(правдивая история, случившаяся в последнее лето прошлого века)
Стоял жаркий летний вечер. От дороги одуряюще приторно тянулся запах разогретого асфальта. В траве по обочинам орали кузнечики. Огромное красное солнце в небе прожаривало все, что видело.
Вдруг послышался звук быстро приближающегося автомобиля. Пронзительно вскрикнули тормоза и из кузова вывалился человек. Он упал животом на дорогу, ударился лицом об асфальт и замер. Двигатель машины взревел, и она умчалась, и только прозрачным эхом висело в воздухе: "Еще раз появишься у нас - убьем!"
Человек зашевелился. Приподнялся. Встал, осмотрелся и начал отряхиваться, поднимая вокруг себя тучи пыли. Это был хохол. Огромный. В блестящих синих шароварах. В белой вышитой рубашке, подпоясанной красным вышитым кушаком. На голове у него была папаха. Потом он спустился с дороги к маленькому ручейку, протекавшему рядом с дорогой, и умылся, осторожно протирая раны на лице.
Когда он вытирал лицо рукавом рубашки, на дороге появился автобус. Вдруг он резко затормозил. Открылась передняя дверь, и из нее выпрыгнул маленький человек в черном длиннополом пиджаке и широкополой шляпе. Вслед за них полетел маленький чемоданчик. Из окон автобуса вытянулся лес рук и раздалось: "Слава России!"
Это был еврей.
Автобус быстро уехал.
В это время из придорожных кустов вышел цыган с серьгой в ухе. "Вы чего это тут скачки устроили, а ромэлы?" - спросил он. Но ему никто не ответил.
Хохол окинул их тусклым взглядом. Сплюнул. Повернулся и пошел по обочине дороги на юг.
Еврей быстро огляделся, увидел, что вокруг него, кроме этих мужиков, никого нет, заторопился вслед за ним. Цыган усмехнулся и, сунув руки в карманы, пошел сзади, напевая вполголоса что-то свое веселое.
Хохол шагал широко, уверенно, поэтому к тому моменту, когда уже почти стемнело, они отмахали километров тридцать, а то и больше.
Потянуло холодным ветром, тени исчезли, оставив после себя только серые сумерки. Надо искать место для ночлега. Вдруг недалеко от дороги появилось озеро с прекрасным пологим берегом. Хохол повернул к нему. Еврей заспешил вслед за ним. Цыган остановился, осмотрелся, почесал в затылке и потом пошел за ними.
Хохол вышел к озеру, осмотрелся и сел на пригорок. Еврей подошел к нему. Хохол посмотрел на него тяжелым взглядом и процедил сквозь зубы: "Не трэба!"
Еврей поспешил найти другое место для ночлега, но все равно старался от хохла далеко не забираться.
Цыган затрещал в сухостое и, вернувшись с охапкой сушняка, сразу начал разводить огонь. Хохол с евреем тоже пошли за дровами. Хохол насобирал толстые палки и сучья, а еврей набрал хвороста. Скоро у них весело затрещали костры. Еврей достал из чемоданчика кружку, осторожно, разогнав ряску, зачерпнул в нее воду из озера. Вскипятил воды и заварил чай. И как только он был готов, позвал своих попутчиков: "Я, конечно, сильно извиняюсь, но идите чай пить!" Хохол даже не отозвался, а цыган подошел.
- Я только прошу прощения, - произнес еврей, - у меня таки только одна кружка.
- А ничего, - сказал цыган, - мы не брезгливые.
- Ну, давайте тогда вы пейте с этой стороны кружки, а я буду с этой". На том и порешили.
Когда закончили пить чай, стало совсем темно. Цыган ушел спать к своему костру. Скоро они все уже спали.
Однако ночью от озера потянуло такой промозглой сыростью, стало мокро от выпавшей холодной испарины, что они почти одновременно проснулись. В полудреме, с нераскрывающимися глазами они начали ворочаться и скручиваться самым немыслимым образом, только чтобы укрыться получше.
