
  Нельзя сказать, что очень уж крутые меры по защите неких объектов на территории Рейха совсем никого не заинтересовали. Скорее наоборот: усилили работу и английская разведка, и советская, даже американская и (вы не поверите) французская. Последняя, впрочем, большей частью работала на Великобританию, даже если не все агенты это осознавали. И все же некоторая доля сведений оставалась в распоряжении Центра правительственной информации. Номинально им руководил адмирал Дарлан, фактически же командовал полковник Риве. Оба не любили бошей, но лаймиз не любили точно так же. Главным и самым ценным источником с территории Рейха был эльзасец Роберт Вархельм, он же Робер Герро, одинаково хорошо владевший французским и немецким языками. У него случайно открылась возможность подслушивать телефонные разговоры, ведущиеся открытым текстом. В них, понятно, не содержалось ни грамма секретной информации: всего-то болтовня о ценах на продукты питания, о количестве этих самых продуктов, закупаемых интендатурратом Фольке, а равно подробные и весьма интимные сведения о нраве, обычаях и прелестях толстой Трудхен. Все это записывалось и отправлялось 'куда-то' по каналам связи, о которых агент ничего не знал.
  В конечном счете информация об увеличении количества военнослужащих без видимых причин стала интересовать французскую разведку. Вы сами должны сделать вывод, читатели: уж если французов несколько удивило нарастание количества немецких военнослужащих в районе, где им вроде как нечего делать, то англичанам и русским сам бог велел.
  И, понятное дело, Те, Кому Надо начали с большой осторожностью описывать круги вблизи упомянутой дамы с фигурой повышенного веса.

  Мы не можем упустить возможность: и в японском военном сообществе тоже наметились изменения. Именно сообществе, ибо дело касалось не только флота.
  Впрочем, первым стал 'гнать волну' никто иной, как сам Гэнда Минору, отнюдь не последний человек во флотской иерархии. Он открытым текстом довел до сведения тех, кто мог влиять на авиапромышленность, что нынешние показатели палубных самолетов не кажутся удовлетворительными. Собственно, это знали и куда меньшие чины. Одной из главнейших проблем Гэнда видел в недостаточной высотности истребителей. Доклад весьма убедительно показывал, что американские дирижабли над полем боя ведут себя неприличным образом, то есть летают, где хотят, и глазеют на все, что им придется по нраву, уж не говоря о том, что корректируют артиллерийский огонь. Отдать справедливость: полковник Гэнда был достаточно опытен, чтобы настаивать на производстве специализированной машины, пусть и в небольшой серии. Приложение к докладу составляло почти что техзадание, в котором указывались ТТХ этой машины. В похвалу аналитическому искусству Гэнда отмечаем: он совершенно не стал гнаться за рекордными показателями в части скорости (для весьма тихоходной цели он полагал достаточными триста километров в час, а то и меньше,), а равно в вооружении. Предполагая, что гелий в этих дирижаблях не применяется (слишком дорог), японский авиатор предложил вооружать предлагаемый сверхвысотный истребитель всего лишь одним пулеметом винтовочного калибра, но только с зажигательными пулями, предвидя, что пожар, буде таковой случится, загасить крайне трудно, если вообще возможно. Но даже при гелиевом наполнении вполне возможно поразить гондолу огнем сверху. При атаке с этого направления дирижабли полностью беззащитны. К тому же в конструкции самолета, рассчитанного на высоту тринадцать тысяч метров, наверняка могли нарисоваться проблемы с весом. Установка более тяжелого вооружения или нескольких его единиц виделась очень проблематичной.
  Но Гэнда Минору отметил еще одно тревожащее обстоятельство. Уровень подготовки пилотов заметно снизился. Летный почерк подчиненных полковника давал все основания для подобного вывода. Улучшить положение дел можно было лишь в условиях мира, то есть никак. И тут пример исполняющего обязанности младшего лейтенанта Ямадзаки Тодзё, направившего свой торпедоносец на вражеский крейсер... он наводил на размышления.
  Как ни странно, направление военной мысли задал гражданский человек: министр промышленности Тоёда Тэйдзиро. Он обратил внимание руководства Императорского флота на повышенную скорость убыли гражданского тоннажа. И самую большую тревогу вызывала регулярная гибель танкеров. Нефть - ее в теории можно запасти впрок, но уж очень быстро хранилища одно за другим показывали дно. А это означало нехватку не только высокооктанового бензина для самолетов, не только горючего для прожорливых котлов флотских кораблей, не только смазочных материалов для двигателей всех типов, но также дефицит топлива и электроэнергии для перерабатывающей промышленности Японии. А у алюминиевого производства были аппетиты на сей счет не из последних. Конечно, электростанции можно перевести на уголь, но качество японского угля оставляло желать много лучшего. Да и переделка оборудования требовала времени.
  Альтернативой была сахалинская нефть. Правда, самые богатые плаcты залегали там глубоко, но зато дебит был превосходен, а плечо снабжения сокращалось до совсем уж малых величин. Вот только росскэ с некоторого момента отказались продлить соглашения о концессиях, но...
  Почему-то господин Тэйдзиро был уверен, что Госпожа Армия вкупе с Господином Флотом сумеют представить русским убедительные аргументы.
  Выщеупомянутые Госпожа и Господин выслушали со всем вниманием и о6ещали как следует поразмыслить. На это, понятное дело, требовалось время.
  Но был еще один фактор, который не приняли во внимание многомудрые командующие Гэнда Минору и Ямамото Исороку.
  Мы не осмелимся назвать этот фактор 'общественным мнением'. Сказать правду, в тогдашней Японии вообще не существовало того, что американцы имели бы в виду под этим словосочетанием. Мнение народа не только никого не интересовало - как раз в этом Япония была отнюдь не оригинальна. Оно еще и не существовало. Не было тогда, например, возмущенных писем читателей в редакции газет при несогласии их (читателей) с публикуемыми материалами. Зато имелось кое-что другое.
  В полном соответствии с японскими традициями высшие представители армии и флота, давая рекомендации императору, почти никогда не упускали случая сделать пакость враждебному ведомству - иногда впрямую, иногда скрытно. Но также на решения тэнно влияла информация, получаемая из газет. Само собой, Хирохито никогда полностью не доверял им, но основные факты все же черпал именно из этого источника. Назвать мнение японских газет общественным значило сильно ему польстить. И все же...
  В данный момент Госпожа Армия ни единым словом не попыталась преуменьшить заслуги Господина Флота, хотя и не вознесла хвалы. Зато эту задачу со всем пылом выполнили газеты, которые прямо захлебывались описаниями грандиозных успехов Императорского флота, регулярно наносившего крупные поражения американскому, сорвав все планы такового. Достойным примером для истинных самураев явились действия флотских, разбивших планы гайдзинов захватить Гуадалканал, хотя как раз те японские рядовые, которые остались в живых после обстрела, самураями ни по каким меркам не являлись.
  В результате император мысленно склонился к одобрению плана (который, собственно, еще не существовал) захвата северной части острова Карафуто с его запасами нефти.

  Глава 32

  - Им это на хрен не надо!
  Эта строка не вполне совпадает с тем, что реально было произнесено генералом Смушкевичем, хотя смысл передан точно.
  Совещание было абсолютно неофициальным. Да и проводилось оно в неофициальной обстановке: на квартире у товарища Александрова. Со стороны авиаторов участвовали генералы Смушкевич и Рычагов.
  Гостеприимный хозяин выставил угощение: некое подобие салата 'оливье', но с крабами, огородную зелень, жареную курицу с рисом, морковкой, сладким перцем и еще какими-то овощами. Жаркое издавало соблазнительный запах пряностей. К закуске предлагались горячительные напитки, в том числе чай, к которому, в свою очередь, прилагался кремовый торт.
  Это у французов полагается не касаться серьезных тем до того, как гости примутся за сыр, каковой у этих дикарей предлагают в самом конце обеда. Ну да что с них взять? Поскольку в комнате не было ни единого уроженца прекрасной Франции, то важные вопросы начали обсуждаться задолго до сыра. Впрочем, его-то как раз хозяин не предусмотрел.
  Речь шла о возможных путях нападения Японии на СССР.
  Стоит заметить, что дураком Рычагов не был никогда, а за годы, прошедшие в должности одного из руководителя военной авиации СССР, он то ли поднабрался, то ли понахватался... одним словом, приобрел некоторое понимание стратегии.
  В данный момент он громил со всей пролетарской силой тезисы Сергея Васильевича. Первое, что летчик отметил: японцам вообще-то война с СССР не нужна. И без того хватает головной боли. И это были не пустые слова: разведсводки, к которым генерал имел доступ, однозначно свидетельствовали, что японские потери в морской авиации, в частности, в самолетах и летном составе уже неприемлемо велики и сами по себе создают большие трудности в войне с США. Так зачем добавлять в список противников еще и Советский Союз? Второе справедливое замечание Рычагова состояло в том, что по качеству авиатехники японцам никуда и никак не равняться с возможностями СССР. Особо же генерал отметил боевые вертолеты, аналогов которым в Японии не было, нет и, вполне возможно, уже не будет.
  Эти соображения были поддержаны Смушкевичем. Тот был как бы не лучшим стратегом, чем его младший товарищ. Главным доводом была фраза, которая цитировалась нами. Но этот тезис был не единственным:
  - Ты, Сергей Василич, видать, не в курсе. А мне по должности полагается. Так вот, если только японцам вздумается пересечь границу...
  - ...у реки...
  - Да иди ты к разэтакой матери!.. Короче, там - твоими трудами, между прочим - имеется целая цепь... скажу так, защитных сооружений, чтоб задержать любое наступление, а там по плану и подкрепления подтянутся. Сам не видал, но сведения имеются: тяжелые танки, которые с пушками корпусных калибров...
  Тут мимоходом заметим, что Смушкевич то ли не знал точные названия моделей танков, то ли их забыл, то ли поостерегся допустить на язык, но обоим собеседникам было понятно, о чем именно не сказал авиатор.
  -...а к ним еще и танки, которые полегче, с пехотным отделением внутри, туда ж и ствольная артиллерия, и которая с РСами.
  Смушкевич остановился перевести дух, но Рычагов лихо вклинился:
  - Да еще добавь, что ни одна ихняя модель истребителей не тянет против даже Ла-7, а о 'мигарях' вообще молчу. И все ребята прошли через тренажеры! Все три истребительных полка! Вертолетчиков еще добавь. К тому же...
  Последовала прямо мхатовская пауза - по правде сказать, совершенно лишняя, ибо слушатели и так были само внимание. О наличии новейшей разработки от Лавочкина все уже знали.
  - ...твои головастые инженеры с техниками по моей просьбе сделали вариант тренажерной программы.
  - Ого! Не зря их учил.
  - Будь уверен, Старого там помнят, - генерал Рычагов не уточнил, какими именно словами там поминают свирепого инструктора. - Значит, так: вертолет против японских истребителей, и если один против четырех - у тех вообще без шансов, их ракетами с дальней дистанции, а если шестеро, то и тогда пушка дает им прикурить...
  - Погоди-погоди, Павел Васильевич, ты уж попа с гробовщиком пригласил, а покойник-то еще взапуски бегает. Вы, ребята, все в ум берете сухопутные силы. А у наших узкоглазых соседей и морская авиация имеется. Для начала ответь-ка, товарищ Рычагов: на какие японские истребители программку написали?
  - Как это? На те самые, что ты же и дал в свое время.
  От коринженера последовал тяжкий вздох.
  - Вот вам данные...
  Два больших военачальника рванулись к листку и чуть не треснулись лбами.
  Рычагов первым поднял крик:
  - Так у нас это есть! А6М, он же 'зеро'. Есть данные по нему и по его модификациям, сам видел, только ребят не тренировал, это машина для авианосцев.
  - Подожди, Сергей Василич, не убирай, дай глянуть на ТТХ.
  - А ничем он не лучше 'лавок', вот те честное партийное, а по живучести так должен быть хуже.
  - Если сравнить с И-180, тем более с И-185, то выходит...
  Черту под дискуссией подвел старший по возрасту:
  - Хорош спорить. Мне надо будет подъехать в тренажерный центр. Признаю, что идея была хороша: попробовать ударный вертолет против истребителей.
  Рычагов приосанился. Правда, он не был автором, но активно проталкивал этот вариант тренировок.
  - Стоп, Сергей Васильевич. Сейчас речь пойдет о другом. Почему морские самолеты?
  С точки зрения Смушкевича вопрос отнюдь не был праздным. От Читы или Благовещенска до моря было аж несколько тысяч километров.
  - А потому, Яков Владимыч, что целями могут быть Владивосток. Или Находка. Или вообще север Сахалина.
  - Владивосток - это еще могу понять. Главный порт региона. Находка... ладно, допускаю. Но на Сахалине им какого рожна надобно?
  - Есть у меня подозрение, но доказать не могу. Не хватает данных. Но вы уж, авиаторы, прикажите штабу прикинуть вариант японской атаки именно там, и с привлечением авианосцев да крейсеров, а то как бы не линкоров. Знаю, что ты думаешь, Паша. Старый перестраховщик, дескать, из пальца угрозы достает. Но все ж прикиньте. И моряков привлеките. У них наверняка наработки на эту тему имеются. Да, вот еще. Могут выявиться... того... провалы в материалах, запчастях, ГСМ, опять же. Уж вы, ребятушки, известите меня, и заранее. Достать я много чего могу, но вот лишнее время - это не по моей части.
  Авианачальники уходили из гостеприимного дома молча. Рычагов напряженно думал об готовности летного и наземного состава. Прошедшие обучение знали свое дело если не на 'отлично', то уж верно на 'хорошо с плюсом'. Но одна неприятная мысль не давала покоя: а хватит ли наличных подразделений (или даже воинских частей) для отражения агрессии? Почему-то особенное беспокойство внушал Сахалин. Ну нечего там было японцам делать, кроме как занять удобную позицию для организации дальнейшего наступления на Камчатку.
  Смушкевич же размышлял о других материях. Весь боевой опыт советской авиации был приобретен на сухопутных ТВД. И, судя по всему, по морской части наметилось отставание. Это надо было исправлять.

  Генерал Пикенброк был недоволен состоянием дел. Вообще говоря, разведданные никогда не бывают в достаче, и это одна из головных болей начальника любой разведслужбы. Но к ней добавился обширный доклад группы офицеров, занимавшихся анализом космической программы Советов.
  На первый взгляд все выглядело мирно. Русские последовательно осваивали ближний Космос. Уже слетала на орбиту маленькая собачка, вернувшись живой и вроде как в добром здравии. Уже запущены были сразу два спутника аж с четырьмя собаками. Официально было объявлено, что этим-де проверяется влияние на живые организмы более длительного пребывания на орбите. Русские пообещали проверить здоровье потомства от этих собачек. Логично. Все нацелено на подготовку запуска человека. И тут последовательность видна. Но потом начались странности.
  Не так уж важно, кто именно первым обратил внимание на странность. К тому же сперва сигналу тревоги от аналитика в чине лейтенанта никто не придал серьезного значения. Но сразу после приземления собачек пошли запуски других спутников. Не одного и даже не пяти.
  Опять же: если верить официальным источникам, целью этой стаи аппаратов было картографирование земной поверхности. Вроде как разумный шаг, если учесть громадную площадь СССР. Но тут выпадала небольшая деталь. Для передачи изображения (в цвете!) требовались гигантские объемы информации. Передать такие можно? Ну конечно, но нельзя передавать изображения одно за другим. А без этого картографирование затруднительно, если не сказать более. Или же земную поверхность надо было фотографировать и передавать на Землю готовую пленку. Но и тут выявилось противоречие фактам: изображение шло прямо с орбиты, по крайней мере, частично.
  Наиболее убедительно выглядела гипотеза о существовании сверхскоростной вычислительной техники. И сверхкомпактной к тому же, коль скоро ее удалось втиснуть в более чем ограниченный объем. Впрямую ничего выявить не удалось, зато косвенные свидетельства имелись, даже не одно.
  Торговля СССР с Германией включала в себя поставки цифровых часов - так их именовали во внешнеторговом ведомстве СССР. В номенклатуру были включены наручные часы, даже дамского размера. Немецкие дамы, кстати, были очень даже не против. Пусть часики не выглядели верхом изящества и богатства, но они отличались отменной, просто невероятной точностью, а цена была вполне божеской. Немецкие промышленники, в свою очередь, отличались развитым любопытством. Они разобрали по винтику сколько-то часов. Там, собственно, и винтиков-то почти что не было. Основой механизма была заключенная в зеленую пластмассу плата с золотыми контактами, подающая слабые электрические сигналы. Эта деталь была неразборной, понятно. Пластмасса не поддавалась обычным органическим растворителям, что, впрочем, тоже предполагалось. Но все попытки понять внутреннее устройство платы пока что были безуспешными. Пока что твердо можно было сказать: основой этой платы служит кремний.
  Вторым фактором был сравнительно недорогой прибор, который, стоит заметить, Советы никому не продавали. Но его выдавали во временное пользование самым уважаемым инженерам и ученым. Получили таковые приборы и некоторые сотрудники из немецкой группы. По сути это была небольшая, величиной с пачку трубочного табака, пластмассовая коробочка, позволявшая делать расчеты с огромной скоростью. Вернер фон Браун был знаком, хотя и заочно, с вычислительной техникой, разработанной инженером Цузе. Сравнение показало: не то, что доктор наук, а просто грамотный инженер с ходу бы констатировал, что по своим возможностям эта вычислительная коробочка намного опережает немецкую технику. Уж по скорости вычислений - так точно. А о физическом объеме арифметического устройства и говорить не приходилось.
  Вернер сначала про себя, а потом и в письмах особо отметил, что каждый такой приборчик обладал тремя ячейками памяти, в которых можно было хранить как постоянные, так и промежуточные результаты. Исходя из общего более чем скромного объема устройства, немецкий ракетчик сделал вывод: и столь поразившая его память, и арифметическое обрабатывающее устройство, и, весьма вероятно, схемы управления вводом и выводом цифровой информации - все это основано на сверхмикроскопической технике. Количество элементов, отвечающих за расчеты и управления в машинах Цузе, секрета не составляло. Расчет оказался не столь уж сложным всего на подобный прибор потребовалось бы от двух до пяти тысяч элементов. В русском варианте все это умещалось на плате размером чуть более квадратного сантиметра. По всему выходило, что элементы вычислительного узла должны быть совершенно микроскопического размера - никак не больше пятнадцати микрон или даже еще меньше. Вывод казался вполне очевидным: успехи, продемонстрированные советской космической наукой и техникой, большей частью происходят из громадных возможностей этой вычислительной техникой. Также прозвучало предположение: уж если подобные вычислительные машинки дают просто в руки, то наверняка должны существовать другие, намного более старшего класса.
  Стоит уточнения: этот вывод был вполне правильным, но неполным. Фон Браун просто не знал о состоянии дел в атомной промышленности СССР. Сказать по совести, он не имел никаких доказательств, что таковая вообще существует, хотя слышал о теоретической возможности создания атомной бомбы. Но такие доказательства имелись на руках у другого ведомства Рейха.
  Сам факт успешной разработки атомного оружия Советами явился вторым важнейшим куском информации. Доктор Гейзенберг убедительно доказал, что без длительных, а потому дорогих расчетов подобные работы выполнить нельзя. Но русские это сделали. Хорошо, допустим, за арифмометрами сидела целая дивизия расчетчиков. Но вот скорость выполнения расчетных работ смущала. А в соединении с успехами русских ракетчиков этот фактор подкреплял основания делать серьезные выводы.
  Третьим фактором было сотрудничество СССР и Германии в части работы с пластинами из сверхчистого кремния, которое само по себе не могло удивить. Все немецкие специалисты соответствующего профиля прекрасно знали, что в части культуры производства Германия впереди. Зачем такие пластины нужны, в Германии не знали, но догадывались. Отыскались умные головы, которые сопоставили потребность в кремнии и русские успехи в части твердотельных приборов. Иначе говоря, на основе кремниевых пластин изготавливают эти самые приборы (возможно, много чего еще).
  В результате началось шевеление по дипломатическим каналам. На неофициальном уровне предлагался обмен разнообразными технологиями. Цель у немцев была проста: получить хоть кусочек тех возможностей, которые позволяли совершить гигантский скачок в части миниатюрных вычислительных устройств. И у немецких фирм было что предложить на обмен.

  Выход в море был назначен на светлое время суток. Конечно, заинтересованные господа, работавшие не только на Рейх, отметили этот факт, но сам по себе он мало что значил. Ну, двинулась в поход 'девятка', но таких у гросс-адмирала Дёница много. Ну, сопровождают ее эсминцы, но и это не повод насторожиться. По правде говоря, эсминцы вышли заранее и самым тщательным образом слушали море. Вроде как посторонних не было. К тому же были приняты меры по введению в заблуждение.
  В конечном счете в холодные воды (зима толком не закончилась) Северного моря вышли аж целых три 'девятки'. В неких точках, свободных от недружественных глаз, все всплыли, и все три перекрасились. Ну, не полностью: лишь номера стали совсем другими; в результате в Мировом океане вдруг появилось аж три подводных лодки, неотличимых по профилю и по иным признакам. Вот разве что физиономии командиров были существенно разными. А уж после этого наступило... мы даже не можем определить это ни на русском, ни на немецком языках, но в сумме предписывалось делать то-то и то-то без малейших обоснований. Лишь один командир мог вычислить причины для странных приказов. Это был корветтен-капитан Блайхрод по прозвищу 'Аякс', на борту у которого и находился тот самый загадочный и очень опасный груз. Этот офицер болтливостью не отличался, как, впрочем, и двое коллег-командиров. Но у тех были дополнительные основания для скверных предчувствий. Они прекрасно знали, что ничем особенным их подлодки не отличаются. Не было ни экстраординарных пассажиров, ни какого-то особенного груза. Фактов было достаточно, чтобы любой зеленый лейтенант сделал вывод: им предназначено отвлечь внимание противника от... кого? Чего? Возможно, от третьей 'девятки', бывшей U-109. Но не исключались и другие объекты. В частности, старпом бывшей U-108 подумал о трех 'купцах', которые, судя по курсу, направлялись в тот же Мурманск. В совпадение он не поверил, и потому доложил командиру о том, что вот-де идет группа гражданских; по всем признакам, следуют туда-то.
  Реакция была самой нейтральной:
  - Да, знаю, меня о них предупредили.
  Впрочем, морские дороги оказались различными. Гражданские шли кратчайшим курсом; подводники пренебрегали экономией времени и топлива, зато делали все, чтобы оказаться незамеченными. Это значило: не приближаться к берегу из-за риска обнаружения силами береговой авиации; не всплывать в светлое время суток, а подзарядку батарей проводить исключительно в темноте. И все равно средняя скорость сравнительно быстроходных подлодок немного превышала таковую для медлительных 'купцов'. И чем дальше на север, тем дольше длилась темнота. В данном случае она оказалась верным другом подводников.
  И все же тревожные звоночки регулярно подавали голос.
  Первым поднял тревогу акустик. Это случилось днем. Только на небольшом ходу гидрофоны могли обнаружить враждебные корабли. Судя по шумам, эсминцы, причем британские. Три точно; может быть, и больше. Судя по поведению, патрулирующие. Кого вылавливают? Неясно, хотя подозрения имеются. Что делать? Преодолевать эту завесу на глубине больше ста пятидесяти, пожертвовав возможностью хорошо слышать противника. А уж об атаках забыть накрепко. Кстати, на то имелся недвусмысленный запрет.
  Удалось. Корветтен-капитана Блайхрода заранее информировали, что радара на эсминцах Королевского флота не имеется. Ближайший из эсминцев остался за кормой на дистанции больше сорока миль. На таком расстоянии, да при серьезном волнении подлодку нельзя было засечь ни визуально, ни по шуму дизелей. Посему 'девятка' всплыла и на среднем ходу продолжила поход на север, огибая западное побережье Норвегии.
  Второй звоночек подал голос уже после прохождения шестидесятой параллели. На этот раз звон послышался ночью. По идее первыми должны были поднять тревогу сигнальщики, но звук авиамотора услышали все, кто был на мостике. В темноте, да еще в условиях сплошной облачности - непонятно, на что мог рассчитывать гидроплан. Наверняка летел именно этот тип самолета, другого бы на разведку не отправили. Курильщики, к счастью, не успевшие развести огни, спрятали табачные изделия, сопроводив это действие тихим морским словом. Про себя командир вспомнил предупреждения о свечении моря в кильватерном следе. Вот его воздушный наблюдатель мог бы заметить. Сам корветтен-капитан такого никогда не видел; к тому же это явление, как ему объяснили, более свойственно тропическим широтам (там светящийся планктон встречается чаще), преимущественно в водах Тихого океана, но все же... Как бы то ни было, никто ничего в этом роде не углядел.
  Командир немецкой подлодки так никогда и не узнал, что в завесу были включены его английские коллеги. Командующий британским соединением предполагал наводить подлодки по радио с эсминцев. Не знал он также, что на долготе Тромсё шумы от его винтов засекла патрульная 'Н-10'. Советский акустик, понятное дело, тут же опознал 'девятку'. Именно такая ситуация была предусмотрена в приказе капитану третьего ранга Лунину. Требовалось сопровождать и не давать себя обнаружить.
  В тот момент на борту находился также капитан второго ранга Котельников в качестве наставника. Расчет командования был прост: поход числился учебным; атаки не предусматривались вообще, к тому же Лунин не числился в лучших среди командиров подплава, поскольку не просто имел слабость к горячительным напиткам, но даже был замечен подвыпившим на мостике. Впрочем, на него имелись и положительные рекомендации. Как бы то ни было, в центральном посту находился опытный (скажем так, относительно опытный) Котельников, но он не вмешивался в действия командира. Разбор полетов предстоял по возвращении на базу.

  По совершенно неясным причинам 'немка' поперла на остров Медвежий. В тот момент он находился (де-юре, во всяком случае) под властью Норвегии. Опять же: если впадать в оголтелый формализм, то на этом достаточно пустынном островке не было ни единого военнослужащего Великобритании на постоянной основе. Но это не означало, что Королевский флот не имел никакой информации оттуда. Скорее наоборот: рыбачьи суденышки регулярно выдавали вроде как невинные сообщения в эфир. А корабли Великобритании ходили по территориальным водам Норвегии, как будто вблизи Британских островов.
  Но у корветтен-капитана имелись причины для наглого поведения. То ли по наитию, то ли по тонкому расчету, но он вычислил, что если 'девятку' будут искать с целью уничтожения, то как раз пролив между Медвежьим и Скандинавским полуостровом в наилучшей степени подходит для такой операции. Однако ловчая сеть, если и будет, то куда более дырявая вблизи Медвежьего, чем там, где пролегает кратчайший путь до Мурманска.
  По мнению Котельникова, командир нервничал, поскольку не понимал замысла следования за тем, кого в приказе дипломатично обзывали 'объектом для наблюдения'. Такое расположение духа выражалось в резком тоне команд вплоть до рычания на подчиненных. Однако тактическое решение было принято верное: пристроиться в кильватер в идущему в подводном положении объекту и пользоваться тем, что 'ниночку' никто не должен был услышать. Увидеть ее тоже не никто не мог, ибо ветер был штормовой, баллов этак на пять, и волнение не давало возможности разглядеть нечто, движущееся под водой на глубине сорок пять метров.
  Вдруг вахтенный акустик заговорил:
  - Взрывы глубинных бомб, азимут двести шестьдесят пять, дистанция примерно сорок миль... глубину точно не определить. Кладут сериями. Охота на подлодку, точно.
  - Наших там нет, - авторитетно заявил старпом.
  Акустик сильно ускорил речь:
  - Передают, на границе слышимости, морзянкой, открытым текстом. Бьют кувалдой по корпусу. Объект идет своим курсом, точно не от них.
  Этот специалист проявил качества, достойные самого Гая Юлия Цезаря. Он еще говорил, а его левая рука метнулась к клавише 'запись'. В то же время правая рука схватила лежавший наготове карандашик и принялась быстро записывать передачу.
  Ни Лунин, ни Котельников не могли услышать то, что еле-еле доносилось из наушников. Но прочитать записанное - без усилий; оба знали немецкий. Содержание передачи стоило прочтения:
  - ...потоплены англичанами бомбами глубине двести двадцать груз погиб воздух уходит любитель шок...
  - Другая лодка, значит; сомневаться нельзя.
  - Еще одна серия глубинок. Добивают, стал-быть.
  Последняя фраза выходила за пределы компетенции акустика, но недовольства никто не проявил.
  Через пару минут акустик добавил:
  - Все, ничего не слышно больше.
  - Важный груз, раз упомянули.
  - А что такое этот любитель?
  - Знаете, Николай Александрович, тут работа для особистов, а не нас с вами. Пусть разбираются. Не надо лезть в высокую политику.
  Возразить на это было нечего. Не стоит даже упоминать, что по возвращении на базу и запись звука, и текст передачи были вежливо изъяты начальником особого отдела дивизиона.
  Особо отмечаем, что хорошие акустики имелись и на бывшей U-109. У них не было звукозаписывающей аппаратуры, но уж морзянку со слуха записать они могли.
  Мы должны сознаться в невежестве, поскольку не можем с уверенностью сказать, кто из подчиненных корветтен-капитана просто ничего не понял, а кто понял лишь частично. Полностью все оказалось понятно лишь командиру.
  Та ловушка, которую абвер расставил на охотников за секретным грузом, сработала. Генрих Блайхрод получил твердую уверенность, что текст, который из последних сил передал кувалдой кто-то из героического экипажа U-108, наверняка был принят английскими слухачами и должен был вселить в них убежденность в том, что сверхценный груз утоплен. Да не просто утонул: уничтожен давлением воды. Командир U-109, имея инженерное образование, знал наверняка, что тот самый секретный контейнер никак не мог выдержать пребывание на глубине под давлением двадцать две атмосферы.
  Прозвище 'Любитель шоколада' не было незнакомым для Блайхрода. Оно принадлежало корветтен-капитану Ральфу Реймару Вольфраму. Иначе говоря, лодка U-108 достоверно погибла.
  Но также 'Аякс' знал, что благополучное прибытие в Мурманск означало лишь небольшой перерыв в выполнении боевой задачи, а вовсе не ее завершение.

  Глава 33

  Военная разведка Рейха была права лишь отчасти. Бомбу 'Толлбой' и вправду не довели до принятия на вооружение. Но это не остановило операцию 'Дротик', ибо все остальное потребное для нее уже имелось.
  Руководство Королевских ВВС полагало абсолютно необходимым условием успеха наличие дальних бомбардировщиков с самой большой нагрузкой, какую только они могли взять. И таковые имелись. В эскадру включили даже морально устаревшие 'Веллингтоны' с максимальным весом бомб до двух тонн. Но все же большинство бомбардировщиков британского производства составляли 'Авро ланкастер', а те могли нести аж до десяти тонн. Всего же английских самолетов набралось аж целых четыре сотни с лихом.
  В свое время Великобритания купила большое количество американской авиатехники, в том числе бомбардировщиков Б-17, они же 'летающие крепости'. Слов нет, те уступали 'ланкастерам' по бомбовой нагрузке: номинально она не дотягивала и до восьми тонн, фактически же и до трех не нагружали, поскольку дальность падала самым неприемлемым образом. Но бомберы были, притом их защитное вооружение и впрямь внушало уважение: продуманно расположенные крупнокалиберные пулеметы в количестве аж целых двенадцать штук! Британцы были вооружены лишь восемью, к тому ж те были винтовочного калибра. Но у американской техники были и минусы. Главный из них состоял в человеческом факторе. При всем усердии ни летному составу, ни аэродромным службам элементарно не хватило времени на полное освоение, равно на боевое слаживание. Но кое-какие тактические новинки планировалось пустить в ход.
  Главной из них было распределение самолетов в эскадре. Наиболее защищенных, то есть 'американцев', предполагалось разместить на периферии плотного строя бомберов - на предмет отражения атак истребителей. Уже над целью предполагалось, что этот строй должен рассыпаться, перемешавшись с истребителями противника. Тем самым затруднялась работа зенитной артиллерии, которой пришлось бы вести огонь с оглядкой, опасаясь задеть своих.
  Само собой разумеется, что скрыть подготовку к подобному налету очень трудно, если вообще возможно. Это не удалось. Разведывательные самолеты 'Ю-86Р', недоступные для английской ПВО, зарегистрировали накопление бомбардировочной авиации в недвусмысленном количестве. А еще немецкие агенты методично отметили перемещения бензовозов. Высшее руководство абвера очень быстро прикинуло, куда именно может быть направлен удар. Рейхсмаршалу Герингу доложили. Ну, а тот принял меры. Возможностей у толстяка было вдосталь, ведь именно его ведомство имело в распоряжении все ресурсы ПВО.
  Мы должны отметить, что эти самые возможности даже превышали то, что могла бы собрать ПВО в реальной истории. Здесь не было гигантских потерь людей и техники во время боевых действий против Советского Союза. Можно было сосредоточить на ключевых позициях крупнокалиберную зенитную артиллерию, и не только 'флак-36' с их калибром восемьдесят восемь миллиметров, но и кое-что потяжелее.
  Кому-то из людей Мильха⁴¹ пришла в голову умная мысль: организовать отпор англичанам на самолетах 'фокке-вульф-190'. Их было выпущено меньше, чем прославленных 'мессершмиттов', но при близких летных качествах изделия Курта Танка имели куда больший вес бортового залпа. Иначе говоря, именно они в наибольшей степени подходили для защиты от армады бомбардировщиков.

  Подводники всех флотов - ребята малость безбашенные по определению. Другим в подплаве служить... скажем так, трудновато. Но бывали исключения: опять же, во всех флотах. Таким и был корветтен-капитан Блайхрод.
  Вот уже вторые сутки, как его лодку 'вел' русский отряд, лидером которого был легкий крейсер. О такой возможности Те, Кому Надо, предупреждали. Охрана, мол. Но откуда-то у командира появилась уверенность, что система защиты лодки от русских не то, чтобы плоха - просто несовершенна, а потому неукоснительно соблюдались все меры предосторожности вроде категорического запрета на всплытие в светлое время суток или выход на связь не по радио, а ратьером. Не лучшее средство коммуникации, но все же лучше, чем никакое.
  О существовании дополнительных охранников в виде бесшумных подводных лодок класса 'Н' немецкий офицер, конечно, не знал. Он лишь предполагал, что таковые могут быть неподалеку: история линкора 'Бисмарк' наводила на мысли. Между тем неслышная охрана действовала.
  Может быть, британские командиры не знали, что именно делают советские корабли в той части Баренцева моря, где делать им было совершенно нечего. Но уж вычислить одну из целей отряда было задачей не особо трудной. И грамотный офицер вполне мог дойти до мысли, что эта задача - не одна из многих, а главная.
  По всем формальным признакам, СССР не находился в состоянии войны с Великобританией. Иначе говоря, действовали правила поведения военных кораблей в нейтральных водах.
  Мотавшийся по северным морям свежеотремонтированный авианосец 'Илластриес' соблюдал вежество. И подчиненные командиру летчики и штурманы - тоже. Выражалось это в том, что ни сам корабль линии, ни палубные самолеты не давали повода уличить Королевский флот в агрессивных намерениях. Заподозрить - это да, имелось такое. Авианосец маячил на неприличном расстоянии: меньше сотни миль. Самолеты приближались, разворачивались и уходили. На исполненные сдержанных эмоций радиозапросы советской стороныответ был стандартным: данный полет является учебным, враждебных намерений не имеем.
  Вот почему немецким подводникам было выдано (ратьером, разумеется) сообщение с рекомендацией: вплоть до появления в советских территориальных водах соблюдать максимальную скрытность. Впрочем, это и так делалось.

  Как всегда, в бочку меда капнули если не дегтем, то уж верно чем-то сходным по вкусу и запаху.
  Слов нет, спутники с более высотными характеристиками выполнили задачу. Были открыты радиационные пояса. Правда, как и в другом мире, об их существовании свидетельствовали лишь косвенные результаты измерений, поскольку ни один спутник еще не достиг высоты четыре тысячи километров.
  Некоторое время американская разведка просто не имела средств для точной оценки всех параметров орбит спутников. Но нашелся в американском научном сообществе специалист, оказавшийся в нужное время в нужном месте. К тому же он не знал, что задача чрезвычайно трудная. Когда в кулуарной беседе некто в погонах полковника посетовал, что-де не существует (пока что) радаров, способных впрямую считывать координаты русских спутников в реальном времени, доктор Адамс сначала согласился с мнением собеседника, а потом задал простой вопрос:
  - А сколько времени надо для создания такого радара?
  Ответ был пространным. В нем указывалось, что один радар погоды может и не сделать, поскольку еще не факт, что русский спутник пролетит в пределах его досягаемости, а создать такое оборудование в мобильном варианте - задача хоть и выполнимая, но точно не решаемая быстро. Но даже само по себе изготовление подобного комплекса - и то дело не из простых, поскольку Большое Начальство может не дать 'добро' на это. Денег понадобится уйма, а выгода абсолютно не очевидна. Сейчас, во всяком случае.
  - Ну, это можно обойти, - небрежно отмахнулся ученый. . - Тут понадобятся два... лучше, конечно, побольше... телескопа, Пусть даже они не будут суперзвездами в части увеличения, но должна быть точнейшая синхронизация по времени. Триангуляция, полковник, вы же это изучали в училище?
  Училище, которое сей грамотный офицер закончил в 1923 году, было артиллерийским. Полковник еще не забыл материал. Последовал доклад по команде.
  Последствия не завили себя ждать. Не прошло и сорока дней, как заинтересованных лиц вызвали на серьезное совещание, да не в Пентагоне (к тому времени здание было готово по строительной, но не функциональной части), а в помещении Департамента юстиции. Оно было выбрано лишь по причине достаточной защищенности от нежелательных ушей, к тому же оно вызывало наименьшие подозрения. Основным тезисом была доказанная возможность изменения спутниками собственной орбиты в достаточно широких пределах, чтобы они (спутники) могли представлять потенциальную угрозу. Это было серьезно. Никаких свидетельств о возможности военного применения - из тех, которые можно заслушать, поглядеть, подержать в руках и понюхать - не имелось.
  Однако вечером того же дня появились сведения, полученные из британских источников. Они были сочтены в высшей степени важными.
  Первая новость состояла в том, что Германия чрезвычайно близка к созданию собственной атомной бомбы.
  Эта часть сообщения не вызвала паники. Армейские специалисты точно знали, что в Германии стратегические бомбардировщики (а ничем иным доставить бомбу на территорию Соединенных Штатов невозможно) только-только создаются. А спутников у джерри вообще нет. В течение, самое меньшее, семи лет вероятность серьезной угрозы от господина Гесса можно было признать близкой к нулю.
  Во второй части сообщения были новости не только касательно потенциального появления бомбы у вероятного противника, сиречь Третьего Рейха. Да и то сказать: это полностью непредсказуемый Гитлер мог всерьез рассматривать варианты нападения на Соединенные Штаты. Рудольф Гесс - совсем другое дело. Тот виделся прагматиком до такой степени, что вполне мог быть учеником самого Чарльза Пирса⁴² . Возможность атомной бомбы у СССР - совсем другое дело. И стратегические бомбардировщики у дядюшки Джо имелись. Да и спутники, пусть даже пока их полезный вес не позволял нагрузку в виде бомбы (а та должна была, по прикидкам, весить около шести тонн) тоже давали все основания для принятия мер. Другое дело, что британцы сами не располагали точными сведениями о русской бомбе. Или, что вполне вероятно, не захотели делиться с кузенами информацией. А то, что уже сейчас ведется наработка конструкций космических аппаратов, рассчитанных на более-менее точное наведение (коль скоро они в состоянии изменять параметры орбиты) - это люди полковника Донована и так знали.
  Выводы последовали очевиднейшие: США нужен свой собственный выход на орбиту. И нужна бомба. Из этих двух посылок следовало: придется вкладывать деньги.

  Адмирал Кузнецов напросился в гости к товарищу Александрову. Первый из этих двух товарищей был намного старше в звании, чем второй. Но оба не строили иллюзий: именно коринженер нужен был моряку, а не наоборот.
  Как всегда, Сергей Васильевич блеснул гостеприимством, а именно: угостил товарища адмирала вкуснейшим грибным супом; за ним последовала жареная утка с каким-то хитрым рисом. И почему-то вместо чая хозяин квартиры подал крепкий черный кофе с конфетками. Из спиртного же на столе присутствовало лишь грузинское вино с названием, которое непривычный человек и произнести бы не смог, не то, что запомнить. Состав выпивки не удивил гостя: тот знал, что хозяин не особо поддерживает это дело, да и сам почти что не пьет.
  Адмирал вежливо похвалил супчик, одобрил жаркое, но комплименты в адрес кофе не последовали. Как раз с первым глотком и начался серьезный разговор. Начал его Кузнецов. Старый инженер слушал доклад, не перебивая. Потом, натурально, пошли вопросы.
  - Николай Герасимович, почему твоя разведка полагает, что на борту этой подлодки есть бомба? Хотя нет, уточню вопрос: почему она не поверила, что утоплена как раз лодка с бомбой? Ведь об этом было доложено открытым текстом.
  - Для начала: чутьем ребята почувствовали дезу.
  Коринженер серьезно кивнул. Он знал, что чутье - не последняя составляющая успехов как разведки, так и контрразведки.
   Кузнецов продолжал бить в ту же точку:
  - Еще: когда б и вправду груз утопили, то какой, скажи, резон немцам рваться в нашу базу? Да к тому ж с соблюдением всех предосторожностей?
   - Скажем так: отдых экипажу, бункеровка, пополнение запасов воды и продовольствия и в обратный путь. Как тебе порядок действий?
  - Я бы согласился, да закавыка имеется. В двух точках стоит группа кораблей британцев, и при каждой гражданское судно, и что -то этакое там они ловят. Аккурат на месте гибели тех двух подводных лодок. Что ответишь?
  Раздумье хозяина квартиры длилось секунд десять.
  - Я бы на их месте стал брать пробы воды. Батометры⁴³ у них точно имеются. Проверить на радиоактивность.
  - Да, и вот представь: не найдут англичане ничего. А в Мурманск придет немецкая лодка. Агентура английская там наверняка имеется. Доложат о прибытии. Что ихняя разведка подумает?
  - Что груз на ней и есть. Или может быть. Постараются проверить... - на этот раз Старый задумался надолго, - так, сходу и не придумалось, каким способом это можно сделать. Тут надо со спецами прошерстить варианты.
  - Я вот допускаю худшее: получат доказательство, что груз на подлодке, которая стоит у пирса. Ну или на бочке поодаль, все же груз опасный. А у англичан вот уже скоро аж два авианосца будут вблизи, да третий к ним поспешает...
  - Ты что, Николай Герасимович, допускаешь бомбежку?
  - Кхм.
  Эффектная пауза.
  - Мне по должности надо быть... осторожным. И тут смотри, что. У нас там нет реактивных истребителей. И перебрасывать их туда без толку: авиаторы говорят, что для них и аэродромов подходящих нет, и запасов не имеется. Ну, горючку там или масло - это можно и подвезти, но переброска техники и, главное, людей - вот что время займет. А еще летуны твердят, что им-де нужно время: ознакомиться с местностью, пообвыкнуть, то да се... короче, два неполных полка на И-180 в недурной готовности, а этого может оказаться мало. Потом: если командующий у них не дурак, то бомбить будут как раз немку. Представь себе: двести бомберов. И еще: подлодке много не надо. Одна сотка - и...
  Тут адмирал употребил словцо, рифмующееся со словом 'конец' и аналогичное по смыслу.
  - И добавь также: осколки от сотки могут пробить прочный корпус, так мне корабельные инженеры в один голос сказали. То есть даже прямое попадание не надобно.
  - Ты к делу, к делу ближе.
  - Мне сухопутные доложили, что есть у тебя в заначке зенитные ракеты, которые один человек переносит, один же и стреляет. А еще говорят, что из них и баран тупоголовый может стрельнуть и попасть. Людей выделю. Что скажешь, Сергей Васильевич?
  На этот раз глаза товарища Александрова обрели нехороший прищур.
  - Тебе сказали правду, но не всю. Могу достать такие ракеты, да. И обучить личный состав из них шмалять тож не велика хитрость. Ан есть кое-что еще. Мое собственное начальство может воспротивиться. И его как минимум надо поставить в известность. Все дело может оказаться до последней капельки политическим... Да-а-а... Я уж не говорю о том, что самые высоколетящие цели эти ракеты и не достанут. Вот тебе что надо сделать, Николай Герасимович. Напросись на прием к товарищу Берия. И еще... подожди...
  Обитатель шикарной квартиры удалился в другую комнату, оттуда донеслось приглушенное щелканье (вроде как на пишмашинке печатали), недолгое жужжание - и Александров снова нарисовался с листком в руке.
  - Вот это передай Лаврентию Павловичу.
  Записку адмирал читать не стал. Он лишь отметил очередную (и явно не последнюю) странность: листок был теплым.
  - И еще, товарищ адмирал, - подобное обращение прозвучало чуть ли не угрожающе. - В целом твой план я одобряю, сам бы предложил похожий. Называется этот прием 'стратегически внезапная оборона'. Или, ежели перевести на простой русский: 'Никого не было, да вдруг поленом по лбу.' Но твой штаб должен поработать. В частности, придется взаимодействовать с особистами - это чтоб вражины уверились, что на стоящих у пирсов и на бочках кораблях сплошь ротозеи в экипажах, и чтоб ничего наружу не просочилось. Но, конечно, предсказать решение наркома не могу. Авиаторов надо будет подключить. Сколько времени на подготовку?
  - Двое суток, самое большее. С момента, когда немка прибудет, счет пойдет уже на часы.
  - Тогда смотри раскладку по времени. На себя я возьму...

  Насчет непредсказуемости решений товарища наркома внутренних дел сказано было с преувеличением.
  Странник собрался делать то, что повредить международной обстановке впрямую не могло. Он связался с серьезными командирами в авиации - а такие знакомства у него были. И аргументы для них нашлись.
  - Вот смотри, Яков Владимыч, твои транспортники поднимают восемьдесят тонн. Но нам столько и не надо. Скажем, всего сорок. Ну ладно, в худшем случае шестьдесят. Требуется переброска - заметь, лишь с разрешения самого высокого начальства - в Мурманск. Может, и не понадобится. Но тогда подскоками в несколько этапов на Дальний Восток. Груз: платформы с ящиками. Пожалуйста, не возражаю: можно даже грузовики с теми же ящиками. Тогда разгрузка пойдет побыстрее. Тогда в Мурманске появятся зенитные ракеты, запускаемые одним человеком. Обучение такого зенитчика - от силы полдня. Вот данные по этим ракетам.
  - Дай гляну... А не торопись, Сергей Василич. По твоим же бумагам, вот предельная высота стрельбы. А ну как те самые налетят на высоте шесть тысяч?
  - На этакие высоты и не рассчитываю. Только если сдуру они пустят пикировщики или торпедоносцы.
  - Я бы на месте англичан и не заморачивался. Бомбить с шести тысяч...
  Обсуждение разгорелось.
  - ...нам-то что делать? Ведь нет ничего серьезного в достаточном количестве...
  - ...вот с такими ракетами можно сбивать, но надо будет организовать систему крепления на И-180...
  - ...по четыре штуки на машину, это можно. Скорость упадет, так проверять надо...
  - ...а помнишь, как конвейер в Баку организовали? Как-то если вот так...
  - ...и опять же скажу: я бы посодействовал, да нарком мне может запретить...
  - ...зенитки крупного калибра - самая последняя линия обороны, до них еще должны быть...
  - ... и вот еще: прикинь: хватит ли у тебя людей? И не факт, что...

