Перова Евгения Aka Дженни : другие произведения.

Лишняя Принцесса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бывают же странные истории!
обложка [Jenny ]
  ЕВГЕНИЯ ПЕРОВА
  ЛИШНЯЯ ПРИНЦЕССА
  Сборник рассказов и повестей 2006-2021 годов
  
  
  СОДЕРЖАНИЕ
  
  Четвертый попутчик
  Спасти Книгу
  Вожди
  Чёрный
  Сколько себя помню
  Клубника
  Демон
  Торговый центр
  Что это было?
  Артефакт
  Материализация
  Камера
  В Игре
  Лишняя Принцесса
  
  
  ЧЕТВЕРТЫЙ ПОПУТЧИК
  
  
  
   Мы помолчали, обдумывая услышанное.
   - Бывают же странные истории! - произнесла, наконец, Аделаида.
   - А позвольте-ка, господа, - сказал вдруг наш четвертый попутчик, до сих пор не принимавший никакого участия в разговоре. Это был пожилой человек в старомодных очёчках, всю дорогу читавший толстую книгу, обернутую в газету. - Позвольте и мне внести свой скромный вклад в вашу занимательную беседу. Хотел бы я рассказать вам одно удивительное происшествие, случившееся некогда с моим собственным отцом. Вы, я вижу, люди творческие? Писательская, так сказать, братия. Тогда вам тем более будет интересно! Так вот, историю эту рассказала со слов отца моя матушка, которой нет уж в живых - царствие ей небесное! Отца своего узнать я не успел: когда мне было полтора года, он ушел добровольцем на фронт и через два месяца погиб где-то в белорусских болотах. Происходил он из небогатой интеллигентной семьи, много читал и сам пописывал: немало бумаги перевел на восторженные стихи да романтическую прозу. Даже и драмы пробовал сочинять, и небезуспешно. К тридцати с небольшим годам стал он в своем заштатном городишке заметной фигурой: писал в областной газете хлесткие фельетоны и острые репортажи, а местный драматический театр даже собирался ставить его пиесу. Сочинял он, между тем, и роман - что-то из жизни не то шахтеров, не то, наоборот, колхозников. Но однажды заметил он вдруг, что плавное течение жизни начинает как бы сбиваться с пути: какой-то мощный поток подхватил и понес его неведомо куда. Совершенно другой роман - не про шахтеров или колхозников, нет! - начал вдруг складываться у него в голове. Странные образы и видения мерещились ему, не давали покоя и смущали дух. Он писал, как заведенный, и днем, и ночью. Жар творческий, болезненный и беспощадный, овладел им со страшною силой. Вдохновение это было или одержимость? Он сам не понимал, что с ним такое делается, и начинал даже сомневаться в собственном рассудке. Так продолжалось с год, пока не окончил он своего сочинения. Тогда он словно бы очнулся. Он сам перепечатал роман двумя пальцами на старенькой машинке, и всюду носил с собой и рукопись и перепечатку, боясь расстаться хоть на секунду. Это был странный роман... Но гениальный! Или безумный. Во всем городке не было никого, кому можно было бы прочитать это сочинение, кто оценил бы мощь и красоту произведения. И отец мой решился поехать в Москву, дабы там обрести читателей и критиков своего романа. Не буду утомлять вас подробностями, скажу только, что в Москве познакомился отец с одним завзятым театралом, который и пристроил его на какую-то мелкую должность в известный театр. Дальше - больше, завязались знакомства, и случилось так, что кто-то из новых приятелей взял его с собой в некий дом, где предполагалось чтение нового произведения знаменитого писателя. Отец прихватил и свой роман - а вдруг ему удастся заинтересовать мэтра! Сел он скромно, в уголке, робко оглядывался по сторонам, примечая все подробности обстановки и разглядывая приглашенных. И вот чтение началось. И с первых же строк... Простите!
   Рассказчик наш с чувством высморкался. Пока он старательно вытирал нос клетчатым платком, мы молчали, томясь в ожидании продолжения. Было тихо. В соседних купе давно спали. Стучали колеса, звякали чайные ложечки в пустых уже стаканах, где-то впереди гудел время от времени электровоз...
   - Так вот - с первых же слов, прочитанных слабым хрипловатым голосом автора, почувствовал мой отец страшное потрясение. Озноб охватил его, руки и ноги затряслись. Ему показалось, что некая пропасть, полная невыносимого сверкающего света открылась вдруг перед ним, и он падает в эту зияющую пропасть, падает, летит стремглав... пропадает! Ибо то, что читал этот усталый человек своим тихим простуженным голосом, и было его - отцовским - собственным романом! Тем самым романом, что в эту самую минуту лежал у его ног в стареньком портфеле в количестве двух экземпляров: один рукописный, другой печатный. Конечно, конечно, буквального совпадения не было. Повороты сюжета, персонажи, обстоятельства отличались друг от друга, но главное, ГЛАВНОЕ было тем же самым! "Как! Как это возможно?" - думал мой отец в полном смятении. Никто не читал его сочинения! И сам он не прочел ни одной вещи этого писателя! Что же это такое? Что?! Чтение окончилось, все разошлись, отец вышел последним, прижимая к груди портфель. Он хотел было подойти к мэтру, рассказать, но... кто бы поверил? Как это возможно, как? Он бродил по темным московским улочкам в полном смятении всю ночь, и к утру принял решение. Он вернулся домой, в родной городок. На обратной дороге, в поезде, встретил он свою будущую жену и мою будущую мать, которая своей любовью и участием помогла ему сохранить рассудок и как-то выжить после всего случившегося. Она была и единственной читательницей злосчастного романа, оба экземпляра которого сожгли они в печке в один из промозглых осенних вечеров. Отец во всю свою оставшуюся жизнь не написал больше ничего. Происшествие это мать рассказала мне где-то в конце шестидесятых годов или в начале семидесятых, когда этот знаменитый роман был, наконец, опубликован. Вот и вся история. На этом позвольте мне с вами попрощаться, благо станция моя уже близко.
   Он встал, взял портфель и направился к двери.
   - Постойте! - сказала Аделаида. - Постойте! Так что же это был за роман?!
   - Ну-у, господа! Я думал, вы давно догадались, КАКОЙ это был роман! Неужто нет? Что ж, извольте!
   И он, сверкнув стеклами очков, нараспев произнес: "В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат..."
  (2006)
  
  
  СПАСТИ КНИГУ
  
  
  
  Оонн бежал из последних сил. Вещевой мешок, в котором лежала драгоценная Книга, заботливо завернутая в мягкую ткань, тяжело ударял его по спине, как бы подгоняя: вперед, вперед! Оонн знал, что ему не спастись. Его не отпустят, никогда не отпустят! А вдруг... Вдруг удастся спасти Книгу! Труд всей его жизни - лучшее, что Оонн создал. Только бы добраться до Портала, только бы опередить погоню - ему-то и нужно всего три минуты. Всего три - развязать мешок, сорвать ткань и кинуть Книгу в разверстый зев Портала - Оонн специально заказал тяжелый переплет, чтобы не снесло ветром. Чтобы попасть наверняка.
  А уж Там примут. И оценят. Оценят по достоинству!
  Не то, что здесь...
  Все его предали, все! И Друг, и Возлюбленная.
  "Прости, я не перенесу такого позора!"
  Предали, продали, пропили, променяли ни на грош...
  Сердце колотилось, бока ходили ходуном, ноги не слушались. Задыхаясь и кашляя, Оонн упал на землю - передохнуть, немножко передохнуть... немножко... немно... Зеленый мох был мягким и слегка влажным, приятно холодя его разгоряченное лицо. Прямо перед глазами трепетали тонкие оранжевые былинки цветущего мха, высоко в ветвях свиристела неведомая птица...
  Он резко очнулся от забытья. Что-то изменилось вокруг.
  Он прислушался - издали доносился визгливый лай.
  Собаки! Надо бежать. Скорей, скорей, надо успеть! До Горы - всего-то ничего, а Собаки не полезут в гору, они не любят крутизны, и никакие Стражники с ними не справятся, а он заберется на самый верх, туда, где Портал, он опередит Стражников, они слишком тяжелые в своих доспехах, где им лазить по горным щелям и кручам, он успеет, он справится, он...
  Оонн упал. Стараясь подняться, Оонн только еще больше запутался в сетке, упавшей на него сверху. Его пинками поставили на ноги, сняли сетку, защелкнули наручники. Один из Стражников рывком сорвал с его плеч мешок с Книгой - сразу стало холодно мокрой от пота спине. У дерева, вывалив красные языки, лежали Собаки. Они смотрели на него равнодушно - он больше не бежал и перестал быть добычей, которую надо загонять. Он перестал быть.
  - Пошли! Шевелись! Судья ждать не любит.
  Судья был стар. Старый, мудрый, усталый - он равнодушно смотрел на череду подсудимых, проходящих перед ним день ото дня уже... да уже, пожалуй, пятый десяток лет. Вот и еще один. Судья вздохнул.
  - Ну, что там у нас?
  Стражник с поклоном подал ему книгу. Судья поменял очки, небрежно полистал страницы, в одном месте хмыкнул и посмотрел на подсудимого поверх очков.
  - Мда-а. Фэнтези, как и следовало ожидать. Взглянете? - он передал было книгу Первому помощнику, но тот раздраженно отмахнулся: он был еще старше Судьи и ничему уже не удивлялся в этой жизни, полной козней, интриг и несправедливостей. Второй помощник, молодой и рьяный, книгу взял и уткнулся в нее носом - он был близорук.
  - Я думаю, всем все ясно? Что там еще за ним?
  - Пять простых предупреждений, три строгих и шесть месяцев принудительных работ.
   - Да-а, закоренелый тип. Ну что ж, остаются Рудники. Подсудимый, вам есть что сказать Суду?
  - Ваша Честь!
  - Только коротко.
  - Ваша Честь! Господа! Я... Я не хотел ничего плохого! Клянусь! Мной... Мной руководило чувство... Чувство Прекрасного!
  - Прекрасного? Вы называете вот ЭТО - прекрасным?!
  - Да! Да! Что такое наше существование! Суета, серость, рутина, скука - одно и то же, день за днем, год за годом. Мне хотелось немножко украсить жизнь, подарить всем мечту. Сказку! Волшебство! Веру в чудо...
  - В чудо?
  - Да! Вы же знаете... Не можете не знать... что там, за границами Бытия, есть многое... таинственное, неизведанное! Другие миры, загадочные формы жизни... Мы молчим об этом, закрываем глаза, а Оно - есть! И я хотел донести до всех... Я хотел, - подсудимый замолчал. Ком стоял у него в горле, он боялся заплакать - только этого не хватало. Героя из него не получилось. Все кончено.
  Их привели на площадь, заставили подняться на помост. В центр площади Стражники сносили кипы книг, складывали в кучу. Плеснули горючки, и огонь занялся. Бумага с печатным текстом горела плохо, но все же постепенно разгорелась. Едкий дым метался по площади. Зачитали приговор. Голос Судьи относило ветром, он надсаживался, сдвигал брови и грозил заскорузлым пальцем: "Каждому должно быть... Порочному жанру фэнтези... Нужна добротная реалистическая... Как никогда... Суровая действительность... Неповадно будет... И мы не позволим...".
  Толпа стояла молча - у многих горожан среди приговоренных были родственники и знакомые. Он увидел Друга - тот скорбно глядел на него, поджав губы. "А ведь я тебя предупреждал! - ясно читалось в его взгляде. - Предупреждал: брось это фэнтези! Ты рискуешь, ходишь по краю, рискуешь не только своей жизнью - хрен бы с ней, но и жизнями своих близких! Пиши детективы, пиши рассказы для детей, любовные романы, наконец! Ну, и ты видишь? Я был прав!"
  Прав, прав. Ты всегда прав. Поэтому я здесь, а ты - там. Оонн метался взглядом по толпе, вглядываясь в каждую женскую фигурку - но Возлюбленной не было видно. Может, это и к лучшему. А то Оонн бы не выдержал - и так уже на пределе, скорей бы все это кончилось... Скорей бы... Скорей...
  Все кончилось.
  Судья снял парик, расправил две пары ушей и с наслаждением почесал голову длинным черным когтем. Стянув шелковую мантию - шерсть на теле сразу стала дыбом - он аккуратно сложил ее и, взяв свою старую корзинку, вышел из здания суда. Первый помощник давно уже улетел, припадая на правое крыло, прокушенное соперником в битве за благосклонность некоей красавицы - он был в свое время весьма лихим дамским угодником. Второй помощник - робкий близорукий вельф - остался прибираться в зале суда. И это он, выпускник престижнейшего Гвароварода! Какая уж тут карьера, в этом заштатном городишке... Эх! Он вздохнул и полез под стол, куда закатился полосатый молоток Судьи.
   День клонился к вечеру. Костер догорел, толпа давно разошлась, только два сумасшедших тронля рылись в раскаленных углях, да старая крики-моррка собирала по урнам пустые бутылки да объедки. Из-за угла показалась процессия приговоренных - их уже переодели в каторжные оранжевые робы и заковали в новенькие блестящие кандалы. Стражники с трезубыми копьями шли по обеим сторонам процессии, помахивая саженными хвостами и придерживая за цепи Собак, которые гримасничали, лаяли и то и дело заливались визгливым хохотом. Приговоренные плелись, еле передвигая ноги, понукаемые Стражниками - одинаковые, как оранжевые горошины в стручке рфасолии.
  - Прямо гроблина от вельфа не отличишь, - пробормотал Судья себе под нос. Но вот этого он узнал - последнего подсудимого: одно ухо у него было разорвано, отчего казалось, что на голове с левой стороны не пара ушей, как обычно, а целых три. Судья снова хмыкнул, вспомнив пассаж, который он успел прочесть в книжке этого бедолаги - прочесть и зафиксировать цепкой судейской памятью:
  "Джек бежал из последних сил, зажав флешку в кулаке. Он знал, что ему не спастись. Его не отпустят, никогда не отпустят! Но вдруг! Вдруг удастся хотя бы спасти Текст! Труд всей его жизни - лучшее, что он создал. Только бы добраться до интернет-кафе, только бы опередить погоню - ему-то и нужно всего три минуты. Всего три - войти в сеть и скинуть Текст с флешки! И - все. А потом пусть делают с ним все, что хотят, а Текст будет жить в сети. Сердце колотилось, бока ходили ходуном, ноги не слушались. Задыхаясь и кашляя, Джек ворвался в интернет-кафе и..."
  Нет, надо же такое придумать! И как только им это в голову приходит: какие-то флешки, сети, интернет-кафе... И, покачав головой, Судья поспешил домой. Там его ждал нехитрый ужин и недочитанная книжка старой доброй Урсулы Ле Гуин.
  (2007)
  
  
  
  ВОЖДИ
  
  
  
  Вождь мирового пролетариата мрачно рассматривал себя в зеркальце: вчерашний фингал цвел всеми оттенками фиолетового и зеленого.
  - Эта кто, эта кто тебя? Кто тебя так? А? А? - бомжик Валера приседал, заглядывая вождю в лицо, хихикал и трясся. - Лукич, Лукич, кто эта?
  - Классовый враг. Отстань.
  Валера затрясся еще пуще.
  - Ктатовый враг! Ктатовый враг! Эта Крупа тебя втера неботь, Крупа! Да, Лукич? А? А?
  - Что, правда Крупа приложила? - спросил Николай Второй, закуривая сигаретку.
  - Какая разница! Как я теперь, с таким фингалом?
  - А что?
  - Ну как же! Все-таки вождь как-никак...
  - Да ладно, сойдет! Еще больше набегут, увидишь.
  Эх, черт! Надо ему было вчера заходить к Инеске! Знал же, какая Надька ревнивая. Вот как теперь этот фингал отразится на судьбах мировой революции? Призадумаешься.
  - Итёт, итёт! Талин итет! Убёт! Убёт!
  Бомжик Валера развернулся и, резво переваливаясь, побежал к нулевому километру - ловить брошенные наивными туристами монетки. Ему доставалось мало - другие его оттирали, и первая баба Маня - бойкая старушенция в лиловом платочке и галошах на босу ногу. Сталина Валера боялся до умопомрачения, и, брызгая слюной, рассказывал другим побирушкам страшным шепотом: "Он тену, свою тену убий! Ага! Убий! Вот уука и утохла!". Ему верили - и не верили. Но рука и правда была какая-то покалеченная - не зря же он ее прятал за обшлагом френча. Иосиф подошел, поздоровался.
  - О, Владимир Ильич! Хорош!
  - Ну ладно, ладно. Сам знаю.
  Ильич тоже побаивался Генералиссимуса. Время от времени тот впадал в запой, становился страшен. Николай звонил дочери, Светлана приезжала за отцом и уводила его - мрачного, с надменно закинутой головой, злобно ругающегося по-грузински.
  - Смотри, конкурент идет!
  - Где?
  - Да вон!
  От памятника Жукову к ним приближался карикатурный Брежнев - маленький, бровастый, квадратный, в белом кителе со множеством звезд и орденов. Он все пытался подружиться с троицей, но вожди и царь относились к нему с прохладцей, как к выскочке, затесавшемуся в их аристократические ряды. Еще бы - Ильича, например, благословил на промысел сам Папа Карло, а сходство Иосифа и Николая с прототипами было неоспоримым, особенно Николая, который, по мнению Ильича, уж так носился с этим сходством, что того гляди вообразит себя реинкарнацией Самодержца.
  Сам Ильич, если рассматривать его без знаменитой кепки, был не слишком похож, но работал над собой, изучал жесты, научился грассировать и так точно произносил: "Пр`вильной до`огой идете, това`ищи!", что сам Станиславский сказал бы ему: "Верю"! Фингал, конечно, подгадил. Попортил вывеску, ничего не скажешь. Да и похудел он в последнее время что-то. Меньше по бабам бегай - сказала бы Надька. Мда.
  Бровастый подполз поближе, и заискивающе улыбаясь, произнес:
  - Доброго вам утречка, товарищи!
  - Тамбовский волк тэбе товарыш.
  - И все-то вы, Иосиф Виссарионович, шутите!
  - Что вам, милостивый государь, собственно, надо?
  - Николай Александрович, отец родной! Ильичу мое почтение!
  - Отвалите, батенька!
  - Послушайте, что хотел рассказать-то! Вы не слышали? Говорят тут в народе - чудо!
  - Какое еще чудо?
  - Да является!
  - Кто является?
  - Брежнев придвинулся ближе и зашептал, оглядываясь:
  - Является, говорю я вам!
  - Да кто?!
  Он зашептал еще тише, и троице пришлось напрячь слух и склонить головы к низкорослому генсеку.
  - Да ладно!
  - Будет врать-то!
  - Что это вы, в самом деле, Леонид Ильич, всякую чушь повторяете.
  - Да ей Богу! Да вот... вот Валера не даст соврать! А? Валера?
  - Говотят, говотят. Явтяется!
  - Да ну вас!
  - Идите уже, идите! Вон, турист пошел, работать пора.
  Из-за собора Василия Блаженного поднималось солнце. Освещенная его косыми лучами Красная площадь сияла серебряной брусчаткой. Площадь была оцеплена, около ГУМа стояла милицейская машина и двое ментов, прислонившись к ней, курили. Посреди площади черной кучкой лежала спящая собака - местная, прикормленная. Редкие еще с утра туристы толпились за оцеплением, поглядывая на Мавзолей. В Казанской и Иверской служили, экскурсоводы зазывали приезжих на прогулку по Москве, вожди и царь позировали японцам, а Брежнев сидел поодаль, под хвостом коня Жукова, и около него уже переминалась с ноги на ногу молодая провинциалка. "И чем он их берет, ты подумай! - возмущался про себя Ильич, принимая привычную позу вождя, общающегося с ходоками. - Какой из него Брежнев! Так нет..."
  Первой почувствовала собака. Она проснулась, поднялась, гавкнула, потом нерешительно завиляла хвостом. Воробьи, гнездившиеся на выступах здания Исторического музея, вдруг разом загалдели и поднялись. Менты у машины встрепенулись и обернулись на площадь. От Василия Блаженного через площадь побежали трое штатских, крича на ходу в рации и вытаскивая пистолеты. Менты пытались завести машину, но она не подавала признаков жизни, тогда они тоже побежали на площадь. Солдаты у Мавзолея разинули рты, туристы взволнованно переговаривались, бомжи испуганно крестились. Отовсюду сбегались люди в форме и в штатском, от Александровского сада на рысях скакал конный патруль, где-то завывали, приближаясь, сирены, а в Казанской перестали служить и высыпали все на паперть.
  - Что случилось? Что?
  - Да вон, не видишь!
  - Где?
  - Вон там!
  - А-а!
  - О-о!
  - 16-й, 16-й как слышишь меня? Что там у вас?
  - Идет, идет!
  - Справа заходи, справа!
  Стоящие на паперти запели в голос: "Господи, помилуй!" Перестали служить и в Иверской, молодой священник, путаясь в полах рясы, сунулся было в Воскресенские ворота, но отпрянул и стоял, прижавшись к стене, пока сквозь ворота не прошел, виясь и витая, сияющий вихрь, ожегший его неземным огнем.
  Царь Николай, белый как полотно, замер в оцепенении, не чувствуя, что догоревшая сигарета жжет ему пальцы. Усы и борода его стояли дыбом. Иосиф, наоборот, покраснел нездоровой апоплексической краснотой и рвал непослушной рукой тугой воротник. Ильич все моргал, силясь разглядеть, что же это приближается от Воскресенских, свет слепил глаза, набегали слезы, он моргал, и никак, никак не мог разглядеть...
  Бомжик Валера, присевший на парапет памятника Жукову, уныло рассматривал саднящую болячку на ноге, когда невесомая длань легла на его голову. Он поднял глаза. Сияющий луч озарил его, осветил одичавшую душу и согрел теплом Любви, ведомой ему когда-то, но потерянной, как казалось, навсегда - после того страшного удара бутылкой по голове, который лишил его остатков и без того слабого рассудка...
  - Уходит, уходит, скорей!
  - Куда? На Тверскую? Куда?!
  - Ты успел снять, успел? Мать твою...
  - Где он? Где?!
  Погоня удалялась. Все замершие было фигуры постепенно пришли в движение, медленно стягиваясь к Жукову, где соляным столбом стоял Валера.
  - Посмотри, посмотри - болячек-то нету!
  - И правда!
  - Ну почему именно этому уроду? Почему?!
  - Так ты успел снять-то или нет?
  - Твою мать!
  Валера смотрел на окруживших его людей светлым детским взглядом и улыбался. А чуть поодаль Ильич с Николаем безуспешно пытались привести в чувство лежащего на асфальте Иосифа.
  - Похоже, все...
  - Что все?
  - Да Иосиф-то...
  - Что?
  - Помер.
  
  (2006-2009)
  
  
  
  Чёрный
  
  
  
  И стало темно и тихо. Я умерла.
  Пол Гэллико. Томасина
  
  
  Последнее, что помню - стужа. Ледяная тьма, проникающая до мозга костей -замерзает дыхание и сердце становится осколком льда, таким острым, что режет насквозь мою плоть. Стужа - последнее, что помню. Так завершилась моя седьмая жизнь.
  Первое, что помню - тепло. Тепло проникает снаружи сквозь мех, кожу и мускулы - в кровь, в мозг костей, в сердце. В душу. Я еще не могу открыть глаз и не чувствую запахов, но я знаю, что жив. Так начинается моя восьмая жизнь.
  Она промывает мне глаза и нос, помогая дышать и видеть, она поит меня теплым молоком из ложечки, она гладит мою свалявшуюся шерсть - и я мурлычу из последних сил. Она спасла меня. Она прогнала стужу, дала мне тепло. Моя восьмая жизнь принадлежит Ей.
  
  "Чё-орный! Чё-орный!" - говорит Она, гладя меня по голове. Чорный - это я. У меня черная шерсть. Совсем черная, везде черная, даже подушечки лап - и те черные. Только один белый волос есть у меня - на груди. Белая искорка. "Бедный ты мой! - говорит Она. - Кожа да кости. Да еще одноглазый!" Я такой, да. Я не помню, где потерял один глаз. Это было в прежней жизни.
  Она кормит меня, и гладит мою черную шерсть, и чешет за ушами, и гладит по носу - а я скашиваю свой единственный глаз - кстати, он зеленый, если вам интересно. Вместо второго - мутное бельмо. И зуд в голове. Я могу только благодарить - что я и делаю: обтираю Ее ноги своими боками, бодаю лбом, обметаю хвостом, смотрю с обожанием и мурлычу и мурлычу, и мурлычу... И мурлычу.
  Потом Она приносит большую черную сумку. "Мы поедем домой, - говорит Она. Тут тебе больше нельзя, начальник ругается". Я согласен. Я на все согласен ради Нее. Я залезаю в большую черную сумку, и мы едем домой. Сначала мы едем по лестнице, потом по улице, потом в машине, потом в лифте. Мне интересно. И совсем не страшно - ведь я же с Ней. "Вот мы и дома!" - говорит Она. Я вылезаю из большой черной сумки и иду осматривать дом. Мне нравится. Много интересного. Много куда можно залезть. Много запахов. Это мой дом.
  Она не хочет, чтобы я спал у нее в кровати. Она хочет, чтобы я спал на кухне в кресле. Ладно. Это мое кресло. Пусть.
  Я смотрю в окно. Там темно. Там еще коты. И кошки! Я хочу туда. И я прыгаю в форточку, и я сбиваю сетку, и я выпрыгиваю из форточки на козырек над подъездом. Да, я такой. Там так одиноко, на козырьке над подъездом. Коты и кошки внизу, в темноте. Я боюсь прыгать вниз. И я зову Ее. Я вхожу в ее сон. Я снюсь Ей.
  Она видит, как я прыгаю в форточку, сбиваю сетку, выпрыгиваю из форточки на козырек над подъездом. Она просыпается, приходит на кухню и видит, что меня нет. А сетка - на полу. Она открывает окно и видит меня, сидящего на козырьке над подъездом. И Она спасает меня. В ночной рубашке, босиком, выходит Она на лестницу, открывает окно на площадке, ведущее на козырек, и зовет меня: "Чёрный! Иди сюда!" И я иду. К Ней. Я люблю Ее. Она опять спасла меня.
  Но все равно не хочет, чтобы я спал в ее кровати.
  Она закрывает дверь в спальню. Это плохо. Я не люблю закрытых дверей. Дверь закрыта крепко - я долго пытался лапами, но не вышло. Не люблю. Утром я сижу под дверью и жду, когда она проснется - тогда можно войти, можно бодать головой, можно тереться боками об Ее голые ноги. Совсем голые. Никакой шерсти. Странно. Она идет на кухню, дает мне еду. Я никогда не ем сразу - я благодарю. Долго. "Ах ты, Чё-орный, Чё-оорный!" - гладит Она меня. Потом ем. Вкусно. Да. Потом смотрю, как Она ест. И пьет кофе - нет, не люблю. Кофе, брр. Мрр.
  Потом опять плохо - Она уходит. На работу. Туда, где начальник, который ругается. Не люблю. Я ложусь поперек двери.
  - Ну что? Опять "No pasarán"? - говорит она.
  "Нопасаран" - это я поперек двери. Она гладит меня. И уходит. Ее нет долго-долго-долго. И еще долго. Смотрю в окно. Зато вся квартира моя. Я хожу везде. Нюхаю. Под диваном интересно. Пыль и всякое. На шкафу тоже. Штучки. Одну уронил. Загнал под диван. Пусть там будет. Прыгаю со шкафа на диван. Смотрю в окно. Ем еду. Сижу в лотке. Думаю. Это мой дом.
  Вот Она идет!
  Пошел ждать под дверь.
  - Господи, Чёрный, дай же мне войти! - Она говорит.
  Что-то принесла интересное! Мрр!
  Вечером можно вместе. На диване. Счастье.
  Нашел белую штучку. Удобную такую. Принес Ей. Она - умная, сразу догадалась, зачем штучка. Штучка, чтобы кидать! Я бежал, прыгал, ловил, поймал, катал лапой. Счастье. Принес Ей. Игра!
  Телефон. Не люблю. Говорит и молчит, и говорит кому-то, и молчит кому-то. Штучку кидает неправильно. Взял, перегрыз провод. Невкусно, но перегрыз.
  - Да что ж такое, Чёрный, а? - говорит Она. - Что ты вытворяешь?!
  Починила телефон.
  Ночью нашел такое! О! Сразу-то не заметил. На комоде стоит - стеклянное, плоское, а там внутри - второй Чорный! Ходит, смотрит. Нюхал - стекло. Где ж он там ходит? Долго думал, смотрел. Полез. Ну, может, не надо было. Да. Громко получилось. Звонко.
  - Господи, Чёрный! Четыре часа утра! - Она кричит. - Что ты вытворяешь?!
  И веником заметает стекло.
  - Уйди отсюда! - Она говорит. - Лапы порежешь! Горе ты мое...
  Утром опять - "нопасаран". Все равно ушла.
  Нашел Ее туфли! Как они пахнут! Долго нюхал. Думал. Ее туфли... Как я Ее люблю! Мрр!
  - Это что же такое! - Она кричит. - Чёрный! Ах ты, дрянь ты эдакая! Новые туфли!
  Ну вот. Попало туфлей. И не больно. Непонятно. Хотел, как лучше...
  Плачет...
  Ну вот...
  Принес Ей белую штучку.
  - Ах ты, Чёрный-Чёрный...
  Да, я такой!
  К нам пришел Гость. Какой большой! Пахнет не так. Нет, не нравится.
  - Ишь ты, какой! - говорит Гость.
  Я демонстративно вылизываю свой хвост.
  Опять закрыли дверь! Не люблю. Пахнет неправильно. Нюхал. Думал. Исследовал ботинки Гостя. Пометил. А потому что нечего!
  - Чёрный! - кричит Она.
  -Ах ты, сволочь чёрная! - кричит Гость.
  Побили тапком. И не больно.
  Кастрировать? Это слово мне не нравится. Шипит и рычит. Кастрировать...
  Задумался.
  Удрал на улицу! О! Кооооошкиииииии! Дрался. Черт, как больно под хвостом!
  Выдрал кусок шкуры, рыжий кот. Гнусный тип. Облезлый и мерзкий. Но я ему тоже дал раза! Ууууууууууууу! Кошки... Нет, оно того стоило.
  - Чёрный! - кричит Она. - Ну что это такое? Ты только посмотри на себя!
  Ну и ничего особенного...
  - Мрр!
  - Да стой ты спокойно!
  - Ай-яй-яууууу!
  - А это что? Только не хватало, чтобы ты еще и лишай подцепил! Наказание мое...
  Я люблю Ее.
  Придумал новую Игру. Я бегу, Она меня догоняет. Я прячусь за угол, я выскакиваю, я нападаю. Я обнимаю Ее ноги мягкими лапами. Потом Она прячется, а я ищу Ее, догоняю, нахожу, обнимаю лапами. Игра!
  Баамц! Больно... Смерть. Маленькая смерть. Но большая боль. И как это я? С разбегу... головой... Прямо об Ее ногу, о кость ноги, прямо головой, прямо виском и глазом, тем глазом, который не видит и который болит.
  - Чёрный! Чёрный?! Чёрный...
  Она плачет.
  Не бойся. Я здесь. Но очень больно. Очень плохо. Там, внутри головы, словно завелась пчела - она жужжит и жалит, и разъедает мой мозг потихоньку, и незрячий глаз распухает и распухает, давит и давит... Болит и болит. Плохо.
  - Мы поедем к врачу, Чёрный! - говорит Она.
  - Господи, какой глаз ужасный... - говорит Она.
  - Бедный ты мой, бедный... - говорит Она.
  Как ужасно, что Она не понимает. Я не могу Ей объяснить. Она говорит свои человеческие слова. Она плачет. А я хожу за Ней по пятам, путаюсь в ногах и мурлычу. Но Она не понимает, что я прощаюсь. Я вижу Смерть - она стоит в темном углу. Но я совсем не боюсь - я умирал уже семь раз. Это не страшно. Только я не могу объяснить Ей так, чтобы Она поняла: это - не страшно. Люди не понимают совсем ничего. Как жаль.
  Мы едем в больницу. Мы ждем в коридоре. Пахнет страхом и смертью. Особенно вон оттуда - из-за зеленой двери. Я мурлычу из всех сил, я трогаю лапой Ее руку, я бодаю Ее головой, я заглядываю Ей в глаза: не бойся! Это не страшно!
  - Может быть, операцию? - говорит Она. - Удалить этот глаз?
  - Мы такого не делаем, - отвечают Ей.
  - Что же делать?! - говорит Она.
  - Надо посмотреть динамику, - отвечают Ей. - Но вообще перспектива плохая. Там явно воспаление.
  - Что же делать, Чёрный? Что же делать, Чёрный, у тебя раны под хвостом и какой-то лишай завелся на шкуре, и зачем ты только дрался с котами на улице! И самое страшное - глаз. Ужасный глаз! И неизвестно, что дальше. И тебе же больно, Чёрный! И мне надо ехать, Чёрный... Ведь уже взяты билеты, Чёрный! И Он меня ждет... А разве мама справится с тобой, Чёрный? Она не сможет...
   Чтожеделатьчтожеделатьчтожеделать...
  Не плачь. Это не страшно. Я знаю.
  Мы идем за зеленую дверь, туда, где так громко пахнет Смертью. На полу, прижавшись друг к другу, лежат собачка и кошка. Они мертвы. Я знаю, я сейчас тоже уйду туда, где их маленькие души блуждают в потемках. Не плачь!
  Последнее, что помню - ее теплые руки, держащие меня. И тонкая острая игла, несущая Смерть. Так закончилась моя восьмая жизнь.
  Я легкий.
  Я невесомый.
  Я могу ходить везде.
  Я все вижу.
  Обоими глазами.
  Они зеленые - если вам интересно.
  
