Миллениум... Метель на улице. Метель в обществе. Метель в мыслях. Метель в сердце...
Рассказ, занявший 1-е место в конкурсе "Рождественские истории - 2013" на литературном форуме: http://lady.webnice.ru/forum/
МЕТЕЛЬ
Замела, закружила Метелица,
Перепутала судьбы разные.
Мне и верится, и не верится,
Что в снегах скрыты чувства алмазные...
Размеренно стучат колеса по оледенелым рельсам. В нагретом вагоне электрички пахнет мандаринами, коктейлями "Трофи" и пока еще легким перегаром. Из тамбура вместе со стылым дыханием зимы тянет куревом. Сквозь мутные плафоны потолочных ламп сочится тусклый желтоватый свет. Монотонно дребезжит обогреватель под сиденьем. Даже сквозь теплые синтепоновые штаны отчетливо чувствую вибрацию. За окнами мелькает заснеженный лес. Метель. Стремительно сгущаются мучнисто-сизые сумерки.
На календаре тридцать первое декабря. А праздничного настроения ни в одном глазу. Хотя пить начали давно. Кто-то неделю назад. Кто-то с утра... Кто-то с полудня, едва успев выслушать сенсационное обращение президента - теперь уже бывшего.
"Дорогие россияне!.. Я устал... Я ухожу... С Новым годом! С новым веком!"
"Дорогие россияне" растерянно замерли перед экранами телевизоров. И Вас туда же, многоуважаемый Борис Николаевич! Что теперь? Всем спасибо... все свободны... Так? Вы нам, конечно, тоже изрядно поднадоели за последние годы, но... Кто такой Путин? Откуда он свалился на наши головы? Пока еще не поняли, зато в очередной раз почувствовали себя то ли на пороге... то ли попросту на обрыве. Миллениум...
В воздухе витает невнятная тревога. И показное веселье всем катаклизмам назло лишь усиливает напряжение. Судя по доносящимся из разных концов вагона дискуссиям, все вокруг возомнили себя политологами. Какой уж тут Новый год, когда такие дела в нашем королевстве творятся...
А я сегодня утром первый раз в жизни увидела эпилептический припадок. Какой черт понес меня в 10 утра на продуктовый рынок? Не могла купить кукурузу с крабовыми палочками по дороге на вокзал?
...Холод собачий, под ногами ледяные колдобины. Времени в обрез, а я мучительно медленно продвигаюсьв навьюченной пакетами толпе к нужной палатке. Встаю в хвосте длинной очереди, растянувшейся вдоль заледенелой витрины. Нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу, рискуя поскользнуться и рухнуть плашмя на радость изумленной публике.
Едва успеваю нарисовать в воображении себя любимую, распластавшуюся в грязном месиве посреди рынка, как впереди раздается характерный шлепок.А потом происходит что-то странное. Очередь приходит в движение -суетливоеи бестолковое. Слышу какие-то невнятные возгласы и, поддавшись общему настрою, инстинктивно отступаю назад. Очень вовремя. Стадное чувство иногда тоже бывает полезным, оказывается. Замешкайся я на долю секунды, и стоявшая передо мной грузная дама с огромным количеством пакетов оттоптала бы мне ноги.
Не понимаю, что именно происходит, но все это очень некстати. Не тая раздражения, собираюсь призвать окружающих к порядку и попроситьне задерживать очередь, но вдруг в образовавшемся проеме между спинами вижу ее. Замираю с открытым ртом, тут же забыв о прежнем намерении.
- Скорую! - Чей-то крик. - Вызовите скорую!
Совсем молодая девушка в модной серебристой куртке корчится на льду, неестественно изгибая тело в судорогах. Хрипит. Грудь колесом вздымается над асфальтом. Изо рта идет пена. Глаза закатились. Лицо какого-то жуткого синеватого оттенка.
- Это эпилепсия. - Снова невнятный возглас.
- Нужно ложку в рот вставить. Язык проглотит.
- На бок ее переверните! На бок!
А мне страшно. Очень. Невольно пячусь назад, упираюсь спиной в витрину. Руки дрожат то ли от холода, то ли от потрясения. Эпилепсия? Так вот как, оказывается, она выглядит на самом деле. Совсем не так как в сериале про подростков с улицы Деграсси...
- Фейерверки! Петарды! Хлопушки! Бенгальские огни! - врываются в сознание истошные вопли вломившегося в вагон торговца. Я-то думала, тридцать первого декабря даже продавцы фейерверков работают по укороченному графику и уж тем более не заезжают так далеко... Ошиблась. Кушать всем хочется, а у них перед Новым годом самая жаркая пора.
Мужчина с зажженным бенгальским огнем стремительно проходит по вагону. Тонкая спица фитиля шипит, искрится, рассыпается золотыми и серебряными брызгами. Красиво. Взгляд интуитивно цепляется за этот маленький осколок праздника, провожает его до дверей и скользит дальше по полупустому вагону. Кроме нашей нежданно-негаданно притихшей компании почти никого и не осталось.
...Ленка тихонько бренчит на гитаре, уткнувшись близоруким взглядом с тетрадку с аккордами. Галка мирно посапывает у меня на плече, стиснув в руках банку с недопитым коктейлем. Васька с Юлькой, как всегда, сидят в обнимку и о чем-то шепчутся, то и дело улыбаясь друг другу. Уже хорошо наклюкавшийся Дрюня настойчиво дергает за рукав то Генку, то Маринку, требуя выпить с ним за Новый год, за новый век, за Путина, за Ельцина... Да хоть за Буденного - главное, выпить!
- Маришенька! - заплетающимся языком умасливает он. - С Новым годом тебя! Солнышко ты мое ясное! С наступающим!
- Дрю-ю-ю-юнь! - стонет Маринка и пытается отодвинуть подальше от себя протянутую парнем бутылку с ядовито красной жидкостью - клюквенной настойкой. - Не могу я эту дрянь пить! Не могу и все! От одного запаха воротит.
Еще бы не воротило... Помнится, всего пару дней назад, поглотив перед новогодней дискотекой в универе не меньше литра этой бормотухи, наша Маринка признавалась в вечной любви белому фаянсовому другу в женском туалете, а на утро клялась каждому встречному поперечному, что до Нового года ничего крепче кефира в рот не возьмет. Не сдержалась... торжественно завалила вчера зачет по педагогике и снова назюзюкалась в ближайшем "пьяном дворике" до перерыва в биографии. Не одна она, кстати. Мы с Галкой тоже неплохо проспиртовались в честь первой сессии и приближающихся праздников... Отвратительный тандем - Новый год и сессия! Повальное пьянство в перерывах между зубрежкой. Издевательство над организмом...
Снова перевожу взгляд на Ваську с Юлькой. У них любовь! Настоящая, как в кино... И, кажется, все остальное их мало заботит: и сессия, и холод, и то, что время близится к пяти вечера, а мы все никак не доберемся до дачи...
Наверное, если бы рядом со мной был любимый мужчина, я бы тоже не заморачивалась на пустяках... Только нет его в моей жизни! Совсем-совсем! Мне вообще кажется, что я никогда больше не влюблюсь... И от этого так мерзко на душе... а еще немного страшно.
