ВЯЧЕСЛАВ 
ПЕРЕКАЛЬСКИЙ                   

                                 
     
ДЕНЕЖНЫЙ 
БОГ


                              
Фантастическая Новелла

 

Я - профессор, член академии 
наук, доктор доисторической археологии. Я всегда работал на нескончаемые гранты 
от любителей истории. Любить историю - это сегодня модно. Гранты поступали в 
безналичном виде на различные счета, но только не мои личные. Управлялись с ними 
университетские бухгалтера и бухгалтера экспедиций. А когда я не в поле, когда я 
читаю лекции, финансами управляется моя молодая жена, моя бывшая ученица.

Нет, я никакой не ловелас и 
тем более не из тех, кто занижает оценки студенткам, дабы поиметь с них больше, 
чем знания. И говорю я: "моя молодая жена", не потому, что где-то есть "старая", 
в смысле "устаревшая". Мы вместе уже более пятнадцати лет, и эпитет "молодая" 
это скорее дань  её неиссякаемой энергии 
и врождённому бесстрашию.

Женился я поздно. Вернее это 
она меня женила на себе.

Однажды поставленный 
деканатом университета перед фактом, что мне надо будет вылезти из бесконечных 
раскопок и предстать перед аудиторией в качестве преподавателя, я сильно 
огорчился. Воздух аудиторий мне надоел до смерти еще в пору ученичества. А одно 
представление о неизбежных бюрократических обязанностях наставника юных душ 
ввергало меня в тошноту. Свободный ветер открытых пространств и скрупулезный 
труд очистителя прошлого, эдакого ходока в неизведанное, как порой говаривала 
моя жена,   - вот мой путь. Но за 
мягкой настойчивостью деканата проблескивала сталь. Или - или. А что делать, 
таковы правила игры в нашем мире: университету надо повышать свой рейтинг, а 
вышедшая недавно моя, несколько романтичная, книга о всяких откопанных мной "доисторичностях" 
имела неожиданный успех. 

И вот я опять в опостылевшей 
мне аудитории. И там же, на первой же лекции она положила на меня глаз. И 
вскорости окольцевала. Чему впрочем, я был только рад. Отныне она ведет моё 
хозяйство. Моя жена, мой ангел хранитель. Она строгий страж моего,
 почти идеального, мира от пошлостей 
повседневности. 
Так, что деньги и я - 
абсолютно параллельные и не пересекающиеся сущности.


 И всё-таки...

Я 
- Денежный Бог.

Почему я себя так ощущаю? Об 
этом мой рассказ. 

*

Поверьте, я еще далеко не в 
том возрасте, что бы по-старчески "гонять гусей". Да и обилие книжной пищи, хоть 
и чревато, но не отравило мой ум, так как я имею разум периодически выгуливать 
своё тело, вкупе с мозгом,  
разумеется,  вдали от книжек и, 
собственно, городов. 

Экспедиции! Раскопки! Работа 
в "поле" -  вот моё спасение. И вот 
на одной из них мне попалась престранная вещица. Мало того что из чистейшего 
золота, позднее пробы показали неимоверное число девяток после запятой, к тому 
же - искуснейшей работы в форме медальона с дырочкой для ношения на шее. 
Пра-монета -  эдакий золотой идол 
стоимости.


 "Денежный Бог", так мы нашей группой в 
шутку окрестили артефакт. Прямоугольник с округлыми краями и на нём физиономия с  
угрюмо задумчиво опущенными уголками пухлого рта, алчно расширенными 
ноздрями. И при всём при том, c редко встречающимися 
в  "доисторичностях" 
глазами: один выпуклый и смотрящий на сторону, а другой с 
неким хитрым прищуром. Мужичек был властный, но видом не 
ужасный, как принято у тотемных Богов-Прародителей. И не открыто яростный, как у 
Богов военных. А,  эдакий купчина -
делован себе на уме. Может еще и не совсем Бог, а пока 
только Божок, в эпоху редких, только зарождающихся отношений, позже названых 
товарно-денежными. Главное - в том временном пласте его недолжно было быть! Ну, 
ни как ни должно. Кремневые и костяные орудия труда и охоты и вот Это.... 


Я по натуре конформист и 
горячие сенсации попахивающие скандалом меня смущают априори, так что я не пошел 
по пути Кремо, Бейджента и компании, а изъял Это из реестра находок. И вообще - 
отвез домой и спрятал в замшевом мешочке в нижнем 
ящике моего рабочего стола. Подальше от греха и поближе к рукам и душе, 
единственно для более полного контроля только. 

*

Ох, этот кризис! Все бы 
ничего, последний грант я получил еще до нынешних финансовых бурь. Но он 
закончился и уж полгода как я не был в экспедиции, а кажется, застрял навечно в 
университетском городке. И как-то, сидя за рабочим столом и поглаживая
 тело медальона, я задумался. А 
задуматься было о чем. Кончился последний грант, а новый и не предвиделся, по 
нынешнем-то тяжелым временам. А главное - супруга. Её сочувственный взгляд в 
спину с каждым днем без дела становился всё более невыносим.


И тут мне показалось, будто 
бы, то ли божок, то ли демон, рельефно изображенный на медальоне, мне подмигнул. 
Я отбросил сумрак невеселых мыслей и обратил более пристальное внимание на 
предмет. Я принялся вертеть его так и эдак, ловя то положение, при котором игра 
светотени выдаст, повторит подобный эффект. Но этого ни как не выходило.


 Я перестал его крутить и опять отвлекся 
невеселыми мыслями, с тоской представляя себя что-то блеющим на эшафоте кафедры 
перед охламонами студентами. Мне скучно и тоскливо, а им тем более. И вдруг 
божок на медальоне опять подмигнул мне. Я осторожно спрятал его обратно в 
замшевый мешочек и водрузил в ящик стола. И задвинул его до упора. Неприятный 
влажный холодок бродил по моей спине.

*

А на утро, вернее к обеду, 
меня засидевшегося до утра разбудила супруга. Её лицо сияло серебряным долларом, 
а глаза просто испускали ясно видимые энтузиазмические лучи. По её 
забывчиво-восторженной речи я понял, что нам светит грант. И не грант, а Гранд 
Грантище!

На пару лет работы, в 
чрезвычайно комфортных условиях Северной Индии. На раскопках древнего храмового 
комплекса, где нет изнуряющей среднестатистической индийской жары и холода 
Гималаев. Но предстоял тендер. Даже не тендер, а подпись представителя нашего 
правительства на международном соглашении в разрешительную компетенцию которого 
входит и предстоящая экспедиция. Я заметно упал духом, ранее само понятие 
"тендер", равно как и "конкурс" не безобразило мое сознание, пока что я 
обходился без этого. Видно, всё как-то решала моя любимая, не забивая мой мозг 
подробностями.