  Это моя девятая жизнь.
  И я не здесь.
  Не здесь, где Она с каменным лицом едет домой. Не здесь, где Она так громко рыдает и кричит: "Чёрный! Чёрный!" - что ей стучат в стену соседи. Здесь меня нет.
  Но я все время рядом с Ней. Что бы Она ни делала.
  Это я нахожу потерянную Ею перчатку.
  Это я мурлычу Ей в ухо в бессонные ночи.
  Это моя мягкая лапа тычется Ей в руку.
  Это мои зеленые глаза щурятся на Нее в темноте.
  Я люблю Ее.
  Она спасла меня.
  Она меня убила.
  Моя девятая жизнь принадлежит Ей.
  Я жив, пока Она меня помнит.
  
  
  (2011)
  
  СКОЛЬКО СЕБЯ ПОМНЮ
  
  
  
  Думаю, я не один такой. Наверняка и другие есть - только не высовываются. А те, которые о себе заявляют - обычные шарлатаны. Не раз проверял. Пошел к одному такому. Рассказывает:
  - Во времена Нерона были вы гладиатором, на арене погибли - лев разорвал.
  Ага, как же! Гладиатор...
  - Ну, а в пятнадцатом веке, к примеру, кем я был? - спрашиваю.
  - Вижу вас в богатых покоях и пышном убранстве, герцог, не иначе!
  - И где это я герцог?
  - В Англии, - говорит.
  Ну? Шарлатан! Какой герцог, какая Англия! Тоскана, Флоренция. В церкви одной работал, по фрескам. Подмастерьем был при художнике... как его... Доменико... Позабываю все время... Гирландайо! Как сейчас бы сказали - на подхвате. То принеси, это подай, туда сбегай.
  Уж не знаю, с чем это связано, только я всегда при искусстве: художник, декоратор - всякое такое. Гример в театре, учитель рисования, горшечник даже. Однажды, правда, владельцем фабрики был в Бирмингеме, масляные краски выпускал, в тюбиках. Один раз - маляром. Но опять-таки - всё при красках! Сейчас? Ну, кем я могу сейчас быть - конечно, веб-дизайнер. Так что гладиатором в Риме я никогда не бывал, это уж точно. И герцогом, кстати, тоже.
  Правда, четко помню я только последние семь жизней. Те, что пораньше - смутно, отрывками. А дальше двенадцатой вообще - мрак. Вот Флоренция как раз первая из тех семи, что отчетливо помню. Там я человека убил. Статус свой, конечно, здорово понизил - следующую жизнь даже вспоминать не хочется. Если бы не Она...
  Но знал, на что шел. Из-за Нее и убил. Казнили меня, конечно. Почему убил? А все к тому шло, что Она сама это сделает - либо мужа своего, либо себя жизни лишит. Яд-то достать - раз плюнуть. Чуть что - кап-кап в вино и готово. А муж Ее полный мерзавец был. Измывался над ней, сволочь. Ну не мог я допустить, чтобы Она себе следующую жизнь испортила. Убийство - страшное дело как статус понижает, а уж самоубийство! Это вообще конец света - душа погибнуть может. Нет! Пусть лучше я.
  Но Они - Там! - все-таки приняли во внимание, что вроде как я себя в жертву принес: могли ведь так опустить в статусе, мама дорогая! Так и до кенгуру в Австралии допрыгаться можно. А уж как от кенгуру опять вверх подниматься - я вообще представить себе не могу. Понимаешь, какая история - пока ты Там, ты все эти правила назубок знаешь: чего ни в коем случае нельзя допускать, а что прокатит. Но когда ты Тут - ни фига уже не помнишь! А как же - свобода воли. В этом вся фишка. А так, если б мы отродясь правила знали - какой интерес?
  Кое-кто, правда, помнит. Это я о себе. Такой вот я уникум. Почти 12 жизней помню. Ну ладно, семь. Мутант. Счастье, что Они Там об этом не знают! А может, и знают... Кто их разберет! Но пока как-то обходилось, не вязались. Да и я стараюсь прилично себя вести: не нарываюсь по-крупному. Но и слишком примерным быть нельзя - подозрительно. А вообще-то все религии об этом твердят: не убий, не укради и всякое такое. И что? Много таких, кто исполняет? То-то и оно. Так что - делай свой свободный выбор. Вот я и сделал.
  Всего ничего мы с Ней вместе и были - два года, пять месяцев и 12 дней. Все началось, когда я обезьянку сбежавшую поймал. Поймал, принес. И портрет обезьянки сам нарисовал на пергаменте. Ей понравилось, взяла меня в дом. А потом все и началось. Да быстро кончилось.
  Каждый раз по-разному получается. Редко так совпадает, как в сказке - чтобы жить долго и умереть в один день. Но стараешься, конечно, оказаться поближе во Времени и Пространстве - пока ты Там находишься, легко отследить. Когда сюда попадаешь - уже труднее: я-то Ее помню, а Она меня - нет.
  Но еще ни разу не было, чтоб я Ее не нашел! Понимаешь, определенная душа требует определенного тела. Это как группа крови: четвертая с любой другой совместима, а нулевая - только с нулевой. Или не с нулевой? Ну, как-то так. Да плюс еще всякие резусы. Так и души.
  Поэтому каждый раз сходство есть - тонкое, но есть! Но я-то навострился за все жизни. Какие-то черты повторяются, жесты. У меня вот привычка - ноготь грызу на большом пальце. Не помню, когда подцепил, но уже седьмую жизнь все и грызу. Или то, например, что меня все время к искусству прибивает. Тип личности один и тот же, что называется. Замечал небось, как мужик все с одинаковыми бабами встречается? Или женщине всё мужики похожие попадаются? Это в подсознании сидит память о прошлых жизнях. О своей половинке. Потому что у каждого - своя половинка есть. Мне вот повезло - я знаю Ее, половинку свою. Потому и нахожу всегда. Тела разные - но душа-то одна. Это как... Как вино! В какой сосуд не налей - вино все то же. Вот и ищу - по аромату. Кем мы с Ней за все жизни только не бывали! Мужем и женой, братом и сестрой, отцом и дочерью, бабушкой и внуком, даже двумя подругами... У души пола-то нет. Хотя настрой определенный имеется.
  Но не всегда получается попасть так, как хочется! Иногда и выбора нет - надо же поближе друг к другу оказаться, ну, и берешь, что дают, особенно если статус низкий. Тут уж тебя вообще не спрашивают. Но, конечно, когда так удачно совпадает, что еще и секс прилагается в виде бонуса - это сказка! Хотя секс - вовсе не главное.
  Вы... Да что я - "вы"! Мы! Я и сам такой. Мы просто помешались на сексе - трахаемся, как кролики. Ну, и дотрахаемся так до кроликов. Главное - Любовь. Сейчас что любовь, что секс - все одно и то же. Вот древние греки - те различали целых... пять что ли... видов любви, и у каждого вида своя сущность и свое имя: эрос, филиа... Не помню... Мания! Вот если эрос и манию отбросить, а все остальные объединить, то что-то близкое получится к тому, о чем я говорю. Нет, и не объяснишь толком! Пока ты не испытал, что это такое, не поймешь.
  Любовь...
  Это такая близость, такая цельность, что вам и не снилось! Знаешь, какая близость? Вот представь, если смешать... ну, не знаю... пиво и молоко! Что получится? Гадость! А если одинаковое вино из двух бокалов в один слить? Сможешь ты различить, где - какое? Мы с Ней - вино из одной бочки, понимаешь? Единое целое. Но это - Там. А здесь - разделены. Поэтому я в каждой жизни ищу Ее. И нахожу. Всегда. Правда, сначала каждый раз немного больно. Потому что я-то Ее знаю! А Она смотрит на меня, как на чужого. Это больно, да. Но ты знаешь, мне кажется, что последние несколько жизней Она меня узнает!
  Вот Она идет... Господи, как я волнуюсь!
  Рыжая. Кто бы сомневался! Она почти всегда рыжая - либо отродясь, либо красится. Нравится Ей рыжий цвет.
  Подошедшая к столику рыженькая официантка улыбнулась и сказала:
  - Добрый день! Что будете заказывать?
  - Привет! Кофе и пару круассанов, пожалуйста!
  Ну, посмотри, как я улыбаюсь тебе! Сколько любви в моих глазах!
  Улыбнулась, отошла. Вернулась:
  - Простите... А мы... Мы не встречались с вами раньше?
  - Не думаю. Если только в прежней жизни.
  (2015)
  
  
  
  КЛУБНИКА
  
  
  
  Я увидел ее у метро Спортивная и невольно замедлил шаг. Впрочем, оглядывались все. Самое начало девяностых - помните же, как тогда жили и как одевались. А тут стоит такая девочка-припевочка в светлых шортиках и кружевном топике - ножки длинные, туфли на высоких каблуках, сама вся загорелая, как карамелька, так бы и облизал! В темных очках. Вернее, в темно-розовых. И стекла сердечками. Но самое главное - на руках у нее собака. Хотя я не сразу понял, что это голенастое лысое недоразумение с вытянутой мордочкой именно собака. Глазищи у собачки черные, со слезой, на шее розовый бантик, а сама вся трясется мелкой дрожью. Девушка ее успокаивает, наглаживает, нашептывает что-то ей в ушко. А на сгибе локтя у девушки корзиночка плетеная висит с клубникой. Огромные красные ягоды. Это в конце мая-то! Откуда? Это сейчас клубникой в январе никого не удивишь, а тогда...
  И вот девушка достает одну клубничину и подает собачке. Та еще больше задрожала и принялась ягоду лизать и кусать. Народ глаза вытаращил: понятно же, что клубника эта на вес золота, а она ее - собаке! Собака, похоже, тоже золотая, но все равно. Бабка одна даже матюкнулась и сплюнула: "Тьфу ты, пакость какая!" И мамочка с коляской неодобрительно покосилась, у нее-то, небось, и на одну клубничину денег не хватит, а тут целая корзинка, и все собаке. А девушке хоть бы что.
  Я даже подъезжать к красотке не стал, не для меня эта цаца, ежу понятно. Вздохнул, да и пошел в метро. А потом на платформе снова ее увидел: стоит себе, собачку клубникой кормит. Надо же, думаю, такая фря, и не на машине! Ну, и поехал за ней. Долго ехали, с пересадками. Наконец, выбрались на свет. Приехали мы не то на Щелковскую, не то на Планерную. Да, не помню! Потом поймете, почему.
  Вышла она из метро и почесала куда-то, я за ней. Она не оглядывается, я особенно и не скрываюсь. Дошли до обычной пятиэтажки, она в подъезд входит, я за ней. Нет бы подумать, куда иду, зачем? Так и поперся, как привязанный. На третьем этаже, правда, остановился было и хотел вернуться: что я, в самом деле, тут потерял? Но чувствую - не могу! Назад не могу двинуться. Только вперед, за ней. Ладно, иду. Пятый этаж, она перед дверью стоит ко мне спиной, а собачка из-за ее плеча на меня смотрит. Девушка, не оборачиваясь, подает мне корзинку с клубникой и говорит:
  - Подержи, пожалуйста, а то мне неудобно.
  Я взял корзиночку, в это время девушка дверь открыла, собачку на пол спустила и прошла в комнаты, а собачка лапками перебирает, хвостиком виляет и скалится во весь рот, на меня глядя. А потом...
  Вы, конечно, не поверите. Никто не верит. Но что было - то было.
  Короче, собачка эта мне говорит:
  - Проходи, чего встал.
  Ясно так произнесла, четко. И я вошел. Ноги не гнулись, переставлял их, как деревянные. А корзиночку эту так в руках и держу. Вошел и обалдел. Потому что там никакой хрущобной квартиры не обнаружилось. Натуральный ангар! Размером с небольшой стадион. Светло, чисто, пусто. Все серебряное или белое, аж глаза слепит. Свет непонятно откуда льется. А стены ячеистые, как соты. У некоторых ячеек дверцы открыты, у других закрыты. И в открытых ячейках сидят... собачки! Точно такие как у девушки. Разного цвета, но такие же. А эта, первая, смотрит на меня и усмехается:
  - Что застыл? Туда пройди! Джуди, подведи его к преобразователю.
  Тут и девушка появилась неизвестно откуда. Все в тех же очках, глаз не видно. Подошла, за руку меня взяла и повела по ангару. Привела к какому-то устройству, похожему на помесь стиральной машины с газонокосилкой, корзинку с клубникой отобрала и на пол поставила. И что-то мне так эта газонокосилка не понравилась! Я завертел головой, думая, как бы сбежать, но никакого выхода и видно не было: одни ячейки с собачками кругом. Вот влип-то, мама дорогая!
  - Ты не волнуйся, - говорит мне Джуди. - Мы тебя отпустим. Ты нам не подходишь. Слишком высокое содержание...
  И вываливает кучу каких-то неведомых наименований и формул. Я так рот и разинул, а сам думаю: "И слава богу, что высокое это самое, не знаю что!" А собачка - та, первая - рядом крутится и все скалится:
  - Куришь ты много, и пивом увлекаешься, а так бы вполне подошел. Но не судьба.
  А Джуди продолжает:
  - Но у тебя есть кое-что нам нужное. Отдашь и уйдешь.
  "Господи, что ж у меня такое есть-то?!" - удивился я. Рубашка, джинсы, трусы, носки да кроссовки! Не сразу сообразил, что у меня еще спортивная сумка через плечо. Но она ж практически пустая! Что там может быть для них интересного? Тут Джуди протянула руку и сняла с меня эту сумку. Причем сама с места не двинулась, а рука ее удлинилась раза в два. Ё-мое, да она же робот! И как я сразу не понял! И движения у нее механические, и очки не снимает, а в них всё что-то мерцает, словно огоньки отражаются, а какие тут огоньки? Нет никаких! Это что ж выходит - собачки тут... главные?! Я еще раз огляделся по сторонам. Собачка у моих ног вдруг издала какой-то квохчущий звук и ее соплеменницы отозвались дружным клокотаньем и курлыканьем. "Они же смеются надо мной!" - догадался я. Джуди в это время просматривала содержимое моей сумки. Наконец, издав радостный возглас, что-то достала и сунула в щель преобразователя, а сумку вернула мне.
  - Вот и все. А ты боялся. Теперь съешь клубнику - и свободен.
  Про клубнику я и забыл. Джуди подала мне здоровенную ягоду. Я посмотрел на ягоду, на Джуди - она кивнула, потом на собачку, та еще пуще завиляла хвостом и облизнулась:
  - Ешь, ешь! Она вкусная.
  Я послушно откусил. На вкус это была никакая не клубника! Даже не знаю, с чем сравнить. Соленое и в то же время сладкое, молочное и фруктовое, и вроде бы еще ореховый привкус...
  Очнулся я в метро. Долго не мог понять, как тут оказался, и что за линия. Оказалось - Кольцевая. Дома проверил сумку. Вроде бы все на месте... Что же они взяли-то? Ведь я же видел, как Джуди вынула из сумки... Что?! Не помню. Память почистили. Наверняка, клубника эта и почистила. Где был и что взяли - не помню, но все остальное так и врезалось в память. Что ж они все воспоминания не убрали?
  А чего их убирать. Все равно никто мне не верит.
  И клубнику я с тех пор в рот не беру.
   (2019)
  
  
  
  ДЕМОН
  
  
  
  Комната тонула в полумраке. Тяжелые шторы были задвинуты, поэтому все предметы казались созданными из теней, а по углам скопилась тьма. В центре комнаты стояло широкое низкое ложе, на котором находились обнаженные мужчина и женщина, слегка прикрытые тонким серебристым покрывалом, бросавшим лунный отблеск на лицо и плечи женщины. Она лежала на боку, подперев голову рукой, и смотрела на мужчину. Собственно, свет исходил от его тела, а покрывало только впитывало сияние. Мужчина лежал навзничь, закинув руки за голову. Глаза были закрыты, длинные ресницы чуть вздрагивали, грудь мерно вздымалась - похоже, он спал.
  Женщина любовалась. С ее лица не сходила нежная улыбка, а на глаза то и дело набегали слезы: она снова и снова прокручивала в памяти подробности недавней близости и пыталась осмыслить свои впечатления, но получалось плохо. Пережитое наслаждение, потрясшее все ее существо, имело мало общего с обычным физическим оргазмом, который она за свою тридцатилетнюю жизнь все-таки пару раз сумела испытать. "Это похоже на полет! - думала она. - Или падение? Нет, все-таки полет, потому что падаешь обычно вниз, а сейчас мы парили в воздухе, как хотели. Летали! Это счастье, восторг... Это свобода! Могущество... Совершенство..."
  Она вздохнула и тихонько рассмеялась, осознав, что в человеческом языке просто нет подходящих слов. И осторожно прикоснулась к плечу лежащего рядом с ней живого совершенства - мужчина был невероятно красив. Мужественный и в то же время по-мальчишески хрупкий - невозможное сочетание! Смуглое, стройное и мускулистое тело, крепкие плечи, сильные руки с тонкими музыкальными пальцами, античной красоты лицо с крупным носом и изящно очерченным ртом, серебристые кудри...
  И тут женщина заметила, что мужчина смотрит на нее с легкой улыбкой. Его глаза оказались разного цвета: ярко-синий и светло-карий, словно в одном глазу застрял кусочек предгрозового неба, а в другом - осколок темного янтаря.
  - Как ты? - спросил мужчина. - Ты довольна?
  - Да, просто слов нет!
  - Это хорошо.
  - Но ты ведь уйдешь, да?
  - Уйду и вернусь. А потом снова уйду и снова вернусь. Я всегда буду к тебе возвращаться.
  - Почему?
  - Потому что я твой личный Демон. Видишь?
  Он указал на свой карий глаз - у женщины были такие же "янтарные" глаза.
  - Откуда ты вообще взялся?
  - Ты же сама меня вызвала.
  - Но как я это сделала?!
  - Тебе лучше знать.
  - И ты теперь всегда будешь со мной?
  - Я буду приходить, как только позовешь.
  - А я тебе нравлюсь?
  - Конечно. Как может создатель не нравится своему творению?
  - Но, если отвлечься от этого, я тебе нравлюсь? Просто как женщина мужчине?
  - Ну, видишь ли, я все-таки не совсем мужчина. Я Демон. Но могу сказать, заглянув в твою жизнь, что реальным мужчинам ты нравишься. Как женщина.
  - Тогда почему они меня все время бросают?!
  - Да, это больно. Но, может быть, тебе нравится эта боль? Потому что ты всегда выбираешь одного и того же мужчину. Они разные, конечно. Но одинаковые.
  - И что мне с этим делать?
  - Есть два пути. Я могу научить тебя быть счастливой. Это довольно долго, но оно того стоит. И тогда твоя внутренняя сила не позволит тебе совершать глупости. Ты будешь ясно видеть, чего стоит очередной мужчина. И не захочешь отдавать ему свое сердце. В конце концов, ты найдешь подходящего тебе. А я смогу уйти.
  - В конце концов?
  - Рано или поздно.
  - А если не найду никогда? Или найду, а он меня не полюбит?
  - Ты все равно сможешь быть счастливой. Потому что счастье - в тебе самой.
  - Не понимаю... А каков другой путь?
  - Я могу забрать тебя с собой.
  - А ты можешь?!
  - Да. Но на этом твоя земная жизнь закончится. Ты действительно этого хочешь? Подумай, как следует. Обратного пути нет. Я бы посоветовал первый вариант. Придется, конечно, потрудиться. Нам обоим. Но я готов. У тебя должно получиться, мне кажется. Не зря же ты меня вызвала...
  Демон говорил и говорил, но женщина уже не слушала. Она смотрела невидящим взором и вспоминала свою нелепую жизнь, сотканную, как ей казалось, из одних страданий: пьющий отец, истеричная мать, травля одноклассников, неудачное замужество, потеря ребенка... И великая любовь, обернувшаяся фарсом и предательством. Кому она нужна в этой дурацкой жизни? Да никому. Попытаться что-то изменить? Научиться стать счастливой? При этой мысли у нее заныло все тело, словно она попыталась заставить его поднять неимоверную тяжесть...
  - Да, это может быть немного неприятно, - сказал Демон. - Даже, пожалуй, болезненно. Твой дух привык к несчастьям. Он обленился и не хочет трудиться. Представь, что ты всю жизнь провела в тесной скорлупе, а теперь появилась возможность разбить эту скорлупу и расправить крылья. Конечно, тебе страшно. И больно. Но это пройдет. И ты научишься летать.
  - Ну да, рано или поздно. А если ты заберешь меня с собой, я же смогу летать? Сразу, без мучений?
  - Да.
  - Тогда чего мы ждем?
  Демон вздохнул. Ну вот, всегда так. Какие они жадные и нетерпеливые, эти люди. Подавай им все немедленно, сразу. Никто не хочет потрудиться. Возможно, он к ним несправедлив - они же недолго живут. И мало успевают, тратя свою жизнь на бесплодные обиды и сожаления, на суету и всякие глупости, которые почему-то кажутся им важными...
  - Подумай еще раз, - попросил он женщину. - Пожалуйста.
  - Я приняла окончательное решение. Сделай это, умоляю. У меня нет больше сил.
  Демон встал и расправил крылья. Комната озарилась ярким серебряным светом, шторы раздвинулись сами и окно открылось. Он поманил к себе женщину - она подошла, с надеждой глядя ему в лицо. Демон крепко обнял ее и вылетел в окно. Створки захлопнулись, шторы задвинулись, и в покинутой комнате воцарилась полная тьма.
  ...
  Двое полицейских мрачно разглядывали обнаженное женское тело, лежащее на тротуаре. Казалось, она просто спит, раскинув руки. Но вряд ли это было так: из-под разбитой головы расплывалась лужа крови.
  - Такая красивая, - вздохнул полицейский помоложе. - И чего ей не жилось?
  - А ты заметил? У нее разные глаза! - сказал второй. - Один синий, а другой карий. Первый раз такое вижу.
  (2019)
  
  
  
  ТОРГОВЫЙ ЦЕНТР
  
  
  
  Торговый центр был огромен. Пять этажей, бесконечные коридоры, лестницы, лифты и эскалаторы, бутики и кафешки, фонтан, детская площадка с каруселями, каток и два кинотеатра. Я забрел туда впервые, да центр и открылся совсем недавно. Уже второй час я слонялся по торговому лабиринту, глазея по сторонам и забыв, за чем, собственно, пришел. А поглазеть было на что! И не только на витрины - особенно порадовал меня в этом смысле бутик женского белья. Публика тоже поражала воображение, и чем дальше, тем больше. Только что мимо меня прошла компания индианок в разноцветных сари - все они лакомились мороженым в стаканчиках. А через минуту из-за угла показалось высокое существо неясного пола в узких джинсах и коротком полушубке из черного меха с очень длинным ворсом, голову существа венчала золотая корона. "Очень приятно, царь" - вспомнил я, подумав: "Сколько же в городе сумасшедших!"
  Но все это были цветочки. Навстречу мне шел человек, одетый в средневековый костюм - сначала я увидел ноги в узких башмаках с длинными острыми мысками и в красно-синих колготках - или как там они называются, не знаю. Подняв голову, я обомлел, потому что головы у этого вполне человекообразного существа не было! Над пестрой, затянутой широким ремнем курткой возвышалась натуральная лисья морда, только более крупная. "Классная маска!" - подумал я, но тут морда оскалилась, сверкнув белоснежными клыками, и я похолодел: она была настоящая! Рыжая лисья морда с черным влажным носом и узкими зелеными глазам. Лис еще раз рыкнул в мою сторону и неспешно удалился, а я, разинув рот, смотрел ему в спину: из-под куртки высовывался пышный рыжий хвост с белым кончиком!
  Я помотал головой - что это было?! У меня внезапно съехала крыша? Или кофе, который я пил недавно, был вовсе не с карадмоном, а с марихуаной? Или еще с чем покрепче? Пожалуй, хватит с меня. И я решил выбираться на улицу.
  Огляделся по сторонам и ничего не понял: вроде бы все как прежде, но не совсем. Что-то неуловимо изменилось... Ах да! Вывески и указатели! Они на незнакомом мне языке! Или я перестал понимать собственный? Где же выход-то...
  Тут мимо меня пробежала худенькая девушка в форменной сине-белой одежде, и я окликнул ее:
  - Простите, не подскажете, как пройти к выходу?
  Девушка остановилась и обернулась ко мне - я перевел дух: нормальная девушка, никакая не лиса. Девушка улыбнулась и что-то мне любезно ответила, махнув рукой направо. Я не понял ни слова, но послушно пошел в указанном направлении и только через пару шагов осознал, что многочисленные черные косички на голове девушки шевелились! Сами по себе. Словно маленькие змейки. Я обернулся, но никакой девушки уже не было, а из узкого прохода прямо на меня шел... слоник. Маленький голубой слоник. Примерно мне по грудь. Он бодро трусил, помахивая ушами, и время от времени звучно трубил. На спине у слоника, на цветастой попонке, сидела большая черная птица, напоминающая нечто среднее между вороной и какаду. Птица внимательно на меня смотрела, а когда слоник подошел совсем близко, она глухо каркнула, взмахнула крыльями и распустила сложенный хохолок. Нижняя часть крыльев и хохолок оказались разноцветными, и на секунду вокруг "вороны" словно вспыхнула радуга. Я машинально пошел вслед за этой странной парочкой - у слоника на хвосте был привязан маленький золотой колокольчик, очень нежно звеневший.
  Но слоник бежал быстро, и я отстал. Медленно брел по лабиринту, растерянно разглядывая витрины со странными товарами и разнообразно одетых прохожих. На перекрестках были устроены места отдыха со скамейками и фонтанами, а на одном таком перекрестке вверх и вниз ползали, не останавливаясь, два бесконечных стеклянных лифта, но никаких дверей к ним и кнопок вызова не было. Приглядевшись, я понял, что кабины лифта заполнены водой. На другом перекрестке обнаружился столб света, работавший так же, как лифт: один из прохожих просто шагнул внутрь и моментально вознесся вверх. Но когда я попробовал сделать то же самое, меня оттолкнуло воздушной волной.
  На следующем перекрестке обнаружился бассейн, окруженный мягкими банкеткам. На одной сидела зеленая девушка в длинном цветастом балахоне, украшенном низками бус и амулетов. На голове у девушки был алый тюрбан с зеленой каймой, а на руках красовались многочисленные браслеты. Кожа девушки по цвету напоминала пожухлую траву, а пряди волос, выбивавшиеся из-под тюрбана, отдавали темной малахитовой зеленью. Алая помада, такой же маникюр, ярко-желтые тени... Я некоторое время пялился на девушку - она рассеянно взглянула на меня, на секунду оторвавшись от своего устройства, напоминающего смартфон. Глаза оказались неожиданно голубыми.
  Тут я услышал какое-то пыхтенье, раздававшееся с пола, посмотрел и обомлел: у ног девушки сидел... маленький дракончик! Я так решил, потому что тварь больше всего напоминала именно дракона и одновременно мопса, потому что морда у него была плоская и очень выразительная, а огромные золотые глаза светились умом и любопытством. Широкая клыкастая пасть, большущие уши, четыре когтистые лапы, крылья и длинный хвост - настоящий дракон в миниатюре: росту в нем было не больше полуметра в холке. Чешуйчатая шкура все время меняла оттенки от огненно-красного до нежно-розового, и я почему-то подумал, что это, наверно, дракон-девочка. Они любят розовый цвет, девчонки. Да и ресницы у него - у нее! - вон какие огромные.
  Дракончик кокетливо прищурился, припал к земле и завилял хвостом, как собака. Я умилился и присел на соседнюю лавочку. Дракончик тут же приблизился и вытянул шею в мою сторону, принюхиваясь. На нем была надета шлейка с поводком. Я протянул ему руку, чтобы понюхал. Дракончик ткнулся горячим носом мне в пальцы, а потом быстро лизнул ладонь длинным раздвоенным языком - черт, словно кипятком плеснуло! Дракончик и сам был очень горячий, я это чувствовал. Увидев, что я дернулся, дракончик виновато присел и скорчил жалобную мордочку. Я утешающе покивал головой - ничего, мол, бывает! Ожога не было, да и боль мгновенно прошла. Следующие минут десять мы с дракончиком радостно общались, пользуясь тем, что его хозяйка занята своим "смартфоном" и не обращает на нас никакого внимания. Дракончик вел себя как проказливый и балованный щенок - наверно, он и впрямь очень юный.
  - Какой ты милый! - тихо сказал я, осторожно почесывая его между ушей. - Как же тебя зовут, интересно...
  - Двао! - прошелестело у меня в голове.
  - О! Это ты так со мной говоришь? Ты меня понимаешь? Это твое имя - Двао?
  Дракончик радостно закивал.
  - А сколько тебе лет?
  Дракончик сел и посмотрел на свои передние лапки, которые сильно напоминали четырехпалые руки, подумал... Потом показал мне семь пальцев, поджав один.
  - Семь лет?
  Дракончик замотал головой - нет!
  - А, семьдесят? - догадался я.
  Дракончик кивнул. Действительно, какие семь! Драконы же наверняка живут по тысяче лет, если не больше.
  - А ты мальчик или девочка?
  Дракончик наклонил голову на бок, потом на другой... На мордочке отразилось непонимание.
  - Ну вот, смотри! - сказал я, показывая сначала на себя, потом на его хозяйку. - Я - мальчик. Она - девочка. А ты кто?
  Дракончик запрыгал, кивая и хлопая перепончатыми крыльями, потом показал на меня, на хозяйку и на себя, при этом обхватил свою тушку лапками. Я нахмурился, соображая, что он хочет сказать. Неужели?!
  - Ты что, мальчик и девочка одновременно?
  Дракончик закивал. Потом напрягся и у меня в голове прозвучало:
  - Сначала так, потом так.
  Я понял: с возрастом пол меняется. Надо же! Вдруг дракончик оживился и завертелся на месте, оглядываясь, а из-за угла выехало небольшое стеклянное устройство, которое при ближайшем рассмотрении оказалось ларьком с мороженым. Дракончик запрыгал на месте и стал дергать хозяйку за подол, издавая просительные щебечущие звуки, та рассеянно поглядела на него и явно отказала. Дракончик запрыгал сильнее и защебетал пронзительней. Девушка вздохнула и кивнула. Дракончик кинулся к устройству, нажал какие-то кнопки - открылась дверца, и выехал лоток с двумя стаканчиками ярко-фиолетового мороженого. Один стаканчик дракончик с поклоном протянул мне.
  - О, спасибо!
  Я осторожно лизнул мороженое - вкусно! Смородиной отдает и еще чем-то... А, мятой. Мы с дракончиком дружно уплетали мороженое, поглядывая друг на друга и улыбаясь. Дракончик справился быстрее - его мороженое мгновенно таяло, поэтому он заглотил его чуть не целиком. А я все лизал твердую фиолетовую сладость. Но тут девушка закрыла свой "смартфон" и встала, подергав за поводок. Дракончик опять просительно защебетал, но она была непреклонна: кивнула мне на прощанье и ушла, уводя расстроенного дракончика, который беспрестанно на меня оглядывался. Я помахал ему рукой и вздохнул. Доел мороженое, хмыкая и качая головой: что делается, а?!
  Некоторое время я сидел в полной прострации, не понимая, что вообще происходит и как выбираться из этой сложносочиненной галлюцинации в реальность. Внезапно у меня над ухом раздался сильный свист - я подскочил от испуга и свалился с банкетки. Обернувшись, я увидел: как раз за моей банкеткой из воды высовывается... девушка! Обнаженная. И очень красивая. Она опиралась сложенными руками на бортик и смеялась, глядя на меня. Розово-перламутровая кожа, глаза цвета морской волны... Мокрые серебристые волосы облепили плечи и высокую грудь... Я таращился, как дурак. Но тут за спиной девушки что-то сильно плеснуло, и я увидел мелькнувший в воздухе серебряный чешуйчатый хвост и взметнувшуюся вверх и в стороны стайку золотых летучих рыбок. Да это же... Русалка?! Точно, русалка. С ума сойти.
  Русалка сложила пальцы особенным образом, засунула их в рот и лихо свистнула еще раз. Из бокового прохода появилась все та же тележка с мороженым, которая ловко заехала в просвет между банкетками и остановилась у самого бортика. Русалка протянула руку, нажала кнопку, но открылась другая дверца. Русалка быстро достала оттуда какой-то пакет, кивнула мне, с силой оттолкнулась свободной рукой и нырнула в глубину. Я вскочил и заглянул в бассейн - черт, да он же бездонный! Русалка погружалась все глубже и, наконец, совсем пропала...
  Вдруг на мое плечо опустилась чья-то тяжелая рука, и суровый голос произнес длинную фразу, судя по интонации, что-то вроде: "Так-так, нарушаем закон?" Я ждал продолжения в духе американских боевиков: "Вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание, но все, что вы скажете, будет использовано против вас в суде!" Ну да, схвативший меня тип и впрямь напоминал полицейского: темно-синяя форма, фуражка, жетон на груди, наручники за поясом, пистолет в кобуре. Тут я увидел, что он не один: другой полицейский занимался с тележкой-мороженщицей - нажимал на кнопки, читал с экрана, явно допрашивал.
  Закончив с тележкой, он тоже повернулся ко мне. Дальше последовал диалог трех клоунов, потому что мы говорили на разных языках и не понимали друг друга, причем я даже не представлял, что это за язык такой, с обилием гортанных и жужжащих звуков. Может, португальский? Они что-то у меня спрашивали, я рассказывал про русалку, они снова спрашивали. В конце концов, мы разошлись: один полицейский пошел направо - за ним быстро ехала тележка, а другой повел меня прямо.
  Шли мы довольно долго и пришли - я глазам своим не поверил! - к выходу. Прямо так и было написано, знакомыми красными буквами - "ВЫХОД". Полицейский подтолкнул меня в спину, и я радостно выскочил на улицу, но сразу зажмурил глаза, боясь увидеть, где оказался: а вдруг это совсем не моя реальность?! Но тут меня ощутимо толкнули в бок и сварливый женский голос произнес: "Встанут, раскорячатся, не пройти - не проехать!" Слава богу, я дома.
  Я открыл глаза и огляделся: ну да, все правильно - вон мой дом. Обернулся - за мной возвышался торговый центр, из дверей которого как раз выходили две девушки и бабулька с сумкой на колесиках. Я глубоко вздохнул и пошел домой. Дома я достал из холодильника бутылку пива, разом ее выпил. Потом улегся на диван, накрылся с головой пледом и отрубился. Не знаю, сколько я спал. Когда проснулся, было уже совсем темно. Может, ничего и не было? Просто приснилась вот такая разноцветная хрень! Но дракончик был хороший... Да и слоник ничего. А уж русалка! Эх...
  На следующий день я снова отправился в торговый центр. Проблуждал там часа три, но никаких слоников, дракончиков и прочих заморочек не встретил. Магазин как магазин, ничего специального. Но через неделю, когда я уже стал забывать свое странное приключение - или свой странный сон! - раздался звонок в дверь, а за дверью оказался курьер в салатно-зеленой униформе с большой желтой коробкой.
  - Распишитесь! - сказал курьер, протягивая мне планшет и электронное стило.
  - Но я ничего не заказывал!
  Курьер огласил адрес доставки и имя получателя - все совпало. Я пожал плечами и принял посылку. Интересно, кто это меня осчастливил? И чем? Я поспешно распаковал коробку, сделанную из сетчатого картона. Внутри была еще коробка, напоминающая переноску для кошек, в которой свернулся клубком кто-то розовый. Не может быть! Дрожащими руками я вытащил переноску, открыл дверцу... Оттуда высунулся чёрный нос, принюхался и дракончик вылез наружу. Дракончик! Точно такой, как Двао, только в три раза меньше! Он потянулся, расправил крылья, снова сложил их и огляделся по сторонам. Потом заметил меня и наклонил голову на один бок, потом на другой, рассматривая, кто это перед ним. Припал на передние лапы и завилял хвостом, улыбаясь.
  - Привет, - слабым голосом произнес я. - Как тебя зовут?
  "Мняо" - прошелестело у меня в голове. Я протянул руку и осторожно почесал Мняо между ушей, он зажмурился.
  - Кажется, у меня есть мороженое! - вспомнил я. Дракончик запрыгал, захлопал крыльями и заверещал. Я достал из морозилки два эскимо, одно сунул дракончику, другое положил на тарелку, но он схватил и второе: ел сразу два, откусывая поочередно. А я посмотрел в окно, чтобы убедиться, что там все, как обычно. Ну да, так оно и было. Только прямо под моим окном (я живу на втором этаже), стоял бирюзового цвета мотоцикл, а рядом - тот самый салатный курьер, что принес посылку, и... рыжий Лис в средневековом костюме! Оба смотрели на меня. Я нерешительно помахал им рукой, они замахали в ответ. Потом курьер надел шлем, уселся за руль, Лис пристроился сзади, и они укатили. Лисий хвост развевался по ветру. Я ждал, что сейчас появится голубой слоник с вороной, но нет. Оно и к лучшему. Хватит с меня чудес на сегодня. Я оглянулся - Мняо спал, свернувшись клубочком. Я надел рукавицу-прихватку, поднял Мняо и уложил в переноску. Он что-то муркнул и засопел, выпуская из ушей струйки разноцветного дыма. Уморился, маленький! А я включил компьютер и набрал в поисковике: "Воспитание дракона"...
  (2020)
  
  
  
  ЧТО ЭТО БЫЛО?
  
