Cледом за ним Михаил внес коробку и в нерешительности остановился посреди кабинета. Громадная фигура личного охранника с простоватым курносым лицом словно заполнила собой все свободное пространство помещения.
-Поставь сюда, - он раздвинул призы и ткнул пальцем в освободившееся место.
Золотая статуэтка сверкнула от соприкосновения с солнечным лучом и засияла в полумраке пирамиды с бронированными стеклами собственным внутренним светом.
-Так это из-за него столько шуму было? - Михаил насмешливо глянул на установленный предмет. - Две недели по всем каналам его делили.
-Пусть себе... Ступай, Мишенька, мне нужно побыть одному.
Он бездумно прошагал по кругу, потянулся всем телом и расслабленно опустился в кресло. Из нескольких зеркал на него искоса зыркнул исподлобья темным глазом усталый мужик в мятом льняном костюме. Но статуэтка, сияющая лучами славы, капризно требовала к себе внимания.
"Ну, и?.. Заполучил я тебя, дружок, и что из этого? Мне твоих соседей мало было? Вон их сколько. Конечно, приятно твое здесь упокоение. Но это лишь завершение еще одного проекта. А сколько еще идей ждет своего воплощения. Но почему всегда так пусто в душе после покорения еще одной вершины? Нет. Надо срочно браться за новое дело. Снова загорится, забурлит... Чтобы по окончании вернуться в это же кресло, в эту пустоту."
Глаза поднялись к потолку. Из щелевидных окон струились солнечные лучи. Сейчас они его раздражали. Он тронул кнопку пульта - и жалюзи поворотом лопастей рассеяли свет.
Этот кабинет он задумал сам. Когда архитектор впервые разложил перед ним эскизы нового особняка, в его голове прозвучала фраза: "башня из слоновой кости". Он произнес это вслух. Положил пятерню на один из флигелей и сказал: "здесь". На следующий день он увидел в подробных эскизах то, что окружало его теперь. Кабинет-башня с высоченными потолками и стенами, облицованными слоновой костью.
Здесь хорошо думалось в одиночестве. Высота потолков требовала соответствующих мыслей. А с этим проблем у него никогда не было.
Задумал он как-то заработать миллион долларов - и уже через три месяца после выплаты издержек и налогов чуть больше миллиона числилось на его валютном счете в банке.
Предварительно, конечно, он произвел обширную разведку: какой товар имеет и будет иметь спрос в ближайшее время; где его можно купить подешевле. Сам слетал в Гонконг, лично выбрал партию товара с помощью друга, жившего здесь с самого университетского распределения. Лично заключил выгодный ему котракт. Несмотря на попытки китайцев по-восточному утонченно навязать ему невыгодные условия, он сумел перехватить инициативу и по-европейски твердо настоять на своем. В последствии его деловые качества китайские партнеры высоко оценили и стали с ним сотрудничать на долговременной основе с максимальными скидками на цены.
Тогда, с пухлым контрактом в чемоданчике, он поехал в свой отель двухэтажным зеленым трамваем, который наблюдал до этого исключительно из окна своего длинного белоснежного лимузина, взятого в аренду для поддержания наилучшего имиджа. С интересом разглядывал с высоты второго этажа почти белый асфальт суетливого восточного города, мелькание ярких рекламных иероглифов, сверкающие чистотой витрины лавок и магазинов, уверенную езду разномастных чистеньких автомашин, энергичные движения маленьких узкоглазых людей. По возвращении в Москву некоторое время ему все казалось, что москвичи еще не проснулись: до того темпы здешние отличались от китайских.
Охрану подбирал в свою фирму - не бандитов с подмосковных просторов, а уволенных разведчиков и муровцев. Принимал на работу, лично беседуя с каждым, по рекомендации солидных людей. После одобрения шефа его Миша проводил собственное расследование, пришлось даже отсеять нескольких соискателей по причине их скрытой продажности. Но уж те, кто оставались - людьми были надежными.
С помощью университетского друга банкира оформил кредит под ничтожный официальный процент с приличным "откатом черным налом". Тогда это было возможно, при наличии солидного расчета планируемой прибыли и учредительных документов. Смешно вспомнить...
Закупил компьютеры последнего поколения, арендовал павильон на ВДНХ, распродал оптовыми партиями. Вырученные деньги вложил в нефть, ставшую на какое-то время бесхозной... и тэ дэ. Главное, не быть жмотом, демонстрировать аккуратность, держать слово свое и требовать того же от партнеров. Ну, а когда партнера "заносит" в нежелательную сторону, то Миша и здесь, уже со своей стороны, уладит конфликт с позиции, ну, скажем, ... безопасности.
Потом он почувствовал некоторое охлаждение к этому виду деятельности. Подумаешь, еще один ноль появится после уже имеющихся на счете!.. Поручил свой бизнес партнеру, разумеется под неусыпное око Миши.
...Написал роман - и тот стал бестселлером. Тоже не с ходу, а сначала год изучал прозу, отмеченную прессой и призами, внимательно вчитывался, чтобы понять для себя, что их объединяет, каков секрет популярности? Заказал даже компьютерную программу, через которую прогнал сотню романов.
По ключевым словам, по схожим фразам, по географии событий, по именам героев, по форме диалогов - вычислил формулу успеха. Оказывается, и в этой области все секреты в человеческих страстишках: тайна помистичнее, страх - чтоб аж до печеночки; любовь со словами покрасивше; кушание еды послаще с гурманоидным смакованием; пейзажиков там насовать с цветочками поярче; машинки - чтоб, значит, подороже; женщина должна быть хотя бы иногда женственной, ну а мужчина, желательно, чтоб не так часто впадал в панику и запах приличный источал.
А главное - чтобы страшной и богатой, всемогущей и беспощадной силе зла противостояли наши родные "совки" со всем нынешним гарниром: неритмичной мизерной зарплатой, женами-стервами, мужьями-пьяницами, коррумпированными начальниками, но и крепкой дружбой и крайне душевными, неподкупными содельниками. И чтобы мочили всех вокруг, но только не их, "своих", ностальгически родных и близких.