 Это мое понижение настроения не осталось 
не замеченной женой. И она меня заверила что все устроит: позвонит кому надо, 
встретится, с кем необходимо, и... в общем все переговоры и продвижение проекта 
она берет на себя.


 

А через два дня меня посетила 
высокая делегация. Представительная и очень обходительная. Люди, лица сплошь 
знакомые - облаченные властью, такие уверенные и харизматичные на экране 
телевизора, в моей прихожей как-то помельчали и пожухли, верно, из-за отсутствия 
крупного плана, света софитов и театрального грима. Передо 
мной с речью выступил не самый главный, а что поскромнее - заведующим 
какого-то отдела или комитета при парламенте. А самый главный пытался выгнуть 
грудь и придать себе значительности. Но это у него почему-то плохо получалось. 
От этого он заметно нервничал.


 Меня попросили представители 
государства, как человека высокообразованного и с незапятнанной репутацией быть
 лицом и совестью ... Где-то там и чего-то 
там. Мелькнуло слово "санация" и еще какие-то умные, но мало употребляемые в 
моей среде термины.

Как обычно, я ночь напролет 
засиделся за рабочим столом и наверно, поэтому  плохо 
понимал, о чем собственно ведет речь господин депутат. Но я видел их явное 
желание побыстрей покинуть мой  уютный 
дом. Дом, с легким налетом стиля а-ля "покорение дикого запада": деревянные 
панели, акварели деревенской жизни и несколько черепов доисторических животных. 
По мне, так всё выглядело мирно и скромно. А они вели себя так, словно очутились 
в пещере людоеда, выпрашивая у него милости поедать их не скопом, а по очереди. 
Мне самому было неудобно это их напряжение, и я быстро согласился, и даже под 
чем-то подписался. Они дружно выдохнули воздух, попытались улыбаться и быстро 
покинули моё жилище.

Лишь вечером, когда вернулась 
из университета супруга и прочла небрежно брошенный мною на журнальном столике 
листок, по её окрутившимся глазам я понял, что произошло нечто важное в моей 
жизни.

Оказывается отныне я не 
рядовой профессор, преподаватель "доисторических" наук, а господин Полномочный 
Председатель Государственной Комиссии по Ликвидации .... Чего-то там, длинно, и 
точно не упомнить.

 

Ночью я сидел за столом и 
думал о необычном повороте в моей жизни. Моя рука непроизвольно, по уже 
сложившейся привычке, потянулась к верхнему ящику стола. А когда я рассеяно, 
глянул на медальон, божок нагло ухмыльнулся мне. Я тут же спрятал его обратно.


 Значит, за всё надо платить. Так понял я 
эту ухмылку.

*

Сборы в первую командировку 
были невыносимы. Оказывается куда как проще собраться на полгода в дикую 
Монголию, чем к толстосумам на три дня. Нужно выглядеть соответственно и не 
потерять лицо интеллектуала под взглядом потерявших совесть рвачей. Так, или 
что-то подобное щебетали моя супруга на пару с подругою, наряжая меня. "Ты 
будешь говорить. На тебя будут смотреть" - таков был их последний довод. Чисто 
женский, будто цвет галстука способен кардинально менять
 весомость устных доводов.



 Я с тоской вспомнил свою последнюю 
экспедицию. И кто бы на меня пялился в Монголии? Горные козлы или их друзья - 
чабаны? Я уже жалел о своем согласии. И я не думал держать речи. Насколько меня 
уверили, и как я представил свою деятельность со слов высоких просителей: то я, 
изображая из себя великомудрого всезнайку, выслушиваю членов комиссии, 
желательно изредка хмурясь, а на предложенный коллегами вердикт значительно 
киваю головой и расписываюсь на бумагах в нужных местах. И всё молча.

И вот я, обряженный в 
дорогущий костюм строгой тональности, со ступнями, засунутыми в узкие штиблеты и 
с удавкой на шее, перемещаюсь на негнущихся ногах в сторону аэропорта. Для 
полной гармонии не хватает только маленького государственного флага воткнутого в 
темя. 

Когда я поднялся в самолёт, 
на меня смотрели все. Так мне казалось. Причём половина пассажиров явно была 
готова бросится мне на помощь. Я чувствовал, что краснею, что по моему лицу 
бежит пот, а голова начинает подло чесаться. И спина. И бедра. Меня спасла от 
обморока стюардесса, проводив в маленький бизнес-класс на двоих человек 
предназначенный мне одному. Там было просторно, не было навязчивых глаз, дул 
прохладой кондиционер и я немного упокоился. Тупо поседел немного. А потом, 
когда загудели двигатели самолета, решительно стянул с шеи галстук и расстегнул 
дорожную сумку. Я переоделся в привычные мне одежды прямо на взлёте, презря 
всевозможные опасности и, не взирая на крен фюзеляжа набирающего высоту 
самолёта.

И как только мои ляжки 
оказались в старых джинсах, а ступни в растоптанных башмаках из мягкой кожи, я 
почувствовал себя родившимся заново.

*

Первым местом, которое мне 
довелось посетить при моем новом качестве, было некая огороженная и охраняемая 
площадь под тип национального парка, где разгуливают и плодятся редкие животные. 
Мои нынешние сотрудники называли его по-разному: то "техно-парком", то 
"бизнес-инкубатором". По мне, так для парка там было маловато зелени, а насчет 
инкубатора... яиц я там по крайней мере не увидел, а вот птенцов надутых петухами 
насмотрелся.

Уже на взлетной дорожке 
аэродрома меня окружили молодые люди, светящиеся здоровьем и оптимизмом, в 
шмотках настолько дорогих, что только ценники 
их одежд были дороже моего костюма. Кстати на некоторых они так и 
мелькали, то ли по забывчивости, то ли специально не сорванные. А может быть 
они, эти ценники, так эффектно смотрелись, что хозяева посчитали их неотъемлемым 
дизайнерским решением? Может быть, я не берусь судить, так как давно не в модных 
темах. Да, в общем-то, с тех пор как я по молодости одел джинсовую парку, более 
меня ничто из одежд не впечатлило. Разве что куртка "Аляска" с 
электро-подогревом, когда однажды я оказался за полярным кругом. 


В общем, я был рад, что 
сменил обмундирование строго чиновного босса на джинсы. Переодевшись в 
привычное, прямо на борту самолета во время взлёта, я, наверное, в первый раз 
изменил супруге.

 И 
очень прекрасно себя чувствовал в дальнейшем, особенно когда молодые здоровенные 
франты, профукавшие уйму чужих денег, суетились вокруг меня и норовили 
заискивающе заглянуть мне в глаза. Такому обыденному невзрачному человечку. Что 
получалось у них с трудом, где-то даже комично. 