  
  
  Появился у нас новый сотрудник. Молодой мужик - лет тридцати пяти. Весь женский коллектив, конечно, сразу же оживился, еще бы: мужиков у нас раз, два и обчелся. А тут вполне красивый сам собою. И без кольца. Особенно моему отделу повезло, потому что этого Вадима к нам подсадили. Сказали временно, пока кабинет ему не оборудуют. А нам-то что - нам-то хорошо! Мы подтянулись, принарядились, пирожков напекли. Стараемся, кругами ходим. А он ноль внимания. Нет, на пирожки он внимание как раз очень даже обращал. И даже замечал, у кого новая прическа или кофточка - комплименты говорил. Но все как-то так отстраненно - чтобы не сказать равнодушно. Словно по обязанности. И даже на директорскую секретаршу Верочку не среагировал, хотя на нее только мертвые не реагируют.
  - Девки, может, он голубой? - шепотом высказала всеобщее недоумение Лариска, когда мы пили чай за общим столом, а Вадим вежливо отказался присоединиться, сообщив, что должен срочно что-то доделать. Что он такое важное делает в своем компьютере, мы понять не могли, сколько ему через плечо ни заглядывали: какие-то формулы, графики, черт ногу сломит.
  Мы дружно оглянулись на Вадима, который сосредоточенно шелестел клавишами. И так же дружно вздохнули. Такой аппетитный экземпляр, а не поддается приручению! Сначала-то мы решили, что он женат, хотя кому и когда это мешало. Но в отделе кадров подтвердили - официально не женат. Что тоже ни о чем не говорит по нынешним временам. Но никто ни разу его не то что с девушкой не видел, но даже никаких личных разговоров по мобильнику не подслушал. Знатно шифруется парень. Так может, и правда? И мы решили привлечь эксперта. Был у нас в штате один молодой человек соответствующей ориентации - Серёжа. Призвали на консультацию. Серёжа аж три раза приходил, но толку никакого: ничего, говорит, эдакого не чувствую. Не наш человек - точно. И прибавил: "А может он асексуал? Это сейчас становится модно".
  Любопытная Лариска тут же полезла смотреть, что это за жуть такая, а потом зачитывала нам вслух и ржала, как дикий конь, а мы с ней за компанию: "Исследования, проведённые на овцах, показали, что около 2-3 % изученных особей не имеют никакого видимого интереса к спариванию вообще с особями любого пола. Была также проведена серия экспериментов на мышах..." Тут мы и сломались, на мышах. Хорошо, Вадим куда-то выходил, а то бы неудобно было объяснять, отчего такой ржач. Лариска еще успела нам прочесть про каких-то коловраток, которые проявляют 100% асексуальное поведение в течение 40 (или даже 80) миллионов лет. Эти 40 (или даже 80) миллионов лет нас окончательно подкосили, а Вадим тут же получил прозвище "Коловратка". А на следующий день, когда мы собрались в курилке, Лариску снова осенило:
  - Слушайте, а может, он робот? У него же вообще никаких эмоций нет!
  Мы задумались. И правда! Не улыбается, даже брови не хмурит, говорит всегда с одной и той же интонацией. И даже когда уборщица тетя Клава его по ногам шваброй огрела, не возмутился, а спокойно произнес: "Извините" и отошел в сторонку. А когда внезапную премию выписали, и мы все прыгали от радости, он только головой кивнул: "Очень вовремя". Да-а... Стали присматриваться, не мигнет ли у него где какая лампочка, не отвалится ли невзначай какая деталька. Потом Серёжа просветил нас, что настолько человекообразных роботов еще никто делать не умеет, даже японцы. И округлив глаза, добавил: "А может, он инопланетянин?!" Мы дружно вздрогнули. И дружно оглянулись от своего чайного стола на Вадима, который опять сидел за компьютером. Ненормальная какая-то работоспособность! Точно, инопланетянин.
  А на следующий день наш инопланетянин, он же робот, он же Коловратка не пришел на работу. И стол его унесли, и компьютер. Пришли двое работяг и уволокли, а мы сидели и моргали, хотя и стол, и компьютер изначально наши были. Но мы подумали, что Вадиму, наконец, оборудовали кабинет. Не прошло и месяца. Для нашей конторы вообще рекорд. Пошли искать, где он теперь сидит. Не нашли. Удивились и заглянули к Верочке:
  - Верунь, не знаешь, где кабинет Вадима? - спросила Лариска.
  - Какого Вадима? - рассеянно сказала Верочка, которая как раз красила ногти алым лаком.
  - Ну, нашего Вадима! Как его... Забыла фамилию. В нашей комнате сидел, у окна под фикусом.
  - Не-а, - ответила Верочка. - Не помню никакого Вадима.
  - Да как же! Высокий такой, симпатичный! Еще на тебя никак не среагировал, помнишь?
  - На меня все всегда реагируют. А в вашей комнате ни один мужик никогда не сидел. Кто ж в здравом уме к вам мужика подсадит? Вы ж сожрете и не поморщитесь.
  Мы переглянулись. И пошли в Серёже. Как-то уже привыкли с ним советоваться. Но Серёжа тоже удивился:
  - Какой еще Вадим?
  - У окна... Под фикусом... Ты сам сказал - инопланетянин!
  - Я сказал?! Не помню такого.
  Тут мы совсем в осадок выпали и делегировали Лариску в отдел кадров. Сидим как на угольях, чай пьем для успокоения нервов. Возвращается - мрачнее тучи.
  - Ну?!
  Так эта зараза сначала чашку чая выпила, прямо залпом, потом вообще закурила, хотя и не положено тут курить.
  - Девки, - мрачно произнесла она после второй затяжки. - Ну не могли же мы впятером сразу чокнуться? Или могли?
  - Так что тебе кадры сказали?
  - За последний месяц к нам на работу никого не принимали. Вообще. Ни одного человека.
  - Как?!
  - Я еще и в бухгалтерию сходила, они мне дали наш табель посмотреть. Никакого Вадима.
  И вот сидим мы, пятеро дурынд, глаза таращим в тот угол, где Вадим сидел: окно на месте, фикус на месте... Пыльный след от его стола и тот на месте! И что это было?! А?!
  (2020)
  
  
  
  АРТЕФАКТ
  
  
  
  - А ну, положи умклайдет! - сказал я в полный голос.
  Аркадий и Борис Стругацкие
   "Понедельник начинается в субботу"
  
  
  
  - Не нравится мне этот русский! - высказался Гилберт, отхлебывая кофе и провожая взглядом удаляющийся лендровер. - Подозрительный какой-то.
  - Разве он русский? - намазывая маслом булочку и мило грассируя, спросила Катрин. - Я думала, он серб. Разве у русских бывают такие фамилии? André Sakhno!
  - Фамилия Сахно образована от имени Александр, что на греческом языке, как вам известно, означает "мужественный" или "защитник", - монотонно забубнил Вернер. - "Сахно" это одна из уменьшительных форм имени Александр. Сам он, как я выяснил, родом из Самары, а его родители происходят из Украины, которая раньше была, как вам известно, составной частью СССР...
  - О, Samará! - воскликнула Катрин. - Разве это не в Сербии?
  - Самара, ранее Куйбышев - это город в Среднем Поволжье России, центр Поволжского экономического района...
  - Да какая разница, кто он - серб или русский, - заметил Адам. - Паспорт у него вообще израильский.
  - О, так он еврей? - удивилась Катрин. - Нисколько не похож!
  - Если он еврей, то я - английская королева, - пробурчал Гилберт, который, как ни странно, действительно чем-то напоминал Елизавету II, особенно если представить на его лысой голове седой парик и корону. - Давайте начнем. Хорошо бы открыть Купол без этого Эндрю, кем бы он ни был.
  - Ну, с дверью-то он нам помог, - тихо произнесла молчавшая до сих пор Нэнси.
  - Это и подозрительно! - взвился Гилберт. - Мы второй год бьемся, а он только появился, и вот - нате вам! Сразу определил, где вход. Нет, не доверяю я ему.
  - Филип считает, что он пришелец, - сказала Катрин, допивая кофе.
  - Филип считает! - окончательно вышел из себя Гилберт. - Тоже мне - специалист! Где он, кстати?
  - Спит, наверно, - безмятежно ответила Катрин.
  - Ну, так разбудите его! Надеюсь, ваш сын примет участие в работах?..
  ...
  Конечно, я не мог слышать разговор своих... товарищей по несчастью, скажем так. Но хорошо представлял, потому что подобные речи велись с момента моего появления в экспедиции. Причем они-то в это "несчастье" влезли по собственной воле, вернее, по собственному страстному желанию. Кроме Филипа, которому пришлось отправиться с мамочкой, потому что оставить его под присмотром отца Катрин не решилась. Меня же вынудила суровая необходимость, и я толком не представлял, на что подписался. Раньше я всегда действовал самостоятельно, но разгребать тонны песка в одиночку - то еще занятие, уж поверьте мне.
  Итак, Андрей Сахно к вашим услугам! Он же Андрэ, Эндрю и Андреас. Родом из Самары, как выяснил дотошный Вернер, но с израильским паспортом. Ну, Самара так Самара - какая, по большому счету, разница. Сейчас я что-то вроде гражданина мира, и мог бы предъявить любой паспорт и любое гражданство. Сам не знаю, почему предпочел оказаться гражданином Израиля.
  Все остальные шесть человек знали друг друга не первый год: глава экспедиции и его жена, оба археологи, американцы Адам и Нэнси Кларк; британец Гилберт Додсон, астрофизик и уфолог по совместительству; француженка Катрин Нуаре, занимающаяся историей Южной Африки - ее муж, принадлежащий к народности тсвана, учился в Сорбонне и был родственником здешнего вице-президента, занимая видную должность в правительстве небольшой республики, на территории которой мы сейчас находились. Собственно, именно благодаря Катрин, раздобывшей разрешение на раскопки, мы тут и оказались. Родившийся от смешанного брака Филип в свои четырнадцать лет поражал необычайной красотой: очень стройный, изящный, с медово-золотистой кожей и зелеными миндалевидными глазами, он напоминал какое-то грациозное животное, не то лань, не то барса. Впрочем, ни лани, ни барсы тут не водились. Это был наглый и ленивый подросток, любимой фразой которого было: "Ну и чё?" Маман относилась к его выкрутасам с олимпийским спокойствием, чего не скажешь об остальных. Последний участник экспедиции - зануда Вернер Вернер, немецкий лингвист и полиглот, напрочь лишенный чувства юмора, ходячая энциклопедия и калькулятор.
  Больше всех мне нравился Адам Кларк - пятидесятилетний бодрячок с густой седой шевелюрой, обладающий неисчерпаемым запасом оптимизма, ненасытной любознательностью и несокрушимым спокойствием. Его жена, тихая замкнутая Нэнси, была на голову выше низкорослого мужа и молчалива настолько, что порой про ее присутствие вообще забывали. Супруги относились друг к другу со сдержанной нежностью. Детей у Кларков не было, и, судя по тем взглядам, которые Нэнси бросала на Филиппа, это и было основной причиной ее вечной печали.
  Катрин, мать Филиппа, маленькая хорошенькая брюнетка, ни особой печали, ни особой радости по поводу собственного сына не испытывала, относясь ко всему на свете с изрядной долей иронии. Похоже, что Гилберт пребывал в постоянном раздражении именно из-за Катрин, которая старательно не замечала его страстных взглядов и вздохов в свой адрес. По своему буйному темпераменту Гилберт никак не походил на британца, как мы их себе обычно представляем, а скорее на итальянца. Правда, среди его предков были шотландцы и ирландцы, может, в этом все дело? Скорее уж можно было принять за британца Вернера с его обычным высокомерным видом, который, впрочем, объяснялся всего лишь близорукостью.
  Раньше экспедиция была более многочисленной, но к нынешнему году, когда раскопки в основном завершились, Адам Кларк оставил только костяк, к которому примкнул я, нанятый в качестве водителя, повара, разнорабочего, техника - в общем, "мальчика на все". И к тому же должен был присматривать за Филипом.
  Наша стоянка находилась ровно посредине между заказником Калахари и дорогой, ведущей из Макопса в Вопипи. В Макопс я ездил раза два в неделю, пополняя запасы продовольствия и воды, а также отправляя письма, которые по старинке писал Вернер. Экспедиция была хорошо подготовлена: такое обилие наворочанных технических штучек разного назначения я видел впервые - даже солнечные батареи! Единственное, с чем было плохо - со связью, которая могла осуществляться только через спутник, как и интернет, так что мы тщательно следили за расписанием прохождения спутника над стоянкой.
  Макопс вполне приличный городишко, при котором к тому же имелся аэродром, принимавший вертолеты и легкие самолеты типа Сессны. До Макопса от нас примерно час езды, до Вопипи - совсем крошечного поселения, славящегося своими глиняными горшками с затейливым орнаментом, минут сорок пять. Если ехать в сторону Макопса, то до следующего поселения Мсуманги можно добраться часа за два с половиной, а до лежащего в противоположном направлении городка Торапы - за три. Самый большой город - Франсистаун - находился от нас на расстоянии пятисот миль. Можете представить, в какой глуши мы оказались.
  Инициатором раскопок был Адам Кларк. Он когда-то случайно увидел аэрофотосъемку этой местности и заметил странное сооружение округлой формы, напоминающее башню. Никто из местных не знал, что это такое. Да поблизости никто и не жил с незапамятных времен. Кларк съездил посмотреть: оказалось, что предполагаемая башня засыпана песками. Ее размеры относительно небольшие: десять метров в диаметре и три в высоту. Как глубоко это сооружение уходит вглубь, ученые так и не узнали - не смогли докопаться, лишь в одном месте у стены прорыли колодец метра полтора глубиной. В общем, такой Купол, покрытый резьбой: не то иероглифы, не то картинки расположены полосами до самого верха, на котором есть отверстие размером с хорошую сковороду, закрытое каменной плоской крышкой. В этом году они собирались спустить в "дымоход", как я окрестил верхнее отверстие, камеру и подсветку, чтобы заснять интерьер. Для этого пришлось построить что-то вроде лесов, потому что забраться наверх по резному Куполу мог только Филипп. Строил, конечно, я. Весь вчерашний день потратил на это бесполезное занятие.
  - А для чего такие сложности? - спросил я, закручивая последний винт на шаткой конструкции из алюминиевых палок. - Разве нельзя просто открыть дверь?
  - Где вы тут видите дверь?! - раздраженно спросил Гилберт.
  - Ну как же! Вот она.
  Я подошел к стене Купола и обвел рукой прямоугольник двери, не слишком большой, но достаточный, чтобы сквозь него мог пройти даже верзила Вернер, пусть и пригнувшись. Я уже понял, что они привыкли рассматривать картинки-иероглифы по горизонтали, а надо было - по вертикали. Тогда этот прямоугольник сразу выделялся, потому что щели между картинками в этом месте были глубже и шире.
  - Бог мой! - воскликнула Катрин. - И правда, дверь! Вот что значит - новичкам везет.
  - Ну да, у него еще глаз не замылился, - подтвердил Адам. - А мы присмотрелись и ничего не видим.
  - Да какая это дверь! - проворчал Гилберт и подошел поближе, уткнувшись в стену длинным носом, словно пытался вынюхать, что там внутри. И даже сунул в щель самое длинное лезвие своего складного швейцарского ножа - предмет страстной зависти юного Филиппа. Лезвие ушло на всю длину. Гилберт хмыкнул:
  - Похоже, что дверь. Ну, умник, и как же мы ее откроем? Что-то я не вижу ни замочной скважины, ни ручки.
  - А может... А может надо нажать на какой-нибудь выступ?! - это подал голос Филипп, который уже давно приплясывал от нетерпения. - Или повернуть? Или сдвинуть? И дверь откроется? Как в фильме про Индиану Джонса?
  Молодец, мальчик. Додумался. Если бы это сказал я, они могли бы что-нибудь заподозрить. Рановато, правда, додумался. Эх, если бы мне не надо было никуда ехать! Но запасы воды подходил к концу, да и в любом случае это - последняя поездка. Надеюсь, они провозятся еще некоторое время в поисках нужного выступа, вернее, нужной комбинации выступов: на один нужно нажать, а другой повернуть. А потом им еще придется очистить помещение Купола от песка, который наверняка туда насыпался, и сообразить, что делать со Сферой. Конечно, если они вообще догадаются, что со Сферой можно что-то делать. Надеюсь, я успею вернуться к тому времени...
  Но я не вернулся. Точнее сказать, вернулся, но не тогда, когда рассчитывал. Я спокойно доехал до Макопса, отправил письма, закупил и загрузил в машину необходимые продукты и воду; забрал из гостиницы, где у нас был снят номер, все свои вещи; выпил кофе в баре и, наконец, связался со своими заказчиками - назовем их так. Выехал из Макопса я еще до полудня и рассчитывал через часок быть на месте стоянки.
  Настроение у меня было хорошее, даже слишком, как потом оказалось: я предавался мечтам и так задумался, что перестал следить за временем и пространством, и опомнился, когда прошло почти полтора часа, а я все еще ехал по шоссе, хотя давно должен был свернуть на грунтовку. Пейзаж вокруг был на редкость однообразный, но, к счастью, в месте поворота на обочине стоял ржавый остов старого автомобиля, служивший ориентиром. И как я мог проехать?!
  Я развернулся и поехал в обратном направлении, внимательно глядя на обочину. Ехал примерно полчаса, и никакого ржавого автомобиля. Странно. Ну ладно, вернусь в Макопс, благо уже недалеко, и попробую еще раз - вдруг я, пребывая в задумчивости, выехал из города не по той дороге, хотя перепутать трудно, их всего-то три. Но я проехал еще полчаса - никакого Макопса на горизонте. И кстати, никакого Вопипи я тоже не проезжал. Несколько обалдев от происходящего, я, как зачарованный, продолжал ехать вперед и опомнился только через три часа, осознав, что и Мсуманги, который я давно уже должен был проехать, так и не возник на моем пути.
  Вот тут я, наконец, сообразил выйти из машины. После кондиционированной прохлады салона меня словно обдало горячим феном, хотя прогноз погоды не обещал ничего выдающегося в смысле жары, а лишь типичные для середины августа плюс двадцать пять. Но сейчас было явно больше. К тому же дул довольно сильный ветер, один из порывов которого подействовал на меня не хуже пощечины: я пришел в себя. "Какой же я идиот!" - простонал я. Все же ясней ясного: они все-таки открыли Сферу.
  В свое оправдание могу сказать, что впервые находился так далеко от Сферы в момент ее открытия, и до сих пор ни разу не ощущал на собственной шкуре последствий этого судьбоносного события, хотя досконально изучил инструкцию. Неожиданный опыт. И тем более важный, что эта Сфера - последняя. Я надеюсь. Если те, кого я называю "заказчиками", неожиданно не обнаружат еще одну.
  Мне пришлось отыскать пять подобных Сфер, размещенных в разных местах Земного шара примерно в одно время - чрезвычайно давнее. Все Сферы устроены одинаково: внутри них, как в матрешках, находятся еще четыре полых шара, вложенных один в другой - из дерева, золота, кости и стекла: органические материалы чередуются с неорганическими. Все шары отделаны одинаково: внешняя поверхность изрезана иероглифами, внутренняя - идеально гладкая, отполированная до зеркального блеска. Открываются они довольно просто, кроме первого шара - каменного, и последнего - стеклянного, в котором и заключено то, что мне нужно. Впрочем, стеклянный шар и открывать необязательно.
  Ну что ж, теперь хотя бы понятно, что делать: идти к Сфере. Пешком. Потому что только так я смогу слышать ее зов. Вернее, чувствовать всем телом. Если представить, что Сфера - магнит, то я - кусочек железа, который тащит сила магнитного поля. Очень верное сравнение, да.
  Я сунул в рюкзак пару бутылок воды и кое-что на перекус, потом, подумав, взял оружие. Пожалуй, может пригодиться. Похлопал лендровер по теплому радиатору, прощаясь, и решительно зашагал вперед, повинуясь зову Сферы.
  Шел я долго. Целую вечность, как мне показалось. Сколько прошло времени на самом деле, не знаю: когда ты находишься под воздействием поля Сферы, время колеблется, как, впрочем, и реальность. Я проходил через участки, ничем не отличающиеся от привычного ландшафта, а потом оказывался в облаке сизого тумана, ступая словно по облакам. Или по звёздам! Это был самый красивый глюк: чернота космоса и мириады созвездий. А один раз я долго брел по застывшей реальности, где всё замерло, как в стоп-кадре: стадо антилоп, дремлющее в тенечке одинокого дерева семейство львов и зависший в небе стервятник.
  По мере приближения к Сфере сил у меня только прибавлялось, хотя большую часть пути я шел против ветра: это тоже результат воздействия поля. Влияние его было таким сильным, что я спокойно мог идти с закрытыми глазами и не испытывал ни жажды, ни голода. К тому же поле изменило течение времени: все происходящее словно ускорилось, так что, если бы все дальнейшее снимал какой-нибудь оператор, пришлось замедлять скорость воспроизведения раза в два, чтобы персонажи не мельтешили и не верещали, как гномы.
  Наконец, впереди показалась Башня - теперь было совершенно ясно, что это не просто Купол. Башня, построенная из голубовато-серого материала, похожего на камень и металл одновременно, возвышалась метров на шесть и выглядела весьма зловеще на фоне ярко-оранжевого неба. Изменила цвет и почва, окрасившись во все оттенки фиолетового, а воздух стал похож на клубящийся дым. Было странное ощущение, что ты находишься внутри психоделической картинки. Я осторожно подошел к общей палатке и заглянул: они все сидели там, бледные и перепуганные.
  - Привет! - сказал я и вошел. Они вытаращились на меня, как на привидение.
  - Андрэ? Это вы? - нерешительно произнес Адам.
  - А вы ждали кого-то другого?
  - Нет... Но... Вас не было три дня, и мы подумали...
  - Они решили, ты сбежал! - выпалил Филип. - А ты взял и вернулся. Только выглядишь как-то странно.
  - На себя посмотри, - огрызнулся я.
  Они переглянулись. Крыть было нечем: их кожа приобрела красноватый оттенок, а седина Адама отливала фосфорическим блеском, так же, как и глаза Катрин.
  - А что с машиной? - проворчал Гилберт. - Мы не слышали звука мотора.
  - Накрылась. Я шел пешком.
  - Пешком! - изумилась Катрин. - Три дня!
  - И зачем же вы вернулись? - спросил Адам, внимательно на меня глядя.
  - Вы знаете, зачем. Где оно?
  - Что?
  Я замялся, не зная, как назвать нужную мне вещь, чтобы не сказать лишнего. Потом придумал:
  - Где артефакт, который вы достали из Сферы?
  - Откуда вам известно про Сферу и артефакт?
  - Это неважно. Где он?
  - Неужели вы знаете, что это такое?
  - Знаю.
  - Может, вы знаете, и что с нами произошло?
  - Если бы только с вами! Это результат того, что вы открыли Сферу. И как вам это удалось?
  - Это я сделал! - гордо воскликнул Филип.
  Кто бы сомневался...
  - Случайно, - добавил Гилберт.
  - В общем, зря вы это сделали. Теперь я должен все исправить. Дайте мне артефакт. Немедленно.
  - Ага, как же, - буркнул Гилберт. - Разбежался! Да кто ты вообще такой?!
  - Да, действительно! - поддержал Гилберта Адам. - Кто вы?
  - Кто я - неважно. Важно то, что у нас каждая минута на счету. Где артефакт?
  Все молчали.
  - Ну ладно, не хотите по-хорошему...
  Я схватил Филипа и приставил к его виску свое оружие:
  - Считаю до пяти. Артефакт - или мальчик умрет. Раз...
  Они оцепенели. Таращились на меня, как кролики на удава.
  - Два...
  Стрелять мне не хотелось. Но что делать!
  - Три...
  И тут вскочила Нэнси:
  - Не надо! Я дам вам артефакт.
  Она выбежала из палатки.
  - Нэнси! - взревел Адам. - Вернись сейчас же!
  Он ринулся было за ней, но я выстрелил в лежавшую у него на пути фляжку, и та испарилась, вспыхнув как молния. Адам осел на пол, Катрин испуганно вскрикнула. Прибежала Нэнси и подала мне артефакт. Идиоты, они поместили его в металлический бокс! Я отпустил Филипа - тот шарахнулся под защиту Катрин. К мамочке под крылышко.
  Я открыл бокс и вынул стеклянный шарик с артефактом. Никогда не устану изумляться этому чуду: стеклянная сфера размером с теннисный мяч, парила в воздухе, а внутри нее точно также зависла округлая конструкция с отверстиями и выступами. Я удерживал сферу между ладоней и чувствовал, как меня наполняет веселая сила. Еще немного, и я взлечу, как газированная струя из бутылки с шампанским, если ее хорошенько потрясти.
  - Сидите здесь и не высовывайтесь! - велел я членам экспедиции. - Еще пара минут и все закончится.
  - В каком смысле - закончится? - робко спросила Нэнси.
  - В самом прекрасном. Вам придется пережить небольшую встряску, когда поле будет сворачиваться, а потом все вернется на круги своя.
  Я решительным шагом вышел из палатки и направился к башне. Конечно, они потащились за мной, держась в отдалении. Ну, как хотят. Мое дело предупредить, а кто не спрятался - я не виноват. Приблизившись к стене, я легко взлетел к двери, оказавшей довольно высоко, и вошел внутрь. Подошел к постаменту, на котором стояла нижняя часть каменной Сферы, и залез в нее - для моих ступней места как раз хватило. Я поднял голову, вытянул руки с парящим стеклянным шариком и произнес несколько фраз, заученных давным-давно. Меня осветил луч пронзительно синего цвета, и я стал подниматься по лучу, убыстряя ход. Всё! Скоро я буду дома. Прощайте, земляне. Надо сказать, вы мне изрядно поднадоели за две тысячи лет.
  ...
  Члены экспедиции, стоявшие снаружи, увидели, как стены купола сделались прозрачными, а нанесенные на них иероглифы вспыхнули слепящим золотым светом. Потом из "дымохода" ударил в небо яркий синий луч, внутри которого всплыла из Купола темная фигура, ничем не напоминающая человека. Всплыла и резко рванула вверх, растаяв в глубинах небес. Синий луч погас, иероглифы потускнели, купол обрел материальность, и Башня начала медленно проваливаться в песок, пока на поверхности не остался один лишь Купол. Пространство свернулось в крутящийся смерч и обрушилось в отверстие на Куполе. Наступила полная тьма. А когда она рассеялась, все было, как прежде: бледно-синее небо, красноватая почва, желтые пески, чахлая зеленоватая растительность, серые палатки. Члены экспедиции, которых разбросало в разные стороны, сбрелись к Куполу и некоторое время молча смотрели на него, осмысливая произошедшее. Потом Филип с отчаяньем в голосе прошептал:
  - Я же вам говорил...
  (2021)
  
  
  
  МАТЕРИАЛИЗАЦИЯ
  
  
  
  Первым делом я купила кружку. Тяжелую глиняную кружку клетчатой расцветки с черным нутром (это важно). Клетка на чашке не какая-нибудь случайная, нет! Это благородный тартан высокогорного шотландского клана МакЛаудов: пересечения желтого и черного цветов с добавлением тонкой красной линии. Поставила ее на полку, положив внутрь палочку корицы - настоящей, цейлонской, а не кассии, у которой аромат слишком резкий. В доме должно пахнуть корицей. К тому же она хороший афродизиак.
  Потом я купила домашние тапки. Из настоящей замши приятного светло-коричневого цвета - внутри натуральная овчина. Поставила их в шкаф, положив внутрь по маленькому мешочку, набитому сушеной лавандой - от моли. Над тапками висит на вешалке халат - я долго искала именно такой: важный, представительный, сшитый из темно-синего бархата с тонкой красной отделкой и вензелем на нагрудном кармашке.
  Потом я варила варенье. Золотое, янтарное, густое варенье из абрикосов с зернышками - квинтэссенция крымского лета, когда абрикосы зреют на ветках, наливаясь солнцем и пропитываясь морским ветром. Конечно, дробить косточки, добывая ядра, занятие утомительное. Но я, разбивая очередную косточку, представляю, что уничтожаю обиду и отменяю неудачу, извлекая из каждого горького опыта сладкое зерно мудрости. Помогает. Варенье разложено по банкам и отправлено в кладовку, где ждет своего часа.
  Лампа попалась мне на барахолке. Я отчистила ее, и теперь медная ножка самодовольно сияет, а зеленый круглый абажур светится сам по себе, без участия лампочки. Зеленая лампа обязательно должна быть в доме.
  Стеклянный графин принадлежал моему дедушке. Стеклянный графин с тонкой цветочной гравировкой и тяжелой пробкой, которую, как уверяют опытные хозяйки, следует класть в куриный бульон во время варки, чтобы он получился прозрачным. Ни разу не пробовала. Графин пока томится в серванте, готовясь к тому торжественному моменту, когда в него вольется тягучий золотистый напиток, который пока что настаивается в темноте кухонного шкафа.
  Рецепт я немного усовершенствовала: беру не 25 г кедровых орешков, а 30 - на поллитра водки, а ванилин совсем не кладу, мне кажется, он тут ни к чему. И сахару чуть побольше - столовую ложку с верхом. Орехи предварительно пару раз обдаю кипятком и дроблю. Десять дней настаивается, фильтруется и пьется с удовольствием и пользой для здоровья.
  Так, сколько уже набралось? Кружка, тапки, халат, лампа, графин...
  Пять предметов! Достаточно.
  Варенье и кедровая настойка... Маловато.
  Добавим глинтвейн - а иначе, зачем нужна кружка?
  И запечем в духовке... Ну, что-нибудь запечем.
  С момента покупки кружки прошло полгода, и как раз в канун Рождества я завершила обряд. Долго, а что делать? Мне же нужна не туфта какая-нибудь, а премиум-класс, так что ко всему прочему я много времени уделяла визуализации, стараясь ничего не упустить. Канун Рождества - хорошее время для хорошего дела. К тому же наряжена ёлка, а она одна перевешивает все пять собранных мной предметов, излучая мощное притяжение. Конечно, если в доме есть камин, то результат стопроцентный. Но камина, увы, нет. Но ёлка в сочетании с глинтвейном - то, что надо.
  Итак, глинтвейн! Берем красное сухое вино - лучше Бордо. Водой не разбавляем - это профанация. Добавляем корицу, гвоздику, кардамон, чёрный перец (да-да-да!), имбирь, мускатный орех, корочки лимона, кусочки апельсина или мандарина, ломтики яблок, мёд. Нагреваем (но не до кипения!) и в самом конце подливаем немного коньяка или рома.
  Пока я занимаюсь глинтвейном, в духовке, источая умопомрачительные ароматы, запекается свинина - я ее замариновала заранее в лимонном соке с чесноком. Приготовила соус: перец чили, имбирь, коньяк и мед. Ломтики свинины слегка обжарила на оливковом масле, потом там же немножко потушила соус, переложив свинину в форму. Полила соусом, посолила, накрыла фольгой - и на полчаса в духовку.
  Волновалась я страшно! А вдруг ничего не получится?
  Но все получилось, и я даже успела переодеться в свое любимое платье удачи - нежно-голубое, под цвет глаз.
  Ах, про цвет глаз-то я и не подумала! Черт, уже поздно. Ну ладно, пусть глаза будут какие угодно, лишь бы все остальное соответствовало.
  Ровно в полночь он вышел из комнаты, где работал - я уже некоторое время слышала шелест компьютерной клавиатуры, но держалась: нельзя входить, а то можно спугнуть! Пусть сам.
  - Бог мой, как же дивно пахнет! - сказал он низким бархатным баритоном.
  - Все готово, - ответила я, украдкой его разглядывая. - Прошу к столу.
  Он уселся. Я налила ему полную кружку глинтвейна, положила на тарелку кусок запеченного мяса. Он сказал, разливая по рюмкам кедровую настойку:
  - Давай начнем с водочки. За тебя, дорогая! Как же мне повезло!
  - За нас! - ответила я, и залпом выпила настойку, стараясь не заплакать: все получилось. Он сидел напротив меня - симпатичный мужчина лет сорока пяти. В темно-синем халате с вензелем на кармашке и в тапках из натуральной замши. Ел свинину, пил глинтвейн, шутил, смеялся, смотрел на меня с нежностью. Солнечное варенье дожидалось чая, а в комнате около ноутбука горела зеленая лампа, и ёлка сияла гирляндой...
  Какого же цвета у него глаза? Никак не пойму. Волосы темные с сединой, как я и заказывала. И полуседые усы с бородой, очень стильные. Да, мне нравятся бородатые мужчины, ничего не могу с собой поделать. И сам он очень стильный - халат смотрится на нем как королевская мантия. А глаза... Кажется, карие? Точно.
  И еще - я не знаю, как его зовут. Пройдет немного времени, и его имя само себя обнаружит. Спрашивать нельзя. Ничего, пока можно просто говорить: "Дорогой". Так даже лучше.
  Но зато я знаю, что написано в том файле, который открыт в его ноутбуке. Он же у меня писатель! Рассказ сочиняет. Пока только начало:
  "Первым делом она купила кружку. Тяжелую глиняную кружку клетчатой расцветки с черным нутром (это важно). Клетка на чашке не какая-нибудь случайная, нет! Это благородный тартан высокогорного шотландского клана МакЛаудов: пересечения желтого и черного цветов с добавлением тонкой красной линии..."
  (2021)
  