...Для разнообразия решил он попробовать себя в живописи. Написал портрет своего другу финансисту - в его рабочий кабинет - и вот уже картину застраховали на астрономическую сумму, и посыпались дорогие заказы. Он, конечно, сам уже не малевал - к нему приносили холсты молодые и голодные, после тщательного разъяснения мэтра, что нужно и как. А он подправлял и в углу на толстом слое краски выдавливал клеймо в виде замысловатого вензеля, в сплетении которого прочитывалось несколько букв; разумеется, осененных короной. Пришлось купить за приличные деньги звание академика живописи. Организовать мировое турне с выставками во всех богемных городах. На рекламу потратиться. Зато его талантливые ученики имели хорошие деньги, а его творческая мастерская - широкое международное признание.
Создал фильм от сценария до фестиваля - получил золотую статуэтку. В этом ремесле тоже есть свои секреты: сценарий по беспроигрышной схеме бестселлера, музыку от композитора знаменитого, оператор опытный, актеры известные и красивые... Пустить сочетание динамичных сцен с психологическими длиннотами, чтобы у зрителя сокращались не только мышцы тела, но и мозговые неровности. Заставить участников событий быть интереснее, умнее, энергичнее, чем они могут быть в жизни, чтобы указать направление роста. Подкинуть простеньким языком парочку абсолютно неразрешимых идей типа "а с какой стати?" или, скажем, "почему бы и нет?" и заставить персонажей помучиться, поразрешать совместно со зрителями. Ну, и конечно - больше денег и шире размах!
И еще один маленький, но пикантный секрет - во всех случаях он сам всегда в тени. Он - продюсер, организатор, вдохновитель. А в лучах прожекторов нежится всегда лицо подставное, уже имеющее в своем активе кое-какие творческие успехи. Он же - направляет потоки денег и мозгов, дозирует вдохновение, зажигает и тушит звезды, нейтрализует конкурентов и коронует достойных!
...Правда, была и еще одна причина, по которой он ушел из "чистого творчества". Никогда он не позволял себе опуститься до уровня ремесленника "холодной руки". После отыскания свободной ниши он разрабатывал свою золотую творческую жилу, самозабвенно и увлеченно, загораясь вдохновением.
Когда это состояние горения вдруг проходило, а работы оставался еще непочатый край, то ему приходилось прибегать к допингу. Вообще-то алкоголь он не очень-то уважал, но ради дела, ради вдохновения!.. Когда входишь в состояние надмирное, парящее, когда тебе легко даются неуловимые на первый взгляд оттенки и тончайшая игра разбуженного, расторможенного воображения... Когда ты ваяешь сложнейшие формы, которые сами собой тут же наполняются соответствующим многоплановым содержанием... Словом, именно то, что и отличает талант от ничтожной серости! В этом чудном состоянии алкоголь странным образом становился союзником творчества.
Но вот он стал замечать, что без допинга вдохновение уже перестало его посещать, и дозы неуклонно растут, и состояние здоровья начинает его беспокоить, сон стал тяжелым, а пробуждение ужасным. Депрессии своей разрушительностью ввергали его в панику. Близкие стали как-то подозрительно рассматривать его физиономию, демонстративно втягивать воздух на предмет наличия перегара, иногда даже позволяли себе посмеиваться над ним. Он уезжал куда-нибудь развеяться, набрать форму, но и на новом месте находились какие-то всегда существенные причины выпить. И вот в один совсем не прекрасный день от своего доктора он услышал позорное слово "алкоголик", и самое страшное, что оно относилось именно к нему.
В течение недельной мучительной борьбы с собой он решил, что пора остановиться, и позволил доктору провести курс иглотерапии по какой-то сложной тибетской системе. Кроме всаживания иголок в активные точки, над ним делали какие-то магические пассы, зажигали свечи и курили сандаловые палочки. Временами он впадал в нирваническую истому, растворялся в небытии, в каком-то слоистом переливающемся океане, и это пассивное состояние ему понравиться никак не могло своей неуправляемостью.
После процедур он заметил в себе острое желание скорей забыть всю эту мистическую чушь и с головой уйти в работу, благо идеи у него никогда не переводились. Тогда он приступил к реализации нового своего проекта. Роль таинственного генератора талантов ему пришлась по душе. Власть с лихвой заменила ему все прочие увлечения.
Звонок прямого телефона вернул его к действительности. По этому каналу ему звонили только самые близкие люди по самым важным делам. Пришлось поднять трубку.
-Виктор Борисович? - раздался незнакомый голос.
-Кто это?
-Судя по интонациям, вы, - сам себе ответил абонент.
-Может быть, позволите узнать, с кем имею честь?..
-Мое имя вам ничего не скажет. Сергей.
-Так как же вам, Сережа, удалось узнать этот номер?
-Не только вам дано прошибать стены.
-Прошибать? Зачем, когда есть двери, и они для меня открыты.
-Мне о вас все известно. Я даже досье на вас завел.
-И охота ерундой заниматься?
-Почему ерундой? У меня есть цель: выждать, когда вы споткнетесь, и обогнать вас.
-А что, на бегу не удается, Серег?
-У меня нет ваших связей и денег.
-Если вы изучаете мою жизнь, то должны знать, что начинал я с нуля и добился всего сам.
-Пока вы, уважаемый Виктор Борисович, гребли деньги и покупали связи, я писал. Отвлекаться от своего главного дела мне представляется... расточительством.
-Тем более, дорогой Сальери, ваши успехи должны стать заметными для публики.
-Так ты, гад, скупил все издательства и выпекаешь там только свои блины.
-Ложь. Я контролирую только половину издательств, и там всегда ждут новых талантливых авторов. Несут только в основном макулатуру. Наверное, и вы, неуважаемый грубый мой завистник, там отметились. И вам указали на дверь. Ничтожествам у нас делать нечего.
-Это я ничтожество? Да я пишу лучше тебя! Это все мои читатели признают! У тебя стиль корявый, абзацы по две страницы, длинноты неоправданные, сюжет размытый, герои тухлые.