Ростом я чуть ниже среднего. 
Хотя на физическое здоровье не жалуюсь: до сих пор люблю горный туризм, 
байдарки. Однажды, еще в колледже, как-то не вовремя задумавшись, отрабатывая 
норматив подтягиваний на турнике, ненароком подтянулся девяносто девять раз. 
Подтянулся бы и сотый, но из стихийно собравшихся зрителей, какая-то девчонка 
испугано ойкнула, я очнулся  и 
соскочил со снаряда. С тех пор мне часто по-доброму выговаривал учитель 
физкультуры, что я как ценник на распродаже: привлекаю всех кажущееся 
дешевизной.

Первые моими подопечными 
оказались молодые ребята, живущие в каком-то ирреальном мире. Их мир был 
заполнен цифровыми технологиями. По их явному убеждению цифровой процессор 
присутствует или должен присутствовать чуть ли не в каждом венике, и уж точно в 
каждой кофеварке. В их представлении - мир без компьютеров не в состоянии 
существовать. Эти миром управляют системные администраторы, где программные 
дизайнеры почитаемы аки "гуру", а "пипл", то есть народ - это "юзеры" и прочие 
операторы. Один из этих молодчиков с детства видел себя эдаким повелителем 
ноутбуков и до сих пор искренне уверен, что именно компьютеры через различные 
периферийные устройства выращивают пшеницу, пекут булочки, производят и 
ремонтируют автомобили. 

А понятий "токарь", 
"слесарь", в их мире просто нет. 


 Я неосторожно поинтересовался, сколько в 
их предприятии предусмотрено рабочих мест, этих и подобных им, специальностей. 
Плетясь за мной по этажам, молодые нувориши долго, со смешками, гадали, что это 
такое. Придумывали "токарям-пекарям"  разные 
спецификации - с их специфическим юмором, конечно. Они пришли к выводу, что 
"токари", "слесари" и подобные им - есть некие квази-биомеханические 
периферийные устройства с узкоспециализированными чипами памяти, с набором 
вращающихся и хватающих манипуляторов. Люди, трудяги, в их системе координат не 
существовали в принципе. А вот индекс NASDAQ был для них не просто градусником, 
а неким светилом, некой ипостасью 
незримого цифрового божества.  Кстати, 
перемножить два двузначных числа без калькулятора для них -серьезная 
проблема, не помогает даже кусок бумаги и карандаш. В этом я лично убедился.

*

Приехав на "объект 
инновационной деятельности", так по документам, мы увидели нечто, то ли 
недостроенное, то ли недоразваленное. Ребята размахнулись широко и наверно-таки 
поразили размахом кое-кого из начальеников-инноваторов и банкиров-инвесторов.

Мы еще не начали 
просматривать документацию, арендовав под это дело пол ресторана местной 
гостиницы, а у меня уже сложилось мнение о господах предпринимателях: молодые 
авантюристы. Из тех, что только начали хорошо жить, да деньги кончились.

Свою развалюху они проводили 
по документам как комплекс производственных мощностей каких-то высоких 
нано-технологий, чуть ли не ракета в будущее. В подобном стиле, на многих 
страницах господа оправдывались, что только успели проплатить аппаратуру, а 
тут кризис, банкротство подрядчиков, и они так ничего и не получили. Так 
и сказал мне мой коллега, по всем ухваткам - старый бухгалтер,
 протягивая через стол бумажку с этими 
словами:

- Они так ничего и не 
получили,- произнёс он со скрипом и кривой ухмылкой.- А акций успели разместить 
на миллиарды. Номинальные, конечно.

Вчитавшись в строки 
объяснительной, я вспомнил, что пара новеньких "Феррари" и роскошный корабль 
"Бентли" припаркованы у офиса. Эти шедевры автомобилестроения они даже не 
удосужились убрать со всеобщего обозрения. Наверно, по их мнению, и мнению их 
круга - это и есть демонстрация  
крайней нищеты. Вот если бы на паркинге стояла пара реактивных самолетов...

Что ж, подобных индивидов не 
вылечишь психотерапией, слова бесполезны - только ампутация. В себе я вдруг 
ощутил скрежетание чего-то металлического, в голове рождались четкие решения, 
решения жесткие и несокрушимые. Лишь позже я осознал, что это денежный божок 
вступает в борьбу через меня. Стародавний и умудрённый он собрался порвать в 
клочья новорожденного божка цифровых процессов. 
 

К вечеру вокруг наших столов 
начали кружиться пьяненькие венчурные предприниматели, и принялись нам 
навязывать выпивку, танцы и прочие развлечения с неестественной, явно 
химического происхождения веселостью. Мой коллега, старый аудитор, только 
морщился и вздыхал:

- Право, какие они все-таки 
еще дети.- А потом мечтательно как-то воззрился в потолок.- А было время! Какие 
были люди, какой был подход! Начинаешь соображать лишь после всего, после как 
пописал им индульгенцию, после того как уже все ушли, а ты сидишь в миражах и 
ничего уж изменить не в силах...Н-да..

А придя поздно за полночь в 
номер, внутри него я обнаружил элегантную девушку в длинном вечернем платье с 
бутылкой шампанского и двумя фужерами в руках. Я приветливо ей улыбнулся, 
галантно принял из её рук стеклянную тару, поставил на журнальный столик. Потом 
приобняв гостью за талию, открыл другой рукой дверь и в почти балетном па 
отправил её в гостиничный коридор и, послав воздушный поцелуй, закрыл за ней 
дверь. Ну, правда - дети! Разве ж так соблазняют? Я им, что - сексуальный 
террорист, амнистированный после пяти лет отсидки?!

А утром я дал указание по 
выездной бригаде: сворачиваемся. На все вопросы коллег ответил один раз:

- Мы узнали достаточно. 
Хватит.


 А едва успевшим в аэропорт запыхавшимся 
предпринимателям на всю их недоуменную трескотню, цедил сквозь зубы:

- Без комментариев.

Пока летели домой, мои бравые 
ребята подготовили запросы, требования и рекомендации во всевозможные 
контролирующие и карающие органы, и всё относительно господ молодых 
предпринимателей.


 И я их подписал.


 Мне кажется, что устав от людской 
алчности, похоти и проклятий Золото однажды спряталось в тень, и выпихнуло на 
свет и всеобщее обозрение банкноты, ассигнации - деньги бумажные. И с тех пор, 
что только не делали с деньгами: и сжигали, и разрывали, оклеивали ими стены, и 
даже некоторыми подтирались. То есть то, что никак не сделать с Золотом. А 
главное - их печатали все больше и больше. А потом еще и им нашли, 
придумали-таки представителей. Представителей представителей. Векселя и 
Закладные. Да, мало того! И эти представителям нашлись представители! 
Депозитарные расписки. То есть Представители представителей других 
представителей. А потом и им - Банковские гарантии на наличие сих Депозитарий... А 
потом еще и Гарантии страховщиков на наличие гарантий банков, данных другими 
банками о наличии у них депозитарных расписок на депозиты находящихся в третьих 
банках... И всё это называли пусть уже и не "деньгами", но не менее гордо - 
"Ценными Бумагами". Которые  из них 
обозвали "Деривантами" я уж и не знаю - запутался.