  
  
  КАМЕРА
  
  
  Посвящается Александру Хуснуллину
  
  
  
  Я сидел за столом в небольшой комнате, похожей на камеру. И стул, и стол были привинчены к полу - я проверил. Напротив меня за тем же столом сидел человек в черном костюме и при черном же галстуке. Не обращая на меня ни малейшего внимания, он внимательно читал какие-то бумаги, собранные в желтую папку со скоросшивателем. Стена за его спиной была отвратительного розового цвета, напоминающего об общественном сортире, и коричневая деревянная дверь выделялась на этом фоне грязным пятном. Боковые стены выкрашены в два цвета: унылый серый и еще более унылый зеленый, причем левая стена сверху - серая, а правая - зеленая. На левой стене под самым потолком виднелось окно - узкое и длинное, забранное решеткой и почти не дававшее света. Осторожно повернув голову, я обнаружил, что задняя стена имеет цвет ржавчины. И для довершения картины следует сказать, что беленый потолок пожелтел от времени и потрескался, а щербатые половицы отдавали желтой охрой. На потолке сияли неоновым светом две лампы-трубки без абажуров, одна время от времени мигала и трещала.
  Я легонько кашлянул, пытаясь привлечь внимание человека в черном костюме, но он не поднял головы. Тогда я громко спросил, пытаясь унять невольную дрожь - от этой комнаты у меня возникло такое же неприятное чувство, какое возникает, когда кто-то проводит железом по стеклу:
  - А почему стены так странно покрашены? Вразнобой?
  - Вопросы тут задаю я, - все так же, не поднимая головы, сказал человек в черном.
  - Так задавайте уже!
  - Всему свое время, - внушительно произнес человек в черном, захлопнул желтую папку, встал и вышел из комнаты. Я тут же подбежал к двери и подергал за ручку - конечно, дверь была заперта. Я несколько раз обошел вокруг стола и снова обреченно уселся на стул. Через некоторое время дверь отворилась, и вошло двое работяг в синих халатах, один нес стремянку, другой - лампу дневного света в коробке.
  - Привет! - воскликнул я, но работяги даже не взглянули в мою сторону, словно меня вообще не существовало. Они установили стремянку, и один полез менять лампу. Новая лампа уже не мигала и не трещала, но зато светила более холодным и голубым светом, чем старая, отчего в комнате стало совсем уж невыносимо. Работяги ушли - в дверях они посторонились, пропуская в комнату такое невероятное существо, что я глазам своим не поверил.
  Это был невысокий полненький мужчина средних лет, одетый в трикотажную пижаму не по росту. Вернее, в две разных пижамы: штанишки, доходящие до середины волосатых икр, были голубые в белых зайчиках, а верхнюю часть цыплячье-желтого цвета украшали коричневые Винни-Пухи. В довершение картины на ногах у него были ярко-розовые шлепанцы с огромными пушистыми помпонами. Человек в пижаме уселся напротив меня, сладко зевнул, пристроил лысоватую голову на сложенные руки и заснул.
  - Эй, товарищ! - я осторожно постучал по лысине пальцем. - Вы кто? Зачем пришли-то? И что вообще происходит?!
  - Ах да! - встрепенулся толстяк. - Сейчас!
  Он нажал кнопку, вделанную в стол, и через минуту в камеру вошла официантка в черном платье, белом кружевном фартучке и с белой наколкой на пышно причесанных волосах - я уже ничему не удивлялся. Официантка несла поднос, на котором стояла черная бутылка с золотой головкой и изящная рюмка с золотыми каемками и гравировкой. Официантка быстро постелила на стол белоснежную салфетку, поставила на нее бутылку и рюмку и бесшумно удалилась. Толстячок взял бутылку, рассмотрел этикетку, крякнул, передернувшись, потом открыл бутылку и налил в рюмку тягучую жидкость темно-янтарного цвета - по камере тут же поплыл аромат трав и алкоголя. Рюмку он протянул мне:
  - Пейте!
  Я понюхал, попробовал и поморщился:
  - Что это за гадость? Ненавижу ликеры!
  "Гадость" была одновременно и приторно-сладкой, и полынно-горькой, да еще и крепкой, как водка.
  - Итальянский травяной ликер "Амаро", - важно произнес толстячок, приосанившись. - Обычно подается как дижестив (это слово он произнес по слогам). Аналоги продаются по всей Европе: во Франции это Picon, в Венгрии - Zwack Unicum, в Дании - Gammel... Gammelsdank, в Германии... в Германии - Kräuter... Kräuterlikör, он же Jäger... Jägermeister.
  Он говорил как профессиональный гид, но явно спотыкался на иностранных названиях. Я решительно поставил рюмку на стол:
  - Не буду я это пить! Воды дайте.
  - Не положено.
  - А это я пить не стану.
  Некоторое время мы с ним молча смотрели друг на друга: ситуация явно зашла в тупик. Потом толстячок почесал затылок, вздохнул, повертел в руках бутылку, снова почесал затылок и, наконец, жалобно произнес:
  - Вот же вы какой вредный! А мне что делать? Я должен вернуть эту бутылку пустой, а вы даже одну рюмку выпить не хотите.
  - Так сами и выпейте.
  - Сам?! - изумился толстячок.
  - Ну да. А что такого?
  - Не положено...
  Толстячок совсем сник и даже пустил слезу, но я был непреклонен и подвинул к нему рюмку:
  - Пейте!
  Он выпил и закашлялся. Я встал, обошел стол и похлопал его по спине, он благодарно закивал. Отдышавшись, он налил еще рюмку. Я с интересом смотрел. Так толстячок оприходовал всю бутылку и пригорюнился. Лицо его покраснело, на лбу выступил пот. Я подумал, что сейчас он точно заснет, но толстячок внезапно запел негромким блеющим тенорком:
  - По диким степям Забайкалья... Где золото роют в горах... Бродяга, судьбу проклиная... Тащится с сумой на плечах...
  Он покивал головой, сурово поджав губы, и ткнул в мою сторону бутылкой, которую так и держал в руке:
  - От сумы да от тюрьмы, как говорится... Это самое... Не зарубайся! Нет. Не заругайся! Или как?
  - Не зарекайся, - подсказал я.
  - Воот! Святые слова! Не зарепайся.
  Он икнул и продолжил скороговоркой:
  - Бродяга к Байкалу подходит... Навстречу родимая мать...
  И внезапно взвыл в полный голос:
  - О здравствуй, о здравствуй, роднаааая!
  В этот патетический момент дверь открылась, и дюжий санитар подскочил к толстячку. Он обрадовался и закричал, протягивая пустую бутылку:
  - Мамаша, селёдочки не хотите ли? Селёдочки, мамаша!
  Санитар подхватил его и поволок к выходу, а он все бормотал свое "мамаша, селёдочки". Тут я спохватился:
  - Эй, постойте! А что со мной будет? Что тут вообще происходит? Товарищ!
  Санитар, не оборачиваясь, буркнул:
  - Тамбовский волк тебе товарищ.
  И дверь за ними закрылась. Я сидел и ждал появления следующего персонажа, но никто не приходил. Я встал, подошел к двери, подергал ручку и постучал:
  - Эй, кто-нибудь!
  Тишина. Я задумчиво обошел камеру. Потом еще раз. Потом решил сосчитать, сколько шагов я пройду вдоль каждой стены. Результат меня ошеломил: все углы казались прямыми, и комната выглядела квадратной, но количество шагов оказалось разным! Стена с дверью - шесть шагов, стена с окном - пять, стена ржавого цвета - семь, и последняя - восемь! Я не поверил и пересчитал: все так. Тогда я решил сосчитать не шаги, а ступни, и прошелся по периметру, аккуратно ставя ноги пяткой к мыску. Все то же соотношение. Странно. Не зная, чем еще себя занять, я вспомнил про кнопку на столе и, недолго думая, нажал ее. Через пару секунд дверь отворилась и вошла официантка, которая приносила ликер. Она взяла со стола салфетку с рюмкой и подозрительно огляделась по сторонам:
  - А где бутылка?
  - Так бутылку этот унес, который в пижме, - ответил я.
  - Ага, он унес, а мне теперь отвечать! Козёл.
  - Скажите, а как это все называется? - решился я спросить.
  - Что - это? - не поняла официантка.
  - Ну, это место! Это учреждение!
  - Как надо, так и называется, а разглашать нам не положено.
  - А как отсюда выйти?
  - Куда?
  - Куда-нибудь.
  - Не положено.
  - А в туалет мне выйти положено?
  - В туалет можно, - неожиданно согласилась официантка. - Пойдемте, покажу.
  Сердце у меня колотилось как ненормальное: неужто я выйду из камеры?! Вслед за официанткой я и правда вышел в коридор и через пару шагов оказался перед коричневой дверью, к которой был прикноплен листок бумаге с криво написанной от руки буквой "М", на соседней двери висела такая же буква "Ж". За дверь оказался обычный учрежденческий туалет, обшарпанный, но довольно чистый. Без окон. Сделав свои дела, я вышел в коридор, но официантка уже исчезла. Я был совершенно один.
  Первым делом я подошел к окну: похоже, это примерно третий или четвертый этаж! За окном был двор-колодец, посреди которого стоял маленький уборочный экскаватор ярко-желтого цвета. Дома, окружавшие двор, были из красного кирпича с затемненными окнами. Безрадостная картина. К тому же окно было не только наглухо закрыто, но еще и заклеено полосками бумажного скотча.
  Я пошел осматривать коридор: люминесцентные мигающие лампы-трубки, стены грязно-лилового цвета, истоптанные полы, восемь коричневых дверей - по четыре на каждой стороне. На четырех дверях были обозначены номера, некоторые написаны от руки белилами, другие привинчены. Моя камера значилась под номером "8", соседняя - "17", а две напротив - "5" и "21". На последних двух висели таблички: на одной - "Выход напротив", на противоположной - "Выхода нет". В конце коридора нашлось еще одно окно. Я заглянул и изумился: точно такой же двор, что и в первом окне, с точно таким же желтым экскаватором, только стоит он ковшом в другую сторону. Ладно, проверим двери! Все они, кроме той, что вела в мою камеру, были закрыты, так что я тщетно дергал за ручки.
  Вздохнув, я пошел изучать наглядную агитацию, в изобилии развешанную по стенам: по три рамки с небольшими выцветшими плакатами в каждом простенке, всего восемнадцать. Подборка меня тоже изумила: на трех плакатах были напечатаны "Правила поведения пассажиров метро" - 64 пункта, большая часть которых обязывала, запрещала и не разрешала, и только девять пунктов сообщали, на что пассажир имеет право. Другие три плаката демонстрировали на картинках разные способы пеленания младенцев. Следующая серия из трех плакатов просвещала по поводу инфекций, передающихся половым путем - хорошо, без картинок.
  Остальные девять плакатов поражали разнообразием сюжетов: "Во благо всего мира пей стакан кефира", "Оппортунистам не место в партии", "Как работал, так и заработал", "Нет на свете краше птицы, чем свиная колбаса", "Все на выборы", "Осторожно с цапкой", "Не ходи по рыбе", "Лечите косоглазие очками" и плакат с изображением Пушкина и текстом на узбекском языке: наверху - "САЛОМ СЕНГА, НОТАНИШ, НАВКИРОН АВЛОД", внизу - "ПУШКИН ВАТАНИМИЗНИНГ ГУРУДИР".
  По коридору я гулял долго. Изучил плакаты, даже прочитал все 64 пункта для пассажиров метро, не один раз проверил все двери. И вдруг мне показалось, что дверь с номером "21" подалась! Я потянул сильнее, дверь со скрипом распахнулась, и я увидел маленькую комнату-пенал с единственной болтающейся под потолком лампочкой без абажура. В комнату надо было спускаться по ступенькам. Внутри стоял топчан, на котором сидела совершенно голая неимоверно толстая баба с седыми волосами, завязанными в задорный хвостик, точащий на макушке. Она ела ложечкой йогурт из пластикового стаканчика. Мы так и вытаращились друг на друга. Я увидел, как бабий рот, измазанный йогуртом, разинулся во всю ширь, и, не дожидаясь истошного визга, судорожно захлопнул дверь, да еще и навалился на нее всем телом. За дверью, однако, было тихо. Я осторожно приоткрыл и заглянул в щелку - о ужас: голая баба стояла прямо перед дверью! Я с силой надавил на дверь, отскочил и помчался по коридору, собираясь спрятаться в своей камере, но промазал и с разбегу ударился о дверь с надписью "Выход напротив" - она неожиданно распахнулась, я вылетел на лестницу, упал и прокатился кувырком по лестничному пролету до следующей площадки. Падая, я думал: "А я-то, дурак, все двери тянул на себя! Надо было попробовать и от себя..."
  - А, вот вы где, - раздался вдруг женский голос. - Давно вас ищу!
  Я взглянул вверх - надо мной стояла давешняя официантка. Она протянула мне руку, помогая подняться, а потом сунула желтую папку со скоросшивателем:
  - Идите скорей, вас уже ждут.
  - Куда идти-то?
  - В камеру номер восемь, куда ж еще. Ну вообще! Понаберут придурков, а ты виновата, - бормотала она, сбегая по лестнице вниз. И я послушно пошел обратно в камеру номер восемь. Дверь в коридор я приоткрыл с опаской, но голой бабы там не было, только валялся стаканчик из-под йогурта. В камере на моем месте сидел тот самый человек в черном костюме, которого я увидел первым. Он благожелательно - даже заискивающе - смотрел на меня. Я сел напротив него и открыл папку. В ней было подшито множество разнокалиберных бумажек разного цвета с разноцветными же печатями. Попадались белые, желтые, зеленые, голубые и даже одна черная со шрифтом белого цвета и розовой печатью. Кроме печатных документов встречались и рукописные, но все они никак не читались, словно были составлены на иностранном языке. Я закрыл папку и уставился на своего визави. Он наклонился в мою сторону и шепотом сказал:
  - Сейчас вы должны спросить, как меня зовут.
  - Как вас зовут? - машинально повторил я и вдруг вскочил, осознав, что тут не так. Ну, кроме того, что вообще все происходящее ни в какие ворота не лезет. Главное "не так" было со мной. Я не знал, как меня зовут, кто я такой и откуда тут взялся! В панике я выбежал из камеры и понесся, не разбирая дороги. Выскочил на лестницу и побежал вниз, но через два пролета меня остановили:
  - Стой! Куда это ты намылился?
  Это была все та же официантка, она сидела на подоконнике и курила, с любопытством меня разглядывая. Я, наконец, тоже ее разглядел: блондинка с тугими кудряшками - круглые голубые глаза, накрашенный ротик бантиком.
  - Чего ты такой вздрюченный-то? - спросила она.
  - Ну как же! Я не знаю, кто я такой!
  - Да какая разница, - пожала плечами блондинка.
  - То есть как?!
  - Мне, например, нравится.
  - Нравится ничего о себе не знать? Даже имя?
  - Живу и ладно. Так даже интересней.
  - Ну, не знаю... Как-то тревожно...
  - А ты поговори с Автором.
  - С кем?
  - С Автором. Это ж он все выдумывает. А мы соответствуем.
  - Не понимаю...
  - Да чего тут не понимать-то? Мы с тобой персонажи. Нас Автор выдумал. Но, наверно, чего-то не додумал. Мне-то все равно, а ты чего-то страдаешь. Так поговори с Автором! Пусть изменит твою участь.
  - А где его найти? Автора?
  - На самом верхнем этаже. Сидит там, собака, в башне из слоновой кости, кофеек попивает, а мы тут дурью маемся. Хорошего кофе днем с огнем не найдешь! Только ты это... поаккуратнее с ним разговаривай! Особо права не качай. Все-таки он Автор - захочет и вообще тебя вычеркнет.
  - Как... вычеркнет?!
  - Запросто. Раз - и нету. Вон, взял и вычеркнул толстяка в пижаме! Одна бутылка осталась.
  На подоконнике и правда стояла пустая бутылка из-под ликера Амаро. Я задумался. Вычеркнет! Ничего себе...
  - Да ты не трусь! Автор - он вполне вменяемый. Можно договориться. Я раньше рыжая была, а попросила - стала блондинкой. Давай, иди уже. Вернешься - расскажешь, чем кончилось.
  - А вдруг... не вернусь?
  - Вернешься! Ты же главный герой, тебя так просто не вычеркнешь.
  - Главный герой?!
  Я приободрился и двинулся вверх по лестнице. Шел я долго, даже устал считать этажи и сбился. И вот я на площадке последнего этажа, где всего одна дверь. Хорошая такая дверь: красного дерева, с золотой табличкой "АВТОР" и золотым колокольчиком. Посмотрим, что это за башня из слоновой кости! Я позвонил в колокольчик и через некоторое время из-за двери раздался раздраженный возглас:
  - Ну, кто там еще?!
  Дверь распахнулась - на пороге стояло хрупкое лохматое существо в джинсах и растянутой футболке с надписью "Не хочу ничего знать". Сначала я принял его за подростка, но приглядевшись понял, что это женщина, даже постарше меня, пожалуй.
  - А, это ты... Проходи! - она подвинулась, пропуская меня внутрь. - На кухню иди, а то везде бардак. Заодно кофе выпьем. Не помню, ты кофе предпочитаешь или чай?
  Я подумал и ответил:
  - Мне все равно.
  - А вот это зря! Чем быстрее ты определишься в своих предпочтениях, тем проще нам с тобой будет. Садись вот сюда. Сейчас сделаю кофе.
  Я сел и огляделся: обычная кухня в малогабаритной квартире, довольно захламленная - вон, даже немытая посуда в раковине скопилась. Из глубин квартиры появился большой рыжий кот. Он рассмотрел меня с порога, потом не спеша подошел поближе. Я протянул ему палец для обнюхивания, кот благосклонно обнюхал и даже позволил почесать себя за ушком, после чего легко запрыгнул на подоконник и уставился в окно.
  - Ага, с кошками ты умеешь обращаться! Уже хорошо, - сказала женщина, ставя передо мной чашку с кофе и блюдце с печеньем.
  - А вы кто? - я с некоторой опаской отхлебнул кофе, но оно оказалось как раз по моему вкусу.
  - Как кто? - удивилась женщина. - Я Автор. Ты же к автору шел? Ну вот, он я и есть. То есть она. Ненавижу феминитивы, поэтому не смей называть меня Авторкой! Писательницей можно, но это длинно. Давай просто по имени! Я - Дженни, а как тебя зовут?
  - Назар, - на автомате ответил я и сам изумился.
  - Назар?! Эк тебя занесло! Ну ладно, пусть будет Назар. Слушай, ты меня прости пожалуйста. Я понимаю, что по-свински с тобой поступила: начала рассказ и забросила. Но у меня... понимаешь... Творческий кризис, короче. Мне надо срочно роман дописать - издательство уже на ушах стоит, требует. А я застряла. Но ты тоже хорош!
  - А я-то что?!
  - Как что? Ты же главный герой, из-за тебя все и затеялось, а ты дурака валяешь.
  - Разве от меня что-то зависит?
  - Еще как зависит! Я ж просто записываю, что там с тобой происходит. А ты застрял в этой дурацкой камере, по коридору без толку мечешься. Вот дались тебе эти плакаты! Восемнадцать штук! Хотя забавно вышло, не спорю. Особенно с Пушкиным хорошо. Молодец.
  Тут в дверях появилась девочка лет шести. Вернее, сначала послышался ее возмущенный вопль:
  - Мааааам! А чего он...
  Увидев меня, девочка осеклась, потом выпалила:
  - Ой! Извините! Здрасти!
  И убежала. Дженни тяжко вздохнула:
  - Ну? Видишь? И так всю дорогу! Пойду разберусь. А ты пока подумай, как нам разрулить твою ситуацию.
  И она ушла. Я честно пытался думать, но невольно прислушивался к происходящему в квартире: до кухни доносились неразборчивые вопли и какой-то грохот. Наконец Дженни вернулась. Залпом выпила стакан воды и присела к столу, пробормотав:
  - Поубивать всех...
  - А их много?
  - Хватает. Муж - это раз. Но он, славу богу, на работе. Кота ты видел, Настю тоже. Еще Гоша и Гриша, близнецы.
  - Гоша и Гриша?
  - Георгий и Григорий.
  - Но разве это не одно и то же имя?
  - Нет, - твердо ответила Дженни. - Это совершенно разные имена.
  Тут в кухню вошел высокий мальчик-подросток с волосами до плеч и в зеленой шляпе.
  -- Здрасти! - сказал он басом и добавил дискантом: - Ну, я пошел!
  - Иди-иди, - кивнула Дженни. - Позвони, как доедешь.
  Мальчик исчез. Дженни пояснила:
  - Это был Гоша. Или Гриша? Нет, точно Гоша. Они у меня курьерами подрабатывают, сегодня Гошина очередь. Так, на чем мы остановились? Ага. Ты придумал что-нибудь?
  - Нууу... Не знаюууу...
  - Не мямли.
  - Например, всё это - сон художника. Всю жизнь он рисовал плакаты и таблички на производственные темы. А мечтал стать Кустодиевым, но таланта хватало лишь на позднего Малевича. А зачем в России два Малевича? Ей и одного Кандинского - за глаза! Как-то так.
  - Хм... А зачем России два Кустодиева? Ладно, и что дальше?
  - Он отмывал кисти ацетоном, нанюхался, выпил водки, чтобы полегчало, и заснул. То есть я заснул. Нет? Не пойдет?
  Дженни поморщилась:
  - Бытовуха какая-то. Надо что-то более...
  - Безумное?
  - Более абсурдное, а то скучно. И более волшебное. В общем, давай думай, потом обсудим. Оставайся пока тут. Я понимаю, там тебе осточертело.
  - А я не могу тебе как-то помочь? С творческим кризисом?
  - И как, интересно?
  - Посуду помою, например.
  - О! Это хорошая мысль. Давай, а я пока вернусь к роману. Слушай, а из тебя классный главный герой получится!
  Дженни удалилась из кухни, а я встал, повязал цветастый фартук и принялся мыть посуду, думая: "Вот допишет Дженни роман, получит гонорар - надо ей намекнуть, что неплохо бы посудомоечную машину купить..."
  (2021)
  
  
  
  В ИГРЕ
  
  
  