  По обыкновению, товарищ Сталин делал вид, что для него нет важнее занятия, чем прогулки по кабинету из конца в конец с трубкой, зажатой в кулаке. Впрочем, табак так и не дождался огонька. Временами вождь рассеянным взглядом обводил помещение.
  - Игорь Васильевич, если бомба попадет в изделие или разорвется вблизи него, каковы шансы, что оно сработает штатно?
  Странник отметил про себя, что этот вопрос Курчатов явно ожидал. Во всяком случае, он ответил не только без запинки, но даже без видимого волнения:
  - Ничтожно малы, товарищ Сталин. У нас нет оснований полагать, что немецкая конструкция проще, чем наша. Изделие настолько сложно, что его испортить намного легче, чем заставить работать. Возможна, правда, детонация инициирующего заряда, состоящего из обычной взрывчатки. Но его мощность сравнима с таковой для небольшой бомбы - скажем, до двухсот килограмм, но не больше. Также должен добавить, что, по имеющимся у нас данным, изделие может не сработать в полную мощность даже при соблюдении всех инструкций по подрыву. В этом случае общая выделенная мощность может составить от тысячи до двух тысяч тонн в тротиловом эквиваленте. Это очень много. В радиусе полукилометра сильным образом пострадают все сооружения. Но, повторяю, у нас нет оснований ожидать, что дело дойдет до этого.
  - Как понимаю, - особо медленно произнес вождь, - в результате попадания авиабомбы даже близким накрытием изделие будет приведено в полностью неработоспособное состояние?
  - Именно так. Имеется вероятность, что части устройства будут рассеяны в радиусе от ста до трехсот метров в виде мелких осколков. Некоторые наши специалисты полагают также, что возможен пожар внутри самой лодки, поскольку урановая пыль - легковоспламеняющийся материал.
  Последовал короткий взгляд в сторону Кузнецова и реплика:
  - Вы продумали меры?
  - К пирсу немку не швартовать. Ее позиция будет на рейде, дистанция до ближайшего портового сооружения составит две мили. По данным от компетентных товарищей, этого достаточно, чтобы не бояться разрушений даже в случае штатного срабатывания изделия. Стекла может побить, это так.
  Но вопросы у хозяина кабинета не закончились:
  - Насколько мне известно, полное разрушение ядра бомбы приводит к распылению радиоактивного материала.
  - Да, такое возможно. И деактивация территории обойдется весьма недешево. Правда, последствия будут сильно зависеть от направления ветра.
  Последовало еще несколько уточняющих вопросов, после чего главу советских атомщиков поблагодарили и предложили покинуть совещание.
  Дальнейший ход совещания был с точки зрения Странника, парадоксальным.
  Сталин остро глянул на присутствующих.
  - Итак, представленная информация дает основания полагать, что при успешной бомбардировке немецкой подлодки возможно радиоактивное заражение местности.
  Рука вождя легла на лежащую на столе стопочку листов с машинописным текстом.
  - Это для нас неприемлемо сразу по нескольким причинам. Во-первых, бомбардировка объекта, пусть не являющегося собственностью Советского Союза, но находящегося на советской территории, недопустима. Во-вторых, мы, взяв под охрану корабль Германии, должны соблюдать обязательства. В-третьих, риск для советского персонала от радиации может быть велик, и мы должны сделать все, чтобы его избежать. В-четвертых, нам совершенно не нужно, чтобы немцы узнали лишние подробности о радиоактивной опасности.
  Лаврентий Павлович, деятельно записывавший, при этих словах поднял голову и тут же уткнулся обратно в блокнот.
  - Поэтому, Сергей Васильевич, мы рассчитываем на ваши связи в части обеспечения всем необходимым для успешной обороны. В частности, нам понадобятся горюче-смазочные материалы, боеприпасы, а также запчасти для истребительной авиации.
  Сказано было неопределенно, но лишь для постороннего. Странник понял главное: придется ехать в Мурманск и обеспечивать 'конвейер' перехватчиков.
  И тут поднял руку генерал Смушкевич. Дождавшись кивка председательствующего, он добавил:
  - Товарищ Александров, ожидаем от вас помощи поставками для штурмовой авиации. У нас есть личный состав, прошедший обучение на машинах Ил-2. Самолеты также имеются, их можно перегнать, но понадобятся боеприпасы и запчасти. Горюче-смазочные материалы, само собой. Вот наша заявка. Здесь же список по материальному обеспечению истребителей.
  Седой инженер проглядел тощую стопку листов и чуть задумался.
  - Касательно штурмовиков: вы рассчитываете, что истребительного прикрытия не будет? И вы полагаете, что от пулеметов винтовочного калибра - насколько мне известно, на английских палубных бомбардировщиках ничего крупнее нет - 'илы' не понесут больших потерь?
  Про себя Странник одобрил этот тактический ход: ведь по весу залпа пушек и пулеметов штурмовики превосходили любой советский истребитель, к тому же до восьми ракет 'Игла'... Грозная сила, если не вмешаются английские палубные истребители.- Насчет истребителей мы пока что ничего не знаем, но раздобыть факты - дело разведки.
  - Поставки будут в любом случае, обещаю. Однако обеспечение наземным персоналом также будет на вашей ответственности.
  Авиатор наклонил голову.
  Сталин правильно понял, что дискуссия на этом завершена и повернулся к адмиралу:
  - На вас, товарищ Кузнецов, возлагается противодействие надводным силам противника. Помните: не вы должны оказаться нападающей стороной. Однако в случае акта агрессии наш ответ должен быть соответствующим.
  Для флотского наркома это было как раз понятно. Но остался вопрос, неприятный, как скрежетание ножа по тарелке. На что рассчитывают англичане? Ведь они не могут не понимать, что эскадру хоть бы и двести бомберов, но палубных, то есть заведомых тихоходов, разнесут в клочья. К сожалению, английская разведка работает хорошо, так что прикидку по советской ПВО командующий эскадрой получит. Должно быть у англичан нечто этакое, которое Старый назвал бы 'тузом в рукаве'. Мельком моряк подумал, что словосочетание для этого человека странное: он не мог припомнить ни одной ситуации, когда бы тот играл в карты. А термины знает. Откуда? Воспоминания молодости? Ну, да это не так важно. Гораздо хуже другое: необходимость организации мощной ПВО. С участием береговых батарей. То есть с налаживанием взаимодействия флота, армии и авиаторов.

  Глава 34

  Подозрения адмирала Кузнецова оправдались. У англичан и вправду оказался в запасе нетривиальный ход. К счастью или нет - вопрос второй.
  Прошла неделя с момента прибытия 'девятки' в Мурманск. Поведение подводников соответствовало ожиданиям. Для начала весь экипаж не хором, но надрался русской водкой (нижние чины) и коньяком (офицеры). Употребление горячительных жидкостей шло недружно, поскольку матросы и унтер-офицеры пили не там, где командный состав. Далее немцы совершенно непостижимым образом отыскали дам легкого поведения, хотя публичных домов в советском порту, понятное дело, не существовало. Правда, офицеры, а также боцман, слегка протрезвившись, обрели способность следить за бункеровкой, пополнением запасов воды и продовольствия. Боеприпас, как легко понять, в пополнении не нуждался.
  Советские моряки и береговые службы были куда более занятыми. Мало того, что собирался большой караван для прохода Северным морским путем: велась непрерывная разведка за действиями английской эскадры. Британцы отрядили группу, занимавшуюся гидрографией в отдельных точках. Странник угадал верно: брали пробы воды.
  Видимо, следов радиоактивности так и не обнаружили. Но почему-то Королевский флот в лице довольно мощной группы не проявлял пока что враждебных намерений, циркулировал на расстоянии трехсот миль от береговой черты и, похоже, чего-то ждал.
  Советская радиоразведка, вооруженная мощными дешифровочными средствами, времени не теряла. Удалось установить кое-что значимое.
  О судьбе одной из утопленных немецких подлодок адмирал Дёниц вообще не получил никаких известий (ее разбомбили в подводном положении, и радисту так и не удалось выйти в эфир). Вторая ухитрилась сообщить хоть что-то о себе. Командир уцелевшей лодки Генрих Блайхрод, педантично следуя приказу, не доложил по радио ни слова о принятом сообщении.
  Но утопленными оказались не только две подводные лодки Кригсмарине. Погибли три немецких 'купца', причем радиопередачи с них заранее были заглушены мощными станциями с английских кораблей. Но гражданские суда затонули на глубинах далеко за четыреста метров, так что об их опасном грузе, если таковой имелся, британское Адмиралтейство могло с чистой совестью забыть.
  Одновременно с разведкой действовала особая группа, включавшая в себя товарища Александрова. Организация легла не на него, а на других. Доставка образцов, подготовка помещений, удаление лишних глаз. Разумеется, матрикатору все же пришлось вылететь в Заполярье. Оказалось, что не так уж и много нужно было складов, на которых появились многочисленные ящики с боеприпасами, из коих особо выделялись длинные емкости. Кое-кто из младших авиационных командиров предположил, что там находятся реактивные снаряды РС - и почти угадал, поскольку внутри покоились родственники эрэсов - ракеты 'Игла'. Подвески уже переделали. Техники, организовывавшие системы подвешивания этого оружия, проявили осторожность: подвесили крепления не на восемь ракет, а шесть, но и в этом случае умелый летчик с гарантией мог сбить шесть бомбардировщиков противника, а при удаче и больше. Гигантские баки заполнялись авиационным бензином. Появлялись одна за другой бочки с маслом.

  Если верить хронометрам, то час был ранним. Впрочем, северное солнце даже опытному взгляду не дало бы основания для точной оценки.
  Первыми маневр засекли акустики советских подлодок Н-7 и Н-12. Не услышать шум винтов крупных кораблей, да еще когда машины стали выдавать полные обороты - нет, такое решительно невозможно. Осталось лишь определить курс; это было нелегко, поскольку эскадра только-только организовывала строй. Оценить, какое построение использовалось, советские акустики не могли, но командиры, осторожно подняв перископы, получили четкую картину: предполагаемые противники уходили от советских берегов двойной кильватерной колонной курсом вест-норд-вест. Тут же радист составил и записал сообщение. Спрессованный радиоимпульс ушел в эфир.
  Ни у начальника особого отдела флота, ни у еще более высокого начальства не было никаких причин не верить информации. Они поверили. Но также не было причин полагать, что несносную 'немку' оставят в покое.
  Товарища Александрова не поставили в известность о действиях англичан. Он и так об этом догадался. С одной стороны, Странник не видел никакой беды в том, что на флотских складах появятся дополнительные горючее, масла, боеприпасы и иные материальные ценности. Мы не посмели написать 'лишние', ибо не бывает такого, что в ожидании боевых действий означенные предметы вдруг оказываются лишними. В самом худшем случае им надлежало оставаться в категории 'пока что невостребованные'.
  Что касается командира 'девятки', то ему, как легко понять, доложили обстановку по минимуму. Выразилось это в том, что мрачный сержант передал письменную просьбу зайти в особый отдел, где некий старший офицер на вполне приличном хох-дойче довел до сведения корветтен-капитана, что, по имеющимся данным, английская эскадра в полном составе уходит из Баренцева моря. Сотрудник службы безопасности голосом слегка подчеркнул слова 'в полном составе', из чего Блайхрод сделал вывод: и подлодки также уходят. Конечно, русским нельзя доверять по определению, уж это командир 'девятки' знал твердо, но как раз сейчас они, возможно, и не лгали.
  Тем не менее Аякс также не поверил, что англичане оставят его корабль в покое. В результате он зашел в теснейшую командирскую каютку, вызвал туда же штурмана и старпома, и все вместе они попытались представить себе действия Королевского флота.

  В течение последующей недели произошло сразу несколько значимых, а то и важных событий.
  Первым по времени оказалось прибытие товарища коринженера в столицу, а значимость была доказана тем, что сразу же его вызвали в наркомат внутренних дел.
  Лаврентий Павлович был не просто вежлив - прямо-таки разлюбезен.
   - ...и этот заказ нужен особо срочно. Договоренность уже достигнута; мало того: немцы согласны на предоплату в пятьдесят процентов. Дело, повторяю, неотложное. Вот, гляньте на образцы...
  Ничего особенного образцы собой не представляли. Больше всего тут было ярких футболок с различными надписями, иногда игривого содержания. Была и другая текстильная продукция в большом ассортименте. Обувь. Предметы домашнего (большей частью кухонного) обихода.
  Странник ничем не выказал удивления, хотя как раз требуемая скорость исполнения заказа была неординарной. Он попытался выглядеть максимально договороспособным:
  - Ну разумеется, Лаврентий Павлович, все это можно сделать, проблему тут вижу лишь в наличии склада... нет, даже складов. Что там у нас по объемам? Ну да, так я и думал, хотя не могу не отметить: ждите дополнения к этому заказу. Особенно же это касается вот этих позиций...
  Палец инженера заскользил по списку.
  - Почему вы так решили?
  - Мне кажется, наши внешторговцы предусмотрели не все мыслимые размеры. Для, к примеру, футболок это не столь критично, они могут сидеть свободно или же в обтяжку, не так важно, а вот для формальных деталей одежды - рубашек или там пиджаков, для обуви тем паче - разнообразие размеров существенно.
  - Учтем это. Так сколько же времени в сумме...
  - Три дня, меньше никак. Но вы же вполне можете отгружать продукцию по частям.
  - Но имеется и менее срочный заказ. Вот, гляньте.
  - Так... и это можно, но тут еще верных четыре дня, а с учетом дороги все шесть. Сами понимаете, обращение требуется деликатное...
  - ...повторяю, именно в этом случае спешка не требуется...
  Вторым по времени было прибытие наркома военного флота в Москву. Адмирал Кузнецов почти немедленно попытался связаться со старым знакомым Александровым, но получил вежливейший отказ от секретаря: мол, замначглавка занят очень плотно, но вашу просьбу мы, разумеется, передадим; уверены, что при малейшей возможности он... и все в таком духе. То ли просьба у Николая Герасимовича была не такой уж сверхважной и сверхсрочной, то ли он хорошо понимал тонкости работы товарища коринженера, но моряк удовлетворился полученными объяснениями, но попросил хотя бы примерно указать на будущее 'окно' в расписании. Секретарь отвечал, что пять дней, мол, это наилучший вариант. И без гарантий, понятно.
  Третье событие состояло в отбытии. Караван, включавший в себя как боевые корабли, так и грузопассажирские суда, вышел из Мурманска в направлении Северного морского пути, то есть на ост. Мы не можем утверждать, что пунктом назначения являлся Владивосток, ибо это было не так - по крайней мере, для части судов и кораблей. Уж точно не на Владик ориентировалась 'девятка'. Не имея большого опыта вождения в полярных водах, командир не мог бы, конечно, утверждать, что заход в какой-либо из советских портов на Дальнем Востоке вообще не понадобится. Но, правду сказать, просить помощи у русских следовало лишь в самом что ни на есть крайнем случае.

  Разговор двух старых знакомых шел не вполне гладко:
  - Николай Герасимович, ты меня удивляешь. И поражаешь. Даже огорчаешь. Ну с какого бодуна ты подумал, что я тебе аналитический центр? Что, их Первый лорд мне родственник? Таки нет!
  Таков был ответ на скромную просьбу адмирала Кузнецова предсказать действия британского Адмиралтейства.
  - В том-то и дело, Сергей Васильевич, что задача по ловле немки силами Королевского флота решения не имеет. Ни при каких вывертах он этого сделать не может. Не успевает просто. Да и обстановка на Тихом океане не из простых. Вот я и...
  - Стоп! Дальше можешь не говорить. Мы сами знаем, что задача решения не имеет, поэтому хотим выяснить, как ее можно решить. Вот твой подход. Знаком, как же.
  - А если серьезно?
  - А если серьезно, то верю тебе на слово, что англичане сами поймать немцев не могут. А поймать должны обязательно. Значит, они должны привлечь кого-то еще. И тут у тебя два варианта...
  - Твою же в титерь... американцы либо японцы. Больше некого. А на кого бы ты подумал?
  - На тех и на других. Шутка. Но тут есть сучок в полене... Американцы сейчас в атомной физике - почти полные телята. У них есть - ну, не особо много - материалы. Но у них не хватает главного: людей. Англичане имеют программу работ по этой части и ведут их, но делиться не захотят. И еще есть соображение. Мне кажется, Адмиралтейство не слишком высоко ставит американский флот. А японский - другое дело. Наши недобрые соседи уже навтыкали и британцам, и американцам по самые помидоры.
  Кузнецову, судя по выражению лица, было ни капельки не смешно. Тут же выкатилось возражение:
  - А то, что Англия с Японией воюет - это как?
  - Скажу, как. Есть только три страны, которые в достаточной степени осведомлены об опасности ядерного оружия. Это СССР, Германия и, в меньшей степени, Англия. Похоже, у островитян есть хороший источник сведений в немецких околовоенных кругах. Но британцы нас не боятся, зная состояние нашего флота, и Германии они бы не боялись до поры, но только без бомбы. Если верить тем данным, что ты мне показал, то англичане напуганы до коричневых штанов. Могут наплевать на все и нанять японские эсминцы для уничтожения этой 'девятки'. Насчет оплаты даже и не спрашивай - тут сплошное гадательство, а в этом я не силен. Кстати, опять ты меня втравливаешь в политику. Противостоять или нет британским планам, а если да, то как? Не мой уровень, Николай Герасимович, вот ей-же-ей.
  Могло показаться, что адмирал слушает невнимательно. На самом деле он уже узнал то, что хотел: существует парадоксальное решение, которое тем не менее вполне может оказаться верным. И Старый прав: дело и без того было политическим, а уж сейчас совсем стало таким.

  Нельзя не признать: у Адмиралтейства были веские причины для отзыва мощной авианосной эскадры из Баренцева моря. Умные лорды рассудили, что синица в руках намного лучше, чем журавль в небе. Что до мелкой птички семейства воробьиных, то ее полагали почти что сцапанной. Вот журавль с большой вероятностью мог улететь и даже без потерь в пухе и перьях.
  Авианосцы нужны были для парирования немецкого контрудара. Любой учебник тактики разъяснит учащемуся, будь то кадет, курсант или юнкер, что приставка 'контр' потому и появляется, что данное тактическое действие является ответным. Другими словами, был запланирован именно удар.
  Но еще до этого состоялись переговоры между представителями Императорского флота Японии и Королевского флота. Хотя событие имело место на нейтральной территории, оно обязательно должно было привлечь недружелюбное внимание контрразведок обеих сторон. Но нет, не выявилось никаких препятствий для обсуждения.
  Говоря современным языком, японскому флоту заказали немецкую подводную лодку. Заказчик проявил хорошее знание предмета: японцы получили не только тип лодки, но и ее текущий номер. Все заботы с перекрашиванием пропали втуне: англичане раздобыли свежайшие данные через свою агентуру в Мурманске. Также представитель англичан указал японским контрагентам, что искомый корабль пройдет Беринговым проливом. Это было чистой правдой. На карте заказчик отметил и пункт назначения цели: атолл Моруроа. Не было сказано ни слова в части описании маршрута в Тихом океане. В полном неведении о нем оставалась не только английская разведка - даже командир лодки не докладывал ничего на этот счет ни своему начальству, ни тем более офицерам русского флота. Сказать правду, он сам не знал точно, насколько велик будет запас топлива и продовольствия на борту после перехода в Арктике.
  Вознаграждение было обещано щедрое (по японским меркам): нефть или нефтепродукты, на выбор. Оплату предполагалось доставлять танкерами под английским или любым другим нейтральным флагом. Если учесть, что де-юре Великобритания находилась в состоянии войны с Японией, то опасаться американских мер вроде бы не стоило. Сверх этого, объем поставок оговаривался величиной постоянной. Другими словами, 'неизбежные на море случайности' компенсировались за счет заказчика. Суммарное же количество составило примерно годовую потребность всей Японии в этом виде сырья.
  Чего уж там рассуждать: предложение выглядело королевским, если бы не одно 'но'. Оплата - только по завершении заказа. Адмиралтейство не было настроено на покупку кота в мешке.
  - У нас есть средства достоверно убедиться в гибели лодки, - несколько туманно, но с уверенным видом объяснил представитель английской стороны. Он не лгал. Конечно, нырни остатки 'девятки' на дно Марианской или Курильской впадины, взятие пробы воды было абсолютно невозможно, но ведь факт прибытия лодки можно зафиксировать выпуклым глазом - а британская разведка имела соглядатаев вблизи этого атолла и даже на нем самом.
  Японская сторона в самых учтивых выражениях поинтересовалась, чем таким интересна именно эта, в общем, ничем не примечательная лодка. Любопытство было тщательно декорировано и уж точно оно проявилось не в такой мере, чтобы угрожать жизни даже кошки.
  Видимо, на сей счет британец имел четкие инструкции:
  - На борту этой подлодки имеется груз: бомба нового типа, необычайной мощности. Будь эта лодка целиком сделана из тола - и тогда она бы взорвалась с меньшими разрушениями. Нам не нужно, чтобы это оружие было взято на вооружение в Германии. Вам не нужно, чтобы сведения о нем просочились в Соединенные Штаты.
  Представитель японского флота попросил дать ему время на консультацию со своим начальством. Обычная дипломатическая практика.
  Японские физики давно предполагали теоретическую осуществимость атомного взрыва. Будущий нобелевский лауреат профессор Юкава Хидэки решительно заявил: это взрывное устройство, несомненно, представляет собой атомную бомбу.
  Японские аналитики не затруднились в выводах.
  Немецкая подводная лодка несет сверхсекретный груз чрезвычайной важности (предположительно, атомную бомбу) на атолл Моруроа? Сразу же становится понятным изначально туманное назначение немецкой якобы военно-морской базы. Там рыли шахту? Конечно же, она предназначена для испытаний этого оружия. Больше этот атолл ни для чего не пригоден. Что и говорить, у англичан есть весомая причина гоняться именно за этой лодкой. Несомненно, она везет готовую атомную бомбу на испытания. Но и слова относительно вероятного проявления американского интереса также несут важное значение.
  Аналитики в японской флотской разведке не зря ели свои суси и сасими⁴⁴ . Буквально на следующий день все эти рассуждения прозвучали в докладе руководству.
  Сделка прямо на глазах приобрела политическое значение. Пришлось докладывать непосредственно адмиралу Ямамото. У того было над чем подумать. Германия пока что оставалась нейтральной в японо-американском конфликте. Делать ее открытым противником вроде как не с руки, но...
  Во-первых, большой опыт японского адмирала свидетельствовал: то, что море тайно поглотило, большей частью тайной и остается. Тем более, это Тихий океан; там даже средняя глубина больше, чем в Атлантике, а в районе архипелага Туамоту как бы не еще больше. Во-вторых, чтобы начать войну с Японией, нужны приличные морские силы именно в Тихом океане. У Германии таковых нет. В-третьих, сами немцы могут быть заинтересованными в сохранении тайны погибшей лодки. Англичане - тем более; им совсем не нужно обострение отношений с Америкой. И еще одно обстоятельство. Нефть нужна, это так, но в наибольшей степени в отвоевании Сахалина и тем самым обретении влияния заинтересована Госпожа Армия, но не Господин Флот. А вот главным потребителем горючего являлись именно морские силы.
  Исходя из этого, адмирал дал ход подготовке операции по выслеживанию и уничтожению немецкой подводной лодки под номером U-114. Запас по времени имелся. Прохождение Северного морского пути - это полтора месяца при самом большом везении. Именно этот срок он положил на подготовку. А если русский караван задержится, то тем хуже для 'девятки'.
  Но одновременно японский адмирал приказал тщательно проверить как возможности Великобритании поставить подобное количество сырья, так и вероятность того, что в современном мире назвали бы 'кидалово'. Последнее выглядело весьма вероятным - не потому, что все англичане только и ждут, чтобы нарушить соглашение, а потому, что сам адмирал скептически относился к возможности победы страны Ямато. А с побежденными не считаются.
  Сответствующие инструкции были переданы переговорщикам.

  Британские ВВС всегда славились проработанностью крупных операций. Вот и сейчас штаб так и действовал.
  Первой волной должны были пройти бомбардировщики 'Москито', высотные и скоростные, но не из тяжеловесов. Их громадное преимущество перед машинами второй волны было в радиолокационной невидимости. Скажем, почти полной невидимости: все же двигатель и некоторые детали управления пришлось делать из металла. Их задача сводилась к уменьшению возможностей ПВО непосредственно над объектом. Уничтожить все зенитное прикрытие было задачей нереальной. Второй волной шли палубные самолеты с авианосного соединения. Их основной задачей виделось отвлечение внимания как истребителей (если таковые примут участие в отражении налета), так и зенитчиков. На третью волну (она же основная) возлагалась ответственность за причинение объекту как можно больших повреждений. К сожалению, ксеноновую взрывчатку так и не удалось довести до приемлемой устойчивости. Эксперты единодушно признали, что использование ее в боевых условиях, по меньшей мере, рискованно, причем для носителей бомб в первую очередь. Но и пять тысяч фунтов старого доброго тротила виделись не только весомым, но и убедительным аргументом.
  По уму именно палубные бомбардировщики следовало пускать первыми, но тут стеной встал флот. Уж кто-кто, а командиры авианосцев знали, скольких трудов и времени требуется на подготовку настоящего летчика морской авиации. И не только летчика, но и штурмана тоже.
  Одним из важнейших факторов при планировании операции виделась погода, точнее, состояние облачности. От идеи ночного налета отказались не Королевские ВВС - нет, на бомбежке по-зрячему настаивало верховное командование. А так как потери желательно было свести к минимуму, то основным условием успеха полагали слоистую облачность, причем ее нижний край должен находиться не ниже тысячи метров и не выше двух тысяч. Именно этим предполагалось нивелировать явное преимущество в истребительной авиации, которым, несомненно, располагали немцы. После сброса пилотам приказывалось немедленно уходить в облака и добираться до базы по радиокомпасу.
  Еще одним важным фактором был признан навигационный. Бомбардировка объекта по счислению с самого начала была признана недостаточно эффективной. В непосредственной близости от цели предполагалось резко снизиться и бомбить, находясь при этом на высоте чуть менее двух километров. Что и говорить, штурманская задача выглядела непростой. Навести на цель с точностью до десяти километров в условиях слепого полета и так непросто. А потом еще выйти на самую цель, а ее размер был менее километра. Здание, которое числилось в приоритете, было, разумеется, намного меньше: не более ста пятидесяти метров в поперечнике. Но бомбить надлежало не только его, но и окружающую инфраструктуру: трубопроводы, линии электропередач, дороги, путепроводы, станционное оборудование. И все это с горизонтального полета, ибо настоящих пикировщиков в составе авиаэскадры не было.
  Правда, штурманам пообещали некое подобие наземного наведения. С самого начала было ясно, что высокой эффективности от него не ожидать. На сам объект ходу посторонним не было, понятное дело. Да и в округе рыскали специалисты в форме и в штатском. Однако вроде как организовывалось несколько пар агентов с фонарями, которые могли устроить некое подобие пеленгов. А после первых успехов ожидался пожар, который сам по себе мог служить прекрасным ориентиром.
  И еще один момент не был упущен.
  Сам премьер-министр выступал перед офицерами в должностях командира эскадрильи и выше. Говорил он негромко, но чрезвычайно весомо.
  - Джентльмены, - дам среди собравшихся не имелось, - ваша задача намного серьезнее, чем вы можете себе представить. Объект, который вы должны поразить, жизненно важен, и не для Германии - для нашей страны. Я не хотел этого говорить, но должен: цель надлежит уничтожить любой ценой. Повторяю: любой ценой!
  Последние слова были произнесены с выделением.
  Слушатели дураками не были. И опыт у них имелся, а главное: умение быстро оценить обстановку. В летном составе Королевских ВВС тугодумы долго не жили.
  Буквально каждый понял главное: шансов на благополучное возвращение очень мало, если таковые вообще имеются. И остается лишь исполнить долг до конца. Тогда британцы хорошо знали, что это такое.
  Письма были категорически запрещены, равно телефонные звонки. Завещание составить - это пожалуйста; но соответствующие бумаги надлежало сдавать полковым капелланам. Это было не по правилам, но жалоб от святых отцов не поступало. В их работе зачастую возникали самые нестандартные ситуации, и нынешняя была не из худших.
  Британская разведка горько сожалела о нехватке времени. Впервые от службы радиоперехвата и расшифровки, восстановленной почти что с нуля, поступила хоть сколько-нибудь обнадеживающая информация. Одно сообщение с немецкой подводной лодки удалось расшифровать.
  Нельзя сказать, что в бочку меда подложили ложку дегтя. Скорее емкость с дегтем, полную до краев, разбавили медом в крайне экономной дозе. Сообщение расшифровывали 'в лоб', и перебор вариантов занял чуть более пятнадцати месяцев. И все же это было куда больше, чем ничего, а главное: появилась перспектива. Даже в отсутствие погибшей группы математиков и программистов развитие вычислительной техники отнюдь не затормозилось.
  Однако, к глубочайшему сожалению компетентных джентльменов из Ми-6, в войне на море и воздухе подобная оперативность могла бы удовлетворить запросы не штабистов, а разве что историков. Пришлось обойтись без этой части разведки.
  Собственно, ждали лишь отмашки от богов погоды. И они ее выдали.

  Глава 35

  Ни Сталин, ни Берия, ни Александров, ни... собственно, никто из присутствующих не был летчиком. И все же на совещании люди занимались разбором полетов. Не своих - чужих. И совещание на эту тему было не первым, но на этот раз имелись подробные данные.
  - ...таким образом, английский налет на немецкий атомный центр достиг целей лишь частично. Из переданных нашими людьми сведений однозначно следует, что оповещение о воздушной тревоге прозвучало вовремя, и весь инженерно-технический и научный персонал успел вовремя спуститься в бомбоубежища, каковых на территории центра было три. Ни одно из них не было существенно повреждено взрывами, если не считать заваленных входов. Большую часть персонала эвакуировали через запасные входы, и пятнадцать человек спасатели смогли выручить лишь через шесть часов работы. С другой стороны, большой ущерб нанесен оборудованию, причем не столько реактору, который, как мы полагаем, был главной целью, сколько трубопроводам, коммуникациям и линиям водопровода и электропередач. В частности, полностью уничтожена силовая подстанция. Указывается, что также практически прекратилось водоснабжение. Точный масштаб повреждений пока неизвестен. То же относится к оценке длительности восстановительных работ. Примерные расчеты наших специалистов указывают на восемь месяцев. Это, разумеется, с учетом тех повреждений, о которых есть данные. Что касается реактора, то, по имеющимся сведениям, он поврежден незначительно, но практически отсутствует информация о том, возникло ли радиоактивное загрязнение местности и помещений, а если да, то насколько оно велико. Есть лишь косвенные данные. Германское министерство внешней торговли передало наркомвнешторгу запрос о продаже крупной партии красного крепленого вина. Речь идет не о гектолитрах, а о сотнях бочек...
  Берия с очевидностью заметил удивление Сталина и поспешил уточнить:
  - Мы довели до сведения немецкой стороны, что именно эти сорта винопродукции могут быть полезны в качестве средства от лучевой болезни в легкой форме. Впрочем, никаких данных о заболевших у нас не имеется. Насколько нам известно, производство крепленого красного вина в самой Германии весьма невелико. То же относится к Франции и Италии. Португальцы производят больше, но их вина продаются лишь за конвертируемую валюту. Возможно также, что немцы не хотят привлекать внимание английской разведки - а та непременно заметит, если вдруг эта продукция внезапно исчезнет с прилавков, и попытаются объяснить этот факт.
  При этих словах Сталин усмехнулся. Видимо, он представил себе полное исчезновение красного вина со стола советских граждан. Странник же подумал, что подобное событие вряд ли будет расценено как катастрофа. Большинство населения СССР сочло бы водку вполне подходящей заменой.
  - Стоит отметить, - продолжил нарком внутренних дел, - что бомбардировочная авиация Великобритании понесла серьезные потери. Мы не считаем ведомство Геббельса надежным источником информации, но по самым заниженным оценкам, половина самолетов, участвовавших в налете, была сбита над территорией самой Германии. Надежных данных о том, сколько именно английских бомбардировщиков упало в море, у нас нет. Также немецкий флот повредил несколько английских кораблей. Пока что нет данных, имеются ли у какой-либо стороны безвозвратные потери в кораблях.
  - Вы закончили, товарищ Берия? Ваш анализ весьма подробен. Насколько надежен ваш источник?
  Это означало: 'Столь детальная информация, полученная в очень сжатые сроки вызывает некоторое недоверие.'
  Ответом была тонкая улыбка наркома:
  - Позволю себе небольшую поправку, товарищ Сталин. Не 'источник', а 'источники'. В нашем ведомстве не принято предоставлять руководству недостаточно проверенные данные.
  - Одобряю вашу позицию, товарищ Берия.
  И тут же последовала смена темы:
  - Есть мнение, что чисто военные проблемы могут быть обсуждены позднее, поскольку для нас они хотя и важны, но не особо актуальны. Товарищ Александров, у вас имеются вопросы?
  - Имеются. Где находился полярный караван в момент налета? И сколько, по оценкам моряков, ему понадобится для достижения Берингова пролива?
  Берия проявил неслыханную ловкость рук. Его пальцы листали записи с такой скоростью, что позавидовать бы мог любой шулер.
  - Двадцать девятого мая караван прошел пролив Вилькицкого, то есть сейчас он находится в море Лаптевых. По докладу от товарища Папанина, до полного прохождения Северного морского пути понадобятся еще тридцать пять дней. Конечно, при условии, что ледовая обстановка не изменится кардинально.
  Адмирал Кузнецов отлично понял и смысл и вопроса, и ответа на него. Он поднял руку. Сталин разрешающе кивнул.
  - Товарищи, по расчетам аналитиков, корабельная эскадра Великобритании, принимавшая участие в налете, какой бы ни был ее состав, не сможет перехватить или участвовать в перехвате немецкой подводной лодки, идущей в составе каравана. У нее на это не хватит времени.
  Однако товарищ коринженер не завершил список вопросов.
  - Хотелось бы знать, товарищ Берия, имеются ли данные о потерях в британском летном составе?
  Лаврентий Павлович и на этот раз не сплоховал. Видимо, этот интерес ожидался.
  - Пока что нет надежных данных по самолетам наземного базирования. Идет проверка. По неподтвержденным сведениям, взяты в плен сто четырнадцать военнослужащих Великобритании. Это по суммарным данным. Отдельные цифры по потерям в личном составе сухопутной и морской авиации отсутствуют даже у самих немцев. Что касается палубных бомбардировщиков, то девяносто пять из них не вернулись на авианосцы. Из этого, правда, не следует, что все экипажи погибли.
  Хозяин кабинета перехватил инициативу:
  - Тогда вопрос уже к вам, Сергей Васильевич. Что, по вашему мнению, может предпринять Германия с целью избежания подобных налетов в будущем?
  На этот раз подоплеку вопроса поняли лишь Странник и Берия. Имелось в виду: 'было ли что-то подобное там, в другом мире?'
  - Товарищи, напоминаю, что я не строитель и не военный.
  Кое-кто из присутствующих удержался от выражения скепсиса.
  - Могу лишь предложить действия, основанные на здравом смысле. Возле города Зальцбурга, это бывшая территория Австрии, сейчас, понятно, она под Германией - так вот, там имеются обширные соляные шахты. Кстати, соль в этих краях добывают по сей день. Эти шахты вырыты в скальных породах и потому могут служить естественным и очень надежным бомбоубежищем, причем там имеется пространство для размещения производства. Решать за господина Гесса не могу, давать ему советы не имею права, но подобный перенос атомного центра мне видится одним из вариантов. Насколько понимаю, никакие бомбардировки не в состоянии повредить то, что спрятано на глубине не менее пятидесяти метров, да еще под скальными породами. Но также обязательно надо принять во внимание, сколько у англичан осталось подготовленных летных экипажей. От этого зависит возможность повторения налета, на какой бы объект он ни был нацелен. Из тех данных, которые я получил, следует, что повторение такового в течение хотя бы восьми месяцев маловероятно. Нужны отлично обученные экипажи, а их быстро не подготовить.
  На этот раз вопрос задал не Сталин, а Берия:
  - Сергей Васильевич, получена информация, что американцы имеют доступ к немецким источникам, занятым в атомном проекте. Какова, по вашим сведениям, вероятность, что они захотят открыто выступить на стороне Великобритании силами своих ВВС?
  Выражение лица Странника самую малость изменилось - ровно настолько, что никто, кроме самого Сталина и Берия, этого не заметил. Впрочем, интонации голоса товарища Александрова остались прежними.
  - Лаврентий Павлович, вы, похоже, несколько переоцениваете мои возможности...
  Эту фразу все непосвященные сочли за проявление скромности. И только двое в кабинете поняли ее скрытый смысл.
  - ...и во всяком случае могу уверить: у меня нет ни единой крупицы сведений, которые свидетельствовали бы о желании США хоть в какой-то степени быть вовлеченными в европейские события.
  Не прозвучало 'пока что нет.'

  Как правило, знатоки (или аналитики), разбирающие прошедшие операции по винтикам или по косточкам, неукоснительно отмечают, что успеху способствовали активные действия контр-адмирала Н., или, скажем, рискованный, но удачный маневр дивизии полковника Х. Также восхваляют, например, появление на фронте самолетов ХХ-00, каковые обеспечили несомненное превосходство в воздухе. Куда реже попадают в анализ точные и своевременные поставки горючего и боеприпасов, обеспеченные интендантом К. Или труды командира летчиков-инструкторов, выдавших в нужные момент прекрасно обученных пилотов и штурманов.
  Еще, правда, бывает, что анализ выдает нечто вроде: 'Ну, повезло им. Пошла карта.'
  В той операции, о которой пошла речь, Фортуна показалась американским войскам своей фронтальной проекцией.
  Во-первых, японцы тривиально не успели с новым самолетом - тем самым, который был предназначен для борьбы с американскими дирижаблями. Правда, искомая высотная модель была изготовлена малой серией и направлена на испытания. Но те проходили на наземном аэродроме, а не на авианосце. Между тем новая модель получилась значимо габаритнее, чем привычные 'зеро' хотя бы уж потому, что размах крыльев был прилично больше. Да и сами крылья доставили немало трудностей конструкторам: механизм их складывания при опускании в ангар не подходил по размерам к заданной толщине крыльев. Не было вопросов лишь с вооружением. Оно состояло в одном пулемете винтовочного калибра. Считалось, что промахнуться по громадине-тихоходу вроде дирижабля даже из такого трудно. Пули, разумеется, предполагались зажигательными, в этом сошлись как представители заказчика, так и конструктора. Но... не успели.
  Во-вторых, американская контрразведка, соединив усилия с представителями флота, сделала почти невозможное. Она не только умудрилась сохранить в тайне истинные намерения американского флота, но также пропихнула дезу, что якобы целью эскадры является остров Тарава.
  В-третьих, фирме 'Кайзер', уже получившую известность сверхскоростным строительством гражданских судов, выдали большой заказ на легкие авианосцы. Движки туда поставили мощные, сравнительно дорогие и, несомненно, прожорливые, зато скорость на мерной миле получилась аж целых двадцать восемь узлов с лихом. Это давало возможность идти в одном ордере с линкорами. Правда, опытных летчиков и штурманов категорически не хватало, и потому в строй вошло пока что лишь два таких корабля (и еще пять срочно осваивались).
  Захват архипелага, в том числе Гуадалканала был той самой тренировкой, которую в другом мире обозвали 'на кошках'. Потери? И очень даже имелись, но не вследствие свирепого сопротивления японских войск, а лишь по причине совершенно недостаточной опытности экипажей, в первую очередь пилотов. Двое не вписались в палубы при приземлении - этих спасти не удалось. Еще два экипажа с трудом уцелели, когда подставили себя под огонь того, что японцы могли бы назвать гордым словом 'зенитка' - на самом же деле это был пулемет винтовочного калибра, который защитники Гуадалканала в спешке установили на самодельный станок. Штурман и стрелок первого экипажа бомбардировщика 'Дуглас TBD' оказались тяжело ранены, но летчик ухитрился дотянуть до авианосца и даже посадить машину без тягостных последствий. Надломившийся стрингер левого крыла даже не посчитали тяжелым повреждением. Второй экипаж не получил ни царапины, но машина почти не слушалась управления; летчик увидел, что летит она не туда, куда нужно, а по собственному ее хотению, к тому же движки явно оказались поврежденными. Судя по индикаторам давления масла, им грозил перегрев и как следствие заклинивание. Командир экипажа посчитал за лучшее приказать товарищам прыгать с парашютом, пока есть запас высоты. Сам он поступил точно так же. Разумеется, перед этим в эфир ушел сигнал бедствия. Спасательный гидроплан подобрал всех, что свидетели посчитали чудом господним. И еще двое увлеклись перепахиванием того, что можно было бы с некоторым усилием назвать сооружениями, недооценили расход топлива и вынуждены были приводняться. К счастью до ближайшего авианосца оказалось лишь пятнадцать миль, и самолеты утонули не мгновенно, так что неудачников также спасли.
  Если не считать перечисленных потерь, то проведение операции можно было бы посчитать блестящим или, самое меньшее, удачным. Теперь остались лишь работы по сооружению на Гуадалканале настоящей базы подводных лодок - и за коммуникации японцев можно было бы взяться всерьез. А в тогдашние времена американцы умели строить быстро и качественно. Ну и, конечно, крепить оборону архипелага.
  Заключительным аккордом, который не явился неожиданностью ни для кого, были последующие тренировки и летного состава, и палубных команд. Пожалуй, на этих легких авианосцах не нашлось бы ни одного человека, который счел бы эти занятия лишними.

  Решение предстояло чисто политическое. Техника и снабжение были тут ни при чем. По этим причинам Странника не вызвали на то совещание, в котором участвовало лишь трое: нарком военного флота адмирал Кузнецов, нарком внутренних дел Берия, он же руководитель разведки и, разумеется, товарищ Сталин, ибо именно ему предстояло решать.
  - Данную проблему следует решать диалектически. Другими словами, не как ряд проблем, а как единую задачу с ответвлениями. Вопрос номер один: кто менее опасен для СССР: Германия с атомным оружием или Великобритания с ним же? Ответ на первый взгляд очевидный: оба варианта нежелательны. Но тут имеется разница. Мы знаем о возможности передачи английского опыта и материалов, имеющих отношение к атомному проекту, в США. А вот последнего следует избегать или, по крайней мере, задержать. От немцев такого ожидать трудно. Не спорю, утечка сведений может случиться также из Германии. Но утечка - это одно, а передача всей, подчеркиваю, всей информации - нечто другое. Вы что-то хотели сказать, товарищ Берия?
  На самом деле Лаврентий Павлович предпочел бы не говорить, а слушать, но мгновенно сделал вид, что у него есть некие важные мысли.
  - Мы можем организовать утечку в германские спецслужбы. Мол, у вас, господа, имеется крот в атомном проекте. Не обязательно раскрывать все, что нам известно от англичан. Подчеркнуть лишь, что информация достоверна. Кроме того, товарищи, имеется аналитическая записка от товарища Александрова. Из нее следует, что даже при условии успешного испытаний бомбы в Тихом океане вторую бомбу они получат лишь через полгода. Это при условии, что весь наработанный оружейный материал сохранился, что совершенно не очевидно. Даже если немцы попробуют создать дублирующий реактор в безопасном месте - это ускорит лишь изготовление третьей и четвертой бомб, но никак не второй. Также у нас есть возможность подкинуть немцам, а через них англичанам идею о гафниевой бомбе.
  Увидев выражение непонимания на лице адмирала, Берия добавил:
  - Есть такой редкий металл: гафний. В теории из него можно сделать некий аналог атомной бомбы, но меньшей мощности на единицу веса. Он не дает радиоактивное загрязнение. Были попытки разработать оружие на основе этого металла, но они потерпели крах. Если коротко: находясь на боевом взводе, материал слишком неустойчив. О этом направлении товарищ Александров доложил в отдельной записке.
  Нарком внутренних дел слегка исказил истину. С глазу на глаз Странник рассказал ему намного больше, чем излагалось в записке. Но о деталях Кузнецову было совершенно не обязательно знать.
  Сталин кивнул, как бы соглашаясь, и тут же повернул взгляд на моряка.
  - Товарищ Кузнецов, вам было дано задание: проверить возможность негласной охраны немецкой подводной лодки в Тихом океане. Что сделано?
  - Это проверено, товарищ Сталин. Мы учли, что если нападение на 'немку' будет, то, вероятно, лишь японскими силами. У американцев нет свободных противолодочных соединений на севере Тихого океана. Это по состоянию на сегодняшний день. Однако чем ближе к архипелагу Туамоту будет подходить немецкая подлодка, тем легче будет американцам включиться в охоту на нее. Основой охраны будут наши подводные лодки. Ввиду недостаточного радиуса действия потребуется участие судна снабжения, лучше двух. Но тут возможны варианты.

  Знатоки благородного искусства игры в шахматы никогда не осмелились бы утверждать, что по этой части Стокгольм - столица. В лучшем случае подобное заявление было бы грубой ошибкой. В худшем - откровенной брехней.
  Судите сами, читатель. Да, там играли в шахматы чаще обыкновенного. Да, игроки были неплохие, но, к сожалению, тянули не более, чем на вторую категорию, говоря по советским меркам того времени. Свои партии эти шахматисты не публиковали. И даже того хуже: они их не записывали.
  Немецкий любитель принялся разыгрывать русскую партию, она же защита Петрова. Объективность требует сказать: сам Петров делал это, по меньшей мере, не хуже, а то и лучше.
  Советский шахматист был необычно заносчив. Видимо, он очень хорошо изучил этот не столь распространенный дебют. Во всяком случае, фразы цедились с малозаметной, но отчетливо пренебрежительной улыбкой.
  - Не советую, друг мой, не советую; это продвижение пешки лишь замедляет развитие вашего центра... Между прочим, ваша сотрудница фройляйн Лизхен, хотя и прилежна, но ее окружение чрезмерно болтливо. Вы правильно подумали, информация идет именно туда... При том, что Урусов был достойным шахматистом, его гамбит опровергается, и даже без особого труда... доказательства вы уже получили, ваше оборудование с прошлой пятницы неработоспособно...
  Немец не знал, кто такая Лизхен, но, видимо, о ней должны были позаботиться чины повыше. А вот намек на события в пятницу был прозрачнее чистейшего хрусталя. Именно в этот день состоялась бомбардировка некоего важного объекта армадой английских бомбардировщиков. Вот еще одно подтверждение: течет в направлении Британии. Вообще-то голова должна болеть не у разведки, а у контрразведки, но для спецслужб бросовой информации не существует. Дезинформация - вот она бывает. И еще всплывает порою не особо срочная информация.
  Недостаточная дебютная образованность немецкого шахматиста сказалась. Он недурно защищался, но русский все же удержал, а потом и реализовал позиционный перевес. Сотрудник абвера проявил вежливость:
  - Вы преподали мне урок в части русской партии. Пожалуй, стоит почитать материалы об этом дебюте. Я у вас в долгу... японцы, похоже, составляют планы атаки на северную часть Сахалина. Также под ударом окажется порт Владивосток... в следующий раз обязательно попробую гамбит Кохрена. Надеюсь, мне больше повезет.
  Партнер ответил учтивой улыбкой, в которой можно было уловить некую долю скепсиса. Разумеется, сия эмоция относилась лишь к перспективе успешного применения этого гамбита.
  - Вот аналитический труд советского гроссмейстера Кереса в этой части... Вернер может заинтересоваться... Англичане проявят наивысший интерес... Но предупреждаю заранее, что сам Пауль Керес полагает гамбит Кохрена некорректным.
  Вернеров в Германии много. Об одном из них абверовец слышал, хотя и без подробностей. Впрочем, и в этом случае решать предстояло не ему.

   Информации о гафниевой бомбе предстояла дальняя дорога и уж точно казенный дом, даже не один.
  Разумеется, из тех граждан, кто не работал непосредственно на спецслужбы, первым с записками об этой необычной бомбе ознакомился тот самый Вернер, который Гейзенберг. Его люди принялись за расчеты. Через неделю выводы легли на стол... нет, не Рудольфу Гессу, не Герману Герингу и не Эриху Редеру. Главным экспертом в данном случае оказался господин Альберт Шпеер. Уж он в экономике разбирался. Именно министр промышленности дал обоснованный и полностью отрицательный вердикт.
  По урановой бомбе наработки уже имелись, да что наработки - даже изделие существовало. По плутониевой состояние дел было не столь хорошим, но, во всяком случае, до сборки бомбы осталось примерно восемь месяцев. Но гафниевая бомба требовала работ гигантского масштаба, и не только большого коллектива физиков, но также инженеров и техников. Шпеер почти сразу понял: речь пойдет о создании целой подотрасли. Проект по затратам приближался к атомному. Вот почему в памятной записке на имя Рейхсканцлера вывод был однозначным: подобная затея была Рейху, извините, не по карману. В то же время боевые задачи, которые можно было бы решить с помощью гафниевой бомбы, вполне решались атомной. Отдельным параграфом Шпеер выделил недавние события с налетом английской авиации на атомный центр. Военные действия против Великобритании виделись вполне вероятными. А война - дорогое удовольствие.