Мысли снова превратились в калейдоскоп воспоминаний... Я над ними категорически не властна сегодня. Глупая! Глупая девчонка! Живи и радуйся! Новый год! Чудесный, замечательный праздник! Самый веселый в году!
Более того, ты едешь с друзьями на дачу. Вас уже заждался маленький деревенский домик посреди заснеженного леса... Попасть туда на Новый год - будто окунуться в сказку. Добрую, старую, русскую народную... Пусть даже сказочные герои, в отличие от нас, не пьют ни клюквенных настоек, ни коктейлей "Трофи", ни "Советского Шампанского", не украшают стол пластиковыми тазами с оливье и тем более не взрывают пронизанную чудесами тишину петардами...
Словом, живи и радуйся. А нет... Может быть, утренний "инцидент" на рынке так на меня подействовал или я подсознательно сравниваю прошлый Новый год с тем, что запланировано сейчас...
Электричка замедляет ход. Из динамиков раздается очередной звуковой коллапс: скрежет, хруст, треск, за которыми почти невозможно разобрать слов. По крайней мере, у меня не получается.
А Васька торжественно громко объявляет:
- Ребят, пакуемся! Следующая наша.
* * *
Кажется, уже целую вечность мы стоим на привокзальной площади под гнутым козырьком автобусной остановки. Метель не стихает. Сквозь густую пургу с трудом просматривается высокий силуэт Новогодней елки перед входом в здание вокзала - и то лишь благодаря разноцветным огонькам гирлянды. Кроме нашей замерзающей компании, на улице ни души. Все нормальные люди дома сидят, телевизор смотрят, к Новому году готовятся. А мы все еще пытаемся добраться до Васькиной дачи. Гадаем, не отменили ли в честь праздника нужный нам автобус.
Ребята откупорили очередную бутылку клюквенной настойки. Мы с Галкой греемся алкогольными коктейлями "Трофи". Губы пристывают к жестяной банке. За Галку не поручусь, но у меня - точно. Лицо покрылось мерзкой ледяной коркой. На бровях и ресницах иней. Пальцы на ногах на грани обморожения. Не спасают ни теплые сапоги на меху, ни две пары шерстяных носков под ними.
- Вась, - отбивая зубами барабанную дробь, стонет Галка. - А если автобусов сегодня больше не будет, то пешком до твоей дачи долго идти?
- Намекаешь на перспективу встретить Новый год, замерзая на автобусной остановке? - пытаюсь язвить я. Получается довольно жалобно, а вовсе не ехидно.
- Девчонки, да не паникуйте вы! Сейчас наколдую я вам автобус. Не сомневайтесь! - Кому оптимизма не занимать, так это Дрюше - особенно после третьей бутылки. - Крибля! - Залпом опорожняет пластиковый стаканчик. - Крабля! - Достает из помятой пачки сигарету, торжественно демонстрирует ее нам и, таинственно улыбаясь, вставляет в зубы. - Бумс! - Чиркает кремнем зажигалки и прикуривает. - Ну, товарищи алкоголики, обратный отсчет пошел!
Мы мрачно наблюдаем, как Дрюша выпускает изо рта клубы дыма, как те, раздираемые снежным вихрем в клочья, рассеиваются в воздухе.
- И? - несколько Дрюшиных затяжек спустя фыркает Юлька.
- Подожди! Этот фокус всегда срабатывает. Как только закурю, так автобус приходит.
- Не в этот раз, - бурчит Маринка, но все же не отрывает полного надежды взгляда от дороги.
- Срабатывает не фокус, а закон подлости. И в данную секунду его апофеозом можно считать именно отсутствие автобуса, а не наоборот, - язвит Юлька, в очередной раз демонстрируя нам свою начитанность.
- Ну! За апофеоз! - поднимаю я банку с коктейлем и чокаюсь сначала с Галкой, а затем поочередно со всеми ребятами.
- С Новым годом! - истошно вопит Дрюша. - Лю-ю-юди! С новым счастьем!
- С новым президентом! - смеясь вставляет свои пять копеек Васька.
Мне наплевать на политику, но почему-то сейчас я считаю ее весьма удачным дополнением к праздничному столу.
- Боже царя храни! - ехидно и совершенно не к месту хмыкает Ленка.
- И Дедушку Мороза со Снегурочкой заодно, - принимает эстафетную палочку Маринка.
В снежную высь с оглушительным грохотом взмывается огонек петарды и тут же рассыпается на мириады золотистых брызг, искрящихся в колючем вихре снежинок.
- Ура-а-а-а-а-а-а! - вопим в один голос, поднимая вверх пластиковые стаканчики и банки с коктейлями. - Ура-а-а-а-а! С Новым годом!
Праздничное настроение стремительно врывается в душу, сметая унылые нотки со своего пути, словно невесомую шелуху. Как мало все-таки человеку нужно для счастья. Фейерверки и люди, с которыми ты можешь не бояться выглядеть глупо. С которыми вовсе не обязательно придумывать высокоинтеллектуальные темы для разговора. Которые любят и ценят тебя именно такой, какая ты есть на самом деле - не слишком умной, не слишком красивой, не отягощенной глубоким внутренним миром и мощным творческим потенциалом.
Какой черт дернул меня в прошлом году принять Машкино приглашение встретить Новый год у нее дома?
И что в итоге?
Я в окружении совершенно незнакомых людей, а заодно под прицелом высокомерного взгляда Машкиной прапрапрабабки, немилосердно взирающей на наше торжество со старинного портрета в массивной раме.Вокруг горы книг. Ими плотно забиты многочисленные полки на стенах в комнате, в коридоре, в прихожей. Они шаткими стопками громоздятся на фортепьяно, поверх шкафов и даже под столом. И это вовсе не какие-нибудь любовные романы в ярких обложках, а серьезные научные трактаты, редкие издания по истории культуры и искусства, классика или нечто совершенно уникальное - книжные раритеты, передававшиеся в Машкиной семье из поколения в поколение.
Но самое страшное -разговоры. Настолько высокоинтеллектуальные, что мне остается лишь молча стоять в сторонке, надеясь, что никому не придет в голову поинтересоваться моим мнением по затронутой теме. Что бы я могла им ответить?
"Тер-Оганьян? Вроде учится в параллельном классе... Художник? Ну что вы? Какой из него художник? Ах, не тот... Авдей, говорите? Нет, не слышала... А вот ТАК! НЕ СЛЫШАЛА! И про его антирелигиозный перфоманстоже.Репродукции икон порубил топором? Ого!"
"Мандельштам? Да, конечно, знаю. Значение его поэзии? Вы в своем уме?"
""Доктор Живаго"? Как же, как же... читала... в кратком изложении".
"Кустурица... Хм... Помощь зала? Звонок другу?"
"Товарищи, вам череп не жмет?"
Ой-ой-ой! Выпустите меня отсюда! Хотя бы на лестничную клетку покурить...
Стараясь не привлекать внимания, крадусь к выходу. И именно в этот момент из прихожей доносится звонкая трель, возвещая о приходе новых заумных интеллектуалов. Это, кажется, уже перебор... В Машкиной двушке и без них иголке негде упасть. Понимаю, что пора драпать. И не на лестничную клетку, а восвояси. Если повезет, успею попасть на Красную площадь до боя курантов... Открываю дверь, а на пороге Он...