Наконец, еврей не выдержал и произнес: "Таки уже давайте спать по-человечески. Все вместе. А то мы тут со своим парадом суверенитетов под конец еще и воспаление легких получим".
Хохол на это пробурчал: "Ну, ходьте до мэнэ. Шибче!"
Они легли рядом, постелив на землю хохляцкую рубашку и шаровары и накрывшись еврейским длинным пиджаком. Под голову положили одежду цыгана. И тесно прижавшись - заснули.
Проснулись они, когда совсем рассвело. В центре спал цыган, а хохол с евреем по краям. Как цыган умудрился ночью туда перебраться - это так и осталось загадкой.
Хохол встал и, потянув на себя свою одежду, рявкнул по-русски: "Рота подъем, сорок минут - привести себя в порядок и строиться на утреннюю поверку". Цыган открыл один глаз, проговорил: "Ошалел с недосыпу" и снова задремал. Еврей же шатаясь и протирая глаза, побрел к озеру умываться. Потом все же встал и цыган.
Умывшись, они сели завтракать.
- Ну, давайте зачинаемо з побачения, - сказал хохол. - Я Михайло Афанасьевич Голопупэнко, из-под Харькивщины. Хотел у москалей зробыть грошей, да вот немае. Зараз иду до ридной хати.
- А я Моисей Абрамович Рабинович, - сказал еврей. - Иду до, пардон, в Одессу. Там у меня мама, папа, и вообще я хочу оттуда ехать в Израиль.
- А чего не из Москвы, - проговорил хохол.
- Так я же одессит! - удивился еврей.
- А-а! - протянул хохол. И обратившись к цыгану, произнес. - Ну, а ты кто будешь, хлопец?
- А я Михаил Дорожкин, - сказал цыган, улыбнувшись, - иду, куда дорога ведет. Хочу волю найти.
- А я могу по-украински говорить. Трошки знаю украиньску мову, - похвастался цыган.
- Цэ не украиньска мова, - грозно заявил хохол. - Це - суржик.
- А что такое суржик? - поинтересовался еврей.
- Москали щирую мову переврали, - сказал хохол.
Цыган в это время откусил кусок бутерброда с сыром. Кусочек сыра застрял у него в усах.
- Уси в сиру, - сказал хохол.
- Чего-о, - встрепенулся цыган, - я тебе всеру.
- Да ни, у тоби сыр в усех, - оправдывался хохол.
- Таки уже давайте говорить как все нормальные люди на русском, - произнес еврей, - что вы, словно в школе не учились.
Все согласно кивнули.
Наскоро перекусив остатками еды у еврея, они встали, отряхнулись и пошли дальше.
По пути еврей, естественно, начал говорить о вкладе евреев в мировую культуру.
- А еще евреями были Гендель, Бах, Бетховен, Паганини...
- Чайковский, - подтянул хохол.
- И не надо ерничать, - вскипел Моисей Абрамович, - евреями были Исаак Ньютон и Левитан...
- А если вы все такие умные, - подхватил цыган, - то фиг ли вы, после того как мы свалили из египетского плена, еще тысячу лет торчали в Египте в рабстве.
- А мы ждали божественного знака! - нашелся Моисей Абрамович. - И, вообще, знаете ли, пешком особенно не походишь, особенно по пустыне.
- А колесо и телегу придумали хохлы из-под Херсона, - вставил хохол, - тогда еще ни евреев, ни цыган и близко еще папы с мамами не изобрели.
- Ну, это ты загнул! - вскипели еврей с цыганом.
- Да чекайте, хлопци, - добродушно протянул хохол, - не надо сердиться, ну придумали и придумали. Не всем же быть такими умными как евреи и цыгане, кому-то надо и делом заниматься.
Так, споря и размахивая руками, они шли по дороге, пока не наткнулись на странную группу крестьян, которые отворачивали колеса с трактора "Беларус" и грузили их на грузовик. Ими командовали какие-то "командиры".
