Перова Евгения Aka Дженни : другие произведения.

Лиза во фритюре

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лиза во фритюре Марш Мендельсона Путешествие профессионалов Зал ожидания Фуа-гра с Волошиным Баобабы и пепелацы Лиза и Агапова едут на дачу
  ЕВГЕНИЯ ПЕРОВА
  ЛИЗА ВО ФРИТЮРЕ. ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ - ОЧЕНЬ СТРАШНАЯ
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА:
  Автор предупреждает, что все события, происходящие в этой истории, равно как и участвующие в них персонажи, являются плодом авторской фантазии и никакого отношения к реальной жизни не имеют. Любое сходство является случайным.
  
  ДРУГОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА:
  Честно говоря, все, что происходит в этой истории - чистая правда! Хотя на самом деле случилось все это не там, не тогда и не с теми людьми. Подобно гоголевской Агафье Тихоновне автор приставил "губы Никанора Ивановича к носу Ивана Кузьмича", фамилию одного человека к прозвищу другого, перемешал мужей, детей и других родственников, не говоря уж о кошках и прочих собаках.
  
  ГЛАВА 1. СТРАСТИ ПО КОМПЬЮТЕРУ
  
  Я вполне вас понимаю, сэр. Не совсем разумное решение, но на зов
  холодного пирога с говядиной и почками очень трудно не ответить.
  П. Г. Вудхауз "Дживз в отпуске"
  
  - КСТАТИ, О ЖАРЕНОЙ КАРТОШКЕ. ЛИЗ, РАССКАЖИ, КАК ТЫ ПОКУПАЛА КОМПЬЮТЕР!
  - ДА НУ, КОМУ ЭТО ИНТЕРЕСНО! И ПОТОМ, ЭТО ОЧЕНЬ СТРАШНАЯ ИСТОРИЯ!
  - РАССКАЖИ, РАССКАЖИ!
  - ХОТИМ ОЧЕНЬ СТРАШНУЮ! - РАДОСТНО ЗАВЕРЕЩАЛИ МЕЛКИЕ.
  - НУ ЛАДНО, Я САМА РАССКАЖУ, - СКАЗАЛА КРОШКА НЮ.
  
  Известно, что всякий, лишенный слуха, обожает петь. Точно так же всякий, обойденный техническим образованием, обожает окружать себя различными техническими приспособлениями. Лизавета не была исключением из правила. Со всем пылом своей гуманитарной души она влюбилась в компьютер. Под присмотром суровой Кати из отдела информатики она рьяно "обалдевала" основами компьютерной грамотности и мечтала о собственной машине.
  
  - ЛИЗ, А ЗАЧЕМ ТЕБЕ ВООБЩЕ-ТО КОМПЬЮТЕР?
  - ТЫ ЧТО, КАК ЖЕ БЕЗ НЕГО! ПОНИМАЕШЬ, НА РАБОТЕ НЕ ПРОБЬЕШЬСЯ, А МНЕ НАДО ТО ОДНО, ТО ДРУГОЕ...
  - МНЕ ДАДУТ СЕГОДНЯ РАССКАЗЫВАТЬ ИЛИ НЕТ!
  - ВСЕ, МОЛЧИМ, МОЛЧИМ!
  
  Но путь к вожделенному компьютеру оказался тернист и долог, ибо на зарплату младшего научного сотрудника большого столичного Музея можно было купить разве что коврик для мыши. И Лизавета начала целеустремленно копить деньги. Она хваталась за любую работу: водила по выходным экскурсии, читала лекции, обучала тупых школьников, писала статьи, переводила статьи туда и обратно, мыла полы...
  И экономила, экономила, экономила: ездила зайцем на троллейбусе, не покупала шоколадки и булочки, не говоря уж о пиве и оливках. Особенно напрягали ее булочки. Казалось бы, что в них такого - попробовал одну, считай, что знаком со всеми. Трудно открыть что-то новое для себя в обычной булочке - это тебе не шоколад: то с изюмом, то с орехами, то без орехов, то без шоколада. Или, к примеру, пиво...
  
  - ПИВО? ЕСТЬ ПИВО? - СКАЗАЛ, ПРОСНУВШИСЬ, ПЕТРОВИЧ.
  - НЕТУ, НЕТУ, СПИ СПОКОЙНО!
  - ТАК, О ЧЕМ ЭТО Я? АХ ДА!
  
  Дело в том, что по дороге на работу Лизавета каждый день проходила мимо киоска, в котором пекли и продавали пирожки и булочки. А зов свежих горячих булочек не менее силен, чем зов пирога с почками. Так что она терпела страшные моральные...
  
  - И ФИЗИЧЕСКИЕ!
  
  И физические мучения. Но вдруг, когда до вожделенной суммы оставалось еще грузовика два булочек, позвонил ее друг детства Игорь, работающий на базе...
  
  - НА КАКОЙ БАЗЕ! НА ФИРМЕ!
  
  Ну да, в какой-то компьютерной фирме. Этот самый Игорь сказал, если Лиза хочет иметь хорошее железо с хорошей начинкой, она должна СРОЧНО привезти ему необходимую сумму, и тогда через некоторое время она получит вожделенный писишник, который он сам лично соберет, проверит и поставит все необходимые прибамбасы. Лизавета заметалась. Мобилизовав всех родственников и друзей, а также родственников друзей и друзей родственников, она набрала почти все.
  
  - И У МЕНЯ ЗАНЯЛА!
  - ВОТ, ДАЖЕ У СЕРОГО ЗАНЯЛА.
  
  Не хватало каких-то 50 баксов. И взять их было решительно негде.
  
  - ПРИКИНЬ, СИЖУ Я НА РАБОТЕ, НА СТОЛЕ ПЕРЕДО МНОЙ КУЧКА САМОЙ РАЗНООБРАЗНОЙ ВАЛЮТЫ: РУБЛИ, ДОЛЛАРЫ, МАРКИ, ДАЖЕ ПАРА МОНГОЛЬСКИХ ТУГРИКОВ. ТУТ ПРИХОДИТ МРАЧНАЯ КАТЬКА ИЗ ОТДЕЛА ИНФОРМАТИКИ И ГОВОРИТ: "ТЫ ЧТО, БАНК ОГРАБИЛА?" "КАКОЙ БАНК!" - ГОВОРЮ Я...
  - ВОТ ИМЕННО, КАКОЙ БАНК? КТО, В КОНЦЕ КОНЦОВ, РАССКАЗ РАССКАЗЫВАЕТ, ТЫ ИЛИ Я? САМОЕ ВАЖНОЕ ПРОПУСТИЛА!
  - ОЙ, ПРАВДА! НУ, ДАВАЙ, ТЫ РАССКАЗЫВАЙ!
  
  Дело в том, что накануне Лизавете позвонила некая дальняя подруга...
  
  - ДОЧЬ ТЕТИ ВЕРЫ, ТЫ ЕЕ ЗНАЕШЬ.
  - АГА.
  
  ...и предложила подработать: перевести на русский язык инструкцию к фритюрнице. Какие-то не то родственники, не то знакомые этой подруги купили по случаю в Варшаве партию датских фритюрниц, с помощью которых надеялись поправить свое несколько пошатнувшееся благосостояние. Инструкции к ним были почему-то только на немецком. Если бы на английском, дочь тети Веры перевела бы сама, но найти в англоязычной Москве человека, способного пообщаться по-немецки с фритюрницей, оказалось неожиданно сложно.
  Перевести надо было, как говориться, вчера, и платили за это развлечение как раз 50 баксов. Но перевод - вперед. Поэтому, кроме валютной кучки на столе перед Лизаветой лежала еще кучка листочков - штук эдак 15 - мелко испечатанных немецким техническим текстом. Так что 50 баксов как бы были - но все равно, что и не были, потому что деньги Игорю нужно было отдать сегодня, а баксы за перевод можно было получить минимум в пятницу - раньше Лиза никак не рассчитывала управиться.
  
  - А ЧТО ТАКОЕ ФРИТЮРНИЦА? - РОБКО СПРОСИЛА АГАПОВА.
  - ЭТО ТАКАЯ МАШИНА: С ОДНОГО КОНЦА В НЕЕ ЗАПУСКАЕШЬ СЫРУЮ КАРТОШКУ, А НА ВЫХОДЕ ПОЛУЧАЕШЬ ТУ ЖЕ КАРТОШКУ, ТОЛЬКО ЖАРЕНУЮ ВО ФРИТЮРЕ И УПАКОВАННУЮ ПО ПОРЦИЯМ.
  - А ЗАЧЕМ УПАКОВАННУЮ?
  - ДА ПРОДАВАТЬ ЧТОБЫ, БАЛДА!
  - А-А-А!
  - МНЕ ДАДУТ ПРОДОЛЖАТЬ, ИЛИ НЕТ?!
  
  А тут еще оказалось, что перевод и печатать-то не на чем: рабочий компьютер вдруг перестал "выговаривать" букву "р", печатая умопомрачительные тексты, типа: "`еставационный совет осмот`ел экспонаты, п`едназначенные к экспони`ованию на выставке "`аитеты де`жавы `оссийской" в количестве 32 экземпля`ов (список п`илагается)". Кошма`! То есть, кошмар!
  
  - НУ ДА, ПРАВИЛЬНО! ПОЭТОМУ И КАТЬКА ПРИШЛА - ЧИНИТЬ КОМПЬЮТЕР!
  - ВОТ!
  
  - Кать, а почему он "ры" не печатает?
  - А не хочет, - доходчиво объяснила Катерина. Пока она с мрачным видом объяснялась с грассирующим компьютером, Лизавета плакалась ей на жизнь, которая замкнулась в заколдованный круг: чтобы купить компьютер, не хватает 50 баксов, а чтобы заработать 50 баксов, необходим компьютер!
  Катерина была девушка суровая, хотя и юная. Она как родилась с "мышью" в руке, так больше ее и не выпускала. "Microsoft Access" она научилась выговаривать раньше, чем "мама, купи мороженое". Катерина относилась с глубоким презрением к бестолковым гуманитариям, обучая их правильно нажимать на клавиши, не тыкать пальцами в экран и сохраняться каждые пять минут.
  Лизавета боялась ее, как огня, ублажала шоколадками и покорно дышала дымом в курилке, развлекая светскими разговорами. Екатерина, которая первое время страшно раздражалась Лизаветиной компьютерной дремучестью, постепенно прониклась к ней даже неким своеобразным уважением и рассказывала своим - таким же виртуальным - друзьям анекдоты про то, как Лиза нажимает пароль аккордом.
  - Господи, как тебе это удалось?! - спрашивала она, обреченно глядя на очередные чудеса, сотворенные Лизой на дисплее.
  - Я не знаю, Катенька! - жалобно отвечала Лиза, наблюдая, как Катерина ловко приводит компьютер в чувство.
  Но даже Катерина, привыкшая ко всем причудам компьютера и ко всяким нелепостям, которые творят "чайники", особенно пышущие энтузиазмом, даже Катерина не смогла объяснить загадочное исчезновение Лизиного доклада.
  А дело было так: Лизавета целую неделю урывками печатала доклад, с которым собиралась выступить на ежегодных Карамзинских чтениях. В процессе созидания доклада она опять что-то такое сделала, от чего компьютер просто озверел и стал съедать каждое предыдущее слово при напечатании последующего. Катерина озверела тоже, высказала и Лизе, и компьютеру все, что она думает об их умственных способностях, быстро - к счастью для всех! - исправила ситуацию и выключила машину, так как травмированная Лизавета все равно больше работать не могла.
  На следующий день Лиза, с самого утра вцепившись в компьютер, не нашла в нем и следа своего доклада! И Катерина не нашла, хотя перерыла все программы, папки, файлы, базы данных, все жесткие диски и что там еще можно перерыть! Сначала она упрекала в несохранении Лизавету, но потом вспомнила: да, деваться некуда, сама выключала.
  - Да сохраняла я, сохраняла! - повторила она в 125-й раз.
  - Не-е-ет, ты наро-о-очно его стерла, специа-а-ально! - всхлипывала Лизавета.
  - Нужен он мне, специально стирать! С какой стати?!
  - Из общей вредности!
  - Ах, значит я вредная?!
  - Нет, нет, ты полезная, полезная, - затараторила опомнившаяся Лиза.
  - То-то же!
  И обе с подозрением посмотрели на компьютер, который, в свою очередь, тоже посмотрел на них самым кротким и невинным взглядом, который смог найти в своей базе данных. Он-то знал, ЧТО он сделал с докладом! А вот нечего было обзывать его ржавой соковыжималкой! Причем тут вообще соковыжималка! Тем более ржавая.
  Доклад так и пропал навсегда, тем самым лишив Лизавету возможности потрясти Карамзинские чтения своими научными изысканиями (на что она втайне рассчитывала), ибо печатать заново уже просто не было времени. Кстати, после этой мистической истории Лиза несколько охладела к научным изысканиям.
  
  - ДА, ЭТО БЫЛ ЗНАК СУДЬБЫ, ИНАЧЕ НЕ СКАЖЕШЬ!
  
  Поэтому Катерина, которая неизвестно почему, но все-таки чувствовала себя виноватой, живо прониклась Лизиным горем, не долго думая сунула руку в задний карман джинсов, достала 50 баксов и вручила их Лизавете.
  - У тебя что, в каждом кармане по 50 баксов? - дрожащим голосом спросила потрясенная Лиза.
  - Да нет, вряд ли, - ответила Катька, но на всякий случай проверила. Баксов больше действительно не нашлось, зато обнаружилась зажигалка, которую Катерина искала уже вторую неделю.
  - Слушай, только ты мне верни обязательно в пятницу, а то я в субботу на Горбушку собралась, мне там кое-что прикупить надо, ладно?
  - Как только - так сразу! Честное пионерское! - сказала Лизавета, размашисто перекрестившись.
  Ура! Ура! Спасибо Катьке, деньги можно было отвозить и садиться за перевод. Правда, придется на машинке печатать, пока драйвер не купят. Лизавета уже избаловалась работать на компьютере и связываться с машинкой ей было неохота.
  
  - ОЙ, ЧТО ЭТО БЫЛО! КАК ТЫ ГОВОРИШЬ, У НАС ВСЕ ПРОИСХОДИТ ОДНОВРЕМЕННО, ДАБЫ НЕ СОЗДАВАТЬ ОЧЕРЕДЕЙ! ПРИКИНЬ: ПЕРЕВОД ЭТОТ ДУРАЦКИЙ, АННОТАЦИИ К КАТАЛОГУ ВДРУГ СРОЧНО ПОНАДОБИЛИСЬ, ВО ВТОРНИК ПРИПЕРЛАСЬ ТОЛПА КАКИХ-ТО ПРОВИНЦИАЛОВ И Я БИТЫЙ ЧАС ИМ ЛАПШУ НА УШИ ВЕШАЛА ПРО ХРАНЕНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ГРАФИКИ! А В СРЕДУ ПРИШЛОСЬ ЕХАТЬ НА РЕСТАВРАЦИОННЫЙ СОВЕТ В УЧИЛИЩЕ! ДА ЕЩЕ ДОМА СОСЕДИ СВЕРХУ ЗАЛИЛИ МНЕ ВОДОЙ ВСЮ КУХНЮ! Я ДУМАЛА, ЗАСТРЕЛЮСЬ! - ОПЯТЬ ВСТРЯЛА ЛИЗА.
  
  За эти несколько безумных дней, занимаясь переводом везде, где только можно, и везде, где нельзя, Лизавета сроднилась с фритюрницей, привыкла к ней и даже полюбила. Лиза переводила за завтраком, за обедом, за ужином (вернее, практически вместо завтрака, обеда и ужина); в метро и в троллейбусе - загораживаясь локтями от соседей, так как ей было строго-настрого приказано оберегать фритюрницу от шпионажа возможных конкурентов. Переводила во время планерки и реставрационного совета. Ложилась Лизавета не раньше двух и вставала ни свет, ни заря. Фритюрница снилась ей по ночам, подмигивая разноцветными лампочками и шелестя упаковочной пленкой. На работе Лиза печатала, как сумасшедшая, оглушая коллег, уже привыкших к тихому шелестению клавиатуры компьютера, грохотом клавиш.
  И вот, наконец! Заложен последний лист, исправлена последняя опечатка, поставлена последняя точка! Ура! Ура! И еще раз УРА! Лиза сидела, блаженно откинувшись на спинку стула и вытянув ноги, с чувством глубокого удовлетворения глядя на аккуратную стопку листов с переводом. Завтра она отдаст перевод, получит 50 баксов, вручит их Екатерине и будет нетерпеливо ждать звонка Игоря, стараясь не думать об остальных долгах...
  
  - АГА, А ТУТ ЗАЯВИЛАСЬ КРОШКА НЮ!
  - ОНА ЧТО, ТАК ГОЛАЯ И ПРИШЛА? - СПРОСИЛ АЛЮСИК.
  - КТО ГОЛАЯ? - ПРОСНУЛСЯ ПЕТРОВИЧ.
  - ДА НЕ ГОЛАЯ, А НЮ! ЭТО ПРОЗВИЩЕ ТАКОЕ У НИНЫ ЮРЬЕВНЫ, НЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЛИ!
  - А ТЕБЕ, ПЕТРОВИЧ, ВООБЩЕ СТЫДНО НЕ ЗНАТЬ, КАК РОДНУЮ ЖЕНУ КЛИЧУТ!
  - А! - СКАЗАЛ ПЕТРОВИЧ, СНОВА ЗАСЫПАЯ.
  
  Нина Юрьевна, заведующая 18-м экспозиционным отделом, была дама с виду очень серьезная. На человека, близко ее не знающего, она производила впечатление личности ответственной и в целом безобидной. На чем многие и попадались. Ибо Нина Юрьевна обладала неискоренимым чувством юмора, решительностью, и постоянным стремлением к розыгрышам. Она обожала вносить разнообразие в жизнь своих друзей и знакомых, хотя друзья и знакомые отнюдь ее об этом не просили, а, напротив, изо всех сил стремились такого разнообразия избежать. Нина Юрьевна, для близких - просто Нюсик, имела ярко выраженную скандинавскую внешность и скандинавский же рост, поэтому прозвище имела соответственное: Крошка Ню. На сей раз Крошка Ню хотела совместить приятное с полезным: отпраздновать День Рождения любимого мужа Петровича...
  
  - А? - СКАЗАЛ ПЕТРОВИЧ, НЕ ПРОСЫПАЯСЬ.
  - СПИ, СПИ, ДОРОГОЙ!
  
  ...и даже не просто День Рождения, а Юбилей - не будем уточнять, сколько Петровичу стукнуло, - а также внести разнообразие в жизнь своего нового сотрудника Вадюки, для чего пригласить его на упомянутый юбилей, дабы познакомить с Лизой. Крошка Ню считала, что Лизавета без малейших усилий со своей стороны способна внести массу разнообразия в жизнь кого угодно. И как она оказалась права! Как права!
  
  - А КТО ТАКОЙ ВАДЮКА? - СПРОСИЛА АГАПОВА.
  - ВАДЮКА! ЭТО ОТДЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ!
  
  Вадим Эрикович, а по-домашнему Вадюка, был высок, белокур, розовощек, голубоглаз, необычайно начитан и безумно застенчив. Он жил, окруженный, как крепостным валом, мамой, бабушкой, прабабушкой и тетушкой. Вслед за своими предками, которые со времен основания Рима занимались в основном Римской историей, Вадюка тоже увлекался Римской историей, изучал шесть лет в Университете Римскую историю, потом защитил кандидатскую диссертацию по Римской истории и в результате работал под началом Нины Юрьевны в 25-м экспозиционном отделе, не имеющем абсолютно ничего общего с Римской историей. Вообще в Москве с Римской историей было плохо! Если раньше она вполне способна была дать пропитание - и вполне приличное - всем членам клана, то теперь не могла прокормить даже одного Вадюку. Любому было понятно, что в жизнь Вадика просто необходимо внести побольше разнообразия, чтобы отвлечь его от Римской истории...
  
  - СЛУШАЙ, А ВОТ МНЕ ВСЕГДА БЫЛО ИНТЕРЕСНО, ПОЧЕМУ СТАНЦИЯ МЕТРО НАЗЫВАЕТСЯ РИМСКАЯ?
  - А ЭТО В ЧЕСТЬ ТОВАРИЩА РИМСКОГО ГРИГОРИЯ ДАНИЛОВИЧА.
  - ИДИ ТЫ! - СКАЗАЛ АЛЮСИК.
  - А КТО ТАКОЙ ГРИГОРИЙ ДАНИЛОВИЧ РИМСКИЙ? - СПРОСИЛ СЕРЫЙ.
  - ФИНАНСОВЫЙ ДИРЕКТОР ВАРЬЕТЕ. БУЛГАКОВА ЧИТАТЬ НАДО! ДАВАЙ ДАЛЬШЕ!
  
  Первой попыталась внести разнообразие в жизнь Вадика его собственная тетушка, которая еще в юности каким-то образом отбилась от семейного бизнеса в сторону археологии. Тетушка взяла 14-летнего Вадюку с собой в экспедицию к Захарову...
  
  - К МАКАРОВУ!
  - ДА НЕТ, К ЗАХАРОВУ!
  - И ВООБЩЕ ЭТО БЫЛ МИШКА ГОНЯНЫЙ!
  
  ...где Вадюку - ввиду его полной неспособности к совку и лопате - посадили на камералку, благо почерк четкий. Вадюке в экспедиции не понравилось: как-то неуютно, грязно, мокро, пыльно, холодно, жарко и вообще опасно! И никто не интересуется Римской историей! Но Вадик достаточно знал о спартанцах, чтобы не жаловаться. Поэтому он стойко сидел на камералке и аккуратно шифровал все, что бы ему ни приносили, начиная с нуклеусов и отщепов и кончая большой канцелярской скрепкой!
  Захаров - Макаров - Гоняный просто рассвирепел, обнаружив среди прочих артефактов большую канцелярскую скрепку, аккуратно уложенную в полиэтиленовый пакетик и снабженную шифром: "39БК1 2000-89/N122"!
  После разгона, устроенного Кравцовым...
  
  - ТОЧНО! ЭТО БЫЛ КРАВЦОВ! - ЗАКРИЧАЛИ ВСЕ ХОРОМ.
  
  ...скрепки больше никогда в раскопе не попадались, и не только на этой стоянке, но и на всех других стоянках тоже. Вот как-то не попадались, и все тут! А потом приехала Агапова...
  
  - ТЫ ЧТО! СОВСЕМ НЕ АГАПОВА!
  - НУ КАК ЖЕ! КОНЕЧНО АГАПОВА!
  - АГАПОВА! ЭТО БЫЛА ТЫ ИЛИ НЕ ТЫ? ЭЙ! ТЫ СПИШЬ ЧТО ЛИ?
  - Я ДУМАЮ. НЕТ, КАЖЕТСЯ, ЭТО ВСЕ-ТАКИ БЫЛА НЕ Я. ПОТОМУ ЧТО ЕСЛИ БЫ ЭТО БЫЛА Я, Я БЫ ЗНАЛА, КТО ТАКОЙ ВАДЮКА, А ТАК КАК Я НЕ ЗНАЮ, КТО ТАКОЙ ВАДЮКА, ЗНАЧИТ ЭТО БЫЛА НЕ Я, А КТО-ТО ДРУ... ОЙ!
  - СПАСИБО, СЕРЫЙ! В ОБЩЕМ, ПРИЕХАЛ НЕИЗВЕСТНО КТО.
  
  Вадюка вошел, когда приехавший уже успел выгрузить из рюкзака пол-литру, две банки шпрот, кулек карамели и два молодых огурца.
  - О! Огурчики! - сказал Вадик. - Откуда?
  И хотя близкая связь между свежеприехавшей личностью, разверстым рюкзаком и огурцами была очевидной, Вадюка не сумел выстроить эту логическую цепочку, и снова спросил, откуда, мол, огурчики. Экспедиция насторожилась.
  - Любишь огурчики? - ласково спросил Кравцов. - Это мы с Томасом в лесу нарвали. А ты завтра сходи насобирай!
  Та, - подтвердил Томас, - в лесу как рас пошли тикие огурцы! Ранофато тля серетины мая, но ф этом готу фесна воопше ошень ранняя!
  - А где они растут? - загорелся Вадик.
  - Да вот Алюсик тебе планчик нарисует. Давай, Алюсик.
  И Алюсик нарисовал! На плане были Палатки, Раскоп, Дорожка, Которая Вела к Деревне, Деревня, Мостик через Речку, Речка, Луг за Речкой, Коровы, пасущиеся на Лугу за Речкой и даже, кажется, Коровьи Лепешки! А лес с дикими огурцами не уместился.
  - Дойдешь вот досюда, - ласково сказал Алюсик, показывая на неровно оборванный край клетчатого листочка с планом, тут тебе и лес будет.
  - А как они выглядят?
  - Кто?
  - Огурцы!
  - Зеленые такие, с пупырышками!
  - Да нет, листья у них какие?
  - Какие у них листья? Ребята, кто знает, какие у диких огурцов листья?
  - Такие ше, как у томашних! - ответил Томас, который окончил в свое время Сельскохозяйственную Академию, поэтому точно знал, какие у кого листья.
  - А у домашних какие?
  - О Господи! Томас, да нарисуй ты ему огуречный лист.
  И Томас, поднапрягшись, нарисовал. Рано утром Вадюка отправился по огурцы.
  - Алюсик! - сказал Кравцов. - Вадюка-то пошел за огурцами!
  - А я тут причем?
  - Давай, давай, а то мне некогда, мне статью дописать надо!
  И Алюсик с Томасом, захватив сбереженный с вечера огурец, отправились в обход Вадика. Когда они, похрустывая огурцом, внезапно вышли ему навстречу, Вадюка уже несколько отчаялся найти огурцовые заросли.
  - Да ты что! - сказали Алюсик с Томасом. - Вон там, у Речки, чуть поправее.
  - Та, - добавил педантичный Томас, - огурцы люпят флашные места.
  В это время очень удачно подъехал колхозный грузовик и стал как раз у Речки - чуть поправее. Из него повылезали мужики. Зачем они приехали и повылезали, никто так никогда и не узнал.
  - Только ты поосторожнее, - предупредили Алюсик с Томасом, - а то мужики ругаться будут.
  - Почему ругаться?
  - Ну, они считают, что это их огурцы.
  - В лесу огурцы общие! - сказал Вадюка и пошел на добычу.
  Алюсик с Томасом издали наблюдали за его перемещениями, сожалея, что не слышно, о чем там переговаривается Вадюка с потрясенными мужиками, которые в результате переговоров как-то очень быстро позабирались обратно в грузовик и стремительно уехали.
  - Ну как?
  - Странные они какие-то! И разговаривают как-то странно!
  - Наферно, огурцами телиться не хотели!
  С тех пор Вадюка каждое утро упорно ходил в лес. Экспедиция наслаждалась зрелищем, уминая огурцы, которые кто-нибудь все время подвозил из города. В городе в этом году огурцов было навалом. На камералке сидел сам Кравцов, проклиная камералку, огурцы, Вадюку и собственную инициативу. Статью он так и не дописал.
  - Послушайте, - спрашивал он порой Алюсика с Томасом - а может это не МЫ его, а ОН нас разыгрывает?
  - Черт его знает!
  - Та нет, не мошет быть! Ватюка - он такой!
  
  ГЛАВА 2. HAPPY BIRTHDAY
  
  И вот она уже в пустом, заброшенном доме...
  Внезапно за спиной у нее раздается мужской голос.
  Она вздрагивает, оборачивается и летит... в объятья незнакомца.
  Пенни Джордан "Лестница на седьмое небо"
  
  - Слушай, на кого ты похожа? - спросила Крошка Ню.
  - Скорее всего, на папу, а что?
  - Да я не об этом! Ты собираешься к нам сегодня в гости, или нет? Я специально пригласила Вадика, а ты таким чучелом! Довольно милое, конечно, но все-таки чучело!
  Углубившись в личную жизнь фритюрниц, Лизавета совершенно забыла не только о юбилее Петровича, но и о себе самой, поэтому действительно выглядела не лучшим образом. Ее хотелось постирать, погладить, причесать и накормить. И если обычно при взгляде на Лизавету как-то сама собой возникала мысль о хорошо пропеченной сдобной булочке, то сейчас этой булочке явно не хватало сахарной пудры. Изюм тоже не помешал бы!
  - Да, ужас какой-то! Совсем забыла! - согласилась Лиза, - какое счастье, что я подарок успела купить заранее! Джинсы еще туда-сюда, а вот майка!
  - Да-а, майка! Она, конечно, хорошая... Но вот надпись! И как ты не боишься?
  - Да ладно, кто поймет-то!
  - Ну, не скажи, мелкие сейчас в английском сильно продвинутые!
  - Думаешь? Ладно, пожалуй, ты права. То-то мне сегодня какие-то пацаны в булавках вслед сказали: "Хиппует, плесень!" А я и забыла, что в майке!
  - Ой, Лизавета! Ты допрыгаешься!
  - Не пугай!
  - Ну ладно, пойдем вместе пораньше, у меня голову вымоешь, накрасишься, я тебе дам какую-нибудь рубашку Петровичеву - нормально будет!
  Пресловутая майка была подарена Лизавете одним приятелем, который эту майку купил в Амстердаме в секонд-хенде, о смысле надписи не подозревал, так как с языками у него было туго. Как приятель попал в Амстердам и что он там делал без никакого языка, история умалчивает. Майка ему глянулась расцветочкой: разноцветные буковки на желтом фоне смотрелись очень даже ничего! Полный текст, напечатанный разноцветными буковками на лице и обороте майки, и приблизительно переведенный с американского сленга, был таков: ".......! ......? ...!"
  Зная по опыту, что все мероприятия у Нюсика обычно заканчиваются тем, что далеко живущие гости остаются ночевать, Лиза тщательно упаковала перевод и оригинал в папочку, папочку - в пакетик, чтобы завтра утром прямо от Ню заехать к дочери тети Веры и отдать ей драгоценный текст.
  
  - НЮ, А ПОЧЕМУ ЭТО ВЫ ТУСОВАЛИСЬ НА БУДНЯХ, А НЕ В ВЫХОДНЫЕ, КАК ВСЕ НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ?
  - ДА ПОТОМУ ЧТО ЭТО БЫЛ ЧЕТВЕРГ - КАК СЕЙЧАС ПОМНЮ, А В ПЯТНИЦУ МЫ УЕЗЖАЛИ НА ДАЧУ, ЧТОБЫ ПРАЗДНОВАТЬ ПЕТРОВИЧА УЖЕ ТАМ - С ДЕТЬМИ И РОДИТЕЛЯМИ.
  - А ВЫ ЧЕГО, ПО ПЯТНИЦАМ НЕ РАБОТАЕТЕ? - С ЗАВИСТЬЮ СПРОСИЛА АГАПОВА.
  - А У НАС ПО ПЯТНИЦАМ САНИТАРНЫЙ, ТЬФУ, БИБЛИОТЕЧНЫЙ ДЕНЬ!
  - ВЕЗЕТ ЖЕ ЛЮДЯМ!
  - КСТАТИ, АГАПОВА, А ТЫ ЧЕГО НЕ ПРИШЛА ТОГДА? МЫ ВРОДЕ БЫ ТЕБЯ ПРИГЛАШАЛИ?
  - А Я НЕ ПРИШЛА?
  - НУ ДА!
  - И ЧЕГО ЖЕ ЭТО Я НЕ ПРИШЛА? НЕ ПОМНЮ...
  - А МЕНЯ ЧЕГО НЕ ПРИГЛАСИЛИ? Я БЫ ПРИШЕЛ! - ОБИЖЕННО ПРОГУДЕЛ СЕРЫЙ.
  ПОТОМУ И НЕ ПРИГЛАСИЛИ - ПРО СЕБЯ ПОДУМАЛИ МЕЛКИЕ.
  - О ЧЕМ ЭТО Я? АХ, ДА! ТАК ВОТ, КРОШКА НЮ ОТПРАВИЛАСЬ В МАГАЗИН - ПОДКУПИТЬ КОЕ-ЧЕГО ДЛЯ ПРАЗДНИКА, А ЛИЗЕ ДАЛА КЛЮЧИ ОТ КВАРТИРЫ, ЧТОБЫ ОНА СПОКОЙНО НАВЕЛА КРАСОТУ, ПОКА ВСЯКИЕ ВАДЮКИ НЕ ЯВИЛИСЬ. ВОТ ТУТ-ТО ВСЕ И НАЧАЛОСЬ!
  
  Лиза открыла дверь с трудом - чужие замки всегда трудно открыть с непривычки. Времени было мало, и Лиза прямиком отправилась в ванную - мыть голову. Мимоходом она удивилась чистоте и роскоши квартиры - прямо евроремонт какой-то! Но сильно над этим задумываться не стала, быстренько вымыла голову и стала ее сушить феном, кстати оказавшемся в ванной. Одновременно она красила глаза. И вот, когда один глаз уже был совершенно готов, а голова наполовину досушена, за спиной у Лизы раздался мужской голос:
  - Вы что здесь делаете?!
  - Вернее, так:
  - ВЫ ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ?!
  Судорожно оглянувшись, Лиза увидела совершенно незнакомого ей мужчину внушительных габаритов, одетого только в клетчатые семейные трусы! Лиза завизжала громче фена и, поскольку никакого оружия, кроме того же фена, у нее в руках не было, направила сильную струю горячего воздуха прямо в физиономию незнакомцу! Тот отскочил, ударился спиной о стенку и медленно сполз на пол, где и сидел, задыхаясь и тараща глаза.
  
  - ОЙ, СЛУШАЙ, МНЕ ЕГО ПОТОМ ДАЖЕ ЖАЛКО СТАЛО! ПРИКИНЬ: ПРИЛЕГ СЕБЕ МУЖИК ВЕЧЕРКОМ ОТДОХНУТЬ НА ДИВАНЧИК, ЗАДРЕМАЛ. ВДРУГ СЛЫШИТ ЖУЖЖАНИЕ КАКОЕ-ТО НАЗОЙЛИВОЕ - ОТДЫХАТЬ МЕШАЕТ. ПОШЕЛ ПОСМОТРЕТЬ - А В ВАННОЙ КАКАЯ-ТО ЧУЖАЯ ПОЛУГОЛАЯ ДЕВИЦА ИХ СЕМЕЙНЫМ ФЕНОМ ВОЛОСЫ СУШИТ! ПРИШЛА ГРАБИТЬ - ДАЙ, ДУМАЕТ, ЗАОДНО И ГОЛОВУ ПОМОЮ, ЧТО ЛИ? - ВСТРЯЛА ЛИЗАВЕТА.
  - А ПОЧЕМУ ТЫ БЫЛА ПОЛУГОЛАЯ?! - ХОРОМ СПРОСИЛИ МЕЛКИЕ.
  - ДА ГОЛОВУ ЖЕ МЫЛА - И МАЙКУ СНЯЛА! И НЕ СОВСЕМ ЖЕ ГОЛАЯ, А В ЛИФЧИКЕ. ФРАНЦУЗСКИЙ ТАКОЙ, КРАСИВЫЙ. МНЕ ЕГО МАРКИНА ПРОДАЛА - ПОМНИШЬ МАРКИНУ?
  - С КОСТОЧКАМИ? - СПРОСИЛА АГАПОВА.
  - КТО, МАРКИНА?
  - ДА НЕТ, ЛИФЧИК!
  - ДЕВКИ, КОНЧАЙ ПРО ЛИФЧИКИ, А ТО СЕЙЧАС ПЕТРОВИЧ ПРОСНЕТСЯ, ДАВАЙ ДАЛЬШЕ ПРО МУЖИКА, - СКАЗАЛ АЛЮСИК.
  
  Оказалось, что Лиза, замороченная фритюрницами до последней степени соображения, попала не в ту квартиру! Этажом ниже! Потому и замок никак не хотел открываться. В общем, когда Лизе удалось избавиться от фена и объяснить этому прединфарктнику, в чем дело, она сама была на грани истерики. Мужик, выяснив, что это простое недоразумение, а не грабеж среди бела дня...
  
  - НИЧЕГО СЕБЕ, НЕДОРАЗУМЕНИЕ!
  - ПРЯМО "ИРОНИЯ СУДЬБЫ"!
  - И ТЕБЕ С ЛЕГКИМ ПАРОМ! - СКАЗАЛ АЛЮСИК.
  
  Несколько успокоившись, мужик не захотел продолжить такое неожиданное и пикантное знакомство и стал лихорадочно выпихивать Лизу из квартиры:
  - Скорее, скорее, а то сейчас придет мамочка!
  - Мамочка?
  - Моя жена! Боже мой, да быстрее же!
  Похватав барахло в охапку, Лиза вывалилась из чужой квартиры, взлетела на следующую площадку и, осторожно оглянувшись через перила на шум открывающихся дверей лифта, увидела выходящую из него "мамочку". Зрелище настолько ее потрясло, что она села на холодный пол и затряслась от ужаса, представив себе последствия мамочкиного гнева. Кое-как собравшись с силами, Лиза добралась до квартиры Крошки Ню, позвонила и упала на руки хозяйки, открывшей дверь.
  
  - ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, ХОЗЯЙКА УЖЕ ДОМА, СТОЛ НАКРЫТ, НЕКОТОРЫЕ ГОСТИ ПОДВАЛИЛИ, ЮБИЛЯР НА МЕСТЕ - НЕРВНИЧАЕТ, ЧТО ВОДКА ВЫДЫХАЕТСЯ, А ГДЕ ЛИЗА? ГДЕ ЛИЗА, КОТОРАЯ ДОЛЖНА БЫЛА УЖЕ 25 РАЗ ПРИДТИ, 100 РАЗ ВЫМЫТЬ ГОЛОВУ И 1 000 000 (МИЛЛИОН) РАЗ НАКРАСИТЬСЯ!
  - ДА, ЭТОТ ЮБИЛЕЙ Я НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ!
  - О, ПЕТРОВИЧ ПРОСНУЛСЯ!
  - А Я ДАВНО УЖЕ НЕ СПЛЮ. НАЧИНАЯ С ЛИФЧИКОВ.
  
  Все, кто был в квартире, высыпали в прихожую и принялись выяснять, что случилось.
  
  - ПРИКИНЬ МИЗАНСЦЕНУ: Я СТОЮ, ПОЛУГОЛАЯ...
  - В ОДНОМ ЛИФЧИКЕ!
  - ДА НЕТ, НА МНЕ ЕЩЕ ДЖИНСЫ БЫЛИ. ВОЛОСЫ ДЫБОМ ОТ УЖАСА, ВСЯ В СЛЕЗАХ, ОДНА ЩЕКА - В ПОТЕКАХ ТУШИ... ВСЕ ИЗ РУК ВАЛИТСЯ... ВАДИК ТУТ ЭТОТ - СМОТРИТ НА МЕНЯ ВЫТАРАЩЕННЫМИ ГЛАЗАМИ! КОШМАР! И ТУТ ВХОДИТ АЛЁНА И ГОВОРИТ...
  - О-О-О! - ЗАСТОНАЛИ ВСЕ, КРОМЕ МЕЛКИХ, КОТОРЫМ ЕЩЕ НЕ ДОВОДИЛОСЬ СТАЛКИВАТЬСЯ С АЛЁНОЙ.
  
  - Добрый вечер! - сказала Алёна, - дорогая, ты знаешь, ты выглядишь просто неприлично! Хотя лифчик очень красивый.
  Алёна была очаровательная женщина: томная блондинка с голубыми глазам и устами, созданными для поцелуев. Стройная фигура, жемчужные зубы... В общем, весь набор штампов был при ней. Ее база данных содержала 289 серий Санта-Барбары, 512 томов любовных романов серии "Harlequin", 200 фасонов блузок, 1705 кулинарных рецептов, включая 260 из одной картошки. Изъяснялась она банальностями типа "Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок", выговаривая их необыкновенно нежным голоском. Так могла бы говорить хрустальная вазочка с вареньем, обрети она внезапно голос. В общем, совершенно очаровательная женщина! К этому имиджу Алёна стремилась с раннего детства, долго работала над собой, подбирая нюансы и всякие пикантные изюминки. Полученным результатом она была в целом довольна.
  Алёна всегда заявлялась без приглашения и звонила в самое неподходящее время. Нину Юрьевну она просто обожала, и уж к ней-то в гости приходила обязательно, помня наизусть все многочисленные дни рождения, именины и годовщины.
  К Лизе Алёна относилась неоднозначно. Алёна никак не могла понять, как удается Лизе, не прилагая ни малейших усилий ни к собственной внешности, ни к собственной одежде, быть все же привлекательной для мужчин! Алёна твердо знала, что джентльмены предпочитают блондинок, а главное в женском образе - это прическа и обувь. Поэтому Лиза, которая вовсе не была длинноногой блондинкой, а невысокой брюнеткой, все время коротко и как-то неопределенно стриглась, носила джинсы и кроссовки, представляла для Алёны сплошную загадку и головную боль: и что только мужчины в ней находят, не понимаю - булочка-булочкой, а туда же!
  Но, как девушка практичная, Алёна всегда ценила Лизу как кладезь самых неожиданных и разнообразных познаний и во всем, что касается научной работы, с ней непременно советовалась. Алёна, как ни странно, имела некоторое отношение к науке: она училась в высшем учебном заведении, хотя по всем внешним (да и внутренним) данным ей была прямая дорога в манекенщицы. Почему ее так тянуло к знаниям, Алёна и сама не могла объяснить, но грызла гранит науки с упорством, достойным лучшего применения. Гранит поддавался медленно. Даже консультации с Лизой мало помогали.
  Как-то раз она позвонила Лизе в 00.35. Лиза, которая только что заснула, и которой завтра предстояло встать в пять утра, чтобы ехать в Домодедово встречать прилетавшую из Екатеринбурга родственницу, была с ней неласкова. Но, несмотря на явное нежелание сонной Лизы вести осмысленную беседу, Алёна все-таки рассказала ей о своих сложных взаимоотношениях с дипломным руководителем и даже зачитала спорную главу из будущего диплома!
  Мужчины обычно западали на Алёну с первого взгляда и отпадали со второго слова. Вадик тоже был сражен Алёною наповал. На фоне растерзанной Лизы Алёна смотрелась как роза рядом с репейником.
  
  - НУ ЛАДНО, С РЕПЕЙНИКОМ!
  - ХОРОШО, НЕ С РЕПЕЙНИКОМ, А С ... РОМАШКОЙ, НАПРИМЕР.
  - РЕПЕЙНИК-ТО ТОЧНЕЕ БУДЕТ, - ПОДУМАЛ СЕРЫЙ.
  
  Постепенно День Рождения вошел в правильную колею. Лизу успокоили, одели, накрасили, познакомили с Вадиком и посадили с ним рядом. Вадик не протестовал, он привык слушаться женщин, тем более Нину Юрьевну, которую он боялся больше, чем маму, бабушку и прабабушку вместе взятых. Утешило его только то, что Алёна сидела напротив, и он мог ею любоваться в свободное от Лизы время...
  
  - Я ВСПОМНИЛА! - ВДРУГ ЗАКРИЧАЛА АГАПОВА.
  - ЧТО ВСПОМНИЛА?!
  - ПОЧЕМУ НЕ ПРИШЛА!
  - И ПОЧЕМУ?
  - Я СГУЩЕНКУ С ПОТОЛКА СМЫВАЛА!
  - КАК ЭТО?!
  И АГАПОВА РАССКАЗАЛА.
  