Была ли это любовь с первого взгляда? Вряд ли. Но дара речи я на пару секунд лишилась однозначно. Все-таки не каждый день встретишь такого красавчика. А у Машки и подавно.Пронзительно-голубые глаза в обрамлении темных ресниц, худощавое лицо с мужественными, четко очерченными скулами, чувственные губы, сексуальные рельефы мышц, обтянутые тонким трикотажем под расстегнутой настежь курткой.
- Вы к нам? - подозрительно интересуюсь, преграждая гостю вход в квартиру.
- Ага, к Маруське. Саша, - протягивает мне ладонь с длинными изящными пальцами.
- Даша, - неловко отвечаю на рукопожатие, отступая в сторону. - Проходи. Раздевайся. Машка в комнате.
Пытаюсь, не наступив ни на чьи ботинки, протиснуться к двери.
- А ты куда?
- Покурить на лестницу. - Желание встречать Новый год в одиночестве, затерявшись в толпе на Красной площади, куда-то испарилось.
- Насколько я помню, у Маруськи дома не установлен запрет на курение, - смеется.
- Однозначно, - выразительно округляю глаза и киваю в сторону большой комнаты. - Машка там. - Выскальзываю за порог...
- А... а... автобус! - душераздирающий вопль Галки возвращает меня из Машкиной прихожей обратно на заснеженную остановку. - Держи его!
И вот мы уже, увязая по колено в снегу, бежим наперерез пузатому бело-голубому драндулету, "ровеснику века", истошно голосим и столь же отчаянно машем водителю свободными конечностями, боясь, что тот проедет мимо, перепутав потенциальных пассажиров с сугробами. Автобус тарахтит, ревет, словно готовый к списанию трактор, буксует на снежных заносах и, окатив нас снежной пылью из-под колес, притормаживает.
Пожилой водитель смотрит на нашу дружную компанию, как на гостей из Преисподней.
- Вы чего ж творите, хулиганы! Сами под колеса кидаетесь, а мне за вас срок мотать? - начинает он свою гневную тираду, едва перед нами со скрипом открывается передняя дверь.
- С Новым годом! - вскарабкавшись по лестнице, выкрикивает Дрюша, размахивая ополовиненной бутылкой настойки.
- С Новым веком! - голосим мы за его спиной, нетерпеливо приплясывая у дверей автобуса в ожидании, пока Дрюша освободит проход.
- Молодежь... - угрюмо ворчит водитель. - За проезд платить при входе. Кондукторша сегодня выходная. Один я тут... ни выпить, ни закусить.
Конечно, на трезвую голову и праздник не праздник. Кто же спорит...
Поравнявшись с водительской кабинкой, машинально окидываю взглядом пожилого мужчину. Глубоко посаженые льдисто-серые глаза, впалые щеки, испещренные глубокими морщинами, неприветливо поджатые губы под густой щеточкой усов с проседью, подрагивающий кадык над воротничком темно-синей клетчатой рубашки.
Глядя на водителя, я снова неосторожно даю волю воображению. Представляю, как он возвращается в пустой дом, не разуваясь,идетпо узкому коридору на кухню - темную и неуютную, непременно с незанавешенным окном над чуть теплой батареей. Выдвигает из-под стола колченогую табуретку и ставит на нее шуршащий целлофановый пакет.А потом начинает выкладывать на потертую, исполосованную лезвием ножа клеенку скудный набор продуктов, купленных для новогоднего торжества.
Разворачивается. Идет по коридору обратно в прихожую, оставляя на полу грязные лужицы талого снега, стекающего с ботинок. Вешает на крючок видавший виды пуховик, вынимает из кармана помятую пачку сигарет и зажигалку. Разувается, сует ноги в старые и, вероятно, удобные тапочки. Шаркая, бредет в комнату, включает телевизор. По нему непременно крутят "Иронию судьбы". И вот, наполнив дом звуками, этот человек снова идет на кухню готовиться к встрече Нового года. Эту ночь ему в очередной раз предстоит провести в одиночестве...
Грустно. Ведь даже если нарисованная мной картинка в корне неверна в отношении именно этого мужчины, все равно кому-то сегодня праздник - не праздник, а ночь, когда ты наиболее остро ощущаешь, что никому в этом мире не нужен.
Поддавшись сиюминутному порыву, я вдруг сама того не ожидая, достаю из кармана мандарин и протягиваю его на раскрытой ладони водителю.
- С Новым годом. Пусть он принесет Вам счастье! - Смущенно улыбаюсь и отвожу взгляд. Стыжусь своего нелепого жеста... Не оборачиваясь, иду по проходу в хвост салона, где уже вальяжно расположились на коричневых дерматиновых сиденьях мои друзья. Тепло.
...Чем-то этот человек напомнил мне моего школьного учителя английского. И дело не только во внешнем сходстве... У них глаза будто под копирку срисованы друг с друга: одинаково колючие, но в то же время затравленные и очень одинокие.
Ровно год назад, сидя глубокой ночью на Машкиной кухне, я рассказывала о нем Саше.
...Тусклый свет, струящийся сквозь красный тканевый абажур. Между нами стол под льняной скатертью в красно-белую клетку. Плетеная корзинка с засохшими хлебными крошками на дне и два изящных бокала с шампанским. Белая керамическая пепельница с одиноким окурком посередине.
Не отрывая взгляда от рыжего в коричневую крапинку фильтра, я неловко касаюсь кончиками пальцев хрустальной ножки фужера.
- Понимаешь, он на Новый год наши тетради с домашним заданием проверял... Сидел дома в одиночестве и придумывал чем бы заняться... И в этом весь он. Раньше всех приходил на работу, до открытия школы прогуливался по двору... Потом садился в своем кабинете, и так до позднего вечера...
- Ты слишком близко все принимаешь к сердцу, - мягко перебивает меня Саша, ободряюще сжав мои пальцы. - Неблагодарное это занятие, поверь. Всех людей счастливыми не сделаешь.
- Без "но"! Он взрослый человек, он сам выбрал такую жизнь!
- Разве это жизнь? Прозябание. А ведь это былумный, образованный и в глубине души очень добрый человек... Да, требовательный, да, резкий и правдолюбивый... Он нам столько дал, а мы... спокойно жили, веселились, когда емудействительно нужна была наша поддержка...
- Чем бы ты могла его поддержать?
- Не знаю... Да и поздно уже что-то менять. Он так и умер в одиночестве в своей квартире. И узнали об этом только через несколько дней. Может быть, если бы кто-то оказался рядом в тот момент, его бы можно было спасти. Как думаешь? Ведь случается же, что люди почти полностью восстанавливаются после инсульта...
- Ты удивительная девушка.
- Самая обыкновенная... - качаю головой. - Они все, - киваю на стену, из-за которой доносятся голоса Машкиных гостей, - гораздо удивительней меня.
- Глупости! Что в них удивительного? Гипертрофированный эгоцентризм и самолюбование? Нашпиговали мозги умными словечками, сделали вид, что занимают активную жизненную позицию, и теперь перекрикивают друг друга - один про Фому, второй про Ерему.
- Наверное... - неуверенно пожимаю плечами. - А я вот не знаю ни Фомы, ни Еремы.
- Зато ты знаешь Кузьму, но не вопишь об этом направо и налево.