- Баллонник возьми. С ним же проще и быстрее. Быстрее давай, а то сейчас председатель приедет.
- Да хрен с ним, мы и ему нальем!
Все засмеялись.
Тут первый командир произнес:
- Ну, все, загрузили, давайте рассчитываться. Значит, как договаривались - за большие колеса по 200 рублей и по бутылке, а за маленькие - по сотне и бутылку за пару. Вот 600 рублей и три пузыря - и все довольны.
На это колхозники в один голос возмутились:
- Так ведь больше же обещали, гады! По пятьсот за большие и по две сотни за маленькие! И по две бутылки за большие и по бутылке за каждое маленькое. Чего обманывать-то. Колеса-то совсем новые. Этой весной ставили!
На это первый "командир" решительно тоном, не допускающим никаких возражений ответил.
- Ну, а если кто недоволен, то сгружай колеса назад и поехали. Только зря время потеряли.
На это колхозники сдали назад.
- Э-э-э. Не гони, командир. Мы же пошутили. Давай, чего уж там. Что мы зря крутили и грузили, что ли.
Один из "командиров" расплатился, и их машина уехала.
Буквально в ту же минуту откуда-то стремительно выскочил зеленый "козел" и из него вывалился красномордый председатель колхоза.
Колхозники только и смогли произнести:
- Унюхал. Вот гад!
Председатель грозно произнес, бегая взглядом по своим колхозникам:
- Вы что тут делаете? Почему трактор без колес? Чего молчите, сволочи? Всех пересажаю, заразы.
На это колхозники вразнобой произнесли:
- Да мы и сами удивляемся. Ничего не понимаем. Приходим, а тут колес нету. Люди же воры. Председатель, ты пить будешь?
Председатель задумался.
- Пить, говорите... А есть?
- А то...
- Ну, тогда наливайте.
Выпив и занюхав рукавом, произнес:
- Вот я гляжу и думаю, у нас один репей на полях, а у этого гребанного фермера - ни травинки...
- Так ведь он же гад. Он знаешь, как всех вкалывать заставляет... И ни боже мой, чего домой унести. Без души человек. Не то, что ты. Ты - человек!
Наши мужики, переглянувшись, пошли дальше. Проходя мимо закусывающих колхозников, поздоровались:
- Хлеб да соль.
- Едим да свой! Проходите мимо, не задерживайтесь.
Часа через два наши мужики наткнулись на большой синий указатель "село Агломазово".
- Спытаемо, може тут есть чего зробыти и заработати немного грошей, або харча? - спросил Михаил Афанасьевич.
- А чего - село большое, - окинув Агломазово оценивающим взглядом Моисей Абрамович, - может даже районное. Тут есть чего заработать.
- Угу, - подтянул цыган угрюмо.
- Через 5-6 годын у другого знака! - дал команду хохол, и они разбрелись по селу.
Моисей Абрамович пошел по центральной улице в центр села. Село и действительно было очень большим. Только где-то через полчаса он оказался на центральной площади, где стояли в ряд большие крашенные синей краской дома с разными черными вывесками, на одной из которых было написано большими золотыми буквами "Агломазовская районная налоговая полиция" и был нарисован герб России.
Из-за сильной жары почти все окна в этих домах были открыты. Было видно, как за столами сидят люди и чего-то пишут, откуда-то из глубины дома слышалось стрекотание нескольких пишущих машинок и противный скрежет матричного принтера.
"Все при деле!" - с горечью пробормотал он.
В одном из окон был виден большой кабинет, и он увидел, что в этом кабинете сидел один толстый лысый человек и читал газеты.
В этот момент в кабинете зазвонил телефон. Толстяк не торопясь подождал, как он отзвонит три раза, а потом снял трубку.
"Слушаю!" - произнес он твердым голосом. И вдруг весь просиял: "Есть, товарищ Васильев! Сейчас же выезжаем! Ну, теперь этот жулик у меня поплачет! Так точно, операция будет совершенно секретной!"