  Не помню, как давно я в этой Игре. Начал, как только вышла, еще даже инструкций по прохождению никто не составил - потом-то появилось множество, а сначала я все подробности узнавал методом ненаучного тыка. Смысл в том, чтобы пройти двенадцать уровней и обрести двадцать артефактов, но запрятаны они так, что не сразу и найдешь. А на пятом уровне, который открывает новый, более сложный этап игры, появляются трое существ: белая Сова, чёрный Ворон и красный Попугай.
  Белая сова - помощница. В критической ситуации ты можешь вызвать ее с помощью сигнальной ракеты, которую до этого выменял на четыре собранных артефакта. Сова поддерживает тебя, делясь силой, или просто указывает путь. Но засада в том, что у сигнальной ракеты всего три заряда, поэтому вызываешь Сову в самом крайнем случае.
  Чёрный Ворон - враг, он отбирает твою силу, особенно любит это делать, подлавливая тебя в прыжке: ты тут же падаешь на землю и потом на какое-то время сильно замедляешься, а это обидно. Постепенно я научился замечать легкую тень, предвещающую появление Ворона.
  Красный Попугай возникает неожиданно. Он непредсказуем: может вывести тебя на правильный путь или, наоборот, завести в такие дебри, что и не выбраться. Все это придает дополнительную остроту игре.
  Постепенно я добрался до девятого уровня, собрав все двадцать артефактов. В награду получил способность летать, а не только прыгать, как раньше. Теперь Игра превратилась в развлечение: артефакты собирать не надо, Ворон больше не страшен, потому что я гораздо быстрее него, но Попугай по-прежнему может заморочить голову. К тому же появились Наваждения и Ловушки. Наваждения просто сбивают с пути, а провалившись в Ловушку, нужно совершить какое-то деяние, и тогда тебя вернут обратно. Или не вернут, а спустят уровнем ниже. Но могут и поднять на следующий уровень - все непредсказуемо. И чужой опыт тут не поможет: ребята, конечно, делятся на форуме, но пока никто не добрался до финала, да и Ловушки у всех разные. Оформлены они очень интересно: из условного мира Игры ты внезапно попадаешь как бы в кинофильм, настолько все живое и натуральное. Сначала озираешься по сторонам, потом бродишь, осматриваешься и пытаешься понять, чего от тебя хотят.
  В первой Ловушке мне пришлось играть в настольный теннис с уродливым и весьма вспыльчивым Демоном, который так обиделся на проигрыш, что плюнул в меня огнем, и я провалился на восьмой уровень. Пошел дальше, на девятом уровне опять попался Демону, но сообразил ему поддаться, и он меня, наконец, выпустил - сразу на десятый уровень.
  Еще одна ловушка ждала меня на одиннадцатом уровне и сначала показалась легкой: всего-то и надо, что пройти лабиринт! Ага, как же. Не могу сказать, сколько я кружил по этому, провались он, лабиринту. Мне казалось - вечность. В конце концов, я уселся в центре и задумался: похоже, выхода просто нет. Но в то же время меня никуда не выбрасывает, значит... Значит надо поменять тактику, вот что. Я посмотрел вверх - там по синему небу медленно плавали пушистые облачка, похожие на овец. Я машинально их сосчитал - двенадцать. Что это - указание на двенадцатый уровень? И как это мне поможет, интересно? А потом я опомнился и подскочил: вот балда! Я же умею летать! И взлетел. Я по спирали поднимался вверх, в глубокую синеву, которая делалась все светлее и, наконец, превратилась во вспышку слепящего света - я зажмурился, а когда открыл глаза...
  Надеюсь, вы понимаете: описывая прохождение Игры и говоря "я взлетел, прыгнул, нашел артефакт", я имею в виду не себя, любимого, а свой аватар - забавного мультяшного человечка в камуфляжной форме и с рюкзаком за спиной, туда он складывает артефакты, чтобы обменять их на что-то полезное в игре, вроде сигнальной ракеты. А реальный я в это время сижу в полутемной комнате перед мерцающим экраном монитора и направляю человечка контроллером. Но то, что произошло дальше, я не знаю, как объяснить. Потому что после головокружительного полета сквозь слепящий свет открыл глаза именно я, а не мой аватар.
  Обстановка была так похожа на реальный мир, что в первое мгновенье я даже испугался: может, никакой Игры и не было? А я просто заснул, сидя за столиком уличного кафе? Потому что именно там я и оказался: уличное кафе, круглые столики под тентами, плетеные стулья, цветы в кашпо, прохожие. Все реальное! На мне синяя футболка, джинсы и кроссовки - именно в этой одежде я сидел за ноутбуком в своей захламленной комнате. Правда, без кроссовок, в тапках. И ни в какое кафе я не выходил! Да и город не мой - очень похоже на Прагу, где я однажды побывал. И вообще, у нас там сейчас осень, а тут вроде как лето. Или у нас уже зима? Я с ужасом понял, что воспоминания мои тускнеют, стираются, тают! Последнее, что помню - я нажал на рычаг контроллера, заставляя своего человечка взлететь.
  Нет, что происходит, а?! Как я тут оказался? И как отсюда выбраться? Моя паника был столь сильна, что я на пару минут потерял сознание. Очнулся от того, что меня кто-то тряс за плечо. Я сфокусировал зрение - это был официант. Он совал мне под нос стакан с водой, я машинально выпил и закашлялся: вода была ледяная и газированная.
  - Очнулся? - ласково спросил официант, молодой парень с добродушным лицом. - Как ты себя чувствуешь?
  - Где я нахожусь?
  - Ты здесь.
  - Где, мать твою, здесь?!
  - В уличном кафе.
  - Это я и сам вижу! Что это за место? Какой город?
  - Хороший город. Тебе тут понравится. Но сейчас не помешает выпить чего-нибудь покрепче, - спокойно сказал официант, явно не собираясь отвечать на мои вопросы. И я тоже внезапно успокоился, сообразив: очевидно, таковы правила игры - я до всего должен додуматься сам.
  - Да, я бы выпил... не знаю... водки?
  - Хорошо, я тебе принесу местной водки. Она крепкая и ароматная. И соответствующих закусок.
  - Но у меня нет денег!
  - За счет заведения. Для таких, как ты, у нас все бесплатно.
  - Каких - таких?
  - Приезжих.
  - А! И много нас?
  - Когда как. Сейчас ты один.
  Я выпил водки, явно настоянной на каких-то травах, с аппетитом съел все, что принес официант, не слишком вникая, что именно ем - вкусно, и ладно. Теперь мне было понятно, почему никто на форуме не делился впечатлениями от полного прохождения Игры - попробуй, расскажи о таком! Сразу в психушку направят! А может, я вообще тут первый?! Я представил, как буду рассказывать о своем приключении на форуме, и воодушевился, а потом пригорюнился: и что мне, сироте, теперь делать? Ясно, что надо искать выход из этой Ловушки, но как? Ладно, для начала...
  - Для начала тебе неплохо бы просто погулять по городу и заселиться в отель, потому что день близится к вечеру, - встрял в мои размышления официант.
  - В отель?
  - Через два дома от нас как раз есть один такой, называется "Приют Усталого Путника", сокращенно "ПУП".
  Ну, пуп так пуп. Я встал и огляделся. Напротив кафе был большой книжный магазин, и я подумал, что интересно будет порыться в книжках - занятные, наверно. Кстати, смогу ли я вообще хоть куда-нибудь зайти? Ладно, начнем с отеля, раз официант меня туда посылает. Уж он-то знает правила.
  После отеля я отправился гулять, не боясь заблудиться в сгущающихся сумерках, потому что плутать тут было негде: единственная улица шла по прямой. Интересно, что у нее в конце? Может, выход? Но вряд ли все так просто. Я брел, с любопытством туриста глазея по сторонам. Улица явно проходила по склону горы: одна ее сторона была чуть ниже другой. Ничего, кроме зданий и их крыш я не видел - пространство за домами окутывал сизоватый туман. Напрасно я опасался: оказалось, я могу зайти в любую лавчонку или кафе. Скоро совсем стемнело, зажглись фонари, ощутимо похолодало. Я подумал, что пора, наверно, поужинать, потом вернуться в отель и продолжить исследование местности с утра пораньше. Я хотел было повернуть назад, но тут заметил, что стою как раз около того самого уличного кафе, где пил водку. Ну да, точно - вон и книжный магазин напротив. Как это может быть? Я что, описал круг? Но я же все время шел прямо! Не было ощущения, что улица поворачивает! Я вздохнул: да, похоже, это очередная местная фишка. Пони бегает по кругу, сам того не замечая. Ладно, посмотрим, что будет завтра.
  Весь следующий день я бродил по городу - вернее, по его единственной, замкнутой в кольцо, улице. Свернуть я никуда не мог. Вернее, мог, но толку-то? Все уходящие вбок переулки заканчивались тупиками, а все попадавшиеся на пути лестницы выводили меня аккурат на то же самое место, откуда я вышел - и неважно, поднимался я или спускался. Да, это было похуже лабиринта. Может, я и тут должен взлететь? Но как? У меня же нет ни ноутбука, ни контроллера, чтобы нажать на клавишу взлета, а сам я летать не умею...
  И завтракал, и обедал, и ужинал я все в том же кафе, где очнулся вчера. Официант был тот же самый, и во время обеда я рискнул спросить, как мне отсюда выбраться.
  - Зависит от того, куда ты хочешь попасть, - ответил он.
  - А у меня есть выбор?
  - Выбор есть всегда.
  Я задумался. Куда же я хочу попасть? Домой, конечно! Домой... В уютную полутьму давно не убиравшейся комнаты, надежно отгороженной от уличной жизни плотными шторами. От уличной жизни? Или от жизни вообще? Я ведь не просто так увлекся этой Игрой - я в ней прятался от суровой реальности и от осознания собственной участи неудачника. Свел общение с миром до минимума. Конечно, суровая реальность в лице родителей не оставляла попыток меня вразумить, воспитать, направить на путь истинный, пробудить совесть. Я вяло отбивался, чувствуя себя кем-то вроде камбалы, которую тащат из воды, подцепив на крючок. В камбалу я превратился после того, как потерял работу. Нет, плавники и жабры отросли не сразу! Сначала я трепыхался: разослал резюме, сходил на парочку собеседований, находил подработку на удаленке, в общем, как-то перебивался, благо родители помогали. Конечно, им скоро надоело помогать великовозрастному балбесу. Потом я расстался с девушкой. Не сказать, чтобы я был так уж сильно в нее влюблен, но встречались мы давно, и дело явно продвигалось в сторону свадьбы, что я обреченно воспринимал как неизбежность, поскольку всегда предпочитал плыть по течению и не сопротивляться. Да с моими родителями иначе и не получалось.
  На самом деле все началось со смерти бабушки. Она скончалась внезапно, и ее уход стал для меня шоком. Родители были вечно заняты работой, так что бабушка меня вырастила. Она всегда жила отдельно, но неподалеку, и либо забирала меня к себе, либо приходила к нам, когда родители уходили на работу: я много болел и часто пропускал детский сад и школу.
  Без бабушки моя жизнь словно превратилась в распускающееся с каждым днем вязанье - я не дал родителям выкинуть наполовину связанный бабушкой шарф, который так и остался лежать в корзинке для рукоделия вместе со спицами и разноцветными клубками. Впрочем, я не дал им выкинуть ничего вообще, сказав, что сам разберусь: квартиру бабушка завещала мне. Она умерла на восемьдесят третьем году - хорошая, долгая жизнь. "Вовремя ушла!" - говорили они на поминках. Так что родителям моя скорбь казалась чрезмерной и свидетельствовала о моем инфантилизме.
  Моей подруге тоже казалось странным, что тридцатилетний мужик так переживает из-за смерти бабки - с этого и начались наши с ней размолвки, завершившиеся эпическим расставанием. Подруга напросилась ко мне "на новоселье". Я почему-то очень не хотел приводить ее в свое новое жилье, словно предчувствовал, чем это может закончиться. Подруга по-хозяйски расхаживала по квартире, осматриваясь, а я вдруг увидел обстановку ее глазами: потолки с пятнами на побелке, истертые полы, старая мебель, ветхие коврики, старомодные светильники, нелепые безделушки...
  - Что ж, миленько, - сказала подруга, вертя в руках бледно-зеленую вазочку начала прошлого века. - Но ремонт определенно нужен. А для начала надо повыбрасывать весь этот хлам. Хотя... Шкафчик вполне ничего, винтажный такой. Винтаж теперь в моде. Только хорошо бы его обновить слегка. И комодик неплох. Ламповый! Но ковры - это отстой полный...
  И тут я решительно произнес:
  - Знаешь, я сам разберусь со своей обстановкой.
  - Ты? Разберешься? Ой, кто бы говорил! Да без меня ты тут паутиной обрастешь и плесенью покроешься.
  - Да уж как-нибудь не обрасту.
  - Ну что ты уперся? Далось тебе это барахло!
  - Это не барахло, а память о бабушке.
  - О бабушке? Мальчик, тебе что, три годика, чтобы ты так сокрушаешься? Бабке было сто лет в обед, а ты...
  Я встал, прошел в прихожую и распахнул входную дверь:
  - Будет лучше всего, если ты прямо сейчас уйдешь.
  - В смысле? - опешила девушка.
  - В прямом. Уходи.
  И добавил по-английски - мне всегда нравилось, как это звучит в фильмах:
  - Just now!
  И она ушла, возмущенно хлопнув дверью. Правда, потом несколько раз звонила, но я сбрасывал звонки. Сначала я почувствовал неимоверное облегчение. А потом затосковал. Нет, не по ней. Это была тоска по близкому человеку, такому, как бабушка. Понимающему, любящему... любимому. Но я не собирался мириться с бывшей девушкой - нет обстановки, и это не мебель, как сказала бы бабушка. И тут как раз подвернулась эта Игра, благодаря которой я обрел новых друзей и новые впечатления.
  К тому же Белая Сова напоминала мне бабушку! Нет, правда: у бабушки была такая же округлая голова с гладко зачесанными седыми волосами, светло-карие глаза и очки с круглыми стеклами. А уж когда она накидывала на плечи большую белую вязаную шаль - ну вылитая сова! Я иногда так и называл бабушку: "Моя совушка". Как мне ее не хватало...
  Уходя в Игру, я чувствовал себя смелым исследователем неизведанных земель, но, конечно, совсем оторвался от реальности, в которой по-прежнему оставался никчемным неудачником и плохим сыном. Хочу ли я вернуться вот в это всё? Пожалуй, нет. Но, может быть, я вернусь другим? Вдруг Игра меня изменила, и я сумею справиться со своей жизнью? Пожалуй, теперь я знаю, чем хотел бы заниматься...
  Остаток дня я провел в подобных размышлениях, да так задумался, что сам не заметил, как оказался в номере своего отеля. Машинально разделся и улегся спать - а что еще делать-то? Утро, как известно, вечера мудренее. Но заснуть не удавалось: какая-то неуловимая мысль не давала мне покоя. Что-то я заметил странное в окружающей действительности... Ага, что-то! Да тут ВСЁ странное.
  Хотя бы то, что за два дня блужданий мне не встретилось ни одно транспортное средство. Даже на велосипеде никто не проехал. И что-то мне еще ни разу не попалось на глаза... И тут меня осенило! Мир, куда я попал, был очень ярким. Вывески, товары в витринах, одежда прохожих, посуда в кафе, простыни в номере - все было разноцветное и новое, не затёртое и не заношенное. Но ни разу я не увидел ни одного предмета белого, черного или красного цветов. Каких только оттенков розового и бордового не встречалось, а чисто красный не попадался. Я тут же вспомнил немолодую парочку, встреченную на маленькой площади у фонтана: толстушка в кислотно-розовом платье и ее кавалер в бордовом пиджаке, синих брюках и розовой рубашке с желтым галстуком. Местные жители вообще поражали меня способностью сочетать в одежде самые невероятные цвета. А может, и на этом уровне Игры (если это вообще уровень!) мне надо целенаправленно искать что-то белое, избегать черного и опасаться красного?
  Так, подожди. А портье?! Портье в отеле! Он был в белой рубашке! Но в черных брюках. А бабочка на рубашке - красная. И сам он... Точно, он рыжий. Интересно: три цвета в одном. И что это значит? Я вскочил и помчался вниз - как был, в трусах. Но давешнего рыжего портье за стойкой не оказалось, а вместо него обнаружился симпатичный толстячок в пронзительно голубом костюме, желтой рубашке и синем галстуке, он приветливо мне заулыбался:
  - Вы что-то хотели?
  - Я хотел переговорить с другим портье! Рыжий такой!
  - К сожалению, мой коллега сегодня уволился. Могу ли я чем-то вам помочь?
  Уволился?! Черт, я упустил свой шанс! Я помялся и растерянно спросил, во сколько подается завтрак. Оказалось, в девять. Поднимаясь в номер, я лихорадочно вспоминал, не видел ли все-таки что-нибудь белое, и чуть не взвыл от досады: официант же! Он был во всем белом. И помогал мне. Конечно, в три часа ночи кафе вряд ли работало, поэтому с трудом дотерпев до утра, я помчался в кафе, подозревая, что мой официант, вполне возможно, тоже уволился. Но нет, у него просто был выходной, это меня обнадежило.
  Я сидел за столиком, попивая кофе, и рассеянно глядел по сторонам, как вдруг мимо меня прошла полная женщина в желтом платье, по которому были щедро рассыпаны кислотно-зеленые горохи. Женщина вела за руку маленькую девочку в голубом платьице. Девочка, проходя мимо, показала мне язык - я с возмущением обернулся ей вслед и увидел, что ее тоненькая косичка украшена огромным белым бантом. Я бы даже сказал - бантищем. Белым! Я вскочил и рванул вслед женщине с девочкой, подумав, что до сих пор никогда не обходил город, двигаясь в эту сторону - всегда шел в противоположную. Женщина с девочкой успели уйти довольно далеко. Я побежал, лавируя между прохожими, большинство которых двигалось мне навстречу, и в какой-то момент понял, что не могу остановиться!
  Улица резко ушла под уклон, и я мчался с горы, подгоняемый неведомой силой. По обе стороны дороги уже не было никаких строений - одни только скалы, заросшие травой и кустами, а впереди - я не поверил своим глазам! - впереди сияло лазурью и слепило солнечными бликами необъятное море. Меня вынесло на песчаный пляж, и тут я, наконец, смог остановиться. Некоторое время я оторопело таращился на волны, медленно накатывающие на берег, потом оглянулся: над морем возвышалась гора, вершина которой скрывалась в тумане. Я видел дорогу, по которой спустился - она постепенно переходила в городскую улицу.
  И что мне теперь делать? Возвращаться в город бесполезно. Обойти гору? Я подозревал, что это невозможно. Переправиться через море? Но как? Ладно, для начала искупаюсь, а там будет видно. Я разделся, аккуратно сложил на песке одежду, рядом поставил кроссовки и вошел в теплую воду. О, какой кайф! Забыв обо всем, я довольно долго плавал и нырял, потом улегся на воде, раскинув руки. Прямо надо мной высоко в небе парили чайки. "Хорошо, - подумал я, - взлететь я не могу. А что, если нырнуть поглубже?" Набрал побольше воздуху в легкие и нырнул. Я неторопливо погружался в пронизанную солнечными лучами воду, которая постепенно становилась все прохладней, а потом внезапно оказалось, что я больше не погружаюсь, а - наоборот - всплываю!
  Вынырнул я в бассейне. В обычном городском крытом бассейне, абсолютно пустом. Вода ощутимо отдавала хлоркой. Я озадаченно побултыхался, потом вылез на бортик и тут же увидел на скамье собственные шмотки. Под скамьей стояли мои кроссовки. Мало того, рядом со шмотками лежало большое махровое полотенце и новые трусы в магазинной упаковке. Вот это сервис! "Спасибо!" - сказал я неведомо кому и оделся, а потом пошел к выходу, следуя указаниям светящихся табличек, которые вывели меня в огромный и тоже абсолютно пустой вестибюль с застекленной передней стеной, в центре которой был тамбур с вертушкой.
   Я так и рванул к дверям, но тут же притормозил: за окном была зима. Сугробы, расчищенные дорожки, порывы метели. Вдалеке виднелась улица с пешеходами и проезжающими автомобилям. Медленно проплыл троллейбус. Я зачарованно смотрел. Все было очень похоже на настоящее! Может, я вернулся домой? Но сквозь снежную круговерть невозможно было разглядеть городские подробности - надо выходить. В джинсах и футболке? Я огляделся - ага! Слева находился гардероб, в котором висела единственная куртка - зеленая "Аляска", очень похожая на мою. Может, это она и есть? В карманах обнаружились вязаные перчатки, шапочка и шарф, а на полу стояли теплые ботинки. "И опять - спасибо!" - сказал я, поклонившись. Переобулся, натянул куртку и шапочку, замотал шарф. И вышел на улицу.
  Тут же ледяной порыв ветра швырнул мне в лицо пригоршню колючего снега, так что я задохнулся. Продышавшись, я увидел, что впереди остановился троллейбус. Побежал к нему - тот дождался. Вскочил в пустой теплый салон, сел у окошка и поехал неведомо куда. Ехали мы минут двадцать, но, сколько я ни всматривался в полузамерзшее окно, ничего знакомого так и не углядел. "Рыночная площадь. Конечная" - произнес равнодушный автоматический голос. Троллейбус распахнул двери, я вышел и огляделся. Это была большая площадь, в центре которой находилась яркая карусель с лошадками, а по окружности были расставлены украшенные ёлки и киоски с разнообразными товарами.
  Это что, уже Новый год? Хоть убей, я никак не мог вспомнить, какое время года было в моей реальности. Зима? Наверно...
  Звучала бодрая музыка из репродукторов, верещали дети, бродили ряженые, у всех в руках были светящиеся шарики и трещотки. Пахло глинтвейном и запеченным мясом - где-то явно жарили шашлыки: я увидел сизый дымок от мангала. Есть хотелось просто ужасно. Я подошел к ближайшему киоску с глинтвейном и пирогами: а вдруг для меня и тут все бесплатно? Но нет. Я вздохнул и задумался, куда двигаться дальше, но тут мне на плечо опустилась чья-то рука и хриплый голос произнес:
  - Эй, бро! Ты бумажник обронил.
  Я обернулся - передо мной стоял... Снеговик! Не настоящий, конечно, а парень в белом шарообразном костюме. Круглую голову Снеговика он откинул, как капюшон, но его собственный длинный нос вполне был похож на традиционную морковку - такой же красный. Парень протягивал мне кожаный чёрный бумажник. Я растерянно взял и изумился: черт побери, это, и правда, мой! Вот этот разорвавшийся край я сам неумело зашил черными нитками! Я раскрыл - внутри было несколько тысячных купюр и мелочь.
  - Хочешь глинтвейна? - спросил я снеговика, направляясь к киоску.
  - Ага! И пожрать чего-нибудь возьми! - просипел он мне вслед.
  Я взял две больших кружки глинтвейна и пирогов с мясом и картошкой. Мы сразу выпили по полкружки, потом долго молча жевали.
  - Фуух! - наконец выдохнул Снеговик. - Ты натурально спас мне жизнь, бро! Респект!
  - Слушай, а какое сегодня число? - спросил я.
  - Ну, ты даешь! Тридцать первое же! Новый год на носу. Еще пару часов тут покантуюсь, а потом тусану с братвой. Хочешь со мной?
  Я задумался. Перспектива "тусануть с братвой" не слишком меня привлекала. Пожалуй, я лучше двинусь дальше. Только куда? Ладно, разберусь как-нибудь.
  - Слушай, спасибо, конечно, но...
  - Не пойдешь, короче. Понятно. Тогда с наступающим тебя. Держи хвост пистолетом!
  И Снеговик скрылся в снежной круговерти - метель припустила с новой силой, потом затихла. Прямо под ногами я вдруг увидел какое-то яркое пятно. Наклонился и поднял красную варежку с белой вышитой снежинкой. Снеговик обронил? Но варежка была для него явно маловата. Я повертел варежку в руках, потом зачем-то сунул в карман. И решительно пошел вперед по заснеженному бульвару. Свернул направо, потом налево и вдруг узнал место: это улица, по которой я всегда шел от метро! Точно! Я в двух шагах от дома!
  И я прибавил шагу, решив срезать путь: пройти дворами, а потом через сквер. Но во дворах проходы были расчищены, хотя и снова засыпаны снегом, а в сквере оказалась нетронутая снежная пустыня с единственной цепочкой следов. Я пошел по следам - очень уж не хотелось возвращаться и обходить. Следы были маленькие, и я подумал, что пробежал ребенок. Но это оказалась девушка в голубой куртке с белой опушкой - действительно маленького росточка: она сидела на скамейке и плакала. Я не сразу ее заметил, потому что смотрел на следы и буквально наткнулся на скамейку. Увидев меня, девушка перестала плакать и принялась утирать глаза бумажным платочком. Я растерянно на нее таращился, не зная, что делать. Потом сказал:
  - Разве Снегурочкам положено плакать?
  - Я не Снегурочка. Я просто девушка.
  - Это прекрасно, что ты просто девушка! А то, что бы мы делали весной?
  - Весной?
  - Снегурочки весной тают. А ты не растаешь. Разве это не счастье?
  - Тоже верно.
  - Я могу тебе чем-нибудь помочь?
  - Да нет, наверно. Я варежку потеряла. Я понимаю, это смешно: сидит взрослая дурында и рыдает из-за варежки! Но их мама связала, понимаешь? А мама... В общем, ее больше нет. А я мамину варежку потеряла, дура такая!
  И девушка снова заплакала.
  - Очень тебе сочувствую! И понимаю. Полгода назад умерла моя любимая бабушка, так что...
  - А я всего три месяца без мамы. Мы всегда вдвоем были. Конечно, я не из-за варежки плачу. Просто это было последней каплей.
  - Я понимаю. Слушай, как странно: ты потеряла, а я нашел варежку! Сейчас...
  Я полез в карман и вынул варежку. Но это была голубая варежка с белой снежинкой, а я четко помнил, что на ярмарке поднял красную!
  - Ой! - воскликнула девушка. - Это же моя! Ты нашел мою варежку! Ура! Наверно, ты шел по моим следам!
  - Наверно... - растерянно сказал я и снова полез в карман, словно надеясь найти там еще и красную варежку. Но вместо нее обнаружил брелок с ключами. Мой брелок с моими ключами! Раньше их точно не было. Значит... Значит я могу попасть домой!
  - Спасибо тебе! - тем временем тараторила девушка. - Слушай, а может, ты меня проводишь до вокзала? Раз варежка нашлась, я, пожалуй, поеду домой. Конечно, встречать Новый год в поезде как-то странно, но еще хуже - одной в номере гостиницы. Я приехала сюда к папе, а они с женой, оказывается, уехали на праздники...
  -Так, - решительно сказал я, сжимая в руке ключи. - Подожди. Сейчас мы с тобой познакомимся. Меня зовут Матвей Иванов. Мне 28 лет, не женат, временно безработный. Некоторое время я... Ну, в общем, находился на распутье, скажем так. Но теперь знаю, как жить. Вот. А ты?
  - Я Луша...
  - Луша?! Какое милое имя! Это Лукерья?
  - Нет, Гликерия! Лукерья - простонародный вариант, но мне нравится. Гликерия Стасевич.
  - Красиво!
  - Я работаю в детском саду. И мечтаю много путешествовать!
  - Здорово. Годится. Ну вот, теперь мы с тобой знакомы, значит, я могу пригласить тебя в гости. Давай вместе встречать Новый год? Если ты опасаешься, я могу оставить тебя и уйти к родителям, это недалеко. Все лучше, чем в поезде!
  - Лучше, конечно! А я никакие твои планы не нарушу?
  - Да нет у меня никаких планов. Я вообще в последнее время несколько выпал из реальности. В компьютере зависал. В одной игре. Вот, даже про Новый год только сегодня узнал.
  - А во что ты играешь? Я тоже люблю, особенно всякие бродилки. Только я не очень опытный игрок.
  - Я тебе потом расскажу. Ну что, пошли? А то холодно. А по дороге ты мне расскажешь, что с тобой случилось, ладно? У меня, правда, вряд ли есть дома хоть какая-нибудь еда, но зато магазин на первом этаже. Накупим всякого разного. Шампанского хорошо бы. А то какой Новый год без шампанского?
  - А у меня пироги с собой! Я напекла, хотела папу порадовать, но не вышло. Их можно в микроволновке разогреть. У тебя есть микроволновка?
  - Есть.
  - Только мне сначала надо сову повесить.
  - Какую сову?! Зачем ее вешать?
  - Ёлочную! Мама собирала ёлочных сов. А когда ее не стало... Я вдруг поняла, что совы хотят на волю, понимаешь? Ну, я и развесила их по городу. Гуляла и пристраивала на деревья, а потом представляла, как кто-то удивляется, найдя сову. Правда, здорово?
  - Супер! Слушай, ты... ты просто необыкновенная!
  - Скажешь тоже. Ну вот, а это последняя осталась. Я хотела ее папе отдать. На память. Не вышло - и ладно, тут пристроим. Ты повесишь куда-нибудь на ветку? А то я не достану.
  Луша достала из кармана ёлочную сову, и я ахнул: это была точная копия Белой Совы из игры! У меня задрожали руки:
  - А можно... Можно мне ее взять? Для меня это очень важно!
  - Конечно! Я вообще-то сразу думала подарить тебе сову. Но засомневалась. А раз важно, то забирай. Я рада!
  - Спасибо! - сказал я с чувством и осторожно убрал сову в карман. Некоторое время мы с Лушей смотрели друг на друга и улыбались.
  - Пойдем? Где твои пироги?
  Я протянул Луше руку, помогая подняться. Подхватил пакет с пирогами, и мы двинулись по сугробам. Шел медленный торжественный снег. Рук мы так и не разняли, и ощущение маленькой Лушиной ручки в моей ладони оказалось таким ярким чувственным переживанием, что никакой предыдущий опыт не шел в сравнение. Впрочем, я ни с кем никогда и не ходил, взявшись за руки...
  - Я, конечно, сама виновата! - говорила тем временем Луша. - Меня все зазывали в гости: мои друзья, мамины, и даже папа. А я... Друзьям сказала, что поеду к папе, а папе - что буду у друзей. Мне хотелось встретить Новый год только с мамой! Понимаешь?
  - Понимаю.
  - А потом я передумала. Проснулась сегодня рано утром и поняла, что... В общем, решила рвануть к папе. Он меня несколько раз приглашал, а мне не очень хотелось: его новая жена всего на два года меня старше, представляешь? Ну, и зачем я ей в Новый год? Ты не думай, папа... Он хороший! Они с мамой развелись, когда мне восемь лет было, но он всегда помогал: алименты платил, дорогие подарки делал, на зимние каникулы меня забирал - водил на ёлки. А летом к морю возил. Потом, правда, перестал, да и я выросла. Ну вот. Приехала с пирогами - я их еще вчера напекла, а никого дома нет. Консьержка сказала, что они на все праздники заграницу умотали. А я даже не догадалась позвонить папе. Дай, думаю, сюрприз сделаю.
  - Да уж, сюрприз удался. Но зато мы с тобой встретились! А то, как бы еще познакомились?
  - Ну да, верно... А вот ты сказал, что теперь знаешь, как жить! И как?
  - Ох... Ну, это я немного самоуверенно заявил, признаюсь. На самом деле я знаю, как не хочу жить - так, как раньше, когда моей жизнью управляли родители, начальники... Да все, кому не лень! Только бабушка всегда говорила, чтобы я слушал себя, жил своим умом и не боялся перемен. В общем, чтобы не брал с нее пример! Потому что она вышла за деда по указке родителей, а сама его никогда не любила, но всю жизнь с ним прожила. Она была мягкая, уступчивая, а дед решительный, упёртый. Все всегда лучше всех знал. И моя мама, его дочь, такая же. А папа под ее дудку пляшет. Бабушка признавалась, что думала уйти от деда, но... Тогда не принято было так поступать: семья - это святое. Нет, дед ее не обижал! Просто не принимал в расчет ее чувства, желания и мечты. Бабушка не хотела мне такой судьбы. А я плыл по течению. Теперь не хочу! Знаешь, о чем я мечтал? Только не смейся!
  - Ты что, не буду!
  - Однажды я наткнулся в интернете на объявление - требовался смотритель необитаемого острова!
  - Это как?!
  - Я понял, что остров - что-то типа заповедника. Нужно там жить, наблюдать за погодой, животными и птицами и вести видео-блог. А еще нужно изучать подводный мир. Вот тут я и сломался: английский у меня хороший, природу я люблю, а вести блог мне бы понравилось: я сразу представил, как буду рассказывать бабушке о своих приключениях на острове, но вот дайвинг... Ни разу так не нырял. Но в принципе, наверно, ничего сложного, можно научиться. Я долго мучился сомнениями, хотя и резюме составил. Но не послал. А потом они кого-то нашли. Но я до сих пор жалею.
  - Надо же, какие занятия бывают, я и не знала! Только раз мне попалась вакансия "обнимателя котиков". В каком-то приюте котики скучали, нужно было приходить и играть с ними.
  - Классная вакансия!
  - Но это не у нас, где-то в Европе. Или в Канаде? Забыла.
  Луша помолчала, а потом очень серьезно произнесла:
  - Я бы поехала с тобой на необитаемый остров.
  - Правда?! Я был бы счастлив!
  За разговорами мы не заметили, как дошли до магазина: накупили всего подряд, урвали и шампанское. Еще в лифте Луша сказала:
  - Давай мы прямо сейчас пироги разогреем? Я ужасно есть хочу!
  - Я тоже! Проводим старый год, чтобы не обижался.
  Когда Луша сняла куртку, оказалось, что она совсем миниатюрная, но очень ладная. На ней были джинсы и смешной голубой свитер с белыми оленями - явно мама вязала. Светлые волосы Луша заплела в короткую косичку. Глаза голубые, ямочки на щеках - глядя на ее лицо все время хотелось улыбаться.
  - Чего ты? - спросила Луша, поднося ладони к щекам. - Я смешная? Наверно, все лицо красное от мороза!
  - Ты милая. И не вовсе не красная, а розовенькая.
  Оглядевшись в квартире, где не оказалось, как я опасался, никакого особенного бардака, Луша сказала:
  - Ты все оставил, как было при бабушке, да? Очень уютно! Мне нравится. Похоже на наш с мамой дом. Я глаза закрываю, и мне кажется, что меня укутывают теплой шалью...
  - Я думаю, ты очень понравилась бы бабушке!
  - А ёлки у тебя нет?
  - Есть! И гирлянда, и игрушки! Давай, ты пока займешься едой, а я ёлку достану, хорошо?
  - Ладно.
  Потом мы накинулись на Лушины пироги и закупленные вкусности, даже по бокалу шампанского выпили, после чего Луша моментально начала засыпать, ныряя носом в тарелку.
  - Пойдем, чудушко! - сказал я, поднимая ее со стула. - Тебе надо поспать. Разморило с мороза.
  - Только ты меня обязательно разбуди, когда придет Новый год! - пробормотала Луша, укладываясь на кровать.
  - Обязательно! За пять минут разбужу.
  Я укрыл Лушу пледом, и она тут же сонно засопела. А я стоял и любовался. Комната, озаренная разноцветными огоньками ёлочной гирлянды, казалась волшебной пещерой, в которой спит Принцесса. Принцесса Гликерия! Мое новогоднее чудо. Я глубоко вздохнул, поклонился и прошептал: "Спасибо!" Никогда в жизни я не испытывал такого острого ощущения счастья. В результате мы и вправду чуть было не проспали Новый год. Я прибрался на кухне и прикорнул, сидя на стуле. Опомнился, когда у соседей сверху громко заиграл гимн и послышались радостные вопли. Я подскочил, схватил бутылку шампанского, наполнил два фужера и поспешил к Луше. Она спала. Я поставил фужеры на стол, сел на кровать и тихонько погладил ее по голове:
  - Лушенька! Пора вставать!
  Она повернулась на спину и сонно заморгала. Я щелкнул пультом, включая телевизор, откуда тут же зазвучала все та же торжественная мелодия. Луша приподнялась, обняла меня за шею и потянула к себе. Мы целовались под государственный гимн, потом под бой курантов, потом под Людмилу Гурченко:
  - Новый год настает! С Новым годом! С новым счастьем! Время мчит нас вперед - старый год уже не властен! Пусть кругом все поет, и цветут в улыбках лица, ведь на то и Новый год, чтобы петь и веселиться...
  Но мы не стали петь и веселиться - у нас было более важное занятие.
  Говорят, как начнешь новый год, так его и проведешь.
  А что - мы не против!
  ***
  Про Игру я вспомнил только в феврале. Все это время мы жили у Луши, но несколько раз приезжали в мой дом, чтобы забрать нужные вещи и подготовить квартиру к приему квартирантов. В родном городе Луши нашлась для меня работа - не совсем то, чем я занимался раньше, но мне нравилось. И вот однажды субботним вечером я вспомнил, что так и не рассказ Луше об Игре, которая привела меня к ней. Не без внутреннего трепета нажал я на значок Игры на рабочем столе. Открылся начальный экран, но вместо привычных кнопок "Продолжить", "Начать" и "Настройки" появилась надпись: "Поздравляем! Вы добрались до финала Игры и получили Перерождение. Удачи на новых путях!" Потом надпись съежилась, сжалась в одну слепящую точку, которая превратилась в Белую Сову. Сова приблизила свое "лицо" к монитору и некоторое время внимательно смотрела на меня желтыми глазами, а затем развернулась и, оглянувшись напоследок, величаво улетела вглубь экрана. Значок Игры исчез с рабочего стола. Я полез на диск, но и там, в программных файлах, Игры не было. Не осталось ни моих видео, ни скринов, ничего. Я открыл вкладки браузера, которые делал, осваивая игру - никаких вкладок! Тогда я набрал название Игры в поисковике и покивал головой, поскольку этого и ожидал: "На ваш запрос не найдено ни одного результата". Я рассмеялся и посмотрел на ёлочную сову, висевшую на стене над компьютерным столом: "Это все твои штучки?"
  Но сова ничего не ответила.
  (2021)
  
  
  
  ЛИШНЯЯ ПРИНЦЕССА
  
  
  
  1. Начало
  
  
  Я всегда был послушным мальчиком. Как хорошо дрессированный щенок, который подает голос только по команде. На самом деле это удобно: взрослые не пристают к тебе с разными глупостями и не особо интересуются твоей жизнью, так что ты совершенно свободен - в своем манеже, в своей детской комнате, в своей камере. Свободен духом. О, если бы кто-нибудь из взрослых мог заглянуть в мой внутренний мир, какое потрясение его ожидало бы! Но никто, к счастью, не мог. Зато я очень хорошо понимал их побуждения и устремления, с самых ранних лет чувствуя себя исследователем загадочных обычаев мира взрослых - развлечения юного этнографа.
  Точно так же я с самых ранних лет ощущал случайность, необязательность своего присутствия в этом мире и в этом теле, подолгу застывая у зеркала в попытках понять: почему я - именно я? Вот этот светловолосый мальчик с широко распахнутыми серыми глазами и оттопыренным правым ухом? И где именно в моем организме прячется это самое "я"? В голове? В сердце? Где? К взрослым приставать с подобными вопросами не следовало. Я и не приставал.
  Я действительно появился случайно - мама хотела делать аборт, но затянула, и я все-таки родился, нежеланный и нежданный. Мое рождение послужило причиной брака моих родителей, и мое существование на протяжении восемнадцати лет связывало этот брак, подобно крепкой веревке. Как только я стал совершеннолетним и покинул отчий дом, родители развелись. Чем чаще я задумывался о своем появлении на свет, тем больше мне казалось, что произошла ошибка: я родился не там и не тогда. Не у тех родителей - уж точно! Повзрослев, мы часто обсуждали это с моим другом Костиком. Знаменательно, что именно он первым произнес фразу о подмене младенцев - мы родились с ним в один день и в одном роддоме:
  - Если бы я не был внешне так похож на свою мать, то, ей-богу, подумал бы, что нас с тобой перепутали!
  - И не говори! - откликнулся я, потому что сам давно об этом думал.
  Мои родители были простыми работягами без особых амбиций, и, если бы я избрал, скажем, карьеру слесаря-сантехника, они бы только радовались. А "предки" Костика - люди интеллигентные, культурные и начитанные. Костика же надо было привязывать к стулу, чтобы он открыл книгу. Погонять в футбол, тайком выкурить стибренную у папаши сигаретку, приложиться к бутылке с пивом, потискать в уголке какую-нибудь сговорчивую девчонку - вот предел его мечтаний. Я же не расставался с книжкой, а к футболу и прочим радостям жизни был совершенно равнодушен и нисколько не стремился овладеть почетной профессией сантехника - точно так же Костик не собирался оправдывать наивные ожидания собственных родителей и поступать в университет. Если бы нас сложить, то получилась бы одна вполне гармоничная личность. Но мы и так неплохо устроились: Костик снабжал меня книгами из обширной домашней библиотеки, а я эти книги ему пересказывал. Но ученым я не стал. Впрочем, и Костик, как ни ерепенился, поступил в университет на истфак (где его папа был заместителем декана), благополучно его закончил, потом так же благополучно забыл все полученные там знания и сделал неплохую карьеру в бизнесе, занявшись грузовыми перевозками.
  Я так явственно ощущал собственную чужеродность в этом мире, что часто представлял какой-то небесный конвейер, на котором в заготовки будущих тел вливаются души, подобно тому, как в шоколадные формочки вливается начинка и получается конфета. Моя же душа явно попала не в ту формочку и не в ту коробку. Но что с этим делать, я не знал. Разве что попытаться найти свою коробку? Вот этим я и занимался с восемнадцати лет, после того как ушел из дома.
  Пришлось мне, конечно, нелегко: классический ботаник, заучка и книгочей не слишком хорошо вписывался в суровую действительность. Мне помогла привычка приспосабливаться, не лезть на рожон и держать язык за зубами, не демонстрируя собственную начитанность, а также неплохая физическая подготовка, за что большое спасибо Костику: в последние школьные годы за компанию с ним я стал бегать по утрам и даже посещал тренажерный зал, не особенно, правда, там преуспев. Но сил все-таки накопил. К тому же я почему-то нравлюсь людям, что не перестает меня удивлять: себе-то я нравлюсь не слишком.
  Отслужив в армии, я почти десять лет скитался по миру: работал на стройках, в геологических партиях и археологических экспедициях, путешествовал автостопом и однажды даже совершил почти кругосветное путешествие на парусном катамаране - в компании таких же безумцев. Тараканы у нас в головах были, конечно, разные, но количество примерно одинаковое. Человека с точно такими же, как у меня, тараканами я так и не встретил.
  Не встретил и девушку, которую счел бы достойной спутницей жизни: те, кто западáл на меня, не привлекали, а те, что нравились, не считали меня достойным внимания. Честно говоря, радости секса манили меня гораздо меньше, чем радости познания. Я искренне не понимал, зачем так стараться ради почти незнакомой девушки: ухаживать, выпендриваться, дарить подарки, говорить комплименты. Все для того, чтобы испытать пусть и острое, но такое короткое удовольствие? И о чем с ней потом разговаривать? Костик, который как раз очень все это любил и не пропускал ни одной мало-мальски привлекательной девушки, посмеивался надо мной: "Велика Федора, да дура, а Иван мал, да удал!": действительно, я был выше ростом и гораздо привлекательнее, а толку-то?
  Впрочем, где бы и с кем я ни был, я всегда чувствовал себя не полноправным участником событий, а скорее сторонним наблюдателем и исследователем, проявляя ко всему тот же этнографический интерес, который когда-то испытывал к родителям, учителям и одноклассникам. Не знаю, почему так.
  Все вышесказанное было, собственно, вступлением. Сейчас я должен бы встать в позу и торжественным тоном провозгласить нечто в духе Данте: "Земную жизнь пройдя до середины, я очутился в сумрачном лесу", но это не будет правдой хотя бы потому, что 29 лет вряд ли представляют собой середину жизни человека. Конечно, умереть можно и в 30, но я рассчитывал на большее. А в сумрачном лесу все-таки очутился. Правда, не сразу.
  