Я побоялась разочаровывать Сашу признаниями, что Кузьму тоже не знаю. И с этого-то все и началось... Что он увидел во мне в ту новогоднюю ночь? Не знаю, но вовсе не заурядную школьницу, которой я была на самом деле. А потом я и вовсе спрятала настоящую Дашу где-то очень глубоко под ворохом умных книг, чужих цитат и мнений.
Находясь рядом с таким человеком, как Саша, невольно хочется ему соответствовать... Я старалась и все же с сожалением понимала, что не дотягиваю до его уровня. Планка была очень высока. Он - студент МГУ, диггер, талантливый фотограф, побывавший в таких отдаленных уголках мира, что я бы даже вряд ли сумела найти их на карте без посторонней помощи...
Затаив дыхание, я слушала Сашины рассказы об этнологических экспедициях на Чукотку, в которых ему довелось принять участие вместе с отцом, известным ученым-востоковедом, об охоте на моржей, о жизни северных народов, культуре чаепития на востоке, мифологии. А еще о загадочных тоннелях под Москвой, станциях-призраках, правительственных линиях метро, бункере Сталина и многом-многом другом.
Те три недели, которые были отмерены нашим отношениям, я провела в попытках стать интеллектуалкой. Даже "Доктора Живаго" прочитала и "Мы" Замятина. А еще выяснила все-таки кто же такой Авдей Тер-Оганьян...
Теперь с этим покончено. Я такая, какая есть. И если кому-то это не нравится, это их проблемы, а вовсе не мои. Рядом со мной именно те люди, которых мне не надо удивлять своей начитанностью и познаниями в современном искусстве. Только Саши рядом со мной больше нет и, наверное, по-настоящему не было никогда.
* * *
Автобус притормаживает у занесенной снегом остановки перед развилкой.
- Молодежь! На выход! - приоткрыв окошко, кричит нам водитель. - Дачный поселок "Юбилейный".
Мы суетливо подхватываем сумки и с громким топотом бежим к выходу. Выскакиваем из автобуса, застегивая на ходу куртки, натягивая варежки и шапки. Осознание, что цель нашего путешествия близка, открывает второе дыхание. Машем вслед отъезжающему автобусу.
- С Новым годом! - голосит Дрюша.
- Ура-а-а-а-а! - подхватываем мы. - С новым веком!
Старенький автобус скрывается в густой метели, оставив нас на пустынной обочине. Я растерянно озираюсь по сторонам, пытаясь угадать, куда нам шагать дальше, и где же он, этот пресловутый дачный поселок "Юбилейный". Вокруг бескрайняя снежная пустошь...
- Ва-а-а-ась, - дрогнувшим голосом зову я. - А ты уверен, что мы на той остановке вышли?
К счастью, у Васьки сомнений в нашем местонахождении нет. И это не может не радовать. Единственное "но": кажется, перед тем как добраться до его дачи, нам предстоит протопать не меньше пяти километров по заметенному снегом бездорожью. Потрясающая перспектива, особенно в такую погоду.
- А ты представь себе, что это, - Дрюша торжественно взмахивает пакетами, - и не снег вовсе, а... - загадочно улыбается и наконец, выдержав театральную паузу, душераздирающе орет: - Тополиный пух, жара, июнь! Небо такое звездное!
Точно! Жара! Пустыня Сахара в ста тридцати двух километрах от Москвы... Сейчас расплавимся в этом адском пекле!
...Бредем по пояс в снегу через поле к едва ли не мифическому домику на опушке леса. Метель. Ветер швыряет в лицо колючую снежную труху. Видимость нулевая. Время от времени останавливаемся и устраиваем перекличку, считаем пакеты и членов "заполярной экспедиции"... Проклинаем тот час, когда подписались на эту безумную авантюру.
- Мыс Челюскин на горизонте! - спустя вечность кричит идущий во главе колонны Генка. - Остался последний рывок, товарищи! Ура-а-а-а-а!
- Ура-а-а-а! - невнятно бурчим каждый себе под нос. Горизонт - это ведь так далеко...
И вдруг - о чудо! - выясняется, что все не так катастрофично, как казалось на первый взгляд, и мы действительно стоим у ржавых ворот садово-дачного товарищества. Открытая калитка поскрипывает на ветру, призывно маня нас войти. Вдали в мутной снежной пелене подрагивают желтые огни горящих окон.
- Это мираж, - мученически выдыхает Галка и обессилено падает на колени. - Мираж.
- Нет, это "Юбилейный"!
Секунда - и мы уже бежим по заметенной снегом тропе вдоль высокого забора, спотыкаемся, заваливаемся на колени, продолжаем путь ползком, принимаем вертикальное положение и снова падаем, но все же победно вопим, перекрикивая свист ветра.
* * *
Если у домов есть кости, то Васькина дача так же, как и мы, промерзла до костей. И, кажется, тяжелый масляный обогреватель, вытащенный из кладовки на середину комнаты, тепла совсем не дает. Одна радость - обшитые вагонкой стены надежно защищают от ветра и метели.
Пакеты с продуктами бесформенной грудой свалены у порога, а мы, не разуваясь и не снимая курток, толпимся вокруг радиатора, с жалобными стонами протягиваем к нему замерзшие руки.
Хуже всех Дрюше. Кто бы мог предположить, что этот неиссякаемый источник позитива пал жертвой моды и не чувствует пальцев ног уже не меньше часа. Даже в такой мороз он не сменил бронебойные гриндерсы с титановыми вставками на более подходящую нашему климату обувь. Теперь, чуть согревшись, он душераздирающе мычит, даже хнычет от боли, яростно требует натереть его спиртом. Не клюквенной настойкой, а именно спиртом. Где же его взять?
Постепенно жизнь налаживается... Столбик комнатного термометра неохотно ползет вверх, Дрюша притих в обнимку с бутылкой на диване. Ботинки с него сняли, обогреватель придвинули поближе к ногам. В воздухе витает стойкий носочный аромат. А мы старательно обживаемся.
- Водопроводные трубы во дворе замерзли! - мрачно объявляет с порога Васька. - Придется с бидоном к роднику идти.
- Или снег топить, - неуверенно предлагает Галка.
- Нет, снег топить не будем, - решительно отвергает это предложение Юлька. - Ребят... - многозначительно смотрит на Ваську с Генкой и кивает на дверь.
- Сгоняем, здесь не далеко, - безропотно соглашается Васька. - Бидон только к санкам привязать надо.
- А мы пока столом займемся, - подхватывая с пола пакеты, объявляет Маринка, когда за ребятами закрывается дверь.
- Эм-м-м... - Ленка, насупившись, смотрит по сторонам. - А как же елка? Какой же Новый год без елки? Я игрушки привезла... - почему-то хлюпает носом и вдруг поднимает на нас полные слез глаза. - Какой же Новый год без елки?
Я перевожу растерянный взгляд на единственного мужчину, оставшегося не при делах - Дрюшу. Скептически качаю головой, представив, на что нам придется пойти, чтобы заставить его сдвинуться с дивана. Да и бесчеловечно это - после всего того, что ему довелось пережить благодаря гриндерсам, снова выгонять бедолагу на мороз.
Вздыхаю - тяжело и обреченно. Другого выхода не наблюдается в обозримом будущем.