И он положил трубку.
Потом он начал нажимать кнопку. В другой соседней комнате раздался противный писк звонка и толстая тетка, бросив печатать какую-то бумагу, вскочила и рысью побежала на вызов.
- Что случилось! - испуганно спросила она.
-Давай срочно водителя, едем на операцию! Будем проверять это жулье в заготконторе! Но что ни одна живая душа!
- Ой, боженьки мои! - запричитала секретарша, засуетившись - Да где ж его искать! Наверное, в гараже! Машину чинит.
- Ищи, где хочешь! - сурово сказал начальник. - Но что б через пять минут и чтоб ни одна живая душа!
Секретарша выскочила из кабинета и побежала рысью по дорожке мимо Моисея Абрамовича, совершенно его не замечая. Навстречу ей по дорожке с полными сумками шла какая-то женщина.
- Здравствуй, Алена! - сказала она. - Куда торопишься!
- Да вот, ищу нашего водителя, Генку! У нас операция, секретная, будем проверять заготконтору, а его нету. Ты его не видела?
- Видела, он в гараже, в козле своем копается. Одна задница наружу торчит. А что у Михалыча в заготконторе большая недостача?
- Ой, не говори! - запричитала было секретарша, но вдруг всполошилась. - Заговорилась я тут с тобой, а мне за водителем надо. Только ты никому, я тебе как лучшей подруге, по секрету.
И побежала рысью дальше к большим открытым воротам районного гаража, где находился "козел" районной налоговой полиции.
- Да ты что, никогда!" - торопливо проговорила вполголоса тетка. И часто семеня ногами, поспешила через площадь.
- Люськ, Люськ, - визгливо начала кричать она примерно с середины площади. - Ты смотри, что делается! У Михалыча - операция! Секретная! Маньке его скажи, чтоб вещи прятала, конфисковывать будут! У него, говорят, недостача огроменная!
Моисей Абрамович посмотрел на эту картину, вздохнул: "Все при деле!" и пошел дальше.
Но не прошел он и двух таких же больших синих домов, как увидел вывеску "Агломазовская заготконтора". В открытом окне он увидел мужика, сидевшего за большим столом обхватив голову руками. Он покачивал головой и что-то мычал.
Моисей Абрамович подошел к окну: "Я, конечно, дико извиняюсь! Но это, как я себе понимаю, заготконтора, в которой будет проводиться секретная проверка?"
Мужик оторвал руки от головы: "Тебе чего надо!"
Моисей Абрамович умоляющим жестом показал: "Что Вы, что Вы. Я только имею сказать, что у меня есть опыт сведения балансов с разного рода проблемами!"
Мужик повеселел: "А ну, ходь сюда!"
Через полчаса к конторе подъехал "козлик" темно зеленого цвета, с брезентовым верхом. Открылись двери и оттуда кряхтя вывалился начальник районной налоговой полиции с помощниками. Они твердым шагом и с каменными усмешками на лице направились к заготконторе. Рядом засеменил водитель.
Начальник решительно потянул руку к ручке двери, но дверь неожиданно распахнулась, и из нее змейкой выскользнул Моисей Абрамович. В его руках были большие сумки с продуктами, а из кармана торчал конверт. А на пороге появился сияющий Михалыч, с хлебом-солью на расшитом большом полотенце.
Начальник вздрогнул, и осипшим голосом спросил у Моисея Абрамовича: "Еврей?"
Начальник покрылся крупными каплями пота и тихо спросил: "Бухгалтер?"
Моисей Абрамович отвесил шеей поклон, глазами преданно глядя в глаза начальника налоговой полиции: "Да, я имею некоторое отношение к бухгалтерскому учету".
Начальник, не говоря ни слова, резко развернулся и с размаху ударил в ухо водителю.
"А че, а че! - затараторил тот. - Я же предупреждал, что машина - утильная, что ее надо менять".