-Ничтожество...
Он положил трубку и снова углубился в размышления.
"Этот Сальери напоминает меня самого в период первой влюбленности. Ах, как она тогда меня отшила! Всегда такая томная и задумчивая, вдруг бросила мне "ничтожество", и это словечко сработало, как удар плетью горячей лошадке. Пожалуй, до сих пор этот импульс действует во мне. Когда через пару лет я стал мастером спорта по теннису, взял все первые призы на олимпиадах, закончил школу с золотой медалью и поступил в университет, мы с ней снова встретились. Только тогда меня уже окружали девушки элитных пород, а она подзадержалась в своей задумчивой категории "человек обычный", по-научному - "хомо вульгарис"... Впрочем, я ей благодарен. Именно она открыла во мне эту бездну таланта... Да, женщина в жизни человека играет немаловажную роль..."
После первой серии своих опытов с женщинами он решил подытожить нажитое им самим, друзьями и классиками изучения вопроса. Результатом этой сложной научной работы, занявшей несколько месяцев, стал портрет той самой, единственной... Теперь, когда он знал, что ему надо, поиск стал направленным и сфокусированным. Его взгляд, раньше изучавший всех женщин и везде, перестал производить лишнюю работу, и сканирование представительниц противоположного пола включалось только в определенных местах. Он верил, что первый взгляд дает почти 90 процентов корректной информации, поэтому если в женщине сразу что-то напрягало, он заставлял себя гасить к ней интерес и продолжать сканирование. Во время этой ответственной работы он мог общаться с кем угодно, уже не впуская отбракованный объект в зону своего интереса. Тщательный отбор оставил шесть кандидаток с приличными очками. Но во время последнего отборочного тура, когда его тесты усложнились до предела...
Эта девушка, минуя все его научные препоны, взрывая схемы... только взглянула на него, столь изысканно робко, но при этом так открыто-нежно... В голове пропело: она.
Виктор подошел и, глядя в самую глубину ее зрачков, почти без интонаций произнес:
-Да-да. Именно так он и выглядит. Тот, о котором вы мечтали все эти годы. Ваш сказочный принц. Ваш неразлучный спутник жизни. Давайте я вас с ним познакомлю.
-Давайте, - ответила она тем самым голосом, которым и должна была обладать его избранница: мелодичным и чистым.
Виктор уже через полчаса вкратце описал ее будущее с некоторыми этапными деталями их взаимоотношений. Светлана позже часто вспоминала этот разговор, снова и снова поражаясь точному совпадению его пророчеств. Например, он предрекал три ее попытки диктовать ему свою волю и последующий провал этих ее инициатив, потом смирение со своим подчиненным положением, и то, что она найдет в этом некоторое замужнее удовольствие.
Он обозрел свои отражения в зеркалах. На этот раз собственный вид его удовлетворил. "В глазах, на высоком челе, во всем облике - ум! Интеллект. Талант! Гениальность. Нет, все же личность накладывает печать на внешность. Одень вот эдакого титана хоть в лохмотья - талант будет вопить из глаз, жестов, посадки головы, любого слова... И все-таки надо как-то встряхнуться. Это просто усталость. Это пройдет."
Он взял трубку телефона, набрал номер и услышал голос своего старинного друга:
-Вас очень внимательно слушают.
-Олег, ты все манерничаешь! Старый плешивый гнилой интеллигент.
-Витюша! Кхе-кхе... Приношу тебе весь комплект моих восхищений по поводу твоего нового приза. А картинка-то между нами, мальчишками, говоря, слабенькая: пшику много, а сути на пятак...
-И ты туда же! И ты в завистники...
-Что ты, Витенка, это мое частное мнение. Я же знаю твой потенциал. А здесь ты излишне сработал на публику. Это уже из области "чего изволите". Или, как говорят нынешние, "пипл хавает". В наших плешивых кругах говорят о тебе: "Ну, молодец, он уже научился творить и всем это доказал. Так когда же он начнет творить?!" Эй, ты там не обиделся на старого ёрника?
-Странно, но на тебя не обижается как-то.
-Это потому, наш юный гений, что я тебя продолжаю любить, даже когда ты штанишки свои снова запачкаешь.
-Слушай, Олег, а давай удерем куда-нибудь "типа двумя инкогнитами". Ты еще не разучился водить машинки? Сядем на джип по пересменке - и куда глаза глядят...
-Идея свежая, только кто меня отпустит? Я пока еще "государев человек".
-Я договорюсь.
-А, ну, если так, тогда оно конечно. В общем согласен.
-Вот удружил, вот ужо порадовал. Послезавтра! А?
-Согласен. Едем.
Тяжелый мощный джип летел по асфальтовой трассе где-то в глубине России. За толстыми стеклами мелькали встречные машины, перелески, деревни, села с белыми церквами, а в салоне почти в полной тишине разговаривали двое попутчиков.
-Тебе не кажется, Виктор Борисович, что мы слишком увлеклись в последнее время заграничными диковинками, в то время как в недрах нашего многострадального отечества имеется все, чем можно жить и питать наши чахнущие таланты.
-Сейчас покажется. Давай остановимся на пригорке, обозреем родные просторы и поклянемся в любви к отчизне.
Он действительно притормозил черного свирепого на вид автозверя, вышел из машины, заглянул в ближайший кустарник и затем вразвалку подошел к другу. Олег стоял в позе Наполеона, обозревающего поле Аустерлица. Виктор встал рядом и какое-то время рассеянно любовался широкими полями, кудрявыми лесами, россыпью селений и плывущими над притихшей землей в синих небесах диковинными кучевыми облаками.
-Велика Россия, а продавать уже нечего.
-Шутка не соответствует важности момента. Погляди - какая мощь, экая безмерная неисчерпаемая силища в этой земле, в этом народе, в этих масштабах. А если бы мы посмотрели на карте, что сейчас видим, то на целой простыне это была бы ма-а-ахонькая точка тридцать кэмэ на тридцать кэмэ. А что эту мощь держит?
Виктор шлепнул себя по лбу:
-Вот эта штука.