- Ладно, - угрюмо бурчу. - Топор, наверное, в сарае где-то должен лежать. Пошла я за елкой в лес.
Галка порывисто преграждает мне дорогу:
- Почему ты, а не он, например? Даш, ты девочка, а не железный дровосек!
- Он? - ехидно киваю на похрапывающего Дрюшу. - Он пойдет в лес рубить елку? Окстись, подруга.
- Вот ведь гад! - гневно фыркает Галка, но с дороги не уходит. - И все равно...
- Галь, а кто еще? Я единственная из нас шестерых, кто хотя бы топор в руках держал.
- Я с тобой пойду, и не спорь. - Решительно застегивает куртку. - Даже не думай спорить!
И почему ее не было рядом со мной год назад?
На самом деле была... Именно Галка взяла на себя миссию возвращения меня к нормальной жизни, когда Саша пропал в неизвестном направлении через три недели после Нового года. И пусть она в отличие от Машки не демонстрировала дружеское участие так рьяно, но зато и несуществующие слезы с моих щек не утирала. У нее были свои методы - гораздо менее унизительные и очень действенные.
* * *
- Куда идем мы с Пятачком - большой-большой секрет! И не расскажем мы о нем, о нет, о нет и нет! - пробираясь через сугробы вопим мы, силясь перекричать завывания метели. Галка идет впереди, а я, чтобы не поранить подругу лихо закинутым на плечо топором, замыкаю процессию. Жертвы нам сегодня ни к чему. Трагически постанывающего на диване Дрюши вполне достаточно.
- Га-а-а-аль, - зову, остановившись у невысокой пушистой елочки. - Как тебе эта?
Галка возвращается, придирчиво осматривает мою находку со всех возможных ракурсов и скептически кривит губы.
- Не, давай еще поищем. Маленькая она очень.
- Так мы большую-то и не дотащим. Не Гераклы все-таки.
Но Галка непреклонна. Шагаем дальше.
- Может, эту? - предлагает подруга. - Она вроде бы ничего. По размерам самое то.
На этот раз против я.
- Не, какая-то она кривая.
Продвигаемся вглубь леса, упорно высматривая в густой метели идеальный вариант елки. Не такая уж это и простая задача, как выяснилось. Минут через двадцать безуспешных поисков энтузиазма заметно поубавилось, но сдаваться ни одна из нас по-прежнему не желает. Топор на моем плече с каждой секундой становится все тяжелей, метель усиливается, сугробы вырастают с человеческий рост...
- Га-а-аль, - уже в который раз пытаюсь я перекричать ветер. - Нашла.
- И я! - вопит в ответ Галка.
Все бы ничего, только стоим мы у разных елок метрах в десяти друг от друга. Это мы уже сегодня проходили не раз. Я, подавив раздражение, отхожу от своей чудесной находки и, продираясь сквозь сугробы, устремляюсь к Галке. Критически осматриваю ее "хвойную протеже" и понимаю, что моя значительно стройнее и пушистей. Подруга мученически кривит рот и, бурча что-то себе под нос, неохотно двигается вслед за мной обратно, чтобы взглянуть на мою хваленую красавицу.
- Ну и где же она стройнее? - ворчливо интересуется, обходя вокруг елки. - Мне та больше нравится.
- А мне - эта.
- Посмотри, она с той стороны почти лысая.
- И вовсе нет! Не выдумывай...
- Присмотрись повнимательнее. Ой, подожди! Я, кажется, варежку уронила у той елки. Пойдем со мной. Заодно еще раз на нее взглянешь.
Не хочу я идти. И так за сегодняшний день половину Московской области пешком исходили. Капризно выпячиваю губу.
- Давай ты пока за варежкой сгоняешь, а я начну елочку рубить.
Кажется, Галка понимает, что я и с места не сдвинусь без этой елки, и пусть неохотно, но все же соглашается на мой план действий. Торжествующе улыбаясь, приступаю к делу.
Топор вспахивает снег вокруг ствола и едва касается древесины. Посапывая от усердия, разгребаю наметенный сугроб и снова пытаюсь срубить хвойную красавицу.
"Тюк... тюк... тюк", - разносится по лесу сквозь завывания ветра.
Пурга исступленно бьет в лицо. Шапка сползает на глаза. Поправляю ее и продолжаю орудовать топором.
- Фух, - шумно выдыхаю, когда елка с треском заваливается на бок. - Прекрасно. Га-а-а-аль! Я всё! - Озираюсь по сторонам. - Га-а-аль! - А в ответ лишь свист ветра. - Га-а-аль! Ты где?
Куда она могла подеваться? Не понимаю. Волоча за собой срубленное деревце, продираюсь сквозь сугробы. Вот она, Галкина елка. Или не она... Но очень похожа. А самой Галки нет. Снова кричу. Бесполезно. Вьюга гоняет мои вопли по лесу, не принося в ответ ничего кроме снежных вихрей.
Я снова куда-то бреду, в надежде отыскать будто сквозь землю провалившуюся подругу. Пурга сбивает с ног, швыряет в лицо колючую ледяную труху, оседает снежным прахом на бровях, ресницах и челке. Щеки жжет от холода... Надо возвращаться и звать ребят на помощь...
Поворачиваю назад, по-прежнему волоча по вздыбленному ветром снежному покрову срубленную елку. Падаю, увязнув в сугробе, и снова поднимаюсь. Метель слепит, уводит в сторону с намеченного пути, пытается навсегда заманить в свои ледяные объятия. Иду... бесконечно долго. Словно плутаю по заколдованному кругу. Кажется, об это поваленное дерево я уже спотыкалась...
- Га-а-аль! - кричу, голос срывается на сип... - Ну где же ты? - Да и сама я ГДЕ? Неужели заблудилась?
Метель уже не только в лесу, но и в мыслях. В голове мелькает калейдоскоп воспоминаний.
Вот я, маленькая и испуганная, бреду вдоль решеток ограждения, за которыми толпятся чьи-то чужие родители, дожидающиеся детей после Кремлевской елки. Взрослых так много, но я никак не могу найти среди них своего папу. Метель. Неловко прижимаю к себе красный пластиковый короб в виде Спасской башни. Он тяжелый, под самый шпиль забит сладостями. Зачем он мне, если я потерялась?
Оступаюсь и плашмя падаю в сугроб. Тяжелый топор выскальзывает из рук. Елку я уже давно где-то оставила. В лицо ударяет колючий снежный вихрь. Холод и усталость сковывают тело ледяным саваном. Не могу дальше идти... Да и куда? Озираюсь по сторонам... Где-то вдали, в густой снежной пелене мерещится желтая куртка Галки. Бегу вперед!
- Га-а-а-аль! - истошно кричу, боясь, что она не услышит. Голос эхом отражается от верхушек деревьев и возвращается ко мне. - Га-а-аль! - Желтое пятно рассеивается в снежной пыли. Прислушиваясь к завываниям метели, устало прикрываю глаза...
- Саш! Ты где? - тревожно озираюсь, стоя в полумраке заброшенной станции метро. Под ногами бетонные плиты, покрытые густым слоем пыли. Вперед уходят две шеренги необлицованных колонн. С потолка свисают покачивающиеся на сквозняке электрические лампочки. Пыльные и почти не дающие света.