Тут в их разговор вмешался Михалыч. Он поклонился гостям: "Дорогие гости, заходите, чайку попьем, а я вам все бумаги покажу! Посмотрим, поговорим. Что мы не односельчане?"
Начальник погрозил ему кулаком и, отодвинув в сторону, солидно прошел в его кабинет: "Ну, готовь документы!"
На что Михалыч весело затараторил: "Все уже готово, гости дорогие, все на столе! Там и документы, там и закусочка. Все как положено".
Моисей Абрамович пошел к месту сбора мужиков.
Михаил Афанасьевич пошел огородами, высматривая, не потребуется ли кому-нибудь чем-то помочь.
В одном из дворов он увидел, как одна женщина пыталась разрубить большое полено.
"Хозяйка, работник не нужен, - громко и уверенно произнес он, - яки дрова поколоть, або зализничи дела, або фарбуваты-малюваты, чи шо."
Женщина с трудом распрямилась, одной рукой уперлась в поясницу, а другой прикрыла глаза от солнца. Внимательно приглядевшись к хохлу, она произнесла: "А много возьмешь за работу?"
"Ну, так, по работе, - улыбнулся хохол, - могу забор починить (он потряс изгородь, которая зашаталась и заскрипела), либо замки-петли починить".
"Ну, смотри, - произнесла женщина не улыбаясь, - давай, сначала поколи дрова, а там - посмотрим".
Михаил Афанасьевич подошел к ней, взял у нее из рук топор, осмотрел его, провел пальцем по лезвию: "Наточить треба, хозяйка, да и топорище поправить".
"Ну, так наточи и поправь, точило и весь инструмент в сарае, от хозяина осталось, - произнесла она, - а я пока пойду в доме дела сделаю".
Хохол пошел в сарай. Скоро оттуда послышались звуки точила и стук молотка. Немного спустя он вышел из сарая. Топор в его руках блестел.
Он подошел к куче поленьев, установил поустойчивее плаху и начал рубить дрова. Хозяйка время от времени посматривала в окошко. Сначала она смотрела часто, но мельком. Но постепенно она глядела все дольше и дольше, внимательнее и внимательнее.
Михаил Афанасьевич за час переколол всю кучу и аккуратно сложил дрова в поленницу.
"Ну, что еще, хозяйка!" - весело спросил он.
"Ты не устал?" - с ужасом спросила она.
"С этого? - удивился он, - С чего тут уставать?"
"Ну, хорошо, посмотри еще замок на калитке. Он что-то заедает".
"Проверим", - проговорил он.
Он подошел к калитке, потрогал замок, потом пошел в сарай, взял инструмент и начал ковыряться в замке, что-то в нем вертя отверткой и капая на разные детали машинным маслом. Увидев, что замок начал работать, он поставил его на место.
Потом покачал калитку, покапал масла в петли. Пошевелил забор, недовольно покачав головой. Пошел опять в сарай, вернулся оттуда с охапкой штакетника и с плотницким деревянным коробом с ручкой.
"Хозяйка, - громко спросил он, - где можно набрать щебенки?"
"Зачем?" - удивилась она.
"Подсыпать надо под столбы, расшатались", - ответил он.
"Да вот, дорогу у нас чинили, так там еще щебенка осталась", - испуганно ответила она. - Так ведь тяжело же таскать".
"Сладим", - ответил хохол.
Он натаскал щебня под столбы, разрыл их основания, кувалдой утрамбовал в них щебень, и закопал их снова. Потрогал столбы: "Вот, уже лучше", - удовлетворенно произнес он.
"Ну, что, хозяйка, принимай работу!" - довольно произнес он.
Она обошла забор, попробовала покачать столбы, и довольно удостоверилась в их непоколебимости. Потом внимательно посмотрела на хохла: "Пойдем еще в доме мне поможешь кое-что".
Через час они вышли на крыльцо.
Хохол был взъерошен и явно смущен, у женщины текли слезы.