  Промышленный гений Германии ошибался.
  Великобритания совершенно не была заинтересована в открытом столкновении с Рейхом. В доказательство этого ее дипломаты начали оживленную деятельность через нейтральные страны.
  Сущность английских витиеватых доводов можно было передать буквально в нескольких предложениях. Вы, ребята, устроили налет на Блетчли-парк. Что именно тогда попало под ваши бомбы, вы знали. Этот объект мог быть стратегически опасным для Германии, признаем. Мы в ответ устроили бомбардировку ВАШЕГО объекта, который, в свою очередь, представлял стратегическую опасность для Великобритании. Так что мы с вами квиты.
  Самое занятное, что и Рейх не был заинтересован в немедленном начале войны. Немецкое руководство имело полное представление о сравнительной военно-морской мощи двух стран. Так что Германия не была готова к войне. Пока что не была.

  На переговорах относительно ловли немецкой U-114 японская сторона выкатила порядочное число контртребований и противодоводов. Первым и едва ли не главным была предоплата. 'Оказанная услуга ничего не стоит' - эту мантру японцы знали наизусть, к тому же у британцев на сей счет была устойчивая репутация. В ответ английские переговорщики твердили, что просто физически невозможно поставить подобный объем нефти в сжатые сроки - сиречь прежде, чем случится перехват. Японцы упирали на риск, который, возможно, придется предпринять без всякой надежды на оплату. Сошлись на том, что до первого августа прибудут сорок процентов уговоренного количества. Японская сторона решила, что даже это будет трудновыполнимой задачей и ненавязчиво поинтересовалась, какие именно возможности английского танкерного флота будут задействованы. В ответ английские дипломаты изобразили самое искреннее удивление:
  - Откуда вы взяли, господа, что доставка будет осуществляться исключительно английскими танкерами? У нас имеются обширные возможности для фрахта.
  Последняя фраза была чистой правдой. Правда, при этом не было сказано, что эти возможности не всегда находятся в полном согласии с международными законами. Однако азиатские партнеры настояли на предоставления им графика поставок. Англичане ожидаемо ответили, что в данный момент такого графика у них нет, но его составление начнется немедленно, а сам он будет предоставлен в течение трех дней. Японцы учтиво согласились подождать.
  Вторым условием было сосредоточение ловчих кораблей поблизости от атолла Моруроа. Перекрывать весь север Тихого океана японцы отказались, взывая при этом к здравому смыслу и военно-морскому опыту партнеров. Однако при сужении акватории поиска задача с очевидностью поддавалась более легкому решению. На это британские переговорщики пошли.
  Третьим и также серьезным условием было требование подробностей о характере груза. Про себя глава японской делегации решил, что у англичан явно имелась домашняя заготовка в качестве ответа.
  - Груз представляет собой урановую бомбу. Очень примерная оценка дает возможную мощность взрыва до десяти тысяч тонн в тротиловом эквиваленте. До недавней поры имелись серьезные сомнения в осуществимости этого проекта. Мы и сейчас в этом не уверены. Но если немцы успешно испытают атомное взрывное устройство, то сведения об этом рано или поздно просочатся в США. Американские промышленные мощности нельзя сравнить с мощностями любой другой страны...
  Не было сказано 'в том числе Японии.' Недосказанность была понята прекрасно.
  - ...и это означает, что через непродолжительное время у ваших нынешних противников будут такие бомбы. С этого момента военная ситуация в войне обернется решительно не в пользу вашей страны. Поражение станет лишь вопросом времени.
  Англичанин не сказал того, в чем был уверен: положение Японии и сейчас проигрышное.

  Четвертое управление (оно же гестапо) РСХА имело хороший опыт в части контрразведки. Собственно, она входила в его задачи. Но даже самый опытный сыскарь не может найти преступника мгновенно. Уж кто-кто, а шеф гестапо Генрих Мюллер, бывший полицейский сыщик, отлично это знал. И его сотрудники принялись методично просеивать информацию в поисках английского крота.
  Первым делом попали под пристальный взгляд финансы всех, кто имел доступ к ключевой информации. Проверка заняла не так уж много времени и дала отрицательный результат. Не удалось выявить никаких подозрительных трат. Но папаша Мюллер приказал давить в том же направлении:
  - Деньги - это не все. Оплата может быть и другой. Камни. Старые монеты. Марки. Много чего есть мелкого и ценного одновременно.
  Но гестапо опоздало. Скромный собиратель марок, недавно обзаведшийся весьма ценными экземплярами, успел до своего ареста передать связному сведения о гафниевой бомбе.
  Англичане дураками не были. Деза - первое, что они подумали. Разведка запросила мнение доктора Джеймса Чедвика, ученика самого Резерфорда. Тот довольно быстро разобрался в деле и выдал мнение: да, теоретически такая бомба возможна, но требуется уйма экспериментальных работ, объем которых затруднительно оценить. Особо отмечалось, что те, кто прислал эту бумагу, явно уже накопили большой объем данных, ибо теоретически доказать основные тезисы не видится возможным. Во всяком случае он, Чедвик, не берется сделать это быстро.
  В результате британское правительство не знало, а лишь предполагало, насколько велик объем экспериментальных работ. Зато была твердая уверенность: американские партнеры не должны проведать о столь неожиданной возможности. Однако люди полковника Донована, имея свои источники в Великобритании, уже довели до сведения начальства о потенциальных возможностях гафниевой бомбы. Президент Рузвельт решил, что данная игра стоит свеч и отдал приказ о полномасштабных исследованиях. Но атомные дела отнюдь не отставлялись в сторону. Экономика США могла себе позволить два почти независимых друг от друга проекта.

  Глава 36

  Адмирал Кузнецов не был подводником, но, в отличие от многих других морских начальников, осознавал этот пробел в собственной эрудиции. Вот почему он дождался аналитических выкладок от специалистов. Задание формулировалось так: можно ли вообще изловить немецкую подлодку по ее пути к атоллу Моруроа.
  Первым по времени прошел доклад, относящийся к вводным.
  - Мы основывались как на технических характеристиках немецких 'девяток', так и на тех данных о ее командире, которые стали известны по... нашим каналам. Что касается интересующей нас 'немки', то во время стоянки в порту и бункеровки в открытом море не удалось выявить каких-либо конструктивных особенностей, отличающих ее от серийных. То же относится и к ее акустическому 'портрету'. Возможен увеличенный объем топливных танков, а также емкостей для воды и провизии. Полагаем, что эта подлодка имеет соответственно уменьшенный боезапас. В пользу этого предположения говорит также наличие груза. Правда, у нас имелась лишь примерная оценка его веса и объема.
  Все это ожидалось.
  - Теперь о командире. Звание его: корветтен-капитан, соответствует нашему капитану третьего ранга. По показателям утопленного тоннажа входит в первую десятку. По всем данным, он весьма умелый командир с развитой осторожностью. Самым же главным мы посчитали его удачливость. Именно так полагают те, от которых мы получили сведения. Капитан второго ранга Котельников полагает, что у него чутье на опасность.
  Слова отдавали мистикой. Но Кузнецов не торопился с реакцией.
  Сразу же после этого доклада поступил еще один. В нем штабисты оценивали возможность отыскать и утопить 'девятку' в открытом океане. Вывод был вполне однозначен: если только командир достаточно опытен, то от охотников он уйдет, если обнаружит их первыми. А наиболее вероятно: лодку вообще не найдут. В радиусе миль пятидесяти от немецкой базы - тут дело другое. Подробные разведданные имелись. Взлетно-посадочные полосы (не одна!) уже построены, да не грунтовые, а вполне себе бетонные. В расчетный момент прибытия ураганы маловероятны. Самый простор для островной авиации. При базировании на земле, да еще в непосредственной близости от своего аэродрома - тут даже авианосной группе не позавидуешь. А у японцев все авианосцы на счету.
  Доклад только-только завершился, как тиликнул селектор:
  - Николай Герасимович, - вне строя тут, как и во всем флоте, практиковалось обращение по имени-отчеству, - вам звонок от товарища Александрова.
  - Соединяйте... Сергей Васильевич, и тебе здравия... по флотским делам, говоришь? Могу хоть и сегодня, но вечером, не раньше восьми... добро, буду...
  Само собой, по телефону ни единого слова о действительно серьезных делах не прозвучало.
  Подумав, адмирал решил, что догадался об интересе Сергея Васильевича. Не иначе, он раскопал что-то интересное и нужное. Наверняка даже очень нужное. Иначе звонка бы не было. И тут же пришла мысль: расспросить товарища. Тема была совершенно боковой, но ведь с Александровым никогда не знаешь, какая информация вдруг вылезет из его поистине бездонных запасов.
  Видимо, застать дом товарища коринженера врасплох было абсолютно невозможно. Всегда у него свежайшее угощение, да притом разнообразие, да количество. Но добрый грузинский коньяк никому из собеседников в голову не ударил. Ну, а застольные шуточки, да анекдоты о поручике Ржевском - они ведь в счет не идут, верно?
  В нарушение всех дипломатических правил гость заговорил о делах первым:
  - Я моряк, Сергей Васильевич, потому хочу спросить о делах соленых. В любых флотах об этом вслух особо не говорят, но неофициально знают, что вон тот - удачливый командир-подводник, а этот - не особо. А откуда она берется, удачливость?
  Про себя Кузнецов сведения об этом свойстве немецкого командира подлодки принял на веру, но хотел попытаться приспособить это для своих.
  Лицо у старого инженера мгновенно сделалось серьезным.
  - Берется? Хм. Расскажу тебе о кое-каких исследованиях, их проводили по медицинской части. Есть такое понятие: эксперт-врач. Не по должности. А просто он знает и правильно действует там, где другие руками разводят, да молчат в тряпочку. Слыхал я о таком. Педиатр, спец по лечению малышей, по любопытству проглотивших таблетки. Отравления такого рода - вещь переизвестная, но для лечения надо знать, чем отравился пациент. А как быть с крохой, которая порою и говорить-то не умеет, не то, что запомнить, чего там съедено. Этот врач по каким-то мельчайшим симптомам догадывался, назначал лечение и спасал маленьких. И вот один ученый, сам не врач, между прочим, стал очень интересоваться и расспрашивать: как так, Иван Иваныч, вы догадались? И знаешь что? Сам этот Иван Иваныч не мог толком разъяснить. И таких экспертов, не могущих словами рассказать о механизме принятия решений, этот ученый отыскал не одного. Что удалось выяснить: эксперт видит ряд признаков, быстро их оценивает - а порядок оценки сам не осознает - и выдает метод лечения. Также и тот, кого ты зовешь удачливым подводником. Он видит то же, что и, скажем, старпом. Ну, почти то же. Но, мгновенно оценивая ситуацию, такой командир тут же выдает решение. Что-то вроде: 'Право на борт, курс семьдесят, глубина сто двадцать.' Примерно так.
  - Что ж, выходит по-твоему, что экспертное решение - вещь, которую вовсе понять нельзя? Непознаваемое?
  Сказано было с неприкрытой иронией. Само идея о том, что существует нечто непознаваемое, в корне противоречила трудам классиков марксизма-ленинизма.
  - Вот и нет! Можно расколоть этот механизм, и тот ученый даже сколько-то раз преуспел!
  - Это как?
  - Он долго и нудно расспрашивал экспертов-медиков. Вот вы видите в такой-то ситуации повышение кровяного давления, о чем вы думаете? А если при этом потеря сознания? Получается то, что называют 'древо решений'.
  Сказано было так, как будто словосочетание объясняло все. Но Кузнецову было ясно далеко не все. И собеседник это понял.
  - Ну смотри, Николай Герасимович, - тут Александров, по обыкновению, достал карандаш и лист бумаги из ниоткуда, - вот как делается. Вот начальная позиция. Ты спрашиваешь: налицо ли признак А. Заметь, главный. То есть такой, который определяет ход дальнейшего решения. Если да, то вот... ответвление одно; если нет - другое.
  Карандаш принялся скользить по бумаге.
  - Если налево, то есть 'да', ты интересуешься признаком Б. В противном случае играет роль признак... ну, не знаю... Р. И так далее: пытаешься пройти по дереву, вот оно у тебя.
  - Кажется, понимаю, - кивнул Кузнецов. - долго расспрашивать эксперта, составить такое древо решений, потом учить курсантов...
  - Не совсем так. Эксперт тем и отличается от просто хорошего специалиста, что это дерево пробегает, сам того не замечая. Очень быстро. Если я верно понимаю, то для подводной лодки, выходящей в атаку или, наоборот, уходящей от преследования, решения иной раз надо принимать оперативно - и правильно.
  - Так как же обучать?
  - Тот самый исследователь говорил так: практический опыт восемь-десять лет - и можешь стать экспертом. Если мозги на месте. Вроде как этому специалисту удавалось чуть не за год научить врача распознавать одну редкую, но смертельную болезнь. Но в том и беда, что не все поддавались этому методу обучения. Так это в медицине. Для подводников даже и не спрашивай - просто не знаю. Но подозреваю, что опыт накапливается быстрее - с каждым успешным походом. И вот еще что добавь: природные способности тоже играют роль. Вот разве что тренажеры...
  - Что тренажеры?
  - Ну, слыхал ведь, поди: я в свое время истребителей дрессировал на тренажерах. Полная иллюзия настоящего воздушного боя. Ладно, не вполне полная, но все же. Вот я подумал, что можно создать тренажер для подводников. Для этого нужен, в первую очередь, очень опытный командир подводной лодки. Потом: коллектив разработчиков. Они будут создавать программы, по которым будет работать этот самый тренажер, и ни на что другое не отвлекаться. Потом испытатели. Она станут на место командира в центральном посту - имитация, конечно - и будут проверять тренажер с комментариями типа: 'Нет, такое невозможно.' Или: 'Настоящая подлодка реагирует на такую перекладку руля медленней.' А еще что нужно: время. Оно и есть главный ресурс. Ну, сам можешь представить: вот эта команда забирает у тебя как бы не лучшего командира, да месяца на три. А? Что скажешь?
  Ответ был не особо изящным, но правдивым:
  - Всякое может быть. Думать надо.
  И тут же адмирал переменил тему:
  - Сергей Василич, так что ты меня просил подъехать?
  - А, ну да. У тебя есть один командир с редкой фамилией: Маринеско.
  - Как же, докладывали. Пьяница, дебошир, но талантлив. Надо бы отметить, ан за ним такой хвост тянется.
  - Принесли мне тут информацию. Он ведь болен, Николай Герасимович.
  - ?
  - Как я сказал. Есть сведения: у него клаустрофобия. Оттого и срывается, как только на берег сходит.
  Кузнецов не был полным невеждой в части болезней, противопоказанным подводникам. Но и знатоком, понятно, не являлся, потому и спросил:
  - Это излечимо?
  - Скажу так: надежда для Маринеско есть. Но именно надежда, не гарантия. Знавал я одного инженера-химика. Талант, без вопросов. Так вот: клаустрофобия - боязнь закрытого пространства, а у него было наоборот: боязнь открытого пространства. Агорафобия называется. Врачи признали: для этого самого химика ничего поделать не могут. Но человек работал, и хорошо работал. Вот что я предлагаю ...

  Весь полет от Дальнего Востока до Москвы старший лейтенант гадал: чего бы ради его вызывать в столицу? Правда, у него были дополнительные данные. При отлете сам вице-адмирал Дрозд вызвал к себе удачливого и умелого командира 'ниночки' и совершенно неофициальным голосом уверил:
  - Мне приказали направить вас в Москву для лечения. И не спорьте: это необходимо. Также меня уверили, что лечение продлится не более двух дней. Парадку брать с собой обязательно. У... тех, кто повыше, могут появиться вопросы. Будьте готовы. И чтоб никаких залетов! Вот вам указания: куда ехать. Впрочем, они, наверное, не понадобятся: на аэродроме вас встретят.
  В самолете подводник чувствовал себя неважно: фюзеляж как будто давил, обволакивая сознание. Это сильно напоминало атмосферу лодки, да только командовал тут не он. Впрочем, все кончается, и дорога тоже.
  Встречали двое. Одни был со знаками различия НКВД и в звании лейтенанта. Другой оказался непонятным седым человеком в штатском, но тот, который из органов явно испытывал к товарищу почтение - и уж точно не из-за возраста.
  - Старший лейтенант Маринеско? Едемте с нами,
  - У нас очень мало времени, - не вполне понятно добавил седой. - Да, меня можно звать Сергей Васильевич.
  Здание, куда эти трое подъехали на 'эмке', было не вполне понятного назначения, поскольку машина подкатила к черному входу, и вывески там не было.
  Последовали длительные переходы по коридорам и лестница. Прибывшие остановились перед дверями, на которых не было ничего, кроме номера. Внутри был кабинет, который старший лейтенант мысленно сразу же определил как врачебный - из-за тончайшего больничного запаха. В кабинете были письменный стол, стулья и кушетка. Ну и хозяин; на вид - лет сорока пяти. Он глянул совершенно дружелюбно и тут же предложил его звать Игорем Евгеньевичем.
  - Ну, вам придется лечь вот сюда, а я проведу осмотр...
  Осмотр был несколько странным. Поначалу хозяин кабинета затеял разговор о службе флотской.
  - Мне сказали, что вы подводник. Так что же: две недели вам приходится плыть под водой?
  Маринеско объяснил, не вдаваясь в подробности, что подлодка столько под водой быть не может, что воздуха в ней не очень много и что время от времени надо вентилировать.
  Доктор (это было уже совсем ясно) слушал, кивал, поддакивал и покачивал в воздухе подвешенный на цепочку блестящий металлический диск.
  Маринеско неожиданно проснулся на той самой кушетке. Голова была ясной.
  - Ну, Александр Иванович, вы и здоровы спать. Я все лечение провернул. Кстати, левая рука не болит?
  Моряк чуть поколебался.
  - Вроде нет.
  - Так вам теперь срочно на службу, как мне сказали. Желаю... - доктор чуть запнулся, - трезвого ума, хладнокровного расчета, ну и удачи. Уж она-то вам точно пригодится. Вот вам справка о прохождении лечения.
  В бумажке ничего такого особенного не было, только почему-то латыни там было как бы не больше, чем слов на русском. Но главное в ней содержалось: 'Пациент Маринеско А.И. не имеет противопоказаний к дальнейшему прохождению службы.' Подпись. Печать.
  Но еще более интересное событие случилось уже после выхода из загадочного здания.
  Седой товарищ одним движением брови велел сотруднику НКВД отойти в сторону и заговорил:
  - Мне надлежит передать вам одну вещь. Признаюсь, хотел оставить ее себе. Но вам нужнее.
  Из кармана появилась на свет коробочка из непонятного материала.
  - Откройте.
  Внутри был странный предмет. На ощупь и на вид это казалось камешком. По форме оно больше всего напоминало плоскую гальку, но Маринеско был одесситом, а потому прекрасно знал: гальки с полированной поверхностью не бывает. А эта выглядела именно полированной: ни малейших царапинок. Еще удивлял цвет: нежно-сиреневый со вкраплениями белого. Такого старший лейтенант никогда не видел, хотя бывал в Крыму в районе Карадага, а уж там встречалась камешки самых диковинных расцветок.
  Голос у Сергея Васильевича был каким-то отстраненным.
  - Мне сказали, что это талисман для тех, кто воюет под водой. Приносит удачу тем, кто верит в него... а также тем, кто не верит. Носите при себе в походе. Советую сшить в походной униформе специальный маленький кармашек, чтобы не выпал. Лучше - на пуговке. Откуда камешек - не спрашивайте. Не могу раскрыть. Но постарайтесь не терять. Коробочку, если хотите, можете взять.
  Бывший одессит подумал, что как раз ее-то брать не надо. Очень уж она обрисовывается сквозь ткань кармана, то есть привлекает внимание. А это как раз и не нужно.
  - И, полагаю, вы сами понимаете: о разговоре со мной и об этом предмете помалкивать.
  Понимание у старшего лейтенанта имелось.
  И еще одну странность отметил Маринеско уже по дороге во Владик в салоне самолета. Лететь было легко. Замкнутое пространство совершенно не давило. Даже выспаться удалось без усилий.
  На подлете созрело решение: камешек, конечно, никому не показывать, кармашек пришить, Ну, самое большее: если встретится кто по геологической части, спросить невзначай: а где в природе встречаются такая расцветка?
  А в Москве товарищ Александров совершенно искренне благодарил врача-гипнотизера:
  - Вы были великолепны, Игорь Евгеньевич. А ваша находка относительно левой руки - так просто блеск!
  - Это моя работа, Сергей Васильевич, - поскромничал доктор. - Главное, чтоб на пользу пошло. Этот моряк и в самом деле дельный командир?
  - Вы не представляете, насколько. И какой потенциал в нем может раскрыться.
  - Тут есть одна опасность, Сергей Васильевич. Вспомнить пациент ничего не сможет. А вот дойти до некоторых выводов логическим путем - вполне. Ведь таких командиров учат разбирать ход сражения, например; или там маневрирования... Имею в виду: для него логика - один из инструментов.
  - Да и пускай себе. До глубинных моментов он все равно дойти не сможет. Посмотрим, каково оно будет дальше, но уж никто не посмеет сказать, что мы с вами так и не попытались хоть что-то сделать.

  Четвероногие космонавты прошли тщательный врачебный контроль. От полученных данных ветеринары были довольны. Пациентов врачебные процедуры не радовали. Вероятно, причиной тому был недостаточно убедительные разъяснения.
  Потом образовались две собачьи супружеские пары. Обе дамы подзалетели. Это, впрочем, ожидалось.
  Потомство - аж шестеро голов - тоже попало в цепкие когти ветеринаров. Щенятки скулили и жаловались на жизнь. Впрочем, вердикт был единодушным: никакой ущербности в зверятках найти не удалось.
  Щенков, разумеется, предполагали раздать. За них началась подковерная борьба. Всем потенциальным владельцам сразу же стало ясно, насколько престижными могут стать эти дворняжечки.
  Инженер Грёттруп пустил в ход свое немалое влияние и добился выделения в свою семью одного щенка мужского пола. Правда, транспортировка в Германию планировалась позднее, когда сама собачка стала бы более взрослой. К тому же Ирмгард Грёттруп, жалея животинку, настояла, чтобы песик ехал вместе с главой семьи. Тот планировал провести отпуск с семьей.
  Однако решительно все, имевшие отношение к собачьим делам, понимали: явный успех этой миссии открывает дорогу в космос человеку. И отряд кандидатов в космонавты получил официальное оформление. Юрия Гагарина там не было. Мальчишка даже и а аэроклуб не начал ходить по причине возраста. Ему было на тот момент девять лет.

  Последствия захвата Гуадалканала американцами сказались не вдруг. Сначала там начались строительные работы. Возводились в первую очередь причалы, портовые сооружения, краны - короче, все, чтобы создать полноценную военно-морскую базу. Предполагалось, что именно она станет основой для охвата подводным флотом Америки основных транспортных маршрутов противника, в первую очередь - танкерных.
  Одновременно к тому же острову подтягивались те, которые должны были составлять как оборону, так и нападение. Первое включало в себя не только, даже не столько корабли, сколько наземные силы: береговую артиллерию солидных калибров и самолетную группу. Само собой, как только причалы и прочая портовая инфраструктура были построены, на остров хлынули материалы, предназначенные для оборудования аэродромов - и даже не одного. И речь шла не только о взлетно-посадочных полосах, складах и хранилищах - нет, на острове появилось аж четыре радара.
  Нельзя сказать, чтобы японский флот был не в курсе этих действий противника. Разведка велась всеми средствами и зачастую доставляла точные сведения. Штабисты адмирала Ямамото просчитали риски операции по захвату острова и признали: да, сделать это можно, но потери могу стать абсолютно неприемлемыми.
  Правда, на японских авианосцах появились высотные истребители. В очень малом числе, это так, но ведь их много и не требовалось. В задачу входило выведение из строя как можно большего числа дирижаблей. Именно их японские штабисты полагали главными 'глазами' американских адмиралов.
  sp;Аякс был не только удачливым, но и знающим командиром подлодки. С помощью штурмана он рассчитал потребность в припасах в походе до атолла Моруроа без заходов в порты и без бункеровки. В бухте Провидения он встал на рейде и попросил заправить лодку топливом под пробку, также он набрал сколько смог пресной воды и провизии. Всего этого должно было хватить, но... Мем 'неизбежные на море случайности' был ему знаком тем более, что появился он на свет еще при Российском императорском флоте. Вот почему корветтен-капитан Блайхрод не исключал заход во Владивосток ради еще одного пополнения топливом, маслом, водой... да чем угодно, кроме разве что боеприпасов. Уж их во Владивостоке быть никак не могло, так ведь они и не требовались. Впрочем, в этот порт идти рискованно: в проливах могут сторожить...да кто угодно, хоть англичане, хоть японцы. Командир 'девятки' решил, что в крайнем случае запросит бункеровку в открытом море.
  Но перед самым отходом командира U-114 вежливо пригласили в командирскую каюту русского крейсера. Там его встретили, судя по знакам различия, капитан цур зее и фрегаттен-капитан.
  После взаимных представлений старший по званию, назвавшийся Виктором Сергеевичем, начал на довольно недурном немецком:
  - Герр корветтен-капитан, военно-морской флот СССР получил приказ обеспечить безопасное прохождение вашей лодки до атолла Моруроа.
  Немцу даже не понадобилось прикидываться внимательным слушателем, ибо в тот момент он таким и был.
  - Вот, - указка очертила широту, - досюда вас будет сопровождать корабельная группа в составе крейсера 'Куйбышев', эсминцев 'Стойкий, 'Славный' и 'Сметающий'...
  Разумеется, по должности Генрих Блайхрод был знаком с основными характеристиками этих кораблей. Но кое-чего он не знал, а именно: все они прошли серьезную модернизацию в части как артиллерийского вооружения, так и противолодочного оборудования. Правда, буксируемую гидроакустическую станцию на них не установили (по недостатку времени), но реактивные бомбометы появились. Разумеется, на всех кораблях имелись радары, но об этом опытный подводник и так догадался: чем же еще могли быть решетчатые конструкции на мачтах, кроме как антеннами? Надо заметить: эсминец 'Сметающий', вообще говоря, построен не был. Он появился на свет в укромной бухточке вблизи Мурманска, а как он там оказался, знали лишь те, кому это было положено по должности.
  - Также, - продолжил капитан цур зее, - в корабельную группу включены три подлодки класса 'Н'. В их конструкцию заложена пониженная шумность, так что ваши акустики, вполне вероятно, их не услышат.
  Первое, что подумал немец: напрасно этот русский сомневается в квалификации немецких акустиков вообще и группы таковых на его, Блайхрода, подлодке, в частиости. Вторая мысль заключалась во фразе: 'А что, если командир крейсера не блефует?' И сам вопрос, и вероятный ответ на него не доставляли удовольствия. А третья мысль или, точнее сказать, умозаключение, и вовсе обдавала холодом. Картина того, как протекал бой англичан с 'Бисмарком' наводила на вывод: русские подлодки именно этого типа вполне могли вмешаться. Четвертая мысль описывалась фразой: 'Выходит, фюрер был прав относительно русских'. Причем сначала Блайхрод сказал это себе под нос, а уж потом догадался, откуда взялось умозаключение. Если их инженерам и рабочим вправду удалось спроектировать, а затем и пустить в серию такие лодки, которые нельзя услышать... тогда выходит, что они не унтерменши. Но анализом заниматься было определенно некогда.
  - Насколько нам известно, у вас на лодке имеется шифровальная машина 'Энигма'. Начальные установки роторов вы, полагаю, нам передадите. Однако при всех достоинствах этого устройства мы не советуем выходить в эфир с длинными сообщениями. Слишком велик риск пеленгации. Вот вам коды на самые обиходные фразы, - на стол лег блокнот.
  - Разумеется, господа, все данные будут переданы вам сегодня же.
  Все технические вопросы утряслись с отменной оперативностью. Но русским удалось еще раз удивить командира U-114.
  Четверо матросов занесли в каюту картонные ящики.
  - Это знак нашей доброй воли. Лекарство от воздействия вашего груза. Давать рекомендуем лишь тем, кто регулярно проходит мимо. Суточная порция на человека - не более двухсот грамм.
  Немедленно по возвращении на борт командир приказал вскрыть один ящик. Внутри были бутылки, упакованные в необычный материал: тонкую прозрачную пленку, усеянную пузырьками с воздухом. Конечно же, это помогало спасти груз от случайных ударов.
  Корабельный врач получил приказ разобраться с лекарством. Правда, все надписи были по-русски, но эскулап был из остзейских немцев. По-русски он говорил с трудом, но читать мог.
  - Это красное сладкое вино, - таков был врачебный вердикт. - Надо бы попробовать.
  Видимо, среди подводников трусы отсутствовали, поскольку рисковать вызвались многие. Но доктор сразу же сузил круг претендентов, заявив, что для качественной оценки требуется тот, кто знаком с подобного рода напитками. А так как это вино явно смахивало на церковное, то выбор пал на Отто Штрайхера, матроса из Вены. Тот был католиком и, по его словам, неоднократно пробовал подобный напиток на причастии. К тому же его место по расписанию требовало многократного хождения по отсеку, где покоился таинственный и секретный груз. Разумеется, доктор подверг подопытного кролика обследованию до лечения и намеревался проделать то же самое после.
  Честный австриец подошел к делу вдумчиво. Он принял кружку, на дне которой плескался напиток, без спешки обнюхал, чуть прикрыл глаза, втянул в себя порядочную порцию, покатал ее во рту и лишь после этого действа проглотил.
  - Очень похоже на церковное вино, - резюмировал экспериментатор. - не в точности, как наше, но почти то же самое, да.
  Засим храбрец проглотил то, что оставалось в кружке.
  Положительное впечатление у отважного матроса чуть смазалось от медицинских процедур, состоявшихся через два часа после приема лекарства. Впрочем, доктор констатировал хорошее состояние здоровья, лишь количество эритроцитов было чуть повышенным, хотя и в пределах нормы.
  К моменту выдачи медицинского заключения подлодка уже резала форштевнем серую поверхность Тихого океана. До точки встречи с конвоем (или охраной) оставалось пройти, круглым счетом, шестьсот пятьдесят миль.

  Глава 37

  Как ни крути, но задача по перехвату немецкой подводной лодки, поставленная перед Императорским флотом, никак не могла претендовать на первостепенность - ни по задействованным силам, ни по важности ее для тихоокеанской эскадры. У той имелись задачи поважнее. Главной из них была: определить, наконец, куда же будет направлен следующий удар надводных сил американского флота.
  Стоит заметить: небольшой резерв по времени у адмирала Ямамото был. База подводного флота на Гуадалканале не могла принимать и обслуживать мощные флотилии, способные не пощипать, а вцепиться бульдожьей хваткой в морские коммуникации. Слов нет, японские 'купцы', следующие из Юго-Восточной Азии, несли потери, но пока что это были лишь дальние зарницы от идущего урагана.
  И все же план был составлен. Основывался он, разумеется, на своевременном получении данных от разведки - воздушной в первую очередь.
  Ситуация складывалась так, что для обеих сторон агрессивный подход не смотрелся выигрышным. Американские штабисты полагали, что появление группы кораблей США, даже и небольшой, может скомпрометировать секретность разрабатываемого плана. Японские планировщики совершенно не желали боестолкновения с неочевидным исходом хотя бы потому, что резерв как в кораблях, так и, главное, в подготовленном людском ресурсе был куда меньше, чем хотелось бы.
  И все же кое-какие разведданные были получены заранее. Выход тяжелого крейсера класса 'Лютцов' из Владивостокского порта еще можно было как-то пропустить, а вот не увидеть прохождение его из Японского моря в Тихий океан через любой пролив - тут уж надо, чтобы все дежурные наблюдатели были поголовно вусмерть пьяные, тем более, что погода в регионе стояла ясная. И добро бы один крейсер - нет, целая корабельная группа, включая эсминцы (три), да судно снабжения, да еще нечто не вполне понятного назначения, весьма похожее на сильно усеченный авианосец. На самом деле это был вертолетоносец. С самого начала он предназначался скорее для охоты за подводными лодками, чем для противодействия самолетам с ударного авианосца. Впрочем, возможности вертолетов японцы не представляли. Немцы имели более полную информацию, но делиться ею не предполагали.
  Да, русская эскадра вышла на просторы. Но вопрос 'Зачем?' так и остался открытым.
  Первое, что приходило в голову всем аналитикам: немецкой подлодке предстоит бункеровка, а русские идут в точку рандеву исключительно с целью охраны. В пользу этой гипотезы говорило и то, что предполагаемый маршрут этой эскадры находился в стороне не только от торговых путей, но и от традиционных районов рыболовства. Мало того: флагманский штурман, прокладывавший курс, чуть ли не напоказ избегал приближаться к любой суше ближе, чем на тысячу миль.
  Разумеется, за эскадрой наблюдали. Пока что советские корабли и не пытались уйти от пристального японского внимания. Они вряд ли бы смогли это сделать даже при желании: эскадренная скорость составляла только-только четырнадцать узлов. На главном преследователе (крейсере 'Агано') был совсем недавно установлен радар, предназначенный для обнаружения воздушных целей, а также целых два гидросамолета-разведчика 'Каваниши Е7К'. Это были машины не столько старые, сколько устаревшие: их крейсерская скорость составляла сто восемьдесят пять километров в час, а максимальная не дотягивала до трехсот. Правда, уже пошли в серию намного более скоростные 'Каваниши Е15К'; у них максимальная скорость достигалась аж четырехсот шестидесяти километров в час, но таких пока еще было мало. Это вряд ли могло иметь большое значение: так и так авианосцев у русских не было и быть не могло.
  Командир крейсера капитан первого ранга Мацубара благоразумно держался за пределами досягаемости артиллерии русского крейсера. Основную нагрузку по сбору информации тянули воздушные разведчики. Но в один из дней похода японским авиаторам откровенно не повезло.
  Никто из трех членов экипажа самолета-разведчика не успел заметить, откуда и когда абсолютно неизвестная русская машина появилась в воздухе. Назвать ее самолетом ни у кого язык бы не повернулся. Где, спрашивается, вы видели конструкцию с крохотными крылышками и двумя вертикальными винтами над крышей? Скорее это можно бы классифицировать как автожир. Намерения у него были совершенно не мирные. В данном вопросе любой понимающий (и не только японец) держался бы точно такого же мнения.
  Без сомнения, пилот 'Каваниши' был неправ, пытаясь разглядеть эту летающую каракатицу получше. Даже у разведывательного тихохода имелись небольшие шансы уцелеть, рвани он наутек со всей возможной скоростью. Будем объективны: при весьма близких максимальных скоростях противников разведчик мог бы, наверное, удрать под прикрытие зенитной артиллерии крейсера и эсминцев. Между тем командирам советских вертолетов было строжайше запрещено вторгаться в зону действия зенитного огня. У крейсера малокалиберная (двадцать пять миллиметров) зенитная артиллерия вполне могла доставить крупные неприятности вертолету. А ведь на вооружении 'Асано' имелись и зенитные орудия калибром семьдесят шесть миллиметров.
  Возможно, пилот разведчика рассчитывал на собственное вооружение - это были пулеметы, аж целых три, все винтовочного калибра. Из такого сбить это летающее чучело, может, и трудно, но повредить можно. Удивительное дело: расчет японца почти что оправдался. Русскому пилоту и вправду мало не показалось.
  Не особо длинная очередь прошлась по фюзеляжу вертолета. Две пули попали в остекление. Поскольку традиции нарушать нельзя, то командир вертолета этого не сделал. Его реакция была полностью традиционной и включала в себя упоминание вслух некоей матери в негативном контексте. Но наготове имелось и дополнение.
  'Каваниши', понятно, не отличался маневренностью на горизонтали. Но длительное обучение вертолетчиков на тренажере дало бы результат, даже будь на месте неуклюжего разведчика настоящий истребитель. Тридцатимиллиметровая пушка прогремела короткой очередью. Первые два снаряда исковеркали левый поплавок. Третий попал в центроплан. Собственно, его одного хватило бы на уничтожение вражеского самолета. Снаряд разорвался точно между штурманом и летчиком. Первый был убит на месте. Второй оказался тяжело ранен. Хрипя простреленными легкими, он ухитрился выровнять машину, но двигатель захлебывался. Может быть, биплан и удалось бы посадить на воду, но четвертый и пятый снаряды уничтожили хвостовое оперение, а их осколки изрубили парашют стрелка, так что тот не имел никаких шансов спастись, даже если бы смог выпрыгнуть.
  Японский разведчик, беспорядочно крутясь, падал в воду. К моменту удара пилот потерял сознание и не пережил свой самолет.
  Что до советского командира вертолета, то неприятности его настигли. После посадки он огреб по полной от комэска, поскольку не заметить пулевые следы (не отверстия) на фюзеляже и стекле было бы трудно.
  - Тебе что приказывали??? О-то-гнать!!! Ты бы еще ракетами вздумал шмалять!
  Последний упрек был полностью несправедливым: 'иглы' перед полетом сняли с подвесок.
  - А сейчас наши колдуют над записью радиоперехвата. И можешь себе представить, что там японцы про твою машину наговорили!
  Эти слова тоже были поклепом: как позже выяснилось, японский радист успел сообщить лишь о самом наличии неизвестного летательного аппарата, обозвав его автожиром. О вооружении и скоростных качествах не было сказано ни слова.
  Сам же вертолет, впервые побывавший в воздушном бою, спешно опускался в подпалубный ангар. Именно там механикам предстояло устранять повреждения. Слово 'спешно' не вполне точно описывало действия палубной команды. Ребята действовали быстро, да только конструкция как самого вертолета (он был уж очень велик), так и подъемника не допускали результата на раз-два-три.
  Одновременно советская корабельная группа, повинуясь приказу, довернула на три румба и прибавила ход. У капитана первого ранга Ладинского был свой план.

  Капитан первого ранга Хироси Мацубара действовал грамотно. Первым делом он приказал принести записанное на бумаге последнее донесение гидроплана-разведчика. Сразу же некоторые темные обстоятельства прояснились.
  Тот загадочный недоавианосец и был с очевидностью носителем боевых автожиров. Но их ТТХ оставались полностью неясными. Разведчик от избытка ума попытался открыть огонь - на это ясно указывал крик 'Атакую!' Видимо, у русского нашлось чем дать сдачи. Но главная задача осталась невыполненной. Координаты соединения были известны, но лишь на момент боестолкновения. Скоростные возможности тяжелого крейсера (не ах какие по меркам Императорского флота) были известны. А вот его курс вычислению не поддавался.
  Японский командующий принял очередное вполне очевидное решение: искать потенциального противника. Легко сказать... Во-первых, оставшийся гидроплан нельзя подставлять под удар, то есть воздушная разведка должна была действовать с максимальной осторожностью. Но и кораблей для поиска было куда как недостаточно. Это капитан первого ранга осознавал и мысленно уже решил, что найти русских, а тем более немецкую подлодку в этом регионе, вероятнее всего, не получится. Что ж, тогда надо развернуть сеть вблизи атолла Моруроа. Уж он-то спрятаться никак не мог.
  Но оценка командира 'Агано' была точной лишь частично.

  Без сомнения, наибольший выигрыш пришелся на экипажи 'ниночек'. Конечно, бункеровка и загрузка продовольствия и пресной воды для каждой подлодки были работой для ее экипажа. Но поскольку одновременно делать это для нескольких лодок признали невозможным по соображениям секретности (вероятность появления еще одного воздушного разведчика была хоть и малой, но не нулевой), то приняли следующий вариант действий. Пока обслуживалась одна из лодок, еще одна отслеживала акустическую обстановку вокруг. Экипажи оставшихся двух в это время могли отдыхать и даже наведаться в корабельную баню, что выглядело уж совсем неслыханной роскошью.
  По любым военно-морским правилам, писаным и неписаным, командир корабля не должен выказывать нервозность перед починенными. Но именно это капитан первого ранга Ладинский и делал. Основания для тревоги имелись.
  Подлодка Н-2 к этому моменту уже отбункеровалась и была послана на отслеживание нежелательных визитеров. . Собственно, из всей подводной группы лишь Н-11 еще не поглотила в танки полную порцию соляра. Продукты уже загрузили.
  В данный момент Н-2 находилась на двадцать миль севернее точки бункеровки. Гидрография позволяла слушать шумы весьма отдаленных объектов. И акустик услышал.
   - Есть контакт, удаленный, не меньше восьмидесяти, по сигнатуре японский крейсер класса 'Агано'... еще на границе слышимости, от трех до пяти контактов... больше похожи на эсминцы, идут строем фронта.
  Старпом (это была его вахта) счел, что налицо тот самый случай, когда надо оповестить командира.
  - Сообщить нашим, вызвать Магомета Иманутдиновича.
  То и другое было выполнено. Гаджиев появился в центральном посту одновременно с получением ответа. Расшифровка длилась не более двух минут. Размышления командира - и того меньше.
  - Бункеровка Н-11 будет закончена через тридцать минут. Нам приказано следовать в точку с координатами... там занять позицию, ждать 'девятку'. Карту!
  Последнее слово означало не что-то бумажное, а прибор, выдающий на свой цветной экран карту в произвольном масштабе. Удобная штука с одним лишь недостатком: секретная до последней степени.
  Штурман дело понимал. Не прошло и десяти минут, как Н-2 всплыла под перископ, оглядела окрестности (никого вокруг) и на скорости пятнадцать узлов принялась вспарывать волны Тихого океана, так сказать, изнутри.
  А надводная советская эскадра по окончании бункеровки не помчалась на полном ходу в родной порт. У нее была еще одна задача.
  Уже была вполне темная южная ночь, когда в рубку торопливо вошел дежурный шифровальщик.
  - Разрешите доложить! Гера передал.
  Под этой нехитрой маскировкой скрывался Генрих Блайхрод.
  Первым бумагу сцапал вахтенный штурман как лицо наиболее заинтересованное. К некоторому удивлению вахтенного командира, расчеты заняли не минуту и даже не пять.
  Наконец, штурман поднял лицо, прямо-таки светящееся самодовольством.
  - Вот текущие его координаты, а это курс. При сохранении скорости был бы на месте через тринадцать часов сорок пять минут, только днем он сбросит скорость ради незаметности.
  Эвфемизм был понятен всем присутствующим, хотя они и не были подводниками. Немецкий командир ради скрытности прикажет днем не всплывать, разве что под перископ, да и то в случае самой крайней необходимости. А вот ночью он будет наверстывать по скорости.
  - Предлагаю занять вот эту позицию, поскольку она наилучшая.
  - Какие у вас основания, Андрей Никодимович?
  - Нас, вполне возможно, заметят, но и в этом случае у японцев не будет оснований приближаться к эскадре. Геру они вблизи нас не услышат.
  Командир выслушал внимательно, но решение принял иное:
  - Мы выдвинемся в другую точку - вот сюда. Там нас почти наверное заметят, но оттуда будет возможность помочь 'ниночкам', если у них что пойдет не так.
   В назначенную точку эскадра пришла довольно быстро: и трех суток не прошло. А еще через считанные шесть часов вахтенный акустик доложил командиру Н-11:
  - Есть множественные контакты. Идут, по всем признакам, сюда. Через час двадцать предполагаю возможность полной идентификации.
  Это было чистой правдой. То, что шумы принадлежат крупному надводному кораблю и эсминцам, стало ясным почти сразу же. А вот тип предполагаемых противников определить удалось и вправду не сразу: правда, не через час двадцать, а час сорок, но только потому, что группа сбросила скорость. С очевидностью акустики противника были намерены слушать со всем тщанием.

  Отряд советских космонавтов, формально говоря, вообще не существовал. Не было пока что такой структуры в составе ВВС. Да, вот представьте: врачебные осмотры проводились, тренировки - очень даже, но все эти издевательства касались лишь командированных летчиков. При этом начальство ссылалось на необходимость 'подготовки всей инфраструктуры', но не уточняло, что именно подразумевалось.
  Первым на крамольную мысль навелся старший лейтенант-испытатель Марк Галлай. Он предположил, что создание полноценного отряда космонавтов придерживают намеренно. Вывод казался простым: там, наверху, ожидают чего-то этакого. Чего именно? Вот на этот вопрос прямого ответа не имелось - и не только у старшего лейтенанта, но и у товарищей с куда более высокими званиями.
  Среди советского военно-морского руководства бытовало мнение, что Гаудалканал нужен американцам не просто сам по себе - нет, там предполагалось построить базу для подводного флота США. И с этого опорного пункта американские подводники вполне могли угрожать всем грузовым перевозкам в юго-западной части Тихого океана. В первую очередь под удар ставилось снабжение нефтью. И вот тогда становилось намного более вероятной операция по захвату скважин на севере Сахалина. Это означало войну. При том же никто не мог предугадать, какие именно ресурсы она затребует.
  Однако было бы несправедливо думать, что лишь высшие чины предвидели возможность военного столкновения с японцами. Одним из опровержений этой точки зрения как раз и был вывод, к которому пришел старший лейтенант Галлай. И не он один оказался таким умным.
  К товарищу Александрову напросились большие военно-воздушные дяди, а именно: Смушкевич и Рычагов. К удивлению Странника, в эту компанию затесалась военно-воздушная тетя в лице Полины Денисовны Осипенко. К этому моменту она уже была в звании полковника.
  На совещательном столе тут же появился чай и закуска к нему: сушки, сухарики и какие-то хитрые крохотные, но очень вкусные пирожные. По крайней мере, именно такое мнение высказала первая вертолетчица Советского Союза. Мужчины молча признали ее компетентность в этом вопросе - тем более, что это положительное суждение основывалось на большом экспериментальном материале (четыре штуки).
   Чашки, блюдца и остатки угощения исчезли. Хозяин кабинета вежливо улыбнулся:
  - Я вас слушаю.
  Тон Смушкевича был официальным, почти что сухим:
  - Товарищ полковник предложила новую тактику применения боевых вертолетов над морем. Но ей, весьма возможно, понадобятся некоторые материальные усиления.
  Выражение было чуть кривым, но вполне понятным.
  - Мы хотели бы знать, возможен ли предложенный ей подход в принципе, а если да, то что нужно для осуществления. Из доступных разведисточников стало известно, что в ближайшее время возможно крупное столкновение с Японией. Так как у ее флота явное преимущество, то противник постарается вести сражения на воде, где это возможно. Особенно же велик перевес японского флота в больших кораблях. Мы предлагаем атаковать линкоры, крейсера и авианосцы с вертолетов. Полковник Осипенко, излагайте.
  Товарищ Александров натянул на лицо самое бесстрастное выражение, на какое был способен. Рычагов, хорошо зная товарища, тут же сделал вывод (про себя, конечно), что жестокая критика весьма вероятна.
  - Так как наши машины, имея сравнительно небольшую скорость, уязвимы даже вблизи своего потолка от огня средне- и крупнокалиберной зенитной артиллерии, следует лишить японские корабли этого преимущества. Для этого предлагается атаковать, находясь в слое облачности. Атака предполагается НУРСами. Они должны быть как бронебойными, так и осколочно-фугасными. Для вас, Сергей Васильевич, полагаю, не составит труда раздобыть нужное количество бронебойных НУРСов. Вопросы?
  Странник набрал в грудь воздуха.
  - Пал Василич, ты свою совесть сбросил с пяти тысяч метров без парашюта? Или просто в цистерне горючего утопил?
  Вопросы были риторическими. Ухмылки - не совсем.
  Коринженер продолжал давить:
  -Ты хоть примерно оценил уровень потерь?
  Гости посерьезнели. Их веселое настроение как будто выключили рубильником. Рычагов добросовестно защищался:
  - Мы можем сделать вот как, Сергей Василич. Яков Владимыч доложит свои основные возражения, а Полина Денисовна тут же ответит на них. Еслит у тебя будет что добавить туда или сюда - я первым аплодировать буду. Главное, что от тебя нужно: информация по каким-то вооружениям, о которых и нам еще ничего не известно. Или о тактических приемах.
  - Н-н-ну, хорошо. Давай, Яков Владимыч.
  - Добре. Основным противником мы посчитали самые большие линкоры класса 'Ямато'. Главный калибр шестнадцать дюймов...
  - Сразу внесу поправку. Восемнадцать. Это уточненные данные.
  - Ну так тем более. Лобовая броня башен - шестьсот пятьдесят, такую НУРСы не возьмут. Правда, с бортов четыреста пятьдесят. Как мне думается, об уверенном поражении артиллерии главного калибра надо забыть. А вот зенитную и вспомогательную шестидюймовую можно прилично пощипать... если удастся добраться. Главное препятствие: огонь зенитной артиллерии по показаниям радара. Его можно заглушить. Сразу же после этого атаковать из сплошной низкой облачности...
  Доклад был выслушан. И тут же вставила пять копеек Осипенко.
  - Еще хорошо бы нам дальнобойную ракету, чтоб сама наводилась по кораблям. Тогда о зенитках и вовсе можно забыть. И еще одно: не одним 'крокодилом' атаковать, а эскадрильей. Восемь машин, это наименьшее, и еще с разных сторон и с разных высот.
  - Угу. Вас понял. Вот что мой скромный опыт говорит. Первое: атака подобного сорта может удасться лишь в оговоренных вами метеоусловиях низкой облачности. Нижняя граница ее должна быть не выше тысячи метров. Если видимость будет миллион на миллион - забыть об атаке.
  Последовали решительные кивки. Возражение никто и не пытался отспорить.
  - Второй существенный момент вот какой. То КБ, которое занимается подобными ракетами, держит связь со мной. Об их успехах или провалах лично я могу судить по тому, что они заказывают. Так вот, последние четыре месяца никаких заказов не поступало. Другими словами, их изделие либо вообще не летает, либо летает, но не удовлетворяются требования техзадания. Тут можно кое-что сделать. Например, если дальность стрельбы указана в пятьдесят миль, а удается кое-как попадать лишь с тридцати - не беда. Мы могли бы взять недоведенное изделие и установить на вертолеты. Надлежит связаться с конструкторами - координаты я дам - и провести переговоры.
  При этих словах Осипенко стрельнула глазами в адрес старших по званию и, не заметив явного неодобрения, принялась быстро записывать в блокнот.
  - Третье и очень важное. Вся предложенная вами операция осуществима лишь при отсутствии истребительного противодействия. Причем вы должны заранее знать: могут ли помочь линкору истребители наземного или палубного базирования.
  На этот раз контрдоводы принялся выдвигать Рычагов:
  - Не согласен, Сергей Василич. Наши вертолеты не совсем уж беспомощные барашки. Четыре ракеты класса 'воздух-воздух', да еще пушки. И потом: наша береговая авиация сама в состоянии прикрыть винтокрылых.
  - Это я с тобой не согласен, Пал Василич. При неподавленном радаре истребители будут наводиться с него. Ну хорошо, приблизительно наводиться. То есть продумывать надо. Но и это не все. Утопить линкор залпом НУРСов - будем откровенны - почти нереально. Разве что уж очень сильно повезет, но кто на это рассчитывает, тот невежда...
  При всей мягкости выражения по интонации угадывалось другое: 'дура стоеросовая'.
  - ...зато есть другая возможность. Выбить зенитную артиллерию не только на линкоре, но и на кораблях сопровождения. И тогда на дело пойдут торпедоносцы. Павел Васильевич, просьба просчитать варианты, коль не в труд. Полина Денисовна, я дам телефоны для связи с КБ. Почти наверняка пустышка; я слыхал, что вес ракеты с контейнером две тонны семьсот, а это больше, чем поднимают твои машинки, даже если с них снять все остальное вооружение. Вот разве что у разработчиков есть сильно урезанный осетр...
  Тут же по случаю пришлось рассказать анекдот про то, как урезают осетра. Слушатели чуть посмеялись.
  ...тут глядеть надо, да прикидывать. Короче, если дадут нечто подходящее - раздобыть серию таких же изделий смогу. И вот что примите во внимание.
  Слова падали подобно резким, коротким ударам топора.
  - Мы не можем себе позволить терять пилотов и штурманов. Во всяком случае, закладывать в расчеты 'допустимый уровень потерь', - слова были произнесены с отчетливой гадливостью. - Полина Денисовна, вы и сами знаете, сколько времени требуется на подготовку летного состава. Еще один элемент риска вижу в попадании в руки противника сбитого вертолета или даже его обломков. Павел Васильевич, Яков Владимирович, выводы сами сделаете или вам подсказать?
  Этот вопрос также относился к риторическим.