- Саш! Это не смешно! - Голос дрожит. Тихо крадусь, заглядывая за колонны. - Саша!
Шаги гулким эхом разносятся по пустынной станции. Мне мерещатся тени за столбами. Воображение рисует мрачный силуэт Путевого обходчика - призрака, поджидающего меня в темном углу.
- Саша! - Слышу шорох за спиной. Резко оборачиваюсь. Никого.
Едва сдерживаюсь, чтобы не заскулить от страха. Вот она, оказывается, какая - заброшенная станция под Тушинским аэродромом... Станция-призрак, проезжая которую, машинисты увеличивают скорость до предельно возможной...
Снова шорохи. Потрескивает лампочка под потолком. Из зияющего чернотой тоннеля доносятся страшные, едва ли не потусторонние завывания. Судорожно стискиваю зубы...
- Саша!
- Тс-с-с-с! - Его губы мягко касаются моего уха.Руки обнимают за талию, притягиваютспиной к груди. - Не бойся, я здесь.
Открываю глаза, пристально вглядываюсь в окутанную снежной пеленой ночь. В лицо снова ударяет белый колючий вихрь. Повыше поднимаю шарф. Как глупо получилось... Заблудиться в лесу в новогоднюю ночь... Так умеет только Даша... И Галку тоже потеряла... Плутает ли она также в снежной пурге или нашла дорогу к Васькиной даче? Наверное, нас уже ищут. И срубленную елку я тоже где-то оставила... и топор...
http://i052.radikal.ru/1212/6b/77e6934fd048.jpg
Снова пытаюсь понять, откуда пришла. Выискиваю на снегу свои заметенные следы. Озираюсь по сторонам. Наверное, ровно в двенадцать кто-нибудь начнет взрывать фейерверки... Нужно только подождать и тогда будет ясно, куда идти. Чуть приподнимаю рукав куртки, обнажая часы на запястье. Всматриваюсь в темный циферблат. Нащупываю в кармане зажигалку, чиркаю кремнем. Огонек вспыхивает и тут же гаснет на ветру. Три с половиной часа до Нового года.
Обращение президента мне сегодня не доведется послушать и загадать желание под бой курантов тоже. Что я загадала в прошлом году? Совершенную глупость, несбыточную и нелепую... Встретить этот Новый год в обнимку с Сашей... Глупая, глупая девчонка... и желания у меня глупые.
Вдали мерещится желтый мелькающий между елок огонек. Сквозь свист и завывания метели слышу крик и сама кричу в ответ. Огонек скрывается в темных еловых зарослях. Бегу вперед, не разбирая дороги, ноги тонут в высоких сугробах. Падаю. Взгляд застит снежная пелена.
- Я здесь! Здесь!
Сижу в сугробе. Вслушиваюсь в унылый вой ветра. Всхлипываю. Достаю из кармана сигарету, пытаюсь прикурить. Крошеный язычок пламени вспыхивает, подрагивает в укрытии из ладоней и, не успевая опалить кончик сигареты, гаснет. Снова всхлипываю, ожесточенно чиркаю кремнем зажигалки. Сверхъестественная невезуха! Прикуриваю после едва ли не стотысячной попытки. В легкие устремляется горький сигаретный дым. Поднимаю глаза и замираю... Сердце сжимается то ли от радости, то ли от потрясения. Нет. Этого просто не может быть! Это бред воспаленного воображения... Так не бывает! Зажмуриваюсь, отчаянно трясу головой, чтобы отогнать видение. Из груди вырывается слабый стон. Открываю глаза. Галлюцинация не исчезла. И ко мне по-прежнему, продираясь сквозь метель и высокие сугробы, приближается Дед Мороз...
Белая борода развевается на ветру, полы длинной красной с белой оторочкой шубы волочатся по сугробам, валенки утопают в глубоком снегу. Машинально подношу сигарету к губам и затягиваюсь, не отрывая взгляда от сказочного персонажа. В лицо ударяет ослепительно яркий луч электрического фонаря. Перед глазами скачут искрящиеся на свету снежинки, заставляя меня зажмуриться.
- Ой, мамочка... - жалобно пищу, чувствуя, как сильные руки выдергивают из сугроба и закидывают на плечо мою замерзшую и уже, кажется, не совсем вменяемую тушку.
- Что бы сказала твоя мамочка, если бы узнала, что, пока тебя весь Юбилейный в лесу разыскивает, ты тут мирно покуриваешь, сидя в сугробе? - Даже сквозь завывания ветра мне удается распознать гневные нотки в голосе Дедушки Мороза. Похоже, он вовсе не в восторге от выпавшей на его долю чести стать моим спасителем.
Кстати, от него, как и положено, пахнет холодом, а еще почему-то табаком, дорогим парфюмом и алкоголем. Это наводит на определенные мысли и заметно проясняет сознание. Кажется, я не брежу... И румяный старец с белой бородой явился вовсе не из сказки, а из-за праздничного стола.
- Меня Даша зовут, - зачем-то сообщаю я, безвольно болтаясь у него на плече вниз головой. Изображаю мешок то ли с подарками, то ли с чем-то гораздо менее приятным.
- А я думал, за подснежниками, - язвит и вдруг неожиданно мягко добавляет: - Зла на тебя, Дашка, не хватает. Испугалась?
Замираю. Только теперь понимаю, что голос у Деда Мороза подозрительно знакомый и вовсе не старческий. Саша? Подобное предположение еще более нереально, чем появление Дедушки Мороза в подмосковном лесу, но я все равно его озвучиваю.
- Саша?
- Саша, сказал же... Везет нам с тобой, Дашка, на новогодние встречи.
Ошарашено молчу. В голове бессвязная мешанина мыслей. Зато метель, кажется, стихает. По крайней мере, не приходится перекрикивать свист ветра и пурга не столь исступленно бьет в лицо.
- Только баню натопили, веники дубовые в лохани замочили, вдруг влетает Васька - сосед. Глаза шальные, руками машет. Телефон, говорит, дайте, МЧС вызвать. Даша в лесу заблудилась. Думали, белочка его посетила в честь праздника. А нет... Оказывается, и правда, какая-то дурында за елкой в лес ушла и не вернулась.
- Мы вдвоем пошли...
- Вторую они своими силами обнаружили еще до того, как мы к поискам присоединились. Сидит теперь твоя подружка вся в соплях, рыдает навзрыд: "Дашулю волки съели". Какой-то пьяный перец ее успокаивает, говорит: "Там есть нечего, одни мослы. Не боись, найдем мы твою Дашулю. Не сейчас, так весной". Тоже мне утешитель выискался.
- Дрю-ю-юша, - ухмыляюсь я.
- Не знаю, Дрюша он или Хрюша вместе со Степашкой. Только девчонки на него с кулаками кидаются, вроде бы это он тебя надоумил в лес идти.
- Не-е-е, я сама, - гордо заявляю, продолжая висеть вниз головой на плече у Саши. - Может, поставишь меня все-таки на землю?
- Нет уж, Дарья Патрикеевна. На эту удочку я больше не попадусь. Есть у тебя отвратительная привычка пропадать в неизвестном направлении без объявления войны.