 Золото, в стыде и 
страхе начало зарываться обратно в землю, тщась распасться на атомы.

А Мир Денег 
с того времени обнаглел. Обретя цифровые значения, корпус многомерных 
математических действий обрел собственную жизнь, оторванную от жизни тех людей, 
чей труд и товары должен был отражать, и кажется, обзавелся собственным разумом. 
Но это пока...

Пока не подошел пьяный вахтер 
и не дернул рубильник...

*

Второй организацией, которой 
предстояло пройти через чистилище нашей комиссии, было предприятие 
военно-промышленного комплекса, из совладельцев которого государство ушло 
загодя, видно тоже  замороченное 
новоявленным Божком Цифровых Процессов.

В аэропорту нас встречали 
скромно. Лишь секретарь с плакатиком 
и автомобили у подъезда, а не на посадочной полосе как в случае с 
мажорами из техно-парка. Однако быстро привыкаешь к роскоши нарушений 
правопорядка, к некой исключительности своей, из для всех обязательных правил. 
Так и возможно - прямо посреди многолюдного проспекта скоро начнешь справлять 
нужду.

Председателя акционерного 
общества мы встретили на заводе, в одном из цехов которого он проводил встречу с 
рабочими, на которой он уговаривал персонал еще 
немного потерпеть без полноценных зарплат. По правде из всех знакомых мне 
капитанов бизнеса он более всех имел право на такое обращение. Старый военный, 
настоящий полковник с орденами и прочими отметинами различных заслуг, с начала 
кризиса определивший себе зарплату в один доллар ежемесячно, денно и нощно не 
покидавший предприятие и питавшийся исключительно в рабочей столовой, где за его 
столик мог подсесть любой работник. Такой вот капиталист, совершенно реликтовый 
сегодня тип. А раньше, говорят, их была целая когорта - Форд, Эдисон, Бьюик. Но 
всегда были более известны другие, бароны - разбойники: Дюпоны, Морганы, 
Рокфеллеры...

Увидев нашу делегацию, он 
заметно смутился, быстро свернул своё собрание и предстал перед нами, 
покряхтывая, выгибая грудь по  стойке 
"смирно" и одёргивая полы пиджака наподобие мундира. Мы были для него что-то 
вроде делегации генерального штаба, а я так уж главный генерал. Но мой внешний 
вид совершенно не вязался с навязанным стереотипом высокого руководителя и 
отставной полковник заметно нервничал. Он, верно, подозревал за моей добродушной 
простотой иезуитское коварство, а в лысоватой голове изощренный в каверзах 
ум.

Он проводил нас экскурсией по 
объектам промышленного комплекса. Чистота, порядок, гулко отдавались шаги в 
просторных и пустых помещениях. Но то тут, то там кто-то трудился: что-то точил 
на станке, что-то собирал. Предприятие все-таки было живо, хотя это было скорее 
похоже на угасающие импульсы нервной активности при остановившемся сердце. А 
старый солдат ворчал:

-Да, старые добрые стволы 
нынче не в фаворе. Мальчишкам из министерства подавай
 что-нибудь эдакое: высокоточное, 
высокотехничное, с искусственным интеллектом и с непрерывным позиционированием 
по спутнику.... И всё такое "высокогуманное"! А на поверку, что? Колошматит оно, 
невинных посторонних гражданских, по более оружия устаревшего. Ох, не понимают 
они. Ни чего не понимают в военной работе...

А я, возьми да брякни:

- Наверное, не знают они, что 
Бог Войны питается не трупами и тем более не кабинетными умствованиями. Он 
насыщается яростью воинов, торжеством победителей и плачем побежденных.

Бизнесмен услышав это, 
споткнулся на ровном месте, едва не упал а повернувшись ко мне всем корпусом 
заворожено впился мне в глаза. А меня несло. Из меня вываливалось неизвестное, 
не родное, и еще таким непривычным вещательным тоном:

-....А так же забыли они, что 
новейшая техника гибнет в  первых 
атаках, в первом эшелоне, а дальше вступит в бой оружие якобы устаревшее, уже 
почти что списанное. Электроника неизбежно начнет давать сбои в боевых условиях, 
и все более, и более, по мере усиления неизбежного хаоса военного времени. А 
сбитые спутники, электроимпульсные удары, радио помехи, электромагнитные эффекты 
применения ядерного оружия добьют новомодную электронику окончательно. Но добрый 
старый пулемет "М2" - с какого он года? Кажется аж с 1921? Он давно доказал свою 
эффективность. А такого оружия много, и без громких названий. Так и будет - оно 
победит. Вы со мной согласны?

Рука полковника непроизвольно 
дернулась отдать честь. Он опомнился, но усиленно замотал головой в полном со 
мной согласии.

Мы как-то незаметно вышли из 
просторных помещений и оказались в саду с маленькими домиками между деревьями и 
ухоженными кустами. Это оказались не домики, а уютные с любовью сделанные клетки 
и крытые вольеры. Многие из клеток были пусты, но вот в одной мелькнул и 
спрятался койот, а из другой томно глянула большущая черная кошка. Старый вояка 
все еще что-то продолжал говорить о производстве, а я уже застыл. Вот так - шел 
и застыл возле одного вольера, где сидели и смотрели, гипнотизируя меня два 
золотистых ретривера. Два представителя изумительной чистоты породы искрящихся 
золотом в проблесках солнца. А их глаза... Они заглядывали в душу, находили там 
мягкое нежно детское, всё то, что осталось искреннего истинного от человеческого 
существа и уже лизнули, успокоили и  взяли 
его под защиту.

- Да, премилые собачки,- 
прохрипел за спиной полковник, бестактно выдергивая меня из теплого уюта нашего 
с собаками общения. - А сколько здесь было 
разных чудесных животных! Львы, рыси, волки...Мои любимые сибирские тигры. Всех 
пришлось отдать за символическую плату, лишь бы не сдохли от голода.

Мы пошли дальше к выходу.

- Да, кстати,- добавил 
отставник,- сука ретриверов беременна и скоро родит. Наверное, придется усыпить 
щенков.

- Не сметь! - Вырвалось 
жесткое, совершенно для меня не естественное. Я аж сам струхнул, и уже своим, 
мягким голосом добавил,- Мы что-нибудь придумаем.

Вечером мы перелистывали 
документы. Я проявлял рьяный интерес и бывалые ревизоры из моей команды были 
довольны. Посчитали, что я наконец-то втянулся в работу. Под утро я запросил 
резюме у каждого служащего при моей комиссии. Общие выводы были не 
утешительными. Я  помрачнел. Это 
заметил старый аудитор, с которым мы делили стол, и на правах наиболее близкого 
из комиссии ко мне человека участливо поинтересовался:

- Что-то не так?