  
  2. В сумрачном лесу
  
  
  Для начала я пристроился в экспедицию, которая собиралась в Горный Алтай исследовать так называемые Места Силы, в которых якобы происходит "необычное энергетическое воздействие на живые организмы, гармонизируя их и изменяя восприятие", как сообщала брошюра, подсунутая мне руководителем экспедиции. Да, я интересовался подобными темами, хотя, честно говоря, не слишком верил во всю эту мистику-эзотерику: мало ли, что люди навыдумывают. Пока на своей шкуре не испытаю, не поверю. Особенно меня почему-то привлекали - и пугали! - истории о таинственных пропажах людей. Я с каким-то болезненным любопытством выискивал описания подобных случаев и долго не мог избавиться от размышлений о прочитанном. Я знал поговорку: "Кто чего боится, то с тем и случится", и всячески прогонял эту бредовую идею из своего сознания. Так что, когда именно это со мной и произошло, я нисколько не удивился. Первая мысль была: "Ну вот, наконец-то".
  Нет, не первая! Потому что заметить самому, что ты вдруг исчез, затруднительно. С моей точки зрения исчезло все прочее, а я остался. Правда, где именно, это вопрос. Когда я осознал, что лежу на довольно жестком полу в круглом светлом помещении, не похожем ни на что, виденное мной до сих пор, я подумал: "Мама дорогая, где это я?!" И только потом, вспомнив, что перед этим я довольно долго в компании таких же путешественников тащился вверх по горному склону, потом оступился, сорвался в расщелину и целую вечность падал в темную пропасть, сказал сам себе: "Ну вот, наконец-то".
  Я здорово приложился спиной, ободрал коленку и локоть, но в остальном был скорее жив, чем мертв, поэтому сел и огляделся по сторонам, бормоча про себя: "Понаставили капканов, понимаешь". Почему-то я сразу догадался, что это капкан. Вернее, ловушка. Весьма элегантная, но все-таки ловушка. Светлый пол, неизвестно из чего сделанный, а над ним прозрачный купол. И всё. А, еще мой рюкзак - он, очевидно, слетел при падении. Кстати, а откуда я упал-то? Вроде как тут и неоткуда...
  Я достал из рюкзака термос, налил в крышечку кофе, отхлебнул и задумался: что теперь делать? Если это действительно ловушка, то рано или поздно кто-нибудь придет за добычей, а мне не очень хотелось встречаться с этим кем-нибудь. Мне бы сначала оглядеться и хоть что-нибудь понять. Я встал и обошел помещение по окружности, разглядывая сквозь прозрачное стекло окрестности, которые представляли собой сумрачный лес. Надеюсь, что все-таки не дантовский. Присмотревшись, я увидел, что в фундаменте купола скрыты какие-то приборы и механизмы - из одного такого высовывался щуп с иглой на конце. Я присел и осторожно потрогал щуп, тот попытался втянуться внутрь отсека, но снова застрял. Сам купол был изборожден трещинами и дырами, так что на светлом полу накопилось довольно много мусора, явно насыпавшегося снаружи: высохшие листья, веточки, какая-то шелуха. В одном месте трещина купола была так велика, что я смог просунуть руку, а когда попробовал отогнуть край, он неожиданно легко поддался. Похоже, купол сделан из чего-то вроде пластика.
  Судя по всему, ловушка давно заброшена, так что я напрасно опасаюсь прихода ее хозяев. Но смогу ли я выбраться на волю самостоятельно? Еще бы знать, что это за воля такая! Но выбраться мне очень хотелось, потому что под этим куполом я ощущал себя мухой, накрытой стаканом - весь на виду. А лес, будь он хоть трижды дантовским, дает прекрасную возможность спрятаться. Правда, там могут таиться всякие хищники... Но я решил, что буду решать проблемы по мере их поступления, взял маленькую лопатку и крюк, которые были приторочены к рюкзаку, и направился к щели в куполе. После почти часа напряженного труда я расширил отверстие настолько, что смог в него протиснуться и выбраться наружу. И вовремя.
  Я успел добраться до деревьев, когда на поляну сверху опустился летательный аппарат, по форме напоминающий серебристую каплю размером со средний автомобиль. Двигался он непонятно каким образом, но очень маневренно и совершенно бесшумно. Открылись боковые дверцы и из "капли" вылезли два человека в синих комбинезонах. Они обошли купол, потолкались около созданного мной пролома, и, как мне показалось, сделали пару фотографий, потом забрались обратно и улетели, причем их "капля" взмыла вертикально вверх.
  Куда же я попал? Что это - другая страна, другая планета или другая реальность? Воздух тут явно пригоден для моего дыхания, аборигены выглядят как обычные люди, если не обращать внимания на то, что у одного кожа отливает зеленью. Транспортное средство, конечно, непривычное. И фотографировали они чем-то, напоминающим старинный пленочный фотоаппарат, но с двумя длинными объективами. Интересно...
  Я нацепил рюкзак и двинулся в полную неизвестность. Край опушки зарос кустарником, но дальше лес был на удивление чистым, словно его регулярно прибирали. Высоченные неохватные стволы деревьев, похожих на сосны, поднимались к облакам. Под моими ногами мягко пружинила почва, усыпанная высохшими иглами, так что идти было легко. Время от времени попадалось то поваленное дерево, вокруг которого успели нарасти кустики с мелкими голубыми цветочками; то большой раскидистый куст, усыпанный круглыми ягодами размером с хорошую черешню - ягоды были такими белыми, что чуть ли не светились в лесном полумраке.
  Никакой живности я не встретил, хотя слышал птичьи голоса, а один раз, выйдя на поляну, увидел, как кружат и парят в воздухе большие черные птицы, похожие на ворон, но с алыми клювами и лапами. Они летали совершенно беззвучно, а потом исчезли в одно мгновенье, так что я даже засомневался: не примерещилось ли? И тут же мне на глаза попался большой гриб с толстой ножкой - вылитый боровик, но высотой мне до колена. Надо же, гриб! Срезать, что ли? А потом пожарить на костре? В рюкзаке был небольшой запас еды и бутылка с водой, но надолго ли этого хватит! Характерно, что я даже не подумал о том, что гриб вполне может оказаться ядовитым. Шагнул вперед, доставая нож, и наступил на сучок, который звонко хрустнул. Гриб мгновенно присел, так что на виду осталась одна коричневая шляпка размером с хорошее блюдо, а потом быстро побежал в сторону и затерялся в траве. Вот тебе и гриб!
  Поход мой продолжался три дня. Еду я экономил, воду набирал из лесных родников - вода как вода, только ледяная и отдает хвоей. Хорошо бы уже куда-нибудь прийти, думал я, совершенно не представляя, что буду в этом "где-нибудь" делать, когда приду. Замечательно, что я совершенно не паниковал, даже не слишком удивлялся, а о возвращении домой и не помышлял, тем более что понятия не имел, как это осуществить.
  Наконец я оказался на краю большого и глубокого оврага. Пошел вдоль обрыва и вышел на открытое пространство: прямо передо мной расстилалась долина. Я огляделся и обомлел - такая красота была перед глазами! Недавно прошел дождь, сейчас сияло солнце, внизу все сверкало и переливалось мириадами капель и маленьких радуг, только в низинах пряталась синеватая туманная дымка. Тут я разглядел, что в лесу напротив виднеется что-то вроде просеки. Может, там дорога? Пожалуй, надо направиться туда. Только немного подождать, чтобы подсохло - представляю, какое сейчас болото внизу.
  
  
   3. Дорога
  
  
  После трехчасового блуждания среди мокрых трав я действительно выбрался на лесную просеку, которая вывела меня к дороге. Сначала я долго разглядывал происходящее на дороге в бинокль, прячась на краю леса под кустом: движение было довольно интенсивным. Потом все-таки решился, пересек заросший какими-то сорняками луг и уселся на обочине. Сразу "выйти в люди" было страшновато, хотя внешне я вполне мог сойти за местного: идущие и едущие по дороге путники выглядели вполне по-человечески, хотя некоторые и отличались смугло-зеленой кожей и волосами, напоминающими морские водоросли. Одеты все были по-разному: некоторые в куртках и штанах, другие в длинных балахонах самых разнообразных расцветок и покроев, так что я в моих джинсах и куртке камуфляжной расцветки вряд ли смог бы привлечь чье-то пристальное внимание.
  Но все-таки привлек: один из прохожих, невысокий бородатый мужичок в полосатых штанах и серой куртке с капюшоном, вдруг остановился около меня и что-то сказал, указав пальцем на мои ноги. Я, естественно, ничего не понял из его тирады, но послушно посмотрел на свои ноги: все джинсы ниже колен были усеяны какими-то колючками. Он что-то мне настойчиво твердил, потом присел рядом на корточки и стал обирать с меня колючки. Похоже, я нацеплял, пока шел через луг. Ядовитые они, что ли? Но он их голыми руками берет, и ничего...
  - Спасибо, спасибо! Я понял! Спасибо! - сказал я и принялся сам чистить джинсы. Мужичок кивнул, но не ушел. Дождался, пока я все обобрал, осмотрел меня со всех сторон, еще раз одобрительно кивнул и что-то спросил. Я пожал плечами, тогда он махнул рукой, достал из кармана коробок спичек... Спичек?! Ну да, натуральные спички, только с ярко-желтыми головками. Мужичок башмаком сгреб колючки в аккуратную кучку и поджег, те быстро сгорели, и он растоптал пепел. Потом обратился ко мне с короткой, но прочувствованной речью. Я в ответ только кивал и улыбался. Наконец, он похлопал меня по плечу и вернулся к своей жене (как я решил), которая все это время стояла в стороне, наблюдая. Они пошли было дальше, но вдруг женщина вернулась, сунула мне в руки большой пирог, который достала из сумки, переброшенной через плечо, улыбнулась и побежала за мужем.
  Я ошарашенно смотрел им вслед, но тут мимо меня с грохотом и гиканьем пронеслась повозка, запряженная двумя лошадьми... Или не лошадьми? В общем, что-то такое лошадинообразное, но с длинными висячими ушами, которые бодро развевались на ветру. Около знакомой мне парочки возница придержал "лошадей", муж с женой забрались на повозку, та резво рванула с места и понеслась вдаль.
  Тут и я вгляделся в эту самую даль: на горизонте виднелось что-то вроде крепости или замка, куда явно и направлялись все, двигающиеся по дороге. Двинулся и я, на ходу жуя пирог, пришедшийся очень кстати и оказавшийся очень вкусным. Что за начинка, я не разобрал. Поев, я ободрился: если первые встречные проявили обо мне такую заботу, может, я не пропаду здесь? И стал с любопытством юного этнографа оглядываться по сторонам. А посмотреть было на что!
  Во-первых, разнообразие средств передвижения: некоторые повозки напоминали наши телеги, другие были двухколесными и двухместными, а к некоторым таким экипажам сзади прицеплялась тележка, что выглядело довольно забавно, как если бы к нашей старинной карете добавили автоприцеп. В качестве тягловой силы выступали все те же ушастые "лошади". Некоторые из путников ехали на них верхом. Другим неожиданным транспортным средством оказались самокаты! Народ бодро раскатывал на них по дороге, развивая приличную скорость. Были даже грузовые самокаты и пассажирские, в последнем случае у них имелось одно колесо впереди и два сзади. Один такой самокат меня обогнал: "за рулем" был крепкий мужчина средних лет в штанах до колен и красных чулках, а на креслице сзади восседала импозантная пожилая дама в чалме, которая надменно на меня взглянула. Потом я заметил, что у большинства пассажирских самокатов "водители" щеголяют красными чулками, и решил, что это, вероятно, фирменное отличие подобных "такси".
  Но были и повозки, двигавшиеся сами по себе, без "лошадей"! Они попадались редко - очевидно, дорогое удовольствие. Какой вид энергии они использовали, интересно? Потому что ничего похожего на мотор или какие-нибудь батареи я не видел - телега и телега. Мимо медленно проехала одна такая, и я невольно прибавил шагу, чтобы получше разглядеть сидящих на ней людей. До сих пор мне попадались только самые обычные путники - ну, подумаешь, зеленая кожа, есть же у нас чернокожие, и ничего.
  У вояк, рассевшихся по бортам "телеги", внутри которой громоздились опечатанные мешки, с цветом кожи все было в порядке, а вот с ростом - нет. Коротышки все как один! Причем туловища нормального размера, а вот руки-ноги короткие, как у наших карликов. При этом выглядели коротышки мощно, особенно впечатляли здоровенные кисти рук и ступни ног. К тому же все коротышки буйно заросли волосами, в основном, рыжими и белокурыми: кудри, брови, усы и бороды - все было "повышенной лохматости". А вояками я назвал их потому, что на всех были надеты шлемы, кольчуги или кирасы, а также перевязи с саблями или булавами. Эдакие миниатюрные Ильи Муромцы! Охранники, что ли? А в мешках какие-нибудь ценности? Что ж они так открыто это везут?
  От размышлений меня пробудил сердитый возглас, который издал сидевший прямо напротив меня рыжий коротышка, он явно спрашивал: "Чего уставился?". И скорчил рожу, передразнивая меня. Я примиряюще улыбнулся и развел руками - извините, дескать. Тот снова передразнил, вышло очень смешно. Я рассмеялся, хмыкнул и коротышка. Но тут наша содержательная беседа подошла к концу, потому что телега с мешками рванула вперед. На прощание рыжий показал мне язык, я ответил ему тем же, и он радостно загоготал, удаляясь.
  Но я тут же забыл о загадочных мешках и охранниках, потому что меня обогнала совершенно замечательная парочка: две фигуры, закутанные в балахоны неопределенного цвета. Фигуры и так-то были длинные, а им еще прибавляли высоты... рога! Самые настоящие рога! У одного с тремя отростками, у другого, пониже, с двумя. Сначала я решил, что это такое украшение - ну мало ли, какая у них тут мода. Но нет. Рога росли прямо на головах этих созданий. Я прибавил шагу, чтобы обогнать и заглянуть им в лица, но не приблизился к рогатым типам ни на сантиметр: они двигались странной походкой, словно на ходулях, но удивительно быстро.
  Тут со стороны крепости раздался резкий приближающийся звук - что-то вроде сирены полиции или скорой помощи, но противней. Толпа шарахнулась к обочинам, и мимо нас на огромной скорости проскочила ярко-алая "капля", подобная той, что прилетала к ловушке - она и сейчас летела по воздуху на высоте примерно полуметра. Я удивился: почему бы им не взлететь повыше, чтобы не пугать честной народ? Но, может, именно так и было задумано, кто знает. "Капля" улетела вперед, потом вернулась, на секунду зависла прямо передо мной - я похолодел. Но "капля" благополучно улетела в сторону от дороги.
  
  
  4. Рынок
  
  
  Тем временем мы подошли к воротам, по обе стороны которых находились два стражника - один стоял, опершись о копье и душераздирающе зевал, а другой уже прилег, свернувшись клубочком. Я просочился внутрь и обнаружил самый настоящий рынок, как и предполагал, насмотревшись по дороге на людей и их поклажу - некоторые уже двигались навстречу основному потоку публики. Рынок занимал большое круглое пространство, которое я обошел вдоль и поперек, обнаружив еще одни ворота напротив входных, но они были заперты. Потом, когда мне довелось увидеть все это сверху, я понял, что рынок похож на паутину и состоит из нескольких концентрических окружностей, застроенных лавчонками и разделенных радиальными проходами. Шлялся я там долго, стараясь не заходить в продуктовые ряды, где витали умопомрачительные ароматы, а мне и так уже давно хотелось есть: подаренного пирога было явно маловато.
  В одной из лавок торговали камнями: обыкновенные булыжники, ничем не примечательные. Но тут я увидел, что в плошке лежит маленький камень и... горит! Как это? Увидев мое изумление, продавец оживился и поманил меня рукой, завлекая пройти вглубь лавки. Я прошел. Там царила полутьма, а у стены стояло что-то вроде большого каменного яйца. Продавец снял верхнюю крышку, и я увидел, что в "скорлупке" находится изваяние обнаженной женщины. Все это время продавец что-то лопотал, и, хотя я не разбирал ни слова из его бормотания, все же каким-то образом понял, что он говорит о горючих камнях. Горючие камни? Вдруг продавец чиркнул спичкой и поднес огонек к камню - к большому пальцу ноги женщины. Палец ярко вспыхнул, потом огонь как бы ушел вглубь, и сияние начало распространяться по всей скульптуре, подчеркивая формы тела. Это было потрясающее зрелище.
  - Чудо какое! - сказал я.
  Продавец закивал и что-то спросил.
  - Нет, не куплю, - ответил я, разведя руками. - Денег нет. А то бы купил.
  Продавец вздохнул и накрыл сияющую женщину крышкой.
  Пройдя еще немного по рыночному лабиринту, я увидел своих дорожных знакомцев - воинственных коротышек. Сейчас четверо из них деловито разгружали "телегу", перетаскивая опечатанные мешки в подвал одного из строений, а остальные сидели, привалившись к стене, и покуривали трубки. Я обрадовался им, как родным, помахал рукой и крикнул: "Эй!" Тот Рыжий, что показывал мне язык, встрепенулся и тоже помахал рукой, потом поднялся и подошел ко мне. Он едва доходил мне до подмышек, но при этом ухитрялся смотреть на меня сверху вниз и весьма покровительственно.
  - О, смотрите-ка, это снова Длинный! Как дела, приятель? Пришел закупиться? Или подзаработать?
  - Подзаработать, - ответил я, и только потом понял, что прекрасно понимаю его речь. Эффект был интересный: он говорил на своем языке, а в голове у меня словно звучал тоненький голосок синхронного переводчика, как если бы я смотрел недублированный фильм с закадровым переводом. Так же было при разговоре с мужичком, который обирал с меня колючки, и с продавцом волшебных камней, но я тогда не поверил, решив, что мне мерещится. Некоторое время мы с Рыжим разглядывали друг друга, потом он сказал:
  - Хочешь мешки таскать? Заплатим по два бронинга за мешок. Тебе хватит поесть и за ночлег заплатить. Только хилый ты какой-то. Не поднимешь, пожалуй.
  И хитро прищурился. Его товарищи подошли поближе, посмеиваясь: в предложении рыжего явно таился какой-то подвох. Но я решил попробовать - мешки не были слишком объемными и вовсе не казались мне тяжелыми, коротышки их легко поднимали и перетаскивали. Я взялся за один, лежащий на "телеге" и тут же рухнул вместе с ним на землю - мешок оказался неподъемным. Хорошо еще, на меня не упал! Коротышки радостно заржали.
  - Черт! - сказал я, поднимаясь. - Что у вас там? Золото, что ли?
  Но все-таки изловчился и кое-как дотащил мешок до двери, почти волоча его по земле. Заглянул внутрь - мама дорогая, какая длинная лестница! Сдохну на ней, не иначе. Но тут Рыжий остановил меня:
  - Молодец! Обычно никто и поднять не может. Ладно, пойдем, выпьем. Заодно пообедаем. Я угощаю. За такую развлекуху и заплатить не грех.
  И мы дружной компанией отправились в трактир. Я ел и пил что-то непонятное, но вкусное, улыбался, кивал, и ничего не понимал - в таком гвалте разобрать речь "синхронного переводчика" было трудно, тем более что переводил он только слова, обращенные непосредственно ко мне, оставляя без внимания посторонние разговоры.
  - Переночевать-то тебе есть где? - спросил Рыжий.
  Я отрицательно помотал головой.
  - Тогда на, возьми! - он сунул мне несколько монет странной многоугольной формы. - На пару ночей хватит. Пойди к косой Мири, скажи, что Айомхар прислал, она скидку сделает. Знаешь косую Мири? У нее ночлежка в стене, напротив лавки, где курумусы и руримоты продают. На двери занавеска из ракушек, не перепутаешь.
  - А что такое курумусы и руримоты?
  - Да ты вообще дремучий! Энгойр, покажи Длинному руримот!
  Белокурый Энгойр протянул мне руку, на которую была надета металлическая перчатка, сделанная из мелких пластинок и оттого гибкая.
  - Руримот! - сказал он. - А это курумус.
  И постучал себя в грудь, на которой красовалась кольчуга, сделанная из таких же пластинок. Но мне не довелось ни побывать в лавке с курумусами, ни увидеться с косой Мири, потому что буквально через пять минут после выхода из трактира меня арестовали.
  
  
  5. Арест
  
  
  Распрощавшись с коротышками, я решил обойти ярмарку по внешнему кругу, вдоль стены, подумав, что заодно и ночлежку найду. Трактир, где мы обедали, находился рядом со вторыми воротами, которые как раз торжественно открывались. К воротам сбегался народ явно в предвкушении какого-то зрелища. И точно, за воротами обнаружился широкий мост, по которому двигалась процессия. За мостом высился замок.
  Процессия приближалась. Во главе ее шло странное Существо - назвать его человеком язык не поворачивался. Или ее, потому что пол Существа был неясен. Существо двигалось очень плавно, словно плыло над землей. Высокая - под два метра! - фигура была задрапирована в ярко-синие струящиеся одежды и летящую накидку. Полы одеяния и накидки расшиты золотом и драгоценными камнями - так же, как запястья узких рукавов и воротник, плавно переходящий в широкий нагрудник. Накидка удерживалась на голове обручем, скрученным из такой же синей ткани и золотых шнуров. Ногти длинных пальцев, унизанных кольцами, сверкали золотым блеском. Но самым невероятным в Существе был цвет кожи - ослепительно белый! Казалось, изящные кисти рук и суровое лицо вылеплены из снега. И это была не пудра, не грим, а живая кожа.
  Глядя на эту противоестественную белизну, я вдруг представил Существо обнаженным и бесполым, и содрогнулся. И в это самое мгновение оно повернуло голову и взглянуло прямо на меня - черт, я мог бы поклясться, что губы его искривились в усмешке! Неужели оно прочло мои мысли?! Как завороженный, рассматривал я удивительный лик (иначе не скажешь), который одинаково мог быть и мужским, и женским: правильные черты лица, прямой нос и большие раскосые глаза с длинными белыми ресницами, кончики которых тоже вызолочены, - глаза, полыхнувшие таким синим пламенем, что синева одежд тут же поблекла.
  Усмешка Существа стала явственней, оно на секунду замедлило шаг, разглядывая меня, потом указало на меня пальцем и кивком головы. Я непроизвольно подался назад, но двое охранников уже подхватили меня под руки и поволокли следом за процессией, которая медленно обошла рынок по кругу, кое-где останавливаясь, а потом вернулась к воротам и по мосту направилась к замку. Все это время я пытался вырваться и сбежать, но не тут-то было: после пары неудачных попыток меня весьма ощутимо ткнули кулаком в бок, а потом просто накрыли сверху чем-то вроде сачка с двумя ручками, которые держали охранники. Тут я смирился.
  Наконец, мы приблизились к замку. Процессия остановилась, и Существо повернулось ко мне. Охранники подтащили меня поближе и сняли "сачок", но не отпустили. Оказавшись рядом с Существом, я понял, почему к нему никто не подходил ближе, чем на полтора метра - во время шествия оно двигалось, словно окруженное незримой защитной сферой. Во-первых, запах - очень странный. Нельзя сказать, что неприятный, скорее... неправильный. Как если бы апельсин пах, например, ацетоном, асфальт - жареным мясом, а кошка - нагретым железом. Во-вторых, чем ближе ты оказывался к Существу, тем сильнее становилось непроизвольное и иррациональное чувство: смесь страха и отвращения. Одна моя девушка, например, так не выносила пауков, даже в обморок могла упасть. Вот и я невольно почувствовал озноб и дурноту.
  Существо шагнуло ко мне, наклонилось, и его белоснежная рука с золотыми ногтями крепко взяла меня за запястье. В глазах у меня потемнело. Я дернулся: рука была очень горячая, хотя я ожидал ледяного прикосновения. Существо засмеялось: было похоже, словно разбилось что-то стеклянное и мелкие осколки рассыпались по каменному полу. В другой руке у него был кинжал с длинным и тонким лезвием. Один укол в запястье - и на моей коже выступило несколько капель крови. Существо с силой потянуло мою руку к себе и... Прежде чем упасть в обморок, я успел увидеть, как раздвоенный бирюзовый язык касается моей окровавленной кожи!
  Через какое-то время я очнулся, вспомнил все, что со мной произошло, и огляделся. Я лежал на кровати в большом зале с высоченным сводчатым потолком, в центре которого было круглое отверстие, откуда лился свет. На полу яркий ковер, стены расписаны орнаментальными фресками, у противоположной стены стоит стол, накрытый роскошной скатертью, за ним диван...
  Но тут с тихим скрипом открылась незамеченная мной дверь, и в зал вошел человек в желтой рубахе и таких же штанах, явно слуга - со свертком в руках. Он поклонился мне, подошел к кровати и развернул сверток, оказавшийся халатом. Я понял, что надо встать и одеться. А где мои шмотки, интересно? Они нашлись в ванной комнате, куда меня проводил желтый слуга. Я чуть не упал от неожиданности, когда вода внезапно начала бить снизу, а не сверху, как у нас в душе. После водных процедур и переодевания я вернулся в зал, где уже был накрыт стол. Я так и набросился на еду, не вникая, что именно ем, только в круглых румяных колобках сумел опознать печеные пирожки с мясом. Слуга заботливо подливал мне в бокал какое-то темно-красное питье, напоминающее морс.
  А потом он повел меня по длинным коридорам к большой двустворчатой двери, украшенной искусной резьбой. В одной из створок была дверь поменьше, слуга отворил ее и поклонился мне, указав рукой на вход. Я вошел и оказался в огромном зале с высокими островерхими окнами, немного напоминающем внутренность какого-нибудь католического храма. В другом конце зала, прямо напротив входа, стояло кресло, больше похожее на трон, на котором восседало давешнее Существо. Меня передернуло. Раздался короткий звенящий звук, словно стекляшка разбилась, и я вспомнил, что так оно смеется.
  - Подойди ближе и сядь, - сказало Существо. - Не бойся.
  Опять тот же эффект синхронного переводчика в голове - я не смог бы воспроизвести ни одно произнесенное Существом слово, но понимал сказанное. Напротив кресла стоял стул - как раз на том расстоянии, чтобы я не испытывал дискомфорта: два метра. Я сел на стул и уставился на Существо. Некоторое время мы разглядывали друг друга: сейчас Существо было одето в широкие штаны и рубаху все того же синего цвета - низ штанов, ворот и манжеты рубахи богато расшиты золотом и драгоценностями. На голове у Существа - что-то вроде синей чалмы. Я заново удивился сияющей белизне его кожи, выразительным синим глазам и необыкновенным белым ресницам с золочеными кончиками - их трепет завораживал меня. Существо расхохоталось:
  - Ты удивительный человек! Находишься неизвестно где, ничего не понимаешь, дрожишь от страха, а больше всего тебя заботят мои ресницы. Да, они мои собственные. Пришлось отрастить, потому что здешнее солнце вредно для моих глаз. Ладно, для начала я представлюсь: Ааш-шу Мерай Ковишба Шинадая, шои-анба. Являюсь наместником и полномочным представителем Верховного Владыки в здешних землях. Назови свое имя.
  - Меня зовут Александр Николаевич Петраков, - сказал я, решив показать, что тоже не лыком шит.
  - Очень длинно.
  Кто бы говорил, подумал я и пожал плечами:
  - Можно просто Саша.
  - Смешно звучит. Ты не против, если я дам тебе новое имя? По нашему образцу? Например... Шаш-ши?
  Ага, а это не смешно!
  - Ладно, - сказал я, вздохнув. - Шаш-ши так Шаш-ши. Можно спросить? Про ресницы я понял, но все остальное! Как так получается, что мы друг друга понимаем? И что это за место? Почему я сюда попал? И как мне отсюда выбраться? Я могу вернуться домой? И зачем ты...
  Тут я слегка дрогнул, но все-таки продолжил:
  - Зачем ты слизал мою кровь? И кстати - слизал или слизала? Кто ты? Мужчина или женщина?
  - Много вопросов. Но тебя можно понять. Давай мы будем разбираться постепенно? У меня же есть и другие обязанности, не все с тобой болтать.
  - Ответь хоть на один вопрос, любой! Пожалуйста!
  - Хорошо. Ты находишься в Мире Горючих Камней в Колонии. Это место можно назвать заповедником. Или зоопарком, как говорят некоторые мои родичи, чересчур ядовитые и лишенные сострадания. А я тут вроде смотрителя. Ты попался в ловушку, установленную в твоем Мире. Раньше их было много - и у вас, и в других Мирах. Мы собирали образцы разумной жизни и исследовали их.
  - Зачем?
  - Чтобы понять себя. Некоторые из пойманных предпочитали потом вернуться домой, некоторые захотели остаться здесь. Так образовалась эта небольшая колония. Но с тобой возникла проблема: ты каким-то чудом попался в сломанную ловушку, так что вернуть тебя домой...
  - Не получится?!
  - Возможно, получится. Но не сразу. Придется либо чинить эту, либо перенастраивать другую. Раньше мы активно работали с людьми из твоего Мира, даже жили там некоторое время. Это было очень давно. Так что среди местного населения много потомков твоих земляков. А пока мы занимаемся проблемой твоего возврата, ты ведь не откажешься подвергнуться исследованиям? Интересно, как вы изменились за последние десять тысяч лет. Кстати, об исследованиях - мой язык оснащен специальными рецепторами, так что анализ твоей крови уже произведен. Но надо уточнить детали, так что...
  - Ладно, мне не жалко. Надеюсь, это не больно? А кто будет заниматься исследованиями? Ты или кто-то из твоих? А то я... Мне тяжело находиться близко к тебе. Интересно, почему? Прямо мутит, в глазах темнеет и в ознобе трясет. Но ты, похоже, это и сам знаешь. Так все-таки - сам или сама? Он или она? Или вообще оно?
  - Как тебя, однако, заботит подобная ерунда.
  - Но должен же я понимать, как с тобой разговаривать!
  - Какое счастье, что в нашем языке нет никаких родовых отличий. У нас четыре пола, как я могу тебе объяснить, кто я?
  - Четыре?! Зачем вам столько?!
  Но как я ни наседал, Ааш-шу не соизволил (соизволила?) просветить меня, отложив разговор на завтра. Я постепенно склонялся к мысли, что это Существо - женского рода. Сам не знаю, почему. Но насчет озноба и прочего я разъяснения получил. Правда, после них возникло еще больше вопросов, но я видел, что Ааш-шу и сам (сама?) не знает ответов.
  - Дело в том, что все, кто живет тут, как бы они ни выглядели, существа одного Мира. А мы - шу-инны - пришли с Другой Стороны.
  - С какой другой?!
  Но тут в дальних дверях возник слуга, одетый в темно-красное одеяние. Он что-то сказал Ааш-шу и поклонился.
  - Мне надо идти. До завтра, Шаш-ши.
  