У меня аж дыхание перехватывает от такой наглости. И это говорит человек, который сам когда-то предпочел уйти по-английски, передав мне через третьи руки, что "любовь прошла, завяли помидоры, сандалии жмут, и нам не по пути"?
- Здра-а-а-асти, ёлка, Новый год! Это кто еще пропадает? Я, что ли?
- А кто?
Сама того не ожидая, я вдруг оказываюсь лицом к лицу с Сашей. Он не просто зол, он в бешенстве. Голубые глаза потемнели от гнева, губы сжаты в презрительную линию. Даже накладная борода Деда Мороза не в силах скрыть уничижительного выражения на его лице. Да какое он имеет право так на меня смотреть? И вообще в чем-то меня обвинять?
- Я? Ты в своем уме? - Голос срывается на крик, подрагивает от ярости. Стыжусь этого. И как никогда раньше понимаю, что сама себя втаптываю в грязь, пытаясь доказать бывшему парню то, что он и без меня знает. Никому из нас двоих этот разговор уже не нужен. Саша все для себя решил еще год назад, смалодушничал и даже не соизволил сказать мне в глаза, что я была лишь мимолетным увлечением. А я... до сих пор с содроганием вспоминаю, как, ссутулившись под гнетом Машкиного дружеского участия, постигала прописные истины... что я, конечно, замечательная девчонка, но разве можно было всерьез поверить в то, что такой парень, как Саша, влюбится в меня... что друзья уже притомились запоминать по именам его новых пассий - красивых и интеллектуальных... Поэтому даже не стоит голову себе забивать подобными бреднями. И да, Золушки выходят замуж за прекрасных принцев исключительно в сказках и голливудских фильмах. Это я-то Золушка? Смешно!
- Объясняться с ним? - многозначительно изогнув бровь, усмехается Машка и ободряюще гладит меня по руке. - Даш, не унижайся... Те объяснения, которые он может дать,тебе точно не нужны.
- Нужны, - упрямо противлюсь я.
- Зачем? Чтобы выслушивать его насмешки?
- Насмешки?
- А ты все еще надеешься на признание в вечной любви и предложение руки и сердца? Даша, где тебя такую наивную откопали? Я его сто лет знаю и, мне очень жаль, что я раньше тебя не предупредила. А теперь он специально уехал, чтобы избежать женских истерик.
- Маш, какие истерики? Я имею право, чтобы мне сказали о расставании, глядя в глаза, а не передавали через общих друзей.
- Поступай, как знаешь, Даш, только потом не плачь. - Машка поднимается с подоконника и, скривив напоследокгубы в ободряющей улыбке, уходит. Ее шаги эхом разносятся по пустынному коридору вдоль закрытых аудиторий. Сжав ладонями пульсирующие виски, я перевожу взгляд с ее темнеющего вдали силуэта на пакетсо свитером, который я пару дней назад забыла у Саши, и который он так благородно вернул мне через Машку, обозначив тем самым конец наших отношений...
Но мир, как выяснилось, невероятно тесен. Кто бы мог подумать, что Саша окажется соседом Васьки по даче? А тем более, что нам доведется встретиться с ним в канун Нового года в лесу... И ведь никто не может обвинить меня, что это я искала встречи с ним. Никто...
А тот приступ позорного малодушия, когда я в прошлом году, забыв про гордость и Машкины предупреждения, все-таки набрала Сашин номер телефона, пусть навсегда останется моей маленькой тайной. Хорошо хоть хватило ума представиться вымышленным именем, прежде чем Сашина бабушка высокомерно поведала мне, что "уважающие себя девушки не обрывают телефоны молодым людям..." Слушать продолжение ее нравоучительной тирады я не стала... Ни к чему все это. Машка оказалась права. Впрочем, как всегда...
- Это ты меня... - Боюсь повисшего на языке слова, но достойного или хотя бы менее унизительного синонима подобрать не могу. Отчаянно выискиваю его в недрах своего скудного лексикона и, наконец, сдаюсь: - Это ты меня бросил. Трусливо и жалко, совсем не по-мужски спрятался за спинами друзей!
Резко разворачиваюсь и, с трудом сохраняя равновесие, яростно продираюсь сквозь мохнатый заснеженный ельник.
- Стоять! - Слышу гневный рык за спиной. - Дашка! Юбилейный не в той стороне!
Вот черт! Возвращаюсь... Не такая уж я и гордая, наверное.
Остаток пути до Васькиной дачи мы проделываем, сохраняя гнетущее молчание. Я, коря себя за несдержанность, едва замечаю, и что метель почти совсем стихла, и что сама я едва жива от холода, и что нестерпимо ломит пальцы на ногах. Снова и снова прокручиваю в голове колкие и очень правильные слова, которые могла бы сказать Саше, но не сказала. А теперь уже поздно... Хватит! И без дополнительных выяснений отношений унизилась дальше некуда. Утешает одно - доберемся до поселка, разойдемся по соседним домам и больше никогда в жизни не встретимся...
Остановившись у ржавых ворот, Саша пускает в небо сигнальную петарду, призванную оповестить остальных членов поискового отряда об успешном завершении спасательной операции и пока я, позабыв о гордости и прежнем намерении побыстрее скрыться с его глаз, заворожено любуюсь, как затянутое серой пеленой небо окрашивается мириадами разноцветных огоньков, вдруг заявляет:
- Баня ждет Вас, мадемуазель.
Ушам своим не верю! Какая к черту баня?
- Зря ждет, - едко парирую в ответ, сворачивая в проулок к Васькиной даче. - Ладно, спасибо тебе за спасение. Правда, спасибо.
Саша молча следует за мной, не отставая ни на шаг. Заходит во двор, шагает по тропинке под окнами дома к крыльцу, отряхивает валенки и поднимается на порог. Видимо, опасается, что такая дурында, как Даша, может заблудиться и в трех соснах, точнее в трех яблонях. Ехидно фыркаю и, нервно сглотнув, распахиваю дверь. Как же стыдно перед ребятами...
Зареванная Галка с дикими воплями кидается мне на шею. Плачет. Дрюша храпит на диване. По дому разносится оглушительный рев, перемежаемый периодическими похрюкиваниями. Маринка визжит и, размахивая бутылкой со столь ненавистной ею клюквенной настойкой, летит ко мне, чтобы подобно Галке окропить слезами мою чудом спасшуюся тушку. Ленка играет на гитаре торжественный марш: нечто среднее между бессмертным творением Мендельсона и гимном России. Остальные, видимо, все еще в лесу...
- Девчонки, извините меня. Ладно? - бормочу я, виновато потупив глаза в пол. - Не знаю, как так получилось. Чуть Новый год вам не испортила... - Зубы отбивают барабанную дробь.
- А теперь, чтобы наша Дашка-потеряшка не свалилась с пневмонией, я все-таки настаиваю на ее, пусть даже насильственной, но транспортировке в мою баню, - подает за моей спиной голос Саша. Вот ведь настырный!
А Галка с Маринкой решительно пресекают все мои попытки отвертеться, посему после недолгих пререканий мне остается лишь покорно следовать за Дедушкой Морозом... И какая по большому счету разница, насупилась ли я при этом или наоборот всем своим видом олицетворяю безмерную радость... Главное, ведь пошла... Нет у меня все-таки гордости...