-Ошибаетесь, дражайший, - Олег показал рукой на белеющие там и тут свечи церквей и колоколен. - Вот это.
-Ты серьезно?
-Абсолютно, Витюшенька. Если в одночасье изъять все церкви и монастыри со всем их населением - в ту же секунду вселенная превратится в точку. В ту самую, из которой она вылупилась.
-Откуда такие сведения?
-Будешь смеяться, но со времен изучения квантовой теории поля.
-Это когда ты чуть крышей не съехал?
-Примерно.
-Так, может, все-таки сдвижка состоялась?
-Ах, полноте, любезный Виктор Борисыч, вы не на тусовке...- Олег погасил усмешку и уже серьезно произнес, - "Горе имеим сердца!" Не заземляй высокое напряжение, но используй во благо. Я для чего согласился ехать? Чтобы в какую-нито обитель заехать, да как порядочные классические предшественники там истины поискать-поспрошать. Как Пушкин, Достоев-ский, Гоголь, Леонтьев, Шмелев.
-Сомневаюсь я, Олег, что после революционных годочков сохранилось там искомое тобой напряжение. Скорей всего, бутафория музейная.
-Согласно моей теории, этого быть не может. Если вселенная еще не скукожилась в точку, значит ее держат. А если держат, то надо их найти. Они есть. Иначе быть не может. У меня такое предчувствие, что мы не только найдем, но нас ждет крупной величины открытие или переворот с хилой головы на крепкие ноги.
-Тогда в путь, соискатель истины! По коням.
По пути их следования возникали из-за горизонта и сияли золочеными куполами церкви и даже монастыри. Но Олег мотал головой: не здесь. И они неслись дальше. Олег листал карты областей, купленных им заранее. Уже две области они проехали и две "отработанные" карты вернулись в бардачок. Он командовал, куда сворачивать, разливал кофе, иногда сам садился за руль. Для остановок выбирали места на возвышенностях, чтобы "обозревать широкие дали и поднимать напряжение поиска".
После остановки в придорожном ресторане на обед они свернули на какой-то глухой проселок и мчались, поднимая клубы пыли, сквозь лесной бурелом. Несколько раз сворачивали на совсем уж глухие тропы, снова выезжали на разбитые проселки, иногда удавалось отдохнуть на отрезке хорошего асфальта. Виктор перестал спрашивать друга, полностью доверившись его чутью, только выполнял его штурманские команды и в пол-уха слушал пространные бормотанья о его "теории напряжения и держания" вперемежку с малопонятными фразами из церковных служб.
Но вот из-за кромки леса показался крест и засиял в лучах заходящего солнца. За поворотом забелели стены монастыря. "Здесь", - уверенно сказал Олег. Они подъехали к воротам и остановились.
Олег вышел, поговорил с кем-то через квадратное окошко в толстой крепостной стене, и ворота со скрипом открылись. Виктор въехал на территорию монастыря, впереди бежал бородатый монах в черной длинной одежде и показывал, куда ставить машину.
Виктор выключил двигатель и вышел из машины. Только цвиркание стрижей в небе нарушало тишину. После быстрого мелькания заоконных пейзажей здесь поражали вековая устойчивость и спокойствие. Он оглянулся. Два собора со следами недавних ремонтных работ, одноэтажные древние постройки с небольшими оконцами под наскоро залатанной шиферной крышей. Огород с ровными грядками кабачков, помидоров и огурцов. Кроме привратника, вокруг никого. Олег вышел из углового домика с седобородым старцем в черной монашеской одежде, с крестом на груди. Тот подошел, поклонился и глуховатым голосом произнес:
-Добро пожаловать. Сейчас братия на трапезе. Если желаете, можете покушать. А потом и ко мне приходите.
Олег повел его в здание из кирпича с облезлой побелкой. Покосившиеся двери скрипнули, и они вошли в полутемное помещение, где за длинным столом сидели несколько монахов и молча ели. Они подняли на вошедших глаза и снова продолжили безмолвное поедание пищи. Когда гости присели за край стола, к ним бесшумно подошел послушник с пустыми мисками и ложками. Бородатый сосед положил им пшенной каши с тертой морковью и сдобрил жиденькой подливой. В это время молодой монах стоя читал книгу.
Виктор вслушался в слова и через какое-то время ощутил в себе соединение всего этого: и скудную, но почему-то очень вкусную еду, молчаливых монахов, сосредоточенно - не поедающих пищу, а именно - трапезничающих; и обшарпанные стены с непривычно маленькими окнами, и иконы в углу, освещаемые огоньком лампадки. И это чтение старинной книги про невероятные похождения какого-то святого, монотонное, без эмоций, но глубоко уважительное. Все соединилось в гармонию, все всему соответствовало, ничего не вызывало отторжения, наоборот - полное доверие к этому действу, не лицедейскому, а совершенно подчиненному абсолютной чистоте и соразмерности. Это не поставишь, не срежиссируешь. Этим живут.
"Впрочем, что это я?.. - одернул себя Виктор, - живут здесь они, монахи; мое же дело подмечать и анализировать, хотя бы подсознательно, приготовительно."
Звякнул колокольчик, все поднялись и повернулись к иконам. Чтец отложил книгу и также монотонно прочитал благодарственные молитвы. Виктор вместе со всеми крестился, кланялся и удивлялся самому себе. С ним это происходило впервые, но казалось, что это уже было и составляло часть его жизни. Как воспоминания из детства. Как возвращение домой из долгого путешествия.
"Бывает и такое. Но это наваждение скоро рассеется, и мы трезво во всем разберемся."
Вместе с монахами они молча вышли из трапезной, и Олег напомнил, что их ждет к себе игумен Савва. Они подошли к угловому домику с куполом на крыше, по крутой деревянной лестнице поднялись к единственной двери. На ней скотчем была приклеена бумажка со словами молитвы: "Молитвами святых отец наших...". Олег старательно громко прочел молитву, и в ответ из-за двери они услышали "аминь".