  
  6. Четыре пола
  
  
  Шаш-ши! У меня голова шла кругом. За мной пришел мой желтый прислужник и отвел в лабораторию, где меня "исследовали": снимали кардиограмму, брали кровь из вены, просвечивали на каких-то аппаратах. Потом был обильный обед и прогулка по саду, который потряс мое воображение необыкновенными деревьями и цветами. К ночи я настолько утомился, что заснул, как убитый, но проснулся довольно рано и долго лежал, переваривая вчерашние впечатления и разговоры. В сутках тут, кстати говоря, было двадцать шесть часов, если верить сложному устройству с множеством самостоятельно переворачивающихся колбочек, напоминающих наши песочные часы.
  Ааш-шу я увидел только после обеда. Похоже, он (она?) подготовился к разговору, так что я прослушал длинную лекцию о занимательном способе размножения, принятом у народа шу-иннов. Как я и предполагал, Ааш-шу оказалась женщиной! Но обо всем по порядку.
  Все шу-инны делятся на четыре категории по половому признаку. Шои-анба, к которым относится и Ааш-шу, или Первые (Изначальные) - это, условно говоря, женщины, способные произвести на свет потомство. Шои-анба рождается очень мало, и принадлежность к этой категории проявляется довольно поздно: в пересчете на наш человеческий возраст это примерно лет пятнадцать. Поскольку шу-инны живут очень долго, то у них это где-то лет сто пятьдесят. Начиная с этого времени шои-анба много путешествуют, чтобы расширить круг общения и встретить своего Второго или Неизбежного - шуи-вири.
  По каким признакам шои-анба и шуи-вири опознают друг друга, я так и не понял, но между ними мгновенно возникает очень сильная и неразрывная связь - шоэнúя, больше духовная, чем физическая, поскольку происходит слияние их эо-шэнов. Термин "эо-шэн" означает одну из внутренних сущностей, что-то вроде души или духа - некая сияющая или огненная ипостась. Как я понял из объяснений Ааш-шу, им даже не нужно вступать в интимные отношения: при встрече с шуи-вири и образовании шоэнии в организме шои-анба запускается сложная программа внутренних преобразований, в конечном итоге приводящая к рождению потомка. Шои-анба и шуи-вири вместе тщательно подбирают себе шаи-таи и шуи-нау - Третьего или Необходимого и Четвертого или Случайного. Подбирают без особых претензий к их душевным и физическим качествам, потому как эти двое не входят в шоэнию.
  Причем все это занимает кучу времени, иногда лет сто. В результате объединения четверых образуется нечто вроде семьи, которую они называют тешарон. Когда рождается потомок, Четвертый - шуи-нау - может уйти и попытать счастья в новых отношениях: у некоторых из них есть неплохие шансы оказаться на месте Третьего в другом союзе. Третий - шаи-таи - остается в семье навсегда, помогая воспитывать потомка. А если пара решает завести еще одного потомка, что случается не так часто, она ищет нового кандидата на роль Четвертого. Третий же незаменим. Правда, очень редко случалось такое, что Третий из одного союза внезапно оказывался Вторым для посторонней шои-анба, и это вызывало нешуточные конфликты интересов и приводило к настоящим драмам, потому что отказаться от зова шои-анба невозможно. Отсюда можно сделать вывод, что только шои-анба обладает четко определяемой половой принадлежностью, а все остальные взаимозаменяемы, хотя без участия всех четверых потомок никогда не появится на свет. Как происходит сам процесс зачатия, Ааш-шу мне не рассказала, а я постеснялся спрашивать.
  Так мы и проводили часть дня - в разговорах. Ааш-шу просвещала меня по части шу-иннов, а я рассказывал ей о нашей жизни. Чем Ааш-шу занималась в остальное время, я не знал, но часа два-три в день она уделяла мне. Мы не всегда располагались в зале, порой гуляли по саду или по хранилищу ценностей, собранных шу-иннами в других Мирах за многие тысячелетия. Ааш-шу дала мне одну из серебристых "капель" - шируку, чтобы я полетал по окрестностям. Мой желтый слуга меня сопровождал. Вообще мне была предоставлена свобода передвижений, так что постепенно я обошел бóльшую часть замка, а он огромный! Ааш-шу жила на самом верху, куда мне доступа не было.
  Мне выдали специальный ключ, открывавший некоторые двери - так я обнаружил библиотеку. Каких книг там только не было! И привычного для меня вида, и в виде свитков, вертикальных и горизонтальных, и в виде "гармошки". Один из таких свитков я рассматривал полдня, прокручивая слева направо с помощью специальных "катушек". Это была опись всех живых существ Колонии - с картинками и пояснениями, которые, правда, были бесполезны для меня, потому что при чтении "синхронный переводчик" не работал. Кстати, о "синхронном переводчике" - Ааш-шу сказала, что пока я валялся в ловушке без сознания, автомат внедрил мне чип с этим самым переводчиком и поставил метку, позволяющую отследить передвижения. На самом деле меня могли изловить практически сразу, но почему-то позволили дойти до рынка. Потом Ааш-шу призналась, что хотела сама меня опознать, не пользуясь сканером.
  - И мне это удалось! - гордо произнесла она.
  - По одежде? - спросил я.
  - Да просто увидела незнакомое лицо.
  - То есть... Подожди! Что ты хочешь сказать? Ты знаешь в лицо все население Колонии?!
  - Конечно, - серьезно сказала Ааш-шу, но тут же рассмеялась:
  - Если честно, тебя легко было опознать по выражению лица - все остальные ко мне привыкли, а ты явно видел впервые. Я показалась тебе... уродливой? Страшной?
  - Нет! Удивительной, невероятной... В общем, я был потрясен.
  - Особенно моими ресницами?
  - Больше всего твоими глазами
  Это не было комплиментом - глаза Ааш-шу действительно меня завораживали. Я жалел, что не могу подобраться к ней ближе, чтобы рассмотреть это чудо природы: в полумраке ее глаза становились темными безднами, а на свету поражали прозрачной глубиной, переливающейся всеми оттенками синего. Не глаза, а Космос. Потом, увидев других шу-иннов, я понял, что гипнотическая притягательность взгляда - их общая особенность.
  Однажды ночью, когда мне не спалось, я решил посидеть в саду. Вышел из своей комнаты и направился вверх по коридору - в замке не было ни одной лестницы, их заменяли пологие пандусы. Слуги лихо раскатывали по ним на самокатах, пару раз и я не удержался. Таким образом, замок представлял собой нечто вроде рукотворной горы с серпантином коридоров-пандусов, оплетающих комплекс жилых помещений и лабораторий, которые были как бы нанизаны на пустотелый стержень - шахту лифта. Им пользовалась только Ааш-шу. Я потихоньку шел вверх по пандусу, еле освещенному ночниками, и вдруг услышал какой-то приближающийся звук. Я прижался к стене. Из-за поворота показалась Ааш-шу - она лихо неслась вниз на самокате, ее синий балахон и волосы развевались. Я впервые увидел Ааш-шу с непокрытой головой - ее длинные пепельные волосы отливали перламутровым блеском. Меня она не заметила, а я обалдело потряс головой: ничего себе наместница развлекается!
  И подумал, что Ааш-шу так и не открыла мне свой возраст, хотя я не раз приставал. Я уже знал, что живут шу-инны очень долго, тысяча лет для них не предел, но средняя продолжительность жизни - лет 700-800, то есть, примерно в десять раз дольше нашего. Так что, если бы я был шу-инном, мне бы исполнилось аж 290 лет. Сколько же Ааш-шу? Может, она очень юная? Я несколько раз замечал, что Ааш-шу ведет себя как впечатлительный подросток, что было довольно забавно и трогательно при ее высоченном росте и суровом выражении лица, которое не менялось, даже когда она смеялась. Ааш-шу хлопала в ладоши и подпрыгивала, выиграв у меня в местную разновидность шашек, а когда ей на руку с крошками села маленькая и очень осторожная желтая птичка, в глазах Ааш-шу показались слезы. Наутро я в очередной раз пристал к Ааш-шу с вопросом о ее возрасте. Наконец, она тихо произнесла:
  - Сто семьдесят.
  - Сколько?!
  Я не поверил своим ушам: по нашим меркам она совсем девчонка! Наверно, только школу окончила. Ааш-шу рассказывала, что обычно свое образование шу-инны завершают лет в двести пятьдесят. А она в свои сто семьдесят служит тут наместницей! Хотя происходит из семьи Владыки - короля, по-нашему. Значит, она принцесса. Как же так? Разве принцессам полагается такое занятие? Да еще таким юным? Все невысказанные вопросы, очевидно, были написаны у меня на лице, потому что Ааш-шу вздохнула и еще ниже опустила голову. Потом встала и отошла к окну. Стоя спиной ко мне, она сказала:
  - Все потому, что я лишняя.
  - Лишняя принцесса? Это как?
  - Да так. В нашем тешароне уже есть шои-анба. Обычно рождается только одна. Все думали, что мне достанется участь шаи-таи, но вышло так. Не знаю, почему. В других тешаронах это было бы счастьем, но для нашего клана это беда, потому что может возникнуть путаница в наследовании. А этого нельзя допускать. Поэтому мне дали эту должность в колонии. Я приехала сюда двадцать лет назад, когда еще был жив прежний наместник, который обучал меня. Недавно он скончался, так что теперь я управляю самостоятельно.
  Я затаив дыхание смотрел на ее прямую спину в синей накидке и думал: "Надо же! Безжалостно выкинули ребенка из семьи, не дали толком доучиться, отправили в ссылку..." Ааш-шу обернулась и посмотрела прямо на меня. И вдруг я увидел ее как бы глазами шу-инна: не странное высоченное существо с неестественно белой кожей, а юную девушку, обиженную родными, одинокую и страшно гордую - вон как она задрала подбородок, как старается скрыть слезы! У Ааш-шу дрогнули губы, и она быстро проговорила звенящим голосом:
  - Ничего, мне тут вполне хорошо. Раньше таких, как я, вообще убивали.
  - Убивали?!
  
  
  7. Лишняя принцесса
  
  
  Сказать, что я был потрясен, значит - ничего не сказать. Мне было так жалко Ааш-шу! Получается, она, как и я попала в ловушку. И тоже пленница здесь, в этом "зоопарке". А ведь вела, наверно, веселую и увлекательную жизнь, как и положено принцессе. Надеялась на будущее, строила планы, мечтала о семье, то есть о тешароне! Черт, как же все-таки они справляются вчетвером?! Теперь и не спросишь - ясно же, что Ааш-шу этого просто не знает по малолетству. Я представил, как она, должно быть, сначала обрадовалась, став шои-анба, как мечтала о встрече со своим шои-вири, представляла, какой он! А потом - страшный облом, и вот она тут, в колонии. Утонченная принцесса среди варваров. Да ей же и поговорить тут не с кем, не с туземцами же! Тем более, не со слугами: те, что рангом повыше, вообще казались мне живыми автоматами, а те, что рангом пониже, вроде моего желтого, ничем не отличались от местных жителей, не блещущих интеллектом, как я успел заметить. Теперь понятно, почему ей так нравится мое общество...
  Все эти мысли вихрем проносились у меня в голове, а между тем с нами происходило что-то странное. Взгляд синих глаз Ааш-шу притягивал меня все сильнее, и вот я шагнул вперед и двинулся к ней, оставшись стоять на месте. И Ааш-шу медленно поплыла мне навстречу, стоя неподвижно у окна. Не знаю, как это можно внятно объяснить, но так оно и было: мы стояли - и мы двигались. Мы? Или наши сияющие тени? Наши огненные сущности? Мое пламя было обычным, пламя Ааш-шу - голубым. Наконец два огненных существа встретились и обнялись. И тут у меня кончились все слова. Невозможно передать охватившее меня - нас! - чувство. Целый комплекс чувств. Любовь, нежность, сострадание, счастье, блаженство, восторг, эйфория, экстаз - сколько не нанизывай слов, сути они не передают. Все вместе плюс еще что-то. Это продолжалось вечность, а потом внезапно закончилось. Ааш-шу ушла. Почему-то я знал, что сейчас не нужно идти за ней следом. Я постоял некоторое время, потрясенный, потом тоже пошел к себе. Всю ночь не спал, вспоминая и переживая произошедшее с нами чудо.
  Утром я не стал завтракать, а сразу побежал к Ааш-шу. Искать мне ее не пришлось: я чувствовал, где Ааш-шу скрывается - в старом саду. Там была скамейка над ручьем, где мы часто сидели, каждый на своем конце, чтобы расстояние между нами оставалось приемлемым - полтора метра. Разговаривали и бросали крошки обитающим в ручье смешным зверюшкам с длинными рыбьими телами, раздвоенными хвостами, лягушачьими лапками и пучеглазыми мордочками. Они ловко плавали и легко выбирались на берег, а по вечерам пели журчащим дружным хором, гораздо приятнее, чем наши лягушки. Так и оказалось - Ааш-шу сидела на скамейке. Она закуталась в просторный плащ и надвинула капюшон на лицо. Я сел на свой конец скамьи и сказал:
  - Привет!
  Она не отозвалась. Помолчала и буркнула:
  - Ты вернешься к себе домой.
  - Вон как? Но ловушка же сломана?
  - Я вызвала мастеров для настройки другой ловушки. Они давно прибыли. Так что уже скоро...
  - Но как я вернусь после того, что с нами случилось? Ты не могла не понять, если даже до меня дошло!
  - Не знаю, о чем ты говоришь.
  - Ааш-шу, посмотри на меня. Пожалуйста. Хочу видеть твои прекрасные глаза.
  Она повернулась ко мне, но тут же отвела взгляд:
  - Не надо.
  - Чего ты боишься?
  - Это неправильно! Так не бывает.
  - Чего не бывает?
  Она молчала.
  - Ладно, тогда скажу я. То, что вчера произошло между нами... Это же была шоэнúя, правда? А эти языки пламени - наши эо-шэны?
  - Наверно.
  - Ну, и как я могу вернуться? Ты сама рассказывала, что связь между шои-анба и шуи-вири нерасторжима, что Первая Изначальная и Второй Неизбежный созданы друг для друга.
  - Ты не можешь быть шуи-вири! Ты вообще существо другого вида! Ты с Другой Стороны...
  Она заплакала.
  - Если бы я мог, я бы обнял тебя. Позволь это сделать моему эо-шэну!
  И мы обнялись, оставшись сидеть каждый на своем конце скамейки.
  - Понимаешь, - сказала Ааш-шу. - Меня же сюда сослали как раз для того, чтобы я не могла встретить своего шуи-вири. И вот, пожалуйста. А вдруг... А вдруг они решат нас убить?
  - Нет. Они нас не убьют.
  - Как ты можешь быть уверен?!
  - Ты же рассказывала, что главная цель шу-иннов - познание. А когда им еще выпадет возможность изучить столь странный союз?
  Ааш-шу рассмеялась сквозь слезы:
  - И то правда.
  - А потом, мы же можем им не говорить! Или не можем?
  - Не можем. Во-первых, они сами все заметят. И очень скоро. Прямо сегодня. Потому что прибыл сам Верховный Правитель Аошу-нири! Это большая честь. С ним мой старший шаи-таи и министр колоний. И еще, возможно, прибудет Оши-ниу. Это самая древняя из ныне живущих шои-анба.
  - А почему ты сказала, что они сами заметят?
  - А вот!
  Ааш-шу встала, скинула плащ и медленно повернулась. Я обомлел. Под плащом, как оказалось, на ней было длинное платье без рукавов и с глубоким вырезом на спине. Ааш-шу удивительным образом переменилась: ее кожа больше не была ослепительно белой. Она стала матовой и словно полупрозрачной, как опал или лунный камень, а при малейшем движении по телу пробегали радужные блики.
  - Да, это трудно не заметить, - растерянно пробормотал я.
  - Это и есть во-вторых: в моем организме уже начались необратимые изменения, и если мы не найдем себе шаи-таи и шуи-нау, я заболею и умру. А здесь мы их точно не найдем, так что придется просить у Владыки разрешения вернуться...
  Но тут нас прервал слуга - оказалось, что почетные гости уже ждут нас в большом зале. Гостей было трое, и только увидев впервые взрослых шу-иннов, я понял, какая юная Ааш-шу: они оказались еще выше ростом, чем она, а кожа их с годами стала более смуглой, так что напоминала светлый пергамент или бледный непрозрачный янтарь. Двое были одеты в разные оттенки синего, а один - в наряд из удивительной двухцветной ткани, отливавшей то пурпуром, то серебром: очевидно, это и был Верховный Правитель.
  Гости сидели на раззолоченных креслах и при нашем появлении только кивнули, а Ааш-шу подошла к каждому и поклонилась, особенно низко - Верховному. Сидевший сбоку шу-инн ласково потрепал ее по щеке, и я подумал, что это, наверно, и есть шаи-таи, воспитавший Ааш-шу. Мое кресло находилось на расстоянии метров четырех от них, и то я с трудом выносил присутствие сразу четверых шу-иннов: меня замутило, а на лбу выступил пот. Некоторое время все молчали. Шу-инны рассматривали меня, а я их.
  Внезапно все встали, и я тоже вскочил. Отворились дальние двери, и вошла очень старая шои-анба в серебристо-сером одеянии - Оши-ниу, вспомнил я ее имя. Не представляю, сколько ей на самом деле было лет, на мой взгляд - так пара тысяч! Оши-ниу шла медленно, опираясь одной рукой на трость, другой - на руку сопровождавшего ее слуги в фиолетовой одежде. Очевидно, это слуга наивысшего ранга. Я уже заметил, что слуги в темно-красной одежде могут подходить к Ааш-шу очень близко, а этот и вовсе вел старуху под руку. Выглядела она очень импозантно, несмотря на согбенную спину и обилие морщин. Ее кожа тоже обладала опаловой матовостью и полупрозрачностью, только янтарного оттенка. Глаза цвета морской волны сияли на морщинистом лице, подобно звездам. Но чем ближе подходила Оши-ниу, тем хуже мне становилось. В конце концов, меня словно волной отнесло к дальней стене, где я и свалился в обморок.
  Очнулся я в объятиях Ааш-шу - вернее, ее эо-шэна.
  - Все нормально, Ааш-шу, - сказал я. - Я справлюсь.
  Оказалось, пока я был в отключке, троица высоких (во всех смыслах) гостей покинула нас, а присутствие всего двух шу-иннов выносить гораздо легче, чем пятерых. Слуга подал мне питье в бокале - отдавало хвоей и еще чем-то незнакомым, но приятным.
  - Выпей это, - велела Оши-ниу. - А потом приблизься, насколько сможешь. А ты, дитя, успокойся и подойди ко мне.
  Ааш-шу села на пол у ног Оши-ниу и положила голову ей на колени. Слуга перенес мой стул, и я расположился метрах в двух от них, на самой границе.
  - Что же нам с вами делать, дети? - задумчиво произнесла Оши-ниу. - А я-то не верила, что такое вообще возможно! Что ж, теперь убедилась. Настолько сильной шоэнии я за всю свою жизнь не встречала. А ведь юноша принадлежит совсем к другой расе разумных существ...
  - Может быть, не надо с нами ничего делать? - спросил я. - Оставить, как есть?
  - Да если бы это было возможно! - вздохнула Оши-ниу. - Ааш-шу уже изменилась, процесс запущен, надо идти дальше. Она, конечно, слишком молода, но что делать! Придется нам как-то решать возникающие по пути проблемы, а их много. И первая - как вам выбрать своих шаи-таи и шуи-нау? Обычно шои-анба и шуи-вири делают это вместе, но юноша не выдержит поездки в Метрополию, это очевидно.
  - А если я сделаю это одна? - робко спросила Ааш-шу. - С вашей помощью, например?
  - Да, пожалуй, это возможно. Ты поедешь в Метрополию, а тут тебя заменит юноша. Как его имя, напомни.
  - Шаш-ши!
  Я так и взвился:
  - Я заменю?! Да вы что! Я же ничего тут не знаю и мало что понимаю!
  - Ничего, мы тебя подготовим. Прямо завтра и начнем.
  - А другого варианта нет?
  Лицо Оши-ниу побелело:
  - Другой вариант - удалить вас обоих.
  - Удалить?
  - Это значит убить, - прошелестел дрожащий голос Ааш-шу. - Я же тебя говорила.
  - Но я была против и тогда, когда решалась судьба Ааш-шу, и против сейчас, - сказала Оши-ниу. - Слишком много мы убивали. Пора остановиться. Надеюсь, теперь ты согласен, Шаш-ши?
  - Да. На всё.
  - Это хорошо. Следующая проблема - слишком разная продолжительность жизни. Мы, конечно, займемся твоим здоровьем, но продлить твою жизнь более чем на двести лет, вряд ли сможем. Максимум - двести пятьдесят. Так что вам не удастся умереть в один день, и с этим придется смириться вам обоим. Вы это понимаете?
  - Да, - ответили мы хором.
  - И последняя проблема, если не считать родичей Ааш-шу, но тут я берусь помочь и подготовить всех. Проблема состоит в той реакции, которую дает организм Шаш-ши на наше присутствие. Дело в том, что будет необходим физический контакт. Целых три раза. Первый - при официальном заключении союза, второй - при зачатии, третий - при рождении потомка.
  - При зачатии? - я почувствовал, что неудержимо краснею. - Но Ааш-шу говорила...
  - Подробностей Ааш-шу не знает, но говорила правильно. Зачатие давно уже не происходит у нас естественным образом.
  - А как же?!
  - Вне живого организма.
  - А, in vitro! В пробирке?
  - Примерно. Но шуи-вири должен присутствовать при всех процедурах, чтобы поддерживать дух шои-анба. Физический контакт выражается в том, что он держит ее за руку. А при этом рядом будут находиться еще минимум двое шу-иннов. Но и в этом случае, я думаю, нам удастся тебя постепенно подготовить. К тому же есть специальные снадобья, но для того, чтобы рассчитать твою дозу, придется немного поэкспериментировать, уж извини. Мы посмотрим, как долго ты способен выдержать присутствие сначала одного, потом нескольких шу-иннов в непосредственной близости от себя и как долго - физический контакт с Ааш-шу. Придется тебе через это пройти.
  - А у меня есть выбор?
  - Выбор есть всегда. Ты можешь просто вернуться домой. Прямо сейчас.
  У меня потемнело в глазах - до сих пор я не верил, что это вообще возможно. И даже не вспоминал о доме, родственниках и друзьях, увлеченный невероятным приключением. Вернуться домой? Прямо сейчас? Но тогда... Ааш-шу же умрет! Я взглянул на Ааш-шу - она спрятала лицо на коленях Оши-ниу, и даже присутствия ее эо-шэна я не ощущал.
  - Нет, спасибо, - твердо сказал я. - Мой выбор сделан. Ради Ааш-шу я готов на всё.
  Вспышка двух языков пламени, огненного и голубого, была такова, что я зажмурился - Ааш-шу ликовала, а я сжигал в этом пламени свое земное прошлое и будущее. Будь что будет.
  - Тихо, тихо, дети! Успокойтесь. Поберегите мои старые нервы. Ааш-шу, дитя, пойди, пообщайся с гостями, прояви уважение. А я еще пару слов скажу юноше. Опять забыла, как его зовут...
  - Шаш-ши, - подсказал я, улыбнувшись. Привыкай, Шаш-ши, привыкай.
  Ааш-шу вышла, и старуха сказала:
  - Теперь ты можешь еще приблизиться. А то я устала напрягать голос.
  Я придвинулся вместе со стулом.
  - Понимаю, что наши обычаи кажутся тебе странными. Я знаю, как обстоит дело с продолжением рода у таких, как ты. И знаю, какие у тебя могут быть потребности, хотя ни мне, ни прочим шу-иннам подобные радости недоступны. Мы не знаем ни влечения, ни желания, только инстинкт продолжения рода, которому подвержены одни лишь шои-анбы, а все остальные вынуждены нам подчиняться, иначе наш род прекратится. Зачатие давно уже превратилось у нас просто в медицинскую процедуру...
  - Подождите! - воскликнул я, пораженный до глубины души. - То есть, вы хотите сказать, что у вас нет... нет... никакой эротики? Никакого секса?!
  - Да, подобных удовольствий мы лишены. Зато нам доступны удовольствия высшего порядка. Да ты и сам уже испытал, что такое шоэния, не правда ли? И что, разве можно сравнить с шоэнией ваш жалкий... Забыла, как это у вас называется? Физическая разрядка после полового акта?
  - Оргазм. Да, вы правы. Никакого сравнения.
  - Вот-вот.
  - Но почему у вас так?
  - Постепенно ты все узнаешь. Завтра же один из моих Приближенных начнет заниматься с тобой языком шу-иннов, и ты сможешь читать книги, в которых и найдешь ответы на все свои вопросы. Книги я пришлю. И сама расскажу кое-что. Но тоже завтра. Я устала.
  - Спасибо!
  Я встал и поклонился, но Оши-ниу остановила меня движением руки.
  - Самое главное я еще не сказала. Итак, я понимаю твои потребности. Ты молодой здоровый мужчина - я правильно говорю?
  - Да, - я уже чувствовал, к чему она ведет и снова покраснел.
  - И если тебе будет нужно, ты вполне можешь вступить в физическую связь с любой из живущих в колонии женщин. Это допустимо. Ааш-шу тоже это поймет.
  Я забормотал что-то несвязное, не зная, как реагировать, но к Оши-ниу уже подошел слуга в фиолетовой одежде. Он помог ей подняться и повел к дверям.
  - До завтра, Шаш-ши, - не оглядываясь, произнесла Оши-ниу.
  А я остался стоять посреди огромного зала. В мыслях моих царил хаос. Постояв еще немного, я развернулся и поплелся в свои апартаменты, где плюхнулся на кровать и, как ни странно, сразу заснул. А с другой стороны - что мне еще оставалось делать?
  
  
  8. Новая жизнь
  
  
  Так началась наша новая жизнь. Виделись мы с Ааш-шу теперь урывками, на бегу, чаще при посторонних, и тем жарче были редкие свидания наедине! Я по пять часов в день занимался изучением языка шу-иннов, их истории и обычаев, а также вникал в дела Колонии, чтобы с честью заменить Ааш-шу, когда она поедет в Метрополию. Ааш-шу спешно "подчищала хвосты", чтобы оставить мне как можно меньше проблем, потому что ее поездка могла затянуться, о чем мы оба старались не думать. Правда, она заочно уже присмотрела нам Третьего - это был ее друг детства, Ини-кири из клана Вдохновляющих и Радующих.
  Общественное устройство шу-иннов простое и одновременно сложное, потому что представляет собой не стабильную конструкцию, а постоянную изменчивость, как они выражаются. Все общество делится (и это тоже не совсем верно) на четыре клана: первый - Понимающие и Направляющие, второй - Знающие и Помогающие, третий - Умеющие и Делающие, четвертый - Вдохновляющие и Радующие. Скорее, это не кланы, а группы, объединяющие шу-иннов по роду их деятельности. Главная задача воспитателя - определить призвание ребенка и приложить все необходимые усилия, чтобы он преуспел в выбранном занятии: переход из клана в клан зависит только от способностей, и не редкость, когда каждый из тешарона относится к разным кланам.
  Первая группа включает в себя правителей, жриц и воинов-защитников. Религии как таковой у шу-иннов нет, а жрицы ведают вопросами духовными: шоэния, эо-шэны и прочие тайные знания, в которые меня, конечно, никто не собирался посвящать. Это единственный клан, куда шу-инн попадает либо по праву рождения, либо в результате заключения брачного союза. Верховной Жрицей всегда является шои-анба, Верховным Правителем - ее шуи-вири. Правят одновременно три возраста: Верховные, Старшие и Младшие. Как только становится ясно, что ребенок, родившийся у Младшей Жрицы - это шои-анба, девочка тут же назначается Младшей, все остальные Жрицы и Правители поднимаются на ступеньку вверх, а Верховные уходят, как мы бы сказали, на пенсию, оставаясь в ранге советников.
  Поэтому и возник такой переполох из-за Ааш-шу: ее сестра только-только была введена в ранг Младшей Жрицы, а тут - смотрите-ка! - еще одна шои-анба. Никто не успел толком свыкнуться со своим новым положением, а уже нужно снова подниматься на ступеньку. Допустим, Старшим и Младшим это было только на руку, но Верховные еще не успели в полной мере насладиться доставшейся им властью: обычно передвижка происходит раз в двести-триста лет, а тут в полном расцвете сил и после каких-то жалких двадцати лет правления надо уходить в отставку! Не удивительно, что Верховный правитель Аошу-нири, не погнушавшийся лично приехать в Колонию, смотрел на нас зверем.
  Во вторую группу входят ученые, врачи и учителя, в третью - мастеровые разных специальностей. Точнее сказать, те шу-инны, которые владеют знаниями об изготовлении разных предметов и приборов. Условно говоря, инженеры. А настоящие мастеровые - почти всегда местные жители. Четвертая группа - артисты, художники и поэты. У шу-иннов широко развито театральное и музыкальное искусство, а танцы считаются занятием для туземцев. Живопись у них тоже своеобразная: шу-инны не признают реалистическую живопись, все эти портреты-пейзажи-натюрморты - зачем повторять природу с худшим мастерством? Но зато приветствуют всякое орнаментальное и абстрактное изображение, отражающее духовный мир автора. Такая же заумная у них и поэзия, зато романы, мемуары и исторические хроники я читал с удовольствием - потом, когда освоил язык шу-иннов. Ини-кири - наш будущий Третий, как раз был поэтом, и Ааш-шу надеялась, что уединенная жизнь в Колонии ему понравится.
  Колония, как оказалось, была не каким-то участком земли, а целым материком, сопоставимым по площади с нашей Австралией и примерно такой же формы. Готовясь к роли наместника (вот ужас-то!) я прочесал эту "Австралию" вдоль и поперек, то в компании Ааш-шу, то в сопровождении Канибу Сару - фиолетового слуги высшего ранга, которого приставила ко мне Оши-ниу. Он носил гордое звание Приближенного или Посредника и нрав имел суровый, так что я не рискнул спросить, почему он спокойно выдерживает даже физический контакт с шу-иннами. Ко мне он относился снисходительно, но подчеркнуто вежливо.
  Население Колонии занимается в основном земледелием, животноводством, рыболовством и кое-каким ремеслом. Кроме всего прочего в Колонии ведутся разработки горючего камня и еще каких-то полезных ископаемых, так что должность наместника вовсе не была синекурой - проблем хватало. Мы побывали на разработках, в прибрежных поселках "зеленых людей", в равнинных деревнях "коротышек" и "обычных" людей, а также в поселении так поразивших меня рогатых существ.
  Зеленые люди - бивану - как раз и занимались рыболовством и добычей жемчуга, которым шу-инны обычно украшают траурные одежды. Умирают они редко, поэтому каждый раз проводится чрезвычайно помпезная церемония прощания, как я понял, рассматривая картинки в исторических хрониках. Местные жители тоже ценят жемчуг, особенно женщины коротышек, которые надевают столько жемчужных низок, сколько им исполнилось лет, так что старухи ходят, натурально согнувшись - от тяжести возраста и жемчуга.
  Коротышки момоги - племя скотоводов и воинов. Они разводят кузако (нечто среднее между овцой и ламой), коротконогих и обычных "лошадей" чури, а также крупных птиц ороно - наподобие наших кур, каждая из которых ростом примерно со среднего коротышку. Дети коротышек уже лет с пяти прекрасно держатся в седле, а обучаться приемам рукопашного боя они начинают вообще лет с трех. Воевать, собственно, в Колонии не с кем, так что все эти боевые замашки - просто дань традициям. Свои таланты момоги охотно демонстрируют на ежегодных Праздниках урожая.
  Вообще колонисты очень любят праздники, так что радостно отмечают все подряд, невзирая на то, чья это традиция. Календарь ежегодных праздников представляет собой увесистый том, а ведь есть еще особо торжественные мероприятия, проводящиеся раз в три года или вообще нерегулярно - как, например, День сбора улиток киюю. Взрослые киюю величиной с хорошую кошку и очень прожорливы, к тому же раковины у них металлизированы, а все тело покрыто такими же чешуйками, весьма прочными, так что убить такое существо не просто. Но ползают они медленно, поэтому поймать киюю легко, хотя заметить трудно: улитки умеют отводить глаза преследователям. Пойманных взрослых киюю сжигают заживо, это единственный способ их умертвить. Панцири и чешуйки в огне плавятся, и из этого металла отливают всевозможные мелкие предметы, вроде ложек или гребней.
   К счастью, размножаются киюю медленно, и молодь вылупляется раз в восемь-десять лет, а металлизируется только через пару месяцев. Заметив появление первых еще крошечных улиток, на них объявляют охоту и стараются выловить всех, иначе от растительности и следа не останется. Единичные экземпляры живут в садах правителей и знахарей под тщательным присмотром специальных служителей, достигая порой двухсот лет. Слизь молоди киюю считается целебной: из отловленного в больших количествах мелкого молодняка делают лекарственную настойку, отвратительную на вкус, но помогающую, как говорят, от великого множества заболеваний - от болотной лихорадки до перелома ноги. По окончании отлова устраивается большой праздник с разыгрыванием забавного представления "Битва момоги с киюю".
  "Обычные" люди - заэтану - занимаются земледелием и разными ремеслами, среди них много хороших кузнецов и гончаров, а ткани, сотканные из местной разновидности льна, высоко ценятся и идут на экспорт в Метрополию: тонкое полотно шириной в метр и длиной в три метра можно, сложив, легко спрятать в карман.
  Наибольшее впечатление на меня произвели рогатые киарру, которые оказались аборигенами этого Мира. Они издавна жили в горах, образовав что-то наподобие резервации североамериканских индейцев. Пологие горы с одной стороны упирались в большое озеро Киар, а с другой - спускались к океану. Вода в озере соленая, и ученые считают, что горы образовались в результате природного катаклизма, а озеро когда-то было частью океана. Климат там суровый, лето холодное, зима снежная и порой настолько морозная, что замерзает не только озеро, но и прибрежные океанские воды. Переселяться в более удобные для жизни места киарру не желали и с прочими жителями почти не контактировали, но приветствовали туризм из Метрополии, приносящий им хороший заработок от продажи расписных горшков, тканых поясов, деревянных колокольчиков, вяленой рыбы ча, сушеных ягод кии, глиняных статуэток с рогами, а также заговоренных камней, выполняющих желания - их якобы находят на месте удара молнии. Прочие колонисты не доверяют киарру и побаиваются, считая, что те лгут, как дышат, а их рогатые статуэтки наводят порчу.
  Но шу-инны едут в такую даль не только за сувенирами: на озерной стороне, поросшей хвойным лесом, постоянно идут грозы, даже зимой, так что многие специально приезжают полюбоваться на полыхание молний в снежной круговерти. А весной, когда тают снега и горы окутывают туманы, туристы из Метрополии могут наблюдать редчайшие белые радуги, которых не бывает больше нигде. Океанская сторона лишена растительности, так что видна удивительная красота горного массива, сложенного из равномерных волнистых полос породы всех оттенков красного и желтого цветов. В сочетании с пронзительной синевой океанских вод это дает поразительное зрелище, особенно впечатляющее при восходе и закате солнца.
  Если в самой Колонии аборигенов осталось мало, а большую часть населения составляли те, кто прибыл сюда из других миров, попавшись в ловушки, то в Метрополии коренного населения было довольно много. Аборигены Метрополии представляли собой другую расу и сильно отличались от здешних киарру: никаких рогов и нормальное телосложение, а у киарру коленные суставы развернуты назад, как у лошадей или оленей, потому и походка их показалась мне странной, когда я впервые увидел рогачей на дороге.
  Туземцы Метрополии называют себя абинати, они высокие, смуглые и невозмутимые, если судить по единственному абинати, которого я знал близко - Канибу Сару. Меня интересовали взаимоотношения шу-иннов и абинати: как ни верти, а шу-инны тут такие же завоеватели, как испанцы в Америке. И сначала, пока я только учился языку и изучал историю, эти отношения представлялись мне идеальными. Но на самом деле все оказалось не так просто.
  