  - Есть контакт! По сигнатуре немка-девятая, идет под дизелями, гремит, как жестяное ведро с цепями. Скорость не меньше восемнадцати. Дистанция около сорока пяти, азимут три.
  - Передать данные мамочке, они нам скинут истинные координаты. Как только получим - будить командира.
  Вахтенный командир был твердейше уверен, что остальные 'ниночки' тоже засекли шумы винтов 'девятки'. И оказался прав. Уже через полчаса уточненные координаты немецкой подлодки лежали в центральных постах советских подлодок. И еще через полтора часа на крейсере получили подтверждения, что охраняемый корабль окружен неслышными защитниками.
  Командир Н-1 Фисанович (он к этому времени прошел в центральный пост) получил подвтерждение от штурмана о занятии позиции согласно приказу, а потому ничего не должен был приказывать. План имелся, осталось лишь выполнить его до точки. Но Израиль Ильич не упустил случая похвалить акустика за бдительность и умения.

  Чем ближе была база на Моруроа, тем осторожнее вел себя командир U-114. Хотя уже прошло сообщение от тяжелого крейсера 'Мурманск' (он же сильно переделанный 'Лютцов'), что советские подлодки поймали акустический контакт с 'девяткой', и пока что не было ничего о местонахождении ближайших японских кораблей, но то самое чутье, которое уже много раз помогало уйти от атак вражеских эсминцев в Атлантике, прямо-таки предписывало блюсти уже выверенный порядок. Под дизелями - лишь в темное время суток. На свету - на глубину не менее пятидесяти. Будь волнение на поверхности побольше, можно было бы всплыть даже на перископную глубину, но штормило настолько далеко, что стихла даже океанская зыбь.
  Был, правда, скверный фактор, облечающий олнаружение U-114. Вот уже почти каждую ночь за кормой виднелся вполне отчетливый светящийся след. Демаскировка? И еще какая! Конечно, это имело значение лишь для воздушного ночного разведчика. Днем ничего этакого разглядеть было невозможно.
  Правда, Блайхрод никогда не слышал, что у японцев имеются ночные палубные разведчики, но... всякое бывает. И уж точно подобный след мог легко завидеть какой-нибудь 'купец'. В новолуние (оно должно было наступить через два дня) свечение можно заметить и за двадцать миль. А вот услышать того же 'купца' - нет; на восемнадцати узлах акустик в состоянии поймать лишь один контакт: самого себя.
  Тут неожиданно корветтен-капитану пришла в голову настолько нелепая мысль, что он даже улыбнулся. По приходе на базу и после передачи того самого груза можно будет забрать остатки красного вина, подаренного русскими, и полностью уничтожить таковые. Если, конечно, хоть что-то останется. Матросы любого флота любой страны отличаются сообразительностью в части выпивки. Та же мысль может придти и к ним.
  В центральном посту заметили улыбку командира и дружно сочли ее добрым знаком.

  Глава 38

  Кто сказал, что немцы не способны учиться на своих ошибках? Гнусная, беспардонная ложь! Еще как могут. А рейхсканцлер был по этой части не из последних.
  Прибавьте к этому: пусть Рудольф Гесс не был столь же харизматичным политиком, как Адольф Гитлер, пусть он не был способен зажечь сердца верных граждан Германии в такой же степени, как это делал покойный фюрер. Пусть даже нынешний рейхсканцлер не был истинным вождем по этим причинам - по правде говоря, Гесс лишь в мыслях претендовал на высокое звание фюрера. Но руководителем он был. В частности, Гесс отличался умением схватывать главное, то самое, которое нужно было для принятия стратегически верных решений.
  Даже из самого факта почти успешной бомбардировки атомного центра Гесс понял: нужна эффективная противовоздушная оборона хотя бы для главных промышленных, политических и научных центров. Это, конечно, для начала, а потом и для крупных городов тоже. Да, ему доложили, что ударная бомбардировочная мощность Великобритании была сильно потрепана усилиями германских истребителей и зенитчиков. Но восстановить ее - не столь уж гигантская задача, особенно если принять во внимание американские поставки. Да, сейчас США сосредоточены на своем конфликте с Японией, но почти все специалисты предрекали победу американцам. Незначительное меньшинство полагало, что в этой партии возможна ничья. Серьезные разногласия наблюдались лишь в сроках. И поскольку государственный деятель по должности обязан быть пессимистом, то Гесс вызвал министра промышленности и обязал того организовать работы по конструированию ракет ПВО. То же самое действие в другом мире предпринял Гитлер, но тогда для принятия решения понадобились массированные бомбардировки объектов на немецкой территории. Второй шаг, собственно, предложил сам Альберт Шпеер: перенести атомный центр в район соляных шахт Зальцбурга. Но рейхсканцлер внес поправку: одновременно с возведением нового реактора восстановить старый. Тогда через полгода, в худшем случае через год можно было ожидать получение оружейного плутония в количестве, достаточном для следующей бомбы.
  Впрочем, все высшие чины в Рейхе ожидали результатов испытания 'Прилежной Лизхен'. А та пока что не прибыла на атолл Моруроа.
  Третью стратегическую задачу Рудольф Гесс видел в создании флота стратегических бомбардировщиков. Начало этому было положено. Первый 'Ю-89' уже поднялся в воздух; через месяц, по уверению Геринга, можно было запускать малую серию машин. Правда, хитрый министр не доложил шефу, что от малой серии до настоящего потока самолетов на конвейере может пройти полгода в самом лучшем случае, а то и год. А рейхсканцлер не спросил об этом, имея на то причину: о сроках начала производства он уже получил доклад из иных источников
  Велись работы по реактивным движкам. Вот в этой области трудности казались большими - это если использовать самое мягкое выражение. Двигатели наотрез отказались фурыкать больше, чем двадцать пять часов. Но был и обнадеживавший момент: аппараты с такими двигателями у русских летали куда больше. Отсюда делался вывод: техническое решение существует, надо лишь к нему подобраться. И как раз тут мнения специалистов расходились. Одни полагали, что в СССР применяется некий сплав с добавками рения. Основанием к такому выводу служили результаты испытаний жаропрочности подобных сплавов - а германских запасов рения на это хватило. Другие же возражали: мол, изготовление авиадвигателей из сплавов с добавками рения делает продукцию несусветно дорогой, а один ассистент с кафедры профессора Эдуарда Гудремона подсчитал, что даже если весь добываемый в Германии рений пустить только на эти сплавы - и тогда его хватит на пару десятков движков. Ассистент не был экономистом, но умение анализировать у него, похоже, имелось. Гудремон не поленился, взял этот аналитический обзор, слега подшлифовал, чуток дополнил и отослал напрямую министру промышленности.
  Но вопрос прорабатывала еще одна группа экспертов по авиадвигателям. Те предположили, что выдающаяся долговечность русских движков достигнута не применением добавок рения, а лишь правильным подбором сплавов и, главное, конструкцией.

  Как это часто происходит, в тонкие расчеты и прикидки вмешался Его Величество Случай.
  Американская разведка читала не только военно-морской, но и дипломатический коды Японии. Аналитики Управления стратегических служб (в будущем этой организации предстояло стать Центральным разведывательным управлением) сделали вывод: немцам удалось сделать атомную бомбу, а японцы за ней охотятся. И полковник Донован не поверил, что Императорский флот делает это, руководствуясь низменными чувствами зависти и ревности к чужим успехам. Противолодочная оборона у Императорского флота не ах какая, это американским морякам было хорошо известно. Опыт, знаете ли. Но все же не нулевая.
  С чьей подачи охота? Кандидатур было две: Россия и Британия.
  Первая выглядела предпочтительнее. На данный момент отношения Советов с Японией были холодными, прямо на уровне жидкого азота, но все же формально нейтралитет сохранялся. Имелись ли у флота СССР возможности для ловли немецкой подлодки? Донован получал противоречивые сведения об уровне противолодочной обороны русских, но фотографии, сделанные в открытом море, показали: советские эсминцы вооружены чем-то, подозрительно похожим на английские бомбометы 'Хеджхог'. В те годы, коль скоро речь шла об охоте за подводными лодками, 'английское' значило 'самое передовое'. И если на русских кораблях имеется отменное оружие, значит, могут существовать и те, кто умело им пользуется. Так ли нужно русским лишить Германию возможности испытать их бомбу? Вот вопрос. Разумеется, если у соседа есть подобное оружие, то стоит предпринять усилия, чтобы эта ценная собственность исчезла. А чем с Японией расплачиваться за эту услугу? Сырье, допустим. Хотя бы та же нефть, ее в СССР много. Но вот заинтересован ли Советский Союз в усилении Японии путем передачи ей стратегического сырья? Вот это сомнительно.
  Британия как выгодополучатель? Вот они уж точно не желают получить соседа по Европе с ядерной дубинкой. Им самим еще далеко до полноценной бомбы. Английской атомной промышленности тупо не хватало исходного материала. Ни к бельгийскому, ни к богемскому урану у них доступа не имелось. Вот разве что Канада - да и у той добыча только-только разворачивалась. Королевский флот не имел возможности остановить германский транспорт с бомбой (из японских источников Донован знал, что это подводная лодка). А чем англичане могли купить конгтрагента? Нефтью, это почти очевидно. Хотя возможны поставки и иных видов сырья. В случае успеха Англия выигрывает время. Пока немцы восстановят атомный потенциал, британские атомщики шагнут дальше в деле получения бомбы.
  Теперь главное. Можно ли воспрепятствовать немцам? Это вопрос не к разведке, а к флоту. Но вряд ли адмиралы ответят положительно. У них на Тихом океане и без того забот хватает. И совершенно очевидно: о подобной операции придется известить президента. А тот, весьма возможно, сочтет борьбу с Японией задачей куда более приоритетной, чем ловлю германской подлодки с бомбой. Кстати, еще неизвестно, как пройдет испытание, если таковое вообще состоится. Пока что явной угрозы от Германии нет, ведь Рейху просто нечем достать до Америки. Опасность от Японии - есть.

  Возможно, японским морякам повезло. Или же сыграл роль существенно узкий район поисков, ибо акустики поймали контакт сравнительно недалеко от атолла Моруроа - не более двухсот миль. Это вам не целый Тихий океан обшаривать.
  Второй благоприятный для Императорского флота фактор уже никак нельзя было объяснить чистым везением. Двести миль - это было далеко за пределами возможностей немецких радаров и даже их же разведывательных гидропланов. Последних просто не хватало для надежного перекрытия всех подходов.
  А вот третий козырь в руках японской флотилии точно можно было объяснить везением. Гидроплан-разведчик с крейсера засек светящийся кильватерный след. Само собой, штурман доложил об увиденном. Само собой, немецкий радист, не имея возможности расшифровать передачу, доложил командиру о самом факте перехвата. Место последней обсервации штурман немецкой подлодки передал, также он указал курс и примерную скорость. Если бы ценный корабль Кригсмарине взяли в клещи на короткой дистанции - другое дело; немецкие пикировщики, бакзирующиеся на атолле, вполне могли устроить очень теплую жизнь любым потенциальным нападающим. Уж на четыреста километров 'восемьдесят седьмые' вполне могли слетать, отбомбиться и вернуться на базу, поскольку максимальная дальность полета для этой модели превышала тысячу. Но командиры всех подлодок, стоявших на базе Моруроа, единогласно высказали мнение: полагаться на счисление в данном случае не рекомендуется. И были правы.
  Сигнальщик ухитрился заслышать звук мотора гидроплана. А о светящемся следе за кормой были осведомлены все, стоявшие на ходовом мостике, поскольку слепцов среди них не было. Тут же вахтенный офицер распорядился будить командира.
  Корветттен-капитан Блайхрод не медлил. Мгновенно последовала команда на погружение. На глубине сорок метров да при волнении четыре балла увидеть лодку с воздуха было, разумеется, невозможно. Но у командира был козырь в рукаве. Не то, чтоб туз, но уж верно не меньше десятки.
  - Лево, курс тридцать!
  Тем самым 'девятка' вроде как отклонялась от кратчайшего маршрута на базу. Но моряки на атолле не теряли времени и подготовили подробнейшие лоции близлежащих вод. Генрих Блайхрод изучил их с истинно немецким тщанием. Всего лишь в восьми милях имелось локальное течение, помогавшее нести лодку как раз в нужзном направлении.
  Акустики на 'ниночках' заметили маневр почти одновременно. Последовали доклады:
  - Гера стопорит дизеля, хочет погрузиться.
  - Перешли на электродвижки. Уже погрузились. Глубина больше тридцати, меньше семидесяти.
  Но лишь Магомед Гаджиев сделал несколько выводов. Не получая никаких докладов от акустика насчет шума винтов надводных кораблей и заведомо зная, что до рассвета осталось больше трех часов, он твердо заявил:
  - Похоже, Геру самолет спугнул. Погружение на пятьдесят.
  Никто из командиров советских подлодок не имел опыта плавания в тропических водах. Но всем было известно, что даже в холодном Охотском море вполне возможно свечение кильватерного следа. Об этом вспомнили командиры Н-1 и Н-4. Не зная о тактическом решении командира Н-2, они предприняли точно то же самое. К тому же ни по скорости, ни по запасу подводного хода 'немка' не могла с ними равняться.
  Но лишь капитан третьего ранга Видяев оказался более дальновидным, чем его товарищи. Погрузившись на глубину сто двадцать, он дал возможность акустику слышать получше. И тот услышал:
  - Японец, легкий крейсер класса 'Агано'. Дистанция семьдесят, точнее не скажу. Эсминец класса 'Акидзуки'... один... два... больше двух, но остальные не определить. Идут в нашу сторону.
  На сей раз все командиры 'ниночек' с поразительным единодушием подумали: разведчик все же заметил Геру. Правда, никаких радиосообщений не перехвачено, но кто мешал самолету приводниться, а потом уж доложить. Ради сохранения режима секретности.
  Не прошло и часу, как картина стала совсем уж ясной. Четыре эсминца и крейсер. Идут строем фронта. Ищут... возможно, даже на экономическом подводном ходу 'девятка' шумит достаточно, чтобы ее услышали. Конечно, на короткой дистанции.
  Хронометры в центральных постах показали одно и то же: настало время связи. Все советские лодки подвсплыли на перископную глубину. Антенны бросили в эфир сверхсжатые сигналы. Потом еще.
  Колышкин, будучи командиром отряда, приказал атаковать только эсминцы как наиболее опасные цели. В ответных сообщениях командиры 'ниночек' раскидали между собой цели. Торговли не было: каждый взял на себя ту, которая была ближе прочих.

  Нельзя сказать, что U-114 вела себя пассивно, следуя своим курсом. Наоборот, ее командир, сидя в центральном посту, вслушивался, сузив глаза, в короткие сообщения обермаата Вольфганга Штриттмайера. Тот в сообществе подводников числился хорошим акустиком. Командир Генрих Блахйрод тоже так думал, именно поэтому он пробил для Вольфи сравнительно высокое звание.
  На дистанции меньше тридцати миль акустик ловил звуки винтов вполне уверенно:
  - Эсминец идет наперехват... скорость двенадцать узлов...
  - Курс сто пять, так держать, - отреагировал командир.
  - Меняет курс, к осту пятнадцать, прибавил, теперь четырнадцать, - зачастил Штриттмайер.
  Вслух не было сказано, но любой немецкий подводник с опытом уверенно мог констатировать: его слышат.
  - Курс девяносто, убавить ход до трех.
  Блайхрод решил поставить на невидимость и неслышимость. До входа в гавань Моруроа осталось пятьдесят миль. Вполне реально было проползти, а уж на дистанции в двадцать пять миль преследователей должны были услышать... или увидеть... или углядеть на экране радаров береговые камрады.
  Глухой удар встряхнул, хотя и не очень сильно, корпус 'девятки'. Через пять секунд последовал второй.
  Акустик поморщился: звуки в наушниках были все же сильны, хотя и не настолько, чтобы повредить барабанные перепонки.
  - Похоже на торпедную атаку, - нарочито безразличным голосом констатировал обермаат. Если у него и были какие-то мысли на сей счет, то они остались тайной. Зато старпом не посчитал зазорным запросить уточнение:
  - Шум торпед?
  - Никак нет; правда, расстояние велико...
  Генрих Блайхрод переглянулся с вахтенным офицером. Оба они в свое время получили для изучения материалы о бое 'Бисмарка' с английскими линкорами. Там тоже никто шумов от торпедных винтов не услышал.
  - Дистанция до ближайшего эсминца девять кабельтов, курс не меняет...
  Реакция командира оказалась парадоксальной, хотя и продиктована она была скорее интуицией, чем рациональными соображениями:
  - Наушники снять!
  Подводники в любом флоте склонны к разгильдяйству не более своих надводных коллег. Пожалуй, даже менее: скорость реакции в ответ на приказ у первых как бы не больше. Особенности службы, видите ли.
  Обермаат мгновенно сорвал наушники и уже хотел повернуть голову в сторону командира, но у того не было ни желания, ни, главное, возможности объяснить приказ.
  На сей раз взрыв оказался куда ближе, а потому внушительнее. Почему-то никто не услышал звук лопающихся лампочек, лишь звон стеклянных осколков. Зато все в центральном посту вздрогнули, когда со столика радиста свалился карандашик.
  - Осмотреться в отсеках! Доложить о повреждениях!
  Команды оказались выполненными с завидной быстротой. Собственно, осматриваться было незачем, а докладывать - не о чем. В похвалу командиру будь сказано: он первым сообразил, что произошло. Вторым был акустик. Не дожидаясь команды, он нацепил наушники и торопливо принялся докладывать:
  - Шум винтов эсминца исчез...
  - Торпеда?
  - Никак нет, не было ее... Тонет, это точно. Переборки слышны...
  Обермаат Штриттмайер имел в виду звук от лопающихся под давлением воды переборок.
  А еще через двадцать пять секунд отзвучал отдаленный грохот.
  - Кажется, торпеда, - без уверенности протянул акустик. - По кому-то еще попала?
  Взрыв? Тонет? Офицеры многозначительно переглянулись. Все подумали об одном и том же: 'Охрана поработала.' Генрих Блайхрод мысленно решил купить на базе бутылку самого лучшего рома и переслать ее тому командиру, который (это уже было кристально ясно) выручил его подлодку из крупных неприятностей. Старпом подумал о том, какие же бесшумные торпеды имеются в распоряжении русских. Он знал, насколько визгливым может быть звук торпедных винтов. Акустик тоже подивился подобным торпедам. Он не знал о существовании охраны, но кое-какие слухи о бое в Северном море до него дошли. Там торпед тоже никто не услышал.
  Немецкая подлодка продолжала уходить на юго-восток все на том же экономическом подводном ходу.

  - Александр Иванович, а утопили же мы его.
  Маринеско самодовольно кивнул. Он имел для этого основания. Правда, он понимало, что гордиться следовало не только собой, но также экипажем и самой лодкой. Две торпеды потрачены, обе в цель. Впрочем, сам командир 'Н-11' осознавал, что задача еще далека от выполнения.
  Последовали распоряжения штурману. Задача у того была не из сложнейших. При том, что по скорости в погруженном состоянии 'ниночка' делала немку, как стоячую, задача занять нужную позицию сводилась скорее к ограничению хода, чем к его форсированию.
  Пока штурман колдовал над прибором, выполнявшим функцию карты, в центральном посту прозвучал отдаленный взрыв, а через почти полминуты - другой.

  Федор Алексеевич Видяев был, в отличие от своего коллеги, искренне недоволен собой. Позиция была не из лучших, это так. Атаковать старыми торпедами почти на контркурсе командир 'Н-3', возможно, и не решился бы. Но новейшие - то было другое дело. И заряд в них мощнее (сказать по правде, такого и крейсеру хватило бы), и самонаведение, и, главное, не требовалось точное попадание в корпус. Магнитный взрыватель, как ему объяснили. Но почему-то попала лишь одна, а на второй сработал самоликвидатор.
  Видяев так никогда не узнал, что в последний момент командир эсминца 'Хацудзуки' приказал взять курс на пятнадцать градусов к югу, и система самонаведения второй торпеды спасовала перед этим маневром. Эти знания так и не стали причиной надлежащего анализа в японском морском штабе: с эсминца спаслись шестеро нижних чинов из палубной команды и ни один офицер.
  На всех кораблях японской группы буквально через пятнадцать минут уже знали о происшедшем. Собственно, на оставшихся двух эсминцах взрывы услышали почти мгновенно, а на крейсере расвшифрованную радиограмму о случившемся принесли командиру как раз через четверть часа.
  Мы не можем не отметить похвалой грамотность действий командира крейсера. Хироси Мацубара не кинулся, очертя голову, к месту вероятной гибели эсминцев. Нет, он выслал авиаразведку.
  Командир гидроплана увидел топливное пятно и обломки на воде. Спасшиеся кое-как держались на воде. Гидроплан приводнился в беспокойные волны. Взять всех потерпевших на борт он, понятно, не мог: только одного, да и то в перегруз. Но в комплект оборудования гидроплана входила надувная лодка. Ее летчик и передал матросам. Чего уж говорить, спасательное средство было откровенно маловато, но все же лучше, чем ничего. Разумеется, координаты немедленно были переданы на крейсер.
  Что касается эсминца 'Тэрудзуки', то с него не спасся никто.
  Но даже после получения подробного доклада от экипажа гидроплана командир крейсера проявил разумную осторожность. В район гибели двух кораблей был отправлен один из уцелевших эсминцев. Он-то и подобрал утлую надувашку вместе с матросами. Но идти в этот район крейсером? Ищите дураков в зеркале.
  К большому сожалению офицера разведки, допрос выживших с эсминца почти ничего не дал. Единственной зацепкой, по мнению особиста, оказалось полное отсутствие зацепок. Вплоть до взрыва торпеды в районе миделя никто не поднимал тревогу. Последний факт означал, что сигнальщики не заметили не только перископа, но и следа торпеды. По всей видимости, акустики тоже не подняли тревогу. Правда, почти перед самым попаданием был небольшое изменение курса (один из матросов это заметил), но на противоторпедный маневр это не походило. Самое главное: эсминец шел на скорости не более пятнадцати узлов. Трое матросов утверждали, что скорость совершенно не изменялась вплоть до взрыва.
  Все эти факты показались старшему лейтенанту странными и, самое меньшее, заслуживающими пристального внимания.

  Предвидение полковника Донована сработало.
  Приказать флоту он не мог. Попросить - да, такое возможно. Это было сделано. Штаб, конечно, не мог проигнорировать просьбу начальника разведки; напротив, моряки со всей добросовестностью на нее ответили. Но, к сожалению, отрицательно. Не было возможности послать достаточно мощное флотское соединение на перехват. Достаточно мощное, чтобы не волноваться за его судьбу, поскольку войну с яопнцами никто не отменял.
  Пока данные набирались и сортировались, пришло свежее сообщение. Радиоперехват показал, что японцы неподалеку от Моруроа схлестнулись с кем-то, потери составили два эсминца.
  Первое, что предположили эксперты из моряков: добыча оказалась слишком зубастой. Впрочем, те же специалисты вскоре доложили, что полагают успешную атаку подлодкой сразу двух эсминцев, хотя бы и японских, делом сомнительным. Ну, при известном умении и везении с одним эсминцем немецкая подводная лодка могла бы справиться, но с двумя? И находящимися друг от друга на расстоянии около пяти миль? Судя по сообщениям, действовала именно подлодка, не самолеты.
  Второе, что пришло в голову флотским умникам: работала не одна подлодка, а группа их. Об умениях 'волчьих стай' адмирала Дёница американский флот имел хорошее представление. Но и тут вкрадывалось сомнение. Пусть немецкие подводники отменно навострились атаковать атлантические конвои, но ведь там основными целями являлись не корабли охранения, а 'купцы'.
  Смущало еще одно обстоятельство. Очень уж скудным был объем сообщений под немецким кодом. Службе Донована этот шифр был пока что не по зубам. Даже больше того: они не были уверены, что в ход пускали 'Энигму', хотя о ее существовании знали еще с тридцатых годов. До момента начала ее использования в Кригсмарине, а потом и в вермахте эту машинку предлагали купить для коммерческого применения любому, кто только был в состоянии заплатить. Другое дело, что раскалывание немецкого кода отнюдь не числилось в сверхприоритетных задачах.
  Так вот, кое-кто из людей полковника Донована вслух и письменно выражал сомнение в том, что действовала группа подводных лодок. Подобная задача требует отменной координации действий между отдельными кораблями. А как ее достичь? Через радио, понятное дело. Или по звукопроводной связи, но она так демаскирует...
  Эту точку зрения оспаривали другие аналитики, утверждавшие, что противокорабельную завесу акулы Дёница вполне могли поставить заранее. Уж что-что, а координаты входа в гавань были известны всем заинтересованным сторонам (включая японцев). Короче: ясно, где ловить, осталось лишь поймать.
  Все эти размышления остались почти бесполезной игрой ума. Пришло донесение, что в гавани Моруроа появилась подлодка с номером U-114. Экипаж сошел на берег и выгрузил нечто непонятного назначения: очень большой металлический ящик.
  Судьба груза осталась неизвестной: его под сильной охраной увезли в глубь острова. Проследить этот ящик не представилось возможным.

  Глава 39

  Президент Соединенных Штатов Америки был вежливым человеком. Поэтому он выслушал доклад начальника Управления стратегических исследований, не прерывая того ни словом.
  - ...из чего следует, что у Германии уже имеется атомное оружие. Осталось лишь выяснить, в какой степени готовности оно находится. Это покажут испытания.
  С этими словами полковник Донован подал боссу темно-коричневую папку (кожаную, разумеется). В ней содержался доклад - почти один в один тому, что прозвучало вслух.
  Рузвельт открыл папку, небрежно пролистал материал и, видимо, нашел то, что искал. На лице руководителя Америки на кратчайшее мгновение отразилось нечто вроде: 'Ну да, так я и думал.' Но это выражение тут же исчезло.
  - По докладу у меня имеются вопросы. Почему ваша служба сделала вывод, что немцы привезли на этот атолл именно атомную бомбу?
  - Любое другое взрывное устройство можно было бы испытать и в пределах страны. У нас имеется информация, что продукты взрыва могут оказаться сильно ядовитыми. Проведение испытаний на малонаселенном острове посередине Тихого океана напрашивается.
  - Имеются данные по размерам и весу немецкого устройства?
  - Примерная оценка веса - до десяти метрических тонн. Устройство помещено в ящик объемом до восьми кубических ярдов.
  В этот момент главный разведчик США мог бы поклясться, что эти данные не являются новостью для президента, хотя лицо за столом Овального кабинета осталось полностью непроницаемым.
  - Полковник, в вашем докладе не хватает одного вывода, - негромко промолвил хозяин Белого дома. - Насколько наша страна нуждается в этом оружии?
  Это был вопрос из тех, на которые отвечать не любят. Само наличие ответа, а уж тем паче произнесение его вслух означало взятие на себя огромной ответственности. Но 'Бык' Донован трусом не был.
  - Мистер президент, обладание подобным устройством может означать скорейшее окончание войны с Японией. Кроме того, арсенал таких бомб заставит считаться с нами любую страну, в том числе Великобританию, Германию и СССР. Наш промышленный потенциал нельзя сравнивать с потенциалом этих стран. Пусть сейчас мы отстаем, но, полагаю, в конечном счете бомбу разработаем. И вот тогда мы можем накапливать запас этого оружия быстрее.
  - В вашем докладе не прозвучали сведения о разработке гафниевой бомбы в других странах.
  - У нас нет таких данных, мистер президент, коль скоро речь идет о Германии и Великобритании. Есть основания полагать, что в этих странах решили отказаться от разработки подобных устройств по причине их высокой стоимости. Или же там сочли избыточной разработку оружия примерно одного класса по двум кардинально различным технологиям. Возможно, подобные работы ведут в СССР; по крайней мере, именно оттуда пришла информация о потенциальной возможности разработки этого оружия.
  Строго говоря, научные вопросы входили в компетенцию разведки постольку, поскольку формулы, выкладки и графики могли преобразоваться в грозную военную силу. Не особенно выраженное стремление американской разведки вникать в подобные тонкости вполне можно было понять. Но у президента США сведения имелись из других источников.
  Данные, полученные из предварительного анализа физиков, свидетельствовали: из всего лишь грамма гафния можно получить энергию, эквивалентную взрыву пятидесяти килограммов тола. Отсюда следовало, что ручная граната класса милльсовской⁴⁵ может взорваться, как трехтонная авиабомба. А полфунта взрывчатки, как в оборонительной гранате Mk3, давали примерно десять тонн тротилового эквивалента. Рузвельт был достаточно сведущ в военной науке, чтобы понять: вряд ли стоит вооружать чем-то подобным пехотинца. Тот, вероятно, не переживет взрыва своей же собственной гранаты. Но вот миномет с подобной начинкой или артиллерийские снаряды... тут дело другое. А об авиабомбах и речи нет.
  Косвенным признаком интереса к подобному оружию был повышенный спрос на гафний. Возможно, причиной тому были осторожные расспросы советских внешнеторговых представителей в разных странах. Об этом Рузвельту сообщили. В совпадения он не верил.
  Еще одним обстоятельством в пользу уранового оружия было личное письмо Альберта Эйнштейна⁴⁶ американскому президенту. О этом документе Билл Донован, разумеется, не знал. Великий физик проживал в Швейцарии, хотя неоднократно был зван на преподавательскую и иследовательскую работу во многие страны, не в последнюю очередь - в Германию. Однако, получив по своим каналам информацию о том, что соотечественники ведут (или уже провели) разработку этого оружия, он счел необходимым довести до сведения американского президента свои тревожные мысли, ибо немецким намерениям и побуждениям не доверял. О гафниевой бомбе Эйнштейн попросту не знал.

  Британская разведка, отдать ей справедливость, смотрела на вещи шире, чем американская. Разумеется, англичан интересовали подробности о немецкой бомбе. Еще того более были интересны результаты ее испытания - и неважно, сколь успешные. Но столь же тщательно опрашивали японских моряков. Адмиралтейство тут выступало в качестве интересанта.
  Сведения выпытывали буквально обо всем. Где находились эсминцы? Был ли контакт с немецкой подводной лодкой? Предполагаемые координаты?
  Особо въедливыми оказались расспросы про обстоятельства атаки. Англичане даже не трудились скрыть интерес к тому факту, что никаких признаков контакта с вражеской подводной лодкой (почему-то сразу и японские, и английские моряки сошлись во мнении: атака проводилась из-под воды), а скорее даже с несколькими лодками так и не было обнаружено. На звуколокаторе - его англичание называли асдиком - что, тоже ничего? Ну хорошо, а торпеды? Их тоже не было слышно?
  В Адмиралтействе чуть не мгновенно вспомнили приснопамятную охоту за 'Бисмарком'. Там тоже никто и ничего не услышал. Параллели напрашивались серьезные.
  МИ-6 не проявила лености и в обшаривании иностранных источников. Правда, у них не было информаторов ни на Моруроа, ни в окрестности, зато были люди в разведке другой державы: в конце концов, этот атолл входил во Французскую Полинезию. И это дало результаты, хотя и не сразу.
  Иностранцев германские власти, понятно, не допускали не то, что до шахты - даже до ее внешнего охранного периметра. Собственно, туда агент Таро-таро и не совался. Его занятие было совсем невинным: он торговал свежепойманной рыбой и иными морепродуктами на крохотном рынке, от которого до шахты было, по меньшей мере, километра три. Тут сработала чистая экономика: ради свежести товара рыбаку выходить в море и возвращаться обратно надлежало по кратчайшему маршруту и с минимальными затратами времени. Посему агент построил себе бунгало на берегу, там же он держал каноэ с балансиром и большим косым парусом. Задача ставилась простая, хотя и не вполне определенная: сообщать обо всем необычном.
  Среди ночи полинезиец и его жена с двумя дочерями были разбужены дрожанием земли. Само по себе землетрясение не было таким уж экстраординарным событием в жизни туземца: сам он, правда, не попадал в подобные переделки, но от стариков слыхал многое. Дополнительные вопросы от французского купца прояснили: дрожания, собственно, и не было, был один удар, зато хорошо слышный. Впрочем, бунгало устояло.
  Сообщение пошло своим путем и в конечном счете попало на стол к Тому, Кому Надо в МИ-6. Этот достойный джентльмен сделал из весьма скудной информации сразу два вывода. Во-первых, испытание не только состоялось, но и было, по всей видимости, успешным, хотя энергию взрыва, ясное дело, оценить было никак нельзя. Во-вторых, в будущем сам факт подземного взрыва и его мощность стоит попробовать оценить по показаниям сейсмографов - а уж колониальная держава, коей являлась Великобритания, имела много сейсмостанций, притом во всех сколько-нибудь крупных городах, не считая особо сейсмоопасные зоны. Хотя, конечно, сам факт наличия у Германии атомной бомбы не наводил на избыточный оптимизм.

  Разведка Императорского флота пришла к иным выводам. Сработала кардинально другая парадигма мышления. В первую очередь этим господам хотелось ответа на вопрос: 'Кто?'
  Разумной выглядела боковая гипотеза: атаковали несколько лодок. Действительно, координаты гибели двух эсминцев различались достаточно сильно, чтобы практически полностью исключить атаку силами лишь одной лодки.
  Немецкие подлодки в качестве охотников были отвергнуты почти сразу. Даже если допустить, что сигнальщики не углядели перископы (бывает), то и тогда оставалось полностью необъясненным полное отсутствие каких-либо акустических контактов. За исключением, разумеется, той самой лодки, за которой гонялись, а она была хорошо известного типа IX. Скажите тогда, зачем было пускать в качестве грузовоза заведомо менее совершенную подлодку? Правда, в пользу немцев говорила исключительно хорошая организованность атаки. Репутация - это сила.
  Работа американских лодок выглядела как бы не более вероятной. В Японии именно эта часть флота США пользовалась известным уважением. Кто что ни говори, они наносили более чем существенные потери японскому торговому тоннажу, да и Императорскому флоту прилетало. Правда, оставался неясным вопрос об их полной бесшумности, а еще того более: о беззвучности торпед.
  Под тем же углом рассматривалась гипотеза о вмешательстве русских. Здесь и сработала злодейка-парадигма. Корабли СССР любого класса рассматривались как более технически слабые, чем для флота любой другой великой державы. О степени обученности русских моряков мнение было ничуть не выше. Возможно, на мнение японских офицеров разведки влияли воспоминания о русско-японской войне. Эти аналитические выкладки можно было поставить под сомнение, если бы не факты. Единственный тяжелый крейсер на Тихом океане ни по скорости, ни по вооружению не мог тягаться с японскими аналогами; разве что по бронезащите сравним. Авианосцев у русских не имелось от слова 'вообще'. То же относилось к линкорам. Эсминцы класса 'семерка' были неплохи, но для тихоокеанских штормов - слабоваты. Баренцево море это доказало. Подлодки классов К, С, Л - те были вполне недурны для тридцатых годов, но уж точно ничем не лучше американских. Противолодочная оборона побережья - та да, выглядела весьма хорошо. Но именно что прибрежных вод. Скажите, как именно катерок типа 'морской охотник' будет выглядеть на просторах океана?
  В этой картине оставалось туманным лишь одно пятно: порт Петропавловск. Там была база военно-морского флота СССР. Своих глаз внутри порта не имелось. НКВД крепко озаботился контрразведкой. Именно там базировалось то, что японские моряки фамильярно обзывали недоавианосцем; на самом деле оно имело на борту боевые автожиры. Тем не требовалась для взлета-посадки громадная палуба. Но и скорость полета у них была скромной: где-то в районе двухсот километров в час, уж точно не более трехсот. Эта слабость компенсировалась мощной авиапушкой. Именно ей был сбит разведывательный гидроплан. В его последнем радиосообщении как раз это и говорилось. Но... 'кто владеет инициативой - тот диктует рисунок боя'. Это было понятно любому лейтенанту и уж не в последнюю очередь авиаторам. А инициатива безраздельно должна принадлежать японским палубным истребителям с их скоростью чуть ли не вдвое большей, чем у этих летающих каракатиц. А раз там имеется этот авианоситель - кстати, его аналоги отсутствуют у всех великих морских держав - то и новейшие подводные лодки исключить нельзя, хотя бы потому, что их, вероятно, спроектировали куда менее заметными. Точных данных на этот счет не имелось, однако были косвенные признаки. В заливе Золотой Рог не было ничего выдающегося по этой части. Но в Авачинской бухте⁴⁷ , возможно, базировалось что-то более опасное по подводной части. Хотя точных сведений не существовало.
  Из всего сказанного следовало: участие русских подводников в этой атаке возможно, но крайне маловероятно.

  На советских сейсмостанциях ушами не хлопали. Одиночный подземный толчок был зарегистрирован сразу на нескольких. Сам факт был моментально должен начальнику особого отдела и далее по команде (на это имелся строгий приказ). Расчеты и уточнения можно было сделать и потом. Все причастные понимали, что тут, как это обычно бывает, главное - доложить как можно быстрее.
  Сообщение не легло сразу на стол к наркому внутренних дел. Тут сыграла роль разница во времени. Но оно шло вод грифом 'Воздух!' и, натурально, попало под начальственное внимание сразу же по появлении его (начальства) в кабинете. Не стоит удивляться, что Лаврентий Павлович не замедлил передать его на высший уровень, добавив от себя, что, дескать, как раз в данный момент уточняются данные по расположению места взрыва, его мощности и прочее в том же духе.
  Сталин, в свою очередь, получил ту же информацию из других источников. По этой причине он не стал реагировать на донесение, посчитав нужным дождаться более полных данных.
  Собственно, о доставке контейнера с бомбой на атолл Моруроа доложили от командования Тихоокеанским флотом. Подлодки серии 'Н', конечно же, не могли дойти до Владивостока так быстро, но доложить по радио о своем успехе - это запросто. По правде говоря, 'немку' проводили аж до входа в гавань. Магомед Гаджиев, выполнявший эту задачу, решил, что уж от этой точки до пирса 'девятка' как-нибудь дойдет и без пристального внимания. Разумеется, он оказался прав. Правда, следить за маневрами U-114 он не решился. К моменту швартовки солнце светило вовсю; волнения, считай, не было. Перископ вполне могли заметить. Уже в открытом море 'Н-2' подвсплыла под антенну и дал подтверждающий сигнал. И только после его получения антенны крейсера 'Мурманск' выдали в эфир надлежащее сообщение командованию Тихоокеанского флота.
  Между донесением о самом факте германских испытаний и другим, с цифрами и выкладками, прошло вряд ли больше четырех часов. Собственно, проведение испытания в Тихом океане, а точнее, в районе Французской Полинезии (уточнение координат было делом не скорым), ожидалось. Больше испытывать было некому и негде. Труднее оказалась оценка мощности взрыва. Начальник сейсмической службы был честным человеком и не пожелал дать откровенно халтурный ответ. Вышло, что примерная оценка мощности взрыва составляет эквивалент от десяти до двадцати пяти тысяч тонн тротила.
  К некоторому удивлению товарища Берия, Сталин, прочитав сообщение, кивнул: мол, понял; но не высказал ни радости, ни гнева. Его куда больше интересовали донесения флотской разведки - те, которые относились к ситуации на Филиппинском архипелаге. А там флот под командованием адмирала Спрюэнса столкнулся с намного большими трудностями, чем в другой истории и в другом мире.

  Полина Денисовна Осипенко не забросила идею об атаке боевыми вертолетами кораблей противника. Но она, многому научившись от начальства, а равно и от товарища коринженера, подошла к вопросу прямо творчески.
  Перед инженерами, работавшими с тренажерами, была поставлена совершенно необычная задача. Прославленная летчица говорила без малейших признаков просительных интонаций. Но и приказом сии слова, по правде сказать, не были: эта группа программистов, хотя и решала авиационные задачи, но подчинена была не авиаторам.
  - ...не требуется отработка боевых навыков, - ошарашила товарищей Полина Осиповна, - тут нужно другое. То, что задача имеет решение, я и сама знаю. Вопрос в другом: можно ли провести такую атаку без неприемлемых потерь. Атаковать же надо корабли в море, которые будут уклоняться и, возможно, огрызаться зенитным огнем.
  В комнате прозвучал глухой, но явно увесистый удар:
  - Буп! - и на рабочем столе появилась солидная стопка листов. - Здесь все данные о предполагаемом противнике. Вот цветные закладки, они разделяют пакеты данных по разнотипным кораблям. А это вводная по погодным условиям, крайне важная. А здесь предполагаемый район действий. Кроме того...
  Некоторые инженеры хмыкали, даже не пытаясь сдерживаться. Чего уж там: среди них были зубры: ученики самой Эсфири Марковны Эпштейн. Эти зубастые ребята понимали толк в программировании тренажеров. Были и те, кто помладше и с меньшим опытом
  Картинка была почти точно по Киплингу: горстка ветеранов из тех, кто расправлялся в одиночку с буйволом, и кучка молодых трехлеток, воображавших, что это им тоже под силу. И существовало еще одно сходство с 'Книгой Джунглей'. Как у Сионийской волчьей стаи был сильный вожак, так и среди программистов имелся тот, без которого нельзя обойтись: Генератор идей и Координатор. Не все полностью осознавали необходимость подобной личности, но она была. И за глаза, и в глаза все его звали Иваныч или даже еще более сокращенно: Иванч. И такое полупрозвище не было знаком пренебрежения - совсем наоборот.
  - Вопросы?
  Главный программист был лаконичен до предела:
  - Сроки.
  Осипенко задумалась. Но пилотская привычка быстро принимать решения не подвела:
  - Считайте сами. Даже если прямо сегодня вы дадите готовую программу...
  Почти все 'молодые' открыто осклабились. Даже они знали, сколько времени может потребовать вылавливание ошибок и, главное, исправление таковых. 'Старцы' не высказали эмоций лишь в силу сдержанности, а не по незнанию.
  - ...то и тогда для чисто тренажерных занятий потребуется не менее трех месяцев на восемь экипажей. И отработка... на местности. Это еще столько же. Минимум.
  - Нужна помощь консультантами, - совершенно индифферентным голосом продолжил Иванч. - Опытный командир вертолета, штурман, а еще моряк, предпочтительно с артиллерийским опытом. Лучше, конечно, таких несколько: артиллерист, рулевой и начальник пожарной команды... ну, это такой, который имеет опыт устранения всяких повреждений.
   Товарищ полковник реагировала ожидаемо:
  - Что до летного состава - берусь обеспечить. С моряком или моряками - труднее, но все равно это моя забота.
  - Начать разработку можем быстро, даже без участия моряков. Задача упрощается: атака корабля, стоящего на месте. С помощью флотских начнем включать маневрирование и всякое такое.
  Глаза летчицы загорелись странным огнем.
  - А тренажер с участием нескольких кораблей? Это смоделировать можете?
  Иванч с некоторым усилием проглотил ответ типа: 'Да без трудностей!'; вместо этого он включил аналитические способности и задал встречный вопрос:
  - Это если атакуем один корабль, а соседи прикрывают его зенитным огнем?
  Осипенко подивилась подобной проницательности. Именно это в конечном счете ей и виделось. Но вслух высказалась нейтрально:
  - Да, мы полагаем и такой вариант вполне возможным.
  Сказанное являлось претолстым намеком, что список задач может оказаться куда обширнее, чем это виделось изначально.
  Правда, в хорошо разработанный план встрял несколько неожиданный фактор в лице Валентины Перцовской (в девичестве Кравченко). Она прямо-таки навязывала свою особу на роль штурмана-консультанта.
  На правах старшей подруги Мария Осипенко попыталась ее урезонить:
  - Валюша, да тебе же никто не подпишет разрешение участвовать в боевых вылетах...
  - Маша, это еще большой вопрос насчет 'не подпишет'. Самое же главное: опыт работы с тренажером на необычных условиях... хочу сказать, при необычном противнике... тьфу ты! Ну, ты понимаешь.
  Надобно заметить, что в неофициальных условиях эти двое обращались друг к другу на 'ты'.
  Капитан Перцовская оказалась права в том смысле, что разрешение на включение себя в боевые экипажи она не получила. Правда, она такового и не запрашивала. Но через весьма короткий промежуток времени команда программистов дружно признала, (не вслух), что штурман-консультант с реальным боевым опытом - человек нужнейший. В качестве пилота-консультанта в это учебное подразделение (почему-то оно так им и числилось) направили капитана Серафиму Амосову. Возможно, выбор был основан на том, что оба консультанта имели одинаковое воинское звание.
  К молчаливому удивлению Амосовой, Валя Кравченко (в родной части ее за глаза продолжали именовать по девичьей фамилии) весьма недурно управлялась со сложным штурманским хозяйством тренажера 'Акулы'. Пока и поскольку давали крайне упрощенные вводные (атака стоящего на месте корабля без всяких признаков ПВО), Иванч и его команда справлялись отменно и очень быстро. Тогда вводную чуть усложнили: корабль хоть и стоял на месте, но отстреливался; точнее, получил возможность отстреливаться. Само собой, все характеристики зениток были вполне реальными. Откуда взялись цифры, никто не интересовался.
  Для начала 'корабль' был утыкан автоматическими орудиями калибра 25 мм. В два счета выяснилось, что при атаке из плотной облачности и в отсутствие радара наведения они почти бесполезны. Повредить или сбить 'Черную акулу' можно было лишь при прямом попадании. Зато вертолетчицы даже при атаке вчетвером могли полностью подавить зенитную артиллерию. В лучшем для противника случае расчеты уничтожались вместе со всем живым на палубе; в худшем погибали не только люди, но и орудия. Оставшиеся четыре вертолета занимались исключительно добиванием. Разбор полетов показал, что при атаке восьми машин шансов у транспорта почти что нет. Правда, некоторое время занял подбор оптимальных НУРСов. Все заинтересованные лица почти без споров признали, что подавление палубной (в частности, зенитной) артиллерии лучше всего осуществлять осколочно-фугасным боеприпасом. Подбор НУРСов для второй волны атакующих вызвал некоторые споры. В конечном счете моряк-консультант (между прочим, в звании капитана второго ранга) продавил решение атаковать с бортов и тоже частично фугасным боеприпасом (упирая на возникновение при успешной атаке многочисленных течей), а частично бронебойными ракетами, поскольку те при попадании в борт имели все шансы вывести из строя силовую установку. После такой комбинированной атаки задача как-то справиться с течью становилась нерешаемой.
  Задачу атаки движущейся цели товарищи из летного состава дружно посчитали легкой. В конце концов, бортовая система управления огнем вертолета Ка-52 была рассчитана и на такой режим стрельбы.
  Удивительное дело, но при атаке эсминца (на них радары предусматривались лишь для самых новейших моделей) результат оказался практически тем же. Нельзя сказать, что зенитные орудия были совершенно без защиты, только она не могла тягаться с сокрушающей мощью НУРСов. Даже отличная по сравнению с транспортом маневренность не спасала.
  Но на кораблях класса крейсера дело оказалось не столь простым. Главная проблема заключалась в программировании. Очень трудно было смоделировать огонь четырех зенитных орудий калибром 76 мм. И еще того хитрее оказалось моделирование работы с радаром. В теории зенитки могли выставить заградительный огонь, через который вертолетам было бы не под силу прорваться без очень существенных потерь.
  Главный вывод был сделан капитаном Перцовской:
  - Атака вертолетами может удасться лишь один раз. Потом японцы нащупают тактику, или догадаются, или вычислят... короче, дальше этаким макаром уже атаку не провернуть.
  Но отсюда следовало и кое-что другое: если вертолетчицы хотят утопить или, по крайней мере, сильно повредить линкор, то именно его надлежит атаковать первым. То же относится и к авианосцу. Насколько успешным может быть удар? Расчеты эффективности еще только предстояли.