Дверь открылась и впустила их внутрь келии, увешанной иконами, с множеством книг, стопками лежащих на полках, столе, подоконнике. В углу у окна стоял обычный стол, у стены - кровать, покрытая шерстяным одеялом; вдоль стен тянулись деревянные лавки. Игумен пригласил гостей сесть, сам же занял единственный стул.
-Как доехали?
-Благополучно, спасибо, - ответил Олег.
-Наша скромная трапеза вас устраивает? А то можно вам отдельно готовить.
-Ну, что вы, батюшка, очень даже хорошо.
-Жить можете в братском корпусе, а можно и в селе вас определить.
-Лучше, наверное, если вы не против, в монастыре.
-Хорошо, живите здесь. Службы у нас каждый день в семь утра и в пять вечера. Если это вам по силам, можете приходить. Трапеза после службы в полдень и в девять вечера. Если будут вопросы, обращайтесь или ко мне, или к любому монаху.
Игумен лично поселил их в келии с двумя кроватями и столом. Монахи внесли стулья и вешалку. Подлили воды в навесной оловянный умывальник над алюминиевым тазиком. Когда закрылась дверь и они остались одни, абсолютная тишина непривычно окружила их. Олег предложил умыться и сразу лечь спать. Так они и сделали.
Виктор, лежа на жесткой кровати, слушал мерное дыхание друга и тишину. В душе растекался безветреный и ясный штиль. Впервые за долгие годы. Он видел иконы в углу, оттуда на него, как родители в детстве на усталого от шалостей мальчонку, смотрели Иисус Христос и Божия Матерь, и, глядя на их лики, а потом только чувствуя на себе взгляды, а потом уже только светлый покой, он мягко погрузился в теплые воды спокойного сна.
Утренний луч солнца едва коснулся лица - Виктор проснулся свежим и отдохнувшим. Он плеснул водой в лицо и вышел наружу. Здесь сиял и звенел во все небо восход солнца. С высоты холма, на котором стоял монастырь, виднелись широкие поля, в низинах которых плыл и холыхался сизый туман. Серебристая роса умывала яркую зелень растений. Издалека слышались разноголосые переклички петухов и сонный лай собак.
Кругом никого, только на огороде согнутый пополам человек в черном неторопливо перебирал руками влажные листья огурцов. Виктор подошел к нему и поприветствовал:
-Доброе прекрасное утро! Вам тоже не спится?
Человек разогнулся, и Виктор увидел совершенно седого старика с длинной серебристой бородой. Мягкая улыбка и ясные глаза в лучиках глубоких морщин, сразу расположили к себе.
-Действительно, утро и доброе, и прекрасное. Как спалось на новом месте?
-Давно я так хорошо не высыпался.
-Здесь спокойно. А что там... устал совсем? Силушку подрастерял?
-Да, отец, растерял.
-Ничего, сынок, ты поправишься. Виктор - это же победитель, так что и победишь ты его.
-Кого?
-Недруга своего. Тут ты свою силушку и найдешь.
-Я что-то не совсем понимаю - какого недруга? Какую силушку?
-Поймешь. Не все сразу. А что сюда приехал, это правильно сделал. Твой Олег не ошибся. Ты на службы ходи, не стесняйся. Ко мне заходи, когда время будет. Поговорим.
-Зайду... А кто вы?
-Никто, - старик снова окутал Виктора своим лучистым взглядом.- Ничтожество...
Согнулся, будто в почтительном поклоне, и руки его принялись за привычную работу. Виктор с минуту наблюдал за ним, но ничего особенного не происходило: будничный труд земледельца. "О чем мне с тобой говорить, старик? Ты здесь, наверное, за обслугу."
Он вернулся в келию, сел за стол и пытался понять, что же такое произошло? "Перекинулся словечком со старичком-огородником, что он там такого наговорил? Да, он знает мое имя, Олега знает. Ну, это ему могли рассказать. Усталость заметил? Да все мы там усталые - ничего тут особенного. Что-то еще было... А, недруга какого-то мне надлежит победить. Уж не Сальери ли телефонного? Не зря же он про ничтожество... Вот это что-то новенькое. Этого он знать не мог. Здесь что-то не так. Началась мистика. Это даже интересно..."
Вдруг зазвонили колокола! Весело, мелодично. Видимо, звонарю это занятие доставляло молодецкую удалую радость. Заворочался и поднялся на своей кровати Олег, быстро окинул взглядом келию, улыбнулся другу и с хрустом потянулся. Бодренько собрался, умылся и потянул Виктора за собой:
-Сейчас такое будет! Соединятся земная персть с небесами.
-А нам что делать при этом?
-Наблюдать и восторгаться великой тайной. Здесь главное - приобщение, прикосновение...
Во время утренней службы они стояли сзади всех. Ничто не мешало Виктору наблюдать за происходящим. Перед иконостасом священники кадили ароматным дымом, возглашали призывы к молитве и пели молитвенные просьбы и обращения. Монахи углубились в себя, но при этом крестным знамением и поклонами соучаствовали в общей молитве.
Виктор пытался "приобщаться и прикасаться", разглядеть "великую тайну", но его творческое "я" совалось со своими аналитическими разборками, искало типажи, подбирало ракурсы, оценивало композицию и декорации... Он поднимал глаза к высокому полукруглому куполу, вглядывался в неземные лики Бога Отца, Иисуса Христа, Голубя - Духа Святого, святых, серафимов и херувимов. Но эта купольная, парящая небесность никак не воссоединялась в нем с тем, что происходило внизу, вокруг иконостаса.
Как он ни старался, но вот так, как монахи, отключиться от земного и улететь своим сознанием в небеса, Виктор никак не мог. За долгие годы он, пожалуй, впервые встретил в людях то, что ему недоступно. Это заставило его нервничать и более внимательно сосредоточиться на деталях, не упуская из виду целостность композиции.