  Агапова очень любила сгущенку. Особенно вареную! Делается вареная сгущенка так: берешь кастрюлю побольше, ставишь в нее банку сгущенки, наливаешь воду и варишь. Главное в этом процессе, чтобы вода не кончалась. Сгущенка этого не любит. Ну вот. Как-то раз Агапова обнаружила случайно завалявшуюся банку сгущенки и решила ее сварить. В то время она снимала комнату у одной старушки, которая всем была бы хороша, если бы не ее патологическая любовь к чистоте, вследствие чего бедной Агаповой приходилось без конца что-нибудь мыть или протирать, и вообще тщательно заметать все следы! Агапова поставила сгущенку на огонь и пошла писать реферат. Агапова на жизнь зарабатывала писанием рефератов. Правда, это было не основное ее занятие, а побочное. На самом деле она работала...
  
  - НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ ОТ СГУЩЕНКИ!
  
  Пока Агапова писала реферат, вода потихонечку выкипала и к тому моменту, когда увлекшейся рефератом Агаповой пора было идти в гости к Крошке Ню, выкипела совсем. Сгущенка долго терпела, надеясь, что придет Агапова и дольет, наконец, воды в кастрюльку. Но Агапова пришла как раз в тот момент, когда терпение сгущенки окончательно лопнуло, и она взорвалась. Агапову контузило крышкой кастрюльки и залило горячей сгущенкой с ног до головы!
  
  - КАКИЕ УЖ ТУТ ГОСТИ! ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, КАКИХ ТРУДОВ СТОИЛО СМЫТЬ С СЕБЯ СГУЩЕНКУ! А ОТМЫТЬ КУХНЮ!! А СМЫТЬ СГУЩЕНКУ С ПОТОЛКА, ПРИТОМ, ЧТО ПОТОЛКИ-ТО 3,50! МНЕ ПРИШЛОСЬ ПОСТАВИТЬ НА КУХОННЫЙ СТОЛ ТАБУРЕТКУ, И ТО Я С ТРУДОМ ДОТЯГИВАЛАСЬ ШВАБРОЙ!
  - ДА-А-А, АГАПОВА! - СКАЗАЛИ ВСЕ ХОРОМ. А СЕРЫЙ ДОБАВИЛ:
  - ЕСТЬ МЕНЬШЕ НАДО! А ТО ТОЛЬКО И ДУМАЕШЬ, ЧТО О СГУЩЕНКЕ!
  И ВСЕ С НИМ СОГЛАСИЛИСЬ.
  
  Пока бедная Агапова боролась с последствиями сгущеночного извержения, у Крошки Ню выпили шампанского под салатик, потом и водочки под селедочку, потом и горячее съели, и сладкое подали... Кто курил на кухне, кто дышал воздухом на балконе, кто бренчал на гитаре... Крошка Ню - по настоятельным просьбам трудящихся - рассказала свою коронную историю про мануфактурку. Эту историю она рассказывала каждый раз, и некоторые гости уже знали ее наизусть.
  
  - А МЫ НЕ ЗНАЕМ, МЫ НЕ ЗНАЕМ!
  - РАССКАЖИ ПРО МАНУФАКТУРКУ! - ЗАВЕРЕЩАЛИ МЕЛКИЕ.
  А ИСТОРИЯ БЫЛА ТАКАЯ.
  
  Когда Крошка Ню волею судьбы, а вернее, приказом директора, оказалась причастна к Выставке Революционного Плаката, она и не подозревала, как все обернется. Начиналось все как обычно: монтаж, открытие, речь Зама по науке, целиком посвященная огромному вкладу строителей, всего на 2 недели позже установленного срока закончивших реставрацию залов, отведенных под Выставку; прочувствованное выступление Савелия Платоновича, толпа посетителей на открытии и пустые залы после... Все, как всегда.
  Но совершенно неожиданно Выставка Революционного Плаката (ВРП) получила необыкновенный международный резонанс. В один прекрасный летний день, спасаясь от проливного дождя, в музей забрел житель Центральной Африки по имени Идриса. Он некогда окончил Университет имени Патриса Лумумбы, а в настоящее время был министром культуры в своей стране, название которой выговорить во всем музее мог лишь один Зам по науке. Поэтому все называли ее условно Эфиопией. Говорят, что этот псевдоним родила уборщица, вымывавшая Идрису из туалета шваброй по ногам, и обозвавшая его "проклятым ефиопом".
  В Москву Идриса приехал не то навестить своих московских родственников, не то отдохнуть от эфиопских - и тех, и других у него было великое множество. А может быть, в Москву он приехал погреться: он уверял, что у них в Центральной Африке гораздо прохладней. Выставка Революционного плаката поразила его в самое сердце. Очевидно, в ярких красках и экспрессивных образах было что-то близкое эфиопской душе. Оформили контракт, и ВРП повезли в Африку. Примечательно, что название "Эфиопия" настолько внедрилось в сознание музейных работников, что и виза была оформлена в Эфиопию, и билеты куплены до Аддис-Абебы! Повезла ВРП Нина Юрьевна. Прибыв в Аддис-Абебу, она с удивлением обнаружила, что это несколько не та страна, с которой заключен контракт! Хорошо, что Крошка Ню прекрасно владела английским языком.
  Короче, счет за телефонные разговоры Нины Юрьевны с Москвой, Москвы с Аддис-Абебой и Аддис-Абебы с Идрисой был колоссальным! В результате сложных многосторонних переговоров ВРП наконец прибыла к месту своего действительного назначения, и Крошка Ню, развесив плакаты в фойе местного кинотеатра - единственного приличного здания после Дома правительства, отправилась в отель отдохнуть. Несмотря на то, что в номере вместе с ней проживали две ящерицы, несколько пауков и целая балетная труппа каких-то длинноногих насекомых, Ню хорошо выспалась и отдохнула.
  На следующее утро Крошка Ню пришла проведать родные плакаты и обнаружила, что один из них висит вниз головой. Решив, что плакат нечаянно оторвался, и его повесили, как сумели, не разобравшись, где - верх, а где - низ, Нина Юрьевна сняла плакат со стены. В процессе перевешивания она вдруг обнаружила, что в плакате чего-то не хватает! А именно, как она выразилась, мануфактурки! Дело в том, что все плакаты для пущей сохранности были наклеены на тонкую белую хлопчатобумажную тканечку. А на этом плакате никакой тканечки-мануфактурки не наблюдалось! В ужасе пересмотрев обороты всех плакатов, Нина Юрьевна не нашла никакой мануфактурки еще на пяти плакатах! Нина Юрьевна вызвала для объяснений Идрису. Идриса пришел и провел расследование среди единственного работника данного выставочного помещения, который одновременно был и кассиром кинотеатра, и билетером, и уборщиком, и сторожем. Веселый лысый негр в рубашке с надписью "Netto" на груди и "Brutto" на спине что-то долго объяснял Идрисе, размахивая метлой из пальмовых листьев.
  - Э-э-э! - обратился Идриса к Нине Юрьевне, - Видите ли, у нас в наша страна нет много мануфактура. Поэтому наша народ ходит немного голый. У ваша страна есть много мануфактура. Если ваша великий страна даст немного мануфактура наша малый страна, это будет мир-дружба, нет?
  Опять пошли телефонные переговоры с Москвой. Москва категорически сказала, никакой мануфактуры этим эфиопам не давать! Поэтому к каждому плакату поставили вооруженного часового, задействовав практически все военные силы данной страны, а Нине Юрьевне пришлось дневать и ночевать на выставке, так как вооруженным силам она не доверяла еще больше, чем кассиру-билетеру-уборщику-сторожу.
  В общем, когда Ню возвращалась на Родину, она везла с собой на 5 плакатов меньше: плакаты, лишенные мануфактурки, эти "эфиопы" оставили себе в качестве вещественного доказательства совершенного преступления!
  
  - И ЧТО?!
  - ДА НИЧЕГО! ТАК ДО СИХ ПОР И РАССЛЕДУЮТ.
  - А ПЛАКАТЫ?
  - МУЗЕЙ ДО СИХ ПОР С НИМИ ПЕРЕПИСЫВАЕТСЯ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ!
  - ДА-А! - СКАЗАЛИ ВСЕ. - ВОТ ТЕБЕ И МАНУФАКТУРКА!
  
  И вот, когда вечер уже подходил к концу: рассказаны были лучшие байки и анекдоты, Томас допел свою любимую песню "По тиким степям Сабайкалья, где солото роют ф горах, продя-а-га, сутбу проклиная, ташится с сумой на плеччах!" Уже Петрович прикорнул на диванчике... Вот уже и некоторые гости расползлись по домам... Алёна, не выпуская из виду Вадика, рассказывала утомленной Крошке, как нужно правильно варить варенье из физалиса, как вдруг...
  
  - А ЧТО ТАКОЕ ФИЗАЛИС? - СПРОСИЛ КТО-ТО ИЗ МЕЛКИХ.
  - РАСТЕНИЕ ТАКОЕ. НЕ ПЕРЕБИВАЙ!
  
  Как вдруг, услышав слово "конфитюр", Лиза подскочила на стуле и закричала во весь голос:
  - Конфитюр! Фритюр! Фритюрница! ПЕРЕВОД!
  - Лиза! Лиза! Что с тобой? Что случилось?
  - Перевод! Я забыла перевод в той проклятой квартире! А мне его нужно завтра отдать! Кровь из носу! Если я не отдам, мне не дадут 50 баксов! И вообще просто убьют - там какие-то крутые заказчики, им эта фритюрница до зарезу нужна! И Катерина меня тоже убьет, если я завтра не верну ей 50 баксов!
  - Это какая Катька? Из информатики? Эта точно убьет. И не поморщится.
  - Убьет - ладно! Она мне с компьютером больше никогда помог-а-а-ть не бу-у-у-д-е-е-е-т! А-а-а!
  И Лизавета зарыдала от всей души. Перевод нужно было как-то выручать. Лиза красочно описала и "мамочку" и ее "папочку", и все, что может произойти, если она открыто и честно заявится и скажет:
  - А вот я тут у вас пакетик забыла!
  - Нет, так не годится! - сказала Крошка Ню, и глаза у нее загорелись. - Так ты говоришь, ключ подошел? У меня есть план!
  План заключался в том, чтобы пойти и осторожно - убедившись, что все в квартире уже спят, - открыть дверь, быстро схватить пакетик и еще быстрее убежать. Лизавета сосредоточилась и вспомнила, что пакет, скорее всего, должен стоять в прихожей у стеночки на полу как войдешь направо, куда она его и бросила в ажиотаже. Идти надо непременно мужчине, ибо женщина после общения с мамочкой - если это общение не дай бог состоится - определенно не выживет. Из мужчин в наличии было двое: Петрович и Вадик.
  - Только без меня! - сказал Петрович! - у меня, в конце концов, юбилей.
  И не пошел.
  
  - И НЕ ПОШЕЛ! - СКАЗАЛ ПЕТРОВИЧ.
  - И Я БЫ НЕ ПОШЕЛ, - ПОДУМАЛ СЕРЫЙ.
  
  Вадюка затравленно посмотрел по сторонам. С одной стороны на него угрожающе глядела Нина Юрьевна, с другой - умоляюще - Лиза, с третьей - с восхищением - Алёна.
  - Давай, Вадюка! - сказал Петрович, зевая. - Отчизна тебя не забудет.
  - Вадим Эрикович! - сказала сурово Крошка Ню. - На вас вся надежда!
  - Ва - а - хлюп! - а - а - дик! - сказала, всхлипывая, Лиза.
  - Вадим! Вы - настоящий герой! - сказала Алёна, добавив побольше варенья в свой хрусталь. Варенье было из лепестков роз.
  Присутствие Алёны решило все. Надо сказать, годы изучения Римской историей не прошли для Вадика даром. Он любил воображать себя то смелым воином-императором, то непобедимым гладиатором, спасающим первую христианку из лап кровожадных львов. Правда, осуществлять на практике свои подвиги Вадику ни разу не приходилось: ему не встречались ни первые, ни даже вторые христианки, а все какие-то язычницы, да и львы как-то не попадались на дороге. Но надо же когда-нибудь и начать! Вадик вздохнул, вспомнил Муция Сцеволу...
  
  - КТО ТАКОЙ МУЦИЙ СЦЕВОЛА? - ПОДУМАЛ СЕРЫЙ, НО НЕ СТАЛ СПРАШИВАТЬ.
  
  ... и на дрожащих ногах отправился на дело. Крошка Ню страховала его на лестнице...
  
  - СЛУШАЙ, ШЕХЕРЕЗАДА СТЕПАНОВНА! МЕЛКИЕ СОВСЕМ ЗАСНУЛИ - ДАВАЙ ТЫ ЗАВТРА ДОСКАЖЕШЬ.
  - МЫ НЕ СПИМ, НЕ СПИМ! - ОБИЖЕННО ЗАПИЩАЛИ МЕЛКИЕ. - И НЕ СТРАШНО СОВСЕМ! КОГДА БУДЕТ СТРАШНОЕ?
   - А ВОТ СЕЙЧАС И БУДЕТ!
  
  ГЛАВА 3. НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА
  
  Полисмен оглядел меня с ног до головы.
  -Что все это значит? - спросил он.
  Я улыбнулся ему своей ангельской улыбкой.
  - Понимаете, мне трудно объяснить.
  - Понимаю! - сказал полисмен.
  - Я, э-э-э, просто зашел в гости, знаете ли.
  Старый друг семьи, и все такое.
  П.Г. Вудхауз "Вперед, Дживз!"
  
  Дверь открылась неожиданно легко. Вадюка шагнул в темную прихожую, как в пропасть. Ему казалось, что стук его сердца должен быть слышен у метро. Он некоторое время постоял, стараясь не дышать и прислушиваясь. Ничего не случилось. В квартире было тихо. Глаза Вадика постепенно привыкли к темноте, и он начал смутно различать окружающую его действительность. Что-то неразборчиво белело справа, что-то слабо блестело слева. Он пошарил "у стеночки на полу как войдешь направо" - и не нашел ничего. Он пошарил слева - тоже ничего. Постепенно осмелев, Вадик уже более уверенно обыскал маленькую прихожую - никакого пакета, никакой папки! Он затоптался в сомнениях: то ли уносить ноги, пока цел, то ли предпринять дальнейшие розыски? Последующее развитие событий показало, что первое побуждение - всегда самое правильное! Внезапно распахнулась входная дверь, вспыхнул свет, и на ослепленного Вадика двинулась какая-то фигура, которая показалась ему со страху гигантской!
  - Вы что здесь делаете? - сказал "папочка", чувствуя, что повторяется.
  Вернее, так:
  - Вы что здесь делаете?
  Он был потрясен настолько, что потерял голос и мог только слабо сипеть.
  - Э-э-э... - сказал Вадюка.
  В это время из глубин квартиры выплыла полусонная "мамочка" в коротенькой ночнушке с Микки-Маусом на необъятной груди и осведомилась довольно дружелюбно:
  - Кто это такой, папочка?
  - КТО ЭТО ТАКОЙ?! НЕТ, ЭТО Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ, КТО ЭТО ТАКОЙ! - возопил папочка, внезапно обретший голос и новый взгляд на происходящие события.
  После всех перенесенных страданий ему захотелось выпить перед сном пивка и он отправился в близлежащий круглосуточный магазин, отоварился там, спокойно возвратился домой, звякая бутылками и предвкушая полуночный кайф, а дома открытая дверь, посторонний молодец и жена в Микки-Маусе! Крошка Ню, услышав на лестнице, как быстро набирает силу скандал, поняла, что Вадика надо срочно спасать. Совесть у нее была не чиста: ведь это именно она прошляпила папочкин приход, уходя на минуточку за сигаретами. Ню действовала быстро и решительно. Не успели герои драмы как следует развернуться, как вдруг среди них оказалось новое действующее лицо: дама в бордовом халате до полу, с махровым полотенцем в виде тюрбана на голове и с лицом, густо намазанным чем-то белым. Она напоминала персонаж театра Кабуки - только веера не хватало. Все замолчали. Вадюка, и так в полуобморочном состоянии, при виде Крошки Ню, завернутой в полотенце, впал уже в совершенный столбняк.
  - Боже мой! Вадик! Ты здесь! Какое счастье! Дорогой, с тобой все в порядке? Я так волновалась! Пойдем, милый, тетушка уложит тебя в постельку, все будет хорошо! Пойдем, радость моя!
  Вадик вышел из столбняка и судорожно дернулся к двери.
  - СТОЯТЬ! - скомандовал вошедший в совершенный штопор папочка. - КТО ВЫ ВООБЩЕ ТАКАЯ? ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ, В КОНЦЕ КОНЦОВ?!
  - Успокойтесь, дорогой! Вам совершенно нельзя волноваться: у вас такое апоплексическое сложение! Я вам сейчас все объясню: я ваша соседка с 15 этажа...
  - ЧТО ВАМ ЗДЕСЬ НУЖНО?!
  - Я пришла за племянником.
  - КАКИМ ПЛЕМЯННИКОМ?
  - За Вадиком. Вот он! Это Вадик.
  - КТО ТАКОЙ ВАДИК?!
  - Вадик мой племянник. Он приехал из Свердловска...
  - ЧТО ОН ДЕЛАЕТ В НАШЕЙ КВАРТИРЕ?! - хором спросили хозяева.
  - Вот я и объясняю: Вадик, мой племянник, из Свердловска...
  - НУ?!
  - Он лунатик.
  - КТО?!
  - Лунатик.
  - ЛУНАТИК?!
  - Лунатик. Ходит по ночам. Вот и к вам зашел. Посмотрите на него: видите - лунатик.
  Все посмотрели на Вадика, который как никогда в жизни был похож на лунатика.
  - А КАК ОН ВОШЕЛ В КВАРТИРУ?
  - Наверно, у вас дверь была открыта.
  - КАК ЭТО, ОТКРЫТА?
  - Ну, мало ли, забыли закрыть! Это часто случается! Я сама сколько раз забывала дверь закрыть! Да она у вас и сейчас была открыта! Напрасно вы дверь не закрываете: сейчас такое время - мало ли кто может зайти!
  С этими словами Крошка Ню отлепила Вадика от стены и увела его быстрым шагом, захлопнув за собой пресловутую дверь. В оставленной квартире продолжал бушевать скандал:
  - ПОЧЕМУ ЭТО У НАС ДВЕРЬ ОТКРЫТА?! КУДА ЭТО ТЫ ВЫХОДИЛ?! ЗАЧЕМ?!
  Папочку, потерявшего весь свой кураж, практически не было слышно...
  
  - ОЙ, Я ТОЖЕ ОДИН РАЗ ДВЕРЬ ЗАБЫЛА ЗАКРЫТЬ! ЧТО БЫЛО!
  - А ЧТО БЫЛО? - ЗАИНТЕРЕСОВАЛИСЬ ВСЕ.
  И АГАПОВА РАССКАЗАЛА.
  
  В то время Агапова жила с мамой и бабушкой в двухкомнатной квартире. Однажды ночью бабушка разбудила их с мамой посреди ночи вопросом:
  - Кла-ав! К нам, что гости приехали? Чего вы их в коридоре-то положили?
  - Какие гости?
  Агаповская мама не сильно удивилась, так как бабушка была в маразме, и ей могло привидеться, что угодно, даже гости в коридоре. Но это был совсем даже не маразм! Когда Агапова с мамой вышли в коридор, под ногами у них действительно лежал кто-то довольно внушительных размеров. Он мирно спал, положив руку под голову, и не проснулся, когда зажгли свет.
  - Боже мой! Кто это?! Это ты привела?
  - Мам, ну ты что, в самом деле!
  - А кто это тогда?
  - А я откуда знаю?! Может, я дверь плохо закрыла, а он и зашел?
  - Зашел! Чего с ним теперь делать-то?
  - Выставить надо!
  - Надо! А как?
  Незнакомец лежал во всю длину коридора, головой упираясь в дверь. Агапова, дрожа от страха и кутаясь в ночную рубашку, перешагнула через спящее тело, трясущимися руками отворила дверь, насколько позволяла голова и быстро отскочила. Потом пнула незнакомца ногой. Мама с бабушкой подглядывали из-за угла.
  - Эй, вставай давай!
  - Ммы-ы!
  - Вставай, вставай!
  - Мма-а?
  - Да вставай же ты!
  - А? Что? Где? Где я?
  - Где-где! Давай проваливай!
  - А чего?
  В конце концов, изрядно осмелевшая Агапова вытолкала незнакомца за дверь и тщательно эту дверь заперла на все замки и запоры. И еще стулом приперла - на всякий случай. После всех перенесенных страхов ей, естественно, захотелось в туалет. Зайдя туда, она обнаружила, что незваный гость успел и там побывать и оставил явные следы своего пребывания.
  - А я его узнала! - сказала мама, наблюдая, как Агапова моет стены туалета.
  - Ну?
  - А это сосед с верхнего этажа! Мишка-алкаш.
  - Ну, слава Богу! Чай, не чужой!
  Вымыв туалет, Агапова с мамой попили чаю для успокоения нервов и часу в третьем заснули. В пять часов утра проснулась бабушка и стала вопрошать через дверь:
  - Кла-ав, а Кла-ав! А чего гости-то, уехали? Нету никого в коридоре!
  Агапова с мамой накрылись подушками. Но даже сквозь подушки был слышен бабушкин монолог на тему: "Разве это дети? Это сволочи! Ничего никогда не рассказывают!" Для пущего удобства бабушка принесла из кухни табуретку. Через полчаса она утомилась и минут 10 подремала. Потом пошла на кухню, где тут же уронила металлический чайник. Причем крышка чайника долго каталась по полу, выбирая наиболее удобное место, пока не успокоилась в самом дальнем углу коридора. Дальше пошли совсем непонятные звуки.
  - Что она там делает?
  - Холодильник, что ли, размораживает? (Бабушка очень любила размораживать холодильник в пять утра).
  - Да нет, не похоже. Может, мебель двигает?
  Через двадцать минут Агапова с мамой сдались и, зевая, выползли на кухню, где их радостно встретила бабушка все с тем же монологом: "Разве это дети? Это сволочи! Крышку от чайника спрятали - чаю не согреть!" Агапова с мамой нашли крышку, согрели чаю, напоили бабушку чаем и напились сами. Бабушка пошла отдохнуть, Агапова пошла на работу, мама никуда не пошла, поскольку была уже на пенсии, а осталась дома размораживать холодильник.
  Сосед Мишка - будучи человеком бла-ародным, как он сам себя рекомендовал - проспавшись к обеду, пришел к маме извиняться, и извинялся до тех пор, пока мама не дала ему на поллитру. После этого он благодарил ее так долго, что... Нет, на другую поллитру она ему уже не дала.
  
  - ДА, АГАПОВА! - СКАЗАЛИ ВСЕ.
  - НУ, АГАПОВА! ДВЕРЬ НЕ ЗАКРЫЛА! ЧТО У ТЕБЯ В ГОЛОВЕ!
  - ОДНА СГУЩЕНКА! - ДОБАВИЛ СЕРЫЙ.
  И ВСЕ ОПЯТЬ СОГЛАСИЛИСЬ.
  
  Пока мамочка чихвостила папочку, этажом выше всем миром отхаживали Вадюку. Петрович считал, что лучше всего поможет водочка, Вадику казалось, что не помешала бы валерьянка, но поскольку валерьянки не было, а водка давно кончилась, допитая самим же Петровичем, Крошка Ню принесла стакан холодной воды, отдала халат Петровичу, вытерла полотенцем майонез с лица и с облегчением закурила. Вадик и Крошка Ню, перебивая друг друга, рассказывали о своих приключениях, Петрович хохотал, а Алёна порхала вокруг, всплескивая ручками и звеня хрусталем, да так интенсивно, что хотелось достать мухобойку. Лиза сидела молча, и глаза у нее были как два блюдца: где же пакет с переводом?
  - А где же пакет с переводом? - вклинилась она наконец.
  - Да, действительно, где? - спросила Крошка Ню.
  - Его там не было!
  - ТО ЕСТЬ КАК НЕ БЫЛО?! - закричали все хором.
  - Ну не было, и все! Я не нашел! Я искал - но его не было.
  - Это конец! - мрачно произнесла Лизавета.
  Собственное будущее представлялось ей в очень мрачном свете: ей мерещились неведомые крутые заказчики, сверкающие золотыми цепями и зубами, которым позарез нужна эта проклятая фритюрница; а вспоминать про Катерину просто было страшно...
  
  - СЛУШАЙТЕ, У КОГО-НИБУДЬ ЕЩЕ ЕСТЬ СИГАРЕТЫ? МОИ КОНЧИЛИСЬ.
  - СЕРЫЙ, ДАЙ НЮ СИГАРЕТКУ! Я ВИДЕЛА, У ТЕБЯ ЕСТЬ.
  - ВОТ ЗАРАЗА! - ПОДУМАЛ СЕРЫЙ, НО СИГАРЕТУ ВЫДАЛ.
  - ДАВАЙ, РАССКАЗЫВАЙ! ЧТО ТАМ ДАЛЬШЕ-ТО БЫЛО?
  
  Вадик почувствовал, что хочет домой. Очень хочет домой! Кто его знает, какие еще безумные планы зародятся в голове у Нины Юрьевны! Он затравленно посмотрел по сторонам и наткнулся на понимающий взгляд Алёны.
  - Простите, - сказала она, - но уже очень поздно. Может быть, Вадик проводит меня?
  - Провожу! Я провожу!
  Вадюка не знал, где живет Алёна, но готов был провожать ее хоть в Электроугли или Балашиху. К счастью, в Балашиху идти не пришлось: Алена жила всего в трех кварталах. Поскольку было уже очень далеко за полночь, и метро не работало, она благородно пригласила Вадика переночевать. Не подумайте чего плохого: Алёна была девушка приличная, и к тому же в двухкомнатной квартире жила не одна, а с мамой, братом-подростком и кошкой. Вадик переночевать согласился, но с некоторой опаской. Во-первых, он всегда слегка опасался покушений на свою добродетель со стороны прекрасного пола, так как был несколько неуверен...
  
  - В СОБСТВЕННОЙ ДОБРОДЕТЕЛИ! - ПОДСКАЗАЛ АЛЮСИК.
  
  ...во-вторых, за те 15-20 минут, что они шли до Алёниного дома, она успела так наехать ему на уши своей Санта-Барбарой, что он стал сомневаться, а так ли сильно он на самом деле сражен ее неземной красотой, как ему показалось с первого взгляда! Вадюку устроили на раскладушке в маленькой комнате вместе с братом. Кошка, необычайно заинтересовавшаяся появлением в ее квартире нового лица, со второй попытки проникла в комнату, прыгнула на раскладушку, села Вадюке на ноги и стала его разглядывать желтыми глазами. Под упорным взглядом кошки Вадик никак не мог заснуть.
  - Простите, вы не уберете кошку куда-нибудь в другое место? - прошептал Вадик.
  - Чем она тебе мешает? - спросил брат, крайне раздраженный тем, что эта идиотка Ленка притащила посреди ночи какого-то дебила, который теперь не дает спать добрым людям!
  - Она на меня смотрит!
  - Ну и что?!
  - Я ее боюсь!
  - Ну, блин! - сказал брат, встал, схватил кошку за шкирку и бесцеремонно вышвырнул ее на кухню, предусмотрительно подперев дверь стулом.
  На стул он положил все тяжелое, что смог найти в 3 часа ночи на кухне: пару сковородок и старинный чугунный утюг. Он-то уж знал собственную кошку! Кошка, возмущенная подобным обращением до крайности, сначала высказала все, что она думает о всяких незваных гостях:
  - Поду-у-у-маешь, уж и взглянуть на него нельз-я-я-а!
  ... а потом все, что она думает о собственных хозяевах:
  - Разве это хозяева-а-а! Это звери-и! Вышвырнули на кухню-у-у-у! Ну, я-а ва-а-а-м покажу-у-у-у!
  И показала. Всю оставшуюся ночь она терпеливо и настойчиво пыталась выбраться из кухни, поддевая лапой дверь. Дверь грохотала, стекла в окне дребезжали, стул стучал ножками, сковородки громыхали об утюг. Алёнина семья, привычная к кошкиным забавам, спокойно спала - в отличие от Вадика.
  За три квартала от кошки, решив, что утро вечера мудренее, спали Петрович, Крошка Ню и Лиза. Сны снились всем самые разнообразные:
  Лиза металась по кровати, спасаясь от заказчиков, которые гонялись за ней на фритюрнице, поощряемые Катериной.
  Крошка Ню выступала на сцене театра Кабуки, Петрович ей аплодировал, зевая.
  Алёне снилось свадебное платье, похожее на торт со взбитыми сливками.
  Ее маме - новая стиральная машина.
  Ее брату - сложный запутанный сон, в котором он дошел до 9-го уровня, сохранив все 14 жизней.
  Наконец заснувшему Вадику мерещилось, что он Муций Сцевола, и Вадик стонал, мешая Алёниному брату перейти на 10-й уровень.
  Кошка и во сне лелеяла планы кровавой мести.
  Папочке не снилось ничего.
  Не спала только мамочка. Она задумчиво бродила по квартире и что-то подсчитывала на калькуляторе.
  
  - А КУДА ЖЕ ПЕРЕВОД-ТО ДЕВАЛСЯ?
  - ТЫ СЛУШАЙ!
  
  ГЛАВА 4. КРУГООБОРОТ БАКСОВ В ПРИРОДЕ
  
  - И теперь, - обратилась старшая дама к младшей, - я должна вам шиллинг.
  - Ну что вы, милочка, как это может быть?! - ответила другая, -
  Ведь я с самого начала была должна вам шесть пенсов.
  Джером К. Джером "Человек, который хотел руководить"
  
  Проснувшись не рано утром, Лиза решительно объявила, что, поскольку жизнь все равно кончена, и терять ей больше нечего, то она сама пойдет в эту проклятую квартиру.
  - А что ты будешь говорить? - волновалась Крошка Ню.
  - Не знаю. Что скажется.
  Спустившись на 4-й этаж, Лиза подошла к двери и обомлела. Как ей отчетливо помнилось, дверь была обычная: деревянная, обитая коричневым кожезаменителем. Но это вчера! Сегодня это была мощная стальная дверь! Лиза решила, что она перепутала этаж и поднялась опять наверх. Спустилась еще раз вниз: нет, квартира та же самая, а дверь - другая, стальная! Она поковыряла дверь пальцем - сталь, как не ковыряй. Лиза почувствовала, что тихо сходит с ума.
  Последний раз в таком обалдении она пребывала где-то года два назад, когда только пришла работать в Музей и не знала еще всех особенностей внутреннего режима. Она как обычно прошла через внутренний двор, свернула направо и увидела крепкую кирпичную стену на том самом месте, где еще в пятницу никакой стены не было! И если бы ее не спас случайно пришедший рабочий, который забыл в пятницу у стены рукавицы, она, наверное, так навсегда и осталась бы во внутреннем дворе, так как ту дверь, через которую она вошла во внутренний двор уже начали забивать досками!
  Лиза стояла, совершенно не понимая, что же ей делать, как вдруг!
  ВДРУГ! ДВЕРЬ! ОТКРЫЛАСЬ!
  
  - ОЙ! СТРАШНО! - МЕЛКИЕ ЗАТРЯСЛИСЬ И СБИЛИСЬ В КУЧКУ. - РАССКАЗЫВАЙ СКОРЕЙ, А ТО СТРАШНО ОЧЕНЬ!
  
  И! Из! Нее! Показалась! Сама! Мамочка! Во всем своем великолепии! 150 кг мамочкиного веса были упакованы в черные блестящие штаны в обтяжку и красную распашонку. Довершали наряд кроссовки 45 размера и соломенная шляпка с цветком подсолнуха. Прижимая к мощной груди объемистую сумку, мамочка вытаращилась на Лизу. Лиза вытаращилась на нее.
  - А-а-а! - сказала Лиза.
  - Да-да? - откликнулась мамочка.
  - Я... э-э-э...
  - Ну-ну?
  - Вчера... перевод... папка... пакет... - неразборчиво забормотала Лизавета.
  Услышав слово "перевод", мамочка оживилась, шагнула вперед, захлопнула за собой дверь и, тесня Лизу мягкой грудью вниз по лестнице, заворковала:
  - Деточка! Так это вы? Так это вы! Так это ваш такой замечательный перевод? И так быстро! Спасибо вам огромное! Вы нас так выручили! Так выручили! Деточка? Вы подождете немножко с деньгами, да? У нас тут такие обстоятельства, такие обстоятельства! Понимаете, деточка, нам пришлось срочно поставить железную дверь. И мы истратили все деньги, ну, буквально, все! У нас просто нет ни цента, ну ни цента! Заходите, деточка, в начале следующей недели - в понедельник, в среду, а еще лучше - позвоните так в четверг или пятницу, в крайнем случае, в субботу мы вам все отдадим! Хорошо, деточка? Ну вот, и хорошо!
  Произнося этот монолог, мамочка дотеснила Лизу до первого этажа, выскочила из подъезда, втиснулась в серебряную "Нексию" и укатила под звуки ламбады. Лиза закрыла рот и заморгала.
  - Ничего не понимаю, - подумала она.
  - Ничего не понимаю! - сказала она Ню и Петровичу, которые тоже ничего не поняли...
  
  - НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕМ! - ЗАКРИЧАЛИ ВСЕ ХОРОМ.
  - ЭТО ЧТО, ОНИ И ЕСТЬ ЗАКАЗЧИКИ?
  - НЕ БЫВАЕТ ТАК! - ПОДУМАЛ СЕРЫЙ. - ВСЕ ВРАНЬЕ. ПОЙДУ ЛУЧШЕ СПАТЬ (НО НЕ ПОШЕЛ).
  - ОЙ, НЕ РАССКАЗЫВАЙ ДАЛЬШЕ БЕЗ МЕНЯ! - ЗАКРИЧАЛА АГАПОВА. - Я СЕЙЧАС ПРИДУ! ТОЛЬКО ПОДОЖДИ МЕНЯ!
  
  Да, действительно, это и были те самые крутые заказчики. Чего только не случается в жизни! Вчерашним днем, мамочка, чудом разминувшись с полуголой Лизаветой, вошла в квартиру и сразу же заметила чужой пакет в своей прихожей. Заглянув внутрь и обнаружив там заказанный перевод, она несколько удивилась и вызвала для объяснений папочку.
  - Откуда это взялось?
  - Что - это?
  - Вот это - пакет!
  - Какой пакет?
  - Вот этот! С переводом инструкции к фритюрнице? Кто его принес?
  - Кто принес?
  - Да, кто приходил?
  - Д-девушка... незнакомая...
  Папочка окончательно потерял смысл понимания. Если перевод принесла эта ненормальная девица, то почему она об этом не сказала? А главное, зачем мыла голову у них в ванной? Что, у нее своей нету, что ли?
  - Переводчица, наверное. Ты ей заплатил?
  - За что? - испугался папочка.
  - За перевод! 50 долларов. Что с тобой, в конце концов?
  - А-а! Ну да! Я... Я... забыл. Ты знаешь, мамочка, я неважно себя почувствовал... и лег полежать... и заснул... В общем, я забыл.
  - Я вижу, ты и сейчас не проснулся!
  Мамочка, счастливая дальше некуда, что перевод на руках и можно приступать к фритюрнице, не стала сильно наезжать на папочку. Папочка, обрадованный, что от него отстали, но все же несколько обескураженный, почистил воблочки, и они славно вдарили по пивку. Мамочка, опустошив пару-тройку бутылочек, сломалась и пошла спать, а папочке не хватило, и он отправился за добавкой (знаменательно, что ни мамочке, ни папочке не пришла в голову такая простая мысль: а откуда переводчица могла узнать их адрес, если его не знала даже дочь тети Веры?).
  После того, как они выдворили из квартиры незваного лунатика с его странной тетушкой, мамочка и папочка решили, что пора укрепить свои позиции стальной дверью, и тем самым предотвратить раз и навсегда вторжения всяких там лунатиков. С утра пораньше мамочка вызвала мастеров, которые оперативно возвели стальную дверь, приладили решетки на окна, подключили сигнализацию и отбыли, унеся с собой всю имевшуюся у хозяев наличность. Пока дом сотрясался от дрелей и молотков, утомившаяся за ночь компания этажом выше спала, как колония сурков в зимней спячке.
  
  - И ЧТО ЖЕ, ОНИ ОТ ТАКОГО ГРОХОТА НЕ ПРОСНУЛИСЬ? - СКЕПТИЧЕСКИ СПРОСИЛ СЕРЫЙ.
  - НЕ ПРОСНУЛИСЬ! НЕ МЕШАЙ!
  
  К середине дня пятницы расположение действующих лиц в пространстве было следующим: Вадюка спал в электричке. В квартире Алёны ему удалось заснуть лишь часам к семи, а в восемь их с Алёниным братом уже безжалостно разбудили, напоили кофе и отправили - брата в школу, Вадюку - домой, в Южное Бутово. Алёна, целое утро убиравшая последствия разгрома, учиненного кошкой на кухне, несколько охладела к своему герою, но на прощанье все же поцеловала его в розовую щеку: кошка кошкой, а потенциальные мужья на дороге не валяются...
  
  - А ОНИ ПОТОМ ПОЖЕНИЛИСЬ, ИЛИ НЕТ?
  - КТО?
  - АЛЁНА С ВАДЮКОЙ!
  
  Алёна с Вадюкой все-таки поженились, хотя Вадюка - в промежутках между Санта-Барбарой - сильно доставал Алёну своей Римской историей. Алёна с легкостью построила и Вадюку, и его маму и его бабушку. Мама и бабушка порхали вокруг нее, как пчелки, собирая нектар для Алёниной диссертации (никакого отношения, слава богу, к Римской истории не имеющей!). Прабабушку, ввиду дряхлости возраста, Алёна не особенно беспокоила: пользы от прабабушки практически не было никакой, тем более что она так никогда и не оправилась от переселения в Южное Бутово. Покинув квартиру в Сивцевом вражке, в которой со времен Ромула и Рема проживали члены ее семейства, прабабушка совершенно и окончательно отрешилась от действительности. Она сидела в вольтеровском кресле и с сильнейшей лупой в руках перечитывала Тацита в оригинале. Тетушка, которая, к счастью, жила отдельно, с облегчением скрылась в своем Бибиреве, обозвав Алёну "о-очень практичной женщиной". Алёна, всю жизнь боровшаяся за звание "очаровательной", такому определению обиделась и отлучила тетушку от дома, чему та была только рада.
  Назвать Алёну практичной женщиной могла, конечно, только археологическая тетушка. Выбрать в мужья совершенно не приспособленного к жизни Вадюку, не способного заработать даже на том Плутарха - практичностью здесь и не пахнет! Почему Алёна, которая вполне могла выйти замуж за какого-нибудь дилера, брокера, дистрибьютора, а то и провайдера, так упорно стремилась в среду интеллигенции, катастрофически обнищавшей после падения Римской империи? Это была загадка природы, сравнимая только с загадкой Тунгусского метеорита.
  Через некоторое время Римское семейство пополнилось девочкой Верочкой, которая с достоинством несла бремя дочери, внучки, правнучки, пра-правнучки и племянницы и прекрасно засыпала под Тацита! Вадюка спасался в Бибирево, где под крылом у тетушки с наслаждением окунался в Плутарха. Но все это в далеком будущем. Пока что Вадюка спокойно спал в электричке, которая давным-давно проехала его родное Бутово и подъезжала к Серпухову.
  Крошка Ню и Петрович тоже ехали в электричке - на дачу в Перхушково. Петрович, зевая, читал "Футбольное обозрение", а Крошка Ню смаковала впечатления прошедшего дня: давно она так не наслаждалась жизнью!
  Мамочка и папочка роились вокруг фритюрницы и ждали с минуты на минуту прихода срочно вызванной племянницы, которая обещала оную фритюрницу приручить согласно инструкции.
  Лиза печально сидела на работе. Она выпила уже три чашки кофе, но в голове у нее не прояснилось. Хорошо еще, что Катерина куда-то провалилась: Лиза три раза звонила ей в отдел - информатика безмолвствовала, лишь на третий раз запыхавшийся мужской голос сказал, что Катерины сегодня, скорее всего, не будет. Исполнение приговора откладывалось на неопределенное время. Лиза посидела, повздыхала над своей непонятной планидой, а потом, наконец, сообразила позвонить источнику всех неприятностей, а именно дочери тети Веры. Избегая лишних подробностей, Лиза рассказала ей о том, что перевод вручен заказчикам раньше срока, а деньги задерживают, хотя обещали сразу же. А 50 баксов ей нужно смертельно! Дочь тети Веры не стала вникать, каким образом Лиза могла передать перевод заказчикам, не зная их адреса. У дочери тети Веры своих проблем было навалом, чтобы еще задумываться над чужими! Она быстренько позвонила владелице фритюрницы и сказала:
  - Ну что же вы так. Нехорошо!
  Мамочка попыталась было навалиться на нее стальной дверью, но дочь тети Веры умела убеждать людей и стальную дверь отринула, как аргумент не существенный:
  - Это ваши проблемы. Заплатите немедленно, - и повесила трубку.
  Мамочка опечалилась. Но тут появилась долгожданная племянница, и мамочке пришла в голову удачная мысль.
  - Деточка! - проворковала она, - я понимаю, это нехорошо, но не могла бы ты одолжить нам на некоторое время те 50 долларов, что мы подарили тебе на день рождения? А, деточка? Ты их еще не истратила?
  - А в чем дело? - сурово спросила деточка.
  Ей объяснили ситуацию.
  - Я бы, конечно, с моим удовольствием, но, понимаешь, с собой у меня денег нет, они на работе. Ехать туда мне неохота. Может быть, ваша переводчица подождет до понедельника? В понедельник расплатимся.
  Мамочка принялась звонить дочери тети Веры. Дочь тети Веры, у которой фритюрница сидела уже в печенках, наотрез отказалась вести переговоры с переводчицей - объясняйтесь сами! - быстро продиктовала телефон, повесила трубку и, чтобы больше не приставали, уехала в Анталию на две недели.
  - Имя-то, имя-то переводчицы не сказала! - сокрушалась мамочка. - Деточка, может быть, ты позвонишь? А, деточка? Вы, молодые, быстрее друг с другом договоритесь!
  К этому времени Лиза уже совершенно озверела. В отделе она была одна: остальные сотрудники в честь пятницы разбежались по дачам, оставив в лавке Лизавету, у которой дачи все равно не было. Словно нарочно, посетители шли просто толпой, а телефон как с цепи сорвался. Больше всего времени Лиза потратила на Савелия Платоновича. Савелий Платонович был очень известным ученым, крупнейшим специалистом в самых различных областях знаний. В процессе научного творчества он любил припадать к первоисточникам. Поэтому в Музее его хорошо знали: он припадал к первоисточникам практически во всех отделах. Сначала Лизавета долго и подробно объясняла Савелию Платоновичу, как пройти в Графику...
  
  - А ЧТО, ОН НЕ ЗНАЛ, ЧТО ЛИ? ТЫ ЖЕ ГОВОРИШЬ, ЧТО ОН В МУЗЕЕ ДНЕВАЛ И НОЧЕВАЛ!
  - ТЫ СЛУШАЙ!
  