  Имперская разведка раздобыла сведения, представляющие первостепенную важность.
  Месторождения нефти на Сахалине были близки к исчерпанию - это следовало из всех данных. Но тут вмешалась армейцы. У них появилась информация: нефть на севере Сахалина все еще есть, и ее много, но богатые пласты залегают глубже. Стали докапываться до истины. Перспективы нарисовались радужные.
  При планировании боевых действий самом главным фактором виделись вопросы снабжения. При Номонгане русские могли, пусть и не без трудностей, подтягивать подкрепления и ресурсы по суше. Здесь у них такой возможности не было. Госпожа Армия и Господин Флот могли сколь угодно враждебно относиться друг к другу, но проливы - это проливы, флот их и сейчас держал крепко, и мог удержать в будущем. В способность 'росскэ' захватить контроль над морем армейцы верили в точно той же мере, как и флотские.
  Еще одним важным соображением выступил неуклонно возрастающий уровень потерь в торговом тоннаже. Приток нефти из бывшей голландской Ост-Индии снижался. В то же время русские наращивали добычу нефти на севере Сахалина. Японцы, разумеется, не знали, что тут крепко помогло послезнание Странника, но сам факт оказался замеченным.
  Вот почему на самом высшем уровне было дано 'добро' на детальную разработку операции.

  Глава 40

  Поражение так не выглядит. Скорее налицо была ничья, хотя и с оговорками.
  Основной результат битвы за Филиппины с военной точки зрения ею и смотрелся. А вот с точки зрения логистики Япония оказалась в жестоком нокдауне.
  Да, несколько неожиданно для японского флота в Тихом океане оказался тяжелый авианосец 'Чарльстон'⁴⁸. И еще того хуже: на нем примерно половина летного состава составляли зубастые ребята, побывавшие в сражениях. Любой старший офицер без колебаний подтвердит: боевой опыт ничем заменить нельзя. У этих молодцов таковой имелся. И этот опыт 'молодняк' из пилотов и штурманов непрерывно перенимал.
  В результате контроль над Филиппинским архипелагом был поделен, если такое слово уместно. Длительные и ожесточенные сражения стоили японцам сильно поврежденного линкора 'Мусаси' (с огромным трудом его довели до Токийского залива), утопленных крейсеров 'Кумано' и 'Судзуя', не говоря уж о более мелких кораблях. У Нимица погибли (сгорели) два эскортных авианосца, а крейсер 'Уичита' оказался в результате настолько сильно поврежден, что довести его до ближайшего судоремонтного предприятия было признано делом невозможным, а выброситься на берег значило рисковать захватом, ибо ближайший берег был как раз под контролем японцев. Экипаж был снят, а сам злополучный корабль торпедирован. Странным образом уцелели другие корабли линии, хотя их дальнейшая боеспособность оказалась под огромным вопросом.
  Но был другой итог, и адмирал Нагумо поначалу не обратил на него должное внимание. Причиной ему послужил секретный приказ всем дивизионам американских подводных лодок: 'Приоритетными целями являются танкеры!' Не линкоры, не авианосцы, не крейсера. Результат? Имея отчетливый перевес в морской авиации - пусть не в качестве, но в количестве точно - Императорский флот не смог выполнить поставленную задачу. Запасы авиационного бензина оказались близки к исчерпанию, а пополнить их было нечем: три танкера снабжения оказались утопленными. И адмирал Нагумо был вынужден скомандовать перерыв в боевых действиях. Его оппонент Нимиц молчаливо согласился.
  Вообще-то запасы нефти в Японии имелись, но уже чуть-чуть сказывалась нехватка средств ее доставки в метрополию, где были сосредоточены мощности по переработке. И тут грянул гром в Вашингтоне.
  Сенсацию принесли не журналисты, а лично полковник Донован. В части возможностей добывания фактов и новостей гиены пера, пожалуй, немногим бы уступили рыцарям плаща и кинжала. Но анализ огромного количества данных - тут американские спецслужбы были куда сильнее. Вот аналитики и сделали главный вывод: Великобритания подкармливает Японскую империю нефтью. Фактов оказалось достаточно.
  Глава разведки США, как уже неоднократно говорилось, дураком не был. Получив аналитические выкладки, он тут же задал вопрос, на который у его умников ответа не было: 'Зачем лимонникам это понадобилось?' Подчиненным осталось лишь превратить 'версий пока что нет' в 'они уже есть' - разумеется, с доказательствами.
  На решение наткнулся второй лейтенант Кевин Смит. Правда, ему в этом сильно помог отец, зарабатывавший свой хлеб выращиванием яблок на продажу. Именно он вколотил в младшего сына основы принципов бизнеса. Именно основы: унаследовать семейное дело младшему сыну никак не светило, пришлось парню идти во флот. Джон Смит был не против, полагая, что занятие это пусть и не особо денежное, но без куска хлеба не оставит. А ежели повезет, то и на слой масла хватит.
  Как раз этот младший офицер и высказал вслух мысль: 'Англичашкам могло что-то понадобиться от япошек. Услуга, что ли.'
  Коллега, сидевший за соседним столом, в свою очередь, подхватил мысль.
  - Услуга? Наверное, что-то по флотской части.
  Фраза дошла до начальства. Мысль признали разумной. Этого оказалось достаточно, чтобы крошечная группа аналитиков получила приказ прошерстить все потери японского флота. Ну, не все, а лишь те, которые казались непонятными. Разумеется, для начала в Тихом океане. Однако предыдущих приказов не отменили.
  Терпение и труд перетерли все. Нашлись такие загадочные случаи, причем в том самом океане. Мало того: во Французской Полинезии, неподалеку от атолла Моруроа.
  Вот от этих слов у аналитиков более высокого ранга шерсть стала дыбом на загривке, оскалились клыки и прорезалось рычание. Эти джентльмены были в курсе, что это за островок, кто на нем распоряжается и, главное, с какой целью. Стали сверять даты и часы. От совпадений аж зарябило в глазах. Именно тогда, по расчетам, там должна была находиться немецкая подводная лодка, которая в конечном счете в базе на этом самом острове и оказалась. Да не просто так, а с Очень Важным Грузом на борту.
  Тут уж задача намного переросла лейтенантский уровень. Сунь туда нос кто-то меньше майора - и тот крепко пожалел бы о неумеренном любопытстве.
  Через неделю у полковника Донована на столе лежал аналитический отчет. В нем все было, как в классическом английском детективе: имелся подозреваемый, у которого был железобетонный мотив и приличная возможность. А вот что сделать с выводом - то уже был президентский уровень. Почти президентский: хороший начальник разведки не просто приносит начальству данные, а еще и предлагает принять некие меры к улучшению ситуации. Полковник Донован был, без сомнения, хорошим разведчиком. У него в папке имелся аж целый список мер.
  Беседа Рузвельта с подчиненным напоминала партию в 'подкидного':
  - Вот вам семерочка.
  - А мы ее девяточкой.
  - А вот вам еще две девяточки.
  - А мы кладем двух валетиков.
  - А мы еще валетика.
  - А у нас красавица.
  - А вот козырная дамочка!
  - А у нас тузик!
  Полный отбой.
  Если уж придеживаться грубой правды, то диалог выглядел так:
  - Были у Королевского флота возможности воспрепятствовать транспортировке этого груза?
  Про себя полковник Донован отметил повышенную осторожность босса: тот не употребил выражений типа 'бомбы' или 'того самого изделия'.
  - Сэр, привлеченные консультанты из флотских дали единодушный ответ: англичане, судя по известным координатам их корабельных соединений, ничего не могли сделать. Они не успевали. По японским данным, эта подлодка шла северным путем. Арктическое побережье - в полном владении Советов. У Королевского флота просто нет нужных ледоколов. В Тихом океане у британцев недостаточно сил. Тут наши моряки также были единодушны. У японцев такие возможности были.
  - Из ваших данных следует, что на ловлю этой подлодки японский флот отрядил крейсер и четыре эсминца. Вы предположили, что у командира немецкой лодки был приказ в боевое столкновение не ввязываться, что смотрится логично. Чем вы объясните гибель даух эсминцев?
  - Мы предполагаем ловушку. В ход пошли дополнительные силы. Или немцы привлекли некие средства их тех, которые были у них на базе, или это вмешались русские. Точных данных нет.
  - О каких средствах на базе вы говорите?
  - Авиация, конечно, и подводные лодки тоже.
  - Кто в первую очередь под подозрением? Вы полагаете, немцы?
  - Так точно, сэр. Во-первых, это сторона наиболее заинтересованная; во-вторых, атака была прекрасно организована. В этом отношении русский флот гораздо слабее. Кроме того, у Советов скорее может быть обратная мотивация. Не думаю, что им нравится идея получить соседа на континенте с подобными средствами нападения.
  Билл Донован решил брать с босса пример и также проявил осторожность в выражениях.
  - У вас имеются проекты по ответным мерам?
  - Так точно, сэр. Вот перечень вариантов. Отчеркнутые видятся наиболее реальными.
  Лист был внимательно изучен.

  Разговор имел последствия.
  Британцам сделали плохо замаскированный намек. Поставки стратегических бомбардировщиков были прекращены. В первую очередь это относилось к четырехмоторным гигантам типа 'либерейтор'. Они были едва ли не главной силой при атаке германского ядерного центра, они же больше всех и пострадали. Столь же сильным ударом был отказ в поставке запасных двигателей. В те времена сильно форсированные самолетные движки не отличались громадным моторесурсом. Это относилось даже к поршневым. Соответственно, были сильно урезаны поставки горючего и смазочных масел.
  Официально все было обставлено чин-чином. Дескать, нам предстоят тяжелые воздушные бои при атаке японской метрополии, уж не говоря о колониях. Предвидятся большие потери. А вы, джентльмены, сейчас активных военных действий вообще не ведете. И нет планов на таковые, насколько нам известно. У вас же с Германией перемирие, не так ли? А у нашей авиации такие планы очень даже есть. Напоминаем: самолеты без горючего не летают...
  И прочее в том же духе.
  Что и говорить, понять дали ясно, но британские дипломаты сдаваться не собирались:
  - Джентльмены, у нас есть сведения, что немцы уже закончили разработку атомной бомбы. Вам ведь известно, насколько разрушительное это оружие? Но также они уже испытали его, причем как раз на атолле Моруроа в Тихом океане. По имеющимся у нас сведениям, мощность подземного взрыва составила эквивалент двадцати пяти тысяч тонн тринитротолуола. По имеющимся у нас сведениям, мощность подземного взрыва составила эквивалент двадцати пяти тысяч метрических тонн тринитротолуола. Напоминаем: в тысяча девятьсот семнадцатом году в канадском порту Галифакс произошел взрыв французского судна с почти двумя с половиной тысячами тонн взрывчатки. В результате...
   Англичане упирали на то, что почти весь груз судна состоял из пикриновой кислоты, а та не уступает по разрушительной силе тротилу, а то и превосходит его. Город подвергся сильнейшим разрушениям.
  - ...и теперь представьте себе десятикратной силы взрыв над крупным европейским или американским городом...
  Спору нет, страшилка вышла отменной, но у американских контрагентов нашлись контраргументы:
  - Насколько нам известно, у Германии практически отсутствуют средства доставки этого, без сомнения, страшного оружия к дальним целям. По данным наших физиков, вес подобной бомбы может составить не менее шести тонн - это самая оптимистическая оценка. Пессимистическая - десять. Много ли у любой из великих держав найдется самолетов, способных нести такую бомбовую нагрузку?
  Это уже был не намек, а четкое указание. Почти что тыкание носом.
  Прямолинейные янки на этом не успокоились:
  - Но даже допустим, что таковое оружие начинает производиться Рейхом. Сколько бомб может изготовить немецкая промышленность в год? И сколько испытаний понадобится, дабы убедиться, что оно надежно работает?
  Британское знаменитое упорство и на этот раз не поддалось давлению:
  - Мы согласны с вашим мнением, что сейчас германская бомба не представляет собой значимой угрозы. Но что будет через пять лет? Или через десять?
  - Япония будет побеждена, вот что. Или вы в этом сомневаетесь?
  - Допустим, вы правы.
  - И тогда американская авиационная промышленность будет к услугам Военно-воздушных сил Его Величества.
  Так и не прозвучала мысль об британской бомбе. Не было сказано и о позиции изоляционистов в конгрессе. Пусть законодатели США и дали 'добро' на войну с Японией, но втягивание страны в общеевропейскую войну - увольте от такого.
  В свою очередь, англичане ни словом не упомянули о степени готовности собственного изделия. А до него было еще порядочно далеко. Отдать должное английской физической школе: теория получила очень достойную проработку. Не хватало сырья, и это был не графит (его-то на Британских островах хватало). Вот урана имелось откровенно мало. По расчетам, на изготовление урановой бомбы могло не хватить нужного изотопа, ибо его концентрация в природном материале составляла доли процента. Пришлось построить реактор с целью производства оружейного плутония. Но до нужного количества было еще далеко.

  Приказ есть приказ. Военнослужащие понимают это дело получше гражданских. Но отсутствие приказа само по себе может заменить таковой. Например, приказ 'Без команды не стрелять!': иным моментом следование ему вполне равнозначно сакраментальному 'Огонь!'.
  Как раз по этой причине полки дивизии воздушно-десантных войск оставались местах постоянной дислокации. Не было соответствующего приказа. Собственно, дивизией это назвать можно было лишь условно: не дотягивала она по численности. Да и по уровню среднего офицерского состава тоже не тянула. Отдать должное руководству: оно понимало состояние дел.
  Вот поэтому майор Борисов был направлен на переподготовку в Москву. Там-то и состоялась встреча.
  - Игорь!
  - Марк! Валентина... Петровна! - Борисов не сразу вспомнил отчество штурмана вертолета, которую ранили, можно сказать, у него на глазах.
  Посыпались вопросы. Выяснилось, что этим вечером (дело было после шести часов) чета Перцовских просто прогуливалась.
  Разумеется, капитан запаса Перцовский мгновенно пригласил к себе товарища майора, имея на то причины. Во-первых, он совсем недавно стал обладателем двух превосходных комнат в доме на Беговой улице. Правда, тогда это место числилось окраинным, но само жилье точно стоило того, чтоб им похвастаться. Также Перцовские, не сговариваясь, то есть молча, захотели продемонстрировать дочку, а та была одновременно умницей и красавицей (бывают же сопадения). В-третьих, хотелось просто поговорить.
  Слов нет, комнаты выглядели надлежаще: и удобные, и большие, и светлые. Шикарные, короче.
  Девочка почти точно соответствовала родительскому описанию. Насчет того, что отцова любимица была и умненькой, и хорошенькой - все оказалось чистой правдой. Девица в свои четыре уже знала все буквы и даже умела чуть-чуть читать. Борисов про себя отметил, что маленькая Аленка еще порядочная кокетка и хитрушка. Впрочем, ему удалось очень быстро установить с ней приятельские отношения. Гость даже рассказал волшебную сказку: ее он вычитал в сборнике, бог весть как попавшем в гарнизонную библиотеку.
  А когда Валя уложила малышку спать, начался разговор. С хозяйкой мгновенно условились быть на 'ты'.
  - Чем теперь командуешь?
  - Батальоном.
  - Ну, вполне себе майорская должность, мои поздравления. За твою новую шпалу надобно выпить.
  Возражений не последовало.
  - Так, выходит, вы, ребята, оба преподаете?
  - Ну не вполне, Игорек. Вот гляди сам. У меня должность преподавательская, в университете. Так меня еще привлекают по инженерным расчетам... в тех местах, где могут понадобиться. Местность там изрезанная, так что мосты и переправы - ну, сам понимаешь... их ведь еще и на вибростойкость просчитывать...
  Намек оказался понятым. Борисов вслед за хозяином квартиры бросил красноречивый взгляд на карту, висящую на стене справа.
  - ...а Валя, хотя тоже преподает, но одновременно консультирует учебу и тренировки летного состава под специфические задачи. Противодействие сосредоточенному зенитному прикрытию бронированных целей.
  Вот тут майор понял скрытый смысл не сразу. Поняв, десантник заговорил жестким голосом:
  - Ты, Валентина, полагаешь, что там, - еще взгляд на карту, - могут случиться бои? Цели с плотнейшим зенитным прикрытием, вот как? Так вертолеты не для таких атак предназначены.
  - Не я полагаю. Это задание от командира части.
  - И как оно выходит?
  Штурман-консультант вздохнула не по-уставному.
  - Так себе выходит. Пока что с потерями очень уж большими. На тренажере после первых прикидок - больше половины полка угробим при атаке... самой большой цели. Полковник ни за что не разрешит.
  Не в том дело, - быстро и решительно заговорил глава семейства Перцовских, - а в том, что мне поставлена задача... на работу вон там, а у Валентины - намного дальше, в том вот регионе.
  Последовал красноречивые взгляды, но ведь их к делу не пришьешь.
  - Ну, к тебе-то, Игорь, не относится, твой полк все равно в дело не бросят.
  Даже многоопытный Борисов не услыхал провокационных ноток в голосе штурмана, а потому немедленно бросился в контратаку:
  - Валя, да что такое говоришь? Да как не бросят?
  - А ить верно Валя говорит, - поддержал супругу Марк, - твоя часть, она для наступления, не для обороны.
  Видимо, количество выпитого сказалось. Майор все еще не усматривал провокации:
  - Да вы, ребята, как с вешалки сорвались. Ничего не понимаете. Десантники для обороны очень даже. Вот мы захватываем плацдарм и там держимся вплоть до подхода подкрепления. Наша стандартная задача. Так вот это. Оно.
  Для пущей убедительности товарищ Борисов пристально оглядел стакан. Надежды оказались напрасными: емкость была пуста.
  Теперь провокационность исчезла из голоса товарища Перцовской.
  - Эт' верно замечено, Игорек, да только не в ту степь. Марк подключен к задачам на одном ТВД, Полина Денисовна думает о другом. Ну, а я помогаю решить ее задачи. И вот те вопрос: где вся трясучка начнется? Там или там?
  Палец Валентины Петровня прокурорским жестом ткнул в разные области на карте.
  Майор Борисов как-то мгновенно протрезвел. Выпитое сказалось разве что замедленным темпом речи, но ясность мысли сохранилась.
  - Я не стратег, не мой уровень. И даже дать советы генералу Маргелову не могу. Самое крайнее: посоветовать знакомым в звании до полковника (это самое большее) поглядывать за сопредельной стороной во-о-он там, - на этот раз в карту уперся не палец, а всего лишь взгляд. Впрочем, и того было достаточно. - Но, так я думаю, они и без меня присматривают.
  Майор промахнулся в предположениях. Наблюдали, но спустя рукава. На Сахалине как раз шел лосось на нерест. И даже больше того: именно в этом году нерестилась чавыча. Такое происходило лишь раз в четыре года. По сим причинам все обитатели северной половины острова были до чрезвычайности заняты.
  Но кое в чем другом майор Борисов и чета Перцовских были правы: достучаться до большого начальства с изложением своих догадок они не могли. Тем более, фактов в их распоряжении было до обидного мало.
  Правду сказать, задание от полковника Осипенко тоже не базировалось на каких-то вещественных доказательствах. Скорее обоснование этой работы покоилось на вопросе: 'А что, если...'

  История с ксеноновыми бомбами получила совсем уж неожиданное продолжение. Поскольку наиболее продвинутые исследования вели англичание, то не стоит удивляться, что они и добились успеха.
  Начальник группы разработчиков докладывал на заседании, где присутствовали, как оказалось, основные заказчики: группа старших офицеров Королевских ВВС, но почему-то моряки тоже подключилимсь.
  - Нам удалось стабилизировать ксеноновую взрывчатку, правда, с уменьшением ее бризантных и фугасных свойств. Но был получен другой эффект.
  Пауза. Докладчик явно имел хороший опыт лектора.
  - Взрывчатка этого типа превышает по фугасному и бризантному действию тротил примерно на тридцать процентов, то есть уступает торпексу⁴⁹ , причем ее стабильность позволяет снаряжать ею авиабомбы. Но не это главный поражающий фактор! Им является выделение атомарного кислорода при взрыве, то есть мощнейшего окислителя. Поэтому взрыв авиабомбы, снаряженной этой взрывчаткой, вызывает сильнейший пожар. Горит даже железо. Следовательно, применение такого оружия наиболее эффективно на городских застройках.
  Сказано было сильно. У авиационных генералов применение такой взрывчатки не вызвало ни малейшего отторжения. Гарантированное уничтожение вражеских городов вместе с населением - производство этого оружия стоило затрат. Причем средства борьбы с обычными зажигательными бомбами (хотя бы тот же песок) оказываются абсолютно бесполезными.
  Посыпались вопросы. В первую очередь всех военных интересовала возможность быстрого развертывания производства и, конечно, доступность сырья.
  На эту группу вопросов ответ имелся:
  - Ксенон, джентльмены, можно получать в промышленных количествах как побочный продукт при производстве кислорода, например, для нужд металлургических заводов. Правда, при этом получается криптон-ксеноновая смесь. Криптон, к сожалению, почти бесполезен как источник взрывчатки. Но из этой смеси можно выделить чистый криптон дистилляцией.
  Докладчик сразу же добавил, что в отсутствии массового спроса производство ксеноновой взрывчатой смеси обойдется недешево. Однако себестоимость, несомненно, снизится, когда ксенон найдет промышленное применение.
  Тут же возник еще вопрос, на который ответить было уже не так просто.
  - Вы все время говорили об авиабомбах с этой начинкой. Возможно ли применение ксеноновой взрывчатки в артиллерийских снарядах?
  Но докладчик не был новичком в части дискуссий.
  - Мы не проводили таких опытов, заведомо зная, что криптоновая взрывчатка все же менее стабильна, чем тротил. Поэтому надлежит проверить, не будут ли такие снаряды взрываться прямо в стволе орудия. Впрочем, от ксеноновой начинки снарядов можно ожидать положительного эффекта. Разработчики утверждают, что фугасный снаряд при попадании в корабль может стать источником сильного пожара. Но для основательной проверки этого утверждения нужны развернутые исследования. У нас не было ни задания, ни, тем более, финансирования таковых. Можно также утверждать, что артиллерийские снаряды будут эффективны при обстреле городских застроек ничуть не в меньшей степени, чем бомбы. Но тут должны сказать свое слово специалисты из армии и флота.
  Присутствовавший на заседании сэр Стюарт Мензис, который и при правительстве Эттли сохранил пост руководителя английской разведки, вопросов не задавал. Содержание прозвучавшего только что доклада уже было ему известно. Но этот господин умел думать куда шире, чем любой другой из слушателей.
  Стюарт Мензис по должности знал, что разработка атомного оружия столкнулась с большими трудностями из-за нехватки сырья. Однако ксеноновые бомбы - дело другое. Шахты, где добывают уран, были наперечет. А воздух - он везде. Эффект от их массового применения по городам может оказаться очень убедительным для командования противника. Да и большому заводу не поздоровится от таких бомб. Оружие, конечно, не универсальное и почти наверняка не будет дешевым. Но урановая бомба тоже обойдется не в шиллинг.
  Факты, без сомнений, стоили хороших размышлений.


  Глава 41

  У авторов этих строк нет доказательств того, что нижеописанные события оказались полностью непредвиденными. Точно так же нет оснований утверждать обратное. Зато в нашей власти предоставить вам, читатель, факты. А за выводы, которые вы сделаете, мы никакой ответственности не несем.
  Приказ командиру экипажа патрульного дирижабля был самым что ни на есть стандартным. Прибыть в квадрат такой-то. Облететь указанную территорию в поисках японских кораблей. Об их обнаружении сообщать сразу же по радио.
  Рутина, скажете вы? Да, если не считать совершеннейших мелочей. Например, приказов идти на высоте не менее сорока шести тысяч футов, немедленно сообщать (если надо - открытым текстом) о появлении в пределах видимости чужих самолетов. И рекомендация уходить при появлении таковых на предельную высоту. И еще до неприличия уменьшенный экипаж. Ну где это видано, чтобы механик одновременно выполнял обязанности радиста? Мы чуть не написали: а также стрелка, но это было не так. Со злосчастной машины сняли все вооружение, которого, правду молвить, и без того был не избыток. В отсутствие пулеметов боеприпасы для них, понятное дело, также выгрузили. О бомбах никто даже не заикнулся. Впрочем, любому ясно, что в разведывательный полет бомбы брать не след.
  Обычно летчики в звании первого лейтенанта не отличаются скромностью и стеснительностью. Майкл Джайвз, командовавший данным дирижаблем, уж точно не мог похвастаться ни одним из этих качеств. Но ведь что могут сделать славный армейский дух и животворящая воинская атмосфера! Означенный лейтенант ни единым словом не выразил удивления ни самим приказом (что не удивительно), ни особыми условиями выполнения такового. Майор, заместитель комполка слышал от лейтенанта лишь уставные: 'Так точно, сэр', 'Ясно, сэр' и 'Разрешите выполнять, сэр'.
  Детектором радарного излучения дирижабли не оборудовались. Да и то сказать: зачем? На рабочей высоте американским аппаратам ничего не угрожало. Японские зенитки даже самого большого калибра не добивали и до тринадцати тысяч метров. Истребители работали на высоте не более одиннадцати тысяч. О том, что и радары не ловили цели на этой высоте, мы вовсе молчим. Но именно сегодня расклад был иной.
  Правда, радар, ловящий высотные цели, по-прежнему отсутствовал во флоте Японии. Но была звуковая станция, имелись и наблюдатели. Дирижабль заметили, причем даже не с кораблей - с наземного аэродрома. И подняли в воздух высотный перехватчик. Пока что авианосцы избегали запускать эту машину: уж больно много времени требовалось как на то, чтобы подготовить ее к взлету (если доставать из подпалубного ангара), так и на то, чтобы убрать машину с летной палубы. Под палубой высотный истребитель помещался лишь при условии полного отсоединения крыльев.
  Заметить даже взлет, уж не говорим о неплохо замаскированном аэродроме, было немыслимо. Но механик Джефф Троян, зоркоглазый потомок польских рыцарей, углядел темную точку на фоне облачности и заорал во всю глотку:
  - Майк, противник сзади на пять-тридцать!
  И добавил, уже сбавив голос:
  - Высота никак не меньше сорока тысяч, нас явно видит.
  Эту ситуацию лейтенант предвидел, мало того: мысленно проиграл заранее свои действия. Команды послекдовали без промедления:
  - Джефф, немедленно сообщи нашим о том, что мы атакованы высотным истребителем, потолок которого не менее сорока шести тысяч футов в квадрате Д-9 по улитке три. Кислородный прибор и спасжилет надень, приготовься прыгать. Задержка максимальная, иначе расстреляет в воздухе. Лодку пускай вперед себя. Идешь через правую дверь.
  Замысел командира состоял в том, чтобы остаться незамеченным в затяжном прыжке как можно дольше. Он слегка довернул штурвал и одновременно начал набирать высоту, рассчитывая, что противник начнет атаку снизу-слева. Но, как это обычно и бывает в бою, план и реализация такового оказались не при полном совпадении.
  Японский летчик, в свою очередь, полагал, что рабочая высота его истребителя позволит атаковать на горизонтальном курсе. Задумка была правильной, но подвело железо. Движок 'Мицубиси' не пожелал развивать полную тягу. Разбираться в причинах было некогда, да вряд ли возможно такое в полете. Младший лейтенант Усугуро Ойдзава, будучи хорошим истребителем, решил сделать горку и атаковать с ее верхней точки.
  Расчет был почти верным. Пулеметная очередь прошлась по гондоле. Японский пилот рассудил, что с убитым или тяжело раненым экипажем дирижаблю все равно не жить. Он спустится, а уж на высоте даже двенадцать тысяч метров добить вполне можно.
  Но в эти рассуждения вкралась ошибка. Дирижабль неожиданно рванул вверх. Лейтенант Усугуро не сразу заметил, как от дирижабля отделились и понеслись вниз три черных мешка. Когда же уголком глаза он их увидел, то мысленно объяснил неожиданный вертикальный маневр сбросом балласта или просто чего-то тяжелого. Почти автоматически японский пилот задрал нос машины вверх и хлестнул короткой очередью. Долго стрелять было нельзя: опасность свалиться в штопор виделась явной.
  На этот раз успех обозначился пламенем. Лейтенант подумал, что в такой ситуации экипажу самое время прыгать, но как раз парашютистов нигде не было видно. Их отсутствие летчик приписал собственной меткости, когда прицельно стрелял по гондоле. Видимо, все члены экипажа были либо убиты, либо тяжело ранены. Но провожать сбитый американский аппарат до земли было нерационально, поскольку горючего осталось только долететь до своего аэродрома с небольшим запасом. Риск себя не оправдывал.
  Усугуро Ойдзава лег на курс к дому. Сзади и снизу него распустились три купола, но заметить их пилот, разумеется, не мог.
  Расчет лейтенанта Джайвза оказался правильным. Все телесные повреждения до сей поры выразились в отменной величины синяке под правым глазом механика: тот, покидая дирижабль, приложился физиономией о нечто очень твердое и в спешке даже не разобрал, что это было. Зато своим единственным видящим глазом он засек место спуска надувной лодки. Ценой больших усилий до нее удалось доплыть и даже полностью надуть.
  Через двадцать часов их обнаружил патрульный самолет, а еще через пять часов на сбитых натолкнулся эсминец.
  Отдать справедливость флотскому начальству: экипаж был сначала накормлен, напоен и согрет, а уж потом на бедняг насел многозвездные джентльмены. Не потребовались долгие расспросы, чтообы понять: японский флот располагает эффективным средством борьбы с высотными дирижаблями. Перед флотской разведкой поставили задачу: выяснить возможности новой модели японских истребителей.
  Адмирал Ямамото Исороку, конечно же, был гением. И, как это часто бывает, не в одной области.
  Великий флотоводец? Несомненно. Но также великий дипломат. Адмирал совершил невозможное: убедил армию и флот действовать в единой связке. Как он это провернул - тайна, покрытая мраком. Но оцените факты, читатели.
  Через порт Оодомари были переброшены целых шесть дивизий. Адмирал опасался, что высадку могут засечь, и потому приказал транспортировку осуществлять на деревянных суденышках малыми группами и притом в условиях плохой видимости. Сразу же после высадки очередной группы армейское командование уводило и рассредотачивало воинские подразделения. Все снабжение и вооружение вплоть до гаубичной артиллерии провозилось на таких же малозаметных на радарах плавсредствах. Исключение составляла тяжелая бронетехника: для нее понадобились грузовозы повышенной (сравнительно) вместимости. Слово 'тяжелая', пожалуй, было применено с преувеличением: по меркам любой европейской державы самый мощный японский танк 'Чи-Ну' с его двухсотсорокасильным дизелем и пушкой калибра 76 мм тянул разве что на уровень среднего. Перемещение от порта к будущей линии фронта живой силы, боеприпасов и прочих элементов снабжения японцы осуществляли по построенной ими же железной дороге и тоже со всеми предосторожностями.
  Было бы неверно утверждать, что разведка СССР вообще ничего не заметила. Авианаблюдатели, даже не залезая на сопредельную сторону (это было запрещено приказом), докладывали, что в сторону северной части Сахалина движется поток грузов явно военного назначения. Для уверенного определения характера грузов не хватало сил агентурной разведки.

  Посиделки были вполне дружественными. Почти приятельскими. Но это не мешало жарким спорам.
  - Да ты пойми: нету там ничего такого сверх оборонительного. Не-ту!!! - горячился Смушкевич. Из всех присутствующих (а в комнате кроме него были также генерал Рычагов и коринженер Александров) он был самым осведомленным по части разведданных.
  У товарища Александрова знание обстановки шло из другого источника. По роду деятельности он многое знал о перемещениях техники и вооружений. В частности, ему было известно о номенклатуре авиации и танков на обсуждавшемся участке. В конце концов, именно он немало способствовал поставкам.
  - Да я с тобой согласен, Яков Владимыч. Ты прав, вот здесь, - тут палец ткнул на карту, - у японцев и вправду ничего такого особенного нет. А если с тем, что есть, полезут, то огребут по морде лица...
  - Да еще прибавь, что нашей истребительной авиации хватит через голову, чтобы ихних бомберов растереть в муку, - вставил свои пять копеек Рычагов.
  - Верю!- примирительно выставил ладони старый инженер. - Вполне верю! Твоим чижикам уж верно случалось залетать на сопредельную территорию, а? И что надо они сфотографировали, так?
  Вопросы были риторическими. Нарушать границу собственно Японии было прямо запрещено. Но сейчас речь шла о формально китайской территории.
  - Так я вам скажу, что там ваши глазастые ребята углядели, - продолжил настырный хозяин помещения. - Японцы там деятельно роют окопы. Строят блиндажи. Оборудуют огневые точки. Засыпают минами все, что можно и что нельзя. Может быть, пристреливают артиллерийские ориентиры. Минометы тоже, само собой. И никаких признаков накопления сил для наступления. Верно говорю?
  - Ну... дык...
  - И вывод отсюда: если японцы вдруг вздумают наступать с тем, что у них сейчас есть, то надерут им заднюю корму вплоть до разрыва шаблона.
  - Кудряво выражаешься, Сергей Василич, - прицокнул языком генерал Рычагов.
  - В школе хорошо учился, - отмахнулся собеседник, - да не в этом дело. А представьте себе, братцы: что, если удар нанесут по северному Сахалину, к примеру? Ладно. Так и быть, скажу. Там местных войск куда как немного. И бронетехника второй свежести. Опять же, мало ее. Имеется истребительная часть. Численность тамошних соколов ты, Яков Владимирович, и сам знаешь. Какая там матчасть - тоже тебе известно.
  - Вокруг Владика три полка 'мигарей', - отбрыкнулся Рычагов. Какие именно там находятся изделия фирмы Микояна и Гуревича, он не уточнил.
  - А ты по карте расстояние прикинь. Между прочим, от Владика до границы с южным Сахалином, считай, как бы не семьсот пятьдесят.
  Авиаторы переглянулись.
  - Мне вряд ли позволят оголить защиту Владивостока. Все же не просто порт, а военно-морской, - с видимой неохотой признал Рычагов. А Смушкевич хмуро кивнул, но тут же лицо его прояснилось. Явно ему пришла в голову некая мысль, которую он и высказал вслух:
  - Тогда вот те вопрос, Сергей Васильевич. Чего им с этого северного Сахалина может понадобиться? Ну, если не считать позицию для атаки Петропавловска. Да и то ее оборудовать как базу - это ж сколько времени...
  - Не то думаешь, Яков Владимыч. Есть два обстоятельства. Первое: американцы наращивают численность своего подводного флота в Тихом океане. И нацелены эти лодки не на линкоры или там авианосцы - эта дичь хороша, но уж больно кусачая. Ладно, поправлюсь: не только на них. Главная их цель - прерывание морского снабжения. Нефтью - это в первую очередь. Вообще-то всеми видами сырья. Второе: на севере Сахалина нефть есть, а плечо перевозок в Японию короткое. Это тебе не Индонезия, то бишь голландская Ост-Индия.
  Оба гостя сделали вид, что не заметили оговорку.
  - Да, чуть не забыл. Раньше там были япаонские концессии. Потом политическая ситуация изменилась, цузкоглазых соседей вежливо поперли. Да и дешевые пласты, это которые неглубоко, исчерпались. Но потом наши туда завезли оборудование для глубокого бурения. И нефть пошла. Вот соседушки и взволновались. Теперь вот вам простецкие вопросы. Как там на севере Сахалина ситуация с войсками вообще и вооружением, в частности? Много новейших самолетов? Или, скажем, более-менее современных танков? Или артиллерии? А хорошо бы еще и реактивных минометов. Понимаю, вы оба авиаторы, епархия не ваша, но уж представление должны иметь.
  - Твою ж с переворотом через крыло, да в штопор... Надо выяснять, а если так, как ты говоришь, то хоть что-то делать.
  - Кудряво выражаешься, Пал Василич. Но ты погоди, еще не все буковки сказаны. Если вкратце, то покойник не только утопился, он еще и повесился. У меня нет никаких оснований полагать японскую сухопутную разведку слабой. И если это так, то наши силы в этом интересном районе им известны. Выводы, ребята, сами сделаете, или мне утруждаться? Оговорюсь, правда, что эти дела не по моему профилю, но если найдутся факты, противоречащие моим выводам - милости прошу изложить.
  - И верно ты, Паша, сказал. Это сейчас, Сергей Василич, у нас фактов нет, но могут и появиться. Если поискать. И к морякам тоже стоит наведаться, в ихней копилке тож может рублик-другой найтись. Ладно. Мы уж пойдем, но, чур, через неделю к разговору вернемся. Условились?
  - Так ведь я всегда готов, а если что по своим каналам найду, то уж как-нибудь дам знать. Стоп, задержитесь. У нас ведь имеются тяжелые транспортники, верно?
  - Ага. Сам Чкалов, зверь этакий, дрессировал летный состав.
  - Стоп, не так быстро. В чем заключались тренировки?
  В голосе Александрова начисто исчезли шутливые словечки и интонации.
  Рычагов был в своей стихии, хотя транспортные самолеты, вообще говоря, не были в его подчинении:
  - Отработка взлета и посадки на грунтовых аэродромах. Бетонных - само собой. Усиленная штурманская подготовка. Бортмехаников гоняли по их части. Еще погрузка-выгрузка...
  - Маловато будет. Впрочем, ты же истребитель... Так вот, влезая на твою территорию: требуется отработка сопровождения этих машин истребителями. И не только реактивными, но и поршневыми. Последние как бы не лучше. Использование подвесных баков - обязательно.
  Оба летчика энергично кивнули. Уж это соображение лежало на поверхности.
  - И еще, очень важное дело. Вот смотрите. Летит транспортник с сопровождением. Прибывает к аэродрому назначения, сажает машину. Но одновременно должны приземлиться истребители, да заправиться; опять же, если надо - пополнить боезапас. И это надо проворачивать быстро, чтоб к моменту взлеты транспортников в обратную сторону сопровождение было готово. И разгрузку-загрузку транспортных машин тоже надлежит проворачивать как можно быстрее. Отрабатывать эти операции должны не только ребята из БАО - нет, тут надо привлекать армейцев. Даже если просто выбегают десантники по рампе - и то надо соблюдать порядок, а ежели привезут бронетехнику... Учтите, в Ан-22 два средних танка можно втиснуть. Восемьдесят тонн, что вы хотите. Лично я, правда, перевозил бы по одной машине, а остаточную грузоподъемность использовал для снаряжения и боеприпасов. Вывод вот какой. Заранее прикинуть варианты грузов. Заранее предусмотреть способы крепления. Заранее затвердить порядок разгрузки-загрузки. Все понятно? Давайте поправки, если имеете.
  Смушкевич выглядел настороженным и напряженным. Хотя вроде как задачи были по его профилю.
  - Тут да, все понятно, возражений не имеем. Но есть одна закавыка. Нет, две. В корпусе Черняховского уже наземные службы такое нарабатывали. Вроде как успешно, но это надо подтвердить. Правда, личный состав аэродромной службы, который в этих делах навострен, вполне мог уже демобилизоваться⁵⁰. Это тоже надо проверить. Если обученный личный состав еще на службе, то чуть задержать демобилизацию, повысив звание, пусть обучают других. Или даже предложить сверхсрочную службу. Понадобится самолет - нет, самолеты - для отработки всех процедур. И техника, и... ну, вообще грузы. Короче, пусть у нас всегда будет резерв обученного персонала. И внести в учетные документы особую отметку: дескать такой-то прошел курсы по погрузке-выгрузке габаритных грузов для доставки воздухом. Это чтоб при нужде их бы снова мобилизовали на эту службу и ни на что другое.
  - Ты хочешь сказать, создавать и поддерживать специализированное подразделение. Это к начальникам наземной службы. Пускай выдают инструкции по тренировкам, методички... всякое такое. Ну и организуют.
  - Да, и не только к этому корпусу. В любой части, которую может потребоваться перебросить на Дальний Восток по воздуху, такие бойцы быть должны.
  - Тут ты прав, Сергей Василич. Но есть и второй фактор. Тяжелые транспортники - они изначально рассчитаны на посадку на грунтовые полосы. Те же поршневые истребители - также. Но я еще не слышал, чтобы сажали 'девятнадцатых' на грунт.
  - Верно говоришь, Яков Владимыч. Тут продумать надо порядок. И потом: а чем можно повредить бетонные полосы?
  - Бомбить их, чего ж еще.
  - У всех аэродромов есть стационарная ПВО, это знаю наверное.
  - Зенитки, хочешь сказать?
  - Да хоть и они. Но к ним также истребители, базирующиеся на этом же аэродроме. Он должны дать прикурить бомберам.
  - А если диверсанты?
  - Не, тут вряд ли. Бетонную ВПП взорвать - не по силам небольшой группе.
  - Ладно, отбросим. А как насчет огня орудий с линкора, к примеру?
  - Сейчас... - генерал Смушкевич достал блокнот и принялся усиленно его листать. - О! Вот оно. С корректировкой главный калибр линкоров добьет на сорок километров. Это двадцать две морских мили, круглым счетом.
  - Так я и спрашиваю: есть аэродромы на таком удалении от береговой черты?
  - Чтоб с бетонными ВПП - таких нет. Грунтовые, кажется, имеются, но тут мне надо поднимать бумаги.
  - Ну, так получи работу для штаба: рассчитать, сколько нужно бомбардировщиков, чтобы пробиться сквозь твою оборону и раздолбать бетонные полосы.
  - Выясним... - и в ход снова пошел блокнот.
  - Еще маленечко добавлю. Ребятушки, я вам не таблица умножения. Мои посылки и мысли в части атаки на Сахалин - все же только предположения, а не истина в последней инстанции. И это ваша теперь работа: прикинуть, как оно может случиться. Может - это понятно?
  Первое слово было старательно выделено интонацией.
  - Чего тут не понять. Спасибо тебе, Сергей Васильевич.
  - Уж чем богат... Извините, что напоминаю, но должен. Достать могу очень многое, вы меня знаете. Но вот людей... ну, и это вы тоже знаете. Вот теперь точно все. Задачи ясны?
  - Куда как ясны.
  - Тогда пошли, Яша.
  Оба авиатора, выйдя за дверь, нахмурились. Предупреждение было недвусмысленным. Рычагов прикидывал в уме, какие именно авиационные части надлежит перебросить на Дальний Восток и сколько это потребует времени. Смушкевич очень крепко задумался о том, дадут ли ему сделать такую перегруппировку. Уж он прекрасно знал, что усиление авиации в этом регионе могут тормознуть по политическим причинам, Больше того: генерал-полковник представлял, какие именно могут быть выдвинуты доводы против этого. Хорошего настроения эти мысли не прибавляли.
  Нет, разрабатывать различные варианты действий, понятно, никто не запретит. Для этого штабы и предназначены. Добро, пусть даже общая идея и не встретит понимания у высшего руководства, но довести ее до состояния детального плана вполоне реально. Разработать план особых тренировок - этому препятствовать точно не будут. Уже хорошо.
  Конечно, придется встречаться с моряками. В конце концов, защита побережья - их первейшая забота. И наладить взаимодействие, само собой.
  Да, еще поинтересоваться у Осипенко: как там результаты тренировок вертолетчиц на тренажере в части борьбы с кораблями противника.

  Генеральный конструктор Королев, возможно, бывал легкомыслен в молодости. Но уж точно со временем он от этой болезни излечился, и когда речь зашла о спутнике с возможностью фотографирования земной поверхности с высоким качеством изображения он категорически запретил составление предварительных отчетов.
  - Будем сырую продукцию поставлять - хлопнут без некролога. Отбирать картинки со всем тщанием.
  Отдать справедливость: технология передачи информации с нового спутника была продуманной. Количеству снимков составляло, по мнению тех, кто их расшифровывал, чертову уйму. А некоторые даже конфиденциально утверждали, что таковых 'ну прорва'. Довольно скоро Королев выпросил у наркома внутренних дел дополнительные штаты проверенных товарищей.
  Очень скоро установился порядок первичной сортировки. Снимки территории СССР и прибрежных вод попадали в картонный ящики 'С-1', 'С-2' и так далее. Ящики с литерой 'А' заполнялись картинки, отражающие состояние атмосферы. Само собой, они тоже имели гриф секретности.
  В курилке кто-то неосмотрительно пискнул:
  - А что может быть секретного в облаках? Те же американцы могут запросто их щелкнуть с самолетов.
  Сотрудник из группы отбора фотографий проявил эрудицию:
  - В самих облаках ничего этакого нет. Зато есть важная информация в суммарной картине облачности в обширных районах. По ней боги погоды соображают насчет качественных прогнозов. Так пусть у нас такие будут, а зарубежные граждане обойдутся тем, что у них есть.
  - А-а-а...
  Еще одна группа ящиков имела содержимое в виде снимков территории сопредельных стран. Все обозначались литерой 'З' с цифрами. Догадаться, что внутри, посторонний, понятно, не мог. Только посвященные знали, что, к примеру, в ящике 'З-10' содержатся снимки Германии.
  Увы, и самая лучшая система несет в себе семена несовершенства, а уж данный способ сбора данных с самого начала была не ах что такое. Здесь стоит учесть и невозможность получения повторных снимков одного и того же участка поверхности в реальном времени: спутник летел себе по орбите и фотографировал не только и не столько то, что интересовало заказчиков. Качество снимков тоже было не на высоте: хотя спутник имел возможность мягкой посадки вместе с отснятым материалом, но оперативность требовала передавать снимки через радиосигнал, и это отзывалось снижением разрешающей особности. Но было еще кое-что, и вот оно могло поставить под сомнение полноту информации.
  Аппаратура на спутнике пока что фиксировала изображения лишь в видимом диапазоне спектра. Это не означало, что использование, например, инфракрасного или ультьрафиолетового диапазонов было вообще невозможно. Трудности возникали при переключении диапазонов. Отснявши участок в видимом диапазоне, получить изображение того же места в инфракрасных лучах было пока что недостижимо: спутник успевал удалиться по орбите. А в видимом диапазоне видно было далеко не все. К примеру, облака или туман хорошо скрывали все интересное. До двух камер ради съемки в различных диапазонах одновременно не то, чтоб не додумались - просто не хватило места.
  По всем этим причинам южный Сахалин остался без должного внимания космической разведки. Или сказать по-другому, ситуация на юге Сахалине не получила должной оценки.