"Да. Да! Мне уже понятно, что это действо цельно и великолепно. Некий гениальный режиссер задействовал все возможные средства: архитектурные объемы, святые лики икон, позолоту поверхностей, древний языковой образ, ароматы и дымы, колокольный звон и напевность молитв, соразмерность голосов, великолепные жесты и движения, некий неторопливый величественный ритм... Конечно! обращение к Богу требует от людей какого-то подъема, даже подвига. Но почему видимая часть действа так несоразмерно буднична по сравнению с Тем, к Кому оно обращено? Почему монахи не охватывают зрительно всю совокупность окружающего, а углубляются внутрь себя? Что они такое там в себе видят? Почему мои ощущения молчат? Почему мое сознание, как голодный пес в поисках добычи, рыскает, ищет опоры, но не находит ее в зримом и ощутимом? Почему между подразумеваемым и ощущаемым такая пропасть? Что за тайна вокруг меня? Почему это мне недоступно?"
Он оглянулся на Олега. Тот стоял рядом, также углубился в себя, наружно только повторяя общие крестно-поклонные движения. "Значит, он уже что-то понял, что мне недоступно. Он уже научился находить внутри то, к чему обращаются все эти чернецы..." Олег почувствовал на себе взгляд друга, ободряюще кивнул и снова... пропал. Виктор решил отложить решение этой головоломки на потом, а сейчас просто подробнее запомнить происходящее. Он максимально расслабился и погрузился в слух и зрение.
Странно, когда напряжение барахтанья в воде уступило место спокойному покачиванию на легких волнах, течение водного потока подхватило его и мягко повлекло в единственно правильном направлении: от истока к устью, от ручейка к бескрайнему океану.
Его всегда пугало это состояние подчиненности чьей-то воле и вызывало желание противиться. Но вот он отдался этому и вместо потери неожиданно получил приобретение. Парадоксально, но на какое-то время будто приоткрылась завеса тайны, и он одним глазком заглянул туда, где по-домашнему расположились окружающие его люди. Когда завеса перед ним снова опустилась, он не опечалился, а остался стоять на том же месте, сохраняя это внутри, боясь спугнуть тот огонек, который затеплился в нем.
Когда Олег подтолкнул его к священнику, держащему в руке большой крест, когда сначала все монахи, Олег, а потом и он приложились к нему, и он понял, что служба кончилась, то Виктор испытал даже некоторую досаду: таинство завершилась, надо сходить с высоты вниз.
После окончания службы они снова трапезничали под молитвы и чтение жития святого. И этот спектакль Виктору сейчас представялся гениальной постановкой, в которой низменное поглощение пищи, подзаправка, превращалось в освящение даров и благодарение за заботу о нуждах для продолжения жизни, предназначенной для чего-то очень высокого. Вопросы все множились, а ответов его рассудок выдавать не торопился. Тупеет он здесь, что ли?
Утреннего монаха-огородника здесь не было, на службе он его тоже не видел. Когда они выходили из трапезной, Виктор спросил у монаха, что за старик работает на огороде. Тот объяснил, что он духовник монастыря, архимандрит, человек легендарный и знаменитый на весь христианский мир.
"Вот так... А почему же он назвался ничтожеством?
Что они тут напускают мистику? Что за спектакль затянувшийся? И почему только я выпадаю из роли и участвую на правах статиста? Может быть, пора открыть карты и объяснить им всем, кто я и что могу?"
Виктор решил немедленно идти к старику. "Как там его зовут? Рафаил. Опять все не как у людей... Пора тут навести порядок. Заигрались ребятки."
Дверь келии старца открыл какой-то молодой монашек, впустил гостя внутрь и вышел. Старец поднялся с кровати навстречу. Виктор, как его учил Олег, попросил благословения, сложив руки ковчежком. Старец перекрестил его, поцеловал в плечо и вдруг сам упал перед ним на колени и поклонился в пол. Пока Виктор пытался осмыслить, что произошло, старец поднялся и, как ни в чем не бывало, заговорил:
-Служба наша тебе понравилась?
-Да, впечатляет. Если бы я, как режиссер, ставил этот спектакль, то использовал бы именно ваши приемы.
-Режиссер этого таинства - Сам Господь Бог. Это Он Духом Святым дает Церкви правила поведения. И чем меньше в таинствах человеческого, тем лучше.
-Вот только... Я себя чувствовал чужим.
-Это твой враг не пускает тебя к Богу.
-Какой враг? Как это не пускает? - слишком громко для этой келии воскликнул Виктор.
-Ты хочешь увидеть своего врага? - старец говорил тем тише, чем более распалялся собеседник.
-Я за этим к вам и пришел. Мне надоела вся эта ваша напускная мистика. Если у меня есть враг, то я должен его знать. Иначе как мне с ним бороться?
-Ладно, попробую тебе помочь. Присядь пока на стул. - Он повернулся к иконам и стал монотонно что-то проговаривать.
Среди множества малопонятных слов Виктор расслышал только после "мне": "немощному", "ничтожеству", "грешной земле". "За что это он так себя-то?" - успел подумать Виктор и замер: старик весь засветился, превратился в молодого красивого мужчину лет тридцати и... приподнялся и завис в полуметре над полом. Виктора обдал сильный жар, и он впал в бесчувствие...
...Сквозь улетающие вдаль тающие тени он расслышал голос старика:
-Что, сынок, сильно перепугался? - рука старца лежала на его пылающей голове.
-Так эта черная образина и есть тот самый мой враг? - услышал Виктор собственный голос как бы издалека.
-Он самый, - чересчур спокойно ответил старик.
-А эта пропасть, в которой кричат миллиарды людей?... - снова услышал он свой сдавленный шепот.
-То самое место, в которое он тебя заманивает.
-А почему это чудовище с таким страхом от вас убежало?
-Боится оружия, которое дал мне Господь.
-И что это за оружие такое?
-Самое мощное. А называется оно смирение.
-Так просто?
-Просто... И вместе с тем очень сложно, - вздохнул старик. - Это наука из наук. Вот уже больше полувека я, грешный, обучаюсь этой науке, а все еще младенец в ней. Когда начинал, не представлял даже, сколько во мне гордыни, как трудно будет ее выдирать из души. И если бы не помощь Господа - погиб уж давно... Да ты видел одного из малых врагов, а когда начинаешь его прогонять, на смену этому враги покрепче приходят. И тогда, если не смиришься до конца, не отдашься полностью на волю Божию - убьют. Так что просто только на словах.