  Дорогу в Графику надо было объяснять потому, что Музей все время находился в состоянии ремонта. Практически со дня открытия. В результате ремонта внутренняя планировка Музея, и без того достаточно запутанная по прихоти архитектора, менялась чуть ли не каждый день: возникали и рушились стены, прорубались и закладывались коридоры, исчезали и появлялись лестницы. Во время оперативки Директор обычно знакомил завотделами с новой топографией Музея, те - в свою очередь - спускали информацию в Народ, который уже доводил эту информацию до сведения Посетителей.
  - Так-так! - говорил Савелий Платонович. - Пожалуй, этой дороги я еще не знаю. Значит, говорите, после Бухгалтерии налево?
  - Налево и вниз! Через Голографию. А потом по коридору первый поворот направо.
  Савелий Платонович дважды звонил из дома и три раза уже из Музея: с проходной, из Голографии и из Кабинета Председателя, куда он забрел неведомым Лизе образом. В конце концов, Лизе пришлось спуститься к Кабинету и принять Савелия Платоновича из рук глубоко возмущенного Зама по науке, который как раз от Савелия Платоновича там и прятался! Единственным лучом света в этом бедламе была Агапова, которая только что с трудом вернулась из экспедиции, в которую ненароком заехала.
  
  - КАК ЭТО, С ТРУДОМ ВЕРНУЛАСЬ? ЕЕ ЧТО, НЕ ОТПУСКАЛИ ЧТО ЛИ?
  - А, АГАПОВА? ЧТО ТАМ СЛУЧИЛОСЬ-ТО?
  - ДА НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ!
  - ДА ЛАДНО, РАССКАЖИ!
  И АГАПОВА РАССКАЗАЛА.
  
  В то время Агапова находилась в экспедиции у Леоновой-младшей в Белом ключе. Заехала она туда ненадолго по дороге на дачу и три с половиной недели подряд не могла уехать. Леонова-младшая нервничала. Не то чтобы Леонова-младшая не любила Агапову, нет, она ее просто обожала! И не то, чтобы Агапова очень уж мешала работе экспедиции, нет, она скорее помогала, так как была девушка не хилая и могла помахать лопатой. Но согласитесь, как-то утомительно каждый вечер на протяжении двух недель устраивать проводы! На следующее после очередных проводов утро выяснялось, что:
  Агапова проспала, так как провожали слишком усердно и долго,
  Агаповой нечего надеть, так как постиранное с вечера к утру не высохло,
  Агаповой нечего обуть, так как кроссовки утопились в речке,
  Агаповой неохота ехать, так как идет проливной дождь,
  То же самое, только стоит страшная жара...
  И так три с половиной недели! А в это время мама ждала Агапову на даче, чтобы та помогла ей не то копать картошку, не то собирать клубнику, - в общем, проводить какие-то сельхозработы. Вся экспедиция с интересом следила за попытками Агаповой уехать. Уже Алюсик два раза съездил в Москву и обратно, а Агапова все собиралась и собиралась! Когда Алюсик третий раз вернулся в экспедицию из Москвы (чего он все время мотался туда-сюда, так никто никогда и не узнал), Агаповой не было.
  - А где Агапова? - поинтересовался Алюсик.
  - Уехала!
  - Не может быть!
  - Может!
  День прошел в воспоминаниях об Агаповой, а вечером - часов эдак в 11 - открылась дверь и ввалилась она сама! Агапова была чудо как хороша и держала в руке большую мокрую рыбину. За хвост. Экспедиция обомлела.
  - Агапова! Ты как здесь?!
  Оказывается, вырвавшись из Белого ключа, она решила не возвращаться в Москву, а поехать прямо на дачу, где ее уже просто заждалась мама. Поехать она решила через Зарайск, от которого до дачи было совсем недалеко. Прибыв в Луховицы, Агапова выяснила, что электричку на Зарайск отменили, зато автобус обратно в Белый ключ - в час.
  "Не судьба!" - подумала Агапова и решила вернуться в Белый ключ. Делать в этих самых Луховицах до часу было совершенно нечего, и Агапова отправилась в ресторан. В ресторане она оказалась единственным посетителем, поэтому обслуживали ее с большим усердием, а официантка настолько полюбила, что рассказала ей всю свою биографию, биографию своего мужа и своей снохи, которую терпеть не могла. Агапова заказала пивка с бифштексом. Когда пивко с бифштексом кончилось, ей захотелось мартини с оливками. Может быть, после мартини с оливками Агаповой захотелось бы еще чего-нибудь, но официантка как раз дошла до биографии своей снохи, а под сноху и мартини с оливками шли плохо. Поэтому Агапова покинула ресторан, причем официантка проводила ее до выхода, досказывая на ходу еще какие-то душераздирающие подробности про сноху. Освободившись от снохи, Агапова пошла по направлению к автобусу. Но автобус не пришел. Как выяснилось, его тоже отменили, а Агаповой об этом не сказали. Тогда Агапова решила ловить машину. Машина поймалась довольно быстро. Два симпатичных мужичка согласились отвезти Агапову в Белый ключ.
  - Вы не возражаете, если мы сначала заправимся?
  - А не возраж-жаю! - согласилась Агапова.
  Мужички поехали куда-то к западу от Луховиц, на заправку. Заправились.
  - Вы не возражаете, если мы заедем на речку, искупаемся?
  Агапова не возраж-жала, так как день был довольно жаркий. Мужички поехали на речку - теперь куда-то к северу от Луховиц. Нашли речку. Купалась в речке почему-то одна Агапова, а мужички сидели на берегу и любовались. Когда Агапова откупалась, возник следующий вопрос:
  - Вы не возражаете, если мы рыбки половим?
  - А не возраж-жаю!
  Наловили рыбки.
  - Вы не возражаете, если мы водочки выпьем?
  - А не возраж-жаю!
  Один из мужичков сгонял за водочкой, пожарили рыбочку, распили водочку...
  Тут приехал Рыбнадзор. Рыбнадзор хотел было рыбу отнять и мужичков оштрафовать, но мужички ни рыбу, ни штраф не отдали, а Рыбнадзор послали. Рыбнадзор уехал, куда послали. Вместо Рыбнадзора приехала местная рыбная мафия, отобрала рыбу, допила водку, вытряхнула остатки денег, накостыляла мужичкам по шее и уехала.
  - Вы не возражаете, если мы сейчас поедем в Белый ключ?
  Мужички не возражали. Вся компания двинулась обратно в Луховицы, потом через Луховицы и, наконец, к югу от Луховиц на Белый ключ. Таким сложным путем Агапова и оказалась в 11-м часу вечера на базе. Тепленькая и веселенькая. Единственную сохранившуюся из всего улова рыбину она спасла, прикрыв от мафии собственным телом. На Агаповское тело мафия почему-то не покушалась. Мужички, доставив Агапову по месту назначения, растворились в темноте.
  На следующее утро Леонова-младшая самолично отвезла Агапову в Москву, проводила до двери квартиры и вручила с рук на руки Агаповской маме, которая давно уже приехала с дачи, не то - собрав клубнику, не то - выкопав картошку, в общем, окончив какие-то сельхозработы.
  
  - ДА-А, АГАПОВА! - СКАЗАЛИ ВСЕ.
  - НУ ТЫ ДАЕШЬ!
  - А ЧТО ТАКОГО?
  - ДА НЕТ, НИЧЕГО... СМЕЛАЯ ДЕВУШКА!
  
  В промежутках между Савелием Платоновичем, Агаповой и телефоном Лиза пыталась заниматься своим фондом. Но помещение было большое, и Лизе приходилось преодолевать каждый раз по 25-30 метров, спеша либо к телефону, либо к входной двери. После четырех стометровок Лиза надорвалась. А последний звонок ее просто доконал! Рванув на междугородний зуммер, Лиза здорово ушибла коленку о шкаф. Телефонистка скороговоркой проговорила номер и велела ждать. Потом прорезался звонкий женский голос:
  - Алё! Я вас слушаю!
  - Это Я вас слушаю!
  - Вам кого надо?
  - Мне никого не надо! - разозлилась Лиза. - Это ВЫ мне звоните!
  - Мы вам звоним?! А вы кто?
  - Мы - Музей Отечественной истории имени Н.М. Карамзина! А вы кто?
  - А мы - Тульская обувная фабрика имени Клары Цеткин!
  - ... !
  - Нет, вы точно разговор не заказывали?
  - Да нет!
  - Девушка, подождите минуточку, я спрошу, может, у нас кто заказывал!
  ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
  - Нет, вроде тоже никто! Девушка, а вам обувь не нужна? В смысле, музею вашему?
  - Это что, в качестве экспонатов, что ли?
  - Зачем экспонатов? Носить чтобы...
  - Благодарю вас! Не нужна!
  Лиза в ярости повесила трубку. Вот только обуви Клары Цеткин ей не хватало для полного счастья! Тут же телефон зазвонил снова.
  - ДА! - рявкнула Лиза в трубку.
  - Алло? - неуверенно произнес молодой женский голос.
  - Да, простите, слушаю вас.
  - Будьте любезны, мне нужна девушка, которая переводила с немецкого языка инструкц...
  - Это я! Это я! Слушаю вас!
  - Вы знаете, тут такая история... Не могли бы вы подождать с деньгами до понедельника...
  - Нет, никак не могу! Мне срочно нужно долг отдавать!
  Обеим девицам голоса своих визави показались страшно знакомыми.
  - ЛИЗА! ЭТО ТЫ?!
  - КАТЬКА!
  - ТАК ЭТО ТЫ! СЛУШАЙ, А КАК ТЫ ВЫШЛА НА МОЮ ТЕТКУ-ТО?
  - ТАК ЭТО ТВОЯ ТЕТКА?!
  И Лиза рассказала потрясенной Катерине всю историю своих "страстей по фритюрнице". Мамочка и папочка, сидя в одинаковых позах симметрично по бокам фритюрницы, подобно двум буддам, охраняющим дверь в сокровищницу, затаили дыхание и пытались по ответным репликам Екатерины понять, в чем там дело. Особенно напрягался папочка: загадка полуголой девицы мучила его, как больной зуб. Но понять было решительно невозможно!
  - Да ты что! - говорила Катька.
  ...
  - Иди ты!
  ...
  - А он что?
  ...
  - А ты что?
  ...
  - А она что?
  ...
  - Вот это да!
  ...
  - Не может быть!
  ...
  - Ты подумай!
  ...
  - С ума сойти!
  И прочие невразумительные возгласы.
  - Да-а-а! - сказала Катя, выслушав все. - Вот это история!
  - Да-а-а! - вздохнула Лиза.
  Обе вдруг замолчали: в головах у них усиленно крутились шестеренки калькулятров. Кто же кому должен 50 $? Екатерина, как человек технический, пришла к финишу первой, опередив безнадежно "зависшую" Лизавету.
  - Кать, я не понимаю: Я тебе должна или ТЫ мне?
  - В расчете!
  - Нет, я не поняла, получу я свои 50 баксов или нет?
  На том конце провода Катерина тихо повесила трубку...
  
  - ЗДОРОВО! - ХОРОМ СКАЗАЛИ МЕЛКИЕ.
  - ДА-А-А! ЭТО ИСТОРИЯ!
  - ИНТЕРЕСНО, ВО СКОЛЬКО ОБОШЛАСЬ ПОЕЗДКА В АНТАЛИЮ ТЕТИ-ВЕРИНОЙ ДОЧЕРИ? -ЗАДУМЧИВО ПРОИЗНЕСЛА АГАПОВА.
  - НЕТ, Я НЕ ПОНЯЛ, ПОЛУЧИЛА ОНА СВОИ 50 БАКСОВ, ИЛИ НЕТ? - СПРОСИЛ СЕРЫЙ.
  - А ТЫ ПОДУМАЙ, КАК СЛЕДУЕТ!
  
  Конец
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ ВОЗМУЩЕННОГО ЧИТАТЕЛЯ
  
  "Кто эти люди?" - спрашиваю я вас! Кто эти бесконечные Нюсики, Алюсики и прочие Агаповы? Не говоря уже о загадочных "Мелких"? Что это за греческий хор за кадром, мешающий читателю вникать в суть происходящих событий, и без того неправдоподобных! Мало того, что автор совершенно бессовестно запутал сюжет, он еще и лишил персонажей обычных для любого литературного произведения опознавательных знаков, по которым их можно было бы спокойно отличать друг от друга, а оставил кому только имя, кому только фамилию, а кого напрочь лишил и того и другого! Как, например, зовут Агапову? Никому не известно! Или самый, на мой взгляд, привлекательный персонаж, "Серый", сохранивший среди этого сумасшедшего дома здравый смысл и ясность мысли (а если он не знает, кто такой Муций Сцевола, то я сомневаюсь, известно ли это самому автору!) - что это такое: фамилия, прозвище или еще что?
  Советую автору основательно переработать свое произведение, снабдив каждого героя ФИО и краткой биографией. За основу вполне можно взять Учетный листок Отдела кадров, в котором отражено все главное и существенное. Тогда читатель наконец узнает, кто же такая таинственная тетя Вера! Если это та тетя Вера, которую, как я думаю, имеет в виду автор, то у нее две дочери, одна из которых уже 15 лет живет в Саратове с мужем и тремя детьми, а другая еще не замужем, недавно окончила Академию Кулинарного Искусства и ни одного языка вообще не знает!
  А что это за Музей Отечественной Истории, да еще имени Карамзина?! Нет такого музея! И не было никогда! Когда-то существовал Исторический музей на Красной площади, но там теперь находится ресторан! Я собственными глазами читал меню этого ресторана, вывешенное на круглой тумбе перед входом: "Суп "Багратион" с аморетками. Телятина "Де воляй" с вишневым соусом. Пуддинг "Нессельроде". Причем, кто такие "аморетки" мне не смогли объяснить ни юноша в костюме стрельца с алебардой в руке, ни Карл Маркс с Владимиром Ильичем, толпившиеся неподалеку от входа в ресторан в ожидании туристов. В заключение хочу сказать автору: работайте над собой, повышайте свой культурный уровень и из вас - может быть - получится приличный писатель. Хотя я лично в этом очень и очень сомневаюсь! С уважением - Ваш читатель.
  
  Послесловие персонажа
  
  Нижеследующий текст написан персонажем романа "Лиза во фритюре", а именно - Алюсиком. Читателю предоставляется редчайший случай увидеть процесс созидания литературного произведения изнутри - глазами действующего лица!
  Итак:
  
  Она писала.
  Это было наслаждением, мученьем, насущной потребностью. Более всего это напоминало зуд после комариного укуса: пока чешешь - кайф неземной, а как начешешься наконец - еще хуже: не только зудит, но и болит. Самым сложным в процессе творчества оказались Ее взаимоотношения с персонажами - вели себя, как хотели. Мало того, что о них надо было постоянно заботиться: поить, кормить, одевать и т.п., их необходимо было еще и обеспечивать жильем. Следить, чтобы они могли беспрепятственно и вовремя добираться до места действия - и желательно в том настроении, которое было необходимо Ей, а не в том, которое они приобрели в давке общественного транспорта.
  На первое время Она расселила часть из них в двух кварталах от места действия. Правда, в рукописи все чаще стали попадаться места вроде следующих: "Она жила в двух кварталах от...", "Он не помнил, как прошел эти два квартала...". Когда дело дошло до "Два квартала пролетели незаметно...", а количество персонажей, живущих на этом расстоянии от места действия, перешло за критическое число 10, роман стал напоминать логико-математическую задачку и стало ясно, что пора действовать.
  - Где могут жить все эти люди?
  - В Электроуглях, - не задумываясь, отвечала подруга.
  Ну, там-то они, конечно, жить отказывались. Они больше предпочитали всей толпой давиться в пресловутых "двух кварталах от...", стараясь не встречаться друг с другом в неурочное время, чем давиться в электричке, постоянно опаздывая к месту действия. Конечно, всех в Электроугли отправить было невозможно, поэтому поехали только молодые и бездетные. В Ее жизнь это внесло дополнительный хаос. Мало того, что электроугольцы (или электроугольники?) теперь не могли участвовать во всех проводимых мероприятиях из-за трудностей, создаваемых МПС, Ее просто угнетало сознание того, что Она не может запомнить, кто где живет. Роман рос и разветвлялся. Количество персонажей увеличивалось. Необходимо было избавляться от лишних.
  - Куда мне их отправить?
  - В Электроугли, - все так же не задумываясь отвечала подруга.
  - ?
  - И пусть на них ночью смотрит кошка.
  Глубина мысли потрясла Ее. Но! Она писала.
  Страницы романа, может быть, несколько разрозненные, расходились по рукам, давая пищу для размышлений Ее друзьям и доброжелателям. Некоторые знакомые, узнавая себя в Ее персонажах, обижались, а все попытки разубеждения и объяснения, что в виду имелись совсем не они, приводили к тому, что знакомые обижались окончательно и надолго. Жизнь вне написанного приобретала незапланированный смысл.
  Часть читателей мучил вопрос: "Где же здесь я?" - поиски себя, любимого, занимали много времени, но, как правило, были успешными. Никого не волновало, что имя, фамилия, характер, манера поведения и прочие незначительные мелочи не совпадали. Прообраз читающего не только находился, но и требовал корректировки: "Я не мог такое ляпнуть!", "Где ты видела у меня в квартире такое?", "Убери сейчас же!" и т.д. Лестные отзывы переполняли воздушное пространство небольшого рабочего помещения: "Как ты ее!" (затравленно озираясь, рычащим шепотом); "Ну уж он-то у тебя прямо как живой!" (громко и с задором). Наиболее въедливые выискивали ошибки в повествовании и ядовито интересовались: "Если она живет на 15-м этаже, а он - на 4-м, как они могут быть соседями?" Самые близкие о понимающие ходили, гордясь: "Ты знаешь, Она написала роман!" Реакция услышавшего новость варьировалась от восхищенного "Иди ты!" до непонятного "А мы с папой сегодня ходили в зоопарк..."
  В какой-то момент Она испугалась: "Я пишу? Роман? В уме ли я?" Подруга была в своем репертуаре: "Ну, не в Электроуглях же!" Замечено, что на многих грубость действует успокаивающе. Она вздохнула и смирилась со своей участью. Роман наглел. Он не давал ей спать, читать (ну, это из ревности, это еще можно понять). Работать Она уже не могла: персонажи корчили ей рожи и делали непонятные знаки со страниц деловых документов. Дома они с укором смотрели на Нее с экрана дисплея, стоило только откинуться на спинке стула. Ужаснее всего было ощущение, что за Ней начинают подглядывать, как только Она отходит от стола. Это уже было невыносимо, и Она вновь бросалась назад - по ее собственному выражению, как "Матрос Александров - амбразурой на грудь пулемета".
  Роман требовал постоянного участия. По клавиатуре приходилось лупить с такой силой и частотой, что залетевшая в пространство между буквами "П" и "Р" несчастная мушка дрозофила с большим трудом смогла выбраться только через полтора часа, потеряв при этом часть своей конструкции. В Ее замутненном сознании выплыло, что у дрозофилы голубые глаза... Линия повествования куда-то пропала. Она с ненавистью посмотрела на стройные ряды экранных букв и со злорадным чувством превосходства над глупой железякой вспомнила участь второго тома "Мертвых душ".
  И все-таки - Она писала.
  
  ЕВГЕНИЯ ПЕРОВА. ЛИЗА ВО ФРИТЮРЕ
  МАРШ МЕНДЕЛЬСОНА. ИСТОРИЯ ВТОРАЯ - СЕМЕЙНАЯ
  
  Так как существует пятьдесят различных целей
  (если сосчитать их все - гражданские и религиозные),
  для которых женщина берет мужа,
  то она первым делом тщательно их взвешивает,
  а потом мысленно разделяет и разбирает,
  которая из всех этих целей ее цель;
  далее, посредством разговоров, расспросов, выкладок и умозаключений
   она выведывает и доискивается,
  правильный ли она сделала выбор, и если он оказывается правильным -
  она в заключение, дергая полегоньку предмет своего выбора так и эдак,
  проверяет, не порвется ли он от натяжения...
  Лоренс Стерн "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентельмена"
  
  Вот как начнешь эдак один на досуге подумывать,
  так видишь, что наконец точно надо жениться...
  Н.В. Гоголь "Женитьба"
  
  - Положим, - сказала Бригитта, перебивая его,
  - ни мне, ни госпоже моей нет ровно никакого дела, так это или не так, -
  а только когда женишься, так желательно все же иметь такую вещь при себе...
  Лоренс Стерн "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентельмена"
  
  АЙ ЛАВ Ю, ПЕТРОВИЧ!
  Нина Юрьевна - для друзей Нюсик, для особо близких Крошка Ню - была давно и прочно замужем. Как всякая глубоко семейная дама, Нина Юрьевна обожала сватать своих холостых знакомых, справедливо рассуждая: с чего бы это им гулять на свободе, когда другие мучаются? Петрович в это дело не вникал.
  К слову сказать, история их знакомства и последующего брака достойна быть рассказанной широкой общественности. Она - история, а не общественность - началась в те давние времена, когда Петрович еще не был, собственно, Петровичем, а назывался Сашей Петровым, носил дремучую бороду и руководил археологической экспедицией в Белом ключе.
  Сначала с ним познакомилась Лиза, которая провела под началом Саши Петрова целый полевой сезон и приехала в полном восторге, несмотря на то что ее там не разыгрывал только ленивый, пользуясь крайним Лизиным простодушием и доверчивостью. Ее посылали на базу за "смекалкой", подкладывали в отвал гвозди, связывали шнурки у кроссовок и т.д., и т.п. Вершиной розыгрышей была испещренная непонятными иероглифами "берцовая кость мамонта", вынутая из супа, которую объявили археологическим открытием века.
  Когда Лиза рассказала своей подруге Ню о быте и нравах вольных археологов, та поняла, что много потеряла в жизни, ни разу не побывав ни в какой экспедиции, и решила срочно исправить этот пробел, а заодно и показать этим любителям, как работают настоящие профессионалы.
  На следующий год они поехали вместе. Крошка Ню позаимствовала у дочери Наташи кроссовки, рюкзак, бейсболку и пару упаковок жвачки - все это наприсылал дочке ее отец, первый муж Нины, сваливший в Америку. Так на свет появилась Нэнси Картер (в честь доктора Картера, любимого персонажа сериала "Скорая помощь"), проживающая постоянно в USA, New York, которая и отправилась с Лизой в Белый ключ. Сначала Нина очень хотела быть шведкой, тем более что в ее внешности несомненно было нечто скандинавское.
  - Ну, можно я буду шведкой! - приставала она к Лизе. - Я всегда мечтала быть шведкой!
  - Шведкой нельзя! Там будет Томас, а он точно знает шведский!
  Поэтому Крошка Ню решила, что будет американкой со шведскими корнями. Английский Крошка Ню знала прилично, во всяком случае, для археологов должно было хватить. Даже для Томаса. Она решила говорить, что приехала практиковаться в русском языке, и твердо на этом стоять. Надо сказать, что Лиза страшно нервничала, будучи, по своей натуре, совершенно не приспособленной к продолжительному вранью.
  - Ой, побьют! - говорила она.
  - Положись на меня.
  Экспедиция просто отпала, когда "Нэнси" и Лиза заявились в лагерь.
  - Откуда ты ее откопала? - интересовался народ.
  И бедная Лиза плела какую-то лабуду о знакомых своих знакомых, к которым приехала Нэнси, жаждущая изучать загадочную русскую душу. А где еще изучать загадочную русскую душу, как не в археологической экспедиции! В поле она - душа, а не экспедиция - разворачивается во всем своем первозданном блеске (впрочем, экспедиция тоже разворачивается). Американку встретили с распростертыми объятиями, тем более что она привезла бутылку "настоящего американского" виски, купленного ею на оптовке и торжественно вручила презент Саше Петрову, как руководителю.
  - Сенькью вери матч! - поднапрягшись, сказал Саша, - Ит из сюрпрайз!
  - You are welcome! - ответила бойко Крошка Ню. - Это есть my отшень болшой dream - побивать в russian archaeological expedition! It`s very interesting!
  И целую неделю вся экспедиция наслаждалась жизнью, разводя вокруг американки развесистую русскую клюкву, обучая ее пить русскую водку, петь русские песни и понимать русские анекдоты. А того количества лапши, которое вешали ей на уши, хватило бы, чтобы накормить полк солдат, совершивших переход через Альпы. К концу недели народом было замечено, что американка хорошо адаптируется к русской действительности: пьет, не морщась, местную водку, смеется, где нужно, над анекдотами и норовит подпеть под гитару. А главное, значительно лучше говорит по-русски.
  Крошка Ню наслаждалась жизнью, Лиза трепетала, экспедиция изощрялась в разведении новых сортов клюквы, и только Саша Петров грустнел на глазах. Саша Петров страдал. Американка поразила его в самое сердце: именно с такой женщиной он мечтал прожить всю свою жизнь! Хотя Саша уже был один раз женат, и имел даже дочь Наташу, которая в данный момент отдыхала на даче в Перхушкове у Сашиной мамы, но все это было не то и не так. То ли американский акцент повлиял на Сашину чуткую душу, то ли мысль о скором и безвозвратном отъезде Нэнси в USA, New York придала остроты чувству, но Саша страшно мучился.
  Ему казалось (а порой он был просто уверен), что Нэнси не осталась безответной к его чувству. Но какая нормальная американка променяет Неворк на Северное Чертаново с совмещенным санузлом и вечно сломанным лифтом! И что делать на той самой Неворкщине российскому археологу, специализирующемуся на позднем неолите? К тому же обремененному мамой, папой, престарелой бабушкой, незамужней сестрой, дочерью, бывшей женой и собакой неизвестной науке породы по имени Патя?
  Хотя Саше Петрову казалось, что он очень ловко скрывает свои чувства от общества, общество раскусило его практически сразу. Как нарочно, именно в это время второй канал в рубрике "Старое кино" показал художественный фильм "Цирк" с Любовью Орловой в главной роли (в школе, которая служила базой для экспедиции, был, как на грех, телевизор). Народ, посмотрев от нечего делать фильм - многие впервые в жизни, - не мог не обнаружить прямых аналогий между искусством и реальной жизнью. Тут-то Саша Петров и получил приклеившегося к нему на всю оставшуюся жизнь "Петровича"! А выражение: "Импосибал, Уайка, импосибал!" стало любимым ответом мелких на любое указание начальства.
  Неизвестно, чем - в отличие от кино - кончилась бы эта love story в реальной жизни, если бы не вмешался случай в лице Агаповой, которая в один прекрасный вечер, часиков эдак в 11, ввалилась с рюкзаком на базу. Увидев "Нэнси", Агапова радостно завопила:
  - Привет, Нинка! Ты как здесь?
  Последовала немая сцена. Экспедиция сидела, вытаращив глаза, разинув рты и медленно осознавая: КАК ИХ КУПИЛИ! Лиза вздохнула с облегчением, а Петрович пережил не самое приятное мгновенье в своей жизни, поняв, что его авторитет руководителя находится под угрозой, ибо он купился так же, как и все!
  - Как мы вас, а? - спросила Крошка Ню. - Здорово? Спасибо, Петрович нас поддержал, не выдал! Он-то нас сразу раскусил, в первый же день!
  Петрович не верил своим ушам: такое благородство! Так прикрыть его!
  С тех пор Крошка Ню и Петрович живут вместе, объединив в одну дружную компанию всех своих родственников: двух мам, двух пап, двух престарелых бабушек, одного престарелого дедушку, одну незамужнюю сестру; Нюсикову дочь Нату и Петровичеву дочь Ташу, бывшую жену Петровича, нового мужа бывшей жены Петровича, сына нового мужа бывшей жены Петровича от его предыдущего брака; собаку неизвестной породы по имени Патя, морскую свинку и двух попугайчиков - Иннокентия и Присциллу. Время от времени - чтобы не остаться в стороне - приезжает из Америки бывший муж Крошки Ню с новой женой (к счастью, ее зовут не Нэнси) и их общим сыном Майклом. И все совершенно счастливы. Why not?
  
  КИТАЕЦ
  Надо сказать, что за свой невинный розыгрыш Нина Юрьевна поплатилась в последствии самым неожиданным образом. Петрович, не рискуя больше находиться в одной экспедиции со своей остроумной женой, отправил ее к Леоновой-младшей под Зарайск. И вот в этот самый Зарайск вдруг приехал китаец. Изначально он приехал к Леоновой-старшей под Звенигород, но Леоновой-старшей он был совсем ни к чему, поэтому она быстренько переправила его к своей младшей по чину и возрасту однофамилице. Не все ли равно китайцу: Звенигород или Зарайск, старшая Леонова или младшая! Тем более, что китаец вообще плохо ориентировался в российской действительности, и все русские казались ему на одно лицо.
  В Зарайской экспедиции китаец оказался самым старшим, даже старше Нины Юрьевны и Леоновой-младшей вместе взятых, которым - взятым вместе - едва ли было больше шестидесяти. Он прекрасно владел восемью восточными языками (в том числе четырнадцатью диалектами китайского) и пятью видами восточных единоборств. К сожалению, русского языка он не знал совсем, а английский почему-то очень плохо. Зато хорошо говорил по-немецки.
  Леоновой-младшей для полного счастья только немецко-говорящего китайца не хватало! Экспедиция и так шла через пень-колоду. Народ делал, что хотел: приезжал, уезжал, не ставя начальника в известность, и начальник узнавал об этом только тогда, когда спохватывался, а где же народ-то? Поэтому Леонова-младшая спихнула китайца на Нину Юрьевну, как та не отбрыкивалась своим незнанием немецкого языка.
  - Да не знаю я немецкого! Это Лиза все языки знает, а я только английский!
  Но Лиза - к счастью для себя - была далеко. И Крошке Ню не оставалось ничего другого, как смириться. Крошка Ню смирилась и целую неделю безропотно пасла китайца, который просто замучил ее постоянным вопросом: "Was ist das?", на что Ню приходилось отвечать русскими жестами и английскими междометиями.
  В целом китаец был кроток, добродушен и терпелив. Он тихонько копался в земле, обучал мелких пяти видам восточных единоборств и все время пытался разговаривать на своих 14 диалектах. Он только очень страдал от отсутствия риса. Слово "рис" он мог произнести не только на 8 восточных, но и на 6 европейских языках. Оказывается, китайцы тоже все время едят рис - так же, как и японцы. Экспедиция, до сих пор не очень задумывавшаяся над рационом китайцев, постепенно выяснила, что завтрак по-китайски будет "цзао фань" - ранний рис, обед - "у фань" (полдневный рис) и ужин - "вань фань" (поздний рис).
  Рис у поварихи был, но возиться с ним не хотелось, и она упорно варила каждый день макароны, сдабривая их какими-то странными соусами собственного изобретения. Кроме того, она очень сомневалась, что остальная экспедиция согласится все время есть только рис, какой бы он ни был: ранний, полдневный или поздний!
  Когда, наконец, макароны кончились, повариха, скрепя сердце, взялась за рис. В обед она щедрой рукой шмякнула китайцу в миску целый половник - что нам, жалко что ли? Китаец долго смотрел на серую замазку у себя в миске, а потом с ужасом спросил:
  - IST DAS REIS?! ЭТО ЧТО, РИС?!
  - Rice, rice! - подтвердила Ню.
  Китаец очень расстроился и долго рассказывал поварихе на одном из 14 диалектов, как нужно правильно готовить рис.
  К концу китайского визита сильно похолодало, и заботливая Ню решила поинтересоваться, есть ли у китайца, чем утеплиться. Дойдя до китайцевой палатки, она поняла, что напрочь забыла, как по-английски будет "свитер". Как "свитер" будет по-немецки, она и подавно не знала. Вместо того чтобы поймать кого-нибудь из мелких, постоянно проносившихся мимо в самых разнообразных свитерах, Ню стала объяснять понятие "свитер" жестами. Если кто не пробовал объяснить жестами, что такое "свитер", лучше и не пытайтесь!
  Китаец терпеливо и заинтересованно внимал Нюсиковой пантомиме, но ничего не понимал. Наконец Ню, желая объяснить, что у свитера высокий воротник и длинные рукава, красноречиво провела рукой по горлу и запястьям. Китаец радостно закивал, скрылся в палатке и через минуту вылез из нее, вооруженный опасной бритвой, которой по старинке брился каждое утро. Он вручил бритву Нине Юрьевне и стал смотреть, как она станет перерезать себе горло и запястья! В общем, когда китаец наконец уехал, крошка Ню была счастлива, как никогда в жизни.
  
  ПРО ЛЮЛЮНЧИКОВ И ПРОЧИХ
  Крошка Ню, даже увлеченная собственным семейным счастьем, не забывала о счастье своих друзей и, если даже не выдавала их замуж (женила), то уж вносила в их жизнь столько разнообразия, что мало не казалось! Естественно, что больше всего Нина Юрьевна заботилась о Лизе, как о самой ближайшей подруге.
  К слову сказать, Лиза не так уж и нуждалась в этой самой заботе, иной раз даже ею просто и тяготилась, так как была по натуре человеком чрезвычайно свободолюбивым и самостоятельным. К тому же она отнюдь не была обделена мужским вниманием, а даже порой не знала, как от этого самого внимания сбежать куда подальше! Причем отдельные подруги (например, Алёна) находились по поводу данного феномена - то есть постоянного мужского внимания - в состоянии недоумения: внешность у Лизы была самая обычная, если не сказать ординарная!
  Лиза нисколько не заблуждалась насчет собственной внешности. В лучшие минуты ей казалось, что она действительно несколько похожа на Лайзу Минелли. В худшие минуты... Что ж, как ни печально это признавать, но определение "сдобная булочка" как нельзя лучше подходило к Лизавете. Жестокие, но справедливые одноклассники так ее и дразнили. Лиза постепенно с этим смирилась и даже в школьной стенгазете подписывала свои статьи псевдонимом "Лиза Булочка".
  Сначала она надеялась, что со временем подрастет, похудеет и станет, наконец, похожа на свою красавицу-маму. Но увы! Лиза, естественно, подросла и похудела, но по-прежнему смотрела снизу вверх на своих длинноногих одноклассниц, и, главное, нисколько не походила на маму. Мама - Людмила Александровна - была старше собственной дочери всего на семнадцать лет десять месяцев и двенадцать дней. Так уж получилось! Мама была очаровательна и женственна настолько, что собеседник любого пола и возраста буквально через 15 минут разговора невольно начинал называть ее Милочкой.
  Уже в десять лет Лиза поняла, что за мамой нужен глаз да глаз! Подобно тому, как герой детского стишка Джеймсон-Джеймсон, Джонатан-Джонатан - а попросту маленький Джим - смотрел за упрямой, рассеянной мамой лучше, чем мама за ним, - подобно этому бедолаге Лиза старательно присматривала за собственной мамой, совершенно беспомощной во всем, кроме художественной литературы. Дело в том, что мама Милочка была по натуре читателем. Она просыпалась с книгой и с ней засыпала. Не отрываясь от книги, она родила Лизу. Не отрываясь от книги, она готовила обед - буквально из ничего - и шила умопомрачительные наряды из каких-нибудь лоскутков. Впрочем, она была хороша в любом рубище.
  Очевидно, природа, наделив Милочку столь сокрушительной женственностью, таким образом о ней позаботилась, ибо самой Милочке не приходилось делать абсолютно ничего для привлечения мужского внимания: ей было достаточно лишь взглянуть на человека, оторвавшись на секунду от книги, как он падал к ее ногам! Естественно, что работала она в районной библиотеке, которая стояла на первом месте по посещаемости с тех самых пор, как Милочка стала в ней работать.
  Согласитесь, что за такой мамой просто необходим присмотр! Сначала Лизе явно не хватало опыта для того, чтобы уследить за мамой. Результатом было появление на свет Люлюнчика. Так уж получилось! Теперь двенадцатилетней Лизе пришлось присматривать еще и за Люлюнчиком! К 16 годам Лиза так утомилась от постоянного присматривания, что просто мечтала сбагрить маму с Люлюнчиком первому подходящему кандидату и заняться, наконец, собственной личной жизнью!
  Собственная личная жизнь неожиданно началась у нее в 9 классе, когда к ним пришел новенький. К этому времени Лиза, измотанная постоянным присматриванием, похудела настолько, что ее никак нельзя было назвать ни толстой, ни полной, ни даже особенно пухленькой. Но почему-то при взгляде на Лизавету у всех в подсознании непременно возникал образ булочки - хорошо пропеченной, посыпанной сахарной пудрой и украшенной изюмом! Некоторые даже ощущали аромат корицы!
  Новенького звали Игорем. В прежней школе Игорь ничем особенным не выделялся, лелеял комплекс неполноценности и был где-то на вторых, а то и третьих ролях. Но за лето он неожиданно вырос чуть не на полметра, отрастил буйную шевелюру - стричься было лень! - и накачал приличные мускулы, помогая отцу строить дачу.
  Таким образом, он явился в новый класс в виде эдакого Супермена, но сохранил в душе все свои комплексы и несколько побаивался прекрасного пола, который вдруг проявил к нему повышенный интерес. Поэтому он выбрал Лизу, как самую безобидную. К тому же она так радовала глаз своей уютной миниатюрностью! Лиза, которой перепала все-таки от мамы толика обаяния, сначала несколько удивилась выбору Супермена, а потом просто расцвела. Продержалась она, правда, только до конца школы, так как выяснилось, что за Игоречком тоже надо все время присматривать!
  - Ты знаешь, - рассказывала она впоследствии Нине Юрьевне. - Оказалось, что это тот же Люлюнчик, только метр девяносто ростом.
  Нет, одного Люлюнчика Лизе было вполне достаточно! И она довольно успешно сплавила Супермена своей лучшей подруге. Супермен быстро вошел во вкус, и стал менять подруг одну за другой. Лиза сохранила с ним прекрасные дружеские отношения, и время от времени Игорь приходил к ней поплакаться на очередную подругу: дело в том, что, постоянно общаясь с огромным количеством женщин, Игорек так и не научился в них разбираться. Женская душа была для него полными потемками, и он никогда не понимал, почему та или другая его подруга делает то или другое. Лиза угощала его чаем и учила жить.
  Сбыть с рук маму и Люлюнчика Лизе удалось только через несколько лет. Как настоящая дочь библиотечного работника, Лиза поступила на филфак МГУ. На этом самом филфаке, на кафедре новой и новейшей литературы был преподаватель по имени... А-а-а... Сейчас, минуточку! Звали его... Альберт Артурович Адамов. Нет, нет... Адам Арнольдович Абрамов! В общем, как-то так.
  Любой студент, прежде чем обратиться к своему преподавателю, сначала пару секунд распевался: А-а-а-а-а! А потом произносил первое попавшееся имя на "А". Аркадий Апполинариевич был человеком добродушным и покорно откликался не только на Антона Артемовича и Апполинера Арцибашевича, но даже и на Анапеста Амфибрахиевича!
  Только когда кто-то - здесь мнения расходятся: одни говорят, что это была одна очень болезненная первокурсница, а другие - что некий дипломник с большого бодуна - так вот, когда его обозвали Аллахолом Анальгиновичем, он несколько обиделся и наконец привесил себе к лацкану пиджака бирку, на которой крупными буквами было напечатано его имя: "Аскольд Апполонович Арбатов". Или "Арчибальд Абрамович Ананьев". В общем, как-то так.
  Лиза сразу понравилась преподавателю, как только он увидел ее на своем семинаре. Во-первых, она была ниже его ростом! Для Авенира Аристарховича, внешне напоминавшего миниатюрного Максимилиана Волошина рыжей масти, это было немаловажно. Он уже сильно устал от студенток, на которых ему приходилось смотреть снизу вверх, даже когда они сидели, а он стоял! Во-вторых, Лиза ни разу не переврала его имя-отчество! И вообще, она была серьезная, но женственная; начитанная, но не нудная.
  Лизаветина мама, которая слегка - очень миво! - кавтавива, стала называть его "Аик", ловко опустив спорную согласную меж двух первых гласных. Причем называла она его так не в качестве зятя, как вы могли бы подумать, а в качестве собственного мужа, что произошло совершенно неожиданно для всех: для самого Аика, для Лизы и уж конечно для Милочки, которая как раз в это время с упоением перечитывала 27-й том полного собрания сочинений Голсуорси!
  Аполидофор Авенирович дождался, пока Лиза сдаст новую и новейшую литературу, и стал потихонечку ухаживать: водил на выставки и в концерты, дарил цветы и шоколадки. После того, как он познакомил Лизу со своей мамой Бетси Львовной, стало ясно, что нужно и его познакомить с Милочкой. В промежутках между Голсуорси Милочка приготовила роскошный ужин из пяти перемен, Лизавета убралась в квартире, Арнольд Альбертович купил букет роз. Пока Лиза пристраивала розы в подходящую вазу, Аристид Арчибальдович был покорен Милочкой окончательно и бесповоротно! Так уж получилось! Его ничто не могло остановить: ни то, что он был несколько ниже ростом, ни то, что она была несколько (ну подумаешь, каких-то 5-6, 7-8 лет!) старше годами. Это было как удар молнии!
  Лиза отнеслась к произошедшему событию достаточно спокойно. Ей, конечно, льстило внимание такого взрослого мужчины, как Аик, но сердце ее отнюдь не трепетало. Конечно, Лиза хорошо относилась к новой и новейшей литературе, но не в таких же количествах! Сколько можно рассусоливать про семантические особенности стиля каких-нибудь поздних куртуазных маньеристов или про символику пространственных перемещений у раннего Фаулза! Есть же и другие радости в жизни! К тому же ей начинало казаться, что за Аиком тоже придется присматривать, и подозрение это укрепилось после знакомства с Бетси Львовной. И - между нами - Лизе никогда не нравились маленькие мужчины!
  Никто не знает, произошло все случайно, или Лиза в глубине души рассчитывала на подобный результат, вводя Аика в дом, но факт остается фактом: Аик и Милочка поженились. Лиза нисколько не переживала из-за "Двойного Предательства" - в отличие от самих "Предателей". Аик страдал из-за Принесенной Лизою Жертвы, Милочка тоже страдала, даже отложив на время Генри Миллера, которого тут же подобрал малолетний Люлюнчик. Люлюнчик не страдал: он надеялся, что замужество мамы каким-нибудь образом избавит его от Лизы и ее воспитательной системы (он еще не был знаком с Бетси Львовной).
  В ажиотаже всеобщих страданий (подруги тоже добавляли масла в огонь, подвывая за кадром) Лиза как-то неожиданно для самой себя оказалась замужем за неким Репотаном, который еще с первого курса смотрел на нее такими голодными глазами, как будто она на самом деле была булочкой с изюмом.
  И все сразу успокоились: мама была счастлива, Аик был счастлив, подруги были счастливы, Репотан-то уж точно был счастлив; предполагалось, что и Лиза, в свою очередь, тоже счастлива. Не очень счастлив был только Люлюнчик - он пообщался с новообретенной бабушкой и разочаровался в бабушках вообще. Милочка Бетси Львовну не заметила. Она с увлечением читала в пятнадцатый раз "Семью Буссардель".
  Первое время Лиза действительно не могла поверить своему счастью: наконец нашелся Репотан, за которым совершенно не нужно присматривать! Вот она, та каменная стена, за которой мечтает спрятаться от грубой действительности любая женщина! Но постепенно Лиза стала замечать, что стена норовит сделаться крепостной. С трудом дождавшись защиты диплома, Репотан приступил к укреплению бастионов: вырыл ров восьми метров глубиной, залил его водой, на стену натянул колючую проволоку и подумывал, а не пустить ли по ней электрический ток?
  Сначала Лиза пыталась было рыпаться в разные стороны, но никто не может - перефразируя Вудхауза - плодотворно рыпаться в разные стороны, если каждое такое рыпанье встречается в штыки и сопровождается скандалом! Лиза оказалась совсем не готова к тому, что тихий, бессловесный Репотан-жених окажется так ревнив, самолюбив, обидчив и говорлив в качестве мужа! Он зудел с утра до вечера на самые разные темы, начиная с: "А что это за кофточку ты одела? И почему верхняя пуговица не застегнута?!" до: "Зачем тебе аспирантура, когда у тебя есть я?!"
  Выставок Репотан избегал, как только мог, в концертах обычно спал, цветами и шоколадками не баловал. Больше всего Лиза нравилась ему в двух позициях: у плиты на кухне и на диване у телевизора (в остальном он был также консервативен, и обычно предпочитал позиции, наименее для себя трудоемкие).
  Короче, через некоторое не очень продолжительное время Лиза устала все время готовить и мыть посуду, готовить и мыть посуду, готовить и мыть посуду, а потом долго и тупо глядеть в телевизор на очередной кровавый боевик, в то время как муж храпит под звуки перестрелки и мордобоя. Стоило Лизе перевести программу на что-нибудь другое, вроде трансляции оперы "Аида" из Ковент-Гардена, как буквально на арии Радамеса Репотан просыпался и говорил:
  - Ты что, я ведь фильм смотрю!
  Воспользовавшись тем, что в один прекрасный день он оставил подъемный мост опущенным, Лиза сбежала к маме, Аику и Люлюнчику. Слушая повесть о Лизиных страданиях, Милочка с Аиком страшно переживали, чувствуя Свою Великую Вину! Милочка даже не смогла дочитать Анатоля Франса! Люлюнчик Анатоля Франса подобрал, но дочитать тоже не смог. Люлюнчику было жалко сестру, но он опасался ее возвращения: ему вполне хватало одной Бетси Львовны.
  Бетси Львовна была женщина светская. Она пережила три собственных развода и своими руками развела четырех подруг. В результате последнего развода и чрезвычайно сложного размена она - пожертвовав собой! - выменяла сыну хор-р-рошую отдельную квартиру, а сама поселилась в Козицком переулке в 25-метровой комнате с альковом, эркером и четырехметровыми потолками. Комната, правда, была в коммуналке, но 18 соседей боялись Бетси Львовну, как огня. Да она практически и не бывала дома, ведя светскую жизнь!
  Как женщина светская, Бетси Львовна не могла равнодушно отнестись к тяжелой судьбе своей новоявленной внучки. "Что это еще за домострой!" - сказала она и взяла все в свои руки. Репотан не успел опомниться от побега Лизаветы, как уже был разведен! В результате многоступеньчатого обмена с доплатами Лиза и Бетси Львовна получили по однокомнатной квартире каждая; Милочка с Аиком, Люлюнчиком и новорожденной Лялечкой (так уж получилось!) - трехкомнатную с огромной кухней и двумя лоджиями. Репотан же оказался в той самой коммуналке в Козицком переулке - только в восьмиметровке напротив туалета! 18 соседей, освободившись от Бетси Львовны, дружно его третировали.
  К слову сказать, Репотан не пропал. Впоследствии он завел собственное дело, разбогател и выкупил всю коммуналку, в которой и живет до сих пор с женой, двумя детьми, няней, поваром, личным шофером, тремя охранниками, четырьмя доберманами и одним персидским котом. И не все комнаты даже заняты!
  Отстал Репотан от Лизы не сразу, а некоторое время донимал ее то телефонными звонками, то внезапными встречами, то неожиданными приходами к ней в дом. Избавиться от него помог случай в лице Игоря, который как-то в ненастный осенний вечер заглянул к Лизе на огонек.
  К тому времени Игорь был уже не один раз женат, не один раз разведен и платил алименты на мальчика пяти лет и девочку трех с половиной. Однажды он был даже женат одновременно на двух женщинах: одна жила в Праге недалеко от Вацлавской площади, другая - в Москве, в Бескудникове. И каждая думала, что она единственная. Он похудел, слегка поседел, местами полысел, но не утратил мужской привлекательности, хотя утратил прежнее имя: почему-то все пассии упорно называли его Гариком. Приходя к Лизе, Игорь-Гарик вспоминал наивное, чистое детство; наивную, чистую дружбу с Лизой; пил чай, плакался на жизнь и уходил от нее с просветленной душой, с запасом новой энергии, так необходимой ему в его бурной и нелепой жизни.
  Последняя пассия продинамила его так, как никто и никогда! - жаловался он Лизавете. Игорь-Гарик ухаживал за ней чуть не полгода, завалил цветами, залил шампанским, целовал ручки и искренне недоумевал, чего же ей еще надо? Так как у пассии сломалась кровать, он помог ей приобрести раскладной диван: заказал его, оплатил, доставил, поднял на шестой этаж, собрал согласно инструкции и установил на место, предварительно три раза передвинув всю мебель в квартире в поисках наилучшего варианта - естественно, наилучшим оказался самый первый! Гарик, конечно, рассчитывал в самом скором времени использовать этот диван по его прямому назначению, но пассия, получив это "изделие повышенной комфортабельности", как-то очень быстро и ловко отшила его самым недвусмысленным образом!
  - Нет, ты подумай, а?! - негодовал незадачливый Дон Жуан.
  От всего этого приключения у Игоря-Гарика осталась пресловутая инструкция по сборке дивана-кровати на пятнадцати листах с приложением "Спецификации комплектующих метизов и фурнитуры". Время от времени, ностальгируя по коварной пассии, Игорь перечитывал "Краткое описание дивана-кровати", выдержанное в строгом научном стиле, в котором Игорь, тем не менее, находил нечто эротическое, ярко напоминавшее ему до-суперменский период его жизни, когда он прятался в туалете, чтобы с трепетом прочесть порнографические сочинения, издававшиеся обществом "Знание" в серии "Вопросы полового воспитания" и "Советы молодоженам". Судите сами: "Спальное место дивана-кровати образуется выдвижением сиденья вперед с одновременным переводом спинки в горизонтальное положение при помощи механизма трансформации... Чтобы сложить диван-кровать, нужно приподнимать сиденье вверх и от себя до тех пор, пока не раздастся один щелчок. При этом механизм трансформации срабатывает таким образом, что сиденье и спинка фиксируются друг с другом под определенным углом ..." - и так далее.
  Игорь как раз зачитывал Лизе один из особенно волновавших его абзацев, начинавшийся словами: "Положите изделие задней стороной на пол...", когда раздался характерный репотановский звонок в дверь. Лиза среагировала молниеносно.
  - Раздевайся! - скомандовала она. - Откроешь дверь, скажешь, что мой муж!
  Гарик, который был в курсе Лизиных обстоятельств, скинул штаны с энтузиазмом: это было его любимое занятие.
  - Может, и трусы снять? - спросил он с надеждой в голосе.
  - Не надо, ты и так убедителен!
  Репотан был неприятно поражен при виде полуголого красавца, открывшего ему дверь. Еще более поразился он при виде Лизы, которая вышла в прихожую в соблазнительном неглиже алого цвета с черными кружевами. Это самое неглиже алого цвета с черными кружевами подарила Лизе на годовщину ее развода светская женщина, и до сих пор Лизе как-то не представлялось случая его обновить. Лиза сладким голосом, которому могла бы позавидовать сама Алёна, спросила:
  - Кто там, дорогой?
  Игорь был тоже поражен, так как ровно за 2 секунды до того Лиза была одета с ног до головы в джинсы, две футболки, свитер, безрукавку, любимые разноцветные шерстяные носки с бомбошечками и меховые тапочки, потому что в квартире было довольно холодно. Ни одна из его пассий не смогла бы не то что переодеться, а просто раздеться в такой рекордно короткий срок!
  - Ах, вот оно что!
  Репотан взвыл, развернулся, ссыпался вниз по лестнице и исчез навсегда из Лизиной жизни, так хлопнув напоследок дверью подъезда, что на первых двух этажах разлетелись стекла, на 16-м этаже залаяла собака, а у всех машин во дворе заверещала сигнализация!
  - Слава Богу! - вздохнула Лизавета, закрывая дверь. - Наконец я от него отделалась!
  