  Глава 42

  Готовилась ли полковник Осипенко к докладу? И еще как! И не только написала текст (и отдала напечатать на машинке), но и нарисовала с полтора десятка схем. И все это ради плана применения вертолетов на море, при атаке боевых кораблей и транспортов.
  Мы не можем не согласиться с таким подходом. Слушатели были куда как серьезные. Из моряков - капитан первого ранга Дрозд. На него уже было представление к очередному званию, но оно просто задержалось. Из коллег-летчиков: генерал-полковник Смушкевич (он председательствовал) и генерал-лейтенант Рычагов. К ним прилагалось никак не меньше десяти сопровождающих, и все тоже в званиях не ниже полковничьего. И в довершение всего: коринженер Александров, которого отважная вертолетчица почему-то опасалась поболее других, хотя вроде как он не давал к тому повода.
  Отдать справедливость докладчице: свое сообщение она составила логично, аргументированно, с учетом знаний слушателей.
  Выводы с точки зрения командования, что морского, что авиационного, не внушали большого оптимизма.
  - ...таким образом, можно заключить, что утопить линкор противника атакой его эскадрильей вертолетов, то есть восемью машинами, вряд ли получается, вероятность этого меньше пяти процентов. Примерный расчет показывает, что вероятность сильного повреждения корабля, то есть утеря им не менее половины боеспособности, составляет десять процентов. Особо отмечаю, что уровень потерь в вертолетах составит, по меньшей мере, шесть машин, а скорее все восемь. Иная картина складывается при атаке группой в составе шестнадцать машин. В этом случае...
  Чего уж там: доклад практически полностью хоронил идею утопления вражеского линкора атакой ударных вертолетов. В любом случае потери были неприемлемы, особенно если учесть вводную: ни при каком исходе боя в руки противника вертолет не должен попасть даже в подбитом состоянии. Но доклад анализировал и другие возможности для атаки.
  Одиночный тяжелый крейсер шестнадцать вертолетов могли гарантированно избить до небоеспособного состояния. Секрет заключался в том, что ПВО кораблей этого класса была несравнимо слабее - в первую очередь из-за отсутствия радара. А это означало, что при атаке из облачного слоя о заградительном огне крупнокалиберных зениток можно было забыть.
  Что до легких крейсеров, то вышеперечисленные силы могли бы подобного противника и просто утопить с вероятностью более пятидесяти процентов. Уж тяжело повредить - тут как бы не все сто.
  У эсминцев шансов вообще не было. Для булька хватило бы и восьмерки 'Черных акул'. Точно то же относилось и к транспортам.
  Особую позицию занимали авианосцы. Даже тяжелые корабли этого класса не имели радаров. При том, что палубная броня имела толщину до 56 мм (а частично 25 мм), она являла собой скверную защиту от вертолетных НУРСов, пробивающих четырехсотмиллиметровую броню линкоров. А пожар в ангарах ставил жирный крест на боеспособности авианосца. Это в лучшем случае, в худшем пылающий корабль просто бросали за невозможностью спасти. Что до легких и эскортных авианосцах, то у тех шансы на спасение были еще меньше.
  Но тут же моряки поняли (а Осипенко поняла еще раньше), что у всех этих планов есть серьезное ограничение: количество боевых машин в трюмах вертолетоносца. Их было восемнадцать. Второй такой же корабль ушлый товарищ Александров, конечно, раздобыл бы, но личный состав! В нем-то и была главная проблема. И не только летчики и штурманы, но и палубная и трюмные команды, а равно и техники, обеспечивающие обслуживание. При радиусе боевых действий 460 км (это в теории) с берега можно было эффективно защищать лишь прибрежную полосу. Почему-то именно адмирал Кузнецов (наверное, сказался опыт общения с коринженером) первым додумался, что близ берега размещать аэродром для вертолетов рискованно: ведь его могли бы достать как корабельные орудия, так и палубные самолеты. Замечание было признано резонным, хотя тот же Рычагов немедленно возразил, что советские истребители с должной подготовкой всяко способны прикрыть аэродром от палубных бомберов и даже от истребителей.
  Следующее замечание было намного труднее парировать. Его высказал немолодой капитан первого ранга, фамилию которого Странник не запомнил.
  - Ваши расчеты, товарищи летчики, выглядят очень хорошо, но их бы неплохо поверить практикой.
  При этих словах моряки, как один, сделали непроницаемые лица, а Полина Денисовна брякнула открытым текстом:
  - Мы беремся за это. Но нам понадобится корабль, который не жалко утопить.
  Вот тут морская броня дала трещину. У флотских нарисовались кислые гримасы. К ним на помощь пришел совершенно сухопутный коринженер:
  - А я берусь доставить корабль-мишень, но с условиями.
  Некоторые из присутствующих сделали понимающие лица. Среди них был и адмирал Кузнецов. Уж он знал возможности этого сухопутного товарища. Однако приличия требовалось соблюсти, и потому прозвучал вопрос:
  - Какие условия, Сергей Васильевич?
  - Корабль-мишень должен быть бронирован.
  Сказано было веско. Возражений не последовало.
  - Далее: сам корабль должен быть переоборудован. В частности, при попадании вертолетного снаряда в погреба должен срабатывать соответствующий сигнал, скажем: 'Цель поражена полностью.' Аналогичные сигналы должны предусматриваться при поражении турбин... и так далее, полагаю, что это тоже понятно.
  Всем и вправду было понятно.
  - На корабле не должно быть ни единого человека из экипажа. Иначе говоря, управление должно осуществляться или по радио, или управляющей машиной. Такие в моем распоряжении есть, но мне по соображениям секретности не хотелось бы пускать их в ход. Впрочем, соблюдение тайны - это не по моей специальности.
  На этот раз внимательные уши могли бы расслышать перешептывание, но возражения во весь голос так и не проявились.
  - Еще одно соображение: если по окончании испытаний корабль останется на плаву, то на борт должен подняться аварийный экипаж.
  Моряки не протестовали.
  - За ходом учений следует наблюдать. Где разместить наблюдателей - ваша забота, но, конечно, вне досягаемости вертолетных ракет. Желательна киносъемка. Насколько понимаю, возможен вертолет...
  Осипенко уверенно кивнула. Уж такое ее девочки вполне могли обеспечить.
  - ...или тихоходный самолет, на нем вибрация будет поменьше. Корабль менее желателен, поскольку вид сверху в части оценки предпочтителен.
  - Что касается самого корабля-мишени: скорость его должна быть как можно большей, не менее двадцати узлов.
  - Транспорты с такой скоростью наперечет, - вроде как нейтрально заметил капитан первого ранга Дрозд.
  - Да, я это знаю, потому и нечто скоростное. Конечно, испытания должны вестись там, где чужих глаз нет и не будет. Но вот погода должна быть точь-в-точь, как в момент реальной атаки.
  Никто на это не возразил.
  - Сколько потребуется на переделку корабля в плавучую мишень - не скажу. Не только от меня зависит. Но если потребуются управляющее оборудование и устройства - милости прошу, постараюсь достать. Вопросы?
  Адмирал Кузнецов поднял руку с самым доброжелательным видом.
  - Не вопрос, скорее предложение. Нужно создать группу из специалистов для создания такого корабля-мишени. Туда должны войти как представители флота и авиаторов, так и специалисты по автоматам управления.
  Последние слова были неуклюжими, но все их поняли.
   - И еще один важный фактор: сроки. Разумеется, я прикажу подготовить соответствующие распоряжения по флоту, но не отменю плановых учений.
  - Полностью поддерживаю и в части авиации дам такой же приказ.
  Эти слова Смушкевича ожидались.
  Товарищ из органов просто кивнул, хотя это означало скорее 'понимаю', чем 'согласен'.
  В глазах программистов читался скорее азарт, чем обеспокоенность. Поставлена трудная задача, так что ж? Никто и не подумал квакнуть что-либо о невозможности ее решить.
  Мысли военных моряков были более скептическими.

  Пьяному море по колено, а лужи - по уши.
  Именно эта пословица пришла в голову судмедэксперту, которому поручили дать заключение о причинах неестественной смерти Марка Соломонеовича Эпштейна, сорока семи лет, род занятий - частный сапожник.
  Конечно, вскрытие выявило и последнюю стадию цирроза печени, и атеросклероз венечных сосудов и кучу сопутствующих заболеваний, но добросовестность требовала указать причиной смерти другое- утопление.
  В отделении милиции, на территории которого смерть и произошла, прозвучала картина происшествия самого банального свойства:
  - Пострадавший в момент смерти был в сильном опьянении. При таком содержании алкоголя в крови он вообще-то должен был свалиться без памяти прямо на дороге. Но его понесло в сторону, а там яма с водой. Туда он и угодил. Будь трезвым - встал бы на ноги, ругнулся и вылез, а так захлебнулся.
  - Шальнов?
  Участковый был краток:
  - Сапожник он был; хороший, спору нет, никогда плохого о его работе никто и слова не сказал, но пьяница горчайший. Даже не припомню, видел ли когда я его тверезым. Весь заработок пропивал. Соседи говорят, водку он чайниками хлестал.
  - Что и требовалось доказать, - начальник отделения хорошо учился в школе; в частности, по геометрии имел лишь 'отлично'. Но по комсомольской линии его отрядили на работу в милиции.

  Смерть не очень любимого отца была все же не положительным событием для Эсфири Эпштейн. И надо такому случиться: почти в то же время случилось и нечто весьма положительное. Студентка мехмата Эпштейн прекрасно защитила диплом. По правде говоря, Эсфирь Марковна и без него имела завидную должность, а вместе с ней уважение коллег по работе и подчиненных, а уж высшее образование просто гарантировало отменное будущее без всяких вопросов.
  Девушка пребывала в несколько растрепанных чувства, что понятно. И как раз тогда в ее кабинете (да, у начальника отдела Эсфири Марковны Эпштейн был такой) зазвонил телефон.
  - Слушаю.
  - Добрый день, Эсфирь Марковна, это Александров беспокоит. У меня к вам разговор. Полчасика может занять. Когда к вам можно подойти? Хорошо, в пятнадцать тридцать на проходной. Пропуск закажете? Вот и славно.
  Разговору предшествовали чуть странные действия Странника накануне. Он целый вечер постукивал на клавиатуре в своем доме, потом распечатал полученный документ на личном принтере и сунул листы в желтый большой конверт. Туда же была брошена деталюшка, которую в разговорах между своими программисты называли 'флэшкой'. Конверт был аккуратно заклеен, но ни адреса, ни имени адресата на нем так и не появилось.
  Меньше, чем через десять секунд на письменном столе рядом с этим конвертом появился другой, на вид точно такой же. Первый из близнецов нырнул в портфель. Второй - в ящик письменного стола.
  Товарищ коринженер вышел из квартиры и направился к дежурившему у подъезда охраннику.
  - Иванов, свяжитесь с Николаем Федоровичем, скажите, что я просил его прибыть ко мне на квартиру завтра в восемь вечера для разговора.
  Вопросов, понятное дело, не было.
  На следующий день ровно в половине четвертого на проходной 'курчатника' нарисовался товарищ, которого охрана хорошо знала в лицо. Он предъявил удостоверение и получил пропуск. Через восемь минут он уже входил в кабинет Эсфири Марковны.
  После вежливого приветствия последовало:
  - Я здесь с двумя целями. Первой является обследование... или ревизия, если хотите... ваших запасов, связанных с вычислительной техникой. Хотя нет, для начала расскажите, как у вас дела.
  В те времена не считалось зазорным поведать товарищу по службе состояние личных дел. Выслушав, старик непривычно мягко отреагировал:
  - В смерти любого из родителей радости мало, это я понимаю. А что защитились - это вы молодец, не зря мне вас хвалили. Да я и сам вижу, что голова у вас не только для того, чтобы глазки строить.
  Девушка вспыхнула.
  - Жизнь идет вперед, Фира. И ей нет дела до наших переживаний. Надо ей следовать. А воспоминания - что ж, пусть будут при вас. Все. Это тоже часть вашей жизни.
  Сказано было тепло. И обращение было очень необычным. Но тут же последовало:
  - Да, так приступим к ревизии...
  Покажите нам человека, испытывающего радость при слове 'ревизия'! Сами ревизоры не в счет, понятно. Что, не нашлось такого? Разумеется, товарищ Эпштейн не являлась исключением.
  - Проводите меня на склад. Хочу поглядеть сам.
  Сергей Васильевич не глядел пристально, не считал единицы оборудования, как это сделал бы настоящий ревизор. Он всего лишь прошелся мимо полок, взглядываясь на их содержание.
  - Ставлю задачу, - заявил он по возвращении в кабинет товарища Эпштейн. - Мне надобно знать, каковы темпы расхода материалов и оборудования; случаи выхода из строя отдельных элементов, если были, перечислить. Не забудьте отметить, сколько метров кабеля потрачено и с какой целью, марки кабелей укажите. Составьте докладную на мое имя и перешлите. Моя цель: составить представление о том, что именно расходуется быстрее всего. Именно это постараюсь вам доставить в первую очередь.
  Девушка энергично кивнула Эта задача была ясней ясного. И Эсфирь Марковна была тут лицом явно заинтересованным.
  - Получите второе задание.
  Из портфеля появился желтый конверт.
  - Вот что с ним надо делать...
  В тот же день начальник охраны товарища коринженера Полознев позвонил в дверь номер семнадцать. Ровно в восемь, как и было назначено, ибо те самые часы, которые товарищ капитан НКВД получил то ли в подарок, то ли как элемент вещевого довольствия, ходили точнейшим образом.
  - Как насчет поужинать, Николай Федорович?
  - Откажусь, Сергей Васильевич. Уже.
  - Ну, от чая с выпечкой, верно, не станешь отбрыкиваться? Я так и думал. Подожди...
  Чай был ароматным и хорошо заваренным; баранки и рогалики - еще теплыми, а к ним в отдельной вазочке прилагались какие-то мягкие кругляшки разного цвета и вкуса. Из любопытства Полознев попробовал все.
  Посуда ушла на кухню; начался серьезный (это было ясно изначально) разговор.
  - Гляди, Николай Федорович, вот конверт. Внутри - описание того, что сделать с главным предметом. Описание для тебя, а сам предмет должен быть вручен товарищу Сталину в собственные руки. Он в точности, как этот. По почте слать ни в каком разе нельзя.
  На столе появился... сказать по совести, капитан не смог бы дать описание сходу. Вроде коробочка, с очевидностью состоящая из двух частей: крышечки (причем снималась она с торца) и корпуса. Сам прозрачный корпус был красивого красного цвета, но на ощупь не был стеклянным. Прибор имел на конце загадочные электрические контакты.
  - Это запоминающее устройство. В воду не ронять, чаем не заливать. Сейчас в его памяти документ. Он зашифрован личным кодом товарища Сталина. Расколоть этот шифр наши спецы могут, но на это уйдет... год, никак не меньше, и то сомневаюсь. Иностранцам такое просто не по зубам. А теперь самое главное.
  Голос старого инженера сделался командным.
  - В случае моей смерти или исчезновения ты вскрываешь конверт. Читаешь бумаги с инструкциями, там указано, что и как делать. Повторяю: вот это запоминающее устройство должно попасть к товарищу Сталину. Хотя, повторяю, прочитать его никто другой не сможет.
  Что-то такое мелькнуло в голубых глазах командира охраны. Охраняемый поколебался, но все же решился:
  - Доказать не могу, сразу же говорю. Предстоит война с Японией. Даже толком не знаю, где именно будут военные действия, этого не спрашивай. Но вот что предвижу: мне придется выехать на Дальний Восток, помогать нашим. А там всякое может быть. Здоровье, опять же. Между прочим, один инфаркт у меня уже был. Но тут ожидаю ситуацию, когда будет очень нужно... мое присутствие.
  Николай Федорович Полознев как бывший оперативник прекрасно знал силу чуйки. У него самого она работала очень хорошо. А еще он знал, что товарищ Александров очень часто выдает прогнозы, которые потом сбываются.
  На словах Полознев пообещал все сделать в соответствии с инструкциями, а про себя решил встретиться с врачом, который будет сопровождать товарища Александрова в эту поездку. Если, конечно, товарищ Берия вообще разрешит таковую, а насчет этого уверенности не было. То, что инфаркт вылечить нельзя - уж на это медицинских познаний капитана НКВД хватало. Но ведь можно предотвратить или, на самый худой конец, перехватить сразу, как только этакое стрясется.

  Мы уже неоднократно говорили: история имеет тенденцию к повторению. На этот раз тому имелись вполне определенные причины. Частично это определялось кадровым составом. В ракетной промышленности работали те же самые люди, что и другом мире (это, впрочем, не афишировалось). Но технические трудности оставались теми же самыми, и преодоление их шло теми же путями.
  Задание было вполне определенным: вывод полезного груза (аппаратуру связи) на геостационарную орбиту. Как и в другом мире, очень быстро обнаружилось, что в отсутствие космодромов, расположенных близко к экватору, нельзя получить полезную нагрузку с серьезной массой - а сто килограммов были признаны несерьезными. Как и тогда, выход нашли в сильно вытянутой орбите с высоким (40 000 км) апогеем и низким (400 км) перигеем. Но имелась существенная разница.
  Благодаря усилиям инженера Александрова, которого злые языки уже обозвали 'доставалой', запуски обходились намного дешевле, чем в прежней истории. Испытаниям в условиях космоса подвергалось все: системы ориентации, для которых пришлось изобрести, а затем изготовить специальные прецизионные гироскопы; солнечные батареи повышенной долговечности на основе кремния (пришлось выдержать немалую битву со сторонниками селеновых батарей, но кремнисты были непобедимы по причине сравнительно низкой себестоимости их изделий), уже не говоря об аппаратуре связи как таковой. Каждый раз при получении успешных результатов разработчики были обязаны докладывать все тому же Сергею Васильевичу, который внимательно читал отчеты и произносил одну и ту же стереотипную фразу:
  - Я завизирую и отдам в производство.
  И все понимали, что вскоре появятся точные копии изделий, сделанные по образцу.
  Правда, при этом разработчики держали в уме и фразу, которую им чуть ли не вдалбливали на инструктаже:
  - Товарищи, вашей задачей является получение работоспособного образца. Если в нем обнаружатся дефекты, то производственники эти дефекты воспроизведут.
  Впрочем, была еще одна разница между ракетными изделями в двух мирах. Ни Королев, ни фон Браун, ни Пилюгин, ни Челомей - короче, никто из ведущих конструкторов не стеснялся впихнуть в полезный груз дублирующие системы измерения и контроля. Во всяком случае, это пытались сделать.

  Среди всех важных, очень важных и чрезвычайно важных дел прошло одно, которое отнюдь не всякий обозвал бы значимым.
  Тяжелый крейсер 'Кронштадт', являвшийся переделкой немецкого корабля класса 'Адмирал Шпее', не прослужив и двух лет, еще раз подвергся переделке. Лучшие кораблестроители во главе с академиком Крыловым представили проект по уменьшению вибраций от могучих дизелей.
  Проект еще до утверждения вызвал свирепые споры. Слов нет, вибрация и шум должны были частично уйти - разработчики утверждали, что в машинном отделении механики смогут говорить друг с другом с помощью голоса, а не записочек. По крайней мере, в этом товарищи инженеры и конструкторы убеждали флотское начальство. Но цена! Дело было даже не в стоимости модернизации. Объем, занимаемый дизелями, включая систему их амортизации, возрастал более, чем заметно - соответственно, пришлось урезать все иные полезности, а иные горячие головы покусились даже на уменьшение боезапаса.
  Споры дошли до Самого. Тот при вынесении решения принял во внимание политические резоны:
  - Товарищи, нам следует принять во внимание принципиальную разницу рассматриваемого проекта и немецкого аналога данного корабля. Их 'Адмирал Шпее', а также другие корабли того же класса предназначены для действий в открытом океане. Также у Германии имеется достаточное количество надводных кораблей, чтобы собрать полнолценную океанскую эскадру. По состоянию РККФ на данный момент и даже в ближайшей перспективе мы подобный флот позволить себе не можем. Точно так же наш флот пока что не соперник английскому, японскому и американскому. Кроме того, у нас отсутствуют базы вне территории СССР. Следовательно, наш Тихоокеанский флот на сегодняшний день не является полноценным океанским. Отсюда вывод: дальность плавания имеет для нас меньшую важность, чем точность артиллерийской стрельбы. Конечно, мы обязаны смотреть в отдаленное будущее, но, повторяю, наши ближайшие задачи будут решаться вблизи берегов Советского Союза.
  Эти слова были практически равнозначны приказу. Во всяком случае флотские и в первую очередь адмирал Кузнецов именно так их восприняли. И, значит, надо было изыскивать средства для выполнения.
  - Все свободны, - завершил совещание Сталин, - а вас, товарищ Кузнецов, я попрошу остаться.
  Никто так и не узнал, был ли Николай Герасимович удивлен. Даже сам вождь, при всей своей проницательности, не смог пробить броню бесстрастия моряка.
  Сталин вышел из-за стола и взял в руки трубку, но почему-то не закурил. Вместо того, он принялся расхаживать по кабинету.
  - При выполнении поставленной задачи вам, товарищ Кузнецов, придется принять во внимание некоторые обстоятельства. Вы неоднократно были свидетелем, как хорошо известный вам коринженер Александров проявляет свои умения доставать нужные вещи и даже корабли. Но на этот раз его связи и умения могут понадобиться в другом месте. Не рассчитывайте на его помощь. Пополнение боезапаса, замена расстрелянных стволов корабельной артиллерии на новые, поставка запчастей к радиооборудованию - все это будет поступать со складов во Владивостоке и на других базах. То же относится к горючему, смазочным материалам, продовольствию. Все сказанное должно быть доставлено на склады заблаговременно. Вопросы есть?
  - Никак нет!
  Из неких тайных источников Кузнецов узнал, что Сталин не против использования подобных старорежимных фраз.
  Про себя Николай Герасимович решил: пусть с началом военных действий Сергей Васильевич будет очень занят. Но до этого к нему можно будет подкатиться со снабженческими вопросами. За спрос денег не берут - уж это Кузнецов знал твердо.

  Глава 43

  Уж сколько раз твердили миру...
  Нет, это мы не про дедушку Крылова. Имелась в виду дама, именуемая История. Очень упругая особа, стоит заметить. И упорная. А еще упертая. Короче, не склонная к уверткам. Да, мы знаем, что не стоит прогибаться под изменчивый мир, но что делать, если он тоже не желает следовать чужим устремлениям?
  Конечно, произошедшее легко можно было бы объяснить хитрыми происками и тайными стратагемами. Ну и шпионской деятельностью, как же без нее. Но авторы этих строк не склонны к поиску хитровывернутых объяснений там, где достаточно резать правду бритвой Оккама.
  Одним не очень прекрасным субботним вечером двадцать второго августа сорок третьего года командование всей группой войcк на северном Сахалине отсутствовало в расположении по уважительной причине. Оне отдыхали-с. Мало того: и все значимые фигуры в воинской иерархии вплоть до подполковника отдыхали. На то, разумеется, были причины и помимо просто дня недели. Товарищи сильно устали, ибо ход ценных лососевых еще куда как не кончился. Да каких лососевых! Кета! Чавыча! Нерка! Горбуша и в счет не шла. А после тяжелой работы надлежит отдохнуть. Желательно - хорошо отдохнуть, что и делалось. Качество отдыха измерялось ящиками - именно так, во множественном числе.
  Были другие причины. Сахалин полагался местом ссылки для воинского контингента. Туда попадали самые отборные разгильдяи, тупицы, неумехи, бузотеры, а также иные неудобные личности из командного состава.
  Взять хотя бы капитана Тесленко. Тот пил очень умеренно, не более бутылки в день, что уже выглядело подозрительным. Но ведь где бы он ни служил, обязательно и в невыносимом масштабе был требователен к подчиненным, а еще того хуже: указывал начальству на промахи в повышении обороноспособности. Право слово, несноснейший тип. И такой был не один. Правда, вся эта рыхлая группировка объединялась уровнем званий: не выше майора, да и тех были единицы.
  Но на этом список прегрешений капитана Тесленко не исчерпывался. Он умудрился войти в дружеские отношения с тройкой командиров погранзастав. Такая нетрадиционная ориентация хоть не запрещалась, но уж точно не одобрялась, пусть и неофициально. А ведь пограничники входили в систему НКВД.
  Возможно, как раз последнее обстоятельство и повлияло на бдительность личного состава погранвойск. Точнее сказать, командиры на уровне погранзастав и ниже сильно подозревали: что-то этакое готовится с сопредельной стороны. Интуиция, конечно, тут присутствовала, но для капитана Тесленко факты были ничуть не менее важны.
  Одним из фактов были данные с разведчика-беспилотника. Легко догадаться, что таковой никак не мог попасть на заставу где-то на краю света. Даже если бы этот аппаратик был положен по штату - и тогда не попал, но вот красная икра... В тех краях она отнюдь не была дефицитом, скорее в таковых числились стеклянные банки. И все же для нужного дела банка нашлась, и ее (вместе с икрой, понятно) сменяли на тот самый беспилотник. Так вот, старшина Майер, показавший наибольшие успеха и управлении этой крохой, по приказу комзаставы грубо нарушил воздушное пространство Японской империи, причем сделал это неоднократно. Да если бы только нарушил! Аппаратик передал изображения, которые вполне можно было поставить под гриф ДСП, если не чего похуже.
  - Вот, глянь на снимки, Николай Афанасич. Вот тут ящики с патронами. Вот их тащат на себе пехотинцы...
  - Так то для 'арисак', эти ящики тащить не штука. А як воно будэ со снарядами...
  Иногда в состоянии волнения капитан Тесленко переходил на суржик, поскольку был родом из-под Харькова.
  - Старшина Майер тоже так подумал. Вот картинки с грузовиками. Отметь - ящики грузят другие. То есть других размеров.
  - Умный у тебя старшина. Где такого еврея откопал?
  - А не еврей. Из немцев он, Роберт Готлибович Майер. Семья до крайности небогатая. Врут, что все немцы, дескать, в деньгах купаются. Этот - нет. Всеми силами копит и отсылает своим.
  - Дай-ко побачить... - Лицо Тесленко выразило откровенную озабоченность. - Дывысь. Вот три дня тому назад. Везут припасы. И позавчера. А вчерашние данные где?
  - Нету. Больше не везут. Майер бы заметил, дак ведь нету.
  - Иди ж ты! - и десяток слов без падежей впридачу. На чистом русском языке.
  Оба командира переглянулись. Это был тот самый случай, когда два разных человека думают одинаково. Мысли же были вот какие: у японцев все готово. Может, это какая провокация, но и масштабное наступление исключить нельзя.
  Комзаставы вслух и нецензурно попенял японцам за то, что напасть они собрались аккурат, когда только-только жить начали. Присутствуй эти нехорошие в комнате, несомненно, прониклись бы.
  Тесленко умел думать куда шире, чем это предписывалось званием:
  - Иван Корнеич, а на соседних заставах что знают и думают?
  - Хуже там, Николай Афанасич. Намного хуже. Просто у них нет такого разведчика. А ножками на сопредельную сторону не проберешься: сторожат. Хорошо сторожат. Даже, бывает, и постреливают. Вон у Чаркина сержанта ранило.
  - А по линии вашего наркомата если такого авиаразведчика запросить?
  - Держи карман шире! Точно знать не могу, но по всему видать: границу здесь полагают ну очень третьестепенной. Не то, что не дают - даже не обещают.
  - Ты, Иван Корнеич, если... того... начнется что, не геройствуй. И своим прикажи. Какое у тебя вооружение - я знаю. Подзадержи этих малость, ну хотя бы часика два, и отходи к нашей линии обороны.
  - На что рассчитываешь?
  - На то, что аэродром удастся сколько-то времени держать. Сутки, при удаче - двое. А там по воздуху может прийти подкрепление.
  - А танкисты твои как?
  - Они не мои, это раз. Два: у них обученных... по пальцам перечесть. А еще: им сюда поспеть - это не полчасика.
  - Так обучить же можно.
  - Они обучают, ногу за ногу цепляют. Вот полковая артиллерия - это да, майор Головач дело знает.
  - Как у тебя с минометами?
  - Чуть получше, чем у тебя.
  - А что ПВО?
  - Радары стоят, это верно, их не заметить трудно. А вот насколько зорко они глядят - тут не поручусь. Их командир в звании подпола, он сам и подчиненные потребляют белую вдумчиво.
  - Это как - подпола? Должность майорская, а то и капитанская.
  - Ох, не спрашивай. Можа, его в наказание сюда сунули.

  Но при все том, что История совершенно не жаждет сворачивать с натоптанной тропинки, она иным разом делает шажок в сторону.
  Мы не знаем, что стало причиной первого сбоя я ходе японского нападения. Можно, в частности, предположить, что сработала удача бойца-первогодка Филипкова. Он впервые в жизни заступил в караул в ночное время.
  Августовские ночи темные, это всем известно. Никто так и не узнал, что именно углядел сей бдительный воин, охранявший Очень Важный Объект. Возможно, у этого военнослужащего оказалось исключительно острое ночное зрение.
  От избытка волнения Филипков начисто забыл нужную часть Устава караульной службы. В результате боец выкрикнул фразу угрожающего содержания, которая отсутствовала в вышеозначенном документе: нечто среднее между 'Ну, погоди!' и 'Колобок, колобок, я тебя съем!' Нарушения устава состояли также в том, что затвор самозарядки (именно ее выдали в качестве оружия) оказался передернутым вне связи с действиями диверсантов. Ну, а когда патрон дослан, долго ли до беды?
  Боец позднее утверждал, что стрелял предупредительным в воздух. Он был отчасти прав: пуля и вправду полетела в воздух. Но пролетела она не так уж далеко.
  Работа у диверсанта нервная, что бы ни утверждали сочинители боевиков. Диверсанты, а было их двое, не удержались и открыли ответный огонь. С их точки зрения поступок был вполне логичным, тем более, что один из них оказался задет. Ранение было касательным, но крайне нежелательным.
  Мы просто обязаны отметить высочайший уровень интуиции бойца Филипкова. Еще до того, как грянули очереди японских пистолетов-пулеметов 'Тип 100', сообразительный воин залег за крошечным кирпичным столбиком бог весть какого происхождения. Будь у диверсантов новые винтовки 'арисака' с их мощным патроном, это прикрытие долго бы не продержалось, а так наибольшему риску подвергались уши бойца по причине злобно визжащих рикошетов сравнительно маломощных пуль от пистолетных патронов 'намбу'. Сам же Филипков резво высовывался из-за своего укрытия, успевая посылать пулю за пулей в ночные тени, которые он принимал за противника.
  Как бы то ни было, наличие часового оказалось оправданным. Или, сказать точнее, сей храбрец способствовал удержанию позиций у обороны этого аэродрома. Объективность требует дополнить: артиллерийская поддержка атакующих от японского флота на этом участке отсутствовала. Зато хорошо отыгрались японские авиаторы. Их штаб правильно рассудил, что основные усилия нужно направить не на повреждение грунтовых взлетно-посадочных полос (те можно было восстановить без сверхусилий), а на уничтожение как техники, так и личного состава. Ну и складские объекты не оставить без внимания.
  Задача по выведению аэродрома из строя была почти выполнена. Правда, бомбардировщики, осмелившиеся работать с малых высот (меньше двух тысяч метров), были сильно покусаны зенитными ракетами. Японцы не знали их характеристики, кроме того, что запускаются они одним солдатом с плеча, но пришли к убеждению, что увернуться от такой ракеты - дело немыслимое. И пробовать не надо, лучше держаться высотного эшелона, куда эти чрезвычайно вредные штуковины не достают.
  Еще одним источником головной боли у капитана Тесленко был гаубичный огонь. Его точность наводила на тревожные мысли о корректировщике. И обнаружить такового не смогли. Может быть, тщательное прочесывание местности и дало бы результат, но выделить значимые силы на это комбат Тесленко не мог. Осталось лишь скрипеть зубами, видя, как артиллерия дивизионного калибра (или даже корпусного) разносит в мелкие брызги даже не столько самолеты (их как раз сохранилось много), а хранилища ГСМ, боеприпасов, продовольствия и воды. Последнее занимало не последнюю строку в списке приоритетов: местные источники поставляли лишь техническую воду, которую прямо запрещалось пить. На этом обожглись сильно недоверчивые бойцы, попробовавшие утолить жажду из колодцев. Батальонный фельдшер выражался по этому поводу исключительно высокомедицинскими терминами с матерным оттенком.
  Были в сложившейся картине и светлые пятна. В первую очередь это касалось связи. В свое время на Халхин-Голе лейтенант Тесленко намертво усвоил: без хорошей связи скверно, а вообще без связи просто ху... же. Как раз по этой причине он использовал личное положение в служебных целях - будучи в командировке на материке, выцыганил за жбан икры (да не какой-нибудь, а нерки) громадный по любым меркам набор запчастей дли рации. Его главный связист, лейтенант по фамилии Радиатор (кстати, за глаза его звали исключительно 'главрадиатор') отличался умением собрать рацию из пяти канцелярских скрепок, спичечного коробка и старой консервной банки. Так, по крайней мере, о нем говорили батальонные рассказчики. А уж из запчастей, да не собрать, да самому Абраму Мойсеичу - не смешите мои сапоги. Стоит особо заметить: лейтенант Радиатор обладал умением настоящего большого начальника, а именно: подбирать себе команду. Его замом был Станислав Крулевский, которому начальник таинственным образом пробил старшинское звание. Вот ведь удивительное дело: поляк и еврей образовали прекрасно сыгранную пару, хотя на людях постоянно подкалывали друг друга в части сомнительных моментов в истории Польши и отношения к свинине.
  Вот и сейчас в радиорубке (почему-то у данного помещения закрепилось именно это название) они, оставшись вдвоем, отставили шуточки в сторону:
  - Не пробивает сигнал, Абрам. Антенну бы поднять. Ну хоть на пару метров.
  - Опасаюсь, Стас. Увидят ведь эти косоглазые гои.
  То, что подчиненный сам относился к гоям, лейтенанта нимало не смущало.
  - Ладно, попробуем. Белкин и Свистков! Надставить антенну на пару метров и без ненужного риска. Не высовывайтесь там!
  Мера подействовала:
  - О, Абрам! Вроде как чуть-чуть... так... есть связь! Живо шли за комбатом.
  Капитан Тесленко пятьсот метров от своего НП до радиоблиндажа преодолел аж за пятнадцать минут. И то сказать, он торопился изо всех сил.
  Следующие десять минут комбат докладывал обстановку почти открытым текстом:
  - Говорит Николай Афанасьевич, докладываю. Заняли стулья вокруг стола, где полно хороших грибов... танцоры упились до того, что и подпрыгивать не могут... водка частично уничтожена... запасов хватит на большую свадьбу по-сибирски... одними макаронами гостей не накормим, тушенки осталось на два дня... ждем гармонистов и ложечников... деревенские нести закуску отказались... есть зашифровать.
  Все это означало: защитники аэродрома у Молчановки держатся, горючее в результате обстрела частично выгорело, так что авиагруппа поддержать обороняющихся не в силах, продовольствия и воды осталось на три дня, с патронами пока проблем нет, мин осталось на два дня боев, нужна поддержка артиллерией и авиацией, от соседей помощи ждать не приходится.
  Донесение надлежало зашифровать по всем правилам и отправить. И ждать подкреплений.
  То, о чем догадывался капитан Тесленко, было истинной правдой. Он всего лишь не знал, да и не мог знать, что корректировался гаубичный огонь с воздуха.
  Японцам было известно, что реактивные русские истребители имеются лишь на материке, на Сахалине же их не было, нет и в ближайшее время не будет. Для них нужны хорошие бетонные ВПП, а строительство таковых только-только развернулось. Вот почему корректировщиками служили высотные перехватчики. С их рабочим потолком 14000 метров они рассчитывали на полную безнаказанность. Уточним: почти полную. Ибо кое-какие средства борьбы с такими высотными самолетами все же имелись.

  Были и другие обстоятельства, о которых капитан знать никак не мог.
  В первый же день войны обстрелу из артиллерии главного калибра линкоров подверглись объекты флотской инфраструктуры как во Владивостоке, так и в Находке. Считалось, что последняя вообще не представляет никакого военного интереса: там все было ориентировано на ловлю рыбы и морепродуктов, а также на их переработку. Ну, если не считать детали: в Находке базировалась флотилия устаревших подлодок серии 'Щ'. Японская разведка не стала пренебрегать возможностью уничтожения самих 'щук' Правда, те стояли на бочках и попасть ив них на дистанции сто двадцать кабельтовых было затруднительно. Куда более легкой виделась задача сравнять с землей все судоремонтные цеха, сухие доки, склады - короче, сделать так, чтобы ни одному командиру подплава служба медом не показалась. Эта часть задания была выполнена. Но планы включали в себя дополнительные цели, а именно: лишить русских возможности доставить подкрепления на север Сахалина. Иначе говоря, пощипать гражданский флот. При обстреле причалы оказались крепко побитыми. Натурально, судам, стоявшим у них, тоже досталось.
  Точно такую же тактику Императорский флот пустил в дело при атаке на Владивосток. Но тут успех был иного плана. Хотя орудия японской эскадры били почти что с предельной дистанции, но корректировка с высотного разведчика дала результат. Прямых попаданий в корабли Тихоокеанского флота не было, но осколками пробило прочный корпус подлодки Л-19 и легкий корпус Н-8, также ударной волной деформировало листы обшивки на эсминце 'Беспощадный' (его и еще четверо кораблей той же серии перевели на Тихоокеанский флот), и как результат появилась сильная течь. Батопорт одного из сухих доков получил сильнейшее повреждение от прямого попадания восьмидюймового снаряда. Очень скоро прибывшие на место ремонтники приговорили: починка едва ли имеет смысл; проще заменить ворота и всю механику целиком.
  Однако адмирал Ямамото и не предполагал почивать на лаврах. Через тридцать пять минут интенсивного обстрела эскадра сделала поворот 'все вдруг' и на полном ходу ушла в Японское море. На эту тактику его навел анализ подробных отчетов о бое линкора 'Бисмарк' с английской корабельной группой. Раздобыты эти документы были не вполне легальными методами, но результат того стоил. Японские штабисты (а вслед за ними командующий японским флотом) сделали правильные выводы, к которым подталкивали также результаты охоты за немецкой 'девяткой' близ атолла Моруроа. Разумеется, точных данных о всех ТТХ русских новейших подлодок класса 'Н' не имелось, но главное было известно. Подлодки эти, а равно стоящие на их вооружении торпеды отличались бесшумностью. Вторая важнейшая особенность состояла в том, что никто и никогда не видел их перископов. Выходит, результативные атаки могли осуществляться по показаниям гидрофонов. Или, что еще хуже, применялись торпеды с самонаведением. В Японии знали о разработке таковых в Германии, хотя отсутствовали (пока что!) сведения о принятии таких торпед на вооружение.
  Все это означало: коль скоро хотя бы одна из этих грозных русских подлодок окажется в позиции, удобной для атаки, противодействие таковой становится задачей весьма трудной. Или даже вовсе неосуществимой. И единственным спасением адмирал Ямамото видел высокую эскадренную скорость. Ни одна подводная лодка не может выдавать двадцать семь узлов надводной скорости - эту цифру флотские получили от специалистов фирмы 'Кавасаки'. 'Технически возможно, если только пожертвовать ради скорости всей прочей совокупностью боевых характеристик' - вот каков был вердикт. Уж чего-чего, а такую скорость японская эскадра держала без особого труда, поскольку тихоходов туда намеренно не включили.
  Но имелось еще одно основание для не слишком упорного нападения на Находку и Владивосток. Эти два порта виделись не главной целью. Перехват любых судов и кораблей, идущих на помощь северном Сахалину - вот что было основной тактической целью. Ямамото имел на руках расчеты японских армейских штабистов. Как ему удалось их заполучить - сия тайна осталась неразгаданной. Но из этих прикидок ясно следовало: на своих запасах защитники русской части острова не продержатся долго - даже если предположить, что биться они будут до последнего патрона. Арифметика - наука точная, господа. Все попытки снабжения по морю должен был пресечь Императорский флот, причем для этого даже не надо было привлекать могучие японские линкоры. А в возможность создания полноценного моста снабжения по воздуху японский адмирал не верил.
  И все же обстрел Владивостокской военно-морской базы не прошел даром: японском флоту пришлось заплатить за это цену, пусть даже не столь высокую. За пределами рейда оказалась одна из подводных лодок серии 'Н'. Командир-наставник 'ниночки-четвертой' Колышкин имел в тот момент чисто учебные задачи. Основной экипаж большей частью отдыхал на берегу, на борту более половины составляли - ну, не сказать, чтоб салаги, но уж точно малоопытные. Но как раз в тот момент новичок-акустик находился под недреманным оком куда более опытного - еще из тех, которые первым начинали осваивать эту серию.
  В момент доклада акустика лодкой командовал вахтенный офицер, но командира-наставника, понятно, вызвали немедленно. Он и приказал атаковать торпедами (тремя) с предельной дистанции. Примечательно, что Колышкин даже не стал рассчитывать стрельбу. Отчасти его интуиция сработала.
  Жирная дичь ушла, поскольку самые большие корабли успели развить полный ход. Однако в ходе маневра эсминцы, понятно, расходились по флангам, теряя при этом в скорости. Один из них был услышан звукоулавливателем умной торпеды. На пределе, это так. Сорокапятиузловой скорости торпеды при, соответственно, уменьшенном запасе хода только-только хватило.
  Новехонький (ему и году не было) 'Хацудзуки' взрывом торпеды, рассчитанной, по меньшей степени, на крейсер, разломило пополам. К мощи морской смеси добавился взрыв котлов. В результате никто из экипажа не спасся.

  Сразу после оглашения новости о войне с Японией по радио (Предсовмина лично зачитал речь), во все дипломатические представительства пришло вежливое приглашение в Кремль чинов в ранге посла. Конечно же, ни у одного из них не было достаточно полномочий для выражения сколько-нибудь однозначной позиции по создавшейся ситуации, а у некоторых не имелось ни полномочий, ни позиции как таковой. Лишь послы Швеции и Швейцарии твердо заявили о нейтралитете. Прочие же с самым озабоченным видом попросили дать время для получения соответствующих инструкций от своих правительств. Впрочем, именно такая реакция и ожидалась.
  Вечером того же дня наступила очередь военных и флотских. У них было некоторое время на подготовку, ведь разница во времени между Москвой и Сахалином давала им фору в девять часов.
  Сказать правду, в сложившейся ситуации положение тихоокеанского флота вряд ли было основанием для претензий от верховного руководства. Главная причина состояла в том, что объективно этот флот был слабее японского даже в его уменьшенной версии. И все это знали: от командования до членов Политбюро. Сталин тоже это знал.
  С авиацией дело обстояло совершенно по-другому.
  Все те же знатоки положения дел во флоте были осведомлены, что советские военные авиаторы имеют неоспоримое преимущество перед японскими. Финская война это подтвердила: полное господство в воздухе было тогда завоевано крайне быстро.
  Реактивные советские истребители могли порвать любого противника в мелкие клочки. Стратегические бомберы могли поразить цели с немыслимой точностью. Штурмовые вертолеты могли нанести сокрушающий удар по любым позициям, и самые мощные доты от такого не спасали. И все это было ни к чему на Дальнем Востоке, а на Сахалине - в особенности.
  Не было там всего этого. Если в районе Владивостока еще существовали аэродромы с бетонными полосами, то севернее о таких только что слыхали, а на Сахалине их едва начали строить. Не было в тех краях и соответствующей инфраструктуры: ни ремонтных мощностей, ни запчастей для всей этой дивной техники, ни даже обученных людей. И реактивной авиации там не было. Ну, истребительную бригаду еще можно было собрать. Пусть даже летчики не были обучены на тренажерах, как их забайкальские товарищи, но поршневые И-185 были более чем действенны против японской армейской авиации. С японской морской авиацией дело было не столь очевидным: во-первых, именно туда направлялись все новейшие разработки; во-вторых, их летчики имели боевой опыт. А его, как знал любой грамотный авиатор, ничем заменить нельзя.
  Но и это еще полбеды. Пусть даже техника у японских летчиков была похуже, пусть и качество пилотов уступало, но вот количество, причем не абы где, а как раз там, где нужно - вот в этом тягаться с японцами было трудно. И тактический перевес советских был совершенно не очевиден.
  На совещании у контр-адмирала Дрозда (именно он числился хозяином) атмосфера была хоть и деловая, но без малейших признаков хорошего настроения. Это было заметно даже по мимике Валентина Петровича: его светлые глаза так и сверлили присутствующих, а и без того тонкие губы стянулись в ниточку.
  Первым докладывал генерал-полковник Смушкевич.
  - ...и, следовательно, возможности по снабжению наземных войск определяются возможностью защитить аэродромы. Причем из транспортных соображений имеются в виду именно и в первую очередь аэродромы...
  Указка зашмыгала по карте, чуть останавливаясь на узловых точках.
  - ...они грунтовые, но наши тяжелые транспортники в состоянии там сесть. Проблема заключается в противодействии, которое может оказать противник. Предлагаю в качестве первоочередной меры направить туда полк десантников Маргелова. Высадка с транспортных вертолетов, ими же доставляем боеприпасы и вооружение...
  Яков Владимирович не стал уточнять, что эти вертолеты, хотя и отличаются большой грузоподъемностью, но уж танки переправить не в состоянии. Зато пять таких машин могут переправить в нужное место целый батальон с вооружением и боеприпасами, а если добавить еще одну - то и батарею тяжелых минометов впридачу.
  - ...точка базирования их на материке - вот тут. Это, собственно, даже не аэродром в обычном смысле: взлетно-посадочные полосы отсутствуют. Но там будут все необходимые мощности в части ремонта и погрузки-выгрузки. А вот бронетехнику, равно артиллерию и основную массу войск беремся доставить тяжелыми транспортными самолетами, те берут по восемьдесят тонн.
  - Ничего не имею против мощных танков, но их применение тут под вопросом. Местность весьма пересеченная, тамошние мосты и Т-34 могут не выдержать, - отрезал генерал Апанасенко. - Кстати, эта модель танков там имеется, целых два полка, а что толку, если скорость их доставки к полю боя не более, чем скорость пехоты, да и то... Короче, понадобится целый инженерный батальон. Не меньше. Мосты, дороги, и железные тоже. Не узкоколейки, а полноширокие, чтобы бронетехнику доставлять. У меня такие подразделения имеются. Но если к ним будет подкрепление - не возражую.
  От некоторого волнения генерал говорил с некоторыми отклонениями от нормативной русской грамматики. Впрочем, претензий никто не предъявил.
  - С подвижным составом будут трудности, Иосиф Родионович, - возразил Смушкевич. - Мои самолеты и железнодорожную платформу могут не увезти, а уж о локомотивах вовсе молчу.
  - Главное для нас, - с нажимом продолжил Апанасенко, - пробить коридор снабжения на север. Морской коридор, Валентин Петрович. И живой силы поток пойдет, и груза тож.
  - Мне кажется, можно тут посодействовать с нашей стороны. Если товарищи моряки возьмутся...

  К моменту начала военного совета в известном кремлевском кабинете ситуация вроде была ясной. По крайней мере, так казалось флотским. Армейские не были столь уверены. Между тем Сталин как раз с них и начал.
  - Я вижу, что у японских вооруженных сил вошло в обыкновение начинать войны внезапным и успешным нападением. Очень плохо, что наша армия и флот не противодействовали этой традиции. Нападение на север Сахалина не было выявлено разведкой. По имеющимся докладам, генерал-лейтенант Подлас утратил управление подчиненными ему частями.
  Сталин не отметил особо, что причиной тому была субботняя большая пьянка, каковая без особых усилий перешла в воскресную. Поводом для события послужила удачная ловля чавычи. Оргвыводы должны были делать люди, специально на это отряженные, и группа уже вылетела на Дальний Восток.
  Вместо оскандалившегося военачальника командование принял Иосиф Родионович Апанасенко. Сталин не то, чтобы полностью доверял этому человеку, но степень доверия именно к нему была повыше, чем к любому другому высокопоставленному военному на Дальнем Востоке. Об источнике такого мнения не знал никто, за исключением немногих посвященных. Прочие же принимали это как данность.
  В результате колеса военной машины Советского Союза завертелись, хотя и не так быстро, как того хотелось бы руководству. Нужные люди из нужных родов войск начали принимать меры.