-А что, воевать с ними обязательно?
-Нет, конечно. Можно сдаться в плен и тогда попадешь туда, где кричат. Так поступает большинство людей. Врагам только этого и надо. Страдания грешников в аду - это их пища, а аппетит у них отменный.
-Так что же получается, мой талант - это дело его рук? Этой черной образины? Он, так сказать, мой вдохновитель? Я-то всегда думал, что это - искра Божья.
-Враг сам ничего не может созидать, он - вор и лжец. Его ложь паразитирует на делах человеческих, обращая их во зло. Как только смирение подменяется гордыней, любовь - тщеславием или жадностью, так - благое дело превращается в злое.
-То есть опять все возвращается к смирению?
-Да.
-Так как мне научиться этой науке?
-Для начала в мыслях о себе замени слово "гений" на "ничтожество". Потом искренне поверь в это.
-А вот это, я думаю, будет сложно, отец Рафаил! Я ведь цену себе знаю.
-Еще нет. Вот когда ты поймешь, что все хорошее в тебе - от Бога, а все плохое - твое собственное, вот тогда и оценишь себя правильно.
-Значит, я - ничтожество? Но тогда разве я смогу вообще что-нибудь делать? Я уж не говорю, творить что-нибудь качественное. Если я - ничтожество, то и мои произведения будут ничем.
-Нет, наоборот. Созидает, творит - только Господь. Человек является как бы Его руками, инструментом, и чем меньше человек своей гордыней мешает Творцу, тем совершеннее получаются творения. Смиренно позволь Богу творить твоими руками, и Он, используя в полной мере данные Им тебе таланты, только приумножит их и усовершенствует...
Когда Виктор зашел в келию, Олег шепотом читал книгу, стоя лицом к иконам. Виктор повернул к себе обложку книги: "Молитвослов для мирян". Нет, он уже ничему не удивлялся, только хотел поделиться с другом происшедшим с ним... невероятным событием. Усадил друга напротив себя и после драматической паузы громким шепотом спросил:
-Ты знаешь, где я сейчас побывал?
-В гостях у старца Рафаила.
-В аду!
-Это образно, что ли?
-Какой там образно... Натурально. Я как бы отделился от своего тела и взглянул на мир другими глазами, духовными. Сначала увидел, как на мне, то есть на той моей части, от которой отделилась моя душа...
-Наверное, отделился дух - твоя вечная, Богом данная сущность. А тело с душой остались как бы в нашем измерении.
-Может быть, не знаю. Только на том, что осталось здесь, сидело такое мерзкое черное существо... Сначала оно хотело следовать за моим духом, но старец отогнал его, как он сказал, силой своего смирения. Старец взял меня за руку, и мы понеслись куда-то вниз, словно в пропасть. С каждым мигом становилось все темнее и страшнее. А когда мы остановились на краю пропасти, мне стало совсем плохо, но старец положил руку на мой лоб - и я стал видеть все вокруг. Так вот там в бездне громадной пропасти среди гудящих, ревущих языков огня я увидел множество людей. Миллионы, может быть, миллиарды!.. Они... нет не плакали, не рыдали, а именно вопили!.. ужасно все это! Над этими несчастными носились черные демоны и смеялись... просто выли от черной злобной радости. От этого места шли какие-то мрачные, тоскливые, безысходные излучения злобы. Если бы старец хоть на минуту оторвал от моего лба руку - я сразу же сошел бы с ума. Моментально сам бы туда свалился, в эту огненную пучину...
Виктора сотрясал ужас, с его перекошенного лица пот лил ручьем. Олег положил руку на плечо друга, тот благодарно кивнул.
-Затем очень стремительно, но ярко передо мной развернулись как бы панорамные картины. Они буквально впечатывались в мое сознание. В это время словно пелена упала с моих глаз, и я видел все, что вижу обычно, но только в живом истинном свете.
Видел я маленьких детей со злыми глазами завтрашних убийц и сразу за этим ужасные злодеяния, которые они совершат, нет, уже совершали. То есть их будущее жило уже в настоящем, как путь, который они выбрали в том своем еще младенческом возрасте.
Видел я прекрасных девушек с добрыми глазами, веселых и отзывчивых. Но льстивые красавчики с черными сердцами заманивали их в пропасть сладкими картинками мечтаний - и они увлекались этой ложью и падали в пропасть, где их принимали в свои объятия уродливые создания, состоящие из женских нечистот. Они при этом так вопили! Девушки от ужаса, а эти... ловцы - от злобного восторга.
Видел я солдат, шедших защищать свою родину, свою деревню, но в первом же бою обезумевших от крови и превратившихся в зверей, с упоением злобной мести рвущих врагов на части. И океаны крови с едкими испарениями, над которыми носились черно-красные жирные жабы с крыльями, жадно вдыхающие эти испарения, пожирая, как пищу.
Видел я множество суетливых человечков, которые работали, чтобы работать, а над ними громадных надсмотрщиков, внушающих им якобы достойные цели. Но я видел их гнусную ложь и рабское подчинение этой лжи и множеству ударов плетьми, погоняющих этих несчастных рабов, чтобы они ни в коем случае не задумывались, не искали истинного пути свободы.
Видел я любителей наслаждений, самых разнообразных: от грубого обжорства и пьянства до утонченного тщеславия. И здесь их заманивали сладостями, потом оплетали шелковыми сетями, а потом как пауки из мошек, высасывали из них душу, оставляя лишь пустую телесную оболочку.
Видел я гордых, которые чем бы ни занимались, творили только зло. Сначала им давали насладиться успехом, потом внушали мысль, что они лучше всех, а потом они отравлялись ядом гордыни, чернели, превращались в жутких монстров и с упоением творили зло.