  ВЫБОР МУЖА ПО-НАУЧНОМУ
  Отделавшись от Репотана, Лиза решила с помощью Нины Юрьевны подойти к ситуации по-научному. Вместе они разработали - основываясь на собственном жизненном опыте - научную классификацию особей мужского пола, разделив их на три категории:
  "Люлюнчик" - вечный маменькин сынок, инфантильный переросток, за которым постоянно нужно присматривать.
  "Репотан" - домашний тиран, сам способный присмотреть за кем угодно.
  "Гарик" - мотылек, порхающий от одной женщины к другой, не в силах остановиться.
  Конечно, классические представители каждой из категорий встречались крайне редко, но доминирующая линия прослеживалась всегда. Попадались гариковатые Люлюнчики, репотанистые Гарики, и Репотаны с люлюнчиковым оттенком. Иногда, впрочем, Лизе казалось, что гариковатость присуща всем мужчинам вообще. Постепенно добавились новые категории и под-категории: "Ученый сухарь", крайним выражением которого был "Зануда"; "Творческая Личность" - она же "Непонятая" - почему-то особенно склонная к перерождению в "Алкоголика Обыкновенного", и "Борец за правду" с явным шизоидным уклоном.
  Однажды, прекрасным летним вечером, подруги сидели на кухне, окруженные пиццей, оливками, помидорчиками, огурчиками и прочими вкусностями. Дети и собаки были на даче, муж в командировке и Ню наслаждалась жизнью.
  - Ну и за кого? - лениво спрашивала Лизавета, прихлебывая пиво. - За кого ты предлагаешь мне выйти замуж?
  - А то не за кого?
  - Не вижу достойных кандидатов.
  - Уж больно ты разборчива, подруга!
  Не доверяя Лизе, Крошка Ню решила составить список возможных претендентов. После того, как были отринуты обремененные семьей и алкоголики (даже семьей не обремененные) "горячая десятка" сократилась до пятерки. Лиза потребовала выкинуть претендентов маленького роста: ей нравились высокие мужчины. Крошка Ню популярно объяснила Лизавете, какими преимуществами обладают мужчины невысокие.
  - Да ты что! - удивилась Лиза. - Вот не думала! Но все равно они мне не нравятся!
  В результате список женихов выглядел следующим образом:
  Первое место осталось вакантным.
  Второе тоже.
   Серый.
  Андрюша.
  Игорь.
  Вне списка остался лишь тот самый Лизин приятель, который привез ей из Амстердама майку с неприличной надписью. Он был трезв и свободен, но слишком уж сложен для семейной жизни. Ни в одну категорию он не вписывался.
  - Может быть, если его отмыть, постричь, переодеть?
  Но Лиза решительно ответила, что он никакому приручению не поддается.
  Перешли к подробному обсуждению кандидатов. Несомненно, самым подходящим претендентом на второе место был бы Вадюка ("Люлюнчик-зануда") - если не принимать во внимание его зацикленность на Римской истории. Собственно, Крошка Ню так и предназначала его для Лизы, когда пригласила их обоих к себе в гости. Но, увы! Обстоятельства сложились крайне неудачно (те, кто читал "Лизу во фритюре", знают, в чем там дело). На Вадюку положила глаз Алёна, которая, несмотря на свою очаровательную внешность, имела хватку бультерьера. Так что Вадюку можно было считать потерянным для Лизаветы. Честно говоря, он ей никогда и не нравился.
  Серый был улучшенным изданием "Репотана" с примесью "Борца за правду". Сначала он Лизе категорически не понравился. Впрочем, она ему тоже: Серый был консервативен и любил женщин высоких, длинноволосых и покорных. Лиза же была маленькая, коротко стриженная и строптивая. Но после того, как Серый побил зонтиком одного Жителя Центральной Африки, который очень активно приставал к совершенно незнакомой Серому девушке - высокой и длинноволосой - Лиза его зауважала. Уважение Лизы пришлось Серому очень кстати, так как сам он был не уверен в героизме своего поступка, тем более что высокая и длинноволосая девушка выглядела очень недовольной, когда он освободил ее от Жителя Центральной Африки.
  В настоящее время Серый проводил кампанию у себя в микрорайоне по сбору подписей под петицией, требующей закрыть сквозной проезд транспорта через 16-й Строительный переулок (бывший 14-й Коммунистический). Несмотря на возникшее было уважение, Лизе как-то не улыбалось все время бороться за правду! У нее и без этого хлопот хватало. Так что Серого вычеркнули.
  Андрюша (редкий случай чистого "Люлюнчика") работал в соседнем отделе. Он смущал Лизу своей молодостью и изысканностью: Андрюша был необыкновенно вежлив, элегантен и столь же необыкновенно ленив. Он очень следил за собственной внешностью, особенно за волосами, боясь раннего облысения. Андрюше все время казалось, что в его волосах не хватает керамидов. После серии экспериментов по увеличению числа керамидов Андрюше пришлось постричься практически наголо, в результате чего его почему-то стали останавливать на каждом углу для проверки документов. Он очень переживал. Андрюшу вычеркнули тоже. Керамиды Лизу нисколько не волновали. Ну вот не волновали, и все тут!
  Последним в списке оказался Игорь, трансформировавшийся с годами из классического "Люлюнчика" в такого же классического "Гарика".
  - С ним хоть весело! - сказала Лиза.
  - Ага, ухохочешься! - ответила Ню и Игоря-Гарика вычеркнула.
  Тем самым список был исчерпан, и Нина Юрьевна решила взять подбор кандидатов в собственные руки. Пока крошка Ню занималась подбором претендентов, лето плавно перетекло в осень, а осень всегда была в Музее Отечественной истории имени Карамзина, где Лиза с Нюсиком работали, самым горячим и напряженным временем. Три выставки открывались практически одновременно, две отправлялись за рубеж (одна - в Германию, другая - аж в Эфиопию!), надвигались Карамзинские чтения и сдача специальности по кандидатскому минимуму! Про две статьи в разные журналы лучше не вспоминать! А про перевод журнала "Restauro" Лиза забыла на самом деле, остановившись на середине No 5 за прошлый год!
  Таким образом, когда пресловутые кандидаты начали наконец поступать, возиться с ними у Лизаветы не было ну никакой возможности. Однако обижать подругу тоже было нехорошо, поэтому Лиза, внутренне чертыхаясь, ходила на свидания.
  Первый кандидат - двоюродный племянник покойного мужа тети Веры - пригласил Лизу в театр "Сатирикон" на спектакль с самим Костей Райкиным. Денег на такие билеты у кандидата, естественно, не было, но были связи в театральном мире. Первый поход в театр закончился неудачно: сам Костя Райкин заболел, и спектакль отменили. Второй поход в театр тоже закончился неудачно: сам Костя Райкин выздоровел, и вследствие этого в театр ломануло столько народу, что Лизу с кандидатом - несмотря на его связи - в театр попросту не пустили.
  В третий раз... В третий раз Лиза не пошла. Она не пошла не потому, что не хотела. То есть, и правда не хотела, но не пошла совсем не поэтому, а потому, что... Короче, дело было так! Лиза закрывала отдел. Все остальные разбежались еще в пять, а ей все равно нужно было идти в театр к семи, поэтому пришлось остаться в лавке. Она добросовестно выключила все компьютеры и обогреватели, включила всю сигнализацию, приготовила все ключи и коробки для ключей... Коробок для ключей было две. В одну складывались собственно ключи от отдела, а во вторую - ключ от коробки с ключами от отдела. Причем каждую еще нужно было опечатать! Зачем их было две, никто не знал. Так повелось издавна. Очевидно, предполагалось, что злоумышленник, разбираясь с коробками, потеряет драгоценное время и будет застигнут на месте преступления бдительной охраной. Каким образом преступник сможет вообще раздобыть эти коробки, хранящиеся под десятью замками на посту милиции, никто не задумывался. А пока что с проклятыми коробками воевали те несчастные, которым приходилось открывать и закрывать отдел.
  Кроме коробок, было еще несколько развлечений: запломбировать дверь, повернуть "собачку" в дверном замке - Лиза все время забывала, куда ее поворачивать, вверх или вниз? Сосредоточившись на том, чтобы ничего не забыть и все сделать правильно, Лиза оставила в отделе сумку. Не саму сумку, а такой красивенький полиэтиленовый пакет со всякими нужными для жизни вещами. Вспомнила она об этом только внизу, у фонтана. Пришлось опять ехать наверх. Причем съездить ей пришлось дважды: в первый раз она думала, что забыла пакет около двери снаружи, когда возилась с замком. Коробки с ключами - ужас, какие тяжелые! - она оставила около тетеньки-лифтерши. Ну и конечно, пакет оказался внутри отдела, и ей пришлось опять спускаться вниз, и опять подниматься вверх, и опять открывать дверь...
  Схватив сумку, Лиза решила, что она что-то тяжеловата. Произведя раскопки, она обнаружила в ней упаковку кефира, купленную когда-то в рассуждении обеда. Обед почему-то не состоялся, кефир был забыт и путешествовал с Лизой по жизни уже не первый день. Пожалуй, он был лишний, особенно в театре. Лиза выкинула его в коробку из-под компьютера, служившую в отделе урной для мусора. Пакет кефира как-то нагло выпирал, и Лиза решила его утоптать в коробке. Недолго думая, она наступила ногой в изящной туфельке на всю гору мусора и... проклятый пакет лопнул, выпустив фонтан кефира прямо... ну, в общем... короче, Лизе под юбку! И о каком театре могла идти речь? Не судьба, - согласилась Крошка Ню, выслушав Лизин рассказ.
  Кстати, о фонтане. Да, в музее имени Карамзина был фонтан! Это был не единственный в Москве музей с фонтаном, но такого фонтана, как у карамзинцев, не было ни у кого! Находился он во внутреннем крытом дворе и был построен по личному эскизу Зама по науке. В центре круглого бассейна стояла аллегорическая скульптурная группа, долженствовавшая символизировать собой... Что, собственно, она должна была символизировать, не знал в музее никто. И когда наивный новичок спрашивал у сторожилов, а что это такое, ему отвечали: как, ты не знаешь? Да ты что! Это же все знают!
  Группа состояла из двух геральдических зверей, державших в лапах щит с текстом, прочесть который не давала струящаяся вокруг щита вода. Причем фонтан устроен был так своеобразно, что струящаяся вода особенно эффектно струилась из-под хвостов геральдических зверей, стоявших на задних лапах! А если учесть, что подсветка окрашивала воду в бассейне в интенсивно желтый свет... В общем, вы понимаете, почему посмотреть на это чудо дизайна рвались все прослышавшие о нем!
  Ко второму кандидату в женихи Лизе пришлось ехать в Перхушково, где у него был собственный дом по соседству с дачей Петровича. Лизу водили в лес, где она успела набрать полную корзину поганок, пока сестра кандидата не показала ей, где нужно собирать правильные грибы. Лиза всю жизнь была уверена, что грибы растут на земле в траве, а не на деревьях, как эти сумасшедшие опята! Лизу водили на огород, где брат кандидата показал ей три поля картошки и плантацию клубники, к тому времени уже - к сожалению! - сошедшей. Лизу кормили обедом, который она с трудом осилила, хотя очень даже любила поесть! Во время обеда мама кандидата вела с Лизой оживленный, но совершенно невнятный разговор, в котором Лиза разбирала только обращаемое к ней выражение: "Понял, нет?"
  Второй кандидат Лизе тоже не понравился: у него было слишком много родственников (а у Лизы и собственных предостаточно). Кроме уже перечисленных мамы, брата и сестры в наличии имелись: папа, бабушка, дедушка, племянница, младенец племянницы, еще одна сестра, муж еще одной сестры, ребенок какой-то из сестер, подруга брата, сестра подруги брата и подруга сестры подруги брата! Самым симпатичным в этой компании был дедушка. Вот за него Лиза с удовольствием вышла бы замуж!
  Третий кандидат отпал сам собой после того, как Лиза напоила его чаем из стирального порошка.
  - Нет, это ты нарочно! - говорила Крошка Ню.
  - Честное слово, Нюсик, я нечаянно, - оправдывалась Елизавета.
  - Как можно перепутать чай со стиральным порошком, я не понимаю!!! Разве бывает БЕЛЫЙ чай? Нет, ты скажи!
  А дело было так. Третий кандидат, называвшийся сложным именем Викентий Ксенофонтович, работал в том же музее в должности реставратора живописи. Он положил глаз на Лизу довольно давно, но стеснялся. Крошка Ню, проведав о его страданиях, разработала тонкий план и привела Викентия к Лизе в отдел под предлогом осмотра некой картины - в рассуждении грядущей выставки. Причем привела в тот сладкий час, когда Лизавета, будучи опять совершенно одна в отделе, наслаждалась чашечкой кофе. Приведя Викентия к Лизе, Ню быстренько улизнула под благовидным предлогом, и Лизавете не оставалось ничего другого, как предложить гостю кофейку. Впрочем, кофе как раз кончилось.
  - Ну, тогда чаю?
  - Не откажусь!
  Чай тоже как-то не находился. Порывшись по сусекам, Лиза нашла, наконец, пакетик, на котором было ясно написано: "Чай цветочный. Тропический аромат". Правда, вид у него был какой-то странный - белые крупинки с голубыми точками. Гранулированный, наверное, - подумала Лизавета. Вид этого чая напоминал ей что-то очень знакомое. Она попыталась прочесть, надписи на пакетике мелкими буковками: перечислялись разные травы и фрукты, входящие в состав. "Крукурама", - прочитала она с недоумением, - что это такое? Наверное, это от нее такой экзотический цвет...
  - Вы не знаете, что это такое - крукурама?
  Викентий не знал. Он с некоторой опаской насыпал в чашку белого "чаю" с голубыми крапинками и щедро приправил сахаром. Отхлебнув глоток, он честно пытался уловить вкус неведомой крукурамы, ощущая только некую неприятную едкость. В это время Лизавета, которая задумчиво помешивала в чашке пластмассовой ложечкой, вдруг подпрыгнула на стуле и закричала:
  - Стойте, не пейте!
  Викентий тоже подпрыгнул и облился горячим чаем.
  - Это же... это же не чай! - хохотала Лизавета. - Это... это... стиральный порошок!
  - Ты представляешь, - рассказывала Лиза Нюсику. - Я сама его туда насыпала, в этот чайный пакетик! И забыла напрочь!
  - Ну и зачем тебе понадобился на работе стиральный порошок, объясни мне? Ты что, коврик для мыши стирать собиралась?! И почему в пакетике от чая-то?
  - Нюсик, я теперь и не помню! Наверное, некуда больше было насыпать. Надо же, какой у этого чая аромат сильный был, даже порошок перешиб - пахло какой-то не то ванилью, не то... крукурамой... И что это за крукурама такая?
  Викентий Ксенофонтович выжил. Даже не обжегся - ни внутри, ни снаружи. Правда, долгое время предпочитал пить исключительно кофе. Больше всего его потрясло не то, что эта полоумная девица - и как это она могла казаться ему раньше привлекательной! - заварила порошок вместо чая, а то, что она хохотала! А если бы он отравился?! А если бы... Да-а.
  
  ТИХИЙ АМЕРИКАНЕЦ
  Очередной кандидат прибыл из Соединенных Штатов. Ню, вместе с Лизой отчаявшись в отечественных мужчинах, закинула сеть за океан. Сеть принесла Кена, который приходился кем-то второй жене первого мужа Нины Юрьевны и жил в никому не известном городе Шарлотте.
  - А где эта Шарлотта находится? - интересовалась Лиза
  - Да не Шарлотта, а Шарлотт. Мужского рода.
  - Ну и где?
  Шарлотт мужского рода находился ... ну, в общем, где-то там, в Америке. Это был вполне приличный город, с хорошим прошлым, устойчивым настоящим и очень перспективным будущим, так как на него положил глаз "Bank of America". Кен работал в одном из Шарлоттских банков и мечтал о русской жене. У них там, в Америке, это было почему-то модно.
  Кен приехал в самый разгар Эфиопской выставки. Поселили его в квартире у Лизы. Сама Лиза в это время жила у мамы, присматривая за оставленным в одиночестве Люлюнчиком, который поступил в институт и должен был ходить на занятия, в то время как все остальные, включая Милочку, Аика, Бетси Львовну, Лялечку и новорожденного Алюку (так уж получилось!), еще жили на даче в Переделкине.
  К слову сказать, дачу в Переделкине Бетси Львовна совершенно неожиданно получила в наследство от своего первого мужа. Первый муж, который после развода с Бетси Львовной еще три раза женился, недавно скончался в ОЧЕНЬ преклонном возрасте, совершенно позабыв о том, что в пору своего медового месяца с Бетси Львовной завещал ей пресловутую дачу (очевидно, опасаясь не дожить до конца медового месяца, так как и тогда был уже в довольно преклонном возрасте). И теперь Бетси Львовна с наслаждением судилась с многочисленными наследниками, укрощала соседей и планировала некоторую перестройку двухэтажного дома с балконами, мезонинами и подвалами.
  В это время Аик дописывал докторскую, Лялечка радостно гоняла по бескрайним просторам дачного участка в компании с соседским псом Филей, а Милочка с Алюкой на руках читала "Детство" Льва Николаевича Толстого. Люлюнчик категорически отказался переселяться на дачу, мотивируя институтом, а на самом деле надеясь передохнуть от Бетси Львовны.
  Люлюнчик, вымахавший настолько, что Лизавета была ему где-то до пояса, имел довольно кроткий нрав. Иного нрава у человека, вымуштрованного Бетси Львовной, просто быть не может. Но Лиза, задерганная выставками, экзаменами, статьями и кандидатами в женихи, все же сумела его достать настолько, что он принял самые решительные меры. Меры выражались в том, что озверевший Люлюнчик взял Лизу за ноги и несколько минут подержал вниз головой. Этого оказалось достаточно.
  - Ну что, все? - спросил он, глядя как Лиза подбирает всякую мелочь, высыпавшуюся из нее во время экзекуции.
  - Все-все! - ответила укрощенная Лизавета и ретировалась на кухню, откуда выглянула только на третий день, чтобы спросить, не сварить ли еще супу?
  - Сварить! - ответил суровый Люлюнчик, не отрываясь от второго тома Толкиена.
  Вот в эту идиллию и ввалился Кен. Лиза ожидала увидеть типичного американца двух метров ростом, розового и белобрысого, все время жующего жвачку: нечто среднее между Робертом Редфордом и ... этим, как его... Брэдом Питтом! Вместо этого перед ней предстал невысокий молодой человек еврейской наружности с глазами грустной таксы и без всякой жвачки. Вадюка больше был похож на американца, чем этот клерк из Шарлотта!
  По-русски Кен не говорил вовсе. Лиза, у которой английский был вторым языком, общалась с ним довольно легко, быстро усвоив американский акцент. Вследствие страшной запарки на работе, общалась она с ним больше по телефону: с утра пораньше Кен, который был человеком педантичным, отправлялся по составленному для него маршруту.
  Ориентировался он в Москве неожиданно хорошо, лишь время от времени звоня Лизе, чтобы выяснить, как ему короче добраться с ВДНХ до "Tretjakoff - picture-gallery". Вся Графика просто наслаждалась, слушая Лизины переговоры с Кеном по телефону, сопровождаемые ее истошными "YES, YES!" или "NO, NO!" - смотря по обстоятельствам.
  Лиза, несмотря на свое филологическое образование, разделяла присущее всем своим соотечественникам заблуждение: чем громче ты говоришь, тем лучше иностранец тебя понимает. Поэтому Лизавета надсаживалась в трубку так, что ее было слышно не только в самой Графике, но даже в Кабинете Председателя, заставляя испуганно вздрагивать заседающий там Ученый совет.
  Кен добросовестно мотался по Москве, которая из Америки представлялась ему гораздо меньше, чем оказалась на самом деле. Его, правда, несколько удивляло отсутствие на улицах сугробов, медведей и казаков. Отсутствию сугробов сами москвичи уже давно не удивлялись: несколько последних лет снег выпадал только где-нибудь в начале марта, и то лишь благодаря личной инициативе мэра.
  Медведей любознательный Кен не нашел даже в Московском зоопарке: предыдущий медведь ушел на пенсию, а нового никак не могли завести. В настоящее время дирекция зоопарка как раз вела переговоры с Канадой о закупке двух бурых медведей.
  Казаков Кену удалось наблюдать в Новодевичьем монастыре у могилы Дениса Давыдова. Как раз было 14 декабря, и казаки прибыли отметить эту знаменательную дату. Какое отношение Денис Давыдов имел к восстанию на Сенатской площади, и какое отношение имели сами чрезвычайно русофильски настроенные казаки к этому сборищу говорящих по-французски масонов, никто не понимал. Казаки Кену не понравились.
  Зато понравилась Лиза. Он, правда, плохо понимал ее английский, когда тот выходил за рамки "Tretjakoff - picture-gallery", но это его не смущало. Зато смущало Лизавету, которая не выносила, когда на нее смотрят глазами грустной таксы и вздыхают. И вообще, она начинала прозревать в Кене явные черты репотанистости!
  За 10 дней, которые Кен провел в Москве, он сумел осмотреть столько достопримечательностей, сколько нормальному москвичу не осмотреть и за десять жизней! Кроме самой Москвы, Кен не оставил без внимания достопримечательности Загорска, Зарайска, Звенигорода, Перхушкова и Переделкина. И даже успел посетить все три выставки, открывшиеся в Музее Отечественной истории имени Карамзина!
  Наконец, Кен уехал, увозя чемодан матрешек с лицами всех русских президентов. Лиза, избавившись не только от Кена, но и от Люлюнчика, переехала в свою квартиру: все семейство во главе с Бетси Львовной вернулось с дачи, где становилось уже холодновато для Алюки. Аик готовился к защите докторской, Бетси Львовна вела светскую жизнь в суде, Лялечку пристроили в частный детский сад с углубленным изучением английского языка, Милочка с Алюкой на руках дочитывала 57-й том переписки Л.Н. Толстого. Люлюнчик скучал по Лизе.
  Лиза, открыв и отправив все возможные выставки, сдав все статьи и экзамены, чувствовала себя удивительно свободной и никому не нужной. Ее не утешал даже перевод журнала "Restauro". Как раз в этот момент и пришла открытка от Кена. Кен писал: "Dear Lisa! I would like to invite you to America!" Честно говоря, Лиза струсила. Нет, уж лучше вы к нам! - думала она про себя.
  - А чего не съездить? - убеждала ее Ню. - Замуж не выйдешь, так хоть Америку посмотришь!
  - На какие шиши?
  - А пусть он тебе и оплатит!
  В этом была своя логика. Лиза послала Кену письмо, в котором написала, что с удовольствием приехала бы на недельку, чтобы посмотреть Америку, но стеснена в средствах. Кен, который не на шутку запал на Лизавету, ответил, что готов оплатить проезд! И Лиза начала собираться. В процессе сборов она вдруг поняла, что все ее родственники и друзья глубоко уверены, что Лиза едет именно замуж! Судя по всему, все родственники и друзья были просто счастливы избавиться от Лизаветы и сплавить ее в Штаты!
  - Я не понимаю, я что, так вас всех достала? - жалобно спрашивала Лиза.
  Один только Люлюнчик оплакивал Лизин отъезд: после того, как он поставил Лизавету на место, ему все время было ее жалко! А все остальные радовались. Радовалась Милочка, забыв про "Любовницу французского лейтенанта". Радовался Аик, защитивший, наконец, свою докторскую. Лялечка с Алюкой тоже радовались за компанию. А уж как радовалась Бетси Львовна! Она даже в самых смелых своих мечтах не добиралась до Америки! Подруги изводились от зависти, и в этой обстановке всеобщего ажиотажа Лизе было как-то неудобно обмануть всеобщие ожидания и не радоваться тоже. Она честно старалась, но получалось как-то плохо.
  - Он, конечно, симпатичный, - уныло говорила она крошке Ню.
  - Ну?
  - Ну я не зна-а-аю...
  - Чего ты не знаешь? Чего ты ЕЩЕ не знаешь? Симпатичный? - Симпатичный! Обеспеченный? - Обеспеченный! И что тебе светит в ЭТОЙ стране? - Ничего не светит!
  - Нет, ты понимаешь, - встряла Лиза в диалог Нюсика с Нюсиком. - Ты понимаешь, нужно же чтобы еще что-то было! А когда этого нет, то как-то все не то...
  - Чтобы что было-то?
  Ну это... Да ты сама знаешь!
  - Чувство юмора, что ли?
  - И это тоже! А то он наших шуток совсем не понимает! И вообще с ним скучно!
  - А кто тебе обещал, что будет весело? Веселье ей подавай! Жизнь вообще суровая штука!
  - Вот-вот! Ты еще скажи: "не поле перейти"!
  - И не поле! И вообще, не морочь мне голову!
  Отъезд надвигался неудержимо. Лизу собирали всем миром. После того, как "весь мир" оставил ее, наконец, в покое, Лиза пересмотрела чемодан и половину барахла выкинула. Она предпочитала путешествовать налегке.
  Америка встретила Лизу неприветливо: сильным ветром, дождем со снегом. Лиза ничего этого не заметила, так ей было плохо. Дело в том, что Лизавету укачивало везде: в автобусе, в электричке, на пароходе, в машине, в лифте... где еще? Ах да, конечно же на самолете, несмотря на всякие таблетки от укачивания! Лизе эти таблетки были - как слону дробина! Однажды ее укачало даже в Библиотеке (бывшей Ленина) на аппарате для просмотра микрофильмов!
  Поэтому первая достопримечательность, которую Лиза увидела на Американской земле, было заведение под названием "ladies` room". И когда Лизавета стояла на коленях перед белоснежным керамическим устройством, доллары, которые она спрятала за пазуху, как в самое надежное место, вывалились и попадали в унитаз. "Shit!" - Краткое Лизино высказывание как нельзя лучше подходило к ситуации. В общем, пока Кен метался за таможенным барьером, разыскивая "Лайзу", эта самая Лайза, проклиная самолет, Америку, того же Кена и собственную глупость, вылавливала зеленые бумажки из унитаза, стирала их в раковине и сушила под сушкой для рук, вызывая подозрительное удивление у всех заходящих в room ladies. Поэтому к Кену она вышла с очень бледным видом и с очень большим опозданием
  Кен встречал ее в Нью-Йорке вместе с первым мужем Нины Юрьевны, который любезно пригласил Лизу с Кеном остановиться у них, чтобы Лиза могла адаптироваться к Америке постепенно, начиная с Нью-Йорка. Лиза же так и заявила, что, не увидев Metropolitan Museum of Art, в никакой Шарлотт не поедет.
  В результате этот самый Метрополитен Лиза так и не увидела, так как привезла с собой в Америку мощный циклон: в Нью-Йорке выпал невиданный снег, заваливший весь город огромными сугробами - высотой сантиметров пять! Лиза не понимала, из-за чего такой переполох, но в городе тем не менее было объявлено чрезвычайное положение, никакие музеи не работали, и вообще ничего не работало!
  - Как же вы справляетесь с подобными стихийными бедствиями? - интересовались напуганные снегом американцы.
  - Да какое это стихийное бедствие! - отвечала Лиза. - У нас так все время! И ничего, живем.
  Кен, который никакого снега в России как раз и не увидел, деликатно помалкивал. В Шарлотте снега не было. Музеев никаких тоже. Вместо музеев были банки. Еще в Шарлотте жили Кеновы mother and father. И хотя у Кена, как у всякого приличного американца, среди предков были прадедушка из Одессы - по материнской линии, и бабушка из Жмеринки - по отцовской, их потомки ни одного русского в глаза не видели за всю свою жизнь! Поэтому mother and father просто трепетали перед встречей с "Лайзой", опасаясь увидеть какую-нибудь террористку в красной косынке. Увидев миниатюрное создание, вполне мирное и безобидное, они успокоились. Mother признала, что русская девушка - вылитая Liza Minelly в молодости, а father почему-то вспомнил пончики с сахарной пудрой, которые пекла ему в глубоком детстве бабушка из Жмеринки.
  Лиза в Шарлотте откровенно скучала, хотя столько улыбаться ей не приходилось за всю свою жизнь, и Лиза чувствовала, что скоро американский smile навсегда приклеится к ее лицу. Единственным развлечением за все время пребывания в Шарлотте, была экскурсия в поместье Вандербильтов. Потомки знаменитого миллиардера со временем настолько, очевидно, обнищали, что драли за билет в свое поместье просто баснословную сумму: целых 30 $! Поместье поражало как своими размерами, так и своей устрашающей безвкусицей: "замок" соединял в себе все возможные архитектурные нелепости, а brilliant works of applied art, в этом замке собранные, постоянно напоминали Лизе бессмертный серебряный молочник в форме коровы, который тетя Агата велела Бертраму Вустеру обозвать "датским новоделом". Очевидно, что Вандербильт Вудхауза не читал. Вряд ли Вандербильт был знаком и с русским купцом Арсением Морозовым, (кстати, своим современником), который на вопрос архитектора Мазырина, в каком стиле он хотел бы построить дом, ответил:
  - Во всех стилях, деньги у меня есть!
  Говорят, когда его мать - знаменитая Варвара Алексеевна Морозова - увидела это причудливое строение, до сих пор стоящее на Воздвиженке, она сказала:
  - Раньше только я знала, какой ты дурак, а теперь все это видят!
  С мамой Арсения Вандербильт уж наверняка не был знаком. А зря! Зато, как с изумлением выяснила Лиза, Вандербильт был знаком с Эллочкой-людоедкой! Не веря своим глазам, Лизавета смотрела на портрет дамы, одетой в меха - не то в шанхайских барсов, не то в мексиканского тушкана! Этикетка под портретом гласила "Eleonor Wanderbilt-Shukin"! Каким образом удалось бывшей жене инженера Щукина пробиться в семейство Вандербильтов, не имея за душой ничего, кроме золотого ситечка, полученного от Остапа Бендера взамен одного из двенадцати стульев, Лиза так и не сумела выяснить.
  Постепенно Лиза начала осознавать, что все вокруг воспринимают ее в качестве невесты Кена и если прямо не спрашивают, когда свадьба, то только потому, что хорошо воспитаны. Mother водила ее по магазинам с кухонными и постельными принадлежностями, а father учил водить машину. Кен активно уговаривал продлить визу, вздыхал и смотрел глазами грустной и сильно проголодавшейся таксы! Сама же Лизавета к этому моменту окончательно убедилась, что ей здесь не место. Ну не создана она для американского образа жизни, и все! Пора было принимать меры.
  К слову сказать, была в характере у Лизы какая-то обманчивая мягкость и податливость, позволявшая окружающим предполагать, что Лизаветой вполне можно управлять и руководить, словом - присматривать. Но у этой мягкой булочки внутри был железный стержень, нет - титановый! И не один любитель булочек уже обломал об этот стержень свои зубы!
  Лизавета действовала по жизни подобно той лягушке, которую бросили в кувшин с молоком. Сначала Лизавета покорно шла на дно, слушая, как ее всячески убеждают в том, что молоко очень полезная вещь, и любая уважающая себя лягушка была бы просто СЧАСТЛИВА провести в молоке всю свою жизнь! Но потом в ней просыпался собственный разум, и лягушка принимала меры, настолько резко выпрыгивая из кувшина с молоком, что никакое масло просто не успевало сбиться! Вот и сейчас Лиза приняла меры: она позвонила домой, сделала вид, что по семейным обстоятельствам ей ну просто крайне необходимо немедленно вернуться в Россию, и радостно выпрыгнула из американского кувшина, полного такого полезного, питательного, но очень невкусного молока! Кену она сказала, что ПОДУМАЕТ.
  