- А может, останешься, поживешь сколько-нибудь. Устала я одна. Моего где-то черти носят, деньгу зашибает. Может его, прости господи, уже и в живых нет. А я тебе и баньку растоплю и постираю одежду. А?
-Не, я не можу, - сказал хохол. - У меня же семья, дети. Они меня ждут. Прости меня, ластивка. Не обижайся.
Женщина заревела в голос.
- Останься.
Хохол погладил ее по голове.
- Не можу.
Женщина тяжело прерывисто вздохнула: "Я там тебе собрала кой-чего в дорогу из еды. Прости, с деньгами у меня плохо. Много дать не могу".
И она протянула хохлу большую корзину, в которой были видны большие шматки сала, домашней колбасы, яйца и прочая снедь.
- Прощай!
И хохол пошел прочь со двора, понурив голову.
У дорожного знака с перечеркнутым названием "Агломазово" стоял Моисей Абрамович.
- Ну, как наработал? - спросил он Михаила Афанасьевича.
- Вот, - показал корзину хохол.
- А чего такой мрачный?
- Да так, мысли всякие в голову лезут.
- Я тоже неплохо поработал, - показал еврей пачку денег и еду, полученную в заготконторе.
- Ну, чего, - произнес хохол, - ждем нашего цыгана, да и дальше.
В этот момент придорожные кусты зашуршали, и из них показалась голова цыгана.
- Никого нет? - спросил он.
- А кто нужен? - удивленно спросили еврей с хохлом.
- Ну, вообще, все тихо?
- Да вылезай уже. Чего ты там как кот камышовый прячешься.
- Да вот, хотел было слупить одну вещицу, да собака не вовремя залаяла. Пришлось рвать когти.
- Так ты что, воровал?
- Ну, а что делать, надо же было чего-то наработать.
- Ох, цыганская порода. И откуда вы такие только беретесь.
- Ладно, мужики, не до этого. Ноги надо делать.
- А чего, мы ни у кого ничего не воровали. Нас никто не ищет. Куда нам торопиться. Вот будет машина, мы и поедем дальше.
- Эх, и до чего же вы, цыгане, странный народ, - произнес Моисей Абрамович.
- А что цыгане, - с гонором произнес цыган, - у меня, если хотите, мечта есть, как жизнь устроить.
- Да? - с сарказмом произнесли хохол с евреем. - Ну-ка, поделись.
Цыган вылез из кустов, отряхнулся, сел рядом с мужиками, взял из корзины хохла кусок сала и хлеба, положил по-цыгански сало на хлеб и, откусывая и широко жуя хлеб начал рассказывать.
- Вот, смотрите. Большая река тихо плещется, вечереет. С реки тянет прохладой. На берегу разложены большие костры. Вокруг них маленькие пацаны с девчонками играют или слушают, как бабки рассказывают всякие истории из давнишнего времени, когда еще их деды и бабки с голой задницей бегали. Бабки при этом курят хороший табак и гадают на счастье.
Молодежь поет и пляшет.
Замужние в сторонке поют песни о любви, жгучие как перец и сладкие как сон.
Еще в стороне старый цыган-кузнец показывает пацанам-подросткам как надо ковать из стали цветы. Я знавал одного цыгана, который каждый день выковывал целый букет роз из железа. И каждый цветок был не похож на другие, и все цветы были как настоящие. Он даже умудрялся их делать разноцветными: черными, синими, красными. Еще в сторонке сидят солидные цыгане, в великолепных хромовых сапогах, которые блестят как зеркало, и в которых отражается каждая травинка, ведут серьезные разговоры о жизни, о политике, о делах всяких, о том, куда и как устраивать жизнь подрастающих цыганят и как зарабатывать денег на пропитание всего табора. На самом большом костре висит большой котел на весь табор и в нем варится что-то невообразимо вкусное: это, скорее всего цыганская лапша, запах такой, что умереть не жалко. Еще чуть дальше пасутся лошади. И каждая лошадь прекрасна как молодая женщина и горячая как огонь. А еще чуть в сторонке сидят молодые неженатые цыгане, вроде меня и жарят яичницу на большой сковороде. И яиц в той яичнице - штук пятьдесят или даже больше.