И я ответил честно:

- Видите ли, коллега, 
начальник всех этих  железяк, 
мне понравился. Крепкий прямой старик. Но крах просто довлеет над ним...Может быть 
мой подход субъективен и в деле аудита не столь важен человеческий фактор...

- Вы ошибаетесь коллега,- 
мягко положив руку мне на плечо, прервал меня умудренный опытом аудитор,- часто, 
когда документы в порядке и сохранены мощности, но всё глубоко пессимистично - 
очень важен  человеческий фактор. 
Ведь без человека все эти мощности, как вы правильно выразились - просто 
железяки, а все документы лишь удобная подкладка для окончательного приговора. 
Но если есть Человек...

- Наверно от него отскакивали 
осколки еще корейской, и плющились пули вьетнамской войны.- Вставил я,- и вот 
хотелось бы ему как-то помочь.

- Вы правильно обратились, 
господин Председатель. Молодые наши соратники безоговорочно сказали бы - "Нет! 
Нет, это не возможно!"  Но я скажу 
так: всё может быть.

На утро, то есть ближе к 
обеду вместо отлета я еще раз поехал на предприятие, оставив завтракать всё уже 
решивших коллег.

Я нашел старика на его 
звериной ферме, кормящим  собак, и 
честно ему доложил, что дела его хуже некуда, но есть одно "но"!

А он меня не дослушал...


 Его плечи опустились, весь он сгорбился 
и засуетился, еле нашел куда пристроить ведро с кормом и убежал
 в дальнюю аллею. Вскоре он вернулся, 
отряхивая какой-то целлофановый пакет от земли. А подойдя ко мне, развернул его 
и сунул содержимое в мою руку.

Это была увесистая пачка 
долларов, пожелтевших от возраста, еще без металлических полосок.

Я с искренним негодованием 
бросил деньги ему под ноги.

- Что вы это себе позволяете! 
А еще офицер! Я доверял вам! Я приехал помочь!

Полковник сильно покраснел, 
глаза его бездумно принялись обшаривать окружающее пространство, силясь за что 
ни будь зацепиться,  за спасительное 
что-то. Но этого не находилось. Тогда он повернулся и медленно пошел в домик 
фермы и все его движения были как у проржавевшего старого робота...


 А я, все еще пофыркивая от возмущения, 
облокотился на ограждение вольера и принялся смотреть на собак. Ретриверы 
перестали есть и тоже принялись смотреть на меня. И меня, уже упокоившегося, 
пробрала тревога. Что-то было в этих собачьих взглядах. Тревожное, умоляющие. Я 
оглянулся на фермерский домик, словно кто-то внутри меня принялся толкать в ту 
сторону, и я поспешил за хозяином на его командный пункт. Там я застал старика 
одетого по всей парадной военной форме, стоящего по стойке смирно и плачущего. И 
вдавливающего ствол револьвера себе в висок. 

Я с возмущением прервал это 
постыдное для христианина занятие и отчитал его как нерадивого студента 
громыхающего виноватыми соплями. 

Потом я усадил его, никакого, 
за стол. Порыскал по шкафам, нашел бутылку с жидкостью пахнущей спиртом и, 
наполнив стакан, влил в него своею рукой треть пинты. А потом я сел за стол, и 
мы немного поговорили по душам.

А потом мы летели обратно 
домой. У меня на душе было приятно. Впервые за время работы в комиссии у меня 
было чувство, что я сделал нечто хорошее. До этого меня посещало лишь чувство
 некоего выполненного долга, отдающего 
песочным осадком  под языком и 
привкусом кислятины на губах. 

И я решил себе позволить 
выпить. Бутылочка хорошего вермута на двоих - это не много. Я пригласил 
собутыльником старого аудитора и мы, со вкусом потягивая винцо, предались 
разговору. Я рассказал о своих путешествиях, и о том, как тоскую в городах. И 
еще я рассказал о своей любимой и о том, как ладно мы живем. Старый знаток 
финансового закулисья хмыкнул и сказал:

- Теперь я понял, почему вас 
поставили во главе комиссии. А то ведь я, простите уж старика, подумывал, что вы 
чей-то родственник, что подсуетился кто-то из ушлых кукловодов.

Я изобразил удивление:

- А я по правде так ничего и 
не понимаю, хотя вот согласился. А что вы поняли? Поясните, пожалуйста. И, 
как-нибудь, так, более образно, без цифр, я ведь человек совсем из другого мира.

Польщенный моим искренним 
вниманием к его мнению старик хмыкнул и сказал:


 - Да-а...вы счастливый человек, сумели 
обустроить свой мир, поселится в нем с комфортом и закрыть за собой дверь, что б 
не дуло. А в нашем мире, в мире денег - нет места, ни людям во плоти, ни 
производственным мощностям из бетона и стали. В мире денег сегодня лишь цифры и 
буквы, и то, что из них лишь и состоит. 

Но кто-то должен решать 
судьбу денег. Особенно когда кризис, когда растет гора, грозящая завалится, 
токсичных активов, а пропасть пассивов разрастается до космической бездны. 
Единственное спасение - надо пускать кровь. Надо отрубать загангренинные члены, 
вырезать метастазы. Надо закрывать пассивы и ликвидировать дутые активы. 


Предстоит Великое Списание. А 
кому это доверить? Ну не банкирам же одним,  верным 
слугам прибыли и душой - рабам ликвидности. Еще так по-насписывают, что хоть 
накрывайся простыней и ползи на кладбище. Нужен человек известный своей 
честностью и бескомпромиссностью, и не просто не подкупный, а живущий как бы 
вообще - вне денег.

И вот нашли Вас. Очень 
удачная кандидатура. Я рад работать с Вами.

Я был доволен. Я проглотил 
вкусный кусок лести и пожал руку старику. Я был в легком опьянении и брякнул не 
подумав: 

- Это всё Денежный Бог. Я как 
язычник вступил с ним в соглашение...

И тут же захлопнул свой 
болтливый рот. Я чуть не выдал свою тайну. Я взмолился: "пусть это покажется 
бредом!" И тут же меня догнала издевательская мысль: "а может так оно и есть?"

Но я взволновался зря. 
Старику много не надо, он уже поплыл в философствования:

- Кто такой Денежный Бог мы 
не знаем. Но всем известно кто его апостолы. Это миллиардеры. Им и делать ничего 
не надо - деньги к ним просто тянутся. 

Ну а если у денег такие 
апостолы, то Денежный Диавол, это затраты в никуда. Траты на то, что не принесет 
и сотой доли процента, заведомо, никогда и во веки веков.