  СУДЬБА!
  Всю обратную дорогу Лизавета сочиняла письмо для Кена, но дальше "Sorry! I am so sorry" не продвинулась. Оказавшись, наконец, дома, Лиза была вне себя от счастья! Она приняла душ, напилась чаю с купленной по дороге булочкой, слегка распаковалась и уселась на диван перед телевизором - приходить в себя.
  Но в себя приходилось плохо. Почему-то было очень грустно и становилось все грустнее и грустнее. Лиза съела еще булочку. Помогло, но мало. При мысли об оставленном в Шарлотте Кене, ей стало совсем уж грустно. О чем она, собственно, грустит, Лиза и сама не знала. Расстались они с Кеном вполне мирно, Лиза ничего ему точно не обещала, уклончиво сказав, что подумает. Сама-то она знала, что ни за что, ни за какие хот-доги и чизбургеры не согласится остаться навсегда в этом богом забытом Шарлотте! Never! Not for the world!
  Но отчего-то на душе у Лизы было так печально, словно она была героиней любовного романа, вынужденной из-за семейной вражды на 15 лет расстаться со своим прекрасным возлюбленным, который - в то время как она на протяжении 329 страниц льет ручьями слезы - вовсю наслаждается жизнью, ввязываясь в одно приключение за другим, чтобы ровно через 26 лет 8 месяцев 14 дней и 48 минут явиться, как ни в чем ни бывало, в свой родовой замок и прижать к сердцу свою возлюбленную, все такую же прекрасную и не постаревшую ни на один день!
  Пока Лиза предавалась печали, пошел дождь, и его равномерный шум прекрасно гармонировал с Лизиным настроением, служа ему приятным ненавязчивым аккомпанементом. "Дождь?" - опомнилась Лизавета. Какой еще дождь?! Зима на дворе!
  Дождь шел с потолка на кухне, да еще какой! Чертыхаясь и спотыкаясь, Лиза взлетела на седьмой этаж и яростно надавила на звонок. Дверь распахнулась, и прямо пред Лизиными глазами появился характерный псевдоготический силуэт здания родного Музея Отечественной истории имени Карамзина!
  Силуэт был напечатан синим цветом на белой майке. Внутри майки находился ее владелец. Южнее надписи Лиза обнаружила закатанные до колен поношенные джинсы и босые ноги примерно 45 размера. В опущенной правой руке обладатель майки с Музеем держал мокрую половую тряпку, а за левой его пяткой прятался кошачий подросток, который глазел на Лизу хитрыми желтыми плошками и готов был при малейшем ее движении дать деру.
  К северу от надписи располагалась весьма симпатичная вихрастая физиономия, которая была, как полагается, снабжена парой светлых бровей, внушительным носом и довольно крупным ртом. К западу и востоку от носа располагались слегка оттопыренные уши. Россыпь веснушек довершала картину и напоминала карту звездного неба. Физиономия таращила на Лизу синие глаза со светлыми ресницами. Довольно долго они молча смотрели друг на друга. Неизвестно, сколько бы они так простояли, если бы этажом выше не хлопнула дверь лифта, разрушив все чары.
  - Откуда у тебя это! - спросила забывшая за чем пришла Лиза и сделала шаг вперед.
  Котенок, который только этого и ждал, радостно подскочил вверх, развернулся в воздухе, приземлился и помчался на махах в комнату, сверкая белыми пятками.
  - Что это?
  - Вот это! - и Лиза ткнула пальцем прямо в парадный вход Музея.
  - На работе купил! - ответил ошарашенный владелец майки.
  - А ты что, тоже в Карамзинском музее работаешь?
  - Что значит "тоже"? Я там уже 10 лет работаю!
  - А я всего три! А ты в каком отделе?
  - В Оружии... А ты?
  - А я в Графике! Вот это да!
  - И не говори!
  В это время котенок Кеша, разочарованный тем, что за ним никто не гонится, потихоньку вернулся на прежнюю позицию за левой пяткой и внимательно следил за разговором.
  - А ты вообще-то кто? - догадался, наконец, спросить Оружейник.
  - Я Лиза, - сказала Лиза. - Живу я здесь, этажом ниже.
  А- -а! А я - Митя. А ты чего пришла-то?
  - Ах да! - вспомнила Лизавета. - Что у тебя там, кран сорвало, что ли? У меня на кухне льет, как из ведра.
  - Не, не кран, - ответил он задумчиво. - Это я курицу размораживал.
  - Ку-курицу? - поразилась Лизавета.
  Перед ее мысленным взором немедленно возникло видение огромной замороженной курицы, которая с трудом разместилась в малогабаритной кухне, втиснувшись между холодильником и электроплитой. Желтые когтистые лапы курицы высовывались в окно, а голова с томно прикрытыми глазами расположилась в коридоре. Лиза невольно посмотрела вниз: не торчит ли из-за поворота коридора красный гребешок. Гребешок не торчал.
  - Покажи! - сказала она почему-то шепотом.
  - Пошли!
  Пока хозяин вел Лизу на кухню, воображаемая ею курица стремительно уменьшалась в размерах, превратившись в конце концов в маленького жалкого цыпленка, который сиротливо плавал в небольшой кастрюльке с кипящим бульоном.
  - Вот! - сказал хозяин, - курица.
  - Курица-курица! - подтвердил котенок, следовавший в арьергарде, - заметьте: это НАША курица! И делиться с вами мы не собираемся!
  Оказывается, любитель курятины с утра положил замороженную тушку в раковину и ушел на работу, не обратив внимания, что неплотно закрутил кран. Тушка перекрыла слив, кран потихоньку капал и накапал целую раковину. Вода полилась на пол, а потом и Лизе на голову.
  - А что, здорово залило?
  - Еще как! Прямо Ниагара!
  - Ну пойдем, поглядим, что можно сделать.
  - Идите-идите! - напутствовал их котенок Кеша, - идите поглядите. А я не пойду. У меня и здесь дел полно.
  И пока Лиза проводила экскурсию в затопленной кухне, этажом выше котенок Кеша, который был умен не по годам... то есть не по месяцам... в общем, умен не по возрасту, трудолюбиво обрабатывал цыпленка, ловко выудив его правой передней лапкой из кипящего бульона. Несмотря на то, что цыпленок, хотя и маленький, был все же несколько больше котенка, Кеша справился с ним очень быстро - намного быстрее, чем его хозяин с ликвидацией последствий наводнения. Тот возился гора-а-аздо дольше!
  После осушения всемирного потопа на Лизиной кухне они так же долго ликвидировали последствия небольшого пожара на кухне у Мити: бульон выкипел - очевидно, вместе с курицей - и кастрюлька слегка сгорела! Котенок Кеша делал вид, что даже слова такого не знает: "курица"! И помогал по мере сил: ловил тряпку, прыгал на ноги в самый неподходящий момент, нападал из-за угла...
  Потом они еще пили чай - у Лизы. У Мити очень пахло гарью. Ну, это надолго, подумал котенок Кеша, которого - на всякий случай - Митя взял с собой. Котенку Кеше было совсем неинтересно слушать про приключения Лизы в Америке и Мити - в музее Отечественной Истории имени Карамзина, которых - приключений - за 10 лет набралось значительно больше, чем у Лизы. Поэтому Кеша заснул у Лизы на коленях и спал до тех пор, пока его аккуратненько не переложили на диван. Тогда он потянулся, перевернулся на другой бок, свернулся в клубочек и снова заснул.
  Музей Отечественной истории имени Н.М. Карамзина, где, как оказалось, они оба работали, был учреждением с давней и запутанной историей. Располагался он практически в центре, но несколько на задворках и поэтому даже не все москвичи знали о его существовании. Выстроен он был по проекту известного архитектора в псевдоготическом, как уже было ранее сказано, стиле благодаря тщанию, усердию и капиталу знаменитого собирателя графа Уваровского, которому совершенно некуда было девать свою огромную коллекцию. Жена, графиня Уваровская, урожденная Достигаева, чей капитал граф, собственно, и тратил, так прямо и заявила: или я, мол, или твои древности. И граф построил Музей. Кстати, никто так никогда и не узнал, откуда взялось это "имени Карамзина" и почему именно "имени Карамзина", но во всех официальных документах Музей именовался именно так.
  Строительство началось незадолго до русско-турецкой войны и окончилось аккурат после русско-японской. То ли граф плохо следил за строительством, то ли подрядчик был вор, но, открывшись, наконец, в некий прекрасный день, музей буквально на следующий же - не менее прекрасный день - закрылся на доделки и переделки, которые плавно переросли в текущий, а затем и капитальный ремонт. В перерывах между революциями, ремонтами, войнами, смерчами и путчами музей исправно функционировал, демонстрируя свои сокровища в постоянно меняющихся экспозиционных залах: пока в одном зале бродили посетители, в другом сидели ремонтники, закусывая кефир - и не только кефир - бутербродами с одесской колбасой.
  Псевдоготическое здание поражало сложностью внутренней архитектуры: там были внутренние дворы и крытые галереи, лестницы в самых неожиданных местах и непонятного назначения переходы; двери, ведущие в никуда, и окна, глядя в которые было просто невозможно было понять, что же это, собственно, за улица?
  В Музее даже водилось собственное привидение, которое не выжили никакие ремонты. Это был призрак графа Уваровского, печально бродивший на третьем этаже западного крыла в бесплодных поисках своей коллекции, разделенной в 30-е годы между Государственным Историческим музеем, Библиотекой - бывшей Ленина - и Центральным Архивом. Зато в восточном крыле однажды поймали одичавшего посетителя, который как пришел в Музей на открытие выставки, посвященной 100-летию отмены крепостного права, так никогда и не вышел, обосновавшись на пятом этаже в макете камеры декабристов, где и жил себе спокойно до ремонта 1988 года, питаясь акридами и мокрицами. И тех, и других в Музее было навалом.
  В связи с какими-то техническими обстоятельствами во время капитального ремонта 1948 года между западным и восточным крылами здания была выстроена временная разделительная стена. С тех пор два крыла музея не сообщались друг с другом никак. Сотрудникам музея, чтобы попасть, например, из Графики в Дирекцию, нужно было спуститься на первый этаж, пройти через экспозицию, выйти на улицу из восточного подъезда, пройти через площадь, завернуть за угол, войти в западный подъезд, подняться по лестнице, пройти по коридору, спуститься по лестнице и еще два раза завернуть за угол! Здесь и располагалась Дирекция (привидение жило этажом выше). "Оружие" приютилось как раз напротив привидения, и поэтому нет ничего невероятного в том, что Оружейнику и Лизе удалось ни разу не встретиться за целых три года.
  - Ни разу не встретились! За целых три года! Ты представляешь, ни он меня никогда не видел, ни я его! - рассказывала Лизавета Нине Юрьевне.
  Нюсик, с трудом разыскавшая Лизавету после ее приезда из Америки, наконец поняла в чем дело и почему Лизавета ничего про эту самую Америку связно рассказать не может. Мало того, Лизавета как бы с трудом вспомнила, а кто такая, собственно, сама Нина Юрьевна! На самом деле Лиза очень ее звонку обрадовалась. Наконец-то она могла поделиться с лучшей подругой всеми своими новостями, а их за три месяца накопилось более чем достаточно!
  Какая там Америка? О чем ты?! Вот Митя... Мало того, что Митя жил прямо над Лизой и работал в том же Музее, они еще, как оказалось, всю жизнь пересекались, так ни разу и не встретившись: в детстве Митюха ходил с папой в ту самую библиотеку и прекрасно помнил Милочку...
  - Еще бы! - сказала Ню.
  ... учился в том же МГУ, бывал практически в тех же экспедициях, и однажды Лиза уехала с Балки на той же машине, с которой Митя на Балку приехал!
  - Это судьба!
  И крошка Ню согласилась. И только повесив трубку, Лиза вдруг с раскаяньем осознала, что всю дорогу говорила только о себе да о Митюхе! Лиза даже не поинтересовалась, как дела у Ню! У Петровича! У всех остальных! Кошмар! И она кинулась звонить Нине Юрьевне. Откликнулся Петрович:
  - Да. ... Лиза. ... Это ты. Приехала, наконец, - говорил он как-то странно, делая большие паузы между словами и совершенно траурным тоном.
  - Петрович! Привет! Да я давно уже приехала! Позови-ка мне Нюсика! Мы не договорили.
  - Нюсика нет.
  - То есть, как нет? Уже ушла? Мы же только что с ней говорили!
  - Да, она ушла. В смысле давно. В смысле к маме. В смысле совсем. В смысле мы разводимся.
  - То есть как РАЗВОДИТЕСЬ?!
  - Так.
  - Да вы что, с ума посходили!
  - Не знаю.
  - Да что случилось-то?
  И Петрович поведал Лизе душераздирающую историю о том, как Нина Юрьевна покусилась на самое святое, выбросив на помойку его любимые брюки, прошедшие с ним вместе через 26 экспедиций! Последние 15 лет Петрович носил их дома вместо пижамы. Был страшный скандал, после чего Крошка Ню ушла из дому, хлопнув дверью.
  Лиза не знала, что и подумать. К счастью, в этот момент пришел Митя. За ним следовал Кеша, который сильно вырос и растолстел, что совсем не удивительно, учитывая его аппетит. Кеша только что научился открывать холодильник, о чем Митя еще не знал. Кеша сразу направился на кухню - тренироваться на Лизином холодильнике, а Митя - прямо к Лизе, которая хлюпала носом, сидя с ногами на диване.
  - Эй! - сказал он. - Лизаветка! Ты чего ревешь-то?
  - Они ра-а-а-азводятся-а-а-а...
  - Кто они? Почему разводятся?
  Лиза объяснила, кто и почему.
  - О господи! - сказал Митюха, стараясь сдержать смех. - Да помирятся они 125 раз!
  - Ты думаешь?
  - Да конечно!
  - Правда?
  - Правда! Вот что, Булочка, хватит сырость разводить!
  - Не смей меня Булкой называть!
  - И не Булкой, а Бу-улочкой!
  - Все равно не смей!
  - Ну подумай ты своей головой - это они разводятся (они и помирятся), а мы - так очень даже наоборот!
  - Да-а, а почему мы наоборот?
  - А ты не знаешь?
  - Я-то знаю, почему я, а вот почему ты?!
  - Почему я? Почему же это я? Ну, наверное, потому, что мне очень нравятся... хлебобулочные изделия!
  - Ах ты! Ну сейчас ты получишь!
  Неизвестно, что получил бы Митюха, если бы опять не зазвонил телефон. Естественно, это была Алёна. Она стала приставать к Лизе с какой-то саржевой подкладкой, которая непременно ДОЛЖНА быть у Лизы - я знаю, у тебя ВСЕ есть! Лиза, у которой саржевая подкладка, может быть, и была, отвечала ей довольно односложно, так как очень трудно одним ухом слушать Алёну, а другой рукой отбиваться от всяких Митюх, которые весьма активно... пристают... со всякого рода...п-притязан-ниями... и ... п-по-п-ползн-новен-н-иями...
  - Алёна, послушай, мне сейчас... как-то очень некогда! Я тебе сама позвоню, попозже... месяца через два! Пока! - сказала Лиза и уронила телефон.
  - Значит, говоришь, нравятся хлебобулочные изделия? И почему это они тебе так нравятся?
  - Так я же ... и объясняю! Мне ... нравятся ... потому... что ... они... очень ... вкусные!
  - Пожалуйста, поподробнее! Вот с этого места - поподробнее!
  - С какого?
  - Вот с этого!
  И он объяснил. Достаточно подробно.
  А в это время кот Кеша сидел на подоконнике и мечтал. Он уже провел ревизию в Лизином холодильнике и прибрал все, что плохо лежало: кусочек сыра, ломтик колбаски и остатки шпрот в банке. Жизнь удалась! Но чего-то все-таки не хватало. Вернее, кого-то! Ему мерещилось, что где-то там, во дворе или, может быть, на чердаке ждет его та единственная и неповторимая, нежная и коварная, пушистая и зеленоглазая, - словом, та, без которой и рыба не рыба, и колбаска не колбаска... Кеша был романтиком и верил в любовь.
  А любовь - это такая вещь ...
  Когда ее нет, как-то все не то!
  А когда она есть...
  Да вы и сами знаете!
  
  КОНЕЦ
  
  ПОСЛЕСЛОВИЕ ВОЗМУЩЕННОГО ЧИТАТЕЛЯ
  - Как конец? Какой конец?! Нет, это совершенно невозможно! Только-только началось самое интересное, а Вы говорите "конец"! Просто безобразие какое-то! Судя по всему, героиня встретила, наконец, своего прекрасного принца, а Вы пишете об этой судьбоносной встрече в таком разухабистом тоне! Что это такое: какие-то котята, цыплята, булки! Курица замороженная! Ужас! Не умеете писать любовные романы, так и не беритесь! Поучились бы у профессионалов!
  - У кого это, например?
  - У кого? Да вот, я недавно прочел: Рут Джин Дейл "Завтрак в постель" или Миранда Рей "Обреченная любовь"... Да мало ли!
  - Никогда не слышала! Не понимаю, что Вам не нравится? По-моему, очень милая сцена, и котенок ее только украсил! Представляю, что бы Вы понаписали!
  - Вряд ли Вы можете себе это представить! Вот дайте мне такую возможность!
  - Да ради бога! Посмотрим, что у Вас получится!...
  - А вот вам: итак, героиня звонит в дверь:
  Дверь с грохотом распахнулась, и Лиза... Нет, Элиза! Элиза увидела на пороге незнакомого молодого мужчину. Он выглядел таким же растерянным, как и сама Элиза... еще бы, ведь она на полном ходу влетела в его объятия. Он слегка прижал ее к своей широкой груди. Элизу удивила и приятно взволновала сила его невольного объятия. Он поставил девушку на ноги и посмотрел на нее, улыбнувшись невероятно чувственной улыбкой...
  - Что это еще за чувственные улыбки! Кошмар какой-то!
  - Не перебивайте!
  Она не могла оторвать от него глаз. Он был великолепен: густые, светлые, как день, волосы...
  - Бред!
  ... синие, как сапфиры, глаза, в которых светились ум и любопытство, высокие скулы, квадратный подбородок и чуть заметная усмешка в изгибе губ. Их короткое объятие пробудило в Элизе неведомые ей прежде чувства и ощущения: его прикосновение как будто отозвалось разрядом электрического тока...
  - Какие это неведомые чувства и ощущения? Лиза, если Вы еще помните, уже была замужем и не только замужем!
  - Не мешайте!
  ...он прижал свои губы к ее губам... прохладным, нежным, трепещущим. Не в силах пошевелиться, она позволяла целовать себя...
  - Ну, хватит! Надоело!
  Никто никогда ее так не целовал! Все ее чувства сосредоточились на возрастающем жаре его губ, на возрастающем жаре собственной крови, струей шампанского растекавшейся по жилам!
  - Вот как писать надо! Слышите? Автор! Где Вы? Надо же, ушла куда-то... Эй! Вернитесь! Ау!
  
  История третья - очень запутанная
  ПУТЕШЕСТВИЕ ПРОФЕССИОНАЛОВ
  
  Неважно, что вы возьмете с собой в дорогу:
  погода в месте вашего назначения
  все равно не будет соответствовать
  содержимому вашего чемодана
  Закон Паркинсона для командировочных
  