  Глава 44

  Это был тот самый случай налаживания взаимодействия между двумя разными родами войск. И оно шло со скрипом.
  - ... и как, спрошу тебя, мы сможем нанести удар по позициям гаубиц?
  - ...по данным авиаразведки, на карте они вот тут, но минометы не дотянутся, даже сто двадцатки...
  - И не надо. Акулы вдарят, работа как раз для них, подкрасться по низинкам...
  - ...но только если японцы дураки и не поставят здесь, здесь и здесь мелкокалиберные...
  - ...двадцать миллиметров калибр нипочем, но если двадцать пять, а такой у них есть...
  - На первый раз, может, и не поставят, но на своих ошибках учиться будут. Так что повторная атака того же типа не светит...
  - ...не сможем атаковать сразу все двенадцать позиций, у нас просто не хватит возможностей, то есть машины получим, но экипажи...
  - Не надо сразу, вполне возможно в течение одного дня пополнение боезапаса, потом еще налет, а вот на следующий день...
  - Хочешь завезти горючку на место? Не прокатит. То есть можно, но противник постарается накрыть...
  - Я просчитала по плечу снабжения, если брать с материка, то хватит на туда-обратно, однако уж тогда прикрытие...
  - ...вертолетоносец просто не дойдет до пролива Невельского. То есть, может, и дойдет, но сбережет ли леталки - вопрос. И потом: как думаете бороться...
  - ... вот я подумал: а что если со стороны Охотского моря...
  - ... твоего тихохода схарчат при прохождении в виду укреплений на Курилах...
  - А тут как раз есть варианты. Уходим от Петропавловска курсом на восток, а потом...
  - ... то есть самый случай задействовать воздушную разведку...
  - Да у меня нет таких машин...
  - А вот фигушки. Есть, и не такое уж хитрое дело будет...

  Задача выглядела до противности ординарной. Если у десанта такие вообще бывают. Всего-то: высадиться на готовые позиции, помочь пехоцким удержать их, при необходимости - пощипать японские силы. Ну и еще сущая мелочь: обеспечить беспрепятственную посадку тяжелых транспортных самолетов, помочь с выгрузкой-погрузкой, и чтоб те улетели без неприятностей.
  Сил на это выделили немало.
  Не шесть и не семь - аж десяток транспортных вертолетов. И даже не скажешь сходу, какой груз важнее: то ли личный состав (десантная рота с полной выкладкой, да саперный взвод, да группа аэродромного обслуживания), то ли боеприпасы, которых, как известно, много не бывает, то ли средства усиления, то ли горючка, то ли не вполне понятное радиохозяйство. И еще сопровождение: аж целых шестнадцать ударных 'акул'.
  С последними дело обошлось не вполне гладко. Идею прорыва вертолетоносца к нужной позиции похоронили без почестей. Расчеты показали, что при наличии площадки подскока - именно площадки, не аэродрома, поскольку рассчитана она была на веротолеты - винтокрылым вполне хватало дальности смотаться туда и обратно, а дозаправка на месте позволила бы учинить безобразия на линии соприкосновения, вплоть до полного уничтожения вражеской артиллерии.
  Но, коль скоро речь шла лишь о сухопутных леталках, то без помощи девушек от Осипенко обойтись было никак нельзя. Тут ухабы с надолбами и проявились.
  Для начала Валя Кравченко, она же Перцовская по мужу, принялась интенсивно пробивать себе место в летном составе. О должности пилота речи не было, но настырная женщина в звании капитана запаса ухитрилась даже получить допуск на штурманское кресло. Но тут на ее пути встала насмерть командир части полковник Осипенко. Кстати, самой Полине Денисовне участие в боевых вылетах было прямо запрещено приказом - пока и поскольку командиру полка не удалось бы убедительно доказать необходимость своего присутствия в атакующих порядках. Именно на это обстоятельство Осипенко и сослалась:
  - Ты сама смотри, Валя, мне - и то начальство наложило запрет. А чем ты лучше?
  Ответа не было. Впрочем, риторический вопрос такого и не подразумевал.
  А полковник продолжала нажимать:
  - А вот я скажу, чем ты лучше рядовых штурманов. Умеешь мыслить за пределами одной машины - это раз.Потом: твой опыт в части приборов, чай, повыше нашего будет. Нет возражений? Еще: от тебя потребуется наладка системы наведения на цель... нет, на цели. Вот глянь на варианты...
  Это занятие продлилось как бы не час.
  - И дополнительное соображение туда ж. Мы с тобой - последний резерв. Если... случится чего такого, то нам может понадобится в бой идти. Просто потому, что больше посылать будет некого.
  Молчание стало тяжелым.
  - Ну, теперь поняла?
  Ответ пришел не сразу.
  - Ты, Поля, мне отдай те самые схемы и карты. Надо бы еще разок глянуть. Да посчитать, да с твоим штабом словцом перекинуться.
  - Так для того и захватила. Вот кстати: как там твой Марк? Как доча?
  - Вот она, Александра Марковна, - на божий свет появилась небольшая фотография. - Такая умница! Стихи наизусть читает!
  Товарищ Перцовская забыла упомянуть, что дочка малость не выговаривает шипящие звуки, а также имеет серьезные проблемы с произнесением звука 'р'.
  А Валентина Петровна, явно гордясь удачей, продолжила:
  - Что до Марка - так ты не знаешь, что ль?
  - Чего?
  - Здесь он, на материке. А потом на остров полетит, ему дали должность командира инженерной роты. Но не прям сейчас, его подразделение еще в процессе формирования.
  - Инженерная рота! А что, звучит!

  Не эскадрилья, но и не полк. Группа - вот самое лучшее название для тех, кто на бреющем шел к заданной точке. Это были вертолеты: восемь тяжелых транспортников и двадцать четыре ударных 'акулы' в качестве прикрытия. Иначе говоря, девяносто шесть ракет класса 'воздух-воздух', не считая тридцатимиллиметровых пушек. Пулеметы винтовочного калибра хотели было установить, но времени на это уже не было. Возможно, они были не так уж потребны.
  Время было предрассветным; и потому видимость даже близко не походила к тому, что оптимисты среди летчиков именуют 'миллион на миллион'. Но сажать машины предстояло уже не вслепую.
  Наведение на искомый аэродром (точнее, на то, что от него осталось) осуществлялось новейшим комплексом по двум приводным радиостанциям.
  Были ли слабые места в плане? И еще сколько!
  Первым из них был ограниченный боекомплект на ударных машинах. Сама Осипенко не сомневалась, что от истребителей по дороге 'туда' группа отмашется, но тогда боезапас может сильно уменьшиться. С горючим тоже обстояло не столь радостно, как хотелось бы. Да, на выполнение задания должно было хватить, но впритык, и еще не очевидно, что дозаправка будет возможной. Горячая встреча на земле виделась вполне вероятной. А это тоже траты.
  Второе обстоятельство стало столь же весомой причиной для тревоги полковника Осипенко. На это задание пошел чуть ли не весь летный состав. Случись что непредвиденное - от обученного, тренированного, знающего... да что там говорить, от любимого полка останутся крохи. Полина Денисовна знала, что войны без жертв не бывает. Чего там: она ведь сама воевала. Но слишком мал был ее боевой опыт. Не успела полковник Осипенко дорасти до уровня командира, заранее прикидывающего потери и полагающего их неизбежными.
  Третья причина для тревоги была хуже первых двух, вместе взятых. Никто, в том числе сама Осипенко, не мог предусмотреть тех самых неожиданностей, которые случаются, как правило, внезапно. Дабы хоть как-то противодействовать судьбе-индейке, перед вылетом был оглашен строжайший приказ: ни в коем случае не ввязываться в атаки чужих кораблей - напротив, принимать все меры, чтобы избежать преждевременного обнаружения.
  Командовала группой майор Гризодубова, штурманом в ее экипаже была старший лейтенант Валя Новикова.
  - По широте идем точно, выход к цели планируется через тридцать восемь минут.
  - Принято.
  Все это было сказано не в рацию. Хотя связисты клялись, что разобрать суть радиопереговоров с новейшей аппаратурой немыслимо, но Осипенко настояла, чтобы все мыслимые выходы в эфир шли лишь в экстренных случаях, сейчас же таковой не наблюдался. Полковник опасалась, что японцы сопоставят сам факт радиопередачи и далекий гул двигателей над головой.
  Некоторое время в кабине никто ничего не говорил.
  - В районе посадки бой, вижу вспышки, - Новикова говорила нарочито будничным тоном, но командир сузила глаза. Ответа или комментария вслух не последовало, но про себя Гризодубова не посчитала случайностью подобное совпадение по времени. Думать же над причинами усиленного натиска японцев на позиции советских бойцов было некогда.
  Радиомолчание пришлось нарушить.
  - Посадка по плану 'В', - вот что услышали все командиры вертолетов в шлемофонах.
  Вроде как неуклюжие громады Ми-26 заметно уменьшили скорость и принялись маневрировать, уклоняясь от возможного обстрела. А хищники с соосными винтами, ныряя в складки местности, пустились в атаку на позиции минометных батарей. Гаубицы, как уже было известно, переместились на другую позицию, откуда они доставали как по крохотной железнодорожной станции, так и по мостам - всем трем. Два из них были уже полностью разрушены.
  Против воздушной угрозы японцы имели наготове целых четыре батареи зениток. Они числились двадцатимиллиметровыми, но неразбериха наступления дала в результате помесь из разных калибров. К трем позициям из четырех понадобилось подвозить снаряды 20 и 25 мм, а четвертая батарея целиком состояла из двадцатимиллиметровок. А так как зенитки большего калибра составляли в сумме абсолютное меньшинство, то любой грамотный интендант посчитал бы снабжение двадцатимиллиметровыми снарядами первочередной задачей. Среди японских снабженцев безграмотных не было.
  Мы не можем утверждать со всей уверенностью, что более крупный калибр помог бы японской ПВО. Солдаты и офицеры были и храбры, и умелы, но они только что успели развернуть стволы в сторону свистящего гула моторов. Конечно, это могли быть только росскэ, поскольку звук движков от родной авиации зенитчики отлично знали. А потом на позиции обрушилось то, что выжившие назвали 'хино ёкай'⁵¹. . Правда, это название утвердилось лишь среди нижних чинов, а офицеры (их выжило всего двое) при последующем расспросе в один голос твердили, что это были ракеты осколочно-фугасного действия.
   Цель была достигнута: зенитные орудия были не просто приведены к молчанию, а частично повреждены. Во всяком случае, ни одно быстрому восстановлению не подлежало: для них требовался ремонт в условиях хороших мастерских. Оставшаяся половина зениток годилась лишь на переплавку.
  Русским, видимо, только того и надо было, так как звуки двигателей очень скоро удалились в разных направлениях.
  Но Гризодубова отлично знала: зенитки были не главной из целей. Таковой числились батареи полевых орудий, гаубиц и, что еще важнее, минометов.
  Нельзя сказать, что японская пехота вообще не оказала никакого сопротивления. Наоборот: умело рассыпавшись по канавам, воронкам и зарослям, солдаты открыли винтовочный огонь по не столь уж скоростным аппаратам. К ним присоединились пулеметы - не все, понятно, а лишь те, расчетам которых удалось поднять стволы для стрельбы по воздушным целям. И все оказалось зря. На состоявшемся после боя 'разборе полетов' гипотезой номер один была просто неточность стрельбы. Но нашелся сержант, который заметил, что пули все же попадали в фюзеляж летающей машины (назвать 'это' самолетом никто не решился) и давали слабые высверки, но, по всей видимости, эти чудища были бронированы.
  Результат оказался печален. Разрывы ракет уничтожили расчеты артиллеристов и минометчиков практически полностью. Уже потом выяснилось, что при попытке роты (именно такое наименование использовалось у японцев) истребителей догнать явно тихоходные русские машины те непостижимым образом развернулись и пустили ракеты, увернуться от которых оказалось невозможным.
  Но и по пулеметным позициям эти летающие танки прошлись ракетами. Очень быстро японские командиры поняли, что если и будет приказ о продолжении атаки, то выполнять его придется лишь со стрелковым оружием.

  Сразу же по отражении атаки истребителей командир вертолетчиц передала условный сигнал транспортным машинам. Те не особо грациозно, но приземлились. И тут такое началось...
  По откинувшимся рампам сбегали вроде как советские бойцы, но в форме, которую никто из местных ни разу даже не видывал. В глаза бросались голубые береты, куртки со множеством карманов, тельняшки с голубыми полосками и вроде как жилеты с еще большим количеством карманов, из которых торчали... магазины? Да, что-то вроде рожков, которые к дегтяревскому автомату. А вот сами автоматы были явно не ППД. Пулеметов было как бы не четыре на роту. Конструкция виделась совершенно незнакомой, но уж точно не привычный 'максимка' и не ручной 'дегтярь'. И туда ж что-то более длинноствольное, хотя под тот же калибр. Да крупнокалиберные пулеметы, вроде ДШК, но конструкция иная. И нечто совершенно дикого калибра, но все еще переносное. Уже потом были разъяснения, что это станковый гранатомет. И невероятное количество боеприпасов. И... ну разве что бронетехники не было.
  В результате даже не очень опытный взгляд мог сразу оценить: высаживалось подразеделение численностью в роту, да еще со средствами усиления.
  - Кажись, заживем, - очень тихо промолвил немолодой старшина из пехоты. Он точно знал, что своего боезапаса хватило бы от силы на часов шесть боя, да и то при жестокой экономии.
  Катились бочки с горючим. Выбегали 'голубые береты', таща нечто непонятное, но явно убийственного назначения.
  Отдать должное капитану Тесленко: кое-какую технику он узнал по описаниям, да и логика в соединении с опытом помогли. Конечно, крупнокалиберные пулеметы распознать было просто. Что-то цилиндрическое, хотя и не особо тяжеловесное (под силу тащить одному бойцу) - об этом говорили; не иначе, зенитные ракеты. Но особо думать было некогда: о возможности эвакуировать ранбольных предупреждали по радио заранее. И медработники среди десанта тоже нашлись, что тоже было кстати: ротный фельдшер сам сильно нуждался во врачебной помощи - попало осколком. И носилки десант предусмотрел, и лекарства.
  Почему-то приказали заправлять в первую очередь боевые, а не транспортные машины. Впрочем, это поддавалось объяснению: первые отвлеклись на штурмовку и, значит, потратили больше топлива. Немногие уцелевшие из местного БАО стремились помочь всеми силами: подкатывали бочки, тащили тяжеленные шланги.
  - Бензину-то хватит, красавицы? - поинтересовался, пыхтя, местный лейтенант.
  - Бензин не пользуем, - с хорошо различимым высокомерием ответила брюнетистая летчица с пышными формами и тоже в лейтенантском звании.
  - А что же?
  - Жидкость ТС-2.
  Ответ был с очевидностью направлен на прекращение разговора, но местный летеха оказался из настырных:
  - А надолго ли к нам?
  Брюнетка не пожелала выдавать военную тайну:
  - Вряд ли. У меня муж ревнивый.
  Намек был настолько толст, что даже лейтенант счел разумным понять правильно.

  Отзвуки начала очередной русско-японской войны докатились, понятно, до Москвы.
  Лаврентий Павлович был непреклонен:
  - Нет, Сергей Васильевич, на Сахалин вам нельзя. Причины, надо думать, вы и сами представляете.
  - В сущности мне надо решать задачи снабжения. Коль скоро оно пойдет через тяжелые транспортные самолеты, - Странник намеренно не назвал модель, - то я могу расположиться на материке. Ведь у нас имеется подходящий аэродром? Тогда мне понадобится лишь очень хорошая команда грузчиков и, понятное дело, точные данные: что именно хочет командующий получить. И никакой опасности для моей персоны, прошу заметить, поскольку этот аэродром... черт, забыл название... вот здесь, короче. Так вот, он достаточно далеко, чтобы никакой японский бомбер не долетел.
  Нарком с очевидностью знал намного больше, чем предполагал его собеседник. В частности, ему докладывали о планах снабжения северного Сахалина силами флота. По этой причине последовали обтекаемые слова:
  - Вы правы лишь отчасти, Сергей Васильевич. Да, вы можете оказать снабженческую помощь авиаторам, но очень скоро ваши услуги могут понадобиться в другом месте. Там, где груз можно будет грузить на транспортные суда. Имеются и другие неизвестные вам обстоятельства. Вот, ознакомьтесь.
  В переданной папке содержался отчет о разработке ракеты класса 'воздух-поверхность'. Оружие предназначалось для борьбы с кораблями.
  Странник поднял брови. Он тут был ни при чем. Инженеры, известные ему лишь по именам, все сделали сами. Он быстро пролистал содержимое папки.
  Берия проявил неслыханную проницательность:
  - Да, это оружие не испытывалось на реальных кораблях противника, то есть в боевых условиях. Тут, полагаю, как раз и понадобятся ваши... способности. Испытания ракет, изготовленных одной серией, но под разными номерами. Понимаете?
  Тут все было понятно. Ракеты явно были сыроваты. Собственно, это можно было прочитать в протоколах испытаний: срабатывали штатно далеко не все. Надлежало матрицировать лишь те, поведение которых оказалось безупречным.
  Товарищ Берия, не имея военного образования, развивал наступление по всем правилам тактики:
  - Примите во внимание: вот также результаты испытаний летающего радара. К сожалению, пока не доработана система автоматического отслеживания целей и наведения на них. Однако на цели можно наводить по радио, это предусмотрено. Конечно, все наши самолеты снабжены системой распознавания 'свой-чужой'.
  - Вот здесь вижу старую проблему, Лаврентий Павлович. Этот летающий радар - превосходная вещь, но сколько имееется подготовленных экипажей для этой машины? И насколько налажено взаимодействие между операторами и, скажем, истребителями или бомбардировщиками?
  - Вы отчасти правы, но обучение экипажей предусмотрено. Разумеется, не в боевых условиях...

  В сущности вся штабная работа сводится к урезанию осетров.
  Да, хочется, чтоб двести орудий на погонный километр фронта. Ну и соответствующее количество боеприпасов. Но не выходит.
  Как ни странно, основным фактором в штабных расчетах применительно к Сахалину виделась не возможность подключения нужных сил в нужной точке, а требуемое на это время. Да, с артиллерийскими тягачами вроде как нет проблем, а что толку, если мосты не рассчитаны на эту не такую уж тяжелую технику. Даже та бронетехника, которую заевшиеся штабисты обзывали легкой (они имели в виду БМП-2, а весила машина чуть менее пятнадцати тонн) - и та, хотя умела плавать, но форсировать местные речушки с их обрывистыми и крутыми берегами могла далеко не везде, а мосты рассчитаны были хорошо, если на десяток тонн. А о чем-то более солидном, вроде Т-34, и мечтать не стоило. Даже якобы легкая десантная самоходка с пушкой калибра 85 мм - и та была тяжелее пятнадцати тонн. И осетр урезается.
  Укрепить мосты? Задача как бы не стандартная, но отнюдь не всегда решаемая быстро. Что толку с усиленных ферм, если быки обрушатся? Строить новые мосты? Ну да. Можно. А время? Наплавные мосты? И это возможно, но их требуется много, а вот обученных инженерных войск мало. Да еще по рельефу местности надо позаботиться о хороших спусках к любым мостам, в том числе и наплавным. Резать осетра!
  Видимо, у Ставки Верховного главнокомандования (ее создали быстро) имелись некоторые соображения в части сроков. Генерал Апанасенко имел прекрасное представление о погодных условиях на северном Сахалине зимой. И о том, что вести наступление в подобных условиях - задача не из приятных, в курсе был не только он. Средняя температура минус двадцать четыре по Цельсию в январе - это похуже, чем в средней полосе европейской части СССР. Да еще снег в достаче.
  Вслух это не произносилось, но командование явно нацеливалось на накапливание сил в зимний период и на решительное наступление весной.
  А противник, наступление которого явно притормозилось - что ж, пусть себе стачивает живую силу и технику.

  Формально говоря, тяжелые транспортные 'Антеи' были под командованием никого иного, как Валерия Павловича Чкалова. Именно под его началом обучались пилоты, да и вообще летный состав. Главной же головной болью были грунтовые аэродромы на Сахалине - именно там предстояло сажать гигантские четырехмоторные машины. И как раз это было отработано не то, чтоб плохо - недостаточно.
  Чкалов усиленнно дрессировал летчиков на взлет и посадку с бетонных полос. Отдать должное: этому курсанты научились. Но пришлось срочно нарабатывать часы посадки на реальные грунтовки. В результате приобрели опыт посадок на хорошо подготовленные грунтовые полосы. Но кто вам сказал, что именно такие на Сахалине имеются?
  Вторым крайне тревожным фактором были японские истребители. Нет, догнать Ан-22 было задачей нетривиальной, хотя и возможной, но уж перехват на маршруте -предвидеть подобное было прямой обязанностью любого грамотного командира, а Чкалов как раз таким и сделался. А еще подловить на посадке...
  Первыми на северосахалинские аэродромы прилетели как раз истребители. Не ах какие современные - И-185. Во всяком случае, они были в состоянии провести успешный бой с кем угодно: хоть с японцами, хоть с англичанами, хоть с американцами, хотя последние числились союзниками. Все были с подвесными баками на всякий случай. Приказ был однозначным: если покажутся японские истребители, в бой не ввязываться, разве что те сами полезут. Подполковник Глазыкин, давая напутственное слово, присовокупил свое личное мнение:
  - На маршруте перехватить могут, а на посадке так всякие пакости очень даже возможны. Но там вертолетчицы на 'черных акулах' могут помочь, им не попадитесь под горячую руку.
  Летчики знали, что их машины оборудованы хитрыми секретными приборами, которые указывают 'акулам': я, мол, свой. Ракеты, которыми вооружены вертолеты, тоже должны бить только по чужим. Но почему-то ни одному из асов-истребителей (а они все себя полагали таковыми) не хотелось испытывать надежность распознавателя. Лень, знаете ли.
  Но при всем при том отнюдь не запрещалось устроить мордобой вражеским бомберам.
  Отдельным пунктом предписывалось тщательно отслеживать модели самолетов противника. Командование имело некие виды на эту информацию. Вслух это не говорилось, но летный состав знал, насколько важным может быть вмешательство именно палубных машин. Не то, чтобы их опасались; по характеристикам те все же уступали армейским моделям. И все же...


  Глава 45

  И в очередной раз полковник Осипенко маялась.
  Вы думаете, от потерь? Нет, их не было вообще.
  Или полагаете, что ей поставили особо трудную боевую задачу? Как бы не так!
  А может, Полина Денисовна оказалась посвященной в некие планы, угрожающие потерями? Ничуть не бывало.
  Сама перед собой она могла честно признаться: очень уж легко все прошло. Так не бывает. Нет, можно выразиться лучше: так не должно быть. Не может все идти прекрасно, когда хоть что-то должно пойти вкось и вбок.
  Правда, боевая задача все же имелась, но поставлена она была туманно: 'Принять меры по защите транспортных самолетов от зенитного огня.' Частично она была выполнена, поскольку в радиусе трех километров зенитки были уничтожены НУРСами.
  Помучившись несколько часов, Осипенко приняла обычнейшее для командира любого воинского подразделения решение: переложить трудности на подчиненных. Пусть даже частично.
  Отдать должное товарищу полковнику: на совещание пригласили лишь тех, кто оттачивал зубы на финнах. Капитан Кравченко, то бишь Перцовская, получила соответствующий приказ как бы не одной из первых.
  Вводная выглядела простой:
  - Вот, девки, гляньте на карту. Это мы, взлетка то есть. А вот то, чем они располагают. Что может придумать противник на предмет обстрела?
  Подчиненные не торопились с советами. У них было много предметов для размышления, и, конечно, посыпались вопросы.
  - Этот тип 88 - он что, калибра 88 мм?
  - Нет, название как-то связано с японским календарем. На самом деле 75 мм.
  - ...а вот сто миллиметров...
  - ... морская дура, в счет не идет, ее тащить сюда замаешься...
  - ...ну так мелкие, которые двадцать и двадцать пять, те ведь полевые...
  - ...я бы устроила артиллерийскую засаду...
  Лида Литвяк постаралась не измениться в лице. Уж ее-то подобная фраза не могла не задеть. Как раз в засаду ее машина и попала, в результате с трудом удалось дотянуть до своих, а штурман оказалась тяжело ранена.
  - ...а эта, которая семьдесят пять, она ведь тяжелая? Ну так высматривать артиллерийские тягачи, тогда...
  - А нету их. Лошадками тянут.
  - То, что надо, девочки.
  - Эт почему?
  Специалист по авиаприборам Перцовская оказалась в своей стихии.
  - А потому! Тягач можно замаскировать. И если у него движок остывший, то и не засечешь. А коняга остыть не может, разве что дохлая.
  - Тогда только ночью лететь. И по прибору углядим тепловое излучение.
  - Верно говоришь, Сима.
  - А куда установить-то?
  - А туда. Снять ежели...
  - Дурость городишь. Не надо ничего снимать. ГОЭС включает в себя возможность ночного поиска, я могу даже показать...
  - Валя в тебе никто не сомневается, но тут...
  - И нечего думать даже, меньше, чем парой в воздух не пущу...
  -Не так все просто, Поля, эти легкие зенитки даже не конями, а на руках перенести можно, а потому...
  - То-то. что на руках. То есть бить сразу по обнаружении, пока не перенесли. И это можно, но лишь при условии...
  - Девоньки, а что мы зажались на зенитках? Ведь обстрелять по горизонту заходящий на посадку транспортник...
  - ...противотанковая и на четыре километра...
  - ...с четырех тысяч метров ни в один танк не попасть...
  - ...ты прикинь, дура, насколько транспортник больше танка, и опять же бронебойный без надобности...
  - ...вот, я нашла данные по ихней сорокасемимиллиметровой. Весит семьсот пятьдесят без боеприпасов...
  - ...снаряды не считай, два солдата ящик притащат - ну, с усилием, понятно...
  - ...тогда, значит, эту противотанковую можно использовать для обстрела транспортника, который заходит на посадку...
  - А ну, дай карту! Вот смотри. С этого направления наводчики ничего не увидят, лесок помешает, а вот тут сопка обзор перекрывает...
  - А ну как с корректировкой?
  - Все же проще с этих позиций, как раз склончик подходящий...
  Подход стал вырисовываться, и как раз в этот момент вмешалась сама Осипенко:
  - Тут, товарищи, без помощи пехоты и десантников не обойдемся. Они нам могут подсказать в части артиллерийской поддержки.
  Сказано было веско и вполне официально. Обсуждение заглохло, а полковник продолжала:
  - Ты, Дина, пойдешь делегатом связи к майору Борисову...
  Кое-кто из летного состава тихо фыркнул. Не будучи записной красавицей, старший лейтенант Дина (так ее звали все однополчане, хотя по паспорту она была Евдокией) Никулина отличалась выраженным женским обаянием. По крайней мере, так полагали ее товарки.
  - ...от тебя требуется уговорить его помочь нам советами в части артиллерийского противодействия. Короче, наладишь согласованность наших действий. Ясно?
  - Чего уж неясного. Десантники не должны отказать.
  Ответ был не по уставу, но Осипенко сделала вид, что не заметила нарушения.
  В десанте, как оказалось, служили самые что ни на есть галантные мужчины. К тому же Борисов, похоже, был достаточно азартным человеком, а задача выглядела нетривиальной, хотя и решаемой. Майор не только сам активно помогал планировать операцию, но и привлек подчиненных. Отдать должное десанту: советы подавались грамотные.
  - ...нет, девчата, этот груз можно перетащить на километр, два, ну три, а если больше, то расчеты в конце дороги будут в нулевой форме, совсем никакие...
  - ...я бы, например, не взялся поразить цель с такой дистанции. Какая там посадочная скорость? Нет, тут гораздо лучше позиция вот на этой высотке...
  - ...минометы - це не артиллерия. Им с закрытых позиций - самое то и даже лучше. Вот проглядите эту полосу, тут пойма речки...
  Было уже темно, когда шестерка ударных вертолетов стала раскручивать винты. Главной целью была разведка, но и атака не исключалась.

  План предложил сам адмирал Дрозд. Задумка была не то, чтобы авантюрная - нет, ее основной риск состоял в том, что японский противник не должен был ни узнать, ни даже догадаться о хитроумных планах русских. Впрочем, участие командующих как надводными, так и подводными силами в разработке коварных замыслов было не нулевым.
  Почему-то капитан второго ранга Колышкин был преисполнен оптимизма, хотя рациональных причин на это у него не имелось. Если не считать, конечно, великолепных гидроакустических приборов. В наилучших условиях те позволяли обнаружить противника за сто пятьдесят миль (правда, такое везение бывало не каждодневно). А уж за пятьдесят миль - так запросто. А еще Валентин Петрович Дрозд, а также Иван Александрович Колышкин твердо верили, что 'ниночку' на малом ходу в подводном положении вообще обнаружить нельзя. Это было почти что правдой. Магнитные датчики в то время еще не вошли в практику противолодочной обороны.
  Как ни странно, Дрозд рассчитывал не только на возможности подлодок. Козырной дамой в рукаве были бетонные полосы военного аэродрома вблизи Владивостока. Это означало возможность задействовать в случае надобности не только реактивные истребители, но и кое-что посерьезнее. Правда, последний жестокий сюрприз был лишь обещан, реальные загадочные (и, понятно, секретные) бомбардировщики еще не прибыли на Дальний Восток. Зато агентство НОК (новости курилки) сообщило: в вооружение этих бомберов входят ужасающей мощности ракеты, попадание одной из которых отправляет на дно линкор. Эта сплетня доверия не внушала. Любой грамотный флотский командир вполне мог представить, что пятьсот килограммов тротила в тонкой оболочке (а другую ракета не унесет) могут серьезно повредить линкор вплоть до частичной утраты боеспособности, но пустить на дно, да еще сразу? А большее количество взрывчатки виделось маловероятным. В отличие от авиабомбы ракета должна еще долететь до цели своим ходом, то есть нужен движок и горючее. И долететь с хорошей скоростью, иначе истребители ее перехватят, а зенитки успеют открыть заградительный огонь. Хорошая скорость означает повышенный расход горючего, это элементарно. А самолетов, способных нести ракету весом хоть бы и семь тонн, просто не существует.
  Стоит заметить, что сии разговоры, хотя сопровождались повышенными интонациями и даже переходили на личности, не имели под собой материальной основы. Те самые бомбардировщики вообще никто из спорящих и одним глазком не видел. О ракетах и речи идти не могло. О характеристиках ракет никто из сих азартных моряков понятия не имел уже потому, что ни у кого не было соответствующего допуска.
  Еще одна козырная карта (десятка, скажем) заключалась в прибытии во Владик того,, что флотские остряки назвали 'летающим глазом'. Это был четырехмоторный высокоскоростной Ил с присобаченной к фюзеляжу радарной антенной. Машина была сама по себе отлаженной, но вот возможности радара были, говоря вежливо, проверены не до конца. Еще одним источником беспокойства была обученность техников, которые сидели за приборами. Точнее сказать, недообученность. В теории этот радар запросто ловил как воздушные, так и надводные цели аж за сто миль. Так то в теории. Вот почему сия карта не тянула даже на валета.
  Мы не можем отрицать, что штабисты Дальневосточного флота проделали большую работу. Они прикидывали возможные маршруты как подхода японских сил, так и для отхода. Разведка пока не донесла персоналии по японскому командованию применительно к той эскадре, которая наворачивали круги вблизи южного Сахалина, но разумным показалось предположение, что дураков там нет. В советском штабе знали, что все офицеры и адмиралы противника, сколько бы их ни было, имеют прекрасные лоции. Также было известно, что основным противолодочным средством те полагают полный ход всей эскадры. Как раз этот прием и решено было обратить на пользу Тихоокеанскому флоту.
  Последовательно отбрасывались все недостаточно рациональные варианты курса:
  - ...нет, здесь эскадра должна повернуть на тридцать градусов, иначе выйдет на рифы...
  - А чем курс триста плох?
  - Тем, что понадобится идти как раз узким местом, перестроение в кильватерную колонну понадобится, без этого никак...
  - ...а вот для засады подойдет, в квадрате вэ-9...
  - Нельзя, тут максимальная глубина сто десять, а изобата девяносто проходит...

  Как это часто бывает на войне, времени оказалось недостаточно. Иные пессимисты даже полагают, что его всегда недостаточно. Ну так не все человечество состоит из таких; авторы этих строк сами встречали оптимистов на жизненном пути.
  Впрочем, даже простая осторожность была к месту. Так полагал решительно весь командный состав всех авиационных сил на северном Сахалине. И подразделения зенитной артиллерии были того же мнения. И даже командиры расчетов зенитных переносных ракет в звании не выше сержанта поддерживали эту точку зрения, хотя и молча. По правде говоря, их мыслями никто не интересовался.
  В наибольшей степени взвинчены были экипажи ударных вертолетов. Это и неудивительно: именно они обеспечивали спокойное приземление тяжелых транспортников. Иначе говоря, как раз вертолетчицы трудолюбиво уничтожали артиллерийские, а равно минометные батареи, которые могли бы хоть в какой-то степени угрожать взлетно-посадочной полосе.
  Наиболее спокойной выглядела полковник Осипенко. На то были причины.
  Она прекрасно знала все возможности подчиненных. Те должны были разнести в мелкие клочки замеченные цели. Но были и другие причины.
  Любой сколько-нибудь грамотный командир не должен показывать подчиненным обеспокоенность или, того хуже, неуверенность. Эту прописную истину вбивают в курсантские головы всеми подручными средствами.
  Существовала еще одна причина для хладнокровия. Полина Денисовна многократно сдавала экзамены. Сейчас было нечто схожее. Ей было знакомо состояние, когда, возможно, знаешь не все, но большего знать не можешь. Не влезает в голову. Вот и сейчас у полковника имелись все основания предполагать, что все потенциальные опасности устранены. Не то, чтобы Осипенко не тревожилась вообще - нет, ее тревоги оказались заморожены. Но, конечно, все наличные машины и экипажи пребывали в готовности номер один.
  Как и предполагалось, первым тревогу поднял пост ВНОС. Правда, ветер был сильным, на слух полагаться не стоило, но зато пост устроил себе позицию на вершине сопки, погода была ясной, и на зрение никто не дежурных жаловался.
  - Вижу одиночную цель. Дистанция... курс... - забормотал связист в микрофон.
  - Высоко летит, - констатировал боец Динмухамедов. У этого степняка зрение было лучше, чем у всех прочих наблюдателей.
  Командир поста воспользовался биноклем.
  - Точно, высоко забрался, стрекозел. Высота четыре тыщи восемьсот, это не меньше, а то за пять.
  - Ракетчики не дотянутся.
  - Истребители могут успеть.
  - Разведчик, ясно дело. Тип ки сорок шесть. Скорость у него недурна.
  - Сто восемьдесят пятый догонит.
  Наблюдатели были не вполне правы. Японский авиаразведчик уже заметил нечто очень важное: огромный самолет, заходящий на посадку. Пилот сделал правильный вывод: вероятнее всего, это транспортник, а не бомбардировщик. Никаких следов бортового вооружения. Четыре двигателя - то есть явно с немалой грузоподъемностью. Правда, доложить об этом открытии было бы затруднительно: эфир был наполнен помехами. Вполне возможно, искусственного происхождения.
  У командира экипажа был однозначный приказ: по получении информации немедленно разворачиваться и лететь к своему аэродрому. Ни в коем случае не дать себя перехватить. И авиаразведчик помчался на юг с пологим снижением. У него была возможность уйти, и Ки-46 ее реализовал: успел скрыться за сопками, когда советские истребители только-только пошли на взлет.
  Тем временем четырехмоторный гигант успел завернуть на рулежную полосу и остановиться. Конечно, размеры поражали, но понимающих людей также сильно впечатлила та скорость, с которой производилась разгрузка. Разумеется, работали не местные: те просто не справились бы с маленькими тягачами, которые шустро растаскивали тележки с грузами. Одновременно по наклонному спуску съезжали носилки на колесиках, на которые тут же грузили раненых и моментально увозили обратно. А в самолете уже находилось в готовности медицинское подразделение, только почему-то все были не в белых халатах, а в голубых костюмах из кителя и брюк - даже женщины.
  По непонятной причине груз большей частью состоял из бочек с горючим. Бывалые из местных тут же сделали вывод: готовится наступление, потому как расход горючки при этом куда поболее, чем при сидении в обороне. Еще более опытные решили, что бочки, возможно, отдадут авиаторам, то есть не факт, что наступление состоится в ближайшее время. Те, которые были совсем уж продвинутыми в части сообразительности, решили выводов не делать вообще: по всему видать, с материка доставили куда как не все. Последний вывод был правильным. Все присутствовавшие на аэродроме и вблизи него могли, даже не особо напрягая слух, услышать свистящий гул движков очередного транспортника, заходящего на посадку. К этому моменту истребители сопровождения взлетели и находились в полной готовности к защите тяжеловесного 'Антея', а тот, имея на борту раненых и медперсонал, уже выруливал на взлетную полосу.

  Отход корабельной группы из Владивостокского порта было трудно не заметить любому, в том числе гражданам с недобрыми намерениями.
  Группу подобрали солидную. Один лишь тяжелый крейсер 'Кронштадт', по замыслу адмирала Дрозда, мог бы пободаться с японским линкором - ну, не класса 'Ямато', а чем-то старшего возраста. Да туда же крейсер 'Красный Кавказ' с его превосходной ПВО. Стоит, правда, отметить, что зенитки были воткнуты за счет уменьшения огневой мощи главного калибра путем урезания боезапаса. То, что этот крейсер подвергся небольшой артиллерийской модернизации и матрикации, никто не знал, кроме тех, кому было известно по должности. И лидеры 'Ташкент' и 'Минск', переброшенные на Тихий океан с Черного моря, тоже не были безрогими барашками. Те корабли, которые помельче, также не заслуживали пренебрежения - не потому, что были они сверхскоростными или там с могучим артиллерийским вооружением. Нет, в погребах этих миноносцев имелись новейшие дальноходные торпеды, которые вполне могли дать прикурить кому-то классом постарше. Именно в таких словах получали разъяснения те члены экипажей, которые не относились к БЧ-3⁵². Разумеется, торпедисты, они же на жаргоне 'румыны', знали об этом побольше иных.
  Еще в состав группы входил вертолетоносец 'Саратов'. Как раз это назначение прошло со скрипом. Корабль подвергся кардинальной модернизации в части двигателей. Их общая мощность возросла чуть не вчетверо, но скорость не желала подниматься выше двадцати семи узлов, хотя 'дед' выжимал из дизелей все, что мог. Это приращение оказалось возможным лишь за счет трюмного пространства. Но поскольку уменьшать количество палубных вертолетов никто не желал, то в жертву принесли срок автономности вкупе с запасом хода.

  Адмирал Ямамото был очень хорошим морским тактиком. Но его стратегическое искусство было не хуже. По должности он получал сводки о боевых действиях на сахалинском фронте. Он едва ли не первым сделал вывод: наступление на север затормозилось. И даже не так важно, что было причиной: упорное и умелое сопротивление русских или их заметное превосходство в технике. Результат налицо: продвижение линии фронта составляло едва ли два десятка киломтров, а на некоторых участках оно и вовсе оказалось нулевым.
  . Это бы еще ничего, но нечто куда худшее надвигалось на японскую армию, и было это тем, что предотвратить никак невозможно. Осень неумолимо, как это и было положено по климату, снижала температуру воздуха. Между тем с запасами зимней смазки как для стрелкового оружия, так и для артиллерии, а главное - для двигателей дело обстояло очень нерадостно. Ее не просто было мало: ее категорически не могло хватить. Тем более, часть танков имела дизели, а не бензиновые двигатели; для первой группы хорошие смазочные свойства при пониженных температурах были еще более критичными, чем для вторых.
  Первый вывод, сделанный Ямамото, был достаточно очевидным: наступление на север Сахалина невозможно ускорить ни сейчас, когда настоящий холод еще не наступил, ни весной, ибо сколько-нибудь значительного усиление наземной группы войск просто невозможно.
  Умозаключение подкреплялось информацией с Тихого океана. Положение на Филиппинах медленно, но неуклонно усложнялось: острова архипелага один за другим попадали под американскую руку, а хуже всего были потери в снабжении и в живой силе, особенно в авиации. Самых лучших, самых опытных из летного состава палубной авиации выбивали.
  Американская морская авиация тем временем накапливала опыт. На новеньких авианосцах инструкторы с боевым опытом учили 'зелень'. А у Императорского флота само словосочетание 'новые авианосцы' звучало оксюмороном. С гегелевской диалектикой японский адмирал знаком не был, но неизбежность перехода количества в качество виделась ему очевидной.
  Вот почему боевые действия авиации на Сахалине большей частью возлагались на Госпожу Армию. Разумеется, на то были основания. Подлетное время не слишком отличалось от того, какое имелось у самолетов морского базирования. Сама техника была по характеристикам была как бы не получше палубной. Истребитель 'Кавасаки Ки-64', который в другом мире так и не пошел в серию, по скорости делал морских коллег самым жалостным образом. Правда, его более тихоходный аналог Ки-61 по вооружению сильно уступал прославленному в двух мирах 'зеро', хотя превосходил того по радиусу действия. Торпедоносцы в счет не шли, понятное дело. Палубный пикирующий бомбардировщик с его скоростью, не достигавшей и четырехсот километров в час, с треском проигрывал сухопутному коллеге, имевшем и скорость почти на сто километров в час больше, и бомбовую нагрузку в тонну против трехсот семидесяти килограмм у морского пикировщика. Справедливости ради стоит отметить, что палубный бомбер имел прямо-таки выдающуюся маневренность, позволявшую после выхода из пике уходить от атак истребителей.
  Да, несомненно, армейская авиация предназначалась для ведущей роли на суше.
  Но все эти тонкие соображения покрылись пеплом от трех докладов.
  Первым было сообщение от самолета-разведчика: тот увидел некие явно тяжелые транспортники. Один был еще очень далеко, второй садился. И они были под охраной: нечто весьма похожее на автожиры. Эта техника была известна, пусть даже пилот разведчика не был с нею знаком. Но другие господа офицеры получили сведения из германских источников: эти якобы автожиры имеют на вооружении неизвестное количество ракет (предположительно меньше десяти), поражающих воздушные цели с необыкновенной точностью, и еще сверх того ракеты, рассчитанные на наземные цели. Вот тех было очень много: не меньше полусотни. Еще эти машины были снабжены пушками или крупнокалиберными пулеметами, но эффективность ствольного вооружения оставалась под вопросом. Также в сообщениях был весьма существенный факт: предельная скорость этих машин вряд ли превышала триста километров в час. Рассмотреть подробности пилот не мог: никто не отменял приказ вернуться и доложить лично.
  Второй неприятной новостью был доклад от сухопутной разведки. Те не могли подобраться близко к аэродрому, но засекли пролет истребителей, судя по их скорости и размерам. Весьма возможно, те как раз на аэродромы и сели.
  Третий кусок информации, по иронии судьбы, пришел от моряков. Те засекли работу радара. Это было делом почти привычным, если бы не одно обстоятельство: радар перемещался с большой скоростью. Самолетной скоростью. Точные данные получить не удалось, поскольку русские использовали другой диапазон частот, но само наличие радарного излучения, а также его скорость никто под вопрос не ставил. Это могло означать только одно: противник научился ставить соответствующее оборудование на... что? Тяжелый бомбардировщик, вероятнее всего. Правда, имелся и утешительный момент: излучатель работал не круглые сутки. Это, в свою очередь, означало: у росскэ имеется лишь один такой самолет. Пока что. И уж точно он один не может перекрыть всю зону интересов противника. Пока он один.

  Глава 46

  Нельзя сказать, что конвой ждали. Такое вообще редко случается с военно-морскими силами - уже потому, что лежать себе в дрейфе в ожидании противника, покуривая и глядя на небо - не пойдет ли дождик, противопоказано кораблям. В таком состоянии их могут легко обнаружить и даже, упаси силы небесные, атаковать.
  Нет, эскадра под флагом контр-адмирала Аритомо Гото, рассыпавшись фронтом, шла себе экономическим ходом, имея разведданные, в которых подтверждался выход конвоя под охраной одного лидера, четырех эсминцев и шести тральщиков. Последние наверняка несли оборудование для обнаружения подводных лодок. И с полдесятка 'купцов', которые имели на борту зенитки, но уж точно не были скоростными. Короче, имелись все предпосылки для удачного перехвата. А если учесть, что на подходе к Татарскому проливу и сухопутная авиация могла подключиться... У этого конвоя шансы были весьма невелики.
  Но японского адмирала смущали некоторые детали, не вполне вписывающиеся в картину. Первой из них был русский тяжелый крейсер 'Кронштадт'. Японская разведка знала, что изначальный проект был немецким, также было известно: кое-что русские переделали. Модернизация не выглядела кардинальной: главный калибр остался тем же (то есть германского производства), силовая установка - та же. Следовательно, не изменились ни скорость, ни вес залпа. Зато добавились радары. Их характеристики так и остались неизвестными, но само наличие этого оборудования сомнению не подвергалось. Уж их антенны трудно было спутать с чем-то другим. Аналитики Штаба Императорского флота также отметили, что русские явно опасались налетов авиации, поскольку увеличили количество зенитных стволов. Понять это было можно. Даже американцы - и те с уважением относились к возможностям японских авианосцев.
  Крейсер 'Красный Кавказ', наоборот, не вызывал повышенных опасений. Разведка определила, что его артиллерия также была переориентирована. Упор делался на защиту от угрозы с воздуха. А в артиллерийской дуэли с главным калибром японских тяжелых крейсеров этот корабль мог рассчитывать разве что на успешное бегство.
  Намного большее уважение внушали бесшумные подводные лодки. Сведения пришли большей частью из германских источников. Правда, по анализу инженеров 'Кавасаки', у тех не могло не быть слабых мест. Японские расчетчики довольно убедительно показали, что при подводной скорости даже пятнадцать узлов шум должен возрастать до уровня, когда акустики должны его услышать. И дальность подводного хода при этом, соответственно, уменьшалась. Отсюда следовал тактический вывод: эти лодки наиболее эффективны при атаке из засады. И если только их аппаратура позволяет засечь шумы надводных кораблей с большого расстояния - скажем, миль пятьдесят - то это и есть критическая дистанция. Тогда эффективное противодействие должно включать в себя большое количество малых кораблей. Причем для этого достаточно лишь засечь шумы винтов такой лодки, и если только малый корабль пойдет на перехват, то лодка по обнаружении подобного противника вынуждена будет снизить скорость вплоть до уровня полной неслышимости - то есть атака срывается.
  Но был еще один фактор не особо понятного свойства. Недоавианосец - так его назвали остроязычные младшие офицеры. У них были основания для уничижительного словотворчества.
  Дело было даже не в размерах корабля, хотя он был меньше любого, даже эскортного авианосца Императорского флота. Это детище отсталых росскэ не несло на себе ни единого самолета, даже гидроплана-разведчика. Только то, что немцы называли 'геликоптер' - летающие каракатицы с предельной скоростью около трехсот километров в час. Как раз низкая скорость являлась неустранимой слабостью. Но были и сильные стороны. Например, их вооружение, слов нет, было сильным: до десяти ракет, рассчитанных на противодействие истребителям, и еще несколько десятков для поражения наземных (и, весьма возможно, морских) целей. Последние данные показывали, что эти геликоптеры защищены броней, и та противостоит огню стрелкового оружия, но зенитное вооружение японских кораблей не оперировало винтовочным калибром. Имелись зенитные установки, включавшие крупнокалиберные пулеметы, но намного больше использовались стволы калибра двадцать пять миллиметров, а на кораблях линии - сто двадцать семь миллиметров. Уж последние могли создать такой заградительный огонь, через который могли бы пробиться разве что скоростные бомбардировщики, ну и истребители, понятно.
  Однако контр-адмирал Гото, как и его талантливый начальник, полагал, что русские вполне могли обезопаситься козырной картой в рукаве. Именно эти данные германские якобы союзники не предоставляли, сведения поступили по боковым каналам.
  Три года тому назад непонятным образом на территорию Германии были доставлены с воздуха три письма. Одно приземлилось на луг в поместье министра авиации Геринга (площадка была, правда, огромных размеров: не менее километрв в длину и полкилометра в ширину). Другая была нацелена точнее: прямо на стадион, где выступал госопдин Гитлер; центральное поле составляло в длину менее полукилометра. Третье письмо было нацелено на старый линейный корабль 'Шлезвиг-Гольштейн', как раз оно-то в цель и не попало. Контейнер пришлось вылавливать из воды.
  Самих самолетов, с которых сбрасывались контейнеры, никто не видел. Пролет одного из трех зафиксировали инструментальными методами, и получилось, что высота, на которой летел самолет, составляла около десяти тысяч метров, а скорость - примерно девятьсот километров в час. О точности этих измерений ничего не сообщалось, но адмирал Ямамото, а вслед за ним и контр-адмирал Гото предположили, что вряд ли педантичные германцы допустили уж очень большую инструментальную погрешность. Как раз попадание в цель с подобной высоты могло обеспокоить любого думающего морского офицера.
  Утешительным моментом служила не особо высокая точность метания этих контейнеров, причем мысленно контр-адмирал отметил, что тот самый немецкий линкор, по которому не попали, был не на ходу, а стоял у пирса. Настораживающим обстоятельством было то, что этот инцидент случился аж три года назад - а кто говорил, что русские будут совершенно не развиваться в части бомбометания? Ну нет, скорее можно предположить обратное.
  Правда, и японский флот не стоял на месте; стоит отметить, что в этом мире политическая ситуация играла ему на пользу. Из Германии были поставлены недурные радары, каковые японцы не поленились установить на все корабли линии. Оборудование было рассчитано на обнаружение лишь надводных кораблей, но инженеры фирмы 'Мацусита' обещали наладить в течение полугода модификацию радаров, позволяющую регистрировать также воздушные цели. Однако по-любому дальность обнаружения противника выпуклым глазом летчика куда как превосходила возможности радара, даже немецкого.