- Во-во, кто про что, а цыган про яичницу, - произнес хохол.
Цыган хотел было ему что-то сказать, но тут показалась машина. Они все наскоро собрались, покидав в корзину все съестные припасы, и кинулись к дороге.
Быстро сторговались с водителем, чтобы он их отвез до ближнего города.
Погрузились в кузов и поехали дальше.
Цыган заспорил с хохлом.
- Ну, если тебе не нравятся мои мечты, то какое оно хохляцкое счастье?
- Хохляцкое счастье, говоришь, - протянул Михаил Афанасьевич. - Ну, слушай. Вот ты был в Киеве на Крещатике?
- Ну, был.
- Вот и представь себе такую же большую улицу, або трошки больше, в таком же большом городе. Дома красивые, большие. Народу - пропасть и все в жупанах, в шароварах, это я про мужиков, конечно. Жинки в пестрых юбках и рубашках. На них монисты, ленты и всякое такое, что там им положено. Степенные хохлы и хохлушки ходят парами и собираются на лавочках в парке и заводят беседы о жизни, о детях, о том, что и как делать. Где-то играет музыка. Парни танцуют гопака. Еще где-то дивчата поют песни. Знаешь, как они это умеют делать. "Ой, да ни вечер!" Заслушаешься и сердце так и норовит к горлу подобраться и убежать куда-нибудь из этого проклятого мира. И чувствуешь себя як гарный хлопец в семнадцать лет.
- И хочется накинуться на все, что шевелится! - подвернул цыган.
- Михайло, я вас умоляю, помолчи таки, тебя же не прерывали, - сказал еврей.
- И еще на той улице работает ярмарка. И чего там только нет. И для женщин, хуства, ну там, всякие платки, веревочки и ленточки. Украшения всякие и эти их подмазки. А еще всякий инструмент, да такой, что сам в руку ложится и сам работает. Я вот как-то на выставке видел такой у одной немецкой фирмы. У, с таким никаких баб не надо. Удовольствие просто подержать. И этот инструмент на моей ярмарке, что главное, не немецкий, а наш украинский.
А еще там ряды со всякой едой: тут и сало. Ну, вот и цыбули, и синенькие, и шкварки. Вот вы знаете, что це такэ украиньски шкварки? Это что-то непередаваемое. Они так хорошо прожаренные и так в меру просоленные, что во рту просто тают и хрустят так, словно это и не простое сало, а чудный лепесток какого-то дивного растения из далеких стран привезенное и потому усушенное. Но не потерявшее своего изумительного вкуса и аромата.
- А еще сало в шоколаде, - вставил Моисей.
- А шо - и в шоколаде, - протянул довольно Михаил Афанасьевич, - я как-то пробовал в одном кафе на Крещатике. Добрая еда. Только дюже сладкая, а так - нормально.
- Давай, давай дальше, не отвлекайся, - поторопил цыган.
- И детишки тут же играют во всякие такие игры, чтоб росли здоровыми, ловкими и умными. А на Десятинной горке, або как она там будет называться, стоит храм с золотыми куполами. И звонят колокола, и из храма выходят люди, и от каждого такой свет идет, что никаких лампочек не надо.
- Любите вы, православные, показуху, - произнес Моисей, - бог-то он в душе, а не на крыше.
- Да нехай, - отмахнулся Михаил Афанасьевич, - главное, чтоб был.
В этот момент машина резко затормозила. Из кабины высунулся водитель.
- Ну, все, мужики, как договаривались. Я вас привез в город. Дальше уже давайте сами.
Мужики выгрузились, осмотрелись. Темнело. Тянуло вечерним холодом. Надо было искать ночлег.