  Никогда!
  Никогда не возвращайтесь с полдороги! Это дурная примета! Вот Лизавета - вернулась посмотреть, выключила ли она свет в коридоре, и - пожалуйста! Масса неприятностей. Правда, за что пострадала Агапова, непонятно - она-то ни за чем не возвращалась. Хотя вполне могла бы. Зная Агапову, никто бы не удивился. Правда, зная Лизу, тоже никто особенно не удивился. Наоборот, все так и замерли в предвкушении всяческих происшествий: Лизавета и одна способна на что угодно, а уж в компании с Агаповой и подавно. И только самые близкие друзья знали, что Лиза была не в форме. Девушка поссорилась с любимым человеком! Любимый человек назывался Митей и волей судьбы не только жил в том же доме и подъезде, что Лизавета, но и работал все в том же Музее Отечественной истории имени Карамзина.
  В последнее время Лизавета, обычно отличавшаяся покладистостью и незлобливостью, что-то стала излишне нервна и раздражительна, а также склонна к обидам и глубоким размышлениям. То ей казалось, что Митя не принимает ее всерьез, то она жаловалась своей любимой подруге Нюсику (она же - Крошка Ню), что Митя не понимает ее духовных запросов, а иногда... Иногда она даже сомневалась, действительно ли Митя - тот самый, единственный и неповторимый! Что послужило непосредственной причиной последней ссоры, Лиза уже не помнила. Да это и не важно - какая разница. Главное, что он не торопился мириться, хотя именно он... на самом деле, конечно, именно Лиза. Вот поэтому она и отправилась в командировку.
  Агапова, как натура компанейская, к ней присоседилась. Она как раз была совершенно свободна до понедельника и могла себе позволить небольшое путешествие. Ехали девицы в город Энск - назовем его так из соображений конспирации. Дело в том, что этот самый город Энск совсем недавно стал вполне самостоятельной столицей вполне самостоятельного государства, бывшего некогда одной из союзных республик. Так что во избежание международного скандала... Сами понимаете.
  Целью командировки была конференция. Проводилась она регулярно, раз в два года на протяжении... да уже лет 15 тусовались! Несмотря на разделившие их государственные границы, коллеги упорно продолжали собираться на сие мероприятие, получившее ранг международного, что необычайно повысило авторитет организации, его проводившей.
  Лиза ехала с докладом. Она собиралась потрясти научную общественность своими изысканиями. Конечно, если бы не эта проклятая ссора, Лизавета и не подумала бы самоутверждаться на конференции, а проводила время с большей пользой для себя и окружающих. Но теперь Лиза была уверена, что непременно потрясет пресловутую общественность, только несколько опасалась Савелия Платоновича, который - естественно, а как же без него! - ехал в соседнем купе. Савелий Платонович - крупный специалист, кандидат разных наук и лауреат многих премий, был кошмаром любой конференции, поскольку обожал задавать вопросы, вносить поправки, участвовать в дискуссиях, не говоря уже о его собственных докладах, которых меньше шести просто не бывало. Лиза однажды удостоилась лицезреть список его научных публикаций: 15 листов через один интервал 10-м кеглем.
  Через три часа, с трудом избавившись от Савелия Платоновича, который зашел на минуточку поболтать, девицы решили попить чайку и достали свои запасы: вечную курицу, вареные яйца, помидоры, бутерброды с сыром и сервелатом, бананы и печенье. Потом Агапова, стесняясь, извлекла бутылку водки. Стеснялась она, конечно, не Лизаветы, а малознакомой дамы из Исторического музея, волей случая ехавшей на ту же конференцию. Дама водку не осудила, а с удовольствием приняла участие в застолье, угостив соседок вкуснейшими пирожками собственного производства.
   Четвертый попутчик, как ни странно, ехал по своим собственным делам, ни к конференции, ни к музеям не имевшим никакого отношения, и сбежал из купе еще на стадии Савелия Платоновича, испугавшись научных разговоров. Так они его больше и не видели до самого утра, когда он неожиданно вошел в купе с полотенцем на шее, в то время как Агапова... Ну да ладно.
  В процессе чаепития Лизавета вдруг хватилась, что забыла на работе слайды к докладу! Конечно, доклад был хорош и сам по себе, но без слайдов все же недостаточно внятен: не зря же сказано, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Отбросив мысль о немедленном возвращении в Москву, как нереальную, Лиза с Агаповой решили завтра утром из города Энска позвонить Крошке Ню, которая работала вместе с Лизаветой в музее имени Карамзина, чтобы та разыскала слайды и передала их с проводником вагона, а вечером опять позвонить Нюсику - узнать, передала ли она их проводнику. И, наконец, послезавтра утром получить слайды у проводника на вокзале в городе Энск. Обойтись вовсе без слайдов и не затевать всю эту историю Лиза почему-то не догадалась. А ведь тогда весь ход последующих событий мог бы пойти совсем по-другому!
  Представляя себе реакцию Нюсика, Лиза с Агаповой утешались следующей мыслью: пусть скажет спасибо, что они командированы всего-навсего в Энск, а не в... Лондон, к примеру. Ведь тогда ей пришлось бы тащиться в аэропорт и договариваться с летчиками! На этом путешественницы успокоились и отправились спать, лелея слабую надежду на то, что доклад Лизаветы назначен все-таки не на завтра, а хотя бы на послезавтра.
  Энск встретил Лизу с Агаповой неприветливо - пасмурной прохладной погодой. Еще более неприветливо встретил их городской общественный транспорт. Заранее предупрежденные о строгостях проезда, они - как примерные девочки - сразу же купили билеты у кондукторши. Она продала их как-то лениво: мол, хотите - покупайте, не хотите - не покупайте, дело ваше. Лиза с Агаповой несколько удивились, но купили. Кондукторша выдала им симпатичные розовые билетики и молча ткнула пальцем куда-то в нижнюю часть билетика.
  В этот момент Лиза как раз выступала на тему: "Ой, какие красивые билетики!" - и решила, что она обращает их внимание на какую-то особенно выразительную художественную деталь. Как оказалось, надо было не восхищаться красотой билетиков, а прочесть надпись внизу микроскопическими буковками, на которую указывала кондукторша, и где черным по розовому было написано, что билеты необходимо компостировать. Девицы не могли и вообразить, что билет, проданный кондуктором, нужно еще и пробивать! За что и поплатились буквально на следующей остановке, когда вошли контролеры.
  Девицы гордо предъявили свои девственные билетики, контролер тут же их забрал себе и стал вымогать из Лизы с Агаповой штраф, популярно и доходчиво объясняя, что незнание закона не освобождает - и т.д. и т. п. Девицы стали было оправдываться, что действительно не знали, что честно купили билеты, только что с вокзала... Короче: "люди добрые, мы сами не местные, поможите, сколько можете!" Но все их причитания разбивались о сурового контролера, как об скалу. А на робкое: "Мы из России..." он мрачно сказал: "Тем более - вдвое заплатите!". К чести местных жителей надо сказать, что за москвичек заступился весь троллейбус и не дал им погибнуть в лапах злобного контролера. В бурных препирательствах Лиза с Агаповой доехали до нужной им остановки и покинули троллейбус, так и не оштрафованные.
  Эта история, кстати говоря, имела свое продолжение, когда девицы, уже во второй половине дня, гуляя по главной улице города, забрели перекусить в первое попавшееся кафе. Они сели за единственный столик, где уже сидели две дамы: одна - очень полная, а другая - очень высокая. Поглощая кофе и котлетки, Лиза с Агаповой стали выяснять у них, как пройти к Замку, как вдруг очень полная дама спросила: "Это вас сегодня утром хотели оштрафовать в троллейбусе?". Девицы просто онемели: неужели слава о них так быстро разошлась по городу?! Но все оказалось гораздо проще: очень полная дама ехала в том же троллейбусе и защищала москвичек громче всех.
  Подивившись такому стечению обстоятельств, Лиза с Агаповой продолжали перекусывать, как вдруг к столику подошло грязное и оборванное цыганское дитя и стало канючить у них пирожное, которое Агапова еще не успела съесть. Милосердная Агапова не выдержала и пожертвовала пирожным. Соседки, видя, что рядом с Лизой и Агаповой просто опасно находиться, быстренько распрощались и ушли, а девицы еще некоторое время посидели: Лиза - просто так, а Агапова - допивая кофе и рассуждая на тему: "Хорошо тебе, ты так быстро ешь. Все съела - с тебя и взять нечего". Собираясь уходить, они обнаружили, что высокая дама забыла зонтик - роскошный и стильный, как и она сама. В клеточку. В смысле - зонтик в клеточку. Девицы побегали по окрестным улицам, но, естественно, никого не догнали: ни полную даму, ни высокую. Пришлось им передать зонтик официантке, надеясь, что высокая дама вспомнит, где именно она его забыла.
  Но все это было позже. А сначала Лиза с Агаповой долго тащились со своими сумками, которые с каждым шагом делались все тяжелее и тяжелее, по бесконечной улице в поисках отеля. Потом девицы посидели некоторое время на конференции, послушали часть докладов, в том числе самого Савелия Платоновича, который сразу сел в президиум рядом директором Энского музея - и взял в свои руки микрофон и конференцию. Через некоторое время он, правда, вспомнил, что не у себя дома, и вернул микрофон и конференцию хозяину.
  Хозяин извинился перед гостями за то, что устроители не смогли достать синхронного переводчика, и спросил, всё ли понятно. Конференция хором ответила: "Всё!". Официальными языками были местный язык и английский, так как в свете обретенной самостоятельности аборигенам приходилось делать вид, что они русского языка не понимают. А так как большинство аборигенов, присутствовавших на заседании, всю сознательную жизнь говорило именно по-русски, им приходилось туго, и слушать их доклады на свежевыученном "родном языке" было редким наслаждением даже для гостей, местного языка не знавшим. Самые умные подготовили доклады на английском. Лиза с Агаповой послушали выступления до перерыва, понимая отнюдь не всё, а через раз, и пошли погулять по городу - вдоль по главной улице прямиком в то кафе, где они лишились пирожного и обрели зонтик.
  Кстати, о зонтиках. Однажды Агапова тоже потеряла зонтик. В то время она училась в институте. Денег на новый не было, а дожди лили не переставая. Что-то надо было делать, и Агапова придумала план. В одной группе с ней училась очаровательная девушка с Крайнего Севера по имени Намсун - не то чукча, не то эвенка. И вот в один прекрасный дождливый день две девицы явились в бюро забытых вещей московского метрополитена. Черненькая раскосая Намсун стала японской туристкой, не говорящей по-русски, Агапова выступала в роли переводчицы и бойко "переводила" тирады подруги, которая на своем родном языке пересказывала национальный эпос.
  - Это туристка из Японии, Мю Рураками, она потеряла зонтик, - говорила Агапова. - Складной!
  - Вот этот?
  - Нет, вон тот!
  Выбрав зонтик получше, девицы удалились.
  Бедному зонтику, однако, не повезло. Жизнь его не задалась. Попав к Агаповой, он претерпел массу приключений: Агапова забывала его в самых неожиданных местах, потом он сломал пару спиц и потерял верхнюю пымпочку. В конце концов зонтик остался у Серого, с которым Агапова поссорилась на почве политики и от которого ушла в осеннюю ночь навсегда. Серый, как юноша благородный, через некоторое время понес ей зонтик с целью примирения, но по пути встрял в международный конфликт. Спасая высокую светловолосую девушку, к которой энергично приставал рослый африканец, Серый окончательно сломал бедный зонтик. С Агаповой он так и не помирился никогда...
  Вечером того же дня хозяева устроили "праздник дружбы народов", что, как выяснилось впоследствии, было стратегической ошибкой, и конференция едва не скончалась, не успев толком начаться. Праздник был устроен на задворках местного музея, на свежем воздухе. Сделали столы из щитов, наставили тарелок с бутербродами и бутылки, причем все бутерброды - с колбасой ли, со шпротами или ветчиной - были еще предварительно намазаны маслом. Агапова с Лизой решили, это для того, чтобы колбасу и все прочее не сдуло.
  Открывая чудесное розовое шампанское, мужчины устроили легкую перестрелку, тарелки мигом опустели, позже появилась музыка, и те гости, которые тверже стояли на ногах, рискнули потанцевать. Главный хозяин - директор музея, открыв застолье, через некоторое время исчез где-то в недрах здания, время от времени робко оглядывая из-за дверей "поле битвы". В общем, вечер удался на славу. Ближе к ночи все стали расползаться по отелям. Поползли и Агапова с Лизой, прихватив с собой бутылку водки и двух коллег: искусствоведа Сашу и археолога Кузюбердина, которого тоже звали Александром, поэтому все именовали его по фамилии, чтобы отличить от прочих Саш, Шуриков, Аликов и Алексов, которых почему-то был на конференции переизбыток. Правда, Агапова не сразу разобралась, что это все одна фамилия, и долго думала, что чувака зовут Кузя Бердин.
  Впрочем, кто кого прихватил, вопрос спорный: жили коллеги в той же гостинице, что и девицы, а дошли бы Агапова с Лизой до места без их помощи, неизвестно. Агапова так точно не дошла бы. Но не потому, как могут подумать некоторые испорченные умы, что Агапова с Лизой так сильно набрались - нет! А потому, что вечером в чужом городе очень трудно ори... орин... енти... роваться.
  По дороге они договорились, что продолжат вечер дружбы народов в номере у коллег. Но сначала девицам нужно было позвонить в Москву. На этом пути возникли неожиданные препятствия. Сначала Агапова с Лизой никак не могли открыть дверь своего номера - ну никак! Проковырявшись минут десять, девицы наконец сообразили, что открывают дверь совсем не своего номера. На их счастье, там никого не было. Войдя, наконец, к себе, Лиза бросилась звонить, так время уже поджимало - она обещала позвонить в десять.
  - Агапова, слушай, он чего-то не гудит!
  - Дай я ппробую!
  Агапова приложила трубку к уху - действительно не гудит. С недоумением разглядывая кнопочный телефон-трубку, она поняла, что и кнопочки какие-то не такие. Еще через некоторое время до нее дошло, что это и не телефон вовсе.
  - Лизка! - возопила Агапова. - Это же пульт для телевизора!
  - А где телефон?
  Наконец Агапова с Лизой нашли настоящий телефон и подняли с постели Крошку Ню, так как десять было в городе Энске, а в Москве-то - уже одиннадцать. Когда в двенадцатом часу ночи Лиза нетвердым голосом стала выяснять, а почему это Нюсик передала слайды именно в шестнадцатый вагон - поближе не могла найти? И в какой валюте она заплатила тридцатку: в нашей (то бишь в местной) или в вашей (то есть в российской)? Возмущению Нюсика не было предела!
  - Нет, вы только подумайте! - ворчала Ню, которая накануне вечером под проливным дождем разыскивала на городском вокзале нужный поезд и специально выбирала именно шестнадцатый вагон, так как будучи девушкой смышленой легко в отличие от Лизы смогла сообразить, до какого вагона им будет ближе идти в месте прибытия. - Нет, вы только подумайте, день всего, как уехали, а уже рубли им не деньги!".
   Ничего этого не предполагая, Агапова с Лизой с чувством выполненного долга отправились продолжать вечер дружбы народов, к которому неожиданно примкнул вездесущий Савелий Платонович и малознакомая дама из Исторического музея, ехавшая с ними давеча в одном купе. Даме, как выяснилось, чрезвычайно приглянулся Савелий Платонович. Лизавета довольно быстро отправилась спать, бросив Агапову в компании, справедливо рассудив, что девочка она большая, и сама справится.
  Перед сном Лизавета решила отправиться в душ, который вместе с остальными "удобствами" находился в конце длинного общего коридора. Там она и застряла, слишком сильно захлопнув дверь, которая изнутри ключом не открывалась. Картина получалась грустная: почти два часа ночи, Лизавета с ключом внутри, дверь открывается снаружи, Агапова в чужом номере... Да, а в каком, собственно, номере?! Не то в 402-м, не то в 420-м? Лиза уже стала было выбирать себе местечко помягче на кафельном полу для ночлега, понимая, что Агапова еще не скоро вернется в родной номер и спохватится, отчего это нет Лизаветы. Но тут она заметила, что одно из окон на стене, смежной с туалетом (хорошо, не мужским!), не имеет стекла, и через него можно передать ключ. Лиза стала взывать к невидимой даме в туалете, чтобы она позвала на помощь девушку из 402-го или из 420-го номера, но дама, слишком сильно занятая личными делами, сказала Лизавете: "Отстаньте!". Вторая дама, пришедшая в то же заведение через двадцать минут, оказалась более сговорчивой, и отправилась в 402-й (или 420-й) номер за указанной девушкой. Девушка Агапова пришла не одна, а со всей компанией, включавшей Савелия Платоновича и малознакомую даму из Исторического музея. Лиза передала Агаповой ключ в окошко, Савелий Платонович открыл дверь, а Агапова сказала:
  - Гворила я тбе, вреенно так часто мы-ыться!
  На том вечер дружбы народов и закончился. Почему Лизавета не догадалась попросить даму из туалета открыть душевую снаружи, передав ей ключ все в то же окошко, вместо того чтобы гонять ее по чужим номерам среди ночи? Это очень сложный вопрос, требующий глубокого философского осмысления. Наконец девицы улеглись спать, но заснули не сразу - Агапова слегка поруководила напоследок Лизаветой:
   - Лиза! Ткрой блкон!
   - У нас нет балкона.
   - Ткрой блкон!
   - Да нет у нас балкона!
   - Все равно ткрой!
   - Ладно, открыла.
   - Зведи будилнк!
   - Нет у нас будильника.
   - Зведи будилнк!
   -Да нет у нас будильника!
   - А хто нас разбудит?
   - Я разбужу.
   - А тбя хто разбудит?
  - Ты.
  - А, ну тогда ладно.
  И со словами: "Я трбую прдлжения банкета!" она, наконец, заснула. Посреди ночи Лиза проснулась от грохота - это Агапова искала по всем углам свой халатик, который висел на стуле рядом с кроватью. Соединив ее с халатиком, Лиза с интересом ждала продолжения. И оно последовало, ибо Агапова отправилась в туалет совершенно не в ту сторону - налево, в направлении номера коллег, и Лиза уже решила, что она посреди ночи рвется продолжить с ними научную дискуссию. Вовремя выглянув из двери, Лиза успела ее отловить и направить на путь истинный.
  Несмотря на столь бурно проведенную ночь, проснулись девицы даже раньше нужного времени. Позавтракали в ресторане гостиницы, потом Лизавета, как девушка честная, отправилась на конференцию, поскольку углядела в программе несколько интересных докладов, а Агапова поехала на вокзал выручать Лизины слайды. Они решили, что встретятся в перерыв и вместе пообедают. К прибытию поезда Агапова несколько опоздала. Она решила не связываться с наземным транспортом и поехала на метро. Там ее ждал сюрприз: в вагонах были телевизоры! Подвешенные под потолком, они показывали рекламу, а приближаясь к какой-либо станции, эту станцию называли - бегущей строкой. Ну, и Агапова так засмотрелась, что проехала несколько остановок. К ее счастью, поезд тоже слегка припозднился. Так что Агапова успела в самый раз - проводница шестнадцатого вагона как раз закрывала дверь.
  - Стойте, стойте, - закричала Агапова. - Подождите! Пакет!
  - Пакет! Ты еще бы к вечеру пришла! Как твоё фамилие?
  Мудрая Ню предупредила, что напишет на пакете фамилию Агаповой, как простую и понятную, в отличие от Лизаветиной, которую с первого раза никто не мог прочесть, а музейный Зам по науке так не научился правильно произносить, несмотря на то, что произносить ему эту фамилию приходилось довольно часто, так как Лизавета была во всякую бочку затычка.
  - Агапова я, Агапова!
  Проводница сунула Агаповой небольшой сверток, оказавшийся неожиданно тяжелым. Сколько же у нее там слайдов, удивилась Агапова. Странно! Она развернула сверток: никаких слайдов, а какая-то пластмассовая коробка, закрытая и намертво заклеенная скотчем. Агапова потрясла коробку - внутри ничего не брякало.
  - Что же это...
  Агапова наконец догадалась посмотреть на обертку - там четкими буквами было написано: "Передать Агапову Ник Сем" Это чужой сверток! Проводница перепутала, осенило ее. Черт! Агапова кинулась за проводницей, отошедшей уже на порядочное расстояние.
  - Стойте! Это не мой сверток!
  - Как не твой?
  - Не мой!
  - Ты Агапова?
  - Я Агапова! А тут написано - видите - "Передать Агапову Ник Сем"! Видите? Я же не Ник Сем!
  - Так это, наверно, тот парень твой сверток-то взял...
  - Какой парень?!
  - Да такой, с хвостом.
  - С каким хвостом?!
  - Ну, волосы в хвост завязаны! Слушай, ты беги вон туда, он только что отошел, я видела, он воду в автомате покупал! Во-он туда! Может, еще не успел уехать!
  - Да как он выглядит-то?!
  - Ну, высокий такой, волосы темные...
  - Одет-то во что?
  - Одет... одет... в джинсах, что ли... в майке такой... синей... синей с белым, точно! И с рюкзаком! Давай, догонишь!
  И Агапова дала! Не зря она в далеком детстве бегала стометровки. Промчавшись, подобно тайфуну, среди вокзальной толпы - вслед ей неслись возмущенные вопли - Агапова заметалась по привокзальной площади. Где же этот парень с хвостом, где? Вот он! Точно, это он! Все, как описывала проводница: высокий, темные волосы завязаны в хвост, сине-белая майка и рюкзак!
  - Эй! - завопила Агапова так, что вся окрестная публика шарахнулась. - Эй! Молодой человек! Стойте! Подождите! Эй! Агапов! Агапов Ник Сем!
  Но молодой человек, не слыша ее призывов, влез в такси и захлопнул дверцу. Такси медленно тронулось. Что же делать? Чувствуя себя героиней детектива, Агапова тоже вскочила в первую попавшуюся машину:
  - За тем такси, быстрее! Вон, отъезжает! Скорее, а то упустим!
  И погоня началась.
  А в это время Лиза коротала время в компании Савелия Платоновича и малознакомой дамы из Исторического музея. Они первыми пришли в зал заседаний и довольно долго ожидали, пока подтянется остальная публика, подорвавшаяся на вчерашнем вечере дружбы народов. Лизе было неловко после приключения в душе, но историческая дама ее утешила:
  - Ой, да что вы! Со мной вечно что-такое случается! Однажды зашла я в кафе - дело было в Бельгии. Кафе практически без стен, окна до полу. Долго выбирала, что бы такое съесть, потому что сидела на специальной диете. Выбрала овощной плов как самое безобидное блюдо, потом долго выковыривала из него перец, а посетители за соседними столиками с любопытством следили за моими манипуляциями. Наелась, встала, пошла к выходу. И думаю: чего этот молодой человек так уселся, что выход загородил, да еще рюкзак у самой двери поставил! Отодвинула рюкзак, открыла стеклянную дверь, шагнула на улицу - да, пара ступенек тут бы не помешала... Оглядываюсь и вижу, что пара ступенек находится, где им и положено - у двери, а я-то вышла в окно! И все посетители кафе таращатся на меня в изумлении, замерев с вилками-ложками и открытыми ртами! Ну, я быстро-быстро побежала на вокзал - благо он через дорогу, быстро-быстро села в поезд и быстро-быстро поехала в Брюссель. Всю дорогу хохотала - вспоминала, какие лица были у народа в кафе!
  Лиза с Савелием Платоновичем тоже посмеялись, представив себе эту дивную картину. Лизе сразу стало гораздо легче на душе: свидетелями ее позора были, по крайней мере, свои люди, коллеги-музейщики, а историческая дама поразила европейцев! Потом они обсудили все перипетии прошлого дня, придя к заключению, что начало конференции было весьма многообещающим.
  - Это еще что! - сказала историческая дама. - В прошлый раз они устроили вечеринку на теплоходе!
  Лиза, которую укачивало везде, где только можно (однажды ее укачало на аппарате для просмотра микрофильмов в библиотеке), с содроганием представила себе этот теплоход с заключенными на нем пассажирами, совершающий медленные круги по реке - туда-обратно, туда-обратно, и так до посинения, потому что река, омывавшая город, не позволяла совершать долгих плаваний, и маршруты всех экскурсионных теплоходов были очень короткими.
  - И что, никто даже за борт не спрыгнул?!
  А Савелий Платонович, развивая столь животрепещущую тему, рассказал, как еще в советские времена он ездил с группой музейщиков в Чехословакию. Во время поездки, как было положено, их повезли "встречаться" с какими-то чешскими колхозниками. "Повстречались" они так хорошо, что на обратном пути в город Пльзень автобус только чудом не опрокинулся, потому что "навстречавшиеся" туристы не только пели хором, но и пытались плясать в узком проходе между креслами. Прибыв к гостинице, они никак не могли разойтись и горланили под окнами до тех пор, пока сверху их облили водой. Но и потом они долго не могли успокоиться и рассредоточиться по номерам. Савелию Платоновичу заснуть удалось не сразу, ибо в соседнем номере кто-то довольно долго стучал, гремел и вопил. Утром выяснилось, что соседи Савелия Платоновича забыли ключ в двери снаружи, и какой-то шутник их закрыл. А поскольку туалет находился, как положено, снаружи в конце длинного коридора... А пива было выпито не меряно... Сами понимаете, почему эти бедолаги стучали, гремели и вопили до тех пор, пока на шум не пришла горничная и не открыла их! Лиза решила, что на самом деле вся эта история произошла с самим Савелием Платоновичем. Судя по всему, дама из Исторического музея, пришла к такому же заключению.
  Пока Лизавета общалась с коллегами, Агапова участвовала в погоне за хвостатым юношей. Погоня была весьма своеобразная: и юноша в своем такси, и Агапова в своем прочно стояли в колоссальной пробке на одной из центральных улиц города. Пока Агапова размышляла, а не выскочить ли ей из машины и не побежать ли на перехват, хвостатый молодой человек сам выскочил из такси и рванул куда-то направо.
  - Эй, дамочка! - закричал таксист. - Ваш-то убегает!
  - А-а!
  Агапова резво выпорхнула наружу, бросив таксисту какие-то деньги, и помчалась между машинами. Водители сигналили и кричали ей вслед. Давно они так весело не проводили время в пробке! Агапова рванула дверцу другого такси и всунулась внутрь, напугав до полусмерти пожилого водилу, который подпрыгнул и ударился головой.
  - Куда? Куда? - задыхаясь, вопросила Агапова.
  - Что - куда?!
  - Куда он ехал? Этот, который ушел? Ну?!
  - В университет...
  - Где это?
  Водитель сказал. В этот момент машины двинулись вперед, и Агапова, отскочив, как заяц, на тротуар, понеслась направо к метро. Ей повезло, потому что молодому человеку пришлось покупать жетон, а у нее, к счастью, был. Она почти нагнала его на эскалаторе и в последнюю секунду успела вскочить в другой вагон того же поезда. Молодой человек оказался необыкновенно резвым - выйдя из метро, Агапова помчалась, не разбирая дороги и стараясь только не выпускать из виду рюкзак и черный хвост. Причем казалось, что она, несмотря на все ее усилия, не приближается ни на шаг.
  - Никогда! Никогда! - думала Агапова на бегу, вспоминая античную премудрость. - Никогда Ахиллу не догнать черепаху!
  В это время черепаха, то бишь молодой человек, забежал в какую-то дверь. Агапова рванула из последних сил, вскочила в ту же дверь, промчалась по каким-то коридорам и неожиданно оказалась посреди огромной кухни. Она проследовала через кухню - прямо как герои боевиков, которых хлебом не корми, а дай погоняться друг за другом среди кипящих кастрюль и нарезанных овощей. У выхода Агапова оглянулась на людей в белых халатах и шапочках. Их было довольно много. Совершенно одинаковых! Агапова поняла, что никогда в жизни не опознает своего хвостатого юношу под белой поварской шапочкой, если он тут, среди них! Она сделала последнюю попытку, робко спросив, нет ли здесь Агапова Ник Сем? А? Нет? Никто не откликнулся.
  Провожаемая подозрительными взглядами поварской бригады, Агапова, наконец, выбралась на оперативный простор, но молодого человека не было видно нигде. Она металась по бесконечным коридорам университета, спрашивая по дороге встречных студентов: "Вы не знаете Агапова? Ник Сем?". Наконец ей повезло - высоченная девица с серьгой в носу сказала басом:
  - Агапова-то? Николая Семеныча? Дык кто ж его не знает!
  - А как... Как мне его найти?!
  - Да он в лаборатории обычно сидит, в башне.
  - Где?
  - Да в башне!
  - А где это?!
  - Ты не знаешь, где башня?!
  - Да я не местная!
  - А-а... Значит так, выходишь отсюда и сразу направо...
  - Подожди-подожди! Я все запишу...
  Вооруженная планом, Агапова вышла, свернула направо и пошла, сверяя каждый шаг с начертанным маршрутом. Показалась Башня - довольно высокая и мрачная с виду. Агапова приблизилась, вошла внутрь и полезла вверх по винтовой лестнице. Поднявшись до второго этажа, Агапова остановилась, отдышалась, потом потянула за кольцо тяжеленную дверь... И вдруг из-за двери выпрыгнуло какое-то существо и заорало прямо в лицо Агаповой:
  - БУУУУУУУУУУУ!
  - ААААААААААААА! - завопила Агапова и со всего маху шарахнула нападавшего сумкой по голове. Тут же у нее самой из глаз посыпались искры, и площадка с дверью завертелась вокруг на манер винтовой лестницы. Агапова потеряла сознание.
  Тем временем Лизавета недоумевала: где же Агапова со слайдами? Зная подругу, она не сильно волновалась, тем более что доклад естественным образом отодвинулся на завтра, так как конференция сильно запоздала с началом. Лизавета пообедала все в той же, уже сильно поднадоевшей ей компании, и решила сходить в гостиницу, благо недалеко. Агаповой в номере не было. Лиза позвонила в Москву Нюсику, не проявлялась ли Агапова? Не проявлялась.
  - А как там этот тип? - заодно уж поинтересовалась Лиза. "Этим типом" именовался теперь любимый человек, называвшийся прежде весьма нежно Митечкой. "Этот тип", как проникновенно сообщила Ню, разыскивал Лизавету по всем друзьям и знакомым - Лиза не удосужилась сообщить ему о своем отъезде в славный город Энск.
  - И не говори ему, где я, слышишь! Пусть помучается!
  Представляя себе, как мечется по Москве в поисках Лизы "этот тип", и раздумывая, где же это может быть пропавшая Агапова, Лизавета отправилась погулять по городу. Бродя наобум по улочкам и переулкам, она углядела на внутреннем дворе какого-то учреждения памятник некоему государственному деятелю - он скромно стоял в кустиках сирени и зеленел от скуки, а на голове у него спал голубь. После самоопределения этой бывшей советской республики памятник потерял свою политическую актуальность и был сослан на задворки. Пока Лиза ходила вокруг деятеля с фотоаппаратом, примериваясь, как бы его половчее взять в кадр вместе с голубем, вышел охранник и задержал Лизавету. Учреждение оказалось не каким-то, а весьма даже государственным.
  - А что, разве во двор нельзя заходить? Он же открыт!
  На это возразить охраннику было нечего - действительно, двор открыт.
  - Нельзя фотографировать! - нашелся он.
  - А почему нельзя фотографировать памятник? - резонно спросила Лизавета.
  Охранник не знал, почему, но чувствовал, что непорядок.
  - А потому что... Потому что это охраняемый объект!
  - А чем ему повредит фотографирование?
  - А может... Может, вы его украсть хотите! И примериваетесь!
  - Да зачем он мне сдался?! Кому он теперь нужен, этот деятель!
  - А цветной металл?
  - Слушайте, мне ваш цветной металл ни к чему! Я вообще не местная! Что я, ваш памятник в плацкарте в Москву повезу что ли?!
  - Ах, так вы из Москвы! Вообще гражданка другого государства! И на каком основании вы тут находитесь? И еще к нашим памятникам присматриваетесь?!
  - Я не присматриваюсь! Я просто фотографирую! Потому что он смешной!
  - Смешной?! - вдруг обиделся охранник. - Та-ак, позвольте-ка ваши документики!
  Он взял Лизаветин паспорт и внимательно вгляделся, сличая фото с оригиналом.
  - Это ваш паспорт?
  - Мой.
  - Вы уверены?
  - Ну конечно! Да я это, я! Честное слово! Просто у меня прическа другая, видите: было вот так, а теперь вот так!
  - Ваша фамилия Агапова?
  - Агапова? - поразилась Лизавета. - Как Агапова? Нет, не Агапова... Боже мой!
  До нее, наконец, дошло: она подсунула ему Агаповский паспорт! Конечно, охранник удивился, видя на фотографии длинноволосую голубоглазую блондинку, а в натуре - коротко стриженую брюнетку с карими глазами.
  - Ой, простите! Простите! Это не тот паспорт! Вот!
  - А почему у вас два паспорта?
  - У меня один паспорт! Второй паспорт не мой, он моей подруги!
  - А почему у вас паспорт вашей подруги?
  - Да потому что она все вечно теряет!
  - И где находится в данный момент ваша подруга?
  - Я не знаю! Она поехала на вокзал за слайдами...
  - За чем?! - охранник почувствовал, что ум у него потихоньку заходит за разум, и чем больше Лизавета объясняла, тем сильнее запутывались его мозговые извилины. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы из дверей учреждения не вышла элегантно одетая женщина. Увидев Лизу, она воскликнула:
  - Как?! Это опять вы?!
  Лиза пригляделась - о, да это та самая высокая дама, которая встретилась им с Агаповой в кафе в день приезда! Подруга очень полной дамы, защищавшей их в троллейбусе.
  - Ой, а вы нашли ваш зонтик? Мы его официантке отдали!
  - Зонтик?
  - Вы забыли зонтик в кафе! Клетчатый! Мы побежали, хотели отдать, а вас уже не было!
  - Да что вы?! А я-то голову ломала, куда он делся! Надо сходить забрать. Может, составите мне компанию?
  - С удовольствием! - обрадовалась Лиза и вырвала паспорта из рук охранника, который все это время стоял, растерянно переводя взгляд с одной красавицы на другую.
  В кафе кроме зонтика обнаружился еще и Савелий Платонович, который с большим трудом избавился от прилипшей к нему намертво дамы из Исторического музея: сделал вид, что потерялся в Замке, куда она его завлекла. Дама вообще-то была весьма симпатичная, но настолько бойкая и говорливая, что Савелий Платонович, который и сам любил поговорить, просто не мог рта открыть. Потому и сбежал. И только он расслабился над чашечкой капучино, как ему на голову свалилась Лиза с новообретенной подругой, вооруженной большим клетчатым зонтом. Подругу, как выяснилось, звали Клера. Савелий Платонович вздохнул и принял самый светский вид, на который был способен.
  Выслушав историю Лизы, Савелий Платонович заметил, что охранник проявил похвальную бдительность: а вдруг Лизавета действительно замыслила бы что-то недоброе? Он же не знал, что перед ним музейный работник! И тут же рассказал, как однажды в Новодевичьем монастыре один сумасшедший покрасил ангела в синий цвет: пришел в черном халате с ведром краски, даже стремянку принес, залез на постамент и начал красить. Половину ангела покрасил, пока спохватились. А вы говорите!
  А Лиза вдруг не совсем кстати вспомнила, что у них в музее однажды поймали одичавшего посетителя, пришедшего когда-то на открытие выставки, посвященной 100-летию отмены крепостного права. Он обосновался на пятом этаже в макете камеры декабристов и жил себе спокойно до ремонта 1988 года.
  - Да ладно! - сказала Клера, которая слушала собеседников с открытым ртом. - Чем он питался-то все это время?!
  - В буфет ходил, наверно.
  Савелий Платонович, оживившись после второй чашечки капучино, поделился воспоминаниями о далекой молодости, когда ему приходилось дежурить по ночам в музее. Было страшновато, потому что ровно в двенадцать часов в залах начинали скрипеть полы и раздавался звук приближающихся шагов - скрип-скрип, шлеп-шлеп! Кто-то невидимый проходил мимо съежившегося на стуле Савелия Платоновича и удалялся в сторону лестницы.
  - И кто это был?! - трепеща, спросила Клера.
  - Неизвестно! - вздохнул Савелий Платонович.
  - А у нас! А в нашем музее! - заверещала Лиза. - В нашем музее тоже есть привидение! Это призрак основателя - графа Уваровского! Он по третьему этажу бродит, коллекцию свою ищет! Ее же в 30-е годы поделили между разными музеями и архивами! И Зам по науке даже сумел его сфотографировать!
  Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что это отражение в зеркале самого Зама по науке, но об этом Лиза умолчала. Клера была совершенно очарована новыми знакомыми - несмотря на то, что Савелий Платонович, слегка глуховатый на левое ухо, уже несколько раз назвал ее Эклерой. Но ей было не привыкать: собственная бывшая свекровь как только ее не называла: и Кларой, и Склерой, и даже Склепой. Так что Клера даже помыслить не могла, чтобы расстаться с такими интересными людьми, и пригласила их к себе домой на ужин. Лиза обрадовалась, а Савелий Платонович хотел было отказаться, но подумал, что в гостинице его ждет объяснение с исторической дамой, так коварно брошенной им в Замке, и согласился. Договорились так: Клера везет Савелия Платоновича к себе домой, а Лиза сначала зайдет в гостиницу - вдруг Агапова уже там, и тогда они обе приедут на такси - адрес Лиза записала.
  Никакой Агаповой в номере не оказалось. Ни Агаповой, ни слайдов, ни записки - ничего. Выходит, она так и не возвращалась в отель! Куда ж она подевалась? Лиза еще раз позвонила Крошке Ню и обсудила ситуацию с ней:
  - Как ты думаешь, уже пора волноваться или еще нет?
  - Думаю - рано! - ответила Ню, хорошо знавшая Агапову. - Ты вспомни, как она три недели не могла уехать из экспедиции!
  Агапова заехала туда по дороге на дачу и действительно не могла выбраться недели три, а когда, наконец, уехала, то вернулась той же ночью в обнимку со здоровенной рыбиной и в сопровождении рыболовов. Собственно, и знакомство Лизы с Агаповой началось с того, что они не встретились: они работали в разных музеях, но должны были ехать в Питер на один научный семинар. Крошка Ню, которая знала обеих, предложила им объединиться. Лиза купила билеты на поезд и долго ждала Агапову на вокзале. Но не дождалась и уехала одна. Агапова появилась на семинаре только через два дня, объяснив, что опоздала на поезд.
  - Что, два дня подряд опаздывала?! - изумилась Лиза.
  - Да, - скромно потупившись, ответила Агапова.
  Пожалуй, и правда - волноваться еще рано. В конце концов, доклад Лизы только завтра, а уж к ночи-то Агапова должна появиться...
  - А Митя твой уже пять раз звонил, страдает! - вкрадчиво сказала Крошка Ню и задумавшаяся было Лиза тут же забыла про Агапову:
  - И пусть! Так ему и надо! А что, сильно страдает?
  - Очень! Позвонила бы ему, что ли!
  - Еще чего!
  И Лиза, необычайно довольная тем что "этот тип" страдает, повесила трубку и отправилась в гости к Клере. На выходе из гостиницы ей попалась историческая дама в копании искусствоведа Саши и археолога Кузюбердина - они встретились в Замке и уже успели слегка отпраздновать встречу. Лиза, которая знать не знала о сложностях взаимоотношений исторической дамы с Савелием Платоновичем, похвалилась полученным приглашением, и вся компания тут же захотела к ней присоединиться. Лиза не возражала, поэтому все дружно загрузились в такси и отправились по адресу, написанному Клерой...
  А Агапова очнулась в совершенно незнакомом месте и не сразу вспомнила, что с ней случилось.
  - Как вы себя чувствуете?! Вам лучше? Простите нас, пожалуйста! Мы не хотели!
   Агапова сфокусировала взгляд на двух мутных физиономиях, маячивших перед ней - это оказались молодой человек в очках и девушка, тоже длинноволосая блондинка, оба весьма юные. Они встревоженно смотрели на Агапову, которая осторожно выпрямилась и схватилась за голову:
  - Ой!
  - Ой-ой! Простите, простите! - еще пуще заверещала девушка. - Это я вас книгой огрела! Я ж не знала! Вот!
  И девица предъявила Агаповой толстенный англо-русский словарь.
  - Меня защищала! - гордо произнес юноша, тоже потирая макушку. - Вы ж меня сумкой шарахнули, ну она и того... вступилась...
  И молодые люди, совершенно забыв про Агапову, потянулись друг к другу и поцеловались, весьма пылко.
  - Эй! Хорош целоваться! - сурово сказала Агапова, которая, наконец, вспомнила все. - Правильно я тебя сумкой шарахнула! Чего было так орать-то?!
  - Да это я Зюсю напугать хотел! Ну, для прикола! Обознался!
  - Кого?!
  - Меня! Это я - Зюся! Ой, Джерки такой выдумщик!
  И они опять с затуманенными взорами потянулись друг к другу.
  - Стоять! - приказала Агапова. - Быстро сказали мне, где Агапов Ник Сем! Николай Семеныч! Где он?
  Оказалось, что Агапова Николая Семеновича в Башне нет. И вообще он уже второй день сюда не приходит. Но номер его молодым людям известен, и они готовы "прям щас" позвонить ему с ближайшего телефона и сообщить, что в башне ожидает девушка с посылкой из Москвы, готовая обменять ее на слайды, которые он прихватил по ошибке. Агапова так устала бегать по городу, лазить по винтовым лестницам и получать по голове большим англо-русским словарем, что решила дожидаться слайдов здесь, не сходя с места.
  Молодые люди клятвенно пообещали, что все скажут и ничего не перепутают! Они удалились, а Агапова вздохнула, устроилась поудобней и огляделась по сторонам. Круглое помещение было, похоже, кабинетом и библиотекой одновременно. У окна стоял большой письменный стол, на котором кроме горы папок и россыпи документов находилось еще множество разных предметов: старинная пишущая машинка, совсем древний чернильный прибор, песочные часы, круглый стеклянный шар, лампа с зеленым абажуром, пивная кружка, полная карандашей; большая лупа с медной ручкой, красная бейсболка, подстаканник со стаканом и циркулем вместо чайной ложечки внутри; два очешника, калькулятор, желтая резиновая перчатка, теннисная ракетка, деревянные счеты, бинокль, и - несколько неожиданно! - розовый женский тапок с пуховым помпоном.
  По стенам располагались стеллажи с книгами, среди которых тоже попадались разные занимательные вещи: череп, несколько затейливых раковин, высушенный краб, желтый резиновый утенок, неправильной формы коряга, друза аметиста, плюшевый заяц, несколько приборов наподобие барометра или компаса и еще какие-то блестящие металлические штуковины непонятного назначения. На одноногой вешалке у двери висели синий халат, зеленый дождевик и кокетливый кухонный фартучек с оборочками - белый в красный горошек.
  Пока Агапова разглядывала интерьер, Зюся и Джерки спускались по винтовой лестнице. Спускались они очень медленно, потому что то и дело целовались. Они вообще-то только неделю назад поженились, так что понять их можно. Добравшись, наконец, до выхода, они вдруг вспомнили, что родные ждут их к ужину. Молодой муж страшно боялся свою новообретенную тёщу, поэтому они рванули, что есть силы, в направлении ужина, машинально закрыв за собой тяжелую входную дверь. На засов. Про Агапову и обещанный ей телефонный звонок они забыли еще на середине винтовой лестницы.
  Агапова же, рассмотрев обстановку, призадумалась: когда еще явится ее однофамилец, а кушать хочется уже сейчас! Может, пока сходить перекусить? По дороге к башне ей попалось что-то вроде кафе. А на дверь можно прицепить записку! Точно, так и сделаю, решила Агапова и отправилась вниз по винтовой лестнице, где ее ждал небольшой сюрприз в виде наглухо запертой двери. Агапова подергала дверь, постучала в нее, покричала - толку никого. Вот черт! Эти малахольные Зюся и Джерки ее заперли! Она осмотрелась и увидела еще одну дверь - там оказался туалет, что было весьма кстати. Воспользовавшись удобствами, Агапова еще некоторое время посуетилась около двери, но, осознав тщетность своих усилий, уныло поплелась наверх, решив разведать, что же там над вторым этажом.
  Над вторым этажом, как и следовало ожидать, оказался третий, а потом четвертый и пятый. Четвертый этаж был закрыт, пятый тоже, но сквозь решетчатую дверь было видно, что там смотровая площадка - так вот откуда так дует по лестнице! А на третьем располагалась собственно лаборатория: опять непонятные приборы, пробирки, колбы, микроскопы, реактивы и - о счастье! - микроволновка, электрический чайник и холодильник. Раз есть холодильник, то наверняка есть и еда, справедливо рассудила Агапова. Еда была в виде нарезки сыра, трех огурцов, четырех помидор, одного большого яблока и двух котлет в пластиковом контейнере. В одном из шкафчиков обнаружились пакетики чая, растворимый кофе и сахар, а еще сушки с маком и половина шоколадки.
  Агапова повеселела - а жизнь-то налаживается! Котлеты она съела в лаборатории, а кофе решила пить в кабинете. Она порылась по книжным полкам в поисках подходящего чтива и между норвежско-английским словарем и справочником атеиста 1965 года издания обнаружила "Трое в лодке, не считая собаки" Джерома Клапки Джерома! О, это то, что доктор прописал! И она поудобней устроилась в кресле.
  Пока Агапова проводила рекогносцировку на местности, подкреплялась котлетами, искала себе книжку и наслаждалась чтением, прихлебывая кофе и закусывая сушками с шоколадкой, Зюся и Джерки трепетали на семейном ужине - мама у Зюси была сурова и не склонна к излишним сантиментам. Так что про томящуюся в башне Агапову они вспомнили только на обратном пути, а Николаю Семеновичу позвонили уже из дома - в это время Агапова уже сладко спала, пригревшись в кресле.
  Агапова спала, Зюся с Джерки целовались, Николай Семенович ломал голову над загадкой девушки в Башне - про посылку из Москвы он не знал и никаких слайдов у него не было, потому что хвостатый молодой человек, бывший его родным сыном, пока еще не вернулся домой, а загадочная посылка представляла собой сюрприз к папиному юбилею. Клера с Савелием Платоновичем в четыре руки готовили парадный ужин, а их гости в лице исторической дамы и археолога Кузюбердина как раз приближались к парадной двери.
  Искусствовед Саша, истомленным местным гостеприимством - после вечера дружбы народов он весь следующий день перемещался от одних знакомых к другим, заснул в такси, чего не заметили ни выходящие пассажиры, ни таксист: Саша тихо сполз на пол и пол ночи так и ездил по городу, пока его не разбудили веселые молодые люди, пытавшиеся всем скопом - восемь человек! - втиснуться в машину. Он еще поездил с молодыми людьми и в конце концов оказался дома у последней пассажирки, весьма привлекательной особы двадцати восьми лет, обладательницы роскошного бюста.
  Лиза же отдыхала от поездки, в которой ее, как водится, укачало. Отдыхала она на низком каменном заборчике, около которого их высадило такси - обмахивалась лопухом и глубоко дышала. Так мощно ее еще никогда не укачивало! Голова кружилась и страшно тошнило.
  - Вы идите, - сказала она исторической даме и археологу Кузюбедрину. - Идите, а я сейчас подойду! Подышу только.
  Отдышавшись, Лиза осознала, что не знает, куда идти - номер дома она благополучно забыла, а бумажку с адресом отдала Кузюбердину. Улица, на которой она находилась, состояла из небольших домов, окруженных садиками. Ее спутники, руководствуясь записанным адресом, направились влево. То есть, если смотреть глазами сидящей на заборчике Лизы - вправо.
  Так что Лиза поднялась и поплелась в ту же сторону. К тому времени уже слегка стемнело, и зажглись фонари. Лиза надеялась определить нужный дом по звуку - историческая дама была весьма громогласна, а Савелий Платонович обладал выразительным басом. Лиза прислушивалась изо всех сил, но то ли звукоизоляция в домиках была на высоте, то ли компания затихла, увлеченная едой, но не слышно было ничего, кроме шелеста листьев, трепещущих на ветру, и отдаленного шума городского движения.
  Лизе хотелось есть, пить и писать - все одновременно. Никогда она не чувствовал себя такой одинокой и потерянной, и непрошенная мысль о Митечке, который - тоже одинокий и потерянный! - страдает там, в Москве, заставила ее пару раз всхлипнуть. Нет, надо что-то делать! Не слоняться же здесь до утра?! И Лиза решила вломиться в первый попавшийся дом и спросить у аборигенов, где живет Клера - должны же соседи знать друг друга?! Она остановилась и оглядела окрестности, выбирая дом, потом решительно открыла калитку и направилась к крыльцу по узкой, вымощенной камнем дорожке, которая в свете фонаря казалась желтой. "Я прямо как Элли! - подумала Лиза, вспомнив "Волшебника Изумрудного города". - Интересно, на кого я попаду? На Железного дровосека или Страшилу? Вдруг на Гудвина, великого и ужасного?".
  Лиза позвонила в дверь, потом постучала, потом прислушалась: из дома доносилась какая-то отдаленная музыка. Дверь, скрипнув, вдруг отворилась сама, и Лиза осторожно заглянула в прихожую:
  - Хелло! Есть кто-нибудь? Люди!
  Никто не откликнулся, и Лиза вошла. Это была даже не прихожая, а просторный холл - изнутри дом оказался гораздо больше, чем представлялось снаружи. Наверх уходила деревянная лестница - оттуда и слышалась музыка, исполняемая на каком-то духовом инструменте: труба? Тромбон? Лиза не очень разбиралась в духовых инструментах. Впрочем, во всех остальных тоже. Хотя пианино от виолончели отличила бы легко.
  Лиза посмотрела на сверкающий паркет и на всякий случай разулась, потом поднялась наверх. Дверь в комнату была прикрыта, и Лиза постучала по косяку:
  - Простите, вы мне не поможете?
  Трубный звук резко прервался, как захлебнулся, и в дверях появился высокий молодой человек с трубой (или тромбоном) в руках. Он с изумлением вытаращился на Лизавету.
  - Здрасьте! Простите, что я к вам так влезла, но я стучала и звала! Понимаете, я заблудилась! Вы не могли бы мне помочь?
  - Заблюдилас?! - произнес молодой человек с явным акцентом.
  - Да! Я вообще-то из Москвы...
  - From Moscow?! - трубач (или тромбонист) оглядел Лизу и поднял брови, увидев ее босые ноги: Лиза была девушка горячая и, несмотря на не самую жаркую погоду, разгуливала по Энску в босоножках, которые скинула в прихожей, дабы не испортить каблуками паркет.
  - Да! - затрещала Лиза с удвоенной силой. - Понимаете, нас позвали в гости, а я забыла номер дома, а бумажку с адресом отдала Кузюбердину! Это где-то тут, рядом! Вы не знаете, в каком доме живет такая высокая дама, очень элегантная? Очень высокая и очень-очень элегантная? У нее еще редкое имя... Имя... редкое...
  И Лиза поняла, что это самое редкое имя напрочь выскочило у нее из головы! Она помнила, что в нем есть нечто кондитерское, но вот что именно?!
  - Редкое имя! - повторила она, умоляюще глядя на тромбониста, который пребывал в полном ступоре. - Такое имя... Как пирожное! Черт, как же ее зовут-то?!
  Лиза принялась перебирать кондитерские названия: безе, буше, тирамису... Наполеон? Да ну, какой еще наполеон! Бисквит, пломбир... Есть ей хотелось просто чудовищно! Желе, глазурь, корица, ваниль... Имбирь, кардамон... Суфле, бланманже... Неглиже... Нет, это не то! Меренга, шарлотка... Шарлотта?! Да нет, Шарлотта не такое уж и редкое имя... Крем-брюле! Крем-брюле... Чем-то похоже на крем-брюле...
  Все это время тромбонист испуганно глазел на Лизу и пару раз открывал рот, силясь высказаться, но у него никак не получалось. Крем-брюле, похоже, его доконало, и он завопил:
  - What a fucking creme brulee?! I don't understand! Who are you?! - и Лиза прекрасно его поняла, несмотря на то что вопил он на чистом английском языке.
  - Oh, you speak English?!
  - Yes, of course!
  - Oh, great! - и Лиза тут же бойко защебетала по-английски, мгновенно вспомнив имя высокой дамы - Клера! Ну конечно, Клера! Эклер, а не крем-брюле!
  Оказалось, что молодой человек приехал из Лондона в местный университет по обмену и здесь снимает комнату. Соседей он не знал, но догадался позвонить хозяину дома, который с семьей отдыхал на Кипре, и тот, несколько удивившись, объяснил, где живет высокая элегантная Клера. Тромбонист проводил Лизу до дома Клеры, оказавшегося буквально в двух шагах, и не успел оглянуться, как уже сидел за столом в компании веселых незнакомцев, которые наперебой потчевали его всякими экзотическими блюдами вроде селедки под шубой и упрашивали сыграть им что-нибудь на тромбоне. Или на трубе. Кстати, это оказалась валторна.
  А Лизе после общения с англичанином вдруг пришла в голову страшная мысль - слайды слайдами (кстати, интересно - вернулась ли Агапова?!), а доклад-то у нее на русском языке! Даже Кузюбердин читал по-английски, не говоря уж о Савелии Платоновиче! С чудовищным произношением, но тем не менее. Произношение у Лизы было гораздо лучше, но язык она все-таки знала не настолько хорошо, чтобы с листа переводить собственную статью. И почему она не сообразила раньше?! Доклад-то прямо завтра! Что же делать...
  И тут взгляд Лизы остановился на раскрасневшемся англичанине, который уже выпил две стопки водки и с большим воодушевлением ел третью порцию салата Оливье. Лиза задумчиво прищурилась: она пописала, поела, выпила, голова не кружится, не тошнит, доклад у нее с собой, живой англичанин в наличии, Савелий Платонович тоже... Надо действовать! И она подсела к Савелию Платоновичу, в двух словах объяснив ему трагическую ситуацию с докладом. Савелий Платонович был несколько деморализован неожиданным явлением дамы из Исторического музея, пусть и в компании с Кузюбердиным. Весь вечер он ловил на себе ее огненные взгляды, и был только рад сбежать с этого праздника жизни под Лизино крыло. Так что они ловко изъяли из-за стола захмелевшего британца и отправились к нему домой, где остаток ночи переводили Лизину статью, позволяя англичанину время от времени поиграть на валторне - в виде поощрения.
  Выпив ведро кофе и подъев все припасы в холодильнике, Лиза с Савелием Платоновичем к утру закончили перевод и уехали на конференцию на такси, оставив спящего британца на диване в объятиях валторны. Лизу опять жестоко укачало в машине, и она сразу ринулась в туалет, где провела довольно много времени. Причесываясь перед зеркалом, она вдруг замерла и некоторое время таращилась на собственное, довольно бледное отражение - ей пришла в голову одна мысль, которая требовала немедленной проверки. Лиза схватила сумку и зарылась в нее, но искомый предмет так и не нашелся. Тогда она побежала в зал, поднялась на сцену к столу президиума, где еще пока никого не было, и вывалила на зеленое сукно все содержимое сумочки - ага, вот он! Это был календарик, где она отмечала свои критически дни. Так и есть! Так вот почему ее все время тошнит! А вовсе не от укачивания! Потрясенная Лиза рассеянно уставилась в зал, который потихоньку заполнялся. И вдруг она услышала голос Агаповой, звучавший довольно трагически:
  - Лиза!
  Лиза вздрогнула и посмотрела уже осмысленно - прямо перед сценой стояла несчастная Агапова и глядела на Лизу глазами, полными слез:
  - Лиза! Ты представляешь?! - Агапова протянула в сторону Лизы коробочку со слайдами. - Крошка Ню прислала нам не те слайды! Эти про последнюю экспедицию в Балке! Что теперь делать, Лиза?!
  Лиза всхлипнула и громким шепотом произнесла:
  - Агапова, какие слайды?! Я беременна!
  Все так и ахнули - на последней фразе Лизы включился стоящий на столе микрофон. Агапова тоже ахнула, всплеснула руками, шагнула назад и со всего размаху села на колени мирно спящего в первом ряду искусствоведа Саши - пышногрудая красотка выперла его из дома в шесть утра, и он первым явился в конференц-зал. Саша спросонок сильно испугался - Агапова была девушка увесистая, а Саша хрупок сложением, и ему примерещился свалившийся на него слон. Последовала крайне неприличная сцена: Агапова пыталась слезть с Сашиных колен, а он барахтался, стараясь ее столкнуть, в результате чего они все больше запутывались конечностями. Лиза одним движением сгребла со стола в сумку свое барахло, спрыгнула со сцены, схватила Агапову за руку и сдернула ее с колен уже отчаявшегося Саши.
  - Савелий Платонович! - крикнула она на бегу, таща за собой слегка обалдевшую Агапову. - Савелий Платонович, пожалуйста, передвиньте меня на после обеда! Вы видите - я никак не могу!
  - Хорошо-хорошо! - сказал Савелий Платонович, который должен был сегодня вести заседание, и поднялся на сцену. Народ с волнением уставился на него, ожидая новых откровений, но их не последовало: Савелий Платонович просто прочел три своих доклада подряд - два запланированных и один сверхплановый.
  Пока Савелий Платонович, как настоящий джентльмен, прикрывал своей широкой грудью научную амбразуру, Лиза с Агаповой успели вернуться в гостиницу, зайдя по дороге в аптеку, чтобы купить тест и подтвердить - или опровергнуть! - смелую Лизину догадку. Догадка подтвердилась, девицы по этому поводу немного порыдали и обсудили - в перерывах между рыданиями - девяносто три варианта дальнейшего развития событий. Потом выпили кофе, переоделись, накрасились, еще раз обсудили новость, а потом вспомнили про многострадальные слайды и, наконец, рассказали друг другу свои вчерашние приключения.
  Агапова, как оказалось, спокойно проспала в кресле всю ночь и проснулась поутру, разбуженная лязганьем отодвигаемой задвижки. Внизу ее ждала целая делегация в лице Николая Семеновича Агапова, его хвостатого сына, а также Зюси и Джерки, который только утром вспомнил, что машинально задвинул засов на входной двери! А хвостатый молодой человек вернулся домой так поздно, что его папа уже спал, а когда проснулся, растолкал сына и потребовал объяснений. В результате они все сошлись в одно время у Башни и освободили Агапову, обрушив на нее гору извинений и покаяний, а потом посадили в такси, чуть было не забыв про слайды. Агапова еще в такси дрожащими руками открыла коробочку и обомлела, увидев на слайдах знакомый пейзаж Балки и не менее знакомые рожи археологов, а совсем не акварельные портреты XIX века, о которых собиралась вещать Лизавета! Но теперь, в свете животрепещущей и судьбоносной новости, проблема слайдов уже не казалась такой важной. Не произвело на Лизу особого впечатления и признание Агаповой, которая сначала долго вздыхала, а потом произнесла дрожащим голосом:
  - А я влюбилась!
  - В кого это?
  - В него! - совсем уж томно выдохнула Агапова. - Ну, в этого, который наши слайды умыкнул.
  - Да ладно! - сказала Лиза. - Ты его видела-то всего три минуты!
  - А зато я за ним целый день бегала! Он такой...
  - Шустрый?
  - Спортивный! Стройный... И волосы длинные... Ах! Как ты думаешь, я ему понравилась? Те джинсы вроде бы нормально на мне сидят, правда?
  - Агапова, прекрати! Ну что ты выдумала? Ты даже не знаешь, как его зовут! И вообще, вы больше не увидитесь! Или ты что? Хочешь тут остаться, что ли?! Тебе в понедельник на работу, забыла?
  - Вот вечно ты! Все мои мечты порушила...
  - Ладно, пошли! А то пообедать не успеем! Мне теперь надо думать о своем здоровье, и вообще...
  Пообедать девицы успели, и вечернее заседание началось вовремя. Лиза вышла на трибуну, пощелкала пальцем по микрофону и посмотрела в зал, который был переполнен: слухи об ее утреннем выступлении разошлись широко, так что народ сбежался со всех сторон, надеясь услышать от Лизаветы еще что-нибудь столь же неординарное. Лиза кашлянула и сказала в микрофон:
  - Добрый день, дамы и господа! - а потом вспомнила про регламент и поправилась: - Ladies and gentlemen!
  И окаменела с широко открытыми глазами, устремленными куда-то вдаль. Слушатели некоторое время внимательно смотрели на Лизу, ожидая продолжения речи, а потом стали оглядываться по направлению ее взгляда: по проходу между рядами шел высокий светловолосый молодой человек с красной розой в руке. В полной тишине он прошел к сцене, поднялся и повернулся к потрясенной Лизе, положив перед ней на трибуну небольшую коробочку:
  - Я привез тебе слайды к докладу! А то Крошка Ню все перепутала!
  - Спасибо... - сказала Лиза и заморгала, всхлипнув. Зал затаил дыхание.
  - Вот, это тоже тебе! - он протянул Лизе розу. - Прости меня, я был неправ! И вообще, давай уже поженимся!
  - Я согласна! - закричала Лиза, слезла с трибуны и кинулась Мите на шею, а потом прошептала ему на ухо новость, которую уже знали все присутствующие: - Представляешь - я беременна!
  На этом конференция, собственно, и закончилась.
  Поздно вечером Лиза, Митя и Агапова сидели в купе поезда Энск-Москва и ждали отправления. В соседнем купе расположились археолог Кузюбедрин и крайне недовольная дама из Исторического музея, окончательно упустившая Савелия Платоновича: он остался с Клерой - ведь она так замечательно умела слушать! И никогда не перебивала. А искусствовед Саша как заснул в конференц-зале на втором утреннем докладе Савелия Платоновича, так и спал, пока не пришла уборщица. На поезд он безнадежно опоздал.
  Лиза, Митя и Агапова распихали вещи, выложили припасенную еду, и Агапова раздумывала, стоит ли доставать водку - Лиза-то теперь наверняка не станет пить! Вдруг Лиза, смотревшая в окно, ахнула:
  - Агапова! Он пришел!
  - Кто?
  - Твой парень! С хвостом!
  И действительно, по перрону метался, заглядывая во все окна, высокий молодой человек с длинными волосами, забранными в хвост. Лиза была потрясена - не может быть! Неужели такое бывает?! Любовь после трех минут знакомства?! Агапова тоже посмотрела в окно и вся вспыхнула:
  - Ах! Это он!
  И выскочила из купе. Лиза с Митей прижались носами к стеклу: юноша что-то весьма темпераментно говорил Агаповой, та кивала, потом вернулась в вагон, достала из сумки какую-то вещицу, опять вышла и снова вернулась. Села и с независимым видом уткнулась в журнал, который купила на вокзале. Лиза с Митей вытаращились на нее, но Агапова молчала. Поезд тронулся, перрон поплыл назад - хвостатый юноша, махавший им рукой, остался позади.
  - Агапова! - не выдержала Лиза. - Что это было?!
  - Смотри, что пишут! - не поднимая глаз, сказала Агапова. - Ты знала, что Роберт Дауни-младший семь лет встречался с Сарой Джессикой Паркер? И я не знала.
  - Агапова, зачем он приходил?!
  - Ну да, да, да! Я забыла отдать им коробку! Которую забрала вместо твоих слайдов. Так что зря я... понадеялась...
  - Ну ладно тебе, Агапчик! Давай, лучше поедим! И выпьем! Где бутылка-то?
  - А что там было? - спросил Митя, который в общих чертах уже знал о приключениях Агаповой. - В этой коробке?
  - Не знаю... - растерянно ответила Агапова.
  - Ты что?! - изумилась Лизавета. - Ты целый день таскала с собой эту коробку и не посмотрела? И даже не спросила?
  - Нет... А надо было?
  Лиза с Митей переглянулись и рассмеялись. Агапова поморгала и неуверенно улыбнулась, а потом тоже захохотала в голос, да так, что даме из Исторического музея, скучавшей в соседнем купе в компании Кузюбердина, стало завидно.
  
  ЕЩЕ ТРИ ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ В ЗАЛЕ ОЖИДАНИЯ
  
  Рулит на взлет самолет пузатый,
  Урча моторами тяжело.
  Планета вновь повернулась задом,
  Кому - случайно, а мне - назло.
  Волна сердито жует причалы,
  Чего-то мало, чего-то жаль.
  А я скептически жму плечами,
  Поскольку надо хоть чем-то жать.
  Чего мне мало, куда мне надо,
  В какие северные края?
  Зеленый поезд виляет задом,
  Вертясь, как дура - Судьба моя!
  
  ВСЕ СИДЕЛИ НА РЮКЗАКАХ. АЛЮСИК ПЕЛ, ПОДЫГРЫВАЯ НА ГИТАРЕ. ПЕТРОВИЧ ДРЕМАЛ. ТОМАС ЧИТАЛ МОНОГРАФИЮ ЛЕОНОВОЙ-МЛАДШЕЙ "ФУНКЦИОНАЛЬНО-ПЛАНИГРАФИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ИЕНЕВСКИХ МЕЗОЛИТИЧЕСКИХ СТОЯНОК". МЕЛКИЕ ТОЛКАЛИСЬ И ХИХИКАЛИ. СОНЬКА СПАЛА В КОРЗИНКЕ. ОСТАЛЬНЫЕ СКУЧАЛИ.
  - НЕТ, НАМ ОТСЮДА НИКОГДА НЕ ВЫБРАТЬСЯ!
  - И КОГДА ТОЛЬКО МАШИНА ПРИДЕТ!
  - МАШИНА НЕ ПРИДЕТ НИКОГДА!
  - ПОЧЕМУ-У?!
  - БЕНЗИНА НЕТ, ШОФЕР ПЬЯН, ВСЕ ШИНЫ ПРОКОЛОТЫ, КАРБЮРАТОР СЕЛ.
  - ДА НУ ТЕБЯ!
  - ХОРОШО ТОМАСУ! У НЕГО КНИЖКА ЕСТЬ!
  - А ТЫ ЧЕГО КНИЖКУ НЕ ВЗЯЛА?
  - Я ЕЕ УЖЕ ПРОЧИТАЛА!
  - ОЧЕНЬ СМЕШНО!
  - ЗАЧЕМ НАМ КНИЖКИ, КОГДА У НАС ЕСТЬ АГАПОВА!
  - АГАПОВА! НЕ СПИ! РАССКАЖИ НАМ ТУ ИСТОРИЮ, НУ ПРО ТО, КАК ТЫ...
  - А ДАВАЙТЕ Я РАССКАЖУ ПРО ОТЦА ДЖОРДЖА! - СКАЗАЛ МИТЮХА.
  