Я подыграл ему: 


- Значит Денежный Диавол - 
это Социализм? Эдакий Искуситель плановой экономики?

Старый счётовод улыбнулся, 
игра в около религиозные аналогии ему понравилась, и он развил её дальше:


 - Тогда Коммунизм - это конец Света. 
Развоплощение денег, отпускание самого духа денег на волю, в пространство 
энергетически-информационных сущностей. Но это происходит уже сегодня!

И тут он задумался, блаженная 
улыбка сошла с его губ. Он отхлебнул горького вина и, наклонившись ко мне, 
сказал, перейдя на полушепот:

- Но что-то не хочет Дух 
денег влезать в это пространство электронное, взбрыкивает. Вот тебе и кризисы, 
дефолты и крахи рынков. Он распознал, что это именно - ловушка! Дьявольски 
хитрая ловушка для субъектов живого мира, влекущая простотой, скоростью и 
удобством. Когда всем его сущностям вклеймят цифирь, выжигая душу! Свобода, 
воплощенная в электронных импульсах! Ну, право слово - вот истинно новые 
язычники: современные яппи, с гарнитурой сотового телефона на ушах и ноутбуком 
подмышкой.

Я тихо стукнул своим бокалом 
о край его и сказал:

- Но мы еще живы.

Он заговорщески посмотрел на 
меня и, подмигнув, опрокинул в рот полбокала вина, закрепляя наш безмолвный 
сговор.

Всё было хорошо. Предстояла 
работа по следующему субъекту, а предприятие старика я подписал на санацию. 
Против никто не был. 

Вот только почему-то на мой 
почтовый ящик стал сваливаться спам странного содержания: мне предлагали то 
приобрести снайперскую винтовку (не дорого), то приглашали в круиз по местам 
боев 1-й кавалерийской дивизии, то зазывали пойти подучиться рукопашному бою. А 
под конец, кто-то инкогнито, просто умолял вступить в ряды 
армии одной из африканских стран. Советником по переговорам, с очень 
высоким жалованием.

Уж не одарили ли меня своей 
протекцией духи войны, в благодарность? Денежный Божок, Духи Войны. ... Я начал 
обрастать связями.

*

Очередной организацией 
подлежащей проверке была корпорация с громким именем. Одна из крупнейших в мире. 
Она занималась всем: производила и  
жвачку, и ракеты, продавала газетные листки и готовые заводы 
под ключ. Лечила, кормила, поила, одевала и клала в гроб. Их офис занимал 
целый небоскреб, а тысячи предприятий, складов и представительств были 
разбросаны по всему земному шару. Так что, то, что мы могли проверить за один 
раз, это был их офис.

Стиль в офисе преобладал 
серый. Ни каких изысков даже в кабинетах руководителей заметно не было. Нам 
выделили просторное помещение. На каталках, своеобразных тачках - мерилах 
канцелярской продуктивности - навезли несметное количество бумаг, плотно сбитых 
в кирпичи файлов. Обслуживание обеспечили не навязчивое - виде кофейного и 
пирожкового аппаратов.

Мы трудились три дня. Мои 
ребята потонули в горах бумаг, а я изрядно подкачал мышцы руки, пожимая 
бесчисленное число ладоней людей, которые якобы что-то решали и были за что-то 
ответственны. Все встречи были поставлены в график не мной -инициативу проявлял 
сам менеджмент и все хотели убедить лично меня, что они то, как раз не причем. 
Не их вина - тяжелое положение предприятия, не их вина банковский и прочий 
кризис в стране. А то, что премии большие и практически за то что, за что прочих 
волокут в суд и садят надолго, то так прописано в контрактах. А это святое. 
Каких странных типов  нанимают 
хозяева из мира денег. Эти менеджеры, как древние пуритане, знают одну позу, 
позу делового пафоса, в их речах ничего нет, кроме синонимов слов: 
"положительно" и "конструктивно". А если что и не так, у них всегда: "всё, что 
не делается, делается к лучшему", и в конце туннеля у них всегда - свет.
 Буд-то если произнести плохое слово, 
страшное, типа: "крах, коллапс", то тут же всё так и будет. Нет слова - нет 
явления. 

А как они любили перечень 
своих успехов и добрых дел! Типа: "я в пятом классе получил пятерку по 
физкультуре за год! В прошлом году, 14-го сентября перевел старушку через 
улицу." И помнит, что был дождь и много машин. От этих исповедей голова начала 
болеть и кружится. Маразм крепчал,- как сказал бы мой коллега историк, 
сталкиваясь в древних рукописях с длинными списками предков, ни к месту и 
поперек темы упоминаемых.

Вникнув в документы, 
ребята сообщили мне, что, по сути, эта организация - консорциум, и 
головного предприятия просто нет. А цель существования данного офиса - 
бумагооборот.

Тогда я попросил выдернуть ко 
мне на ковер кого-нибудь из крупных акционеров. Оказалось, что большинство имен 
крупных акционеров  засекречены. 
Даже для меня, полномочного представителя государственных органов. Но кое-кто 
все-таки был в открытом доступе и прибыл ко мне на встречу. И с бесед с ними я 
понял - для них все решено. И это решение в их пользу. Господа лишь хмурили лица 
и сочувственно кивали моим словам о возможном банкротстве, еле подавляя зевоту. 


Старый аудитор, мой поводырь 
в мире денег, хмыкнув, пояснил, что именно это им и на руку. Мол, по его 
сведениям владельцы этого предприятия ребятки крученные, со связями, загодя 
избавились от балласта, а настоящие денежки целехоньки, далеко в другой стране, 
тихой спокойной пристани для усталых денег. Теперь же они просто хотят 
банкротства.

Во мне, всегда компромиссном 
и сторонящемуся битв, полыхнуло пламя, и зазвенела упрямая сталь.

А в коридорах меня встречали 
льстивые лица, а в кабинете на столе безупречная отчетность.

Вечером вызванный на помощь 
представитель спецслужб подтвердил слова моего всезнающего коллеги и даже назвал 
несколько имен господ акционеров из секретного списка. Офицер даже несколько 
обиделся потому, как эти верно громкие имена не произвели на меня никакого 
впечатления. Ну что поделать - не смотрю я телевизор и газеты держу в руках 
исключительно в виде кульков, в которые упаковывают фрукты уличные торговцы.

И я тут же вызвал секретаря и 
без смущения продиктовал письма приглашения трем знатным господам из 
засекреченной части списка акционеров.

И они прибыли. Прибыли 
одновременно. Получилась некая мини конференция, на которой я сообщил без 
излишнего апломба, что банкротство это само собой разумеется, но я настою на 
сенатском расследовании и обнародовании вопиющих фактов обмана общественности 
осуществлявшимся на протяжении десятков лет руководством данной корпорации. Мое 
заявление не произвело на них никакого видимого эффекта, они, только молча, 
переглянулись, и один из них, блестя чистыми голубыми глазами и разводя руки 
сказал:

- Ваше право, господин 
Председатель.