  
  9. Коварство шу-иннов
  
  
  Шу-инны - очень древний народ. Долгое время они жили в Мире Летающих Черепах, где тоже были пришельцами, согласно легендам - с Другой Стороны. Тогда они мало чем отличались от нас: те же два пола, такая же продолжительность жизни и похожая история, изобилующая войнами, борьбой с силами природы и техногенными катастрофами. Шу-инны считали, что они, как существа высокоразвитые, имеют право удалять примитивные формы жизни, чтобы избавить их от мучительной борьбы за выживание. Вмешательство шу-иннов в эволюцию, таким образом, должно быстро уничтожать страдальческое существование недоразвитых организмов, заменяя его счастливой и упорядоченной жизнью разумных существ. В результате в Мире Летающих Черепах все туземцы были "удалены", из пяти существовавших рас шу-иннов осталась только одна, моря были заражены отходами, часть суши превратилась в пустыню, и вымерли все дикие животные и растения. Но однажды Верховному Правителю и Верховной Жрице было видение о скором конце света, и они принялись спешно изменять концепцию жизни. Это видение было записано, с него начинается обучение любого шу-инна. Вот оно:
  На истоке времен сидел на краю леса первый шу-инн, погруженный в мрачные думы. Собрались вокруг него разные существа, и сказали: "Нам больно видеть, что ты в печали. Проси чего хочешь - получишь всё. Сказал тогда шу-инн: "Мне нужно иметь острое зрение". И ответило высоко летающее существо: "Я дам тебе свое". Сказал шу-инн: "Мне нужно быть сильным". И ответило хищное существо: "Я дам тебе свою силу". Сказал шу-инн: "Мне нужно знать все тайны природы". И ответило ползучее существо, ведающее тайнами: "Я открою их тебе". И так каждое из живых существ принесло шу-инну свой дар. Получив всё, он встал и удалился. И тогда мудрое существо, живущее в дупле, сказало: "Теперь, когда шу-инн получил столько знаний и умений, мне страшно. Я вижу в нем алчную пустоту и неутолимый голод - то, что делает его печальным и постоянно заставляет его желать все нового и нового. Шу-инн будет забирать и забирать. И однажды Мир ответит ему: "Ты забрал все, что у меня было. Меня больше нет".
  Но видение явилось слишком поздно: надвинулась очередная глобальная катастрофа, спасения от которой не существовало, пока шу-инны не открыли заново способ Перехода в другой Мир, забытый с годами. Верховный правитель стал спешно готовить народ к эвакуации. К чести шу-иннов надо сказать, что они собирались вывести всех без исключения. Но бóльшая часть народа просто не поверила в грядущий катаклизм и не хотела никуда уходить. На разъяснения и уговоры было потеряно много времени, а катастрофа разразилась раньше, чем рассчитывали, так что совершить Переход смогла только четвертая часть тех, кто этого хотел. Естественно, что первыми ушли дети и полезные члены общества: врачи, учителя, ученые, ремесленники.
  Все Правители и Жрицы, кроме Младших, погибли вместе с Миром Летающих Черепах, только в последний момент Верховный Правитель Эо-шои успел отправить в Новый Мир Верховную жрицу Ааш-ниу, свою шои-анбу, причем сумел отдать ей своего эо-шэна. Но это было необходимо, поскольку Верховная Жрица не успела передать Младшей все тайные знания, без которых им было не выжить. Эта высокая трагедия, случившаяся в незапамятные времена, была неоднократно воспета в стихах и романах, разыграна в театрах. До сих пор при заключении союза совершающая его Жрица произносит пожелание: "Да будет ваша шоэния сильна и прекрасна, как у Эо-шои и Ааш-ниу, а чувство долга так же крепко. Живите долго и умрите в один день".
  В новом Мире шу-инны предполагали жить по-новому, но у них и тут начались проблемы, которые, впрочем, являлись продолжением прежних. Они давно занимались вопросом продления жизни и весьма преуспели, но незапланированным побочным эффектом стало угасание либидо и, как следствие, падение рождаемости. А потом положение усугубилось, потому что почти перестали рождаться женщины - то ли сказались последствия Перехода, то ли воздействовали условия жизни в Новом Мире. Все научные силы были спешно брошены на решение этой проблемы. И выход нашелся. Подробностей я не знаю, потому что эта информация относится к разряду Вечных Тайн и входит в ведение Верховной Жрицы. Но это как-то связно с разным набором хромосом у разных шу-иннов. Всего таких наборов, как нетрудно догадаться, четыре.
  Ученые-генетики занимались не только шу-иннами, но также аборигенами и колонистами. То, что было проделано с этой частью населения, можно назвать одомашниванием: последовательно и неизбежно "удалялись" личности с агрессивным темпераментом, в результате чего колонисты теперь представляют собой очень дружелюбный и доверчивый народ, правда, не блещущий умом. Единственное исключение - киарру. А из аборигенов Метрополии подбирались и сводились в браке особи с высокой терпимостью к близости шу-иннов, в результате чего была "выведена" элита абинати - клан Посредников или Приближенных. Это единственные представители туземного населения, которые владеют языком шу-иннов - остальных не учат сознательно. Причем правящие шу-инны прекрасно знают все языки, существующие у аборигенов и колонистов.
  Надо сказать, что существование колонистов мало чем отличается от жизни каких-нибудь земных крестьян или мастеровых, а вот абинати не воспитывают сами своих детей, а отдают шу-иннам, когда ребенку исполняется четыре года. Дети до десяти лет не испытывают никаких особенных ощущений от контакта с шу-иннами, а потом в дело вступают представители элиты абинати. Юных абинати, воспитывают в духе верности шу-иннам, дают образование или специальность согласно способностям и устремлениям воспитанников. За долгие тысячелетия правления шу-иннов абинати привыкли к такому порядку и не видят в нем ничего особенного, но меня эта практика поразила. Потом я вспомнил, что так же обращались в Америке с детьми индейцев, но ничем хорошим, насколько помню, это не кончилось.
  Чем-то эта система шу-иннов напоминает рабство, но, конечно, ничего подобного страданиям какого-нибудь "дяди Тома" тут встретить нельзя. Абинати работают на шу-иннов потому, что им это нравится, как уверяют шу-инны. Но, подозреваю, что самих абинати никто не спрашивал. Да они и не представляют, что может быть иначе. Правда, следует отметить, что шу-инны привыкли к аскетизму: в еде неприхотливы, одежду носят веками, благо ткани очень прочны, а лишней мебели и всяких безделушек у них не бывает. Ааш-шу с недоверием слушала мои рассказы о земной жизни, искренне не понимая, зачем менять, например, один шируку на другой, если старый еще работает? И зачем покупать новую одежду или посуду, если прежняя еще не прохудилась? Шу-инны очень консервативны, осторожны и помешаны на охране природы. Что ж, их можно понять! Всякое техническое усовершенствование обсуждается годами и часто отклоняется, так как либо недостаточно безопасно, либо его производство вредно для окружающей среды. Поэтому их транспортные средства передвигаются на энергии солнца или электричества, а связь есть только почтовая и телефонная, последняя - в одной лишь Метрополии.
  Так что мы с Ааш-шу, когда она уехала в Метрополию, общались исключительно при помощи писем. Почта приходила ежедневно со специальным транспортом - быстролётными золотыми шируку, которые преодолевали разделяющий нас океан за восемь часов. Кроме того, нас соединяла шоэния: это трудно объяснить, но я всегда знал, когда Ааш-шу думает обо мне и каково ее настроение. Мы оба сильно тосковали в разлуке, что не помешало мне совершить поступок, которого я так себе и не простил. Но обо всем по порядку.
  Иногда я выбирался на рынок - просто погулять в одиночестве, поглазеть по сторонам, выпить немного пряного вина, купить какую-нибудь забавную ерунду для Ааш-шу: колокольчик, призывающий ветер, или инкрустированную раковинками киюю расческу. Гулял я в одежде обычного колониста, а не в синем наряде, который стал носить после "обручения" с Ааш-шу. Один раз я вышел на рынок в синем - на меня все испуганно косились, лишь один старик-бивану цепко ухватил за рукав и принялся допрашивать:
  - Ты кто такой? Почему носишь синее, словно ты один из шу-иннов? А ты ведь никакой не шу-ин, проглоти тебя рыба окои! Ростом, однако, не вышел. И цвет кожи, как у какого-нибудь занюханного заэтану!
  Я кое-как от него отбился и с тех пор надевал на рынок полосатые штаны и куртку с капюшоном, чтобы уж совсем не отличаться от заэтану. Во время одной из таких прогулок я наткнулся на знакомого коротышку Айомхара, который страшно обрадовался нашей встрече и потащил меня отметить это событие в кругу соплеменников - момоги приехали на рынок большой компанией, чтобы продать партию сыра и купить новую упряжь. А один из них собирался жениться, поэтому искал хороший жемчуг для подарка невесте. Так что поводов для пьянки было много. Ну, мы и напились. Сначала пили ягодное пиво и пряное вино, а потом...
  Потом Айомхар потащил меня к косой Мири, которая держала вовсе не ночлежку, а натуральный бордель. Нас там угостили контрабандной хвойной водкой, так что дальнейшие события я помню смутно. Перед нами плясали красивые девушки заэтану и бивану, едва прикрытые бусами и символическими лоскутками. Два невозмутимых бивану играли на дудках, один брякал в бубен - их зеленые волосы были скручены в дреды, унизанные ракушками. Потом одна из девушек бивану оказалась у меня на коленях. Потом...
  В общем, утром, как и следовало ожидать, я очнулся со страшным похмельем и в одной постели с зеленокожей девушкой. Долго переживал: рассказывать Ааш-шу или нет? Конечно, Оши-ниу разрешила мне подобные приключения, но моя совесть оказалась на редкость несговорчивой, так что я переживал, раскаивался и тревожился, хотя на самом деле причин для тревоги у меня было гораздо больше, просто я об этом не знал.
  
  
  10. Один
  
  
  Однажды вечером я устроился в кресле перед ящиком с большим горючим камнем, изображавшем свернувшуюся клубком огненную ящерицу, наслаждался теплом и дочитывал пятый том исторических очерков. День выдался на редкость суматошный: рано утром к нам прибыл министр колоний с внеочередной проверкой - в прошлый визит он просто сопровождал Верховного. Похоже, он специально выбрал время, когда Ааш-шу отсутствовала. Надеюсь, что не подведу ее. Хорошо, что мне во всем помогает Канибу Сару! Он сразу повез министра в одно из поселений момоги, где очень вовремя случился какой-то местный праздник и должны были состояться конные ристалища. Я пожалел, что не смог поехать с ними, потому что ярко представлял себе эту потеху: коротышки верхом на маленьких вислоухих "лошадках" грозно размахивают копьями и булавами!
  А мне пришлось лететь на карьер, где добываются горючие камни и разбираться с поломкой одной из машин. Разбирался, собственно, не я - я только отдал распоряжение о вызове ремонтной бригады из Метрополии. На самом деле мне просто интересно было посмотреть на разработки. А когда вернулся, принял делегацию от племени киарру: они ежегодно подают наместнику прошение об увеличении квоты на продажу той самой хвойной водки, которой меня угостил Айомхар, провались он, и ежегодно получают отказ. Эта их хвойная водка - бронебойной силы питье! Сваливает с ног с одного глотка. Поэтому ее разрешено продавать только на Центральном рынке и только раз в год - в День Почитания Предков. В этот день киарру нельзя ни работать, ни путешествовать, ни торговать, так что на самом деле водку они продавать не могут никогда. Но хитроумные киарру приезжают на рынок заранее, в День Почитания Предков лавку не открывают, но выставляют бутыли с водкой на задворках, где любой желающий может взять пойло и оставить деньги - цена указана на каждой бутылке. Обманывать киарру никто не рискует, потому что среди колонистов бытует поверье, что те не прощают обмана и способны убивать на расстоянии.
  После торжественного обеда, который, к счастью, не затянулся, потому что министр уже слегка наобедался у коротышек и плохо отражал реальность, я принял несколько чиновников разного ранга, подписал стопку счетов, изучил план строительства нового водного цирка в поселении бивану, написал письмо Ааш-шу, в котором ни слова не сказал о своей "измене", примерил одежды, что мне шили ко Дню Заключения Брачного Союза, одобрил меню завтрашнего дня и репертуар оркестра, который будет играть на прощальном ужине с министром... Всё, что ли? Кажется, да.
   Ближе к ночи я добрался до своих покоев, где целый час отмокал под душем, которым, наконец, научился пользоваться: вода могла литься с любой стороны и даже сверху, как я привык, а не только снизу. И вот, только я, читая исторические очерки, дошел до эпохи правления Шувиру-тои, во времена которого была создана первая ловушка в ином Мире, как меня потревожили: постучал мой желтый слуга и сказал, что меня срочно ждут в большом зале. Почему-то я подумал, что это Ааш-шу решила сделать мне сюрприз, внезапно вернувшись из Метрополии. Я чуть не бегом поспешил в большой зал. Слуга открыл передо мной дверь, я вошел и тут же оказался в объятиях какого-то шу-инна. Я успел это осознать перед тем, как меня накрыла волна дурноты и беспамятства. Не знаю, как долго я был без сознания, а когда очнулся...
  Когда очнулся, то долго не мог понять, где нахожусь. Обстановка ничем не напоминала покои замка, но казалась знакомой: я лежал на металлической кровати, в глаза бил белый свет с потолка, в руку была воткнута игла, от которой отходила какая-то трубка. Я с недоумением рассматривал окружающее, но тут дверь открылась, и в комнату вошли двое. Я уставился на них, не в силах понять, что с ними не так. Потом дошло - оба были в белом. А Мире шу-иннов почти никто не носил белых одежд - это цвет траура. К тому же один из вошедших был чернокожим!
  - Кто вы? Где я нахожусь? Что со мной случилось? - спросил я на языке шу-иннов. Вошедшие переглянулись и в свою очередь стали задавать мне вопросы. Я не понимал ни слова, но звуки их речи тоже показались мне знакомыми. И вдруг в голове у меня что-то щелкнуло, и я все узнал: конечно же, это больничная палата, игла в руке и трубка - капельница, а эти люди - врачи в белых форменных халатах. И говорят они на английском языке.
  - Что со мной случилось? - спросил я уже по-английски. - Где я нахожусь?
  - Вы в Сан-Франциско.
  - Где?!
  - Вас пять дней назад нашли туристы на горе Шаста - обнаженного, без сознания, обезвоженного и в царапинах.
  - Я никогда не был в Калифорнии! Даже не знаю, где эта Шаста находится. Последнее, что помню, это...
  Я хотел было сказать: "...как я провалился в горную трещину, но это было на Алтае". И даже успел подумать: "Неужели я сквозь трещину с Алтая провалился в Калифорнию?!" Но тут у меня перед глазами встало бледное лицо шу-инна: злорадная ухмылка, прищуренный взгляд пронзительно-зеленых глаз. Я почувствовал, как меня сжимают сильные горячие руки... Озноб, дурнота, тьма в глазах... И я все понял.
  Тот шу-инн, что схватил меня - я вспомнил! - прилетел с министром Колоний, а прежде был в свите Верховного правителя Аошу-нири. Конечно же, это были происки Верховного! Это он подослал ко мне своего приспешника, пока Ааш-шу в Метрополии пыталась найти нашего Четвертого. Они просто выкинули меня обратно в мой Мир! Хорошо, хоть именно в мой. Та ловушка, через которую я попал к шу-иннам, была демонтирована, но существовала еще одна, которую перенастроили по приказу Ааш-шу, когда предполагалось, что я вернусь домой. Домой?! Мой дом там, где Ааш-шу! Как она сможет пережить нашу разлуку? А вдруг они сказали ей, что я передумал и сбежал?! А вдруг она этому поверит? Как мне вернуться к моей шои-набма? Они наверняка закрыли и эту ловушку, что вывела меня к горе Шаста, провались она. Тоже, небось, Место Силы...
  Врачи что-то мне говорили, но я не слушал. Отчаянье захлестнуло, я завыл и рванулся с кровати. Я успел несколько раз с размаху шарахнуться головой об стену, пока меня не отловили и не усмирили, а потом мог только плакать, беззвучно повторяя: "Ааш-шу... Ааш-шу..."
  Не буду рассказывать, как происходило мое возвращение в Москву, скажу только, что без друга Кости я бы до сих пор, наверно, мыкался по американским психушкам. Со мной беседовали полиция и секретная служба, меня показывали светилам психиатрии и специалистам по паранормальным явлениям, но я твердо стоял на своем: ничего не помню! Только то, что было до моего исчезновения - оказывается, я находился во всероссийском розыске уже три года. Родители мало обрадовались моему возвращению - вернулся, и слава богу. Отец в очередной раз женился, а мама была занята внуками: у сестры как раз родился третий ребенок. Моими розысками больше всего был озабочен Костя - родные привыкли, что я все время где-то путешествую, и не особенно волновались.
  Костя забрал меня из московской психиатрической клиники. Вернее, то, что от меня осталось - при первом свидании Костя меня не узнал: я сильно похудел, оброс, а главное, другим стал взгляд. Да и я сам, глядя в зеркало, с трудом себя узнавал. Жить мне не хотелось. Да, признаюсь, было у меня две попытки самоубийства, одна еще в Америке. Вторую пресек Костя. Он поселил меня на своей даче под присмотром домработницы. И однажды, приехав без предупреждения, застал меня с горстью таблеток в руке. Как же он мне врезал! Таблетки разлетелись по всей комнате, я упал, а скула моя мгновенно распухла. Костя достал из бара бутылку коньяка, разлил по стаканам, один залпом выпил сам, второй протянул мне.
  - Мне же нельзя, я на транквилизаторах... - уныло пробормотал я, поднимаясь с пола.
  - Хватит сидеть на лекарствах! Так у тебя совсем крыша съедет. Впрочем, уже съехала. Ты что вообще придумал, а? Только твоего хладного трупа мне тут не хватало! Твою ж мать...
  - Прости... Я не подумал... Черт, до сих пор в голове звенит!
  - Ладно, извини, что ударил.
  - Да чего там, все правильно. Так мне и надо.
  - Расскажи мне. Просто возьми и расскажи. Я же чувствую - ты всё помнишь.
  - Ты не поверишь.
  - Посмотрим.
  Мы просидели почти до утра. Костя слушал мой рассказ, потягивал коньяк и курил одну сигарету за другой. Выговорившись, я почувствовал такое облегчение, что мне было уже все равно, поверит мне Костя или нет.
  - Да-а, история... - задумчиво протянул Костя.
  - Ты мне веришь?
  - Пожалуй, верю. Выдумать такое! И зачем? Теперь я понимаю, почему ты так страдаешь.
  - Правда?!
  - Ты будешь смеяться, но... Ты ж помнишь, что недавно у меня сын родился?
  - Да, ты говорил. Я удивился. Мне казалось, ты не из тех, кто заводит семью.
  - Вот и мне так казалось. Но вроде как пора, всякое такое. И когда мне дали в руки младенца... Прикинь, я заплакал! Слезами! Представляешь?
  - Нет!
  - Знаешь, это было чудо. Меня как кипятком обдало! И я почувствовал, что таю. Как эта чертова Снегурочка! И теперь эта кроха живет у меня в сердце. Вчера только видел его, а уже скучаю.
  - Но ты увидишь сына уже сегодня. А я... Ощущение, что часть моей души, часть меня оторвали с мясом, и я истекаю кровью. Так болит.
  - Да, это я понимаю. Я другого не могу понять - почему ты, черт побери, сдался?!
  - А что я могу сделать?
  - Не знаю! Но наверняка что-то можешь, вместо того чтобы днями напролет лежать носом к стенке. Ты ж говорил, что между вами сильная связь, так попробуй ее наладить.
  - А если она оборвалась? А если Ааш-шу... поверила, что я ее бросил?!
  - А ты бы поверил, что она тебя бросила?
  - Нет.
  - Ну вот! Так делай что-нибудь! Для начала приведи себя в порядок. Может, у тебя просто сил нет, чтобы наладить связь. Или эта твоя Ашу тебя не видит, потому что и смотреть-то не на что.
  - Ааш-шу, - машинально поправил я.
  Мы смотрели друг на друга: Костя сердито, а я изумленно. Черт побери, а ведь он прав! Какой же я дурак...
  - Она очень красивая? - уже мирно спросил Костя, раскуривая очередную сигарету.
  - Не знаю, - честно ответил я. - По меркам шу-иннов, думаю, очень. А на наш взгляд... Ну, самый первый раз я ее испугался, честно говоря.
  - Иди ты!
  - Представь, у нее синий раздвоенный язык. А сама под два метра ростом.
  - Да ты извращенец, братан!
  - А кожа светится, как лунный камень и переливается, как опал. И потрясающие синие глаза! С белыми ресницами. Трепещут, как крылья у бабочки. И...
  Я закрыл руками лицо. Костя сел рядом и обнял меня за плечи:
  - Все, хватит. Начинаем новую жизнь. Сейчас ты идешь спать, а потом...
  - Да, я знаю. Ты прав.
  - Ты справишься. Я верю в тебя. И в твою девушку с синим языком. Ну и красотку ты себе нашел, приятель!
  С этого дня все изменилось. Я рьяно принялся восстанавливать физическую форму: бегал по лесным тропинкам, занимался на тренажерах, плавал в бассейне. Просыпался рано, выходил на балкон, садился в кресло, закрывал глаза и пытался вернуть наше с Ааш-шу ощущение единства. Я воображал, что забрасываю в мировое пространство что-то вроде эхолота - длинное радужное "щупальце", которое терпеливо сканирует бездну, полную сверкающих звезд, туманных облаков и черных дыр. Так прошло несколько месяцев. Осень сменила лето, шли частые дожди, ветер кружил опадающие листья. Я не сдавался. И в один прекрасный день мой "эхолот" что-то нащупал. Какую-то огненную точку, которая ярко вспыхнула при касании. Я узнал Ааш-шу. Это была она, ее голубой эо-шэн!
  С каждым сеансом звезда Ааш-шу приближалась. Я сообщил Косте, что, возможно, скоро его покину, но мы оба не ожидали, что это произойдет так скоро. Был тихий ноябрьский вечер, выпал первый снег. Мы с Костей сидели у камина и разговаривали. И в какой-то момент - Костя сидел лицом к окну - он вдруг замолчал на полуслове и замер с открытым ртом. Я обернулся и вскочил: в саду стояла Ааш-шу, окруженная голубым сиянием своего эо-шэна. Не знаю, как я оказался рядом с ней, возможно, просто прошел сквозь стекло.
  - Привет! - сказал я, задыхаясь от волнения.
  Ааш-шу улыбалась.
  - Такая неприятность: тебе придется взять меня за руку! - сказала она. - Попрощайся со своим другом. Мы уходим. Закрой глаза.
  Я помахал Косте и взял руку Ааш-шу, ощутив только нежную шелковистость ее кожи. Никакого озноба, никакой дурноты! Наши эо-шэны вспыхнули. Я представил, какое зрелище досталось Косте, и порадовался за него. А потом все исчезло. Все, кроме нас с Ааш-шу. Не знаю, как долго это продолжалось, но очнулся я от ее слов:
  - Вот и все. Прибыли.
  
  
  
  11. Лес Поющих Деревьев
  
  
  Я открыл глаза. Мы находились в лесу, но таких деревьев я не видел ни в своем Мире, ни в Колонии: очень высокие, с гладкими светлыми стволами непривычной формы - словно бы под одной корой срослось сразу несколько тонких стволов. Ветви мощные, а листья серебристые, узкие и длинные
  - Где это мы?
  - Это Лес Поющих Деревьев. Прислушайся.
  И правда, когда ветер колыхал ветви деревьев, раздавалось нежное звенящее пение.
  - Мы в Метрополии?
  - Нет, мы в другом Мире. В нашем Новом Мире.
  - Ты построила тут ловушку?!
  - Она сделала больше, - сказала Оши-ниу, выходя из-за ближайшего дерева. - Она построила Переход.
  Оказалось, я многого не знал о Мире шу-иннов: существовали Колонии и в других Мирах, созданные как бы про запас, на случай очередного неожиданного катаклизма, чтобы можно было легко эвакуироваться, не занимаясь строительством Перехода. Этим тайным знанием и умением владела только Оши-ниу, как самая старейшая из живущих Верховных жриц. Чувствуя приближение смерти, она должна была передать тайну правящей Верховной жрице. Но когда она узнала о моем исчезновении и о том, что Аоши-нири, правящий Верховный, узурпировал власть, отменив традиционный порядок и объявив себя единственным Правителем, Оши-ниу передала все знания моей Ааш-шу. Вместе они открыли тайный Переход из Колонии в Мир Поющих Деревьев, а Переход в мой Мир Ааш-шу построила уже самостоятельно.
  - Она очень способная! - сказала Оши-ниу и погладила Ааш-шу по голове. И меня заодно - мы оба сидели у ног Оши-ниу. Почему-то близость шу-иннов больше не вызывала у меня такой острой реакции: мурашки по коже, в горле пересохло, и все. Как оказалось, то же самое произошло и с бывшими колонистами - сказалось влияние Перехода и нового Мира.
  Мы все находились в доме, который успели возвести за время моих поисков. Пока шла стройка, все прибывшие жили в шалашах и палатках, и шу-инны, и абинату, и колонисты. Да, компанию удалось собрать большую, потому что очень многие терпеть не могли Аоши-нири и не желали жить под его правлением, включая семью моей Ааш-шу: ее тешарон присоединился целиком, включая сестру. Из колонистов совершили Переход представители всех народностей, кроме киарру.
  Общественное устройство нового Мира только складывалось, но общим решением, в выработке которого участвовали шу-инны, абинати и бывшие колонисты, было отменено клановое деление, а Верховным правителем единогласно избрана Оши-ниу. Ее, так сказать, вице-президентом стал шои-вири из тешарона Ааш-шу. Впредь решили не передавать власть по наследству, а проводить всеобщие выборы. Явно сказалось влияние Ааш-шу, наслушавшейся моих рассказов о земной жизни. Я не стал говорить шу-иннам, что и у демократии есть свои минусы. Поживем - увидим. Кстати, переселенцы приняли общее название: "шоиби-атири", что означает "Люди Мира Поющих Деревьев". На языке шу-иннов, да. Похоже, что, несмотря на декларирование всеобщего равенства, шу-инны все-таки "равнее" прочих. Местного населения на этом материке не было, а тот народ, что жил за океаном, находился на самой примитивной стадии развития, так что, вполне возможно, шу-инны нашли замену своим абинати, ставшим свободными.
  В Мир Поющих Деревьев прибыли и наши с Ааш-шу Третий и Четвертый, так что в скором времени нас ждала церемония объединения в тешарон. Наш Третий - Ини-кири, друг детства Ааш-шу из клана Вдохновляющих и Радующих, уже успел сочинить парочку поэм о Переходе в Мир Поющих Деревьев. Честно говоря, я ни черта не понял в его творениях! Все-таки я не настолько хорошо знаю язык шу-иннов, чтобы возвышать свою душу, припадая к источнику чистой поэзии, поэтому верю на слово Ааш-шу, которая искренне считает Ини-кири одним из ярчайших поэтов своего поколения.
  Что яркий - то яркий: Ини-кири оказался очень высоким и неожиданно рыжим. Впрочем, в моем Мире он считался бы просто блондином: золотистые волосы и ресницы, светло-карие глаза - у шу-иннов такая внешность большая редкость. Ини-кири старше Ааш-шу на пару десятилетий, он всегда опекал ее и, узнав, что она шои-анба, надеялся, как я подозреваю, стать ее Вторым. На меня он посматривал с недоумением, но без зависти или ревности: Ини-кири существо на редкость добродушное и рассеянное, настоящий поэт, витающий в облаках, а свои возможные переживания по поводу несбывшихся надежд он наверняка излил в очередной поэме, а то и в нескольких.
  Четвертого нам выбрала Оши-ниу: Каи-шини из клана Знающих и Помогающих. Он был гораздо старше остальных и занимался как раз вопросами продолжения рода - очень практичный выбор. Каи-шини только что руки не потирал, глядя на меня, и я чувствовал себя лабораторной мышью, которую вот-вот потащат на исследования.
  Многое должно было измениться в нашей с Ааш-шу жизни.
  И в жизни всех шоиби-атири.
  Наше будущее было полно неизвестности.
  И каким оно станет - зависело только от нас.
  
  
  12. Послесловие издателя
  
  
  Эту рукопись прислал мне предприниматель Константин Лучинкин. Когда я, решив, что это его первый литературный опыт в жанре фэнтези, похвалил текст, он сказал, что история - реальная и записана его другом Александром Петраковым, который в настоящий момент находится в Мире Поющих Деревьев. Конечно, я не поверил. Да и кто бы поверил на моем месте? Тогда Константин пригласил меня к себе на дачу и показал место на лужайке, где он обнаружил контейнер, сделанный из неизвестного на Земле материала, с записками, письмом и фотографией. Теперь тут росло странное деревце с узкими серебристыми листьями и стволом, как бы составленным из нескольких тонких стволов, покрытых общей гладкой корой. На ветру листья чуть слышно пели звенящими голосами. Константин показал мне письмо, которое, как и рукопись, было написано синими чернилами на желтоватом пергаменте, потом прочел его вслух:
  "Привет, братан! Пишу тебе, чтобы поделиться радостью - у нас с Ааш-шу появился ребенок! Вернее, в нашем тешароне. Я помню, как ты поражался странностям семейной жизни шу-иннов, да и я сам не очень понимал, зачем непременно нужно четверо участников. Прямо как в анекдоте: сколько нужно шу-иннов, чтобы завести ребенка? Четверо: один вдохновляет, двое стараются, а четвертый дает советы. Это я шучу, конечно. А вот вторая шутка, в которой 80% правды: четверо взрослых с трудом справляются с одним младенцем! Сейчас наш (или наша, пока не ясно) Шаши-ниу учится ходить. Чувствую, что скоро побежит! Дитя на редкость резвое, смышленое и прелестное, хотя и хрупкое. Ты скажешь, что всяк свое дитя хвалит, но посмотри сам. Я специально заказал это изображение. Так что можешь за нас не волноваться, все хорошо. Ааш-шу шлет тебе привет. Поющее дерево - подарок от нас. Ты спросишь, как оно называется? У этих деревьев нет постоянного имени. Растут они на обоих материках, и туземцы называют их в соответствии со звуком, который издают листья под ветром, дующим осенью во время заката. Спасибо тебе за все, друг! Надеюсь, однажды ты сможешь побывать у нас в гостях".
  - Уж лучше вы к нам! - усмехнулся Константин, дочитав письмо. - Хотя было бы интересно.
  Потом он показал мне цветную фотографию ребенка, и я ахнул: это было действительно неимоверно прелестное существо, словно сделанное из белейшего полупрозрачного фарфора. Изящное сложение, белоснежная кожа, пепельные кудряшки, отливающие перламутром, выражение лица серьезное, губы сжаты, но огромные синие глаза, осененные белыми ресницами, смеются - просто искрятся смехом. Ребенок сидит на большой подушке, прислонившись к стволу такого же дерева, что выросло в саду Константина, и смотрит прямо в объектив. Справа и слева от него стоят какие-то фигуры, частично срезанные при кадрировании, так что видны только фрагменты синих одеяний и поддерживающие младенца руки: одна обычная человеческая, явно мужская, а другая - больше размером, сияющая, как лунный камень, с золотыми ногтями на длинных пальцах...
  (2020-2021)
  
  
  
  Краткий Путеводитель по Миру Шу-иннов
  
  
  
  Абинати - коренное племя Мира Горючих Камней, проживающее в Метрополии. Выглядят как обычные смуглые земляне.
  Абинати элита - специально выведенная группа абинати. Являются посредниками между шу-иннами и остальными обитателями Мира Горючих Камней, поскольку способны без обмороков выдерживать даже физический контакт с шу-иннами.
  Бивану - племя колонистов, представители которого выглядят как обычные земляне, но имеют кожу зеленоватого оттенка и такие же волосы.
  Другая сторона - таинственная родина шу-иннов, Изнанка Миров.
  Заэтану - племя колонистов, представители которого выглядят как обычные белые земляне.
  Киарру - коренное племя Мира Горючих Камней, проживающее в Колонии, представители которого имеют рога и вывернутые назад коленные суставы.
  Кии - кустарник, ягоды которого обладают легким наркотическим эффектом.
  Киюю - улитки очень крупного размера, обладающие металлизированными раковинами и чешуйками. Живут до 200 лет, очень прожорливы. Умеют "отводить глаза" преследователям. Пойманных взрослых улиток сжигают заживо, из расплавленного металла раковин отливают мелкие предметы. Молодь появляется раз в восемь-десять лет. Слизь молоди считается целебной: из отловленного в больших количествах мелкого молодняка делают лекарственную настойку.
  Кузако - животное, внешне напоминающее нечто среднее между овцой и ламой. Разводят ради шерсти и молока, которое идет на приготовление сыра.
  Момоги - племя колонистов, представители которого выглядят как обычные белые земляне с укороченными конечностями. Потомственные воины и охранники.
  Окои - большая хищная морская рыба.
  Ороно - домашняя птица, напоминающая наших кур, но высотой до полутра метров (от лап до гребня).
  Ча - рыба, живущая в соленом озере Киар. Редкий деликатес.
  Чури - животное, внешне напоминающее земную лошадь, но с длинными висячими ушами. Используется как тягловая сила и для верховой езды.
  Шаи-таи - Третий или Необходимый - один из четырех гендеров шу-иннов.
  Шои-анба - Первая или Изначальная - один из четырех гендеров шу-иннов.
  Шируку - основное средство передвижения у шу-иннов, по форме напоминающее каплю. Работает на солнечных или электрических батареях.
  Шоэвúя - слияние эо-шэнов, союз шои-анба и шуи-вири
  Шуи-вири - Второй или Неизбежный - один из четырех гендеров шу-иннов.
  Шуи-нау - Четвертый или Случайный - один из четырех гендеров шу-иннов.
  Шу-инн - господствующая раса в Мире горючих камней, пришельцы с Другой стороны.
  Эо-шэн - внутренняя огненная сущность шу-инна. Как выяснилось, присуща и землянам.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"