Потом поднялись мы вверх, и как бы издалека я увидел красивый, сияющий нездешним светом, огромный город с постройками будто из драгоценных камней. Видел там людей, тоже светящихся, очень красивых. Старец, который превратился в молодого мужчину, показал мне вверх - и оттуда, как здесь от земного солнца, ярко сияло. Нет, никакими словами этого не описать! Нет таких красок на земле... Там вообще все не так, как здесь. Старец сказал, что там, откуда так мощно светит... Престол Иисуса Христа. Только пока увидеть мне его нельзя: сгорю, не выдержу. Но самое главное, что оттуда... как бы это объяснить?.. мощно так шло излучение счастья.
-Любви?
-Да, любви! Счастья, доброты, жизни, радости!
Потом старец вернул меня в свою келию в прежнее состояние. И заговорил о смирении, как о самом сильном оружии против этих демонов, как он их называл, врагов.
-Витюшенька! Да ты не представляешь, что он для тебя сделал!.. Апостол Павел именно вот таким восхищением на небеса и превратился из гонителя христиан в первоверховного апостола. Ты как, чувствуешь в себе какие-то изменения? - Олег жадно вглядывался в лицо друга.
-Знаешь что, почитай вот это вслух, - Виктор устало кивнул на молитвослов, лежащий на столе. - А потом мне у тебя еще столько расспросить надо. Ты уж мне помоги, друг.
На следующий день после причастия друзья брели по лесу. Могучие сосны, березы, осины с редким подлеском замерли в установившемся безветрии. На берегу извилистой речушки они присели на песчаный холм и залюбовались отражением небесной синевы с перистыми облачками в зеркальной речной глади.
-Удивительно все это, - голос Виктора звучал тихо, будто боясь нарушить эту раздольную спокойную красоту. - Мне кажется, что мы способны понять лишь каплю того, что с нами происходит во время причастия Святых Тайн. Это действительно очень таинственно и непостижимо для нашего поврежденного грехом рассудка, - он замолчал. - Сколько мы уже здесь?
-Сегодня седьмой день.
-А кажется, что полжизни.
-Это потому, что живем мы только тогда, когда воссоединяемся с Богом.
-Да, именно так. Сейчас мне кажется, что вся моя жизнь была сплошным заблуждением. Брал высоту за высотой, а оказалось - шлепался из одной лужи грязи в другую. Смешно вспомнить, что только недавно я серьезно считал себя гением, избранным... И вот, когда впервые осознал себя ничтожеством, наконец-то отрезвел. А ты знаешь, что это уже мое второе отрезвение?
-Это ты про свое пьянство? Ну, так это другое.
-Конечно, другое. Следом за опьянением вином последовало опьянение властью, день--га-ми, славой, своей якобы силой. А это было помрачение еще посильнее первого! Как я прочел вчера в Евангелии: "И привел тогда бес семерых сильнее себя. И это еще страшнее, чем было прежде." Эх, слушай, и образина!.. До сих пор страх пробирает, как вспомню. Я так думаю, что мне показали только малую часть того, что есть на самом деле. Пожалел меня старец. А то, на самом деле свихнулся бы.
Они погрузились каждый в свои мысли. Олег бросил в реку камешек. Он плюхнулся, по воде разошлись круги, и снова установилось спокойствие. На душе Виктора даже его воспоминания "схождения" после всплеска гнетущего страха успокаивались мысленными озарениями яркого небесного сияния... Тихое успокоение, мирное, светлое от причастия к океану бесконечной любви все-еще поглощало нечаянные возмущения. Это, наверное, пройдет, растеряется со временем в суете и отвлечениях, но пока оно есть, хотелось удержать его дольше, укрывая, охраняя всем возможным.
Всю обратную дорогу Виктор размышлял над словами старца о восстановлении монархии в России, о неких силах, которые выйдут из глубин русской соборной души наружу и совершат таинственное и невероятное чудо преображения народа. Несомненно его приезд в обитель как-то был связан с реализацией этой возможности. "Вам, молодым да крепким надлежит участвовать в этом промысле Господнем."
"Вот это работа нам предстоит, вот это размах, вот это творчество! Полетят вверх тормашками все нынешние ценности нашего общества, государства, демократии. Конечно, это возможно только с помощью сил Небесных и при их всемогущем участии. А сейчас надо готовиться, как готовятся силы противления этому. Только за нами сила не от мира сего.
Олег и в этом вопросе проявил свою скрытую до сих пор осведомленность. Обещал свести со знающими людьми. Ложь о нашей истории, ложь о русском народе, ложь - вот чем я жил, чем отравлял свои мозги и душу, в то время как другие охраняли истину, иногда рискуя свободой и жизнью. ...А сколько такого скрытого, истинного, живоносного еще произрастает в нашем народе! Сколько до поры до времени зреет и набирает мощь, чтобы подняться и в переломное время выйти на сцену апокалиптических событий. А я уж стал впадать в хандру, слепец! Тут столько работы, и в первую очередь ...над самим собой. Мне, русскому по крови, надо еще научиться быть русским душой. Но, право же, ради такого великого дела и жизни не жалко!"
И вот Виктор снова сидит в кресле своего кабинета. Напротив, в восточном углу, вместо зеркала - ряд икон с негасимой лампадой.
Михаил выполнил его задание и нашел-таки Сергея. Более того, узнал о нем очень немало. Парень он, хоть и обидчивый, и с апломбом, но честный и не из трусливых. Горяч, упрям, молод - но это обычно проходит. И пишет не "чего изволите", а из "русской истории". Живой парень-то! Сейчас он войдет сюда.
Первым порывом Виктора сначала было прочесть самому рукописи этого непризнанного гения и во что бы то ни стало опубликовать их. Ну, если не совсем понравятся, можно было бы подправить, благо золотые перья в его подчинении имелись. Нет, сейчас он поступит не так. Он, Виктор Борисович, поделится с ним своим открытием. Безусловно, Сергей с интересом выслушает его и станет единомышленником. Всю разрушительную силу его молодого тщеславия он сможет, обязательно сумеет преобразовать в созидательную силу реализации нового дела. Эх, Серега, ты еще и сам не знаешь, чем нам придется заниматься! Вот шуму-то будет! Но, как сказал старец, чего нам бояться, когда за нами такая силища!