  Экипаж гидросамолета не опасался воздушного противодействия. Отсутствие в СССР настоящих авианосцев не было секретом ни для кого. Особо следует заметить: радист добросовестно передал координаты и курс русского конвоя. Гидросамолету-разведчику осталось лишь чуть-чуть сблизиться ради уточнения состава конвоя.
  Что касается зениток - надо всего лишь не опускаться ниже четырех тысяч, и держать такую же дистанцию по горизонтали. Разведка доложила, что русские применяют аналоги сорокамиллиметровых зениток 'Бофорс'. Но даже эти превосходные орудия не сумеют поразить воздушную цель с подобной дистанции, а ничего большего на лидере эсминцев и быть не могло. О вооружении 'купцов' даже упоминания недостойно.
  Это было почти что правдой. И на лидере, и на эсминцах стояли зенитки калибра 57 мм, и у каждой было отдельное радарное наведение. Самым же грозным фактором была осколочно-фугасная начинка снарядов. В теории одно попадание в крыло начисто отрывало таковое.
  На практике этого не произошло. Их четырех снарядов два попали в 'молоко', зато другие два разорвали центроплан вместе с экипажем и полностью вывели из строя двигатель.
  - Га-а-атов, отлетался, - констатировал командир БЧ-2 эсминца 'Бойкий'. Слова были другие, но за точную передачу смысла авторы ручаются.
  На японской эскадре полагали, что радист авиаразведчика просто не успел передать в эфир данные. На самом деле несколько секунд, которые понадобились снарядам на полет до цели, было бы вполне достаточно для передачи хотя бы части сообщения. Оно и было передано, но служба РЭБ успешно заглушила слабую рацию гидроплана.
  Но свою задачу разведчик все же выполнил. Теперь у контр-адмирала Гото появились данные. На их основе можно было подготовить план для... атаки? Нет, сражения. И основную роль должна были сыграть армейская авиация. Именно ей предстояло нанести первый удар, моряки же подходили на добивание. Намек от адмирала Ямамото оказался вполне понятным: всеми силами беречь палубную авиацию - иначе говоря, снизить до самого минимума возможные потерни среди летного состава. Это не было приказом, но контр-адмирал Гото был в части понимания невысказанного истинным японцем.
  Кодовая команда полетела в эфир.

  Нельзя сказать, что советские авиаторы заранее и хорошо подготовили встречный удар. Вернее было бы утверждать, что японская атака конвоя ожидалась. Непосредственные действия по отражению такового производились в спешке.
  В теории первым должен был поднять тревогу 'летающий глаз'. На практике же радарная разведка только отметила на экранах большое авиационное соединение, шедшее со стороны города, который позднее назовут Южно-Сахалинском. Что до японской корабельной группы, то заслугу в ее обнаружении стоит отнести целиком на акустиков Н-2. Ее командир Магомед Иманутдинович Гаджиев выполнил полученный приказ до точки: убедился, что вокруг на поверхности никого нет, всплыл под перископ, отправил сообщение командованию и немедленно погрузился на пятьдесят метров, то есть на глубину, где никакой надводный или воздушный наблюдатель его бы не обнаружил. Командование, в свою очередь, в точно назначенное время отправило сообщения 'ниночкам'. Оно содержало уточненные сведения по маршруту отступления японцев. И еще одно сообщение пошло к командованию авиацией.
  В самый последний момент Смушкевич отказался от мысли атаковать японские бомбардировщики силами реактивной авиации. Уж очень велико оказалось расстояние от бетонных ВПП до предполагаемого места перехвата. А вот поршневые истребители вполне могли дотянуться до вражин, взлетая с расположенных ближе к Татарскому проливу грунтовых аэродромов.
  Непрогретые моторы истребителей сначала застреляли, но очень скоро дружно, низко и грозно зарычали на холостых оборотах. Летчики неуклюже бежали в своих неприспособленных для этого летных костюмах. Один за другим они оказывались в кабинах. Последним залез в свой самолет подполковник Серов. Защелкали замки подключения к пневматике противоперегрузочных костюмов.
  - На взлет по эскадрильям! - команда прозвучала в шлемофонах неприятно громко.
  Техники бросились убирать колодки из-под колес. Дело у них шло бойко - еще бы нет, после стольких-то тренировок.
  - Ни пуха!
  Это неуставное прощание со стороны командира техников старшины Неустроева дало столь же неуставной ответ от подполковника:
  - К черту!
  Боевой опыт у Серова имелся: довелось ему воевать и в Испании, и над монгольскими степями. У многих летчиков его ИАПа это бой был первым. Нет слов, все они прошли через заковыристую тренажерную школу Старого. Но Серов был твердо убежден: реальный бой может научить куда большему, чем даже самый распрекрасный тренажер - что в пилотаже, что в тактике. Вот разве что стрелять эта машинка учит превосходно. Пожалуй, лучше, чем любой инструктор-человек.

  Экипаж самолета-радара включал в себя военного переводчика Сурена Шахсуваряна. Никто среди авиационного командования не был твердо убежден в полезности обмена информацией с этаким шифром. И все до единого старшие командиры полагали, что 'вреда не принесет'.
  Слов нет, старший сержант Шахсуварян старался соответствовать как званию, так и должности. Прекрасно владея русским языком, он зазубрил все нужные уставы, не пренебрегая также заведомо ненужными. Переводы учебных текстов были точнейшими. Проникся Сурен также инструкциями, которые получил весь экипаж. Один из пунктов был: 'В случае опасности спасать машину любой ценой.' Еще один пункт гласил: 'Никто из экипажа не должен попасть в плен.' По этой причине парашюты в боевой полет не выдавали, хотя учебные прыжки все же были.
  Обстановка в операторском отсеке (так он именовался) могла показаться деловой, хотя на самом деле внимательный наблюдатель, окажись он там, отметил бы нервность как в голосах, так и в движениях.
  - Группа самолетов противника, до шестидесяти, по отметкам - бомберы... Курс... скорость...
  - Точно, бомберы.
  - Вот группа наших, они шли через Татарский пролив, судя по курсу; отмечены как свои, дистанция...
  Оператор имел в виду, разумеется, сигналы от прибора 'свой-чужой'
  - Еще группа, до сорока... нет, точно - тридцать четыре, сверху от них, высота на полторы тысячи больше, курс тот же, держатся фронтом, похоже на истребительное прикрытие...
  - Почему тридцать четыре? Должно быть тридцать шесть. Еще два? - этот вопрос командира прозвучал почти что спокойно.
  - Есть еще два! - голос оператора за экраном сорвался на крик. - Идут наперерез, дистанция пятнадцать... нет, двенадцать.
  Этих двоих радар должен был засечи с дистанции сорок километров, не меньше, а на тренировках выходило даже еще лучше, но...
  Командир считался очень хорошим игроком в блиц⁵³ . В результате он приучился думать быстро.
  - Сурен, передай Первому: нас сейчас перехватят истребители. Серега - вызывай помощь.
  Никто в кабине не питал иллюзий: шансов у 'Ила' в открытом бою нет. И не потому, что истребители не придут на помощь - они могут просто не успеть. Но задачу по отслеживанию противников никто не отменял.
  Впрочем, почти мгновенно пришел ответ на канале Шахсуваряна. По-армянски, понятное дело:
  - Уходи со снижением!
  И тут старший сержант позволил себе прямое и грубое нарушение служебных обязанностей. Он перевел приказ, но добавил от себя:
  - Выполняй приказание!
  Видимо, переводчик заметил небольшое колебание командира.
  Перевод сработал.
  Тяжелая машина без особого изящества легла на крыло. Сектора газа оказались досланными до упора.


  Ради торжества справедливости мы просто обязаны отметить, что создание искусственных радиопомех было учтено японским морским командованием при планировании операции. Контр-адмирал Гото был не из тех, кто пренебрегает умными советами и уж тем более приказами.
  Решительно все командиры палубных бомбардировщиков и даже пилоты истребителей получили подробные указания о курсе ухода авианосца вместе с эскадрой, а также о том, что водоплавающие будут уходить с этой точки самым полным ходом. Правда, навигация по радионаведению в условиях помех могла стать непростой, а то и вовсе невозможной, но японский адмирал был уверен, что сделал все, что только возможно, по этой части. Об армейской авиационной группе у Гото забот не было. Они сами должны были о себе позаботиться, к тому же всем известно, что сухопутным штурманам над сушей (то есть при наличии ориентиров) навигация дается куда проще, чем морским над водой.
  Впрочем, японской сухопутной авиации ничего не помогло. Самолет-радар еще до своего, прямо скажем, поспешного выхода из боя успел передать точнейшие данные о воздушной угрозе. Правда, низкие характеристики оборудования не позволили точно доложить о количестве боевых единиц в армаде. Но советские истребители в воздухе и сами могли это оценить.
  Уже набрав высоту, Серов услыхал в шлемофонах команду:
  - Отрядить четверку на прикрытие большого!
  А так как этот самый 'большой' уже был виден на фоне темной воды, то уже от и.о. командира полка (на самом деле у него под рукой было как бы не вдвое больше машин) последовало:
  - Я Сойка-раз. Зяблик-раз и Зяблик-три - прикрыть большого, проводить до материка.
  Имелось в виду, что уж над сушей реактивные истребители вполне могут прикрыть Ила.
  Задача не показалась сложной командирам звеньев. Они успевали на перехват, поскольку тоже шли на пологом снижении.
  Но и японцы посчитали задачу выполненной. Пусть даже транспортник (или разведчик?) не то, чтобы сбить - даже повредить не удалось, зато на его защиту русские бросили аж целых четыре истребителя, то есть облегчили задачу японскому истребительному прикрытию.
  Тем временеи командир разглядел картину предстоящего боя и принял хитрое тактическое решение:
  - Зябликам: связать боем истребительное прикрытие. Овсянкам: повредить как можно больше бомберов.
  Серов знал, что делал. Уже сейчас было видно, что сбить все до единого пикировщики и торпедоносцы не получится. Сколько-то прорвется - так пусть они по пути получат как можно большее количество повреждений, тогда зенитчики собьют больше. А на добивание подранков не отвлекаться.
  В этот день экипаж самолета-радара надрался до голубых поросят. Решительно все, а не только команидр и второй пилот, поняли: на этот раз курносая шелкнула клыками совсем рядом. А вот группа штатских инженеров (полностью трезвая) накинулась на радарную установку, как стая оголодавших волков на аппетитного ягненочка. Всех очень интересовало: как это могло случиться, что атака истребителей стала внезапной? И как следствие: что надо сделать, чтобы такое не повторилось?
  Служебный проступок военного переводчика Шахсуваряна так и остался незамеченным. И, конечно, не вышли из тени мотивы этого самовольства.

  Конвой готовился к отражению атаки. Зенитчики отслеживали показания радаров - зенитных, конечно. На 'купцах' застыли на своих постах расчеты мелкокалиберных зениток. И еще были редкие шеренги непонятных бойцов с непонятным вооружением: что-то крупнокалиберное, но очень короткое и явно легкое. На каждую такую 'зенитку' полагалось двое: один был на позиции наводчика, другой подносил боеприпасы. Гражданские моряки видели, что их не бросают, но втайне надеялись, что бомберы до них и вовсе не доберутся: ведь на пути самолетов с красными кругами на крыльях и фюзеляжах вставали стройные красавцы, изготовившиеся к бою.
  Как это обычно и бывает, планы с обеих сторон сразу же после начала боя стали рассыпаться.
  Полковник Серов полагал, что сухопутная японская авиация (по данным разведки, именно она противостояла его истребителям) по боевому опыту, возможно, и равна его истребителям, но по степени обученности точно должна быть слабее. Иначе говоря, с обоих сторон должны были схлестнуться зеленоватые новички, но тренажерный опыт советских все же предполагал некоторое преимущество. На деле оказалось не совсем так. Противник как раз обладал боевым опытом, только получен он большей частью в Азии. А точнее - в Китае.
  Подполковник Койити Сёго рассчитывал, что то количество истребителей, которые предполагалось загнать в 'собачью свалку' даст возможность бомбардировщикам безнаказанно прорваться к конвою. И не просто к конвою - пилоты получили задание целиться первым делом в гражданских. Сверх того, у русских неоткуда было набрать асов с большим боевым опытом - не велись Советским Союзом массовые воздущшные бои. Да еще численное преимущество ярпонских истребителей должно было сыграть. Но японский командир оказался неправ. Или, точнее, не совсем прав.
   Да, русским порою не хватало слетанности, но в индивидуальных сражениях они были, по меньшей мере, не хуже сынов Ямато. Подполковник особо отметил меткую стрельбу противника - видимо, в ходе обучения этому компоненту боя уделялось повышенное внимание. Также опытный летчик (а японский командир как раз таким и был) мысленно отметил большую физическую силу и выносливость русских. Правда, он не предполагал, что повышенная стойкость к перегрузкам объяснялась специальными костюмами.
  Вызывала удивление нерешительность русских истребителей. Прорвавшись к бомбардировщикам, они давали несколько очередей, но не спешили добивать. Объяснение напрашивалось: слабость боевого духа. Однако тут вполне могло быть и нечто другое. Хитрый план, вот как. Но на что же противник рассчитывает?
  Сходный вопрос задавал сам себе и Серов. Правда, разведка не доложила со всей определенностью, что в дело обязательно встрянет морская авиация, но вот предположить такое можно. А как бороться?
  Опытный 'испанец' научился принимать решения без промедлений. Это и было нужно. К тому моменту треть бомбардировщиков, которые еще держались в воздухе, явно имели поврежедения. Некоторые откровенно дымили. Сколько-то, судя по потере скорости и маневренности, шли на одном моторе. И, понятное дело, отставали от основной группы, хотя упорно продолжали тянуть к целям. Из бесед со понимающими людьми Серов хорошо усвоил: уж чему-чему, а упертости японцы могут поучить кого угодно. Но имелись привходящие обстоятельства.
  - Я Сойка-раз. Всем Иволгам и Кукушкам действовать по плану 'Борис'.
  Разумеется, этот вариант отрабатывался заранее. Летчики должны были возвратиться на свой аэродром В кратчайшее время техники обязаны были заправить машины и пополнить боезапас. Сами же пилоты за это время могли разве что успеть справить нужду и (при везении) перекурить. По расчету командира это подразделение как раз должно было успеть к подходу японской морской авиации. Если она, конечно, вообще будет пущена в дело. А заодно ребята дадут возможность выходящим из боя товарищам дотянуть на остатках горючего до дому.
  На эсминцах увидели, что сколько-то бомберов с дымом, но прорываются к конвою. Зенитчики изготовились.
  - Сержант Гамля, твой передний.
  Сержант из печорского села (оттуда и фамилия) ничем не выказал досады, хотя та присутствовала. Ему достался, похоже, совершенно целехонький противник. Во всяком случае, маневрировал тот вполне уверенно. Но и расчет был не из последних.
  - Есть захват!
  Ствол орудия легко довернулся.
  - Огонь!!!
  - В брызги его!
  Этот вопль истине не соответствовал. Как раз фюзеляж остался цел, только крыло немножечко оторвало. Оно вращалось в воздухе в одну сторону, а все остальное - в другую. Сержант Гамля даже не удивился этой картине, поскольку испытывал огромную нехватку времени.
  - Молодцы, ребята, не подвели! - крикнул лейтенант Федоровский. Как раз он и командовал зенитчиками.
  По правде сказать, это техника не подвела. Умный зенитный радар дал команду, короткая очередь вспорола воздух, а командир вражеского самолета, похоже, запоздал с противозенитным маневром. К тому же трассирующие снаряды на этот раз использовать запретили. Другими словами, атакующим было очень непросто заметить, куда идут снаряды.
  Краем глаза сержант увидел, что и другие корабли открыли огонь. И только один лишь эсминец 'Бедовый' вообще не стрелял. У него задача была противоположного свойства: он подбирал тех, кто спускался на парашютах. Разумеется, это было обговорено заранее. Серов отлично знал, что воздушная схватка с примерно равным противником (а японцев он как раз таким почитал) не может обойтись без потерь. В самолетах уж точно, а в летчиках... ну, это как повезет. Разумеется, японцев тоже подбирали.

  Короткое сообщение с 'Кронштадта' касалось второй волны бомбардировщиков. Радар на флагмане был самый лучший, это все знали. Только в этот момент Серов понял свою ошибку. У него оказалось совершенно недостаточно сил отразить эту атаку, а подкрепление не успевало.
  - 'Лось-один', поднимай всех своих!
  Но командир вертолетчиков на 'Саратове' и сам оценил ситуацию. Команда только-только прошла, а из трюмов одна за другой стали показываться тушки ударных вертолетов. В бешеном темпе палубные готовили технику. Лопасти винтов, сложенные по-походному, раскидывались веерами, занимая штатное положение. На подвески навешивалось то самое вооружение, на которое возлагались максимальные надежды: ракеты класса 'воздух-воздух'. Почему-то блоки неуправляемых ракет, которым вообще-то предназначались наземные цели, также глядели рыльцами с подвесок.
  Один за одним 'акулы' поднимались в воздух. Они не были предназначены для воздушного боя. Но для защиты надводных кораблей и гражданских судов больше никого не было.

  Глава 47

  Сказать, что эскадрилья с позывным 'лось' действовала совсем уж наудалую, значило бы погрешить против истины.
  Во-первых, их командир получил сообщение: 'сто восемьдесят пятые' идут на выручку. И даже не так важно, сколько их будет нет, само осознание, что их не бросают, наполняло какой-то особенной яростью.
   - Я 'Лось-один', - прохрипело в шлемофонах. - К нам идут 'маленькие'. Нам продержаться четверть часа. Атакуем по плану 'А'.
  Насчет сроков капитан Петряев преувеличил. Истребители должны были подойти через десять-двенадцать минут. Но ефрейторский зазор был и есть в любой армии в любом из миров. Капитанский тоже существует.
  План 'А' полагался командиром вертолетчиков чуть ли не козырным королем. Состоял он в том, что ракетное вооружение предполагалось пускать в ход против истребителей, а не бомбардировщиков. На то были причины.
  Японские палубные истребители А6М (по американской классификации 'Зеро') отличались не просто хорошей по тем временам скоростью (до 565 км/ч) и маневренностью. Что важнее: на них помимо пулеметов винтовочного калибра имелись две двадцатимиллиметровые пушки, которые, по данным советской разведки, могли представлять опасность для ударных вертолетов. А вот палубные пикировщики и торпедоносцы - у тех крейсерская скорость была меньше трехсот километров в час, а вооружение представляло собой один пулемет калибра 7,7 мм.
  Русская традиция блинопечения прямо-таки предписывает форму первого блина. Комом - и только так. Мы спрашиваем: кто такие советские вертолетчики, чтобы пытаться противодействовать этому правилу? Разумеется, нельзя возлагать всю вину на растерявшихся летчиков или косоруких штурманов. Виноваты только традиции.
  Коэффициент полезного действия ракет первой волны едва ли достигал половины. Явно велика была дистанция, и часть ракет элементарно не дотянула до противника. Еще аж два японских истребителя лихим маневром ухитрились избежать попадания - правда, при этом одному попал случайный осколок в двигатель, который начал сбоить, теряя мощность.
  Наиболее азартные советские экипажи подзабыли уроки инструкторов и растратили весь ракетный боезапас чуть ли не в первую минуту боя. Те, которые не поддались искушению прикончить противников одним молодецким ударом, пустили ракеты с дистанции прямо пистолетной - меньше километра. И вот там удача улыбнулась во весь набор зубов. Позже все умелые воздушные бойцы клялись всеми клятвами, что ни одна ракета не пошла в молоко. Им верили, но лишь до момента, когда видеозаписи были расшифрованы. смонтированы и представлены авиакомандованию. Из них следовало, что, по меньшей мере, две ракеты не попали туда, куда были нацелены. Правда, одна из них, потеряв истребитель, ухитрилась найти другую цель: бомбардировщик. Вот он-то не ушел.
  - Я - 'Лось-один', я - 'Лось-один'. Беречь ракеты, по бомберам работать только пушками.
  Петряев полагал, что все истребительное прикрытие сбито - и был неправ. Но выяснилось это не сразу.
  - Здесь 'Иволга-раз', вас вижу, иду на помощь, - встрял знакомый голос.
  - Наши! - радостно загалдели сразу несколько вертолетчиков, - уж теперь навешаем...

  Цель одинокого японского истребителя, вывалившегося из свалки, выглядела оставалась непонятной. Он с очевидностью пренебрег задачей сопровождения бомбардировщиков. Вместо этого японец, оставаясь на большой высоте, упорно, хотя и не очень быстро (время тратилось на противозенитные маневры) пробивался к конвою. Это заметили в воздухе. Однако и 'зяблики', и 'иволги' сочли одинокий истребитель без бомб на подвесках не особо опасной и уж точно не приоритетной целью.
  Дерзкого заметили и моряки. Первым оценил опасность командир тех самых странных зенитчиков на судне 'Аргунь'.
  - Каримов, сбивай! - гаркнул он.
  Один из немногочисленных свидетелей заметил тусклый огонек, мигнувший на трубе (или стволе). Прочие успели лишь разглядеть, как боец вскинул орудие на плечо. Почему-то он при этом оглянулся, хотя сзади никого не было.
  Полыхнуло желтое пламя. Ракета рванула, на глазах набирая скорость..
  - Что он делает??? Ведь под свой же снаряд попадет!
  Крик относился к советскоой винтокрылой машине. Дернула же нелегкая ее командира встать почти на одну линию с японцем. К удивлению зрителей, ракета сама чуть довернула, не обратив внимания на советский вертолет, и рванула огненным шаром, ударивши в лоб вражине. От того лишь мелкие обломки полетели. Радостный рев свидетелей, разумеется, заглушил грохот разрыва.
  - А ведь на таран шел, - как-то уж очень хладнокровно заметил меткий стрелок.
  Эти слова попали в рапорт. Там же не без гордости было саказано 'полный разгром'. Считалось, что доблестные советские авиаторы уничтожили всю авиаэскадру противника. Эти слова не вполне соответствовали истине.
  Один из бомбардировщиков вынужден был вернуться на аэродром, обнаружив пожар в правом двигателе. Летчик проявил как высочайшее самообладание, так и отменное искусство пилота, посадив горящую машину на полосу (кстати, пожар очень быстро потушили). Весь экипаж остался жив и даже почти не пострадал, если не считать кашля от дыма.
  Палубный истребитель, получивший повреждение в ходе боя, почти дотянул до авианосца, приводнившись на расстоянии трех кабельтовых от него. При этом он не разбил машину (что уже само по себе виделось чудом). Летчика подняли в первую очередь, а потом японские стропальщики героическими усилиями смогли вытянуть из воды и самолет.
  Примечательно, что адмирал Гото даже не стал дожидаться доклада от сбитого пилота. Он приказал немедленно идти на восток - самым полным эскадренным ходом.
  Были и другие обстоятельства. Хотя техника была почти полностью уничтожена, но кое-кто из летчиков спасся на парашюте. Одного из них подобрали японские рыбаки на деревянной старой калоше, которая вряд ли стоила одной очереди из автоматической пушки. Правда, на сем корыте имелась недурная рация - в те времена все рыбацкие шхуны прирабатывали на японскую разведку - по которой и ушло сообщение о подобранном летчике. Стоит отметить, хотя сообщение передано было открытым текстом, но использовался окинавский диалект. Те, кто перехвватил радиограмму, не смогли разобрать ее быстро. В результате японское морское командование узнало о попытке тарана раньше советского. В любом случае эта информация стоила хорошего обдумывания для обеих сторон. Однако японские военачальники не только приняли к сведению сообщение, но и сделали практические выводы. Советские всего лишь приняли к сведению. Даже в докладе в Ставку это событие не упомянули.
  Но этим событием битва не закончилась. Трепеливо ждавшие своего часа подлодки класса 'Н' открывшихся возможностей не упустили. Если гнаться за точностью, то формулировка была бы чуть иной: подводники ухватились за свой шанс и предоставили возможность отличиться надводному флоту.
  При огромной скорости японской эскадры нечего было и думать о сколько-нибудь длительной атаке. Задача была поставлена недвусмысленно: уменьшить скорость самых крупных кораблей, при некоторой удаче - повредить до потери боеспособности. А если уж неслыханно повезет, то и утопить.

  Если бы капитан-лейтенант (уже) Александр Маринеско сохранил свое пристрастие к выпивке, то рано или поздно секрет сиреневого камня выплыл бы наружу. Но нет. Командир 'Н-11' молчал о талисмане вглухую, хотя сам был твердейше убежден: тот таинственный Сергей Васильевич полностью прав. Удача стояла рядом. Не то, чтобы происходило нечто сверхъестественное - нет, просто принимаемые командиром подлодки решения оказывались наилучшими.
  Вот и сейчас команда выдвинуться по азимуту двести семьдесят на десять миль дала отменный результат. 'Одиннадцатая' оказалась в наивыгоднейшей позиции для атаки... кого?
  Погода была еще не штормовая, но, быстро оглядев горизонт в перископ, командир убедился: волнение может только усилиться. При пяти баллах легкий авианосец уже не сможет пустить в ход свое самое грозное оружие. Иначе говоря, крейсер выглядит более опасным. Вот он и попадет первым под раздачу.
  Маринеско узнал уже намного позже, что решение было верное, но вот обоснование для такового - нет. Громадные потери в самолетах превратили авианосец в большой корабль сомнительной ценности для боя здесь и сейчас.
  Как бы то ни было, две торпеды покинули аппараты. Весь командиры в центральном посту отработанным движением включили секундомеры. И контрабандная техника не подвела. Два взрыва услышали не только акустики.
  Разумеется, Маринеско не стоял на месте после атаки. Наоборот, он неслышным ходом шел на юг, рассчитывая снова всплыть под перископ там, где не будет враждебных глаз. И почти угадал.
  Но еще до этого посыпались доклады от акустика:
  - Шум винтов крейсера стих...
  - Эсминцы ходят переменными курсами, как будто круги наворачивают...
  - Авианосец изменил курс, теперь идет примерно норд-норд-ост... аккурат на Фисановича...
  Маринеско прикидывал в уме: раз шум винтов стих, то у крейсера - какое у него там название? - хода нет. Уж точно 'Кронштадт' своим главным калибром двести семьдесят пять изрешетит его с дальней дистанции, отделавшись при этом поцарапанной краской, в худшем случае японцы могут антенны покорежить или там зенитную артиллерию зацепить .
  Тут же антенна выплюнула в эфир краткий импульс, содержавший в себе доклад.
  Разумеется, командир 'Н-11' не знал и не мог знать истинное состояние поврежденного японского корабля. Но из докладов акустика ему стало известно, что крупных целей в радиусе действия торпед не имеется. Лидеры ушли вместе с авианосцем, а танкеры снабжения отсутствовали с самого начала - ведь никаких дальних походов запланировано не было. И все же кое-какая дополнительная информация вылезла.
  - Александр Иванович, слышны были два взрыва.
  - Дистанция? - отрывисто бросил Маринеско.
  - Тридцать миль, плюс-минус пять. Пеленг...
  Объяснение напрашивалось лишь одно. Авианосец попался на атаку. Чью? Наверняка Фисановича, это его зона. Но почему лишь два взрыва? Может быть недостаточно для такого корабля.
  Пока командир прикидывал и вычислял, акустик влез со свежей информацией:
  - Еще взрыв торпеды, Александр Иванович, но тот в стороне, пять градусов к весту.
  Вот теперь дело прояснилось. Не иначе, Фисанович выпустил три торпеды, но одна прошла мимо. Зато захвачена была другая цель. Какая? Узнать трудно.
  Уж по приходе на базу все командиры 'ниночек' узнали: под раздачу попал эсминец 'Манадзуру', отнюдь не новый (он был заложен в 1934 году). Ну, все же больше, чем ничего. Сказать по правде, судьба этого кораблика водоизмещением 750 тонн интересовала командный состав куда менее, чем то, что случилось со старшими собратьями.
  Капитан-лейтенант Маринеско оказался прав и неправ одновременно. Да, легкий крейсер класса 'Оёдо' с его шестидюймовками, к тому ж без хода, никак не мог рассматриваться серьезным противником для 'Кронштадта'. Но флагман советского тихоокеанского флота банально не успел. Первая торпеда изуродовала винты и рулевое управление. Это бы еще ничего, а вот вторая, попав ближе к миделю, не просто вызвала огромную течь, но еще покорежила набор. Корабль мог бы продержаться на поверхности примерно пять часов, но лишь при условии, что волнение не усилится. Вывод стармеха был однозначен: даже если довести (на буксире, конечно) корабль до базы, то его ремонт обойдется как бы не дороже, чем строительство новой единицы Императорского флота того же класса. Разумеется, с крейсера сняли экипаж и ценные документы.
  Соответствующую информацию получил 'Кронштадт'. После расшифровки командир принял решение не насиловать движки ради добивания уже почти покойника, а выслать авиаразведку ради проверки. Если же состояние подранка окажется таким критическим, то надлежит взять курс на перехват авианосца. Тот сохранил ход, хотя в докладе не было упомянуто, в какой именно степени.
  Капитан авианосца 'Дзуйхо' полагал, что ему сопутствует удача. Да, два торпедных попадания, но ни одно не оказалось смертельным. Пусть с креном шесть градусов, но ход корабль сохранил, хотя теперь двадцать один узел - это все, что выжимали турбины. Точно имелись хорошие шансы дотянуть до своего порта - не Сасебо, конечно, но уж точно до Хонто , а при удаче до Хакодатэ.
  Эти перспективы очень скоро утратили розовый цвет и обрели куда более мрачный окрас. Радар засек одиночную воздушную цель, которая никак не могла быть своей.
   - Дистанция двадцать... нет, уже восемнадцать миль, - принялся докладывать лейтенант, командующий над радаром, - скорость сто восмемьдесят узлов, идет пеленгом двадцать шесть.
  Все старшие офицеры дружно сделали вывод: авиаразведчик. Судя по скорости, гидросамолет. Взяться ему неоткуда, кроме как с русского тяжелого крейсера. Тут же подоспел и другой доклад: с него яаво велась радиопередача, но разобрать ее не представляется возможным. В этом время пришел еще одни доклад от радарной службы: цель меняет курс, разворачиваясь на зюйд.
  Авианосец шел под вымпелом адмирала Гото. Именно он принял решение: не терять времени на то, чтобы поднять в воздух истребители, все равно разведчик уже успел доложить. К тому же имелся некоторый шанс, что гидросамолет будет перехвачен группой, возвращающейся с задания. Связи с ней по-прежнему не было, но уж кто-то из группы должен был остаться, а у русского тихохода были весьма малые возможности выстоять даже против одиночного японского истребителя.

  У командира авиаразведчика был однозначный приказ. Имея на борту прибор, указывающий на облучение радаром, он мог позволить себе вообще не приближаться к японскому ордеру на расстояние прямой видимости. Само срабатывание прибора однозначно указывало на присутствие авианосца, поскольку иных носителей радаров в этой эскадре не осталось. Лейтенант Вишневецкий (кстати, он был потомком не знаменитых польских магнатов, а всего лишь их белорусских холопов) немедленно велел штурману выдать соответствующее сообщение в эфир. Конечно же, штурман выполнил распоряжение.

  Адмирал Дрозд имел, как ни странно, не так много вариантов для выбора. Первый был и самым простым: догнать покалеченный авианосец, навалиться всеми наличными силами и утопить артиллерийским огнем. Даже если на борту осталось несколько бомбардировщиков, то зенитным огнем вполне можно от них отбиться. Кстати, по расчетам их не может быть больше пяти - для зенитчиков цели не из опасных.
  Вторым вариантом было разделение сил. Крейсер и лидеры с их ходом за тридцать узлов вполне могли дать прикурить авианосцу, имея явное огневое преимущество. Правда, надвигается шторм, при волнении даже в пять баллов лидеры (свои и чужие) вряд ли смогут вести полноценный артиллерийский бой, да и мощь 'Красного Кавказа' под сомнением. Перестрелка с дальней дистанции? Шансов нанести серьезные повреждения мало, вот тормознуть вражескую эскадру очень возможно. А там подойдет 'Кронштадт'. Уж ему-то пятидюймовые снаряды большого вреда не принесут. Но Валентин Петрович был искушен не только в тактике, но и в стратегии. Этот вариант сулил потери: часть кораблей младшего класса могла быть повреждена. А то и утоплена.
  Третий вариант заключался в предварительной обработке вражеской эскадры ракетами с ударных вертолетов. Слов нет, можно причинить еще большие потери японцам, но вот вопрос: взлетят ли эти машины в шторм? И, главное, смогут ли сесть обратно? Ответ от вертолетчиков был однозначен: взлететь при пяти баллах точно смогут, а при приземлении возможны небоевые потери. Адмирал Дрозд знал: подготовленных экипажей боевых вертолетов слишком мало (два десятка), и терять их - непозволительная роскошь.
  А что же противник может противопоставить?
  Первое, что напрашивалось: сделать так, чтобы эскадру не нашли. Будь то в открытом океане - задача не выглядела невыполнимой. Но в проливе Лаперуза простора для маневра куда поменее. А у Валентина Петровича был валет на руках.
  'Ниночка' под командованием Видяева получила приказ сторожить противника дальше к норд-осту. К тому же приказ особо оговаривал задачу: только слежение. Никаких атак, даже если условия окажутся идеальными.
  Командир 'H-3' не мог знать причин для подобных действий командования, но уж думать ему никто не запрещал. Догадка напрашивалась: не спугнуть. А кто тут напрашивается на роль дичи? Авианосец, понятное дело. Правда, капитан-лейтенант Видяев не мог знать наверняка, что зубы у этого хищника порядком выбиты, но кое-какие данные все же просочились. И все равно: корабль на пятнадцать тысяч тонн - вполне себе добыча. А кто еще? Крейсер должен быть, но тот, судя по перехваченным сообщениям, не боец и даже не ходок. А еще? Лидеры миноносцев. Вот эти вполне себе могут удрать. Подлодки серии 'Н' не созданы для подобных скоростей. Возможно, они попытаются защитить флагман от... кого? От атак подлодок? Пока здесь больше никого и нет. А что своя авиация? Не пытаясь обмануть самого себя, Видяев вынужден был (молча) признать: нет у него данных для прикидок воздушной атаки. Кто еще? Тяжелый крейсер - вот это да. Уж от его-то главного калибра мог бы отплеваться разве что тот самый авианосец, но только набитый самолетами под завязку. Да еще 'Красный Кавказ'; у него, правда, главный калибр не ах, но уж навести шорох среди эсминцев он может.
  Видяев не имел никаких данных о скорости эскадры, но даже в самом лучшем случае она давала возможность для экипажа подкрепиться.
  Первым идиллию мирного обеда нарушил акустику:
  - Разрешите доложить! На поверхности шторм. Баллов пять, точнее сказать трудно.
  Командир в учебе был не из последних. Он сообразил быстро и сразу же довел свои выводы до сведения командного состава:
  - Похоже, авиаподдержки у японцев не будет. В такую погоду по инструкции не положено выпускать авиатезнику.
  Федор Васильевич был не совсем прав. Хороший пилот мог бы поднять бомбардировщик с палубы, но посадка уж точно была под целой кучей вопросов. Но то относилось к американской и английской авиации. Советская в счет не шла, за отсутствием палубных самолетов. А вот японцы, получив приказ, без колебаний взлетели бы, даже зная заранее, что им предстоит дорога в один конец.
  А какие еще выводы следуют из штормовой погоды на поверхности? То, что рыболовные суденышки даже если и вышли на ловлю, но по получении штормового предупреждения постараются укрыться. А уж если кто из них решится штормовать, то наверняка не под парусами, а заведут двигатель. Вот его-то вполне можно услышать. Иначе говоря, шансы на обнаружение уменьшаются.
  Выводы эти делались одновременно с доеданием второго и опрокидыванием в себя третьего. Компот как раз был прикончен, когда акустик доложился в очередной раз:
  - Есть сигнал, множественные цели, один большой, по картотеке тот самый авианосец.
  Слово 'картотека' было самым привычным, и его употребляли гораздо чаще, чем зарубежное 'сигнатуры', хотя сам Видяев предпочитал более точное 'записи'. На вкус командира это было предпочтительнее. Недовольство выразилось в бурчании:
  - Картотека у него... Бюрократ!
  Вот в тот момент командиру стало полностью ясно: надо срочно всплывать под перископ и передавать сообщение о координатах и курсе вражеской эскадры. Это и было сделано.

  На 'Кронштадте' дали полный ход. Разумеется, экипаж знал о том, что произойдет. Но знать - одно, а прочувствовать на собственных костях - совсем другое. Рев дизелей был таков, что все присутствовавшие в рубке переговаривались исключительно знаками и записочками. Командный состав предпочитал не думать о том, каково же приходится трюмным. В результате, когда старшина радарного поста передал, что видит отметки кораблей противника, очень многие с трудом сдержали вздох облегчения.
  Разумеется, на полном ходу даже и думать не стоило о сколько-нибудь результативной стрельбе на пределе дальности. Командир, зная это, приказал снизить скорость до двадцати четырех узлов.

  У командира авианосца была не одна причина отказаться от использования авиации. И дело было не моральном состоянии летного состава. Нет, главной причиной был крен. В штилевую погоду, пожалуй, можно было бы поднять в воздух, а потом и посадить даже бомбардировщики и торпедоносцы, а уж истребители так наверняка. Но в пятибальный шторм - извините. Небоевые потери превысили бы все разумные пределы. К тому же адмирал отлично помнил распоряжение Ямамото-сама - беречь летный состав всеми силами. И потому все экипажи при самолетах получили приказ перебазироваться на береговые аэродромы. Тем же, которые лишились самолетов, перебрались на другие корабли - даже не лидеры, а миноносцы, командирам которых, в свою очередь, велено было добраться до своих портов, не ввязываясь в драки.
  Адмирал Гото не питал иллюзий об исходе боя авианосца даже с одним тяжелым крейсером русских - а ведь у того имелась поддержка. Собственная артиллерия являла собой удручающую картину. Четыре зенитки калибра 127 мм - это и был главный калибр. Слабым утешением была возможность вести результативный огонь даже в условиях крена - угол подъема стволов позволял это. И все равно не смешно.
  Вот почему адмирал отдал последний приказ по эскадре: всем кораблям уходить и не пытаться хоть как-то помочь флагману. Сам Гото знал, что этого боя ему не пережить. Зато семисоттонный эсминец имел хороший шанс уцелеть, а впоследствии - утопить при случае) 'купца'. Вряд ли у тех было сколько-нибудь серьезное вооружение, и уж точно там не могло быть толковых комендоров.
  Японский адмирал почти угадал. Сам артиллерийский бой с 'Кронштадтом' длился двадцать минут. По истечении этого времени русские задробили стрельбу за полной ненадобностью таковой. Само собой, погиб не весь экипаж. В числе выживших оказался сам Аритомо Гото: с тонущего корабля его вынесли в бессознательном состоянии офицеры авианосца. Правда, контузия японского адмирала оказалась настолько тяжелой, что советские врачи дали крайне осторожный прогноз.

  Выводы из состоявшегося морского сражения были сделаны кардинально различные.
  У советских командиров реакция была той, которую Георгий Константинович Жуков в другом мире назвал 'Шапки набекрень'. Еще бы! Потерь в личном состяве не было вообще (правда, раненые имелись). Корабли отделались незначительными повреждениями на уровне от 'краску поцарапало' до начисто снесенной антенны главного радара на 'Красном Кавказе' и полностью выведенном из строя автоматическом зенитном орудии калибра 25 мм на 'Ташкенте'. Доказана высочайшая эффективность новейших подлодок класса 'Н' - и не только в бою, но и для разведки. Поистине, от таких успехов вполне могло начаться головокружение.
  Настроения в японских штабах были куда более траурными. Почти полностью уничтожены две авиагруппы: одна сухопутная, другая морская. Утоплены легкие авианосец, крейсер, а также лидер эсминцев и малый миноносец. Еще того хуже была сорванная боевая задача: прекращение снабжения русских войск на севере Сахалина. А потому главная цель (получение источника нефти) оказалась столь же далека, как и в первый день наступления.

   ^{1 - сброс бомбы на большой скорости при малой высоте полета; при этом бомба рикошетирует от воды. Метод считается более эффективным, чем атака торпедами, поскольку топмачтовое бомбометание труднее для отражения силами ПВО, также у цели при этом меньшая возможность для уклонения.↩}
   ^{2 - в РККА соответствует званию лейтенанта. ↩}
   ^{3 - имелся в виду электромеханический завод, и вправду выходящий на Яузу, который работал большей частью на военных, но также делал гражданскую продукцию.↩}
   ^{4 - здесь имеется в виду протекторат Богемии и Моравии - то, во что превратилась Чехия после вторжения немецких войск. ↩}
   ^{5 - здесь слово выступает как синоним термина 'тривиальный', 'самоочевидный'. Ныне в этом смысле почти не употребляется. ↩}
   ^{6 - соответствует званию капитана первого ранга. ↩}
   ^{7 - именно там в описанное время находился Наркомат иностранных дел. ↩}
   ^{8 - имелся в виду популярный артист Художественного театра Михаил Тарханов. Высказывание подлинное. ↩}
   ^{9 - в данном контексте - Японские острова. ↩}
   ^{10 - именно так на японском языке транскрибируется фамилия Молотова. ↩}
   ^{11 - добровольцы-смертники; в РИ служили как в японской армии, так и во флоте. ↩}
   ^{12 - 'Это удивительно и...' (нем.)↩}
   ^{13 - варвары, иностранцы (яп.) ↩}
   ^{14 - в буквальном переводе 'Вольный стрелок' (нем.), здесь аллюзия на оперу Вебера с таким же названием; в русскоязычной культуре она больше известна под названием 'Волшебный стрелок'. ↩}
   ^{15 - буквально: 'морская собака' (нем.); здесь имеется в виду более распространенный перевод 'тюлень'.↩}
   ^{16 - звание выше капитана первого ранга, но ниже контр-адмирала; обычно присваивается командующему соединением кораблей. ↩}
   ^{17 - соответствует званию капитана первого ранга в других флотах. ↩}
   ^{18 - материально-техническое обеспечение. ↩}
   ^{19 - так полагало руководство японского флота. На деле полноценной боевой единицей 'Ямато' стал лишь в мае. ↩}
   ^{20 - имелась в виду статуя возле Малого театра в Москве. Великий драматург увековечен в сидячем положении. ↩}
   ^{21 - в вольном переводе: 'Маша, записывай' (исп.). ↩}
   ^{22 - музыка Вано Мурадели, слова Евгения Долматовского. ↩}
   ^{23 - в РИ майор Корсаков перевел несколько кавалерийских песен с русского на испанский. ↩}
   ^{24 - имеется в виду военно-морской флаг Японии. ↩}
   ^{25 - в те годы была принята именно такая транскрипция. Современное написание 'Чан Кайши' стало нормативным в семидесятые годы двадцатого века. ↩}
   ^{26 - на тогдашнем жаргоне пограничников - 'контрабандисты'. В документах было принято писать 'к/б'. ↩}
   ^{27 - прости. (яп.) Этот тип извинения носит фамильярный оттенок. ↩}
   ^{28 - еще в семидесятые годы так и было. У одного из авторов есть свидетель. ↩}
   ^{29 - Всесоюзный институт по сложным основаниям и фундаментам, существует по сей день. ↩}
   ^{30 - крупной дамы с маленькой собачкой (нем.) ↩}
   ^{31 - Ежегодник Немецкого шахматного общества. В РИ издание существовало до 1945 года. ↩}
   ^{32 - В книге Сент-Экзюпери между Маленьким принцем и Лисом происходит следующий диалог:

   - А на той планете есть охотники?

   - Нет.

   - Как интересно! А куры есть?

   - Нет.

   - Нет в мире совершенства! - вздохнул Лис. ↩}
   ^{33 - карта, на которую нанесены расположение своих и чужих подразделений, направления ударов, и другая информация, нужная для работы штаба.↩}
   ^{34 - неприкосновенный запас.↩}
   ^{35 - в РИ во время второй мировой войны субмарины с таким именем не существовало. Но авторы полагают, что версия со свежеизготовленной лодкой имеет право на существование. ↩}
   ^{36 - здесь и далее звания американских моряков будут передаваться их приблизительными русскими эквивалентами. ↩}
   ^{37 - на самом деле главный калибр линкоров класса 'Ямато' - восемнадцать дюймов, но это в США узнали намного позднее. ↩}
   ^{38 - Кроме того, считаю, что Карфаген должен быть разрушен (лат.). Римский сенатор Катон Цензор заканчивал этой фразой все свои выступления независимо от их тематики. ↩}
   ^{39 - мы получили эту штуку (нем.) ↩}↩
   ^{40 - планировавшая операция по высадке десанта вермахта на Британских островах. ↩}
   ^{41 - в то время - начальник штаба Люфтваффе.↩}
   ^{42 - американский мыслитель XIX века, родоначальник философии прагматизма.a href="#ref42" title="Вернуться к тексту".>↩}
   ^{43 - устройство, спускаемое на тросе; позволяет брать пробу воды на любой заранее заданной глубине. Также может быть приспособлено для непрерывного взятия пробы по мере погружения.↩}
   ^{44 - в современной русской литературе больше приняты дурные кальки с английского: 'суши и сашими'. Авторы используют нормативную русскую транскрипцию японских названий. Просим читателей поверить нам на слово: правила на сей счет существуют.↩}
   ^{45 - в СССР имелся ее аналог: Ф-1, она же 'лимонка'. ↩}
   ^{46 - письмо существовало в РИ. Считается, что именно оно подтолкнуло президента Рузвельта дать ход Манхэттенскому проекту. ↩}
   ^{47 - на берегах залива Золотой Рог располагается порт Владивосток, Авачинская бухта относится к Петропавловску-на-Камчатке. ↩}
   ^{48 - в другом мире авианосец с этим именем так и не появился на свет. ↩}
   ^{49 - смесь тола, гексогена и алюминиевого порошка. В СССР известна под названием ТГА или морская смесь. ↩}
   ^{50 - в РИ слово 'дембель' появилось уже после войны. ↩}
   ^{51 - огненная нечисть. (яп.) ↩}
   ^{52 - подразделение на корабле, отвечающее за торпедное вооружение. На жаргоне их также называют 'румынами'. ↩}   ^{52 - шахматная игра, когда каждому из соперников дается по пяти минут на партию. ↩}

Комментарии: 93, последний от 15/08/2022.
Размещен: 18/09/2020, изменен: 06/07/2022. 1186k. Статистика.
Роман: Фантастика

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"