И они удалились.

А на следующий день в 
ресторанчике, который мне рекомендовали для ужинов в этом городе ко мне подсел 
человек и сообщил, что он представляет интересы известных мне господ. Я был 
один, мой коллега старый аудитор лежал в номере гостинице с расстройством 
желудка и я почувствовал себя неуютно под этим змеиным взглядом над оскалом 
улыбки. Господин адвокат вынул из портфеля пачку новеньких аккредитивов с слабо 
угадываемым количеством нолей после единицы в графе суммы. И пододвинув их ко 
мне, сообщил, что банкротство это: да, его подопечные заслужили. Но вот шума не 
хотелось бы. Мол, финансы любят тишину. 

- И тень,- добавил я,- Да, 
настоящее золото любит тень, а вот фальшивое стремится на свет. ... Много о себе 
мнят ваши поручители, сидя по темным углам. - Я взял в руку пачку аккредитивов 
и, делая вид, что рассматриваю их, добавил,- Надо бы ваших хозяев на свет 
вытащить, хоть разок. Проверить, убедится, а не упыри ли они, кровососные? А 
вдруг сгорят на свету? 

И на этих словах сунул пачку 
обратно в руки адвокату и прямо без боязни посмотрел ему в глаза. Взгляд 
получился жестким необычайно, даже я почувствовал силу собственного взгляда.

По моему телу пробежала волна 
неизвестной мне энергии, ворвалась в руку, стягивая мышцы и сухожилия, и зажгло 
подушечки пальцев держащих банковские листы. Адвоката охватывал ужас: он силился 
оторвать руку от бумаг, но его рука как парализованная не могла разжаться и лишь 
тряслась. Листы бумаг начали скручиваться по краям и желтеть, в воздухе пахнуло 
гарью. Наконец я отпустил пачку банкнот, скрюченных, 
иссохших, словно кто-то через меня вмиг выкачал из них все соки жизни. 
Адвокат вскочил из-за стола, роняя стул и спотыкаясь, выбежал из зала.

Я больше не мог спокойно 
поглощать пищу. Некая Соломонова грусть охватила меня.

На свету всегда куклы: у 
одних наклеенные улыбки, а другие хмурые, а третьи - обличительно гневные. А 
главное - то, что во тьме. Руки кукловодные - во тьме. Хозяева, кукловоды - 
абсолютно реальные акулы, сожрут собрата, лишь учуяв кровь из его раны. Но никак 
ни хотят быть сами в роли подранков, готовы на любое преступление.

На выходе из ресторана я 
заметил  несколько автомобилей 
припаркованных прямо посреди проезжей части улицы и группу людей. На мой вопрос:

- Что это?

Словоохотливый швейцар 
поведал, что какой-то автомобиль сбил взбалмошного пешехода, который ломился 
посреди улицы на другую ёё сторону. Удар был такой силы, что он подлетел вверх и 
по улице рассыпались обрывки бумаг из его портфеля. И показал мне кусочек. Это 
был ветхий клочок, в котором посторонний человек ни за что бы не угадал давешние 
новенькие аккредитивы.

О попытке подкупа я сообщил 
представителю спецслужб прикомандированного комиссии. А вечером я, усталый и 
задёрганный, проговорился своей любимой жене. Словно маленький мальчик 
поплакался в плечико родного человека о своих невзгодах в страшном мире 
взрослых.

И она поняла меня. Поняла 
больше, чем я сказал. И стала действовать. Четко и оперативно. Она связалась с 
компетентными органами и потребовала проверки банков на наличие счетов на мое 
имя, открытых без моего ведома, с целью замарать моё имя. Такие оказались - в 
разных сомнительных банках, с  
перечисленными на них не малыми суммами.

Она предугадала травлю меня и 
моей комиссии в прессе, и вместе со знакомым журналистом написала статью о 
неравной битве с мировым злом бедных, но гордых интеллектуалов, а также опережая 
события, инициировала журналистское расследование.

И тогда меня захотели убить.

Я уже вернулся и жил дома, 
когда случилось это. 

Был тихий вечер. Жена 
общалась с кем-то по интернету, а я листал бюллетени археологии, чувствуя, что 
уже начал выпадать из мирового процесса. Тут позвонил мой молодой коллега 
историк, участник одной из моих экспедиций и радостно сообщил, что у него 
родилась дочь, и затребовал, что бы мы срочно прибыли к нему в гости по этому 
поводу. Я пытался отнекиваться - мы были не настолько близки, что бы вот так 
срываться поздно вечером  в объятия 
к друг другу и выпивать, и веселится, беспокоя благонравных соседей до утра. Но 
он был настойчив чрезвычайно, он был русский и он был слегка пьян. Но, благо он 
жил в двух кварталах в нашем университетском городке и супруга была не против. В 
общем, мы пошли.

И было весело. Я давно так не 
веселился. Со студенческих лет, куда-то провалились все заботы и улетучились 
думы. А вернувшись на рассвете домой, нашли на кухне два трупа. В масках и с 
пистолетами.  

Потом экспертиза установила, 
что на кухне прорвало трубу, кафельный пол залило водой, а оголенный провод 
электрической проводки создал зону поражения. Киллер, зайдя на кухню в поисках 
жертвы, ступив на залитый водой пол, получил удар электрическим током. Потерял 
сознание и неудачно упал, локтями вперед. Непроизвольно нажал на спуск пистолета 
и вышиб себе мозги, еще до того как ударился лбом об пол.


 Его напарник, прождав некоторое время, 
выдвинулся на помощь. Покинул автомобиль и вошел в дом. Автомобиль, числящийся в 
угоне, обнаружили недалеко от моего дома. Преступник вошел в дом, прошел на 
кухню, где так же получил удар током, а в падении на спину ударился шеей об 
твердый край дубового стола. В результате чего повредил шейные позвонки. Но 
смерть наступила в результате удушья: при падении со стола он зацепил тяжелое 
банное полотенце. Оно захлестнуло его лицо, перекрыло дыхательные пути, а будучи 
без сознания и парализован, он был не в состоянии убрать полотенце. 


Мы были в шоке. Но сам факт 
покушения на нашу жизнь, затмил другой, для кого-то малозначащий факт. Но никак 
ни для нашей семьи с отлаженным бытом. Пусть - прорвало трубу. Пусть - оголенная 
электропроводка. Но банное полотенце на кухонном столе! Как оно там оказалось? 
Ладно - я человек слегка рассеянный. Но жена, человек вопиющего порядка. Я два 
дня не заходил на кухню - откуда взялось там полотенце?

А через неделю, когда мы 
решили поужинать с моей женой вне дома, взорвалась наша машина. Мы кушали в 
ресторане, машину оставили на парковке. А она взорвалась. Вместе с человеком, 
пытавшимся подложить под нее бомбу.