  БОЛЬШОЕ КАЛИФОРНИЙСКОЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
  С отцом Джорджем Митюха был знаком с тех времен, когда отец Джордж еще, собственно, не был ни Джорджем, ни отцом, а назывался просто Гриша Дорофеев и учился вместе с Митюхой на вечернем отделении истфака МГУ. После истфака они потеряли друг друга из виду и встретились только лет через 5. Митя к тому времени уже работал в Музее Отечественной истории имени Н.М. Карамзина в Отделе оружия, а Гриша имел приход в подмосковном поселке Тарычево. Пути Господни, как известно, неисповедимы, и какая именно дорога привела отца Григория к Тарычевскому храму, Митя не знал.
  Был отец Григорий велик ростом, могуч телосложением, громогласен и буйноволосен, словом - вылитый дьяк Ахилла из Лесковских "Соборян". Встретились они на почве оружия: отец Григорий питал необъяснимую для православного священнослужителя страсть к ружьям, пистолетам и прочим алебардам. За что чуть было не поплатился.
  А дело было так: в Новодевичьем монастыре (филиале Исторического музея) в Трапезной Амвросиевской церкви открылась выставка наградного оружия, и друзья решили ее посетить. Осмотрев экспозицию, они вышли из Трапезной и немножко погуляли по монастырю. Отец Григорий был "в штатском", так как не хотел быть замеченным своими коллегами. Около усыпальницы Прохоровых некий посетитель остановил друзей вопросом, а где здесь оружие? На что отец Григорий ответил также вопросом:
  - Что вас конкретно интересует? Какое оружие желаете? Холодное? Стрелковое? Есть Калашников, Узи...
  Посетитель шарахнулся и исчез. Но шарахнулся он целенаправленно, а именно: к милицейскому посту, где и доложил о странных и опасных личностях, торгующих оружием за углом Прохоровской усыпальницы. Милиция среагировала мгновенно. Террористы были окружены, поставлены лицом к стене, руки за голову, ноги шире плеч! И неизвестно, чем бы кончилась эта история, если бы Митю не узнал старший сержант Петр Алексеевич Ворона, который параллельно охранял Музей Отечественной истории (сутки через трое). Изучив внимательно документы, отца Григория все-таки отпустили - под Митино честное слово.
  - Ну, что же вы, гражданин! - сказал Ворона. - А еще священнослужитель!
  - И не говори, сын мой! Бес попутал, не иначе!
  - Ну, иди с Богом! - отпустил его Ворона, а Мите наказал:
  - Ты уж присмотри за ним, как бы опять чего не натворил!
  Митя обещал. Присматривать за отцом Григорием с некоторых пор Мите было весьма трудно, ибо отца Григория из подмосковного поселка Тарычево, где он собственными руками восстановил храм, перевели в подмосковный же поселок Тимохово, расположенный гораздо ближе к Туле, чем к Москве. Поэтому друзья виделись теперь раза два в год: на Пасху да на Троицу. Правда, Митя был даже рад столь редким встречам, так как наутро после общения с отцом Григорием голова болела просто чудовищно, а душа не принимала ничего, кроме огуречного рассола.
  Если Тарычевская церковь сохраняла еще видимость какой-то архитектуры, то в поселке Тимохово храм был уже полная руина, кое-как прикрытая от дождя рубероидом. Отец Григорий всю церковную утварь держал у себя дома - от греха подальше. Поэтому каждая служба начиналась своеобразным крестным ходом: процессия старушек, возглавляемая самим батюшкой, двигалась от дома Григория к церкви. Каждая из старушек несла либо икону, либо лампадку, либо еще что. Самый большой образ - Святителя Николая - нес сам отец Григорий. После окончания службы действо повторялось в обратном порядке.
  Перед тем, как переехать в Тимохово, отец Григорий съездил в Америку - в гости к некоему отцу Николаю. Где они познакомились, Митя не знал, но более неподходящих друг другу личностей трудно было подобрать. Миниатюрный отец Николай смотрелся рядом с Григорием как Давид рядом с Голиафом. Оружием отец Николай совсем не интересовался: более кроткого и миролюбивого священнослужителя трудно было отыскать во всей Русской Православной Зарубежной церкви!
  Тем не менее их связывала искренняя и многолетняя дружба, выражавшаяся в оживленной переписке. И вот, наконец, отец Григорий смог поехать к другу за океан - в небольшой городок неподалеку от Сан-Франциско, где отец Николай имел приход.
  Путь к другу был тернист и извилист: что-то не получилось с билетами, и Григорию пришлось лететь через Амстердам с пересадкой в Нью-Йорке. Пока он летел из Нью-Йорка в Сан-Франциско, случилось большое калифорнийское землетрясение. Не самое большое, а поменьше, но тоже вполне приличное, потянувшее на ... сколько-то там баллов по шкале Рихтера.
  Аэропорт Сан-Франциско закрылся, и самолет отца Григория - вместе с двумя другими самолетами - сел в каком-то совсем уж заштатном городке. Отец Григорий был сначала в отчаянии: один, без языка, без багажа, который, как потом выяснилось, совершенно случайно из Нью-Йорка отправили не в Сан-Франциско, а в Сан-Диего!
  С языком - в смысле, английским - у Гриши было плохо еще со школы. К концу института он ценой неимоверных усилий смог к выученной еще в школе фразе "Май нейм из Джордж" прибавить "Ай эм фром Раша". Еще он знал слово "Фюнф". Правда, это было по-немецки.
  Безъязычный и безбагажный отец Григорий горестно побродил по аэропорту, а потом людской прибой вынес его к бару. Бармен, увидев надвигающегося на него отца Григория, произнес дрожащими губами: "O my God!", и тут же налил ему стакан скотча за счет заведения.
  Выражение "O my God!" Григорий узнал. Это самое выражение беспрестанно употреблял приехавший в Россию в прошлом годе отец Николай. Отец Николай знал, что нехорошо произносить имя Божие всуе, но не мог удержаться. Общение с отцом Григорием заставило бы произносить имя Божие всуе даже самого Папу Римского!
  Поэтому отец Григорий откликнулся на возглас бармена добродушным "аминем" и скотч принял с удовольствием. В баре его и нашел охранник аэропорта после того, как людской прибой наконец схлынул. Увидев явного представителя власти с дубинкой на боку, отец Григорий воспрял духом и, благословив охранника стаканом (уже седьмым!) скотча, сказал все, что знал.
  Затрудняясь правильной расстановкой слов, он высыпал их россыпью, рассчитывая, что американцы сами разберутся: "Фром! Из! Нейм! Раша! Май! Джордж! Ай! Эм!" Охранник с ужасом посмотрел на заросшего волосами отца Григория, одетого в его лучшую шелковую рясу и серебряный наперсный крест, и позвал старшего товарища. Вдвоем они экскортировали беспризорного Григория в кабинет Главного Менеджера, где старший охранник представил его как "Russian hippy from Georgia".
  Главный Менеджер с тоской глядел на отца Григория. Он только что избавился от 92-х-летнего китайца, прилетевшего из Гонконга на свадьбу своей старшей праправнучки, и надеялся, что на этом все его неприятности закончились. Увидеть русского хиппи из Грузии он никак не ожидал. Менеджер вздохнул и обреченно спросил:
  - Would you like any help?
  Отец Григорий при помощи разного рода междометий, а также рук, ног, бороды и стакана - теперь уже пустого - объяснил всю свою Одиссею, начиная с поселка Тарычево и кончая баром. Особенно ему удалась пересадка в Амстердаме. Менеджер с интересом следил за пантомимой. Охранники, на всякий случай оставшиеся за дверью, подглядывали в щелочку. Когда через полчаса отец Григорий выдохся, менеджер сказал:
  - Please give me your ticket! Ticket! Ticket!
  И Менеджер помахал перед носом отца Григория узкой и длинной разноцветной книжечкой. А-а! Билет! - понял Гриша. Менеджер взял билет, 3 минуты посовещался с компьютером, и произнес длинную фразу, из которой отец Григорий понял только обращение: "Mr Doroffejeff!".
  - Май нейм из Джордж! - сказал он на всякий случай.
  Менеджер снова вздохнул. Еще через полчаса, ценой неимоверных усилий он вытряс из отца Джорджа телефон отца Николая. Менеджер разговаривал с отцом Николаем, а Григорий подавал реплики, сидя в кресле напротив. И что характерно, отец Николай прекрасно его слышал.
  - Скажи ему, что у меня денег нет! - встревал отец Джордж. - Скажи ему, что у меня багаж сперли!
  В конце концов, менеджер отдал трубку самому Григорию, и отец Николай объяснил ему всю его будущую жизнь:
  - Тебя привезут ко мне на такси... За счет фирмы! Да-да! За счет фирмы. Багаж привезут завтра в 8.15 утра... Тоже за счет фирмы! Да-да! - втолковывал Николай русскому другу.
  Когда прибыло такси, Менеджер с облегчением поднялся, оказавшись еще выше ростом, чем отец Джордж, и, пожимая ему руку, торжественно произнес:
  - WELCOME TO AMERICA!
  На следующее утро недоверчивый отец Джордж не поленился подняться в 8.00, чтобы посмотреть, как не привезут багаж в 8.15! Багаж доставили в 8.14.
  Дальнейшее пребывание отца Джорджа в Америке не отмечено никакими землетрясениями и прочими катаклизмами. Он благополучно вернулся в Россию, и даже то, что самолет приземлился не в Шереметево, а в Домодедово (из-за погодных условий) было ему только на руку: поселок Тарычево располагался ближе к Домодедову, чем к Шереметеву. Поэтому отец Джордж оказался дома гораздо раньше, чем посланные его встречать прихожане, которые битых три часа искали батюшку во Шереметеве, а потом полтора часа торчали в грандиозной пробке на кольцевой дороге. Когда они вернулись в Тарычево, была уже глубокая ночь, и отец Джордж, успевший и в баньке попариться, и чайку испить, давным-давно спал сном праведника...
  
  - УRУЦIYV237Щ! ЗAZШN20G45WEЖLЛ, ЛЫW32ФDQЧFЯ ЯЬБ1БЮ ЮВUВЫ ЖЬIOUGS!!! - ВДРУГ НЕРАЗБОРЧИВО ЗАГОЛОСИЛО РАДИО.
  ПОТОМ ПОМОЛЧАЛО И ДОБАВИЛО:
  - R55Р МRИХ90YSЩ ОL2ДЩ!!!
  - ЧТО ЭТО? - ВЗВОЛНОВАЛИСЬ ВСЕ. - ЭТО НЕ НАШ РЕЙС ОБЪЯВИЛИ?
  - НЕТ, - ОТВЕТИЛ ТОМАС, НЕ ОТРЫВАЯСЬ ОТ МОНОГРАФИИ. - ЭТО НЕ НАШ РЕЙС. ЭТО РЕЙС НА КОПЕНГАГЕН.
  - ТОЧНО?
  - ТОЧНО.
  - НУ ЛАДНО!
  ВСЕ ОПЯТЬ УСЕЛИСЬ НА РЮКЗАКИ. МЕЛКИЕ НАШЛИ ОДНУ СВОБОДНУЮ СКАМЕЙКУ И ВЗГРОМОЗДИЛИСЬ НА НЕЕ ВПЯТЕРОМ. СОНЬКА СПОКОЙНО СПАЛА В СВОЕЙ КОРЗИНКЕ. ПЕТРОВИЧ ТОЖЕ НЕ ПРОСНУЛСЯ.
  - А ГДЕ АГАПОВА?!
  - ПОШЛА ЗА ПИВОМ!
  - ВЕЧНО ОНА! ТАК БЕЗ НЕЕ И УЛЕТИМ!
  - БЕЗ АГАПОВОЙ УЛЕТИШЬ!
  - ВОН ОНА ИДЕТ! АГАПОВА! А МЫ ТЕБЯ ЖДЕМ!
  - И ЧТОЙ-ТО ВЫ МЕНЯ ЖДЕТЕ?
  - А ИСТОРИЮ РАССКАЗАТЬ?
  - ИСТО-О-ОРИЮ? РАССКАЗАТЬ? КАКУЮ ИСТОРИЮ?
  - А МОЖНО, ТЕПЕРЬ Я РАССКАЖУ? - РОБКО СПРОСИЛ ЛЮЛЮНЧИК.
  - О-О! ЛЮЛЮНЧИК, ДАВАЙ! РАЗВЛЕКИ СТАРШИХ ТОВАРИЩЕЙ.
  
  ИФИГЕНИЯ В ТАВРИДЕ
  В одно прекрасное лето Лиза с братом Люлюнчиком и Крошка Ню с малолетней Наташей (Нататой, как она сама себя называла) отдыхали в Симеизе. Сманила их туда Агапова. Агапова в то время увлекалась скалолазанием. Вернее, не столько скалолазанием, сколько отдельным скалолазом по прозвищу Гоген. Лазить на скалы нужно было непременно в Симеизе, так как в Симеизе на горе Кошка имелся утес с отрицательным уклоном, по которому и лазали все уважающие себя любители этого вида спорта.
  Лиза с Крошкой Ню как раз были совершенно свободны до сентября: они только что развелись с мужьями. Поэтому в начале августа Лиза и Крошка Ню вместе с Люлюнчиком, Нататой, Агаповой и Гогеном прибыли в славный город Симеиз и поселились: Гоген с Агаповой - в палаточном лагере на горе Кошка, чтобы находиться поближе к месту скалолазания; а Лиза и Ню с детьми жили в частном секторе.
  "Частный сектор" представлял собой небольшой дворик, по периметру обстроенный домушками, комнатушками, клетушками, сараюшками и прочими террасками. Кухня и туалет были общими. Во дворе росла старая лоза, которая заплела все небо над двориком и зеленые виноградные гроздья свисали наподобие диковинных светильников. По ночам во двор приходил ёжик - Лиза, отправившись посреди ночи на прогулку, видела, как он улезал под калитку, отталкиваясь толстенькими черными пятками. Натата с Люлюнчиком каждый вечер пытались подкараулить приход ёжика, но повезло только Лизавете.
  Лиза со свойственным ей безграничным дружелюбием вскоре перезнакомилась с соседями. Это было весьма симпатичное Муми-семейство: Муми-мама - большая и розовая, Муми-папа - маленький и черный, старший Муми-тролль - маленький и черный, и младший - большой и розовый. Муми-мама со Старшим все время проводили в воде, Муми-папа с Младшим все время сидели на берегу и читали путеводители по Южному берегу Крыма, в промежутках размышляя о "ТЩЕТЕ ВСЕГО СУЩЕГО".
  Муми-папа был путешественником-теоретиком. В течение всех десяти лет, которые Муми-семейство проводило в Крыму, Муми-папе ни разу не удалось вытащить Муми-маму из воды! Сначала Муми-папа надеялся обрести единомышленника в Старшем Муми-тролле, но не вышло. После рождения Младшего силы уравновесились.
  Единомышленников Муми-папа обрел в лице Лизиной компании. Главным единомышленником была Натата, которая в первый же день изучила весь Симеиз от виллы Ксения до виллы Мира-Маре и рвалась поизучать что-нибудь еще. А когда Натата рвалась что-нибудь поизучать... В общем, проще было изучать это "что-нибудь" с ней вместе.
  Муми-папа необычайно оживился, забыл про "ТЩЕТУ ВСЕГО СУЩЕГО" и начал разрабатывать маршрут. Пока Муми-папа, обложившись путеводителями и картами, мучился над маршрутом, Все Остальные купались, загорали и объедались фруктами, а еще в качестве развлечения ходили смотреть, как Агапова с Гогеном лазают по скалам.
  В любое время суток можно было наблюдать, как Агапова висит между небом и землей в одном и том же - совершенно невозможном - положении. Ни разу никому не удалось увидеть, как Агапова в это положение попадает. Равно, и как она из него выбирается. Гогена не было видно вообще, и Все Остальные подозревали, что Гоген в это время спокойно попивает пивко где-нибудь в тенечке.
  Другим видом развлечения были киносъемки. В это лето в Симеизе снимали "Графа Монте-Кристо". Загорая на пляже, Все могли совершенно бесплатно в течение трех дней любоваться побегом графа Монте-Кристо из крепости замка Иф. Что-то у них там не заладилось с побегом, и несчастного каскадера, заменявшего в этой рискованной сцене самого графа, бессчетное количество раз сбрасывали в мешке со скалы Дива.
  Наконец Муми-папа выбрал маршрут: решено было ехать в Форос. Следует пояснить, что дело происходило в самом начале перестройки: Форос еще не приобрел своей скандальной известности, а был просто курортом на Южном Берегу Крыма. Славу Фороса составляли знаменитый парк и церковь Воскресения на Красной скале (400 м над уровнем моря), спроектированная в византийском стиле академиком Н.М. Чагиным и построенная в 1892 году на средства чаепромышленника А.Г.Кузнецова в память о чудесном спасении царской семьи во время крушения на станции Борки. Недалеко от Фороса - чуть повыше - располагались знаменитые Байдарские ворота. Больше всего на свете Муми-папа мечтал увидеть именно Байдарские ворота, так как именно от Байдарских ворот открывался прекрасный вид на Черное море - вид, неоднократно описанный прозаиками и воспетый поэтами! Путешествовать решили морем. Лиза, которую укачивало везде и на всем, согласилась только на катер, как на наименьшее зло: там хоть есть, чем дышать!
  И вот в одно прекрасное утро Все собрались и отправились в поход. Агапову наконец сняли со скалы, поэтому они с Гогеном тоже собрались и отправились вместе со Всеми. По пути к причалу компания начала постепенно расти, подобно снежному кому, силой притяжения захватывая в свою орбиту даже тех, кто никогда в жизни никуда не собирался и не отправлялся. К моменту посадки на катер к основному составу труппы прибавились:
  Половина Очереди за Пивом.
  Двое Местных Мальчишек.
  Каскадер из съемочной группы фильма "Граф Монте-Кристо", которому страшно надоело все время падать в воду со скалы Дива.
  Три Собаки.
  Местный Житель с авоськой.
  А также Двое Отдыхающих из Планерского, которые уже вторую неделю возвращались в свой родной санаторий после экскурсии в Массандру, где они дегустировали вина, но добрались пока только до Симеиза. Собственно говоря, из всех примкнувших, только они и поехали: Половина Очереди вернулась за пивом, Мальчишки с Собаками пошли купаться, Местного Жителя вовремя остановила Супруга, а Каскадера буквально в последний момент снял с катера Второй Помощник Режиссера, поставивший в погоне за каскадером рекорд в беге по пересеченной местности.
  Но тем не менее катер был забит битком, сильно напоминая последний пароход в Константинополь. Все скамейки были заняты, на корме целовались Агапова с Гогеном, а на носу, изображая ростральную фигуру, стояла Лизавета - вся в брызгах морской пены. Там ее меньше укачивало. Муми-папа голосом профессионального экскурсовода рассказывал о проплывавшем справа по борту пейзаже. Пейзаж проплывал в следующем порядке: Гора Кошка, Кацивели, мыс Кикенеиз, Понизовка, Кастрополь, скала Ифигения, Форос.
  - Кацивели! - говорил Муми-папа. - Название происходит от итальянского cattivello - взятый в плен, плененный. В 80-х годах 19 века здесь жил и работал А.И. Куинджи. На берегу Кацивели расположен радиотелескоп - один из самых крупных в мире для приема мм-волн...
  И так далее вплоть до скалы Ифигения. Дальше скалы Ифигения Муми-папе продвинуться не удалось. При словах: "А вот скала Ифигения..." Агапова подскочила на сиденье и страшно разволновалась.
  - Где? Где скала Ифигения? Это ТА САМАЯ ИФИГЕНИЯ?
  - Ну да, в общем. Та самая. А что ты имеешь в виду?
  - Ну как же! Ну помните, у Венички Ерофеева? Про норд-ост? Как Микенский царь Агамемнон зарезал любимую дочурку Ифигению, чтобы ветер был норд-ост!
  - Где это у Венички Ерофеева? Москва-Петушки, что ли?
  - Да нет, не Москва-Петушки. Название такое длинное. И вообще это пьеса. Как же она называется...
  - Позвольте, причем тут норд-ост и Веничка Ерофеев?! Норд-ост тут вообще не при чем! Перед отплытием в Трою Агамемнон убил священную лань Афродиты...
  - А у Венички не так! Богиня разгневалась, и Агамемнон решил принести ей в жертву свою дочь Ифигению! Но Афродита в последний момент похитила Ифигению и перенесла в далекую Тавриду, чтобы Ифигения в храме Девы совершала жертвоприношения в честь Афродиты!
  - Да нет, - вклинился, наконец, Муми-папа. - Агамемнон хотел принести Ифигению в жертву Артемиде, чтобы ветер был благоприятен для отплытия в Трою. Но Артемида заменила Ифигению на жертвеннике ланью, а саму Ифигению перенесла в Тавриду, чтобы она приносила в жертву Артемиде всех попадавших в эти края чужеземцев. Ифигения чуть было не принесла в жертву Артемиде собственного брата Ореста...
  - Я вспомнила! Это "Двенадцатая ночь или Шаги командора"!
  - Слушайте, при чем тут "Двенадцатая ночь"? Это же пьеса Шекспира!
  - А вот у Глюка есть опера - "Ифигения в Тавриде"! Это про эту Ифигению?
  - Ма-ам! А что такое офигения?
  - Нет, кажется не "Двенадцатая ночь"... Может, "Майская ночь"?
  - "Майская ночь" или "Утопленница" - это повесть Гоголя!
  Пока Все выясняли, кто такая Ифигения, катер благополучно миновал эту самую скалу и прибыл в Форос. В Форосе численность компании уменьшилась: Муми-мама, посмотрев на церковь Воскресения, возвышающуюся на 400 метров над уровнем моря, категорически сказала, что никуда с этого самого уровня моря не сдвинется. Старший остался с ней, подумав как следует, к ним присоединился и младший Муми-тролль, никак не ожидавший, что практические путешествия настолько отличаются от теоретических!
  Отдыхающие из Планерского, передохнув пару часов, благополучно сели на интуристовский автобус с группой не то немцев, не то датчан, следовавших из Фороса прямиком в Массандру - на дегустацию вин. Дальнейшая их судьба покрыта мраком неизвестности.
  Все остальные полезли на Красную скалу. Агапова, правда, очень хотела посмотреть на скалу Ифигения, и долго всех уговаривала туда отправиться. Но Муми-папа сказал, что смотреть там вообще-то не на что, кроме самой скалы. А скала - она скала и есть. К тому же, и скала сомнительная: хотя ее название и связано с мифом об Ифигении, еще два места заявляют свои права на храм Артемиды, в котором пресловутая Ифигения приносила жертвы богине, убивая ни в чем не повинных путешественников - Партенит у Медведь-горы и мыс Айя. Поэтому Все последовали по разработанному маршруту. Агапова вздыхала и неразборчиво бормотала:
  - Агамемнон... дочурку Ифигению... ветер норд-ост... шаги командора... не командора... какая же ночь-то?
  Путь к храму Вознесения оказался очень крутым и извилистым, к тому же серпантин был засыпан щебенкой. Идти по щебенке было чрезвычайно тяжело, особенно Нине Юрьевне, которая ухитрилась отправиться в поход в резиновых вьетнамках. На четвертом повороте Лиза почувствовала, что ее укачивает. Поэтому она решила лезть прямо в гору, срезая повороты. Она появлялась перед Всеми в самый неожиданный момент, сопровождаемая осыпающимся каскадом щебенки и оборванными ветками кустарника, густо растущего по склонам.
  После 15 поворота компания неожиданно обнаружила в своем составе маленького пожилого чешского профессора в панамке. Как он оказался среди них, никто не знал. Похоже, не знал этого и сам профессор. Он изо всех сил поспевал за Всеми, время от времени спрашивая:
  - Это есть Монастыр?
  - Это не есть Монастыр?
  - Как скоро Монастыр?
  Профессор продержался до 35 поворота, после чего, объяснив, что у него уже нет времени, чтобы идти дальше, так как "монастыр" все не появляется, со страшным шумом ссыпался вниз с горы.
  Честно говоря, Ню тоже с большим удовольствием отправилась бы вниз, так как здорово отбила ноги в этих проклятых вьетнамках, но ее собственная дочь Натата просто рвалась к Байдарским воротам, а когда Натата куда-нибудь рвалась...
  В результате к вершине поднялись только Муми-папа, Лиза с Люлюнчиком, Ню с Нататой и Агапова с Гогеном. Все осмотрели "Монастыр", который, судя по всему, уже лет 50 находился в стадии реставрации, так как на лесах выросли приличного размера деревца. Потом Все слегка отдохнули, после чего Муми-папа объявил, что пора к Байдарским воротам.
  Агапова опять попыталась было внести смуту в ряды путешественников, подбивая плюнуть на Байдарские ворота и отправиться к скале Ифигения. Но ее не поддержал даже Гоген.
  Ведомые Муми-папой, Все двинулись вперед и вверх по узкой крутой тропке. За Муми-папой шла Натата, за ней - Агапова с Гогеном, потом Люлюнчик с Лизой. Последней брела Крошка Ню. Время от времени к ней прибегала Натата, которую все-таки мучили угрызения совести, и спрашивала:
  - Ну как ты, мамочка? Ничего?
  - Нормально, - мрачно отвечала Ню.
  Одна вьетнамка у нее уже сломалась, и Гоген починил ее с помощью английской булавки, вытащенной из собственного уха. Булавка все время отстегивалась. Идти было неудобно. Нина Юрьевна ковыляла и лелеяла планы сдать Натату ее отцу, своему бывшему мужу, чтобы он увез Натату навсегда в Америку, где собирался жить со своей новой американской женой. "Вот отец тебе покажет Байдарские ворота! И Гранд-каньон в придачу!" - ворчала она про себя.
  Сопровождаемые непрекращающимся бурчанием Агаповой по поводу Ифигении и Нины Юрьевны - по поводу Нататы, усталые путники наконец добрались до вершины горы. Перед ними открылся прекрасный вид на степной Крым. Оказалось, смотреть надо было в противоположную сторону. В противоположной стороне под бескрайним ослепительно-синим небом лениво плескалось безбрежное ослепительно-синее Черное море. Вдоль линии горизонта медленно плыл ослепительно-белый пароход.
  - Да-а! - сказали все.
  - Это действительно!
  - Это Вид!
  - Это Всем Видам Вид!
  Несмотря на то, что Все имели возможность каждый день любоваться этим самым синим Черным морем во всяких видах, вид с Байдарских ворот не оставил равнодушным никого! Муми-папа объяснил, что данный вид, конечно, производит гораздо большее впечатление, когда подъезжаешь к Байдарским воротам со стороны степного Крыма и впервые видишь море. Но Все сказали, что и так не плохо! А начитанный Люлюнчик очень к месту процитировал А.С. Пушкина:
  - Приду на склон приморских гор, - прочел Люлюнчик. - Воспоминаний тайных полный, и вновь таврические волны обрадуют мой жадный взор. Волшебный край! Очей отрада! Все живо там: холмы, леса, янтарь и яхонт винограда, Долин приютная краса, и струй и тополей прохлада...
  - Кстати, а не пора ли и нам под сень струй? - спросил Гоген.
  - Пора! - решили Все...
  
  - СКОРЕЙ, СКОРЕЙ! НЕ ОТСТАВАЙ!
  ТОЛПА ПАССАЖИРОВ, РОНЯЯ СУМКИ И ЧЕМОДАНЫ, СМЕЛА МЕЛКИХ И ПОТАЩИЛА ИХ ЗА СОБОЙ.
  - СТОЙ, СТОЙ! КУДА! ЭТО НЕ НАШ ПОЕЗД! ЭТО НА КРАСНОДАР!
  МЕЛКИХ ОТЛОВИЛИ И ВЕРНУЛИ НА МЕСТО. ПРОСНУЛАСЬ СОНЬКА, И ПОТРЕБОВАЛА ВНИМАНИЯ.
  - ПРОСНУЛАСЬ НАША КИСКА! - ЗАВОРКОВАЛА ЛИЗА.
  - РЫБКА НАША КУШАТЬ ХОЧЕТ! СЕЙЧАС ПОКОРМИМ НАШУ ЗАЙКУ!
  МЕЛКИЕ СБЕЖАЛИСЬ СМОТРЕТЬ КОРМЛЕНИЕ СОНЬКИ. ПЕТРОВИЧ ВЫРОНИЛ ВО СНЕ ГИТАРУ, НО НЕ ПРОСНУЛСЯ. АГАПОВА ПОДЛОЖИЛА ПЕТРОВИЧУ ПОД ГОЛОВУ СВОЙ РЮКЗАК.
  - СМОТРИ, АГАПОВА, ЗАБУДЕШЬ РЮКЗАК-ТО!
  - ДА ЛАДНО, НЕ ЗАБУДУ! А ТО ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗАБЫВАЛА!
  - ДАВАЙ, ЛЮЛЮНЧИК, РАССКАЗЫВАЙ, ЧТО ТАМ ДАЛЬШЕ-ТО БЫЛО?
  
  Вожделенная сень оказалась рядышком в облике небольшого, но очень уютного ресторанчика. В ресторанчике подавали дивные чебуреки, и компания отдала им должное, запивая пивком. Для начала заказали по порции. Наглаженный официант с бабочкой, два раза сбившись, пересчитал посетителей, и в три приема принес 8 порций чебуреков и 5 бутылок пива. Лишнюю порцию съел Гоген. Отдохнув, заказали еще по порции. После третьего заказа официант с бабочкой, которая к тому времени несколько сложила крылышки, раздраженно осведомился, сколько порций чебуреков они еще предполагают заказать?
  - Откуда ж нам знать! - добродушно ответил Гоген. - Работай, дорогой, работай!
  После шестой порции чебуреков Люлюнчик начал слегка волноваться. Компания сидела хорошо и прочно. Натата, наконец утомившись, спала, положив голову Ню на колени. Агапова и Гоген целовались. В промежутках между поцелуями Агапова вспоминала Ифигению. Муми-папа рассказывал Лизе и Крошке Ню легенды Южного берега Крыма и все время норовил положить руку Лизе на коленку.
  Люлюнчика тревожили несколько соображений: хватит ли денег у взрослых, чтобы расплатиться за бесконечные чебуреки и бессчетное пиво? А если не хватит, то что с ними со Всеми будет? Не опоздают ли они на последний катер (автобус)? А если опоздают, то что с ними со Всеми будет?
  Понимая, что лично его никто не будет слушать, он разбудил Натату, ущипнув ее за ногу. Натата проснулась и довела до сведения Всех, что ей здесь надоело, и вообще пора домой! А когда Натата...
  В общем, Все пошли домой, тем более, что до последнего автобуса (катера) и правда было времени в обрез. Расплатиться за чебуреки и пиво денег хватило, и тоже в обрез. Так что Люлюнчик исключительно вовремя проявил должную бдительность!
  Агапова домой идти не захотела. Не хуже Нататы, она заявила, что без скалы Ифигения домой просто не пойдет! И как хотите. Все почесали в затылке. Нести Агапову не хотелось - она была девушка не хилая. Идти к Ифигении, будь она неладна, не хотелось еще больше. Агапова в сопровождении верного Гогена таки отправилась к Ифигении, имея на руках план, нарисованный Муми-папой на обороте счета за чебуреки. Остальные медленной цепочкой потянулись вниз по склону, оглашая окрестности нестройным пением и услаждая те же окрестности благоуханием пива и чебуреков - настолько сильным и притягательным, что Мелкие Жители окрестностей поначалу в страхе разбегались, разбуженные пением, но тут же и возвращались обратно, притянутые запахами, и долго еще блаженно принюхивались.
  Впереди шли Натата с Люлюнчиком, потом Крошка Ню, за ней - Лиза с Муми-папой. Спускаться вниз оказалось гораздо веселей. Даже вьетнамки Нине Юрьевне совершенно не мешали! Вьетнамки она забыла под сенью струй.
  Вдруг компания, которая уже как-то привыкла все время идти по узенькой и крутой тропинке, внезапно оказалась посреди стройплощадки. Причем, стройплощадки явно военного объекта! Как они там оказались, было непонятно и самой компании, и стройбатовцам, которые с удовольствием отвлеклись от упомянутой стройки и стали потихоньку окружать растерявшихся путешественников.
  Под конвоем стройбатовцев компания была доставлена в каптерку, где с радостным удивлением встретила Агапову с Гогеном, которых только что доставил другой патруль. То ли Агапова с Гогеном неправильно следовали маршруту Муми-папы, то ли Муми-папа под влиянием выпитого пива и Лизиного очарования неправильно составил маршрут - только Агапова с Гогеном благополучно прибыли на ту же военную стройку, только с другого ее конца!
  - Та-ак! - сказал Начальник, отложив надкусанный бутерброд и оглядев зорким военным глазом богатую коллекцию пыльных кроссовок, расцарапанных коленок, разнообразных шорт и всевозможных маек. Самый экзотический вид был у носатого, загорелого дочерна Гогена, который щеголял в майке-тельняшке и оборванных выше колен джинсах (причем, неровная бахрома свисала до лодыжек), а голову повязал некогда черным платком с черепами. На шее у него висел камень с дыркой на веревочке, а на левом плече была татуировка с изображением паука. Самой приличной - несмотря на отсутствие всякой обуви - выглядела Нина Юрьевна, которая каким-то удивительным образом всегда, в любой обстановке имела такой вид, словно ее только что развернули из целлофановой упаковки! Самая тесная майка была у Агаповой - с пеликаном и надписью "AIR FRANCE CARGO", самые короткие шорты - у Лизы. С трудом оторвав взгляд от пеликана, Начальник спросил:
  - Кто главный?
  Ответа не было. Женская часть компании молчала: среди них есть мужчины - пусть они за все и отвечают! Мужская часть компании... Люлюнчик был еще слишком молод, чтобы назваться главным. Поэтому он скромно потупил голову и поковырял пол ногой. Гоген считал себя Анархистом и не намеревался вступать в переговоры с представителем власти. Поэтому он гордо сложил руки на груди и сплюнул. Муми-папа...
  С тех пор, как Муми-папу в дни его далекой молодости задержали на Красной площади за ношение бороды, и Муми-папа полдня доказывал в отделении милиции, что ничего ТАКОГО он своей бородой сказать не хотел и вообще лоялен! - с тех самых пор Муми-папа брился три раза в день, что являлось для него сплошным мучением, так как Муми-папа был необыкновенно волосат и даже на носу у него росли волосы, что делало его в небритом состоянии похожим скорее на Ондатра, чем на Муми-тролля! Так вот, с тех самых пор Муми-папа ужасно боялся всякой власти вообще. Поэтому он спрятался за Лизу и притаился.
  - Так кто же главный? - повторил Начальник.
  Тут вперед выступила Натата, которую Начальник сначала не заметил. Натата, как истинная дочь своей матери, тоже выглядела на редкость прилично. Правда, из целлофана ее вынули несколько раньше, чем Нину Юрьевну, поэтому она все-таки слегка запылилась. Натата бодро доложила Начальнику, что компания следует в Симеиз из Байдарских ворот, где подкреплялась чебуреками и куда прибыла из того же Симеиза. Что чебуреками, это начальник и сам почувствовал. И пивом! - вздохнул он про себя, с тоской поглядев на недоеденный бутерброд.
  Натата доложила приключения компании со всеми мельчайшими подробностями, так что Начальник потерял смысл понимания уже на чешском профессоре. Чувствуя, что дальнейшее разбирательство ни к чему хорошему ни приведет, он отпустил компанию с миром. Незадачливых путешественников конвоировали к последнему автобусу, который уже в нетерпении бил копытом. Двери закрылись, автобус рванул с места и помчался по старому Крымскому шоссе, вздымая клубы пыли и оставляя за собой густой шлейф ароматов бензина, выхлопных газов и чебуреков. Причем чебуреки доминировали.
  Утомленная компания сразу задремала. Дольше всех не спала Агапова. Она полными слез глазами таращилась в немытое со времен покоренья Крыма автобусное окно, пытаясь в быстро сгущающихся южных сумерках разглядеть недоступную Ифигению. Дрожащими губами Агапова повторяла, как заклинание, бессмертные строки Венички Ерофеева: "А вот Микенский царь Агамемнон клал свою любимую младшую дочурку Ифигению под жертвенный нож, чтобы ветер был норд-ост, а не какой-либо другой!"
  - Я же вспомнила! - повторяла она, всхлипывая. - Я же вспомнила название! "Вальпургиева ночь или Шаги командора"!
  Но ее никто не слышал.
  Все спали крепким сном, и благополучно проспали до самого Симферополя.
  
  - У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У! - НАДСАДНО ПРОГУДЕЛ ТЕПЛОХОД.
  - СМОТРИ, "САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН" ОТХОДИТ!
  - ГОСПОДИ, КОГДА ЖЕ НАМ-ТО ПОСАДКУ ОБЪЯВЯТ?
  - ВЫРАБАТЫВАЙ ТЕРПЕНИЕ!
  - ИЗ ЧЕГО ЕГО ВЫРАБАТЫВАТЬ-ТО?
  - ДАВАЙ ИЗ АГАПОВОЙ ВЫРАБАТЫВАТЬ БУДЕМ!
  - Я ВАМ ПОВЫРАБАТЫВАЮ! А КТО ХОТЕЛ ИСТОРИЮ ПРО РЫБАЛКУ?
  - МЫ! МЫ ХОТЕЛИ!
  - НЕТ, - СКАЗАЛ АЛЮСИК. - СЕЙЧАС Я РАССКАЖУ СВОЮ ИСТОРИЮ!
  
  ТАЙНА СОЛОМЕННОЙ СТОРОЖКИ
  Когда Алюсик еще учился в некоем высшем учебном заведении...
  Нет, начать следует не так.
  Некое высшее учебное заведение несколько раз за последнее время меняло свой имидж, постепенно превращаясь из простого института в целую АКАДЕМИЮ. Назвавшись Академией, данное учебное заведение завело у себя новые курсы и целые факультеты. Причем некоторые предметы на этих курсах и факультетах были настолько экзотическими, что для их прочтения невозможно было найти преподавателей. Поэтому Академия приглашала читать лекции - по совместительству - самых разных специалистов, некоторые из которых общались со студентами впервые в жизни.
  Большинство новообращенных преподавателей норовило читать свои курсы и лекции, не отходя от своего основного рабочего места. А некоторые - так и просто на кухне. Поэтому жизнь у студентов была весьма напряженная: они гонялись за знаниями по всему городу и даже выезжали за его пределы.
  Вот так Алюсиковой группе в один прекрасный четверг было назначено явиться к 11.00 в некий Научно-исследовательский институт, расположенный в городе Радиоугли. Название, конечно, странное, но, если есть город Электроугли, почему бы не быть и Радиоуглям? Где расположен сам город Радиоугли, группа знала приблизительно и договорилась встретиться на Ярославском вокзале, который являлся ближайшим к Радиоуглям географическим пунктом в Москве.
  Понятие "группа" требует расшифровки. По списку, хранившемуся в учебной части, в группе насчитывалось аж 9 человек. Но на вопрос: "А сколько человек у вас в группе?" студенты обычно отвечали: "От двух до пяти!". На занятиях же чаще всего присутствовали трое. Каждый раз это были какие-нибудь другие трое, но всегда трое. Таким образом, группа, меняясь качественно, количественно оставалась незыблемой.
  Нынешние трое были: Алюсик, Лариска и Саша.
  Четверг начался неудачно для всех.
  Алюсик ловил удравшую на чердак кошку. Кошка поймалась через 42 минуты, еще 26 минут ушло на зализывание ран и переодевание Алюсика, которому пришлось надеть ЮБКУ, так как джинсы, участвовавшие в ловле кошки, не годились больше ни на что, а остальные были грязные.
  Надо сказать, что Алюсик буквально с рождения ходил в брюках. Когда Алюсик достиг цветущего девичьего возраста, мама Алюсика стала предпринимать безуспешные попытки переодеть дочь в юбку. Дочь не поддавалась, и бедной маме оставалось лишь сокрушаться и каяться, так как первые брюки она сшила собственноручно. Переодеть Алюсика в юбку мечтали все ее друзья и знакомые, а больше всего ее Друг, который, увидев однажды совершенно случайно Алюсика в юбке, немедленно в нее (в смысле, в Алюсика) влюбился. Но Алюсик не уступал, хотя другой (вернее, другая) Алюсик на ее месте давно бы плюнул, и надел юбку - лишь бы отстали! Сильнее всего приставали к Алюсику Тетки на работе. Теток было трое: Старая Дева, Разведенная и Замужняя за Пьяницей. У всех них - даже у Старой Девы - были собственные дети, и они могли учить их жить, сколько душе угодно! Так нет! Они приставали к Алюсику:
  - Алечка! - начинала одна. - Ну как ты ходишь! Что это за походка! Что это за обувь! Одела бы туфельки на каблучках, лодочки, а то что это такое!
  - Алёк! - продолжала другая. - Что это у тебя на голове! Кошмар какой-то! Сделала бы завивочку, укладочку, бантик какой-ни-то прицепила, а то что это такое!
  - Алюнь! - завершала третья. - Ну что ты все в джинсах-то ходишь! Одела бы юбочку покороче, платьице какое с оборочками, а то что это такое!
  При этом они как-то не принимали во внимание, что, несмотря на отсутствие юбочки, укладочки и лодочек, Алюсик уже третий год прекрасно живет со своим Другом, который сдувает с нее пылинки, готовит еду, моет посуду и даже смирился с постоянными джинсами. И неизвестно, что было бы, если бы Алюсик последовал советам теток. Пожалуй, Друг, увидев Алюсика в бантиках, оборочках и с укладочкой, немедленно от него (в смысле, от нее) отрекся бы на веки вечные. Правда, Алюсику порой приходило в голову, что именно этого Тетки и добиваются. Поэтому он (то есть, она) еще крепче держалась за свой джинсовый имидж и менять его на всякие там "лодочки-укладочки" не собиралась!
  Лариска унимала собственного младенца, который один стоил пятерых кошек, и ни за что не хотел оставаться с няней. Ни за что-о-о-о-о-о! Унимание заняло где-то минут 38, после чего Лариске пришлось принимать душ и заново наклеивать двухцветные накладные ногти.
  Лариска была замужем за бизнесменом. В принципе, он вполне мог обеспечить Лариску пятью дипломами безо всяких хлопот с ее стороны. Но Лариска была девушка упорная, очень любила учиться, учиться и учиться. Чем и занималась в свободное от младенца время, которого у нее было с избытком, так как муж всего себя отдавал бизнесу, и Лариска общалась с ним в основном по сотовому телефону. Откуда взялся младенец при таком образе жизни, Лариска сама не могла понять. Мало того, в недалеком будущем ожидалось появление еще одного младенца!
  Саша...
  В утро четверга Саша 27 минут предавался задумчивости на автобусной остановке, в результате чего пропустил три вполне пригодных для проезда автобуса и уехал на самом неудобном, который по дороге к Ярославскому вокзалу заезжал ненадолго в Капотню.
  Саша был замечательный молодой человек: слегка подслеповатый, чуть-чуть глуховатый и - главное - очень склонный к внезапной задумчивости. Чаще всего он предавался задумчивости в таких местах, которые были для этого совершенно не предназначены. Например, на платформе станции "Библиотека им. Ленина" в час пик.
  Правда, нельзя не отметить, что никакая другая станция московского метрополитена - за исключением, быть может, "Комсомольской" - не располагает так к глубокой задумчивости, как "Библиотека им. Ленина". Есть все-таки в этом Бермудском четырехугольнике, образованном станциями "Боровицкая", "Александровский сад", "Арбатская" и упомянутая "Библиотека", нечто мистическое! Сколько усталых путников бродят внутри этой геометрической фигуры, не находя выхода! Сколько гостей столицы, чудом вырвавшись из этого Саргассова моря, наказывают детям и внукам никогда - НИКОГДА! - не приближаться к его берегам! Однажды даже сам Алюсик трижды прошел по маршруту Библиотека - Арбатская - Библиотека, пока не опомнился!
  Таким образом, в четверг утром все трое сошлись в месте сбора практически одновременно, опоздав на полчаса к назначенному времени. И Алюсик, и Лариска, и тем более Саша были людьми городскими, на электричках ездили очень редко и не знали, что ехать на электричке можно не тогда, когда это нужно тебе, а тогда, когда это удобно МПС. Электрички в Радиоугли отправлялись один раз в два часа. Та, на которую они опоздали, была последней перед перерывом. До следующей оставалось 5 часов совершенно свободного времени!
  Кто-то из троих вспомнил, что до славного города Радиоугли можно доехать и с другого вокзала: не то Рижского, не то Савеловского. Они поехали на вокзал - не то Рижский, не то Савеловский. Электричка на Радиоугли была! И они на нее даже не опоздали! И она даже отправилась вовремя! Но не доехала.
  Минут через 20 пути - практически еще в пределах Москвы - электричка остановилась, и машинист злорадно объявил, что: "ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ ПОЕЗД ДАЛЬШЕ НЕ ПОЙДЕТ. ПРОСЬБА ОСВОБОДИТЬ ВАГОНЫ!".
  Алюсик, Лариска и Саша освободили вагоны и оказались неизвестно где. На самой станции не было написано ни словечка, а спрашивать у прохожих, что за станция такая? Дибуны или Ямская? - им как-то не хотелось. Алюсик, Лариска и Саша пошли за народом, надеясь выйти к цивилизации. Цивилизация предстала перед ними в виде сплошных заборов, каких-то недостроенных объектов и функционирующих заводских предприятий. Вдалеке виднелась автобусная остановка, и троица направилась к ней в надежде, что у автобусной остановки есть какое-нибудь имя. Вот сейчас мы узнаем, где же мы находимся! С замиранием сердца приблизились они к остановочному домику и, не веря своим глазам, прочли: "ПРОЕЗД СОЛОМЕННОЙ СТОРОЖКИ"!
  Вокруг остановки никакой соломенной сторожки не наблюдалось! И не соломенной тоже! Что это за соломенная сторожка, чьим именем названа автобусная остановка? Где она? Чем она так знаменита? И в каком районе Москвы находится эта соломенная сторожка? Ответа на эти вопросы не было. Лариска даже позвонила по сотовому своему мужу и спросила у него, что это за Соломенная сторожка? Муж, которого Лариска оторвала от совещания с инвесторами, послал ее в эту соломенную сторожку, так и не объяснив, где же она находится!
  Тогда троица решила пойти путем уже испытанным, а именно: за народом. Народ неожиданно вывел незадачливых путешественников прямо к метро: не то к Савеловскому, не то Рижскому. И здесь, вместо того чтобы мирно разъехаться по домам, троица вспомнила, что до города Радиоугли можно доехать еще и на автобусе! От какой именно станции метро отправляется пресловутый автобус, никто из них не помнил, но они все-таки поехали, надеясь, что узнают эту станцию в лицо.
  Что их так тянуло в эти Радиоугли? Тем более, что занятия уже минут 20 как должны были начаться, а троица все еще ехала на метро! Непонятно! Очевидно, тяга к знаниям. Тем не менее они ехали, споря, где же им все-таки выходить: на Планерной или не на Планерной? В самый разгар спора, как раз когда двери вагона уже начали закрываться, Алюсик вдруг сорвался с места, схватил Лариску и Сашу за руки и с криком: "Выходим здесь!" вытащил их из вагона. Отдышавшись, Лариска с Сашей стали допрашивать Алюсика:
  - Почему это именно здесь?!
  - Не знаю! - честно ответил Алюсик. - Но здесь.
  Это оказалось действительно здесь. И автобус был. И шел до Радиуглей. И они на него успели. И он не сломался по дороге. И они доехали. Только не туда. Автобус шел в Радиугли-2, а им нужно было в Радиоугли-1! Разница между двумя Радиоуглями была незначительная, но ощутимая: река с удивительным названием Вобля разделяла их почти непреодолимым препятствием. Дело в том, что старый мост через реку Воблю оказался внезапно в состоянии ремонта (хотя всем давно было известно, что его пора ремонтировать), а новый - в состоянии строительства. Ездить ни по тому, ни по-другому было нельзя. Местные жители постепенно приспособились: либо ездили из Радио в Угли через Москву, либо переправлялись вброд, так как река Вобля была хоть и широка, но не глубока.
  Благодаря отсутствию моста через реку Воблю в городе Радиоугли неожиданно ожил Завод резиновых изделий, выпускавший галоши. Завод расширил ассортимент до резиновых сапог, закупил новое оборудование, повысил зарплату рабочим и даже начал ее выплачивать! В результате все население города Радиоугли, способное производить сапоги и галоши, теперь именно этим и занималось. Включая строительных рабочих с обоих мостов - недостроенного и ремонтируемого. В городе завелась Резиновая Мафия, а у мэра даже собака ходила в резиновых сапогах.
  Ну, как бы вы поступили на месте наших героев, а? Наверняка тем же автобусом вернулись бы обратно! Нет, не такова была наша троица! Ученье - свет, это они знали твердо. Поэтому стремились к этому свету знаний, как мотыльки на огонь!
  Оказалось, что переправиться через реку Воблю можно еще одним способом: на лодке. Переправу осуществлял Дядя Вася под присмотром молодцов из Резиновой Мафии. Местные жители перевозом не пользовались. Во-первых, очень дорого. Во-вторых, Дядя Вася был постоянно пьян, и все время норовил опрокинуть лодку. Утонуть в реке Вобле было, конечно, трудно, но промокнуть никому не хотелось.
  Алюсик, Лариска и Саша, не зная всех этих подробностей, смело подошли к перевозу. Два хмурых молодца с золотыми цепями на могучих шеях взяли с них плату за проезд (хорошо, что с ними была Лариска, которая все и оплатила) и спросили:
  - Спиртное с собой есть?
  - Нету! - испуганно ответила троица.
  Оказалось, хорошо, что нету, так как функция молодцов из Резиновой Мафии - кроме сбора денег - в том и состояла, чтобы не допускать на лодку спиртного ни в каком виде. Но как они не старались, обыскивая всех пассажиров, уже к середине дня Дядя Вася бывал пьян в стельку, а то и вдрабадан! Молодцы никак не могли понять, где же Дядя Вася берет выпивку, и подозревали, что бутылки притоплены у него вдоль фарватера, но лезть в холодную воду и проверять им было неохота. К концу рабочего дня Дядя Вася доходил уже до положения риз и сплавлялся вниз по течению, где его бесчувственное тело вылавливала жена и с ругательствами тащила домой.
  Алюсик, Лариска и Саша сели в лодку и поплыли. Лодка двигалась зигзагами и черпала бортами. Дядя Вася склонял название речки на все лады. Когда лодка находилась на середине, зазвонил Ларискин сотовый, отчего Дядя Вася подпрыгнул вместе с лодкой.
  - Ну, что там у тебя за Соломенная сторожка? - спросил Ларискин муж, избавившийся, наконец, от инвесторов.
  - Димочка! - откликнулась Лариска, вытряхивая воду из рукава. - Я тебе перезвоню попозже, ладно, дорогой? Мне сейчас не очень удобно разговаривать.
  - Лады! - сказал муж и отключился.
  Как ни странно, троица добралась до противоположного берега и уже без всяких приключений нашла тот самый НИИ. В проходной того самого НИИ сидела другая троица из их же группы, которая приехала в Радиоугли на той самой электричке с Ярославского вокзала, на которую опоздали Алюсик, Лариска и Саша! Они уже прослушали лекцию, но уехать обратно в Москву не могли, так как не успели на последнюю электричку перед перерывом, а первую электричку после перерыва отменили!
  Встреча была радостной, так как однокашники давно не собирались в таком полном составе. На радостях первая троица решила остаться и еще раз прослушать лекцию, чтобы потом вернуться в Москву всем вместе. Преподаватель по фамилии Кузюбердин Иван Иванович несколько удивился второму пришествию студентов, но после того, как ему объяснили все обстоятельства, благородно согласился прочесть лекцию еще раз.
  Когда лекция (дубль второй) окончилась, был уже глубокий и темный вечер, поэтому Лариска позвонила мужу, тот прислал за ними свой личный мерседес, который буквально за 20 минут домчал всех шестерых до Москвы. Через 12 минут после отъезда мерседеса, появился седьмой студент, который приехал на собственной "Ниве". В учебной части ему неправильно назвали время занятий. Преподаватель Кузюбердин воспринял появление седьмого студента как личное оскорбление и наотрез отказался читать лекцию в третий раз, решив про себя никогда больше не иметь дела с этой Академией.
  Где были два оставшиеся студента, и почему они не приехали в город Радиоугли, науке не известно. Да это и не важно, ибо и без них явка составляла практически 80%! Отсюда вывод: чем труднее достичь источника знаний, тем упорнее студент к нему стремится.
  Вернувшись в Москву, Алюсик, который с непривычки чудовищно замерз в юбке, пошел и купил еще три пары джинсов - на всякий случай.
  Лариска благополучно родила следующего младенца, а ее муж скупил на корню Завод резиновых изделий вместе с Мафией. Галоши теперь шли на экспорт.
  И только Саша... Бедный Саша никак не мог забыть Соломенную сторожку. Он пытался ее найти, но, как бы Саша не добирался: на электричке, на автобусе, на метро, с Савеловского вокзала или с Рижского, результат был всегда один - не только Соломенной сторожки, но и автобусной остановки с этим названием он не находил. Саша стал задумываться чаще обычного, рылся в справочниках и расспрашивал старожилов. Соломенная сторожка снилась ему во сне, принимая самые неожиданные формы и топорщась соломой. Он просыпался с криком. Самым страшным был сон про энциклопедию: Саша листал толстый том, зная, что вот-вот дойдет до статьи "Соломенная сторожка" и узнает, наконец, что же это такое. Но, дойдя до нужной страницы, он с отчаяньем видел картинку с изображением огромной злой собаки. Подпись под картинкой гласила: "Соломка сторожевая".
  Словом, как тот герой, которому для достижения счастья нельзя было думать о белом медведе, Саша и хотел бы не думать о Соломенной Сторожке, но не мог...
  