И вот она я, закутанная в белую простыню, сижу под потолком в крошечной темной каморке с закопченными бревенчатыми стенами. Под простыней - ничего. На голове серая фетровая буденовка с красной звездой на лбу. Физиономия тоже красная и лоснящаяся от пота. Писаная красавица, одним словом...
В котле потрескивают поленья. Пахнет замоченными в деревянной лохани дубовыми вениками. Аромат терпкий, чувственный, с легкой горчинкой. Из предбанника доносится какой-то подозрительный шум. Кажется, кто-то вознамерился составить мне компанию... И, наверное, я даже знаю, кто именно... Решил совратить невинную деву в обители греха и порока? Надеется, что за год я стала посговорчивей? Вот уж дудки!
Опасливо поглядывая на дверь, проверяю, крепко ли держится простыня на груди. Правда, держаться там особо не на чем, но не оголяться же перед Сашей из-за такой досадной генетической недоработки. Затянув простыню потуже, выуживаю из недр сознания остатки самообладания и снова перевожу взгляд на дверь, готовясь дать решительный отпор любому, кто осмелится посягнуть на мою честь. И тот самый "любой" не заставляет себя долго ждать. Считанные секунды спустя он появляется на пороге парилки. Ой, мамочка...
Заворожено и совершенно безвольно смотрю на его загорелый торс - мускулистый и очень притягательный. Сердце отчаянно колотится где-то в районе желудка, взлетает к горлу и ухает обратно. Его сумасшедший ритм гулким эхом отдается в висках. Дрожу... Взгляд скользит вниз по плоскому животу и замирает на тонкой полоске темных волос, уходящей вниз под простыню, повязанную на поясе...
Лоб покрывается ледяной испариной. Не могу дышать. Грудь судорожно вздымается, но воздух категорически не желает поступать в легкие. Дрожу всем телом... Жарко... В глазах темнеет... Крепко зажмуриваюсь, пытаясь побороть это наваждение... Безуспешно. Хочу, чтобы Он ушел... Пожалуйста, пусть Он уйдет. Распахиваю глаза и натыкаюсь на его горящий взгляд. Дрожу... Из груди вырывается слабый хрип... Стон... Мой?
Саша неторопливо с ленивой грацией хищника приближается ко мне. Чувствую запах его кожи и снова закрываю глаза. Замираю в предвкушении... чего-то... Я так скучала по нему... Гордость, где ты?.. Пожалуйста, пусть он уйдет!
Его пальцы осторожно касаются моего плеча, скользят по ключице, мучительно медленно опускаются вниз к краю простыни... Кожа горит под его прикосновениями...
- Не надо, - шепчу. Слышу отчаянную мольбу в собственном голосе. - Пожалуйста...
Пальцы замирают на полпути. Чувствую прерывистое дыхание у шеи... Он так близко... Очень близко...
- Пожалуйста.
Тяжелый вздох. Не мой - Сашин. Мгновение, и он отступает назад к двери. Слышу его шаги. Нервно сглатываю, боясь пошевелиться и взглянуть на него. Такая жалкая, никчемная, глупая... И вдруг в опустошенное сознание врывается оглушительный грохот. Вздрагиваю, испуганно распахнув глаза, и потрясенно смотрю на свежую продольную трещину на дверном косяке под крепко стиснутым кулаком. А сам Саша неподвижно стоит ко мне спиной, уткнувшись лбом в дерматиновую обивку двери. Что происходит? Не понимаю...
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем он разворачивается. Льдисто-голубые глаза смотрят на меня с нескрываемым презрением и даже издевкой. Сердце сжимается от боли. Отвожу взгляд, боясь выдать собственные чувства.
- Ну что ж, Дашенька, а теперь рассказывай, - присаживаясь рядом со мной, усмехается Саша. - Когда это я тебя бросил?
Молчу, судорожно вцепившись в край простыни и не отрывая напряженного взгляда от раскаленной докрасна каменной кладки. Не хочу я ничего рассказывать. Мне жарко, душно и еще я почти смертельно устала. А Саша понимает мое молчание по-своему.
- Нечего ответить? - Голос полон ядовитого сарказма и это я уже не могу проигнорировать, хотя надо бы.
- А зачем?
- Ну как же, ты кидаешь в мой адрес нелепые обвинения, друзей моих с какого-то бока приплетаешь. Должен же я понять ход твоих мыслей.
- Надо же! Не боишься больше женских истерик?
- Каких истерик, Даш?
- Тех, что ты хотел избежать, когда попросил Машку передать мне, что между нами с тобой все кончено!
- Что за бред ты несешь? - Какой-то он вдруг стал подозрительно спокойный. Не к добру это.
А у меня, наоборот, внутри все клокочет от ярости, усталость как рукой сняло. И теперь уже непонятно красная ли я от жары или от гнева вперемешку с обидой. Главное, не разрыдаться... Не дождется! Год назад не плакала, а сейчас и подавно не буду.
- Бред - это когда взрослый парень сбегает на край света, чтобы уйти от объяснений! Ты что же думаешь, я бы тебя на коленях умоляла не бросать меня? Руки бы заламывала? Проклинала бы всю твою родню до десятого колена? Вот это бред!
- Даш, не перекладывай с больной головы на здоровую. Никуда я не сбегал. Ты отлично знала, что на студенческие каникулы я еду с друзьями в Карпаты на лыжах кататься. И тебя, между прочим, тоже звали, а ты школу не хотела прогуливать. Теперь-то я понимаю, что дело было вовсе не в школе, а в том, что как раз в это время должен был вернуться из армии твой парень Дима.
- Дима? Дима - это мой брат.
- Как брат? - ошарашено уставившись на меня, переспрашивает Саша. Голос хриплый и будто бы надломленный.
- Так брат. Старший! Так что выстрел не засчитан. Ладно. Хватит. Спасибо за баню! - Неуклюже соскакиваю с высокой скамьи, едва не уронив на пол простыню. Ноги подкашиваются, дрожат колени, острые ноготки впиваются во вспотевшие ладони. Задыхаюсь...
- Даш... - Тихий голос за спиной. - Я не бросал тебя... И никого не просил что-то тебе передавать.
Все плывет перед глазами. Хватаюсь за косяк, пытаясь сохранить равновесие. Из груди вырывается невнятный хрип... Доля секунды - и на плечи ложатся горячие мужские ладони, притягивают меня спиной к крепкой, мускулистой груди.
- И... - Шепот. - Мне очень плохо без тебя, Даш.
* * *
Кремлевские куранты отсчитывают последние мгновения уходящего года. В бокалах пенится шампанское. Рассыпаются мириадами искрящихся брызг бенгальские огни. Минутная стрелка дергается и замирает, сообщая о наступлении Нового года. Из старенького черно-белого телевизора раздаются первые аккорды гимна России.
- Ура-а-а-а! - вопим что есть мочи. - С Новым годом!
Звон бокалов тонет в восторженных криках над праздничным столом.
Перевожу взгляд с экрана телевизора на Сашу. Он совсем рядом и - о чудо! - не тая нежности, смотрит на меня. Его рука по-хозяйски обнимает меня за талию, губы ласково улыбаются именно мне. Кажется, желание, которое я загадала под бой курантов год назад, сбылось. Метель подарила нам сегодня второй шанс, и теперь наше счастье зависит только от нас двоих...