Я никогда не езжу за рулем. 
Если я куда-то еду из дома, то всегда за рулем моя любимая. И это меня взбесило. 
За себя я был спокоен как никогда, что-то в глубине меня твердило - со мной 
ничего не случится. Но моя жена! Мой любимый и единственный человек! Я вспомнил 
холёные лица главных акционеров на встрече со мной. Я вспомнил их 
многозначительное переглядывание и фразу одного из них: "Это ваше право!"


 И я пожелал им зла.

А потом одного из посетивших 
меня когда-то воротил убивает любовница, ошалевшая от передозы. Она потом все 
твердила, что у её любовника во время полового акта за спиной вдруг выросли 
черные перепончатые крылья, нос превратился в свиноподобный пятак, а из пасти 
дыхнуло могильным смрадом. Она треснула его вазой, стоящей на тумбочке рядом с 
кроватью. Потом, вывернувшись из под бессознательного тела, убежала на кухню, и, 
вернувшись, исколошматила любовника утюгом. Разделала в отбивную, местами 
переходящую в фарш. 

Второй начал страдать 
лунатизмом и переусердствовал с успокоительными таблетками. Или наоборот: 
сначала переусердствовал с таблетками, а потом, вследствие неких изменений в 
организме, стал лунатиком. И как-то вышел погулять по парапету крыши 
многоэтажного отеля, где он снимал апартаменты. На его беду там, на крыше 
прикорнул работник отеля, любивший в перерывах работы похлебать спиртного и 
попялиться на звёзды, вспоминая  
родной знойный край. Увидев  
господина в трусах, прогуливающемуся по краю крыши, работяга спросонья 
вскрикнул. А когда лунатик поворотил к нему свой 
потусторонний взор, мужик  
поинтересовался: "а который ныне час?" Взор господина стал осмысленным. Потом 
испуганным. Господин ойкнул и свалился с крыши. И лететь ему было двадцать 
этажей.

Третий босс успел сбежать в 
Африку. Там у него была роскошная вилла на берегу моря. От кого он бежал, 
дурачок? И гуляя по территории своего поместья, практически рядом с домом, 
провалился в яму скрытую листвой. Яма была полна змей. Слуги на той вилле еще 
долго помнили, как он истошно вопил. Говорят, что змеи там были не ядовитые, да 
к тому же сонные. А когда нашли и вытащили господина, он был уже мертв. 
Остановилось сердце. Наверное, от страха.

А на других континентах, в 
далеких странах почти одновременно вспыхнули жесточайшие восстания местного 
населения. И все на территориях где изволили размещаться предприятия 
консорциума, формально  - бывшие 
предприятия, выведенные из-под банкротства и принадлежавшие частным лицам. Да 
вот не задача, что ни день, то восставшие норовили спалить одно из них. Прямо 
заговор какой-то. 

И им стало не до меня. Тем 
более, что  в очередной раз дутые 
ценности покатились с пшиком вниз, а реальные начали расти как на дрожжах. 
Денежный Бог не Бог обмана, он не любит дутых ценностей и фальшивых истин. Он 
Бог равновесия эквивалентов, а не наживы любой ценой. Хотя он это и позволяет, 
но жестоко, даже часто извращенно жестоко наказывает тех, кто прибрал кучку 
денег неправедным путем. Конечно, деньгам нравится быть в кучке, они 
притягиваются друг к другу, но чем больше кучка, тем скорее она расправляется с 
тем, кто возомнил себя их хозяином. Часто просто лишая его разума. И тогда 
кошмары по ночам, снотворные таблетки и алкоголь, а днем внезапные вспышки 
похоти, словесный понос и обжорство. Но лишенные разума, они ищут причины в 
теле, и спасения - для него, а не для души.

*

Я довел дело продувшихся 
воротил до конца. Продуктивно общался со следствием, выступал на парламентских 
слушаниях, давал присягу в суде, отвечал на вопросы журналистов, прокуроров и 
простых граждан. И только когда был оглашен приговор, я ушел в отставку. 


Когда все кончилось, и 
забвение готово было поглотить живость воспоминаний о перипетиях моей не долгой 
службы на правительство, ко мне домой зашел коллега по комиссии. Добрый друг, 
старый аудитор. Мы выпили винца в моем кабинете. Он о чем-то говорил, вспоминал 
некоторые случаи и упрашивал меня вернутся. Но я на отрез отказывался 
участвовать впредь в любых комиссиях. Он очень сожалел о моем решении. А уходя, 
уже в коридоре услышал шум из моей гостиной и веселый смех. Он недоуменно 
воззрился на меня, а я жестом предложил ему пройти. В зале он увидел мою жену, в 
блаженстве барахтающуюся на ковре с четырьмя щенками золотистого ретривера. Он 
восхитился их красотой, не преминул поцеловать ручку моей раскрасневшейся от игр 
супруге и с извинениями откланялся. И уже на пороге, в дверном проеме, 
остановился, и некоторое время силился вспомнить, где он видел этих щенков. А я 
посмеивался и не старался ему помочь.

Вот так. Предприятию одного 
отставного полковника, с кряхтением, но удалось отплыть от края финансовой 
бездны. Работники начали получать зарплаты, африканские правительства - надежные 
недорогие пушки, а у меня появились эти чудесные щенки.


 Ведь я забыл сказать, что у нас с моей 
милой супругой нет детей. А однажды в одном фильме мы увидели ретривера. Такого 
милого и сообразительного, что на пару проплакали от умиления весь фильм. 


Я - Денежный Бог, я списываю 
активы, я ликвидирую корпорации и уничтожаю репутации. Но мне не нужны 
приношения денег, весь их дух, всех этих долларов и фунтов, песо и франков и так 
принадлежит мне. Как Бог истинный, человеческий, не приемлет человеческих 
жертвоприношений, так и Бог Денежный не приемлет жертвований деньгами.

Я предпочитаю игривых и 
смышленых щенков. 


 Ведь у каждого Бога тоже есть свой Бог. 
А у меня, например, Богиня. И ей тоже нужны жертвоприношения. Хотя о том, что 
она Богиня она и не подозревает. Я мою супругу имею в виду.

А что до Денежного Бога, 
конечно, я шутил, называясь его именем - мы лишь находимся на позициях 
взаимоуважения. Я периодически протираю его бархатной тряпочкой и храню в 
удобной шкатулке, в укромном темном месте. Что поделать - он предпочитает 
оставаться в темноте. А я готовлю новую экспедицию и с недавних пор 
стараюсь не предаваться неосторожным мечтаниям. А то вдруг золотому 
медальону или той сущности, что в нем скрывается, взбредет 
опять прийти мне на помощь...




Вячеслав Перекальский, 2009 год, Кустанай