  - А Я ЗНАЮ, А Я ЗНАЮ!
  - Я ЗНАЮ, ЧТО ТАКОЕ СОЛОМЕННАЯ СТОРОЖКА! Я ЗНАЮ!
  - НУ! - ЗАКРИЧАЛИ ВСЕ ХОРОМ.
  В ЭТОТ МОМЕНТ ПОЯВИЛСЯ ПЕТРОВИЧ. ПРОСНУВШИСЬ НА СЕРЕДИНЕ РАССКАЗА, ОН ПОШЕЛ ПРОГУЛЯТЬСЯ, И ВОТ ТОЛЬКО ЧТО ВЕРНУЛСЯ В КРАЙНЕ ВОЗБУЖДЕННОМ СОСТОЯНИИ.
  - ЧТО ВЫ СИДИТЕ! АВТОБУС УЖЕ ПОЛЧАСА КАК ПРИШЕЛ, ЗА УГЛОМ СТОИТ! СИДЯТ! ДАВАЙ СКОРЕЙ, А ТО УЕДЕТ!
  ВСЕ ПОДХВАТИЛИСЬ И ПОНЕСЛИСЬ.
  ВПЕРЕДИ, СПОТЫКАЯСЬ НА ШПАЛАХ И ВЫРЫВАЯ ДРУГ У ДРУГА ГИТАРУ, МЧАЛИСЬ МЕЛКИЕ, ПОДГОНЯЕМЫЕ ПЕТРОВИЧЕМ. ЗА НИМИ КОСМАТЫМ ЛАЮЩИМ КЛУБКОМ КАТИЛИСЬ МЕСТНЫЕ СОБАКИ. ДАЛЬШЕ БЕЖАЛ ОСНОВНОЙ СОСТАВ. В АРЬЕРГАРДЕ БЫСТРЫМ СПОРТИВНЫМ ШАГОМ ШЛИ МИТЯ И ЛИЗА. ОНИ НЕСЛИ ЗА РУЧКИ КОРЗИНКУ С СОНЬКОЙ. СОНЬКА ПРОСНУЛАСЬ И СИДЕЛА В КОРЗИНКЕ С ВИДОМ МАЛОЛЕТНЕЙ ИНФАНТЫ, УЛЫБАЯСЬ ВО ВСЕ СВОИ ПОЛТОРА ЗУБА. В ОДНОЙ РУКЕ ОНА ДЕРЖАЛА БОЛЬШОЕ КРАСНОЕ ЯБЛОКО, В ДРУГОЙ - КРУГЛУЮ ПОГРЕМУШКУ НА ДЛИННОЙ РУЧКЕ. ПОСЛЕДНИМ ШЕЛ ТОМАС, ДОЧИТЫВАЯ НА ХОДУ МОНОГРАФИЮ ЛЕОНОВОЙ-МЛАДШЕЙ. ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ОН ПОДБИРАЛ ОБРОНЕННЫЕ ИНФАНТОЙ ТО СКИПЕТР, ТО ДЕРЖАВУ. ВСЕ ЗАГРУЗИЛИСЬ В ТРАМВАЙ, ДВЕРИ ЗАКРЫЛИСЬ, ТРАМВАЙ ТРОНУЛСЯ.
  - СТОЙ! СТОЙ!
  ВОЗНИЦА ПРИДЕРЖАЛ ЛОШАДЕЙ. ВЫСКОЧИЛА АГАПОВА И ПОНЕСЛАСЬ ЧЕРЕЗ ПРИВОКЗАЛЬНУЮ ПЛОЩАДЬ, СОПРОВОЖДАЕМАЯ ЛАЮЩИМИ СОБАКАМИ И КРИКАМИ ОСТАЛЬНЫХ ПАССАЖИРОВ. ОНА ЗАБЫЛА РЮКЗАК. ЧЕРЕЗ МИНУТУ АГАПОВА С РЮКЗАКОМ ПРИМЧАЛАСЬ ОБРАТНО. ДВЕРИ ЗАДРАИЛИ, ОТКАТИЛИ ТРАП И САМОЛЕТ НАКОНЕЦ ВЫЕХАЛ НА РУЛЕЖКУ. ВСЕ ПРИСТЕГНУЛИ РЕМНИ И ПЕРЕСТАЛИ КУРИТЬ. СОСТАВ МЕДЛЕННО ОТОШЕЛ ОТ ПЕРРОНА, УБРАЛИ ШАССИ, И ПАРОХОД, ПОКАЧИВАЯСЬ НА ВОЛНАХ, ВЫШЕЛ В ОТКРЫТОЕ МОРЕ. КОМПАНИЯ РАЗМЕСТИЛАСЬ НА ВЕРХНЕЙ ПАЛУБЕ. МЕЛКИЕ СПАЛИ, СБИВШИСЬ В КУЧКУ. ТОМАС ДОЧИТЫВАЛ СОНЬКЕ ПРИМЕЧАНИЯ К МОНОГРАФИИ ЛЕОНОВОЙ-МЛАДШЕЙ "ФУНКЦИОНАЛЬНО-ПЛАНИГРАФИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ИЕНЕВСКИХ МЕЗОЛИТИЧЕСКИХ СТОЯНОК". СОНЬКА ВНИМАТЕЛЬНО СЛУШАЛА. ПЕТРОВИЧ ИГРАЛ НА ГИТАРЕ. ОСТАЛЬНЫЕ ПЕЛИ. ВСЕ СИДЕЛИ НА РЮКЗАКАХ. БЕЛЫЙ ПАРОХОД МЕДЛЕННО РАСТАЯЛ В ТУМАНЕ, И ТОЛЬКО ПРЕКРАСНАЯ МЕЛОДИЯ ВЕЧНОЙ "СЛАВЯНКИ" ЕЩЕ ДОЛГО ВИТАЛА НАД ВОЛНАМИ, ТРЕВОЖА ЧАЕК И ПУГАЯ ДЕЛЬФИНОВ:
  
  Провожали вы нас на Смоленщину,
  Как в отряд провожают солдат.
  И рыдали любимые женщины,
  Словно мы не вернемся назад!
  Прощай, дорогая! Я твой дорогой!
  Уж дирхем припрятан -
  Теперь всегда он будет мой! И твой!
  Если я вернусь к тебе домой!
  Этот дирхем весьма пригодится нам,
  Потому что за тяжкий наш труд,
  Как Авдусин сказал в экспедиции,
  Никому ничего не дадут!
  Прощай, дорогая...
  Я твой дорогой...
  Если я вернусь к тебе домой...
  
  КОНЕЦ
  
  И ЕЩЕ ТРИ МАЛЕНЬКИХ ИСТОРИИ ПРО ЛИЗУ И АГАПОВУ
  
  ФУА-ГРА С ВОЛОШИНЫМ
  
  Однажды Агаповой достался пригласительный билет на вернисаж. Билет был совершенно необыкновенный - из чистого серебра! И закладочка в нем была серебряная, и конвертик к нему - серебряный! Ну, конечно, конечно, не из чистого серебра, а всего-навсего из серебряной бумаги, но Агапова как девушка смышленая, рассудила, что ежели люди так потратились на простой пригласительный билетик, то уж фуршет-то обязательно будет. А фуршеты Агапова любила.
  Поэтому с утра пораньше она стала названивать Лизе в музей и звать ее с собой за компанию. Лиза, как всегда замотанная, сначала наотрез отказалась.
  - Ты же знаешь, не люблю я эти вернисажи! Толком ничего не увидишь, народу тьма, одни разговоры... Да, да Анна Аркадьевна, я Вас слушаю! Нет, нет, это я не тебе! Ты посмотри там, в левом шкафу... Или в правом... Подожди...
  Лиза разговаривала одновременно по двум телефонам - городскому и внутреннему и чувствовала себя телефонной барышней в Смольном накануне восстания, а тут еще Агапова по мобильнику с ее вернисажем!
  - А что за вернисаж-то? - спросила она уже более осмысленно, повесив, наконец, обе трубки.
  - Акварели Волошина...
  Волошина? Не пойду! У меня у самой в фонде его акварелей штук двадцать есть!
  - ...которые подарил Барышников...
  - Барышников! - завопила Лиза, - Да что ж ты молчишь-то!
  - Да я не молчу, - робко возразила Агапова, которая в разговорах с Лизой всегда как-то терялась. - Я как раз и объясняю...
  - Короче! Где и когда?
  Агапова объяснила, где и когда, и девицы расстались. Барышников! Лиза обожала Барышникова! Она, конечно, знала, что он знаменитый... Балерин? Балерун? Но полюбила его всем сердцем только после того, как посмотрела сериал "Секс в большом городе", где он изображал русского художника, гениального и одинокого, которого эта американская дура Керри Бредшоу не оценила и променяла на такого же американского дурака! Эх, сама бы Лиза...
  И Лиза немножко помечтала, как она увидит на вернисаже Барышникова, гениального и одинокого, и как они встретятся взглядами, и как он подойдет к ней, и как он скажет... Ну, что-нибудь скажет. Конечно, рассудком Лиза понимала, что никакой Барышников на этот вернисаж не придет, а если и придет, то вряд ли обратит на нее внимание... Да и вообще... Сонька... Митя опять же... Он хоть и не гениальный, но свой, родной! А помечтать... Помечтать никогда не вредно.
  Приближаясь к месту вернисажа, Лиза с Агаповой несколько занервничали - столько туда шло народу, столько парковалось машин, столько элегантных девиц щебетало по мобильникам. И ни одного знакомого лица! Ни одного коллеги-музейщика, хоть отдаленно известного!
  - Слушай, ну ни одной знакомой рожи! Кто эти люди?
  - А вот это кто-то знакомый...
  - Кто-то! Ну ты даешь, Агапова! Начальство надо знать в лицо! - в предбаннике раскланивался министр культуры, похожий на Вини-Пуха, объевшегося меда.
  - А я-то думаю, гдей-то я его видела! А в телевизоре...
  Лиза с Агаповой удачно заняли последние два свободных места и стали оглядываться по сторонам. Прямо перед ними сидели две девицы, одетые не так, чтобы что-то: юбочки-кофточки черненькие, и украшений почти никаких, и причёсочки самые вроде обычные, и меховой шарф на плечах весьма скромненький. Но от них так и веяло ароматом богатства и дорогим парфюмом. Девицы мило улыбались, показывая безупречные зубы, и рассылали вокруг воздушные поцелуи.
  - И что в них особенного? - недоумевала Лиза, остро ощутившая собственную никчемушность на фоне этих существ иной породы, - и норка у нее какая-то облезлая! И спина в веснушках...
  Вечер шел своим чередом. Выступил министр культуры, потом еще какие-то значительные лица, потом - Ты посмотри, посмотри: усы как у кота! - Да не у кота, а у Сальвадора Дали! - произнес невнятную речь молодой человек, привезший, как выяснилось, эти самые акварели Волошина. Чем он еще занимался по жизни, кроме как перевозил барышниковские подарки и холил усы, Лиза с Агаповой не поняли. Но усы их впечатлили.
  - Как ты думаешь, как он этого добивается? Чтоб вот так торчали?
  Ну, не знаю! Наверно, гель какой-нибудь...
  - Неудобно, наверное...
  - Что неудобно?
  - Ну там, есть, пить... Целоваться опять же...
  - Да нет, смотри, они как торчат! Как раз удобно между ними в рот попасть...
  Тут началась художественная часть вечера. Невидимый девицам пианист играл что-то соответствующее, а в промежутках черноволосый и угрюмый на вид молодой человек хрипловатым баритоном зачитывал с листа стихи Волошина.
  - Не, плохо читает! - сказала Агапова.
  - Ага. Уж выучить не мог.
  - А что это гудит все время? И громыхает?
  Лиза прислушалась
  - Наверное, это метро!
  - Точно, метро.
  Метро создавало дополнительный эффект: так и казалось, что с вершины горы, запечатленной на огромной фотографии, занимавшей пол стены, сейчас сорвется лавина и накроет собой все мероприятие. На фоне этой горы шел по степи сам автор акварелей - босой, в хламиде, с развевающимися кудрями - уже несколько посетителей сфотографировалось рядом с Волошиным, смотревшим на них с некоторым недоумением.
  За спинами зрителей работал монитор, и Лиза с Агаповой все выворачивали шеи, чтобы увидеть, как Зевсоподобный Макс что-то вдохновенно лепит, а подстриженная в скобку Пра ест из миски какую-то еду, а потом кормит из той же миски собак. Но поворачиваться было очень неудобно.
  Публика вокруг была самая разнообразная: слева сидел, опираясь о палку, зловещий старик - он спал, угрожающе оскалив зубы, и время от времени встряхивался, опоминаясь. А справа сидела скромно одетая дама...
  - Ты посмотри, посмотри! - Агапова толкнула Лизу в бок, - Ты посмотри, какие у нее серьги! Серьги и впрямь были знатные: золотые совы с бриллиантовыми глазками и жемчугами в пузе - каждая грамм на 100 потянет, не меньше!
  Торжественная часть кончилась и гостей пригласили осмотреть экспозицию и отдать должное фуршету. Экспозицию из 28 акварелей Лиза с Агаповой осмотрели с рекордной скоростью - Лиза ничего нового для себя не обнаружила, а Агаповой очень уж хотелось есть.
  Фуршет был накрыт в двух залах, и девицы выбрали тот, что поменьше и потемней, справедливо рассудив, что другой, очевидно, для начальства.
  - Ты что пить будешь?
  - Не знаю... А что у них есть?
  - А-а! Хенесси! Мы будем пить Хенесси! - постановила Лиза.
  Официант скупо отмерил коньячку в крутобедрые бокалы, и девицы отошли в сторонку, оглядываясь в поисках еды. Еду на подносах выносили официанты.
  - Как мы удачно с тобой встали! - сказала Агапова, - прям на выходе будем их перехватывать!
  - Ага! Будем на взлете отстреливать!
  Первой добычей девушек оказались малюсенькие круглые штучки, похожие на конфетки.
  - Чего оно такое?
  - Не зна-аю... Но вкусно!
  Дальше последовали штучки продолговатые, квадратные, прямоугольные, нанизанные на шпажки и сами по себе. Осмелев, Лиза стала спрашивать у официантов, что они предлагают народу. Мило улыбаясь, официанты отвечали: это утка! Или - это рыба. Черную икру Агапова опознала самостоятельно. Официантов с подносами было трое - двое молодых людей и девушка. Один из них, высоченный верзила, скоро наловчился обходить Лизу с Агаповой, подняв поднос повыше, но двое других оставались подругам на растерзание. Вечер становился томным. Публика журчала и переливалась из угла в угол, официанты, шныряя среди гостей, ненавязчиво предлагали коньяк и шампанское - девушки с готовностью освежили свои бокалы.
  - Смотри, - сказала Агапова, - цветочки предлагают!
  - Какие цветочки?
  - Да вон!
  И правда, очередной официант вынес поднос с красными цветочками.
  - Что это?!
  - Это курица, - последовал скромный ответ.
  - Курица?..
  Предлагаемая курица представляла собой маленький прямоугольный брусочек, на верхней грани которого возлежал круглый алый лепесток с черной жемчужинкой-икринкой посредине.
  - Слушай, это же жалко есть!
  - Да-а...
  - А цветочек? Тоже съедобный?
  - А кто его знает! - и Лиза храбро засунула икебану из курицы в рот.
  - Ну? Ну? Как оно?
  - Не знаю... вку-усно!
  - А цветочек?
  - Настоящий...
  Девушкам было хорошо. По озерцам Хенесси в желудках мирно плавали краснолепестковые лодочки с черным жемчужинками, окружающие лица казались родными и милыми, и даже когда мимо них прошел Хазанов, оказавшийся даже ниже Лизы ростом, они нисколько не удивились: ну - Хазанов, ну - прошел. Ничего специального. Агапова присела было на подоконник, на котором стояла изысканная цветочная композиция из белоснежных роз и еще каких-то цветов, свисавших длинными плетями, но Лиза ее вовремя перехватила:
  - Ты что! Цветы помнешь!
  - Да что им сделается, пластмассе...
  - Какой пластмассе, дура! Они живые!
  - Хто живые? Они? - и Агапова потрогала нежную плеть. - Ой, и правда живые! А я чуть не села...
  - Слушай, может домой поползем уже? Времени-то сколько уже? У меня семья, дети...
  - Де-ети? - удивилась Агапова, помнившая только Соньку - и скоко?
  - Один дети - одно дЕтя, нет, одна дитЯ. Все равно, пора...
  - А сладкое?
  - Вот, смотри, наверное, это сладкое, - и Лиза зацепила за рукав проходящего официанта. В руках у него было блюдо с круглой булкой, выдолбленной посредине, а из булочной дырки торчали тоненькие вафельные трубочки.
  - А это что такое?
  - Фуа-гра.
  - Что?! - и Лиза нагло схватила пучок хрупких палочек, только крошки полетели. Официант стремительно отпрянул.
  - Агапова! На!
  - Чегой-то это?
  - Фуа-гра!
  - А чего это?
  - Чего-чего! Паштет из гусиной печенки! Самый дорогой в мире! Гуся специально откармливают грецкими орехами! Ешь давай!
  - А где ж паштет-то?
  - Да вот он, в трубочках!
  И Лиза с Агаповой благоговейно просмаковали трубочки с паштетом фуа-гра.
  В опустевшем выставочном зале убирали стулья, слонялись одиночные гости, на стенах грустно висели маленькие волошинские акварели - мягко сияло южное солнце, набегали волны, медленно плыли царственные облака, несколько помрачневшие за 75 прошедших лет, а на экране монитора Пра все кормила и кормила собак, и Макс, потрясая копной кудрей, все лепил и лепил что-то из глины, послушно оседавшей под его могучими руками.
  На улице было холодно и темно.
  Важно разъезжались всякие порше и мерседесы. Лиза с Агаповой, взявшись за руки, припустили бегом до метро и так громко заорали "Девушки из высшего об-щест-ва! Сохнут от одино-чест-ва!" - что садившаяся в машину элегантная дама нервно захлопнула дверцу, прищемив полу норковой шубки и сломав высоченный каблук туфли от Маноло Бланика.
  
  БАОБАБЫ И ПЕПЕЛАЦЫ
  
  - Какая выставка? - рассеянно спросила Лиза, пытаясь одновременно печатать отчет и слушать Агапову в телефоне.
  - Про Мадагаска-ар...
  - Про... что?!
  - Ну, остров Мадагаскар!
  - Агапова, образумься! Какое отношение ты имеешь к Мадагаскару?
  - Ты понимаешь, приятель попросил меня прийти, создать публику.
  - Что за выставка-то?!
  - Фотографий же! Он же был на Мадагаскаре! И там все снимал! Баобабы, лемуры...
  - Разве на Мадагаскаре есть баобабы?
  - Наверно... И вообще, я всегда мечтала побывать на Мадагаскаре!
  - Да ты хоть знаешь, где это?
  - Ну-у... Где-то та-ам... Внизу.
  - Внизу! Ох, Агапова...
  - Ну пойдем, ну пожалуйста-а!
  - Вот только Мадагаскара мне и не хватало!
  Вот только Мадагаскара Лизе и не хватало в ее бурной музейной жизни. Годовой отчет, сверки-проверки, Митя в гриппе, Сонька в капризах, а еще...
  Ну да ладно.
  Мадагаскар имел место быть в небольшом зальчике Чеховской библиотеки. Лиза с Агаповой пришли раньше всех, и им пришлось помогать устроителям. В то время как Лиза - опытный экспозиционер - развешивала этикетки, Агапова пристроилась к разливу вина, и бойко жала на крантик в картонном винном пакете. Скоро около нее выстроилась батарея стаканчиков с красной (очевидно, от стыда) "Исповедью грешницы". Взяв по стаканчику, Лиза с Агаповой пошли рассматривать фотографии.
  - Ты смотри, и правда баобабы!
  - Бао-ба-бы...
  - Знаешь, на что они похожи?!
  - На что?
  - На пепелацы!
  - Пепелацы?
  - Ну помнишь, фильм "Кин-дза-дза"? Там такой аппарат летательный - вылитый баобаб! Только покороче. И потолще.
  - Разве пепелац?
  - А нет?
  - Как-то не так...
  На фотографиях малахитом зеленели мадагаскарские леса, баобабы вздымали к синему небу узловатые ветви, безумными глазами таращились изящные лемуры с полосатыми хвостами, веселые мальгаши занимались своими мальгашскими делами, и медленно набегали волны океанского прибоя...
  Публика постепенно наполняла зальчик. Народ разглядывал фотографии и предметы декоративно-прикладного искусства, разложенные на рояле темнокожей дамой из посольства. Там были сумочки, браслеты и еще что-то непонятное из ракушек.
  Наконец приятель Агаповой вышел на сцену и призвал народ к порядку. Первым выступал представитель посольства, который на чисто французском языке пригласил присутствующих отдыхать на Мадагаскаре. Присутствующие в принципе не возражали. Единственным препятствием, судя по всему, было отсутствие прямых рейсов Москва - Антанариве.
  - А как же лететь тогда?
  - Да ты слушай - он же говорит: через Париж!
  - Через Пари-иж... Хочу через Париж!
  Похоже, присутствующие тоже были не прочь лететь через Париж.
  Лиза оглянулась на зал. Публика была скромного интеллигентного вида, норок и бриллиантов не наблюдалось, деньгами явно не пахло, и Лиза задумалась, понимает ли представитель Мадагаскара, КОГО он зазывает на остров? Дальнейшие выступления ввели Лизу в транс. Агапова так просто сидела, разинув рот, и даже не допила "Грешницу". Сначала выступил писатель...
  - Ты его знаешь? - спросила Агапова, которая была уверена, что Лиза всё знает.
  - Не-а.
  Писатель прочел эссе о Мадагаскаре. Судя по эссе, на Мадагаскаре он никогда не был. Другой писатель долго рассказывал о мистическом характере его случайного знакомства с Агаповским приятелем. И тоже прочел эссе о Мадагаскаре. Мистическое. Потом выступал драматург, написавший пьесу о Мадагаскаре. В стиле исторического фэнтези: немцы победили во второй мировой, сослали на Мадагаскар всех евреев, а сами ездят туда отдыхать. К евреям, стало быть. Которые работают в обслуге отелей. И чего было их так далеко ссылать? Нет, Мадагаскар, оно, конечно...
  Потом выступал политик...
  - А его ты знаешь? - уже с подозрением спросила Агапова.
  - Не знаю! И знать не хочу.
  Политик пространно доложил собранию о важности политико-экономических связей России и Мадагаскара, причем почему-то все время упоминал Буркина-Фассо. Представитель посольства, сидевший перед Лизой и внимательно слушавший переводчика, даже переспросил:
  - Буркина-Фассо?!
  - Уи, уи!
  - Пуркуа Буркина-Фассо?!
  Последняя поэтесса - бледная девушка с горящим взором - с места в карьер взяла такой темп, что приятель Агаповой смог ее поймать и остановить только через 20 минут! Она с жаром распиналась про искусство и анти-искусство... В общем, это были единственные понятные слова в ее речи. Ну, еще Мадагаскар.
  - Ты чего-нибудь понимаешь?
  - Ничего я не понимаю!
  Тут как раз объявили перерыв. Лиза категорически заявила, что с нее на сегодня Мадагаскара хватит! И вообще, там Митя в гриппе.
  - Хорошо-хорошо! - согласилась присмиревшая Агапова, и девушки направились к выходу, обходя дальней стороной бледную поэтессу, которая в углу держала политика за пуговицу и вещала ему про искусство и анти-искусство, а он вяло отбивался, время от времени вставляя: "А вот Буркина-Фассо..."
  Лиза добралась до дому уже ближе к ночи, потому что маршрутка застряла в пробке. Митя был болен, голоден и раздражен, на мобильнике кончились деньги, Сонька требовала любви и ласки, кот разбил подаренную бабушкой чашку, в компьютере ухнулся Виндоус, и в доме не было хлеба. Совсем. Ни крошки. Ост-ров Ма-да-гас-кар, - уныло думала Лиза, замешивая блинчики, - ост-ров Ма-да-гас-кар...
  Когда Митя был накормлен и утешен, Сонька обласкана и уложена, кот обруган и наказан, белье постирано, а на кухонном столе, накрытая миской, высилась гора блинчиков, Лиза, наконец, улеглась сама. В сонной темноте перед ней медленно плыли малахитовые мадагаскарские леса, баобабы вздымали к синему небу узловатые ветви, безумными глазами таращились изящные лемуры с полосатыми хвостами, веселые мальгаши занимались своими мальгашскими делами, и медленно набегали волны океанского прибоя...
  - Тук-тук-тук!
  Это стучал из последних сил мобильник, оповещая о пришедшей смс-ке. Лиза пошлепала рукой по тумбочке, нашла мобильник и в мерцающем синем свете прочла на экраничке сообщение от Агаповой. Сообщение состояло всего из двух слов:
  - Точно, пепелац!
  
  ЛИЗА И АГАПОВА ЕДУТ НА ДАЧУ
  
  Эта история произошла в тот короткий промежуток времени, когда Лиза уже развелась с Репотаном, а Нина Юрьевна (для друзей - Нюсик, для особо близких - Крошка Ню) еще не принялась подыскивать для нее нового жениха, так что Лиза была совершенно свободна, и ничто не мешало ей отправиться вместе с Агаповой на дачу, где обретались Агаповские мама и бабушка. Подруги предполагали встретиться прямо в электричке, потому что Лиза ехала из Москвы, а Агапова должна была подсесть на промежуточной станции. Агапова честно подсела во второй вагон от головы состава, как и было договорено, но никакой Лизы там не обнаружила.
  Повздыхав, Агапова решила пройтись по вагонам, чтобы поискать Лизу, потому что была не уверена, помнит ли та, где нужно выходить, хотя и говорила ей об этом раз пять, но Лиза пребывала в несколько рассеянном состоянии - воздух свободы ударил ей в голову, и эта самая голова тут же по самые уши погрузилась...
  Нет, не в сладостные мечтания, как вы могли бы подумать.
  Где Лиза и где эти самые сладостные мечтания? Я вас умоляю!
  ... в серьезные размышления: Лиза обдумывала очередной доклад, которым надеялась потрясти научную общественность. Один раз она уже пыталась это сделать, но тогда компьютер сожрал написанный Лизой доклад и не поморщился. Но теперь Лиза оправилась, наконец, от потрясения и принялась ваять новый шедевр искусствоведческой мысли. Поэтому Агапова справедливо опасалась, что Лиза вообще могла сесть не в ту электричку. Или просто позабыть про Агапову. А Лиза была очень нужна Агаповой на даче. Не как физическая сила, хотя, конечно, вдвоем обирать черную смородину лучше, чем в одиночку. А этой самой смородины на даче у Агаповой было завались, потому что неугомонная бабушка все время эту самую смородину разводила, втыкая в землю обломанные от куста веточки. И все они дружно укоренялись и мгновенно начинали плодоносить. Но дело было не в смородине. Агапова уже три недели не показывалась на даче и подозревала, что ее ждет не слишком ласковый прием. А Лиза должна была отвлечь на себя внимание Агаповских мамы и бабушки - обе Лизу любили и всегда ей радовались. Чем же была так занята Агапова, спросите вы, что не удосужилась доехать до родной дачи? А мы не знаем. И если вы вдруг встретите Агапову, обязательно спросите. А потом нам расскажете.
  Агапова, с трудом продравшись сквозь толпы пассажиров, уже успевших понабиться в электричку, обнаружила Лизу в шестом вагоне и плюхнулась рядом, благо место было.
  - Ну, и где ты вообще? - возмущенно спросила Лиза, уже несколько перетрусившая от отсутствия Агаповой.
  Агапова обалдела от такой наглости и возопила:
  - Я то-то тут, а вот ты где?!
  - И я тут! Видишь, как хорошо.
  - Да чего ж хорошего-то? Я тебе в какой вагон сказала садиться? Во второй от головы состава! А это какой?
  - А что, разве не второй?
  - Шестой, Лиза! Шестой!
  - Как шестой?! Не может быть! Я же считала!
  - Откуда ты считала? Ты паровоз видела?
  - Видела! На картинках. А так нет. А что?
  - Да не паровоз! Тепловоз! Который везет состав! Видела?
  - А-а! - сказала Лиза, потом, подумав, добавила: - Э-э...
  - Ну?!
  - Если вдуматься, то тепловоз как таковой я, пожалуй, все-таки не видела. Но знаешь, там состав так загибался, что я подумала...
  - Это я сейчас загнусь! - мрачно сказала Агапова и отвернулась к окну.
  - Ладно, Агапчик, не сердись! А сколько нам ехать, долго?
  - Долго.
  - А почему нам надо было непременно во второй вагон?
  - Да я ж тебе говорила!
  - Я забыла, - кротко сказала Лиза, умильно глядя на Агапову широко распахнутыми карими глазами. В этот момент она была как никогда похожа на Лайзу Минелли. - Хочешь кофе? Я термос захватила.
  "Нет, ну вот что с ней делать?" - подумала Агапова, но кофе все-таки взяла.
  - Честно, я думала, что это второй вагон, - жалобно произнесла Лиза. - Ну, хочешь, пристрели меня из микроскопа!
  Это было любимое выражение Лизы и, надо сказать ей часто приходилось его употреблять.
  - И почему это я не взяла с собой микроскоп, - вздохнула Агапова. - Объясняю в пятый раз для тупых! Именно во второй вагон потому, что платформа на 132-м километре короткая, только на два вагона. А в первом я ехать не люблю. Так что нам теперь придется либо тащиться обратно, либо прыгать прямо на землю...
  - Ух ты! - сказала Лиза. - Прямо как в гражданку!
  - Скажи спасибо, что нам на крыше вагона ехать не пришлось, - пробурчала Агапова и протянула крышечку термоса за новой порцией кофе.
  Подруги даже не предполагали, что им не придется ни тащиться, ни прыгать. Поэтому ехали совершенно спокойно: болтали о том - о сём, глазели в окна, разгадывали кроссворды и за обе щеки уплетали купленные тут же в вагоне теплые пирожки. Главной темой разговоров, конечно же, были приключения подруг в разных путешествиях.
  - А ты знаешь, как я вышла в окно? - спросила Лиза, выслушав рассказ Агаповой о том, как ее завернули на паспортном контроле Шереметьево, потому что дата вылета в билете не совпадала с визой, и ей пришлось менять билеты, потеряв кучу денег, чтобы назавтра все повторить, уже успешно. Правда, это была командировка, так что деньги в итоге потерял институт, в котором Агапова тогда работала.
  - Не, не знаю! А зачем?
  - По глупости!
  А дело было так: гуляя по какому-то маленькому бельгийскому городку, Лиза решила перекусить и зашла в кафе - практически без стен, окна до полу. Заказала что-то, съела, расплатилась и пошла к выходу, думая: "И чего этот молодой человек так уселся, что выход загородил, да еще рюкзак у самой двери поставил!" Лиза отодвинула рюкзак, открыла стеклянную дверь, шагнула на улицу - пара ступенек тут бы не помешала... А потом оглянулась и увидела, что пара ступенек находится, где им и положено - у двери, а она-то вышла в окно! И все посетители кафе таращится на нее в изумлении, замерев с вилками-ложками и открытыми ртами.
  - Здорово! - сказала Агапова.
  - Ага! Я ржала до самого Брюсселя, вспоминая их рожи!
  - Ой, слушай, а что со мной было! В позапрошлом году! Помнишь, я ездила на Север за компанию с Гогеном и его приятелем?
  Гоген был близким другом Агаповой и отличался широким разнообразием интересов: скалолазанье, дайвинг, банджи-джампинг, рафтинг, зорбинг и тому подобные опасные развлечения. Один раз, в самом начале отношений, Агапова тоже полезла на скалу вслед за Гогеном. Чего не сделаешь ради большой и чистой любви! Лазали они по скале Кошка в Симеизе: она с отрицательным уклоном - самое то, чтобы огрести неприятностей на свою задницу. Правда, пострадала только задница Агаповой, потому что Гоген довольно быстро и успешно со скалы слез и пошел пить пиво, а Агапова смогла спуститься не сразу. Честно говоря, он и влезть не смогла, а застряла на середине. И долго там болталась, пока тот же Гоген со товарищи ее оттуда не снял, после чего она зареклась связываться с любым экстримом, хотя Лиза справедливо полагала, что лучше бы Агапова не связывалась с самим Гогеном. Но, как известно, любовь зла! На фоне скалы Кошка и прочего вейкбординга поездка в заброшенную северную деревню не показалась Агаповой опасной, а зря, потому что приключений хватило бы на сериал "Выжить любой ценой": девять сезонов по пятнадцать серий.
  Из всех деревенских происшествий Агапова выбрала историю с дверью - наверно, по ассоциации с Лизиным окном. А дело было так: друзья остановились на ночевку в гостинице одного маленького провинциального городка. Гогена с приятелем разместили в двухместном номере, а одну Агапову - в шестиместном. Гостиница была деревянная, двухэтажная, потолки высоченные, в номерах - краны с водой, а туалет - только на первом этаже. Попали они туда уже поздно ночью. Агапова так устала, что сразу заперлась, улеглась, навалила на себя одеял и заснула. Спустя некоторое время ей понадобилось в туалет. Агапова встала, натянула на себя штаны и ветровку, но не смогла открыть дверь! Пробовала и так, и сяк, но все никак. Она долго и бесполезно экспериментировала, а Гоген, как потом оказалось, слышал из своей комнаты звяканье ключа, но на помощь не спешил: мало ли, что там звякает. Наконец, наступило утро, и пришла дежурная, чтобы разбудить путешественников по их же просьбе. Ключи у нее были, но она тоже не смогла открыть дверь. Легким движением руки дверь открыл Гоген, когда, наконец, проснулся и соизволил встать.
  - Слушай, а как же ты обошлась до утра?! - спросила Лиза, в ужасе тараща глаза. Она хорошо понимала страдания Агаповой, потому что сама везде первым делом выясняла расположение туалета.
  - Ой, ты не поверишь! Я...
  Но продолжить не смогла, потому что раздалось объявление по громкой связи:
  - По техническим причинам поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны.
  Лиза с Агаповой в числе прочих ошарашенных пассажиров освободили вагоны.
  - Приехали! - мрачно сказала Лиза, оглядываясь по сторонам.
  - Точно, - еще более мрачно подтвердила Агапова.
  - А куда это мы приехали? Отсюда можно как-нибудь к вам на дачу попасть?
  - Понятия не имею! Если бы мы вылезли на пару станций раньше, могли бы на автобусе уехать. А отсюда автобусы к нам не ходят. Вот же засада!
  Но возмущались не только Лиза с Агаповой, а все высаженные пассажиры: следующая дальняя электричка ожидалась только часа через три. Начальник станции стал принимать экстренные меры, опасаясь, что толпа возмущенного народу разнесет станцию в дребезги: стал рассаживать пассажиров на проходящие дальние поезда, которые тут притормаживали. Дежурный опрашивал людей и собирал их в кучки по месту назначения: если набиралось человек десять, то обещал, что поезд там остановится и высадит. А если меньше десяти, то как хотите. До 132 километра ехали Лиза с Агаповой и еще человека три, но они таким дружным хором подтвердили, что их десять, что никто не стал пересчитывать. Всех посадили в тамбур почтового поезда, который набился битком. Не сел только старик с алюминиевым тазом под мышкой и с косой наголо. Нет, она была замотана тряпочками, но какая разница? Его не пустили ни в один тамбур.
  - Вот не зря ты говорила - как в гражданку! Накликала! Почти на крыше едем, - попеняла Лизе Агапова, на что подруга смогла только виновато пожать плечами. Но все всегда подходит к концу, закончилась и это безумная поездка. Потом Лиза с Агаповой еще минут сорок плелись пешком по пустому шоссе, шарахаясь от изредка пролетающих мимо машин и мотоциклов. На дачу они прибыли ближе к вечеру, когда их уже перестали ждать.
  - Пять часов добирались, представляешь! - восклицала Агапова, рассказывая маме с бабушкой об их с Лизой приключениях. - Пять часов! Вместо трех!
  - Да-а, только с тобой такое могло случиться, - сказала мама и налила им с Лизой еще квасу. Агапова хотела было возмутиться, но покосилась на Лизу, которая втихомолку хихикала, и не стала. Вздохнула и взялась за кружку. День-то был жаркий, а квас холодный.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"