На лавочке около крайнего дома сидела бабушка. Они подошли к ней.
- Здравствуйте, уважаемая, - произнес Моисей, - я извиняюсь, но у вас можно переночевать?
- Да что ж нельзя, - произнесла бабушка. - Только у меня все бедное, я же одна, пенсионерка. Да и с едой у меня плохо.
- Да не беспокойтесь, - произнес хохол, показывая корзину с едой. - У нас тут на десятерых хватит.
- А с оплатой не обидите? - подозрительно произнесла бабушка.
- Да Вы шо, - протянул хохол. - Все до копеечки, если, конечно, цена будет человеческой.
- Ну, тогда заходите в дом, - произнесла бабушка.
Мужики вошли в дом, сняли головные уборы и разулись. Хохол перекрестился. Глядя на него, наскоро перекрестился и цыган. Еврей поклонился: "Шалом".
Следом вошла и бабушка. Она уже успела сходить в огород и несла в руках большое беремя зеленого лука.
- Уважаемая, - произнес еврей, - а где бы нам умыться и почиститься с дороги.
- Умывальник у меня во дворе, Натаскайте воды и умывайтесь. Только у меня мыла мало. А может вам в баньку? Мои соседи сегодня баню топят. Так я сбегаю, договорюсь.
- Да неплохо бы, - почесал живот хохол. - Давненько я не парился с веничком.
- Вот и славно, - произнесла бабушка и быстро засеменила к двери.
- Заодно и помоемся, - сказал цыган. - Может я сбегаю за святой водичкой. Чтоб и изнутри.
- Я не буду, - горячо отказался еврей.
- Да не надо никуда бегать, - сказал хохол и достал из корзины бутылку самогонки. - У нас все есть.
В этот момент вошла бабушка:
- Все готово, они сами как раз только что помылись. Так что баня в вашем распоряжении. У них даже горячая вода еще осталась.
- Ох, Моисей, - хлопнул еврея по плечу хохол. - Как же я тебя веничком за все страдания нашего Христа-спасителя. Да и у тебя, Михайло, надо дурь повыбивать.
- Тазики не забудьте, - сказала бабушка.
И они пошли в баньку, которая светилась маленьким оконцем в глубине соседского двора.
У бани их встретил сосед - большой бородатый дядька.
- Здравствуйте, диду, - поздоровался за всех хохол.
- Здравствуйте, коли не шутите, - произнес он. - Это вы и есть, постояльцы.
- Они самые.
- Ну, и далеко идете?
- Да все по своим делам. Я вот домой, Моисей хочет в Израиль, а Михайло счастья ищет.
- Ну, и как - нашел?
- Не, - протянул цыган.
- Ну, что еще слышно? - спросил сосед, доставая пачку сигарет и протягивая ее мужикам. - Курите.
- Я не курю - сказал хохол.
- И я, и я тоже не курю, - произнесли цыган и еврей.
- Ну, как знаете, а я подымлю маленько. Ну, что там слышно, как президент и правительство?
- Знаешь, - произнес хохол. - Нам, честно говоря, как-то без разницы. Чи есть они, чи нет. Они сами по себе, мы сами по себе.
- Ага, - вставил еврей. - Вот был как-то такой китайский император. Он сидел тридцать лет, уставившись носом в стену. И его страна достигла небывалого расцвета.
- Хе-хе, - усмехнулся сосед, - носом в стену - это хорошо. Только наши больно шустрые, словно им одно место скипидаром намазали. Таких носом в стену не посадишь.
- Ну, ладно, - произнес он, поплевав на сигарету и отправив ее ловким привычным щелчком в мусорное ведро. - Ступайте в баню, пока она не простыла.
- А венички остались? - спросил хохол. - У нас тут один дюже мечтает с веничком попариться (еврей при этом потупился и начал насвистывать в сторону).
- Есть, - довольно произнес сосед. - Там увидите на полочке, как войдете налево. Хорошие веники, березовые, майские. Дух от них, закачаешься.